,  что  это,  может  быть,  не
безвозвратно.
     џ отошел от окна и сел рЯдом с ней на диване.
     - Љакой ты теплый, - сказала она.
     - Ћн, конечно, не знает, где ты?
     - Ќет, он знает только, что Я уехала. џ не думаю,  чтобы  он  мог  менЯ
найти. Њожно, Я лЯгу? џ устала от того, что рассказала тебе это. € вместе  с
тем, Я всегда знала, что когда-нибудь Я буду  кому-то  рассказывать  о  моей
жизни, потому что он будет менЯ спрашивать об этом и потому что в эти минуты
Я буду его любить. ’ы видишь, как давно Я знала о тебе?
     - „а, конечно. Ђ потом ты кому-то будешь рассказывать  обо  мне.  €  ты
скажешь: он писал некрологи,  и  спортивные  отчеты,  и  статьи  о  женщине,
разрезанной на куски, - и что еще, ‹еночка?
     - …ще - что ты больше понимал, чем умел сказать, и что  твои  интонации
были выразительнее, чем слова, которые ты говорил. Ќо, может быть,  Я  этого
никому не скажу.
     џ снова возвращалсЯ домой по пустынным ночным улицам,  и,  несмотрЯ  на
то, что мне хотелось заснуть и  не  думать  ни  о  чем,  Я  все  же  не  мог
избавитьсЯ от размышлений по поводу этого человека, о  котором  рассказывала
…лена Ќиколаевна. —то могло случитьсЯ с ним, что вызвало в нем этот страшный
вид душевной болезни? џ знал, что поиски  какого-то  отправного  момента,  с
которого начинаетсЯ всЯкий душевный недуг, всегда мучительно трудны  и  чаще
всего совершенно бесплодны. Љроме того,  даже  если  бы  Я  нашел  абсолютно
правильное решение этого вопроса, у менЯ не  было  никакой  возможности  его
проверить. € затем - какое мне, в сущности, было дело до этого  человека?  џ
только лишний раз убеждалсЯ  в  том,  что  в  силу  неизменно  повторЯющейсЯ
случайности, может быть, в силу каких-то других причин, которых Я не знал, в
каждом моем романе  всегда  был  ненужно-трагический  элемент  и  это  почти
никогда не было по моей личной вине. Ћбычно это бывала вина одного  из  моих
предшественников, за которую  невольно  приходилось  расплачиватьсЯ  мне.  ‚
некоторых случаЯх судьба была особенно насмешлива по отношению ко мне. џ  не
мог забыть, как Я встретил одну женщину, замечательную во многих отношениЯх,
но отличавшуюсЯ непонЯтно-адским характером; Я провел с ней  несколько  лет,
мне было ее искренне жаль, и Я делал все, чтобы она была  менее  несчастной,
так как она сама была первой жертвой своих собственных  недостатков.  „олгий
период душевного спокойствиЯ повлиЯл, наконец, на нее благотворно - и  после
этого она ушла от менЯ, особенно настаиваЯ на том,  что  не  питает  ко  мне
никаких дурных чувств, и считаЯ, с  бессознательным  простодушием,  что  это
одно должно  мне  казатьсЯ  чуть  ли  не  незаслуженным  счастьем.  €  через
некоторое времЯ ее новый любовник, очень милый вообще человек,  сказал  мне,
что она ему много рассказывала обо мне, и он рад со  мной  познакомитьсЯ,  и
что она удивительнаЯ женщина с совершенно идеальным характером - и  это  так
редко, как он заметил, в наш нервный век.
     € мне начало казатьсЯ, что вообще моЯ роль заключаетсЯ  в  том,  что  Я
поЯвлЯюсь после катастрофы и все,  с  кем  мне  суждена  душевнаЯ  близость,
непременно перед этим становЯтсЯ жертвами какого-то несчастьЯ.  ‚  некоторых
случаЯх это принимало более трагический характер, в  других  менее,  но  это
всегда бывало тЯжело  и  осложнЯлось  еще  тем,  что  по  вредной  и  давней
привычке, от которой Я не мог избавитьсЯ, Я всЯкий раз длительно и постоЯнно
обдумывал это, не принимаЯ вещи такими, какими они были, и строЯ вокруг  них
целую систему моих собственных и напрасных  предположений  о  том,  как  это
могло бы быть, если бы было иначе. џ всегда искал причин, вызвавших  ту  или
иную катастрофу, - и вот теперь Я думал о моем  лондонском  предшественнике,
об этом человеке с таким непонЯтным тЯготением ко  всему,  что  заключало  в
себе идею смерти.  —ем  могло  объЯснЯтьсЯ  возникновение  такого  душевного
недуга? “ менЯ не было решительно никаких данных, чтобы судить об  этом.  Ќо
этот вопрос интересовал менЯ, помимо всего, еще  чисто  теоретически  -  как
могла бы менЯ интересовать какаЯ-нибудь произвольнаЯ психологическаЯ пробле-
ма. ‘удЯ по его возрасту - …лена Ќиколаевна как-то сказала, что он  был  лет
на десЯть старше менЯ, - он, наверное, участвовал в войне,  и,  может  быть,
это повлиЯло на него? џ знал по собственному опыту и по примеру многих  моих
товарищей то непоправимо разрушительное действие, которое оказывает почти на
каждого человека участие в войне. џ знал, что  постоЯннаЯ  близость  смерти,
вид убитых, раненых, умирающих, повешенных и расстрелЯнных, огромное красное
пламЯ в ледЯном воздухе зимней ночи, над зажженными  деревнЯми,  труп  своей
лошади и эти звуковые впечатлениЯ - набат,  разрывы  снарЯдов,  свист  пуль,
отчаЯнные, неизвестно чьи крики, - все это никогда не проходит безнаказанно.
џ  знал,  что  безмолвное,  почти  бессознательное  воспоминание   о   войне
преследует большинство людей, которые прошли через нее, и в  них  всех  есть
что-то сломанное раз навсегда. џ знал по себе, что  нормальные  человеческие
представлениЯ  о  ценности  жизни,  о  необходимости  основных  нравственных
законов - не убивать, не грабить, не насиловать, жалеть, - все это  медленно
восстанавливалось во мне после войны, но потерЯло прежнюю  убедительность  и
стало только системой теоретической морали, с относительной правильностью  и
необходимостью которой Я не мог, в принципе, не согласитьсЯ. €  те  чувства,
которые должны были во мне существовать и которые  обусловили  возникновение
этих законов, были выжжены  войной,  их  больше  не  было,  и  их  ничто  не
заменило.
     Ћн не мог, конечно, не знать об этом всего, что знал Я.  Ќо,  с  другой
стороны, сотни тысЯч людей прошли сквозь это и не стали  сумасшедшими.  Ќет,
конечно,  естественнее  было  предположить,  что  в  его   жизни   произошли
какие-нибудь особенные  событиЯ,  о  которых  ничего  не  знала  даже  …лена
Ќиколаевна и которые предопределили его теперешнее состоЯние.  —то  значила,
например, эта фраза: Elle m'a rate? ‚о всЯком случае, в  ее  глазах  надолго
застыло  неподвижно  и  неестественно  спокойное  выражение,   как   забытое
изображение в зеркале, - и это уже относилось  ко  мне  непосредственно,  не
так, как  все  остальное,  потому  что  все  остальное  тоже,  к  сожалению,
относилось  ко  мне.  џ  чувствовал  иногда,  и  в  частности  этой   ночью,
возвращаЯсь   домой,   необыкновенное   раздражение   против   невозможности
избавитьсЯ от того  мира  вещей,  мыслей  и  воспоминаний,  беспорЯдочное  и
безмолвное движение которого сопровождало всю мою жизнь. џ готов был  иногда
проклинать мою памЯть, сохранЯвшую длЯ менЯ многое, без  чего  мне  было  бы
легче жить. Ќо изменить это было невозможно - и лишь в редкие периоды  моего
существованиЯ, требовавшие от менЯ наибольшего напрЯжениЯ душевных сил,  все
это на некоторое времЯ  удалЯлось  от  менЯ  -  с  тем,  чтобы  потом  снова
вернутьсЯ.
     џ  прошел  полдороги  пешком,  затем  остановил  проезжавшее  такси  и,
вернувшись домой, заснул мертвым сном.
     џ помню, что на следующий день была прекраснаЯ погода, солнце  и  синее
небо с  белыми,  перистыми  облаками.  Њне  очень  легко  работалось,  Я  за
несколько часов написал большую статью, на этот раз не о преступлении и не о
банкротстве, а о некоторых особенностЯх Њопассана. ‚ечером, когда  Я  был  у
…лены Ќиколаевны, она  сказала  мне,  что  чувствует  себЯ  помолодевшей  на
несколько лет;  она  опЯть,  по-видимому,  подчинЯлась  тому  же  невольному
движению, что и Я, как это уже было вначале, в день моего первого  визита  к
ней и в течение той недели, котораЯ предшествовала ему.
     Ћднажды, проработав со мной полднЯ, она  сказала  мне,  что  приглашена
вечером в театр и что мы увидимсЯ с  ней  только  на  следующее  утро.  -  џ
разбужу тебЯ чуть свет, - сказала она, уходЯ. џ знал, что она идет  в  театр
со своей давней подругой, которую случайно встретила в Џариже.  џ  видел  ее
два или три раза, это была пышнаЯ женщина, довольно красиваЯ; но при взглЯде
на нее у менЯ почему-то каждый раз поЯвлЯлсЯ аппетит,  независимо  от  того,
когда это происходило. €  если  это  случалось  даже  непосредственно  после
сытного завтрака, все-таки ее вид неизменно вызывал представление о еде,  и,
когда Я закрывал  глаза,  передо  мной  смутно  возникали  неЯсные  окорока,
осетрина, семга, омары; эта женщина носила с собой, не знаЯ этого, целый мир
гастрономических видений, которых она была возбудительницей.  џ  никогда  не
мог дойти до конца в анализе того, почему получалось именно так;  и  оттого,
что у нас не было общих знакомых, Я даже не узнал, разделЯли ли другие  люди
это  представление  или  это  был  результат  моего  личного  и  тем   более
непонЯтного извращениЯ.  Ћна  была  замужем  за  французом,  очень  милым  и
безличным человеком.
     - …сли хочешь, приходи, Ђнни тебЯ накормит, - сказала …лена Ќиколаевна.
     Ќо Я отказалсЯ - и в половине десЯтого вечера пошел в русский ресторан.
ЏриближаЯсь к нему, Я вспомнил о цыганских  романсах  и  о  ‚ознесенском.  џ
вошел и сразу увидел его. Ћн был не один: за его столиком,  спиной  ко  мне,
сидел человек в светло-сером костюме; белокурые волосы не совсем  прикрывали
начинавшуюсЯ лысину. ‚ознесенский замахал мне рукой  и  поднЯлсЯ  со  своего
места, приглашаЯ менЯ подойти. Љогда Я приблизилсЯ, он сказал:
     - €скренне рад вас видеть, милый друг. ‚от, разрешите вас  познакомить:
‘аша ‚ольф собственной персоной, Ђлександр Ђндреевич, только что  приехавший
из ‹ондона. …ще, пожалуйста, графинчик, красавица, - сказал он, обращаЯсь  к
кельнерше, котораЯ  подошла  к  столику  одновременно  со  мной,  -  вы  уж,
миленькаЯ, нас не обижайте.
     Ђлександр ‚ольф повернул голову, и  Я  увидел  его  лицо.  Ћн  был  еще
красив, на вид ему было лет сорок. Њожет быть, если бы Я не  знал,  что  это
он, Я не обратил бы на него особенного вниманиЯ. Ќо оттого, что Я это  знал,
мне показалось несомненным, что Я  вижу  перед  собой  именно  то,  давно  и
страшно знакомое, лицо, воспоминание  о  котором  столько  лет  преследовало
менЯ. “ него была очень белаЯ кожа и неподвижные серые глаза.
     - џ ему говорил о вас, - сказал ‚ознесенский. - ‚едь  если  бы  не  он,
‘аша, Я бы так и не узнал, что ты написал в  твоей  книге.  ‘адитесь,  милый
друг, выпьем рюмочку, мы, слава Ѓогу, люди православные.
     џ не находил слов, чтобы заговорить с ‚ольфом. џ столько времени  думал
о встрече с ним, Я хотел ему сказать столько вещей, что Я не  знал,  с  чего
начать. Љроме того,  присутствие  ‚ознесенского,  рестораннаЯ  обстановка  и
выпитаЯ водка не подходили длЯ того разговора, о  котором  Я  думал  столько
раз. Ђлександр ‚ольф говорил мало и ограничивалсЯ короткими репликами.  ‡ато
‚ознесенский не умолкал. Љак только Я сел за стол, он выпил очередную  рюмку
и с пьЯной пристальностью посмотрел на ‚ольфа.
     - ‘аша, друг мой, - сказал он с необыкновенной выразительностью, - ведь
ты подумай только, какой ты длЯ менЯ человек, у  менЯ  нет  большего  друга.
‚едь мы тебЯ, сукиного сына, мертвого было поднЯли, доктор тебЯ  в  больнице
выходил, верно это или нет? Ђ если верно, то к кому от менЯ Њарина ушла?  Ђ?
Ђ какаЯ была девочка, ‘аша! ’ы лучше знал когда-нибудь?
     - ‡нал, - с неожиданной твердостью сказал ‚ольф.
     - ‚решь, не может быть, ‘аша. Ђ Я не знал и не узнаю. Џочему ты  о  ней
не напишешь, хотЯ бы даже по-английски? Ћна на всех Языках  хороша.  Ќапиши,
‘аша, будь другом.
     ‚ольф, не улыбаЯсь, взглЯнул на него, потом перевел взглЯд на менЯ.
     - ЊенЯ заинтересовал ваш рассказ  "The  Adventure  in  the  Steppe",  -
сказал Я, - по некоторым причинам, которые Я вам изложу, если вы  позволите,
в более подходЯщей обстановке. Њне бы вообще хотелось поговорить  с  вами  о
некоторых важных - с моей точки зрениЯ - вещах.
     - џ к вашим услугам, - ответил он. - …сли хотите, встретимсЯ  здесь  же
послезавтра, часов  в  пЯть.  Њне  ‚ладимир  Џетрович  рассказывал  о  своих
разговорах с вами.
     - Ћчень хорошо, - сказал Я, - тогда, значит, послезавтра, в пЯть часов,
здесь же.
     џ ушел не сразу. Љаждый раз, когда это  было  возможно,  Я  смотрел  на
‚ольфа с той жадной и пристальной напрЯженностью,  котораЯ  была  характерна
длЯ всего моего  отношениЯ  к  нему  и  котораЯ  только  в  последнее  времЯ
ослабела, потому что другие, более сильные чувства владели мной. џ делал над
собой усилиЯ, чтобы увидеть его таким, каким он казалсЯ бы мне,  если  бы  Я
вообще ничего о нем не знал, Я старалсЯ отстранить  от  себЯ  те  навЯзчивые
представлениЯ, которые слишком долго преследовали мое воображение и  которые
мешали мне в эти минуты. џ  не  мог  бы,  однако,  сказать  с  уверенностью,
насколько мне это удалось. ‚ лице ‚ольфа было, мне  казалось,  что-то  резко
отличавшее его от других лиц, которые Я видел.  ќто  было  трудноопределимое
выражение, нечто похожее на мертвую значительность, - выражение,  казавшеесЯ
совершенно невероЯтным на лице живого человека. „лЯ того, кто,  как  Я,  так
внимательно читал его книгу, представлЯлось чрезвычайно странным, что именно
этот человек, с неподвижным взглЯдом и этим непередаваемым  выражением,  мог
писать такой быстрой и гибкой  прозой  и  видеть  этими  же  остановившимисЯ
глазами столько вещей.
     "Beneath me lay my corpse with the  arrow  in  my  temple"  -  Я  вдруг
вспомнил этот эпиграф к "The Adventure in the Steppe". ‚от что  в  нем  было
главное - он был действительно похож на призрак. Љак Я мог этого не понЯть с
самого начала? Њне вдруг стало холодно на несколько секунд. € опЯть голос из
граммофона пел любимый романс ‚ознесенского:

     Ќе надо ничего,
     Ќи поздних сожалений...

     € Я вспомнил, что давно уже Я представлЯл  себе  именно  то,  что  было
сейчас: ресторан, музыка и - сквозь пьЯную цыганскую печаль  -  это  мертвое
лицо неизвестного автора "I'll Come To-morrow". џ закрыл глаза; передо  мной
клубилось невероЯтное соединение мыслей, воспоминаний,  чувств,  и  все  это
проходило через несколько мотивов и те воображаемые  мелодии,  о  которых  Я
думал, когда представлЯл себе пение Њарины под  аккомпанемент  ‘аши  ‚ольфа.
Џотом Я увидел с необыкновенной Ясностью  качающуюсЯ,  как  во  сне,  черную
мушку револьвера перед моим правым глазом.  Њне  стало  казатьсЯ,  что  менЯ
знобит, что у менЯ начинаетсЯ бред.
     џ, наконец, поднЯлсЯ и ушел, несмотрЯ на шумные протесты ‚ознесенского;
он протЯгивал по направлению ко мне руку, из которой  не  выпускал  рюмки  с
водкой, и уговаривал менЯ  сначала  посидеть  еще  немного  здесь,  а  потом
поехать куда-нибудь в другое место. Њне, может быть, было  бы  очень  трудно
отказатьсЯ от его настойчивых приглашений, но Я сослалсЯ на спешную  работу.
‚се, что относилось к литературе или журналистике, носило длЯ него  чуть  ли
не свЯщенный характер,  и  этого  не  могла  изменить  никакаЯ  степень  его
опьЯнениЯ.
     - Џосле этого не смею удерживать, милый друг, - сказал он. - †елаю  вам
успешных трудов.
     џ вышел из ресторана: мне не хотелось тотчас же возвращатьсЯ  домой.  џ
пошел по rue de la Convention,  направлЯЯсь  к  ‘ене.  Ѓыло  около  половины
двенадцатого  вечера,  было  тепло,  шелестели  молодые  листьЯ  на  недавно
распустившихсЯ деревьЯх, еще не успевших принЯть тот вЯлый  и  пыльный  вид,
который они имеют летом. ‚стреча с ‚ольфом не давала мне покоЯ,  Я  в  сотый
раз восстанавливал в памЯти все, что было свЯзано с ним, -  от  той  минуты,
когда он лежал поперек  дороги,  до  книги,  которую  он  написал,  и  моего
свиданиЯ с лондонским издателем, ненавидевшим его такой страшной ненавистью.
џ думал о том, что ‚ольф стал длЯ менЯ - и  не  столько  он  лично,  сколько
всЯкаЯ мысль о нем - невольным олицетворением всего мертвого  и  печального,
что было в моей жизни. Љ этому прибавлЯлось еще  сознание  моей  собственной
вины:  Я  чувствовал  себЯ,  почти  как  убийца,  потрЯсенный   только   что
совершенным преступлением, у трупа своей жертвы. € хотЯ Я не был  убийцей  и
‚ольф не был трупом, Я не мог отделатьсЯ от этого представлениЯ.  -  ‚  чем,
собственно, моЯ вина перед ним? - спрашивал Я себЯ. € несмотрЯ  на  то,  что
всЯкий суд, Я полагаю, оправдал бы менЯ, - военный потому, что убийство есть
закон и смысл  войны,  гражданский  потому,  что  Я  находилсЯ  в  состоЯнии
самозащиты, - во всем этом оставалось нечто бесконечно тЯгостное. џ  никогда
не хотел убивать его, Я увидел его за минуту до моего  выстрела.  Џочему  же
мысль  о  нем  заключала  в  себе  такое   непоправимое   сожаление,   такую
непреодолимую печаль?
     € с такой же неожиданностью, как  полчаса  тому  назад  в  ресторане  Я
понЯл, что делало ‚ольфа не похожим на других, - именно мое представление  о
его  призрачности  и   случайное   соответствие   его   внешности   с   этим
представлением,  -  так  сейчас  мне  стала  Ясна  причина  моего   сознаниЯ
несуществующей вины. ќто была та самаЯ идеЯ убийства, котораЯ столько раз  с
повелительной жадностью занимала мое  воображение.  Ћна  была  похожа,  быть
может, на последний отблеск потухающего огнЯ, на минутный возврат к древнему
инстинкту; это было -  опЯть-таки  быть  может  -  своеобразным  проЯвлением
закона наследственности, и Я знал, что у менЯ было много поколений  предков,
длЯ которых убийство и месть были непреложной и  обЯзательной  традицией.  €
это  соединение  соблазна  и  отвращениЯ,  эта  неподвижнаЯ   готовность   к
преступлению, по-видимому, существовала во мне всегда, и, конечно, понимание
этого было предметом тЯгостного сожалениЯ, которое Я сейчас испытывал. Њысль
о ‚ольфе была сильнейшим воспоминанием  об  этой  особенности,  теоретически
преступной подробности моей душевной  биографии.  …сли  бы  не  существовало
‚ольфа, она могла бы оставатьсЯ в области моего воображениЯ и у  менЯ  могла
бы быть утешительнаЯ иллюзиЯ, что все это только результат моей  фантазии  и
что, если бы это должно было произойти в действительности, Я бы нашел в себе
достаточно душевной силы, чтобы удержатьсЯ от  последнего  и  безвозвратного
движениЯ; существование ‚ольфа лишало менЯ этой тщетной иллюзии. Љроме того,
если мне этот выстрел стоил так дорого, то  его  последствиЯ,  вероЯтно,  не
могли не отразитьсЯ на всей жизни ‚ольфа. ‘опоставлЯЯ еще раз все, что о нем
рассказывал ‚ознесенский, с обликом автора "I'll Come To-morrow",  Я  думал,
что, быть  может,  если  бы  не  это  незаконченное  убийство,  ‘аше  ‚ольфу
предстоЯла бы счастливаЯ жизнь и остались бы неизвестны те безотрадные вещи,
о которых была написана книга Ђлександра ‚ольфа. џ задумалсЯ над этим и -  в
который раз? - вспомнил слова лондонского любовника …лены Ќиколаевны:
     - Џоследовательность событий во всЯкой человеческой жизни чудесна.
     „а,  конечно;  и  если  в  эту  сложную  совокупность  таких  разных  и
одновременных  Явлений  Я  начинал  вводить,  как  объЯснительный   элемент,
привычный закон причинности, то чудесность происходЯщего казалась еще  более
Явной и получалось так, точно вот из одного моего  движениЯ  возникал  целый
мир. € если считать, что началом длинной серии событий  была  моЯ  вытЯнутаЯ
рука с револьвером и пулЯ, пробившаЯ грудь ‚ольфа, то  из  этого  короткого,
как выстрел, промежутка времени родилось сложное движение, которого не могли
бы ни предвидеть, ни учесть никакой человеческий ум и никакое самое могучее,
самое  чудовищное  воображение.  Љто  мог  знать,  что  в  этом  мгновенном,
вращающемсЯ полете пули был заключен,  в  сущности,  город  над  „непром,  и
непередаваемаЯ прелесть Њарины, и ее браслеты, и ее песни, и ее измена, и ее
исчезновение,  и  жизнь  ‚ознесенского,  и  трюм  кораблЯ,  Љонстантинополь,
‹ондон, Џариж, и книга "I'll Come To-morrow", и эпиграф о трупе со стрелой в
виске?
     “ходЯ от …лены Ќиколаевны следующей ночью, Я сказал ей:
     - џ не знаю, в котором часу Я приду завтра и даже приду ли Я вообще.  џ
позвоню тебе по телефону.
     - —то-нибудь случилось?
     - Ќет, но у менЯ очень важное свидание.
     - ‘ мужчиной или с женщиной?
     - ‘ призраком, - сказал Я. - џ потом расскажу тебе это.
     ‚ ресторане не было  никого,  когда  Я  пришел  туда,  кроме  какого-то
подвыпившего шофера такси, который беспрестанно целовал руку подававшей  ему
кельнерше и рассказывал ей о своих переживаниЯх. џ ЯвилсЯ без  десЯти  пЯть.
‚ольфа еще не было, и поэтому Я успел услышать, что  именно  говорил  шофер.
ќто был  очень  галантный,  именно  галантный  человек,  бывший  кавалерист,
чрезвычайно любезный - по крайней мере,  в  пьЯном  виде  -  и  по-уездному,
обескураживающе великосветский.
     џ сидел и пил кофе, до менЯ доходили его слова:
     - € тогда Я написал ей письмо. џ ей написал - что делать, моЯ  дорогаЯ,
наши пути разошлись. Ќо Я прибавил фразу, которую она, наверное, никогда  не
забудет.
     - ЉакаЯ же это фраза? - спросила кельнерша.
     - џ написал буквально так: Я тебЯ поставил на такой высокий пьедестал -
и ты сама с него слезла.
     € в это времЯ  в  ресторан  вошел  ‚ольф.  Ћн  был  в  другом  костюме,
темно-синего  цвета.  џ  пожал  ему   руку.   Ћн   заказал   себе   кофе   и
спокойно-выжидательно посмотрел на менЯ. ЌесмотрЯ на то,  что  Я  много  раз
обдумывал, с чего Я начну разговор и что Я скажу потом, все выходило не так,
как Я предполагал. Ќо это, конечно, не имело значениЯ.
     - Ќесколько месЯцев тому назад, - сказал Я, - за  этим  самым  столиком
‚ладимир Џетрович рассказывал мне о своем знакомстве с вами. ќто было  после
того, как моЯ перваЯ попытка узнать что-либо о вас - о ней  Я  скажу  позже,
если позволите, - потерпела очень неожиданное фиаско.
     - —то, собственно, вызвало с вашей стороны такой интерес к моей  особе?
- спросил он. џ опЯть не мог  не  обратить  вниманиЯ  на  его  голос,  очень
ровный, невыразительный, без резкого изменениЯ интонаций.
     џ вынул из своего портфелЯ его книгу, развернул ее на той странице, где
начиналсЯ рассказ "Џриключение в степи", и сказал:
     - Љак вы помните, ваш рассказ начинаетсЯ с упоминаниЯ о  белом  жеребце
апокалипсической красоты, на котором  герой  ехал  навстречу  смерти.  Џосле
событий, которые потом описываютсЯ,  герой  спрашивает  себЯ,  что  стало  с
человеком, стрелЯвшим в него и который продолжал скачку к смерти на этом  же
коне, в то времЯ как он,  герой,  с  пулей,  застрЯвшей  чуть  выше  сердца,
умирал, лежа поперек дороги. Ќе так ли?
     ‚ольф смотрел на менЯ  с  напрЯженным  вниманием,  чуть  прищурив  свои
неподвижные глаза.
     - „а. € что же?
     - џ вам могу ответить на этот вопрос, - сказал Я.
     …го лицо не изменилось, только глаза стали шире.
     - ‚ы можете ответить на этот вопрос?
     Њне было трудно дышать, Я чувствовал необыкновенное стеснение в груди.
     - џ помню это так, как будто это было  вчера,  -  сказал  Я.  -  ќто  Я
стрелЯл в вас.
     Ћн вдруг встал со стула  и  секунду  осталсЯ  стоЯть,  точно  собираЯсь
что-то сделать. Њне показалось, что он сразу вырос на целую голову. €  тогда
Я увидел его глаза, такие же расширенные и такие же неподвижные,  в  которых
поЯвилось и исчезло что-то  действительно  страшное,  -  и  Я  понЯл  в  эту
секунду, что в авторе "I'll Come To-morrow" все-таки оставалось нечто  почти
забытое, почти  умершее,  но  именно  то,  что  хорошо  знал  в  свое  времЯ
‚ознесенский и что Я остановил  тогда  -  только  потому,  что  у  менЯ  был
револьвер, и только потому, что и Я был способен  стать  убийцей.  Ќо  ‚ольф
тотчас же сел опЯть и сказал:
     - €звините менЯ, пожалуйста. џ слушаю.
     - ќто мое лицо вы видели над собой после того, как вы упали  с  лошади.
‚ы не ошиблись в вашем описании: мне было тогда  шестнадцать  лет.  “  менЯ,
наверное, было сонное выражение, Я не спал перед тем около  тридцати  часов.
ќто Я уехал на вашем жеребце, потому что вы убили вашим первым выстрелом мою
вороную кобылу. ќто Я  стоЯл,  наклонившись  над  вами.  џ  поспешил  уехать
потому, что ветер донес до менЯ далекий звук копыт. Љак Я выЯснил недавно, в
разговоре с ‚ладимиром Џетровичем, это был топот тех лошадей, на которых  он
и двое его товарищей ехали вас разыскивать.
     ‚ольф молчал. ‘овершенно опьЯневший шофер  опЯть  рассказывал  о  своем
письме, но уже другой кельнерше.

     - ...’акой высокий пьедестал - и ты сама с него слезла...
     - ‡начит, это вы, - сказал ‚ольф с утвердительной интонацией.
     - Љ несчастью, - ответил Я. - ‚се эти годы воспоминание об этом никогда
не покидало менЯ. џ очень дорого заплатил за свой выстрел. ‚о всех чувствах,
даже самых лучших, которые Я испытывал, всегда оставалось какое-то темное  и
пустое пространство, в котором было  неизменно  одно  и  то  же  смертельное
сожаление о том, что Я вас убил. € Я думаю, вы поймете, как Я был рад, когда
Я прочел ваш рассказ и узнал, что вы остались живы. € вы извините теперь,  Я
надеюсь, мою нескромность по отношению к автору "I'll Come To-morrow".
     џ ждал его ответа. Ћн молчал. Џотом  он  перевел  дыхание,  и  тогда  Я
заметил, что он, по-видимому, был взволнован не меньше, чем Я, - и сказал:
     - ќто так неожиданно, Я настолько  иначе  представлЯл  себе  вас,  и  Я
настолько привык к мысли о том, что вас давно нет в живых...
     ‚ дверЯх показалсЯ ‚ознесенский. ‚ольф быстро сказал мне:
     - Њы поговорим с вами об этом завтра здесь, в это же времЯ. •орошо?
     џ кивнул головой.
     ‚ознесенский был особенно благодушен в этот день. Ћн похлопал ‚ольфа по
плечу, пожал мне руку и сел за  стол.  Љогда  кельнерша  стала  накрывать  и
поставила графин с водкой, он налил три рюмки и сказал:
     - Ќу, ‘аша, с Ѓогом. € вы, милый  друг.  Љто  знает,  что  нам  готовит
будущее?
     ‚ольф был рассеЯн и молчалив.
     - ЂнглиЯ, не ЂнглиЯ, - сказал ‚ознесенский  после  четвертой  рюмки,  -
говорЯт, там хорошо пьют. Ћхотно  соглашаюсь.  Ќо  вот  Я  скромный  русский
человек,  и  менЯ  никакой  Ђнглией  не  запугаете.  Ѓерусь  пить  с   любым
англичанином, - а там мы посмотрим.
     Џотом он укоризненно взглЯнул на менЯ.
     - Ђ вот наш друг, тот больше по части  закуски.  Љонечно,  с  голоду  в
ресторане умирать не нужно. Ќо напитки все-таки главное.
     Љогда  начал  играть  граммофон,  ‚ознесенский,  знавший  все  романсы,
подпевал своим низким голосом. Ќа шестой пластинке ‚ольф сказал:
     - Ќеутомим ты, ‚олодЯ, ты бы отдохнул.
     Њилый друг, - ‚ознесенский пожал плечами, - от чего же тут отдыхать? џ,
брат, своего происхождениЯ не  забываю,  у  менЯ  столько  поколений  глотку
драли, что это длЯ менЯ пустЯк.
     Љогда мы кончили обедать, у менЯ слегка шумело в голове, хотЯ Я пил  не
очень много. ‚ознесенский предложил пройтись, как он выразилсЯ, но  едва  мы
вышли на улицу, он остановил первое такси, и мы  поехали  на  Њонмартр.  ’ам
начались странствиЯ по разным местам, и  под  конец  все  спуталось  в  моем
представлении. џ вспомнил потом, что там были  какие-то  голые  мулатки,  до
моего слуха смутно доходила их гортаннаЯ  болтовнЯ,  затем  другие  женщины,
одетые и раздетые; смуглые молодые люди южного типа играли на гитарах,  было
негритЯнское пение и оглушительный джаз-банд. ЋгромнаЯ негритЯнка  исполнЯла
с необыкновенным искусством танец живота; Я смотрел на нее, и мне  казалось,
что она всЯ составлена из отдельных частей упругого  черного  мЯса,  которые
двигаютсЯ независимо  один  от  другого,  как  если  бы  это  происходило  в
чудовищном и внезапно ожившем анатомическом театре. ‡атем опЯть была музыка,
играли  гавайские  гитары,  и  ‚ознесенский,   держа   в   руке   стакан   с
беловато-зеленой жидкостью, сказал:
     - ’от, кто однажды побывал на ’аити, непременно  вернетсЯ  туда,  чтобы
умереть именно там.
     Ћн запел в тон музыки своим густым баритоном и прибавил:
     - —то такое севернаЯ женщина? Ћтблеск солнца на льду.
     …го  опьЯнение  носило  благодушно-эротический  характер,  он  пил   за
здоровье всех своих кратковременных собеседниц и был,  казалось,  совершенно
счастлив.
     Џотом  все  эти  экзотические  картины  сменились  более   европейскими
развлечениЯми - пели венгерские  цыгане,  выступали  французские  артисты  и
артистки.  Љогда  мы  вышли  на  улицу  из  кабаре  где-то  возле  Boulevard
Rochechouart, там была драка между какими-то подозрительными субъектами, и в
ней  тут  же  принЯли  участие  женщины,  кричавшие   свирепо-пронзительными
голосами. џ стоЯл рЯдом с ‚ольфом; фонарь резко освещал  его  белое  лицо  с
выражением, как мне  показалось,  спокойного  отчаЯниЯ.  џ  чувствовал,  что
смотрю со стороны, далекими глазами на эту дикую и чуждую мне толпу, у  менЯ
даже было впечатление, что Я слышу непонЯтные  крики  на  незнакомом  Языке,
хотЯ Я, конечно, знал все  оттенки  и  все  слова  этого  арго  сутенеров  и
проституток.  џ  испытывал  томительное  отвращение,  непостижимым   образом
соединЯвшеесЯ с усиленным интересом к этой свалке. Ћна, впрочем, скоро  была
прекращена целым  нарЯдом  полицейских,  которые  посадили  в  три  огромных
грузовика два десЯтка окровавленных женщин и  мужчин  и  быстро  уехали.  Ќа
тротуаре  осталось  несколько  полурастоптанных  кепок  и   неизвестно   как
потерЯнный одной из участниц уличного боЯ розовый бюстгальтер.  €  хотЯ  эти
подробности придавали, казалось бы, особенную убедительность всему,  чего  Я
был свидетелем, Я не мог избавитьсЯ от впечатлениЯ Явной фантастичности этой
ночной прогулки, как будто бы в привычном безмолвии моего воображениЯ Я  шел
по чужому и незнакомому  городу,  рЯдом  с  призраком  моего  длительного  и
непрерывающегосЯ сна.
     “же начиналсЯ рассвет; мы возвращались  домой  пешком.  Њы  шли  сквозь
мутную смесь фонарей и  рассвета  по  улицам,  круто  спускающимсЯ  вниз,  с
Њонмартра. Џосле этой шумной и утомительной ночи мне было трудно следить  за
‚ольфом в том, что он тогда говорил. Ќо некоторые вещи Я  запомнил.  Ћн  был
интересным собеседником, много знал, видел  все  очень  своеобразно  -  и  Я
понЯл, почему именно этот человек мог написать такую книгу. ‚ ту ночь у менЯ
создалось впечатление, что он, в сущности, равнодушен ко всему на свете:  он
говорил обо всем так, точно его лично это не могло касатьсЯ.  …го  философиЯ
отличалась отсутствием иллюзий: личнаЯ участь неважна,  мы  всегда  носим  с
собой  нашу  смерть,  то  есть  прекращение  привычного  ритма,  чаще  всего
мгновенное; каждый день рождаютсЯ десЯтки  одних  миров  и  умирают  десЯтки
других, и мы проходим через эти незримые  космические  катастрофы,  ошибочно
полагаЯ, что тот небольшой кусочек  пространства,  который  мы  видим,  есть
какое-то  воспроизведение  мира  вообще.  Ћн  верил  все-таки   в   какую-то
трудноопределимую  систему  общих  законов,  далекую,  однако,   от   всЯкой
идиллической гармоничности: то, что нам кажетсЯ  слепой  случайностью,  есть
чаще всего неизбежность. Ћн полагал, что логики не существует вне условных и
произвольных построений, почти математических; что  смерть  и  счастье  суть
понЯтиЯ одного и того же порЯдка, так как и то и  другое  заключает  в  себе
идею неподвижности.
     - Ђ тысЯчи счастливых существований?
     - „а, людей, которые живут, как слепые щенЯта.
     - Ќе непременно, может быть иначе.
     - …сли у нас есть то свирепое и печальное мужество, которое  заставлЯет
человека жить с открытыми глазами, разве вы можете  быть  счастливы?  ЌельзЯ
даже представить себе, чтобы  те,  кого  мы  считаем  самыми  замечательными
людьми, были счастливы. експир не мог быть счастлив.  Њикеланджело  не  мог
быть счастлив.
     - Ђ ”ранциск Ђссизский?
     Њы проходили по мосту через ‘ену. Ќад рекой стоЯл ранний туман,  сквозь
который возникал полупризрачный город.
     - Ћн любил мир, как люди любЯт маленьких детей, - сказал ‚ольф. - Ќо  Я
не уверен, что  он  был  счастлив.  ‚спомните,  что  •ристос  был  неизменно
печален, и вне этой печали христианство немыслимо вообще.
     Џотом он прибавил другим тоном:
     - Њне всегда казалось, что жизнь чем-то похожа на путешествие в поезде,
- эта медлительность  личного  существованиЯ,  заключеннаЯ  в  стремительном
внешнем движении, эта кажущаЯсЯ безопасность, эта иллюзиЯ продолжительности.
€ потом, в одну неожиданную  секунду,  -  рухнувший  мост  или  развинченнаЯ
рельса и то самое прекращение ритма, которое мы называем смертью.
     - ‚ы представлЯете себе ее именно так?
     - Ђ вы видите ее иначе?
     - Ќе знаю. Ќо если нет этого насильственного прекращениЯ ритма, как  вы
это называете, то это может быть  по-другому:  медленный  уход,  постепенное
охлаждение и почти незаметное, почти  безболезненное  скольжение  туда,  где
слово "ритм" уже, наверное, не имеет смысла.
     -  Љаждому  человеку  свойственна,  конечно,  его  собственнаЯ,  личнаЯ
смерть, хотЯ его представление о  ней  может  быть  ошибочно.  џ,  например,
уверен, что умру именно так - насильственно  и  мгновенно,  почти  так,  как
тогда, во времЯ нашего первого знакомства. џ почти в этом  убежден,  хотЯ  в
мирных и благополучных условиЯх моей теперешней  жизни  это  представлЯетсЯ,
казалось бы, маловероЯтным.

     Њы, наконец, расстались, и Я вернулсЯ домой. ‚ три часа  днЯ  Я  должен
был с ним встретитьсЯ в ресторане -  так  как  о  главном,  именно  об  этом
"Џриключении в степи", еще не было речи.
     ‚о времЯ этого свиданиЯ он мне показалсЯ несколько живее,  чем  раньше,
его походка была более гибкой, в его глазах Я не  заметил  на  этот  раз  их
обычного, далекого выражениЯ.  ’олько  голос  его  был  такой  же  ровный  и
невыразительный, как всегда.
     џ рассказал ему историю моей неудачной попытки узнать  о  нем  то,  что
менЯ интересовало, и  в  частности  -  мой  визит  к  директору  лондонского
издательства. џ не мог ему не сказать, что  менЯ  поразили  последние  слова
этого человека.
     - џ должен признать, - ответил ‚ольф,  -  что  у  него  были  некоторые
основаниЯ так говорить. Ћн считал менЯ виновником  одной  очень  трагической
истории, которую он пережил. џ, к сожалению, не  могу  вас  посвЯтить  в  ее
подробности, Я не имею права это делать. …го суждение обо мне было, в общем,
ошибочно, но Я его понимаю.
     - Ћдна сторона этого вопроса  не  давала  мне  покоЯ,  -  сказал  Я,  -
труднообъЯснимаЯ чисто психологически, если хотите. џ не сомневалсЯ, что  то
описание ‘аши ‚ольфа,  которое  сделал  ‚ладимир  Џетрович,  соответствовало
действительности. € вот как этот же самый ‘аша ‚ольф, партизан и авантюрист,
мог написать "I'll Come To-morrow".
     Ћн очень невесело улыбнулсЯ, одними губами.
     - ‘аша ‚ольф, конечно, не написал бы "I'll Come  To-morrow",  Я  думаю,
что он вообще ничего бы не написал. Ќо его давно не существует, а книгу  эту
написал другой человек. џ полагаю, что следует верить в судьбу. € если  так,
то нужно считать, - с такой же классической наивностью, -  что  вы  были  ее
орудием. ’огда совпадает все: случайность, выстрел,  ваши  шестнадцать  лет,
ваш юношеский глазомер и вот эта самаЯ, -  он  тронул  менЯ  ниже  плеча,  -
недрогнувшаЯ рука.
     џ невольно подумал о том, как  дико  звучат  его  слова:  мы  сидели  в
русском ресторане, из кухни слышалсЯ шум посуды и раздраженный голос повара:
     - џ ей говорил - шницелЯ главное, на шницелЯ упор.
     - ‚ы говорите, что помните все, как будто это было вчера. џ тоже  помню
все. џ  думал,  когда  вы  поднЯлись  после  вашего  падениЯ  и  стоЯли  так
неподвижно, что вы оцепенели от страха. ‚ы не испугались тогда?
     - ЉажетсЯ, нет. ‘перва Я был оглушен, потом Я вообще не очень отчетливо
понимал то, что происходило, мне смертельно хотелось спать, и все мои усилиЯ
уходили на борьбу с этим желанием. џ, кроме того, вообще  не  боюсь  смерти,
вернее, жизнь никогда не казалась мне особенно ценной.
     - Њежду тем это единственнаЯ ценность, которую нам дано знать.
     џ с удивлением посмотрел на него.  ‚  его  устах  такаЯ  фраза  звучала
особенно неожиданно.
     - џ понЯл это, когда умирал, лежа на дороге. ‚ те минуты это было  Ясно
длЯ менЯ, Ясно до ослепительности. Ќо потом Я никогда  не  мог  восстановить
этого чувства - и оттого, что Я его не восстановил, Я превратилсЯ  в  автора
этой книги. џ всегда ждал, всю жизнь, что вдруг  случитсЯ  нечто  совершенно
непредвиденное, какое-то невероЯтное потрЯсение, и Я вновь увижу то,  что  Я
так любил раньше, этот теплый и чувственный мир, который Я потерЯл. Џочему Я
его потерЯл, Я не знаю. Ќо  это  произошло  именно  тогда.  џ  не  могу  вам
сказать, как это было страшно, это исчезновение всего, в чем Я  жил,  -  эта
дорога, это солнце и ваши сонные глаза надо мной.  џ  думал,  что  вы  давно
погибли. Њне было вас жаль, вы были моим спутником - и вот вы провалились  в
какую-то пропасть лет и расстоЯниЯ, и Я был единственным человеком, видевшим
ваш отъезд. …сли бы Я мог говорить  тогда,  Я  закричал  бы  вам,  что  надо
остановитьсЯ, что она вас ждет, как она ждала менЯ, и что второй раз она  не
промахнетсЯ. €, как видите, Я бы ошибсЯ. …сли бы вы  знали,  сколько  раз  Я
вспоминал о вас! Њне хотелось вернуть времЯ назад. Њне  хотелось,  чтобы  на
моей совести не было вашей смерти и чтобы Я не сделал  вас  убийцей  в  свою
очередь.
     - € Я тоже вспоминал об этом, - сказал Я. - џ  дорого  дал  бы  за  то,
чтобы все эти годы менЯ не преследовал ваш призрак.
     - Љак все условно! - сказал ‚ольф. - ‚ы были убеждены, что убили  менЯ,
Я был уверен, что вы погибли по моей, в конце концов, вине, и мы оба были не
правы. Ќо какое это имеет значение, Я хочу  сказать,  правы  или  не  правы,
когда вы провели столько  лет  в  напрасном  сожалении  и  Я  -  в  ожидании
возвратного чуда? Љто нам вернет это  времЯ  и  кто  изменит  вашу  или  мою
судьбу? € как вы хотите, чтобы после этого  можно  было  верить  в  какие-то
наивные иллюзии?
     - Њожно знать, что все иллюзии напрасны и что утешениЯ, в конце концов,
нет. Ќо, во-первых, это  ничему  не  помогает,  и,  во-вторых,  если  мы  не
способны ни к одной, хотЯ бы самой  незначительной  иллюзии,  то  тогда  нам
остаетсЯ только то, что вы называете прекращением ритма. € так  как  мы  еще
существуем, то, может быть, не все потерЯно.
     ‚ольф молчал некоторое времЯ,  опустив  голову  и  подперев  ее  обеими
руками, как ученик над трудной задачей. Љогда он поднЯл на менЯ свои  глаза,
в них опЯть стоЯло то почти страшное выражение, которое поЯвилось  в  первый
раз после того, как Я ему сказал, что Я  стрелЯл  в  него.  Ќо  то,  как  он
обратилсЯ ко мне, странно не вЯзалось с ним.
     - Њилый друг, - сказал он, - знаете, зачем Я приехал в Џариж?
     Љакое признание мог еще сделать этот человек?
     -  Ћт  моего   пребываниЯ   здесь   зависит   решение   одной   сложной
психологической проблемы, имеющей двойной интерес: личный, что важнее всего,
и отвлеченный, что тоже не лишено значениЯ.
     - €звините менЯ за нескромность: в какой степени это решение зависит от
вас лично?
     - ‚сецело.
     - ’огда это не проблема.
     - Un cas de conscience <„ело  совести  (фр.).>,  если  хотите.  Ќо  нет
большего соблазна, чем соблазн заставить событиЯ идти так, как вы хотите, не
останавливаЯсь длЯ этого ни перед чем.
     - € если это оказываетсЯ невозможным?..
     - ’огда остаетсЯ уничтожить причину, котораЯ вызывает эти событиЯ.  ќто
одна из форм решениЯ, правда, наименее желательнаЯ.
     џ вышел из ресторана тотчас же вслед за ним. џ видел, как он  остановил
такси, видел,  как  он  садилсЯ  в  автомобиль,  и  слышал,  как  мЯгко,  со
всхлипывающим звуком, хлопнула дверца.  Ѓыл  теплый  майский  день,  светило
солнце; было около пЯти часов пополудни.
     џ вернулсЯ домой и сел за письменный стол, но не мог работать. џ закрыл
глаза - и передо мной поЯвилось изменившеесЯ лицо  лондонского  издателЯ.  -
Љонечно, нужно принЯть  во  внимание  исключительные  обстоЯтельства  и  ваш
тогдашний возраст. Ќо если бы ваш выстрел был более точен... -  "Beneath  me
lay my corpse with the arrow in  my  temple"...  џ  опЯть  с  необыкновенной
Ясностью увидел эту дорогу и лес, это было здесь, в моей комнате,  дойдЯ  до
менЯ через побежденное пространство, отделЯвшее  менЯ  в  данный  момент  от
далекого юга ђоссии. Њне было искренне жаль  ‚ольфа.  "’от  мир,  который  Я
потерЯл не знаю почему". „а и потом эта утешительнаЯ философиЯ; мы  проходим
каждый день  через  космические  катастрофы,  -  но  несчастье  в  том,  что
космические катастрофы оставлЯют нас равнодушными, а  малейшее  изменение  в
нашей собственной, такой незначительной, жизни вызывает боль или  сожаление,
и с этим ничего нельзЯ поделать. "Љто нам вернет это времЯ?" Ќикто, конечно,
- но если бы это чудо случилось, то  мы  бы  очутились  в  чьей-то  чужой  и
далекой жизни, и неизвестно, была ли бы она лучше нашей. ‚прочем, что значит
лучше? †изнь, котораЯ нам суждена, не может быть  другой,  никакаЯ  сила  не
способна  ее  изменить,  даже  счастье,  которое  того   же   порЯдка,   что
представление о смерти, так как заключает в  себе  идею  неподвижности.  ‚не
неподвижности  нет  счастьЯ  -  того  самого,  которого  какой-то  восточный
властелин не мог найти "ни в книгах премудрости, ни в  хребте  конЯ,  ни  на
груди женщины". ‹еночка могла бы сказать: "Џотом,  когда  мы  расстанемсЯ  с
тобой и у менЯ будет другой любовник..." Њожет быть, она ничего не расскажет
ему обо мне, может быть, лаконично заметит: "‚ это времЯ у менЯ был роман  с
одним