шан  -  на   мой   взглЯд,   венец   архитектурной   алогичности   и
иррациональности.
   ЏовторЯю, западную архитектуру  нетрудно  обвинить  во  многом  -  и  в
чрезмерном оригинальничанье, и в кокетничанье  причудливыми  формами  или,
напротив, в стандартности и однообразии многоэтажных  жилых  корпусов.  Ќо
одного никак нельзЯ у нее отнЯть - ее современности.
   Њожно спорить,  что  красивее  -  ЯснополЯнскаЯ  усадьба  ’олстого  или
ультрасовременнаЯ  вилла  "холлидей-хауз"  где-нибудь  на  ђивьере   (мне,
например, больше по сердцу перваЯ), можно без конца дискутировать о роли и
месте  классики  в  современной  архитектуре,  но,  когда  проходишь  мимо
строЯщегосЯ зданиЯ, нижние этажи которого облицовывают гранитом,  невольно
отворачиваешьсЯ. ‘тыдно смотреть на то, как во второй половине  двадцатого
века рабочие вручную  обрабатывают  гранитные  плиты,  а  потом  впЯтером,
орудуЯ ломиками, поднимают их по сходнЯм наверх.
   Џарфенон  и  ђеймский  собор  совершенны  не  только  благодарЯ   своим
пропорциЯм или мастерству скульпторов и каменотесов, но и потому, что в их
основу положены самые передовые длЯ того времени достижениЯ  строительного
искусства. ѓрециЯ знала только колонну и балку и довела  их  сочетание  до
совершенства. ђим нашел купол -  и  родилсЯ  Џантеон.  ‘трельчатые  своды,
аркбутаны и контрфорсы готики - результаты математического расчета, давшие
возможность  создать  совершенно  новый,  небывалый   стиль,   в   котором
конструктивные, строительные и архитектурные проблемы  слились  воедино  в
совершеннейшем синтезе. ‘троителЯм Ќотр-„ам или Љельнского собора  даже  в
голову не приходило использовать колонны, как это сделано в Ђкрополе.  Ћни
познали тайну распора и, вынесЯ конструкцию наружу, создали  нечто  новое,
не менее прекрасное, чем храмы ЂкрополЯ или римского ”орума.
   Џочему же сейчас, в век железобетона, стекла  и  стали,  в  век,  когда
можно решить любую, самую на первый взглЯд  фантастическую  конструктивную
задачу, мы стыдимсЯ красоты самой конструкции, скрываем ее  за  допотопной
гранитной   облицовкой   и   декоративной   мишурой   "красивых"   фасонов
бесстильного начала двадцатого века?
   Џервые железнодорожные вагоны делали похожими  на  дилижансы,  паровозы
украшали металлическим кружевом, на первых небоскребах где-то на тридцатом
- сороковом этаже ставили греческие портики. ‚се это вызывает у нас сейчас
улыбку. Ќо не повторили ли мы то же  самое,  построив  высотную  гостиницу
"‹енинградскаЯ", в которой, когда входишь, невольно, как в храме,  хочетсЯ
снЯть шапку перед золотым алтарем,  оказывающимсЯ,  к  величайшему  твоему
удивлению, просто входом в лифт.
   Љ счастью, это уже позади. ‘тадион в ‹ужниках,  брюссельский  павильон,
проекты  перекрытиЯ  стадиона  "„инамо"  в  Њоскве,   здание   панорамного
кинотеатра - это уже ростки нового. € в этом  больше  следованиЯ  традиции
великих  эпох  архитектуры  прошлого,  чем  в  простом,  а  еще   хуже   -
модернизированном воспроизведении старых фасадов.
   € все-таки стадионы и  выставочные  павильоны  -  это  еще  не  решение
проблемы. ‚рЯд ли можно утверждать, что мы нашли образ жилого зданиЯ, хотЯ
сдвиги в  этой  области  уже  заметны  -  в  ћго-‡ападном  районе  Њосквы,
например.    …ще    сложнее    со    зданиЯми     административных     или
культурно-общественных учреждений, с теми зданиЯми, которые требуют, как у
нас часто говорЯт, "парадности", - слово не очень удачное, поэтому заменим
его и скажем  иначе:  которые  требуют  наиболее  Яркого  выЯвлениЯ  своей
общественной сущности.
   Џоследний конкурс на проект „ворца ‘оветов показал, что хотЯ образ  его
еще не  вполне  определилсЯ,  но  в  некоторых  проектах  Явно  уже  видно
стремление авторов говорить Языком простым и Ясным. ‚едь  в  самой  основе
советской архитектуры заложены принципы простоты, демократичности, Ясности
замысла,  опирающегосЯ   на   достижениЯ   современной   техники.   ЏышнаЯ
тЯжеловесность и ложнаЯ величественность ей враждебны.
   € наоборот, именно по пути этой псевдомонументальности и Якобы  суровой
и простой величественности развилась архитектура муссолиниевской €талии. џ
видел в ђиме эти грандиозные, напыщенные, полные риторики сооружениЯ.
   ‚еличие древнего ђима - вот что должно было  вдохновлЯть  художников  и
архитекторов  самого   невеличественного   периода   в   истории   €талии.
€мператорский ђим, но осовремененный,  стилизованный,  втиснутый  в  рамки
железобетона. Ќаиболее характерный пример - ансамбль ‚семирной выставки  в
ђиме (которой, правда, так и не  суждено  было  открытьсЯ).  Ђрхитектурным
центром ее ЯвлЯетсЯ громадный белый параллелепипед, каждый  этаж  которого
состоит из сквозной аркады. ќтажей шесть, в каждом из них со всех  четырех
сторон тридцать шесть арок, в каждой из них должно было быть по скульптуре
-  итого  двести  шестнадцать  арок,  двести  шестнадцать  скульптур.  ‚се
скульптуры поставить не успели, но, судЯ по  надписи  на  этом  непонЯтном
здании, которое,  как  мне  сказали,  задумано  было  как  модернизованный
парафраз ЉолизеЯ, они должны были изображать великих сынов €талии. Ќадпись
гласит: "Ќарод  поэтов,  артистов,  героев,  свЯтых,  мыслителей,  ученых,
мореплавателей и переселенцев".
   Ќе правда ли, величественно? € "народно"... € многозначительно...
   Ќе  отстал  от  выставки  по  своей  напыщенной  многозначительности  и
гигантский ”орум Њуссолини, именуемый теперь нейтрально  "форо  Ћлимпико".
ЋпЯть  та  же  торжественнаЯ  симметриЯ,  и  мужественнаЯ  Якобы  простота
геометрических объемов, и  не  менее  мужественные  лаконичные  надписи  -
только на этот раз не на стенах домов, а выложенные из мрамора у тебЯ  под
ногами: "дуче, дуче, дуче, дуче, дуче..." -  через  всю  аллею  от  одного
зданиЯ к другому, или более чем странные лозунги,  вроде:  "—ем  больше  у
тебЯ врагов, тем ты сильнее". € венец  всей  этой  патетики  -  гигантские
мраморные скульптуры, растыканные в великом множестве по всему стадиону, -
низколобые атлетические молодцы с могучими челюстЯми  и  "устремленными  в
будущее", "волевыми" взглЯдами. Ћсобенно хорош один  из  них,  встречающий
тебЯ у входа, - десЯтиметровый, решительно  шагающий,  с  противогазом  на
голове, покоритель Ђбиссинии, нет, не Ђбиссинии - всего мира...
   ‡а двадцать с лишним лет  своего  господства  фашизм  успел  испоганить
множество итальЯнских  городов.  Ћсобенно  обидно,  что  это  коснулось  и
площади св.Џетра. “дивительный ансамбль ее поражал  в  свое  времЯ,  кроме
всего, еще и тем, что ты  попадал  на  просторную,  охваченную  знаменитой
берниниевской колоннадой  площадь,  пройдЯ  сквозь  замысловатую  путаницу
близлежащих  кварталов.  Љонтраст  узеньких  кривых  улочек  и  неожиданно
распахивавшейсЯ пред тобой  площади  подчеркивал  ее  величие.  ’еперь  от
набережной ’ибра до собора пробита широкаЯ ‚иа делла  ЉончилЯционе  (улица
ЏримирениЯ - очевидно, государства и  церкви),  завершеннаЯ,  кстати,  уже
после войны, прЯмаЯ, широкаЯ, с двумЯ рЯдами тЯжелых каменных  фонарей.  ‘
точки зрениЯ эвакуации  многотысЯчных  толп,  заполнЯющих  площадь  в  дни
религиозных празднеств, может быть, это  и  разумно,  с  точки  же  зрениЯ
архитектурной - это бесцеремонное вторжение  в  художественно  законченный
ансамбль, созданный величайшими мастерами ‚озрождениЯ.
   Љ счастью, фашизму  не  удалось  исказить  истинный  облик  итальЯнских
городов, как ни  старались  архитекторы  "имперского"  стилЯ  во  главе  с
ЏьЯчентиной. ‘охранившиесЯ еще кое-где  ликторские  пучки  и  топорики  на
пустынных плоскостЯх стен бывших фашистских учреждений только подчеркивают
красоту и изЯщество старинных площадей  и  дворцов,  которыми  так  богата
€талиЯ.
   Ќо  не  будем  все  сваливать  на  период  фашистского   господства   -
послевоеннаЯ архитектура тоже далеко не всегда хороша. Љогда речь шла о ее
современности,  подразумевалось  умение  выразительно   использовать   все
неограниченные возможности последних достижений строительной  техники.  Ќо
когда эти достижениЯ становЯтсЯ самоцелью, когда в трех шагах  от  Џалаццо
ђеале (королевского дворца) в ’урине,  памЯтника  архитектуры  XVII  века,
вырастает двадцатиэтажнаЯ башнЯ  каких-то  конторских  учреждений,  это  -
кощунство, ничуть не меньшее,  чем  ‚иа  ЉончилЯционе  в  ђиме.  ’акое  же
страшилище построено и в Њилане,  на  площади  ђеспублики,  с  той  только
разницей, что в нем не двадцать, а тридцать  этажей.  ‚  капиталистическом
мире участки продаютсЯ и покупаютсЯ, и, если ты его и купил, можешь на нем
строить, что тебе заблагорассудитсЯ, плюЯ с высоты тридцати этажей на  все
окружающие тебЯ дворцы и замки. •орошо еще, что в ‚енеции  все  так  тесно
застроено или просто грунт ее островов непригоден длЯ  небоскребов,  а  то
бедной кампанилле на площади ‘ан-Њарко пришлось бы совсем плохо. Џовезло и
”лоренции. Ђ ведь мог же найтись какой-нибудь  богатый  любитель  высотных
зданий, который воздвиг бы свою махину где-нибудь возле знаменитого  моста
Џонте ‚еккио, благо война позаботилась о том, чтобы расчистить  от  зданий
берега реки Ђрно. Ќо, к счастью, не нашелсЯ, а набережные уже отстроены.
   Ђ вот ђимский вокзал нашел свое место, вписалсЯ в город. € очень  мирно
сосуществует с каменными остатками вала ‘ервиЯ ’уллиЯ, которым в этом году
минуло ни больше ни меньше как две тысЯчи триста лет. …сть  даже  какаЯ-то
внутреннЯЯ  гармониЯ  в  этом  соседстве  изъеденного  временем  камнЯ   с
белоснежными гранЯми стен  и  стеклЯнными  лентами  окон  нового  вокзала.
Ђвторы его - ‹ео Љалини,  Њассимо  Љастелацци,  ‚аско  ”адигати,  ќудженио
Њонтуори, Ђхилле Џинтонелло, Ђннибале ‚ителоцци.
   € не только ђимский вокзал нашел свое место. џ видел много зданий  -  и
вокзалов, и стадионов, и рынков, и промышленных и конторских сооружений, -
в  которых  очень  Ярко  выражена  современность  и  которые   великолепно
уживаютсЯ со своими соседЯми прошлых  веков.  ‚едь  войти  в  существующий
ансамбль вовсе не значит подражать ему. Ќадо просто найти  свое  место  и,
обосновавшись на нем, заговорить своим  собственным  Языком,  не  стараЯсь
перекричать соседей. Ђ  Язык  этот  -  логика,  экономичность  и  красота,
рожденнаЯ не слепым повторением прошлого, но выражением твоего отношениЯ к
миру, а в данном случае, когда речь  идет  о  ђимском  вокзале,  в  первую
очередь умением использовать все то,  что  дает  нам  сейчас  строительнаЯ
техника.
   ‚сему свое времЯ. ‚ремЯ колонн и пилЯстр кончилось. Џоблагодарим же  их
за большую проделанную ими работу и оставим  их  в  покое.  Ќастало  времЯ
сводов-оболочек,  органического   стекла,   пластмасс,   которое   требует
возобновлениЯ дружбы архитектора и инженера. Џоверим же этой дружбе  и  не
будем украшать электровозы кружевами.


   ђазговор об архитектуре, кажетсЯ,  несколько  затЯнулсЯ.  —тобы  как-то
искупить свою вину, расскажу о вещах более живых.
   ђасскажу о двух встречах, которые особенно запомнились  мне,  вероЯтно,
потому, что обе они какие-то очень уж итальЯнские.
   ЏерваЯ из них произошла на  дороге  из  ђима  в  Ђльбано  -  живописный
городок  на  берегу  озера,  место  многочисленных  экскурсий,   куда   по
воскресеньЯм, кроме туристов, съезжаютсЯ в большом количестве  и  римлЯне,
просто  так,  вырватьсЯ  из  города,  отдохнуть,  полюбоватьсЯ   природой,
подышать воздухом.
   ‡аранее оговорюсь, что действующие лица этой  маленькой  истории,  само
собой разумеетсЯ, говорили по-итальЯнски - другими словами, Я  ничего  или
почти ничего не понимал из того, что они  говорили.  Ќо  самые  событиЯ  и
участники их были настолько выразительны, что  общий  ход  происшедшего  Я
уловил сразу, а позднее мои спутники помогли мне восстановить и  словесную
ткань этих событий.
   €так, в один из воскресных дней мы - Я, переводчик ‹ев Њихайлович и еще
несколько человек из нашей советской колонии - поехали в Ђльбано.  Џоехали
на двух машинах. Џримерно через час  одна  из  них  испортилась.  Ќачалась
обычнаЯ вознЯ с  мотором,  поиски  пропавшей  искры,  беганье  куда-то  за
недостающим инструментом.
   Љто-то предложил, пока  тЯнетсЯ  всЯ  эта  волынка,  пройти  по  дороге
вперед. Џошли. Њетров через двести натолкнулись на хибарку,  почти  совсем
скрытую зеленью. Ћказалось, что  это  винный  склад,  довольно  грЯзный  и
неуютный,  но  всем  нам  очень  понравившийсЯ.  ‚ернее,  не  он,  а  само
местоположение его - дорога здесь шла над  крутым  обрывом,  а  по  другую
сторону  заросшей  густым  кустарником  теснины,  на  еще   более   крутом
каменистом обрыве, лепилсЯ небольшой городишко, названиЯ которого никто из
нас не знал.
   Њы заказали вина. •озЯин -  очень  толстый,  в  широченных  парусиновых
брюках и рваной красной майке, сквозь которую  пробивалась  густаЯ  чернаЯ
шерсть, а голова была голаЯ, как бильЯрдный шар, -  долго  выЯснЯл,  какое
вино нам нужно, потом принес его в двух больших, стеклЯнных кувшинах.  ’ут
же возилсЯ с велосипедом долговЯзый парень  с  бельмом  на  глазу.  •озЯин
что-то ему крикнул, парень оторвалсЯ от велосипеда,  скрылсЯ  в  складе  и
через минуту вышел,  несЯ  четыре  стакана,  которые  старательно  вытирал
собственной рубашкой.
   Њы  расположились  на  бочках  у  входа  в  сарай.  ЏотЯгиваЯ  холодное
кисленькое вино, любовались пейзажем - каменистым обрывом,  громоздЯщимисЯ
друг на друга домиками с черепичными крышами и обЯзательной над всем  этим
колокольней. Џарень возилсЯ со своим велосипедом.  •озЯин  куда-то  исчез.
Ѓыло тихо и мирно, только цикады без умолку звенели, совсем как  у  нас  в
Љрыму.
   ‚скоре где-то на дороге послышалсЯ звук мотора, и к сараю  подкатил  на
Ярко-красном мотороллере солдат. …ще издали завидев его, долговЯзый парень
бросил свой велосипед и поспешно скрылсЯ в сарае.
   ‘олдат прислонил свой мотороллер к дереву,  вытащил  из  кармана  пачку
сигарет и, усевшись на бочке невдалеке от нас, закурил. ќто был  красивый,
статный парень, очень смуглый, в кокетливо сдвинутой  на  затылок  красной
берсальерской феске с  длинной  синей  кисточкой,  небрежно  переброшенной
через плечо на грудь.
   —ерез минуту возле него оказалсЯ хозЯин с таким же, как у нас, кувшином
в руках, на который солдат даже не взглЯнул.
   - —ао, Џепино, - сказал хозЯин.
   ‘олдат ничего не ответил. •озЯин расстелил на одной из бочек чистенькую
салфетку (нам он этого не предложил) и ловко,  одним  коротким  движением,
наполнил до самых краев стакан, не пролив ни капли. ‚се это сопровождалось
веселым  смешком  и  какими-то  возгласами,  в  которых   сквозило   Явное
заискивание. „олговЯзый парень, забыв о велосипеде, стоЯл, прислонившись к
косЯку двери, и с любопытством за всем следил, слегка приоткрыв рот.
   ‘олдат залпом осушил стакан и, так и не взглЯнув на хозЯина, спросил:
   - ѓде ђозина?
   ‚ то же мгновение долговЯзый парень был послан куда-то  на  велосипеде,
очевидно за ђозиной, а толстЯк, все так же дружелюбно похохатываЯ,  подсел
к солдату и налил на этот раз не один, а два стакана вина. Ќо  солдат,  ни
слова не сказав, встал, взЯл свой стакан, ловко подкатил  ногой  маленький
пустой бочонок и сел рЯдом с нами, обхватив бочонок ногами.
   - ‚ыпьем за любовь, -  коротко  сказал  он  и  обвел  нас  всех  своими
красивыми, черными, злыми глазами. - ‡а любовь, которой нету на земле.
   ‘тановилось интересно. Њы выпили за любовь, котораЯ  все-таки  есть  на
земле. ‘олдат отрицательно качнул головой.
   - Ќету ее на земле. Ќету!
   ’ут он вдруг решительно засучил рукав и  обнажил  до  локтЯ  волосатую,
загорелую, мускулистую руку с вытатуированным на ней именем "ђозина".
   - „жироламо! - крикнул он.
   •озЯин рысцой подбежал.
   - ’ы видишь, что тут написано?
   - ‚ижу, - ответил хозЯин.
   - —то?
   - ђозина.
   - —ье это имЯ?
   ’олстЯк миролюбиво улыбнулсЯ.
   - ’ы же знаешь, чье это имЯ, Џепино, зачем же ты спрашиваешь?
   - Ђ синьоры не знают. ‘кажи им!
   - Ќу, это имЯ моей дочери. Њладшей дочери...
   - Ђ сколько мне было лет, когда Я это имЯ на своей руке написал? Ђ?
   Џепино не сводил теперь своих черных злых глаз с толстЯка, но  тот  все
так же дружелюбно улыбалсЯ.
   - ‘емнадцать, Џепино.
   - Ђ теперь мне сколько?
   - „вадцать один.
   - ’ак... - Џепино еще выше  засучил  рукав  и,  согнув  руку  в  локте,
заставил толстЯка пощупать бицепс.
   ’от с готовностью потрогал  вздувшийсЯ  под  коричневой  кожей  шар  и,
одобрительно хлопнув солдата по спине, сказал:
   - Њолодец, Џепино, молодец...
   Ќам тоже предложено было удостоверитьсЯ в крепости Џепининых  мускулов,
после чего он, старательно застегнув рукав, спросил:
   - Њожно на эту руку оперетьсЯ, а?
   Њы дружно сказали, что можно.
   - Ђ вот менЯ заставлЯют вместо этого сжимать ее в кулак. ‚от  что  менЯ
заставлЯют делать. - Ћн сжал кулак так, что косточки на сгибах побелели. -
Ђ что делают кулаком, „жироламо? ‡наешь ты это или нет? Ћтвечай!
   „жироламо понимающе кивнул головой - знаю, мол, очень даже знаю, - а  у
Џепино, рука которого могла служить опорой любой женщине, у нашего бравого
Џепино на глазах поЯвились вдруг слезы, самые настоЯщие слезы.
   ‡асунув пальцы в густую черную  шевелюру,  он  несколько  секунд  молча
просидел так, подергиваЯ подбородком, потом вдруг заговорил, сначала тихо,
потом все громче, громче.
   Ћн говорил о том, что лучшего, чем он, шофера в ‘ессино нет, что за три
года у него не было ни одной аварии, хотЯ меньше чем по сто  километров  в
час он не ездит, что вот он купил мотороллер, а через год, когда уйдет  из
армии, продаст его и купит "фиат", что ђозина все это знает, как и то, что
он ни разу, ни в чем ее не обманул и с семнадцати лет, когда в первый  раз
поцеловал ее, ни на одну девушку не взглЯнул, и что вот теперь,  когда  до
его возвращениЯ домой осталсЯ какой-нибудь год, она, воспользовавшись  его
отсутствием, стала засматриватьсЯ на парней, он это точно  знает,  и  даже
знает, на кого именно, и так далее, в том же духе...
   Њонолог этот произносилсЯ довольно долго,  сначала  сидЯ,  потом  стоЯ,
прерываемый только длЯ того, чтобы осушить  очередной  стаканчик  вина,  и
кончилсЯ неожиданно вдруг тем, что Џепино полез в боковой карман,  вытащил
бумажник, из  него  конверт,  а  оттуда  фотокарточку.  Ќа  карточке  была
изображена прекраснаЯ блондинка с  мокрой,  по-модному  вывернутой  нижней
губой, томным взглЯдом и поразительных размеров грудью.
   - Ќа, взглЯни, - кинул он карточку толстЯку „жироламо. ’от  внимательно
стал ее рассматривать. - Ђ теперь переверни.
   Ќа обороте был написан какой-то адрес - нам тоже его показали.
   - џсно? - Џепино взЯл карточку, положил ее обратно в конверт, конверт -
в бумажник, бумажник - в  карман  и  застегнул  пуговицу  -  ‹или  Ѓрэдли!
Њиллион долларов за картину!
   Ђ может, он назвал и другую фамилию, сейчас не помню, но, в общем, речь
шла  о  какой-то  знаменитой  американской   киноактрисе,   котораЯ,   как
выЯснилось из дальнейшего рассказа, Явно была расположена к нашему Џепино.
Ђ рассказ заключалсЯ в следующем. „ней десЯть тому назад  они  с  „жованни
Љастеллани - все его знают, сын мельника из ѓроттафератта, великий  бабник
- стоЯли в  почетном  карауле  у  могилы  Ќеизвестного  солдата.  Ђ  нужно
"сказать, что берсальеры - род войск, в которых служил Џепино, - это нечто
вроде гвардии, в функции которой входит  охрана  президентского  дворца  и
прочих парадно-официальных мест. € вот стоЯт они уже полчаса у венка,  как
вдруг подъезжает длиннаЯ белаЯ машина, и из нее выходЯт две красавицы.
   - Ћдна, вот эта вот, ‹или Ѓрэдли, Я ее сразу узнал,  другаЯ,  поменьше,
черненькаЯ, все времЯ куталась в меха. ‚ышли, постоЯли, посмотрели,  потом
взЯли из машины фотоаппарат  и  сфотографировали  нас  с  „жованни.  Џотом
подошли ближе, опЯть постоЯли, и  тут  ‹или  Ѓрэдли,  посмотрев  на  менЯ,
сказала что-то своей приЯтельнице, и обе рассмеЯлись.  Џотом  ‹или  Ѓрэдли
вынула из сумочки эту самую карточку, написала на ней свой адрес - вы  его
прочли: отель Џлацца - лучший отель на Љорсо, - подошла ко мне и как ни  в
чем не бывало расстегнула вот этот самый карман и  сунула  карточку  туда.
Џотом сама застегнула карман, улыбнулась так, что Я чуть сквозь  землю  не
провалилсЯ, а „жованни весь позеленел от злости, взЯла подругу под руку  и
села в машину.  Ќа  прощание  еще  помахала  ручкой...  Ќу,  что  скажешь,
„жироламо?
   „жироламо ничего не сказал, а Џепино хлопнул себЯ по карману.
   - Њиллион долларов за картину! ‚ ѓолливуде. Ћна снимаетсЯ, а Я только в
постели работаю. Ќеплохо, правда? - Ћн весело  засмеЯлсЯ,  сверкаЯ  белыми
крупными зубами, среди которых один был золотой, вставленный, по-видимому,
из кокетства, что делают часто и у нас лихие  хлопцы,  потом  сразу  вдруг
умолк, расстегнул воротник, вытащил оттуда крохотный медальон  на  цепочке
и, раскрыв его, перекрестилсЯ и  поцеловал.  -  €  вот  не  пошел!  ‘вЯтаЯ
мадонна, не пошел!
   Ќа этом разговор прекратилсЯ, так как на дороге показалсЯ  велосипед  с
долговЯзым парнем и очень хорошенькой белокурой девушкой,  сидевшей  перед
ним на раме.
   Џепино встал. Џоправил свою красную феску над курчавым чубом, перекинул
синюю кисточку на грудь и, засунув руки глубоко  в  карманы,  стал  ждать.
‚елосипед подъехал, девушка легко соскочила с него и сказала улыбаЯсь:
   - ‡дравствуй, Џепино! Љак хорошо, что ты приехал.
   Џепино ничего не ответил. ‘тоЯл, засунув  руки  в  карманы,  и  молчал,
глЯдЯ куда-то в сторону.
   ђозина  была  удивительно  хороша.   ЌевысокаЯ,   очень   стройнаЯ,   с
поразительно  приЯтным   нежно-розовым   цветом   лица,   голубоглазаЯ   и
золотоволосаЯ. ‘ейчас, чуть зардевшись, она стоЯла перед  нами,  сжимаЯ  в
руке носовой платочек, и немного растерЯнно смотрела то  на  отца,  то  на
Џепино, то на нас.
   - € надолго ты приехал? - спросила она.
   Џепино вынул из кармана пачку "Ќационали", долго  вставлЯл  сигарету  в
мундштук, потом щелкнул зажигалкой и только тогда посмотрел на ђозину.
   - Љарло? - спросил он.
   ђозина опустила глаза.
   - Љарло? - повторил Џепино.
   ђозина молчала.  Џепино  перевел  взглЯд  на  отца  -  тот  старательно
отколупывал что-то на своей рваной майке.
   - Љарло? - в третий раз спросил Џепино и,  так  как  ђозина  продолжала
молчать, вопросительно посмотрел на долговЯзого парнЯ, очевидно ее  брата.
’от слегка наклонил голову.
   „альнейшее произошло с какой-то невероЯтной  быстротой.  Џепино  сделал
шаг вперед, дважды очень быстро и звонко ударил ђозину по щекам и,  ни  на
секунду  не  задерживаЯсь,  побежал  к  оврагу.  “   каменного   парапета,
отгораживающего дорогу,  остановилсЯ,  быстро  вдруг  вернулсЯ,  вынул  из
кармана складной нож, бросил его  на  бочку  и,  ловко  перепрыгнув  через
парапет, скрылсЯ в овраге,  успев  по  пути  дать  две  не  менее  звонкие
затрещины ђозининому брату.
   Њы четверо, признатьсЯ, настолько опешили и растерЯлись, что  буквально
не успели вмешатьсЯ в эту мгновенную расправу. ЃеднаЯ ђозина,  пунцоваЯ  и
мокраЯ от слез, стоЯла все на том же месте, опустив  руки,  боЯсь  поднЯть
глаза. ‘тарик толстЯк  тоже  был  растерЯн,  потирал  свою  ставшую  вдруг
красной лысину и молчал. Џотом сорвалсЯ с места и сразу же вернулсЯ еще  с
одним кувшином вина.
   ‘транное дело, вино в €талии не возбуждает, а успокаивает. Ђ может,  то
было какое-то особое вино, вроде валерьЯнки. Ќо так или иначе  к  моменту,
когда к хибарке подъехали наши машины, ђозина совсем успокоилась  и  стала
даже волноватьсЯ, почему так долго нет Џепино.
   „о этого она тихо плакала, кусаЯ свои хорошенькие губки, потом  начала,
вытираЯ платочком глаза, причитать:
   - џ так и знала, так и знала... Ћн такой вспыльчивый, такой  горЯчий...
џ ему говорила - только не в берсальеры, только не надевай этой  проклЯтой
красной фески... ’ерпеть ее не могу. € перьЯ эти  на  касках  тоже...  Љак
попугаи... Ђ римские женщины с ума по ним сходЯт. „уры!.. џ говорила, есть
тут  рЯдом  зенитный  полк,  полтора   километра.   Џриходил   бы   каждое
воскресенье. Ђ тут одно пропустил и другое, а потом говорит  -  в  карауле
был. ‡наю Я эти караулы... ‚от и пошла назло ему  с  Љарло...  Ќу  и  что?
ЌельзЯ уж и в кино пойти? џ вас спрашиваю, а с кем Я пойду, если его  нет?
‘ кем? ‘ безногим Љурцио? €ли с косоглазым ‚итторио, от  которого  круглые
сутки вином разит? ‚от и пошла с Љарло, назло ему...
   € тут же забеспокоилась:
   - ‘колько уже времени прошло? Џосмотрите на ваши часы. „вадцать  минут?
Ќу что он там делает? џ  знаю,  Џепино  сильный  парень,  сильнее  всех  в
‘ессино. ‚ы не видали его мускулы? ‚о  какие!  Ђ  когда  разденетсЯ...  ‚ы
попросите  его  раздетьсЯ,  он  охотно  это  сделает.  ’ут  один  художник
приезжал, рисовал его, ему тогда еще восемнадцати лет не было.  Ћчень  его
хвалил. Џо двести лир в час платил. ‘оветовал даже в ђим поехать, там  еще
больше, говорил, платЯт. Ќо тут подвернулись  курсы  шоферов,  и  Я  очень
рада. Ќу его, этот ђим... € чего он всем так нравитсЯ? ‘вЯтаЯ мадонна, уже
полчаса прошло, а его все нет... € чего Я только с Љарло пошла? Ћн кузнец,
как буйвол здоровый, кулаком в висок - и все...
   Ќо тут поЯвилсЯ наконец Џепино. ‚еселый,  смеющийсЯ,  перескочил  через
ограду и сразу же потребовал вина.
   - Ђ ты почисть менЯ, ђозина. Њалость все-таки испачкалсЯ. € подлатай.
   Ћн был в песке и мелу, левый рукав до локтЯ разорван, под глазом синЯк.
ђозина моментально стащила  с  него  его  защитную,  американского  покроЯ
куртку, принЯлась зашивать, а он в одной  майке,  поигрываЯ  бицепсами,  с
деланной неохотой  стал  рассказывать,  как  он  отделал  Љарло,  который,
вероЯтно, в это же времЯ где-нибудь в кабачке в ‘ессино,  за  стаканом  же
вина, хвасталсЯ, как он расправилсЯ с этим берсальерчиком из ђима.
   ђозина была в восторге, глаза ее блестели: "’ак ему и надо! Њолодец!  €
ты ему еще дашь, если подвернетсЯ, правда?" ’олстый „жироламо тоже сиЯл  и
только подливал вина. Џодсел и брат, которому тоже налили.
   - •отЯ и не стоило бы! - Џепино хлопнул его по шее. -  •орош  брат,  на
сестру доносить. ‚ следующий раз зубы выбью.
   € все расхохотались этой милой шутке.
   ‚скоре мы уехали. ‚се четверо участников этой маленькой,  разыгравшейсЯ
на наших глазах драмы махали нам руками,  а  Џепино,  у  которого,  как  у
всЯкого итальЯнца, было развито  чувство  красивого,  требующего  какой-то
законченности, последней точки, крепко поцеловал свою ђозину в  губы.  Ћна
была на седьмом небе от счастьЯ.
   Ќе знаю только, что сказала  бы  она  и  с  каким  Љарло  пошла  бы  на
следующий день в кино, если бы  узнала,  что  в  тот  же  самый  вечер,  в
Ђльбано, мы опЯть встретились с Џепино.  Ћн  ехал  на  своем  Ярко-красном
мотороллере,  а  за  его  спиной,  крепко  уцепившись  за   него,   сидела
огненно-рыжаЯ премилаЯ толстушка, и все это вместе -  красное  и  рыжее  -
было очень даже красиво. “видев нас - мы обогнали его на своей  машине,  -
он весело помахал нам рукой, а потом  многозначительно  приложил  палец  к
губам. € тут Я невольно и, по-видимому, не без основаниЯ подумал, что там,
у винного склада, когда он так мило целовал изображение мадонны  на  своем
медальоне, он слегка покривил душой. „а простит ему это пресвЯтаЯ дева!  €
ђозина тоже...
   Њесто действиЯ второго рассказа - ‚енециЯ, ЏьЯццале. џ сижу на каменных
ступенЯх набережной, в нескольких шагах от колонны ‹ьва св.Њарка и курю.
   ‘огласитесь, очень приЯтно начинать свой рассказ именно с этих  слов  -
‚енециЯ,  ЏьЯцалле,  ‹ев  св.Њарка...  ‚  детстве  у   менЯ   была   книга
"’аинственнаЯ гондола". Љто ее автор, не помню, содержаниЯ тоже не  помню.
Џомню, что издание было ѓранстрема, обложка краснаЯ, тисненаЯ  золотом,  и
что на первой цветной картинке было изображено венчание  дожа  с  морем  -
громадный величественный корабль "Ѓуцентавр", и на  носу  его  в  забавном
колпачке маленькаЯ фигурка дожа, бросающего перстень в воды Ђдриатики.
   ’огда - мне было лет восемь или девЯть - Я написал свой первый рассказ.
„о конца Я его не довел - то ли надоело писать, то ли  получил  "неуд"  по
арифметике и было уж не до рассказа, а может, просто потому, что  начинать
всегда легче, чем кончать, - словом, до конца не довел. Џомню только,  что
принимали там участие и дож, и "Ѓуцентавр" и что начиналсЯ он на  ЏьЯццале
у колонны ‹ьва св.Њарка.
   € вот сейчас, почти через сорок лет, Я вернулсЯ к тому же месту.
   €так, ЏьЯццале, ‹ев  св.Њарка  и  Я,  сидЯщий  и  курЯщий  на  ступенЯх
набережной. ђаннее утро. ’уристов  еще  нет.  Џередо  мной  сверкающаЯ  на
солнце лагуна и остров ‘ан-„жорджо с колючей кампаниллой.
   „есЯтка полтора гондол - черных, длинных,  изЯщных  -  покачиваютсЯ  на
волнах, ждут пассажиров. ’ут же,  шагах  в  десЯти  от  менЯ,  гондольеры,
рассевшись на ступенЯх покуривают и о чем-то,  как  мне  кажетсЯ,  спорЯт,
хотЯ, вероЯтнее всего, это обычнаЯ утреннЯЯ беседа. Ћдин из них,  пожилой,
в выцветшем пиджаке с залатанными локтЯми, старательно моет  свою  гондолу
щеткой. —то-то мурлычет себе под нос.
   •орошо. ‘олнышко припекает,  голуби  воркуют.  ‘ижу  себе  и  курю.  Ќа
ЏьЯццале, в ‚енеции...
   € вдруг - Я не верю своим ушам - кто-то выругалсЯ  по-русски.  Џо  всем
правилам. ‡десь, в десЯти шагах  от  Џалаццо  „ожей.  Ќеужели  этот  самый
пожилой гондольер в выцветшем пиджаке?  Ќу  да,  уронил  щетку  в  воду  и
сейчас, засучив рукав, пытаетсЯ ее поймать. Ђ она, проклЯтаЯ,  мирно  себе
покачиваетсЯ, не даетсЯ в руки.
   џ не выдержал, подошел  и  спросил  что-то  по-русски.  Ћн  выпрЯмилсЯ,
улыбнулсЯ, ответил. ’ак и состоЯлось наше знакомство.
   Ѓольше часа провели мы с ‘ильвано €нкорпоре (сначала  Я  никак  не  мог
понЯть, что это его фамилиЯ) в его ветхой, вот уже тридцать лет бороздЯщей
венецианские каналы гондоле. Ћбъехали остров ‘ан-„жорджо, потом по  каналу
ѓранде  добрались  до  вокзала,  повернули  обратно,  стали   кружить   по
бесчисленным узеньким, довольно грЯзным каналам.
   ‘ильвано неторопливо греб своим единственным веслом, стоЯ  на  корме  в
характерной длЯ его профессии позе, чуть наклонившись вперед. Ћн совсем не
был похож на гондольера, какими мы их себе представлЯли,  -  не  стройный,
молодой, с жгучими глазами и  пленительным  тенором,  а  пЯтидесЯтилетний,
коренастый, лысеющий, беззубый, с хриплым голосом, к  тому  же  глухой  на
одно ухо. ’олько глаза были у него хороши - спокойные, умные, какие бывают
у людей, которые не только много видели, но и многое понЯли из  того,  что
видели.
   Ђ ‘ильвано видел много.
   Љонечно же мы вскоре обосновались с ним в маленькой остерии, в  которую
шагнули прЯмо с его кораблЯ. € тут же за тарелкой чего-то - чего, Я так  и
не мог понЯть, - очень острого и скользкого, за стаканчиком  все  того  же
кьЯнти Я многое узнал о его жизни.
   Ћн неплохо говорил по-русски. Ћказалось, что в  сорок  втором  году  мы
воевали с ним в одних и тех  же  местах  -  в  районе  ЉупЯнска,  потом  в
‘талинграде. Ћн был сначала конюхом, а когда начались перебои  с  горючим,
подвозил боеприпасы длЯ дальнобойной артиллерии. Љак и все  итальЯнцы,  он
нещадно ругал немцев, покрЯхтывал при воспоминаниЯх  о  русской  зиме,  на
памЯть о которой у него остались синие, всегда шелушащиесЯ уши.  ‚  Январе
сорок третьего он попал в плен. Ћтсидел восемнадцать месЯцев в лагере,  из
них полгода проработал штукатуром (он это тоже  умеет),  в  августе  сорок
четвертого возвращен был на родину.
   Џо-русски говорил он довольно бойко, только часто путал местоимениЯ,  а
о себе говорил преимущественно в третьем лице женского  рода:  "Ћна  очень
соскучилась по своей жене, почти три года не видела..."
   Ѓыл он и в Љиеве, когда служил свЯзным  и  поваром  какого-то  штабного
артиллерийского "тененте" - лейтенанта.
   - •ороший город. Љак €талиЯ. Љаштанов много.  Ѓольше  нигде  ђоссиЯ  не
видела каштанов... ѓде жила? ‘адик, памЯтник, мужчина, большие  усы  вниз.
(џ понЯл, что возле университета, где памЯтник евченко.)  Џотом  Џолтава.
ЃольшаЯ деревнЯ, названиЯ не помню.
   Ћб  этом  периоде  своей  злополучной  военной  жизни  он  вспоминал  с
удовольствием. ‚се восхищалсЯ, как там красиво, - и леса, и полЯ, и речки,
и девушки...
   џ вспомнил, что население тех сел, где стоЯли итальЯнцы,  не  очень  на
них обижалось. ‚еселые, мол, славные, хорошо поют, немцев не любЯт, только
с курами неладно - на улицу не выпускай, всех покрадут.
   ’ак  мы  сидели  с  ‘ильвано  за  маленьким  столиком  в   уголке;   он
рассказывал, Я слушал. Џотом он как-то странно, с улыбочкой,  взглЯнул  на
мою почти не тронутую тарелку, затем на менЯ и сказал:
   - Ќевкусно, а? ’огда Я знаю, что. Њоменте... - и скрылсЯ.
   Ћн  довольно  долго  отсутствовал,  наконец  поЯвилсЯ,  все  в  том  же
выцветшем пиджаке, но уже в светлой рубахе и с галстуком. ‘  торжественным
видом вытащил из кармана самую что ни на есть  настоЯщую  пол-литровку  и,
смеЯсь до ушей, сказал:
   - ЃелаЯ голова! Џрима!
   џ попыталсЯ вынуть деньги (бутылка эта  стоила  ему  заработка  двух  с
половиной часов работы), но он даже обиделсЯ.
   - Ќехорошо... Ќе надо. „лЯ русской человек подарок. Ђ ты в  ђоссии  мне
кьЯнти. •орошо? - € рассмеЯлсЯ своей шутке.
   •озЯин принес две рюмочки, но ‘ильвано потребовал третью.
   - ‘ын придет. Ђугусто. Ќикогда не пил.
   Џока мы дожидались  сына,  ‘ильвано  принес  большую  луковицу  и  стал
нарезать ее тоненькими, аккуратненькими ломтиками.  ђезал  и  все  головой
качал.
   - Ђ черный хлеб нет. Ќет в €талии.
   Џотом пришел сын Ђугусто, рыжий круглолицый парень с большими  красными
руками, все времЯ смущавшийсЯ и молчавший и только после  водки  несколько
оживившийсЯ.
   ‚ообще же с Ђугусто дело было плохо. ‘ детства праваЯ рука у него  была
сухаЯ, поэтому стать гондольером, как отец, он не мог. ‘ильвано очень этим
печалилсЯ, так как у Ђугусто был хороший слух  и  низкий  красивый  голос,
который во много раз увеличивает чаевые  гондольеров.  Ќо  что  поделаешь,
рука  сухаЯ.  Ђ  парню  уже  восемнадцать  лет.  ЏыталсЯ  петь   в   одном
ресторанчике на ђива ‘кьЯвони, но джазовые песенки у него не получаютсЯ, -
рассчитали. “читьсЯ пению нет денег. ђаботает сейчас  продавцом  на  мосту
ђиальто - всЯкие там венецианские сувениры  и  безделушки.  ‚се-таки  хоть
какаЯ-то, да работа.
   Џосле второй рюмки ‘ильвано покраснел, оживилсЯ и стал  убеждать  сына,
чтобы тот пошел за гитарой и что-нибудь нам спел. Ќо Ђугусто засмущалсЯ  и
сказал, что на гитаре лопнула струна, а без гитары он петь не может.
   Џотом за нашим столиком поЯвилась до неправдоподобиЯ тоненькаЯ  девушка
с копной густых, черных, перевЯзанных красной ленточкой волос,  и  мне  ее
представили как невесту Ђугусто - ‹ючию.  ’ут  Ђугусто  повеселел,  они  с
‹ючией о чем-то, перебиваЯ все времЯ друг друга, бойко заговорили и вскоре
ушли, преувеличенно вежливо с нами простившись.
   ‘тарик вдруг загрустил. ‚от, пожалуйста, любЯт друг  друга,  и  девушка
она хорошаЯ, скромнаЯ, работЯщаЯ,  хозЯйственнаЯ  -  работает  на  том  же
мосту, в магазине открыток и альбомов с видами ‚енеции, -  и  через  годик
можно было бы уже поженитьсЯ. Ђ на что жить? ‘ам ‘ильвано с трудом  сводит
концы с концами. ‘емьЯ небольшаЯ, но все-таки пЯть человек: он, жена, мать
жены - стараЯ больнаЯ женщина, печень, почки и вообще восемьдесЯт  лет.  €
двое детей. Ђугусто, правда, зарабатывает, а „жузеппе всего  семь  лет,  в
этом году должен в школу пойти.
   ‚ыпив еще рюмку, он заговорил о том, что вот уже и старость  подошла  и
на гондоле своей он уже больше тридцати лет работает, а вот теперь на него
начали косо посматривать: туристы, особенно англичанки и американки, любЯт
гондольеров молодых, красивых, а он... Ќо тут он вспомнил молодость. Љакой
он был парень! Љогда ему было  столько  же,  сколько  теперь  Ђугусто,  он
работал у одной богатой женщины,  жены  банкира.  “  тех  был  собственный
палаццо на Љанале ѓранде и две гондолы - его и ее - с коврами,  подушками,
все как полагаетсЯ. Ѓанкир был стар, жена - молода. € ‘ильвано был  молод.
‚олосы у него были черные, кудрЯвые, зубы белые, и ходил он тогда в  белой
рубахе с раскрытым воротом и в черных узких штанах,  подпоЯсанных  красным
поЯсом. Џеть он не пел, голоса у него никогда не было, но зато... ‚ общем,
хозЯйка была им вполне довольна. Ћколо года он у них проработал. Љак сыр в
масле каталсЯ. Ђ потом... —то ж, потом - обычнаЯ историЯ. Ѓогатым синьорам
быстро все надоедает.  ЏоЯвилсЯ  ѓульельмо  -  наглый,  нахальный  парень,
бывший матрос, на голову выше ‘ильвано. ‚от его и  рассчитали...  Ќо  зато
год пожил. Џотом на заработанные деньги купил себе эту  старушку  гондолу,
отремонтировал ее и вот живет до сих  пор.  Ќу,  а  потом  женилсЯ,  пошли
дети...
   ’ут он тЯжело вздохнул.
   Џока он говорил о той счастливой поре, когда ходил подпоЯсанный красным
поЯсом и зубы  у  него  были  белые,  а  волосы  черные,  весь  он  как-то
преобразилсЯ, подтЯнулсЯ, даже вроде помолодел. ѓлЯдЯ на него, смело можно
было поверить,  что  лет  этак  тридцать,  даже  двадцать  тому  назад  он
довольно-таки бойко покорЯл женские сердца.  Ќо  когда  рассказ  дошел  до
женитьбы и детей, он стал серьезен и даже грустен.
   Џосмотрев на менЯ, спросил:
   - „ети есть?
   џ сказал, что нет.
   - Џравильно! - Ћн кивнул головой, но, заметив мое недоумение,  добавил:
- •ороший сын - хорошо, плохой - плохо.
   џ удивилсЯ: Ђугусто произвел на менЯ очень приЯтное впечатление,  да  и
сам старик, по всему видно было, гордилсЯ им. Ќо  выЯснилось,  что,  кроме
Ђугусто и „жузеппе, у него был еще один сын, старший, - Њикеле.
   - Њикеле, Њикеле... - с грустью сказал он. - ’акой хороший  был.  Љогда
пикколо, маленький, - хороший, хороший. Љак  анджело.  ѓлазки  -  небо.  €
волосы - тонкий-тонкий, золотой, до  сих  пор,  -  он  коснулсЯ  плеча.  -
Љартинка, анджело! € добрый-добрый. –еловал много. Џотом - больше, больше,
больше... - ‘ильвано встал и показал, каким большим стал Њикеле, на голову
выше его. -  естнадцать  лет.  Ћчень  красивый,  большой,  и  много-много
девочек.
   Ќо девочки - это было бы еще  полбеды.  Њикеле  вступил  в  организацию
"авангардистов" - молодежную фашистскую организацию. ’огда все, или  почти
все, подростки состоЯли в "авангардистах" - иначе нельзЯ было,  но  Њикеле
увлексЯ этим и в двадцать лет стал заправским  фашистом.  •одил  в  черной
рубахе с черепом, чем-то там командовал, на всех наводил страх. ‘тал пить,
по ночам пропадал в ресторанах. Џотом, в тридцать четвертом, отправилсЯ  в
Ђбиссинию; вернулсЯ оттуда весь в крестах и  медалЯх.  Џовесил  в  комнате
громадный портрет Њуссолини,  стал  приводить  своих  товарищей  -  наглых
крикунов, которые целый вечер пили вино, хвастались и распевали фашистские
песни. „ошло до того, что  как-то  всЯ  эта  пьЯнаЯ  компаниЯ,  напившись,
пристала к ‘ильвано, чтобы он вступил в фашистскую партию  -  из-за  него,
мол, Њикеле не повышают в должности, - и когда он отказалсЯ, говорЯ, что в
политику никогда не вмешивалсЯ, они так избили его, что он до сих  пор  на
одно ухо не слышит.
   ‚ этом месте ‘ильвано часто-часто заморгал глазами,  потом,  взЯв  нож,
долго что-то вырезывал на столе.
   - Ђ сорок четвертый год  убили  Њикеле.  ‚  Ђнцио,  англичане,  десант.
Љомандир батальона был. Ѓомба - тр-рах! - ничего не нашли. Ќет могила... -
€, помолчав, добавил: - € не надо. ’акой сын не надо могила.
   ’ут он заплакал.
   Џотом  вынул  из  бокового  кармана  ветхий  бумажник  и  показал   мне
фотографию Њикеле. ‘ небольшой, помЯтой от долгого ношениЯ, потрескавшейсЯ
карточки, сощурив глаза, смотрел  на  менЯ  красивый  белокурый  парень  с
маленькими  черненькими  усиками,  в  фашистской  форме,  весь  украшенный
знаками отличиЯ. ‚зглЯд был веселый, тонкие губы чему-то  улыбались.  ђука
лежала на пистолете.
   - ‚ ‘талинграде, - сказал ‘ильвано, прЯча карточку, - сержант, русский,
очень похож Њикеле. ‚ысокий, волос длинный, усы маленький, но белый. ‚алЯ.
”амилиЯ  не  помню.  Љонвой.  —ай,  хлеб,  табак  давала.   “ши   морозил,
перевЯзывала... Ђ Њикеле уши бил...
   Ѓольно было смотреть на этого несчастного отца. ‚едь  он  любил  своего
сына. € конвоира ‚алю поэтому полюбил. Ќе только потому, что тот ему чай и
хлеб давал и уши перевЯзывал, - он был лицом похож на его сына.
   ‘ильвано встал, разлил остатки водки,  старательно,  каплЯ  за  каплей,
потом попросил  у  хозЯина  лист  бумаги,  аккуратно  завернул  бутылку  и
запрЯтал ее в карман.
   - ’ебЯ помнить... –веты  туда,  -  он  поднЯл  свой  стакан.  -  ђоссиЯ
помнить!
   џ  никогда  не  забуду  этих  слов,   сказанных   ‘ильвано   €нкорпоре,
венецианским гондольером, пЯтнадцать лет тому назад подвозившим  на  своей
клЯче снарЯды, один из которых, возможно, когда-нибудь пролетел и над моей
головой, а может быть, разорвалсЯ где-то совсем рЯдом и убил моего друга.
   "ђоссиЯ помнить! ’ебЯ помнить! –веты туда..."


   Џовествование мое подходит к концу.  Ђ  о  многом  еще  не  рассказано.
ѓоворЯ о Љапри, Я забыл рассказать  о  нашем  визите  к  старому  писателю
ќдвину —екио, у которого мы просидели не  меньше  часа,  и  пили  кофе,  и
рассматривали книги, и слушали его воспоминаниЯ о ѓорьком, а  потом  сломЯ
голову мчались по запутанным каприйским уличкам,  сбиваЯ  прохожих,  боЯсь
опоздать на последний отходЯщий катер.  Ќе  рассказал  Я  и  о  поездке  в
„жендзано, где на улице встретилсЯ нам мэр города,  который  с  увлечением
стал показывать "свои" владениЯ, а потом завел в какое-то глубоко