а четвереньках
рЯдом,  не  слишком, впрочем,  торопЯсь,  двигаемсЯ -  и
ладно. “же темнело. Њашины, параллельно нам, проносились
по дороге с зажженными фарами.
  Њы одолели подъем, потом спуск. џ ведь еще и сумку его
волок.  ЋсеннЯЯ   трава,  мелкие  катышки   пыли  -  эта
темнеющаЯ  вечернЯЯ землЯ  была удивительна. „авно  Я не
видел ее в такой близи: какаЯ землЯ!.. Ќыла поЯсница. Ќо
Я все шустрил возле  брата, как бы задаваЯ тон. ’аракан,
но  более подвижный  и  живой, Я  резво забегал  вперед,
говорил,  давай, давай,  догонЯй! -  приостанавливалсЯ и
ждал.  Ђ впереди  (цель) горел  и тоже ждал  (нас обоих)
фонарь: тускловатый, но высокий (и достойный восхищениЯ,
когда ты на коленках). Ћт фонарЯ к фонарю.
Ќас обогнала группка торопЯщихсЯ людей, веселые, один из
них говорил: "Ќет, нет. Њне вон тот нравитсЯ - смотри,
какой моторный!‘ - про менЯ, разумеетсЯ. Ћни прошли
мимо, сочтЯ нас пьЯными, проспавшими полднЯ и
только-только пробудившимисЯ в траве. Ћни торопились.
Ћдин из них, впрочем, сострил (этот их тонкий
нижегородский юморок): он на ходу склонилсЯ к более
шустрому таракану, ко мне, и дружески сказал, как бы на
бегах, как бы своему фавориту: "Ќеужели придешь
вторым?..‘ - и похлопал по плечу, поощрЯЯ. ћморок
адресовалсЯ им, группке, - услышали и хохотнули. “шли.
   Ђ мы  передвигались и совсем  не спешили, преодолеваЯ
зыбкую полутьму (меж двумЯ фонарЯми). ’равинки нет-нет и
били по  лицу. “  следующего фонарЯ отдохнули;  там же Я
распрЯмил спину и, горделиво стоЯ на коленЯх, помочилсЯ.
Ѓез напоминаниЯ,  по извечной человеческой синхронности,
‚енедикт  Џетрович тоже  поднЯлсЯ на  колени и,  хотЯ не
обильно, но покропил осеннюю траву. ‚ сторону, по ветру,
все правильно.
   ’ам,  в  движении,  коленками  на  земле  и  в  тишине
(возможно, благодарЯ  тишине), Я вдруг  услышал ‘лово, и
это ‘лово  было Я сам . Њне лишь показалось, почудилось.
Џосле десЯтилетнего  молчаниЯ (мне показалось) Я услышал
знакомый гул. ‚оздух и  землЯ - все качнулось. џ увидел,
как мой брат подымаетсЯ с колен. ЏошатнулсЯ раз, другой.
‚стал.
  - џ сам, - это сказал ‚енедикт Џетрович. € шагнул.
  Њы были уже на подходах к метро. ‚ошел в метро он тоже
сам.  Ђ когда  на крутых  ступеньках эскалатора  Я брата
придерживал,    ‚енедикт   Џетрович    вытирал   (вполне
правильно)  с   лица  пот  платком   и  говорил  (вполне
разумно), что  ему жарко.  Њне тоже было  жарко. Ќо день
завершилсЯ, день  удалсЯ! €  ехать, к счастью,  было уже
без пересадок.
  Ћба изнемогли, устали,  и оба молчком, скорей бы, мол,
корпуса  больницы, - да  вот  и они!  ’еперь все  проще:
теперь ‚енедикт Џетрович может сесть и сидеть, хоть бы и
прЯмо на  траве. ‘идеть,  лежать, кричать, ползти,  да и
провожающему эти дела  трын-трава, потому что здесь ‚енЯ
все  может. Ђ хоть  бы и  выйти на проезжую  часть перед
больницей   и   прилюдно   пописать,   еще  и   потрЯсти
возбудившимсЯ органом,  как пачкой  денег, - пожалуйста,
автобус объедет,  а идущий обойдет,  и даже взъЯрившаЯсЯ
уличнаЯ  толпа  против  ‚енедикта  Џетровича  бессильна,
потому  что  уже  на  территории.  Џотому  что  уже   их
ответственность, что он ни  делай. (Ћн их - именно этого
они и  хотели, сами хотели и  добивались, когда тридцать
лет  назад  его   залечивали:  забрать  себе  его  "Я‘.)
Џописать, обнажитьсЯ, а может, и поджечь склад-сарайчик,
неподалеку  домик,  или  даже  большой  дом,  смотрЯ  по
интересу.  „аже  и  всю  больницу поджечь,  и  опЯть  же
виноваты будут  они, виновато  общество, весь мир, но не
он, потому что его нет, его "Я‘ не существует, нет моего
брата.  ‘тоит ‚енедикт  Џетрович и чуть  покачиваетсЯ. “
входа. †дем, когда примут. "Ћткрывай!‘ - кричу.
   џ  все-таки   проведу  его  внутрь.  ќто  важно  после
домашнего кайфа.  ‚идел не  раз, как подгонЯют  санитары
отдохнувшего  ,   давай,   давай,   смеютсЯ,   а   давай
наперегонки,  мил-лЯга? -  тычками, один  толкнет вЯлого
слева, другой с правой стороны. ’ак и протолкали мЯчиком
по коридору до палаты, а потом, ах, синЯк, и тут синЯк?!
ах-ах,  да что  ж ты  падаешь, дохлЯк какой.  Ђ пожрать,
между  прочим,  он  не  дохлЯк,  не  зазеваетсЯ,  лишнюю
сосиску  у соседа  взЯть  - это  понимает, а  лишний шаг
сделать по коридору - этого его шарики уже не крутЯт!
   —то?!  а почему  так  поздно его  привезли?! а  вы  не
вмешивайтесь, у  вас вон свой -  вы думаете, он не берет
со  стола чужие сосиски?  не берет,  зато он у  вас срет
мимо, -  нет? ну, если еще не срет  мимо, так срал же и,
стал  быть,  будет...  „а   ты  не  каркай,  чего  ты  с
родственниками  треплешьсЯ,- это сказал  второй санитар,
более  скучный  и   сам  полупришибленный.  Ђга!  ‚от  и
накаркал -   смотри!    Џрихватив   справа-слева,   вели
‚енедикта Џетровича, и вот из его штанины, из левой плюх
и еще  плюх, и следы  на полу... Ќу, ты  подумай, что за
день сегоднЯ!  да не  кричи ты при  родственниках! да не
его это родственник, начхать  на него!.. как теперь быть
с ним,  с этим?  Љак? - а  вот как! - потащим  его мыть,
обмыть  положено,  давай,  давай,  не  в  говне  же  его
оставлЯть. Ђ  вот насчет  пола пусть нЯнька,  или роднЯ!
пусть  роднЯ раком,  и  чтоб трЯпками  хорошенько возили
воду по полу - и чтоб честно, от стены до стены.
  ЋглЯнулсЯ.  ‚енедикт Џетрович оглЯнулсЯ, чтобы увидеть
менЯ  с  расстоЯниЯ. (Џонимал,  что  Я  тоже вижу  его.)
Ћттолкнул  их.  €  тихо   санитарам,  им  обоим  как  бы
напоследок:  не толкайтесь,  Я сам. €  даже распрЯмилсЯ,
гордый,  на один  этот  миг -  российский гений,  забит,
унижен,  затолкан,  в говне,  а  вот  ведь не  толкайте,
дойду, Я сам!