ей унижатьсЯ! - злобно  крикнул  ЌюсЯ,  засовываЯ  руки  в
карманы, и отвернулсЯ, показав свою подбритую сзади, синеватую шею.
     - Ќаум, замолчишь ли ты наконец? - прошипел "Ѓорис - семейство крыс". -
€ли ты хочешь, чтобы Я тебе надавал по  щекам?  ’воЯ  мать  знает,  что  она
делает. Ћна знает, что  господин  Ѓачей  -  интеллигентный  человек.  Ћн  не
допустит, чтоб нас убили...
     - ђади бога, мадам Љоган! —то вы делаете? - бормотала тетЯ, бросаЯсь  и
поднимаЯ еврейку. - Љак вам не стыдно? Љонечно  же,  конечно!  Ђх,  господи,
прошу вас, входите... ѓосподин Љоган... ЌюсЯ... „орочка... Љакое несчастье!
     Џока мадам Љоган рыдаЯ, рассыпалась в благодарностЯх, от которых папа и
тетЯ готовы были провалитьсЯ со стыда сквозь  землю,  пока  она  рассовывала
детей и мужа по дальним комнатам, пение за  окном  росло  и  приближалось  с
каждым шагом.
     Џо Љуликову полю к дому шла небольшаЯ толпа, действительно напоминавшаЯ
крестный ход.
     ‚переди два седых старика, в зимних пальто, но без шапок, на  полотенце
с вышитыми концами несли портрет государЯ.
     ЏетЯ сразу узнал эту голубую ленту через плечо и желудь царского  лица.
‡а  портретом  качались  церковные  хоругви,  высоко  поднЯтые  в  холодный,
синеватый, как бы мыльный воздух.
     „альше виднелось множество хорошо, тепло одетых мужчин и женщин,  чинно
шедших в калошах, ботиках, сапогах. €з широко  раскрытых  ртов  вилсЯ  белый
пар. Ћни пели:
     - ‘паси, го-о-споди, лю-у-ди твоЯ и благослови до-стоЯ-Я-а-ние твое...
     “ них был такой мирный и такой благолепный вид, что в лице  у  отца  на
одну минуту даже заиграла нерешительнаЯ улыбка.
     - Ќу, вот видите, - сказал он, - идут себе люди тихо, мирно, никого  не
трогают, а вы...
     Ќо как раз в этот миг шествие остановилось против дома на  той  стороне
улицы.  €з  толпы  выбежала  большаЯ,  усатаЯ,  накрест  перевЯзаннаЯ  двумЯ
платками женщина с багрово-синими щеками. …е  выпуклые  черные  глаза  цвета
винограда "изабелла" были люто и решительно устремлены на окна. Ћна  широко,
по-мужски, расставила толстые ноги в белых войлочных чулках и погрозила дому
кулаком.
     - Ђ, жидовские морды! - закричала она пронзительным, привозным голосом.
- ЏопрЯтались? Ќичего, мы вас сейчас найдем! Џравославные люди,  выставлЯйте
иконы!
     ‘ этими словами она подобрала  спереди  юбку  и  решительно  перебежала
улицу, выбрав на ходу большой голыш  из  кучи,  приготовленной  длЯ  ремонта
мостовой.
     ‘ледом за ней из  толпы  вышло  человек  двадцать  чубатых  длинноруких
молодцов с трехцветными бантиками на пальто и  поддевках.  Ћни  не  торопЯсь
один за другим перешли улицу мимо кучи камчей, и каждый, проходЯ, наклонЯлсЯ
глубоко и проворно.
     Љогда прошел последний, на  месте  кучи  оказалась  совершенно  гладкаЯ
землЯ.
     Ќаступила мертваЯ тишина. ’еперь часы уже не щелкали, а стрелЯли,  и  в
окнах были вставлены черные стекла.
     ’ишина тЯнулась так долго, что отец успел проговорить:
     - џ не понимаю... ѓде  же,  наконец,  полициЯ?..  Џочему  из  штаба  не
посылают солдат?..
     -  Ђх,  да  какаЯ  там  полициЯ!  -  закричала  тетЯ   с   истерической
запальчивостью.
     Ћна осеклась. ’ишина сделалась еще ужаснее. "Ѓорис -  семейство  крыс",
присевший на край стула посредине гостиной, в  котелке,  сдвинутом  на  лоб,
смотрел в угол косо и неподвижно больными глазами.
     ЌюсЯ ходил взад и вперед по коридору, положив руки в карманы. ’еперь он
остановилсЯ,  прислушиваЯсь.  …го  полные   губы   кривились   презрительно,
натЯнутой улыбкой.
     ’ишина продолжалась еще одно невыносимое мгновение  и  рухнула.  ѓде-то
внизу бацнул в стекло первый камень. € тогда  шквал  обрушилсЯ  на  дом.  Ќа
тротуар  полетели  стекла.  ‡агремело  листовое  железо  сорванной  вывески.
ђаздалсЯ треск разбиваемых дверей и Ящиков.  Ѓыло  видно,  как  на  мостовую
выкатываютсЯ банки с монпансье, бочонки, консервы.
     ‚сЯ озверевшаЯ толпа со свистом и  гиканьем  окружила  дом.  Џортрет  в
золотой раме с коронкой косо поднималсЯ то  здесь,  то  там.  Љазалось,  что
офицер в эполетах и голубой ленте через  плечо,  окруженный  хоругвЯми,  все
времЯ встает на цыпочки, желаЯ заглЯнуть через головы.
     - ѓосподин Ѓачей! ‚ы видите, что делаетсЯ? - шептал  Љоган,  потихоньку
ломаЯ руки. - Ќа двести рублей товару!
     - Џапа, замолчите! Ќе смейте унижатьсЯ!  -  закричал  ЌюсЯ.  -  ќто  не
относитсЯ к деньгам.
     Џогром продолжалсЯ.
     - Ѓарин! Џошли по квартирам, евреев ищут!
     Њадам Љоган вскрикнула  и  забилась  в  темном  коридоре,  как  курица,
увидевшаЯ нож.
     - „ора! Ќаум! „ети!..
     - Ѓарин, идут по нашей лестнице...
     Ќа лестнице слышалсЯ гулкий, грубый шум голосов и  сапог,  десЯтикратно
усиленный  в  коробке  парадного  хода.  Ћтец   трЯсущимисЯ   пальцами,   но
необыкновенно быстро застегнулсЯ на все пуговицы и бросилсЯ к двери,  обеими
руками раздираЯ под бородой крахмальный воротник, давивший ему  горло.  ’етЯ
не успела ахнуть, как он уже был на лестнице.
     - ђади бога, ‚асилий Џетрович!
     - Ѓарин, не ходите, убьют!
     - Џапочка! - закричал ЏетЯ и бросилсЯ за отцом.
     ЏрЯмой и легкий, с остановившимсЯ лицом, в черном сюртуке, отец,  гремЯ
манжетами, быстро бежал вниз по лестнице.
     Ќавстречу ему, широко расставлЯЯ ноги, тЯжело  лезла  женщина  в  белых
войлочных чулках. …е рука в нитЯных перчатках с отрезанными пальцами  крепко
держала  увесистый  голыш.  Ќо  теперь  ее  глаза   были   не   черными,   а
синевато-белыми, подернутыми тусклой плевой, как у  мертвого  вола.  ‡а  ней
поднимались потные молодцы в синих суконных картузах чернобакалейщиков.
     - Њилостивые государи! - неуместно выкрикнул отец высоким фальцетом,  и
шеЯ его густо побагровела. - Љто вам дал право врыватьсЯ в чужие  дома?  ќто
грабеж! џ не позволЯю!
     - Ђ ты здесь кто такой? „омовладелец?
     †енщина переложила камень из правой руки в левую и, не глЯдЯ  на  отца,
дала ему изо всех сил кулаком в ухо.
     Ћтец покачнулсЯ, но ему не позволили упасть: чьЯ-то краснаЯ веснушчатаЯ
рука взЯла его за шелковый лацкан сюртука и  рванула  вперед.  ‘тарое  сукно
затрещало и полезло.
     - Ќе бейте его, это  наш  папа!  -  не  своим  голосом  закричал  ЏетЯ,
обливаЯсь слезами. - ‚ы не имеете права! „ураки!
     Љто-то изо всей мочи, коротко и злобно, дернул  отца  за  рукав.  ђукав
оторвалсЯ. ЉруглаЯ манжета с запонкой покатилась по лестнице.
     ЏетЯ видел сочащуюсЯ царапину на носу отца, видел его близорукие глаза,
полные  слез  -  пенсне  сбили,  -  его  растрепанные  семинарские   волосы,
развалившиесЯ надвое.
     ЌевыносимаЯ боль охватила сердце мальчика. ‚ эту минуту  он  готов  был
умереть, лишь бы папу больше не смели трогать.
     - “, зверье! ‘коты! †ивотные! - сквозь  зубы  стонал  отец,  пЯтЯсь  от
погромщиков.
     Ђ сверху уже бежали с иконами в руках тетЯ и „унЯ.
     - —то вы делаете, господа, побойтесь  бога!  -  со  слезами  на  глазах
твердила тетЯ.
     „унЯ, поднимаЯ как можно  выше  икону  спасителЯ  с  восковой  веточкой
флердоранжа под стеклом, разгневанно кричала:
     -  Ћчумели,  чи  шо?  “же  православных  хрестиЯн  бьете!  ‚ы   сначала
посмотрите хорошенько, а уж потом начинайте. ‘тупайте себе,  откуда  пришли!
Ќема тут никаких евреев, нема. €дите себе с богом!
     Ќа улице раздавались свистки  городовых,  как  всегда  ЯвившихсЯ  ровно
через полчаса после погрома. †енщина в белых чулках  положила  на  ступеньки
голыш, аккуратно вытерла руки о подол юбки и кивнула головой:
     - Ќу зараз здесь будет. •орошенького помаленьку.
     Ђ то уже слышите, как там наши городовики  разорЯютсЯ  Ђида  теперь  до
жида на Њалофонтанскую, угол Ѓотанической.
     € она, подобрав тЯжелые юбки, крЯхтЯ, стала спускатьсЯ с лестницы.


        40 Ћ”€–…ђ‘Љ€‰ Њ“Ќ„€ђ

     Ќесколько дней после этого тротуар возле дома был усеЯн камнЯми,  битым
стеклом, обломками Ящиков, растертыми шариками  синьки,  рисом,  трЯпками  и
всевозможной домашней рухлЯдью.
     Ќа полЯнке, в кустах, можно было вдруг  найти  альбом  с  фотографиЯми,
бамбуковую этажерку, лампу или утюг.
     Џрохожие тщательно обходили эти обломки, как будто одно прикосновение к
ним могло сделать человека причастным к погрому и запЯтнать на всю жизнь.
     „аже  дети,  с  ужасом  и  любопытством  спускавшиесЯ  в  разграбленную
лавочку, нарочно прЯтали руки в карманы, чтобы не  соблазнитьсЯ  валЯющимисЯ
на полу мЯтным прЯником или раздавленной коробочкой папирос "Љерчь".
     Ћтец целыми днЯми ходил по комнатам,  какой-то  помолодевший,  строгий,
непривычно быстрый, с заметно поседевшими висками, с  напрЯженно  выдвинутым
вперед подбородком. ‘юртук зашили так искусно, что повреждений почти не было
видно.
     †изнь возвращалась в свою колею.
     Ќа улицах уже не стрелЯли. ‚  городе  была  мирнаЯ  тишина.  Њимо  дома
проехала перваЯ после  забастовки  трам-карета,  это  громоздкое  и  нелепое
сооружение вроде городского дилижанса с  громаднейшими  задними  колесами  и
крошечными передними. Ќа вокзале свистнул паровик.
     Џринесли "ђусские ведомости", "Ќиву" и "‡адушевное слово ".
     Ћднажды ЏетЯ, посмотрев в  окно,  увидел  у  подъезда  желтую  почтовую
карету.
     ‘ердце мальчика облилось горЯчим и замерло.
     Џочтальон открыл заднюю дверцу и вынул из кареты посылку.
     - Ћт бабушки! - закричал ЏетЯ и хлопнул ладонЯми по подоконнику.
     Ђх, ведь он совсем об этом забыл! Ќо теперь, при  виде  желтой  кареты,
сразу вспомнились и ушки, и окончательно испорченный вицмундир, и  проданные
сандалии, и копилка Џавлика - словом, все его  преступлениЯ,  которые  могли
открытьсЯ каждую минуту.
     ђаздалсЯ звонок. ЏетЯ бросилсЯ в переднюю.
     - Ќе смейте трогать, - кричал он возбужденно, - это мне! ќто мне!
     „ействительно, к общему изумлению, на  холсте  было  выведено  крупными
лиловыми буквами: "Џетру ‚асильевичу Ѓачей в собственные руки".
     ‹омаЯ ногти, мальчик содрал парусину, крепко прошитую суровой ниткой. “
него не хватило  терпениЯ  аккуратно  отделить  скрипучую  крышку,  прибитую
длинными, тонкими гвоздиками.
     ЏетЯ схватил кухонную  секачку  и  грубо  раскроил  Ящик,  легкий,  как
скрипка. Ћн вынул нечто любовно  завернутое  в  очень  старый  номер  газеты
"ђусский инвалид".
     ќто был офицерский сюртук.
     - „едушкин мундир! - торжественно провозгласил ЏетЯ. - ‚от!
     Ѓольше в посылке ничего не было.
     - џ... не понимаю... - пробормотала тетЯ.
     - ‘траннаЯ фантазиЯ - посылать ребенку  какие-то  военные  реликвии,  -
сухо заметил отец, пожав плечами. - “дивительно... непедагогично!
     - Ђх, замолчите, вы ничего не понимаете! Њолодец бабушка! -  воскликнул
мальчик в восторге и бросилсЯ с заветным свертком в детскую.
     €з тончайшей шелковой бумаги блеснули  старательно  завернутые  золотые
пуговицы. ЏетЯ торопливо стал их разворачивать.
     Ќо, боже мой, что это? Ћни оказались без орлов!
     Џуговицы были совершенно гладкие и ничем не отличались от самых дешевых
солдатских одинарок. ЏетЯ, правда, насчитал их шестнадцать штук. Ќо  за  все
это нельзЯ было получить больше трех пЯтков.
     —то же случилось? ‚последствии, много лет спустЯ, ЏетЯ  узнал,  что  во
времена императора Ђлександра ‚торого пуговицы у офицеров были без орлов. Ќо
кто же мог это предвидеть? Њальчик был  совершенно  подавлен.  Ћн  сидел  на
подоконнике, опустив на колени ненужный мундир.
     ‡а окном, мимо термометра, летели снежинки. Њальчик  равнодушно  следил
за ними, не испытываЯ при виде первого снега обычной радости.
     Џеред его глазами одна за другой возникали картины событий,  участником
и свидетелем которых он был совсем  недавно.  Ќо  теперь  все  это  казалось
мальчику таким далеким, таким смутным, неправдоподобным, как сон. Љак  будто
все это произошло где-то совсем в другом городе, может быть, даже  в  другой
стране.
     Њежду тем ЏетЯ знал, что это не был  сон.  ќто  было  вон  там,  совсем
недалеко, за Љуликовым полем, за  молочным  дымом  снега,  несущегосЯ  между
небом и землей.
     ѓде сейчас ѓаврик? —то стало с ’ерентием и матросом? “далось ли им уйти
по крышам?
     Ќо не было ответа на эти вопросы.
     Ђ снег продолжал лететь все гуще и гуще, покрываЯ черную землю Љуликова
полЯ чистой, веселой пеленой наступившей наконец зимы.


        41 …‹ЉЂ

     Џришло рождество.
     Џавлик  проснулсЯ  до  рассвета.  „лЯ  него   сочельник   был   двойным
праздником: он как раз совпадал с днем рождениЯ Џавлика.
     Њожно  себе  представить,  с  каким   нетерпением   дожидалсЯ   мальчик
наступлениЯ этого хотЯ и радостного, но вместе с тем весьма  странного  днЯ,
когда ему вдруг сразу делалось четыре года!
     ‚от только еще вчера было три,  а  сегоднЯ  уже  четыре.  Љогда  ж  это
успевает случитьсЯ? ‚ероЯтно, ночью.
     Џавлик  решил  давно  подстеречь  этот  таинственный  миг,  когда  дети
становЯтсЯ на год старше. Ћн проснулсЯ среди ночи, широко открыл  глаза,  но
ничего особенного не заметил. ‚се как обычно: комод, ночник, сухаЯ пальмоваЯ
ветка за иконой.
     ‘колько же ему сейчас: три или четыре года?
     Њальчик стал внимательно рассматривать свои руки и подрыгал под одеЯлом
ногами. Ќет, руки и ноги такие же, как вечером,  когда  ложилсЯ  спать.  Ќо,
может быть, немного выросла голова? Џавлик старательно ощупал голову - щеки,
нос, уши... Љак будто бы те же, что вчера.
     ‘транно.
     ’ем более странно, что утром-то ему непременно будет  четыре.  ќто  уже
известно навернЯка. ‘колько же ему сейчас? Ќе может быть, чтобы до  сих  пор
оставалось три. Ќо, с другой стороны, и на четыре что-то не похоже.
     •орошо было бы разбудить папу. Ћн-то наверное знает. Ќо вылезать из-под
теплого одеЯльца и  шлепать  босиком  по  полу...  нет  уж,  спасибо!  ‹учше
притворитьсЯ, что спишь, и с закрытыми глазами дождатьсЯ превращениЯ.
     Џавлик прикрыл глаза и тотчас, сам того не  замечаЯ,  заснул,  а  когда
проснулсЯ, то сразу увидел, что ночник уже давно  погас  и  в  щели  ставней
брезжит синеватый, томный свет раннего-раннего зимнего утра.
     ’еперь не было ни малейшего сомнениЯ, что уже - четыре.
     ‚ квартире все еще крепко спали; даже на  кухне  не  слышалось  „униной
возни. —етырехлетний Џавлик проворно вскочил с кровати и  "сам  оделсЯ",  то
есть напЯлил задом наперед лифчик с полотнЯными  пуговицами  и  сунул  босые
ножки в башмаки.
     Ћсторожно,  обеими  руками  открываЯ  тЯжелые   скрипучие   двери,   он
отправилсЯ в гостиную. ќто было большое путешествие маленького  мальчика  по
пустынной квартире. ’ам впотьмах, наполнЯЯ всю комнату сильным запахом хвои,
стоЯло посредине нечто громадное,  смутное,  до  самого  паркета  опустившее
темные лапы в провисших бумажных цепЯх.
     Џавлик уже знал, что это елка. Џока его глаза привыкали к  сумраку,  он
осторожно обошел густое, бархатное  дерево,  еле-еле  мерцающее  серебрЯными
нитЯми канители.  Љаждый  шажок  мальчика  чутко  отдавалсЯ  в  елке  легким
бумажным шумом, вздрагиванием, шуршанием картонажей  и  хлопушек,  тончайшим
звоном стеклЯнных шаров.
     Џривыкнув к темноте, Џавлик увидел в углу столик с подарками  и  тотчас
бросилсЯ к нему, забыв на минуту о елке. Џодарки были превосходные,  гораздо
лучше, чем он ожидал: лук и стрелы в бархатном колчане,  роскошнаЯ  книга  с
разноцветными  картинками:  "Џтичий   двор   бабушки   ’атьЯны",   настоЯщее
"взрослое" лото и лошадь - еще больше,  еще  красивее,  а  главное,  гораздо
новее, чем Људлатка. Ѓыли, кроме того, жестЯные коробочки монпансье
     "†орж Ѓорман", шоколадки с передвижными картинками и маленький тортик в
круглой коробке.
     Џавлик никак не ожидал такого богатства. Џолон стол игрушек и сластей -
и все это принадлежит только ему.
     Ћднако мальчику это показалось мало. Ћн потихоньку перетащил из детской
в гостиную все свои старые игрушки, в том числе  и  ободранную  Људлатку,  и
присоединил к новым. ’еперь игрушек было много, как в магазине, но  и  этого
показалось недостаточно.
     Џавлик принес знаменитую копилку и  поставил  ее  посредине  стола,  на
барабане, как главный символ своего богатства.
     “строив эту триумфальную башню из игрушек и налюбовавшись  ею  всласть,
мальчик снова вернулсЯ к елке. …го уже давно тревожил  один  очень  большой,
облитый  розовым  сахаром  прЯник,  повешенный  совсем  невысоко  на  желтой
гарусной нитке. Љрасота этого звездообразного  прЯника  с  дыркой  посредине
вызывала непреодолимое желание съесть его как можно скорее.
     Ќе видЯ большой беды в том, что на елке будет  одним  прЯником  меньше,
Џавлик отцепил его от ветки и сунул в рот. Ћн откусил порЯдочный кусок,  но,
к удивлению своему, заметил, что прЯник вовсе не такой  вкусный,  как  можно
было подумать. Ѓольше того, прЯник был просто отвратительный: тугой, житный,
несладкий, с сильным запахом патоки. Ђ ведь  по  внешнему  виду  можно  было
подумать, что именно такими прЯниками  питаютсЯ  белоснежные  рождественские
ангелы, поющие на небе по нотам.
     Џавлик с отвращением повесил обратно на ветку надкушенный прЯник.  Ѓыло
очевидно, что это какое-то  недоразумение.  ‚ероЯтно,  в  магазине  случайно
положили негодный прЯник.
     ’ут Џавлик заметил другой прЯник, еще более красивый,  облитый  голубым
сахаром. Ћн висел довольно высоко, и пришлось  подставить  стул.  Ќе  снимаЯ
прЯника с ветки, мальчик откусил угол  и  тотчас  его  выплюнул  -  до  того
неприЯтен оказалсЯ и этот прЯник.
     Ќо трудно было примиритьсЯ с мыслью, что  все  остальные  прЯники  тоже
никуда не годЯтсЯ.
     Џавлик решил перепробовать все прЯники, сколько их ни висело на елке. €
он принЯлсЯ за дело. ‚ысунув набок Язык, крЯхтЯ и сопЯ, мальчик перетаскивал
тЯжелый стул вокруг елки, взбиралсЯ на него, надкусывал  прЯник,  убеждалсЯ,
что дрЯнь, слезал и тащил стул дальше.
     ‚скоре все прЯники оказались перепробованными, кроме двух -  под  самым
потолком, куда невозможно было добратьсЯ. Џавлик  долго  стоЯл  в  раздумье,
задрав голову. ЏрЯники манили его своей недостижимой и потому столь желанной
красотой.
     Њальчик не сомневалсЯ,  что  уж  эти-то  прЯники  его  не  обманут.  Ћн
подумывал уже, как бы поставить стул на стол и оттуда попытатьсЯ достать их.
     Ќо в это времЯ послышалсЯ свежий шелест праздничного  платьЯ,  и  тетЯ,
сиЯЯ улыбкой, заглЯнула в гостиную:
     - Ђ-а, наш рожденник встал раньше всех! —то ты здесь делаешь?
     -  ѓулЯю  коло  елочки,  -  скромно  ответил  Џавлик,  глЯдЯ  на   тетю
доверчивыми, правдивыми глазами благовоспитанного ребенка.
     - Ђх ты, моЯ рыбка ненаглЯднаЯ!  Љоло!  Ќе  коло,  а  около.  Љогда  ты
отвыкнешь наконец от этого! Ќу, поздравлЯю, поздравлЯю!
     € мальчик очутилсЯ в горЯчих, душистых и нежных объЯтиЯх тети.
     Ђ из кухни торопилась  краснаЯ  от  конфуза  „унЯ,  держа  перед  собой
хрупкую голубую чашку с золотой надписью: "‘ днем ангела".
     ’ак началсЯ  этот  веселый  день,  которому  суждено  было  закончитьсЯ
совершенно неожиданным и страшным образом.
     ‚ечером к Џан лику привели гостей - мальчиков и девочек. ‚се  они  были
такие маленькие, что ЏетЯ считал ниже своего достоинства не то что играть  с
ними, но даже разговаривать.
     —увствуЯ на сердце необъЯтную тоску и  тЯжесть,  ЏетЯ  сидел  в  темной
детской на подоконнике и смотрел в нарЯдно замерзшее окно, где среди ледЯных
папоротников мерцал золотой орех уличного фонарЯ.
     ‡ловещее предчувствие омрачало Џетину душу.
     Ђ из гостиной струилсЯ жаркий, трескучий свет  елки,  пылающей  костром
свечей и золотого дождЯ. ‘лышались подмывающие звуки фортепьЯно.  ќто  отец,
расправив  фалды  сюртука  и   гремЯ   крахмальными   манжетами,   нажаривал
семинарскую польку. Њножество крепких детских ножек бестолково топало вокруг
елки.
     - Ќичего, терпи, казак, - сказала тетЯ, проходЯ мимо
     Џети. - Ќе завидуй. € на твоей улице будет праздник.
     - Ђ, тетЯ, вы совсем ничего не понимаете! - жалобно сказал  мальчик.  -
€дите себе.
     Ќо вот наступил желанный миг раздачи орехов и прЯников. „ети  обступили
елку и, став на цыпочки, потЯнулись к прЯникам, сиЯющим,  как  ордена.  …лка
зашаталась, зашумели цепи.
     € вдруг раздалсЯ звонкий, испуганный голосок:
     - Ћй, смотрите, у менЯ надкусанный прЯник!
     - Ћй, и у менЯ!
     - “ менЯ - два, и все объеденные...
     - ќ! - сказал кто-то разочарованно. - Ћни уж вовсе не такие  новые.  €х
уже один раз кушали.
     ’етЯ  стоЯла  краснаЯ  до  корней  волос  среди  надкусанных  прЯников,
протЯнутых к ней со всех сторон.
     Ќаконец ее глаза остановились на Џавлике:
     - ќто ты сделал, скверный мальчишка?
     - џ, тетечка, их только чуть-чуть хотел попробовать, -  сказал  Џавлик,
невинно глЯдЯ на разгневанную  тетю  широко  открытыми,  Янтарными  от  елки
глазами. € прибавил со вздохом: - џ думал, они вкусные, а они,  оказываетсЯ,
только длЯ гостей.
     - ‡амолчишь ли ты, сорванец? -  закричала  тетЯ,  всплеснув  руками,  и
бросилась к буфету, где, к счастью, оставалось еще много лакомств.
     ‚се обиженные тотчас были удовлетворены, и скандал замЯли.
     ‘коро сонных гостей стали уносить по домам. Џраздник  кончилсЯ.  Џавлик
занЯлсЯ приведением своих сокровищ в порЯдок.
     ‚ это времЯ в дверЯх детской  таинственно  поЯвилась  „унЯ  и  поманила
Џетю.
     - Џаныч, вас на черной лестнице  дожидаетсЯ  той  скаженный  ѓаврик,  -
прошептала она, оглЯдываЯсь.
     ЏетЯ бросилсЯ на кухню.
     ѓаврик сидел на высоком подоконнике черного хода, прислонившись  плечом
к ледЯному окну,  игравшему  синими  искрами  месЯца.  €з  башлыка  блестели
маленькие злые глаза. Њальчик тЯжело сопел.
     ‚ первый миг  ЏетЯ  подумал,  что  ѓаврик  пришел  за  долгом.  Ћн  уже
приготовилсЯ рассказать о несчастье, постигшем их с дедушкиными  пуговицами,
и  дать  честное  благородное  слово,  что  не  позже  как  через  два   днЯ
расквитаетсЯ. Ќо ѓаврик торопливо вытащил из-за пазухи ватной  кофты  четыре
хорошо знакомых мешочка и сунул их Џете.
     - ‘ховай, и будем с тобой в расчете, - тихо и твердо сказал  он.  -  Ћт
€осифа Љарловича остаток, царство ему небесное. -  Џри  этих  словах  ѓаврик
истово перекрестилсЯ. - ‘ховай и держи, пока не пригодЯтсЯ.
     - ‘ховаю, - шепотом ответил ЏетЯ.
     ѓаврик долго молчал. Ќаконец резко вытер кулачком под носом и  сполз  с
подоконника.
     - Ќу, Џетька... Ѓудь здоров...
     - Ђ те - ушли тогда?
     - “шли. Џо крышам. ’еперь их повсюду ищут.
     ѓаврик задумалсЯ, не сказал ли чего-нибудь лишнего, но потом  доверчиво
приблизилсЯ к самому Џетиному уху и прошептал:
     - “й, сколько народа похватали! Ќу, их не споймают. џ тебе говорю.  Ћни
в катакомбах отсиживаютсЯ. ‚се ихние боевики тама. ‚есной  опЯть  начнут.  Ђ
’ерентиЯ жену с маленькими детьми - с †енечкой и Њотечкой -  хозЯин  дома  с
квартиры выселЯет. ’акое дело...
     ѓаврик озабоченно почесал брови.
     - Ќе знаю теперь, что мне с ними делать. ‚ерно,  придетсЯ  всем  вместе
переезжать с Ѓлижних Њельниц в дедушкину хибарку. Ђ дедушка, знаешь,  совсем
никуда стал. ‚ерно, скоро помрет. ’ы до нас когда-нибудь,  Џетька,  все-таки
заскочи. ’олько пережди времЯ. ѓлавное, мешочки хорошенько  сховай.  Ќичего.
"’ы не плачь, ЊарусЯ, будешь ты моЯ". „ан пЯть.
     ѓаврик  сунул  Џете  руку  дощечкой  и  побежал,  дробно  стуча  своими
разбитыми чоботами по лестнице. ЏетЯ вернулсЯ в детскую и спрЯтал мешочки  в
ранец под книги.
     Ќо тут вдруг с невероЯтным стуком распахнулась дверь, и в комнату вошел
быстро отец, держа в руках изуродованный вицмундир.
     - —то это значит? - спросил он таким тихим голосом, что мальчик чуть не
потерЯл сознание.
     - ‘вЯтой истинный крест... - пробормотал ЏетЯ, но  находЯ  в  себе  сил
перекреститьсЯ.
     - —то это значит? - заорал отец и затрЯссЯ, багровеЯ.
     € в ту же секунду, как бы откликаЯсь на гневный голос отца, из гостиной
раздалсЯ душераздирающий рев Џавлика.
     Њаленький мальчик вбежал, шатаЯсь на  ослабевших  от  ужаса  ножках,  и
обнЯл отца за колени. …го четырехугольный ротик был так широко разинут,  что
Ясно виднелось орущее горло. „рожал крошечный Язычок. ’екли слезы. ‚  пухлой
ручке прыгала открытаЯ копилка, полнаЯ вместо денег всЯкой гремучей дрЯни.
     - Џ... па... п... па! - икаЯ, лепетал Џавлик. -  Џе-еть...  ка  менЯ...
обо... ик... обо... крал!
     - —естное благород... - начал ЏетЯ, но отец уже крепко  держал  его  за
плечи.
     - Ќегодный мальчишка, сорванец, - кричал он, - Я знаю все! ’ы играешь в
азартные игры! ‹гунишка!
     Ћн с такой Яростью стал трЯсти Џетю, точно хотел вытрЯсти  из  мальчика
душу. ЌижнЯЯ челюсть  его  прыгала,  и  прыгало  на  черном  шнурке  пенсне,
соскользнувшее с вспотевшего носа, пористого, как пробка.
     - ‘ию же минуту давай сюда эти... как они там у вас называютсЯ... чушки
или душки...
     - “шки,  -  криво  улыбнувшись,  пролепетал  ЏетЯ,  надеЯсь  как-нибудь
обернуть дело в шутку.
     Ќо, услышав слово "ушки" из уст сына, отец вскипел еще пуще:
     - “шки? Ћтлично... ѓде они? ‘ию  же  минуту  давай  их  сюда.  ѓде  эта
уличнаЯ мерзость? ѓде эти микробы? ‚ огонь! ‚ плиту! —тобы духу их не было!
     Ћн стремительно осмотрел комнату и бросилсЯ к ранцу.
     ЏетЯ, рыдаЯ, бежал за ним по коридору до самой кухни, куда отец, широко
и нервно шагаЯ, быстро и брезгливо, как дохлых котЯт, нес мешочки.
     - Џапочка! Џапочка! - кричал ЏетЯ, хватаЯ его за локти. - Џапочка!
     Ћтец грубо оттолкнул Џетю, затем шумно  сдвинул  кастрюлю,  и,  Яростно
пачкаЯ сажей манжеты, сунул мешочки к пылающую плиту.
     Њальчик замер от ужаса.
     - ’икайте! - закричал он не своим голосом.
     Ќо в этот миг в плите застрелЯло. ђаздалсЯ небольшой взрыв.
     €з конфорки рванулось разноцветное пламЯ. ‹апша вылетела из  кастрюльки
и прилипла к потолку. Џлита треснула. €з трещин повалил едкий  дым,  в  одну
минуту наполнивший кухню.
     Љогда плиту залили водой и выгребли золу, в ней нашли  кучу  обгоревших
гильз от револьверных патронов.
     Ќо ничего этого ЏетЯ уже не помнил. Ћн был без сознаваЯ. …го уложили  в
постель. Ћн весь горел. Џоставили термометр.  Ћказалось  тридцать  девЯть  и
семь десЯтых.


        42 Љ“‹€ЉЋ‚Ћ ЏЋ‹…

     …два кончилась скарлатина, началось воспаление легких.
     ЏетЯ проболел всю зиму. ‹ишь в середине великого поста он  стал  ходить
по комнатам.
     Џриближалась весна. ‘начала раннЯЯ весна, совсем-совсем раннЯЯ. “же  не
зима, но еще далеко и не весна.
     Ќедолгий, южный снег, которым мальчику так и не пришлось насладитьсЯ  в
этом году, давно сошел. ‘тоЯла сухаЯ сераЯ погода одесского марта.
     Ќа слабых ногах ЏетЯ  слонЯлсЯ  по  комнатам,  сразу  сделавшимсЯ,  как
только он встал с кровати, маленькими и  очень  низкими.  Ћн  становилсЯ  на
цыпочки перед зеркалом в  темной  передней  и  с  чувством  щемЯщей  жалости
разглЯдывал  свое  вытЯнувшеесЯ  белое  лицо  с  тенЯми  под   неузнаваемыми
какими-то испуганно-изумленными глазами.
     ‚сю первую половину днЯ мальчик оставалсЯ в квартире  совершенно  один:
отец бегал по урокам, тетЯ гулЯла с Џавликом.
     Ћт шума пустынных комнат нежно кружилась голова. ђезкий  стук  маЯтника
пугал своей  настойчивостью,  неумолимой  непрерывностью.  ЏетЯ  подходил  к
окнам. Ћни были еще по-зимнему закупорены  -  с  валиком  пожелтевшей  ваты,
посыпанной настриженным гарусом, между рамами.
     Њальчик видел нищету серой, сухой  мостовой,  черствую  землю  Љуликова
полЯ,  серое  небо  с  еле  заметными,  водЯнистыми  следами  голубизны.  €з
кухонного окна виднелись голубые прутики сирени на полЯнке. ЏетЯ  знал,  что
если сорвать зубами эту горькую кожицу, то обнаружитсЯ  изумительно  зеленаЯ
фисташковаЯ плоть.
     ђедко  и  погребально  дрожал  в  воздухе  низкий  бас   великопостного
колокола, вселЯЯ в сердце дух праздности и уныниЯ.
     € все же в этом скудном мире уже были заложены -  и  только  дожидались
своего часа - могущественные силы весны. Ћни ощущались во всем. Ќо  особенно
сильно - в луковицах гиацинтов.
     ЉомнатнаЯ весна была еще спрЯтана в темном чулане. ’ам среди  хлама,  в
мышином запахе домашней рухлЯди, тетЯ расставила вдоль стен узкие вазончики.
ЏетЯ знал, что прорастание голландских луковиц требует  темноты.  ‚  темноте
чулана совершалось таинство роста.
     €з  шелковой  истощенной  шелухи  луковицы  прорезывалась  бледнаЯ,  но
крепкаЯ стрела. € мальчик знал, что как раз к самой пасхе  чудесно  поЯвЯтсЯ
на толстой ножке тугие, кудрЯвые соцветиЯ бледно-розовых,  белых  и  лиловых
гиацинтов.
     Ђ между тем Џетино детское сердце ныло и тосковало в этом пустом, сером
мире весеннего равноденствиЯ.
     „ни  прибывали,  и  мальчику  уже  нечем  было   заполнить   невероЯтно
растЯнувшиесЯ часы между обедом и вечером.  Ћ,  как  они  были  длинны,  эти
тЯгостные  часы  равноденствиЯ!  Ћни  были  еще  длиннее   пустынных   улиц,
бесконечно уходивших в сторону Ѓлижних Њельниц.
     Џете уже разрешали гулЯть возле дома. Ћн медленно ходил взад  и  вперед
по сухому тротуару, жмурЯсь на солнце, садившеесЯ за вокзалом.
     …ще год тому назад вокзал казалсЯ ему концом города.  ‡а  вокзалом  уже
начиналась географиЯ. ’еперь же мальчик знал, что за  вокзалом  продолжаетсЯ
город, тЯнутсЯ длинные пыльные улицы предместий. Ћн Ясно представлЯл себе их
уходЯщими на запад.
     ’ам в перспективе, заполнЯЯ широкий просвет между  скучными  кирпичными
домами, висит чудовищный круг красного допотопного солнца, лишенного лучей и
все же ослеплЯющего резким, угрюмым светом.
     ‡а две недели до  пасхи  биндюжники  привезли  на  Љуликово  поле  лес.
ЏоЯвились плотники, землекопы, десЯтники.  ‚о  всех  направлениЯх  по  земле
протЯнулись ленты  рулеток.  ЏодрЯдчики  со  складными  желтыми  аршинами  в
наружных  карманах  зашагали,  отмериваЯ  участки.  ќто  началась  постройка
пасхальных балаганов.
     „лЯ Џети не было большего удовольствиЯ, чем бродить  по  Љуликову  полю
среди Ящичков с большими гвоздЯми, топоров, пил, бревен,  щепы,  гадаЯ,  где
что будет выстроено.  Љаждый  новый  рЯд  вкопанных  столбов,  каждаЯ  новаЯ
канава, каждый обмеренный рулеткой и отмеченный колышками участок  тревожили
воображение.
     ђазыгравшаЯсЯ фантазиЯ  рисовала  сказочной  красоты  балаганы,  полные
чудес и тайн, в то времЯ как рассудительный  опыт  твердил,  что  все  будет
точно таким же, как и в прошлом году. Ќе хуже,  не  лучше.  Ќо  фантазиЯ  не
могла примиритьсЯ с этим - она требовала нового, небывалого. ЏетЯ подходил к
рабочим, к подрЯдчикам, терсЯ возле них, желаЯ что-нибудь выпытать:
     - Џослушайте, вы не знаете, что здесь будет?
     - €звестно, что. Ѓалаган.
     - џ знаю, что балаган, а какой?
     - €звестно, какой. „еревЯнный.
     Њальчик притворно хохотал, стараЯсь подольститьсЯ:
     - „а Я сам знаю, что деревЯнный. ‚от комик! Ђ что в нем будет? –ирк?
     - –ирк.
     - Љак же цирк, когда цирк круглый, а это не круглое?
     - ‡начит, не цирк.
     - Њожет быть, паноптикум?
     - Џаноптикум.
     - ’акой маленький?
     - ‡начит, не паноптикум.
     - Ќет, серьезно, что?
     - Ќужник.
     ЃагровеЯ от неприличного слова, ЏетЯ хохотал еще громче, готовый на все
унижениЯ, лишь бы узнать хоть что-нибудь.
     - •а-ха-ха! Ќет, серьезно, скажите, что здесь будет?
     - €ди, мальчик, иди, тебе здесь не компаниЯ. Ќа уроки опоздаешь.
     - џ еще не хожу в гимназию. “ менЯ была скарлатина, а потом  воспаление
легких.
     - ’ак иди и лЯжь в постелю, чем путатьсЯ под ногами.  Ќе  морочь  людЯм
голову!
     € ЏетЯ, натЯнуто улыбаЯсь, отходил прочь, продолжаЯ ломать  голову  над
неразрешимым вопросом.
     ‚прочем, было отлично известно: все равно до тех пор, пока балаганы  не
обтЯнут сверху холстом и не увешают картинами,  ничего  нельзЯ  узнать.  ќто
было так же невозможно, как угадать, какого цвета распуститсЯ к первому  дню
пасхи гиацинт из бледной ножки.
     ‚ страстную субботу в балаганы привезли в высшей  степени  таинственные
зеленые Ящики и сундуки с надписью: "Ћсторожно". Ќо  в  Ћдессе  не  было  ни
одного мальчика, который знал бы, что находитсЯ в этих сундуках.
     Њожно было только предполагать,  что  это  восковые  фигуры,  волшебные
столики фокусников или тЯжелые плоские змеи с тусклыми глазами и раздвоенным
жалом.
     Ѓыло  также  известно,  что  в  одном  из   этих   сундуков   находитсЯ
женщина-русалка с дамским бюстом и чешуйчатым хвостом вместо ног. Ќо как она
там живет без  воды?  €ли,  может  быть,  в  сундуке  заключена  ванна?  €ли
женщина-русалка упакована в мокрую тину? Ћбо всем  этом  можно  было  только
догадыватьсЯ.
     ЏетЯ  сходил  с  ума  от  нетерпениЯ,  дожидаЯсь  начала  Ярмарки.  …му
казалось, что еще ничего не готово, что все пропало,  что  вдруг  Ярмарка  в
этом году так и не откроетсЯ.
     Ќо его опасениЯ оказались напрасны. Љ первому дню  праздника  все  было
готово: картины развешаны, столбы из флагов выбелены, площадь обильно полита
из длинных зеленых бочек,  которые  целый  день  накануне  разъезжали  между
балаганами, чернЯ сухую землю сверкающими граблЯми воды.
     Ћдним словом, пасха пришла и расцвела в тот самый день, в который ей  и
полагалось по календарю.
     “томительно трезвонили колокола, среди взбитых  облаков  летело  свежее
солнце. ’етЯ в белом кружевном платье резала ветчину, отогнув кожу  окорока,
толстую и круглую, как револьвернаЯ кобура.
     ‘ахарные  барашки  стоЯли  на  куличах.  ђозовый  •ристос  летел,   как
балерина,  на  проволочке,   поднЯв   бумажную   хоругвь.   ‚округ   зеленой
кресс-салатной  горки  лежали  разноцветные  крашенки,  до  глЯнца  натертые
коровьим маслом, выпукло отражаЯ вымытые окна.
     ЉудрЯвые гиацинты в вазонах, обернутых розовой  гофрированной  бумагой,
исходили удушающе-сладким  и  вместе  с  тем  смертным,  погребальным  своим
ароматом, таким густым, что казалось: это он курилсЯ сиреневыми волокнами  в
солнечных лучах над пасхальным столон.
     Ќо именно этот первый день пасхи и был  длЯ  Џети  особенно  невыносимо
долог и скучен. „ело в тем, что на первый день  пасхи  запрещались  все  без
исключениЯ зрелища и гулЯниЯ. ќтот день полициЯ посвЯщала богу.  Ќо  зато  в
двенадцать часов следующего  -  с  разрешениЯ  начальства  -  люди  начинали
веселитьсЯ.
     ђовно в полдень раздалсЯ свисток дежурного  околоточного,  и  посредине
Љуликова полЯ на высокой выбеленной мачте развернулсЯ трехцветный флаг.
     €  тотчас  началось  нечто  невообразимое.  “дарили  турецкие  барабаны
полковых  оркестров.  ѓрЯнули  шарманки  и  органчики  каруселей.  ђаздались
обезьЯньи картавые крики рыжих и фокусников, пронзительно зазывающих публику
с выбеленных помостов балаганов. ‡авертелсЯ стеклЯрус, понеслись  колЯски  и
лошадки.
     ‚ головокружительное голубое, облачное  небо  ударили  утлые  кораблики
качелей. ‚сюду  настойчиво,  без  передышки,  колотили  в  небольшие  медные
колокола и треугольники. ђазносчик пронес на  голове  сверкающий  стеклЯнный
кувшин с ледЯной крашеной водой, где болталось несколько  кружочков  лимона,
кусок льда и пыльное серебрЯное солнце.
     € рЯбой солдат-портартуроц в косматой черной  папахе,  проворно  скинув
сапоги, уже лез, окруженный  толпой,  по  намыленному  столбу,  на  верхушке
которого лежали призоваЯ бритва и помазок.
     ‚ продолжение семи дней с полуднЯ до заката гремела  головокружительнаЯ
карусель  Љуликова  полЯ,  наполнЯЯ  квартиру   Ѓачей   разноголосым   гамом
предместий, пришедших повеселитьсЯ.
     –елый день, с утра до вечера,  ЏетЯ  проводил  на  Љуликовом  поле.  Ћн
почему-то был уверен, что непременно  встретитсЯ  здесь  с  ѓавриком.  Ћчень
часто, завидев в толпе  лиловые  бобриковые  штаны  и  морскую  фуражечку  с
Якорными пуговицами - так был одет ѓаврик в прошлую пасху, - ЏетЯ  бросалсЯ,
расталкиваЯ людей, но всегда напрасно.
     —то-то общее с Ѓлижними Њельницами было в этом простонародном  гулЯнье,
где  у  многих  мужчин  оказывались  тоненькие  железные  тросточки,  как  у
’ерентиЯ, и у множества девочек - бирюзовые сережки, как у Њоти.
     Ќо ожидание обмануло Џетю. ЉончилсЯ последний  день  Ярмарки.  Ћркестры
сыграли последний раз марш "’оска  по  родине".  ”лаг  был  спущен.  Џовсюду
раздавались трели полицейских свистков. Џлощадь опустела. ‚се  было  кончено
до следующей пасхи.
     Џечальный закат долго и  угрюмо  горел  за  нарЯдными,  страшно  тихими
балаганами,  за  железными  колесами  неподвижных  перекидок,   за   пустыми
флагштоками.
     ‹ишь изредка среди  невыносимо  густой  тишины  пролетевшего  праздника
раздавались потрЯсающий утробный рев льва и резкий хохот гиены.
     Ќаутро приехали биндюжники, и через два днЯ от Ярмарки  не  осталось  и
следа. Љуликово поле опЯть превратилось в черную, скучную площадь, с которой
по целым днЯм долетали поющие голоса ефрейторов, обучавших солдат.
     - Ќапра-а-а... ва! Ђть, два!
     - Ќале-е-о-е... оп! Ђть, два!
     - Љр-р-ру-у... хеш! Ђть два!
     Ђ дни становились все длиннее, все незаполнимей.  €  вот  однажды  ЏетЯ
отправилсЯ на море, в гости к ѓаврику.


        43 ЏЂђ“‘

     „едушка умирал.
     € ѓаврик, и ЊотЯ, и Њотина мама, и ЏетЯ, проводивший теперь  почти  все
времЯ на море, - все знали, что дедушка скоро умрет.
     ‡нал это и сам дедушка. ‘ утра до вечера он лежал на провисшей железной
кровати, вынесенной из  хибарки  на  свежий  воздух,  на  теплое  апрельское
солнце.
     Љогда ЏетЯ в первый раз  подошел  к  нему  поздороватьсЯ,  мальчик  был
смущен чистотой и прозрачностью дедушкиного лица,  светившегосЯ  на  красной
подушке тонкой подкожной лазурью.
     Ћбросшее довольно длинной белой бородой, спокойное и  Ясное,  лицо  это
поразило Џетю своей красотой и важностью.  Ќо  самое  удивительное  и  самое
жуткое было в нем то, что оно как бы не имело возраста, находилось  уже  вне
времени.
     - ‡дравствуйте, дедушка, - сказал ЏетЯ.
     ‘тарик повернул глаза с бескровными фиалковыми веками, долго смотрел на
гимназистика, но, по-видимому не узнал.
     - ќто ж Я, ЏетЯ, с Љанатной, угол Љуликова.
     „едушка неподвижно смотрел вдаль.
     ‚ы ему, дедушка, прошлый год еще грузило из пломбы отливали, - напомнил
ѓаврик. Ќе узнаете?
     ’ень воспоминаниЯ, далекого, как облако, прошла  по  лицу  старика.  Ћн
Ясно, сознательно улыбнулсЯ,  показав  десны,  и  проговорил  тихо,  но  без
особого усилиЯ:
     - ѓрузило. „а. „елал. ‘винцовое.
     € ласково посмотрел на Џетю, жуЯ губами.
     - Ќичего. Џодрос. €ди  себе,  деточка,  иди.  ЏоиграйсЯ  на  бережку  в
кремушки. ЏоиграйсЯ. ’олько в воду, смотри, не упади.
     ‚ероЯтно, ЏетЯ представлЯлсЯ ему совсем еще маленьким  ребенком,  вроде
правнучка †енечки, ползавшего тут же в желтых цветах  одуванчика.  ‚ремЯ  от
времени старик приподнимал голову, желаЯ полюбоватьсЯ своим хозЯйством.
     Џосле переезда семьи ’ерентиЯ все здесь стало неузнаваемо.
     Њожно было подумать, что они привезли  с  собой  сюда  кусочен  Ѓлижних
Њельниц.
     †ена ’ерентиЯ вымазала к пасхе глинЯный пол, выбелила хибарку внутри  и
снаружи.
     ЏомолодевшаЯ  хатка  весело  блестела  на  солнце  вымытыми   стеклами,
обведенными синькой.
     ‚округ нее зеленели готовые распуститьсЯ петушки,  и  в  петушках  были
рассажены Њотины куклы, изображавшие знатных дам, выехавших на дачу.
     Ќа веревках  сушилось  разноцветное  белье.  ЊотЯ  с  волосами,  как  у
мальчика, поливала огород, обеими руками прижимаЯ к животу большую лейку. Ќа
проволоке между двумЯ столбами бегала, кисло улыбаЯсь, собака ђудько.  ‚озле
огорода дымилась глинЯнаЯ печь с вмазанным вместо трубы  чугунком  без  дна.
‚кусно пахло придымленным кулешом.
     Њотина мама в сборчатой юбке стоЯла, наклонившись над  корытом.  ‚округ
нее в воздухе плавали мыльные пузыри.
     € дедушке  иногда  казалось,  что  времЯ  повернуло  вспЯть,  что  ему,
дедушке, скова сорок лет. Џокойница-бабка только что  выбелила  хибарку.  Џо
одуванчикам  ползет  внучек  ’ерентий.  Ќа  крыше  лежит  мачта,   обернутаЯ
новеньким, только что купленным парусом.
     ‚от сейчас дедушка взвалит мачту на плечо, захватит  под  мышку  весла,
деревЯнный руль, зашпаклеванный  суриком,  и  пойдет  на  бережок  снарЯжать
шаланду.
     Ќо  памЯть  быстро  возвращалась.  ‘тарика  вдруг  начинали   одолевать
хозЯйские заботы. Ћн с трудом приподнималсЯ на локте и подзывал ѓаврика.
     - —то вам, дедушка?
     ‘тарик долго жевал губами, собираЯсь с силами.
     - аланду не унесло? - спрашивал он наконец, и  брови  его  поднимались
горестно, домиком.
     - Ќе унесло, дедушка, не унесло. ‚ы лучше лЯжьте.
     - …е смолить надо...
     - ‡асмолю, дедушка, не бойтесь. ‹Яжьте.
     „едушка покорно ложилсЯ, но через минуту подзывал Њотю:
     - ’ы что там делаешь, деточка?
     - Љартошку поливаю.
     - “мница. Џоливай. Ќе жалей водички. ‹ бурьЯн вырываешь?
     - ‚ырываю, дедушка.
     - Ђ то он скрозь весь  огород  заглушит.  Ќу,  иди,  деточка,  отдохни,
поиграйсЯ в свои куколки.
     „едушка снова тЯжело отваливалсЯ на спину.
     Ќо тут начинал лаЯть ђудько, и  старик  поворачивал  сердитые  глаза  с
нависшими бровЯми. …му казалось, что он очень громко, по-хозЯйски, кричит на
разбаловавшуюсЯ собаку: "Ђ ну, ђудько, цыц! ‚от скаженнаЯ! Ќа место! –ыц!"
     Ђ на самом деле выходило чуть слышно:
     - ’сц, ты, тсц...
     Ќо большую часть времени дедушка неподвижно смотрел вдаль.  ’ам,  между
двумЯ прибрежными горками, виднелсЯ голубой треугольник морЯ  со  множеством
рыбачьих парусов. ѓлЯдЯ на них, стар