многих оценок.
     Ќо она не могла писать, ее ревматические пальцы плохо повиновались ей.
     џ знал, что рано или  поздно  Я  встречу  Ђлису:  ночной  Џариж,  Џариж
кабаре, кафе и домов свиданий не так велик, как обычно думают, и каждую ночь
в этом печальном пространстве Я проезжал, из  одних  мест  в  другие,  около
сотни километров. Ќо Я увидел ее случайно, в один из  вечеров,  когда  Я  не
работал, через витрину большого кафе на бульварах;  на  ней  был  прекрасный
костюм и шлЯпа,  тЯжелое  сверкающее  ожерелье  на  шее;  чернобураЯ  лисица
небрежно висела на ее плече. Њне казалось, что все сидевшие в кафе  смотрели
на нее, женщины с ненавистью, мужчины с сожалением и завистью. џ  направилсЯ
к ее столику.
     - ‡дравствуй, - сказала она, протЯгиваЯ мне руку в  перчатке,  -  выпей
что-нибудь со мной. - € через секунду, понизив голос, она спросила:
     - џ тебе нравлюсь в таком виде?
     - џ предпочитаю тебЯ голой, - громко сказал Я.  „ва  или  три  человека
обернулись.
     - ’ы с ума сошел? - зашептала она.
     Ќо у менЯ был припадок бешенства, - таких за всю мою жизнь было два или
три. € Я, слушаЯ себЯ со стороны, заметил, что говорю с ней на  том  уличном
французском Языке, который в обычное времЯ вызывал у менЯ только насмешку.
     - Џива, - сказал Я гарсону.  -  ’ы  просто  стерва,  Ђлиса,  понимаешь,
стерва, ты слышишь, стерва.
     “ нее в глазах промелькнул испуг: Я говорил  с  ней,  наклонившись  над
столиком и вплотную приблизившись к ее прекрасному, незабываемому лицу.
     - …сли ты пришел, чтобы крыть менЯ последними словами...
     Ћркестр в кафе - скрипка, виолончель, роЯль  -  играл  давно  знакомый,
ласковый мотив, названиЯ которого Я не знал, но который Я слышал много раз в
разных странах, в разных обстоЯтельствах и в разном  исполнении.  €  всегда,
когда вновь эти звуки доходили до моего слуха, всЯкий раз за этот промежуток
времени проходило много событий и несчастий и  каждый  раз  это  было  точно
музыкальным сопоставлением, результаты которого были заранее известны - и их
смысл резко противоречил этой безупречной и непогрешимой в своей  ласковости
мелодии. Ѓыло несколько редких секунд в моей жизни, когда Я испытывал  почти
физическое ощущение, которое Я не  мог  сравнить  или  смешать  с  другим  и
которое Я не мог бы назвать иначе, как ощущением  уходЯщего  -  сейчас,  сию
минуту, уходЯщего - времени. ’ак было и в вечер моего свиданиЯ с  Ђлисой;  Я
слушал эту музыку и, не отрываЯсь, смотрел в ее лицо и чувствовал,  как  мне
казалось, сквозь эту мелодию медленный, далекий шум, и все роилось  и  текло
перед моими глазами. Њне надо было сделать усилие, чтобы вернутьсЯ к  своему
нормальному состоЯнию; и тогда Я  вдруг  почувствовал  усталость.  џ  поднЯл
голову и сказал:
     - ’ы ожидала, что Я буду говорить тебе комплименты?
     Ђлиса сразу  услышала  по  моему  тону,  что  опасность,  которой  она,
по-видимому, боЯлась, миновала. Ћна положила свою руку на мою  и  заговорила
обычным голосом, в котором Я всегда находил  что-то  липкое  и  мЯгкое.  Ћна
пыталась оправдыватьсЯ;  она  сказала,  что  хочет  жить  своей  собственной
жизнью, что не желает зависеть от ђальди,  что  она  кормила  старуху  много
месЯцев и ничем ей, в сущности, не обЯзана.
     - џ тебе сказал, что ты стерва, - сказал Я ей, уже  почти  не  чувствуЯ
раздражениЯ. - Ќо кроме всего, то, что ты делаешь, просто глупо. ’ы думаешь,
что без ђальди ты чего-нибудь достигнешь?
     - ’ы за менЯ не беспокойсЯ.
     - Њне твоЯ судьба безразлична. Ќо ты навсегда останешьсЯ  тем,  что  ты
есть, то есть просто, - Я сказал слово, которое точно  выражало  то,  что  Я
думал. - Ќа каких клиентов ты можешь рассчитывать? Ќа мелких коммерсантов  с
брюшком, которые будут считать каждые сто франков?
     - ‚ это кафе может прийти кто угодно.
     - „а, но если это будет какой-нибудь замечательный человек,  ты  можешь
его соблазнить, но ты его не сумеешь удержать. ’ы знаешь жизнь ђальди?
     - „а. Ћна, наверное, была красивее менЯ.
     - Ќет, быть красивее тебЯ невозможно, - сказал Я, не удержавшись.
     - Ђх, ты это понимаешь?
     џ пожал плечами. Ћказалось, что  мой  отказ  тогда,  когда  ђальди  мне
предложила это, смутил Ђлису и она не могла этого забыть. Ћна считала  даже,
что это было плохим предзнаменованием длЯ ее начинающейсЯ карьеры: если Я не
захотел, то могли быть и другие.
     џ еще долго говорил с ней, но мне не удалось убедить ее в необходимости
вернутьсЯ  к  ђальди  или,  во  всЯком  случае,  помочь  ей.  Ѓыло  четверть
двенадцатого, когда Я рассталсЯ с ней; Я не хотел  пропустить  ночной  сеанс
кинематографа, начинавшийсЯ через пЯтнадцать минут.
     - „о свиданьЯ, - сказал Я ей. - Љогда ты будешь околевать на больничной
койке,  позови  менЯ.  џ  приду  и  повторю  тебе  последний  раз,  что   ты
действовала, как стерва и дура.
     €, уходЯ, Я представил себе небритое лицо Џлатона, и хмурые его  глаза,
и то, как он сказал бы мне:
     - Ћдин из аспектов общеэтической проблемы...
     Ќо Я не говорил с ним об Ђлисе, и в тот раз,  когда  Я  снова  встретил
его, речь шла о совсем других и вовсе неожиданных длЯ менЯ вещах.
     ‚ этом ночном Џариже Я чувствовал  себЯ  путешественником,  попавшим  в
чуждую ему стихию; и во всем громадном городе было два или  три  места,  как
освещенные островки в темном пространстве, - куда Я  приезжал  каждую  ночь,
примерно в одни и те же часы; и, входЯ в свое кафе, Я  казалсЯ  самому  себе
похожим на гребца небольшой лодки, котораЯ  после  долгой  качки  на  волнах
причалила наконец к маленькой пристани - и вот Я выхожу из нее и вместо морЯ
и портового кабачка вижу освещенный тротуар и запотевшие стекла кафе  против
заснувшего вокзала и колеса моего автомобилЯ, затЯнутые тормозами.
     - ‡дравствуйте, м'сье, - говорила мне хозЯйка. - Њолока?
     € всегда на одном и том же  месте  в  светло-сером,  очень  запачканном
плаще - зимой и летом - у правого краЯ  стойки,  недалеко  от  кассы,  стоЯл
Џлатон,  перед  вечным  стаканом  белого  вина.  Ћн  приветствовал  менЯ   с
неизменной любезностью, но без какой бы то ни было  экспансивности,  котораЯ
вообще была чужда его меланхолическому и спокойному характеру; только он  не
всЯкий раз узнавал менЯ, хотЯ мы встречались с ним  каждую  ночь  в  течение
нескольких лет подрЯд; это зависело от того, сколько он выпил. Ћн  вообще  в
последнее времЯ мало и неохотно разговаривал; и,  стоЯ  в  людном  кафе,  за
своим  стаканом,  он  не  замечал  ничего  окружающего  -  в   своем   почти
безвозвратном пьЯном забытьи. •озЯйка мне с удивлением рассказывала  о  нем,
что когда однажды в кафе происходил шумный арест одного сутенера  и  убийцы,
бежавшего с каторги и вернувшегосЯ именно туда, где все его знали и куда ему
ни в коем случае нельзЯ было возвращатьсЯ, -  но  своеобразное  тщеславие  и
провинциальнаЯ глупость, характерные  длЯ  людей  его  круга,  побудили  его
совершить  этот  бессмысленный  поступок,  чтобы  предстать  во  всем  своем
сутенерском великолепии (светло-сераЯ кепка, двухцветные ботинки на  высоких
каблуках)  перед  несколькими  испуганными  проститутками  и   почтительными
товарищами - в тот  вечер  была  стрельба  и  свалка,  и  потом  полицейские
уволокли  со  свирепой  торопливостью  этого  человека,  -  лицо  его   было
окровавлено, кепка потерЯна, костюм залит кровью, - Џлатон, находившийсЯ тут
же, молча смотрел на все это неподвижными глазами и даже не шевельнулсЯ.
     џ предпочитал дни, когда у него было очень мало денег, на два  или  три
стакана вина; тогда он был  почти  совершенно  трезв  и  с  ним  можно  было
говорить. џ любил в нем полную бескорыстность его суждений  и  то,  что  его
собственнаЯ судьба и вообще вещи непосредственные оставлЯли  его  совершенно
равнодушным. Ћн  оживлЯлсЯ  только  тогда,  когда  речь  шла  либо  о  новых
безразличных длЯ него людЯх, либо  об  абстрактных  вопросах.  Ћн,  впрочем,
далеко не всегда был одинакового мнениЯ об одном и том же; он  объЯснЯл  это
тем, что суждениЯ человека о каком-либо предмете тесно свЯзаны с  множеством
физиологических и психологических факторов, совокупность которых чрезвычайно
трудно учесть и уж вовсе невозможно предвидеть - за исключением тех случаев,
когда обсуждаемый вопрос, по  своей  примитивности,  может  быть  сравнен  с
вопросом материального порЯдка, - но даже и здесь царствовал, по его словам,
закон относительности. ‹юдей он,  впрочем,  так  же  низко  расценивал,  как
ђальди, всех решительно, причем ни чины, ни положение, ни репутациЯ человека
не играли в его глазах никакой роли; и Я рад был однажды услышать  от  него,
что в его представлении средний преступник, имеющий в своем прошлом два  или
три уголовных дела, не очень отличаетсЯ от среднего депутата или министра  и
в сфере бескорыстного  суждениЯ,  как  он  говорил,  -  в  своеобразной  его
социальной иерархии, они стоЯт на одном и том же уровне; - и Я был  рад  это
услышать, так как разделЯл совершенно  этот  взглЯд.  џ  увидел  Џлатона  на
следующую ночь после свиданиЯ с Ђлисой - и, войдЯ в кафе, сразу заметил, что
у него мало денег, так как он был почти трезв. џ предложил ему стакан белого
вина, и по тому, с какой быстротой он согласилсЯ, было видно, что  он  долго
стоЯл в кафе, не имеЯ возможности заплатить еще полтора  франка,  которых  у
него не было. Ћн отпил немного вина и затем сказал, между прочим:
     - ‚ы знаете, у нас новость: ‘юзанна выходит замуж.
     - ‘юзанна с золотым зубом?
     - ‘юзанна с золотым зубом.
     €  он  повторил  несколько  раз,  глЯдЯ  прЯмо  перед  собой  в  дымное
пространство:
     - ‘юзанна с золотым зубом, ‘юзанна с золотым зубом, ‘юзанна  с  золотым
зубом выходит замуж, с золотым зубом, ‘юзанна.
     Џотом он сказал  эту  же  фразу,  тоже  скороговоркой,  по-английски  и
замолчал на некоторое времЯ. џ высказал “дивление по поводу того, что  такаЯ
женщина, как ‘юзанна, „лЯ которой  юридические  формальности  в  этого  рода
вещах всегда казались совершенно лишними, считает нужным выходить замуж.
     - ‚ы себе представлЯете, - сказал Я Џлатону, - белую фату вокруг  этого
девственного лица с золотым передним зубом?
     Џлатон смотрел в это времЯ прищуренным глазом на свой стакан  с  вином.
Џотом он коротко ответил:
     - ЏредставлЯю. Ќе забывайте, что эти люди глубоко  буржуазны  по  своей
натуре. Ћни неудачники в буржуазности, Я с этим согласен, но они чрезвычайно
буржуазны. ‚спомните ваших убийц, открывших гастрономическую  торговлю  чуть
ли не на следующий день после  преступлениЯ.  Њожно  совершить  убийство  не
только из мести или длЯ того, чтобы уничтожить  тирана  и  чем-то  помочь  -
заплатив собственной жизнью - достижению общечеловеческого идеала или  более
рациональной системы  распределениЯ  богатства.  Њожно  убить  ради  другого
идеала - гастрономической торговли, или мЯсной, или кафе.
     - € на этом основании ‘юзанна, котораЯ провела много часов в гостиницах
и прошла через несколько тысЯч человек, - эта самаЯ ‘юзанна  выходит  замуж.
‘огласитесь, мой дорогой друг, что если  это  так,  то  все  наши  этические
представлениЯ, о которых вы так любите говорить...
     Ќо в это времЯ до нас донессЯ голос ‘юзанны, котораЯ только что вошла в
кафе. Ћна была очень навеселе и  громко  отвечала  человеку,  который  вошел
вслед за ней:
     - џ тебе сказала, что Я сегоднЯ не работаю!
     Џлатон все так же, прищурив глаза, смотрел перед собой.
     - ‚от наша невеста во всей ее славе, -  сказал  он.  Њежду  ‘юзанной  и
худощавым человеком лет тридцати, довольно бедно одетым,  который  вошел  за
ней в кафе, происходило нечто вроде  борьбы.  ‘юзанна  вырывалась  от  него,
поток ее ругательств не останавливалсЯ; он же,  напротив,  вполголоса  ее  о
чем-то уговаривал, не выпускаЯ рукава ее пальто.
     - џ сказала нет, - сказала она, наконец, глЯдЯ ему в лицо  неподвижными
пьЯными глазами. € только в эту минуту он, по-видимому, понЯл, что отказ  ее
был категорический. ’огда он быстро, неожиданно высоким голосом  крикнул  ей
вдруг - стерва! - и спешно вышел из кафе.
     - ‚от еще, - сказала ‘юзанна, тЯжело дыша и остановившись у  стойки.  -
‚от еще!.. Ѓели женщина не хочет работать черт знает  как,  то  ее  называют
стервой! ђазве это справедливо? - сказала она с  пьЯной  угрозой  в  голосе.
ѓлаза ее искали лица, на котором она могла бы остановитьсЯ.
     Ћна посмотрела сначала на Џлатона,  но  его  выражение  было  настолько
мертвенно безразличным и далеким, что ее глаза только скользнули по нему - и
потом остановились на мне.
     - Ђ, это ты? - сказала она своим медленным и пьЯным голосом. -  ‚кусное
сегоднЯ молоко?
     џ не ответил, она отвернулась. Џальто ее было распахнуто, узкое  платье
обтЯгивало ее невысокую фигуру, и Я, в первый раз  за  все  времЯ,  заметил,
вздрогнув  от  невольного  отвращениЯ,  что  в  ней  все  же  была  какаЯ-то
животно-женственнаЯ прелесть.
     - ‚ы все... - сказала ‘юзанна. - џ больше не б..., Я выхожу  замуж.  џ,
может, выпила стаканчик...
     - ’ы плохо считала, - сказал  чей-то  мужской  голос  с  другого  конца
стойки, - ты, может, выпила два или больше.
     - ‚ы помните, Џлатон, - сказал Я, - какие слова приписывал ‘ократу  ваш
блистательный предшественник? "‚сЯ жизнь философа есть длительнаЯ подготовка
к смерти"...  џ  не  могу  удержатьсЯ  от  одного  и  того  же,  неизменного
представлениЯ: кровать,  простыни,  умирание,  дурной  запах  агонизирующего
человека и полнаЯ невозможность сделать так, чтобы это было иначе.
     - ‘ократ говорил не об этом, - сказал  Џлатон.  -  …сли  вы  не  забыли
"”едона"...
     - € у менЯ будет магазин, - говорил пьЯный голос ‘юзанны. - €  потом  Я
люблю этого человека, Я без него жить не могу.
     Ћна  ни  к  кому  не  обращалась  в  частности  и  говорила  в   дымное
пространство, в котором терЯлись и глохли ее слова  о  любви.  џ  подумал  о
ђальди, котораЯ говорила мне, что женщины типа ‘юзанны  так  же  любЯт,  как
другие; но это унизительное уравнение Я всегда понимал только  теоретически,
Я никогда не мог почувствовать и поверить до конца, что это так.
     Џлатон перевел разговор на другую тему, точно ему было неприЯтно думать
о ‘юзанне именно теперь. ’олько несколько часов спустЯ, когда Я еще раз,  по
пути домой, заехал в это кафе, - было уже утро, все ушли, он один неподвижно
стоЯл у стойки, рЯдом с хозЯйкой, котораЯ времЯ от времени  опускала  голову
на  грудь  и  засыпала  на  минуту  легким  старческим  сном  и,   мгновенно
пробуждаЯсь, зевала а быстро бормотала: "Ђх, Ѓоже мой, он мне рассказал, что
‘юзанна выходит замуж за иностранца, русского казака", через несколько  дней
она сообщила мне об этом сама, на рассвете осенней, холодной ночи, в  шестом
часу утра, когда Я увидел ее одну, за столиком  в  кафе.  ‹ицо  у  нее  было
утомленное, под глазами были синие круги. "“ тебЯ усталый вид, -  сказал  Я,
проходЯ мимо нее, - тебе надо отдохнуть". Ћна кивнула головой  и  заговорила
со мной; Я стоЯл, не присаживаЯсь, возле ее столика.  "ќто  правда,  что  ты
выходишь замуж?" - "„а, правда". Ћна сказала, что ей двадцать три года,  что
у ее матери в этом возрасте было уже четверо детей, что она хочет жить,  как
все остальные; но что сейчас она занЯта больше, чем обычно,  так  как  через
две недели свадьба. †ених ее  не  знал,  как  она  работает;  ею  руководило
желание принести в дом, как она говорила, возможно больше денег, поэтому она
не щадила сил, и в те дни, когда она не встречалась с женихом, она  выходила
на улицу в четыре часа днЯ и возвращалась домой в пЯтом часу утра -  этим  и
объЯснЯлсЯ ее крайне усталый вид, поразивший менЯ.  Џотом  она  описала  мне
своего жениха и показала его карточку, которую она носила в сумке  -  и  эта
сумка была всегда с ней, во всех комнатах, куда она поднималась с клиентами;
и от соприкосновениЯ с кредитными билетами, которыми ей платили,  фотографиЯ
постепенно тускнела и серела. Ќа ней был изображен молодой, сиЯющий человек,
и выражение его  лица,  благодарЯ  какой-то  особенной  игре  ретуши,  имело
веселое и вместе с тем деревЯнно-благородное выражение:
     - ‚от оно что! - сказал Я, не удержавшись: Я узнал ”едорченко.
     - ’ы его знаешь? - спросила ‘юзанна. - ’ы ему ничего не расскажешь  обо
мне? Џотому что он не знает, понимаешь?
     - Ћн думает, что ты девственница?
     - Ќет, но ты понимаешь, не надо ему говорить.
     - •орошо, обещаю. € если Я вас встречу вместе, - ты со мной  незнакома,
условлено, - сказал Я.
     ‘вадьбе предшествовало усиленное лечение - так как ‘юзанна незадолго до
этого заразилась от какого-то мерзавца, как она говорила,  -  приготовлениЯ,
письма родным, и в торжественный день, за длинным столом, в одном из наемных
салонов  небогатого  квартала,  где  она  снЯла  квартиру,   -   сидели   ее
родственники, приехавшие за сотни километров из деревни и привезшие с  собой
воскресные  костюмы  и  обветренные,  крестьЯнские   неподвижные   лица.   “
”едорченко не было ни родственников, ни  близких  друзей,  но  он  пригласил
одного пожилого и очень благовидного русского, по  фамилии  ‚асильев.  Џосле
нескольких стаканов вина он, не терЯЯ  приличиЯ  и  лишь  изредка  порывисто
вздрагиваЯ от  особенной,  беззвучной  икоты,  начинал  рассказывать  тихим,
конфиденциальным голосом, что  большевики  давно  подсылали  ему  эмиссаров,
именно эмиссаров, - так что со стороны получалось впечатление, что  к  нему,
времЯ  от  времени,  приезжает  почтительнаЯ  делегациЯ  людей  в  мундирах,
особенного, эмиссарского покроЯ, - но что он непоколебим. Ћн объЯснЯл это  с
одинаковой легкостью по-русски или по-французски, нюхал,  с  видом  знатока,
дрЯнное  вино   и   сохранЯл   во   всех   обстоЯтельствах   благородный   и
скромно-значительный вид. ќтому вздорному человеку, с начинавшимсЯ уже в  те
времена медленным безумием, предстоЯло  сыграть  в  жизни  ”едорченко  очень
значительную роль.
     Љроме ‚асильева, со стороны жениха на свадьбе не было  никого;  ‘юзанна
сразу же объЯснила своим родственникам, что ее муж иностранец, что семьЯ его
осталась на родине, что он  решил  создать  новую  семью  здесь,  в  Џариже.
‚прочем, все эти подробности потерЯли всЯкое значение после того,  как  было
выпито много вина и ”едорченко начал целоватьсЯ с присутствующими. …ще через
час началось пение,  ”едорченко  взобралсЯ  на  стул  и  стал  дирижировать,
‘юзанна кричала пронзительным голосом, - и среди  всего  этого  шума  только
один ‚асильев, смертельно пьЯный, сохранЯл свой торжественно-приличный  вид;
но и он уже был в таком состоЯнии, что не мог произнести  ни  одной  свЯзной
фразы, хотЯ и  пыталсЯ  рассказывать  очень  тихим  голосом  все  о  тех  же
эмиссарах. џ невольно присутствовал на этом банкете,  потому  что,  проезжаЯ
ночью по улице, увидал несколько такси,  ожидающих  у  освещенного  подъезда
выхода приглашенных. џ стал в очередь, не знаЯ,  что  это  за  приглашенные,
товарищи мне сказали, что это свадьба, и Я, вместе с одним из них,  поднЯлсЯ
наверх посмотреть, много ли было народу. Ћстановившись у  входной  двери,  Я
увидел ‘юзанну, возле которой одновременно с двух  сторон  вилась  настоЯщаЯ
белаЯ фата, ”едорченко в смокинге, взЯтом на прокат у еврейского портного на
rue du Temple, - у смокинга были короткие рукава и до  удивительности  узкие
лацканы - и родственники ‘юзанны, которые были похожи на  внезапно,  в  силу
алкогольного чуда, оживших, резных из дерева крестьЯн,  одетых  в  городское
платье. ”едорченко доплел до того, что кричал ‚асильеву по-русски:
     -  „ержись,  матрос,  держись!  -  и  бледный  и  пьЯный   ‚асильев   с
достоинством утвердительно кивал головой. ‘юзанна не переставала смеЯтьсЯ  и
визжать, они с ”едорченко многократно целовались, отчего по  всему  ее  лицу
размазалсЯ кармин, которым в начале вечера были густо смазаны ее губы.  "‚от
это свадьба! " - одобрительно сказал шофер, вместе с которым мы смотрели  на
банкет. “же под утро банкет кончилсЯ, приглашенных развезли по домам - и  со
следующего днЯ длЯ ”едорченко началась новаЯ жизнь.
     Ћни поселились с  ‘юзанной  в  одном  из  новых  домов,  в  только  что
отстроенном квартале Џарижа; здание было сделано из  звонкого  железобетона,
который пропускал все звуки со всех сторон, в нем  был  лифт,  поднимавшийсЯ
наверх упорными толчками, стеклЯнные тюльпаны вокруг  электрических  ламп  и
ванные комнаты до смешного маленьких размеров. Ќа  деньги,  которые  были  у
”едорченко и ‘юзанны, они открыли небольшую мастерскую длЯ краски  и  чистки
всевозможных материй. Ќа вывеске  было  написано  золотыми  лепными  буквами
одинакового размера "‘юзи", с росчерком, который шел от конца слова к началу
ровной деревЯнной чертой.  ‘юзанна  принимала  заказы,  ”едорченко  развозил
платьЯ и другие вещи клиентам. Ћн говорил теперь о дороговизне материалов, о
стоимости краски, о трудностЯх работы, о том, что он, в качестве коммерсанта
этого квартала, должен поддерживать известные цены. Ћн говорил  еще  о  том,
как ему было трудно выбитьсЯ в люди; и те  часы,  которые  он  купил  еще  в
первый год своего пребываниЯ во ”ранции и которые тогда  заводил  только  по
воскресеньЯм,  он  стал  заводить  каждый  день.  ‘  той   же   удивительной
приспособлЯемостью, котораЯ была в нем, когда он, работаЯ по десЯть часов  в
день на заводе, считал, что очень неплохо живет, - он  вошел  в  свою  новую
роль; он завел себе удочки, ходил с ними на ‘ену, ездил  каждое  воскресенье
за город вместе с быстро полневшей ‘юзанной - и превратилсЯ бы  бесследно  и
безвозвратно в среднего французского коммерсанта, если бы этому не  помешали
неожиданные причины, которые возникли много лет тому назад, с тех  пор  были
давно забыты и, казалось бы, потерЯли какую бы то ни было силу.
     џ видел ”едорченко неоднократно в этот период его жизни; Я встретил его
однажды, в субботу, под вечер возле Porte d'Auteuil; он шел  с  ‘юзанной,  и
каждый из них нес на плече стул. Џровожаемые удивленными взглЯдами прохожих,
они  шагали  безмолвно,  не  замечаЯ,  казалось,  ничего  вокруг  себЯ,  был
неподвижный и довольно жаркий летний вечер, солнце  уже  начинало  садитьсЯ.
Џоздоровавшись с ними,  Я  спросил  ”едорченко,  зачем  он  несет  стул,  не
переезжает ли он на другую квартиру. Ћн ответил, что  нет,  он  просто  идет
подышать свежим воздухом в Ѓулонский лес. "Ђ стульЯ зачем?" Ћн похлопал менЯ
по плечу и снисходительно объЯснил, - сказав приблизительно, что Я  не  умею
жить, - что стульЯ длЯ того, чтобы сидеть в лесу, так  как,  если  сесть  на
стул, который там сдаетсЯ, то надо платить  35  сантимов.  ‘юзанна,  котораЯ
после замужества стала мне говорить "вы" и  разговаривать  со  мной,  как  с
малознакомым  человеком,  но,  впрочем,  довольно  вежливо,  улыбнувшись   и
сверкнув золотым зубом, подтвердила, что это идеЯ  ее  мужа  и  что  она  ее
находит очень хорошей. Џопрощавшись с ними, Я долго смотрел  им  вслед;  они
уходили по прЯмой улице, все удалЯЯсь от менЯ, и над их головами  темнели  в
воздухе слегка изогнутые ножки стульев, и на  большом  расстоЯнии  их  можно
было принЯть за двух невысоких рогатых животных неизвестной породы.
     ‘юзанна, выйдЯ замуж, должна была  отказатьсЯ  от  всех  своих  прежних
знакомств; у ”едорченко друзей вообще никогда не было, и поэтому они прожили
некоторое времЯ вдвоем, до  того,  пока  у  них  не  стал  бывать  ‚асильев,
которого ”едорченко как-то пригласил  и  который  после  первого  же  визита
сделалсЯ у них своим человеком. Ћн поселилсЯ  недалеко  от  них,  снЯв  себе
маленькую комнату в гостинице, и бывал у ”едорченко  ежедневно;  он  ЯвлЯлсЯ
неизменно с двумЯ бутылками вина, которые они выпивали втроем за  ужином,  и
долгими  вечерами  развивал  перед  ”едорченко  и  ‘юзанной   свои   сложные
политические и философские теории. ‚сЯ его жизнь имела смысл лишь постольку,
поскольку она носила характер ежедневной и беспрестанной  борьбы  с  темными
силами, первой из которых он считал большевизм. Ћн рассказывал ”едорченко  и
‘юзанне сумбурвые легенды, почерпнутые им, по его  словам,  из  ’алмуда,  <sup>o</sup>н
знал  наизусть  фантастическую  систему  очень  жестоких   правил,   которые
руководЯт жизнью мирового еврейства, - и так как он был  наивным  человеком,
то он твердо верил всЯкому вздору, который он когда-либо слышал или  прочел.
…го  ограниченным  умственным  способностЯм  мешала   еще,   помимо   всего,
феноменальнаЯ памЯть, которой бесконечные сведениЯ загромождали его  голову.
Ћн знал историю всех  политических  убийств,  о  которых  он  рассказывал  с
особенным удовольствием, точно так же, как причины этих  убийств,  биографии
преступников, фамилии  судебных  следователей,  их  семейную  жизнь,  клички
тюремных  сторожей,  этапы  сибирских  поселений  и   любовные   приключениЯ
защитников, - словом, в его голове был целый  неподвижный  и  зловещий  мир,
весь пропитанный террором и кровью. Џри этом он никогда  в  своей  жизни  не
принимал активного участиЯ ни в одном политическом деле и не причинил никому
зла; но всЯ многолетнЯЯ работа его воображениЯ и памЯти  заключала  в  себе,
как анатомический театр или музей ужасов,  бесконечную  серию  преступлений,
изуверств и убийств. Њедленное и заразительное его сумасшествие начало в  те
времена становитьсЯ заметным. ‘юзанна  боЯлась  этого  безобидного  человека
инстинктивно и бессознательно, как собаки боЯтсЯ грозы, ей бывало не по себе
в его присутствии, но она не смела ничего говорить  из-за  мужа,  который  с
жадностью слушал рассказы  ‚асильева  и  лицо  его  багровело  и  наливалось
кровью. “ ‚асильева  уже  поЯвились  в  те  времена  первые  признаки  мании
преследованиЯ; он знал, по его словам, что за ним следили, иногда ЯвлЯлсЯ  в
кепке и  сером  пальто  -  вместо  синего  пальто  и  шлЯпы,  которые  носил
обыкновенно, - боЯсь, чтобы его не узнали; он  бывал  на  всех  политических
собраниЯх, сидел в углу, никогда не выступал, так как присутствовал там, как
он говорил, инкогнито.  "…сть  люди,  которые  дорого  бы  заплатили,  чтобы
узнать, кто Я такой", - говорил он ”едорченко. ‘ловом, наступало то времЯ  в
его жизни, когда, наконец, всЯ эта последовательность  убийств,  которую  он
столько лет носил в себе, весь этот безмолвный ужас его  воображениЯ  должны
были мгновенно всплыть и поЯвитьсЯ  перед  ним  во  всем  своем  неотразимом
многообразии, и это могло повести только к одному - альфа и омега всей  этой
трагической серии - к смерти. Ќо он был еще на полдороге к ней.
     ”едорченко не верил всему решительно, что  рассказывал  ему  его  новый
друг - не потому,  что  мог  бы  противопоставить  этому  какие-нибудь  иные
данные,  а  оттого,  что  этого  не  допускала  его  природнаЯ  крестьЯнскаЯ
недоверчивость. Ћн вообще плохо представлЯл себе  такие  поступки  человека,
которые не вызваны соблазном личной выгоды; во всЯком бескорыстном  действии
он искал непременно простейших побудительных причин, и когда не находил  их,
то становилсЯ в тупик. „о этих пор он вообще не думал о вещах,  которые  его
непосредственно не касались, и поэтому его жизнь была так легка, так  лишена
каких бы то ни было осложнений.  …динственное,  что  могло  бы  его  сделать
несчастным, это если бы ‘юзанна не согласилась с ним жить. Ќо  вот,  в  силу
счастливой случайности, вышло так, что из тысЯч мужчин, которые прошли через
жизнь ‘юзанны, и пЯти или шести ее настоЯщих любовников ”едорченко  оказалсЯ
именно тем, который был ей нужен. Ћна настолько подчинилась ему, что  в  его
присутствии невольно начала говорить с неправильностЯми  и  теми  особенными
нефранцузскими интонациЯми, которые были  длЯ  него  характерны,  -  и  лишь
расставшись  с  ним,  опЯть  приобретала  обычный  длЯ  ее  нормальной  речи
улично-парижский оттенок, оттенок бульвара Њенильмонтан, и Ѓельвиль, и рю де
ла ѓэтэ, и рабочих предместий Џарижа, к которому  примешивалась  ее  личнаЯ,
овернскаЯ тЯжеловесность Языка. €так, с этой  стороны  ”едорченко  не  могло
ожидать никакое разочарование. …ще более благополучно складывалась его жизнь
в материальном смысле.
     џ встретил его однажды ночью, в  кафе;  он  был,  казалось,  совершенно
пьЯн, особенным, свирепым охмелением. Ћн пригласил менЯ  к  стойке  и  сразу
начал говорить, путаЯ русские слова с французскими, о том,  как  ему  трудно
жить в этом мире,  dans  cette  monde  {"‚  этом  мире"  -  с  местоимением,
поставленным в женском роде "Њесто  мужского.};  он  до  конца  не  научилсЯ
отличать во французском Языке мужской род от женского.
     - Џьете вы много, вот что, - сказал Я ему в ответ.
     - ‚ы менЯ тоже не понимаете. Џоймите, -  сказал  он,  повысив  голос  и
ударив кулаком по стойке, - все, что Я люблю в этом мире, это вот там - и он
уставилсЯ в потолок. џ невольно поднЯл голову и  увидел  слегка  закопченную
известку, лепные вазы и круглые электрические лампы.
     - ‚от эта безмЯтежность ночного неба, - сказал ”едорченко, - вот к чему
у менЯ душа тЯнетсЯ. Ђ люди! Я их презираю.
     Ћн продолжал говорить,  сумбурно  перескакиваЯ  с  одного  предмета  на
другой;  вспомнил  почему-то,  что  в  гимназии  все  к  нему  относились  с
насмешкой, вспомнил даже прозвище "граф ”едорченко", которое ему кто-то дал,
и сказал:
     - € вот Я не желаю им мстить. Њне ничего не надо, только безмЯтежность.
-  Џотом  он  начал  настаивать,  чтобы  Я  его  отвез  домой,  и  когда  мы
остановились у его подъезда он пригласил менЯ поднЯтьсЯ наверх, выпить чаю.
     - Љакой там к черту чай, - сказал Я, - пЯтый час утра. €дите спать.
     - €дем, идем, - бормотал он с пьЯным восторгом, дергаЯ менЯ за рукав. -
€дите спать, - повторил Я.
     Ћн вдруг махнул рукой и прислонилсЯ к  стене.  џ  сделал  два  шага  по
направлению к автомобилю и остановилсЯ. ‚  светлеющей  тишине  начинавшегосЯ
рассвета было слышно, как он всхлипывал и бормотал слова, которых Я  не  мог
разобрать, единственное, что Я понЯл, это было  слово  "зачем",  которое  он
произнес несколько раз. џ пожал плечами и уехал.
     Ќесколько месЯцев спустЯ, когда Я шел по улице, Я вдруг почувствовал на
своем плече чью-то тЯжелую руку. џ обернулсЯ и  увидел  ”едорченко.  Ћн  был
один, был  очень  аккуратно  одет  и  совершенно  трезв;  но  менЯ  поразило
выражение его глаз, в которых точно застыл далекий  испуг  или  нечто  очень
похожее на это.
     - џ давно хотел с вами  поговорить,  -  сказал  он,  не  здороваЯсь.  -
‡айдемте в кафе, если хотите.
     ќто было на …лисейских ЏолЯх, под вечер.  Њимо  нас  густым  валом  шла
толпа гулЯющих людей. Њы сели на террасе.
     - ‚от, скажите, пожалуйста, - начал ”едорченко, -  Я  хочу  задать  вам
один вопрос. ‚ы не можете мне объЯснить, зачем мы живем?
     џ  с  удивлением  посмотрел  на  него.  Ќа  его  лице  было  задумчивое
выражение, чрезвычайно длЯ  него  неестественное,  настолько  неожиданное  и
нелепое, что оно мне показалось столь же необыкновенным, как если бы Я вдруг
увидел усы на физиономии женщины. Ќо это было лишено даже  самой  отдаленной
комичности, было совсем не смешно, и мне стало не по себе. џ подумал, что не
хотел бы остатьсЯ с этим человеком вдвоем, и невольно оглЯнулсЯ; все столики
вокруг нас были занЯты, рЯдом с нами какой-то очень  хорошо  одетый  пожилой
мужчина, с чуть-чуть съехавшим налево париком, рассказывал двум  дамам,  как
будто только что снЯтым  с  витрины  модного  магазина  и  даже  сидевшим  в
манекенно-искусственных позах, как он с кем-то разговаривал.  -  Џредставьте
себе, - говорю Я ему, - мой бедный друг... Ћн мне говорит, - но позвольте...
џ отвечаю: послушайте...
     - Ќе знаю, - сказал Я, - одни длЯ  одного,  другие  длЯ  другого,  а  в
общем, Я думаю, неизвестно зачем.
     - ‡начит, не хотите мне сказать?
     - Њилый мой, Я об этом знаю столько же, сколько  вы.  Ћн  сидел  против
менЯ с нахмуренным и напрЯженным лицом.
     - ‚от люди живут, - сказал он с усилием, - и вы,  например,  живете.  Ђ
скажите мне, пожалуйста, к какой точке вы идете? €ли к какой  точке  Я  иду?
€ли, может, мы идем назад и только этого не знаем?
     - Ћчень возможно, - ответил Я, чтобы что-нибудь сказать. -  Ќо  вообще,
мне кажетсЯ, не следует себе ломать голову над этим.
     - Ђ что ж тогда делать? ќто так оставить нельзЯ.
     - ‘лушайте, - сказал Я с нетерпением. - †или же  вы,  черт  возьми,  до
этого совершенно нормально, работали, питались, спали, теперь вот  женились.
—то вам еще нужно? ”илософию вы бросьте, она нам не по карману, понимаете?
     - ‚асильев говорит, - сказал ”едорченко  и  оглЯнулсЯ  по  сторонам,  -
что...
     - “ ‚асильева скоро начнетсЯ белаЯ горЯчка, - сказал  Я,  -  его  слова
нельзЯ принимать всерьез.
     - Ќо раз он что-то думает, значит, то, что он думает, существует?
     џ пожал плечами. ”едорченко замолчал, обмЯк и  уставилсЯ  неподвижно  в
пол. џ расплатилсЯ с гарсоном и попрощалсЯ с ним.
     - Ђ? —то? -  сказал  он,  поднимаЯ  голову.  -  „а,  да,  до  свиданиЯ.
€звините, если побеспокоил.
     џ шел и думал о том, что теперешнее состоЯние  ”едорченко  объЯснЯлось,
по-видимому, в первую очередь ежедневным влиЯнием ‚асильева.  ќто  была,  во
всЯком случае, внешнЯЯ причина  неожиданного  пробуждениЯ  в  нем  какого-то
совершенно ему до сих пор не свойственного интереса к отвлеченным вещам.  Ћн
не мог верить тому, что рассказывал ‚асильев; и все, что  говорил  ему  этот
пьЯный и сумасшедший человек о борьбе темного начала со светлым и о  любимых
своих убийствах, он воспринЯл по-своему; в нем  вдруг  возникли  сомнениЯ  в
правильности того бессознательного представлениЯ о мире, в котором он жил до
сих п<sup>o</sup>р. Ћн не умел этого объЯснить; непривычка и неспособность  разбиратьсЯ
в отвлеченных понЯтиЯх не позволили бы
     ему рассказать о том, что в нем происходило. "Љак опухоль  в  душе",  -
говорил он потом. Ќо по мере того, как выЯснЯлась полнаЯ  невозможность  длЯ
него найти ответ на эти сомнениЯ, необходимость этого ответа становилась все
повелительнее. Ћн не был способен ни к  какому  компромиссу  или  построению
иллюзорной и утешительной теории, котораЯ  позволила  бы  ему  считать,  что
ответ найден, он не мог ее создать. ‚месте с тем  она  была  нужна  ему  как
воздух и он смутно понимал, что с той минуты, когда у него  возникла  первые
сомнениЯ, перед ним поЯвилась угроза его личной безопасности. Ћн  был  похож
на человека с завЯзанными глазами, который идет по узкой  доске  без  перил,
соединЯющей крыши двух многоэтажных домов, идет спокойно, не думаЯ ни о чем,
- и вдруг повЯзка спадает с его глаз и он  видит  рЯдом  с  собой  чуть-чуть
голубоватое, качающеесЯ пространство  и  едва  ощутимое  стремление  вниз  -
справа и слева, - как две воздушных реки по бокам.
     —ерез несколько дней Я получил от него  письменное  приглашение  прийти
обедать, и  хотЯ  Я  понимал  ненужность  этого  визита,  Я  все  же  пошел,
подчинившись обычному моему любопытству ко всему, что менЯ не касалось.  Ћни
сидели за столом - ‚асильев и  ”едорченко.  ‘юзанна  отворила  мне  дверь  и
встретила менЯ с такой неожиданной радостью, что Я не  удержалсЯ  и  спросил
ее, пока мы были в передней:
     - —то с тобой? ’ы, может быть, принимаешь менЯ за клиента?
     - Љто-то, кого Я знаю, - бормотала она, не слушаЯ менЯ, - и который  не
сумасшедший, какое счастье!
     ‚ столовой на камине стоЯли часы, вделанные  в  мрамор  и  показывавшие
половину десЯтого, хотЯ было восемь,  и  рЯдом  с  часами  лежала  мраморнаЯ
пантера густо-зеленого цвета; над ней, на стене, в золоченой раме -  большаЯ
фотографиЯ, изображающаЯ ”едорченко и ‘юзанну в день свадьбы; они  стоЯли  в
середине снимка, окруженные закруглЯющимисЯ контурами  ретуши,  похожими  на
краЯ фотографических облаков. Ѓольшой стол был  утвержден  на  одной  ножке,
сделанной в форме опрокинутого и усеченного конуса,  -  что  очень  стеснЯло
‚асильева, который прЯтал своЯ длинные ноги под стул.  Ќа  стенах  было  еще
несколько олеографий с голыми красавицами розово-белого цвета.
     ‚асильев поздоровалсЯ со мной,  сохранЯЯ  свой  значительный  вид.  Њой
приход прервал на минуту его речь, но он тотчас же ее возобновил. €ногда  он
закидывал голову назад, и тогда становились видны желтоватые белки его глаз,
закатывающиесЯ как у мертвеца. Ћн рассказывал об очередном  заговоре  против
какого-то правительства в ‘ибири, во времЯ революции,  сообщаЯ  по  привычке
точнейшие данные _ капитан ђЯзанского полка, высокий  блондин,  красавец,  с
незапЯтнанным послужным списком; его отец, происходивший из духовной  среды,
Ћрловской губернии,  преподаватель  математики  в  старших  классах  сначала
такого-то реального училища, потом... и т. д. ђассказав  это  по-русски,  он
тотчас же переводил все на французский Язык длЯ ‘юзанны, котораЯ  никогда  в
жизни не слышала ни о существовании ђЯзанского  полка,  ни  о  преподавателе
математики, ни об Ћрловской губернии, ни о  каком  бы  то  ни  было  русском
правительстве в ‘ибири. ‚асильев говорил,  точно  читал  по  книге,  и  даже
сохранЯл повествовательный стиль, характерный  длЯ  исторических  романов  с
большим тиражом:
     -  ‡аговорщики  собрались  в  условленном  месте.  ђовно  без  четверти
одиннадцать раздалсЯ стук в дверь и в комнату быстрыми шагами вошел  капитан
ђ. "ѓоспода, - сказал он, - времЯ действиЯ наступило. Ќаши люди готовы".
     € сейчас же переводил это длЯ ‘юзанны.
     - ђаздалсЯ шум отодвигаемых стульев...
     џ внимательно смотрел на этого сумасшедшего человека. Ћн  то  закрывал,
то открывал глаза и  рассказывал  монотонным  голосом,  изменЯвшимсЯ  в  тех
местах, где была вводнаЯ речь. Џо-французски он говорил очень чисто и точно,
с небольшим акцентом, с некоторой излишней медлительностью интонаций, и  вел
рассказ обычно в прошедшем совершенном. ”едорченко  напрЯженно  слушал  его.
‘юзанна  ерзала  на  стуле  и  смотрела  на  менЯ  отчаЯнными  глазами.  Ћна
воспользовалась  минутой,  когда  ‚асильев  повернулсЯ  к  ее  мужу,   чтобы
прошептать мне:
     - џ больше не могу! не могу!
     Ќо остановить ‚асильева было невозможно. џ несколько раз прерывал его и
начинал разговор о другом; он умолкал, но пользовалсЯ первой  паузой,  чтобы
возобновить свой бесконечный рассказ, который должен  был  кончитьсЯ  с  его
смертью. џ ушел поздно вечером. Њы вышли вместе с ‚асильевым, который поднЯл
воротник пальто и надвинул шлЯпу на лоб. џ не мог не улыбнутьсЯ:
     - ‚ таком виде вы похожи на героЯ из романа плаща и шпаги, -  сказал  Я
ему.
     - ‚ы бы не шутили, - ответил он, - если бы  знали,  какой  опасности  Я
подвергаюсь ежедневно.
     џ знал эту фразу. џ знал, что никакие убеждениЯ на  этого  человека  не
подействуют, но все-таки сказал, что, по-моему, его опасениЯ напрасны,  что,
не причинЯЯ никому вреда,  не  занимаЯсь  политической  деЯтельностью  и  не
будучи видным революционером или контрреволюционером,  он  врЯд  ли  рискует
больше, чем всЯкий другой смертный. Ћн терпеливо выслушал менЯ. Њы уже дошли
до гостиницы, в которой он жил. Ќачинал накрапывать дождь.
     - ќмиссары, - сказал он, - которые...
     € Я  ощутил  непреодолимую  тоску.  џ  стоЯл  недалеко  от  освещенного
подъезда его гостиницы и смотрел на беспрерывно теперь струившийсЯ дождь,  а
он держал менЯ за рукав и все  говорил  об  эмиссарах,  о  контрразведке,  о
смерти какого-то великого кнЯзЯ в Њоскве, об одном из помощников  ‘авинкова,
о преследовавшем его,  ‚асильева,  левантинце,  смуглом  человеке  с  черной
бородой,  которого  он  последовательно  видел  в  Њоскве,  Ћрле,   ђостове,
‘евастополе, Љонстантинополе, Ђфинах, ‚ене, Ѓазеле, †еневе и Џариже. Ќаконец
мне удалось поймать его влажную от постоЯнной внутренней дрожи руку,  пожать
ее и, извинившись, уйти, - и Я дал себе слово в дальнейшем избегать встреч с
ним и с ”едорченко и забыть, если возможно, об их существовании.
     Ќо через две недели после этого, утром, когда  Я  еще  был  в  постели,
раздалсЯ резкий звонок. џ надел купальный халат и  туфли  и  пошел  отворЯть
дверь. џ думал, что это один из обычных стрелков, которые  приходЯт  просить
деньги, ссылаЯсь на безработицу и расстроенное здоровье, и  уходЯт,  получив
два франка; Я знал, что мой адрес и моЯ фамилиЯ  фигурировали  на  одном  из
последних мест того таинственного списка неотказывающих,  который  ходил  по
рукам большинства стрелков. Ћн существовал во множестве вариантов; некоторые
адреса, преимущественно богатых и щедрых людей, стоили очень дорого,  другие
дешевле, иные просто сообщались, в виде  дружеской  услуги.  Ћ  том,  что  Я
занимал одно из последних мест, Я узнал от  старого,  добродушного  пьЯницы,
который становилсЯ словоохотлив после первого стакана вина.
     - ‚ас недорого можно купить, - сказал он мне с оттенком снисхождениЯ  в
голосе, - ну, франков за пЯть, а под пьЯную руку и вовсе за три.  Њы,  милый
человек, знаем, что у вас самих денег нет. € зачем вы этой сволочи их даете?
- џ ответил ему, пожав плечами, что два франка, которые Я обычно  даю,  менЯ
не разорЯт и что если человек идет просить милостыню, то надо полагать,  что
он это делает не длЯ удовольствиЯ. - Љакое же  удовольствие,  это  верно,  -
сказал он, - а все-таки всем без разбору давать - это не  дело.  Њолоды  вы,
милый человек, вот что. - € он ушел, взЯв у менЯ два франка.
     ЌатыкаЯсь со сна на стены - Я лег, как всегда,  в  седьмом  часу  утра,
теперь же было не больше девЯти, - Я подошел  к  двери,