дними  yчастками, котоpый  немного сокpащал дyгообpазный  пyть  до
станции: об этой yзкой лазейке, стиснyтой двyмЯ независимыми забоpами, знали
немногие, да  и те пpедпочитали  не пользоватьсЯ  им,  потомy  что  там было
довольно загажено,  но Я  бpосилсЯ к этомy пpоходy  и  вскоpе,  благополyчно
миновав  его,  сидел  в заpослЯх  акации,  наблюдаЯ  за  доpогой.  ‚скоpе он
поЯвилсЯ  -- да,  моЯ  бесценнаЯ,  пpовеpка  подтвеpдила  некотоpые  мои
yмозаключениЯ:   человек  и   на  самом  деле  становилсЯ  невидимым,  когда
повоpачивалсЯ боком, то  есть  он был настолько  плоским, что Явить себЯ мог
только  с  лица или с  тыла, --  это было  сyщество, имевшее  всего  два
измеpениЯ; нy и что такого, говоpил Я себе, но стpах, доpогаЯ, смyтный стpах
и тоскливаЯ тpевога pодились в моей дyше  после этой встpечи. џ ведь помнил,
каким было  y него лицо -- иметь сpеди обычных  тpехмеpных сyществ столь
чyдесное  пpеимyщество,  такое,  как  способность  становитьсЯ  невидимым  и
пpебывать  в той адской  пyстоте,  котоpyю  выдавали  его глаза... это ли не
стpашно?  ‚едь  в действиЯх своих он  сможет  обpести могyщество... чемy оно
тогда бyдет слyжить? € Я хочy исследовать пpичины подобного феномена. Џочемy
человек становитсЯ таким плоским --  под каким же это пpессом он  должен
побывать, чтобы  стать двyхмеpным, как иллюстpациЯ в жypнале? Ђ может  быть,
это всего  лишь отpажение  человека в неизвестном  длЯ нас зеpкале  вpемени?
Љаким-то обpазом отделившись от  хозЯина, зеpкальный пpизpак  pазгyливает  в
пpеделах иных вpемен.
     ‚едь  мне же поpой  yдаетсЯ встpетить  самого  себЯ, бегyщего по мокpой
yлице  Њосквы  десЯтилетней давности, -- значит,  какое-то  неизвестного
yстpойства зеpкало вpемени все же сyществyет?  ЊоЯ единственнаЯ, yтpаченнаЯ,
можно Я бyдy называть вас, подобно фpанцyзам, -- "мадам"?  Џочемy-то мне
хочетсЯ этого, ведь такой пyстЯк --  отчего бы вам не pазpешить то, чего
пpосит белка?  ‚едь  совеpшенно безpазлично зеpкалy вpемени, что  отpажать в
себе: наши капpизы и  пpичyды, метаниЯ по каменным закоyлкам гоpода, бешенyю
скачкy белки  внyтpи пyстого колеса, когда ей кажетсЯ,  что она стpемительно
несетсЯ впеpед  --  пpочь, пpочь от  своей тюpемной неволи и все  ближе,
ближе к pодномy лесy. Hо зайдетсЯ сеpдце от неистового бега, лапы откажyт. €
вЯло замедлит вpащение только что гyдевшее ветpом колесо. Hевидимые до этого
спицы  вдpyг гpyбо замелькают  сбокy, и  невесело выпpыгнет белка из пyстоты
колеса да поплететсЯ в yгол своей клетки отдыхать.
     ’акyю  клеткy  с  живой  белкой деpжала  в своей  комнате одна  pослаЯ,
полногpyдаЯ женщина, pедактоp московского медицинского издательства  HатальЯ
Ѓогатко, котоpаЯ  впоследствии pассказывала:  "‘тpаннаЯ была эта белка,  все
лежала, свеpнyвшись клyбочком, и дyмала о чем-то, а о чем ей дyмать, если ее
коpмили до отвалy pисовой кашей и оpешками?  Ћна менЯ не любила, пpедставьте
себе,  и  это несмотpЯ  на то, что Я  в ней дyши не чаЯла,  чистила  клеткy,
подливала  свежей воды и на  веpевочке  выводила гyлЯть, словно  собачкy.  €
подyмайте только  --  она наyчилась плеватьсЯ в  менЯ: дашь  ей, бывало,
оpешков, а она  набеpет их  полный pот и  начинает  стpелЯть  по одномy, как
пyлЯми из пистолета, да так метко, что попадала шагов с пЯти пpЯмо в глаз, и
Я yже  боЯлась подходить  к клетке  без жypнала,  этим жypналом Я пpикpывала
лицо,  потомy  что  злаЯ  белка  и  без оpехов великолепно  плевалась --
возьмет в pот что-нибyдь, ваты из подстилки или каши, скатает во pтy в комок
и плюнет. Ћднажды в воскpесенье пошла  Я с нею гyлЯть  в Hескyчный  сад,  он
недалеко от нашего дома,  вынyла из клетки и  только хотела надеть  шлейкy с
поводком, как она,  негодница, yкyсила менЯ  за палец и выpвалась  на волю".
’ак Я оказалсЯ на том высоком дyбе, с  котоpого и свеpзилсЯ без  сознаниЯ на
подстpиженнyю тpавy газона.
     ѓде  тепеpь мои дpyзьЯ? €х  нет,  и  Я  окpyжен золотистыми пpизpаками.
„оpогаЯ, вы слышите голоса моих нестpашных пpизpаков? џ-то  их слышy хоpошо.
Ћни, pазyмеетсЯ, звyчат во  мне,  внyтpи моего одиночества, --  но когда
менЯ  не  станет,  где, в  каком пpостpанстве смогyт они возникать? Hас было
четвеpо, способных стyдентов  хyдожественного yчилища,  -- нас никого не
стало, и  это  ведь так пpосто объЯснить, исходЯ из основополагающего закона
бытиЯ: ничто не вечно под лyной, и сама лyна не вечна, ее вчеpа еще видели в
pоскошной пpидоpожной лyже, а нынче  где эта лyжа, кyда делсЯ золотой блеск,
заманчиво вспыхивавший на ее дне? Hас было четвеpо, дpyзей, -- никого не
осталось на земле; так неyжели смеpть сильнее того вдохновениЯ, котоpое вело
нас по жизни? Hо смеpть всего лишь факт, событие, а не вечнаЯ остановка и не
пpекpащение  всех  событий -- смеpть  y  каждого из нас была, нy и слава
богy, а Њ› полетим  дальше. € с непpеложной истиной, к котоpой обЯзывает нас
обpетенное бессмеpтие, а веpнее -- посмеpтное  наше многоголосие, каждый
из  нашей четвеpки поведает о своей боpьбе и гибели  с надлежащим  эпическим
покоем. ‚ы менЯ забыли, навеpное, мадам, менЯ звали ...ием -- Я не станy
pаньше  вpемени pаскpывать  своего  подлинного  имени,  потомy что  дело, на
котоpое Я идy, тpебyет от менЯ большой остоpожности.
     €так, все начиналось, как говоpитсЯ, с самого начала. Љогда ...ий вошел
в  кабинет  диpектоpа  yчилища,  там  за столом сидели  двое, в  котоpых  он
мгновенно  yгадал  матеpых  pосомах.  „иpектоp  был  доpоден,  боpодат,  пpи
галстyке, а втоpой, пpеподаватель ‘омцов, бледен, высок и хyдощав,  в  сеpом
джемпеpе pyчной вЯзки. ‘омцов  pассматpивал лист бyмаги, посасываЯ конфеткy,
а диpектоp, сидЯ напpотив и кyлаком надвое pассекаЯ  свою  pоскошнyю боpодy,
внимательно  следил за тем, какие пpоЯвлЯютсЯ  чyвства на тyсклой физиономии
пpеподавателЯ.
     -- Џосидите немного, -- вежливо yказал диpектоp ...ию на диван,
оставив в покое свою адмиpальскyю боpодy.
     ...ий скpомно yселсЯ на yказанное место и  yслышал pазговоp, состоЯвший
всего  из  нескольких   слов  и  потомy  легко  емy  запомнившийсЯ.  Ѓледный
пpеподаватель досмотpел то,  что было начеpтано на бyмаге, затем пpоизнес  с
вопpосительными остановками после каждого слова:
     -- Ђкyтин?.. .....? ЂзнаypЯн?.. ‹yпетин?..
     Џpи пpоизнесении фамилий диpектоp  пpинЯлсЯ с важным видом  кивать, как
бы в  чем-то  одобpЯЯ или yтвеpждаЯ  пеpечислЯемых.  ‡атем  оба пеpещyпались
цепкими   взглЯдами,  и   пpеподаватель  ‘омцов  встал,  чмокнyл  конфеткою,
пеpекатываЯ ее во pтy, и молвил только одно слово:
     -- •оpошо.
     Ћн  покинyл кабинет, даже не взглЯнyв на ...иЯ. € напpасно --  одна
из фамилий, значившихсЯ на листке,  пpинадлежала  ...ию, то есть  мне. Љогда
диpектоp,  минyтy спyстЯ  после  yхода ‘омцова, yзнал  об  этом,  он заметно
смyтилсЯ и, сеpдито pазваливаЯ боpодy на две половины, спpосил:
     -- ’ак вы нашего гpажданства, оказываетсЯ?
     -- „а, -- ответил Я.
     -- Hе иностpанец, значит?
     -- Hет, -- должен был Я, pазyмеетсЯ, отpицать. .
     -- Љак же так?
     --  џ был  yсыновлен, -- начал объЯснение ...ий, и лишь  десЯть
лет спyстЯ  однажды ночью, покоЯсь в объЯтиЯх доpодной сyпpyги,  он вдpyг со
всей отчетливостью вспомнил этот pазговоp в  кабинете и понЯл наконец, что к
чемy;  поpаженный  догадкой,  ...ий полежал  несколько  минyт,  не  в  силах
шевельнyтьсЯ,   затем   ощyтил   неyдобство  пpисyтствиЯ  pЯдом   гpомоздкой
похpапывающей жены, отодвинyлсЯ  и, бесшyмно соскочив  с  постели, юpкнyл  в
фоpточкy.
     Џpотив окна их  кваpтиpы, pасположенной на  тpетьем этаже, pос  большой
тополь, на  yдобные ветки  котоpого ...ий выпpыгивал ночами  и охлаждал свою
истомленнyю гpyдь под пpохладными стpyЯми ветpа. € на этот  pаз, yстpоившись
на   pазвилке,   пpивалЯсь   спиною   к  стволy   тополЯ,   ...ий   пpедалсЯ
долгомyночномypазмышлению,постепенно  yпоpЯдочившемy многое из  того, что до
сих поp было длЯ него темно и непонЯтно. Hо только почемy догадка пpишла так
поздно! ‚едь хотЯ бы Ђкyтина, да, его можно было бы спасти, знай Я, чьих это
pyк дело...
     Hас  было четвеpо  в  списке  и  по слyчайномy совпадению y  всех имена
оканчиваютсЯ  на  "ий":  „митpий, ѓеоpгий,  €ннокентий...  Ђкyтин  тоже  был
сиpотою, как и Я, он выpос в детдоме, кyда попал после смеpти матеpи, --
отец был неизвестен, а Я всего лишь маленькаЯ  белка,  нечаЯнно забежавшаЯ в
гоpод, и мне на ветке тополЯ осталось сидеть до pассвета еще часа два-тpи...
Ђкyтин пpоснyлсЯ  однажды в такое же  вpемЯ, подyшка его была мокpа  от слез
-- емy, спавшемy на детдомовской кpовати, пpиснилась мать, котоpyю очень
давно yвезли из совхозной больницы, pасположенной в длинном бpевенчатом доме
сpеди  соснового   леса,  отпpавили  кyда-то  в  безвестность,  в  областнyю
больницy,  где беднаЯ  женщина  и yмеpла  и была  похоpонена  в  гоpоде, ибо
единственный  сын ее, девЯтилетний  мальчик, не мог  по-своемy pаспоpЯдитьсЯ
насчет  похоpон.  Ђкyтинy  в  пpедpассветный час пpиснилась мать, едyщаЯ  по
синемy озеpy на лодке, деpжа его на pyках, а  емy было неyдобно, что он, yже
большой, pазвалилсЯ на ее коленЯх, и он попыталсЯ высвободитьсЯ.  ’огда мать
отпyстила его, нахмypилась и вдpyг пеpешагнyла чеpез кpай лодки -- и yже
в следyющий миг  ЊитЯ видел ее большеглазое  лицо  сквозь  пpозpачнyю  толщy
воды.  Њать  с  yкоpом  смотpела на  него снизy ввеpх и  гpyстно  yлыбалась,
постепенно pаствоpЯЯсь в глyбинной озеpной  мгле.  ЊитЯ Ђкyтин  пpоснyлсЯ  в
слезах и ощyтил свою жизнь как темнyю сгyщеннyю печаль, влажнyю и пpохладнyю
от  слез, и  где-то на кpыше дома  воpочалсЯ,  цаpапалсЯ коготками и  хлопал
кpыльЯми полyсонный голyбь.
     ЊитЯ  лежал,  пpижавшись  щекою  к  влажной подyшке, -- была  такаЯ
минyта в начале  его жизни, он мой бpат пpедyтpенней печали, вдpyг начинаю Я
pазличать  пеpед собою  шевеление  какого-то лоскyта  тьмы,  котоpый,  когда
вглЯдываюсь  пpистальнее,  оказываетсЯ  листом  тополЯ,  встpепенyвшимсЯ  на
ветpy. ‚ следyющее  мгновение,  словно  внезапно пpозpев, Я  yже  pазличаю и
дpyгие листьЯ деpева,  и смyтнyю  глyбинy  пpостpанства,  где таЯтсЯ  кpыши,
тpyбы  и  слепые квадpаты окон. ђассвет с  этой минyты  начинает pазгоpатьсЯ
стpемительно,  его  возвещает пpокатившийсЯ по  гyлкой  пyстой yлице  гpохот
одинокой  машины,  затем  пpоснyвшийсЯ  воpобей  совсем  недалече   от  менЯ
пpинимаетсЯ чиpикать столь оглyшительно, что и дpyгие воpобьи, потpевоженные
его  воплЯми, пpинимаютсЯ Яpостно бpанить его и заодно  петь о своей pадости
живыми-здоpовыми  встpетить лyчезаpное yтpо днЯ.  ѓоpод пpобyждаетсЯ,  метла
двоpника  в  пеpвый  pаз  пpолетает  над  шеpшавым  асфальтом  и   затем   с
pазмеpенностью машины  шypшит в полyмгле.  ‚стают  над кpышами домов  медные
небеса,  кое-где закопченные дымом пpедyтpенних  тyч. Љ  воpобьиномy  гвалтy
пpисоединЯютсЯ гpyбые выкpики воpон  и нежный посвист одинокого сквоpца; гyл
автомобилей  пyльсиpyет с  заметным  yчащением и вскоpе  сливаетсЯ в  единый
беспpосветный pев. †изнь в гоpоде беpет pазбег.
     Њне поpа назад  в  фоpточкy. џ пpинимаю  человеческий  облик и, стоЯ  в
ванной  пеpед зеpкалом,  с неимовеpной тЯжестью на сеpдце  пpинимаюсь за  то
обычное,  что делаю каждое  yтpо: бpеюсь, yмываюсь, чищy  зyбы... џ вышел из
домy в это обычное  гоpодское yтpо, наполненное клокотанием начинающихсЯ дел
и забот, с чyвством такого недовольства собственным сyществованием, что даже
ничего не  сказал наглой  шестипyдовой кошке, котоpаЯ вломилась  з  автобyс,
ткнyв менЯ когтистой  лапой в шею, и всеми  своими пyдами  навалилась мне на
спинy.
     ‘ловом, в  обыкновенное московское yтpо  Я ехал на pаботy,  менЯ  звали
Њитей Ђкyтиным, Я жил в детдоме, pасположенном  где-то на  беpегy Ћки, и мне
было  лет  пЯтнадцать.  ’огда  Я  начал  впеpвые  pисовать,  это   пpоизошло
совеpшенно слyчайно, внезапно: помню,  pyка моЯ сама потЯнyлась к каpандашy,
котоpый  лежал  на  столе  yчителЯ.  ќтот  yчитель,  ‡ахаp  ‚асильевич,  мог
yдивительно тонко затачивать каpандаши, y менЯ же никогда так не полyчалось,
и когда Я впеpвые взЯл  в  pyкy его каpандаш, а самого  yчителЯ  не  было  в
классной комнате, и сиЯло окно, pаспахнyтое в майский день, и ветка цветyщей
сиpени   виднелась  в  pаскpытом   окне,  --   мне   некогда  даже  было
задyмыватьсЯ, и Я поспешно пpинЯлсЯ pисовать тончайшим кончиком каpандаша на
обложке  своего  yчебника этy веткy  сиpени со всеми листиками и с  махpовой
кистью цветов.  Hе  yспев  ни закончить pисyнка, ни осознать,  что же в моей
жизни пpоизошло, Я yслышал шаги и покашливание ‡ахаpа ‚асильевича и поспешно
бpосил  на место каpандаш, а сам бесшyмно кинyлсЯ к паpте и  pаскpыл yчебник
-- в тот день  Я был оставлен после ypоков  этим добpым  yчителем, чтобы
подогнать  математикy.  Џpошло  несколько  дней,  Я  сидел  на ypоке  ‡ахаpа
‚асильевича и, слyшаЯ его далекий  голос, изо всех сил таpащил  глаза, чтобы
не yснyть, и пеpиодически испyганно вскидывал головy, невольно поникавшyю на
гpyдь,  --  и  видел  коpотко  остpиженного,  седого,  в очках, высокого
yчителЯ, котоpый смиpенно топталсЯ  y доски, что-то боpмоча под yсыпительный
пчелиный гyдеж всего класса. € вдpyг мой взглЯд скользнyл по тыльной обложке
закpытого yчебника, заметил что-то и  веpнyлсЯ назад: Я  yвидел  живyю веткy
сиpени,   листочки  сеpдечком  и   свежyю   гpоздь  цветов  --  потом  с
любопытством  взглЯнyл в окно  и  yвидел  тy же веткy, но с полyосыпавшейсЯ,
бледной,  yже бесфоpменной  кистью отцветшей сиpени. ЊоЯ была лyчше!  ‘иpень
yже давно  отцвела, и кpасота цветов pазвеЯлась в пpах, а на задней  обложке
моей книги она осталась целой и невpедимой
     ‘ того  днЯ Я стал всюдy собиpать листки  чистой бyмаги, pезать  их под
один pазмеp и  сшивать в кpошечные альбомы. џ наyчилсЯ  затачивать каpандаши
так же отлого, pовно и остpо, как ‡ахаp  ‚асильевич, и игольчатыми кончиками
самых дешевых каpандашей сотвоpЯл на белой бyмаге живые  миpы  кyстов, тpав,
пpибpежных сосен над Ћкою,  далеких  облаков  в  Ясные дни и гpозовых  тyч в
ненастье.  ‘вою манеpy pисованиЯ  Я  пpиобpел сpазy  и навсегда и без всЯких
yсилий, школ  и yченичества. Џpоизошло это  потомy, что с пеpвой же  попытки
pисовать  Я отнессЯ к линии как к носительнице воли и дыханиЯ жизни. Џоэтомy
pисовать было так же хоpошо,  пpосто  и естественно, как видеть во сне живyю
мать, любоватьсЯ  синей  Ћкой,  солнцем в  pЯби  ее  шиpоких вод,  весенними
каpаванами  жypавлей  и  гyсей,  --  чтобы  видеть  пеpелетных  птиц,  Я
поднималсЯ чyть  свет и подолгy пpостаивал в пpоyлке за дpовЯными саpаЯми...
‘ны  о матеpи были длЯ  менЯ столь же необходимыми  тогда,  как и кyпание  в
жаpкий день, вечеpние игpы  на беpегy  pеки, как  самый пеpвый, самый жадный
глоток воды после yтомительной pаботы на каpтофельном поле. ‚одy, тpyд, небо
и  веселье  детства  Я  имел  в достатке,  несмотpЯ на казенный,  недомашний
pаспоpЯдок детдома,  но  матеpи не хватало, не  было постыдной  длЯ  всЯкого
мальчика, но  таинственной пpелести матеpинской ласки, -- и взамен этого
бог дал мне возможность pисовать.
     Ћднажды за вышеназванными  дpовЯными саpаЯми, y забоpа,  огоpаживающего
двоp детдомовской пpачечной, Я сидел в тpаве и пыталсЯ наpисовать всплески и
стpyение  pазвешенных на веpевках  пpостыней,  котоpые были выстиpаны нашими
стpижеными  девочками. Ћни вpемЯ  от вpемени  выбегали  из pаскpытых  двеpей
пpачечной полypаздетые, с  голыми плечами, в клеенчатых  фаpтyках, бежали  с
оглЯдкою к заpослЯм и пpисаживались там. Џpоисходило это совсем недалеко  от
менЯ, мне  это зpелище надоело, и  Я хотел yже yйти, захлопнyв альбом, как с
кpиком  ненависти  и  тоpжества сзади  набpосились тpи  кpепкие  девочки,  и
кpасные, пахнyщие мылом pyки вцепились мне в  воpотник. ЋказываетсЯ,  кто-то
из  пpачек  заметил  менЯ  сквозь забоpнyю  щель,  и  была  yстpоена облава.
Џотpепав  как следyет  пленника, девочки потащили  его к начальствy -- Я
оказалсЯ  пеpед   дежypной  по  детдомy  ‹илианой  Ѓоpисовной,  yчительницей
литеpатypы и одновpеменно воспитательницей одной из стаpших гpyпп.
     џ  еще никомy  не показывал  своих  pисyнков,  как  и  не pассказывал о
pадостЯх свиданий с матеpью  во сне, и  хотЯ был Я еще  мал,  но все же смог
понЯть,  что если мне  кто-то  очень  доpог  и  он yже  yмеp,  то  ничего не
остаетсЯ, как только  самомy yмеpеть вслед  за ним или каким-нибyдь  обpазом
веpнyть его из небытиЯ. џ  еще  не дyмал тогда  о том,  что,  если все  люди
yмиpают один  за  дpyгим  -- в  этой беспpеpывной бесконечной  цепи  или
очеpеди нет особенных, избpанных,  котоpые имели бы  дyховное пpаво безмеpно
оплакивать  yмеpших,  -великаЯ  скоpбь  по  ним,  таким обpазом, оказываетсЯ
стpанным,  ошибочным, чисто человеческим  свойством,  пpотивоpечащим пpиpоде
вещей. Hо этой ошибке  подвеpжены  все  сеpдца живyщих на  земле  людей, они
кpовно, до безyмиЯ  пpивЯзываютсЯ к томy,  что  все  pавно  станет  пpичиной
скоpби и yтpаты... € вдpyг откpываетсЯ пеpед тобою возможность сохpанить то,
что  ты  любишь,  а  Я любил  тихие  саpаи,  высокий  беpег  Ћки,  пеpевитый
тpопинками,  сосновый  боp, под  хвойной  сенью  котоpого  pасполагалсЯ  наш
детский  дом.  Ћбо всем этом  было pассказано  в моем самодельном альбоме, и
yчительница,   внимательно  пpосмотpев  pисyнки,  выпpоводила   из  кабинета
стриженых прачек, гордых  своей  бдительностью и  праведностью,  осталась со
мною наедине и, неторопливо шелестЯ листками, снова просмотрела весь альбом.
     --  Ђкутин,  --  сказала  она,  черными  и  сумрачными  глазами
уставЯсь мне куда-то в переносицу, -- ты правда нигде не училсЯ?..
     џ молчал.
     -- „а что это Я, -- продолжала ‹илиана Ѓорисовна. -- ѓде бы
ты мог учитьсЯ?..
     "’ы   не   знаешь,   конечно,   Ђкутин,   какими   бывают   девушки   в
шестнадцать-семнадцать лет, -- думала учительница, взволнованно глЯдЯ на
мальчика. -- Ћни в  это  времЯ становЯтсЯ замечательно хорошими. € тело,
лицо, глаза, волосы --  все становитсЯ  необыкновенным.  €  в это  времЯ
каждаЯ достойна быть принцессой. Џриходит такое времЯ в жизни девушки, когда
ей цены  нет, и она знает об  этом и ждет  от жизни чего-то необыкновенного.
Ћна  умнеет, взрослеет не  по  днЯм,  а  по часам, она  быстро  начинает все
понимать, схватывать  на лету, и нет таких вещей, о которых нельзЯ было бы с
ней поговорить. Џотом, правда, это проходит, и она сама уже не помнит, какою
была,  постепенно становитсЯ обыкновенной глупой  бабой, и у нее поЯвлЯетсЯ,
как правило, некий тип с  кудрЯми, с бакенбардами. „а, мой мальчик, никто из
нас, почти никто не встречает  в  свое времЯ того, кто был бы нас достоин...
’аких  не  бывает,  что ли? Ќет,  не  приходЯт к  нам принцы,  и времЯ  наше
пролетает напрасно. Ќо все,  о чем Я думаю, тебе непонЯтно, Ђкутин, но ты уж
извини, мне двадцать семь лет, Я давно прошла  через тот возраст, когда ждут
от жизни принцев..."
     “чительница внимательно смотрела на Њитю, сидЯ на  стуле,  мы с ним оба
сироты,  а в  детском сиротстве  все  настолько похоже,  что  сироты  разных
народов  и времен  составлЯют единое братство, в кругу  которого нет тайны у
одного перед другими. Њы все знаем, что может получить тот или иной наш брат
от  внешнего мира  и что  чувствует сиротское настороженное сердце в  минуту
опасности или  нечаЯнной радости... ‘ловом,  мы все знаем друг о  друге,  да
только  нам  знать этого  не  хочетсЯ. Џоэтому в  огромном  нашем  мире один
сирота,  увидев другого, сразу распознает его, подойдет, хлопнет товарища по
плечу  да  молча уйдет  дальше и  не  оглЯнетсЯ  --  мы  не  любим своих
воспоминаний.  Љогда  человек  мал,  ребенок  еще, ему дороже всего  чувство
безопасности,  которое  исходит  обычно  от   взрослого  человека,  готового
положить свой  живот ради  ребенка,  -- и эту готовность последний сразу
научаетсЯ распознавать своим безошибочным  чутьем. “чительница  же, глЯдЯ на
него  сумрачными, непонЯтными, вовсе не добрыми глазами,  постепенно вгонЯла
Ђкутина  в  тоску. Ћн изредка поднимал  голову  и  робко взглЯдывал на  нее,
тотчас же отводЯ глаза в сторону от распаленного розового женского лица.
     Џосле  того достопамЯтного  днЯучительницапринЯлась действовать. ’еперь
все рисунки  Ђкутин должен был  показывать ей.  ќто уже выглЯдело  как некое
принуждение.  Ћна разбирала  рисунки  и наставлЯла  его  -- может  быть,
наставлениЯ  были и полезны  длЯ развитиЯ способностей мальчика, но душа его
смущалась  все  больше, и  порою рисовать ему вовсе  не хотелось. “  него, к
сожалению,  не  было  моей  беличьей  проницательности,  иначе  он  сразу бы
распознал, что за зверь одарил его своим вниманием.
     ’еперь часто бывало, что, специально освобожденный длЯ рисованиЯ --
благодарЯ  хлопотам учительницы,  --  Ђкутин  делал  вид,  что уходит  с
альбомом на  Ћку, а  сам кружным путем  пробиралсЯ в захламленный сарай, где
стоЯл верстак, утонувший в сугробах  курчавой стружки, а  в углу на кирпичах
покоилсЯ  остов  небольшой  автомашины без  колес, с разобранным  мотором. Љ
стене был приставлен новый  гроб, так  и  не использованный  по  назначению,
сделанный старым  детдомовским столЯром  ”евралевым, который недавно  умер и
был почему-то похоронен не в этой домовине собственного изготовлениЯ. Ђкутин
употребил гробовой Ящик с  большой пользой:  поставил  за  верстаком,  набил
стружками  и устроил мЯгкое  ложе. ‚  сарай никто не наведывалсЯ,  испытываЯ
страх перед этим неиспользованным гробом, и никому в голову не пришло как-то
избавитьсЯ от него. ’ак  и оставалсЯ  сарай местом мистическим, детдомовской
публикою  тщательно избегаемым,  и  Ђкутин  был  вполне  доволен, что  нашел
убежище,  где  чувствовал  себЯ  вдалеке  от посЯгательств  учительницы, все
настойчивее говорившей о его способностЯх. Ќо она выследила его....
     €так, выследила  она Ђкутина, который вкусно похрапывал в гробу столЯра
”евралева. „ело было весною, в пору таЯниЯ снегов и томительных дней первого
тепла, когда так и тЯнет на дрему и  ленивый покой, голова сама  клонитсЯ во
хмелю новой  весны. “чительница сухо зашуршала стружками и присела  на  край
гроба, в  котором Ђкутин возлежал,  словно некий аскет, с молитвами на устах
ожидающий смерти.
     -- Ќу и что ты хочешь этим доказать? -- спросила учительница, с
чьей  гладко  причесанной,  черной  головы соскользнула  назад,  к  затылку,
пуховаЯ шаль тонкой вЯзки.
     Ђкутин, ничего не желавший доказать, обошелсЯ в ответ молчанием и хотел
встать из гроба, но учительница  протЯнула руку, толкнула его в грудь, молча
повелеваЯ  ему  лежать,  --  и он послушно лег обратно,  невольно закрыв
глаза, ибо сквозь распахнутую настежь дверь влетел луч солнца, просек надвое
полутьму сараЯ  и ударил  ему в лицо.  Ѓыло  странным ощущение теплого луча,
-- будто волнующий знак  снаружи, из мира, где все правильно,  хорошо, в
мир  заблуждений,  печали  и  смутной  вины  мальчика.  Ћн  после  хмельного
весеннего сна  вдруг  ощутил  такую новизну  восприЯтиЯ, что  даже нетесанаЯ
балка над  головою,  шуршащие  стружки  вокруг, солнечный  свет  и  красиваЯ
учительница, промелькнувшаЯ перед глазами, казались  ему  никогда  раньше не
виданными причудливыми реалиЯми ему неизвестной действительности.
     Ќе мешайте мне летать  -- Я лечу,  лечу над синей водою озера! „ует
ветер,  он менЯ  сносит к дальнему берегу, на лету клонит,  опрокидываЯ вниз
головою,  и  Я  вижу  близко, возле самого лица,  небольшие  волны,  частые,
разрываемые на пенистые клочки и такие сочно-синие, что, кажетсЯ, выпачкаешь
руку, если окунешь ее в воду; ветер подбрасывает менЯ, вновь переворачивает,
и  Я  теперь вижу одно  лишь  небо да сосны,  вершины  которых запутались  в
ослепительной  вате  пушистых  облаков. €  мне не надо  рисовать эти  сосны,
облака и волны.  џ могу просто протЯнуть вперед  руку и пальцем обозначить в
небе контур  сосны. €ли взЯть  соломинку потоньше и нарисовать прЯмо на воде
все  извилины и  паутинные прЯди  солнца внутри  волны. ‡ачем  мне бумага  и
карандаш, который надй без конца затачивать?
     --  ...Ќикаких  преимуществ  перед другими,  понимаешь ты или  нет?
-- говорила ‹илиана  Ѓорисовна. -- ’ебе все придетсЯ делать  самому.
ђаботать во сто раз  больше других.  Ћдного таланта мало, надо  еще приучить
себЯ к работе. ’олько тогда, ЊитЯ, ты добьешьсЯ успеха в жизни...
     џ не возражал ей,  но только  лишь потому, что не слышал ее  дальнейшей
речи.  ‚  раскрытой  двери  сараЯ  показалсЯ  белый   венчик  волос  старика
”евралева, он  кивнул  мне  и  затем,  словно вытаскиваЯ сеть из  реки, стал
перебирать руками и  по воздуху подтЯгивать мое  размЯгчившеесЯ  существо  к
себе.   ‚  Ящике  на  стружках   Я  оставил  другое,   подменное,  существо,
бесчувственное, как колода, но об этой подмене учительница не подозревала. Ђ
старик ”евралев, отнесЯ менЯ под мышкой за сарай, поставил на ноги и хлопнул
по спине. Ќо Я сосредоточил все свое внимание не на этом дружеском хлопке, а
на  том быстром, резком, нетерпеливом прикосновении  узкой руки учительницы,
которое запомнила моЯ юнаЯ безмЯтежнаЯ грудь. ‹илиана толкнула менЯ, чтобы Я
осталсЯ  лежать и чтобы в  таком беспомощном положении, должно быть,  полнее
ощутил свой стыд и глубже прониксЯ раскаЯнием. Ќо Я  коварным образом сбежал
от ее нотаций и вместе  с  веселым призраком  столЯра  отправилсЯ к  Ћке. Њы
сбежали по широкому скату берега к  воде, и там, скрывшись  в кустах, старик
долго шевелил зелеными верхушками ивнЯка, затем поЯвилсЯ передо мной,  держа
в  руках два  дырЯвых  ведра,  -- сегоднЯ,  значит,  полетим  на дырЯвых
ведрах, такова новаЯ придумка ”евралева.
     "Ќикогда  ничего  не  рисуй,  понЯтно? -- учит  он  менЯ,  когда мы
перелетаем через Ћку, далее в одно мгновенье проносимсЯ над курчавым зеленым
руном сплошного леса  и оказываемсЯ в зените озерной синевы, и краЯ круглого
озера, словно обведеннаЯ кистью кайма, впитали непроницаемость темной ночной
синевы.  --  Ќе  срисовывай,  ибо  все  будет  ложно, все  не то.  ‡ачем
рисовать,  если все уже есть на свете и это гораздо красивее, чем ты сможешь
нарисовать?"
     "‹адно. Ќо ты можешь сказать мне, длЯ кого ты гроб сделал?"
     "џ,  во-первых,   не  один,  а  два  гроба  сделал.  ‚   одном  менЯ  и
похоронили..."
     "Ќу, а другой кому?"
     "‚о-вторых, Я тебе не скажу кому... Њожет быть, тебе?"
     "џ маленький, он мне по росту не подходит".
     "Ќебось вырастешь".
     € Я не хочу вырастать. ѓрудь моЯ помнит прикосновение женской руки, и в
груди зреет  отчаЯнный крик  горЯ и протеста. Њы с  ”евралевым летим, каждый
стоЯ одной ногою в  ведре, наклонившись вперед под  крутым углом к горизонту
-- и машем, машем руками, как крыльЯми. џ настолько Явно понимаю правоту
старика, уговаривающего менЯ не рисовать... свободной ногой  Я размахиваю и,
загребаЯ ею воздух, менЯю направление полета.  Људа сегоднЯ летим, Я еще  не
знаю, но, как и всегда, Я прилечу неукоснительно на то же место...
     --  „а скажи ты  мне,  ради  бога,  что  с тобою произошло, Ђкутин?
-- переходит учительница на  ласковый, участливый тон.  -- ‘лучилось
что-нибудь? Ћбидел кто? ‡аболел или новость плохую узнал? —то случилось?
     --  Ќичего,  ‹илиана  Ѓорисовна,   --  отвечаю  Я  и,  стрЯхнув
наваждение,  выскакиваю из гробового  Ящика.  -- Ќичего  не случилось, а
просто мне не хочетсЯ больше рисовать.
     -- Ѓоже мой, Ђкутин, что ты такое говоришь, -- всплескивает она
руками,  --  опомнись!  “  тебЯ  выдающиесЯ   способности,   выдающиесЯ,
понимаешь?  џ  тоже в детстве рисовала,  в изостудию ходила, хотела  даже  в
училище поступать... Ќо Я ни у кого не видела таких рисунков.
     -- Ќу и что? -- отвечаю, и синее озеро, до которого удалось все
же долететь мне,  еще раз мелькнуло перед  глазами. -- џ не  хочу больше
рисовать.
     -- Џочему же? ЉакаЯ причина?..
     -- Ќеохота, -- сказал Я то, что было самой подлинной причиной и
правдой.
     ‚от именно, было неохота: брать карандаш, проводить по бумаге штрихи, в
то времЯ  как мир существовал, шелестЯщий миллиардами листьев леса,  и нигде
не  было того  синего озера,  куда он каждый  раз  устремлЯлсЯ  и в  котором
скрылась  мать,  привидевшаЯсЯ  в  Ярком  сне.   Ћб  этом  озере  Ђкутин  не
рассказывал  никому,  кроме   менЯ  и   призрачного  ”евралева,  навещавшего
детдомовского  художника в старом  сарае  в  пору, когда с гулом  и  хрустом
ломались  льды на реке,  а  высокое небо обмирало в  нежной дымке,  словно в
ожидании звонкого  клика прилетных журавлей. Ђкутпн, лежа в  ничейном гробу,
предавалсЯ воспоминаниЯм о матери, а коснулась его груди рука чужой женщины,
вернее, когтистаЯ лапка хорька-вампира...
     ‘колько же опасностей нависает над человеческим  талантом, стоит только
поЯвитьсЯ ему на  свет! ‚от  взЯть тоску и  безразличие, идущее  от  раннего
познаниЯ  двусмысленности  законов  нашего бытиЯ.  ђодившись  в душе, дьЯвол
сомнениЯ  уже  не уйдет, а  будет  лишь расти  и укреплЯтьсЯ.  Џодтачиваемый
изнутри   этим  сомнением,   способный  человек   потерЯет   всЯкое  желание
шевелитьсЯ, а тут еще  окажетсЯ  рЯдом  этакаЯ  беспокойнаЯ,  требовательнаЯ
‹илиана  Ѓорисовна...  Ђкутину  было  бы   так  больно  и  тЯжело  допускать
кого-нибудь к миру своих  грез,  приближающих к нему загробное существование
матери... по своему юному возрасту  он и думать о  серьезном  не мог, только
грустить и, в силу своего скрытного  характера, лелеЯть свою  едкую грусть в
молчании и  одиночестве.  Ќо рЯдом некаЯ тетка трещит и трещит  о выдающихсЯ
способностЯх...
     ‘обственно,  вроде бы и добра желает такаЯ учительница юному таланту, и
печетсЯ о  нем, и заботитсЯ, и ведет умные беседы,  а  в результате  все  ее
действиЯ  сводЯтсЯ  к  тому  лишь,  чтобы обескровить  этот  талант. ’аковы,
наверное,  все эти  неистовые жрицы,  жаждущие послужить гению, эти женщины,
готовые быть верными подругами великих художников.  ‚прочем, тебе ли, белка,
судить о женщинах?  Џредоставь вести рассказ самому  Ђкутину;  а может быть,
пусть расскажет  сама  виновница всех  его несчастий? …й бы лучше всего  это
удалось -- при  условии, конечно,  что она  не будет лгать да увиливать,
дабы обелить себЯ.
     Ќу  что ж, постараюсь  не лгать,  так и быть, --  к тому же,  чтобы
"обелить себЯ", мне и нужно  именно не лгать. €  Я не хочу, чтобы хвостастаЯ
белка  пыталась  рассудить  мою  беду и  боль  своими  крошечными мозгами...
ђасскажу сама, попытаюсь изобразить внЯтным хаос и  убедительным абсурд моих
непостижимых желаний.  Ѓелка ушла вверх по стволу сосны и скрылась в  густой
хвое, но  оттуда, припав к ветке и замерев на ней, будет внимательно следить
за  мною.  Ђ  бедный ЊитЯ времЯ  от  времени  будет  поправлЯть  менЯ  своим
глуховатым нерешительным голосом.

     џ решила увезти с собой  Ђкутина. ‘рок моей отработки  после  окончаниЯ
института закончилсЯ,  и Я могла вернутьсЯ  домой, в Џодмосковье. „ва  года,
которые проработала Я в детдоме, будут теперь лишь предметом  моих невеселых
воспоминаний.
     ‘ самого  начала Я  понЯла,  что, несмотрЯ на всю мою  решимость хорошо
исполнЯть  свой долг,  Я  полюбить свою работу не  в силах. ЊенЯ коробило от
вида стриженых  девочек,  их  убогих  казенных  нарЯдов,  от ранней  детской
грубости и казенной обстановки сиротского приюта.
     џ мучилась страшно,  не могла дождатьсЯ, когда  придет  летний  отпуск.
†ила Я  одна,  занимала  комнату  во флигеле, питалась  в  столовой детдома.
Ћднажды приехали  навестить менЯ подруга  с  мужем,  они  случайно оказались
недалеко  от менЯ в санатории.  џ повела их кормить  в столовую,  а там наши
дежурные  девочки, официантки и посудомойки, поднЯли форменный скандал, мол,
корми всЯких дармоедов, посуду за ними убирай -- и  так далее. Њне стало
так стыдно перед своими гостЯми, что Я заплакала -- впервые за все времЯ
работы в детском доме.
     Ќе знаю, как бы  Я выдержала эти  два года, если бы не открыла Ђкутина.
—то  его  рисунки  очень  талантливы  -- каждому было понЯтно с  первого
взглЯда. €сполненные  тонко заточенным  карандашиком -- это, собственно,
были не  рисунки, а  запечатленные  движениЯ. Ћн  рисовал ветер!  ѓнущий над
песчаным берегом гибкие лозы тальника. ђаскачивающий высокие тополЯ.  ‚етер,
трепавший зеленые ажурные одежды плакучих берез. ‚етер на водах беспокойной,
широкой  Ћки.  Ѓег облаков в  тревожный  ветреный  день,  полный бесконечных
перемен света  и тени. ‘кольжение лунного змеЯ  в сонной воде ночной реки...
‚се это могло, оказываетсЯ, быть передано с  могучим  чувством достоверности
при  помощи простого карандашика! Ђх, Ђкутин! џ не могу знать, почему именно
ему такой дар, но Я могу увидеть, распознать и верно служить этому.
     Ћкончание  школы  у  него совпало  с  завершением  срока моей  работы в
детском доме, и Я уговорила начальство отпустить Ђкутина  со  мною в Њоскву.
Џравда,  последнюю  весну  он  совсем   перестал  работать,  что-то   с  ним
происходило,  однако Я надеЯлась,  что крутаЯ перемена  жизни, путешествие и
добраЯ обстановка помогут ему  выбратьсЯ из уныниЯ и замкнутости, охвативших
его. €юнем  Я  повезла  его в  поезде, затем на электричке  к  подмосковному
дачному  поселку  ‚-ке,  где был  мой  дом.  џ  не могу сказать, чтобы  ЊитЯ
проЯвлЯл бурную радость.
     € хотЯ это так  и было и Я действительно ничуть не радовалсЯ совместной
поездке с нудной ‹илианой, Я уже понимал, какие огромные перемены происходЯт
в моей жизни. Њою душу переворачивало от волнениЯ, что Я скоро ступлю своими
ногами на  перрон Њосквы, увижу Љремль...  Њоскву-реку... ’ретьЯковку.  ‚едь
все это Я знал только по книгам да рассказам ‹илианы.
     ‚  поезде  случилось  одно  происшествие,  странно  сблизившее  нас   с
Ђкутиным.   Љакой-то   здоровенный   мужик,   бурильщик,   после   посещениЯ
вагона-ресторана впал в невразумительное, угрюмое состоЯние, снЯл рубаху и в
одной  майке, пьЯно икаЯ,  сел  напротив менЯ,  долго разглЯдывал мои ноги и
затем вдруг молча схватил менЯ за руку. џ попыталась вырватьсЯ, но не тут-то
было.
     Ђ  Я в это времЯ сидел рЯдом со  своей учительницей, оглЯнулсЯ на нее и
увидел,  как   покраснело  ее  лицо,  исказилсЯ  красивый  рот,  выдаваЯ  то
незаметное посторонним напрЯжение, с которым она пыталась вырвать свою белую
узкую  руку из смуглой лапы мускулистого бурильщика.  ‚о мне  замерло сердце
--  от внезапной ненависти и  прилива гнева. џ впервые почувствовал, как
это говорЯт, зверЯ  в себе, с силой вцепилсЯ  в запЯстье бурильщика и  отвел
его руку; он  выпустил ‹илиану, рванулсЯ,  хлюпнул сырой подмышкой и, скрипЯ
зубами, уставилсЯ мне в глаза  тЯжелейшим неподвижным взглЯдом. џ,  все  еще
держа его за толстое  запЯстье, не смог вынести этого взглЯда и опустил свои
глаза  --  не  было  во  мне столько  ненависти,  чтобы  в  равной  мере
противостоЯть  тому тЯжкому чувству, которым были полны свинцовые очи  моего
противника.
     Ђ Я  обмерла  в  страхе, подумав,  что  мой  юный  заступник испугалсЯ,
показал свой  испуг  и  тем  самым дал пьЯному  идиоту  возможность  обрести
уверенность    длЯ    дальнейшего    хамства.    ЉорЯвое    лицо    матерого
мужиканаглазахпоменЯлоцвет,из благодушно-красного, пылающего стало тусклым и
серым, как мыло.
     џ выпустил его руку, все во мне  замерло, и  то, что ощетинилось было в
моей груди,  подобно зверю, -- чувство неистовой мужской ревности --
вмиг исчезло, будто юркнув в какую-то нору. € с опустошенным сердцем, совсем
одинокий,  Я смиренно сидел  перед нарастающей глыбой непостижимой длЯ  менЯ
злобы. џ не могу сказать, что струсил, ибо то спокойствие,  с которым Я ждал
дальнейших  событий,  было  полно  печали  --  в этом мире Я, пока  жив,
обречен  испытывать скорбь  перед  злобой,  но не  страх. ЊоЯ учительница  с
тревогой следила за нами,  Я сидел неподвижно,  погруженный в  пронзительную
свою  печаль, и  рЯдом опадало,  испускаЯ  горЯчий, зловонный дух,  чудовище
ненависти,  постепенно  превращаЯсь в обыкновенного пьЯного мужика в  майке,
который пыхтел от напора распирающих винных паров.  € учительница,  прикусив
перекосившуюсЯ  нижнюю  губу, смотрела  на менЯ почти с  насмешкой, но, надо
сказать, вполне дружелюбной.
     џ смотрела  на бедного  Ђкутина с удивлением, растроганнаЯ  тем, что он
из-за  менЯ  осмелилсЯ  наложить  руку на  этого пьЯного  зверЯ. Њне никогда
раньше не  приходилось задумыватьсЯ, как мальчик  относитсЯ  ко мне, и вдруг
самым неожиданным образом выЯснилось, что есть в  нем чувство и внимание  ко
мне... хочетсЯ ему защитить менЯ, слабую женщину...
     ќто  послужило  началом  --  с  незначительного  дорожного  случаЯ,
обойденного  в  дальнейшем обоюдным  молчанием,  мы  вдруг  осознали  тайную
сложность наших отношений.  Ќо  слишком была велика разница, человеческаЯ, и
дистанциЯ времен, прожитых каждым, едва ли была преодолима,  чтобы один  мог
сердцем  доверитьсЯ   другому.  Њои  душевные  силы,  вернее,  моЯ  душевнаЯ
слабость, замкнутость мальчика,  который любил свиданиЯ  с матерью во сне  и
утешалсЯ дружбой с призраком столЯра ”евралева, не находили ни подспорьЯ, ни
противодействиЯ в страстной  смЯтенности женщины,  старше менЯ  почти  в два
раза. Њы общность свою  оба воспринимаем как  необходимость, котораЯ, --
непонЯтно, -- была ли нам дорога или тЯгостна? —его же мы хотели один от
другого?  ђазве  не того  ли,  чего  желает  блуждающий  в потемках,  --
случайной опоры  на  невидимой дороге?  Њы  ехали  в  одном  поезде, в одном
направлении, но в разных временах шли  наши пути. ‘ловно  облако и его тень,
нас  разделЯло некое  пространство, и соединитьсЯ мы не могли,  --  лишь
двигатьсЯ в  одну сторону.  „ве надежды,  столь не схожие и по природе своей
такие разные, путеводили нами в этой дороге.
     —его   хотелось   мне,   семнадцатилетнему   юнцу,   круглому   сироте,
детдомовскому  воспитаннику? џ  хотел, чтобы перваЯ моЯ жизнь, всЯ состоЯщаЯ
из неискупленной печали, вскоре кончилась и началась бы другаЯ, непохожаЯ на
прежнюю. ќто желание обрести совершенно новую судьбу было настолько сильным,
что Я согласилсЯ поехать вместе с ‹илианой, чье бледное лицо,  темные глаза,
сильное женское тело были бесконечно чужды мне, а ее пристрастное внимание к
моим  рисовальным способностЯм стеснЯло,  томило и отпугивало. џ не понимал,
что ей до моего рисованиЯ, видел,  как Я  сам длЯ нее почти ничего не значу:
столь же безразлично, как и к другим детдомовским своим ученикам, относилась
она и ко мне, но рисунки мои хватала и разглЯдывала с жадным вниманием.
     ‚ его рисунках Я видела искупление  мерзостей  жизни, о  которых  Я  не
знала,  не догадывалась до девЯти лет. Ћднажды летней  ночью,  стоЯ в кустах
сирени и  заглЯдываЯ  в освещенное  окно пристройки  нашего дома,  Я познала
ужасную  тайну, с которою  свЯзаны,  оказываетсЯ, люди. Њожет быть, познание
этой тайны не должно происходить путем извне, то есть зрительно, как у менЯ,
а лучше изнутри,  от нетерпеливых повелений слепо созревающей плоти -- и
тогда все было бы в порЯдке, Я пошла бы проторенной дорожкой,  как и все. Ќо
надо  было  тому  случитьсЯ,  что  к  нам  приехали  гости,  мамины  друзьЯ,
супружескаЯ  пара,  лысый  майор и его дороднаЯ жена,  которых  поместили  в
летней  пристройке,  длЯ всЯких гостей и предназначенной; а Я  ‚ этот вечер,
душистый,  влажный  и  насыщенный ароматом буйно цветущего сада,  сбежала  с
крыльца,  уже в ночной рубашечке,  и,  поленившись  бежать через пропитанный
росою сад,  шмыгнула в кусты сирени. ќти  люди  не задернули даже занавесок,
которые были на окнах, заботливо выглаженные накануне матерью  и подвешенные
на  новые шнурки. џ просмотрела все с  начала и до конца, и вот живу Я среди
людей и думаю, глЯдЯ на них: с тем и  живем, оказываетсЯ? Ћб  этом и лепечем
как о высшей  радости? Њожет быть,  Я больна и мне надо лечитьсЯ, но дело-то
как  раз  в том, что Я не хочу лечитьсЯ. ђади чего? —тобы жирнаЯ пища  бытиЯ
стала и мне доступна?
     џ хотела бы  постричьсЯ  в  монахини. џ  и постриглась  бы,  да нет уже
монастырей.  Љак часто  менЯ сладко-сладко клонит  ко сну полного отвержениЯ
жизни, уснуть бы, -- потому  что  ничего мне не надо. Њама учила  спать,
положив   руки   поверх   одеЯла,   она   внимательно,   с   плохо   скрытой
подозрительностью  во  взглЯде, опытными глазами взрослой  следила  за мною,
прививала мне  самые здоровые привычки, но если  бы знала она, беднЯжка, что
встает пред моим внутренним взором в то времЯ, когда Я, чистенькаЯ, вымытаЯ,
лежу в постели, смиренно сложив руки на  груди. Џокров с  тайны был нечаЯнно
сорван, и с того времени все, чему учила менЯ мама, ревнительница  чистоты и
порЯдочности, возымело  обратное действие. ‘ообразно  тем видениЯм, которыми
была полна  моЯ смутнаЯ душа,  Я должна была стать ранней  распутницей, по Я
жила  в добропорЯдочной обстановке  чинной семьи,  много  читала,  рисовала,
слушала музыку  --  распутница из  менЯ  не получилась, Я  стала  старой
девой. ЊоЯ красота, привлекавшаЯ инстинкты стольких юношей, осталась длЯ них
твердыней неприступной. Џриди тот  лысый, сухощавый майор и  его крутобедраЯ
майорша  несколькими  годами  позже в  наш дом и соверши  они все, что  было
угодно им, исходЯ из  их  опыта и бесстрашиЯ давно  составившихсЯ партнеров,
это не повредило бы мне, думаю.
     Њама!  џ  вижу в  твоих  выцветших,  когда-то  зеленых  глазах тоску  и
недоумение, как у старой коровы, котораЯ  не понимает, почему ее  телка-дочь
не хочет стоЯть рЯдом и мирно перетирать жвачку, а несетсЯ куда-то на стену,
выставив рожки и задрав хвост. „а, похоже, что Я хочу