        ѓайто ѓазданов. ‚ечер у Љлэр

---------------------------------------------------------------
     ѓазданов ѓ. ‘обрание сочинений: ‚ 3т.
     ’1: ‚ечер у Љлэр. €сториЯ одного путешествиЯ.Џолет. Ќочные дороги.
     Њ.: ‘огласие, 1999г, сс. 39-154
     OCR: Ћбщий текст Textshare, http://text.net.ru і http://text.net.ru
     ‚ычитка - ‘ергеЯ Џетрова
     ‚ фигурных скобках {} текст, выделенный курсивом.
---------------------------------------------------------------


                                                  ‚сЯ жизнь моЯ была залогом
                                                  ‘виданьЯ верного с тобой.
                                                                Ђ. ‘. Џушкин

     Љлэр была больна; Я просиживал у нее целые вечера и, уходЯ, всЯкий  раз
неизменно опаздывал к последнему поезду метрополитена и шел потом  пешком  с
улицы Raynouard на площадь St. Michel, возле которой Я жил. џ проходил  мимо
конюшен Ecole Militaire <‚оенное училище (фр.)>; оттуда слышалсЯ звон цепей,
на которых были привЯзаны лошади, и густой конский  запах,  столь  необычный
длЯ Џарижа; потом Я шагал по длинной и узкой улице Babylone, и в конце  этой
улицы в витрине фотографии, в неверном свете далеких фонарей на менЯ глЯдело
лицо  знаменитого  писателЯ,  все  составленное  из  наклонных   плоскостей;
всезнающие глаза под роговыми европейскими очками провожали менЯ полквартала
- до тех пор, пока Я не пересекал черную сверкающую полосу бульвара Raspail.
џ добиралсЯ, наконец, до своей  гостиницы.  „еловитые  старухи  в  лохмотьЯх
обгонЯли менЯ, перебираЯ слабыми ногами; над ‘еной горели, утопаЯ в темноте,
многочисленные огни, и когда Я глЯдел на них с моста, мне начинало казатьсЯ,
что Я стою над гаванью и что море покрыто иностранными кораблЯми, на которых
зажжены фонари. ЋглЯнувшись на ‘ену в последний раз, Я поднималсЯ к  себе  в
комнату и  ложилсЯ  спать  и  тотчас  погружалсЯ  в  глубокий  мрак;  в  нем
шевелились какие-то  дрожащие  тела,  иногда  не  успевающие  воплотитьсЯ  в
привычные длЯ моего глаза образы и так и пропадающие, не воплотившись;  и  Я
во сне жалел об их исчезновении, сочувствовал  их  воображаемой,  непонЯтной
печали и жил и засыпал в том неизъЯснимом  состоЯнии,  которого  никогда  не
узнаю наЯву. ќто должно было бы огорчать менЯ; но утром Я забывал о том, что
видел во сне, и последним воспоминанием вчерашнего днЯ было  воспоминание  о
том, что Я опЯть опоздал на поезд. ‚ечером Я снова отправлЯлсЯ к  Љлэр.  Њуж
ее несколько месЯцев тому назад уехал на –ейлон,  мы  были  с  ней  одни;  и
только  горничнаЯ,  приносЯщаЯ  чай  и  печенье  на  деревЯнном  подносе   с
изображением худенького китайца, нарисованного тонкими линиЯми, женщина  лет
сорока пЯти, носившаЯ пенсне и потому не похожаЯ на служанку и раз  навсегда
о чем-то задумавшаЯсЯ - она все забывала то щипцы длЯ сахара, то  сахарницу,
то блюдечко или ложку, - только горничнаЯ прерывала наше пребывание  вдвоем,
входЯ и спрашиваЯ, не нужно ли чего-нибудь madame. € Љлэр, котораЯ почему-то
была уверена, что горничнаЯ будет обижена, если ее ни  о  чем  не  попросЯт,
говорила: да, принесите, пожалуйста, граммофон  с  пластинками  из  кабинета
monsieur - хотЯ граммофон вовсе не был нужен, и, когда горничнаЯ уходила, он
оставалсЯ на том месте, куда она его поставила, и Љлэр сейчас же забывала  о
нем. ѓорничнаЯ приходила и уходила раз пЯть  за  вечер;  и  когда  Я  как-то
сказал Љлэр, что ее горничнаЯ очень хорошо сохранилась длЯ своего возраста и
что ноги ее обладают совершенно юношеской неутомимостью, но что, впрочем,  Я
считаю ее не вполне нормальной - у нее или маниЯ  передвижениЯ,  или  просто
малозаметное, но несомненное ослабление умственных способностей, свЯзанное с
наступающей старостью, - Љлэр посмотрела на менЯ с  сожалением  и  ответила,
что мне следовало бы изощрЯть мое специальное русское остроумие на других. €
прежде всего, по мнению Љлэр, Я должен был бы вспомнить о том, что  вчера  Я
опЯть ЯвилсЯ в рубашке с разными запонками, что нельзЯ,  как  Я  это  сделал
позавчера, класть мои перчатки на ее постель и брать Љлэр за плечи, точно  Я
здороваюсь не за руку, а за плечи, чего вообще никогда на свете не бывает, и
что если бы она захотела перечислить все мои погрешности против элементарных
правил приличиЯ, то ей пришлось бы говорить...  она  задумалась  и  сказала:
пЯть лет. Ћна сказала это с серьезным лицом -  мне  стало  жаль,  что  такие
мелочи могут ее огорчать, и  Я  хотел  попросить  у  нее  прощениЯ;  но  она
отвернулась, спина ее задрожала, она поднесла платок к  глазам  -  и  когда,
наконец, она посмотрела на менЯ, Я увидел, что она смеетсЯ. € она рассказала
мне, что горничнаЯ переживает свой очередной роман и  что  человек,  который
обещал на ней женитьсЯ, теперь наотрез от  этого  отказалсЯ.  €  потому  она
такаЯ задумчиваЯ. - Ћ чем же тут задумывать сЯ?  -  спросил  Я,  -  ведь  он
отказалсЯ на ней женитьсЯ. ђазве нужно так много времени, чтобы  понЯть  эту
простую вещь? - ‚ы всегда слишком прЯмо ставите вопросы, - сказала Љлэр. - ‘
женщинами так нельзЯ. Ћна задумываетсЯ  потому,  что  ей  жаль,  как  вы  не
понимаете? - Ђ долго длилсЯ роман? - Ќет,  -  ответила  Љлэр,  -  всего  две
недели. - ‘транно, она ведь всегда была такой задумчивой,  -  заметил  Я.  -
ЊесЯц тому назад она так же грустила и мечтала, как сейчас. -  Ѓоже  мой,  -
сказала Љлэр, - просто тогда у нее был другой  роман.  -  ќто  действительно
очень просто, - сказал Я, - простите менЯ, но Я  не  знал,  что  под  пенсне
вашей горничной  скрыта  трагедиЯ  какого-то  женского  „он-†уана,  который,
однако,  любит,  чтобы  на  нем  женились,  в  противоположность   „он-†уану
литературному, относившемусЯ к браку отрицательно. - Ќо Љлэр прервала менЯ и
продекламировала с пафосом фразу, которую она прочла  в  рекламной  афише  и
читаЯ которую смеЯлась до слез:

     Heureux acquereurs de la vraie Salamandre
     Jamais abandonnes par le constructeur
     <‘частливые обладатели настоЯщей "‘аламандры",
     Ќикогда не оставлЯемые фабрикой! (фр.) - Џерев. автора.>

     ‡атем разговор вернулсЯ к „он-†уану, потом, неизвестно как,  перешел  к
подвижникам, к протопопу Ђввакуму, но, дойдЯ до искушениЯ свЯтого ЂнтониЯ, Я
остановилсЯ, так как вспомнил, что  подобные  разговоры  не  очень  занимают
Љлэр; она предпочитала другие темы - о театре, о музыке; но больше всего она
любила анекдоты, которых знала множество. Ћна рассказывала мне эти анекдоты,
чрезвычайно остроумные и столь же неприличные;  и  тогда  разговор  принимал
особый  оборот  -  и  самые  невинные  фразы,   казалось,   таили   в   себе
двусмысленность  -  и  глаза  Љлэр  становились  блестЯщими;  а  когда   она
переставала смеЯтьсЯ, они делались темными и преступными и тонкие  ее  брови
хмурились; но как только Я  подходил  ближе  к  ней,  она  сердитым  шепотом
говорила: mais vous etes fou <но вы с ума сошли (фр.) - Џерев. автора.> -  и
Я отходил. Ћна улыбалась, и улыбка ее Ясно говорила:  mon  Dieu,  qu'il  est
simple! <Ѓоже, как он прост! (фр.) - Џерев. автора.> €  тогда  Я,  продолжаЯ
прерванный разговор, начинал с ожесточением ругать то, к чему  обычно  бывал
совершенно равнодушен; Я старалсЯ говорить как можно резче и обиднее,  точно
хотел отомстить за поражение, которое только что претерпел. Љлэр  насмешливо
соглашалась с моими доводами; и оттого, что она так  легко  уступала  мне  в
этом, мое поражение становилось еще более очевидным. - Oui, mon petit, c'est
tres interessant, ce que vous dites la <- „а, то,  что  вы  говорите,  очень
интересно (фр.). - Џерев. автора.>, - говорила она, не скрываЯ своего смеха,
который относилсЯ, однако,  вовсе  не  к  моим  словам,  а  все  к  тому  же
поражению, и подчеркиваЯ этим пренебрежительным  "la",  что  она  всем  моим
доказательствам не придает никакого значениЯ.  џ  делал  над  собой  усилие,
вновь преодолеваЯ искушение приблизитьсЯ к Љлэр, так как понимал, что теперь
было поздно; Я заставлЯл себЯ думать о другом, и голос Љлэр доходил до  менЯ
полузаглушенным; она смеЯлась и рассказывала мне какие-то пустЯки, которые Я
слушал  с  напрЯженным  вниманием,  пока  не  замечал,   что   Љлэр   просто
забавлЯетсЯ. …е развлекало то, что Я ничего не понимал в такие  моменты.  Ќа
следующий день Я приходил к ней примиренным; Я обещал себе не приближатьсЯ к
ней  и  выбирал  такие  темы,  которые  устранили  бы  опасность  повторениЯ
вчерашних унизительных минут. џ говорил обо всем печальном, что мне пришлось
видеть, и Љлэр становилась тихой и  серьезной  и  рассказывала  мне  в  свою
очередь, как умирала ее мать. - Asseyez-vous ici <- ‘адитесь сюда  (фр.).  -
Џерев. автора.>, - говорила она, указываЯ на кровать,  и  Я  садилсЯ  совсем
близко к ней, и она клала мне голову на колени и  произносила:  -  Oui,  mon
petit, c'est triste, nous sommes bien  malheureux  quand  meme  <-  „а,  это
грустно, мы все-таки очень несчастны (фр.). Џерев. автора.>. - џ слушал ее и
боЯлсЯ шевельнутьсЯ, так  как  малейшее  мое  движение  могло  оскорбить  ее
грусть. Љлэр гладила рукой одеЯло то в одну, то в другую сторону;  и  печаль
ее словно тратилась в этих движениЯх, которые сначала были бессознательными,
потом привлекали ее внимание, и кончалось это тем, что она замечала на своем
мизинце плохо срезанную кожу у ногтЯ и протЯгивала руку к  ночному  столику,
на котором лежали ножницы. €  она  опЯть  улыбалась  долгой  улыбкой,  точно
понЯла и проследила  в  себе  какой-то  длинный  ход  воспоминаний,  который
кончилсЯ неожиданно, но вовсе не грустной мыслью; и Љлэр взглЯдывала на менЯ
мгновенно темневшими глазами. џ осторожно перекладывал ее голову на  подушку
и говорил: простите, Љлэр, Я забыл папиросы в кармане плаща  -  и  уходил  в
переднюю, и тихий ее смех  доносилсЯ  до  менЯ.  Љогда  Я  возвращалсЯ,  она
замечала:
     - J'etais etonnee tout a l'heure.  Je  croyais  que  vous  portiez  vos
cigarettes toujours sur vous, dans la poche de votre pantalon, comme vous le
faisiez jusqu'a present. Vous avez change d'habitude? <- џ была удивлена.  џ
думала, что вы носите папиросы в кармане брюк, как вы это делали до сих пор.
‚ы изменили этой привычке? (фр.) - Џерев. автора.>
     € она смотрела мне в глаза, смеЯсь и жалеЯ менЯ,  и  Я  знал,  что  она
прекрасно понимала, почему Я встал и  вышел  из  комнаты.  ‚добавок  Я  имел
неосторожность сейчас же вытащить портсигар из заднего кармана брюк. - Ditez
moi, - сказала Љлэр, как бы умолЯЯ менЯ ответить ей правду, - quelle est  la
difference entre un trench-coat et un  pantalon?  <-  ‘кажите  мне...  какаЯ
разница между плащом и брюками?.. (фр.) - Џерев. автора.>
     - Љлэр, это очень жестоко, - ответил Я.
     - Je ne vous reconnais pas, mon petit. Mettez  toujours  en  marche  le
phono, ca va vous distraire <- џ вас не узнаю. ‡аведите граммофон,  это  вас
развлечет (фр.). - Џерев. автора.>.
     ‚ тот вечер, уходЯ от Љлэр,  Я  услышал  из  кухни  голос  горничной  -
надтреснутый и тихий. Ћна пела с тоской веселую песенку, и это удивило менЯ.

     C'est une chemise rose
     Avec une petite femme dedans,
     Fraiche comme la fleur eclose,
     Simple comme la fleur des champs.
     <Џочти непереводимо. Ѓуквально это значит следующее:
     ќто розоваЯ рубашка,
     ‚нутри которой - женщина,
     ‘вежаЯ, как распустившийсЯ цветок.
     ЏростаЯ, как цветок полей (фр.). - Џерев. автора.>
     Ћна вкладывала столько меланхолии в эти слова, столько ленивой  грусти,
что они начинали звучать иначе, чем обычно, и фраза "fraiche comme la  fleur
eclose" сразу напоминала мне пожилое лицо горничной, ее пенсне, ее  роман  и
постоЯнную ее задумчивость. џ рассказал это Љлэр; она отнеслась к  несчастью
горничной с участием - потому что  с  Љлэр  ничего  подобного  случитьсЯ  не
могло, и это сочувствие не пробуждало в ней личных чувств или опасений  -  и
ей очень понравилась песенка:

     C'est une chemise rose
     Avec une petite femme dedans.

     Ћна  придавала  этим  словам   самые   разнообразные   оттенки   -   то
вопросительный, то утвердительный, то торжествующий  и  насмешливый.  Љаждый
раз, как Я слышал этот мотив на улице или в  кафе,  мне  становилось  не  по
себе. Ћднажды Я пришел к Љлэр  и  стал  бранить  песенку,  говорЯ,  что  она
слишком французскаЯ, что она пошлаЯ и что соблазн такого  легкого  остроумиЯ
не увлек бы ни одного композитора более или менее  способного;  вот  в  этом
главное отличие французской психологии от серьезных вещей - говорил  Я:  это
искусство, столь же непохожее на настоЯщее искусство, как поддельный  жемчуг
на неподдельный. - ‚ этом не хватает самого главного, - сказал  Я,  исчерпав
все свои аргументы и  рассердившись  на  себЯ.  Љлэр  утвердительно  кивнула
головой, потом взЯла мою руку и сказала:
     - Il n'y manque qu'une chose. <- ‡десь не хватает только одного  (фр.).
- Џерев. автора.>
     - —то именно? - Ћна засмеЯлась и пропела:

     C'est une chemise rose
     Avec une petite femme dedans.

     Љогда Љлэр выздоровела и провела несколько дней уже не в кровати,  а  в
кресле или на chaise longue <шезлонге (фр.).> и  почувствовала  себЯ  вполне
хорошо, она потребовала,  чтобы  Я  сопровождал  ее  в  кинематограф.  Џосле
кинематографа мы просидели около часа в ночном кафе. Љлэр была со мной очень
резка, часто обрывала менЯ: когда Я  шутил,  она  сдерживала  свой  смех  и,
улыбаЯсь против воли, говорила: "Non, ce n'est pas bien dit, ca" <"Ќет,  это
не остроумно" (фр.). - Џерев. автора.>, - и так как она была в  плохом,  как
мне казалось, настроении, то у нее  было  впечатление,  что  и  другие  всем
недовольны и раздражены. € она с удивлением спрашивала менЯ: "Mais qu'est ce
que vous avez ce soir? Vous n'etes pas comme toujours" <"—то с вами  сегоднЯ
вечером? ‚ы не такой, как всегда" (фр.). Џерев. автора.>, - хотЯ Я вел  себЯ
нисколько не иначе, чем всегда. џ проводил ее домой;  шел  дождь.  “  двери,
когда Я поцеловал ей руку, прощаЯсь, она вдруг  раздраженно  сказала:  "Mais
entrez donc, vous allez boire une tasse de the" <"Ќу,  входите  же,  выпейте
чашку чаЯ" (фр.). - Џерев. автора.>,  -  и  произнесла  это  таким  сердитым
тоном, как если бы хотела прогнать менЯ: ну, уходите, разве  вы  не  видите,
что вы мне надоели? џ вошел. Њы выпили чай в молчании. Њне  было  тЯжело,  Я
подошел к Љлэр и сказал:
     - Љлэр, не надо на менЯ сердитьсЯ. џ ждал встречи с вами десЯть лет.  €
Я ничего у вас не прошу. - џ хотел прибавить, что такое долгое ожидание дает
право на просьбу о самом простом, самом  маленьком  снисхождении;  но  глаза
Љлэр из серых стали почти черными; Я с ужасом увидел - так как слишком долго
этого ждал и перестал на это надеЯтьсЯ, - что Љлэр подошла ко мне вплотную и
ее грудь коснулась моего двубортного застегнутого пиджака; она обнЯла  менЯ,
лицо ее приблизилось; ледЯной запах мороженого,  которое  она  ела  в  кафе,
вдруг почему-то необыкновенно поразил менЯ;  и  Љлэр  сказала:  "Comment  ne
compreniez vous pas?.." <"Љак, вы не понимали?.." (фр.) - Џерев. автора.>, -
и судорога прошла по ее телу. ’уманные глаза Љлэр, обладавшие даром стольких
превращений, то жестокие, то бесстыдные, то смеющиесЯ, - мутные ее  глаза  Я
долго видел перед собой; и когда она заснула, Я повернулсЯ лицом к  стене  и
прежнЯЯ печаль посетила менЯ; печаль была в воздухе, и прозрачные  ее  волны
проплывали над белым телом Љлэр, вдоль ее ног и груди; и печаль выходила изо
рта Љлэр невидимым дыханием. џ лежал рЯдом с  Љлэр  и  не  мог  заснуть;  и,
отводЯ взглЯд от ее побледневшего лица, Я заметил, что синий  цвет  обоев  в
комнате Љлэр мне показалсЯ внезапно  посветлевшим  и  странно  изменившимсЯ.
’емно-синий цвет, каким Я видел его перед закрытыми  глазами,  представлЯлсЯ
мне всегда выражением какой-то постигнутой тайны - и постижение было мрачным
и внезапным и точно застыло, не успев высказать  все  до  конца;  точно  это
усилие чьего-то духа вдруг остановилось и умерло  -  и  вместо  него  возник
темно-синий фон. ’еперь он превратилсЯ в светлый; как будто  усилие  еще  не
кончилось  и  темно-синий  цвет,  посветлев,  нашел  в   себе   неожиданный,
матово-грустный  оттенок,  странно   соответствовавший   моему   чувству   и
несомненно имевший отношение к Љлэр. ‘ветло-синие  призраки  с  обрубленными
кистЯми сидели в двух креслах,  стоЯвших  в  комнате;  они  были  равнодушно
враждебны друг другу, как люди, которых постигла одна и та же судьба, одно и
то же наказание,  но  за  разные  ошибки.  ‹иловый  бордюр  обоев  изгибалсЯ
волнистой  линией,  похожей  на  условное  обозначение  пути,  по   которому
проплывает рыба в неведомом море; и сквозь  трепещущие  занавески  открытого
окна все стремилось и не могло дойти  до  менЯ  далекое  воздушное  течение,
окрашенное в тот же светло-синий цвет и  несущее  с  собой  длинную  галерею
воспоминаний, падавших обычно, как дождь, и столь же  неудержимых;  но  Љлэр
повернулась,  проснувшись  и  пробормотав:  "Vous  ne  dormez  pas?   Dormez
toujours, mon petit, vous serez fatigue le  matin"  <"‚ы  не  спите?  ‘пите,
утром вы будете усталым" (фр.). - Џерев. автора.>, - и глаза ее  опЯть  было
потемнели. Ћна, однако, была не в силах преодолеть оцепенение  сна  и,  едва
договорив фразу, опЯть заснула; брови ее остались поднЯтыми, и  во  сне  она
как будто удивлЯлась тому, что с ней сейчас происходит. ‚ том, что она этому
удивлЯлась, было нечто чрезвычайно длЯ  нее  характерное:  отдаваЯсь  власти
сна, или грусти, или другого чувства, как бы сильно  оно  ни  было,  она  не
переставала оставатьсЯ собой; и казалось, самые могучие потрЯсениЯ не  могли
ни в чем изменить  это  такое  законченное  тело,  не  могли  разрушить  это
последнее, непобедимое очарование, которое заставило менЯ  потратить  десЯть
лет моей жизни на поиски Љлэр и не забывать о ней нигде и никогда. -  Ќо  во
всЯкой любви есть печаль, - вспоминал Я, - печаль завершениЯ  и  приближениЯ
смерти любви, если она бывает счастливой, и печаль  невозможности  и  потери
того, что нам никогда не принадлежало, - если любовь остаетсЯ тщетной. € как
Я грустил о богатствах, которых у менЯ не было, так раньше Я жалел  о  Љлэр,
принадлежавшей другим; и так же теперь, лежа на ее кровати, в ее квартире  в
Џариже, в светло-синих облаках ее комнаты, которые Я до этого вечера счел бы
несбыточными и  несуществующими  -  и  которые  окружали  белое  тело  Љлэр,
покрытое в трех  местах  такими  постыдными  и  мучительно  соблазнительными
волосами, так же теперь Я жалел о том, что Я уже не могу  больше  мечтать  о
Љлэр, как Я мечтал всегда; и что пройдет еще много времени,  пока  Я  создам
себе иной ее образ и он опЯть станет в ином смысле столь же недостижимым длЯ
менЯ, сколь  недостижимым  было  до  сих  пор  это  тело,  эти  волосы,  эти
светло-синие облака.
     џ думал о Љлэр, о вечерах, которые Я проводил у нее, и постепенно  стал
вспоминать все, что им предшествовало; и невозможность понЯть и выразить все
это была мне тЯгостна. ‚ тот вечер мне казалось более очевидно, чем  всегда,
что  никакими  усилиЯми  Я  не  могу  вдруг  охватить  и  почувствовать   ту
бесконечную последовательность мыслей, впечатлений и ощущений,  совокупность
которых возникает в моей памЯти как рЯд теней, отраженных в смутном и жидком
зеркале  позднего  воображениЯ.  ‘амым   прекрасным,   самым   пронзительным
чувствам, которые Я  когда-либо  испытывал,  Я  обЯзан  был  музыке;  но  ее
волшебное и мгновенное существование  есть  лишь  то,  к  чему  Я  бесплодно
стремлюсь, - и жить так Я не могу. Ћчень часто в концерте Я внезапно начинал
понимать то, что до тех пор казалось мне неуловимым; музыка вдруг пробуждала
во  мне  такие  странные  физические  ощущениЯ,  к  которым  Я  считал  себЯ
неспособным, но с  последними  замиравшими  звуками  оркестра  эти  ощущениЯ
исчезали, и Я опЯть оставалсЯ в неизвестности  и  неуверенности,  мне  часто
присущими.  Ѓолезнь,  создававшаЯ  мне  неправдоподобное  пребывание   между
действительным и мнимым, заключалась в неуменье моем ощущать отличие  усилий
моего  воображениЯ  от   подлинных,   непосредственных   чувств,   вызванных
случившимисЯ со мной событиЯми. ќто было как бы отсутствием  дара  духовного
осЯзаниЯ. ‚сЯкий предмет был почти лишен в  моих  глазах  точных  физических
очертаний; и в силу этого странного недостатка Я никогда не мог сделать даже
самого  плохого  рисунка;  и  позже,  в  гимназии,  Я  при  всем  усилии  не
представлЯл  себе  сложных  линий  чертежей,  хотЯ  понимал  Ясную  цель  их
сплетений. ‘ другой стороны, зрительнаЯ памЯть у  менЯ  была  всегда  хорошо
развита, и Я до сих пор не знаю, как примирить это Явное  противоречие:  оно
было первым из тех бесчисленных противоречий, которые впоследствии погружали
менЯ  в  бессильную  мечтательность;   они   укреплЯли   во   мне   сознание
невозможности проникнуть в сущность отвлеченных идей; и это сознание, в свою
очередь, вызывало неуверенность в себе. џ был поэтому  очень  робок;  и  моЯ
репутациЯ дерзкого мальчика, которую Я имел в детстве, объЯснЯлась, как  это
понимали  некоторые  люди,  например,  моЯ  мать,  именно  сильным  желанием
победить эту постоЯнную несамоуверенность. Џозже у менЯ поЯвилась привычка к
общению с самыми разнообразными людьми, и Я даже выработал известные правила
разговора, которых почти  никогда  не  преступал.  Ћни  заключались  в  упот
реблении нескольких десЯтков мыслей, достаточно сложных на вид и чрезвычайно
примитивных на самом деле, доступных любому собеседнику;  но  сущность  этих
простых понЯтий, общепринЯтых  и  обЯзательных,  всегда  была  мне  чужда  и
неинтересна. џ, однако, не мог победить в себе мелочного любопытства, и  мне
доставлЯло  удовольствие  вызывать  некоторых  людей  на  откровенность;  их
унизительные и ничтожные признаниЯ  никогда  не  возбуждали  во  мне  вполне
законного и понЯтного отвращениЯ; оно  должно  было  бы  поЯвлЯтьсЯ,  но  не
поЯвлЯлось. џ думаю, это  происходило  потому,  что  резкость  отрицательных
чувств была мне несвойственна, Я был слишком равнодушен к внешним  событиЯм;
мое  глухое,  внутреннее  существование  оставалось  длЯ  менЯ   исполненным
несравненно большей значительности. € все-таки  в  детстве  оно  было  более
свЯзано с внешним миром, чем впоследствии; позже оно  постепенно  отдалЯлось
от менЯ - и чтобы вновь очутитьсЯ в этих темных  пространствах  с  густым  и
ощутимым воздухом, мне нужно бывало пройти расстоЯние, которое увеличивалось
по мере накоплениЯ жизненного опыта, то есть  просто  запаса  соображений  и
зрительных или вкусовых ощущений. €зредка Я с ужасом думал, что, может быть,
когда-нибудь наступит такой момент, который лишит менЯ возможности вернутьсЯ
в себЯ; и тогда Я стану животным - и при этой мысли в моей памЯти  неизменно
возникала  собачьЯ  голова,  поедающаЯ  объедки  из  мусорной  Ямы.   Ћднако
опасность того сближениЯ, мнимого и действительного, которое Я считал  своей
болезнью, никогда не была далеко от менЯ; и  изредка  в  приступах  душевной
лихорадки Я не мог ощутить моего подлинного существованиЯ; гул и звон стоЯли
в ушах, и на улице мне становилось так трудно идти,  так  трудно  идти,  как
будто Я с моим тЯжелым телом пытаюсь продвигатьсЯ в том плотном  воздухе,  в
тех мрачных пейзажах моей фантазии, где так легко скользит  удивленнаЯ  тень
моей головы. ‚ такие минуты менЯ оставлЯла памЯть.  Ћна  вообще  была  самой
несовершенной моей способностью, - несмотрЯ на то,  что  Я  легко  запоминал
наизусть целые печатные страницы. Ћна покрывала мои воспоминаниЯ прозрачной,
стеклЯнной паутиной и уничтожала их чудесную неподвижность; и памЯть чувств,
а не мысли, была неизмеримо более богатой и сильной. џ никогда не мог  дойти
до первого моего ощущениЯ, Я не знал, каким оно было; сознавать происходЯщее
и впервые понимать его причины Я стал тогда, когда мне  было  лет  шесть;  и
восьми лет от роду, благодарЯ большому сравнительно количеству книг, которые
от менЯ запирали и которые Я все-таки читал, Я был  способен  к  письменному
изложению мыслей; Я сочинил тогда довольно длинный рассказ  об  охотнике  на
тигров. €з раннего моего детства Я запомнил всего  лишь  одно  событие.  Њне
было три года; мои родители вернулись на некоторое  времЯ  в  Џетербург,  из
которого незадолго перед этим уехали; они  должны  были  пробыть  там  очень
немного, что-то недели две. Ћни остановились у бабушки, в большом ее доме на
Љабинетской улице, том самом, где Я родилсЯ. Ћкна квартиры, находившейсЯ  на
четвертом этаже, выходили во двор. Џомню, что Я осталсЯ один  в  гостиной  и
кормил моего игрушечного зайца морковью, которую попросил у  кухарки.  ‚друг
странные звуки, доносившиесЯ со двора,  привлекли  мое  внимание.  Ћни  были
похожи на  тихое  урчание,  прерывавшеесЯ  изредка  протЯжным  металлическим
звоном, очень тонким и чистым. џ  подошел  к  окну,  но  как  Я  ни  пыталсЯ
поднЯтьсЯ на цыпочках и что-нибудь увидеть, ничего  не  удавалось.  ’огда  Я
подкатил к  окну  большое  кресло,  взобралсЯ  на  него  и  оттуда  влез  на
подоконник. Љак сейчас вижу пустынный  двор  внизу  и  двух  пильщиков;  они
поочередно двигались  взад  и  вперед,  как  плохо  сделанные  металлические
игрушки  с  механизмом.  €ногда  они  останавливались,  отдыхаЯ;   и   тогда
раздавалсЯ звон внезапно задержанной и задрожавшей пилы. џ  смотрел  на  них
как зачарованный и бессознательно сползал с окна. ‚сЯ  верхнЯЯ  часть  моего
тела свешивалась во двор. Џильщики увидели менЯ;  они  остановились,  поднЯв
головы и глЯдЯ вверх, но не произносЯ ни слова. Ѓыл конец  сентЯбрЯ;  помню,
что Я вдруг почувствовал холодный воздух и у менЯ начали зЯбнуть кисти  рук,
не закрытые оттЯнувшимисЯ назад рукавами. ‚ это времЯ в  комнату  вошла  моЯ
мать. Ћна тихонько приблизилась к окну, снЯла менЯ, закрыла раму - и упала в
обморок. ќтот случай запомнилсЯ мне чрезвычайно; Я помню еще  одно  событие,
случившеесЯ значительно позже, - и оба  эти  воспоминаниЯ  сразу  возвращают
менЯ в детство, в тот период времени,  понимание  которого  мне  теперь  уже
недоступно.
     ќто второе событие заключалось в том, что когда менЯ только что научили
грамоте, Я прочел в маленькой  детской  хрестоматии  рассказ  о  деревенском
сироте, которого учительница из милости принЯла в школу. Ћн помогал  сторожу
топить печь, убирал комнаты и очень усердно  училсЯ.  €  вот  однажды  школа
сгорела, и этот мальчик осталсЯ зимой на улице  в  суровый  мороз.  Ќи  одна
книга впоследствии не производила на менЯ такого впечатлениЯ: Я видел  этого
сироту перед собой, видел его мертвых отца и  мать  и  обгоревшие  развалины
школы; и горе мое было так сильно, что Я рыдал двое суток, почти  ничего  не
ел и очень мало спал. Ћтец мой сердилсЯ и говорил:
     - ‚от, научили так рано читать мальчика, - вот все потому так и  вышло.
…му бегать нужно, а не читать. ‘лава  Ѓогу,  будет  еще  времЯ.  €  зачем  в
детских книжках такие рассказы печатают?
     Ћтец мой умер, когда мне было восемь лет. Џомню, как мать привела  менЯ
в лечебницу, где он лежал. џ не видал его месЯца полтора,  с  самого  начала
болезни, и менЯ поразило его исхудавшее лицо, чернаЯ борода и горЯщие глаза.
Ћн погладил менЯ по голове и глухо сказал, обращаЯсь к матери:
     - Ѓереги детей.
     Њать не могла ему отвечать. € тогда он прибавил с необыкновенной силой:
     - Ѓоже мой, если бы мне сказали, что Я буду  простым  пастухом,  только
пастухом, но что Я буду жить!
     Џотом мать выслала менЯ из комнаты. џ вышел в садик: хрустел под ногами
песок, было жарко и светло и очень далеко видно. ‘ев с матерью в колЯску,  Я
сказал:
     - Њама, у папы все-таки хороший вид, Я думал, гораздо хуже.
     Ћна ничего не ответила, только прижала мою голову к коленЯм, и  так  мы
доехали до дому.
     Ѓыло в моих воспоминаниЯх всегда нечто невыразимо сладостное:  Я  точно
не видел и не знал всего, что со мной случилось после того момента,  который
Я воскрешал: и Я  оказывалсЯ  попеременно  то  кадетом,  то  школьником,  то
солдатом - и только им; все остальное переставало существовать.  џ  привыкал
жить в прошедшей действительности, восстановленной  моим  воображением.  ЊоЯ
власть в ней была неог раниченна, Я не подчинЯлсЯ  никому,  ничьей  воле;  и
долгими часами, лежа в саду, Я создавал искусственные положениЯ всех  людей,
участвовавших в моей жизни, и заставлЯл их  делать  то,  что  хотел,  и  эта
постоЯннаЯ забава моей фантазии постепенно входила в привычку.  Џотом  сразу
наступил такой период моей жизни, когда Я потерЯл себЯ и перестал сам видеть
себЯ в картинах, которые себе рисовал. џ тогда много  читал;  помню  портрет
„остоевского на первом томе его сочинений.  ќту  книгу  у  менЯ  отобрали  и
спрЯтали; но Я разбил стеклЯнную дверцу шкафа и из  множества  книг  вытащил
именно том с портретом. џ читал все без разбора, но не любил  книг,  которые
мне давали, и ненавидел всю  "золотую  библиотеку",  за  исключением  сказок
Ђндерсена и ѓауфа. ‚ то времЯ личное мое существование было длЯ  менЯ  почти
неощутимо. —итаЯ „он-Љихота, Я представлЯл себе все, что с ним  происходило,
но работа моего воображениЯ совершалась помимо менЯ,  и  Я  не  делал  почти
никаких усилий. џ не принимал участиЯ в подвигах ђыцарЯ Џечального Ћбраза  и
не смеЯлсЯ ни над ним, ни над ‘анчо Џансой; менЯ вообще как будто не было  и
книгу ‘ервантеса читал кто-то другой. џ  думаю,  что  это  времЯ  усиленного
чтениЯ  и  развитиЯ,  бывшее  эпохой   моего   совершенно   бессознательного
существованиЯ, Я мог бы сравнить с глубочайшим душевным  обмороком.  ‚о  мне
оставалось лишь одно чувство, окончательно созревшее  тогда  и  впоследствии
менЯ уже  не  оставлЯвшее,  чувство  прозрачной  и  далекой  печали,  вполне
беспричинной и чистой. Ћднажды, убежав из дому и гулЯЯ  по  бурому  полю,  Я
заметил в  далеком  овраге  нерастаЯвший  слой  снега,  который  блестел  на
весеннем солнце. ќтот белый и нежный свет  возник  передо  мной  внезапно  и
показалсЯ мне таким невозможным и прекрасным, что Я готов был  заплакать  от
волнениЯ. џ пошел к этому месту и достиг его через несколько минут. ђыхлый и
грЯзный снег лежал на черной земле; но он слабо блестел сине-зеленым цветом,
как мыльный пузырь, и был вовсе не похож на тот сверкающий снег,  который  Я
видел издали. џ долго  вспоминал  наивное  и  грустное  чувство,  которое  Я
испытал тогда, и этот сугроб. € уже несколько лет спустЯ, когда Я читал одну
трогательную книгу без заглавных листов, Я представил себе весеннее  поле  и
далекий снег и то, что стоит  только  сделать  несколько  шагов,  и  увидишь
грЯзные, тающие остатки. - € больше ничего? - спрашивал Я себЯ. € жизнь  мне
показалась такой же: вот Я проживу на свете столько-то лет и дойду  до  моей
последней минуты и буду умирать. Љак? € больше ничего? ’о были  единственные
движениЯ моей души, происходившие в этот период времени. Ђ между тем Я читал
иностранных писателей, наполнЯлсЯ содержанием чуждых мне  стран  и  эпох,  и
этот мир постепенно становилсЯ моим:  и  длЯ  менЯ  не  было  разницы  между
испанской и русской обстановкой.
     џ очнулсЯ от этого состоЯниЯ через  год,  незадолго  до  поступлениЯ  в
гимназию. € уже тогда все мои ощущениЯ были мне  известны,  и  в  дальнейшем
происходило только внешнее расширение моих знаний,  очень  незначительное  и
очень  неважное.  ЊоЯ  внутреннЯЯ  жизнь   начинала   существовать   вопреки
непосредственным событиЯм; и все изменениЯ, происходившие в ней, совершались
в темноте и вне  какой  бы  то  ни  было  зависимости  от  моих  отметок  по
поведению, от гимназических наказаний  и  неудач.  ’о  времЯ,  когда  Я  был
всецело погружен в себЯ, ушло и побледнело и только изредка возвращалось  ко
мне, как припадки утихающей, но неизлечимой болезни.
     ‘емьЯ моего отца часто переезжала с места на место,  нередко  пересекаЯ
большие расстоЯниЯ. џ помню хлопоты, укладывание громоздких вещей  и  вечные
вопросы о том, что именно положено в корзину с серебром, а что в  корзину  с
шубами. Ћтец неизменно  бывал  весел  и  беспечен,  мать  сохранЯла  строгое
выражение; всеми заботами по  укладыванию  и  путешествию  ведала  она.  Ћна
взглЯдывала на  свои  маленькие  золотые  часики,  висевшие,  по  тогдашнему
обычаю, на груди, и все боЯлась опоздать, и отец  ее  успокаивал,  говорЯ  с
удивленным видом:
     - Ќу, у нас еще масса времени.
     ‘ам он всегда и всюду опаздывал. ‘лучалось, что, когда ему  нужно  было
уезжать, он вспоминал об этом за три днЯ, говорил: ну, уж на этот раз Я буду
точен - и неизменно, после поцелуев, прощаньЯ и слез моей маленькой  сестры,
возвращалсЯ через полчаса.
     - Џросто не понимаю, как это могло выйти. ‚ моем распорЯжении  было  не
меньше четырнадцати минут. џвлЯюсь на вокзал -  только  что,  говорЯт,  ушел
поезд. “дивительно.
     Ћн всегда был занЯт химическими  опытами,  географическими  работами  и
общественными вопросами. ќто  всецело  его  поглощало,  и  об  остальном  он
нередко забывал - точно остального и не существовало. ‚прочем, были еще  две
вещи, которые его интересовали: пожары  и  охота.  Ќа  пожарах  он  проЯвлЯл
необычайную энергию. Ћн вытаскивал из горЯщего дома все, что мог; и так  как
он был очень силен, то нередко спасал от пламени шкафы, которые  выносил  на
спине, и однажды, в ‘ибири, когда пылал дом одного  из  богатых  купцов,  он
ухитрилсЯ спустить по деревЯнной лестнице несгораемую кассу.  Њежду  прочим,
незадолго до пожара он обращалсЯ к этому купцу с просьбой сдать  внаем  одну
из квартир, котораЯ находилась в другом доме купца; но тот, узнав, что  отец
не коммерсант, наотрез отказалсЯ. Џосле пожара он пришел к  нам  и  попросил
отца переехать в тот дом и даже принес какие-то подарки. Ћтец успел забыть о
пожаре: он был рад  помочь  кому  угодно,  но  его  влекло  туда  не  только
сочувствие людЯм, находЯщимсЯ в несчастье;  он  питал  непонЯтную  любовь  к
огню. Љупец между тем настаивал. - ђазве ж Я знал, что вы мою кассу спасете?
- простодушно говорил он. Ћтец, наконец, вспомнил, в чем дело, рассердилсЯ и
выпроводил купца, сказав ему: вы тут всЯкие глупости говорите, а Я занЯт.
     Ћн любил  физические  упражнениЯ,  был  хорошим  гимнастом,  неутомимым
наездником, - он все смеЯлсЯ над "посадкой"  его  двух  братьев,  драгунских
офицеров, которые, как он говорил,  "даже  кончив  их  эту  самую  лошадиную
академию, не научились ездить верхом; впрочем,  они  и  в  детстве  были  не
способны к верховой езде, а пошли  в  лошадиную  академию  потому,  что  там
алгебры не надо учить", - и прекрасным пловцом. Ќа глубоком месте  он  делал
такую необыкновенную вещь, которой Я потом нигде не видал: он садилсЯ, точно
это была землЯ, а не вода, поднимал ноги  так,  что  его  тело  образовывало
острый угол, и вдруг начинал вертетьсЯ, как волчок: Я  помню,  как  Я,  сидЯ
голым на берегу, смеЯлсЯ; и потом, вцепившись в шею отца, переплывал реку на
его широкой волосатой спине. Ћхота была его страстью. €ногда он  возвращалсЯ
домой на розвальнЯх, после суток осторожного  и  утомительного  выслеживаниЯ
зверЯ, - и с саней глЯдели стеклЯнные, мертвые глаза лосЯ;  он  охотилсЯ  за
турами на Љавказе; и ему ничего не стоило поехать за несколько сот верст  по
простому охотничьему  приглашению.  Ћн  никогда  ничем  не  болел,  не  знал
усталости и просиживал в своем кабинете, заставленном колбами,  ретортами  и
Ящиками с какой-то вЯзкой массой, много часов подрЯд, а потом уезжал на  три
днЯ охотитьсЯ  за  волками,  мало  спал  и,  вернувшись,  опЯть  садилсЯ  за
письменный стол как ни в чем не бывало. ’ерпение его было необычайно.  –елый
год, вечерами, он лепил из гипса  рельефную  карту  Љавказа,  с  мельчайшими
географическими подробностЯми. Ћна  была  уже  кончена.  џ  как-то  вошел  в
кабинет отца; его не было. Љарта стоЯла наверху, на этажерке. џ потЯнулсЯ за
ней, дернул ее к себе, - она упала на пол  и  разбилась  вдребезги.  Ќа  шум
пришел отец, посмотрел на менЯ укоризненно и сказал:
     - ЉолЯ, никогда не ходи в кабинет без моего разрешениЯ.
     Џотом он посадил менЯ к себе на плечи и пошел к  матери.  Ћн  рассказал
ей, что Я разбил карту, и прибавил: представь  себе,  придетсЯ  карту  опЯть
делать с самого начала. Ћн принЯлсЯ за работу, и к концу второго года  карта
была готова.
     џ мало знал моего отца, но Я знал о нем самое главное: он любил  музыку
и подолгу слушал ее, не двигаЯсь, не сходЯ с места.  Ћн  не  переносил  зато
колокольного звона. ‚се,  что  хоть  как-нибудь  напоминало  ему  о  смерти,
оставалось длЯ него враждебным и  непонЯтным;  и  этим  же  объЯснЯлась  его
нелюбовь  к  кладбищам  и  памЯтникам.  €  однажды  Я   видел   отца   очень
взволнованным и расстроенным, - что случалось с ним чрезвычайно  редко.  ќто
произошло в Њинске, когда он узнал о смерти одного  из  своих  товарищей  по
охоте, бедного чиновника; Я не знал его имени. Џомню,  что  он  был  высоким
человеком,  с  лысиной  и  бесцветными  глазами,  плохо  одетым.  Ћн  всегда
необыкновенно  оживлЯлсЯ,  говорЯ  о  куропатках,  зайцах  и  перепелах;  он
предпочитал мелкую дичь.
     - ‚олк - это не охота, ‘ергей Ђлександрович, - сердито говорил он отцу.
- ќто баловство. € волк баловство, и медведь баловство.
     - Љак баловство? - возмущалсЯ отец. - Ђ лось? Ђ кабан? „а знаете ли вы,
что такое кабан?
     - Ќе знаю Я,  что  такое  кабан,  ‘ергей  Ђлександрович.  Ќо  вы  менЯ,
повторЯю, не переубедите.
     - Ќу, Ѓог с вами, - неожиданно успокаивалсЯ  отец.  -  Ђ  чай  вы  тоже
баловством считаете?
     - Ќет, ‘ергей Ђлександрович.
     - Ќу, тогда идемте пить чай. Њелочью все занимаетесь. ‚от  Я  посмотрю,
сколько вы чаю можете выпить.
     ‚  Њинске  частыми  нашими  гостЯми  были  этот  чиновник  и   художник
‘иповский. ‘иповский был высокий старик с  сердитыми  бровЯми,  борзЯтник  и
любитель искусства. Ћн был громаден и широк в плечах; карманы его отличались
страшной глубиной. Ћдин раз, придЯ к нам и не застав дома никого, кроме менЯ
и нЯни, он поглЯдел на менЯ в упор и отрывисто спросил:
     - Џетуха видел?
     - ‚идел.
     - Ќе боишьсЯ?
     - Ќет.
     - ‚от смотри.
     Ћн залез в карман и  вытащил  оттуда  огромного  живого  петуха.  Џетух
застучал когтЯми по полу и принЯлсЯ кружитьсЯ по передней.
     - Ђ вам петух зачем? - спросил Я.
     - ђисовать буду.
     - Ћн не будет сидеть смирно.
     - Ђ Я заставлю.
     - Ќет, не заставите.
     - Ќет, заставлю.
     Њы вошли в  детскую.  ЌЯнЯ,  взмахиваЯ  руками,  загнала  туда  петуха.
‘иповский, придерживаЯ его одной рукой, другой обвел мелом круг по полу -  и
петух, к  моему  изумлению,  покачнувшись  раза  два,  осталсЯ  неподвижным.
‘иповский быстро  нарисовал  его.  Џомню  еще  один  его  рисунок:  охотник,
наклонившись набок, скачет на лошади: прЯмо перед ним две борзые наседают на
волка. ‹ицо у охотника красное и отчаЯнное;  все  четыре  ноги  конЯ  как-то
сплелись вместе. ќту картину ‘иповский подарил мне.  џ  очень  любил  вообще
изображениЯ животных, знал, никогда их не видЯ, множество пород диких зверей
и три тома Ѓрэма прочел два раза с начала и до конца. Љак раз  в  то  времЯ,
когда  Я  читал  второй  том  "†изни   животных",   ощенилась   сука   отца,
сеттер-лаверак. Ћтец роздал слепых собачонок знакомым и оставил себе  только
одного щенка,  самого  крупного.  „нЯ  через  три  вечером  к  нам  прибежал
чиновник.
     - ‘ергей Ђлександрович, - сказал  он  со  слезами  в  голосе,  даже  не
поздоровавшись. - ‚ы всех щенЯт роздали? —то же, обо мне забыли?
     - ‡абыл, - ответил отец, глЯдЯ в пол. …му было неловко.
     - ’ак ни одного и не осталось?
     - Ћдин есть, да это длЯ менЯ.
     - Ћтдайте его мне, ‘ергей Ђлександрович.
     - Ќе могу.
     - џ, ‘ергей Ђлександрович, - сказал чиновник  с  отчаЯнием,  -  честный
человек. Ќо если вы не отдадите щенка, Я решусь и украду.
     - Џопробуйте.
     - Ђ если украду и вы не заметите?
     - ‚аше счастье.
     - ’ребовать обратно не будете?
     - Ќет.
     Љогда он ушел, отец засмеЯлсЯ и сказал с удовольствием:
     - ‚от это охотник. ‚от это Я понимаю.
     Ћн был очень доволен, и когда щенок через несколько дней  действительно
пропал, он длЯ виду рассердилсЯ, даже сказал, что, дескать,  в  доме  ничего
уберечь нельзЯ, - его неожиданно поддержала нЯнЯ, сказав:  нынче  собаку,  а
завтра самовар унесут, - и сестра моЯ,  необыкновенно  любопытнаЯ,  спросила
мать: а потом, мама, пианино, да? - но исчезновение щенка, видимо, нисколько
его не огорчило. —иновник не показывалсЯ недели две,  потом  ЯвилсЯ.  -  Љак
собака? - спросил отец. ’от только широко улыбнулсЯ  и  ничего  не  ответил.
™енок этот вырос необыкновенно быстро. ‡вали его ’резором;  и  очень  часто,
когда чиновник приходил к нам, ’резор  прибегал  вслед  за  ним,  и  мы  его
считали почти собственным. Ћдин раз - отец  куда-то  уехал,  мать  читала  у
себЯ, был осенний солнечный день - ’резор с высунутым Языком и окровавленной
мордой выскочил откуда-то из-за угла, бросилсЯ  ко  мне,  завизжал,  схватил
менЯ зубами за штаны и потащил вон. џ  побежал  за  ним.  Њы  прошли  сквозь
еврейский квартал, находившийсЯ на окраине, вышли за город, в поле, и там  Я
увидел чиновника, который неподвижно лежал на траве, лицом вниз. џ  тормошил
его, звал, пыталсЯ заглЯнуть ему в лицо, но он оставалсЯ неподвижен.  ’резор
лизал его голову, на которой запеклась кровь, растекшаЯсЯ  по  исковерканной
лыси не. Џотом пес сел на задние лапы и завыл; он зах