х  были  снЯты  в  разных
положениЯх совершенно  голые  женщины  с  одним  лишь  очевидным  недочетом,
объЯснЯвшимсЯ,  однако,  не   физической   ненормальностью,   а   цензурными
требованиЯми - на всех этих телах не было ни одного  волоска,  существование
волос считалось допустимым только на голове у снимающихсЯ женщин. ќкспедициЯ
отправила ему этих открыток только на триста франков. € вот в течение долгих
месЯцев этот человек требовал, чтобы ему  или  вернули  двести  франков  или
прислали бы товара на эту сумму. Џервые  письма  были  написаны  с  казенной
коммерческой вежливостью, не очень гладким французским Языком - и к  каждому
из них был приложен ответ одного и того же, неменЯющегосЯ содержаниЯ:
     - Њилостивый государь, мы сообщаем вам о  получении  вашего  письма  от
такого-то числа. ‚ ответ на просьбу, которую вы излагаете  в  нем,  дирекциЯ
счастлива известить вас, что она принЯта во внимание и что те меры,  которые
влечет за собой ее исполнение, доставЯт вам, как мы на это надеемсЯ,  полное
удовлетворение.
     Ђмстердамский представитель, однако, по мере того как проходило  времЯ,
писал все более и более энергичные  письма,  в  которых  уже  не  оставалось
ничего ни коммерческого, ни  казенного.  "Ќарушение  элементарных  принципов
порЯдочности, - писал он с восклицательными  знаками,  -  которое  позволЯет
себе фирма с. мировым именем, совершенно возмутительно.  џ  хочу  надеЯтьсЯ,
что какие-то безответственные негодЯи, с  провокационной  целью,  затЯгивают
этот конфликт, который мало-помалу превращаетсЯ в свинство". Ќо в  ответ  на
все его восклицательные  знаки  дирекциЯ  невозмутимо  перепечатывала  текст
своего первого письма:
     - Њилостивый государь, мы сообщаем вам о  получении  вашего  письма  от
такого-то числа. ‚ ответ на просьбу, которую вы излагаете  в  нем,  дирекциЯ
счастлива известить вас, что она принЯта во внимание и что те меры,  которые
влечет за собой ее исполнение, доставЯт вам, как мы на это надеемсЯ,  полное
удовлетворение.
     Ђмстердамский представитель отвечал:
     - ѓоспода, Я не могу отделатьсЯ от впечатлениЯ,  что  фирма  с  мировым
именем нанЯла какого-то  бесстыдного  попугаЯ,  который  научилсЯ  писать  и
который отвечает на мои письма. Џоймите же, господа,  что  все  происходЯщее
есть  позор  длЯ  французского  престижа  за  границей,  и  в  частности   в
Ќидерландах, где Я не могу долее скрывать от моих многочисленных друзей, что
Я стал жертвой столь же необъЯснимого, сколь Явного воровства.
     - Њилостивый государь, - отвечала фирма, - мы сообщаем вам о  получении
вашего письма от такого-то числа. ‚ ответ на просьбу, которую вы излагаете в
нем.
     ‚ досье не хватало одного  письма,  именно  первого,  которое  Я  хотел
прочесть длЯ очистки совести. Њне сказали,  что  оно  находитсЯ  в  архивах,
откуда его следует взЯть. Ђрхивы хранились в трехэтажном стеклЯнном  здании,
находившемсЯ против моего окна, в нескольких десЯтках метров.  џ  отправилсЯ
туда, там стоЯла мертваЯ тишина; и после того, как Я прокричал несколько раз
- есть здесь  кто-нибудь?  -  до  менЯ,  из  пыльной  этой  тишины,  донессЯ
шаркающий звук медленных шагов, и  по  железной  лестничке,  котораЯ  вилась
между высокими полками, спустилсЯ маленький старичок, точно  поЯвившийсЯ  из
немецкой сказки.
     - Ќе стоило так кричать, - сказал он мне тихим, но строгим  голосом,  -
Я, слава Ѓогу, не глухой. Ќо вы, по-видимому, не отдаете себе отчета в  том,
что человек может быть занЯт своей работой.
     - џ прошу у вас прощениЯ, - ответил Я. - Ќо дело в том, что  мне  нужен
один документ и Я пришел его взЯть, с вашего разрешениЯ.
     ‘таричок сдвинул очки на лоб, подошел ближе ко мне и очень  внимательно
осмотрел менЯ.
     - ’о есть вы, может  быть,  думаете,  что  Я  достану  сейчас  же  этот
документ и вручу его вам?
     - џ именно так себе это представлЯл.
     - ‚от как! - сказал он с изумлением и возмущением. -  Ќет,  полюбуйтесь
на это, пожалуйста! ‚ы думаете, что Я их так и раздаю - направо и налево?
     - Џозвольте, - сказал Я, - здесь, по-видимому, какое-то недоразумение.
     - џ того же мнениЯ, молодой человек.
     - ‚ы заведуете архивами?
     - ’ридцать два года, мосье. Љогда Я начинал эту работу, вас еще не было
на свете.
     - Ћчень хорошо. Њне нужен документ,  Я  вам  скажу,  какой  именно.  ‚ы
можете мне его выдать?
     - Ќет.
     - Љак нет? ‡ачем же тогда существуют архивы?
     Ћн еще раз на менЯ посмотрел и спросил,  давно  ли  Я  здесь  служу.  џ
ответил. ’огда он покачал головой и объЯснил,  что  Я  должен  написать  ему
письмо, послать его по внутренней почте и  только  потом  получить  ответ  и
документ, - в том случае, если архивы сочтут возможным это сделать.
     - Џомилуйте, - сказал Я, - сколько же это займет времени?
     - Ћт двух до четырех дней.
     - Џослушайте, Я работаю вон там, - Я показал ему мое окно. -  ‡ачем  же
мне заниматьсЯ корреспонденцией?
     Ќо он опЯть покачал головой и ответил, что Я бы лучше сделал,  если  бы
не пыталсЯ нарушать правил этой фирмы, которые начались, но его  словам,  до
моего рождениЯ и будут существовать после моей смерти.  Џотом  он  прибавил,
что больше менЯ не удерживает, поднЯлсЯ по своей железной лестнице и  исчез,
как маленький старый волшебник.
     ‚ернувшись в свое бюро, Я сказал шефу,  что  старик  архивариус  просто
выжил из ума, и рассказал ему о результатах моего визита.
     - Ћн прав, он совершенно прав, - сказал шеф. - Ќапишите ему  письмо,  и
затем вы мне скажете, удалось ли вам выЯснить это дело с нашим амстердамским
представителем.
     - „ело очень просто, - начал Я, но он менЯ прервал и  заметил,  не  без
некоторой нравоучительности в голосе, что следует  избегать  преждевременных
суждений: быть может, в первом письме есть данные, которые...
     Џервое письмо, полученное через  три  днЯ  -  по  внутренней  почте,  -
отличалось от всех остальных только вежливостью. џ сказал шефу, в чем  дело,
и выразил удивление, что такаЯ совершенно очевиднаЯ  ерунда  могла  тЯнутьсЯ
столько времени.
     - …му нужно либо двести франков, либо товара на эту сумму.
     - џ так и думал. - Ћн произнес это без малейшей иронии в  интонации.  -
„а, у менЯ было такое же впечатление.
     - ’ак почему же вы не принЯли никаких мер?
     - ‡наете, пока он не обращаетсЯ в суд... Ђ сумма эта нами получена, это
увеличивает доход фирмы.
     - „а ведь у фирмы миллионные обороты, что ей двести франков?
     - Њиллионы составлЯютсЯ из франков, молодой человек. ‚о всЯком  случае,
вы хорошо разобрались в этом деле, благодарю вас.
     Њне хотелось протереть глаза.
     - ’еперь вы,  пожалуйста,  проверьте  окончательно  константинопольский
список.
     Ѓольше в этом учреждении  Я  не  сделал  ничего.  Ѓыл,  правда,  проект
доверить мне классификацию каких-то документов, и мой шеф  прочел  мне  даже
целую лекцию о принципах классификации документов, но дальше дело не пошло.
     џ заметил, что Я не был исключением среди других служащих. ‚ том  бюро,
где Я работал, их было  четырнадцать,  -  но  со  всем  этим  мог  бы  легко
справитьсЯ один человек, - и у него оставалось бы еще свободное времЯ. Љаким
образом это анекдотическое  учреждение  могло  существовать  и  зарабатывать
огромные деньги, Я не понимал, настолько все было неправильно  и  нелепо.  џ
помню, однажды в бюро вошел молодой человек и  сказал,  что  привез  образцы
товара.
     - Џринесите их наверх.
     - Ћни у менЯ на грузовике.
     - Ќа грузовике? Џочему? - спросил Я. ’овар мог быть только одного  рода
- почтовые открытки; и чтобы доставить их образцы, совсем не нужен был целый
грузовик. џ спустилсЯ с ним: внизу, у ворот, действительно стоЯл автомобиль,
на котором была тщательно упакована целаЯ гора металлической мебели.
     - —то это такое? - спросил Я с удивлением.
     - Ћбразцы товара.
     - Љакого товара?
     - Њеталлической мебели.
     - Љто вам его заказывал?
     - Ќе знаю. ‡аказ был сделан по телефону.
     ’огда Я пошел в нижнее бюро и выЯснил,  что  по  телефону  разговаривал
почтенный служащий, видный  и  пожилой  мужчина,  кавалер  ордена  Џочетного
легиона, который был очень туг на ухо, но не хотел никак  в  этом  сознатьсЯ
даже самому  себе  и,  чтобы,  так  сказать,  подтвердить  несостоЯтельность
подобного предположениЯ, часто подходил к телефону. ’ак случилось и на  этот
раз. …го сослуживцы мне  сообщили,  что  это  не  впервые,  что  однажды  им
принесли колбасы из гастрономического магазина, в другой  раз  электрические
лампы и вот, теперь, металлическую мебель.
     - Ќо как же это возможно? ‚едь этот человек - одно разорение.
     - ќто очень уважаемый человек, он отличилсЯ во времЯ войны.
     € вот, десЯтки лет, такие идеально невежественные и идеально  беспечные
люди вели это дело, старели, выслуживали пенсии и умирали. ‚ моем  отделении
была особеннаЯ путаница еще и потому, что служащим приходилось иметь дело  с
иностранными фамилиЯми, они не знали ни одного Языка, кроме своего, и каждое
нефранцузское слово было длЯ них неудобочитаемо и почти непроизносимо. Љогда
Я, чтобы оторватьсЯ от смертельной константинопольской скуки, несколько  раз
помогал  им,  они  удивлЯлись,  что  Я  читал,  не  давЯсь,  немецкие,   или
английские, или болгарские фамилии, им  все  это  казалось  непостижимым.  џ
объЯснЯл им, что Я иностранец и долго жил за границей, тогда  они  перестали
удивлЯтьсЯ и начинали находить это совершенно естественным.
     ‚ один прекрасный день Я получил месЯчное жалованье, ушел  -  и  больше
никогда не вернулсЯ в это учреждение. Ћно вчинило мне иск, обратилось в  суд
и послало туда своего профессионального ходатаЯ, очень  типичного  сутЯгу  в
черном костюме, который кричал перед носом тихого старичка, мирового  судьи,
что общество этого так не оставит, что Я ушел без  предупреждениЯ,  что  оно
требует с менЯ уплаты тысЯчи франков и судебных издержек, что мое  поведение
возмутительно и он отказываетсЯ  его  квалифицировать.  џ  пожал  плечами  и
ответил, что кричать, во всЯком случае, не стоит, и  что  если  он  считает,
будто этот крик может на менЯ подействовать, то это заблуждение, и что  если
фирма возлагает большие надежды на мою тысЯчу франков, то  это  очевиднейшаЯ
иллюзиЯ. ’ак как Я, уходЯ, сослалсЯ на болезнь - нервное переутомление, - то
старичок  судьЯ   предложил   мне   отправитьсЯ   к   судебному   врачу   на
освидетельствование. џ согласилсЯ - и еще через полтора месЯца получил вызов
к доктору, куда Я ЯвилсЯ и долго ждал в пустынной приемной; на столе  лежали
прошлогодние номера €ллюстраций и "Orientales" {Ќазвание одного из сборников
стихов ‚иктора ѓюго.} ѓюго, которые Я от скуки начал читать. Ќаконец  пришел
доктор; он с удивлением на менЯ посмотрел и спросил, в чем дело. џ объЯснил.
„октор тоже был старый человек, - как мой шеф, как архивариус, как судьЯ,  -
и Я еще раз подумал, что во ”ранции все сколько-нибудь прочные  и  спокойные
должности занЯты очень пожилыми людьми.
     - Љак ваша фамилиЯ?
     џ ответил.
     - Џодождите здесь.
     € он ушел. џ снова открыл "Orientales" и продолжал читать. Џрошло около
сорока минут. Џотом он опЯть бесшумно вошел и сказал:
     -  €звините,  пожалуйста,  как,  вы  сказали,  ваша  фамилиЯ,  какаЯ-то
иностраннаЯ, кажетсЯ?
     џ повторил.
     - •орошо, подождите, пожалуйста.
     Џрошел еще час, Я выкурил  три  папиросы,  прочел  несколько  статей  в
€ллюстрациЯх и опЯть взЯлсЯ было за "Orientales", когда он вошел наконец,  в
третий раз и объЯвил, что будет менЯ осматривать. Ќо тут он вспомнил, что не
захватил с собой полотенца, вышел  за  полотенцем  и  пропал  еще  минут  на
десЯть. ‚ернувшись в приемную, он предложил  мне  следовать  за  ним,  и  мы
прошли в  его  кабинет,  на  столе  которого  лежала  развернутаЯ  книга;  Я
посмотрел мельком на нее и прочел одну строку: "ѓраф, как мы помним,  ел  за
столом мало".
     ќто был "ѓраф Њонте-Љристо" - и Я понЯл тогда, почему доктор так  долго
отсутствовал:  он  читал  эту  книгу,  от  которой,  по-видимому,   не   мог
оторватьсЯ.
     Ћн менЯ выслушивал, вздыхал и затем спросил:
     - Ќа что вы жалуетесь?
     - Ќи на что, - ответил Я. -  џ  пришел  сюда  по  вашему  вызову,  менЯ
направил к вам мировой судьЯ длЯ освидетельствованиЯ, так что это  визит  не
личного, а судебного порЯдка, понимаете, доктор?
     - A, - сказал он, - это другое  дело.  €звините,  пожалуйста,  Я  опЯть
забыл, как ваша фамилиЯ.
     “ менЯ вдруг поЯвилось желание сделать  трагическую  паузу,  подойти  к
нему вплотную и сказать значительным шепотом:
     - ќдмонд „антес. Ќо Я удержалсЯ.
     - Ћсмотр кончен, можете идти.
     - Ѓлагодарю вас, доктор. Њожно узнать результат освидетельствованиЯ?
     - Ќет, м'сье; но он будет сообщен мировому судье.
     Ћн был действительно сообщен, и когда Я потом был у судьи, Я  увидел  в
его руке листок с неразборчивыми словами против каждой графы,  единственное,
что Я мог прочесть, было: "общее состоЯние - превосходное".
     Џрофессиональный сутЯга торжествовал; и этот праздный его восторг ничем
нельзЯ было нарушить, хотЯ Я ему сказал, что результат освидетельствованиЯ -
только подробность, лишеннаЯ значениЯ и котораЯ  ничего  не  изменит.  ‚ремЯ
проходило, судебнаЯ процедура шла своим чередом; Я получил вызов в суд, но в
тот день проспал и там не был. Џотом Я начал получать  письма  от  судебного
пристава, в которых неуклюжим юридическим Языком  мне  объЯснЯлось,  что  он
уполномочен получить с менЯ такую-то сумму, кажетсЯ,  около  полутора  тысЯч
франков, и мне предлагалось заплатить ее - сначала в восьмидневный, затем  в
трехдневный, затем в двухдневный срок; последнее письмо предупреждало  менЯ,
что завтра утром на мое имущество будет наложен арест. Ќо  у  менЯ  не  было
никакого имущества, Я жил в гостинице, сутками не бывал дома, - и Я  никогда
так и не узнал, был ли наложен хотЯ бы символический арест на это имущество,
существовавшее только в предположениЯх французской юстиции.
  
     Ћб  этом  времени,  об  этой  службе  с   константинопольским   списком
представителей и амстердамским корреспондентом, у менЯ осталось  еще  другое
воспоминание: все эти три месЯца, каждый день мне смертельно хотелось спать.
џ снимал тогда комнату - по нелепой случайности -  в  еврейском  районе,  на
севере Џарижа, возле улицы Њаркадэ,  обедал  в  разных  ресторанах  и  почти
ежедневно бывал в ‹атинском квартале, где  жила  женщина,  одно  присутствие
которой мне могло в те времена заменить весь мир. џ возвращалсЯ домой ночным
автобусом, в четвертом часу утра, вставал в семь и ехал на службу;  и  после
завтрака, когда Я приходил в свое бюро, все звенело и качалось передо  мной,
и Я оживал только к вечеру. €ногда Я ловил себЯ на том, что ничего не  слышу
и не понимаю из всего, что происходило кругом; и однажды, в ночь  с  субботы
на воскресенье, когда Я шел пешком через Џариж, Я два или три раза заснул на
ходу и просыпалсЯ лишь пройдЯ несколько шагов, как солдат на длинном, ночном
переходе.  ќто  было  времЯ  бесконечного  душевного   томлениЯ,   наверное,
неповторимого в моей жизни, и те места, где Я тогда бывал, Я вижу  отчетливо
и Ясно перед собой, как только  моЯ  мысль  возвращаетсЯ  к  этому  периоду:
бульвар Ђраго и густые его деревьЯ, закрывающие круглые фонари, ”онтенбло  и
Marli le Roi, куда Я ездил по  воскресеньЯм,  ночные  кабаре  и  музыкальные
волны этих вздорных романсов и мелодий, в которых Я  находил  безнадежную  и
печальную очаровательность; она существовала, Я думаю, не сама  по  себе,  а
возникала потому, что был третий или четвертый час утра, и рЯдом со  мной  -
эти незабываемые, далекие глаза на утомленном ночью и музыкой лице.
     € все-таки это времЯ, несмотрЯ на хроническое недосыпание  и  службу  в
бюро, был о, в общем, чрезвычайно благотворно длЯ менЯ, в  том  смысле,  что
все было сосредоточено тогда  в  одной  идее,  идее  личного  и  иллюзорного
счастьЯ, и остальной мир перестал существовать.  ’огда  это  было  полнее  и
сильнее всего; это продолжалось и позже,  еще  много  лет,  но  потом  этому
мешала работа, которой Я должен был уделЯть слишком много времени,  и  целый
рЯд мелких неудач, но  все-таки  долго  еще  то,  что  Я  видел,  узнавал  и
наблюдал, казалось мне неотчетливым и мутным, так как было заслонено слишком
бурной личной жизнью, настолько эгоистической и непрерывной, что Я, конечно,
не сумел увидеть и понЯть и десЯтой части того, что понЯл бы и  узнал,  если
бы не эта душевнаЯ загроможденность и занЯтость. ќто  было  благотворно  длЯ
менЯ, потому что позже, когда - в силу многочисленных  и  сложных  причин  -
выЯснилась несомненнаЯ  несостоЯтельность  моего  длительного  и  напрасного
ожиданиЯ и почти стеклЯннаЯ хрупкость всего, на что Я рассчитывал,  когда  Я
начал приходить в себЯ, Я увидел мир не таким, каким он мне казалсЯ  раньше;
он точно медленно выступал из темноты. ќто было похоже на то, как если бы  Я
вернулсЯ после долгого отсутствиЯ в страну, котораЯ  неузнаваемо  изменилась
за это времЯ.
     „о тех пор мне  много  раз  приходилось  начинать  жизнь  сначала,  это
объЯснЯлось необыкновенными обстоЯтельствами, в которых Я очутилсЯ, - как  и
все мое поколение -  гражданскаЯ  война  и  поражение,  революции,  отъезды,
путешествиЯ в пароходных трюмах или на палубах, чужие страны, слишком  часто
менЯющиесЯ условиЯ, одним словом, нечто резко противоположное  тому,  что  Я
привык себе - давным-давно,  точно  в  прочитанной  книге,  -  представлЯть:
старый дом, с одним и тем же крыльцом и  той  же  входной  дверью,  теми  же
комнатами, той же мебелью, теми же полками библиотеки,  деревьЯми,  которые,
как архивы моего бюро, существовали до моего  рождениЯ  и  будут  продолжать
расти после моей смерти, и лермонтовский дуб  над  спокойной  моей  могилой,
снег  зимой,  зелень  летом,  дождь  осенью,   легкий   ветер   российского,
незабываемого апрелЯ месЯца; много книг, прочитанных много раз,  возвращениЯ
из путешествий и это медленное очарование семейной хроники, одно  могучее  и
длительное дыхание, слабеющее по мере того, как будет замедлЯтьсЯ моЯ жизнь,
терЯть звучность голос, постепенно  закостеневать  усталые  суставы,  седеть
волосы, хуже видеть  глаза,  до  тех  пор,  пока  в  один  прекрасный  день,
оглЯнувшись на секунду, Я увижу себЯ точно похожим на моего деда,  в  теплую
весеннюю погоду сидЯщим на скамейке, под деревом, в шубе и в очках,  и  буду
знать, что годы мои сочтены и прислушиватьсЯ к шуму листьев, чтобы запомнить
его еще раз навсегда, и чтобы не забыть его, умираЯ. ’огда, -  если  бы  это
было так, - Я бы знал и понЯл бы, наверное, гораздо больше того, что знал  и
понЯл теперь, и Я бы смотрел на  мир  спокойными  и  внимательными  глазами.
’еперь, вдали от моей родины, от возможности какого бы то ни было спокойного
пониманиЯ, Я был бы  обречен  на  медленное  и  постепенное  ослепление,  на
уменьшение интереса ко  всему,  что  менЯ  непосредственно  не  касаетсЯ,  и
изменениЯ, которые происходили бы, были бы, наверное,  незначительны  -  рЯд
мелких ухудшений, и больше ничего. Ќо после этого душевного томлениЯ,  после
того как Я прожил много времени вне каких бы то ни было  соображений,  кроме
соображений личных, тем более всеобъемлющих и сильных, чем  более  они  были
узки, после этого - Я вновь начал  видеть  и  слышать  то,  что  происходило
вокруг менЯ, и оно показалось мне иным, чем раньше.
     џ думал тогда, что все мои мысли по поводу жизни, которую Я наблюдал, и
все мои суждениЯ о ней объЯснЯлись  в  очень  значительной  степени,  именно
шоферской работой, пребыванием с другой  стороны  событий,  всегда  наименее
привлекательной. Ќо было невозможно предположить, что все  это  были  только
случайности, только отступлениЯ от каких-то правил. € мне казалось,  что  та
жизнь,  которую  вели  мои  ночные  клиенты,  не  имела  ни  в  чем  никаких
оправданий. Ќа Языке людей, живших этим, все это называлось работой.  Ќо  во
”ранции все называетсЯ работой: педерастиЯ, сводничество, гадание, похороны,
собирание  окурков,  труды  Џастеровского  института,  лекции  в   ‘орбонне,
концерты и литература, музыка  и  торговлЯ  молочными  продуктами.  Љогда  Я
однажды привез пассажиров в знаменитый публичный дом на улице Ѓлондель - его
адрес знали тысЯчи людей во всех концах мира, в Њельбурне и в ‘ан-”ранциско,
в Њоскве и в ђиоде-†анейро, в ’окио и в ‚ашингтоне,  -  Я  увидел  человека,
который продавал, порнографические открытки и которого Я, конечно, знал, как
знал большинство ночных профессионалов Џарижа.
     - €дут дела? - спросил Я. Ћн с возмущением ответил: - Ќет, старик, нет,
не могут они идти. ‚чера  арестовали,  позавчера  арестовали,  третьего  днЯ
арестовали. ќто же не работа!
     џ никогда не останавливалсЯ на Њонмартре; там у  каждого  кабачка  были
свои  шоферы,  нечто  вроде  небольшого  клана;  они  не  допускали  никакой
конкуренции. Љроме того, этот вид работы был особенно скучен и  противен.  џ
вообще предпочитал отдаленные кварталы города, где не было  длинных  стоЯнок
такси. ‹егче всего было работать в богатых и тихих районах Џарижа, где  было
меньше  автомобилей,  чем  в  центре.  Џо  субботам  там  поЯвлЯлась  особаЯ
категориЯ клиентов;  это  были  почтенные  и  пожилые  люди,  сопровождавшие
молодых и красивых женщин до автомобилЯ; это обычно  происходило  поздно,  в
третьем, четвертом часу утра. - офер, вы отвезете  мадемуазель  на  бульвар
Ђраго, ќ 34. „о свиданиЯ, моЯ дорогаЯ. ‡начит, до среды, не так ли? - „а,  Я
позвоню тебе в контору. - Џрекрасно. Ѓудь умницей, сии хорошо.  -  ‘покойной
ночи. - € как только автомобиль трогалсЯ, изменившийсЯ женский голос говорил
отрывисто:
     - Џигаль.
     €ногда это бывало Ѓланш или Њонпарнас. €менно  на  Њонпарнасе  -  после
одного из таких  путешествий  -  менЯ  как-то  остановили  двое,  мужчина  и
женщина, вышедшие из частного дома на rue Ste Beuve, - Я  хорошо  знал  этот
дом. Ќа женщине, прекрасно одетой и очень молодой, лица не было;
     достаточно было одного взглЯда, чтобы  понЯть,  что  она  впервые  была
ночью в доме свиданий, со своим первым, вероЯтно, любовником. “ нее  дрожали
руки, мигали глаза, она часто дышала. Џопрощавшись со своим  спутником,  она
дала мне адрес: ее квартира была на одной из набережных ‘ены. Џриехав  туда,
она от волнениЯ никак не могла достать из сумки своими  прыгающими  пальцами
денег; наконец, она вытащила десЯть франков, но тут Я, в  свою  очередь,  не
находил мелочи. - ‘корее, скорее! - истерически сказала она. - ‘корей,  Ѓоже
мой, что это такое, поторопитесь же! - џ посмотрел на нее и ответил:
     - Ќе нервничайте, мадам, слишком поздно. ’о, что непоправимо, все равно
уже произошло.
     - Њерзавец! - закричала она со слезами в голосе и убежала, не дожидаЯсь
сдачи.
     Ќочью  Џариж  был  наводнен  этими  людьми,  находЯщимисЯ  в  состоЯнии
сексуального ража. Ќередко, в автомобиле, на ходу,  они  вели  себЯ,  как  в
номере гостиницы. Ћднажды Я вез с какого-то бала молодую, высокую женщину  в
прекрасной меховой шубе; ее сопровождал человек, которому на  вид  было  лет
семьдесЯт. Ћн остановил менЯ перед одним из домов бульвара Ћсман,  -  и  так
как они не выходили и не разговаривали и так как, с  другой  стороны,  Я  не
предполагал,  что  этот  кандидат   на   Џер-‹ашез   способен   вести   себЯ
сколько-нибудь непристойно, то Я обернулсЯ, чтобы узнать, в чем же дело. Ћна
лежала на сиденье, платье ее было поднЯто  до  поЯса,  и  по  блистательной,
белой коже ее лЯжки медленно двигалась  вверх  его  красно-сизаЯ  старческаЯ
рука со вздутыми жилами и узловатыми от ревматизма пальцами.
     ЊенЯ неоднократно поражало отношение шоферов к пассажирам из Aliter  il
и Џасси; питаЯ к ним нечто вроде классовой неприЯзни, они  бессознательно  и
молча признавали их воображаемое превосходство. “ менЯ было с ними несколько
разговоров на эту тему. џ стоЯл как-то, ожидаЯ театрального разъезда, вместе
с  товарищами;  мы  знали,  что  будет  много  клиентов,  это  всегда  легко
определить  по  большему  или  меньшему  количеству   частных   автомобилей,
ожидающих своих  владельцев.  ла  "Arlesienne"  {Ќазвание  известной  пьесы
Ђльфонса „одэ.}, Я сказал,  что  удивительно,  как  такаЯ  пьеса  привлекает
столько народу. ‘тарый шофер, к которому Я обратилсЯ, ответил мне:
     - ‘лушай, старик. ќто не такие люди, как мы. ’ы этой  пьесы  не  можешь
понЯть, и Я тоже. „лЯ этого, старик, надо  быть  образованным.  ’ам,  может,
есть такие слова, которых ты никогда не слышал. „лЯ тебЯ это все ерунда. Ћни
- другое дело, мы никогда не будем такими, как они. ’ут нечего  себе  ломать
голову.
     „ругой, грузный человек лет  пЯтидесЯти,  с  которым  Я  несколько  раз
встречалсЯ на стоЯнках, сказал мне:
     - ‚от говорЯт: русские, русские. Ђ Я их жалею, понимаешь? џ тебе скажу,
почему. ’акие, как наш брат, работают с детства. џ, например,  начал,  когда
мне было четырнадцать лет, и ты тоже, наверное. Ђ  русских  Я  знаю.  ’ы  их
видишь и смотришь на них, как на всех остальных, и не  понимаешь,  насколько
они несчастны. Ћни, брат, были адвокатами, докторами, офицерами, имели  слуг
и все, что полагаетсЯ богатым людЯм, и вот теперь они ездЯт на такси, как ты
или Я. ќто, брат, тЯжело. џ думаю, что длЯ этого  надо  иметь  мужество.  џ,
брат, знаю, что говорю.
     € он рассказал мне, что его жена до войны служила горничной у какого-то
русского в Џариже и что  теперь  он  встретил  этого  же  русского,  который
работает шофером. "‚от это, милый мой, катастрофа!"
     € этому простому  и  великодушному  человеку  никогда  не  приходило  в
голову, что и он имел бы право жить не хуже, чем они, или, во всЯком случае,
стремитьсЯ к этому. Ќо ни он, ни его товарищи  не  задумывались  над  такими
вопросами. џ нигде не имел возможности так близко видеть  резкую  социальную
разницу между людьми и, главное, такого полного примирениЯ со своей участью,
Я никак не мог к этому привыкнуть. џ чувствовал, что, проживи  Я  здесь  еще
пЯтьдесЯт лет, это  ничего  не  изменит.  џ  помню,  какими  дикими  глазами
смотрели на  менЯ  клиенты,  когда  Я  им  отвечал  нормальнейшим,  по  моим
представлениЯм, образом; из-за своей манеры разговаривать с ними Я несколько
раз попадал в комиссариат, но, к счастью, все кончалось благополучно.
     ќти недоразумениЯ, - которых у менЯ было множество, - начались с  того,
что один мой пассажир, ехавший на вокзал с двумЯ огромными чемоданами, -  он
был доктор по профессии, как это потом выЯснилось,  -  заЯвил,  что  счетчик
показывает слишком много. џ ему ответил, что он ошибаетсЯ  и  что  к  сумме,
которую показывает счетчик, надо прибавить  еще  два  франка,  по  одному  с
каждого чемодана. Ћн поднЯл скандал и стал кричать, что это воровство и  что
двух франков он  уж  во  всЯком  случае  ни  при  каких  обстоЯтельствах  не
заплатит.
     - ќто воровство! - кричал доктор. - ‚ы не получите ни одного сантима из
этих двух франков.
     - •орошо, - сказал Я, - вы хотите, чтобы Я вам их подарил?  џ  даю  два
франка первому нищему, когда он просит у менЯ  милостыни.  ’ем  более  Я  не
вижу, почему Я отказал бы вам в такой сумме. Ќо длЯ этого  вы  должны  ее  у
менЯ попросить, как это делают нищие.
     Ћн смотрел на менЯ изумленными глазами  и,  наконец,  сказал,  что  тут
недоразумение, что он доктор - именно тогда Я это узнал - и что Я ничего  не
понимаю.
     -  ‚ы  доктор,  -  ответил  Я,  -  но  у  вас  психологиЯ  нищего,  это
парадоксально, но это бывает.
     -  Ќет,  нет,  -  сказал  он  растерЯнно,  заплатил  деньги   и   ушел,
оборачиваЯсь. Ћдин из полицейских, присутствовавший при этом разговоре -  на
тот случай, если бы дело принЯло скандальный оборот, - посмотрел на  менЯ  и
спросил:
     - ‘кажите, пожалуйста, вы случайно не сумасшедший?
     - Ќе думаю, - сказал Я. - ‚о всЯком случае меньше, чем мои клиенты.
     Џотом был случай еще с одним человеком, у которого было пЯть  чемоданов
и которого Я привез на авеню ‚иктора ѓюго рано утром. Ћн вышел из автомобилЯ
и сказал мне так, точно это была естественнейшаЯ вещь:
     - Ћтнесите теперь эти чемоданы на пЯтый этаж.
     Ћн даже не дал себе труда прибавить "пожалуйста" или "будьте добры",  и
в его голосе не было оттенка ни сомнениЯ, ни просьбы.
     - Џослушайте, голубчик, - сказал Я, - он повернулсЯ как ужаленный. -  џ
надеюсь, что у вас руки не парализованы?
     - Ќет, почему?
     - џ просто не вижу, почему бы Я вдруг  стал  носить  ваши  чемоданы  на
пЯтый или вообще на какой бы то  ни  было  этаж.  …сли  бы  мне  нужно  было
переменить колесо, неужели вы думаете, что Я обратилсЯ бы к вам  и  попросил
бы вас сделать это вместо менЯ? Ќет, не правда ли?
     Ћн посмотрел на менЯ и потом спросил:
     - ‚ы иностранец?
     - Ќет, - ответил Я.
     €  всЯкий  раз,  когда  возникали  недоразумениЯ   такого   рода,   все
улаживалось,  как  только  выЯснЯлось,  что  Я  русский;  а  это  узнавалось
немедленно,  мне  было  достаточно  передать   свои   бумаги   полицейскому.
ЌедоразумениЯ эти  не  имели  последствий  потому,  что  Я  не  совершал,  в
сущности, никакого  проступка  и  люди,  жаловавшиесЯ  на  менЯ  в  полицию,
действовали так, не длЯ защиты своих интересов, а исключительно оттого,  что
были задеты их прочные взглЯды на то, какими  должны  быть  отношениЯ  между
разными категориЯми граждан.  ‘  пассажирами  попроще  -  рабочими,  мелкими
коммерсантами, торговками - у менЯ никогда не  бывало  подобных  разговоров,
они обращались ко мне как к равному и если спорили, то спорили как с равным.
Ќо клиенты в вечерних костюмах из тех кварталов  Џарижа,  где  были  дорогие
квартиры, могли  иногда  вызвать  припадок  бешенства  у  самого  спокойного
человека, - вроде дамы, которую Я  вез  однажды  на  авеню  ”ош  и  котораЯ,
проехав несколько сот метров, застучала зонтиком  в  стекло,  отделЯвшее  ее
сиденье от моего, и закричала:
     - Њы едем не на похороны, Я надеюсь? Џобыстрее, пожалуйста.
     Ћбычно в таких случаЯх Я нажимал изо всех сил на тормоз и говорил:
     - …сли это вам не нравитсЯ, слезайте и берите другую машину.
     Ќо в тот день  Я  был  в  особенно  дурном  настроении.  џ  надавил  на
акселератор и повел автомобиль настолько быстро, насколько это  было  вообще
возможно. Њы обгонЯли  другие  машины,  проскакивали  перекрестки,  чуть  не
въехали в автобус; она кричала, что это самоубийство, что Я сошел с ума,  но
Я не обращал на ее крики никакого вниманиЯ. Ќаконец, доехав до авеню ”ош,  Я
замедлил ход.
     - ‚ы сумасшедший! - кричала она. - ‚ы хотели менЯ убить! џ подам на вас
жалобу!
     - ‚ам нужно было бы лечитьсЯ, мадам, - сказал Я,  -  мне  кажетсЯ,  что
состоЯние вашей нервной системы не может не внушать некоторого беспокойства.
•отите, Я укажу вам адрес клиники?
     - —то это за комедиЯ? - она была возмущена до последней степени. -  ‚ы,
может быть, не знаете, кто Я такаЯ?
     - ќтого Я действительно не знаю.
     - џ жена... - она назвала фамилию известного адвоката.
     - Ћчень хорошо. Ќо почему вы рассчитываете, что это  должно  произвести
на менЯ какое-то впечатление?
     - Љак, вы не знаете фамилии моего мужа?
     - ‘лышал как будто, он, кажетсЯ, адвокат?
     - „а, во всЯком случае, не шофер такси.
     - џ полагаю, мадам, что из этих  двух  профессий  -  профессиЯ  шофера,
пожалуй, честнее.
     - Ђ, вы революционер! - сказала она.  ЌесмотрЯ  на  неприЯтный  оборот,
который сразу же принЯл разговор, она не уходила и не платила  мне;  счетчик
продолжал идти. - џ ненавижу эту породу людей.
     - Џотому что вы, вероЯтно, ничего не знаете ни о революционерах,  ни  о
социальных и экономических вопросах, - сказал Я. -  ‡аметьте,  что  Я  очень
далек от намерениЯ поставить вам это в упрек. Ќо имейте,  по  крайней  мере,
такт не говорить о вещах, о которых вы не имеете представлениЯ.
     - Ќикогда в жизни никто со мной так не разговаривал, - сказала  она.  -
ЉакаЯ удивительнаЯ наглость!
     - ќто очень просто,  мадам,  -  ответил  Я.  -  ‚се,  кого  вы  знаете,
стремЯтсЯ сохранить либо  ваше  знакомство,  либо  вашу  дружбу,  либо  вашу
благосклонность. Њне все это совершенно безразлично, через несколько минут Я
уеду и Я надеюсь, что больше никогда вас не увижу. Џочему же, - принимаЯ  во
внимание эти условиЯ, - Я не стал бы говорить не то, что думаю?
     - € вы думаете, что Я просто невежда и дура?
     - џ бы не настаивал на последнем определении; но мне трудно было бы  от
вас скрыть, что первое мне кажетсЯ соответствующим действительности.
     - •орошо, - сказала она. - Џока что Я вам заплачу и дам даже чаевые.
     - ‚ы можете их оставить себе, мадам, Я вам их дарю.
     - Ќет, нет, вы их заслужили, хотЯ бы за ваш очаровательный разговор.
     - џ в восторге, мадам, что он вам понравилсЯ. € тогда  она  задала  мне
последний вопрос:
     - ‘кажите, пожалуйста, вы не иностранец?
     - Ќет, мадам, - ответил Я. - џ  родилсЯ  в  доме  ќ  42,  на  улице  де
Ѓельвиль, у моего отца там мЯснаЯ, вы, может быть, ее случайно знаете?
     „умаЯ  об  этом  времени,  Я  часто  вспоминал  те   рисунки,   которые
представлЯют вертикальный разрез мотора или машины.  ЃлагодарЯ  неисчислимым
случайностЯм, в которые входили с равным правом и  исторические  событиЯ,  и
соображениЯ географического порЯдка, и всевозможные мелочи, - их нельзЯ было
ни  учесть,  ни  предвидеть,  ни  даже  представить  себе   вероЯтность   их
возникновениЯ,  -  вышло  так,  что  моЯ  жизнь  проходила  одновременно   в
нескольких областЯх, не имевших  никакого  соприкосновениЯ  друг  с  другом.
Ќередко, на протЯжении одной и той же недели, мне приходилось присутствовать
на литературном и философском диспуте, разговаривать вечером в кафе с бывшим
министром иностранных дел одного из  балканских  государств,  рассказывавшим
дипломатические анекдоты, обедать в  русском  ресторане  с  бывшими  людьми,
превратившимисЯ в рабочих или шоферов, - и, с  другой  стороны,  попадать  в
кварталы,  заселенные  мрачной  парижской  нищетой,  беседовать  с  русскими
"стрелками" или французскими бродЯгами, от которых  следовало  держатьсЯ  на
некотором отдалении, так как они все издавали резкий и кислый запах и он был
так же неизбежен и постоЯнен, как мускуснаЯ вонь известных  пород  животных;
возить проституток, жаловавшихсЯ на плохие  заработки,  стоЯть  за  цинковой
стойкой, рЯдом с  поминутно  сменЯвшимисЯ  сутенерами,  моими  знакомыми  по
Њонпарнасу, и, наконец,  сидеть  часами,  в  глубоком  и  мЯгком  кресле,  в
квартире Џасси и слышать, как женский голос - Я знал его много лет и никогда
не забывал ни одной его интонации - говорил:
     - Ќапомните мне эту фразу, которую вы недавно цитировали, это, кажетсЯ,
из ђильке, о чувстве. —увства - это единственнаЯ область, которую вы немного
знаете, в остальном вы слепы и глухи.
     Ђ на следующую ночь, когда Я остановилсЯ со своим автомобилем на  улице
ђиволи и закрыл глаза, вспоминаЯ этот разговор и воскрешаЯ в  памЯти  каждый
звук этого голоса, - ко мне подошел  оборванный  негр,  попросил  папироску,
закурил ее и сказал:
     - €  подумать  только,  что  Я,  который  раздавал  папиросы  пакетами,
вынужден теперь просить одну папиросу у вас. - € тотчас же, повернув  голову
направо, прибавил: - Ћна опЯть здесь, стерва!
     Њимо нас проходила по тротуару сильно прихрамывающаЯ женщина.
     - Џосмотрите, - сказал негр с презрением, - это называетсЯ женщина!
     - ‚ чем ты ее упрекаешь?
     - ќто алкоголичка, мсье, вот в чем Я ее упрекаю; ее  надо  упрекнуть  в
пьЯнстве, вот что Я ей ставлю в упрек. - € он закричал ей вслед: - ’ы  опЯть
пьЯна?
     - Љусок грЯзного негра, - ответила она.
     - —то? ’ы хочешь, чтобы Я тебе морду набил?
     Ћн кричал с очень свирепой интонацией, но не двигалсЯ с места, и  когда
оборачивалсЯ ко мне,  то  смотрел  ленивым  взглЯдом  своих  черных  глаз  с
желтоватыми белками.
     - ‚ы знаете, как здесь работают?
     - Ќет, старик, не знаю.
     - ’ак вот, мсье, здесь нет гостиниц. ’акой здесь квартал. …сть  ђитц  и
Њерис, но это длЯ королей и герцогов, снЯть комнату там нельзЯ.
     - € что же?
     - ’ак работать приходитсЯ  на  скамейках  ’юильри.  Љлиент  садитсЯ  на
скамейку, а женщина садитсЯ на него верхом.
     - Ђ?
     - „а, так здесь работают. ’ак вот эта стерва была  такаЯ  пьЯнаЯ  вчера
ночью... …е клиент сидел и ждал ее, а она никак не могла  сесть  сверху  как
следует. Ѓыло просто стыдно  смотреть  на  это,  мсье,  -  женщина  в  таком
состоЯнии, что она не могла даже делать свою работу.
  
     €ногда, раз в несколько  лет,  среди  этого  каменного  пейзажа  бывали
вечера и ночи, полные того тревожного весеннего очарованиЯ, которое Я  почти
забыл с тех пор, что уехал из ђоссии, и которому соответствовала  особеннаЯ,
прозрачнаЯ печаль моих чувств, так резко отличнаЯ от моей постоЯнной густой.
тоски, смешанной с отвращением. ‚се менЯлось  тогда,  точно  перенастроенный
роЯль, и вместо грубых и сильных  чувств,  которые  мучили  менЯ  обычно,  -
неутоленное и длительное желание, от которого тЯжелели и  наливались  кровью
мускулы, или слепаЯ страсть, в которой Я не узнавал своего лица,  когда  мой
взглЯд падал в эти минуты  на  зеркало,  или  непобедимое,  непрекращающеесЯ
сожаление оттого, что все не так,  как  должно  было  бы  быть,  и  еще  это
постоЯнное ощущение рЯдом с собой чьей-то чужой смерти, -  и  Я  входил,  не
знаЯ, как и почему, в иной мир, легкий и стеклЯнный, где все было  звонко  и
далеко и где Я, наконец,  дышал  этим  удивительным  весенним  воздухом,  от
полного отсутствиЯ которого Я бы, кажетсЯ,  задохнулсЯ.  €  в  такие  дни  и
вечера Я с особенной силой ощущал те вещи, которые всегда смутно сознавал  и
о которых очень редко думал, - именно, что мне трудно было дышать, как почти
всем нам, в этом европейском воздухе, где не было ни ледЯной  чистоты  зимы,
ни бесконечных запахов и звуков северной весны, ни огромных пространств моей
родины.
     Ќо зато здесь, в  Џариже,  существовали  десЯтки  русских  магазинов  и
ресторанов. ‚ магазинах продавались  русские  продукты,  в  ресторанах  были
русские блюда: блины, голубцы, пельмени,  бесконечный  борщ.  ‡а  много  лет
парижской жизни Я перебывал в большинстве этих ресторанов и  помнил  в  лицо
гарсонов и кельнерш, которые путешествовали из  одного  квартала  в  другой;
иногда они сами становились хозЯевами и открывали ресторан, в день  открытиЯ
пили шампанское и давали объЯвление в русской газете:
     "Џетр  ‚асильевич  ‘идоров  имеет  честь  уведомить  дорогих  друзей  и
клиентов, что им открыт собственный ресторан "Џетушок"  на  такой-то  улице.
еф кухни -  ‚асилий  €ванович  Љомаров.  ЃольшаЯ  артистическаЯ  программа.
…жедневные выступлениЯ любимца публики ‘аши ‘еменова. Ѓольшой выбор закусок.
„ежурное блюдо. ‘егоднЯ: расстегаи. ‡автра: поросенок в сметане".
     џ закрывал глаза и  представлЯл  себе  неподвижные,  железно-стеклЯнные
цветы на столиках, маленькие лампы с абажурами. Џетра ‚асильевича  ‘идорова,
очень аккуратно одетого, глаза его жены с классической поволокой, -  оркестр
и любимца публики, ‘ашу ‘еменова,  грузного,  лысеющего  мужчину  с  густым,
хрипловатым баритоном и плешью, тщательно прикрытой немногими  волосами;  он
пел, выдвигаЯ руки вперед  угловатыми  и  неуверенными  жестами  в  наиболее
патетических  местах,  и  говорил  близким  друзьЯм,  уже  под  утро,  перед
закрытием  ресторана,  что  он  сторонник  итальЯнской   школы,   и   друзьЯ
соглашались и тоже верили этой итальЯнской школе, хотЯ прекрасно знали,  что
‘аша ‘еменов был в свое времЯ  штаб-ротмистром  конной  батареи  и  никакого
отношениЯ к итальЯнской школе иметь не мог,  но  питал  большую  слабость  к
женскому полу и был героем многочисленных романов. ‚се, что он  пел,  всегда
звучало одинаково минорно, независимо от слов, и в голосе его дрожала густаЯ
и, как говорили его поклонницы, незримаЯ слеза. ‘ годами он полнел и  лысел,
становилсЯ тЯжелее на подъем, но голос его не слабел и не менЯлсЯ,  несмотрЯ
на многолетнюю привычку к вину. ‘ам он говорил иногда  -  не  тот,  конечно,
голос, разве у менЯ так звучал голос в двадцать втором году? - но  это  было
неверно; Я слышал его тогда, и пел он совершенно так же, как теперь.  ‚сюду,
где бы он ни был - в любом городе …вропы, в балканских  столицах,  в  анхае
или в Ђмерике, - он видел все одно и  то  же,  несмотрЯ  на  разницу  стран:
ресторанные стены, оркестр, эстрада, те же слова  тех  же  романсов,  та  же
музыка, тот же шницель по-венски, та же водка; менЯлись только женские лица,
да выражениЯ глаз, да волосы,  да  голоса,  да  тела.  Ћн  сам  неоднократно
говорил, что если подумать о его жизни, то получаетсЯ  впечатление,  что  он
едет все времЯ в каюте какого-то  кораблЯ,  мимо  разных  берегов  и  разных
стран; они менЯютсЯ, а в каюте и на корабле - все  остаетсЯ  прежним.  €  он
жаловалсЯ на монотонность своего существованиЯ,  -  обычно  сильно  выпив  и
говорЯ об этом почти плачущим голосом, - и друзьЯ  его  пожимали  плечами  и
потом в разговорах между собой не могли не заметить, что  вот,  дескать,  до
чего допилсЯ человек:  видел  столько  стран,  пел  в  стольких  городах,  а
жалуетсЯ на монотонность существованиЯ. Ќо прав был все-таки ‘аша ‘еменов, а
не они. “ него была необыкновеннаЯ памЯть на лица, но, как и все  или  почти
все его способности, она проЯвлЯлась только