панировал,  пел  вкрадчивым
баритоном по-испански, черное открытое  платье  ќвелины  медленно  двигалось
между столиками, и  в  неверном  свете  зала  тускло  сверкали  ее  жемчуга.
”альшивомонетчик сидел, подперев голову рукой, с выражением далекой печали в
глазах, и Я подумал: о чем он жалеет? Ћ том,  что  прошли  лучшие  годы  его
жизни и ничто не заменит ему  того  типографского  станка,  с  которого  все
началось и которого давно не существует? Ћ том, что вЯлое существование  так
называемого порЯдочного человека скучно и тЯгостно и никогда больше не будет
этого магического шуршаниЯ новых кредитных  билетов,  которые  были  обЯзаны
своим  возникновением  его  вдохновению,  его  творчеству?   ‘путник   мадам
‘ильвестр, преодолеваЯ смертельную усталость и дурь,  сказал,  обращаЯсь  ко
мне:
     - „жойс...
     Ќо это имЯ мгновенно вызвало у него спазму в горле.  Ћн  взЯл  неверной
рукой бокал шампанского, отпил глоток и повторил:
     - „жойс...
     ‚ ту ночь мне не было суждено узнать, что он думает об авторе "“лисса",
потому что после третьей попытки он  отказалсЯ  от  надежды  высказать  свое
мнение;  его  состоЯние  Явно  не  позволЯло  ему   роскоши   сколько-нибудь
обстоЯтельных комментариев по поводу какого бы то ни было писателЯ. Ћн умолк
и смотрел на менЯ мутным взглЯдом, и Я подумал,  что  такими  рисуют  обычно
глаза рыбы, глЯдЯщей в иллюминатор потонувшего кораблЯ. Ќа  эстраде,  сменив
смуглого мужчину в кожаных штанах, цыганско-румынский оркестр играл  попурри
из русских романсов, и голос одного из музыкантов,  -  Я  не  мог  разобрать
которого, - времЯ  от  времени  выкрикивал  в  такт  музыке  слова,  имевшие
отдаленное фонетическое сходство с русскими; плоское лицо боксера, казалось,
еще расширилось, и раздавленные его уши стали пунцовыми. ‚ полусвете кабаре,
сквозь папиросный дым и цыганскую  музыку,  отражаЯсь  в  изогнутых  стенках
бокалов, смещались,  строго  чередуЯсь  точно  в  возникающих  и  исчезающих
зеркальных коридорах, белый и черный цвет крахмальных рубашек  и  смокингов.
Џотом опЯть, словно  вынесенные  на  вершину  цыганской  музыкальной  волны,
поЯвлЯлись неувЯдающие жемчуга ќвелины. џ сидел,  погруженный  в  весь  этот
дурман, и до менЯ доходил заглушенный голос ЊервилЯ, который  говорил  мадам
‘ильвестр о движении поезда, похожем на путешествие в неизвестность, и о том
трагическом душевном изнеможении, которого он не мог забыть все  эти  долгие
недели и месЯцы, о том, чего, вероЯтно,  не  существует  и  не  существовало
нигде, кроме этого движущегосЯ пространства, - летний  воздух,  стремительно
пролетавший в вагонном окне, далекаЯ звезда в темном  небе,  -  ваши  глаза,
ваше лицо, - сказал он  почти  шепотом,  -  то,  за  что  Я  так  бесконечно
благодарен вам...
     ‘путник мадам ‘ильвестр все  так  же  прЯмо  сидел  на  своем  стуле  в
состоЯнии почти бессознательного героизма, и было видно, что он давно уже не
понимал смысла событий, которые клубились  вокруг  него  в  звуковом  бреду,
значение которого от него ускользало, и нельзЯ было разобрать, где кончалась
скрипичнаЯ цыганскаЯ мелодиЯ  и  где  начиналсЯ  чей-то  голос,  который  то
проступал сквозь нее,  то  снова  скрывалсЯ  за  особенно  долгой  нотой,  в
судорожном вздрагивании смычка на пронзительной струне,  -  Њервиль  находил
даже, что исчезновение мадам ‘ильвестр и этот  воображаемый  адрес  в  Ќицце
теперь, когда он снова видит ее, что все это было чем-то  вроде  счастливого
предзнаменованиЯ, и он это понЯл только сейчас, глЯдЯ в ее лицо... Ѓыл пЯтый
час утра. џ поднЯлсЯ со своего  места,  пожал  руку  ЊервилЯ,  посмотрел  на
замершее лицо спутника мадам  ‘ильвестр,  сказал,  прощаЯсь  с  ним,  что  Я
совершенно согласен с его суждением о  „жойсе,  и  направилсЯ  к  выходу,  у
которого менЯ остановила ќвелина, обнЯв мою шею своей теплой рукой. Ћна была
пьЯна, но Я знал  ее  необыкновенную  сопротивлЯемость  алкоголю.  Ћна  была
пьЯна, и поэтому выражение  ее  неумолимых  глаз  стало  вдруг  мЯгким.  Ћна
сказала:
     - ‘пасибо, что ты пришел, Я  это  очень  оценила.  ’ы  сволочь,  но  ты
знаешь, что Я тебЯ люблю. € если бы Я теперь  не  любила  Љотика...  Џрощай,
приходи.
     …е жемчуга мелькнули передо мной последний раз и исчезли.  џ  вышел  на
улицу. Ѓыла студенаЯ ночь, над моей  головой,  окрашиваЯ  все  в  призрачный
цвет, как сквозь освещенную воду аквариума, горели буквы "Fleur de Nuit". Љо
мне тотчас же подошла очень бедно одетаЯ женщина,  котораЯ  держала  в  руке
маленький букет фиалок:  "Monsieur,  les  violettes..."  {"Њсье,  фиалки..."
(фр.).} џ знал, что этот букет она предлагала всем, кто выходил  из  кабаре.
Ћна была пьЯна, как всегда, и, как всегда, не узнала  менЯ.  "Monsieur,  les
violettes..." Ќекоторые отворачивались, другие давали ей немного  денег,  но
никто, конечно, не брал цветов, и она рассчитывала именно на  это.  …й  было
около пЯтидесЯти лет, ее звали Ђнжелика, и Я  однажды,  несколько  лет  тому
назад, просидел с ней два часа в ночном кафе, и она  рассказывала  мне  свою
жизнь, вернее, то, как она себе ее представлЯла в ту ночь. ќто представление
смещалось в зависимости от степени ее опьЯнениЯ - и тогда  менЯлись  города,
названиЯ стран, даты, событиЯ и имена,  так  что  разобратьсЯ  в  этом  было
чрезвычайно трудно. ’о она была вдовой генерала, то женой морского  офицера,
то дочерью московского купца, то невестой какого-то министра, то  артисткой,
и если бы было можно соединить все, что она говорила о  себе,  то  ее  жизнь
отличалась бы таким  богатством  и  разнообразием,  которых  хватило  бы  на
несколько человеческих существований. Ќо  так  или  иначе,  результат  всего
этого был один и тот же, и этого не могло изменить  ничье  воображение:  она
была бедна, больна и пьЯна, и в том, что ожидало ее в недалеком будущем,  не
было ничего, кроме безнадежности и перспективы смерти  на  улице,  в  зимнюю
ночь, перед затворенной дверью кабаре, за которой пили шампанское и  слушали
музыку. џ дал Ђнжелике несколько франков и пошел дальше, Ѓыло пустынно, тихо
и холодно. џ поднЯл воротник пальто - и вдруг передо мной  возникли:  теплаЯ
ночь  на  ђивьере,  стеклЯнный  ресторан  над  морем  и   тот   удивительный
импровизатор, игра которого теперь в  моем  воображении  была  чем-то  вроде
музыкального вступлениЯ к тому, что сейчас происходило, что было  предрешено
и что уже существовало, быть может, в недалеком будущем, которое ожидало нас
всех  в  этом  случайном  соединении:  Ђнжелику,  ЊервилЯ,   ЂндреЯ,   мадам
‘ильвестр, Љотика, ќвелину и менЯ - в том, чего мы не знали и что, вероЯтно,
не могло произойти иначе, чем ему было кем-то суждено произойти.

     џ провел целую неделю один, почти не выходЯ из дома. Ѓез того, чтобы  в
этом была какаЯ-либо необходимость,  Я  часами,  сидЯ  в  кресле,  вспоминал
событиЯ,  которые  некогда  происходили  и  которых  Я  был  свидетелем  или
участником и соединение которых мне казалось  вначале  обусловленным  только
случайностью и ничем другим. Ќо потом Я заметил, что  все  эти  воспоминаниЯ
были сосредоточены вокруг нескольких главных  идей,  нескольких  соображений
общего порЯдка. џ вспомнил, в частности, все, что  было  свЯзано  с  †оржем,
братом ЂндреЯ, - Я как-то не думал об этом  после  его  смерти.  ’еперь  мне
казалась удивительной эта непонЯтнаЯ и невольнаЯ забывчивость. ‚ те  далекие
времена, когда †орж жил в Џариже и мы все часто встречались с  ним,  он  был
молчаливым молодым человеком, плохо понимавшим юмор, так что иногда из -  за
этого его общество становилось стеснительным. ’о, что его резко отличало  от
других, это была его необыкновеннаЯ, непобедимаЯ скупость. џ один раз  видел
слезы на его глазах, это было в тот день, когда он получил письмо из Џериге,
в котором его отец ему писал, что сгорел сарай, где хранились запасы  зерна.
…сли мы бывали в кафе, он  никогда  ни  за  кого  не  платил  и  никогда  не
протестовал против того, что за него платили другие. Ћн торговалсЯ  всюду  и
всегда, особенно с уличными  женщинами,  к  которым  его  всегда  тЯнуло,  и
получалось впечатление, что всЯ его жизнь проходила в судорожном  напрЯжении
- не истратить лишнего франка. џ  находил  в  этом  нечто  вроде  проЯвлениЯ
морального идиотизма. Њервиль, который был готов платить всегда, всюду и  за
всех, его презирал, Ђндрей его ненавидел уже тогда. Ќо в те времена †орж был
действительно очень беден, его отец посылал ему  на  жизнь  какие-то  гроши,
хотЯ ценил, как это позже  выЯснилось,  его  склонность  к  экономии  и  все
состоЯние оставил именно ему, обойдЯ в своем завещании ЂндреЯ.
     € если бы все ограничивалось этим, если бы в душевном облике  †оржа  не
было ничего другого, это было бы чрезвычайно просто. Ќо это было не  так.  “
этого убогого и свирепо скучного человека был несомненный поэтический дар, и
больше всего остального он любил поэзию, в которой  разбиралсЯ  безошибочно.
…го слух в  этом  смысле  был  непогрешим,  и,  недостаточно  в  общем  знаЯ
английский Язык, он пожимал плечами, слушаЯ восторженные комментарии ЊервилЯ
о стихах Љитса, которого он понимал лучше, чем Њервиль,  знавший  английский
Язык в совершенстве. †орж, как никто из нас,  чувствовал  движение  гласных,
перемещение ударений и все оттенки смысла в каждом стихотворении. ’о, что он
писал сам, мне всегда казалось замечательным. џ  помнил  его  темные  глаза,
которые вдруг становились восторженными, и те строфы, которые он  нам  читал
своим глуховатым голосом. Ќикто из тех, кто его слышал, не мог этого забыть.
Њервиль мне сказал однажды:
     - Џодумать только, что у этого животного такой необыкновенный дар!  Љак
ты это объЯснЯешь?
     џ объЯснениЯ этому не находил, как  его  не  находил  никто  другой.  €
странным образом его лирическое богатство, его  воображение,  железный  ритм
его поэзии и те душевные движениЯ, которые были  заключены  в  ней  с  такой
чудесной гармоничностью, - все это переставало существовать, как  только  он
кончил свое чтение, и  тот  же  †орж,  скупой  и  мрачный,  который  вызывал
пренебрежение или враждебность, вновь  возникал  перед  нами.  џ  много  раз
пыталсЯ узнать от него, как он пишет и как у  него  это  получаетсЯ,  но  он
неизменно уклонЯлсЯ от разговоров на эту тему.
     - ’ы этого не поймешь, - сказал он мне наконец,  -  потому  что  ты  не
родилсЯ поэтом. - Ђ ты? - џ - да. - Ќо поэзиЯ в твоей жизни занимает  меньше
места, чем, например, соображениЯ о дороговизне, - сказал Я с  раздражением.
Ћн молча на менЯ посмотрел и ничего не ответил.
     Џозже, когда †орж уехал из Џарижа и поселилсЯ  в  Џериге,  -  это  было
после смерти его отца, - мы очень редко говорили о нем. ‚оспоминание о †орже
вызывало у нас чувство  тЯгостной  неловкости,  точно  мы  были  в  какой-то
степени ответе теины за его недостатки. џ спросил как-то ЊервилЯ:
     - ’ы думаешь, что его поэзиЯ может быть результатом слепого таланта, не
свЯзанного ни с чем другим?
     - —то ты хочешь сказать?
     -  —то  возникновению  поэзии  -  теоретически  по   крайней   мере   -
предшествует какаЯ-то лирическаЯ стихиЯ, движение чувств, какое-то, в  конце
концов, душевное богатство. Ќикаких следов этого у †оржа нет.
     - Ќе знаю, - сказал Њервиль. - Ќо это все-таки  недаром.  џ  не  берусь
судить о  том,  что  важнее  длЯ  его  окончательной  характеристики  -  его
идиотскаЯ скупость или то, что он настоЯщий поэт. ‚иктор ѓюго тоже был скуп.
     - „а, но не в такой клинической степени.
     - ќто уже оттенок.
     ’еперь все это было неважно, потому что †орж перестал  существовать.  -
’еперь вы владелец крупного состоЯниЯ,  -  сказал  нотариус  Ђндрею.  €  тот
автомобиль, в котором †орж ездил по дорогам южной ”ранции, стоЯл у  подъезда
парижской квартиры его брата.  ‚о  всЯком  случае,  так  было  до  недавнего
времени, потому что после той ночи открытиЯ кабаре ќвелины Ђндрей  исчез.  џ
звонил ему по телефону несколько раз, но  на  звонок  никто  не  отвечал.  џ
поехал тогда к Њервилю и застал его в том восторженном состоЯнии, в  котором
мне неоднократно приходилось его видеть раньше и значение которого Я  хорошо
знал. Ћн отвечал невпопад на мои вопросы и смотрел  перед  собой  ничего  не
видЯщими глазами. Ћб Ђндрее он ничего не знал.
     - —то вообще у тебЯ? - спросил Я. Ћн посмотрел на менЯ так,  как  будто
только что пришел в себЯ. Џотом он сказал:
     - Ќет, мой дорогой, ты этого не поймешь.
     - ќвелина! - сказал Я.  -  ќвелина  мне  сказала  то  же  самое,  когда
говорила о Љотике и метампсихозе. Ќеужели это  так  неизбежно  -  впадать  в
такую умственную несостоЯтельность при известных и в конце концов  не  таких
уж исключительных обстоЯтельствах? „ве недели тому назад все,  что  окружало
тебЯ, было бессмысленно, лишено оправданиЯ и бесконечно печально. ’аким  был
мир, в котором ты жил и в котором ты поселил рЯдом с собой все человечество.
€ вот теперь ты находишьсЯ в лирическом оцепенении и ты забыл  все,  что  ты
знал раньше?
     ѓлЯдЯ мимо менЯ, он сказал:
     - “ нее удивительный, незабываемый  голос.  ђасставшись  с  Њервилем  и
думаЯ о состоЯнии, в котором он находилсЯ, Я вспомнил, что в последнее времЯ
его романы приобрели несколько сумрачный оттенок, придававший  им  особенную
остроту, которую он со свойственным ему романтическим преувеличением  назвал
трагическим восторгом - тогда, когда рассказывал мне о своей первой  встрече
с мадам ‘ильвестр.  ЏамЯть  его  должна  была  бы  подсказать  ему,  что,  в
сущности, каждаЯ его любовь  была  последней.  Ќо  он  об  этом  забывал.  €
все-таки, по мере того как проходило  времЯ,  эта  мысль  -  "моЯ  последнЯЯ
любовь", "последнее чувство, на которое Я способен", - все больше  и  больше
приближалась к истине и,  может  быть,  теперь  действительно  наступил  тот
период его жизни, когда ему было суждено пережить  в  самом  деле  последнее
увлечение.

     Ќас было пЯтеро  в  нашем  странном,  но  неразрывном  союзе:  ќвелина,
Њервиль, Ђндрей, Ђртур и Я. Ђртура Я давно не видел. € вот  через  несколько
дней после того, как Я был у ЊервилЯ, он ЯвилсЯ ко мне.
     †изнь его сложилась очень своеобразно,  и  это  не  могло  быть  иначе:
достаточно было посмотреть на его розовое, как у девушки, лицо,  его  пухлые
белые маленькие руки, на всю его фигуру, покачивающуюсЯ, когда  он  шел,  не
без некоторой грации, в которой, однако, не было ничего  мужского,  -  чтобы
понЯть, почему это не могло  быть  по-другому.  Ќо  в  нем  не  было  ничего
отталкивающего. Ћн был неглупый, культурный и  талантливый  человек,  и  его
губили две страсти, каждой из которых было бы достаточно, чтобы  исковеркать
любую человеческую жизнь: его многочисленные романы и непобедимое  тЯготение
к  азартным  играм.  ‘уществование  его  проходило   так   же   бурно,   как
беспорЯдочно. €ногда  он  жил  в  прекрасном  доме  возле  Ѓулонского  леса,
проводил свои досуги  в  чтении  Љокто  и  ‚алери  и  ездил  в  декоративном
автомобиле кремового цвета, иногда возвращалсЯ в свою  скромную  квартиру  и
обедал не каждый день, иногда он приходил с озабоченным выражением лица, так
как ему было нужно, по очень важным причинам, чтобы  никто  не  знал  о  его
местопребывании. ‚ числе тех, с кем его свЯзывали  близкие  отношениЯ,  были
самые разные люди. Њервиль рассказывал мне со слезами на  глазах  от  смеха,
которого он не мог  сдержать,  что  однажды  он  вошел  в  меховой  магазин,
недалеко от Ѓольших бульваров, и увидел Ђртура, который стоЯл за  прилавком.
- Љак ты сюда попал? - спросил Њервиль. Ђртур оглЯнулсЯ по сторонам, хотЯ  в
магазине никого не  было,  кроме  ЊервилЯ,  и  сказал,  понизив  голос,  что
владелец этого магазина, немолодой, но очень милый человек... € в это  времЯ
туда действительно ЯвилсЯ толстый пожилой еврей. - …го  лицо  ты  знаешь,  -
сказал Њервиль, -  это  было  нечто  среднее  между  библейским  пророком  и
современным ростовщиком. —ерез некоторое  времЯ  после  этого  меха  так  же
исчезли из жизни  Ђртура,  как  перед  этим  автомобиль  кремового  цвета  и
квартира  возле  Ѓулонского  леса.  ‚место  этого  возникли  матовые  стекла
огромных электрических шаров в кафе, возле одного из парижских вокзалов, где
Ђртур проводил свое времЯ потому, что меховщика  заменил  один  из  гарсонов
этого кафе,  широкоплечий  мужчина  с  мрачным  выражением.  Џосле  мехового
магазина  и  кафе  Ђртур  с  облегчением  вернулсЯ,  как   он   говорил,   в
артистический мир, где он мог снова занЯтьсЯ  комментариЯми  поэзии  ЉлоделЯ
или пространными рассуждениЯми о "Љоридоне"  ЂндреЯ  †ида  -  ни  в  меховом
магазине, ни в кафе возле вокзала его собеседники не имели понЯтиЯ  об  этой
замечательной книге, котораЯ... Ћн даже  полагал,  что  между  метампсихозом
Љотика и тем, что он, вслед за †идом, называл уранизмом, было нечто общее, -
Я с удивлением на него посмотрел, -  в  том  смысле,  что  и  метампсихоз  и
уранизм показывали нам, каждый со своей стороны, один из аспектов вечности.
     “ Ђртура была небольшаЯ квартира, обставленнаЯ очень,  по  его  словам,
ценной мебелью, в подборе которой, однако, отсутствовало известное  единство
стилЯ, - как Я ему это заметил. - ђазные люди, разные вкусы, -  ответил  он.
Ќо по мере того, как проходило времЯ, его квартира пустела  и  под  конец  у
него остались -  один  диван,  очень  широкий,  очень  низкий  и  совершенно
продавленный, маленький столик и прекраснаЯ копиЯ рембрандтовского  воина  в
каске. €счезновение мебели Ђртур объЯснЯл тем, что те, кто  ему  ее  дарили,
постепенно ее забирали. Њожет быть, это соответствовало действительности, но
могло быть и так, что Ђртур ее проиграл - потому, что все деньги, которые  у
него бывали, он неизменно проигрывал в карты или на скачках. ‚ этом  он  был
совершенно неудержим, и никакие соображениЯ не могли его остановить. Ћн знал
каких-то сомнительных арабов, которые покупали у него  поношенные  вещи;  от
араба он шел к букмекеру, и деньги  держались  в  его  руках  ровно  столько
времени, сколько ему было нужно,  чтобы  пройти  это  расстоЯние  от  одного
жулика до другого. Ђртура можно было одеть  у  лучшего  портного,  дать  ему
денег и открыть текущий счет в банке - и через две недели от всего этого  не
осталось бы ничего.
     Ћн отличалсЯ еще одной особенностью, за которую Њервиль, например,  был
готов простить ему все: у него всегда была собака, чаще всего  небольшаЯ,  о
которой он трогательно заботилсЯ, - и в его несчастной, судорожной жизни эта
забота была, кажетсЯ, единственным неизменным занЯтием. ‚ течение  последних
двух лет у  него  был  ’ом,  желтаЯ  такса  с  необыкновенно  выразительными
глазами. ЊенЯлись люди, места и обстоЯтельства, но ’ом всегда был ‘  Ђртуром
и так же знал нас всех, как его хозЯин.
     - ‚от мы пришли. ’ом и Я, - сказал Ђртур. - џ к тебе по  делу.  ќвелина
мне говорила... - ќвелина, оказываетсЯ, рассказала ему о  романе  ЊервилЯ  с
м-м ‘ильвестр и показала ему ее фотографию.
     - Џостой, ты что-то путаешь, - сказал Я. -  Ћткуда  у  нее  может  быть
фотографиЯ м-м ‘ильвестр?
     - ѓрупповой снимок в ночь открытиЯ кабаре.
     - „а. € что же?
     - џ пришел тебе сказать, что ЊервилЯ надо предупредить.
     - ‚ каком смысле?
     - Ќадо, чтобы он с ней рассталсЯ.
     - ’ы знаешь, что к так называемым приключениЯм Њервиль не склонен,  так
что каждый раз это носит более или менее серьезный характер.
     - ’ем более необходимо его предупредить, пока не поздно.
     - —то ты рассказываешь? Џочему?
     - ’ы понимаешь,  -  сказал  Ђртур,  -  то,  что  Я  тебе  скажу,  может
показатьсЯ неубедительным, Я в этом прекрасно отдаю себе отчет. Њне кажетсЯ,
что Я уже где-то видел это лицо, и это воспоминание свЯзано с  преступлением
или опасностью. џ не помню, где и когда, может быть, даже  моЯ  памЯть  менЯ
обманывает. Ќо когда Я увидел фотографию, которую мне показала ќвелина,  это
произвело на менЯ  такое  впечатление,  что  Я  решил  -  надо  предупредить
ЊервилЯ, ему грозит опасность.
     - Њилый мой Ђртур, - сказал  Я,  -  ты  знаешь,  что  напугать  ЊервилЯ
трудно, это тебе не Ђндрей. Љроме того, согласись, что твои доводы не  могут
на  него  подействовать  -  и  ты  сам  мне   сказал,   что   понимаешь   их
неубедительность.
     - Ђ какое впечатление она на тебЯ произвела?
     -  …сли  ты  хочешь  знать  правду,  скорее  отрицательное,  не   знаю,
собственно, почему.
     - Њожет быть, в конце концов, Я преувеличиваю, - сказал Ђртур. -  Ќо  у
менЯ на душе неспокойно.

     џ  никогда  не  отличалсЯ  способностью   предчувствовать   наступление
какой-либо катастрофы. џ знал очень хорошо, что тоска, которую Я  так  часто
испытывал,  ставшаЯ  длЯ  менЯ   почти   естественным   состоЯнием,   всегда
объЯснЯлась отвлеченными причинами и не была свЯзана с  внешними  событиЯми.
Ќо с недавнего времени, - после моего возвращениЯ в Џариж, - Я стал  ощущать
непонЯтное томление, от которого не мог отделатьсЯ и длЯ которого  не  было,
казалось бы, никаких причин. џ просыпалсЯ и засыпал  со  смешанным  чувством
сожалениЯ и  тревоги.  €  то,  что  окружало  менЯ,  постепенно  приобретало
вздорный характер  предостережениЯ  или  напоминаниЯ.  „аже  мои  нервы,  на
которые Я до сих пор никогда не мог пожаловатьсЯ,  стали  сдавать:  Я  начал
вздрагивать от неожиданного звука хлопнувшей двери, стал  прислушиватьсЯ  ко
всЯкому шуму, на который Я раньше не обратил бы никакого вниманиЯ. €ногда  Я
просыпалсЯ ночью и мне вдруг начинало казатьсЯ, что из  глубины  комнаты  по
направлению ко мне приближаетсЯ безмолвный человеческий силуэт, и  абсурднаЯ
убедительность этого движениЯ была так сильна, что Я зажигал лампу над  моим
изголовьем и тотчас тушил ее с  чувством  неловкости  и  стыда  за  себЯ.  џ
неоднократно перебирал в памЯти  все  событиЯ,  происходившие  за  последнее
времЯ, все, что случилось со мной или с окружающими, - и никогда не  находил
в этом ничего, что могло бы объЯснить то тЯгостное состоЯние,  в  котором  Я
находилсЯ, ту непонЯтную и беспредметную тревогу,  которую  Я  испытывал.  џ
думал об этом после ухода  Ђртура.  Њне  почему-то  не  нравилсЯ,  -  Я  бы,
впрочем, никогда не решилсЯ признатьсЯ в этом Њервилю, - неподвижный  взглЯд
м-м ‘ильвестр. Ќо никакого страха она мне не внушала, и то,  что  говорил  о
ней Ђртур, могло объЯснЯтьсЯ только его повышенной - в некоторых  случаЯх  -
чувствительностью.
     џ редко видел ЊервилЯ в течение этой зимы. џ обедал с ним два  или  три
раза, он всегда при этом  торопилсЯ.  -  ’очно  тебе  остаетсЯ  жить  только
сегоднЯ, - сказал Я ему однажды. Ћн только раз вскользь сказал мне:
     - џ знаю, ты думаешь, как всегда, что это моЯ очереднаЯ иллюзиЯ. “верЯю
тебЯ, что на этот раз ты ошибаешьсЯ.
     ‚ холодный мартовский день Я получил открытку от ЂндреЯ, который  писал
мне из ‘ицилии. ‚ нескольких словах он объЯснЯл свой отъезд из  Џарижа  тем,
что его нервнаЯ система  была  в  очень  плохом  состоЯнии  и  что  ему  был
необходим длительный отдых на юге.
     "’ы знаешь, что в  прежние  времена  Я  не  мог  позволить  себе  таких
путешествий. Ќо теперь, когда эта возможность есть, зачем  Я  стал  бы  себЯ
лишать этого южного неба,  этой  сицилийской  сладости  бытиЯ?"  ЏрочтЯ  эти
строчки, Я пожал плечами: еще несколько месЯцев тому назад кто бы  мог  себе
представить ЂндреЯ, который бы говорил о южном небе и сладости бытиЯ?
     џ нашел его открытку, вернувшись из города.  Ѓыло  около  девЯти  часов
вечера, Я сидел за письменным столом и держал ее  в  руках,  когда  раздалсЯ
звонок. џ отворил дверь с некоторым удивлением, - в тот  день  Я  никого  не
ждал, - и увидел ЊервилЯ. Ћн был нагружен свертками, - как это бывало всЯкий
раз, когда он без предупреждениЯ приходил ко мне ужинать. џ  внимательно  на
него  посмотрел;  в  выражении  его  лица  Я   впервые   увидел   счастливое
спокойствие, которое до сих пор было ему совершенно  чуждо.  Ћн  бывал  либо
мрачен, либо  находилсЯ  в  состоЯнии  судорожного  восторга,  -  как  герой
„остоевского, - сказала о нем ќвелина.
     - “ менЯ сегоднЯ свободный вечер, - сказал он, - и Я вспомнил о тебе. џ
принес с собой ужин.
     - ђад тебЯ видеть, - сказал  Я,  -  как  ты  поживаешь?  ’ы  совершенно
пропал.
     - …сли бы ты был на моем месте, с тобой было бы то же самое.
     - џ этого не отрицаю. ’олько врЯд ли Я мог бы оказатьсЯ на твоем месте,
ты знаешь, что в этом мире наши места распределены раз навсегда.
     - џ тоже так думал до последнего времени, - сказал он.  -  ’еперь  Я  в
этом не уверен. Ќо давай ужинать, Я голоден как собака.
     Ћн начал говорить, когда мы пили кофе. џ ждал этого все  времЯ,  Я  был
убежден, что он ко мне пришел длЯ этого разговора, - Я  слишком  хорошо  его
знал, чтобы предположить, что его  приход  ко  мне  носил  только  случайный
характер.
     - ’ы помнишь, - сказал он, - когда мы были студентами и когда Я был так
влюблен в  Ќелли,  мы  были  ночью  в  верхнем  зале  какого-то  кабачка  на
Њонпарнасе втроем: она, ты и Я - потому что она не  хотела  идти  вдвоем  со
мной и Я пригласил тебЯ. ’ы помнишь это?
     - „а, да, - сказал Я. € Я  вспомнил  летнюю  ночь,  темные  деревьЯ  на
бульварах,  мутноватые  стекла  окон  в  этом  верхнем  зале,  шум  голосов,
доносившихсЯ снизу, печальную физиономию гарсона, Ќелли, ее белокурые волосы
и огромные черные глаза с насмешливым выражением, - она потом вышла замуж за
архитектора и уехала с ним в Љанаду. - „а, помню.
     - џ заказал шампанского, и ты произнес очень короткий тост. Џрисутствие
Ќелли действовало на менЯ сильнее, чем любое шампанское,  конечно,  Я  отдаю
себе отчет в том, что это было совершенно очевидно и  тебе,  вероЯтно,  было
жалко менЯ. ‚о всЯком случае ты сказал:
     - џ пью за исполнение наших желаний.
     - ’ут менЯ  трудно  было  бы  обвинить  в  намерении  сказать  что-либо
оригинальное.
     - џ не об этом. Ќо Я недавно вспомнил этот тост и  подумал,  что  этого
исполнениЯ желаний у менЯ никогда  не  было  в  жизни-до  самого  последнего
времени.
     - ‚ероЯтно, тебе так казалось всЯкий  раз-до  того  момента,  когда  ты
начинал переживать очередной период иллюзорного счастьЯ.
     - Ќет, все-таки Я всегда знал, что это не то.
     - ‡ато теперь у тебЯ нет никаких сомнений?
     - Ќе может быть, - сказал он, - нет, это, конечно, невозможно, чтобы ты
никогда не представлЯл себе в воображении, когда ты не стеснен ни  временем,
ни обстоЯтельствами,  ни  соображениЯми  правдоподобности,  -  чтобы  ты  не
представлЯл себе какой-то идеальный роман с идеальной женщиной.  ќто  делали
мы все, Я думаю.
     - ‚ероЯтно. € ты, в частности, больше, чем другие.
     -  Њожет  быть.  €  вот  сейчас,  если  бы  Я  обладал  самым   могучим
воображением в мире, то, что происходит, не могло бы  быть  прекраснее,  чем
оно есть. ’ы знаешь, что всЯкаЯ попытка описать это обречена на  неудачу.  џ
не буду этого делать. џ только скажу тебе, что Я никогда не предполагал, что
может существовать такаЯ мЯгкость, такое доверие к тебе и такое  очарование,
объЯснение которого ты тщетно старалсЯ бы найти. џ закрываю глаза и вижу  ее
движениЯ, слышу ее  голос,  которого  нельзЯ  забыть,  и  мне  кажетсЯ,  что
возможность приближениЯ к ней есть такое незаслуженное счастье, на которое Я
никогда не был бы вправе рассчитывать. € это счастье рЯдом со мной.
     Ћн подошел ко мне и сжал мое плечо.
     - ’ы помнишь, - сказал он, - ты помнишь, как в нашей юности  мы  читали
стихи? ’ы помнишь, как писал †орж? ’ы думаешь,  что  оттого,  что  мы  стали
старше, поэзиЯ потерЯла свою свежесть и силу? џ тебе  могу  сказать,  что  Я
никогда не чувствовал ее, как теперь, после стольких  душевных  катастроф  и
такой  усталости,  котораЯ  мне  казалась  непоправимой.  “   менЯ   не   то
представление о мире, какое было тогда. Ќо оттого, что Я знаю,  что  все,  в
сущности, бесконечно печально, - ты мне это так упорно доказывал на  юге,  -
от этого ощущение счастьЯ еще сильнее. ’ы помнишь?

     Si le ciel et la mer sont noirs comme de 1'encre,
     Nos cceurs que tu connais sont rcmplis dc rayons!
     {Џусть мраком пронизаны небо и море, ’ы знаешь,  что  светом  наполнены
наши сердца! (фр.).}

     Ћн стоЯл рЯдом с моим креслом. Џотом он наклонилсЯ ко мне и сказал:
     - € если бы завтра, ты понимаешь, завтра Я должен  был  бы  умереть,  Я
знаю, что Я недаром прожил жизнь, что это стоило делать.
     Ћн выжидательно смотрел на менЯ. џ  ощущал  тЯгостную  неловкость,  мне
было Ясно, что если бы Я стал говорить ему обо всем, что Я думал в последнее
времЯ, это было бы совершенно неуместно - и он просто не понЯл бы  этого.  џ
сказал:
     - Њилый друг, Я искренне за тебЯ рад. —то Я могу еще  тебе  сказать?  џ
мог бы тебе напомнить начало строфы,  которой  ты  цитируешь  только  вторую
половину.  џ  мог  бы  тебе  изложить  всЯкие  соображениЯ   логического   и
материального порЯдка. Љакой это имело бы смысл? Ќо менЯ интересуют - просто
по-дружески - некоторые вещи. Љак и где до сих пор жила м-м  ‘ильвестр,  что
она собой представлЯет вне ее, так сказать, лирического облика, каковы  твои
планы на будущее?
     Ћн ответил, что она рассказала ему свою жизнь, что она вдова, что родом
она из Ќиццы и что с той ночи, когда она встретила его в поезде, она  ни  на
минуту не переставала думать о нем, но дала ему несуществующий адрес потому,
что боЯлась своего собственного чувства. Ќасколько Я понЯл, в том,  что  она
говорила Њервилю, были значительные пробелы,  но  ему,  конечно,  она  могла
рассказать все, что угодно.  “  менЯ  создалось  впечатление,  что  она  все
переходила, каждый раз, когда это ей представлЯлось  нужным,  к  монологу  о
своих чувствах, что ее ни к чему не обЯзывало и избавлЯло  от  необходимости
давать сведениЯ фактического порЯдка.
     - € когда Я встречаю взглЯд ее глаз, - сказал Њервиль, прерываЯ себЯ, -
мне  кажетсЯ,  что  до  менЯ  доходЯт  далекие  звуки  роЯлЯ,  лирические  и
прозрачные, такие, которых Я, конечно, никогда не слышал в действительности.
     џ пристально посмотрел на него, - Я искренно любил этого человека, -  и
сказал:
     - ’ы слышал эту музыку в стеклЯнном ресторане над морем прошлым  летом.
ќто были те же самые звуки, и тогда тебе казалось,  что  они  оттенЯют  твою
душевную пустоту. ќтого импровизатора зовут Ѓорис ‚ернер, и  ты  слышал  его
последний раз в ту ночь, на  открытии  кабаре  ќвелины,  когда  ты  встретил
вторично м-м ‘ильвестр.
     Њне казалось, что Њервиль глух сейчас ко всему,  что  не  касаетсЯ  его
собственных чувств, и что никакие другие соображениЯ не могут его  занимать.
Ќо это было не совсем так, потому что он сказал:
     - ’ы смотришь на менЯ, и тебе, может быть, почти что жаль менЯ - за мое
ослепление и мое иллюзорное, как ты говоришь, счастье. џ думаю все-таки, что
прав Я, а не ты. ‚спомни, что ты не всегда был таким.
     - Њир менЯетсЯ, мой дорогой, и мы менЯемсЯ вместе с ним.
     - „а, и если бы это было иначе, то не стоило бы жить. џ сейчас  уйду  и
пожелаю тебе спокойной ночи.
     Ћн вышел в переднюю и вернулсЯ уже в пальто и в шлЯпе. џ сидел в кресле
и смотрел перед собой на тот угол комнаты,  где  несколько  лет  тому  назад
висел портрет, который Я снЯл. Њервиль подошел ко мне и пожал мне руку.
     - ‘покойной ночи, - сказал он. - € когда Я  выйду  и  закрою  за  собой
дверь и ты останешьсЯ один, вспомни ‘абину.
     € он ушел. џ просидел несколько минут в кресле,  не  думаЯ  ни  о  чем.
Џотом Я поднЯлсЯ и сделал несколько шагов по  комнате.  Њне  не  нужно  было
напоминаниЯ ЊервилЯ, чтобы думать о ‘абине. џ никогда о ней  не  забывал.  џ
видел перед собой ее ледЯные глаза, ее тонкие брови, ее  губы.  “  нее  были
мЯгкие и сильные пальцы и тЯжелаЯ, стремительнаЯ походка.  џ  вспомнил,  как
однажды Я ждал ее ночью зимой  на  пустынной  набережной  ‘ены  -  она  была
приглашена к каким-то знакомым, которых  Я  не  знал,  и  сказала  мне,  что
рассчитывает уйти оттуда около часу. џ долго ждал ее, поднЯв воротник пальто
и стоЯ за углом,  так  как  она  не  хотела,  чтобы  кто-либо  знал  о  моем
присутствии. Ѓыло уже без четверти три, когда Я услышал ее звонкие и тЯжелые
шаги. Ћна поравнЯлась со мной, Я сразу забыл о том, что прождал ее на морозе
три часа, и сказал:
     - ’вою походку нельзЯ не узнать. …сли бы Я слышал ее в первый  раз,  не
имеЯ представлениЯ о том, кто идет, Я бы сказал, что это шаги командора.
     - ’ы был бы, в конце концов, не так далек от истины, как ты думаешь?  -
ответила она. - ‚ том смысле, скажем, что, может быть, было бы  лучше,  если
бы ты менЯ не знал.
     Ћна всегда говорила именно такие вещи. ‚ те  дни  Я  встречалсЯ  с  ней
перед этим целый год и мои отношениЯ с ней  были  такими  же,  как  в  самом
начале нашего знакомства, в те дни, когда Я почувствовал, что в них  наконец
наступает перелом, на который Я почти перестал надеЯтьсЯ, в последние минуты
перед тем, как произошло то, что не могло  не  произойти,  она  сказала  мне
вдруг, впервые перейдЯ на "ты", - и когда Я услышал это, у менЯ потемнело  в
глазах:
     - Њожет быть, лучше, чтобы этого не было? Џотом тебе будет тЯжелее.
     ‚ этом, конечно, она была права: если бы  Я  не  знал,  что  значит  ее
близость, Я, может быть, мог бы забыть о ней.  Ќо  она  всегда  и  во  всем,
сознательно или случайно, действовала так, как будто  то,  что  происходило,
было, в сущности, преодолением невозможности.
     џ знал, что, когда она мне  назначала  свидание  поздним  вечером,  это
ровно ничего не значило.  Ћна  встречала  менЯ,  одетаЯ  в  черное  закрытое
платье, и говорила:
     - Њой дорогой, Я хотела тебе позвонить в последнюю  минуту  и  сказать,
чтобы ты не приходил. “ менЯ весь вечер болит голова, и Я  мечтаю  только  о
том, чтобы лечь в постель и заснуть. ’ы менЯ извинишь? џ знаю, ты ждал  этот
вечер десЯть дней, но что же делать, мой милый, обстоЯтельства против тебЯ.
     Ќо когда она наконец  давала  волю  своим  чувствам,  ее  эмоциональное
богатство казалось неисчерпаемым, она  очень  хорошо  это  знала  и  сказала
однажды, лежа рЯдом со мной:
     - €нтересно знать, длЯ кого Я тебЯ всему этому учу?
     Ќо эта наука мне  стоила  дорого.  џ  мало  спал,  плохо  питалсЯ,  мне
приходилось слишком много работать, наверстываЯ то времЯ, которое Я проводил
с ней в ожидании того, что вдруг окажетсЯ, что у нее не  болит  голова,  или
что она не занЯта в этот вечер, и что она никого не ждет, - кроме менЯ, -  и
она говорила:
     -  Ќа  сколько  времени  у  тебЯ  хватит  сил  длЯ  такой   жизни?   ’ы
действительно какой-то двужильный.
     Ќо Њервиль был прав. ‚ этот период моей жизни  Я  тоже  не  представлЯл
себе существованиЯ без мысли о ‘абине, и это тоже был,  конечно,  лирический
мир, где слова  некоторых  стихотворений  приобретали  магическое  значение,
понЯтное только ей и мне и еще, может быть, тому умершему поэту,  который  в
случайном вдохновении сказал именно то, что должны были  бы  сказать  мы.  џ
никогда, ни до, ни после этого, не  испытывал  чувств  такой  разрушительной
силы - и Я запомнил на всю жизнь, например, ту ночь в далеком кабаре  где-то
возле Ѓольших бульваров, когда Я  танцевал  с  ней  под  томительную  музыку
цыганского оркестра и вдруг  увидел,  как  таЯли  ее  ледЯные  глаза  и  как
шевелились ее губы, произносЯ слова, которых она никогда не говорила  вслух,
но значениЯ которых Я не мог не знать.  Ќо  она  создавала  искусственное  и
неизменное  представление,   вне   которого   ничего   не   могло   быть   и
повелительность которого не допускала никаких  возражений,  представление  о
том, что все происходЯщее-результат необыкновенной и счастливой  случайности
и что это, конечно, не может быть длительным, как путешествие в поезде,  как
полет в аэроплане. € в том, что происходит  сейчас,  уже  есть  тень  конца,
неизбежного и неотвратимого. € оттого, что эта тень неудержимо  приближаетсЯ
к нам, все приобретает печальный и неповторимый оттенок,  которого  не  было
бы, если бы мы этого не знали. €ногда, сделав необыкновенное  усилие,  чтобы
избавитьсЯ от мысли об этой властной и, быть может, в конце  концов,  мнимой
неотвратимости, Я задавал себе вопрос: почему, в  сущности,  это  непременно
должно быть именно так? џ сказал ей однажды об этом. Ћна посмотрела на  менЯ
пристально и спросила:
     - ’ы хотел бы оказатьсЯ на месте моего будущего мужа?
     - ђазве это так невероЯтно? Џочему? € тогда, первый и последний раз  за
все времЯ, она сказала мне то, что было длЯ нее совершенно нехарактерно:
     - Џотому, что Я тебЯ люблю и думаю, что ты  заслуживаешь  лучшего-того,
что есть сейчас и чего он никогда не будет знать.
     Ћна поднЯлась со стула - мы сидели в кафе, была летнЯЯ  ночь,  на  небе
светили звезды, - сжала мою  руку  своими  сильными  и  теплыми  пальцами  и
сказала:
     - ’еперь проводи менЯ домой. Џотом ты мне постелешь кровать,  разденешь
менЯ, отнесешь менЯ в  ванную,  потом  принесешь  обратно  и  пожелаешь  мне
спокойной ночи. •орошо?
     Ћна имела жестокость, почти непонЯтную и ненужную,  как  мне  казалось,
настоЯть на том, чтобы Я присутствовал на ее  свадьбе.  ќто  была,  как  она
сказала, ее последнЯЯ просьба. ЌесмотрЯ на то что  это  мне  казалось  самым
тЯгостным испытанием, какое могло выпасть на мою долю, Я тогда еще был лишен
душевной возможности отказать ей в чем бы то ни было. џ пришел в мэрию,  где
это должно было происходить, - и туда же ЯвилсЯ Њервиль; Я знал, что он  был
верным другом и что Я мог рассчитывать  на  него  во  всех  обстоЯтельствах.
Љогда мы с ним вышли на улицу после того, как кончилась церемониЯ, Я спросил
его, не удержавшись:
     - ’ы пришел сюда как на мои похороны?
     - Ћна вышла замуж за фабриканта мебели, - сказал он, не отвечаЯ на  мой
вопрос. - Ћткровенно говорЯ, Я полагаю, что ты этого все-таки  не  заслужил.
ќто похоже на финал какой-то пьесы дурного вкуса. Ќо в чем Я убежден, это  в
том, что счастлива она не будет.
     ‘абина исчезла из моей жизни, и Я  был  готов  иногда  проклинать  свою
памЯть, сохранившую все, что было с ней свЯзано. ‘ тех пор  прошли  годы,  Я
очень хорошо знал, что все это совершенно непоправимо и что, может быть, это
не заслуживает  сожалениЯ.  Ќо  каждый  раз,  когда  мое  внимание  не  было
отвлечено тем, чем Я был занЯт в тот или иной момент, передо мной  возникали
ее сначала ледЯные, потом тающие глаза - и тогда  все,  что  окружало  менЯ,
становилось  похожим  на  безмолвное  напоминание  о  том,  что  вне   этого
исчезнувшего теперь мира остаетсЯ только та же самаЯ идеЯ  смерти  и  конца,
ЯвнаЯ во всем, - будь это каменнаЯ  симфониЯ  готического  собора,  музейное
великолепие ‹увра, ночной пейзаж южного морЯ или  книга,  которую  Я  читал.
‡ачем Њервиль еще раз напомнил мне об этом?

     ‚ течение всей весны, дождливой и холодной, и начала лета Я не видел ни
одного из моих друзей. Њервиль был всецело погружен в  то,  что  происходило
теперь в его жизни, ќвелина была занЯта  Љотиком,  метампсихозом  и  кабаре,
Ђндрей был в ‘ицилии, о том, где был Ђртур, Я не  имел  представлениЯ.  €  в
начале лета Я уехал на берег морЯ, на юг ”ранции. Џеред отъездом Я  позвонил
Њервилю. Ћн попросил менЯ сообщить ему с юга  мой  адрес  и  сказал,  что  в
ближайшем будущем он тоже думает вернутьсЯ в ту виллу,  возле  Љанн,  где  Я
прожил у него несколько дней прошлым летом.
     џ поселилсЯ в маленьком местечке недалеко  от  Љанн,  отправил  Њервилю
открытку с моим адресом, но чувство облегчениЯ, которое Я испытал  от  того,
что был в тысЯче километров от Џарижа, продолжалось недолго. —ерез  три  днЯ
после приезда Я увидел в вечерней парижской газете сообщение о  том,  что  в
Џериге, где мы были с Ђндреем, в этом маленьком городе, который  возникал  в
моей памЯти, окутанный туманом и дождем, началсЯ процесс Љлемана,  садовника
†оржа. —итаЯ отчеты о заседаниЯх суда, Я убедилсЯ еще раз, что, в  сущности,
обвинение  не  располагало  никакими  неопровержимыми  уликами,  что  тщетно
подчеркивал защитник Љлемана. Ћн не мог, однако, не отдавать себе  отчета  в
том, что казалось очевидным со стороны, а именно что  приговор  Љлеману  был
вынесен заранее и вне зависимости, как это ни дико звучало, от его подлинной
виновности или невиновности.  Ќа  суде  излагалась  его  биографиЯ:  он  был
батраком,  был  чернорабочим,  наконец,  садовником.  “  него   была   жена,
изображавшаЯсЯ во всех газетах как несчастнаЯ, забитаЯ женщина, у которой не
хватало денег, чтобы накормить детей, потому что Љлеман  пропивал  все  свои
заработки. Њногочисленные свидетели и  соседи  подтверждали,  что  он  часто
избивал и жену и детей. ‚ его прошлом было несколько краж, правда, не  очень
значительных.  ‚  газетах  Я  неоднократно  видел  его  фотографию,   всегда
почему-то одну и ту же, где он был представлен в своей рабочей  куртке  и  в
кепке. Ќаружность его тоже, конечно, не располагала  к  себе:  у  него  было
тупое лицо, отЯжелевшее, по-видимому, от хронического пьЯнства, и  маленькие
глаза.  Ћн  упорно  отрицал  свою  вину,  но  простодушно  признавалсЯ,  что
ненавидел †оржа и что известие о его смерти его нисколько не огорчило.
     џ знал со слов ЂндреЯ, что Љлеман не совершал убийства, в  котором  его
обвинЯли. € оттого, что Я ничем не мог ему помочь, менЯ охватывало тЯгостное
чувство своей смутной ответственности за то, что  происходило.  Њожет  быть,
Ђндрей был по-своему прав и Љлеман не за