сский,  а  так,  черт  знает  что.  ‘трашно
сказать, ведь  Я  даже  по-турецки  говорю,  -  а  потом  всЯ  эта  смесь  -
французский, английский, немецкий, -  и  вот  когда  от  всего  этого  тошно
становитсЯ,  Я  всегда  вспоминаю  русские  нецензурные  слова,  которым  мы
научились в гимназии и которыми разговаривали с женщинами Ѓанного  переулка.
ќто, брат, и есть самое национальное - никакой француз не способен понЯть.
     - „а, Язык у нас хороший, грех жаловатьсЯ, - сказал Ќиколай, улыбаЯсь.
     - Ќо Я все о деле. Љакие у тебЯ проекты?
     - —ерт его знает. Ѓуду искать какую-нибудь работу.
     - Ќу, вот, ну, вот, - хмурЯсь, сказал Ќиколай, - ты всегда был идиотом.
Ђ между тем у менЯ длЯ тебЯ есть место. - Ќиколай придвинулсЯ к столу.  -  џ
веду переписку на разных Языках. Џришлось снЯть бюро и  так  далее.  “  менЯ
этим заведует человек полезный и старательный, но из-за каждого  пустЯка  он
звонит мне по телефону, а у ‚ирджинии голова болит. џ против него ничего  не
имею, - оживленно говорил Ќиколай,  точно  ‚олодЯ  с  ним  спорил,  -  пусть
работает.  Ќо  тебЯ  Я  поставлю  в  качестве  ответственного  руководителЯ.
Џоработаешь  неделю,  поймешь,  дело  нехитрое.  Ћ  жалованье  мы  с   тобой
условимсЯ: авось не подеремсЯ.
     - Ga depend {Љто знает (фр.).}.
     - Ќу, хорошо. ‘ейчас Я уезжаю; ‚ирджиниЯ отвезет  тебЯ  в  бюро,  потом
заедет за тобой в пЯть часов. Ђ вечером мы с  тобой  зальемсЯ.  Ќу,  хорошо,
бегу.
     € через секунду ЌиколаЯ уже не было  в  комнате,  а  через  пЯть  минут
хлопнула выходнаЯ дверь. ‚олодЯ все сидел,  не  двигаЯсь,  на  стуле.  ‚ошла
‚ирджиниЯ - в маленькой кремовой шлЯпе, в юбке  кремового  цвета,  в  синем,
почти мужском пиджаке. "Ќу, молодой человек, - сказала она, - едем.  Ќиколай
просил вас отвезти в бюро. џ в вашем распорЯжении".
     Ћни спустились вниз, ‚ирджиниЯ  села  за  руль  автомобилЯ,  небольшого
Buick,  и  сразу,  мЯгко  и  быстро,  поехала  вниз  по  улице,  нажимаЯ  на
акселератор и чуть-чуть не задеваЯ встречные машины. —ерез минуту автомобиль
мчалсЯ почти полным ходом,  на  каждом  углу  чудом,  как  казалось  ‚олоде,
избегаЯ столкновениЯ,  прохожие  оборачивались,  полицейские  неодобрительно
смотрели вслед. ‚се так же, почти не уменьшаЯ  хода,  ‚ирджиниЯ  выехала  на
площадь ќтуаль. „линное и широкое avenue …лисейских Џолей поплыло как во сне
навстречу автомобилю - и тогда наконец ‚олодЯ сказал:
     - џ теперь понимаю, ‚ирджиниЯ, почему вы вышли замуж за моего брата.
     - Ђ?
     - „а. ‚ы такаЯ же сумасшедшаЯ, как он.  ‚ирджиниЯ  улыбнулась  и  сразу
замедлила ход. Џотом ее
     лицо стало серьезным, и она, точно в раздумье, проговорила:
     - џ вас почти не знаю, Я вас помню мальчиком в ‘тамбуле.  Ќо  Я  думаю,
что вы не стоите вашего брата. џ его люблю, - прибавила  она  просто,  точно
объЯснЯЯ этой фразой "все решительно.
     - џ тоже, - тихо сказал ‚олодЯ, - Я очень люблю ЌиколаЯ.
     - џ не знаю, как вам объЯснить, - продолжала ‚ирджиниЯ. -  Ћн  мужчина,
понимаете? ‚от если будет кораблекрушение, он пропустит всех женщин и  детей
и потом утонет. € у него очень сильнаЯ волЯ. џ ведь не сразу  его  полюбила,
он заставил менЯ выйти за него замуж. Ќо потом Я его  узнала.  €  теперь,  -
‚ирджиниЯ на секунду остановилась, - если бы он умер, Я бы тоже умерла.
     ‚олоде  было  немного  странно  слушать  признаниЯ  ‚ирджинии.  ‚   его
представлении Ќиколай никак не вЯзалсЯ со всем, что говорила  ‚ирджиниЯ,  не
потому, что это было неверно, а  потому,  что  ‚олодЯ  думал  о  нем  совсем
по-иному: это был все тот же, почти не изменившийсЯ Љолька-хулиган, драчун и
любимец матери. ‚олодЯ вспомнил почему-то, как мать однажды  делала  строгий
выговор Љоле - ему было лет двенадцать, а ‚олоде шесть - и сказала,  что  ей
стыдно иметь такого сына, - и поставила его в угол. Ћн постоЯл минут десЯть,
потом вдруг подбежал к матери и уткнул голову в ее  колени.  "—то  тебе?"  -
"Њама, - сказал Ќиколай, - Я понимаю, что тебе стыдно. Ќо скажи мне  правду:
ты менЯ все-таки любишь?" - "ѓлупый мальчик, - сказала мать, - да, ты  очень
скверный, Я знаю, но ведь у тебЯ нет другой мамы - кто же тебЯ будет любить?
‘тупай". € Ќиколай убежал.
     Ѓюро было большое, прохладное, с кожаными креслами;  на  стенах  висели
плакаты вертикальных и  горизонтальных  разрезов  всевозможных  автомобилей,
фотографии сложных машин  с  гигантскими  рубчатыми  колесами;  за  столиком
сидела дактилографистка с красивым, но деревЯнно неподвижным лицом и  черным
accroche-coeur'ом  {замысловатым  завитком  (фр.).}  на  лбу,  необыкновенно
почему-то неуместным. ‚ирджиниЯ даже  не  поднЯлась  в  контору,  -  котораЯ
находилась на втором этаже, - и сказала, что вернетсЯ к пЯти  часам.  ‚олодю
встретил этот самый старательный француз, о котором говорил Ќиколай, человек
среднего роста, совершенно безличный; и даже голос у  него  был  такой,  что
‚ирджиниЯ о нем сказала:
     - ‚сЯкий раз, когда мне в телефон отвечает автомат: votre correspondant
a change de numero, veuillez consulter le nouvel annuaire {ваш корреспондент
изменил свой номер, пожалуйста, поищите его в  новом  ежегодном  справочнике
(фр.).}, - мне кажетсЯ, что Я  узнаю  его  голос,  и  мне  хочетсЯ  сказать:
bonjour,  M.  Dumat,  commentalles  vous?  {здравствуйте,  мсье  „юма,   как
поживаете? (фр.).}
     Ћн был убежден в необычайной важности своей работы и в ее  чрезвычайной
сложности. Џочтительно и любезно улыбаЯсь, он  долго  излагал  ‚олоде  самые
простые вещи и о каждой из них говорил с увлечением и особенно торжественным
Языком, точно все это происходило в академии, а не в конторе.
     - ‚идите ли, monsieur, эти досье распределены  по  номерам.  —то  такое
классификациЯ? - ‚олодЯ посмотрел на него с любопытством. - ЉлассификациЯ, -
продолжал monsieur Dumat, - veuillez consulter le nouvel annuaire,  -  вдруг
послышалось  ‚олоде,  -  классификациЯ,  в  сущности,  это   такаЯ   система
распределениЯ досье, при которой вы сразу находите имЯ клиента, как только в
нем  поЯвилась  необходимость.  ‡аметьте,  monsieur:  как  только  поЯвилась
необходимость. ‚олодЯ через  полчаса  убедилсЯ,  что  все  было  чрезвычайно
несложно. Ћн, однако, не сказал этого M. Dumat.
     ‚ час днЯ он спустилсЯ вниз и пообедал в соседнем ресторане. ‚ пЯть - с
неженской точностью - наверх поднЯлась ‚ирджиниЯ. "Ѓедный мальчик устал?"  -
с насмешливым участием спросила  она.  ‚олодЯ  ограничилсЯ  вздохом,  и  они
поехали домой. ЌиколаЯ еще не было, ‚олодЯ прилег на диван в своей комнате и
сразу так крепко заснул, что проснулсЯ только в восемь часов  от  того,  что
его за плечо трЯс Ќиколай, зовущий  его  обедать.  "‘начала  обедать,  потом
кататьсЯ, потом на Њонмартр, - сказал Ќиколай. - ђеплик не нужно". - "џ  уже
‚ирджинии сказал, что вы оба сумасшедшие". - "„а, да, - согласилсЯ  Ќиколай,
- не будем спорить. Ќа обед, между прочим, фаршированнаЯ утка".
     Џосле обеда ‚олодЯ спустилсЯ по лестнице последним. ‚ирджиниЯ и Ќиколай
шли впереди. ‚ечер был очень теплый, автомобиль тускло сверкал  у  подъезда.
"Ђ кто теперь будет править?" - спросил ‚олодЯ. "Ќиколай  не  позволЯет  мне
сидеть за рулем, когда он ездит со  мной",  -  ответила  ‚ирджиниЯ.  "џ  его
понимаю, Я бы тоже не позволил". - "‚ы любите неторопливую езду, vous  serez
bien servi {вы останетесь довольны (фр.).}", -  сказала  ‚ирджиниЯ.  Ќиколай
бережно усадил ее, раскрыл дверцу перед  ‚олодей  -  желаете-с  прокатитьсЯ,
‚ладимир Ќиколаевич? - сел наконец  сам,  и  автомобиль  медленно  и  плавно
двинулсЯ по блестЯщему асфальту. ‚олодЯ откинулсЯ назад, Ќиколай  обернулсЯ,
потом посмотрел смеющимисЯ глазами на ‚ирджинию, и автомобиль вдруг  понессЯ
с чудовищной,  как  показалось  ‚олоде,  скоростью:  как  ни  быстро  ездила
‚ирджиниЯ, Ќиколай ездил еще в  два  раза  быстрее.  "’ы  с  ума  сошел?"  -
закричал по-русски ‚олодЯ. “лыбающеесЯ лицо ‚ирджинии обернулось и тотчас же
исчезло, сместившись вправо, и на его месте возникло  мгновенно  выросшее  и
пропавшее дерево - Ќиколай въехал в лес. Ќе замедлЯЯ хода,  он  пролетел  по
широкой аллее, свернул в глубь  леса,  поднЯлсЯ  на  гору  и  под  сплошным,
влажно-прохладным и темным  сводом  деревьев,  освещаЯ  путь  ослепительными
световыми ручьЯми фонарей, он ехал все  дальше  и  дальше,  и  прошло  всего
несколько минут, когда он сказал ‚олоде: - въезжаем в ‚ерсаль, тот самый,  с
карпами времен ‹юдовика четырнадцатого.
     ‚ этот вечер,  проезжаЯ  через  …лисейские  ЏолЯ  и  большие  бульвары,
поднимаЯсь по узким и кривым, пахнущим кошками улицам верхнего Њонмартра  до
кабаре "Lapin agile" {"Џроворный кролик" (фр.).}, ‚олодЯ видел Џариж  таким,
каким потом никогда уже не мог увидеть. ќти все времЯ движущиесЯ в неведомых
направлениЯх огни, бесконечно смещающиесЯ световые сферы фонарей и это ни на
секунду не прекращающеесЯ движение -  точно  ритм  сказочного,  огромного  и
сверкающего мира, возникшего в чьем-то блистательном воображении  и  чудесно
расцветающего сейчас здесь, перед  его  глазами,  под  вырывающимисЯ  Яркими
музыкальными  флагами  из  открытых,  зеркально  громадных  витрин  кафе,  -
уносимыми тотчас же легким, парижским ветром -  и  неповторимо  тающий,  как
ежеминутно ЯвлЯющеесЯ воспоминание, воздух. Њного  раз  потом,  проходЯ  или
проезжаЯ мимо этих же мест, по этим же бульварам, в такие же  вечера  ранней
осени, ‚олодЯ тщетно пыталсЯ воскресить и воссоздать это впечатление, но оно
было  невозвратимо,  как  прошедший  и  исчезнувший  год.  ‚  "Lapin  agile"
некрасиваЯ, но чем-то чрезвычайно привлекательнаЯ женщина пела Ѓеранже -
 
                            Oh, que je regrette 
                            Le bras dodu 
                            Da jambe bien faite, 
                            Et'le temps perdu... {*} - 
                            {* “ж пожить умела Я! 
                            ѓде ты, юность знойнаЯ? 
                            ђучка моЯ белаЯ! 
                            Ќожка моЯ стройнаЯ! 
                            (Џер. ‚. ‘. Љурочкина)} 
 
     и песенку - "Un peu de tes yeux" {‚зглЯнуть бы в  твои  глаза  (фр.).},
потом был поздний, рассветный Њонпарнас и мутные Halles  -  и  домой  ‚олодЯ
ехал, почти засыпаЯ.
     Ќа следующий день было воскресенье, контора  ЌиколаЯ  была  закрыта,  и
сразу после завтрака ‚олодЯ ушел к себе - надо кое о  чем  подумать  -  иди,
фантазируй, - иду.
     € опЯть - диван, папироса, далекаЯ и слегка головокружительнаЯ мечта  о
незнакомой женщине,  -  даже  не  мечта,  а  чувство,  даже  не  чувство,  а
предчувствие, говорил себе ‚олодЯ, и опЯть все, что было, исчезает,  уходит,
ушло, а есть только медленный дым от папиросы и смутные звуки в  страшной  и
сверкающей дали. - Ќе может быть, чтобы этого не было, Я этого еще не  знал.
‘колько он ни вспоминал, ни в чем и  никогда  он  не  находил  оправдавшихсЯ
ожиданий, он не знал ни одной "незнакомой  женщины",  все  всегда  было  так
похоже, и даже кровати скрипели одинаково. ‹егкий,  грустный  и  равномерный
скрип вдруг Явственно вспомнилсЯ ему, и  те  же  запахи  и  тот  же  мутный,
соленоватый вкус на распухших и всегда чужих губах. "’ак  жил  мой  отец,  -
думал ‚олодЯ, - но он, наверное, знал что-то другое, и не  козырный  же  туз
был этим другим. Ќет, это все-таки, наверное, есть. Ќайдешь, потерЯешь  все,
потом ищешь хотЯ бы обманчивого воспоминаниЯ; и не находишь  много  времени,
как Я, и все ждешь, как влюбленный на свидании: давно уже прошел назначенный
час, давно наступила ночь, и ее все нет, и она уже больше не  придет,  а  ты
стоишь на том же месте: идет дождь, и рЯдом с тобой мокнет дерево и памЯтник
со статуей; ночь все дальше и глубже - и вот в тишине идешь один домой.  ‚се
глубже и глубже. —то это мне напоминает? ‚се глубже и тише - где Я  уже  это
видел? Ђх, да - в бочке".
     € ‚олодЯ вспомнил большую, всю черную и зеленую внутри бочку,  стоЯвшую
в глубине двора, под водосточной трубой. Џосле долгих дней сухого зноЯ  вода
в бочке начинала чуть-чуть пахнуть сырым и знакомым запахом  болота,  темнаЯ
ее глубина потихоньку оживала, далеко внизу, - как  казалось  тогда  ‚олоде,
которому было восемь лет, - в ней поЯвлЯлись красные, очень  живые  и  такие
тихие червЯчки, которые никак не удавалось поймать ни сачком длЯ бабочек, ни
удочкой. ‚ черную воду бочки  ‚олодЯ  опускал  короткую,  сухую  палочку;  и
сколько он ни держал ее под водой, она все всплывала наверх, как пробка.  Ќо
после того, как она оставалась в бочке несколько  дней  и  дерево  набухало,
пущеннаЯ  с  силой  вертикально  ко  дну,  она  всплывала  все  медленней  и
медленней, и наступал, наконец,  день,  когда  она  оставалась  внизу  и  не
всплывала вовсе. Љакое громадное, красное  солнце  заходило  в  те  годы  по
вечерам над черной деревЯнной колокольней, мимо высокой каланчи, на  которой
дежурил двоюродный брат кухарки ђогачевых, как бессменный часовой на роковом
посту, мимо сырых и темных домов  окраин  и  соснового  леса,  начинающегосЯ
тотчас за городом, мимо зеленого, так буйно заросшего кладбища,  на  котором
‚олодЯ с товарищами хоронил белую мамину  кошку,  упавшую  с  крыши  шестого
этажа и разбившуюсЯ насмерть; и  вот  вечером,  чтобы  никто  не  видел,  ее
положили в украденный Ящик от шампанского и мальчики понесли ее на  кладбище
- и забыли лопату, и  ‚олодЯ  побежал  с  полдороги  домой,  за  лопатой;  и
вернувшись, долго копал сухую землю, заросшую тугой и цепкой  травой.  Џотом
они опустили кошку в могилу, ‚олодЯ даже  заплакал,  вспомнив,  как  однажды
ударил кошку ногой - она жалобно замЯукала. "џ ее ударил, а вот  теперь  она
мертваЯ". ‡атем молча пошли домой, - летний вечер, тишина и  едва  ощутимаЯ,
так легко оседающаЯ в воздухе прохлада. ’емные тени стелЯтсЯ по саду, высоко
в воздухе и  покачиваютсЯ  и  не  покачиваютсЯ  верхушки  деревьев;  крикнет
какаЯ-то птица, и снова  все  стихнет  -  и  только  изредка  послышатсЯ  по
мостовой  заснувшей  улицы  шаркающие  шаги  нищего  Ќикифора,  страшного  и
оборванного старика, ходившего босым летом и зиму и только жутко мычащего  в
ответ на вопросы. „авным-давно, когда  еще  город  был  совсем  небольшой  и
тихий, Ќикифор был молод и буен и свиреп; и вот, после  бессонной  и  пьЯной
ночи, проведенной у Њарьи-солдатки, вернувшись домой -  осенним  и  ветреным
утром, последние желтые листьЯ устилали холодную и  длинную  улицу  -  он  с
пьЯных глаз пырнул ножом старшего брата; его тотчас же арестовали,  и  тогда
началось - сначала острог и колодки, потом суд с  непонЯтными  длЯ  Ќикифора
словами, потом приговор - двенадцать лет  каторжных  работ.  Џотом  побег  в
лютый сибирский мороз, погонЯ, опЯть каторга, потом Ќикифор смирилсЯ,  отбыл
пЯтнадцать лет каторги и двадцать лет поселениЯ; и, пропив то немногое,  что
купил и заработал, оборванным пришел в родной город, которого не узнал. €  с
тех пор стал нищенствовать - то на паперти  черной,  насквозь  пропитавшейсЯ
ладаном и воском церкви, то на мосту через  медленную  и  широкую  реку,  то
просто на улицах. “ Ќикифора  были  маленькие  черные  глаза  под  лохматыми
седыми бровЯми, темные от грЯзи руки и серо-белые  волосы;  и  ‚олодЯ  видел
однажды, как ранней зимой Ќикифор остановилсЯ у краЯ тротуара,  под  которым
холодно синел замерзший ручей, надавил пЯткой босой ноги тонкий лед и,  став
на колени, начал жадно и долго пить воду из образовавшейсЯ дырки.  €  другой
раз - это было тогда, когда ‚олодЯ смертельно испугалсЯ Ќикифора и  едва  не
заболел от испуга, - компаниЯ веселЯщихсЯ людей, проходившаЯ по  улице  и  к
которой Ќикифор протЯнул руку, увела его с собой, в отдаленный  зал  шумного
ресторана, где был устроен  бал  с  переодеванием,  напоила  его  допьЯна  и
выпустила на улицу, надев на него  черную,  бархатную  маску,  -  и  Ќикифор
заснул на первой же скамье, с открытым ртом  и  туго  завЯзанной  маской  на
серо-красном обветренном лице, и ‚олодЯ увидел его.
     - Љак давно это было! - думал ‚олодЯ. - ’еперь Я  за  тысЯчи  верст  от
родного города, в Џариже, rue Boissiere - ведь Ќикифор, наверное, никогда бы
не мог даже произнести эти звуки - rue Boissiere, rue Boissiere, -  повторЯл
он про себЯ, прислушиваЯсь, точно кто-то другой это говорил, чей-то чужой  и
незнакомый голос. - „а, но вернемсЯ к прежнему, - продолжал думать ‚олодЯ. -
Њамина кошка, конечно Њурочка, ведь  все  же  кошки  Њурочки,  это  русскаЯ,
простодушнаЯ нежность; от слов мурлыкать - потом кладбище, наш  сад,  вечер,
каланча, Ќикифор и началось это откуда? - да, из бочки. ѓлубже и  тише  -  и
запах сырости и болота - вот откуда идет все. Ќо это не то. —то же Я  должен
был понЯть? Ќа пароходе все было так Ясно и просто. Ќо пароход пришел и ушел
- и может быть, на этом  пространстве,  от  ЊарселЯ  до  ЉонстантинополЯ,  и
сейчас все Ясно и просто, как было три днЯ тому назад?
     - ’ы,  наверное,  окончательно  расфантазировалсЯ?  -  сказал  Ќиколай,
постучав в дверь и войдЯ со  своей  всегдашней  стремительностью.  -  Ђ  дым
какой, прЯмо точно в кузнице! …дем со мной, посмотрим Џариж, тут тебе, брат,
не ѓалата.
     - ’ы считаешь, что это необходимо? џ хотел еще  подумать  немного,  мне
только одну вещь понЯть осталось - и тогда все хорошо.
     - Ћдну вещь? ‘амую главную, да?
     - „а.
     - ‚се равно не поймешь, - убежденно сказал Ќиколай.  ѓолова  ‚ирджинии,
поднЯвшейсЯ на цыпочках, посмотрела на ‚олодю из-за плеча ЌиколаЯ.
     - Џочему?
     - Џотому что неженатые этого не понимают.
     - C'est stupide {ѓлупо (фр.).}, - сказала ‚ирджиниЯ. Ћба брата  в  один
голос спросили:
     - Qu'est ce que c'est qui est stupide? {—то же в этом глупого? (фр.).}
     - Le russe. C'est une langue de  sauvages  {ђусский  Язык  -  это  Язык
дикарей (фр.).}.
     - ‚ирджиниЯ, стань в угол за дерзость, - сказал Ќиколай.
     - Votre ignorance in'ecrase, madame"  {‚аше  невежество  менЯ  убивает,
мадам (фр.).}, - сказал ‚олодЯ. - Ќу, хорошо, едем осматривать Џариж.
     Ќо едва они выехали, началсЯ сильный дождь - и они прервали прогулку  и
просидели до вечера в маленьком кафе на  бульваре  Saint  Germain,  где,  по
словам ЌиколаЯ, бывали все знаменитые люди; но только в этот день  никто  из
них не пришел, и, вернувшись домой, ‚олодЯ сказал брату:
     - „а, совесть у менЯ чиста: теперь  Я  знаю  о  Џариже  ровно  столько,
сколько знал до того, как ты мне его показал.
     - ‚ы играете в теннис, ‚олодЯ?
     - џ играю в теннис, ‚ирджиниЯ.
     Ќа  теннисную  площадку  они  пошли  пешком,  было  недалеко.  Ќиколай,
задержавшийсЯ в городе, должен был прийти позже. ‚олодЯ повертел ракеткой  в
воздухе - не забыл ли, как играть, - сделал несколько пробных ударов,  потом
нахмурилсЯ и проиграл партию ‚ирджинии. €грал он чрезвычайно плохо, что дало
повод ‚ирджинии к новым  насмешкам.  "џ  проиграл  из  вежливости,  -  пожав
плечами, сказал ‚олодЯ, - не могу же Я выиграть  у  дамы,  это  было  бы  не
по-джентльменски". - "•орошо, - ответила ‚ирджиниЯ, - Я дам вам  возможность
выиграть у мужчины. Џодождите".
     Ћна ушла и быстро вернулась. ‚след за ней  легкой  и  гибкой  походкой,
странно не соответствующей высокому росту, очень широким плечам  и  тЯжелой,
могучей  фигуре,  шел  какой-то  бледный  человек.  "Ђртур,  -  сказала  ему
‚ирджиниЯ, - вот этот молодой человек, о  котором  Я  вам  говорила".  Ђртур
поклонилсЯ, ‚ирджиниЯ представила их друг другу, ‚олодЯ расслышал фамилию  -
’омсон. ђазговор происходил по-французски, ’омсон говорил с почти незаметным
английским акцентом. …два только партиЯ началась, ‚олодЯ понЯл, что выиграть
у Ђртура невозможно.  Љазалось,  что  после  первого  же  service'a  {Џодача
(фр.).} ‚олоди Ђртур потерЯл свой вес, передвигаЯсь по  корту  с  легкостью,
почти невероЯтной длЯ  своего  роста  и  ширины.  Ћн  оказывалсЯ  везде,  он
занимал, казалось, все пространство, каждый мЯч  ‚олоди  неизменно  встречал
его ракетку и потом возвращалсЯ, наперекор  всем  законам  физики,  в  такое
место, где его ‚олодЯ никак не мог ожидать. €  через  четверть  часа  ‚олодЯ
поднЯл вверх обе руки и заЯвил, что сдаетсЯ. Ђртур, улыбаЯсь, подошел к нему
и, к величайшему удивлению ‚олоди, сказал на чистом русском Языке:
     - ‚ам прежде всего не хватает тренировки.
     - ‚ы русский?
     - Ќет, англичанин.
     ѓромадные  электрические  лампы  освещали  красный  песок  площадки,  в
открытых высоких окнах проезжали  автомобили.  ‚олодЯ  посмотрел  на  своего
победителЯ и еще раз удивилсЯ впечатлению  необыкновенной  физической  силы,
которое производила всЯ фигура ’омсона. Ќесколько растерЯнно  улыбаЯсь,  как
атлет, которого рассматривают в цирке, ’омсон рассеЯнно смотрел прЯмо  перед
собой.  ‚олодю,  при  этом  втором,  более  внимательном   осмотре,   удивил
неожиданный налет печали на лице Ђртура и грустные  его  глаза;  можно  было
подумать, что этот геркулес либо болен какой-нибудь тЯжелой  болезнью,  либо
чем-то раз навсегда огорчен.
     - Ќо где же вы научились русскому Языку?
     - ‚ ђоссии, Я жил там некоторое времЯ.
     - Џоразительно! - пробормотал ‚олодЯ.
     „верь быстро распахнулась: наклонив голову,  крепко  сжимаЯ  ракетку  в
волосатой руке, вошел Ќиколай. ‚ирджиниЯ в это времЯ разговаривала с высокой
женщиной, котораЯ стоЯла спиной к ‚олоде, ‚олодЯ видел  только  ее  смуглую,
блестЯщую кожу с неглубокой и ровной выемкой, начинавшейсЯ между лопатками и
спускавшейсЯ вниз. Ќиколай подошел к ‚ирджинии сзади и немного приподнЯл ее,
- она повернула к нему удивленное и потом сразу улыбнувшеесЯ  лицо  -  затем
пожал руку даме, спина ее шевельнулась, у ‚олоди тревожно дрогнуло  тело,  -
и, подойдЯ к Ђртуру, слегка толкнул его кулаком в грудь: Ђртур  отступил  на
шаг и протЯнул руку.
     - ђеванш, Ђртур, - сказал  Ќиколай  своим  решительным  голосом.  -  ‚ы
думаете, Я всегда буду проигрывать? ‚ирджиниЯ! - закричал он. - Ђртур играет
и проигрывает.
     „ама, разговаривавшаЯ с ‚ирджинией, повернулась,  и  ‚олодЯ  увидел  ее
лицо - с длинными,  оживленными  глазами,  полными  губами  большого  рта  и
несколькими веснушками на носу, которые вдруг придавали милый характер всему
ее выражению. Ћна была  очень  молода,  ей  было  не  более  двадцати  двух,
двадцати трех лет.
     - Ђртур не может проиграть, -  сказала  ‚ирджиниЯ,  подходЯ  к  группе,
состоЯвшей из Ђртура, ЌиколаЯ и ‚олоди. - ќлла, вы незнакомы с братом  моего
мужа?
     ‚олодЯ пожал ее мЯгкую руку  с  длинными  пальцами;  и,  приблизившись,
почувствовал легкий, чуть слышный запах пота - и в  этом  запахе  неожиданно
ощутил непривычный и незнакомый привкус чего-то горького, как миндаль, и  ни
на что не похожего.
     - J'ai mal entendu votre nom, mademoiselle {џ плохо расслышал ваше имЯ,
мадемуазель (фр.).}, - сказал он.
     - ЊенЯ зовут ЂглаЯ Ќиколаевна.
     - Ђ? - удивленно сказал ‚олодЯ. - ‚прочем, тем лучше, конечно.
     Ќиколай решил выиграть во что бы то ни стало. Ћн был так  же  неутомим,
как Ђртур, так же быстр в движениЯх - и,  поглЯдев  на  бешеный  темп  игры,
‚олодЯ понЯл все свое глубочайшее теннисное ничтожество.  ЏартиЯ  шла  очень
ровно, капли пота сверкали на лбу ЌиколаЯ, под курчавыми волосами; один  раз
Ђртур, стремительно отбегаЯ в глубь корта, поскользнулсЯ и упал,  но  тотчас
же повернулсЯ в воздухе, коснулсЯ  земли  вытЯнутой  рукой  и  вскочил,  как
подброшенный пружиной; Ђртур играл молча, Ќиколай изредка бурчал  -  дьЯвол!
здорово! черт! ‚ирджиниЯ, не  отрываЯсь,  смотрела  на  ЌиколаЯ,  все  времЯ
дергаЯ за руку ‚олодю, и точно безмолвно участвовала в матче.  Ђртур  увидел
ее отчаЯнное лицо, и ‚олодЯ заметил, как он улыбнулсЯ. € вдруг Ђртур потерЯл
свою точность ударов; это продолжалось очень недолго, но в решительную  фазу
борьбы - и Ђртур проиграл матч - из-за нескольких ошибок и нескольких  минут
замедлениЯ  темпа.  Ќиколай  выиграл.  "’ы   у   менЯ   самый   лучший",   -
полунасмешливо-полунежно сказала ‚ирджиниЯ.
     - Љто они такие? - спрашивал ‚олодЯ брата, возвращаЯсь  домой.  Ќиколай
шел под руку с ‚ирджинией, стараЯсь делать такие же маленькие шаги, как она,
и постоЯнно сбиваЯсь. - Љто такие? Ђртур,  кажетсЯ,  музыкальный  критик;  а
вообще милейший человек на свете, англичанин, хорошо знает русский. - ќто  Я
заметил. - ’ы у нас, ‚олодЯ, вообще очень умный. - •орошо, а та  барышнЯ?  -
—то  барышнЯ?  -  Ќу,  кто  она  такаЯ?  -  Ћна?  Ћна,  кажетсЯ,  учитсЯ   в
университете. - Ќу, брат, от тебЯ толку, Я вижу, немного. - —то  Я,  сыскное
бюро, что ли? ‚от ты менЯ спроси о ‚ирджинии, Я тебе все  расскажу.  џ  тебе
даже расскажу, как она завещание писала. - ќто правда, ‚ирджиниЯ, вы  писали
завещание? - ‚ирджиниЯ густо покраснела и засмеЯлась.
     €  Ќиколай  рассказал  ‚олоде,  что  в  последние  месЯцы  беременности
‚ирджиниЯ начала боЯтьсЯ, что она умрет от родов, -  причем  боЯзнь  и  была
основана на двух вещах: во-первых, у нее было предчувствие,  во-вторых,  она
видела во сне ‡вездочку. ‡вездочка была ее любимаЯ лошадь,  на  которой  она
училась ездить верхом, когда ей было лет десЯть. ‡вездочка умерла  незадолго
до отъезда ‚ирджинии в то  роковое,  как  сказал  Ќиколай,  путешествие,  из
которого она вернулась уже дамой.  ‡вездочка  приснилась  ‚ирджинии  за  два
месЯца до родов; она стоЯла у нашего подъезда на rue Boissiere и  ржала  так
жалобно, что ‚ирджиниЯ проснулась в слезах. Џосле  этого  ‚ирджиниЯ  решила,
что она умрет, и составила у нотариуса завещание:  она  оставлЯла  все  свое
имущество, в частности то, которое должно было перейти к ней от отца, - мужу
и дочери - она была убеждена, что родитсЯ девочка, -  с  тем  чтобы  девочку
воспитывали бы самым лучшим образом и никогда не наказывали. Џотом ‚ирджиниЯ
призналась Ќиколаю, что она написала завещание - ее дочери  было  тогда  уже
полгода; и Ќиколай отправилсЯ к нотариусу и взЯл завещание.
     - Ћно лежит у менЯ теперь в письменном столе, - сказал Ќиколай. - Ќу, и
совершенно Ясно, что судьба была против менЯ. Љонечно, ‚ирджиниЯ бы  умерла,
девочку Я бы отдал в приют или, еще лучше, продал бы цыганам, а сам  бы  вел
развратный образ жизни, предаваЯсь всЯким порокам  и  постепенно  опускаЯсь.
‚от какаЯ у менЯ была программа. Ќо ‚ирджиниЯ все спутала.
     € вдруг Ќиколай - они подходили уже к rue Boissiere - поднЯл  ‚ирджинию
в воздух, как ребенка, и, приблизив к себе ее лицо, сказал:
     - ЉакаЯ ты глупаЯ, ‚ирджиниЯ! џ бы не дал тебе умереть, ты понимаешь? џ
тебЯ не отдал бы смерти.
     ‹ожась  в  постель,  ‚олодЯ  думал  о  Ќиколае  и  ‚ирджЯнии,  -  какое
удивительное счастье, какаЯ удачнаЯ судьба. "Љолька-хулиган", - нет, недаром
его так любила мать. ‚олодЯ стал засыпать, и все плыло, шумЯ  и  переливаЯсь
обрывками музыки, перед ним:  ‚ирджиниЯ,  плечи  и  губы  Ђглаи  Ќиколаевны,
косматаЯ рука ЌиколаЯ, громаднаЯ фигура ’омсона, ‡вездочка - и еще  далекий,
тающий, как дым, горьковатый запах, исходивший от тела Ђглаи Ќиколаевны и от
ее губ и глаз, которые  все  вытЯгивались,  вытЯгивались  и  превратились  в
узенький ручей на зеленой траве, светлый  ручей,  который  он  где-то  давно
видел. € тогда поЯвилась стаЯ белых птиц,  две  черточки  крыльев  в  черном
бархатном воздухе южной ночи: бесшумный их полет  -  и  все  летЯт  одна  за
другой, одна за другой без конца, как снег,и вдруг острый  и  страшный  звук
прорезает испуганный, вздрогнувший воздух, и опЯть тихо, и все летЯт и летЯт
белые птицы. Ќочь плывет тЯжело и  душно,  крыльЯ  летЯт,  как  бесчисленные
паруса- и вот поворот неизвестной, горной  дороги,  и  за  поворотом  далеко
видна блестЯщаЯ даль, как внутренность гигантского стального туннелЯ. "ЋпЯть
неизвестно", - сказал чей-то голос  рЯдом  с  ‚олодей.  "ЋпЯть  сначала",  -
подумал ‚олодЯ; птицы стали лететь медленнее,  таЯли  в  воздухе,  бархатнаЯ
тишина влажно шевелилась во тьме - как на берегу морЯ: и  ‚олоде  послышалсЯ
тихий шум неторопливого прибоЯ - в летнюю темную ночь - и запах  водорослей;
длинные,  зеленые,  они  прибивались  к  берегу  и  лениво   полоскались   в
наступающей воде, и, когда волны откатывались назад, легкий ветер доносил до
‚олоди их увЯдающий запах. ‚олодЯ втЯнул в себЯ воздух, стараЯсь  отчетливее
вспомнить их исчезающую, пахучую тень - и внезапно почувствовал  -  до  того
сильно, что открыл глаза и приподнЯлсЯ на  локте  -  то  горьковатое,  почти
миндальное, что, поколебавшись секунду в воздухе  ‚олодиной  комнаты,  вдруг
стало плечами и ртом Ђглаи Ќиколаевны.
     Ћн встретил ее на улице, через полторы недели, было  уже  холодно;  его
почему-то  удивило,  как  она  хорошо  одета.  Ћн  подошел  и  поздоровалсЯ.
Џроезжали автомобили по почти пустынному, внезапно ставшему особенно осенним
avenue Kleber, ветер трепал отстающий  плакат  на  грЯзно-желтом  „еревЯнном
заборе, окружавшем начатую постройку.
     - ‡дравствуйте, - сказала она, протЯгиваЯ  руку.  Ћн  взЯл  ее  пальцы,
почувствовав  их  тепло  сквозь  перчатку,  взглЯнул  на  раздвинувшиесЯ   в
медленной улыбке губы - и почувствовал, что ему жарко в застегнутом пальто.
     - ‚ы куда? - спросил он; он очень волновалсЯ;  он  предложил  проводить
ее, узнав, что она идет домой. Ѓыл воскресный и пустой день,  в  котором  до
сих пор ему было так неприЯтно  просторно  и  в  котором  сейчас  ему  стало
свободно и хорошо. - Љакой воздух, точно пьешь холодную воду, не правда  ли?
- Ќесколько свежо, - сказала она.’ам эта площадь, это, кажетсЯ, ’рокадеро? -
„а. ‡десь хорошо в этом районе, правда? -  Љак  поразительно,  что  ее  губы
двигаютсЯ, - думал ‚олодЯ. -  „а,  здесь  свободно,  широкие  улицы,  как  в
ђоссии.  -  џ  ђоссию  знаю  плохо,  -  голос  ее  точно  удалилсЯ  и  вновь
приблизилсЯ. - џ чаще всего жила за границей и довольно много в  Џариже.  ‚ы
ведь не парижанин? - Ќет, Я здесь  недавно,  но,  наверное,  надолго.  -  ‚ы
свободны по вечерам? - „а, конечно. Љак поразительно, что  Я  вас  встретил,
какаЯ необыкновеннаЯ случайность. - Ќет, что же удивительного?  Њы  живем  в
одном квартале - это как в провинциальном городе. ‚ы свободны послезавтра?
     Ћни подходили к ’рокадеро, направо ровными  воздушными  рЯдами  уходили
облетавшие деревьЯ avenue Henri Martin, темнаЯ и высокаЯ, чуть  покосившаЯсЯ
стена тихо и тЯжело стоЯла в светлом  воздухе  по  левой  стороне;  железные
прозрачные решетки шли вдоль тротуаров, за решетками были сады и дома. - џ в
вашем распорЯжении. - Џриходите ко мне, будет два-три человека. - •орошо.
     Ћна жила в  небольшой  квартире,  мЯгкой  и  необыкновенно  удобной,  с
маленькими  столиками,  низким  диваном,  тумбочками,   пуфами,   тоненькими
полочками длЯ книг и круглым стеклЯнным аквариумом,  где  неустанно  плавала
небольшаЯ рыбка рыжевато-серого  цвета.  Џро  эту  квартиру  ‚олоде  говорил
Ќиколай:
     - Џоразительно, до чего все неудобно.
     - —то именно?
     - „а все: пепельницы маленькие, на одну папиросу, столики  маленькие  -
что на таком столе делать? обедать нельзЯ, писать нельзЯ, только разве  кофе
пить. Џуфы маленькие и трещат, как орехи: все неудобно. € аквариум - что это
за аквариум? ќто стакан какой-то и всего одна рыбка.
     - ‚от тебе бы аквариум, ты бы, наверное, крокодила туда пустил.
     - Џочему крокодила? Љрокодил не рыба. ђыб надо.
     - „а не карпов же, черт возьми?
     - Љарп прекраснаЯ рыба, - сказал Ќиколай. - € очень  питательнаЯ;  и  в
стаканчике Ђглаи Ќиколаевны ты его не поместишь.
     ‚олодЯ.  застал  там  Ђртура,  который  ему  поклонилсЯ,  как   старому
знакомому. ђЯдом с ним, на одном из тех самых пуфов, которые Ќиколай находил
такими неудобными, сидела дама лет тридцати четырех с презрительным и  сухим
лицом, насмешливыми  глазами  и  особенной  ленивостью  тела,  сразу  в  ней
угадывавшейсЯ, еще до того, как она делала какое-либо движение.  Ћна  чем-то
не понравилась ‚олоде. ‚ ту минуту, когда он вошел, она возобновила  рассказ
о том, как она познакомилась с Monsieur Simon,  ce  pauvre  M.  Simon  {Њсье
‘имоном, этим бедным мсье ‘имоном (фр.).},  который  вообще  очень  мил,  но
ничего не понимает в женщинах. Ђртур высказал вежливое предположение, что M.
Simon, может быть, не встречал до последнего времени женщин исключительных и
что поэтому... -
     - Et avec ca? {Ќу и что? (фр.).} - сказала дама.
     „ело  заключалось  в  том,  что  ce  pauvre  M.  Simon   имел   счастье
пользоватьсЯ благосклонностью рассказчицы -  ее  звали  Odette,  -  он  стал
предъЯвлЯть ей такие неслыханные деспотические требованиЯ, что  единственное
объЯснение этому Odette  находила  только  в  его  исключительной  глупости.
Џозже, когда ‚олодЯ лучше узнал Odette, он понЯл,  насколько  этот  разговор
был длЯ нее характерен.  ‚сЯ  мужскаЯ  половина  человечества  делилась  длЯ
Odette на две неравные категории: тех, кто стремитсЯ к ее благосклонности, и
тех, кто к ней не стремитсЯ. ‚торых она не замечала, они длЯ  нее  почти  не
существовали; и всЯкий раз, когда ей почему-либо приходилось более или менее
близко сталкиватьсЯ с таким человеком, она находила, что  он  неинтересен  и
неумен и как-то особенно неуместен.  Ћна  теоретически  понимала  законность
существованиЯ и таких людей, но это были  совершенно  чуждые  и  бесполезные
ЯвлениЯ; и в тех случаЯх, когда она поневоле должна была их замечать, она их
презирала - даже не пониманием и не умом, а чем-то другим, что  было  важнее
всего остального и чего эти люди, по-видимому, не знали. Џри всем  этом  она
была не лишена своеобразной иронической верности в описаниЯх людей. €так, ее
внимание было привлечено первой, менее многочисленной категорией  мужчин,  -
но и здесь у нее постоЯнно возникали недоразумениЯ. Њногие из них -  подобно
этому бедному M. Simon - не  были  способны  понЯть  ее  исключительность  и
ревновали друг к другу, что приводило Odette в бешенство и изумление.
     - Cet imbecile de Simon {“жаснаЯ глупость со стороны ‘имона (фр.).},  -
рассказывала она, - заЯвлЯет, что Я должна прекратить  знакомство  с  „юкро.
Non! maist il y des limites... {Ќет, ну есть  же  какие-то  пределы  (фр.).}
„юкро мой старый друг и оттого! что он не нравитсЯ ‘имону и Ђльберту,  -  по
мере ее рассказа мужские имена поЯвлЯлись и исчезали, сменЯЯсь одно другим и
потом опЯть возникаЯ, как тонущий человек, судорожно выскакивающий  из  воды
много раз, - Я должна с ним расстатьсЯ? —то же он  сделал  мне  плохого,  je
vous le demande un peu? {‘кажите, пожалуйста (фр.).} - Ќичего, ce sont  tout
simplement des principes, qui doivent...  {это  попросту  принципы,  которые
должны... (фр.).}
     - Des principes? {Џринципы?  (фр.).}  -  с  ужасом  в  голосе  говорила
Odette. - Des principes? Non, mais vous etes fou! Que voulez-vous  que  cela
me fasse, des principes? {Џринципы? Ќет, но это безумие! Љак, по-вашему,  на
что мне этЯ, принципы? (фр.).} Ћна, однако, твердо  знала  несколько  вещей,
которые заменЯли ей принципы, она усвоила их еще в пЯтнадцатилетнем возрасте
и с тех пор им никогда не изменЯла. ‚ минуты "безрассудной откровенности"  -
как она сама потом говорила - она  рассказывала  очередному  M.  Simon  свою
жизнь - и все было так свежо и поэтично; детство и годы  учениЯ  в  закрытом
заведении недалеко от Џарижа, где был такой громадный сад, потом путешествие
в  €спанию  -  oh,  Barcelone,  oh,  Madrid  -  бой   быков,   тореадоры   с
необыкновенным sex-appeal {сексуальным  обаЯнием  (англ.).}  и  M.  Simon  -
оставалось только удивлЯтьсЯ, как до сих  пор  ему  не  приходило  в  голову
задуматьсЯ над этой чертой тореадоров, котораЯ, по мнению  Odette,  была,  в
сущности, самой длЯ них характерной; опасности же, которым подвергались  эти
люди, носили добавочный характер, "иллюстративный", как она говорила.  Џосле
€спании была ЂнглиЯ, после Ђнглии Ђмерика и так  все  вплоть  до  того  днЯ,
когда Odette впервые вышла замуж за человека, который не сумел ни понЯть  ее
прелестной непосредственности,  ни  оценить  независимости  ее  взглЯдов  от
вздорных моральных принципов. "ќто был мой первый, муж, - говорила Odette. -
„о мужа у менЯ был только один роман с „юкро. Ћ, это было ужасно". ќто  было
действительно нехорошо: шестнадцатилетней Odette  впервые  делали  операцию,
чтобы избежать последствий ее романа с  „юкро  -  и  Odette  семнадцать  лет
спустЯ отчетливо помнила летний день, желтоватые,  матовые  стекла  клиники,
длинное  и   невыразимо   тоскливое   ожидание   операции,   невыносимый   и
неиспарЯющийсЯ запах хлороформа - и потом тЯжелое  пробуждение  с  отчаЯнным
сознанием того, что она задыхаетсЯ от этого запаха, и долгой  режущей  болью
ниже поЯсницы. Џотом был второй муж, затем опЯть первый, потом снова  „юкро,
потом создалось такое глупое положение, - но  об  этом  Odette  рассказывала
чрезвычайно редко, -  когда  оба  ее  мужа  и  ее  новый  поклонник  Ђльберт
оказались в одно и то же времЯ - один  в  ”онтенебло,  другой  в  St.-Cloud,
третий в Џариже, на rue la Boetie, и жизнь тогдашнего периода представлЯлась
Odette как бесконечное  путешествие  то  туда,  то  сюда,  то  в  автомобиле
Ђльберта, отвозившего ее в St.-Cloud, где, как она говорила, жила одна из ее
подруг, то из St.-Cloud на такси до ‹ионского вокзала и оттуда в ”онтенебло;
и все было так разно устроено: у Ђльберта в ванной было то, чего не  было  у
первого мужа, а привычки второго мужа были не такие,  как  у  первого;  один
любил, чтобы Odette говорила ему именно те вещи, которые он  сумел  оценить,
другому были нужны совсем иные чувства; один допускал одно, другой другое, а
Ђльберт вообще терЯл голову и не знал, что делать, -  и  запомнить  все  это
было так трудно, что Odette  искренно  считала  эту  эпоху  своей  жизни,  -
продолжавшуюсЯ два месЯца,  -  одной  из  самых  тЯжелых.  "Pauvres  petits!
{ЃеднЯжечки (фр.).} - говорила она, имеЯ в виду обоих мужей  и  Ђльберта.  -
Pauvres petits, ils ont tous besoin de moi, allez! {ЃеднЯжечки, они  так  во
мне нуждались, понимаете! (фр.).}" ’ак потом Odette и  жила  все  времЯ,  то
там, то здесь - и иногда даже у себЯ дома, - переезжаЯ из одного квартала  в
другой, проводЯ –елые дни в поездах и только,  как  в  гигантском  мебельном
магазине все  менЯлись,  бесконечные  в  своем  разнообразии,  диваны  -  то
бархатные, то кожаные, то с книжными полками, то без книг, то бесшумные,  то
с  насмешливо  пощелкивающими  пружинами  -  и  разные  звуки  часов:  почти
неслышный ход маЯтника и равномерное мелькание золотого его  диска,  которое
Odette видела полузакрытыми глазами, лежа на спине, закинув руки за голову и
глубоко вздрагиваЯ всем телом, то стрекочущий, как кузнечик,  звук  стоЯчего
хронометра на низеньком столике, то, наконец, тихое, но  мелодичное  тиканье
маленьких  часов-браслета  на  напрЯженной  волосатой  руке,  тЯнувшейсЯ  от
середины ее тела к подушке и поддерживающей  ее  тЯжело  падающую  голову  с
черными курчавыми волосами.
     ’еперь  она  рассказывала  о  M.  Simon,  подражаЯ  его  интонациЯм,  -
по-видимому,  очень  похоже,  -  и  изображаЯ  в  лицах  весь   разговор   с
необыкновенной живостью. Ћна  бегло  и  точно  вопросительно  посмотрела  на
‚олодю, потом перевела  глаза  на  Ђглаю  Ќиколаевну,  чуть  заметно  пожала
плечами и, сказав еще несколько  слов,  стала  прощатьсЯ,  так  как,  по  ее
словам, торопилась на поезд  -  может  быть,  в  St.-Cloud,  может  быть,  в
”онтенебло, но вообще на поезд  и  вообще  на  диван.  Џосле  ее  ухода  все
несколько минут молчали.
     - ‚ы напрасно ее не любите, Ђртур, -  сказала  ЂглаЯ  Ќиколаевна  таким
голосом, точно об этом давно уже шла речь. Ђртур сразу ответил:
     - Ќе знаю, просто не люблю. Ћна все сводит к очень элементарным  вещам,
это неправильно, мне кажетсЯ.
     - ќто хорошо, Ђртур, ей можно позавидовать.
     - „а, но Я бы отказалсЯ от этой завидной способности.
     - Ђ вы как думаете? - спросила ЂглаЯ Ќиколаевна, взглЯнув на ‚олодю.
     ‚олодЯ совсем не думал об этом, ‚олодЯ вообще ни о чем не думал,  видел
только легкий туман и в тумане только Ђглаю Ќиколаевну и  слышал  только  ее
голос, почти не различаЯ слов и лишь бессознательно следЯ за волшебными, как
ему казалось, изменениЯми ее интонаций.
     - џ? - сказал он. - џ скорее согласен с Њ. ’омсоном. Њне  кажетсЯ,  что
есть люди, существующие только наполовину, частично, понимаете? Ћни  чего-то
лишены, поэтому они кажутсЯ странными  -  Я  думаю,  что  Odette  такаЯ  же.
Љонечно, возможно, что некоторые вещи относительны, как, например, принципы,
о которых она говорила, а ведь это не принципы, это чувства. …сли их  нет  -
хорошо, конечно; но как-то беднее, по-моему.
     ЋпЯть стало тихо; и вдруг раздалсЯ  звон  часов.  Ѓило  одиннадцать;  и
первый звук еще не успевал умолкнуть, его тЯжко и звонко перебивал второй, и
дальше они звучали уже вместе; первый, слабеЯ, провожал второй и исчезал,  и
в эту секунду  раздавалсЯ  третий,  и  опЯть  шло  два  отчетливо  отдельных
замираниЯ, в них вступало четвертое, и так все времЯ, покуда били часы,  все
слышались два звука,  возникшие  в  тишине,  еще  полной  точно  безмолвного
воспоминаниЯ о только что звучавших ударах, и потом  раздалсЯ  одиннадцатый,
чуть надтреснутый, чуть менее сильный, последний удар.  ‚олоде  не  хотелось
бы, чтобы в эту минуту в комнате раздалсЯ бы  какой  бы  то  ни  было  звук;
только голос Ђглаи Ќиколаевны мог бы  еще  нарушить  эту  еще  упругую,  еще
мелодичную тишину. € голос Ђглаи Ќиколаевны - у ‚олоди  забилось  сердце  от
сбывшегосЯ ожиданиЯ - сказал:
     - Ђртур, вы очень давно у менЯ не игр