        …вгений €ванович Ќосов. “свЯтские шлемоносцы

---------------------------------------------------------------
     <i>Џовесть</i>
     €збранные  произведениЯ  в  2-х  томах,  том  второй, изд-во "‘оветскаЯ
ђоссиЯ", Њосква, 1983.
     OCR и вычитка: Ђлександр Ѓелоусенко (belousenko@yahoo.com)
---------------------------------------------------------------


     € по ђусской земле тогда
     ђедко пахари перекликалисЯ,
     Ќо часто граЯли враны.

        "‘‹Ћ‚Ћ Ћ ЏЋ‹Љ“ €ѓЋђ…‚…"

        1

     ‚ лето, как быть  тому, ЉасьЯн косил с усвЯтскими мужиками сено. ‘олнце
едва  только  выстоЯлось  по-над  лесом, а ЉасьЯн  уже успел навихлЯть плечо
щедрой тЯжестью. Џод переменными дождЯми  в тот  год  вымахали луга по самую
опоЯску, рад бы поспешить, да коса не давала шагнуть,  захлебывалась травой.
‚ тридцать шесть  годов от роду силенок  не занимать, самое  спелое, золотое
мужицкое времечко,  а  вот поди ж ты: как ни тужьсЯ, а  без  остановки,  без
роздыху и одну прокошину нынче ЉасьЯну одолеть никак не удавалось - стена, а
не трава! “же в который раз принималсЯ он монтачить, вострить жало  обливным
камушком на деревЯнной рукоЯтке. Џо утренней росе с  парным  сонным туманцем
ловкаЯ обношеннаЯ  коса не дюже-то и тупилась, но при народе не было другого
повода  перемочь  разведенное плечо, кроме как позвЯкать оселком,  туда-сюда
пройтись по звонкому  полотну. Ђ заодно  оглЯнутьсЯ на  чистую свою работу и
еще раз  поудивлЯтьсЯ: экие нынче непроворотные  травы! € колхоз, и мужики с
кормами будут аж по самую новину, а то и на другой год перейдет запасец.
     ‚ышли хотЯ и всей бригадой, но кусты и облесьЯ не позволЯли встать всем
в один рЯд, и порешили косить каждый  сам  по  себе, кто сколько навалЯет, а
потом уж обмерить в копнах и определить сдельщину.  Џосчитали, что так  даже
спорее и выгоднее.
     ђадуЯсь  погожему  утру, выпавшей удаче и  самой  косьбе, ЉасьЯн  в эти
минутные  остановки со счастливым прищуром  озирал и  остальной белый  свет:
сызмальства  утешную  речку Ћстомлю,  помеченную  на  всем  своем  несмелом,
увертливом бегу прибрежными лознЯками, столешную гладь лугов на той стороне,
свою  деревеньку  “свЯты  на  дальнем взгорье, уже затеплившуюсЯ  избами под
ранним червонным солнцем, и тоненькую свечечку колокольни, розово и невесомо
сиЯвшую в стороне над хлебами, в соседнем селе, отсюда не видном,- в ‚ерхних
‘тавцах.
     ќто  глЯдеть  о правую  руку. Ђ ежели  об  левую,  то  виделась сторона
необжитаЯ,  не во всЯк день  хоженаЯ  - заливное буйное займище, непролазнаЯ
повительнаЯ чащоба в сладком дурмане  калины, в  неуемном птичьем посвисте и
пощелке.  “кромные  тропы  и  лазы,  обходЯ  затравенелые,  кочкарные  топи,
выводили  к  потаенным старицам, никому  во  всем  людском мире неизвестным,
кроме одних только усвЯтцев, где и сами, чего-то боЯсь, опасливо озираЯсь на
вековые  дуплистые  ветлы в  космах  сухой  куги, с  вороватой  поспешностью
ставили  плетеные кубари  на отливавшую  бронзой  озерную  рыбу,  промышлЯли
колодным медом, дикой смородиной и всЯким снадобным зельем.
     …ще с самой зыбки каждого усвЯтца стращают уремой, нечистой обителью, а
ЉасьЯн и до сих пор помнит обрывки бабкиной присказки:

     Љак у сгинь-болота жили три змеи:
     Љак одна змеЯ закликуха,
     Љак втораЯ змеЯ заползуха,
     Љак третьЯ змеЯ веретенка...

     Ќо выбирались пацаны из зыбок,  и, вопреки всЯким присказкам, никуда не
тЯнуло  их  так неудержимо,  как  в страховитую урему, что делалась  длЯ них
неким чистилищем, испытанием  крепости  духа.  Ђ став на  ноги, на всю жизнь
сохранЯли  в себе  уважение  к  дикому чернолесью. € кажетсЯ, лиши  усвЯтцев
этого никчемного,  бросового  закоулка  их земли, и многое отпало  бы от  их
жизни, многое потерЯлось бы безвозвратно  и  невосполнимо.  —то ни говори, а
даже и  теперь,  при  тракторах  и самолетах, любит  русский  человек, чтобы
поблизости от его жильЯ непременно было вот  такое занЯтное место, окутанное
побасками,  о  котором  хочетсЯ  говорить  шепотом...  ‡аймище  окаймлЯл  по
суходолу, по материковому краю сивый от тумана лес, невесть где кончавшийсЯ,
за  которым, признатьсЯ, ЉасьЯн ни разу не был: значилась там другаЯ  землЯ,
инаЯ округа со  своими жителЯми и со своим начальством,  ездить туда было не
принЯто, незачем, да и не с руки. ’ак что весь мир, всЯ ЉасьЯнова вселеннаЯ,
где  он обитал и никогда не испытывал тесноты и  скуки, почитай, описывалась
горизонтом с полдюжиной  деревень в этом круге.  ‹ишь изредка, в межсезонье,
выбиралсЯ он за привычную  черту, наведывалсЯ в районный городок  приглЯдеть
то  ли  новую  косу, то ли  бутылку дегтЯ  на сапоги,  лампового стекла, или
сменить поизносившийсЯ картуз.
     Људа текла-бежала  ЋстомлЯ-река,  далеко  ли от  краЯ ђоссии стоЯли его
“свЯты  и  досЯгаем ли вообще предел  русской  земли, толком он не знал, да,
поди,  и сам  Џрошка-председатель тоже того  не ведал. “свЯтский  колхоз  по
теперешним  отмерам  невелик был, кроме  плугов  да  телег,  никакой  прочей
техники не  имел, так что Џрошка-председатель,  сам местный  мужик, не  ахти
какой прыщ, чтобы все знать.
     Џравда, знал ЉасьЯн, что ежели поехать лесом и  миновать его, то сперва
будут ‹ивны, а за ‹ивнами через столько-то ден объЯвитсЯ и сама Њосква. Ђ по
тому вон полевому шлЯху  должен стоЯть Љозлов-город,  по-за  которым невесть
что еще. Ђ ежели  поехать мимо церкви  да потом  прЯмки,  прЯмки,  никуда не
сворачиваЯ, то на третьем или  четвертом дне покажетсЯ ‚оронеж, а уж за ним,
сказывали, начинаютсЯ хохлы...
     Ѓыла, однако, у ЉасьЯна в году одна тысЯча девЯтьсот  двадцать  седьмом
большаЯ отлучка из дому: призывалсЯ он  на действительную службу. ’рое суток
волоксЯ состав, и все по неоглЯдной желтеющей поздним жнивьем земле, пока не
привезли его к  месту  назначениЯ. Џопал он  в  кавалерийскую часть,  выдали
шашку с винтовкой, но за все времЯ службы ему не часто доводилось палить  из
нее  и махать  шашкой, поскольку  определили его  в полковые  фуражиры,  где
ничего этого не требовалось. Ђ  было его обЯзанностью раздавать поэскадронно
прессованные тюки,  мерЯть  ведрами пыльный овес, а  в летнее времЯ вместе с
выделенными нарЯдами косить и скирдовать военхозовское сено.  ‡а тем делом и
прошла  всЯ  его служба, ничего такого  особенного не  успел повидать,  даже
самого Њурома, через  который и  туда,  и  обратно проехали ночью.  € хотЯ в
Њуроме  и  останавливались  оба  раза,  но эшелон был затиснут между другими
составами,  так  что,  когда ЉасьЯн  высунулсЯ было  из  узкого теплушечного
оконца, то ничего не увидел, кроме  вагонов и станционных фонарей, застивших
собой все остальное.
     Ѓольше  всего  запомнилась  ему  дорога, особенно  обратнаЯ,  когда  не
терпелось  поскорее попасть  домой, а поезд все не  спешил, подолгу стоЯл на
каких-то полустанках, потом опЯть принималсЯ постукивать колесами, и окрест,
в обе стороны от полотна, простирались пашни и  деревеньки, бродил  по лугам
скот,  ехали куда-то мужики  на подводах, кричали и махали поезду такие  же,
как и везде, босые,  в неладной  обношенной одежде белоголовые  ребЯтишки...
’огда-то и запало ЉасьЯну, что нет ей конца и краю, русской земле.
     ‘лучалось, на  старых бревнах  говаривали  бывалые старики  про  разные
земли, кому где довелось побывать или про  то слышать, и  вот в такие вечера
ЉасьЯн, отрешаЯсь от своих дел и  забот, вспоминал, что кроме русской  земли
есть еще где-то и иные народы,  о которых на другой день при солнечном свете
сразу  же и  забывалось  и больше не  помнилось. €  если бы теперь  оторвать
ЉасьЯна от  косьбы  и  спросить, в какой стороне  должны  быть,  к  примеру,
китайцы и в какой  турки,-  ЉасьЯн  досадливо б отмахнулсЯ: "„елать, что ли,
окромЯ нечего, как думать про это". € опЯть с размашистой звенью принЯлсЯ бы
ходить косой.
     ‡а три  года солдатчины ЉасьЯн попривык к сапогам и, вернувшись, больше
не носил  лаптей, но  всегда плел свежую пару к петрову  дню,  к покосам.  €
теперь, обутый в новые невесомые  лапотки,  обшорканные о травЯную стерню до
восковой желтизны и глЯнцевитости, с легкой  радостью  в ногах притопывал за
косой,  выпростав из штанов  свежую выстиранную  косоворотку.  „а и  все его
крепкое  и  ладное тело,  взбодренное  утренней колкой свежестью,  ощущением
воли, лугового простора, неспешным возгоранием долгого погожего днЯ, азартно
возбужденное  праздничной  работой, коей  всегда считалась  исконно желаннаЯ
сенокоснаЯ пора,  ожидаемаЯ  пуще  самых хлебных  зажинков,-  каждый мускул,
каждаЯ  жилка,  даже  поднывающее натруженное плечо сочились этой радостью и
нетерпеливым желанием черт знает чего перевернуть и наворочать.
     ‘олнце  тем  временем  вон  как оторвалось  от  леса,  кругов  этак  на
пЯтнадцать, поменело, налилось белой каленой  Ярью. ѓлЯдит ЉасьЯн: забродили
мужички,  один за другим потЯнулись  к припасенным  кувшинам,  кто  к лесным
бочажкам. ЉасьЯн и сам  все еще задирал подол  рубахи,  чтобы обтереть  пот,
сочившийсЯ сквозь брови, едуче заливавший глаза. € вот уже и он не выдержал,
торчком занозил косье в  землю и,  на  ходу стаскиваЯ мокрую липучую рубаху,
побрел  к недалекой горушке, из-под которой,  таЯсь  в лопушистом копытнике,
бил  светлый  бормотун-ключик. ђазгорнув лопушье  и припав  на  четвереньки,
ЉасьЯн  то  принималсЯ  хватать  обжигающую  струйку,  упруго хлеставшую  из
травЯной  дудочки,  из  обрезка  борщевнЯ, то подставлЯл под нее шершавое, в
рыжеватой поросли лицо и  даже пыталсЯ подсунуть под дудку макушку, а утолив
жажду,  пригоршнЯми наплескал себе на  спину  и,  замерев, невольно перестав
дышать,  перемогаЯ остуду,  остро  прорезавшую тело  между сдвинутых  вместе
лопаток, мученически стонал, гудел всем напрЯженным нутром, стоЯ, как зверь,
на  четвереньках у подножиЯ  горушки.  €  было потом  радостно и  обновление
сидеть нагишом на теплом бугре, неспешно ладить самокрутку и так же неспешно
поглЯдывать по сторонам.
     Ћтсюда  хорошо  были  видны  сенокосные  угодьЯ  и все  косцы,  человек
двадцать, тут и  там  мелькавшие  рубахами  меж кустов  и куртин,  аккуратно
обкошенных  и  четко  выделЯвшихсЯ  темной  зеленью  на  свежей стерне. ’рав
свалили уже порЯдком, впору раздергивать валки, выстилать на просушку, вон и
ветерок заиграл, заполоскал листвой, и ЉасьЯн, застЯсь от встречного солнца,
поглЯдел в сторону села, не идут ли  на подмогу бабы. Џо уговору им отпущено
времЯ управитьсЯ по дому, но чтобы часам к одиннадцати быть на покосе.
     Ѓабы,  и  верно,  уже  бежали. ЉасьЯн сперва  не приметил их среди рЯби
рассыпавшихсЯ  по  выгону коров. Ќо  вот от стада отделилсЯ  пестрый  рой  и
покатилсЯ,  покатилсЯ  лугом. “же  и белые  платки стало  видать, и  щетинка
граблей замаЯчила над головами, а скоро и  бабьЯ галдеца донеслась до слуха.
‘пешат, судачат  крикливо на  весь луг, а за торопкой этой ватажкой -  хвост
ребЯтни, мал  мала  меньше.  “просились-таки,  пострелЯта,  выголосили  себе
приключение. „а  и  какому мальцу охота  сидеть в  опустевшей деревне, когда
приспел  сенокос,  когда  неудержимо  тЯнет  к  себе  парной  теплынью речка
ЋстомлЯ,  а  займище  полно землЯники  и  всЯкой лесной и луговой  забавы  -
цветов, стрекоз и птах.
     Џравда, ЉасьЯн  не  велел  поЯвлЯтьсЯ своей Ќатахе: на  восьмом  месЯце
ходила она уже третьим младенцем. ’ак что не очень-то перебирал глазами баб,
не  искал свою с узелком покосных  гостинцев,  какие  всегда  было  заведено
носить в луга об эту пору. ‘ вечера сам собрал себе торбочку: отрезал ломоть
сала, сунул горбушку крутого, недельного  хлеба, тройку Яиц, уже  по-темному
нащипал  в  огороде  перышек молодого лука да  заправил кисет жменей табаку:
всего-то  и  надо - раз присесть, перекусить одному накоротке. Ќо когда бабы
уже бежали зыбким, в две тесины мостком через Ћстомлю,  растЯнулись по нему,
все  видные  до единой,  вдруг  высмотрел ЉасьЯн  и  свою  Ќатаху. ‚от  она:
мелькает  белыми шерстЯными носками в легких чуньках, белый узелок в руке, в
другой руке грабли, а живот выше  мостковых  перилец. Џо животу, по кургузой
фигуре  и узнал свою. ‘ергунок с  Њитюнькой следом.  ‘ергунок,  старшенький,
восьми  годов,  смело   бежит  впереди   по  лавам,  хворостинкой,  играючи,
постукивает по встречным столбикам. Ђ Њитюнька, белоголовенький, как луговой
молошник, за мамкин подол держитсЯ,  видать, высоты боитсЯ.  ’ретий  годочек
пошел  только, впервой ему и мосток  этот, и сама ЋстомлЯ,  и  всЯ  дорога в
займище.  ‚се  ж молодец парнишка: три  версты от дому своим ходом пробежал,
мать-то  уж навернЯка не пособлЯла, на руки не брала. ‚он  как пыхкает, куда
бежит такаЯ, дурьЯ голова, мало ли чего с ее положением...  Ћх и упорна, все
по-своему  повернет  -  говори,  не  говори...  Џобранил  ЉасьЯн  Ќатаху  за
своенравие,  а у  самого  меж тем  при  виде  ее полыхнуло  по  душе теплом,
мужицкой гордостью: пришла-таки!
     ђаботать, конечно,  он  ей не  дозволит,  пусть под кустом  с  ребЯтами
посидит, в кои-то разы повалЯетсЯ на воле,  какаЯ с нее  помощница, но зато,
как и другие, всей семьей вместе будут. € ЉасьЯн, отшвырнув  цигарку, крупно
пошагал, почти побежал навстречу, на ходу напЯливаЯ обсохшую рубаху.
     - Џапка! Џапка-а! -  уже горланил и мчалсЯ, завидев ЉасьЯна, старшой, и
его  колени  дробно  строчили, вымелькивали  среди ромашек  и  колокольцев.-
Џапка! Њы пришли-и!
     Њитюнька тоже кинулсЯ  бежать к отцу, но  не  одолел  травы, запуталсЯ,
плюхнулсЯ  ничком,  канул  с  головой,  будто  в  бочаг,  завопил  горласто,
басовито. ЉасьЯн отыскал  по  реву, цапнул пЯтерней за  рубашонку,  подкинул
враз оторопело примолкшего парнишку, по-лЯгушечьи растопырившего кривулистые
ножки, и, поймав на лету, сунулсЯ  колючим  подбородком  в мЯгкий живот.  Ћт
этого прикосновениЯ к сынишке уже  в который  раз за  сегоднЯшнее утро все в
нем  вскипело  буйной  и пьЯной радостью,  и он,  вжимаЯсь щекой в  сдобное,
пахучее тельце, утратил дар речи и лишь утробно стонал, всей грудью  выдыхал
нечто лесное, медвежье: "мвав! мвав!", как  тогда,  под струЯми  родникового
ключа. Њитюнька  же, позабыв  свои минутные  слезы, счастливо  закатилсЯ  от
щекотки, немощно  отпихиваЯсь  обеими  ручками  от горЯчей кудлатой  головы,
пинал ножонками в грудь, в лицо, хватал отца за уши.  Ђ  когда тот насытилсЯ
лаской, мальчонка тут же,  как ни в чем не бывало, цепко, привычным  манером
обхватил  крутую  ЉасьЯнову  шею и  завертел  белой  одуванчиковой головкой,
озираЯ неведомый ему заречный мир с высоты отцовского плеча.
     - —его пришла-то? - запоздало строжась, глЯнул ЉасьЯн на жену остывшими
от забавы глазами.- ѓоворил же...
     - „а это они все: пойдем к папке, пойдем да пойдем.
     - Њало ли чего они... ‘ама должна понимать.
     - „а  и как было не пойти? ѓлЯну, глЯну в  окошко, все  идут. ’ак ждала
этого днЯ...
     ЉасьЯн перехватил  из  ее рук узелок, бугристо набитый  чем-то  теплым,
духмЯным.
     - ќто гостинчик тебе,- поЯснила Ќатаха.
     - Ђ грабли зачем? €ли еще не натЯгалась?
     - џ  ж думала,  забыл ты их. ‘мотрю  утром, грабли  дома.  „ай,  думаю,
снесу, а то как же без граблей-то?
     - Ќу  да, ну да, мели, а Я поверю,- с укором гуднул ЉасьЯн.- €ли  Я тут
рогулю не срубил бы. ЋбошелсЯ бы и без граблей.
     -  „а  ладно  тебе, ЉосЯ.- Ќатаха обхватила ЉасьЯнову руку, повисла  на
ней, заглЯдываЯ в лицо.- €ли не рад, что ли, нам?
     -  Ќу ладно, ладно  нежности разводить,- озирнулсЯ по сторонам ЉасьЯн.-
€дем к месту, раз уж пришли.
     Ќа своей обкошенной  делЯнке он опустил на землю Њитюньку, сложил к его
ногам узелок и,  завернув  беремок уже обвЯлой медово  истекавшей  кошенины,
отнес его под куст краснотала.
     -  ‚о! ’ут сидите,- приказал  ЉасьЯн, расстилаЯ траву в  тени.- Ќа-кось
тебе,  ‘ергунок,  ножичек,  поиграйсЯ.  ‘вистульку  вырежи. ‘ебе  и  Њитрию.
‘мотри, не зарони.
     - Ќе-е! - обрадовалсЯ ‘еренька, обеими руками принимаЯ от отца заветный
складничек.- џ его покамест в карман спрЯчу.
     - Ђ никак дырка в кармане?
     - ЉакаЯ дырка? - засмеЯлась Ќатаха.- ’ы, отец, и не видишь, что у твоих
сынов штаны новые?
     - ѓлЯнь-кось! - изумилсЯ ЉасьЯн.- Ђ Я и  правда не вижу. Ќу-ка, ‘ерень,
повернись, поглЯжу.
     ‘ергунок, засунув  руки  в  карманы,  горделиво прошелсЯ в новых штанах
туда-сюда.
     - € Я! € Я в новых! - потребовал к себе вниманиЯ младшенький.
     - „ак и ты!  Ќу, герои! Ќу, молодцы!  - похвалил отец.-  € в  каком  же
таком магазине куплены такие хорошие штаны? „а еще с карманами!
     - ќто мамка нам сшила.
     - Ќеужто мамка? - опЯть нарочито изумилсЯ ЉасьЯн.- ќкаЯ рукодельница  у
нас мамка!
     - ‚чера дошила,- радостно закраснелась Ќатаха от своего же признаниЯ.
     - Ќа руках? - продолжал играть ЉасьЯн.- Ќу, чудеса! Ђ как магазинские!
     - Њашинкою оно б поладней вышло. „а уж какие получились.
     - Ђ чего? •орошие штаны! Ќу, давай,  Ќатаха, займись с ими,-  кивнул он
на  ребЯтишек.-  Џить захотите, вон  горушка, а под нею ключик.  ’ам и  Ягод
полно, позабавьтесь.
     - ѓде? Џа, где Ягоды? - новострилсЯ ‘ергунок.
     - „а  вона, вишь бугор! ЏрЯмо обсыпан  весь. ‹ожись на живот и ешь. Ќу,
давайте,  давайте,  делайте чего-нибудь. Ђ  то  Я вон  сколь времЯ потерЯл с
вами.
     …ще  издали   нетерпеливо  примериваЯсь   глазами,   жадно   целЯсь   в
незавершенный прокос, ЉасьЯн  поплевал  на руки и выдернул  из  земли косье.
—увствуЯ,  что за  ним  наблюдают  домашние, он,  превозмогаЯ  боль в плече,
молодцевато, одним духом выбрил закоулок между двумЯ куртинками ивнЯка и уже
было собралсЯ без  всЯкого  роздыха сделать  новый  зачин, как, обернувшись,
увидел  позади  себЯ Ќатаху. Ќасунув  на  глаза платок, она негнуче, бугрЯсь
тЯжким   животом,   неловко   накидывала    грабли,   пытаЯсь   раздергивать
неподатливые,  уже успевшие слежатьсЯ пласты кошенины. ‘ергунок  с Њитюнькой
тоже вовсю старались, пыхтЯ, загребали  еще нехваткими руками сырую траву и,
зарывшись в ней с головой, тащили и раскладывали на полЯне.
     - Ћго, Я сколько! - радостно звенел голос Њитюньки.- Њам, мам, поглЯди!
     - Ђ ну, брось! Ѓрось!  - осерчал ЉасьЯн, подбегаЯ к  Ќатахе.- €ли времЯ
свое не знаешь?
     Ќатаха приостановилась, оперлась о держак.
     - „а Я,  ЉосЯ, легонечко.- Љруглое ее  лицо жарко румЯнилось под слабой
тенью косынки.- ’рава паритсЯ, а Я сидеть стану.
     - ѓлЯди, девка, не шуткуй мне с этим.
     -  „а  не бойсЯ  ты!  —удной, право!  ђазве  это трудно  -  граблЯми-то
шевелить? Џарню одна польза от этова, когда не сидеть.
     - Љакому парню? - не понЯл ЉасьЯн.
     - Љак это какому! Ђ который будет.
     - Ђ ты почем знаешь, что парень?
     - „а  уж  знаю. Џоди,  не впервой. џ-то ваш  завод  за три  месЯца чую.
„рачунов.- Ќатаха сдернула на затылок платок, открыла мужу усмешливое лицо.-
€ли уже не нужен парень-то?
     - —его городишь пустое?
     —тобы скрыть толкнувшую его отцовскую радость, ЉасьЯн полез за кисетом.
‘люнЯвЯ Языком цигарку, он кивнул на ребЯтишек:
     - ѓлЯди-ка, косари наши стараютсЯ. ђаботнички! Ђ Њитька, Њитька-то, ну,
пыхтун!  - €,  смЯгченно толкнув Ќатаху в плечо, сказал: -  Ќу,  ладно... ’ы
смотри тут, не  дюже-то... Ђ Я пойду покошусь. ‘ена-то  нынче какие,  а? ќх,
благодать-то!

        2

     —асу  в  двенадцатом,  когда  уже  припекло  невмоготу,  косари  начали
разбредатьсЯ по кустам, по семейным  сижам. ЉасьЯн, докосив свое,  побег еще
помочь Ќатахе разбросать валки, а  когда и с этим управились, велел кликнуть
обедать пацанов, которые успели улепетнуть на бугор по Ягоды. ‘ам же пошел к
мужикам, не терпелось поглЯдеть, у кого сколько накошено.
     ‚оротилсЯ  он,  когда Ќатаха  уже  выложила  свои  покосные гостинцы  -
бутылку  молока  длЯ  ребЯт,  черепушку томленной на  сале  картошки, дюжину
румЯных пирожков, лоснившихсЯ, отпотевших от собственного тепла.
     ЉасьЯн довольно хмыкнул, увидев пироги: когда и напечь  успела! Ћднако,
вытащив из куста и свою торбочку, объЯвил:
     - „авай, Ќатаха, собирай все это. Њужики к себе зовут.
     - Ђ может, одни посидим?
     -  Џошли, пошли.- ЉасьЯн  подхватил  Њитюньку  на  руки.- —его  мы одни
будем. Ќехорошо сторонитьсЯ.
     Џод разметавшимсЯ кустом калины в тучных набрызгах завЯзи,  где устроил
свой стан €ван „ронов, колхозный бригадир, уже собралась  целаЯ ватага. Ѓабы
отдельной стайкой примостились по одну сторону калины, мужики  -  по другую,
размеренно развалЯсь и так и этак, покуривали в прохладной траве. ‚ стороне,
не  видимый  на жаре и солнце, потрескивал, дрожал светлым  пламенем большой
бездымный  костер,  распаленный  ребЯтишками.  Ќа   рЯдне,  разостланном  по
выкошенной палестинке, горкой высилась складчина: снесли  вместе  и навалили
безо всЯкого порЯдка Яиц, бочковых огурцов, отварной солонины,  охапок лука,
чеснока,  картошки, сала,  и все  это вперемешку с пирогами  всех  фасонов и
размеров - серыми, белыми, ржаными, кто на какие сподобилсЯ.
     - Њир  вам, люди  добрые,- чинно поклонилась Ќатаха  и выложила  и свою
снедь на общую скатерть.
     - „авай, давай, ЌатальЯ, подсаживайсЯ.
     - Ћх  ты,  пир-то  какой! -  подал  из-под куста голос косец  „авыдко.-
’ридцать три пирога с пирогом, да все с творогом! “жли все одолеем?
     - Ђ чево ж не одолеть? - откликнулись бабы.- ‚раз и умолотим.
     -  Ћй  ли...- засомневалсЯ „авыдко, дочерна запеченный  мужик в серебре
щетины по впалым щекам.- Ћно ведь о сухую траву и коса тупитсЯ...
     Њужики сразу понЯли „авыдкин уклон, оживленно поддержали:
     - „а уж надо бы... тово... длЯ осмелки.
     - Ћно, конешно, смочить начатое дело не помешало бы.
     - Ћх! ‘разу и за свое! - дружно накинулись, зашумели бабы.- Њочильщики!
‘перва управьтесЯ, а тади и замачивайте. ‘казано: конец всему делу венец.
     Ќо „авыдко тут же оборол бабью присказку своим присловьем:
     -  Ћднако  и говоритсЯ:  почин  дороже  овчин.  Ђ уж почин нынче куда с
добром!
     - „а уж чево там! - закивали мужики.- ‚ кои годы такое видано. Џо таким
сенам оно бы от самого правлениЯ магарыч поставить.
     - ‡а таким-то столом и  чарка соколом,-  вставил свое слово  и  дедушко
‘еливан,  одинокий старец, тоже поохотившийсЯ  наведатьсЯ в  покосы - кому в
чем помочь поелико возможно, а больше пообтиратьсЯ  среди мужиков, вспомнить
и свое былое, прошедшее.-  Ќе перечьте, бабоньки. „орого не пиво, а изюминка
в ем. ‚ одном селе живем, а за одним столом не каждый день сиживаем.
     -  Ќу  раз  такое дело,- подбил разговор €ван „ронов.-  ’огда вот чево.
Ѓери, „авыдко, моего мерина, вон, вишь, в воде на  песках стоит, да  скачи в
сельпо.  ‘кажи  продавщице, что, мол,  шесть  бутылок в  долг  до  завтра. Ђ
завтра, скажи, бухгалтер отдаст
     - Ђ ежели не отдаст, заупрЯмитсЯ?
     - Ћтдаст, говорю. „ело артельное. Џотом на веревки спишет.
     - Ѓумажка какаЯ будет? - заколебалсЯ „авыдко.
     - ‚алЯй без бумажки. ‘кажи, „ронов просил.
     - Ђга, ага. ’огда уж спрошу десЯть головок. —его уж дробить.
     Њаленький  щуплый  бригадир  дернулсЯ книзу  щекой, как делалось с  ним
всЯкий раз, когда ему попусту возражали.
     - ‘казано: шесть! - отрезал он, насунув белые ребЯчьи брови.
     - •ватит и этова,- поддержали бригадира женщины.
     - „а Я ж за вас и хлопочу. ‘ вами вон нас коль.
     - ЋбойдемсЯ, таковские.
     -  есть  так  шесть.-  Џосыльный  поднЯлсЯ, поддернул  штаны.- „ай-ка,
ЉасьЯн, твою торбу.
     Ѓосой „авыдко побежал трусцой к реке.
     „ело было затеЯно,  пусть и праздное, а потому никто не притрагивалсЯ к
еде, одних только детишек  оделили пирогами да крутыми Яйцами, и те побежали
на бережок Ћстомли. ‘ами же мужики уже в  который раз принимались за курево,
в неторопливом ожидании  наблюдали,  как „авыдко, засучив  штанины,  ловил в
реке  мерина, не  дававшего  себЯ обратать, как  потом  долго водил  его  по
отлогому берегу,  ища какое-нибудь  возвышение, опору длЯ  ног,  как наконец
все-таки взгромоздилсЯ,  перекинувшись животом поперек хребтины,  и  в таком
положении  норовистый мерин  попер  его  неглубоким бродом.  Ќа той  стороне
„авыдко  выпрЯмилсЯ, окорЯчил  конЯку,  поддал ему  голыми  пЯтками и  сразу
хватил галопом.
     Ѓыло видно, как  он проскочил стадо,  улегшеесЯ на  жвачку,  и  вот уже
малой букашкой едва приметно зачернел на узволоке, на деревенском взгорье.
     - Ќу, лих парень! - усмехались под кустами мужики.- ЏрЯмо казак.
     -  Љазак - кошелем назад,- съЯзвил кто-то из бабьего стана.- ‡а этим-то
он швыдок. Џошто мне соха, была бы балалайка.
     - Ћх ты, мать  честнаЯ! ‘егоднЯ  же воскресенье! Њагазей не  работает,-
вспомнил кто-то из мужиков.
     - Ђ и верно, братцы. Љак же это мы не подумали?
     - Ќичево! ќтот найдет! Џод землей, а Љлавку сыщет. “ нее  дома завсегда
припасено.
     ‘лушаЯ   мужиков,   ЉасьЯн  из-под   полусмеженных  век   умиротворенно
поглЯдывал, как  Ќатаха,  упрЯтавшись  от жары под резное  кружево калиновых
листьев,  трудно,  неудобно  сидЯ  на  земле,  баюкала на  руках  сомлевшего
Њитюньку, отмахиваЯ  от его  потного  личика молодых июньских комарков,  еще
неумело докучавших в  тенистой  прохладе.  Ћна и  сама  взопрела,  отчего на
круглом  простеньком лице грубо  проступили предродовые пЯтна.  Ќо  от  этой
временной Ќатахиной  дурноты, от сознаниЯ внутренней тайной работы, котораЯ,
несмотрЯ  ни  на  что, свершалась  в ней  ежеминутно  и  которую  она  молча
перебарывала  и  терпела,  Ќатаха казалась  ему еще роднее и  ближе, ответно
полнЯ  все  его  существо  тихим удовлетворением. € когда это  она  успела и
штанишки  ребЯтам исшить, и пирогов напекти...  ‚от получу на трудодни сено,
куплю  ей  швейную  машинку,  думал  он,  начинаЯ  задремывать.  Џусть  себе
рукодельничает.
     Џривиделось ему, будто и на самом деле  славно выручилсЯ он  за излишки
сена и  дали  ему  совсем  новую  пачку  денег,  еще не  хоженых  по  рукам,
перепоЯсанных красивой бумажной ленточкой. ‘ели они с женой за стол считать.
Ќатаха радуетсЯ, постелила белую скатерть, чтоб чисто было, ничего не мешало
счету. ЉасьЯн разрезал на ровном аккуратном кирпичике опоЯску,  поплевал  на
пальцы,  метнул  на  стол  первую денежку. Ќовенький червонец перевернулсЯ в
воздухе и лег  на  самой середине скатерти  другой стороной.  ѓлЯнули, а это
вовсе и не  червонец, а король червей! ЏереглЯнулись они  с  Ќатахой: что за
притча?  ЉасьЯн метнул  еще раз - шестерка крестоваЯ! "ѓлЯнь-ка,- всплеснула
руками Ќатаха,-  да ведь король -  это ж ты, ЉосЯ! Ђ  шоха - это тебе дорога
будет. Ђ ну кинь, кинь еще". Љинул ЉасьЯн очередной червонец  - и опЯть  все
своим чередом:  лощенаЯ  бумажка повернулась и  выложилась  на  стол  тузом:
посередине бубна,  вроде подушки-думки, а  от  нее  в разные стороны красные
перьЯ, будто  огонь брызжет, жаром пылает. "‚о!  -  опЯть изумилась Ќатаха.-
’уз - это письмо, казенную бумагу означает, какую-то контору".- "Ќет, это не
контора,- не согласилсЯ ЉасьЯн.- Ђ ежели казенка, дак не иначе, как магазин.
џ,  откроюсь тебе, в самый раз  туда собиралсЯ. вейную машинку хочу купить.
•очешь швейную машинку?" - "Ћй,  родненький! - обрадовалась  Ќатаха.- „а как
же не хотеть? џ и сама про нее все  времЯ  мечтаю, да боюсь  тебе сказать".-
"Ќу вот, родишь сына, и куплю. €стинное слово!" - "Ќу  тогда дай  Я еще выну
карту,   у   менЯ   рука  легкаЯ".  Ќатаха  перехватила   пачку,   принЯлась
перетасовывать,  тесать  остренькие  червонцы промеж  собой,  а потом весело
зажмурилась и потЯнула ощупью из самой середки. "Ќу-ка, глЯди, ЉосЯ, какаЯ?"
Ћна подкинула  бумажку,  чтобы  подольше  летела,  и та  заходила над столом
кругами. Љружит  и  не падает,  вьетсЯ и  все  никак  не  ложитсЯ.  Ђ  потом
вертанулась и  объЯвилась дамой  пик: белаЯ  невестина  фата  на ней, а сама
желтый цветок  нюхает. “видела даму Ќатаха, покраснела, смутилась всЯ: "Ќет,
ЉосЯ, не ту карту вытЯнула. џ ж  другую хотела".- "Љак же не  ту?-  возразил
ЉасьЯн.-  ‚се  верно:  это же наша Љлавка-продавщица.  ‚се сходитсЯ  у нас с
тобой!"  -  "Ќу  как же ты не видишь? ќто же  ведьма! ЏиковаЯ  дама завсегда
ведьмой считалась".- "Ђ Љлавка и есть змеЯ  подколоднаЯ,- засмеЯлсЯ ЉасьЯн.-
ЋпЯть скажет, дескать, Яички сперва давай, а потом и машинку спрашивай. Ђ  у
нас  до  паЯ  еще  триста  штук не хватает.  Љлавка и  есть, ее рожа". ‘тали
разглЯдывать, а у  дамы вовсе и не лицо даже, а  череп кладбищенский:  глаза
пустые, зубы  ощерены и желтый лютик дурман к дырЯвому носу приставлен. "Ћх,
ЉасьЯн, ЉасьЯн, глЯди получше: не Љлавка это... ‚от тебе крест".- "„а кто же
еще, дуреха, кому быть-то?" - "Ќе  знаю, родненький, но токмо не  продавщица
она...  ЉакаЯ-то  не  такаЯ  это денежка,  уж  не  фальшиваЯ  ли? ’ы вот  не
посмотрел сразу,  когда  деньги-то  брал,  доверилсЯ,  а  тебе и  подсунули,
недотепа". ЉасьЯн  взЯл в руки  диковинную бумажку, повертел  и так, и этак,
положил обратно, но уже не дамой, а обратной стороной, червонцем кверху. "„а
ты  не прЯчь ее,- вскинулась Ќатаха.- ’ак-то от нее не отделаешьсЯ. ’ы давай
бери-ка да снеси нашему  бухгалтеру, сменЯй у него на хорошую, а он потом  в
банке  поменЯет".-  "„а  не  возьмет он,  дьЯвол  косоглазый!  ‘кажет:  тебе
всучили, ты и  отбоЯривайсЯ".- "Ќу  тади  ‹ексею Њахотину отнеси: Я у них, у
Њахотиных, помнишь,  десЯтку занимала налог  уплатить.  ‚от и возверни  ему.
‘верни пополам, чтоб пика внутри оказалась, и подай. Њол, спасибо, извините,
что  не сразу. Ђ  он и примет,  не догадаетсЯ".- "Ќет,-  сказал ей  ЉасьЯн.-
Ќегоже такое делать. Ќам с  тобой выпало,  чего уж  другим подсовывать. „а и
подумаешь - десЯтка! “ нас их вон еще сколь! ’ут тебе  не только на швейную,
а и на плюшевый жакет хватит, и на  пуховый платок. ‚се  твои!  Ђ эту мы вон
как..."  ЉасьЯн  схватил  даму, рванул ее  пополам,  сложил  половинки и еще
располовинил, а  потом покрошил и того  мельче.  "‚от  тебе и всЯ  недолга,-
засмеЯлсЯ он довольно.- Ѓыла и нету ее".
     ЉасьЯн слышал, как  тормошил его кто-то, торкал ногою лапоть, но  никак
не  мог побороть сна, да и  очень уж  хотелось довести задуманное до конца -
забежать в сельпо  и купить  Ќатахе обещанный подарок. Ќо ему,  как нарочно,
мешали:
     - ‚ставай, вставай, ЉасьЯн! •ватит дрыхнуть. „авыдко вон уже скачет.
     Љто-то повозил в носу  травинкой,  ЉасьЯн отчаЯнно чихнул и под дружный
хохот подхватилсЯ и сел, подобрав коленки.
     Џромигав  все еще  изморно  слипавшиесЯ глаза,  он глЯнул  за реку:  по
знойной  ровноте  выгона и впрЯмь уже мчалсЯ  „авыдко. € все засмотрелись на
его разудалый  скач - локти  крыльЯми, рубаха пузырем, а сам, не переставаЯ,
знай  наЯривает мерина пЯтками. Џо  тому,  как он поспешал, охаживал лошадь,
всем стало  Ясно,  что  гонит  он  так неспроста,  что  навернЯка  разжилсЯ,
раскопал-таки Љлавку, иначе чего бы ему палить конЯ без всЯкого резона.
     - Ќу, артист! ‚ьюн-мужик!
     Љосари, повскакав на ноги, засмотрелись на „авыдкину лихость.
     - ќтак и бутылки поколотит.
     - “меючи не поколотит. „олжно, переложил чем-нибудь.
     -  ќх, ребЯта, а и верно, промашку  дали: надо было  все  ж таки десЯть
штук заказывать. —его уж там!
     Њежду тем  „авыдко, даже не придержав конЯ, на  рысЯх скатилсЯ с кручи;
было  видно,  как посыпались вслед и забухали  в  воду оковалки сухой глины.
Њерин ухнул в реку и, поднимаЯ брызги, замолотил узловатыми коленками.
     - „а  что ж он,  скаженный, делает! „етей подавит,-  всполошились бабы,
когда верховой  выскочил на эту  сторону и  голые ребЯтишки,  валЯвшиесЯ  на
песке, опрометью шарахнулись врассыпную.
     -  „а не пьЯный ли он, часом?! - тревожились бабы.- ќк чего выделывает!
Џо штанам, по рубахам прЯмо.
     - Ђ долго ли ему хлебнуть, паразиту!
     - Ѓельма свои залил - никого не видит.
     …ще  издали, там,  на  песках, „авыдко заорал, замахнулсЯ  кулаком - на
ребЯтишек, что ли? - и  все так  же колотЯ пЯтками в конское брюхо  и что-то
горланЯ  -  "а-а!" да "а-а!"  -  пустилсЯ  покосами.  ђаскидываЯ  оборванные
ромашки и  головки  клевера, мерин влетел на стан и, загнанно пышкаЯ боками,
осел на  зад. ђаспахнутаЯ его  пасть была  набита  желтой  пеной. Џосыльный,
пепельно-серый то ли от
     пыли, то  ли  от  усталости,  шмЯкнув о землю  пустую  торбу, сорванно,
безголосо выдохнул:
     - ‚ойна!
     „авыдко обмЯкло сполз с лошади, схватил чей-то глинЯный кувшин, жадными
глотками,  изнутри  распиравшими его  тощую  шею, словно  брезентовый шланг,
принЯлсЯ тЯнуть воду. Ћбступившие мужики и бабы молча, отчужденно глЯдели на
него,  не  узнаваЯ, как на чужого,  побывавшего где-то  там,  в ином  бытии,
откуда он воротилсЯ вот таким неузнаваемым и чужим.
     ‘ реки,  подхватив раскиданные  рубахи и майки, примчались ребЯтишки и,
пробравшись  в  круг  своих отцов  и  матерей,  притихшие  и  настороженные,
вопрошающе уставились на „авыдку. ‘ергунок тоже прилепилсЯ к  отцу, и ЉасьЯн
прижал его  к себе, укрыв  хрупкое  горЯчее  тельце сложенными крест-накрест
руками.
     „авыдко отшвырнул кувшин, тупо расколовшийсЯ о землю,  и, ни на кого не
глЯдЯ,  не  осмеливаЯсь никому посмотреть в  лицо,  будто  сам  виноватый  в
случившемсЯ, запаленно повторил еще раз:
     - ‚ойна, братцы!
     Ќо и теперь никто и ничего не ответил „авыдке и не стронулсЯ с места.
     ‚ лугах все так  же сиЯл и звенел погожий полдень;  недвижно дремали на
той стороне  коровы,  с  беспечным галдежом и визгом  носились над  Ћстомлeй
касатки, доверчиво и открыто смотрели в чистое безмЯтежное небо белые кашки,
туда-сюда  метались  по  своим  делам  стрекозы,-  все  оставалось  прежним,
неизменным,  и невольно  рождалось  неверие  в сказанное  „авыдкой:  слишком
несовместимо  было с  обликом мира это внезапное,  нежданное, почти  забытое
слово "война",  чтобы  вдруг, сразу принЯть  его, поверить одному  человеку,
принесшему эту весть, не поверив всему, что окружало,- земле и солнцу.
     - ‚решь! - глухо проговорил бригадир €ван „ронов, неприЯзненно вперив в
„авыдку тЯжелый взглЯд из-под насунутой фуражки.- —его мелешь?
     ’олько тут людей словно бы прорвало,  все враз  зашумели, накинулись на
„авыдку, задергали, затеребили мужика:
     - „а ты что, кто это тебе сказал?
     - Њы  ж только оттуда,- напирали бабы.- € никакой войны не было,  никто
ничего.
     - „а кто это тебе вЯкнул-то?
     - Њожет, враки пустили.
     - Џотому и ничего...- отбивалсЯ „авыдко.- „уська нынче не вышла, у. нее
ребенок заболел...
     - ЉакаЯ „уська? Џри чем тут какаЯ-то „уська?
     - „ак счетоводка, какаЯ же...
     - Ќу?!
     - ‚от и  ну... Ђ  бухгалтер  кладовку проверЯл, не  было  его с утра  в
конторе. Ђ Џрохор €ваныч  тоже был уехамши. Њожет, и звонили, дак никого при
телефоне-то и не сидело. Ђ война, сказывают, еще с утра началасЯ.
     - „а с кем война-то? ’ы толком скажи!
     - ‘ кем, с кем...- „авыдко картузом вытер на висках грЯзные подтеки.- ‘
германцем, вот с кем!
     - Џогоди, погоди!  Љак это с германцем? - продолжал  строго  допытывать
€ван „ронов.- ЉакаЯ война с германцем, когда мы с им мир подписали? Ќе может
того  быть! € в газете о  том сказано. џ сам  читал. ’ы откуда  взЯл-то?  ‡а
такие слова, знаешь... Ќарод мне смущать.
     - Џоди, кто сболтнул,- снова загалдели бабы,- а он подхватил, нате вам:
война! Ќи с того, ни с сего.
     -  Ќе иначе,  брехнЯ  какаЯ-то,-  обернулсЯ  к ЉасьЯну Ђлешка  Њахотин,
кудлатый,  в  смолЯных кольцах  косарь.  Џерочинным  ножичком он  машинально
продолжал надрезать квадратики и выковыривать кожуру  на ореховой тросточке,
которую от нечего делать затеЯл еще в ожидании „авыдки.
     -  Њир-то мир, а с немцем  всЯкое  могет статьсЯ,- запальчиво выкрикнул
дедушко  ‘еливан.-  ‘ германца спрос таковский. Ќемец, он и бумагу подпишет,
да сам же ее и не соблюдет. Ѓывало уж так-то, в ту войну, в германскую.
     Ћднако  мужики и сами уже нутром почуЯли,  что посыльный  не  врал,  им
только не хотелось в это поверить, потому  что  от худой этой  вести многое,
может быть,  придетсЯ отрывать,  бросать и рушить, о  чем пока не хотелось и
думать,  а потому  их  наскоки на „авыдку  выглЯдели  всего лишь  неловкой и
бессильной  попыткой  остановить  времЯ, обмануть  самих  себЯ. „авыдко  же,
пЯтЯсь под их  гомонливым натиском,  вдруг  взъЯрилсЯ,  закричал, сипло  и с
пробившимсЯ визгом в сорванном голосе:
     - „а вы чего на менЯ-то? —его прете?  ‘тану Я врать про такое!  „а  вон
слухайте сами!
     ‘о стороны деревни  донессЯ отдаленный, приглушенный, а потому особенно
тревожный  своей   невнЯтностью  торопливый  звон.  ђазгулЯвшийсЯ  ветер  то
относил,  совсем  истончаЯ  ослабленные расстоЯнием  звуки,  низводЯ  их  до
томительной  тишины, до сверчковой  звени собственной  крови  в  висках,  то
постепенно  возвращал и усиливал снова, и тогда становилось слышно,  как  на
селе кто-то без роздыху, одержимо бил, бил, бил, бил по стонливому железу.
     ‚слушиваЯсь, €ван „ронов сомкнул губы в неподвижную,  омертвелую кривую
гримасу и сосредоточенно, уйдЯ в себЯ, глЯдел в какую-то точку  под  ногами,
молчали мужики,  теребЯ  подбородки  и  бороды, помалкивал  и  ЉасьЯн,  враз
ознобленный случившимсЯ, с тупым  отвлекающим интересом уставЯсь на Ђлешкины
руки,  по-прежнему ковырЯвшие красивую тросточку, обникли плечами, словно бы
заострились,  стали ниже ростом женщины, склонили свои белые глухо насунутые
платки  и  косынки. € только  дети, обступившие „авыдку,  ничего не понимаЯ,
недоуменно  смигивали,  переметывались  синью  распахнутых  глаз   по  лицам
взрослых, вдруг сделавшихсЯ, как „авыдко, тоже неузнаваемыми и отчужденными.
     „а  еще Ќатаха как  сидела  под калиновым кустом, так  и осталась  там.
Њитюнька  с  зеленым  ивовым  пищиком в  кулачке безмЯтежно посапывал  на ее
коленЯх. Ћн спал под сенью крутого материнского живота, отделенный от своего
будущего братца теплой, натужно взбухшей перегородкой.  Ќатаха, не переменЯЯ
позы,  терпеливо  помахивала  рукой  над  белой  головкой,  под рассыпчатыми
вихрами  которой, должно быть, парили во сне веселые луговые птахи и сам он,
Њитюнька,  заходЯсь счастливым испугом от  высоты, парил вместе с  ними  над
беспредельностью остомельской земли.
     Ђ из села заливисто и тревожно, каким-то далеким лисьим тЯвканьем опЯть
доносилось:
     - Ђ-ай, а-ай, а-ай, а-ай...
     €ван „ронов наконец первым очнулсЯ, крутнул головой, как бы отмахиваЯсь
от этого лаЯ, обвел всех тЯгучим  взглЯдом  и объЯвил  с  глубинным выдохом,
будто собиралсЯ ступить в ледЯную воду:
     - Ќу, люди, пошли! ‘лышите, зовут нас...
     ‘тараЯ Њахотиха, ‹ешкина мать, обморочно всплеснула вЯлыми плетьми рук,
закрылась  ими и  завыла,  завыла, терзаЯ  всем  души, уткнув черное  лицо в
черные костлЯвые ладони.

        3

     ‘  покосов уходили молчаливым гуртом, ощетиненным граблЯми, деревЯнными
рогатыми вилами,  посверкивающими косами, добела отмытыми травой,- словно  и
впрЯмь  ополчение,  кликнутое  отражать  негаданную  напасть. €  будто какой
воевода,  высилсЯ на своем  мерине  над картузами  и  косынками пеших  людей
бригадир  €ван  „ронов все  с  той  же непроходЯщей  сумрачной  кривиной  на
сомкнутых  губах.  „аже  детишки  попримолкли  и  без  обычного   гомона   и
непременного  баловства  трусили  рысцой,  поспеваЯ  за  старшими,  и,   чуЯ
неладное, каждый  держалсЯ поблизости от отца или матери. Џарнишки упрЯмо не
оставлЯли  своих нехитрых трофеев - кто ореховый  хлыстик длЯ  удилища,  кто
срезанную развилину  длЯ желанной рогатки,  а кто  прЯтал в прижатом к груди
картузе  несмышленого слетка, желторотого дрозденыша,  коими в покосы всегда
кипело урочище. Ќа головках у девочек, еще недавно в праздничном разноцветье
лугов воображавших себЯ  сказочными  царевнами, в  жалкой  теперь ненужности
мелькали цветочные венки,  обвЯдшие, безвольно поникшие, о которых  девочки,
наверное, уже и не помнили. €ные в затвердело сжатых кулачках, как бесценное
сокровище,  несли перед собой пучки  землЯники. ‚досталь пособирать ее так и
не довелось, и почти у всех пучки были жиденькие, недобранные, с непрогретой
зеленцой на редких дрожливых Ягодах.
     Ќо уже за Ћстомлей, на ровном выгоне, бригада рассыпалась, разбилась на
мелкие  кучки,  а те подробились и того мельче,- кому мешали поспешать малые
дети, кого удерживали  квелые старики. Ќе утерпел, ускакал  на голос все еще
лЯзгающего железа €ван „ронов, крикнув только с конЯ:
     - Љ правлению давайте! Љ правлению!
     Ќарод растЯнулсЯ от берега почти до  самого деревенского взгорьЯ.  Ћдни
уже  одолевали  последний узволок,  по  зеленому  косо  прорезанный  светлой
песчаной дорогой, другие подступали к стаду, а одинокий дедушко ‘еливан  еще
только перебиралсЯ по мостку.  Ќе отрываЯ от настильных плах своих войлочных
поршеньков, выстланных сеном, он мелко, опасливо шаркал подошвами, по-птичьи
цепко перехватывал неошкуренное березовое перильце. € ему, должно, казалось,
что и он тоже поспешал, бежал со всеми.
     Ђ  позади, над  недавним  становищем,  уже слеталось, драчливо  каркало
воронье, растаскиваЯ впопыхах забытую артелью складчину: Яйца, сало и еще не
простывшие пироги.
     ЉасьЯн, посадив на плечи Њитюньку, сдерживаЯ себЯ  от бега, щадил жену,
тЯжело  ступавшую рЯдом с косой и  граблЯми, но та, упорнаЯ, все наддавала и
наддавала, вострЯсь лицом на деревню.
     - „а  не беги, не беги ты так! - в  сердцах окорачивал ее ЉасьЯн.- —его
через силу-то палишьсЯ!
     - ‚се ж бегут...
     - ’ебе-то небось и не к спеху.
     - џ-то  ничего... да  ноги... сами бегут...-  приговаривала она, хватаЯ
воздух.-   Ђ  тут  еще  зв