ало сегоднЯ закончить работу на гольце, кажетсЯ, глушит в нем разум.
     Њы  ждем,  когда  закипит  чайник.  Џрежде  чем  идти  на  голец,  надо
непременно отогреть нутро кипЯтком. Ђ пока что Я перематываю портЯнки, снова
обуваюсь. Џодстилаю  под бок  спальный мешок, --  не так холодит снизу. Ќоет
все уставшее  тело. ‚еки  слипаютсЯ.  Њысли текут сами  по  себе,  никак  не
управлЯемые.  „умы  уводЯт менЯ далеко  от  гольца, в  мир  буйной  зелени и
горЯчего солнца.  Ќо  вместе  с этим беспокойно  шевелЯтсЯ мысли о  свирепом
ветре на гольце, с которым снова придетсЯ схватитьсЯ.
     ‹ежащий рЯдом  €ван €ванович  прЯчет голову  под телогрейку,  подбирает
чуть не к подбородку длинные ноги. џ слышу его приглушенный голос:
     -- Џосмотреть бы теперь "‹ебединое озеро"...
     -- ‘пите, -- как-то по-матерински говорит ЂлЯ и накрывает нас одеЯлом.

     ЊенЯ разбудил крик, донесшийсЯ откуда-то снизу, точно эхо  из глубокого
ущельЯ. ‡атем послышалсЯ приближающийсЯ стук камней под чьими-то торопливыми
шагами.  ‡а  стенками  палатки ни ветра,  ни  гула.  Џолный  покой.  „аже не
веритсЯ. ‘ трудом открываю глаза.  ‹ежу в спальном мешке, но не помню, когда
забралсЯ в него и как кончилась эта длиннаЯ ночь. „а и была ли она?
     €ван €ванович лежит, согнувшись в  три  погибели, в теплой штурмовке, в
валенках,  накрывшись  пуховым  одеЯлом.  "€  твою  волюшку,  милый человек,
сломила усталость", -- подумал Я.
     Ћн  тоже пробудилсЯ, пытаетсЯ выпрЯмитьсЯ, но мешает печь. ЂлЯ спит  на
своем месте, глубоко зарывшись в мешок.
     Љто-то у палатки сбросил на камни вЯзанку сушнЯка.
     -- †ивые есть? -- послышалсЯ знакомый голос.
     ЊенЯ точно подбросила какаЯ-то сила и  поставила на ноги. Ќе  ослышалсЯ
ли? Ќе может быть! Ћткуда бы  ему, этому, человеку, тут взЯтьсЯ?! ђаспахиваю
палатку и столбенею.
     -- “лукиткан!.. ‘ неба, что ли, свалилсЯ?!  -- ЋбнЯв старика, Я  крепко
прижал  его к груди. Ђ он  еще  не мог отдышатьсЯ, прийти в  себЯ от крутого
подъема.  ЏоказалсЯ  мне  совсем  стареньким,  как эти  россыпи,  крапленные
лишайниками,  и  очень маленьким. Љазалось, прошли  годы с тех  пор,  как мы
расстались.
     -- ќто ты, “лукиткан?  --  послышалсЯ  голос Ђли. -- Љаким  ветром тебЯ
занесло сюда? Ќочью у нас танцы были, что не приходил?
     -- ‡нал бы --  пришел.  -- € уже с Явным облегчением продолжал: -- Њы с
‚асилием шибко  боЯлись. ’ут губодуй,  однако,  посильней был.  „олго ли  до
беды! ‚от и поторопилсЯ к вам. Њаленько дровишек принес.
     џ смотрю  на  сухонькую  фигуру старика, с глубокими следами  лЯмок  на
плечах, вижу сушнЯк, принесенный им, представлЯю себе крутизну подъема.
     €ван €ванович  выбираетсЯ из палатки,  сощуренными от утреннего  солнца
глазами смотрит по сторонам, удивлЯетсЯ.
     --  Ђ  и верно, “лукиткан!  -- кричит он и долго пожимает  ему руку. --
Ќеужели с “тукского поднЯлсЯ так рано?
     -- „а, да, с перевала. ђаньше бы пришел, да ноги не слушаютсЯ, глаза не
видЯт, куда поставить ногу. € голец  стал крутой. ‘тарому человеку,  видать,
все не ладно.
     -- Љакой же ты старик,  такую вЯзанку дров на голец втащил! -- € ’ишкин
одной рукой взвесил сушнЯк.
     --  Ќадо бы больше понести, да годы  не пускают. ’ам внизу, под скалой,
еще три вьюка дров.
     -- €  за этот не знаю  какую награду тебе выдать. “ нас не на  чем было
даже чай вскипЯтить. ‡а ночь не только дрова сожгли, а и всю подстилку.
     “лукиткан молча берет кастрюлю, чайник, идет к надуву за снегом.
     Џод  ногами в  глухих  забоЯх пропастей еще  густой текучий  сумрак,  а
кое-где, прильнув к грудастым скалам, белеет туман. Ђ здесь наверху -- утро.
Ћно  на редкость Ясное  и  мирное.  Ќебо  синее-синее,  какое  бывает  после
Яростных бурь. ‚оздух резок, как лезвие бритвы, и настолько чист, прозрачен,
что дальние вершины кажутсЯ рЯдом, впору достать их вытЯнутой рукой.
     Ќад  безднами  нависает солнце. Ћно по-утреннему  свежо и,  как всегда,
щедро. Ќежным пламенем  охватывает  склоны  гор,  вершины на  глазах рыжеют,
туман трогаетсЯ к седловинам, прозрачными струЯми сочитсЯ в небо и бесследно
пропадает  в синеве, где  белохвостый орлан кружитсЯ, распластав неподвижные
крыльЯ.
     --  ЂлЯ, айда сюда,  смотри,  какаЯ  красота! ‚есь мир в огне --  небо,
снега, пропасти! -- кричит восторженно ’ишкин.
     Ћн   стоит  на  краю   пропасти,  рослый,   крепкий,   упираЯсь  широко
расставленными  ногами в землю.  ‚есь облит багрЯнцем.  ЌагибаЯсь, черпает с
надува пригоршнЯми снег и растирает им загорелую грудь.
     €з  палатки,  прихрамываЯ,  выбираетсЯ ЂлЯ.  ‡Ябко  кутаетсЯ  в  теплую
пуховую шаль. Ќо оглЯдывает сощуренными от солнца  глазами горы, и  ее лицо,
облитое  восходом,  озарЯетсЯ  радостью, долгожданной,  котораЯ  приходит  к
человеку в  награду  после тЯжелых испытаний. Ќочь унесла с  собой зло. Њир,
как в сказке, был перед нею, весь добрый и ласковый.
     -- “х как  здорово! -- кричит ЂлЯ и бежит навстречу уже возвращающемусЯ
со снегом “лукиткану. Ћбнимает его, что-то говорит. Ћн растроган, улыбаетсЯ,
хочет что-то ответить, но ЂлЯ не дает ему сказать слова. ‚друг она бросаетсЯ
к  краю  террасы. Ќа бегу оборачиваетсЯ, зовет менЯ.  Њы  останавливаемсЯ  у
огромной каменной глыбы. ЂлЯ опускаетсЯ на колени.
     -- Џосмотрите, что с ними сталось... Ђ ведь Я их собирала сюда со всего
гольца. -- …е голос обиженно дрожит.
     Џлощадка усеЯна фиалками. Ћни росли на ней  густыми  пучками,  покрываЯ
скудную гольцовую  почву  разноцветным  ковром.  Ќо цветы  не пережили ночь,
погибли. “мираЯ,  они  как-то странно  переплелись ножками, скучились, будто
пытались одним общим усилием противостоЯть смертоносной стуже.
     ЂлЯ осторожно берет их тонкими пальцами, укладывает на мЯсистые листьЯ,
поблекшими лепестками к  солнцу. “сердно дует на них -- пытаетсЯ оживить.  Ђ
сама вот-вот заплачет.
     ‡десь, в поднебесье,  на каменных вершинах, ничто не растет. Људа бы ни
глЯнул --  камень, и только камень, серый, навалом, в виде крупных  обломков
или россыпей. €  ты  безмерно радуешьсЯ, увидев пучок зелени,  растущей  под
защитою  глыб.  Ђ  цветок,   пусть  он  будет  самый  невзрачный  и   совсем
неприметный,  здесь  восхищает  тебЯ,  пожалуй, больше, чем  в  иных  местах
эдельвейс.
     ЂлЯ  и “лукиткан готовЯт завтрак. •озЯйка полна  забот,  не  знает, чем
накормить такую ораву. Љ тому же утром должны  прийти их каюр и  рабочий  из
лагерЯ, расположенного  у  подножьЯ  гольца.  € хотЯ  полевики  не  очень-то
требовательны  и  разборчивы  в еде, все же Ђле хотелось  соблюсти давнишнюю
походную  традицию  -- длЯ гостЯ, лица свЯщенного,  выставлЯть все лучшее на
стол.
     Њы  с  ’ишкиным  отправились  вниз  к  скалам,  опоЯсывающим голец,  за
дровами, доставленными туда на оленЯх “лукитканом.
     Џод  скалой,  куда  мы  спустились, стоЯли  четыре оленЯ и  лежал ворох
стланиковых дров. ’олько “лукиткан мог сделать такое.
     €ван €ванович помогает мне взвалить на спину сучковатую вЯзанку дров. џ
перехватываю ремешком лЯмки на груди, пробую, удобно  ли лежит груз, -- путь
нелегкий  до вершины. Џотом помогаю навьючитьсЯ астроному. Ќа подъеме  будет
жарко.  ‘нимаю  шапку, засовываю за  поЯс.  ђасстегиваю ворот телогрейки  ч,
опершись на посох обеими руками,  оглЯдываю  наш обратный путь -- каменистые
склоны, барьеры из разрушенных скал, за которыми синеет высокое небо.
     -- Џошли, -- говорит ’ишкин и трогаетсЯ первым.
     Ќа  плечах килограммов по тридцать  неудобного груза.  Ћн торчит копной
из-за спины, качаетсЯ, никак не  подладишь к нему шаг, и от этого он кажетсЯ
во много  раз  тЯжелее. Ќо что  поделаешь. Љ этому мы  все привыкли.  ’вердо
храним одну из заповедей полевика: умей обеспечить себе приют, тепло и пищу.
’огда милостива к тебе дикаЯ природа, успешней пойдет работа.
     ЂлЯ угощает нас пшенной кашей.
     Џосле завтрака мне  надо было просмотреть журналы астрономов и наметить
с ними маршрут и срок их возвращениЯ с гольца в "жилуху". “лукиткан выбралсЯ
на скальный  выступ и, усевшись на  нем, долго всматривалсЯ куда-то вдаль. ‚
эту   минуту  он   напоминал  обескрыленную   птицу,  отставшую   от   стаи,
предчувствующую свой близкий конец. „а, может, и он тоже сюда больше никогда
не попадет.
     ’еплый  день,  синее   безоблачное  небо,  отличнаЯ  видимость  обещают
астрономам успешное  и полное завершение работы. ‡автра и они начнут спуск с
гольца. џ смотрю на ’ишкина и Ђлю. Ћни здорово исхудали и устали от ветров и
стужи, от  постоЯнной  нехватки воды  и  дров, от  несбывающихсЯ  надежд  на
хорошую  погоду.  Ќо без этой  палатки  на вершине  гольца, без непогожих  и
бессонных ночей, без пшенной каши и рододендронового чаЯ --  без всего этого
они, наверное, не мыслЯт свою жизнь.
     Џоследний раз смотрю на палатку, приютившуюсЯ  на краю жуткого провала,
на узлы веревочных оттЯжек,  на  скалу,  где углем написано  преждевременное
оповещение  о  гибели  астрономов. €  в памЯти  проносЯтсЯ,  как  кинокадры,
переживаниЯ прошлой ночи, вой холодного  бурана, работа на гольце, проклЯтьЯ
€вана €вановича. Њне как-то даже обидно, что  ни он, ни ЂлЯ не вспомнили, не
заговорили про эти злоключениЯ -- это были будни астрономов.
     Џора уходить и  нам. “лукиткан уже стоит, готовый в дорогу, с посохом в
руке, с котомкой и берданой за плечами. Ѓыстро собираюсь. Ќа спине рюкзак со
спальным мешком и с  однодневным запасом продуктов. Ќаш с “лукитканом путь к
перевалу. ‚асилий Ќиколаевич уже ждет, наверное, проглЯдел глаза, волнуетсЯ.
     Џопрощавшись  с  астрономами,  трогаемсЯ  в путь.  ‘пустившись  на край
террасы, останавливаемсЯ, машем прощально отшельникам поднебесьЯ, стоЯщим на
грани крутого ската.
     Ќаш путь -- на запад, по главной линии водораздел л.
     Ѓезмолвен мир, холодный и мрачный,  только шорох  камней под  ногами да
глухой гул ветра в ущельЯх.

        ‘нова с “лукитканом

     €дем  вниз,  все  вниз  и  вниз  -- по  россыпЯм, узким  проходам между
скалами,  по зубчатым гребнЯм  и  уступам горных  грЯд.  ‘олнце то рЯдом,  у
левого плеча, то обгонЯет  нас. Ќо  вот остались позади курумы, безжизненные
развалины  и  голые  вершины  скал. Њы  как-то неожиданно,  будто мгновенно,
спустились в иной, живой мир, в царство зеленых стлаников.
     ‡десь  и  шагаетсЯ  легко,  и  дышитсЯ  глубже  --  влажной  свежестью,
оставшейсЯ на кустарниках и на мхах от ночной росы.
     ‘тарик  покрикивает на оленей, торопит. ‘олнце  уже впереди нас,  низко
над вершинами гор. €дем мы с ним в одном -- западном направлении.
     ѓребень  обрываетсЯ крутыми откосами. Џод ними на дне  седловины озеро,
окантованное  по  краЯм  стлаником.  ‚ода   в  нем   невероЯтной  синевы   и
прозрачности, даже  издали  камни на дне можно пересчитать.  ‹егкий ветерок,
совсем неощутимый длЯ нас, колышет искрЯщуюсЯ на  солнце  поверхность озера.
Ћно кажетсЯ осколком драгоценного камнЯ, упавшего с другой планеты.
     “ спуска  задерживаемсЯ. ‡а озером  чернаЯ  скала,  всЯ  исполосованнаЯ
шрамами  -- следами никогда  не  прекращающихсЯ зимних обвалов.  Ђ  кажетсЯ,
будто какое-то доисторическое чудовище оттачивало на этой  скале свои когти.
џ  внимательно  осматриваю  ее,  ищу проход.  ’олько бы  поднЯтьсЯ  на  этот
перевал, там близко и до нашего лагерЯ.
     „о   наступлениЯ   полной  темноты  не   более  полутора  часов.   …сли
поторопитьсЯ, пожалуй,  успеем добратьсЯ до перевальной седловины. “лукиткан
ведет передохнувших оленей, Я замыкаю караван.
     Ћбходим  скалу,  долго  и  трудно  взбираемсЯ  по  развалинам, заросшим
мелкими  кустами рододендрона, работаЯ  руками и  ногами. Љое-как выбираемсЯ
наверх.  ‘олнца  уже не видно.  Ќо  еще светло  нежно-сиреневое  небо. ‚етер
откуда-то  пригнал  небольшое  облачко.  Ћно дозором пронеслось в  вышине  и
растворилось над нами в вечерней  густоте неба. "Љ чему бы это?" -- хотел  Я
спросить  у  старого  проводника,  но  не стал  его  задерживать.  “лукиткан
неутомимо шагал вперед. ‚прочем, уже  Ясно и самому: вслед  за  облачком,  с
запада,  где  рушатсЯ багровые громады заката, плывут,  набухаЯ, хаотические
нагромождениЯ туч. Ћни заволакивают небо. ‘ какой болью, наверное, сейчас на
гольце встречают их астрономы! Ќеужели и завтра они останутсЯ там?
     Џо моим расчетам,  мы уже должны быть на седловине. Ќо тут  не  заметно
никаких признаков жильЯ. Ќе  сгорела ли палатка? ѓде  ‚асилий Ќиколаевич?  џ
невольно прибавлЯю шаг. ђазрЯжаю в воздух карабин. Ќикакого отзвука.
     Ќочь. Џрирода засыпает тихо,  покойно. € вдруг сквозь тьму  пробиваетсЯ
Яркое пламЯ костра. € на душе вмиг светлеет.
     €дем  на  огонек.  Ћн  мигает,  то заслонЯетсЯ камнЯми, то  вспыхивает,
приближаетсЯ. џ издалека чувствую его бодрЯщее тепло.
     Њы  спешим на  зов  костра, там ждет нас привал, горЯчий  чай  и, может
быть,  долгий ночной разговор с “лукитканом, если его не утомил день. ’ак уж
повелось при наших встречах: он что-нибудь вспомнит из прошлого, откроет мне
новую страницу своей жизни. Ђ она полна драматизма, тЯжелых лишений, неудач,
но и человеческих радостей, счастливых находок.
     —ерное  от  туч небо слилось  с  потемневшим горизонтом. ѓлаза  в такой
темноте  почти не нужны,  идем  на  ощупь,  защищаЯ лицо протЯнутыми  вперед
руками.
     -- Љу-у-й, -- слышу наконец недалеко голос ‚асилиЯ Ќиколаевича.
     Ћтвечаю ему. Њы выходим из кустарника. €дем по Ягельной полЯне, на краю
которой костер,  палатка.  ‚асилий Ќиколаевич  бежит навстречу,  обрадованно
кричит:
     -- ‘лава богу, дождалсЯ. ‚есь вечер глаз не спускаю со склона, извелсЯ.
Ќеспроста поговорка: ждать да догонЯть хуже всего.
     Ћн  накрывает  на  стол. . џ помогаю “лукиткану развьючить и  отпустить
оленей, достаю мыло,  полотенце, иду к ручью. ЉлючеваЯ вода будто смывает  с
тела усталость, наполнЯет душу  какой-то  удивительной легкостью.  ЏасущиесЯ
олени, людской говор, веселое  потрескивание сушнЯка в костре, приготовление
к  ужину -- все это вознаграждает за  долгий и трудный  путь. ђассаживаемсЯ,
как обычно, на земле и начинаем вечернюю трапезу.
     “лукиткан  подтаскивает  к  себе  потку, достает из  нее  свою  посуду,
сумочки с чаем и сахаром, затвердевшую от долгого хранениЯ  лепешку. ‚асилий
Ќиколаевич  торжественно   выкладывает   на   стол   помидоры,   огурцы   --
изысканнейшие  деликатесы в  нашем  походном быту. ‘тавит на стол кастрюли с
жареными  куропатками  и  грибами.  Љостер  из  стланикового  сушнЯка  пышет
смолистым жаром, хорошо освещает застолье.
     Џосле такой прогулки по ‘тановому жареные куропатки  --  царское блюдо.
„о чего же вкусно!
     ‚асилий Ќиколаевич лезет в свою потку, достает  бутылку  спирта, ловким
взмахом выбивает пробку. Њалюсенькие глаза “лукиткана блестЯт.
     -- Ћднако, Я  не  даром  ноги маЯл, шел сюда, -- говорит он,  кивнув на
бутылку. -- Џошто сразу не поставил?
     -- Људа  спешить, успеем. -- € ‚асилий Ќиколаевич разливает  по кружкам
огненную влагу.
     џ  хочу   немного  отодвинутьсЯ   от   костра,   уж  больно  припекает.
Џоворачиваюсь и неожиданно  замечаю  два  Ярких  звериных глаза,  пристально
наблюдающих за нами из темной глубины  стланиковых  зарослей. •ватаю горЯщее
полено, но слышу спокойный голос “лукиткана:
     -- Ќе надо -- это ’урген.
     ђыжий  пес, с  опаской  поглЯдываЯ  на нас,  приближаетсЯ,  обрадованно
ластитсЯ к старику. “лукиткан задумчив.
     -- Љогда шел сюда, думал: может, больше не встретимсЯ. џ вернусь в свое
стойбище, старому мало дел остаетсЯ в тайге, не ходить больше по ней... Ђ ты
куда путь потЯнешь? -- ‚идно было, что этот вопрос давно занимал “лукиткана.
     -- Ќа ’аймыр, в тундру.
     -- ќто далеко?
     -- “ ‹едовитого океана.
     -- “ю-ю, -- протЯнул он, и его лицо омрачилось.
     Џомолчали.
     “лукиткан  расшевелил огонь,  поднЯл дрожащей  рукой кружку со спиртом,
глЯнул на ‚асилиЯ Ќиколаевича,  на  менЯ  и заговорил тихим голосом, который
лилсЯ из самой глубины его существа.
     -- Њного лет назад Я пришел к тебе, -- он поворачиваетсЯ в мою сторону,
--  чтобы  показать €вакский перевал.  Ќа  перевале ты сказал:  "ЋстаньсЯ  с
нами". џ осталсЯ. Њы  долго ходили по тайге, лазили на большие горы, таскали
вьюки через  болота,  были  там, куда люди совсем  не ходили.  € все-таки мы
живыми  вернулись назад... —то  было плохо -- забудь, хорошее носи в сердце.
’еперь уедешь, моЯ душа всегда будет болеть за тебЯ.
     ‘тарик дважды глотнул из кружки, не дыша, запил спирт холодной водой.
     Њне хотелось многое сказать старику, хотелось поблагодарить  его за все
доброе, что он сделал длЯ нас в долгие годы скитаний по земле его предков.
     Њы учились  у  него понимать природу, учились  у него человечности, нам
хотелось походить на этого человека, не знающего, что такое ложь, лицемерие,
слабость!
     ‘пасибо тебе за все, хороший ты мой человек!
     Ќо как мне  сказать тебе  обо всем этом? ‚едь тебе  просто  не понЯтно,
например, что  можно быть  и  дурным человеком...  џ отвечаю на своеобразный
тост старика:
     --  Њы прилетели сюда  попрощатьсЯ с  тобой, “лукиткан. Џусть твой чум,
твоЯ  тропа, твое большое сердце  не знают лиха. Љак бы  мне хотелось, чтобы
снова наши тропы сошлись в этой короткой жизни.
     -- „ругой  в  твои годы  из чума  не вылазил бы,  а  ты еще проводником
ходишь.  †иви  долго,  старина,  ты  еще  нужен людЯм. ‡а твое  здоровье! --
присоединЯетсЯ и ‚асилий Ќиколаевич, выпивает спирт, машет головой, крЯхтит.
     ‘тарик молчит,  чуть прикрыв глаза  тЯжелыми веками. џ  смотрю  на  его
морщинистое  лицо,  освещенное  дрожащим светом костра,  на шишковатые кисти
рук, на истрепанную донельзЯ одежонку.
     ‚едь “лукиткан едва ли не последний из эвенков, досель  не расставшийсЯ
с жизнью  кочевника.  “мрет он, и с ним  бесследно исчезнет  многое из жизни
этого самого древнего народа ‘ибири, никогда не имевшего своей письменности,
запечатлевшего свою  историю и  самобытность лишь  в  сказках  да  легендах.
Џоэтому  мало мы знаем о своеобразной, многовековой культуре эвенков,  о  их
непримиримости к рабству, о традициЯх и обычаЯх.
     •мурые, еле различимые в  темноте  тучи  низко  ползут над  седловиной.
ЏоЯвлЯютсЯ в воздухе одинокие снежинки.
     “лукиткан допил чай, убрал посуду, встал  и долго растирал свои  худые,
усталые  ноги. ѓде-то  слева на мысу загремела  россыпь,  растревожив тишину
ночи.  ‘тарик  отошел от  костра, стащил с  головы  шапку, прислушалсЯ.  ѓул
скатывающихсЯ камней стих в глубине провала.
     -- Ћднако, снег скоро перестанет,  спать будем у костра, -- сказал он и
стал доставать из вьюка свою постель.
     -- ’ы уверен?
     Ћн бросил постель на землю, взЯл менЯ за руку, повел к  тому месту, где
стоЯл.
     -- ‘лушай, хорошо слушай, сам, без менЯ догадаешьсЯ.
     џ напрЯгаю слух. Ќад седловиной чуть слышный, сонный лепет ручейка, еле
уловимый  шелест  зеленых  стлаников.  „а  еще слышитсЯ,  как, срываЯ нежные
ростки  ЯгелЯ,  олени  почмокивают губами:  по-по-по...  Ќет, не нахожу Я  в
ночных  звуках  объЯснениЯ  прогноза  старого  звенка.  ‘мотрю  на  небо  --
беспросветнаЯ,  ничего не говорЯщаЯ сплошнаЯ темень.  ‘тарик шутливо толкает
менЯ в бок рукой.
     --  џ же тебе сколько раз  говорил, да ты забыл: когда ночью ключ шумит
вверху -- значит дождЯ или  снега не жди. ќта худаЯ туча скоро уйдет, и снег
перестанет.
     Њне грустно. ‚ последний раз ночую Я  у костра с этим  мудрым  старцем.
‚идимо, это понимает и он.  Њы  так сроднились за эти годы,  стали настолько
близкими,  необходимыми друг другу, что просто еще не можем представить, как
разойдемсЯ навсегда.
     ђасстилаю спальный  мешок рЯдом  с  ним -- голова к  голове.  “лукиткан
набивает  олочи  сухой  мЯгкой болотной  травой,  чтобы  утром,  не  мешкаЯ,
обутьсЯ.  Џотом пододвигаетсЯ  к  огню и сушит портЯнки. ‚от  сидит рЯдом со
мной на  оленьей шкуре с поджатыми  под себЯ  ногами, маленький,  сухонький,
почти прозрачный, с иссеченным морщинами лицом.
     ‚друг ветер со всего размаха ударил по  костру  и осыпал  нас искристым
жаром, огненный вихрь взвилсЯ к небу. “лукиткан оторвалсЯ от дум, стрЯхнул с
полы горЯщие угольки, свернул портЯнки, засунул их Ѓ олочи.
     -- Ђльгому вспомнил,  -- вздохнул он.  -- ’ам осталось детство и могилы
предков, их следы  на тропах. Ђ тут, -- он кладет ладонь на  сердце,  -- тут
боль,  что ни  разу не вернулсЯ к  этим родным местам. Џтица вон как  далеко
улетает, но гнезда своего не забывает.
     -- “ тебЯ еще есть времЯ, побывай на своей родине.
     -- Ќикто  не  знает,  что будет завтра. Ѓуду  жив -- утром  обЯзательно
пойду на самый верх перевала, может, с горы увижу Ђльгому.
     -- ЊенЯ возьмешь с собой? -- обрадовалсЯ Я.
     -- Ђльгома  тебе -- чужое  горе, зачем  напрасно  маЯть ноги?.. џ пойду
наверх один. ‘  горы,  наверное, узнаю место, поклонюсь  ему. Њожет, боли  в
сердце  не  останетсЯ.  ‘тарики никогда  не  думали, что  жизнь  эвенков так
изменитсЯ, вот бы сейчас встали, посмотрели, эко удивились бы.
     --  ’ы  жалеешь  о  прошлом?  „умаешь,  эвенкам  хуже  оттого,  что они
перестали кочевать?
     ‘тарик поежилсЯ, будто Я разбередил его больное место.
     -- Ћб этом нечего жалеть. Ћ другом думаю. Њолодые забывают наши обычаи,
нужные людЯм, которые должны еще жить. ђаньше у эвенка ничего не было только
длЯ себЯ.  …да, ружье, шкура,  снасти  -- бери, что  тебе  надо,  спрашивать
хозЯина  было не  положено.  Ќикто никого не обманывал.  ’ы сильный -- давай
больше. „обыл зверЯ -- тащи на стойбище,  дели всем  поровну. ђыбу поймал --
тоже  на  всех.  ’олько ему за добычу голову зверЯ и  шкуру  сверх его  доли
давали да еще  за удачу от всех ему доброе слово говорили. ’о был правильный
закон, закон тайги. …го никогда не должны забывать люди...
     -- ’ы прав, такой закон нужен всем людЯм. …го создала жизнь, испытаннаЯ
в течение многих  веков, и без него врЯд ли кочевники  дотЯнули  бы до наших
дней.
     -- “ них не было бумаги, букв, чтобы писать слова, все обычаи держали в
голове. € школа  была  другаЯ, котораЯ показывала, как жить в тайге.  Љаждый
проходил  ее,  училсЯ  пускать  стрелу  по   зайцу,  настораживать   снасть,
подманивать  на  пикульку  кабаргу,  запирать берлоги. Џотом  их  спрашивали
старики, как они научились это делать. Њогут быть  кормильцами семьи или еще
надо  учитьсЯ. Ќе каждому  парнишке сразу везло назватьсЯ охотником. Џоэтому
эвенки хорошо знали тайгу, сильные были и не искали другой жизни.
     “лукиткан задумалсЯ. Њы сидели молча. џ смотрел на его лицо, освещенное
трепетным пламенем, и  тоскливо думал о том,  как  мне  будет недоставать  в
жизни дружбы с этим мудрым старцем.
     -- Ќо в обычаЯх наших было и  такое, что не нужно  теперь, -- продолжал
“лукиткан.  -- ђаньше  без этого  нельзЯ  было обойтись... Љогда на стойбище
приходил  голод, мор,  когда даже самый сильный  не мог  добыть  еду,  тогда
слабым  старикам,  которые уже не  охотились,  кормились тем,  что  добывали
молодые, -- намекали, что они сделали свое в жизни: родили детей, научили их
всему, что сами умели  и знали,  и  теперь должны уйти из стойбища.  •орошие
слова  говорили больным и калекам, советовали  и им уходить. ’ак нужно было,
чтобы  остальные  остались жить  и продолжали  род... ќто был долг. ’ех, кто
должен был  умереть, не уговаривали.  “ходили такие из чумов в  самую стужу,
без  огнЯ и без  пищи, не жить уходили. ’огда этот закон был  правильным длЯ
кочевников, его тоже сделала сама жизнь. ’еперь он не нужен...
     -- ‚се это мне понЯтно  так же, как  и  твоЯ боль, что забываем хорошие
обычаи. Ќо согласись, “лукиткан, жить-то теперь стало лучше эвенкам?
     --  ’ы правильно сказал.  †ить всем куда с добром стало. “ каждого своЯ
изба, на стойбище есть и школа и больница, за товарами не надо далеко ходить
-- магазин  рЯдом. Љто побежит от такой жизни? Љочевать хорошо было  раньше,
когда в  лесу было много зверЯ,  Ягод, птицы. Ђ теперь  тайга  беднаЯ стала.
Њаток убивают,  телЯт  глушат,  ничего не  жалко,  будто  чужое! Ќеправильно
делают. Џошто  не  наказывают таких разбойников? Ќадо отобрать ружьЯ у всех,
которые разорЯют тайгу, не  смотрЯт, когда можно охотитьсЯ, когда нельзЯ, по
кому  можно стрелЯть, а кого нельзЯ трогать.  ’аких даже пускать в  тайгу не
надо. -- “лукиткан хотел еще что-то сказать, но лишь безнадежно махнул рукой
и вдруг тихонько попросил: -- „авай маленько спирта, вот столько.  -- ‘тарик
показывает кончик пальца.
     -- ’ы же после спать не будешь.
     -- Ќичего. Љогда Я думаю о тайге, сон все равно отлетает от менЯ. ‘пирт
съест боль сердца...
     џ достаю бутылку, лью тонкой струйкой в подставленную стариком кружку.
     -- …ще другую беду хочу сказать тебе, большую беду. Ќадо хорошо думать,
чтобы эвенки не уходили от своих стойбищ, где у них все есть. —тобы они были
хозЯевами тайги, умели жить в ней, больше пользы давали. Ђ то молодые  бегут
от оленьих стад, от пушного промысла, будто в чужой стороне их радость, а не
тут.  Џотому что в школах их учат не тому, что надо эвенку, и они, как марал
во времЯ гона на рев охотничьей трубы, бегут из тайги в городскую жизнь и не
понимают,  что это  худо  -- бросать свое  стойбище, тайгу. -- ѓолос старика
звучал  все глуше, все тише,  видать, нелегко ему  высказывать эти давно его
мучающие думы о покинутой когда-то родной Ђльгоме, о судьбе своих сородичей.
     ђазговор оборвалсЯ.  ’ихие  дуновениЯ  ветра  легонько  раздували синие
вспышки костра.  Љ полуночи воздух становитсЯ все более чистым  и  чутким. ‚
нем еле уловимый шорох  курумов, медленно сползающих с вершин в провалы.  Ќа
юге  резко и  густо  синеет полоска льдистого  неба. ’онко пахнет  из ложбин
свежим  снегом.  ‘лышно,  как далеко внизу “тук ворчит,  срываЯсь  с гладких
валунов и убегаЯ в темноту.
     Ѓеру чайник,  шагаю к ручью. €ду  медленно, осторожно приминаЯ сапогами
Ягель,  чтобы  не растревожить  ночную тишь, полнее ощутить  безмолвие  гор.
Ќагибаюсь  к  воде.  Ћна поет стеклЯнным  перезвоном,  таким чистым и Ясным,
будто  неземным.  Ќабираю  полный  чайник,  но не  ухожу, стою на каменистом
бережку. •очетсЯ разгадать, о  чем  так печально  поет ручеек.  Ћ потерЯнном
лете?  Ћб увЯдших цветах  на  горных лужайках? €ли это  его последнЯЯ песнЯ,
перед  тем  как уснуть скованному стужей?  Љак  жаль, что  мне непонЯтен его
Язык.  Ђ  вот если  позвать  “лукиткана,  он послушает  этот грустный  шепот
ручейка и непременно переведет его немой лепет на человеческий Язык. ‘тарику
все тут понЯтно, все доступно, это все его.
     ‚озвращаюсь к костру.
     -- ‘пать надо, -- говорит старик усталым голосом и, поднЯвшись на ноги,
осматривает все  еще  черное  небо.  -- —еловеку  сон  прибавлЯет силы,  как
медведю -- голод, птице -- страх.
     ‡асыпаЯ, Я снова  и снова думал о том, что навсегда покидаю эти места и
что слова: ‘тановой, Ђлданское нагорье, „жугджур, ‘елиткан,  ‘ага,  антари,
џмбуй -- теперь будут звучать длЯ менЯ как стариннаЯ, роднаЯ песнЯ.

        Џрощай, Ђльгома!

     ЏробудилсЯ  Я внезапно  от  какого-то странного  прикосновениЯ,  словно
кто-то сильно толкнул  менЯ снизу. Ћдновременно  откуда-то  из самой глубины
гор донессЯ затЯжной приглушенный рокот. Љазалось, где-то  рЯдом в седловине
ломались  скалы, падали вершины, сотрЯсаЯ землю.  "Ћбвал", -- шевельнулось в
голове. Ћткидываю капюшон  спального  мешка.  Џриподнимаюсь на руках.  ѓорит
костер, “лукиткан, тоже встревоженный, стоит несколько  поодаль от огнЯ, без
шапки, прислушиваетсЯ к затихающему в провалах гулу. ‘ минуту мы находимсЯ в
состоЯнии какой-то немой неподвижности.
     -- —ертЯм не спитсЯ, нашли времЯ баловатьсЯ, -- сказал Я, успокаиваЯсь.
     €з палатки выскочил полураздетый ‚асилий Ќиколаевич.
     Ќо уже все стихло. Џрошел испуг. Ѓез звезд не угадать времени.
     ’еперь не уснуть. џ оделсЯ. ‘ходил к ручью, умылсЯ. ‘тал собиратьсЯ.
     “лукиткан сидел у огнЯ, будто забыл, что надо идти на хребет.
     -- ‘ердце  не спокойно, -- заговорил  он,  видимо,  продолжаЯ  вечерний
разговор. -- Њожет, беда караулит менЯ за то,  что Я не вернулсЯ на Ђльгому.
-- “лукиткан кивнул головой  в сторону  чуть видневшихсЯ в  темноте вершин и
стал не спеша собиратьсЯ. Ќакинул на сухонькие плечи дошку. Ћна у него такаЯ
старенькаЯ, такаЯ  поношеннаЯ, что кажетсЯ старше  хозЯина. Ћн мог бы  давно
сменить ее на новую, но, видимо, не хочет расстатьсЯ с заплатами, с дырами и
пЯтнами, напоминающими ему пережитое.
     ‚асилий Ќиколаевич  разогрел  завтрак. Њы быстро  расправились  с  ним,
запили чаем  и были готовы покинуть  стоЯнку. Ќо  вокруг  еще темно.  ‘тоим,
ждем... Ѓудто чьЯ-то невидимаЯ рука начала сдирать мрак с вершины ‘танового.
€з-за перевала, с южных теплых  склонов гор надвинулсЯ сырой,  рыхлый туман,
лег на гребни грудью, да так и замер в грозной неподвижности.
     --  Ћднако,  пойдем, --  “лукиткан  проткнул  посохом  холодный воздух,
показав на голубеющий запад, -- ходить будем тихо, говорить не надо.
     ‘тарик поправил на плечах  котомку,  свЯзал ремешком лЯмки  на груди  и
зашагал к уже четко выступившим из мрака скалам.
     €дем  не  торопЯсь.  “лукиткан шагает  легко, как  настороженнаЯ  лань.
Ѓезошибочно находит проходы, камнЯ ногами не потревожит. џ не отстаю, ступаю
точно по  его следам.  ‡а  все шесть лет наших с ним скитаний Я всегда видел
“лукиткана идущим впереди. ‚се трудности и неожиданности пути в горах или по
болотам он брал на себЯ.
     -- ’ы, наверное, думаешь, что старик сдурел, на какую гору лезет, чтобы
только  издали  посмотреть  на  Ђльгому?  --  неожиданно  повернулсЯ ко  мне
“лукиткан.
     -- ‡рЯ говоришь так, наоборот -- завидую тебе,  что  ты  увидишь родные
места,  вспомнишь детство свое, которое так бережно  хранишь в душе. џ готов
поднЯтьсЯ на две, на три такие горы, чтобы увидеть Љавказ, мой Љардоник, где
родилсЯ,  и так  же, как  ты, слишком  рано  и слишком  далеко ушел от своих
родных мест.
     --  Џослушай старика, обЯзательно туда вернись,  посмотри из детства на
всю свою жизнь.
     € “лукиткан с таким участием посмотрел мне в глаза, что казалось, готов
он свернуть с этого пути,  забыть  про свою  Ђльгому и вести менЯ в  далекий
край горЯчего солнца, на мою родину.
     “тро  пасмурное. ’Яжелые  тучи  плывут  беспрерывной  чередой  на юг  и
пропадают за рваным краем ‘танового.
     Њы  осторожно  шагаем  по шатким  плитам.  ‚се выше  и выше  в  тишину,
нарушаемую лишь нашим дыханием.
     ’уман,  что  на  рассвете  завладел   ‘тановым,   неожиданно  отступил,
бесшумно, как хищник,  сполз со склонов. Ќо еще долго там курились перевалы.
‚етер тЯнул  с неприветливого  севера, но  был  мЯгким и  даже  ласковым. Ћн
растревожил  темный свод неба, нависавший над  серыми  холмами, и мы увидели
между ними  голубеющие  прогалины. ‚ них блеснуло  солнце. €сполинские  тени
вершин пали в провалы и чернели до самого горизонта.
     „альше узкаЯ щель, будто незажившаЯ сабельнаЯ рана, развалившаЯ  на две
части хребет. ‚ ней холодно и сыро. †утким кажетсЯ  в этой замшелой  глубине
одинокий крик ворона.
     ‡а щелью, наверху, неширокаЯ терраса, сплошь затЯнутаЯ топкой тундрой и
окантованнаЯ с севера снежной каймой.
     --  „альше воды  не будет, давай  тут попьем чаю, потом легче  идти, --
предложил Я, заметив, как тЯжело старик дышит и как никнет к земле его тело.
     Ћн  молча опустилсЯ на камень, с  крЯхтеньем распрЯмил  уставшие  ноги,
долго развЯзывал  ремешок,  стЯгивающий  лЯмки на груди, и,  откинувшись  на
спину, уставилсЯ в синее небо невидЯщими глазами,  џ  собрал  охапку мелкого
сушнЯка,  разжег  костерок  между  двумЯ  камнЯми, поставил на  них  чайник.
“лукиткан  с  трудом  поднЯлсЯ, подошел  к огню, таща  за  собой  котомку  и
бердану.
     --  —аю  попьем, сразу  ходить  будем  наверх. Њожет, и правда, Ђльгому
увижу.
     ‡а соседними развалинами послышалсЯ тревожный  крик кедровки. “лукиткан
насторожилсЯ.  ‚след  за   криком  птицы  оттуда  же  донессЯ  стук  камней,
приглушенный расстоЯнием.  "—то  бы  это  могло  быть?" -- џ привстал. ЋпЯть
стук. € вдруг как загремит!..
     ‘тарик  схватил чайник  и  одним движением  выплеснул из  него  воду на
костер.  ЏриседаЯ,  он  подал мне  знак  --  не  шевелитьсЯ, а  сам  горЯчо,
напрЯженно смотрит куда-то вправо. Ќет и  следа усталости на его лице, в его
позе.
     Ќе глЯдЯ на менЯ, он вытЯгивает руку, выпрЯмлЯет палец.
     -- ‡верь! -- чуть слышно шепчут его побелевшие губы.
     џ  слегка  приподнимаюсь. Ќичего  не  вижу,  кроме  шишковатого пальца,
направленного в  сторону гребнЯ.  Ќо вот что-то  огромное и живое попадает в
поле  зрениЯ: "‘окжой!" (*‘окжой -- дикий северный  олень) Ћн поЯвлЯетсЯ  из
провала  метрах в  полутораста  от  нас  и  стоит  весь  на  виду,  дескать,
любуйтесь!
     ‡верь  молодой,  высокий,  темно-бурый.  Ќа  тонких  и  стройных  ногах
праздничные  светлые  чулки.  ‘легка  горбоносаЯ  голова, с  белой  короной,
сплетенной из симметричных рогов, очень  подходит к его кажущемусЯ  коротким
туловищу. ‚зъерошеннаЯ  шерсть  на  спине выдает  его буйное настроение.  Ћн
стоит на  выступе из бурого камнЯ,  щедро политый  солнечным светом  и четко
вырисованный на фоне голубого неба. Ћн  так красив и независим,  что  мы  не
можем оторвать от него взглЯда, молча и недвижно, с волнением и любопытством
наблюдаем за ним.
     ‚друг  он весь  поворачиваетсЯ  к провалу и,  замираЯ, бросает  в немое
пространство глухой, протЯжный  рев -- Явно  вызов. Ќо кому? Ќикого  нет.  Ђ
зверь, угрожаЯ, трЯсет  рогами, и  мы видим, как у  него  по округлой  спине
шевелЯтсЯ бугры упругих  мышц.  Ћн бьет  копытом  по  плите и  снова  ревет,
наполнЯЯ эхом горы. ’акое нельзЯ забыть.
     ‹егкий,  еле заметный  ветерок  нет-нет  да и налетит со стороны зверЯ.
‘тарик толкает менЯ в бок, показывает правее, на край ложбины.
     ’ам  неожиданно  поЯвлЯетсЯ  из-за краЯ излома, несколько ближе к  нам,
огромный куст рогов. Џотом показываетсЯ голова с  круглыми  и злыми глазами,
обращенными к противнику, стоЯщему  на выступе. ќто старый сокжой -- хор. Ћн
делает  неторопливый шаг из-за  камнЯ  вперед, и  мы  видим  широкую  грудь,
разделенную  посередине   длинной  седой   гривой.  Ћпустив  низко   голову,
разгребает ногами мочажину и сильными  ударами  отбрасывает ее далеко назад.
’рЯсет  головой.  €здает  короткий, басистый  рык. ‡а  ним на  краю  ложбины
поЯвлЯютсЯ самки и, не обращаЯ вниманиЯ на происходЯщее, начинают кормитьсЯ.
€х  девЯть,  с  молоднЯком. €м, видимо, уже надоели междоусобицы  быков и их
буйства. ЃрачнаЯ пора  у сокжоев прошла, но  самцы  все еще злобЯтсЯ друг на
друга и при встречах бьютсЯ.
     “видев  близко  самок, молодой  сокжой  было ринулсЯ к  ним,  но  вдруг
остановилсЯ.  Ќа него уже нессЯ  разъЯренный  хор. ‡вонко столкнулись  рога.
‘горбились могучие спины. ‚  этом положении оба  зверЯ и замерли на какое-то
мгновение.
     Џар,  вырываЯсь из открытых  ртов и ноздрей, окутывал  морды дерущихсЯ.
ЏротЯжный рев расползалсЯ по ущельЯм, скалы басовито вторили ему. Њы видели,
как  по  бурой шкуре хора  пробежала дрожь, на ногах  вздулись  мышцы,  и  в
следующее   мгновение  он   всей  своей  геркулесовской   тушей  подалсЯ  на
противника.  ‘толкнул его  с  места,  стал  теснить к скату. Њолодой  сокжой
оторвалсЯ  от него,  описал  полукруг и, нагнув низко голову, хотел  ударить
противника сбоку, но был старым принЯт точно  на рога. ‘лышитсЯ гулкий удар.
…ще более сильный удар -- и рога намертво переплелись.
     ’еперь оба стали  Яростно напирать друг на друга. €з-под копыт брызнула
щебенка,  загремели камни,  затрещал мелкий кустарник. ѓромче зашумело эхо в
скалах. ‚идно было, что им уже не расцепитьсЯ. ќтого Я и хотел. ЋбрадовалсЯ.
Ќаконец-то  Я  пополню   свою  коллекцию  парой  черепов  диких  оленей   со
сцепленными навеки рогами -- этим редким даже в тайге чудом.
     џ протЯнул руку за карабином  и хотел было встать, но “лукиткан строгим
взглЯдом остановил менЯ. Ћн еще чего-то ждал.
     Њолодой сокжой,  казалось, готов был сдатьсЯ, да разве расклинишь рога!
Ђ хор свирепел. ђазвернувшись, он оттеснил соперника к обрыву, надвинулсЯ на
него изо  всех  сил. …ще  рывок, и у  молодого подломились ноги, он  потерЯл
опору  и  начал  медленно  сползать  в  пропасть,  таща  на  своих  рогах  и
противника.  ’от спохватилсЯ,  уперсЯ копытами в кромку,  но не  удержалсЯ и
тоже стал сползать  вниз. €  оба,  так  и не расцепившись,  покатились вниз.
“пали в пропасть?!
     Ќо не успели еще мы прийти в себЯ, как там внизу  протЯжно заревел один
из  сокжоев.  ‘амки  всполошились. ђаздавшийсЯ из провала  стук  копыт  стал
приближатьсЯ.  …ще через минуту  послышалось прерывистое дыхание зверЯ  и на
площадку выскочил молодой сокжой. Ћн с разбега отбил двух самок и погнал их,
забираЯ все выше и выше, к боковому отрогу.
     € тут поЯвилсЯ третий бык, выросший точно из-под земли. •удой, длинный,
шкура  в  свежих  латках от побоев. •ромой  на  заднюю ногу.  ‚идно,  крепко
досталось  ему в этот брачный  сезон. € теперь  он  не решаетсЯ  вступить  в
конфликт  с быками, как говоритсЯ,  подбирает  то, что плохо  лежит. ‚от он,
пригрозив рогами,  рЯвкнул на самок, повернул их  вправо и погнал  вниз, все
махом и махом...
     -- ’акого  мои глаза еще не видели. Ђ этот хромой, -- “лукиткан показал
рукой вниз,  --  там,  однако,  стоЯл, за  скалой. •итрый, почти  всех самок
забрал...
     Њы развели костерок на прежнем месте, между двумЯ камнЯми, поставили на
них чайник  с  водой. € еще  долго  находились под впечатлением  увиденного.
„олжен сказать, что, наблюдаЯ за жизнью  диких животных  в  их  естественных
условиЯх, Я всегда испытывал  величайшее  наслаждение,  несравненно большее,
чем во времЯ удачной охоты на них.
     Ќаверху  нас встретил  порывистый  ветер.  Ћн налетал  волнами, холодил
лицо,  врывалсЯ под  одежду  и, уносЯсь дальше, пел  свою скорбную песню про
дикие горы, про стужу и скалы. “лукиткан торопилсЯ.
     Џоднимались почти  по  прЯмой, в лоб,  к видневшимсЯ  высоко  останцам,
охранЯвшим подступы  к вершине. Ќе по летам  старику был такой подъем, но он
упорно шел вперед, штурмом брал крутизну. “ последнего снежника старик вдруг
остановилсЯ,  стащил с головы ушанку.  Њожет, тут ему почудилось, что  из-за
вершины ветер  донес  дыхание родного  краЯ.  € в нем он уловил неповторимый
запах родового стойбища  Ѓуты (*Ѓуты -- некогда заселЯвший Ђлданское нагорье
эвенкийский   род,  из  которого  вышел   “лукиткан),  запах   елей,  болот,
прокопченных  чумов, который  он  часто  пыталсЯ  воскресить  в  памЯти.  Ћн
распахнул  дошку, чтобы свободнее дышалось, вдруг сорвалсЯ  с  места и почти
бегом направилсЯ вверх. Њелкий, сухой снег сыпалсЯ из-под его ног. “лукиткан
забралсЯ на самую вершину, отдышалсЯ, устало подошел  к краю обрыва и окинул
нетерпеливо  взглЯдом лежащее  внизу  нагорье.  ‘колько  лет  он  ждал  этой
минуты!..
     џ подошел  к старику. ‚низу, где обрывалась бешенаЯ  крутизна отрогов и
темнели изломы глубоких расщелин, начиналась равнина, сумрачнаЯ, молчаливаЯ,
прошитаЯ речками, всЯ в стылых пЯтнах болот.  Ћна уходила за холмы на север,
в поседевший простор  материка, в бесконечность. ’о была  его землЯ, политаЯ
потом предков,  пережившаЯ многие поколениЯ. Њожет быть, в этот миг ему живо
представились скученные конусы берестЯных  жилищ Ђльгомы, тайга его детства,
и мать, которую  он чаще всего вспоминал, не знавшаЯ  ничего,  кроме  тЯжких
забот  и  нужды. Ћна виделась ему в вечном  беспокойстве, без сна,  одетаЯ в
жалкое рубище, не познавшаЯ сладости жизни.
     ‘тарик прищуренными глазами неотрывно  смотрел вниз.  Ќоги  его заметно
дрожали. Ќет, он не устал от крутых подъемов, от долгой ходьбы. …го до дрожи
взволновал не виденный  с детства родной  пейзаж,  дымчатаЯ равнина,  извивы
Ђльгомы, скрытой  в скалистых берегах, синие дали. Ћн стоЯл с одухотворенным
лицом, живой блеск его глаз затуманила печаль.
     “лукиткан унес в чужие тогда  длЯ него зейские леса лишь детскую любовь
к этой  скудной природе. ‘ тех  пор сменилось  много поколений зверей, птиц,
реки изменили русла, но  его тропа ни  разу  не дотЯнулась  до угрюмого краЯ
детства. Ћн не оставил там  ни своего следа, ни одного пенька,  ни огнища! €
вот она, его  родина, лежит перед ним в холодных сумерках. Ћн узнал ее не по
приметам, которые сохранила памЯть, о которых он слышал от  других людей. Ћн
угадал ее чутьем, сердцем, силой внутреннего влечениЯ.
     Ћпершись грудью на  посох, с котомкой  и берданой за  плечами, в рваных
лосевых штанах и старенькой дошке, долго стоЯл на  вершине горы этот человек
из древнего рода Ѓуты и стойбища Ђльгома.
     “лукиткан  рассказывал   мне,  как  на  этой  земле,  скованной  вечной
мерзлотой, прошли тринадцать лет его детства, суровой школы  жизни. Ќемногие
его сверстники выжили. Ћтцы берегли и пестовали  только  тех из своих детей,
кто уже  с  ранних  лет был способен боротьсЯ, постоЯть  за  себЯ. “лукиткан
хорошо помнит, как однажды семьЯ умышленно бросила его одного в старой гари,
уснувшего  на  дневном  привале, оставив  ему лишь лук да несколько стрел, а
сама ушла незамеченной  с  караваном  далеко в глубь  нагорьЯ  и  там решила
дождатьсЯ  исхода  этого  испытаниЯ  ребенка.  Њальчуган  по  следам  настиг
семейный караван. Џотом мальчишку  оставлЯли  в ночь  на пЯтидесЯтиградусном
морозе, без костра, с кресалом и трутом, и он должен был сам развести огонь,
устроить ночлег, не имеЯ с собой ни топора, ни шкуры, чтобы укрытьсЯ. Ќе раз
о