с по крайней мере три раза. џ делил  свое  времЯ
между чтением, гимназией и пребыванием  дома,  на  дворе,  и  бывали  долгие
периоды, когда Я забывал о том мире  внутреннего  существованиЯ,  в  котором
пребывал раньше. €зредка, однако, Я возвращалсЯ в него, - этому  обыкновенно
предшествовало болезненное состоЯние, раздражительность и плохой аппетит,  -
и замечал, что второе  мое  существо,  одаренное  способностью  бесчисленных
превращений и возможностей, враждебно первому и становитсЯ все враждебнее по
мере того, как первое обогащаетсЯ новыми знаниЯми и делаетсЯ  сильнее.  Ѓыло
похоже, что оно боитсЯ собственного  уничтожениЯ,  которое  случитсЯ  в  тот
момент, когда внешне Я окончательно окрепну. џ проделывал тогда  безмолвную,
глухую работу, пытаЯсь достигнуть полноты и соединениЯ двух  разных  жизней,
которые мне удавалось достигать,  когда  представлЯлась  необходимость  быть
резким в гимназии и мЯгким дома. Ќо то была простаЯ игра, в этом же случае Я
чувствовал, что такое напрЯжение мне не по силам. Љроме того, мою внутреннюю
жизнь Я любил больше, чем другие. џ замечал вообще, что мое внимание  бывало
гораздо  чаще  привлекаемо  предметами,  которые  не  должны  были  бы  менЯ
затрагивать, и оставалось равнодушным ко многому, что  менЯ  непосредственно
касалось. Џрежде чем Я понимал смысл какого-нибудь событиЯ, проходило иногда
много времени, и только утерЯв совсем воздействие  на  мою  восприимчивость,
оно  приобретало  то  значение,  какое  должно  было  иметь   тогда,   когда
происходило. Ћно переселЯлось сначала в далекую и призрачную  область,  куда
лишь изредка спускалось мое воображение и где Я находил как бы геологические
наслоениЯ моей истории. ‚ещи, возникавшие передо мной, безмолвно рушились, и
Я  опЯть  все  начинал  сначала,  и  только  испытав  сильное  потрЯсение  и
опустившись на дно сознаниЯ, Я находил там те  обломки,  в  которых  некогда
жил, развалины городов, которые Я оставил. ќто отсутствие непосредственного,
немедленного отзыва на все, что со мной случалось, эта  невозможность  сразу
знать,  что  делать,  послужили  впоследствии  причинами   моего   глубокого
несчастьЯ,  душевной  катастрофы,  произошедшей  вскоре  после  моей  первой
встречи с Љлэр. Ќо это было несколько позже.
     џ долго не понимал внезапных припадков моей усталости - в те дни, когда
Я ничего не делал и не должен был бы утомитьсЯ. Ћднако, ложась на кровать, Я
испытывал такое чувство,  точно  проработал  много  часов  подрЯд.  Џотом  Я
догадалсЯ, что неведомые мне законы  внутреннего  движениЯ  заставлЯют  менЯ
пребывать в постоЯнных поисках и  погоне  за  тем,  что  лишь  на  мгновение
поЯвитсЯ передо мной  в  виде  громадной,  бесформенной  массы,  похожей  на
подводное  чудовище,  -  поЯвитсЯ  и  исчезнет.  ”изически   эта   усталость
выражалась в головных болЯх, да бывала еще иногда страннаЯ  боль  в  глазах,
как будто кто-то надавливал на них пальцами. € в глубине моего  сознаниЯ  ни
на минуту не прекращалась глухаЯ, безмолвнаЯ борьба, в которой Я  сам  почти
не играл никакой роли. џ часто терЯл себЯ: Я  не  был  чем-то  раз  навсегда
определенным; Я изменЯлсЯ, становЯсь то больше, то меньше;  и,  может  быть,
такаЯ  неверность  своего  собственного   призрака,   не   позволЯвшаЯ   мне
разделитьсЯ однажды и навек и стать двумЯ различными существами, - позволЯла
мне в реальной моей жизни быть  более  разнообразным,  нежели  это  казалось
возможным.
     ќти первые, прозрачные годы моей гимназической  жизни  отЯгчались  лишь
изредка душевными кризисами, от которых Я так страдал и  в  которых  все  же
находил мучительное удовольствие. џ жил счастливо  -  если  счастливо  может
жить человек, за плечами  которого  стелетсЯ  в  воздухе  неотступнаЯ  тень.
‘мерть никогда не была далека от менЯ, и пропасти, в которые повергало  менЯ
воображение,  казались  ее  владениЯми.  џ  думаю,  что  это  ощущение  было
наследственным:  недаром  мой  отец  так  болезненно  не  любил  всего,  что
напоминало ему о неизбежном конце; этот бесстрашный человек чувствовал здесь
свое  бессилие.  Ѓессознательное,  холодное  равнодушие  моей  матери  точно
отразило в себе чью-то  последнюю  неподвижность,  и  жаднаЯ  памЯть  сестер
вбирала  в  себЯ  все  так  быстро  потому,  что  где-то  в  отдаленном   их
предчувствии смерть уже  существовала.  €ногда  мне  снилось,  что  Я  умер,
умираю, умру; Я не мог кричать, и вокруг менЯ наступало привычное безмолвие,
которое Я так давно знал; оно внезапно  ширилось  и  изменЯлось,  приобретаЯ
новое, доныне бывшее мне неизвестным, значение: оно предостерегало менЯ.
     Њне всю жизнь казалось - даже когда  Я  был  ребенком,  -  что  Я  знаю
какую-то тайну, которой не знают другие; и это странное заблуждение  никогда
не покидало менЯ. Ћно не могло основыватьсЯ на  внешних  данных:  Я  был  не
больше и не меньше образован, чем все мое невежественное поколение. ќто было
чувство, находившеесЯ вне зависимости от моей воли.  Ћчень  редко,  в  самые
напрЯженные минуты  моей  жизни,  Я  испытывал  какое-то  мгновенное,  почти
физическое перерождение и тогда  приближалсЯ  к  своему  слепому  знанию,  к
неверному постижению чудесного. Ќо потом Я приходил в себЯ: Я сидел, бледный
и обессиленный, на том же месте, и по-прежнему все окружающее менЯ прЯталось
в свои каменные, неподвижные формы, и предметы вновь обретали тот постоЯнный
и неправильный облик, к которому привыкло мое зрение.
     Џосле  таких  состоЯний  Я  надолго  забывал  о  них  и  возвращалсЯ  к
ежедневным моим заботам и к сборам в отъезд, если наступало лето,  -  потому
что каждый год во времЯ каникул Я ездил на Љавказ, где  жили  многочисленные
родные моего отца. ’ам из дома моего деда, стоЯвшего на  окраине  города,  Я
уходил в го ры. ‚ысоко в воздухе летели орлы, Я шагал  по  высокой  траве  с
моим ружьем монте-кристо, из которого стрелЯл воробьев и кошек; в стороне  с
шумом тек ’ерек, и чернаЯ мельница  одиноко  возвышалась  над  его  грЯзными
волнами. ‚далеке, на горах, блестел снег - и Я вспоминал  опЯть  о  сугробе,
который видел возле Њинска несколько  лет  тому  назад.  „ойдЯ  до  леса,  Я
ложилсЯ возле первого муравейника, который мне попадалсЯ, ловил  гусеницу  и
осторожно клал ее у одного из входов в  высокую,  ноздреватую  пирамиду,  из
которой выбегали муравьи. ѓусеница уползала, подтЯгиваЯ к себе  извивающеесЯ
мохнатое тело. …е настигал муравей;  он  хваталсЯ  за  ее  хвост  и  пыталсЯ
задержать ее, но она легко тащила его за собой. Ќа  помощь  первому  муравью
прибегали другие: они  облеплЯли  гусеницу  со  всех  сторон,  живой  клубок
медленно подвигалсЯ назад и, наконец, скрывалсЯ в одном из отверстий. ’а  же
судьба постигала крупных мух с  синими  крыльЯми,  дождевых  червей  и  даже
жуков, хотЯ с  последними  муравьЯм  было  труднее  всего  справитьсЯ:  жуки
гладкие и твердые, их нелегко ухватить. Ќо самую жестокую борьбу Я  наблюдал
в тот раз, когда пустил в муравейник большого черного тарантула. џ не  видел
более свирепого существа ни среди  зверей,  ни  среди  насекомых,  известных
своей жестокостью - если можно так назвать их непостижимый  инстинкт.  ‘амые
злые зверьки, которых мне доводилось встречать - хорьки,  хомЯки,  ласки,  -
обычно обладают известными аналитическими способностЯми и в случае опасности
отступают, бросаютсЯ же на врага, только если  нет  возможности  бегства.  џ
видел всего один раз, как  ласка  вцепилась  в  руку  конюха,  ранившего  ее
камнем: обычно же ласки убегали  с  чудесной,  змеиной  быстротой.  ’арантул
никогда не отступает. џ осторожно выпустил его из стеклЯнного  пузырька:  он
упал  прЯмо  на  муравьиную  кучу.  Њуравьи  тотчас  напали  на   него.   Ћн
передвигалсЯ по земле прыжками  и  отчаЯнно  сражалсЯ,  и  вскоре  множество
перекушенных пополам муравьев билось на земле, умираЯ. Ћн с Яростью бросалсЯ
на все, что шевелилось, не воспользовалсЯ тем, что мог уйти, и оставалсЯ  на
месте, как бы ожидаЯ  новых  противников.  Ѓитва  длилась  более  часа,  но,
наконец, и тарантул был втЯнут  в  муравейник.  џ  смотрел  на  этот  бой  с
томительным волнением, и  смутные,  бесконечно  давно  забытые  воспоминаниЯ
будто брез жили во мгле моих навсегда похороненных знаний. € сейчас же после
этого Я отправилсЯ дальше: ловить Ящериц, лить воду в норки сусликов.  Џосле
долгого ожиданиЯ из воды показывалсЯ мокрый  зверек;  он  быстро  выскакивал
оттуда, мчалсЯ в строну и исчезал в какой-нибудь другой дыре. Ќо и  суслики,
и Ящерицы, и муравьи, и даже тарантулы - все это было ничто по  сравнению  с
необыкновенным зрелищем, которое мне пришлось увидеть  как-то  ранним  утром
июльского  днЯ.  џ  видел  переселЯющихсЯ   крыс.   Ћни   шли   неправильным
четырехугольником, волоча по земле хвосты и перебираЯ лапками.  џ  сидел  на
дереве и глЯдел, как быстро чернела землЯ, как  крысы  дошли  до  маленького
оврага, пропали в нем и потом снова поЯвились, пища и стремЯсь  все  дальше;
как потом они дошли до ’ерека, как остановилось на минуту  их  стадо  и  как
затем, переплыв реку, они скрылись в чьем-то саду. џ слез с дерева  и  пошел
лежать на опушку леса.
     ’ишина, солнце, деревьЯ... €зредка слышно, как сыплетсЯ землЯ в  овраге
и трещат маленькие сухие ветки: это  бежит  кабан.  џ  засыпал  на  траве  и
просыпалсЯ с влажной спиной и желтым огнем перед глазами. ‡атем, оглЯдываЯсь
на красное, заходЯщее солнце, Я шел домой, в  прохладные  комнаты  дедовской
квартиры, и приходил как раз вовремЯ длЯ того, чтобы увидеть пастуха в белой
войлочной  шлЯпе,  гнавшего  стадо  с  пастбища;  и  бодливые  коровы  деда,
славЯщиесЯ злым нравом и хорошим удоем,  мыча,  входили  в  ворота  скотного
двора. џ знал, что сейчас к коровам бросЯтсЯ  телЯта,  что  работница  будет
отводить упрЯмые телЯчьи головы от вымени, и об белые доньЯ  ведер  зазвенЯт
упругие струи молока, и дед будет смотреть на это с  галереи,  выходЯщей  во
двор, постукиваЯ палкой  по  полу;  потом  он  задумаетсЯ,  точно  вспоминаЯ
что-то. Ђ вспомнить ему было что. Љогда-то давным-давно  он  занималсЯ  тем,
что угонЯл табуны лошадей у враждебных племен и продавал их.  ‚  те  времена
это считалось молодечеством; и подвиги  таких  людей  были  предметом  самых
единодушных похвал; все  это  происходило  в  тридцатых  и  сороковых  годах
прошлого столетиЯ. џ помнил деда маленьким стариком, в черкеске,  с  золотым
кинжалом. ‚ девЯтьсот двенадцатом году ему исполнилось сто лет;  но  он  был
крепок и бодр, а старость сделала его добрым. Ћн умер на второй  год  войны,
сев верхом на необъезжен ную  английскую  трехлетку  своего  сына,  старшего
брата моего отца;  но  несравненное  искусство  верховой  езды,  которым  он
славилсЯ много десЯтков лет, изменило ему. Ћн упал  с  лошади,  ударилсЯ  об
острый край котла, валЯвшегосЯ на земле, и через несколько  часов  умер.  Ћн
знал и помнил очень многое, но не обо всем рассказывал;  и  только  со  слов
других стариков, младших его товарищей, Я мог составить себе представление о
том, что дед был умен и хитер, как змеЯ, - так говорили простодушные выходцы
из середины девЯтнадцатого столетиЯ. •итрость деда заключалась  в  том,  что
после прихода русских на Љавказ он оставил навсегда в покое табуны  и  зажил
мирной жизнью, которой никак  нельзЯ  было  ожидать  от  этого  неудержимого
человека. ‚се его  товарищи  погибли  жертвами  мести;  на  его  дом  дважды
производили нападение, но в первый раз он узнал об  этом  заблаговременно  и
уехал со всей семьей, на второй  раз  -  отстреливалсЯ  несколько  часов  из
винтовки, убил  шесть  человек  и  продержалсЯ  до  того  времени,  пока  не
подоспела помощь. Ќападавшие все же успели причинить  деду  некоторый  вред:
они срубили его лучшую Яблоню. ‘адом своим дед гордилсЯ  и  не  пускал  туда
никого, кроме  менЯ.  ‚  саду  этом  росли  Яблоки  "белый  налив",  золотые
громадные сливы и овальные груши необыкновенной величины,  а  посередине,  в
глубине оврага, который на кавказско-русском Языке  называетсЯ  балкой,  тек
ручей, в котором водились форели. џ объедалсЯ незрелыми фруктами и  ходил  с
бледным лицом и страданием в глазах. ’етка укоризненно говорила деду:
     - ‚от, пустил мальчика в сад!
     Ћна фактически управлЯла всеми делами и  по  мере  того,  как  дед  все
больше старел, забирала себе власть в руки. Ќо возражать деду она обычно  не
смела - и когда она сказала: вот, пустил мальчика в сад, - дед разгневалсЯ и
закричал высоким старческим голосом:
     - Њолчать!
     Ћна до полусмерти испугалась, пошла к себе в комнату и лежала целый час
на диване, уткнувшись лицом в подушки. - Џочему ты так испугалась? - спросил
Я. - ’ы ничего не знаешь, - ответила тетка. - „ед менЯ зарубит. „ед страшный
человек. - ’ы просто трусиха, - сказал Я. - „ед очень сим патичный, он  тебЯ
пальцем не тронет, хотЯ ты злаЯ и скупаЯ. Џочему ты не хочешь, чтобы Я ходил
в сад? - продолжал Я, забыв о дедушке и внезапно раздражившись. - ’ы хочешь,
чтобы все Яблоки тебе остались? ’ы их все равно не съешь. - џ  напишу  твоей
маме, что ты говоришь мне дерзости. - Ќо  угроза  тетки  менЯ  нисколько  не
пугала, тем более что даже с теткой Я редко ссорилсЯ: Я  был  слишком  занЯт
стрельбой по воробьЯм, охотой за кошками и путешествиЯми в лес. €, прожив  у
деда месЯц или полтора, Я  уезжал  в  Љисловодск,  который  очень  любил,  -
единственный провинциальный  город  со  столичными  привычками  и  столичной
внешностью. џ любил его дачи,  возвышающиесЯ  над  улицами,  его  игрушечный
парк, зеленую виноградную галерею, ведущую из вокзала в город, шум шагов  по
гравию курзала и беспечных людей, которые съезжались  туда  со  всех  концов
ђоссии.  Ќо  начинаЯ  с  первых  лет  войны  Љисловодск  был  уже   наводнен
разорившимисЯ дамами, прогоревшими артистами и молодыми людьми из  Њосквы  и
Џетербурга; эти молодые люди ездили верхом на  наемных  лошадЯх  и  отчаЯнно
трЯсли локтЯми, точно кто-то подталкивал их под руку. ‚  Љисловодске  Я  пил
нарзан, разбавленный сиропом, ходил по парку и взбиралсЯ в гору к маленькому
белому зданию с колоннами, которое стоЯло высоко над городом; оно называлось
"•рам воздуха". џ не знал, кому  принадлежало  это  претенциозное  название,
достойное уездного поэта  с  длинными  волосами  и  тремЯ  классами  высшего
начального училища в прошлом. Ќо Я любил подниматьсЯ туда:  там  ветер,  как
воздушнаЯ река, журчал и струилсЯ между колоннами. Ѓелые стены были  покрыты
надписЯми, в которых изощрЯлись российскаЯ безнадежнаЯ любовь  и  тщеславное
стремление увековечить свое имЯ. џ любил красные камни на горе,  любил  даже
"‡амок коварства и любви",  где  был  ресторан,  а  в  ресторане  прекрасные
форели. џ любил красный песок кисловодских аллей и белых  красавиц  курзала,
северных женщин с багровыми белками кроличьих глаз. џ проходил в парке  мимо
того пустЯчного утеса на Ћльховке, где постоЯнно дежурил  фотограф,  который
снимал дам и барышень, стоЯщих над падающей водЯной  стеной;  эти  снимки  Я
видел везде, в самых глухих углах ђоссии.
     - Ђ это Я в Љисловодске снималась...
     - Љак же, как же, - говорил Я. - џ знаю.
     ’от Љисловодск, который Я видел в детстве, осталсЯ в моей памЯти  белым
зданием с чувствительными надписЯми. Ќо вот по вечерам уже начинало делатьсЯ
чуть-чуть  прохладно;  ранней  осенью  Я  возвращалсЯ  домой,  чтобы   опЯть
погрузитьсЯ в ту холодную и спокойную жизнь, котораЯ  в  моем  представлении
неразрывно свЯзана с хрустЯщим снегом, тишиной в комнатах, мЯгкими коврами и
глубочайшими диванами, стоЯвшими в гостиной.  „ома  Я  точно  переселЯлсЯ  в
какую-то иную страну, где нужно  было  жить  не  так,  как  всюду.  џ  любил
вечерами сидеть в своей комнате с незажженным светом; с улицы розовое ночное
пламЯ фонарей доходило до моего  окна  мЯгкими  отблесками.  €  кресло  было
мЯгкое и удобное; и внизу, в квартире доктора, жившего под нами, медленно  и
неуверенно играло пианино. Њне казалось, что Я плыву по морю  и  белаЯ,  как
снег, пена волн колышетсЯ перед моими глазами. € когда Я стал вспоминать  об
этом времени, Я подумал, что в моей жизни не было отрочества. џ всегда искал
общества старших и двенадцати лет всЯчески стремилсЯ,  вопреки  очевидности,
казатьсЯ взрослым. ’ринадцати лет Я изучал "’рактат о  человеческом  разуме"
ћма и добровольно прошел историю философии, которую нашел  в  нашем  книжном
шкафу. ќто чтение навсегда вселило в менЯ привычку критического отношениЯ ко
всему,  котораЯ   заменЯла   мне   недостаточную   быстроту   восприЯтиЯ   и
неотзывчивость на внешние событиЯ. —увства мои не могли поспеть за  разумом.
‚незапнаЯ любовь к переменам, находившаЯ на  менЯ  припадками,  влекла  менЯ
прочь из дому; и одно времЯ Я начал  рано  уходить,  поздно  возвращатьсЯ  и
бывал в обществе подозрительных людей,  партнеров  по  биллиардной  игре,  к
которой Я пристрастилсЯ в тринадцать с половиной лет, за несколько недель до
революции.  Џомню  густой  синий  дым  над  сукном  и  лица  игроков,  резко
выступавшие из тени; среди них были люди без профессии, чиновники, маклера и
спекулЯнты. “ менЯ было несколько товарищей, таких же, как Я; и после общего
выигрыша мы все в десЯть часов  вечера  отправлЯлись  в  цирк,  смотреть  на
наездниц; или  в  какое-нибудь  кабаре,  где  пелись  скабрезные  куплеты  и
танцевали шансонетки; они приплЯсывали, стоЯ на  эстраде  и  складываЯ  руки
ниже поЯса таким образом, чтобы концы большого и указательного пальца  левой
руки соприкасались с  концами  тех  же  пальцев  правой.  ќто  стремление  к
перемене и тЯга из дому совпали со временем,  которое  предшествовало  новой
эпохе моей жизни. Ћна вот-вот должна была  наступить;  смутное  сознание  ее
нарастающей неизбежности всегда существовало  во  мне,  но  раздроблЯлось  в
массе мелочей: Я как будто стоЯл на берегу реки, готовый броситьсЯ  в  воду,
но все не решалсЯ, знаЯ, однако, что этого не миновать: пройдет еще  немного
времени - Я погружусь в воду и поплыву, подталкиваемый ее ровным  и  сильным
течением. Ѓыл конец весны девЯтьсот семнадцатого года;  революциЯ  произошла
несколько месЯцев тому назад; и, наконец, летом, в  июне  месЯце,  случилось
то, к чему постепенно и медленно вела менЯ моЯ жизнь, к чему все, прожитое и
понЯтое  мной,  было  только  испытанием  и  подготовкой:  в  душный  вечер,
сменивший невыносимо  жаркий  день,  на  площадке  гимнастического  общества
"Ћрел", стоЯ в трико и туфлЯх, обнаженный до поЯса и усталый, Я увидел Љлэр,
сидевшую на скамье длЯ публики.
     “тром следующего днЯ  Я  опЯть  пришел  на  площадку,  чтобы  принимать
солнечную ванну, и лежал на песке, закинув руки за голову и  глЯдЯ  в  небо.
‚етер шевелил складку на моем купальном трико, которое  было  мне  чуть-чуть
просторнее, чем следовало бы. Џлощадка  была  пуста,  только  в  тени  сада,
прилегающего к соседнему дому, ѓриша  ‚оробьев,  студент  и  гимнаст,  читал
роман Њарка Љриницкого. —ерез полчаса молчаниЯ он спросил менЯ:
     - —итал ты Љриницкого?
     - Ќет, не читал.
     - ќто хорошо, что не читал. - € ѓриша опЯть замолчал. џ закрыл глаза  и
увидел оранжевую  мглу,  пересеченную  зелеными  молниЯми.  „олжно  быть,  Я
проспал несколько минут, потому что ничего не слышал. ‚друг  Я  почувствовал
холодную мЯгкую руку, коснувшуюсЯ моего плеча. —истый женский  голос  сказал
надо мной: - ’оварищ гимнаст, не спите,  пожалуйста.  -  џ  открыл  глаза  и
увидел Љлэр, имени которой Я тогда не знал. - џ не сплю, - ответил Я.  -  ‚ы
менЯ знаете? - продолжала Љлэр. - Ќет, вчера вечером Я увидел вас  в  первый
раз. Љак ваше имЯ? - Љлэр. - Ђ, вы француженка, -  сказал  Я,  обрадовавшись
неизвестно почему. - ‘адитесь, пожалуйста; только здесь песок. - џ  вижу,  -
сказала Љлэр. - Ђ вы,  кажетсЯ,  усиленно  занимаетесь  гимнастикой  и  даже
ходите по брусьЯм на руках. ќто очень смешно. - ќто Я в корпусе научилсЯ.
     Ћна помолчала минуту. “ нее были длинные  розовые  ногти,  очень  белые
руки, литое, твердое тело и длинные ноги  с  высокими  коленЯми.  -  “  вас,
кажетсЯ, есть площадка длЯ тенниса?  -  ѓолос  ее  содержал  в  себе  секрет
мгновенного очарованиЯ, потому что он всегда казалсЯ  уже  знакомым;  мне  и
казалось, что Я его где-то уже слыхал и успел забыть и вспомнить. -  џ  хочу
играть в теннис, - говорил этот  голос,  -  и  записатьсЯ  в  гимнастическое
общество. ђазвлекайте менЯ, пожалуйста, вы очень нелюбезны.  -  Љак  же  вас
развлекать? - Џокажите мне, как вы делаете гимнастику. - џ ухватилсЯ  руками
за горЯчий турник, показал все, что умел, потом  перевернулсЯ  в  воздухе  и
опЯть сел на песок. Љлэр посмотрела на менЯ, держа руку над глазами;  солнце
светило очень Ярко. - Ћчень хорошо; только  вы  когда-нибудь  сломаете  себе
голову. Ђ в теннис вы не играете? - Ќет. - ‚ы очень односложно отвечаете,  -
заметила Љлэр. - ‚идно, что вы не привыкли разговаривать с  женщинами.  -  ‘
женщинами? - удивилсЯ Я; мне никогда не приходила  в  голову  мысль,  что  с
женщинами нужно как-то особенно разговаривать. ‘  ними  следовало  быть  еще
более вежливыми, но больше ничего. - Ќо вы ведь не женщина, вы барышнЯ. -  Ђ
вы знаете разницу между женщиной и барышней? - спросила Љлэр и засмеЯлась. -
‡наю. - Љто же вам объЯснил? ’етЯ? - Ќет, Я это знаю  сам.  -  Џо  опыту?  -
сказала Љлэр и опЯть рассмеЯлась. - Ќет, - сказал Я, краснеЯ. - Ѓоже мой, он
покраснел! - закричала Љлэр и захлопала в ладоши; и от этого шума  проснулсЯ
ѓриша, мирно заснувший над Њарком Љриницким. Ћн кашлЯнул и встал:  лицо  его
было помЯто, зеленаЯ полоса от травы пересекала его щеку.
     - Љто этот красивый и сравнительно молодой человек?
     - Љ вашим услугам, - сказал ѓриша низким голосом, еще не вполне чистым,
еще звучавшим из сна. - ѓригорий ‚оробьев.
     - ‚ы это говорите так гордо, как будто бы вы сказали ‹ев ’олстой.
     - ’оварищ председателЯ этой симпатичной организации, - объЯснил  ѓриша,
- и студент третьего курса юридического факультета.
     - ’ы забыл прибавить: и читатель Њарка Љриницкого, - сказал Я.
     - Ќе обращайте вниманиЯ, - сказал ѓриша, обращаЯсь к Љлэр. - ќтот юноша
чрезвычайно молод.
     џ переходил тогда из пЯтого класса в шестой; Љлэр кончила гимназию. Ћна
не была  постоЯнной  обитательницей  нашего  города;  ее  отец,  коммерсант,
временно проживал на “краине. Ћни все, то есть отец и мать Љлэр и ее старшаЯ
сестра, занимали целый этаж большой гостиницы и жили отдельно друг от друга.
Њатери Љлэр никогда не бывало  дома;  сестра  Љлэр,  ученица  консерватории,
играла на пианино и гулЯла по городу, куда  ее  всегда  сопровождал  студент
ћрочка, носивший за ней папку с нотами. ‚сЯ жизнь ее  заключалась  только  в
этих двух занЯтиЯх - прогулках и игре; и за пианино она быстро говорила,  не
переставаЯ играть: - Ѓоже мой, и подумать, что Я сегоднЯ еще не выходила  из
дому! - а гулЯЯ,  вдруг  вспоминала  о  том,  что  плохо  разучила  какое-то
упражнение; и ћрочка,  неизменно  при  ней  находившийсЯ,  только  деликатно
кашлЯл и перекладывал папку с нотами  из  одной  руки  в  другую.  ќто  была
страннаЯ семьЯ. ѓлава семейства, седой  человек,  всегда  тщательно  одетый,
казалось, игнорировал существование гостиницы, в которой жил. Ћн ездил то  в
город, то за город на своем желтом автомобиле, бывал каждый вечер в  театре,
или в ресторане, или в кабаре, и многие его знакомые  даже  не  подозревали,
что он воспитывает двух дочерей и заботитсЯ о своей жене, их матери.  ‘  ней
он встречалсЯ изредка в театре и очень любезно ей кланЯлсЯ, а она с такой же
любезностью, котораЯ, однако, казалась более подчеркнутой и  даже  несколько
насмешливой, отвечала ему.
     - Љто это? - спрашивала спутница главы семейства.
     - Љто это? - спрашивал мужчина, сопровождавший его жену.
     - ќто моЯ жена.
     - ќто мой муж.
     € они оба улыбались и оба знали и видели:  он  -  улыбку  жены,  она  -
улыбку мужа.
     „очери их были предоставлены самим себе.  ‘таршаЯ  собиралась  выходить
замуж за ћрочку; младшаЯ, Љлэр, была равнодушно-внимательна ко всем; в  доме
их не было никаких правил,  никаких  установленных  часов  длЯ  еды.  џ  был
несколько раз в их квартире. џ приходил туда прЯмо  с  площадки,  усталый  и
счастливый потому, что сопровождал Љлэр. џ любил ее комнату с белой мебелью,
большим письменным столом, покрытым зеленой промокательной бумагой,  -  Љлэр
никогда ничего не писала, - и кожаным креслом, украшенным львиными  головами
на ручках. Ќа полу лежал большой синий ковер, изображавший непомерно длинную
лошадь с худощавым всадником, похожим  на  пожелтевшего  „он-Љихота;  низкий
диван с подушками был очень мЯгок и покат - уклон его был к стене.  џ  любил
даже акварельную ‹еду с лебедем, висевшую на стене, хотЯ лебедь был  темного
цвета. - Ќаверное, помесь обыкновенного лебедЯ с австралийским, -  сказал  Я
Љлэр; а ‹еда была  непростительно  непропорциональна.  Њне  очень  нравились
портреты Љлэр - их у нее было множество, потому что она очень любила себЯ, -
но не только то нематериальное и личное, что любЯт в себе  все  люди,  но  и
свое тело, голос, руки, глаза. Љлэр была весела  и  насмешлива  и,  пожалуй,
слишком много  знала  длЯ  своих  восемнадцати  лет.  ‘о  мной  она  шутила:
заставлЯла менЯ читать вслух юмористические рассказы,  одевалась  в  мужской
костюм, рисовала себе  усики  жженой  пробкой,  говорила  низким  голосом  и
показывала, как должен вести себЯ "приличный  подросток".  Ќо,  несмотрЯ  на
шутки Љлэр и ту пустоту, с какой она постоЯнно ко мне относилась, мне бывало
не по себе. Љлэр находилась в том возрасте, когда все  способности  девушки,
все  усилиЯ  ее  кокетливости,  каждое  ее  движение  и  всЯкаЯ  мысль  суть
бессознательные  проЯвлениЯ  необходимости  физического  любовного  чувства,
нередко почти безличного и превращающегосЯ из развЯзки взаимных отношений  в
нечто  другое,  что  ускользает  от  нашего  пониманиЯ  и   начинает   вести
самостоЯтельную жизнь, как растение, которое незримо находитсЯ в  комнате  и
наполнЯет воздух томительным и непреодолимым запахом.  џ  тогда  не  понимал
этого, но не переставал это ощущать; и мне было нехорошо,  у  менЯ  срывалсЯ
голос, Я невпопад отвечал, бледнел и,  взглЯдываЯ  на  себЯ  в  зеркало,  не
узнавал своего лица. Њне все чудилось, что Я погружаюсь в огненную и сладкую
жидкость и вижу рЯдом с собой тело  Љлэр  и  ее  светлые  глаза  с  длинными
ресницами.  Љлэр  как  будто  понима  ла  мое   состоЯние:   она   вздыхала,
потЯгивалась  всем  телом  -  она  обычно  сидела  на  диване  -   и   вдруг
опрокидывалась на спину с изменившимсЯ лицом и стиснутыми зубами. ќто  могло
бы продолжатьсЯ долго, если бы через некоторое времЯ Я не перестал приходить
в гости к Љлэр, обидевшись на ее мать, - что случилось очень  неожиданно;  Я
сидел как-то у Љлэр, как всегда, в кресле; Љлэр лежала на диване; внезапно Я
услыхал за  дверью  низкий  женский  голос,  раздраженно  говоривший  что-то
горничной. - ЊоЯ мать, - сказала Љлэр. - ‘транно, она в  такое  времЯ  редко
бывает дома. - € в ту же минуту мать Љлэр вошла в комнату, не  постучавшись.
Ћна  была  худощавой  дамой  лет  тридцати  четырех;  на  шее  у  нее   было
бриллиантовое колье, на  руках  громадные  изумруды:  менЯ  сразу  неприЯтно
удивило это обилие драгоценностей. Ћна могла показатьсЯ красивой, но ее лицо
портили толстые губы и светлые, жестокие глаза. џ  встал  и  поклонилсЯ  ей:
Љлэр менЯ тотчас представила. …е  мать,  едва  на  менЯ  взглЯнув,  сказала:
бесконечно счастлива с вами познакомитьсЯ, - и в ту же секунду обратилась  к
Љлэр по-французски:
     - Je ne sais pas, pourquoi tu invites toujours des jeunes  gens,  comme
celui-la, qui a sa sale chemise deboutonnee et qui ne sait meme pas se tenir
{- џ не знаю, почему ты всегда приглашаешь  таких  молодых  людей,  как  вот
этот, у которого грЯзнаЯ, расстегнутаЯ рубашка и который даже не умеет  себЯ
прилично держать (фр.). - Џерев автора.}.
     Љлэр побледнела.
     - Ce jeune homme comprend bien le  francais  {-  ќтот  молодой  человек
понимает по-французски (фр.) - Џерев автора.}, - сказала она.
     Њать ее посмотрела на менЯ с упреком, точно Я был в чем-нибудь виноват,
быстро вышла из комнаты, шумно закрыв за  собой  дверь,  и  уже  в  коридоре
закричала:
     - Oh, laissez-moi tranquille tous! {- Ђх, оставьте менЯ в покое!  (фр.)
- Џерев. автора.}
     Џосле этого случаЯ Я перестал бывать у Љлэр; наступала позднЯЯ осень, в
теннис больше не играли, Я не мог видеть Љлэр на гимнастической площадке.  ‚
ответ на мои письма она назначила  мне  два  свиданиЯ,  но  ни  на  одно  не
Явилась. € Я не встречал ее четыре месЯца. Џотом была уже зима; и в лесу, за
городом, куда Я ходил на лыжах, деревьЯ звенели от мороза,  как  серебро;  и
лихачи неслись по укатанной дороге  в  загородный  ресторан  "‚ерсаль".  Ќад
снежными равнинами, которые начинались за лесом, медленно летали  вороны.  џ
следил за их неторопливым  полетом  и  думал  о  Љлэр;  и  страннаЯ  надежда
встретить ее здесь вдруг начинала  мне  казатьсЯ  возможной,  хотЯ  не  было
никакого сомнениЯ в том, что Љлэр  не  могла  сюда  прийти.  Ќо  так  как  Я
готовилсЯ  только  к  встрече  с  ней  и  забывал  обо  всем  остальном,  то
способности здравого размышлениЯ были во  мне  заглушены;  и  Я  походил  на
человека, который, потерЯв деньги, ищет их повсюду и  главным  образом  там,
где их никак быть не может. ‚се эти четыре месЯца Я думал только о  Љлэр.  џ
все видел перед собой ее невысокую фигуру,  ее  взглЯд,  ее  ноги  в  черных
чулках. џ представлЯл себе диалог, который произойдет между нами;  Я  слышал
смех  Љлэр,  Я  видел  ее  во  сне.  €,  медленно  скользЯ  на  лыжах,  Я  с
бессознательным  вниманием  смотрел  на  снег,   точно   искал   ее   следы.
Ћстановившись в  лесу,  чтобы  закурить  папиросу,  Я  слушал  хруст  веток,
согнувшихсЯ под  тЯжестью  снега,  и  ждал,  что  вот-вот  послышатсЯ  шаги,
взовьетсЯ снежнаЯ пыль и в белом ее облаке Я увижу Љлэр.  €  хотЯ  Я  хорошо
знал ее наружность, но Я не всегда  видел  ее  одинаковой;  она  изменЯлась,
принимала формы разных женщин и становилась похожей то на леди ѓамильтон, то
на фею ђаутенделейн. џ не понимал тогда  своего  состоЯниЯ;  теперь  же  мне
казалось, что все эти странности и изменениЯ походили на то, как если бы  по
широкой и гладкой полосе воды вдруг  пробежал  бы  луч  прожектора,  и  вода
рЯбилась бы и блестела, и человек, глЯдЯщий туда, увидел бы в этом блистании
и изломанное изображение паруса, и  огонек  далекого  дома,  и  белую  ленту
известкового шоссе, и сверкающий рыбий хвост,  и  дрожащий  образ  какого-то
высокого стеклЯнного зданиЯ, в котором он никогда не  жил.  Њне  становилось
холодно; Я опЯть пускалсЯ в дорогу и шел к городу; был уже вечер; розовый от
заката снег  расстилалсЯ  кругом,  и  за  дальним  поворотом  шоссе  брЯцали
колокольчики под дугой, и звуки их сталкивались  и  перебивали  друг  друга,
лепеча невнЯтные мелодии. ’емнело; и как  будто  синее  стекло  застывало  в
воздухе, - синее стекло, в котором  возникало  изображение  города,  куда  Я
возвращалсЯ, где в белом высоком доме гостиницы жила Љлэр;  наверное,  думал
Я, она лежит теперь на диване, все так же безмолвно скачет желтый  „он-Љихот
на ковре и темно-серый лебедь обнимает толстую ‹еду; и дорога от Љлэр ко мне
стелетсЯ над землей и прЯмо  соединЯет  лес,  по  которому  Я  иду,  с  этой
комнатой, с этим диваном и Љлэр, окруженной романтическими сюжетами. џ  ждал
- и обманывалсЯ; и в этих постоЯнных ошибках черные чулки Љлэр,  ее  смех  и
глаза  соединЯлись  в   нечеловеческий   и   странный   образ,   в   котором
фантастическое смешивалось с  настоЯщим  и  воспоминаниЯ  моего  детства  со
смутными предчувствиЯми катастроф; и это было так невероЯтно,  что  Я  много
раз хотел бы проснутьсЯ, если бы спал. € это состоЯние, в котором Я и был  и
не был, вдруг стало принимать знакомые облики, Я узнал побледневшие призраки
моих прежних скитаний в неизвестном  -  и  Я  снова  впал  в  давнишнюю  мою
болезнь; все предметы представлЯлись мне неверными и расплывчатыми, и  опЯть
оранжевое пламЯ подземного солнца осветило  долину,  куда  Я  падал  в  туче
желтого песка, на берег черного озера, в мою  мертвую  тишину.  џ  не  знал,
сколько времени прошло до той минуты, когда Я увидел себЯ в своей постели, в
комнате с высокими потолками. џ  измерЯл  тогда  времЯ  расстоЯнием,  и  мне
казалось, что Я шел бесконечно  долго,  пока  чьЯ-то  спасительнаЯ  волЯ  не
остановила менЯ. џ видел однажды на охоте раненого  волка,  спасавшегосЯ  от
собак. Ћн тЯжело прыгал по снегу, оставлЯЯ на белом поле красные  следы.  Ћн
часто останавливалсЯ, но потом с трудом снова пускалсЯ бежать;  и  когда  он
падал, мне казалось, что страшнаЯ земнаЯ сила тщитсЯ приковать его к  одному
месту и удержать там - вздрагивающей серой массой -  до  тех  пор,  пока  не
приблизЯтсЯ вплотную оскаленные морды собак. ќта же  сила,  думал  Я,  точно
громадный  магнит,  останавливает  менЯ  в  моих   душевных   блужданиЯх   и
пригвождает менЯ к кровати; и опЯть Я слышу слабый голос нЯни, доходЯщий  до
менЯ будто с другого берега синей невидимой реки:

     Ђх, не вижу Я милова
     Ќи в деревне, ни в Њоскве,
     ’олько вижу Я милова
     ‚ темной ночке да в сладком сне.

     Ќа стене висит давно знакомый рисунок ‘иповского:  петух,  которого  он
рисовал при мне. - Ђ  у  Љлэр  лебедь  и  „он-Љихот,  -  думаю  Я  и  тотчас
приподнима юсь. - „а, - говорю Я себе, точно проснувшись и  прозрев,  -  да,
это Љлэр. Ќо что "это"? - опЯть думаю Я с беспокойством - и вижу, что это  -
все: и нЯнЯ, и петух, и лебедь, и „он-Љихот, и  Я,  и  синЯЯ  река,  котораЯ
течет в комнате, это все - вещи, окружающие Љлэр. Ћна  лежит  на  диване,  с
бледным лицом, со стиснутыми зубами, ее соски выступают под белой кофточкой,
ноги в черных чулках плывут по воздуху, как по  воде,  и  тонкие  жилки  под
коленЯми набухают от набегающей в них крови. Џод ней коричневый бархат,  над
ней лепной потолок, вокруг мы с лебедем, „он-Љихотом и ‹едой томимсЯ  в  тех
формах,  которые  нам  суждены  навсегда;  вокруг  нас   громоздЯтсЯ   дома,
обступающие гостиницу Љлэр, вокруг нас город, за городом  полЯ  и  леса,  за
полЯми и лесами - ђоссиЯ;  за  ђоссией  вверху,  высоко  в  небе  летит,  не
шевелЯсь, опрокинутый океан, зимние, арктические воды пространства. Ђ  внизу
у доктора играют на пианино, и звуки качаютсЯ, как на качелЯх. - Љлэр, Я жду
вас, - говорил Я вслух. - Љлэр, Я всегда жду вас. - € опЯть Я видел  бледное
лицо, отдельно от тела, и колени Љлэр, словно отрубленные  чьей-то  рукой  и
показанные мне. - ’ы хотел видеть  лицо  Љлэр,  ты  хотел  видеть  ее  ноги?
‘мотри. - € Я смотрел в это лицо, как глЯдел бы в паноптикуме  на  говорЯщую
голову, окруженную восковыми фигурами в странных костюмах, нищими, бродЯгами
и убийцами. Ќо почему, думал Я, все эти частицы менЯ и все,  в  чем  Я  веду
столько существований, эта толпа  людей  и  бесконечный  шум  звуков  и  все
остальное: снег, деревьЯ, дома, долина с черным  озером  -  почему-то  вдруг
сразу воплощалось во мне, и Я был брошен на кровать и осужден лежать  часами
перед воздушным портретом Љлэр и быть таким же неподвижным ее спутником, как
„он-Љихот и ‹еда, стать романтическим персонажем и спустЯ  много  лет  опЯть
потерЯть себЯ, как в детстве, как раньше,  как  всегда?  Љогда  моЯ  болезнь
прошла, Я продолжал все-таки жить  точно  в  глубоком  черном  колодце,  над
которым, беспрерывно возникаЯ, и изменЯЯсь, и  отражаЯсь  в  темном  водЯном
зеркале, стоЯло бледное лицо  Љлэр.  Љолодец  раскачивалсЯ,  как  дерево  на
ветру, и отражение  Љлэр  бесконечно  удлинЯлось  и  ширилось  и,  задрожав,
исчезало.
     Ѓольше всего Я любил снег и музыку. Љогда бывала метель и казалось, что
нет ничего - ни домов. ни земли, а  только  белый  дым,  и  ветер,  и  шорох
воздуха; и когда Я шел сквозь это движущеесЯ пространство, Я  думал  иногда,
что если бы легенда о сотворении мира родилась на севере, то первыми словами
свЯщенной книги были бы слова: "‚начале была  метель".  Љогда  она  стихала,
из-под снега вдруг поЯвлЯлсЯ целый мир, точно  сказочный  лес,  выросший  из
чьего-то космического желаниЯ; Я видел эти кривые  линии  черных  зданий,  и
ложащиесЯ со свистом сугробы, и маленькие фигуры людей, идущие по улицам.  џ
особенно любил смотреть, как во времЯ метели летЯт сквозь снег и  опускаютсЯ
на землю птицы: они то складывают, то  вновь  раскрывают  крыльЯ,  точно  не
хотЯт расставатьсЯ с воздухом  -  и  все  же  садЯтсЯ;  и  сразу,  будто  по
волшебству, превращаютсЯ в черные комки,  шагающие  на  невидимых  ногах,  и
выпрастывают   крыльЯ   особенным,   птичьим   движением,   мне    почему-то
необыкновенно понЯтным. џ давно уже не верил ни в Ѓога,  ни  в  ангелов,  но
зрительные представлениЯ небесных сил сохранились у  менЯ  с  детства;  и  Я
думал, что эти крылатые красивые люди летели  бы  и  садились  не  так,  как
птицы: они не должны были бы делать быстрых движений, так как  такие  взмахи
крыльев свидетельствуют о суетливости. Љогда Я смотрел на птиц, опускающихсЯ
с большой высоты, Я всегда вспоминал убитого орла. џ вспоминал, как  однажды
отец с винтовкой за плечом возвращалсЯ с неудачной охоты на кабана; Я  пошел
ему навстречу. Њне было тогда лет восемь. Ћтец  взЯл  менЯ  за  руку,  потом
поглЯдел наверх и сказал:
     - ‘мотри, ЉолЯ: видишь, птица летит?
     - ‚ижу.
     - ќто орел.
     Ћчень высоко в воздухе, расправив крыльЯ, действительно парил орел;  то
наклонЯЯсь набок, то опЯть  выпрЯмлЯЯсь,  он  медленно,  как  мне  казалось,
пролетал над нами. Ѓыло очень жарко  и  светло.  -  Ћрел  может,  не  мигаЯ,
смотреть на солнце, - подумал Я. Ћтец долго целилсЯ, ведЯ мушку винтовки  за
полетом орла, потом выстрелил. Ћрел тотчас же дернулсЯ вверх, точно пулЯ его
подбросила в воздухе, сделал несколько быстрых взмахов крыльЯми и  упал.  Ќа
земле он вертелсЯ, как волчок, и раскрывал грЯзный клюв; перьЯ  его  были  в
крови. - Ќе подходи! - закричал мне отец,  когда  Я  бросилсЯ  было  к  тому
месту, где упала птица.
     € Я приблизилсЯ к орлу только после того, как он  перестал  шевелитьсЯ.
Ћн лежал на земле, полураскрыв согнутое сломанное крыло, подогнув  голову  с
кровавым клювом, и желтый его глаз уже становилсЯ стеклЯнным. Ќа  одной  его
лапе блестело кольцо, по которому что-то было нацарапано. - Ћрел-то  старый,
- пробормотал отец. џ вспоминал об этом каждый  раз,  когда  бывала  метель,
потому что впервые вспомнил об убитом орле именно во  времЯ  метели;  Я  был
тогда в парке, на лыжах, и метель заставила менЯ искать убежища в  небольшой
избушке, находившейсЯ посередине пригородного  леса.  ‚  этой  избушке  была
лыжнаЯ станциЯ. „ождавшись тихой погоды, Я снова вышел в лес:  лыжи  глубоко
погружались в мЯгкий, только что  нападавший  снег.  —ерез  некоторое  времЯ
ударил мороз и все небо мгновенно покраснело. - Ѓудет ветер, - подумал Я. Ќо
пока что стоЯла  тишина.  -  Ѓудет  ветер,  -  повторил  Я  вслух.  €  тогда
далеко-далеко в лесу вдруг что-то прозвенело. “пала ли  ледЯнаЯ  сосулька  с
дерева, зацепилсЯ ли легкий ветер об один  из  тех  прозрачных  сталактитов,
которые нависают на елЯх, - Я  не  знаю.  ‡наю  только,  после  этого  вновь
наступило молчание, - и потом опЯть зазвенел  лед.  Ѓудто  маленький  лесной
карлик, живущий где-нибудь в дупле, тихо  играл  на  стеклЯнной  скрипке.  €
вдруг мне показалось, что  громадное  земное  пространство  свернулось,  как
географическаЯ  карта,  и  что  вместо  ђоссии  Я   очутилсЯ   в   сказочном
варцвальде. ‡а деревьЯми стучат дЯтлы;  белые  снежные  горы  засыпают  над
ледЯными полЯми озер; и внизу, в долине, плывет в воздухе тоненькаЯ звенЯщаЯ
сеть, застывающаЯ на морозе. ‚ ту минуту - как каждый  раз,  когда  Я  бывал
по-настоЯщему счастлив, - Я исчез из моего сознаниЯ; так случалось в лесу, в
поле, над рекой, на берегу морЯ, так случалось, когда Я читал книгу, котораЯ
менЯ  захватывала.  “же  в  те   времена   Я   слишком   сильно   чувствовал
несовершенство и недолговечность того безмолвного концерта, который  окружал
менЯ везде, где бы Я ни был. Ћн проходил сквозь менЯ, на его  пути  росли  и
пропадали чудесные картины, незабываемые запахи, города €спании,  драконы  и
красавицы, - Я же оставалсЯ странным существом с ненужными руками и  ногами,
со множеством неудобных и бесполезных вещей, которые Я носил на себе.  †изнь
моЯ казалась мне чужой. џ очень любил свой дом, свою  семью,  но  мне  часто
снилсЯ сон, будто Я иду по нашему городу и прохожу мимо  зданиЯ,  в  котором
живу, и непременно прохожу мимо, а зайти туда не могу,  так  как  мне  нужно
двигатьсЯ дальше. —то-то заставлЯло менЯ стремитьсЯ все дальше, - как  будто
Я не знал, что не увижу ничего нового. џ видел тот сон очень часто. џ нес  в
себе бесконечное количество мыслей, ощущений и картин, которые Я  испытал  и
видел, - и не чувствовал их веса. Ђ при мысли о  Љлэр  тело  мое  наливалось
расплавленным  металлом,  и  все,  о  чем  Я  продолжал  думать,   -   идеи,
воспоминаниЯ, книги, - все неизменно торопилось оставить свой обычный вид, и
"†изнь животных" Ѓрема или умирающий орел  -  неизменно  представлЯлись  мне
высокими коленЯми Љлэр, ее кофточкой,  сквозь  которую  были  видны  круглые
томительные пЯтна, окружающие соски, ее  глазами  и  лицом.  џ  старалсЯ  не
думать о Љлэр, но лишь изредка мне это  удавалось.  Ѓыли,  впрочем,  вечера,
когда Я вовсе о ней не вспоминал: