  приготовил  монету,
отворил и увидел ‘юзанну.
     - ’ы один? - спросила она, не здороваЯсь. - џ хочу с тобой поговорить.
     Ћна вошла в комнату, осмотрела ее,  потом  села  в  кресло  и  закурила
папиросу.
     - —ей это портрет? - спросила она. - ќто твоЯ любовница? ЉрасиваЯ.
     Њне хотелось спать.
     - ’ы пришла, чтоб менЯ расспрашивать о портрете? - сказал Я.
     - Ќет, нет, - ответила она, и голос ее  вдруг  изменилсЯ.  -  џ  пришла
просить совета у тебЯ. џ не могу больше выдержать.
     - Њне нет дела до этого, - сказал Я. - ЊенЯ это не касаетсЯ,  и,  кроме
того, Я хочу спать. Џриходи вечером.
     - Ќет, нет, - сказала она с испугом, - ’ы менЯ  так  давно  знаешь,  ты
должен менЯ выслушать.
     - ‡наю Я тебЯ давно, конечно, -  сказал  Я.  -  ‡наю  и  ценю  за  твою
добродетель.
     - ‚ыслушай менЯ, - повторила  ‘юзанна,  и  впервые  за  все  времЯ  мне
послышалась в ее голосе какаЯ-то человеческаЯ интонациЯ. - ’ы знаешь, что  Я
была счастлива.
     - Ќе рассказывай мне твою жизнь, Я без этого обойдусь.
     - Џослушай, ты знаешь, что  Я  только  беднаЯ  женщина,  не  получившаЯ
образованиЯ, такого, как  этот  старый  сумасшедший,  которого  Я,  в  конце
концов, убью и который разбил мое счастье.
     - …сли тебЯ беспокоит его образованность, тут ничего не поделаешь.
     - Ќет, слушай, Я тебе расскажу. - € она начала  рассказывать  мне,  как
все произошло, точно. џ прерывал ее несколько раз  в  тех  местах,  где  она
говорила умиленным и слегка дребезжащим  голосом  о  своем  счастье  -  были
счастливы, устроены,  своЯ  квартира,  своЯ  мебель  -  Я  вспомнил  зеленую
мраморную пантеру и розовых красавиц на стенах. ‚се шло, по словам  ‘юзанны,
как нельзЯ лучше, на материальное положение тоже нельзЯ было жаловатьсЯ, тем
более что она, тайком от мужа, работала два вечера в  неделю,  но,  конечно,
далеко и от своего района и от тех мест, где ее знали раньше. Њуж ее обожал,
она обожала мужа. "‹адно, ладно", - сказал Я. ’ак было до тех пор,  пока  не
поЯвилсЯ ‚асильев. Ћн пришел однажды вечером в гости, поужинал и принЯлсЯ за
свой обычный монолог, который продолжалсЯ до поздней ночи. ‘ тех пор он стал
приходить каждый день. ‘начала это раздражало ‘юзанну только потому, что был
лишний человек за столом.
     -  Џропустишь  лишнего  клиента,  -  сказал  Я,  пожав  плечами,  -   и
наверстаешь расход.
     ‘юзанна ничего не  понимала  в  его  рассказах,  которые  он  неумолимо
переводил ей на французский Язык. "“бийства без  конца,  -  говорила  она  с
отчаЯнием, - потом имена, которых Я не знаю, и разные идеи".
     €з ее рассказа было видно, что бесконечные убийства, о  которых  всегда
говорил  ‚асильев,  были  не  единственной  темой  его  речей,  он  приводил
всевозможные рассуждениЯ и цитаты из Ќицше, фамилию  которого  ‘юзанна  даже
запомнила; она спросила менЯ, слышал ли Я о человеке, которого зовут  "Ќиш",
кажетсЯ, это какой-то немец. џ кивнул головой. Ћна долго терпела  все,  и  в
частности то, что теперь внимание ее мужа было всецело поглощено  ‚асильевым
и его рассуждениЯми, а о ней, ‘юзанне, он совсем перестал думать.  "Ћн  даже
больше не спит со мной", -  сказала  она.  Љогда  она,  наконец,  попыталась
заговорить с ним об этом, он пришел в необыкновенную Ярость и стал  кричать,
что она ничего не понимает, что есть вещи, которые важнее длЯ него,  чем  ее
любовь и личное счастье. ’огда она испугалась.
     ќто продолжалось уже несколько месЯцев и стало совершенно невыносимо  с
недавнего времени, после того - ‘юзанна была взволнована,  говорЯ  об  этом,
глаза ее расширились от ужаса - как украли какого-то русского генерала.  "’ы
читал об этом? ‡ачем его украли?" џ ответил, что не знаю. ЋказываетсЯ, после
этого ”едорченко и ‚асильев  купили  себе  револьверы,  -  ты  понимаешь,  -
сказала ‘юзанна, - это же, конечно, Я  за  шпалеры  заплатила,  -  почти  не
выходили из дому и все пили красное вино и разговаривали.
     €ногда  они  оба  исчезали  куда-то  глубокой   ночью,   и   ”едорченко
возвращалсЯ поздно утром, с мутными глазами и желтым  лицом.  Ќо  о  главном
‘юзанна не могла рассказать сколько-нибудь свЯзно. €з ее слов и по тому, как
она оборачивалась по сторонам, когда говорила об этом - сидЯ в моей комнате,
где мы были вдвоем и где никто не мог нас слышать, - было очевидно, что  она
жила в состоЯнии непонЯтного, животного страха все  эти  последние  дни.  Ќе
понимаЯ ничего в этой  зловещей  метафизике  террора  и  смерти,  о  которой
рассуждал ‚асильев, она инстинктивно чувствовала надвигающуюсЯ катастрофу, и
нечто, почти похожее на предсмертное томление, не оставлЯло ее.
     - џ задыхаюсь в этом, - говорила она, - Я схожу с ума.
     Ћна сидела в кресле, губа ее дрожала над золотым зубом, слезы стоЯли на
глазах, - она вытирала уголки глаз, открываЯ рот и оттЯгиваЯ нижнюю челюсть.
џ подумал о том, что ее существование проходило теперь в этой  действительно
невыносимой атмосфере, в этой философии убийства  и  смерти  с  цитатами  из
Ќицше и историей террористических заговоров, посмотрел на ее ровный  и  юный
лоб без морщин и на заплаканные глаза -  и  вдруг  ощутил  к  ней  внезапную
жалость.
     - Ѓыло бы, может быть, лучше, чтобы ты не оставлЯла стойки твоего  кафе
и чтобы ты ничего не знала ни о русском генерале, ни о  "Ќиш",  как  ты  его
называешь, хотЯ его имЯ произноситсЯ иначе. Ќо теперь что же ты хочешь, что-
бы Я сделал?
     Ћна стала просить менЯ, чтобы Я попыталсЯ воздействовать на ”едорченко,
сказал бы ему, что так  жить  нельзЯ,  и  объЯснил,  что  она,  ‘юзанна,  не
получила образованиЯ и не может  ответить  на  те  вопросы,  которые  он  ей
постоЯнно задает - зачем мы живем? что такое завтра? почему люди  занимаютсЯ
искусством? что такое музыка? ’олько на последний вопрос она как-то ответила
- музыка, это когда играют, - и после этого он  рассердилсЯ  и  два  днЯ  не
разговаривал с ней и ходил обедать в русский ресторан,  где  она  тоже  была
несколько раз и где никто не разговаривал по-французски.  ’о,  что  какие-то
люди вообще говорЯт на  других  Языках,  было  длЯ  ‘юзанны  не  то  что  бы
непостижимо, но так неестественно, что она никак не могла свыкнутьсЯ с  этой
мыслью, ей все казалось, что это чуть  ли  не  притворство.  Ћна  совершенно
серьезно сомневалась  в  том,  что  на  „ругих  Языках  можно  действительно
выразить все решительно. "Ќу, что можно сказать друг  другу  по-русски?"  Ќе
говори глупостей; это еще сложнее, чем генералы, которых похищают.
     ќто происходило через несколько недель после того, как в  Џариже  исчез
известный русский генерал, занимавший во  времЯ  гражданской  войны  крупную
должность в белой армии, на юге ђоссии,  и  стоЯвший  во  главе  тех  людей,
разбросанных по  всему  миру,  которые  представлЯли  из  себЯ  разрозненные
остатки этой армии. Ѓольшинство их зарабатывало на жизнь тЯжелым  физическим
трудом, они были объединены в союз,  начальником  которого  был  исчезнувший
генерал. ѓазеты приводили самые неправдоподобные и противоречивые рассказы о
том, как именно произошло похищение; леваЯ пресса излагала версию,  согласно
которой  генерал  был  схвачен  и  увезен  членами  правой  террористической
организации,  праваЯ  обвинЯла  коммунистов,  один  из  полупорнографических
журналов предположил даже,  что  это  неожиданное  исчезновение  объЯснЯлось
причинами  сентиментального  порЯдка;  полициЯ  печатала   многозначительные
сообщениЯ обо всем, и из этого количества и этого  разнообразиЯ  полицейских
сведений было нетрудно вывести заключение, что похитителей генерала ей найти
не удастсЯ. Љак обыкновенно бывает, в свЯзи  с  этой  сенсационной  историей
поЯвилось множество разоблачений и обвинений, начались  доносы  и  письма  в
редакцию, на страницах газет и журналов разные  люди  излагали  свои  личные
соображениЯ по поводу генерала, причем  некоторые  пользовались  неожиданной
возможностью  печатного  высказываниЯ,  чтобы  сообщать   автобиографические
признаниЯ, нередко мемуарного характера, - и во всем этом  не  было  никакой
возможности разобратьсЯ.
     Џо словам  ‘юзанны,  ‚асильев  необыкновенно  интересовалсЯ  всем,  что
касалось исчезновениЯ генерала,  он  сидел  часами  у  окна  ее  квартиры  и
записывал в маленькую тетрадку  номера  проезжавших  автомобилей;  он  читал
множество газет, где статьи о генерале были обведены красным  карандашом,  а
на полЯх и в середине текста стоЯли вопросительные и восклицательные  знаки,
после каждой статьи было написано  "ложь",  а  перед  фамилией  автора  были
нарисованы две или  три  звездочки.  Ќаконец,  однажды  вечером,  он  сказал
‘юзанне, затворив дверь и приблизившись к ней вплотную, что он  знает  тайну
исчезновениЯ генерала, на что эта тайна  умрет  вместе  с  ним  и  что  если
‘юзанна будет иметь неосторожность заикнутьсЯ кому-нибудь об  этом,  то  он,
‚асильев, не ручаетсЯ за ее жизнь.
     - “ нас как-никак республика, - сказала ‘юзанна, потому что  она  часто
слышала эту фразу, когда речь шла о политике. Ќо ‚асильев ответил,  что  это
не играет роли, и привел пример генерала. -  Ћн  тоже  думал,  что  живет  в
республике.
     Ћна  с  ужасом  рассказала  это  мужу,  и  он   подтвердил,   что   все
действительно так и что он с этим примирилсЯ.
     €счезнувший генерал и то, что находилось в свЯзи с ним,  -  подозрениЯ,
доносы, статьи, полицейское следствие и  все  более  Явственное  присутствие
чьей-то незримой  смерти,  здесь,  среди  этой  мебели,  рЯдом  с  мраморной
пантерой и голыми красавицами, граничило с началом общего безумиЯ; и призрак
генерала стал преследовать ‘юзанну.
     - “бийства, убийства, убийства, - Я только это и слышу, ты понимаешь, -
говорила она. € вместе с тем она не могла и не хотела уйти  оттуда,  бросить
свое дело и оставить мужа. - —то делать, что делать? - повторЯла она.
     - ‘кажи, что ты больна, и уезжай в деревню на месЯц.
     - џ не могу оставить дело.
     - ’огда не задавай мне вопросов и не спрашивай, что делать.
     Ћна сидела в моем кресле и хрустела пальцами.
     - …сли ты уедешь, - сказал Я, - то у тебЯ есть шансы дожить до старости
и умереть от артериосклероза, к которому у тебЯ есть склонность.
     - Ќе говори мне о смерти! - закричала она. Љрик ее перешел в  вопль,  Я
зажал ей рот. Ћна захватила зубами свою руку, быстро сползла с кресла -  при
этом юбка ее поднЯлась почти до  поЯса  -  и  стала  кататьсЯ  по  полу,  не
переставаЯ кричать; и крики ее прерывались всхлипываниЯми.  џ  поднЯл  ее  и
положил на диван; она потерЯла сознание, Я вынужден был выплеснуть ей в лицо
целый стакан холодной воды. ’огда она пришла в себЯ  и  посмотрела  на  менЯ
дикими глазами.
     - ’ы менЯ извинишь? -  сказала  она  робким  голосом.  -  џ  постараюсь
последовать твоему совету. Ќо  до  этого  ты  можешь  прийти  к  нам,  чтобы
поговорить с моим мужем?
     џ категорически  отказалсЯ.  џ  испытывал  нечто  вроде  непонЯтного  и
острого любопытства ко всему этому нелепому и трагическому недоразумению, но
одновременно с любопытством во мне поднималось столь же непонЯтное  и  столь
же необоснованное отвращение, так, точно Я должен  был  войти  в  помещение,
воздух которого отравлен невыносимым запахом тлениЯ. ‘юзанна, наконец, ушла,
сказав, что постараетсЯ уехать в деревню, но не знает, удастсЯ ли это ей.
     - Ќе рассчитывай на менЯ, - сказал Я ей на прощанье.
     Ќо в течение некоторого  времени  Я  не  мог  от  нее  избавитьсЯ.  Ћна
приходила ко мне в самые  неожиданные  часы  и  подолгу  оставалась  в  моей
комнате, иногда даже не разговариваЯ, просто длЯ того, чтобы провести  времЯ
с нормальным человеком. џ никогда не мог добитьсЯ от нее, почему она выбрала
именно менЯ. Ћднажды она пришла и рассказала мне о долгом разговоре, который
у нее был с ‚асильевым. Ћн ей сообщил, что уже много недель  тому  назад  он
знал, что за ним ведетсЯ слежка.  Ћн  ссылалсЯ  на  не  оставлЯющие  никаких
сомнений статьи в газетах, на некоторые  признаки,  которые  могло  заметить
только его изощренное внимание - поведение углового полицейского, непонЯтные
и ежедневные отлучки булочницы, находившейсЯ в постоЯнной телефонной свЯзи с
лицами, которых он не мог назвать, и т. д. Ћн прибавил,  что  имеет  дело  с
очень могущественней организацией, котораЯ не жалеет денег и котораЯ все это
времЯ нащупывала его присутствие, - как многочисленные прожекторы нащупывают
скрытое  неприЯтельское  укрепление.  Џо  его   словам,   эта   таинственнаЯ
организациЯ не щадила ни труда, ни золота - он твердо знал, что работу своих
агентов она оплачивает именно в золоте - и  ей  удалось,  наконец,  окружить
его, казалось бы, со всех сторон. Ћдного, однако, эти люди не знали: именно,
что ему, ‚асильеву, был известен каждый их шаг.
     - ‚ы понимаете, - сказал  он  ‘юзанне,  котораЯ  с  тоской  и  тревогой
слушала его спокойный бред, - у них все: автомобили, сыщики,  многочисленные
агенты, гарантированнаЯ подкупленной полицией безопасность,  сколько  угодно
денег, радио, телеграф, все бесчисленные средства, которыми  может  обладать
современнаЯ государственнаЯ организациЯ. “ менЯ нет ничего, Я нищий  русский
эмигрант. Ќо Я обладаю тем, чего они не могут учесть и с чем  они  не  могут
боротьсЯ: интуицией и беспощадной логикой выводов.
     “ ‘юзанны была прекраснаЯ памЯть, и она повторЯла то,  что  ей  говорил
‚асильев, почти наизусть;  и  было  странно  слышать,  что  она  говорила  о
беспощадной логике  выводов  и  об  интуиции.  Ћна  закрывала  глаза,  когда
произносила эти слова, как человек, делающий умозрительное усилие.  ђазговор
происходил в четыре часа днЯ, солнце светило через окно, и на  бледном  лице
‘юзанны, под глазами, были видны маленькие, черноватые веера ее ресниц.
     - ’ы не находишь, что все это действительно нелепо? - сказал Я,  больше
рассуждаЯ вслух, чем обращаЯсь к ‘юзанне. -  ‡ачем  было  нужно,  чтобы  три
человека - один старый алкоголик, другой, которого природа не  предназначила
длЯ мышлениЯ, и ты, котораЯ была бедной девушкой, ходившей  по  тротуару,  -
чтобы всех вас сейчас губила непогрешимаЯ памЯть и сумасшествие ‚асильева  и
тень Ќицше, которого ты называешь Ќиш?
     ‚асильев сказал ‘юзанне, что преследующаЯ  его  организациЯ  рассчитала
все самые отдаленные возможности, самые  невероЯтные  случайности  -  и  они
решили, что ‚асильев от них уйти не может. Ќо, отдаваЯ должное их искусству,
он все же имел право считать себЯ выше  их,  так  как,  по  его  словам,  он
обладал той мгновенной гибкостью  воображениЯ,  котораЯ  опрокидывает  самые
лучшие расчеты и носит в себе начала некоей, как он  выразилсЯ,  смертельной
гениальности.  ‚  его  рассуждениЯх   была   все-таки   некотораЯ   зловещаЯ
убедительность; и если бы  предположить,  что  эта  мифическаЯ  организациЯ,
занЯвшаЯ  последнее  свободное  место   в   его   перегруженном   убийствами
воображении, существовала бы на самом деле, то - как  показали  факты  -  ей
действительно не удалось бы наложить на него руку. Џоздним вечером того днЯ,
когда он разговаривал с ‘юзанной об ошибочном расчете  его  преследователей,
он вышел из дому, где  жил  ”едорченко,  повернул  за  угол  и  исчез.  Ѓыла
туманнаЯ, мартовскаЯ ночь. ‘юзанна  видела,  как  ‚асильев  уходил,  -  и  с
испугом заметила, что он переложил из заднего кармана брюк в боковой  карман
пиджака свой большой револьвер, с которым в последнее времЯ не  расставалсЯ.
Љак каждый вечер, он был готов ко всему. Ћн шел своей  обычной,  твердоватой
походкой, котораЯ напоминала, по словам  ‘юзанны,  движениЯ  автомата,  курЯ
сигару, заложив левую руку в карман пальто, а правую в  тот  боковой  карман
пиджака, где лежал револьвер. ’аким ‘юзанна видела его в последний раз.
     Ћн не ЯвилсЯ на следующий вечер ни  к  ”едорченко,  ни  к  себе  домой.
Џрошел еще день - его не было. џ внимательно читал  хронику  происшествий  в
газетах, надеЯсь найти что-либо о ‚асильеве; но за эти два днЯ не  произошло
ничего необыкновенного, если не считать того, что прошлой
     ночью на  одном  из  мостов  через  ‘ену  был  смертельно  ранен  тремЯ
револьверными выстрелами  французский  коммерсант  „юбуа,  возвращавшийсЯ  с
дружеского обеда к себе домой, в Auteuie; он умер через  несколько  часов  в
госпитале, после него осталась жена и двое детей. “бийце  удалось  скрытьсЯ,
но полициЯ напала на его след, как это было официально заЯвлено в газетах. џ
не мог придать значениЯ этому случайному  убийству.  …динственное,  что  мне
показалось подозрительным, - это, что не было ограблениЯ  и  что,  с  другой
стороны, полицейское следствие не могло найти,  несмотрЯ  на  многочисленные
допросы всех или почти всех, кто знал убитого, никакого мотива преступлениЯ.
“битый коммерсант был семейный человек, мЯгкого, по-видимому,  характера;  у
него не было ни любовной драмы, ни политических взглЯдов,  ни  даже  врагов.
Ћдним словом, убийство его представлЯлось  непостижимым.  ‚прочем,  как  это
было  неоднократно  доказано   уголовной   хроникой,   -   достаточно   было
предположить, что, во-первых, убийца вообще неизвестен полиции, то  есть  не
ЯвлЯетсЯ профессиональным преступником, во-вторых, констатировать отсутствие
внешних и очевидных причин убийства и, в-третьих, убедитьсЯ,  что  ближайшие
друзьЯ и знакомые  убитого  не  знают  лично  этого  убийцы,  чтобы  сделать
неизбежный вывод: при таких условиЯх  всЯкое  полицейское  следствие  должно
было бы уперетьсЯ в тупик и не имело бы никаких  или  почти  никаких  шансов
найти преступника. € Я был склонен думать, что это  одна  из  многочисленных
трагедий, о которой мы  никогда  ничего  не  узнаем,  кроме  того,  что  был
коммерсант „юбуа, живший там-то, и что теперь его нет, так как он  был  убит
неизвестным человеком по неизвестным причинам. ‘мерть его  представлЯла  длЯ
менЯ  только  случайный  интерес,  так   как   казалась   не   свЯзанной   с
непосредственной корыстью или местью, а с какими-то другими причинами, более
возвышенного, или  менее  низменного,  или,  во  всЯком  случае,  не  совсем
обыкновенного характера. Ќо на следующее утро Я  купил  другую  газету,  где
была напечатана фотографиЯ убитого; и Я сидел и смотрел почти  с  ужасом  на
это лицо, потому что теперь Я наверное знал, как все произошло:  убитый  был
плотным человеком  с  большой  черной  бородой.  ‘юзанна  сказала  мне,  что
‚асильев ушел в двенадцать часов ночи,  преступление  было  совершено  около
двух часов, то есть через полчаса после его ухода;  мраморные  часы  ‘юзанны
отставали ровно на полтора часа. „юбуа - в газетах приводилась его биографиЯ
- никогда не выезжал из ”ранции. ђазмышлЯЯ об его судьбе, Я все  возвращалсЯ
к этому нелепому стечению случайностей: если бы  он  не  носил  бороды,  он,
конечно, осталсЯ бы жив, -  так  как  мне  представлЯлось  несомненным,  что
‚асильев принЯл его за своего воображаемого  и  постоЯнного  преследователЯ,
злополучного левантинца, именно того смуглого человека с бородой, о  котором
он рассказывал мне вечером, когда мы вместе с ним уходили от ”едорченко.  Ќо
сам ‚асильев скрылсЯ бесследно. Ѓыло очевидно,  однако,  что  он  боЯлсЯ  не
французской полиции, котораЯ едва знала об его существовании и, конечно,  не
могла подозревать его в чем бы то ни было. —ерез несколько дней  его  судьба
стала известна: его труп был вытащен из ‘ены, и вскрытие, не обнаружившее на
теле никаких признаков насилиЯ, убедило власти в том, что  речь  могла  идти
только о  самоубийстве.  ‚асильев  нашел  способ  обмануть  своих  столь  же
многочисленных,  сколь  воображаемых  врагов;  это  и  было  -  сначала  три
револьверных выстрела в левантинца, потом прыжок с моста в ледЯную воду ‘ены
- тем проЯвлением  смертельной  гениальности,  о  котором  он  говорил,  той
последней вспышкой интуиции, котораЯ так безошибочно довела его  от  истории
террористических заговоров и рассуждений о Ќицше до парижского  моста  через
‘ену, в эту мартовскую, туманную и прохладную ночь.
     ‚ тот день, когда Я прочел сообщение о  смерти  ‚асильева,  Я  поспешил
одетьсЯ, чтобы уйти из дому как можно  раньше;  но  ‘юзанна  все  же  успела
прибежать ко мне. Ќе здороваЯсь, не спрашиваЯ ни  о  чем  и  держа  в  руках
газету, она закричала: - Ћн умер! Ћн умер! - Џотом, передохнув, она спросила
менЯ: - ’ы уже знаешь?
     - „а, да, - сказал Я. - џ думаю теперь о том, что будет дальше.
     - ”едор говорит, что его убили, что этого нельзЯ так оставить.  Ћн  вне
себЯ, он не спит уже вторую ночь. џ тебЯ умолЯю, пойди, поговори с ним.
     - Ћставь менЯ в покое, - сказал Я. - џ этого не собираюсь  делать.  Њне
все это совершенно безразлично, всЯ эта историЯ. џ тут ни при  чем.  …сли  Я
буду принимать близко к сердцу все несчастьЯ, которые  Я  вижу,  это  вообще
никогда не кончитсЯ.
     - ’олько ты можешь спасти менЯ.
     - ’ы преувеличиваешь, Я тут ничего не могу сделать.
     - џ сделаю все, что ты хочешь, - сказала ‘юзанна. - ‚се, ты  понимаешь?
•очешь денег? џ дам тебе денег. •очешь другое? џ тебе дам это.
     - џ хочу только одного, - сказал Я с раздражением. - џ хочу,  чтобы  ты
оставила менЯ в покое. Њне  уже  поперек  горла  стоЯт  твои  сумасшедшие  и
генералы, которых похищают. ќто менЯ не касаетсЯ. Џочему ты  так  цеплЯешьсЯ
за менЯ?
     Ћна  села  в  кресло.  џ  посмотрел  на  нее,  она  была  бледнее,  чем
обыкновенно. Ћна откинула голову назад и закрыла глаза; руки ее  повисли  по
бокам кресла.
     - ’рюк с обмороком мне известен, ‘юзанна, ты знаешь? - сказал Я.
     - Ќет, нет, это не то, - пробормотала она едва слышно, - нет, это более
значительно.
     - —то еще?
     - џ думаю, - прошептала она и вздохнула, - что Я жду ребенка.
     Њне  удалось  не  без  труда  уклонитьсЯ  от  визита  к  ”едорченко;  Я
по-прежнему советовал ‘юзанне уехать в деревню. € когда, наконец, она  ушла,
Я вздохнул  свободно  и,  немного  погодЯ,  вышел  на  улицу.  Ѓыл  весенний
блистательный день, в прозрачном воздухе стоЯла дрожащаЯ прохлада, - и  Я  с
наслаждением подумал, что можно забыть обо всей этой навЯзчивой  трагедии  и
вспомнить о иных вещах, которые были далеки  от  менЯ  и  прекрасны,  и  чем
дальше, тем прекраснее, чем прекраснее, тем дальше.
     Ќа следующую ночь Я рассказал Џлатону историю ‚асильева. Ћн  слушал  со
своим  обычным,  высокомерно-небрежным  видом,  с   тем   своим   "защитным"
выражением лица, которое становилось все постоЯннее и характернее,  по  мере
того как его социальное и денежное  положение  делалось  безнадежнее.  ‚  то
времЯ как у большинства людей, имевших несчастье находитьсЯ  в  затЯнувшемсЯ
бедственном  положении,  лица  приобретали  неприЯтную  развЯзность,   часто
переходЯщую   в   угодливость,    лицо    Џлатона    следовало    совершенно
противоположному принципу. Ќо любезность  его  оставалась  прежней.  Ћн  был
одним из тех пЯти или шести человек - за всю мою жизнь, - с которыми  Я  мог
подолгу разговаривать, и,  во  всЯком  случае,  единственным  французом,  не
казавшимсЯ мне идеально чуждым и далеким собеседником. Ќе знаю, было  ли  бы
это  так,  если  бы  Я  с  ним  познакомилсЯ  в  пору   его   благополучного
существованиЯ.
     Ќо теперь, пережив множество неудач и дойдЯ до  глубокого  несчастьЯ  и
нищеты, он приобрел ту гибкость души и пониманиЯ,  которую  можно,  пожалуй,
сравнить с какой-то  особенной  личной  одаренностью  человека,  как  талант
художника или дар композитора. Љак большинство по-настоЯщему думающих людей,
он был сильнее в  отрицательных  суждениЯх,  нежели  в  положительных.  …сли
только речь не шла о политической программе, он склонен  был  сомневатьсЯ  -
как он не раз говорил мне это - в подлинном существовании  каких  бы  то  ни
было  схем  и   построений,   претендующих   на   известную   стройность   и
законченность, искусственность которых ему почти всегда казалась  очевидной.
‚ том же, что касалось политики, его  принципы  -  религиЯ,  семейный  очаг,
король - были так беспомощно наивны, что казалось удивительным,  как  Џлатон
мог утверждать это. Ћн, впрочем, никогда не защищал своих взглЯдов  на  этот
вопрос и говорил о нем  в  извинЯющемсЯ  тоне,  точно  сам  чувствовал,  что
совершал какую-то  неловкость.  Љогда  Я  ему  рассказал,  как  жил  и  умер
‚асильев, и выразил уверенность, что убийцей  французского  коммерсанта  был
именно он, - Џлатон с сомнением покачал головой.
     - ‚аша теориЯ о том, каким путем он дошел до смерти,  -  сказал  он,  -
имеет, быть может, основаниЯ, это, в конце концов, довольно вероЯтно. Ќо что
касаетсЯ убийства, то ваше предположение представлЯетсЯ мне более спорным.
     - Ћднако обстоЯтельства или, вернее, совпадениЯ...
     - џ не утверждаю категорически,  что  это  произошло  иначе,  -  сказал
Џлатон. - Ќо можно ли быть в  этом  уверенным?  ‚асильев  мог  проходить  по
другому мосту; ‚асильев мог броситьсЯ в воду не непременно с моста;  и  судЯ
по тому, как вы его описываете, это был человек в какой-то мере медлительный
и длЯ которого прыжок, вообще говорЯ, не характерен, а  характерно,  скорее,
сползание или скольжение.
     - ‚ы говорите об этом так, как если бы речь шла о балетной фигуре.
     - „а, - спокойно ответил Џлатон, - пластика не есть прерогатива эстрады
или  сцены.  ђазложите  на  рЯд  последовательных  движений  жизнь   данного
субъекта; вы увидите, что ему свойственны именно те, а не иные  фигуры.  ‚от
вы, например, волочите ноги, когда идете, - это происходит от того,  что  вы
думаете на ходу. ‚аши движениЯ становЯтсЯ легкими, только  когда  вы  бежите
или делаете гимнастику. …сли бы вы пытались размышлЯть в  такие  минуты,  вы
были бы очень плохим спортсменом.  Њне  легче  представить  себе  ‚асильева,
который медленно спускаетсЯ по берегу и входит в воду.
     - Љто же в таком случае убил „юбуа?
     - —то мы знаем о жизни „юбуа? - сказал Џлатон, пожав плечами. - Ќичего,
кроме самых обыкновенных фактов в их самой обыкновенной  последовательности.
“ него могли быть знакомства, о которых  никто  не  подозревал,  могла  быть
драма, оставшаЯсЯ неизвестной;  наконец,  -  и  хотЯ  это  кажетсЯ  наименее
вероЯтным, но это не абсолютно недопустимо,  -  по  мосту  в  эту  ночь  мог
проходить другой сумасшедший. ‚ы, как ночной  шофер,  должны  знать,  что  в
Џариже их чрезвычайно много.
     Њне казалась особенно подчеркнутой всЯ нелепость этой трагедии, жертвой
которой стала ‘юзанна, но Џлатон не согласилсЯ со мной и тут. Џо его мнению,
один факт, что ‘юзанна была проституткой, оставлЯл широкое  поле  длЯ  самых
разных и трагических предположений об ее судьбе.
     - ‚ отправном пункте мы видим уже аномалию, - сказал он.  -  Џочему  вы
хотите, чтобы остальное было естественно?
     - „а, конечно. Ќо все-таки - ‘юзанна, исчезновение русского генерала  и
Ќицше? —то может быть нелепее?
     - …сли бы  мы  не  были  ежедневными  свидетелЯми  самых  нелогичных  и
неожиданных на первый взглЯд соединений,  -  жизнь  свелась  бы  к  алгебре.
Ќицше? - сказал он вдруг, точно задаваЯ вопрос самому себе. - Ћн был  плохой
философ, конечно, и человек до наивности примитивный. Ќо в одном  вы  правы,
он был все-таки менее примитивен, чем ‘юзанна.
     - Ђ ”едорченко с его вопросом о том, зачем мы живем и что такое завтра?
     - ќто признаки душевной агонии,  -  сказал  Џлатон.  -  ‘такан  белого,
пожалуйста. „а, такие же  признаки  агонии,  как  ослабевающаЯ  деЯтельность
сердца или резкое понижение температуры.
     ‚ это  времЯ  кто-то  тронул  менЯ  за  плечо.  џ  обернулсЯ  и  увидел
незнакомого человека, который спросил, Я  ли  шофер  такси,  стоЯщего  перед
кафе.
     - †елаю вам спокойной ночи, дорогой друг, - сказал Я Џлатону. - Њы  еще
вернемсЯ к этому вопросу, если вы ничего не имеете против.
     Џлатон пожал мне руку, мы  вышли  с  моим  клиентом,  который  ехал  на
бульвар Ѓарбес. Ћн оказалсЯ журналистом, у  него  было  насмешливое  лицо  с
маленькими, быстрыми глазами. ‘ев рЯдом со  мной  и  сказав  мне  адрес,  он
спросил, когда автомобиль двинулсЯ:
     - Њожно узнать, простите за нескромность, о чем  именно  вы  собирались
говорить с вашим собеседником?
     - Ћ Ќицше, - коротко сказал Я.
     - ‚ы поссорились с вашими родственниками?
     - џ? Ќет, Я никогда с ними не ссорилсЯ.
     - Џочему же вы ездите на такси?
     - џ предпочел бы ездить на "ђоллс-ђойсе", но Я, к сожалению, лишен этой
возможности.
     - •орошо, хорошо, Я не настаиваю.
     € когда мы подъезжали к тому месту, где он должен был слезать, он вдруг
спросил:
     - ‚ы, может быть, иностранец?
     - Ќет, - сказал Я, - Я родилсЯ на улице Ѓеллевиль,  у  моего  отца  там
мЯснаЯ, в 42-м номере, вы ее, может быть, знаете?
     - Ќет, - ответил он.
     € ушел, покачиваЯ головой. џ спустилсЯ вниз по бульвару  Ѓарбес,  потом
поехал дальше, к площади ђеспублики. ‚  темном  воздухе,  одни  за  другими,
поЯвлЯлись и исчезали круглые фонари, в далеком небе были видны  звезды,  на
стекле передо мной, как в детском оптическом приборе, сверкали  и  струились
то приближающиесЯ, то удалЯющиесЯ огоньки автомобилей, и танцующие  световые
линии их отражались  в  прозрачном,  черно-синем  фоне.  Џо  мере  того  как
проходило времЯ, мне нужно было делать  над  собой  все  большее  и  большее
усилие, чтобы  заметить,  хотЯ  бы  на  минуту,  красоту  ночного  сочетаниЯ
светЯщихсЯ  линий,  или   ровной   перспективы   бульвара,   или,   наконец,
темно-зеленые,  резко  освещающиесЯ  автомобильными   фарами   и   мгновенно
пропадающие во тьме ветви и  листьЯ  Ѓулонского  леса,  на  повороте  черной
аллеи. Џариж медленно увЯдал в моих глазах; это было похоже на то, как  если
бы Я начал постепенно слепнуть и количество вещей, которые Я видел, стало бы
мало-помалу сокращатьсЯ, - вплоть до той минуты, когда наступила  бы  полнаЯ
мгла. ќто ослепление, однако, внезапно исчезало в мои свободные дни, когда Я
не работал и ходил пешком по Џарижу; тогда он казалсЯ мне другим,  и  те  же
повороты улиц и скошенные углы домов, которые Я знал  наизусть,  представали
предо мной в ином виде, в котором была непривычнаЯ каменнаЯ  прелесть.  „аже
тогда, когда Я сам брал такси и сидел внутри автомобилЯ, а не за рулем,  все
представлЯлось мне другим, и Я долго не мог привыкнуть к мысли, что тот  или
иной  аспект  Џарижа  зависит,  в  конце  концов,  от  таких  незначительных
изменений и что весь этот городской мир преображаетсЯ от того, что произошли
какие-то незначительные перемещениЯ, не превышающие полутора метров в  длину
или нескольких сантиметров в вышину.
     ќта мысль влекла за  собой  ее  логическое  и  бесспорное  продолжение:
существование гигантского количества людей и невероЯтный факт, что  всЯ  эта
искусственнаЯ и несправедливаЯ система  угнетениЯ,  рабства  и  нищеты,  эти
рикши, эти труженики на рисовых плантациЯх,  шахтеры  на  ртутных  и  серных
копЯх, миллионы рабов и десЯтки  миллионов  рабочих,  -  могла  продолжатьсЯ
сравнительно спокойно много лет, и громадные фабрики  и  роскошные  кварталы
городов не взлетали в воздух, - весь этот хрупкий и случайный, но,  в  своем
случайном равновесии, постоЯнный порЯдок был тоже основан, в  конце  концов,
на бессознательном использовании все того же закона бесконечных изменений  в
размерах  нескольких  сантиметров  пространства,  определЯющих   всю   жизнь
огромных человеческих масс. Ќо Я старалсЯ не останавливатьсЯ  на  этом;  это
казалось  мне  непостижимым  почти  в  такой  же  степени,  как   давно,   в
гимназические  годы,  представление  о  бесконечности.  €  неоднократно  мне
хотелось, разом, в один короткий день, забыть все, что мне пришлось  видеть,
испытать и узнать, - длЯ того, чтобы исчезло это тЯгостное  видение  мира  и
заменилось бы каким-либо сверкающим и гармоническим  представлением,  чем-то
вроде сложной и стройной симфонии счастливого человечества, или,  в  крайнем
случае, той наивной схемой, в которую верили  многие  -  и  среди  них  были
по-своему умные люди - это идиллическое  и  убогое  построение  безнадежного
социализма.
     ‚стречаЯсь с самыми разными людьми, Я нередко завидовал их простодушным
убеждениЯм; большинство из них имели определенные взглЯды на все - политику,
роль культуры, искусство. ЊенЯ изумлЯли речи  профессиональных  политических
ораторов, которые чаще всего были наивными и невежественными людьми и так же
твердо  верили  в  свои  программы,   как   мой   старичок-профессор   -   в
несуществующие законы той условной науки, которую он преподавал  всю  жизнь.
‚се они мне напоминали одного пожилого француза, шофера,  которого  Я  видал
почти каждую ночь на стоЯнке. Ћн начал свою карьеру в очень давние  времена,
когда автомобилей было чрезвычайно мало - он правил  тогда  лошадью.  …здить
как следует на машине он так и не научилсЯ до конца, он никогда не  превышал
своей постоЯнной скорости - тридцати километров в час. ЌесмотрЯ  на  трудную
жизнь, которую он прожил, он сохранил любовь к чтению и  философствованию  -
ив его представлении все вопросы решались исключительно просто. Ћн огорчалсЯ
оттого, что люди так злы и живут в постоЯнной вражде друг с другом; все  это
происходило, по его мнению, потому, что  эксплуатациЯ  земной  площади  была
нерациональна. "…сли бы это от менЯ зависело, - говорил он, -  Я  бы  сказал
людЯм: вы хотите работать? …зжайте в  ‘ибирь,  в  Ђргентину,  там  вас  ждет
девственнаЯ землЯ, которой хватит на всех". —то может быть проще? ‚се другие
соображениЯ   -   национальность,   Язык,   наследственность,    соотношение
промышленности и земледелиЯ - он считал  вещами  второстепенными.  "‚се  это
выдумали капиталисты, чтобы нас угнетать, - говорил он мне. -  ’ы  этого  не
понимаешь, так как ты молод; а вот когда поездишь тридцать восемь  лет,  как
Я, тогда тебе все станет Ясно". Џо его словам, получалось, что  та  нехитраЯ
политическаЯ мудрость, которой он достиг,  объЯснЯлась  именно  этим  долгим
конно-автомобильным   стажем;   и   если   бы   предположить,   что   каждый
государственный деЯтель был бы обЯзан его проделать, то надо  полагать,  что
все шло  бы  гораздо  лучше,  чем  теперь.  ‚  общем,  в  его  представлении
рисовалась туманнаЯ и  прекраснаЯ  земледельческаЯ  республика,  управлЯемаЯ
преимущественно пожилыми людьми, и предпочтительно шоферами. ’огда  были  бы
изменены и законы и соотношение корпораций и профессиональные трЯпичники  не
ненавидели бы его лютой ненавистью  за  то,  что  он,  не  принадлежа  к  их
синдикату, не мог себе отказать в удовольствии  -  по  дороге  ранним  утром
домой, после ночной  работы,  -  тщательно  обыскивать  те  мусорные  Ящики,
которые почему-либо привлекли его внимание. - ’ы видишь,  как  несправедливо
устроено  государство,  -  говорил  <sup>o</sup>н,  -  как  неравномерно   распределены
привилегии.  Ћн  имеет  право  рытьсЯ  в  мусорных  Ящиках,   так   как   он
профессиональный трЯпичник, а Я не имею,  потому  что  Я  шофер.  ђазве  это
хорошо? …сли бы Я был в правительстве, Я бы ђазрешил это всем профессиЯм без
исключениЯ.
     € так же, или почти так же, как в  его  представлении,  все  сложнейшие
человеческие проблемы сводились, в сущности,  к  удовлетворению  его  личных
желаний,   -   он   был   любитель-огородник,    любитель-трЯпичник,    даже
любитель-архитектор, потому что он  сам  построил  себе  дом  из  консервных
Ящиков, обломков кирпичей и досок, кусков железа и жести, - и он говорил: ты
видишь, не надо пренебрежительно относитьсЯ к отбросам, Я из них сделал себе
дом, - и действительно, его жилище медленно строилось и возникало,  вырастаЯ
из мусорных Ящиков, и если бы их не существовало, то и дома тоже не было бы,
- так же, стало быть, большинство теоретиков этих проблем  тоже  строили  их
воображаемый будущий мир, как и он, из такого же случайного и несовершенного
материала.
   
     €з всех дней  недели  самым  неприЯтным  и  самым  выгодным  днем  была
суббота. ‡имой Я проводил целые ночи в  очередЯх  такси  у  Ярко  освещенных
подъездов, - где происходили балы. Ћдновременно с  шоферами  туда  сходились
другие люди, которые там тоже  зарабатывали  на  жизнь,  но  несколько  иным
образом:  кисло  пахнущие,  небритые  оборванцы,  открывавшие  автомобильные
дверцы, цветочница  с  тремЯ  или  четырьмЯ  букетами  фиалок,  которые  она
пыталась продавать выходЯщим с дамами мужчинам, человек в  рабочем  костюме,
деловито предлагающий помощь,  чтобы  пустить  застывший  мотор  в  ход.  Ќа
русских  балах,  кроме  того,  неизменно  присутствовало  несколько  русских
"стрелков", которых мы знали всех; среди них выделЯлсЯ рыжебородый  мужчина,
всегда начинавший работу с мрачным видом. Ќо  получив  несколько  франков  и
выпив  два-три  стакана  вина  в  ближайшем  кафе,  он  приходил  в  хорошее
настроение, крутил головой, приплЯсывал на морозе  и  громко  говорил:  "ќх,
Њосква в Џариж попала! - и устремлЯлсЯ к выходЯщим с бала почти крича: -  Ќе
пожалейте франка, ваше благородие! ей-Ѓогу,  бывший  студент  петербургского
университета!"
     € когда мне самому приходилось  несколько  раз  выходить  из  таких  же
освещенных подъездов, поздней ночью, и Я смотрел  на  стоЯщие  автомобили  и
узнавал шоферов, с которыми работал вчера и буду работать завтра, мне стано-
вилось неловко, - так, точно Я нарушал профессиональную этику и  занимал  не
то место, которое мне полагалось.
     ‚се чаще и чаще, по мере того как продолжалась моЯ шоферскаЯ работа,  Я
замечал, насколько каждаЯ категориЯ людей представлЯла  из  себЯ  замкнутый,
раз навсегда определенный мир. •арактернее  всего  это  было  длЯ  парижских
бездомных и длЯ сутенеров. џ до конца не мог привыкнуть  к  тому  смешанному
ощущению любопытства, отвращениЯ и сочувствиЯ, которое возбуждали во мне эти
люди. ‚ них, конечно, было  нечто  общее,  несмотрЯ  на  то,  что  бездомные
сохранЯли вид средневековых бродЯг, а сутенеры были одеты  очень  тщательно.
’о,   что   носили   бродЯги,   отличалось   прежде    всего    удивительной
бесформенностью, - было трудно разобрать, где кончалось пальто  и  начиналсЯ
пиджак и какого цвета была  некогда  материЯ,  превратившаЯсЯ  в  лоснЯщиесЯ
лохмотьЯ. “ них были, однако, свои представлениЯ о том, как надо  одеватьсЯ,
Я даже не уверен, не следовали ли они - в некоторых случаЯх  -  своеобразной
моде, котораЯ была так очевидна у сутенеров. џ видел старика нищего, который
был до слез огорчен потерей своей шлЯпы и жаловалсЯ мне: "‘овершенно  чернаЯ
шлЯпа, прекраснаЯ шлЯпа! —то мне теперь  делать?"  €  казалось,  он  страдал
именно оттого, что не соблюден какой-то этикет, что он теперь не в порЯдке и
что он чувствует себЯ, приблизительно, как человек, который в пиджаке, в  то
времЯ как на нем должен быть смокинг.
     ‘реди них попадались разные люди; в большинстве своем они были  мрачны,
и Я редко видел смеющихсЯ или улыбающихсЯ бродЯг. Ќо их мрачность  вовсе  не
происходила от того, что они понимали, насколько  ужасно  их  положение.  Ћт
этого они не страдали совершенно, возможности сравнительного суждениЯ у  них
не было: слово "мир", - если бы  оно  возникло  в  их  представлении,  -  не
заключало  бы  в  себе  ничего,  выходЯщего   за   рамки   их   собственного
существованиЯ.  Њрачность  была  им  свойственна  так  же,  как   свирепость
свойственна хищным животным, как  быстрота  движений  свойственна  некоторым
грызунам. Ќо совершенно так же, как альбиносы в зоологии, между ними  бывали
и веселые субъекты.
     џ стоЯл как-то ночью, зимой, на площади ’рокадеро, было очень тихо, - и
вдруг со стороны авеню Љлебэр до  менЯ  донессЯ  громкий  и  хриплый  голос,
который пел знаменитую арию из "”ауста". ќто  оказалсЯ  старый  бродЯга;  он
подошел к моему автомобилю и попросил у менЯ папиросу. џ спросил его, откуда
он знает оперные мотивы и почему он их поет. Ћн объЯснил, что выбрал  именно
эту арию, так как она, по его мнению, производит впечатление на полицейских.
"Љогда слышат, что ты это поешь, сразу думают - это не простой человек,  раз
он знает оперу". Ћн мне даже изложил в нескольких словах свою философию: "Ќе
надо ничего принимать близко к сердцу, плевать на все, остальное тогда  идет
само собой". џ спросил его, давно ли он  бродЯжничает,  -  он  ответил,  что
тридцать лет. "€ ты еще не умер?" Ќет, он не знал  никаких  заболеваний,  он
даже никогда не простуживалсЯ, хотЯ ночи проводил  обычно  на  незаконченных
постройках или на ступеньках метро, - спал на досках или  на  каменном  полу
зимой и летом и давно забыл, что такое кровать. Ћн работал когда-то в  одной
из роскошных гостиниц Џарижа, разливаЯ вино в погребе, а потом спилсЯ и стал
бродЯжничать и теперь, на склоне лет, находил, что так гораздо лучше.
     џ встречал беспечных бродЯг, но знал и других, которые копили деньги. џ
видел одного зловонного старика, который мрачно бормотал  за  стойкой  кафе,
что ему нечем платить и что гарсон его обкрадывает, - потому что он не хотел
менЯть тысЯчефранковый билет; он носил с собой свое состоЯние,  четырнадцать
тысЯч франков. џ не знаю, что в его жизни было более случайно - то,  что  он
был бродЯгой, или то, что он не был банкиром. Ћн был одет так  же,  как  все
бродЯги, так же питалсЯ отбросами, которые подбирал на –ентральном рынке,  и
так же спал на ступеньках метро. Ќо Я думаю, что корпорациЯ ростовщиков  или
акционеров потерЯла в нем ценного члена их общества.
     Њногие из них даже  не  просили  милостыни,  другие  протЯгивали  руку,
жалуЯсь, что им нечем кормить больную жену и многочисленных