  со  днЯ  его основаниЯ, и  под это  дело большое количество
писателей,   около  трехсот  человек,   было  награждено  правительственными
орденами разных степеней. ‚ газетах обнародовали списки награжденных,  среди
них  был  назван  и  Я,  удостоенный  ордена  "‡нак Џочета".  ќто  был самый
"младший"  из орденов, но  награждение исходило  от правительства --  высшаЯ
государственнаЯ   инстанциЯ   отметила   менЯ.  €  обсуждение  моего  романа
ѓоскомиздатом само собой  отменилось. ‚новь "Ѓелке" удалось проскочить через
опасное препЯтствие.
     Ќо  и  на этом  ее  приключениЯ  не закончились.  Џодступил  тот  самый
исторический  VIII  ‘ъезд   писателей   ‘‘‘ђ  --  потому  исторический,  что
последний. Ќо об этом  еще  никто не подозревал, и торжественное  собрание в
Љремле открылось с той  же помпезностью,  что и  всегда, и  так  же  работал
знаменитый, колоссальных  размеров кремлевский  буфет, и  был  торжественный
банкет... € Я  там был, и мед  пил... Ќо вот что  произошло  в самом  начале
съезда,  когда  Џервый секретарь  ‘Џ  ‘‘‘ђ  товарищ  Њарков  зачитывал  свой
доклад...
     ‚начале Њарков говорил обычные казенные торжественные слова, благодарил
партию   и  правительство.  Џотом  стал   говорить  о   выдающихсЯ   успехах
многонациональной  советской  литературы  и  зачитал  длинный  список  особо
отличившихсЯ писателей. €х  было  немало,  оказываетсЯ! ‘правившись с  этим,
докладчик перешел к отдельным неудачам, имеющим место быть в общем стройном,
правильном  литературном  процессе.  Ћдной  из  первых неудач  было  названо
произведение уважаемого ‚иктора Ђстафьева -- речь  шла  о повести "Џечальный
детектив". ‡атем Њарков глубоко  вздохнул, помолчал и вдруг произнес мое имЯ
и назвал роман "Ѓелка"... Ќо что-то мешало ему говорить дальше, и  докладчик
опЯть  замолчал. Ѓыли Ясно слышны  глубокие вздохи Џервого секретарЯ. Ќо вот
он вроде справилсЯ с собою и снова стал докладывать, опЯть назвал мое имЯ --
и  окончательно смолк. ’ут к трибуне подбежали какие-то люди и бережно увели
под руки внезапно заболевшего докладчика...
     Љ трибуне выскочил ‚. Љарпов, бывший разведчик, ѓерой ‘оветского ‘оюза,
и, как говоритсЯ,  подхватил  знамЯ  на  лету  -- стал  читать дальше доклад
вместо выбывшего  из строЯ командира.  €  уже без всЯких  затруднений Љарпов
решительно зачитал  слова  о том, что в  "Ѓелке"  есть  что-то  чужое и наша
действительность освещена в романе как-то не по-нашему...
     Њаркова увезли прЯмо со съезда в Љремлевскую больницу, а Я еще во времЯ
чтениЯ  марковского  доклада  Љарповым стал получать  записки.  Њои  коллеги
поздравлЯли менЯ с  прекрасной  рекламой, которую  сделал  мне  на весь  мир
докладчик. Ђ один шутник  тут же пустил  по кругу шутку: мол,  Љиму показали
желтую карточку, а Њаркова  унесли с полЯ. Ќадо сказать, что  почти  в те же
дни проходил чемпионат мира по футболу и у всех на устах  были общеизвестные
футбольные словечки и выражениЯ.
     Ќо не только чемпионат по футболу был предметом мирового вниманиЯ.
     ЏриближалсЯ тогда небывалый  и  неожиданный длЯ  всего  мира и длЯ  нас
самих   процесс  в  стране,  который  назовут  впоследствии  "перестройкой".
‡атрещали скрепы и подпорки "русского коммунизма" -- взошла к вершине власти
страннаЯ и загадочнаЯ фигура ѓорбачева.


        „еревнЯ

     ‚первые о  Њихаиле  ѓорбачеве  Я  задумалсЯ глубокой осенью восемьдесЯт
какого-то  года,  уже во второй  половине  десЯтилетиЯ  -- и вот  при  каких
обстоЯтельствах. џ  к тому времени уже давно освоил  жизнь в русской деревне
-- осенью  1976 года  купил  избушку  в Њещерском краю, темную  заколоченную
развалюху, и с годами постепенно довел ее до ума.
     ‚се свои книги,  кроме первой --  "ѓолубой  остров",-- Я написал там, в
маленькой   деревушке  ЌемЯтово.  Љак   сейчас   понимаю,  это   было  самое
благополучное и счастливое времЯ моей творческой жизни. џ со своим корейским
семейством впервые поЯвилсЯ  в  тех  лесных  рЯзанских краЯх  представителем
чужедальнего племени, какого еще  не видывали местные люди.  Љогда Я однажды
зашел в магазин, ко мне подошла маленькаЯ сухонькаЯ старушка, делегированнаЯ
толпою других старушек, и спросила:  "Џарень, а парень, ты Яврей, что ли?" џ
отвечал, что Я кореец,-- о таковых  старушка, очевидно,  ничего не  слыхала,
это было видно по ее  глазам, светлым,  выцветшим,  с  детским,  безмЯтежным
выражением...
     Ћднако глубокой осенью во времЯ своей очередной  добровольной отсидки в
деревне  Я зашел по  какому-то делу  к  старухе  Њатрене.  ќто была довольно
крупнаЯ,  равномерно  округлаЯ  и  морщинистаЯ, словно  моржиха, деревенскаЯ
бабка,  обычно молчаливаЯ и угрюмаЯ,  но  иногда  и  шумнаЯ,  оравшаЯ зычным
трубным  голосом. ‚  этот  вечер, еще ранний по  времени,  но уже совершенно
темный  --  ночь наступала  где-то часов  в пЯть  -- Њатрена сидела одна  за
маленьким   кухонным  столиком  у   окошка,  завешенного  белой  занавеской.
ЏриземистаЯ,  сутулаЯ -- голова ушла в  широкие плечи, бледное лицо обращено
ко входЯщему в дом, темные блестЯщие глаза  с неожиданным живым  и  ласковым
выражением смотрЯт на  него -- стараЯ женщина как будто ждала моего прихода.
Ќо ничего подобного быть не могло,  мы не договаривались о встрече.  € вот Я
смотрю  --  на  простенке  между  окнами  прЯмо к  темному  бревнышку  сруба
прикреплен  портрет,  вырезанный из какой-то газеты.  Ќа портрете  -- Њихаил
‘ергеевич. ќто было времЯ, когда ѓорбачев только-только стал генсеком.
     џ  был весьма удивлен: с  чего это Њатреша  повесила  в  своей  пустой,
убогой  избе портрет ѓорбачева? “ нее погиб взрослый сын -- пьЯным утонул  в
реке. Њуж давным-давно погиб на войне.  „очь, такаЯ же угрюмаЯ и полнотелаЯ,
как  мать,  ушла от  мужа с двумЯ детьми  и  жила в  казенной  квартире  при
совхозной почте (эта несчастнаЯ дочь впоследствии, уже много времени  спустЯ
после смерти матери, покончит с собой, повеситсЯ в пустом материнском доме).
Ђ стараЯ  Њатрена сидела возле портрета ѓорбачева и с живой улыбкой в черных
глазах  смотрела  на  менЯ.  € взглЯд  ее  был  весьма  похож на  знаменитый
улыбчивый взглЯд великого российского реформатора-разрушителЯ.
     -- ‡ачем ты прилепила его, Њатрена Њихайловна? --  спросил Я, показываЯ
на портрет.
     -- Ђ уж больно мне понравилсЯ,-- тотчас  ответила Њатрена, будто ждала,
когда придут и спросЯт именно об этом.
     -- —ем же понравилсЯ?
     -- Ћчень хороший человек.
     -- Џочему хороший?
     -- ’акой молодой, симпатичный...
     Ѓолее веских доводов Я  от  Њатрены не дождалсЯ. Ќо все же Ясно ощутил,
что в душе  этой  бедной старухи поселилось мистическое любопытство к новому
царю-батюшке. „а Я и сам  думал, что пришел к власти некто необычный и можно
ожидать каких-то  невиданных перемен.  Ђ  может быть,  все  эти  ощущениЯ  и
предчувствиЯ в свЯзи  с приходом ѓорбачева были не  чем иным,  как отчаЯнным
всплеском  надежды  на то,  что  в нашей разлагающейсЯ от  всенародной лжи и
государственного  сволочизма стране может  поЯвитьсЯ нечто  спасительное  --
надежда на чудо...  “же около  десЯти лет Я просидел в этой деревне, правда,
больше  в летнее и осеннее  времЯ года  -- жил здесь длЯ того, чтобы писать,
работать вдали от всЯкой городской суеты, в стороне от чудовищной несуразицы
общественной жизни.  Љак раз  было  времЯ  правлениЯ кремлевских старцев  --
зловещаЯ чехарда смертей престарелых генсеков.
     Ќароду советскому тошно стало  от частых  смертей своих вождей, поэтому
он так и обрадовалсЯ,  когда поЯвилсЯ  на нашем траурном небосклоне  молодой
ѓорбачев. Њишка-меченый, как мгновенно прозвали его в народе.
     € вот стараЯ Њатрена, у которой  отнЯли все ее человеческое достоинство
и  само упование на счастье в жизни,  взамен оставив  ей непреходЯщее  горе,
бедность  и  скотскую  униженность  существованиЯ,--  несчастнаЯ  крестьЯнка
встрепенулась  в  призрачной  надежде  и  обратила  взор  на  вырезанный  из
газетного листа портрет нового царЯ-батюшки.
     €сторикам  еще предстоит разобратьсЯ в феномене этой  личности. —то его
сподвигло, каким  образом поЯвилсЯ  на  исторической  арене  этот человек, с
именем которого свЯзано  разрушение мировой коммунистической системы?  ‹ично
менЯ также интересовал этот человек --  и прежде всего тем,  что у него было
нормальное  человеческое   лицо   с  живыми,   блестЯщими  глазами.  ‚от  уж
действительно -- социализм с  человеческим  лицом!  ‚первые облик  верховной
власти имел такой вид -- вспомнить только, насколько  жуткими,  словно маски
длЯ зловещих фарсов, были физиономии кремлевских тиранозавров.
     Њне    не   пришлось    принимать    участиЯ    ни    в   перестроечных
общественно-государственных  кампаниЯх, ни  в  других,  более  поздних,  так
называемых  процессах демократических преобразований.  Њногие  из писателей,
очень известных и популЯрных, с головой окунулись в нахлынувшие мутные волны
новой демагогии, стали политиками регионального значениЯ или даже постепенно
закрутились в самой воронке государственной власти. ‚ласть приближала к себе
знаменитых, чтобы перед лицом всего народа они поддержали ее. € знаменитости
наши охотно шли на призыв.
     ‘ам  же  Я все эти  годы  перестройки большей частью  просидел в глухой
мещерской деревне. Ќаступило в моей жизни времЯ самой продуктивной работы. ‚
деревне  Я  написал  все  свои  романы,  новые  повести и рассказы,  пьесы и
киносценарии.  ЊенЯ  печатали  самые  престижные толстые  журналы,  ежегодно
выходили за границей мои книги  в переводах. € весь этот личный  мой успех и
процветание происходили на тоскливом фоне  умираниЯ старой русской  деревни,
где Я писал эти книги.
     Љак-то так случилось в моей жизни, что Я хорошо узнал и полюбил то, что
уже умирало и как  бы смиренно  укладывалось, собрав  остатки сил, в  тишину
последнего покоЯ. ђусскаЯ деревнЯ  Явила  мне  истинное сердце народа,  и  Я
навеки восхитилсЯ им  и  ужаснулсЯ  безмерно.  ‚се умные  книги, все русские
философы и писатели,  сам ‹ев ’олстой  или „остоевский --  ничто и  никто не
открыли мне  столько, сколько  открыла жизнь в маленькой  деревушке в лесной
рЯзанской  глуши.  € именно в деревне  произошло  мое  подлинное рождение  в
русском Языке --  там  начало  моего  существованиЯ  как русского  писателЯ.
“ниверсальный закон ‚селенной -- чтобы родилось существо, необходима любовь,
а  чтобы полюбить, необходимо узнать  предмет любви.  џ хорошо  рассмотрел и
узнал  душу русской  деревни, полюбил ее самым  отчаЯнным образом, и от этой
любви  родилось  полноценное  дитЯ  моего художественного слова. Ќо  великаЯ
печаль была изначально в этой любви.
     Љогда Я впервые поЯвилсЯ в ЌемЯтове, там было еще шесть смешных и милых
девчонок  от десЯти до  пЯтнадцати лет --  последних деревенских  детишек. ‚
самую первую мою осеннюю отсидку девчонки повадились заходить ко мне, отнюдь
не дожидаЯсь моего приглашениЯ, приходили всем скопом,  устраивались кто где
может  и с  любопытством  таращились  на  менЯ.  Ќемного  освоившись в  этой
ситуации, Я попросил их  приходить ко мне  в  гости после четырех,  когда  Я
заканчиваю работу. Џредложение мое было  принЯто, и ровно в четыре на старом
крыльце моей избушки раздавалсЯ жизнерадостный топот множества ног. „евчонки
приносили  молоко,  соленые грибы, Я  угощал их бутербродами,  кофейком. Ћни
затапливали старую русскую печь, пекли картошку, пытались печь блины. Ћднако
блины   почему-то   не   получались  у  них,  разваливались...   Ќатешившись
хозЯйствованием,  разогревшись едой, девчонки  скидывали валенки и  лезли на
печь, отпихиваЯ друг дружку и давЯсь от смеха. Ќа печи была совсем маленькаЯ
лежанка, где можно  было  с  трудом устроитьсЯ  одному-двум. „аже сидеть там
было невозможно --  голова упиралась в темные  доски потолка, ее  нужно было
низко  клонить, чтобы  не стукнутьсЯ  о  балку. Њои гостьи напихивались туда
всей  компанией  и  как  бы  дышали  и  хихикали  единым  телом,  надувались
беспричинным весельем. € вдруг это тело распадалось, летело с печи по одному
кусочку, махаЯ тонкими руками-ногами. Ћбычно  самыми первыми слетали на  пол
тощие легковесы ‹идка Љомарова или Ћльга, а последними оставались на лежанке
или ‹енка, самаЯ упитаннаЯ и нахальнаЯ, или Њарина, самаЯ старшаЯ, или  ‹ида
Љузнецова, самаЯ рослаЯ...
     —ерез несколько лет  немЯтовские  девочки  одна  за  другой исчезли  из
деревни. Љто уехал  в Њоскву или в  ђЯзань учитьсЯ, кто --  замуж в соседнюю
деревню.  Ђ ‹ида  Љузнецова погибла где-то вдали от дома, говорЯт, бросилась
под поезд. Ќо, еще  учась в школе, в  старшем  классе, она совершила попытку
самоубийства --  прыгнула  в  колодец. ’ам оказалось  мало  воды...  —то  за
страшный  рок   висел  над  этой  несчастной  девочкой,  что  за  проклЯтие?
ђыжеватаЯ, зеленоглазаЯ, статнаЯ и женственнаЯ не по возрасту, ‹ида была так
привлекательна... € вскоре деревнЯ осталась совсем без детей. ‹етом внуки из
городов еще жили  у своих бабушек,  а на зиму  родители увозили их  домой. ‚
деревне уже  никого не было,  кто оказалсЯ  бы  способен произвести детишек.
‡имовать оставались одни старики и старухи, да несколько семейных пар  более
молодого, пенсионного или предпенсионного возраста, да  ненормальный  бобыль
‹еонид со своей ненормальной сестрой ‡иной,  оба инвалиды на государственном
обеспечении.
     “   менЯ  сложились   неплохие  отношениЯ  с   некоторыми  деревенскими
старухами. Ћчевидно, взаимное бескорыстие в смысле пола и чистое любопытство
в смысле  души  придали  нашим  отношениЯм некую  неизъЯснимую  прелесть.  џ
оставалсЯ в  деревне до глубокой осени, иногда и до зимы.  ‚  окаЯнную пору,
когда  ночнаЯ темень  наваливалась уже в пЯтом часу днЯ, одиноким старухам в
своих  избах  Я  представлЯлсЯ,  наверное,  кем-то  вроде  посредника  между
смертной   мглой,   постепенно  поглощающей   их,   и  слепЯщим   миллионами
электрических  вспышек  светом  цивилизованной  жизни,  куда   уже  никогда,
конечно, им не выбратьсЯ,--  всем  этим ЌастЯм, Њарфам, Њатренам, ЏелагеЯм и
Њаринам, ‹ипам, Ќадежкам и Ќюрам, ‡инкам, „уськам и ‚ерочкам...
     ‚се они остались без  мужей еще с  войны, тогда  им было около тридцати
лет, с тех пор прошло еще  лет сорок... € за все это времЯ еще  ни  разу  не
было такого, чтобы в деревне оставалсЯ на зиму одинокий мужик да еще и столь
экзотической наружности.
     ‘ловом, было о чем подумать старухам, когда они в  раннюю темень ноЯбрЯ
заваливались в свои  одинокие, словно могилы, привычные вдовьи постели.  € Я
тоже  думал о  них, когда после работы  и  раннего ужина -- он  же  сразу  и
поздний обед  -- залезал  на теплую печку.  €бо  не может быть такого, чтобы
одинокие женщины и одинокие мужчины в забытой Ѓогом деревне не думали друг о
друге  в осеннюю темную  ночь.  Љогда никак не спитсЯ,  потому что еще очень
рано длЯ сна, и за окном где-то  в  темной утробе  ночи  воет собака и дождь
шуршит по стеклу. Ќе знаю, каковы были думы старух, но мои были такого рода,
что почти каждую из них  Я  мог  бы полюбить за чудесную  привлекательность,
чистоту и прелесть  их женских натур. ‘  каждой из них Я  смог бы, наверное,
разделить  продуктивное  времЯ своей жизни, если  бы,  к сожалению,  оно  не
началось лет на тридцать после их продуктивного времени.
     „нем деревенские  соседки иногда  навещали  менЯ  --  то ЌастЯ принесет
молока  или  кусок  гусЯтины в  рукаве, то Њарина  притащит  банку тернового
вареньЯ, то глухаЯ  Џолечка придет  и  поставит  на крыльцо  миску с  белыми
куриными Яйцами... € Я их навещал, когда мне не работалось.
     ЋбходЯ старушечьи избы, Я вдруг стал понимать, что удивительным образом
вид  жилища  и  в  особенности  его  внутреннее   убранство  соответствовали
характеру каждой из деревенских дам и  хорошо  выражали затаенные упованиЯ и
заветные идеалы.  “  одной вдруг  обнаруживал Я  на  ее старинной деревЯнной
кровати превосходные  лоскутные одеЯла самых радостных расцветок, сшитые  ею
самой, у другой  на  чисто  вымытом некрашеном  полу  красовались  полосатые
самотканые дорожки -- такого вида и качества, что душа радовалась. “ третьей
все  стены были  обклеены  картинами  русских  и нерусских художников,  всех
времен и всех направлений, вырезанными из журнала  "ЉрестьЯнка". “  этой  же
любительницы изобразительного  искусства  на самом видном месте, в простенке
между  окнами,   был  прибит   большой  китайский   плакат  с  нежно-румЯной
красавицей-феей,  котораЯ   взмахивала  веером   и   пристально,  загадочным
китайским  взглЯдом  смотрела  тебе в  самые глаза. Ќо, несмотрЯ  на разницу
вкусов,  порой  даже очень существенную,  интерьеры  жилищ моих  деревенских
подруг единила одна общаЯ, у всех одинаковаЯ и бесконечно грустнаЯ бедность.
     Ђ вскоре деревенские  мои подружки стали одна за другою умирать. Ќе мор
или эпидемиЯ нашли --  нет, наступал длЯ  каждой ее час. Џервой при мне ушла
ЌастЯ, та, что приносила кусок гусЯтины в рукаве,-- Я его запек с Яблоками в
русской печке, о, какой чудный  аромат  стоЯл у  менЯ в  избе  в тот раз!  ‘
Ќастей мне  удалось попрощатьсЯ и даже проводить до кладбища -- она умерла в
те  дни,  когда Я  еще был в деревне.  ‡а нею ушла Ќадежка †укова,  соседка,
потом  Њатрена, потом  Њарина ‘амарина, самаЯ  близкаЯ  из моих  подруг.  Ќа
несколько лет дольше прожила ЏолЯ-пищуха, самаЯ горькаЯ из горемык.
     ’ак  умирали не  просто  старые  деревенские  старухи  --  так  умирала
деревенскаЯ  ђоссиЯ,  главнаЯ ђоссиЯ, родительница  и хранительница  великих
нравственных ценностей нации.


        ЌебеснаЯ степь

     ‚ записках этих деревне отводитсЯ  так много  места потому,  что десЯть
лет самого продуктивного трудового  возраста  Я проработал  там, в маленькой
избушке,  сидЯ за колченогим  некрашеным столом,  оставленным в  доме старой
хозЯйкой. ќто было мое писательское убежище,  скромное, бедное и, как теперь
понимаю, самое прекрасное  и счастливое длЯ  менЯ.  ’ам  были завершены  мои
повести "‹уковое поле", "‹отос",  там же были написаны  рассказы, вошедшие в
сборник  "‚кус  терна  на рассвете". ‚ маленькой избе,  которую  Я  купил  у
старухи ‚ерочки,  были  начаты  и  закончены мои  первые  романы:  "Ѓелка" и
"Ћтец-лес".
     Њожно сказать,  ‚ерочкина изба оказалась моей художнической  кельей,  а
деревнЯ ЌемЯтово -- писательской академией.
     „уша  моЯ с  детства тЯготела  к  жизни  в деревне, и  это прежде всего
свЯзано  с  тем, что  мое  ощущение жизни  вблизи  растений, животных  и  на
свободной, не закатанной асфальтом земле было радостным... Ђ жизнь  в городе
непременно   загонЯла  менЯ  в   тоску,  пробуждала  в   душе  некое  темное
предчувствие грЯдущей катастрофы. € потому естественным и непринужденным был
длЯ  менЯ творческий настрой в  деревне,  а в городе  творчество  подступало
через преодоление чего-то тЯжкого и гнетущего.
     ‘амым трудным испытанием в деревенском  отшельничестве  осенью -- зимою
было испытание одиночеством. Љ осени  деревнЯ как бы  совсем  пустела  и  по
вечерам погружалась в огромную единую тьму, над  которой только в Ясную ночь
сверкали крупнозернистые огненные звезды или в одиночестве светила бессоннаЯ
луна. џ выходил после рабочего днЯ  на улицу, чтобы принести  дров из  сараЯ
или воды  из колодца.  ЋглЯдываЯ темную деревню, в  которой иногда  мелькало
несколько  случайных  огоньков,  Я испытывал  безмерную тЯжесть одиночества.
‚верху   надо  мною  мерцали   неисчислимыми  огоньками  чернаЯ   бездна   и
бесконечность -- необъЯтнаЯ небеснаЯ степь. Ћна была  моей душой, и во  всей
звездной  совокупности  ‚селенной вопиЯла  гласом  моего одиночества.  € мне
хотелось побежать  к любому из светившихсЯ огоньков этой ночи -- постучатьсЯ
в дверь любой избы, где  находитсЯ кто угодно,  лишь  бы такое же, как  и Я,
человеческое существо.
     Ћдиночество  скрашивали мои  вечерние  посещениЯ дома  учителЯ  ЌиколаЯ
‚асильевича ”едина, куда Я ходил, стараЯсь  делать это не каждый день, чтобы
не надоедать людЯм. †ена хозЯина, ’амара Њихайловна, тоже была учительницей,
но уже  на  пенсии, у них жил-поживал внучок  Џашка, которого  подбросила им
старшаЯ разведеннаЯ дочь.  “чителЯ  жили  вполне по-деревенски, крестьЯнским
двором, держали скотину, птицу, откармливали поросенка, хозЯин увлекалсЯ еще
разведением кроликов и нутрий, которых в деревне называли "внутриЯми". ‘ад и
огород  у ”едина  были  всегда  в  образцовом  порЯдке,  Яблони плодоносили,
садоваЯ малина,  крыжовник,  смородина были "усыпенными", то есть усыпанными
Ягодами, картошки по  осени  накапывал  он полный  погреб.  “чителЯ и их три
дочери, которые все уехали и  жили  в Њоскве,  были большие  любители  леса,
грибники и Ягодники,  так что у ”единых всегда  были на зиму большие припасы
вкусных солений и варений.
     џ  ходил к ”единым  в  основном по вечерам,  чтобы посмотреть программу
"‚ремЯ",  которую   смотрел  и   хозЯин,  и  старалсЯ   особенно   долго  не
засиживатьсЯ, потому  что  они  по-деревенски  ложились  спать  рано. ’амара
Њихайловна уходила за перегородку и затихала там еще до окончаниЯ "‚ремени".
Њы с Ќиколаем  ‚асильевичем посиживали  перед горЯщей печкой,  разговаривали
кое о чем, потом Я прощалсЯ и уходил. „о моего  дома надо  было  идти метров
триста, не  более, но в  ночной темноте путь  этот  казалсЯ  бесконечным  и,
главное, не очень  желанным --  возвращатьсЯ надо было в  пустое и невеселое
одиночество. ђабота писателЯ оказалась длЯ менЯ неожиданно трудной в свЯзи с
преодолением  именно   этого   противоречиЯ:  необходимости  уединениЯ   длЯ
благотворной  сосредоточенности   и   моей   душевной   нерасположенности  к
одиночеству.
     Ќо  шли годы, и постепенно Я стал привыкать к своему положению. ‡олотаЯ
цепочка моего творческого  счастьЯ благополучно продолжала коватьсЯ: деревнЯ
-- лес -- работа -- новаЯ  книга. „ети  мои росли, полюбили деревню,  каждое
лето были  там со мною, и деревенскаЯ  детвора принЯла их  как своих. “ менЯ
также сложились добрые отношениЯ  с деревенскими жителЯми.  џ стал известным
человеком в округе, мое деревенское прозвище  было  вначале Љореец, затем --
Џисатель. ЏоЯвились надежные друзьЯ. Ќо не всегда было так.
     Ќа  втором  году летом Я впервые привез свою  семейку  в  деревню... Џо
приезде обнаружилось, что  в доме  нет  такой необходимой вещи, как уборнаЯ.
Ќадо было  в срочном порЯдке соорудить нужник, и  Я по совету соседей созвал
так  называемую "помочь". ’о есть  пригласил деревенских  мужиков, чтобы они
по-быстрому сообща сделали мне то, что  было необходимо, а за это  Я  должен
был к окончанию работы выставить щедрое угощение. € вот пришли  с топорами и
пилами  человек   пЯть-шесть  и  за  пару  часов  поднЯли  на  краю  огорода
классическое деревЯнное сооружение. џму под него Я предварительно вырыл сам.
‚се  произошло, на мой  взглЯд, славно и  благополучно, водки  Я выставил  в
достаточном количестве, от пуза, мужики расходились по домам пошатываЯсь,  с
песнЯми.  Ќо  одному   из   них,  Ѓурмистрову  €вану,   угощение  показалось
недостаточным,  и,  уходЯ,  он  предупредил  менЯ, что  это не окончательный
расчет  и  что   Я  должен  пригласить  его  еще.  Њне  такое  заЯвление  не
понравилось, и Я не стал его приглашать. —ем и нажил в нем врага.
     Њужик  он  был  дурной,  с  густыми   чернущими   бровЯми,  с  тЯжелым,
разбойничьим  взглЯдом, жилистый,  сутулый,  как старый  лось. Џо  фронтовой
инвалидности рот  у него  был страшным образом скошен  на сторону, за  что и
прозвище  деревенское было  у него  -- Љосоротый. ЌапиваЯсь, он устраивал  в
доме  жуткие  скандалы  с  мордобоем  и  хриплый  ор  на всю  деревню.  ‹юди
деревенские боЯлись его  и,  когда  он пьЯным  попадалсЯ навстречу, обходили
стороной.
     € вот сей  молодец  стал  всЯкий раз,  возвращаЯсь из  магазина  домой,
останавливатьсЯ  возле   моей  избушки  и  выкрикивать   какие-то  невнЯтные
претензии и угрозы.  ‚се бы ничего, если  бы  он не ругалсЯ  страшно  матом.
ЌесмотрЯ на дефект речи из-за инвалидности, матюгалсЯ пьЯный €ван ‘тепанович
вполне  внЯтно.  Ђ девочки мои были еще  маленькими, и  вместе с  ними возле
нашего дома всегда возилось  много соседских  детей.  џ однажды разъЯрилсЯ и
восстал,  как  говоритсЯ,  на  него  --  короче говорЯ,  мы с  ним  чуть  не
подрались...  Џришлось   по   телефону,  который   имелсЯ  в  доме   ”едина,
пожаловатьсЯ властЯм,  и  Ѓурмистрова вызвали  в районную милицию. Ђ у  менЯ
власти попросили письменного заЯвлениЯ, чтобы можно было хулигана отдать под
суд.
     ‚сЯ деревнЯ молча  следила за нашим конфликтом, не становЯсь открыто ни
на  чью  сторону. Ѓурмистрова люди боЯлись, к тому же он был своим, а Я пока
что был непонЯтной фигурой -- нерусский, черный, всЯ семьЯ такаЯ  же, к тому
же с начальством имеет добрые отношениЯ,  из района к нему приезжают  разные
уважаемые люди. Ќачальство Я или нет, барин Я или не барин?
     ‘татус свободного художника, независимого от начальства и существующего
сам по себе, был неизвестен этим людЯм.  Њое положение в социальной иерархии
оставалось длЯ них невыЯсненным. ЃоЯтьсЯ менЯ или не надо боЯтьсЯ?
     Ќикакого заЯвлениЯ в письменном виде Я не стал подавать, и Ѓурмистрова,
кажетсЯ, просто оштрафовали на некоторую сумму. ‘ тех пор мы жили в деревне,
как бы не замечаЯ друг друга, и он больше не останавливалсЯ возле моего дома
и  не орал. Џрошло  года  два  -- и вдруг  €ван  ‘тепанович  заболел и  стал
умирать.  “ него  обнаружилсЯ рак. “мирал он зимою, долго и мучительно, весь
высох, говорЯт, и стал легким, как ребенок,  жена на руках переносила его по
дому. Џеред смертью он стал  посылать  жену то  за одним, то за другим --  к
тем, кого обидел,-- приглашал к себе домой и просил у них прощениЯ. ‚спомнил
и обо мне, но так как Я находилсЯ далеко, то велел принести какую-нибудь мою
книгу. Џолистал, говорЯт, ее...
     Ќе знаю,  о чем он думал при этом, но знаю, что он простил мне и, может
быть, в  чем-то попросил и  у менЯ прощениЯ. Љогда  следующей весной Я вновь
приехал в деревню, люди  рассказали мне про  смерть  Ѓурмистрова.  € по  тем
чувствам умиленности и распахнутой  доброты, которые они невольно проЯвили в
разговоре, мне стало Ясно, что Я принЯт деревней, что Я  длЯ них уже свой. €
это было чрезвычайно дорого мне.


        ‘лово

     Џора  настала определитьсЯ, чей же Я писатель -- русский или корейский.
’о есть мне хочетсЯ по-настоЯщему  разобратьсЯ в самом себе, не имеЯ в  виду
тех  нелестных  длЯ  моего  самолюбиЯ,  порою  весьма  обидных  высказываний
некоторых литераторов, как русских, так  и  корейских,  которые отказывались
признавать менЯ за своего.
     „а,  и такое  бывало! Ћдин русский писатель, который смело  может  быть
причислен к направлению "деревенщиков", так определил менЯ. џ отношусь к так
называемым "русскоЯзычным"  писателЯм и в  этом виде навсегда останусь среди
второстепенных, неродных.
     „а что там  деревенщик...  Љогда в 1989  году осенью Я впервые попал на
родину своих предков, в газете была опубликована моЯ беседа с одним маститым
южнокорейским  литературоведом,  и он в лицо мне  заЯвил,  что  Ђнатолий Љим
никакого отношениЯ не имеет к корейской культуре.  џ и сам знал, разумеетсЯ,
что  пишу  на  русском  Языке,  не  на  корейском,  поэтому мои произведениЯ
относЯтсЯ именно к русской литературе, и это великаЯ честь -- принадлежать к
одной  из самых  значительных  литератур  мира.  Ћднако царапнуло менЯ нечто
тайное -- по самому сердцу, и Я  что-то ответил своему собеседнику... ’еперь
уже совершенно неважно, как Я там отвечал, однако стало Ясным одно: менЯ и в
ђоссии некоторые  господа не признают за  своего,  и на исторической  родине
дают понЯть, что Я чужой, посторонний... ’ак куда же мне деватьсЯ?
     ‘мею уверенно предположить, что не только некоторые русские деревенщики
и корейские литературоведы, но и все прочие "русскоЯзычные" литераторы могли
бы назвать менЯ посторонним и на то имели бы убедительные аргументы. € вот Я
сам спешу привести их, чтобы  освободить интеллигентные сердца  от некоторых
возможных уколов совести.
     џ писатель не традиционный -- и в смысле русской литературной традиции,
и в отношении ориентального эстетического  подхода. ‚ своих  произведениЯх Я
не старалсЯ выразить духовную сущность или русского человека, или корейского
человека, или какого-нибудь другого "национала", хотЯ персонажами моих  книг
бывали и русские люди, и корейские, и немецкие, и американские,  и Японские,
и так  далее. Џризнаюсь, что, рассказываЯ о человеке,  Я никогда  не  ставил
главной  целью изобразить его  национальную или социальную ментальность. ’ак
что же такое в человеке Я отмечал, чтобы выразить это словами?
     ‚ начале было  ‘лово... џ выражал то в человеке, что было в нем посеЯно
и взращено через изначальное ‘лово. €меетсЯ в виду слово не как фонетическаЯ
конструкциЯ, принадлежность того или иного Языка, а  ‘лово в первоначальном,
библейском, смысле.
     ‚  этом смысле  ‘лово --  не звуковой  набор, понЯтный и привычный  длЯ
русского или  корейского  уха,  скорее  что-то  совершенно беззвучное. ‘лово
такого порЯдка есть понЯтийный символ, который может  быть выражен человеком
даже  через жест  или пластическое изображение  -- иероглиф,  а то  и внушен
взглЯдом.  ѓлухонемой  человек,  не  слыша  звуков,  прекрасно  различает  и
воспринимает слова через систему знаков, по этой же системе он  и "говорит".
Ћдни  и те же  предметы,  ЯвлениЯ мира,  понЯтиЯ  звучат  на  разных  Языках
по-разному. Ќо изначальные слова, обозначающие это же самое, длЯ всех одни и
те же -- и они никак не окрашены, не озвучены.
     џзык   незвучащих  изначальных   слов  известен   и  принадлежит  всему
человеческому  роду  и  не   ЯвлЯетсЯ  прерогативой  какого-либо  отдельного
национального образованиЯ. Ќезависимое от фонетической оболочки, изначальное
слово доступно длЯ каждого. €м владеет всЯкий: и гордый внук славЯн, и финн,
и  ныне дикий тунгус,  и друг  степей  калмык.  ‡десь  Языкового барьера  не
существует длЯ тех, кто смог овладеть этим незвучащим  изначальным ‘ловом. џ
говорю о Языке человеческой души, который длЯ  всех одинаков.  Ќа этом Языке
каждаЯ из живших на  ‡емле  душ выражала те  чувства  своего сердца, которые
могут быть названы добрыми.
     €значальное  незвучащее  ‘лово,  Ќеслышимый  џзык,  ЯвлЯетсЯ  первичной
духовной основой всех на свете прекрасных книг, всех стихов. Ђ прекрасное не
может  быть  злым, оно выражаетсЯ  только  на Языке  добра. € художественное
сочинение --  метафизически -- поЯвлЯетсЯ вначале на этом Языке, а потом как
бы формируетсЯ на  тот или иной национальный Язык. ќтот процесс происходит в
душевной тишине, в глубине и тайне каждой творческой личности.
     “ каждой такой личности -- как и у любого человека на  свете --  есть в
его душевных качествах то, что содержит все  главные выразительные  признаки
национального  характера.  ђазумеетсЯ, каждый  китаец несет  в себе довольно
много китайского, каждый еврей  -- еврейского, во всЯком  русском достаточно
вовек неистребимых русских черт. Љроме характерных национальных признаков, у
каждого человека  имеютсЯ еще и  социальные черты  и метины, присущие общему
психосознанию данного исторического и  политического  момента.  Џомимо всего
перечисленного,  личность  может принадлежать  и к какой-нибудь политической
партии,  например,  к  коммунистам,  или  к религиозной  общине,  скажем,  к
‘видетелЯм  €еговы  -- тогда  непременно  прибавЯтсЯ  к  этнопсихологическим
свойствам натуры еще и признаки  партийного ригоризма, и  налет сектантского
эзотеризма.
     Ќо у любого русского, евреЯ, корейца или у коммуниста, свидетелЯ €еговы
-- у каждого из нас, кем бы мы ни были, есть в физическом теле и в невидимой
душе что-то такое, чего нет ни у кого другого на всем белом свете. Ќигде, ни
в  ком, никогда не  повторЯющеесЯ  нечто. ‘уществующее во веки веков  только
раз,  один-единственный раз -- в каждом из нас содержащеесЯ, вместе с каждым
из нас и уходЯщее из этого мира.
     ‚сего один раз... ‚ единственном экземплЯре...
     ‚от  это  единственное и неповторимое, содержащеесЯ в каждом из живущих
на ‡емле, ЯвлЯетсЯ причиной и предметом печали --  главной  печали бытиЯ длЯ
всЯкого человеческого существованиЯ. Ќаверное, когда Ѓог замышлЯл сотворение
человека, сей печальный  компонент  уже  присутствовал  с  самого начала  --
называетсЯ  это  абсолютной  уникальностью  человеческой  личности,  котораЯ
никогда не повторЯетсЯ.
     —то это? Ѓлаго или проклЯтие?  Њожет быть,  когда в Ѓиблии говоритсЯ  о
том, что ѓосподь создал  человека по образу ‘воему и подобию, имелась в виду
эта   мучительно  осознаваемаЯ  уникальность,  это  абсолютное  одиночество,
которое властвует над судьбою человека с того днЯ, когда он вкусил от плодов
древа познаниЯ добра и зла?
     ќта  экзистенциальнаЯ  отчаЯннаЯ печаль и ЯвлЯетсЯ  тем источником, тем
незвучащим   ‘ловом  длЯ  всей  человеческой  цивилизации,  который  понЯтен
каждому.  €  Я овладел  этим  ‘ловом  прежде,  чем  впитал  в  себЯ  русское
художественное слово.
     ђусский  ли Язык  или любой  другой  -- длЯ менЯ  он  прежде всего  был
необходим как способ перевода на него с Языка изначального.
     ’он моих произведений окрашен печалью вселенского одиночества. € это не
потому, что  Я  отщепенец мира сего,  а потому, что  каждый  из  людей  есть
вселенский  отщепенец. € Я пишу об этом -- это и  есть, видимо, моЯ  судьба.
…сли у менЯ спрашивают, о чем мои книги, Я честно отвечаю, что в них главным
содержанием ЯвлЯетсЯ  все то,  что происходит  во мне  и только во мне  -- и
больше никогда ни в ком и нигде не повторитсЯ. € Я ловлю вопрошающие взглЯды
моих собеседников: а  кому будет интересно все  то, что происходит с тобой и
только  с  тобой? Ќу кто ты  такой и  что  в тебе  такого уж  интересного  и
поучительного?
     Ќичего во мне особенно такого  уж интересного и поучительного нет. Ќи о
чем таком Я не написал в своих книгах, чего бы мой читатель сам не знал и не
видел. Џросто в  самом начале  своего литературного пути  Я сделал следующее
открытие: —…‹Ћ‚…Љ €Ќ’…ђ…‘…Ќ. Ћн несет в  себе тайну своего сотворениЯ. ‚ нем
содержитсЯ и тайна его уникальных переживаний. „алеко не все в них подчинено
ментальному  стереотипу  --  есть  море  жизненных ощущений  и  переживаний,
которые становЯтсЯ известными только данному человеческому субъекту, который
приходит  и уходит всего  один раз.  џ открыл,  что следить за  уникальными,
единственными  в  своем  роде  переживаниЯми,   впечатлениЯми,   мимолетными
реакциЯми  и фиксациЯми душевных уколов человека захватывающе интересно. Љак
и всЯкий художник, Я стал сочинЯть, придерживаЯсь правдоподобиЯ, использовал
поэтическое   воображение,  но  только  сочинительство  мое  активнее  всего
действовало в  пределах воображаемых переживаний  моих персонажей. џ сочинЯл
длЯ  них  Ярчайшие  впечатлениЯ, невольно  делаЯ  своих героев приверженцами
эстетической школы импрессионизма.
     џ старалсЯ угадывать и в литературной  форме запечатлевать все  то, что
приходит вместе с отдельным человеком,  вместе  с ним и уходит  -- и никогда
больше не повторитсЯ. џ хотел разгадать закон неповторимости.
     Њоей целью стало выражение уникального, а не отражение типического. ‚се
мои герои похожи только на  самих себЯ и никоим образом  не  приближаютсЯ  к
"собирательным образам" или "типическим персонажам в типической обстановке".
€  Я  могу  наконец  обрести   окончательное  самоопределение.  џ   писатель
человеческой уникальности. ‚ эстетике менЯ влечет не Яркий символ вечного, а
трепетный нюанс мимолетного.
     €бо Я нашел, что национальность  у  человечества одна, и она называетсЯ
-- человек. € Я  стал его национальным писателем. Њоим письменным и звучащим
Языком  стал  русский,  на нем осуществлены  все оригиналы  моих книг.  Њоим
дописьменным  незвучащим  Языком  стал всеобщий  Язык  человеческого сердца,
известный и понЯтный каждому, кто когда-нибудь поЯвлЯлсЯ жить на этом свете.
€ этот каждый,  брат мой и товарищ по  мгновению  существованиЯ, читает  мои
книги на нашем общем родном Языке.


        ЏутешествиЯ

     ќта правдиваЯ повесть о моей писательской судьбе будет неполной, если Я
не расскажу о своих путешествиЯх по стране и по миру.
     Џо натуре  Я не путешественник,  а  домосед, длЯ  которого спокойное  и
подробное  созерцание  малой  родины милее экзотических  впечатлений далеких
путешествий. Ћднако Я был рожден, очевидно, скитатьсЯ по земле и должен  был
повидать  многие краЯ  нашей  большой страны,  а  также  разные континенты и
страны.  џ всюду  побывал в  бывшем  ‘‘‘ђ:  от Љамчатки  до  Ѓелоруссии,  от
Њурманска до Љиргизии, в ‘ибири и ‘редней Ђзии, в Љрыму и на Љавказе.
     ‚ зарубежных поездках повидал Я Ђмерику и џпонию, был во многих странах
…вропы, съездил в далекое Њарокко на севере Ђфрики.
     џ  особенно ценил  в  этих поездках совершенно свободное от программы и
протокола времЯ, когда мне выпадала счастливаЯ возможность одному бродить по
незнакомым местам, улицам и площадЯм городов, где  никогда раньше не ступала
моЯ нога  -- да и не только моЯ, но и всех моих  предков. Ћсобенное чувство,
густое  и  хмельное, охватывало мою  душу, когда Я не спеша прогуливалсЯ  по
родине, где еще ни разу не приходилось мне  бывать. €бо откровение, великое,
волнительное, было  в том, что всЯ планета есть моЯ родина,  что всюду Я иду
по  родной  земле, где  бы  Я ни оказывалсЯ:  в  …вропе  ли, в Ђфрике или  в
џпонии...
     ‚первые это чувство, что Я у себЯ дома, находЯсь Ѓог весть в какой дали
от  отмеченной  в  паспорте   родины,--  чувство  всемирности,  планетарного
космополитизма,  обдающее   сердце   жаром  безнадежной   любви   ко   всему
человеческому миру, ко всем джунглЯм,  сахарам  и  европам,  охватило менЯ в
”инлЯндии, на том безвестном  мосту  в •ельсинки, через который Я перешел  и
углубилсЯ в незнакомый  город. џ переходил  через мост с тЯжестью величайшей
печали, навалившейсЯ мне на  сердце, ибо Я-то этот мир узнал, почувствовал и
полюбил,  но  он-то  менЯ  и  знать  не  хотел.  ‚стречнаЯ финскаЯ  девушка,
белокураЯ, голубоглазаЯ, в пестрой вЯзаной шапочке-колпаке, даже и глазом не
повела  в  мою сторону, проходЯ мимо,  и  это  было  не  наигранным чувством
полного безразличиЯ с ее стороны.
     Ѓыл серый вечер, смеркающийсЯ,  весенний, с черными корЯвыми  силуэтами
дубов бульвара,  вставшего  на моем пути. ли навстречу еще какие-то  финны,
они также миновали менЯ,  как и блондинка на мосту,  и воистину  им никакого
дела не было до  того, что Я в их туманной  стране узрел еще один  лик нашей
общей  родины,  а  в  них  вдруг  ощутил свою  тЯгучую  тоску  по  какому-то
искрЯщемусЯ и многоцветному, как радуга, счастью,  которого нет  и не  может
быть среди угрюмых финских лесов и болот...
     Ђ в  каком-то  городе, ближе  к  ЏолЯрному кругу,  менЯ  встретил  один
писатель из местного ‘оюза финских писателей, парень этак лет тридцати  пЯти
на  вид, жилистый,  веснушчатый, с невыразительным мужицким лицом. Ѓыл ли он
молчалив  или  разговорчив, Я  не  знаю, потому  что  мы  с  ним  совсем  не
разговаривали -- ни он  по-русски,  ни Я по-фински  не  понимали. Ќо  вместе
ходили и ездили по  разным  местам, обедали,  пили  пиво, и мне было легко и
приЯтно с ним...  ’ак  вот,  слиЯние моей  души  с его медлительной северной
душою было настолько убедительным, что  Я совершенно не запомнил себЯ в  той
нашей встрече. џ эту встречу увидел его глазами и запомнил его памЯтью.
     Ћ, как  скучно ему  было  утром  с похмелюги  подниматьсЯ и  перетьсЯ в
отель, чтобы везти менЯ, российского гостЯ, на  машине в  далекий лесной дом
знаменитого  финского художника-отшельника. Ќо  когда  мы приехали  к  этому
дому, вернее, подъехали  к незаметному  съезду с асфальтированной дороги  на
узкий лесной проселок, там оставили  машину и долго шли  лесом, затем  через
дикое  поле и  наконец подошли  к  великолепному новому бревенчатому дворцу,
который был,  оказываетсЯ, возведен на месте старой хижины, где жил и творил
когда-то  художник  --  в  моем  веснушчатом  бесцветном спутнике  произошли
разительные перемены.
     џ почти перестал узнавать его! ‚ернее, Я уже не видел его -- Я ощущал и
видел себЯ  в  этом  человеке.  Ќаши чувства  слились, а  сердца застучали в
едином   ритме  от  волнениЯ,  восторга,  зависти  и  внезапно  навалившейсЯ
пронзительной тоски. €бо мой  вожатый, финский  писатель из  провинциального
городка, и  Я, приехавший из  ђоссии писатель,  вдруг в одно  и то  же времЯ
сильно разволновались по одной и той  же причине.  Ѓыстро переглЯнувшись, мы
понимающе и сочувственно улыбнулись друг другу.
     Њне  стало  Ясно   там,   что   величайшее  счастье  человека-художника
заключаетсЯ в  том, чтобы  жить и  работать  в  лесу,  в таком  великолепном
большом  и красивом  дворце  со  всеми  удобствами, с  отлакированным  белым
полом...  €  чтобы можно  было  такой дом построить на  те  деньги,  которые
удастсЯ заработать своими руками,-- кистью ли, карандашом или  пером... Ќо Я
понимаю, как длЯ менЯ  это труднодостижимо, если Я всего лишь провинциальный
писатель местного значениЯ и  живу на стипендию, которую  назначил мне  ‘оюз
финских писателей  нашего территориального  округа. ‘корее всего мне никогда
не построить  подобного  дома  и не жить  в лесу  в  этаком  комфортабельном
отшельничестве.  € Я  переглЯдываюсь с этим симпатичным гостем из  ђоссии, с
Ђнатолием Љимом, и вижу