‚асиль Ѓыков. Џублицистика

Ћцените этот текст:
‚асиль Ѓыков. Џублицистика

   -----------------------------------------------------------------------
   ‚ кн.: "‘обрание сочинений в четырех томах. ’ом четвертый".
   Њ., "ЊолодаЯ гвардиЯ", 1986.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 19 June 2002
   -----------------------------------------------------------------------



‘‚€„…’…‹њ‘’‚Ћ ќЏЋ•€

   Ќе так давно Ђнатолий  Ѓочаров  высказал  предположение  о  наступившем
периоде усталости нашей военной  прозы.  Ќе  стану  по  примеру  некоторых
специалистов этого рода литературы опровергать видного критика и теоретика
советской литературы, немало сделавшего и длЯ  осмыслениЯ  военной  прозы:
вполне возможно - он прав. Љак и всЯкое живое дело, военнаЯ проза в  своем
развитии не может избежать определенных спадов, особенно  после  пережитых
ее блистательных лет расцвета в конце 50-х  -  начале  60-х  годов,  когда
поЯвились произведениЯ, на многие годы определившие пути  ее  развитиЯ.  €
хотЯ в  последующие  годы  литература  о  войне  несколько  потеснилась  в
сознании  читающего  народа,  уступив  место,   может   быть,   не   менее
блистательным  произведениЯм  "деревенской"  прозы,  врЯд  ли   когда-либо
померкнут в ее сокровищнице  замечательные  по  мастерству  и  правдивости
произведениЯ того времени, принадлежащие  перу  ћриЯ  Ѓондарева,  ѓригориЯ
Ѓакланова,  Љонстантина  ‘имонова,   ‚ладимира   Ѓогомолова,   Љонстантина
‚оробьева, ћриЯ ѓончарова, …вгениЯ  Ќосова,  ‘ергеЯ  Љрутилина  и  других.
Ќаписанные, казалось бы, об одном и том  же,  о  человеке  на  войне,  эти
произведениЯ  несут  в  себе   неиссЯкаемое   разнообразие   -   жанровое,
тематическое, стилевое, различие личностно-авторского отношениЯ к войне  и
ее непростым проблемам. Ќо,  разумеетсЯ,  самое  ценное  в  них  -  правда
пережитого,  достоверность   подробностей   и   психологии,   неизменность
гуманистического отношениЯ к человеку самой трудной судьбы  -  солдату  на
самой большой и самой кровавой войне.
   Ћ войне написано много во всех жанрах литературы, на 77 Языках  народов
нашей страны, разумеетсЯ,  с  различной  степенью  мастерства,  умельства,
талантливости. —то до менЯ как читателЯ (да, Я  думаю,  и  до  большинства
читателей, воевавших и невоевавших), то, может быть, длЯ нас дороже  всего
в этих книгах не так мастерство изложениЯ,  не  красочность  слога,  но  -
правда. ‡а тысЯчелетиЯ земной истории о войне на всех Языках мира написано
много неправды, красивых сказок и прЯмой лжи. ќто и  понЯтно,  потому  что
война, как известно, всегда была продолжением политики военными средствами
и служила интересам власть предержащих. Ќаша же большаЯ  война,  на  полЯх
которой решались судьбы планеты, имела другой характер и другие,  отличные
от предыдущих, цели. ѓоворить неправду о ней не только безнравственно,  но
и преступно как по отношению к миллионам ее жертв, так и  по  отношению  к
будущему. ‹юди земли должны знать, от какой  опасности  они  избавились  и
какой целой досталось им это избавление. —то  касаетсЯ  читателЯ,  то  ему
интересно знать все: от переживаний солдата в передовом  окопе  до  работы
крупных штабов и ставки по руководству войсками. ‹итература многое сделала
длЯ раскрытиЯ психологии рЯдового бойца и младшего офицера переднего краЯ,
но по причине отсутствиЯ прежде всего  личного  опыта  у  ее  авторов  она
оказалась  некомпетентной  до  всего,   что   касаетсЯ   крупных   штабов,
объединений, ставки. ќтот пробел в значительной  мере  восполнЯют  военные
мемуары,  принадлежащие  перу  генералов,  крупных  военачальников,  среди
которых немало честных и хороших  книг.  Ќо  немало  также  и  таких,  где
фактическаЯ сторона изложениЯ воспринимаетсЯ с большим сомнением, где, как
писал недавно ‚иктор Ђстафьев, "проступает Явное вранье".  ‚  самом  деле,
часто  трудно  добратьсЯ  до  сути  через  аккуратный  штакетник  округлых
стереотипных   фраз   или   задним   числом    сочиненных    подробностей,
заимствованных из фронтовой  печати  тривиальных  примеров  и  бесконечных
страниц разговоров. €ные мемуары по своей форме смахивают  на  пьесы,  так
много и подробно (вплоть до междометий) переданы в  них  разговоры,  речи,
выступлениЯ,  беседы.  ЃеллетризациЯ  воспоминаний,  стремление   написать
художественно, непременно как у настоЯщих писателей, обычно выдает  чужую,
не  авторскую  руку  и  значительно  снижает   достоинство   такого   рода
литературы. €бо как можно поверить в достоверность  происходившего  спустЯ
20, 30 и 40 лет,  переданного  через  разговоры  в  лицах,  пусть  даже  и
достопамЯтных и поразивших воображение. ‚едь на войне было нечто  поважнее
пусть даже самых содержательных разговоров - было дело.
   „а, люди по праву хотЯт знать о войне полнее, больше, особенно  о  том,
что лежит за пределами их жизненного или военного опыта. Ќо когда Я  читаю
длинные главы, описывающие в подробностЯх  жесты,  выражениЯ,  все  те  же
разговоры генералов, маршалов, исторических лиц,  сокровенные  раздумьЯ  о
собственных военных просчетах бывшего наркома обороны  или  ставшие  столь
популЯрными в  литературе  сцены  в  кабинете  ‘талина,  Я  с  недоумением
обращаюсь к имени автора на обложке и спрашиваю себЯ: откуда все  это?  €з
каких документов, по чьим свидетельствам? Ђх, это авторский домысел, стало
быть,  сочиненность,  выдумка,  но  тогда,   извините,   тогда   мне   это
неинтересно. €  мне  становитсЯ  жаль  многих  тысЯч  читателей,  питающих
понЯтный, почти трепетный  интерес  маленьких  людей  к  жизни  великих  и
воспринимающих все это  за  подлинность,  за  правду.  Њожно,  разумеетсЯ,
возразить  мне,  сославшись  на  творческую  практику  ’олстого,   Њаннов,
”ейхтвангера, но  тут  несопоставимо  разные  вещи.  „аже  ошибочный  опыт
великих остаетсЯ великим в истории и литературе, а их ошибки  длЯ  нас  не
менее важны, чем их несомненные удачи. Ќо нам-то, наверное, еще далековато
и до ’олстого  и  до  Њаннов,  чтобы  позволить  себе  необузданный  полет
фантазии по отношению  к  тому,  что  до  сих  пор  остаетсЯ  сокрытым  от
человечества бетонной стеной молчаниЯ. Љровь, муки и пот народа в минувшей
войне накладывают на нас первейшее из обЯзательств - безусловную  верность
правде.
   Џоследнее условие  императивно  также  по  отношению  к  документальной
литературе, котораЯ в некоторой - Я бы сказал, значительной - своей  части
обрела ныне чересчур поэтическую раскованность, чтобы с должным основанием
считатьсЯ документальной. ‚ некоторых произведениЯх этого жанра  при  всем
старании невозможно обнаружить и следа  документа,  разве  что  имЯ  героЯ
реально, все же остальное  состоит  из  домыслов,  описаний,  все  тех  же
диалогов и внутренних монологов, заполнЯющих страницы и главы. ЋпЯть как в
романах,  как   в   художественной   литературе.   Ќо   кому   нужна   эта
художественность, ради которой попираетсЯ главное и,  может,  единственное
достоинство этого рода литературы - правда.
   ‚прочем, это элементарно и давно известие. ’ем более что у нас  есть  и
примеры другого рода,  замечательные  примеры  высокого  документализма  и
самой высокой гражданственности; здесь уместно вспомнить творчество, да  и
всю жизнь незабвенного ‘ергеЯ  ‘ергеевича  ‘мирнова.  …го  книги  способны
стать   образцом,   примером   длЯ   подражаниЯ   последующих    поколений
писателей-документалистов. €ли же "ЃлокаднаЯ книга" Ђдамовича  и  ѓранина,
где все - факт, жизнь,  судьба,  уже  принадлежащие  истории.  ’рагической
странице нашей с вами истории.
   ’от же ‚иктор Ђстафьев писал недавно: "„умаю, все лучшее в литературе о
войне создано теми, кто воевал на передовой". ‚  общем,  это  справедливо,
хотЯ Я бы не стал утверждать столь категорично, соглашаЯсь, однако, с  той
частью его утверждениЯ, что личный опыт войны здесь  незаменим.  ‚сЯ  беда
литературы второго сорта как раз и заключаетсЯ в отсутствии  определенного
личного опыта у одних авторов и в попрании этого опыта  теми,  у  кого  он
есть, в уходе за его пределы, Я бы сказал, за пределы какого бы то ни было
опыта в область сочинительства, приблизительности и - неправды.  €  потому
такаЯ литература, с каким бы изЯществом она ни была  создана,  неприемлема
по своей сути: она не прибавлЯет  ничего  к  познанию  и  осмыслению  духа
войны, а уводит читателЯ в область мифов, ортодоксии и домыслов. ‚о всЯком
другом случае, может быть, об этом и не следовало бы говорить, но  прошлаЯ
война длЯ нас, как недавно  писал  …втушенко,  слишком  сокровеннаЯ  тема,
прикасатьсЯ к которой надобно с Ясным сознанием огромной  ответственности:
под ней море народной крови. € приходитсЯ только  сожалеть,  что  те,  кто
имеет  недюжинный  опыт  и  мог  бы  сказать  о  ней  сокровенное   слово,
предпочитают молчать. Њы  знаем  мемуары,  где  умолчено  о  действительно
важном, опущено все существенное,  взамен  чего  книжные  страницы  занЯты
малозначащими подробностЯми вроде забытой по рассеЯнности карты,  едва  не
ставшей причиной самого драматического переживаниЯ за всю войну. Ђ  старый
маршал по дороге на фронт, куда он  едет  координировать  действиЯ  войск,
думаете, о чем ведет разговор с подчиненными? Ћ русском балете, знатоком и
любителем которого он ЯвлЯетсЯ. ‚прочем, возможно, Я  ошибаюсь:  возможно,
это о многом говорЯщие подробности.
   ‚иктор  Ђстафьев  прав:  памЯть  человеческаЯ  избирательна   и   любит
приЯтное. Љ старости все трудное видитсЯ в ином  свете,  нежели  тот,  что
освещал муки, кровь и страданиЯ в годы военной  молодости.  ‡адним  числом
кому не хочетсЯ видеть себЯ героем? ќто понЯтно и извинительно длЯ всЯкого
стареющего человека, но не длЯ литературы. ‹итература не  имеет  права  на
старость и  должна  все  помнить  в  подробностЯх,  в  первозданности,  не
упускать ничего.
   Ќе  знаю,  устала  ли  военнаЯ  проза  или  просто  у  нее   небольшой,
десЯтиминутный привал на ее долгом пути. Љак знать? Љто на войне спрашивал
солдата об его усталости: солдат всегда готов был к подвигу  и  к  смерти.
’ак же и  военнаЯ  проза.  Џути  и  возможности  ее  неисповедимы.  Љогда,
казалось бы,  тема  партизанской  борьбы  с  фашизмом  была  до  основаниЯ
отработала искусством, создана огромнаЯ  галереЯ  самоотверженных  парней,
дедов, теток, бравых партизанских комбригов, а также  всех  разновидностей
фашистов и их прислужников, „митрий ѓусаров создает свой роман "‡а  чертой
милосердиЯ", заставивший наконец понЯть, что такое борьба в тылу у  врага.
—ье сердце не содрогнулось при  чтении  этой  действительно  немилосердной
правдивости книги. Љогда о пехоте и ее нечеловеческих муках и  крови  было
написано столько, что, думалось, у читателЯ  вот-вот  пропадет  интерес  к
атакам и контратакам, окопному и госпитальному быту,  ‚Ячеслав  Љондратьев
печатает "‘ашку",  и  мы  увидели,  сколько  еще  там,  в  пехотной  цепи,
человеческих драм и литературных возможностей. Џосле книги ѓусарова трудно
было что-либо добавить к теме оккупированных территорий и немецкого  тыла,
но     вот     поЯвились     "Љаратели"     ЂлесЯ      Ђдамовича,      это
философско-психологическое исследование предательства и природы  немецкого
фашизма, глубинное проникновение в человеческую патологию, равное которому
врЯд ли сыщетсЯ в мировой  антифашистской  литературе.  ѓригорий  Ѓакланов
напечатал  отличную,  в  ключе  своих  прежних  вещей  повесть  "Ќавеки  -
девЯтнадцатилетние",  а  ћрий  Ѓондарев  в  новом   романе   "‚ыбор"   дал
пронзительной силы страницу войны с далеко проросшими корнЯми  причинности
и трагическим плодом, созревшим спустЯ три десЯтилетиЯ после победы. Ќовые
вещи о войне на подходе у ‚ладимира Ѓогомолова, ‚иктора Ђстафьева, и мы не
сомневаемсЯ в их успехе, обеспеченном силой их  замечательного  таланта  и
кровью освЯщенного опыта.
   Ђ усталость? Ќе знаю, из будущего будет  виднее.  „ействительно,  может
оказатьсЯ, что все это пишетсЯ не со свежими силами, во времЯ  привала  на
большой дороге. Ќо если даже в таком  состоЯнии,  в  период,  скажем  так,
"нерасцвета" наша литература способна  создавать  такие  произведениЯ,  то
—есть ей, •вала и ‘лава.
   „орогие товарищи! “силиЯми лучших  талантов  нашего  многонационального
советского народа создана огромнаЯ литература о войне, целый  литературный
континент. Љниги о войне издает множество издательств на протЯжении многих
десЯтилетий. ЉажетсЯ, однако, еще не было сколько-нибудь серьезной попытки
их издательской систематизации. ‚виду этого Я предлагаю с этой  трибуны  в
течение ближайших лет приступить  к  выпуску  межиздательской  библиотеки,
серии из сотни книг под общим наименованием "‚еликаЯ  ЋтечественнаЯ".  ќта
сериЯ еще больше закрепит в народном сознании беспримерный подвиг народа в
годы ‚еликой войны, ЯвитсЯ нашим художественным  свидетельством  о  ней  и
нашим завещанием грЯдущему.

   1981 г.



Ќ…€‘‘џЉЂ…ЊЂџ ™…„ђЋ‘’њ “ЊЂ

   ‹ев Ќиколаевич ’олстой впервые вошел  в  мою  жизнь  много  лет  назад,
когда, заболев однажды, Я был на месЯц оторван от школы и прочитал  четыре
тома его "‚ойны и мира". Ќе  скажу,  что  детское  чтение  великой  эпопеи
оказалось длЯ менЯ весьма плодотворным, но неповторимые образы ее  героев,
широкаЯ панорама русской жизни, военные картины далекого прошлого не могли
не пленить воображение. ќто было добротворное  чтение,  хотЯ,  разумеетсЯ,
читать и перечитывать ’олстого нелишне в любом возрасте. Љак никто  другой
из великих художников, он обладает неиссЯкаемой  щедростью  ума,  живостью
наблюдений,   способностью   постоЯнно   влиЯть    на    формирование    и
совершенствование человеческих душ.
   €  это  прекрасно,  когда  общение  с  его  духовной  сокровищницей  не
заканчиваетсЯ однажды, а продолжаетсЯ в  течение  всей  жизни.  ЏредельнаЯ
искренность,  глубинное  проникновение  в  тайну  человеческой   сущности,
социальнаЯ значительность и  непрекращающеесЯ  искательство  нравственного
идеала продолжают привлекать к нему многие поколениЯ читателей.  ‘озданные
более века назад, "‘евастопольские рассказы"  наглЯдно  свидетельствуют  о
том, как следует понимать сражающийсЯ русский народ, как его изображать  в
литературе. Ћгромный талант и  художническое  мужество  великого  ’олстого
дали  ему  право  написать  бессмертные  строки,  ЯвлЯющиесЯ  непреходЯщим
императивом всЯкой реалистической  литературы:  "ѓерой  же  моей  повести,
которого Я люблю всеми силами души,  которого  старалсЯ  воспроизвести  во
всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, - правда".
   Љазалось бы, все очень просто, иначе и не может  быть:  правда  была  и
остаетсЯ великим содержанием литературы. Ќа деле же нет  больших  забот  у
пишущего,  чем  его  отношение  с  такой  постоЯнно  ускользающей,   столь
изменчивой и текучей категорией, какой ЯвлЯетсЯ правда. ’олстой же обладал
удивительной, по-видимому врожденной, способностью различать в  запутанных
и  многосложных  проЯвлениЯх  жизни  глубинную  сущность  правды,  а   его
грандиозный талант превращал ее в непременного  героЯ  его  художественной
прозы. Ќаверно, однако, и длЯ ’олстого это  было  непросто,  иначе  он  не
написал бы однажды, что, "как ни странно это сказать, а художество требует
еще гораздо больше точности... чем наука". Ќесколько парадоксально  звучат
в наш век Ќ’ђ и покорениЯ космоса эти его слова,  но  вещий  их  смысл  не
может не разделить каждый сколько-нибудь серьезный писатель  или  думающий
читатель.
   Њы  привыкли  к  непререкаемой  справедливости  известного   ленинского
высказываниЯ о графе ’олстом, до которого  не  было  настоЯщего  мужика  в
литературе, но из этого следует, что мы должны задуматьсЯ и о том,  откуда
у этого барина, в течение почти всей жизни ведшего замкнутый,  "усадебный"
образ жизни,  откуда  у  него  такое  глубокое  понимание  народа,  знание
потаенной человеческой сущности?  „ело,  наверно,  все-таки  не  в  образе
жизни, а во врожденном свойстве души - степени человеческой сопричастности
к другим, себе подобным, способности к сопереживанию,  к  осознанию  чужой
боли как своей  собственной,  чем  в  огромнейшей  мере  был  наделен  ‹ев
’олстой. ќто  нам  теперь  видна  ограниченность  некоторых  его  духовных
исканий, и мы с уверенностью  можем  судить  о  его  ошибках.  Ќо  большое
видитсЯ на расстоЯнии, а длЯ него был важен главнейший из исповедуемых  им
жизненных принципов: "—тоб жить честно, надо  рватьсЯ,  путатьсЯ,  битьсЯ,
ошибатьсЯ, начинать и бросать, и опЯть начинать и опЯть бросать,  и  вечно
боротьсЯ и лишатьсЯ. Ђ спокойствие - душевнаЯ подлость".
   ‚сЯ его жизнь - непрестанные поиски: сначала самого себЯ в  этом  мире,
затем смысла и цели всей жизни. ЌесмотрЯ на рЯд поражений и утрат,  он  до
конца своих дней оставалсЯ врагом душевной самоуспокоенности.  Ќе  в  этом
ли, помимо многих других, его великий урок длЯ всех - его современников  и
живущих в другую эпоху, но все на той же прекрасной и грешной земле?

   1978 г.



‡ЋђЉЋ‘’њ €‘‘‹…„Ћ‚Ђ’…‹џ, ‘’ђЂ‘’њ •“„Ћ†Ќ€ЉЂ

   Џрежде чем стать  писателем,  ‘ергей  ‡алыгин  долгое  времЯ  занималсЯ
наукой,  работал  в  ‘ибири,  имел  дело  с  хозЯйственными   и   научными
проблемами,  наложившими  определенный  отпечаток  на   его   литературное
творчество. ЌаписаннаЯ им книга о литературе  -  "‹итературные  заботы"  -
плод серьезных раздумий о ней человека, не только искушенного жизнью, но и
разносторонне  образованного,  настойчиваЯ  и  довольно  успешнаЯ  попытка
осмыслить  громадные  знаниЯ   искусства   с   точки   зрениЯ   художника,
вооруженного эстетическими и техническими знаниЯми нашего века.
   ‹итературоведческие  размышлениЯ  писателЯ  сильнее  всего   впечатлЯют
углубленной   способностью   автора    проникать    в    область    сугубо
интеллектуальную,   в   область   собственно   искусства,   человеко-    и
литературоведениЯ.  ‘ергей  ‡алыгин   показал   себЯ   здесь   не   только
ученым-исследователем с  Ярко  выраженным  даром  аналитика,  но  также  и
поэтом. …го взволнованное эссе о любимом им —ехове не меньше волнует также
и читателЯ. Ћно и понЯтно. Љак уже не однажды  встречалось  в  литературе,
пересечение в одной точке взглЯдов настоЯщих художников,  принадлежащих  к
различным эпохам,  дает  интересный  сплав  отношений,  мыслей  и  чувств.
‘колько бы мы ни знали о художнике прошлого,  мы  неизменно  очаровываемсЯ
тем, что в нем с новой  силой  открываетсЯ  через  живущий  в  иную  эпоху
талант, особенно если этот талант - наш современник.
   €сследовательские способности ‘ергеЯ  ‡алыгина  в  области  литературы,
эстетики теснейшим образом свЯзаны с его не  менее  глубокой  способностью
художнического проникновениЯ в жизнь. Љак и в литературоведческих работах,
в его прозе мы находим углубленное исследование  человеческих  характеров.
„лЯ нас остаетсЯ неизменно захватывающим и интересным авторское  отношение
ко всему, им изображаемому, тем более что излюбленные темы длЯ изображениЯ
‡алыгин ищет, как правило, в  самых  кардинальных  и  переломных  моментах
нашей истории. ’ак, лучший из его романов - "‘оленаЯ Џадь" -  произведение
о народе, совершающем революцию, и в то  же  времЯ  о  человеке,  поднЯтом
революцией  до  уровнЯ  исторической  личности,  каким  ЯвлЯетсЯ   главный
персонаж романа, партизанский главком …фрем ЊещерЯков. Ћбладающий многими,
подчас противоречивыми качествами, он больше всего  поражает  несокрушимой
своей  человечностью,  котораЯ  нередко  проЯвлЯетсЯ  в   обстоЯтельствах,
казалось, менее всего длЯ того  подходЯщих.  "‡адохнулсЯ  …фрем.  ‡аплакал
…фрем. „ико взвыл и бросил свою мерлушковую папаху оземь, на ледовые искры
инеЯ, покрывшего рыжеватую стерню, а ѓришка ‹ыткин поднЯл папаху  и  подал
ее обратно, а он опЯть бросил, а ѓришка опЯть поднЯл,  и  глЯдели  на  эту
бессмысленность партизаны из окопов... € что бы там ни было, на  какой  бы
позор ни толкали белые …фрема - ему надо  было  идти,  принимать  на  себЯ
бесславие и любой мучительный суд хотЯ бы от самого себЯ,  даже  от  своей
собственной, а не чужой совести и чести... Ќадо было воевать против баб  и
ребЯтишек опЯть же бабами и ребЯтишками, то есть проклЯтой арарой".
   ‘делавшись  распорЯдителем  судеб  тысЯч  людей,  сибирский  крестьЯнин
ЊещерЯков, сам каждодневно рискуЯ жизнью, не утратил и малой толики своего
простодушиЯ, терпимости к чужим  слабостЯм,  способности  к  сопереживанию
чужого горЯ. Њожет, еще и более того - в  противоположность  его  землЯку,
начальнику главного штаба Ѓрусенкову, чувство человечности у ЊещерЯкова  в
новом длЯ него положении обострилось еще  и  оттого,  что  нередко  именно
интересы высокой человечности вынуждали партизанского главкома на довольно
рискованные в нравственном отношении, а  то  и  заведомо  предосудительные
поступки. Ђ ведь в  трудной  крестьЯнской  и  фронтовой  жизни  никто  его
особенно не учил нравственности, скорее наоборот. Ќауку повелевать полками
на поле боЯ он познал сам, на собственном опыте, ценой  риска  и  пролитой
крови. Љоварство белых, в решающий момент  применивших  "слезную  стенку",
вынудило ЊещерЯкова на крайнее средство, против которого он в простодушном
протесте и бросил оземь свою мерлушковую папаху...
   …сли ЊещерЯков, несущий на своих плечах главную тЯжесть защиты  ‘оленой
Џади, даже в самые трудные моменты  не  терЯет  выдержки  и  присущей  ему
человечности, всегда оставаЯсь справедливым и великодушным, то Ѓрусенков -
убежденный сторонник самых решительных мер по  отношению  к  любому  -  от
свЯщенника, которого он расстреливает, до комфронта  ЉрекотенЯ,  также  не
избежавшего подобной участи.
   ‚ то времЯ как длЯ ЊещерЯкова революционнаЯ борьба определЯетсЯ главным
образом формулой за (за власть ‘оветов), то  длЯ  Ѓрусенкова  она  гораздо
привлекательнее своей второй частью - против (против контрреволюции),  тут
он чувствует себЯ увереннее и проЯвлЯетсЯ полнее.
   „а, ЊещерЯков прекрасен в своей отваге и  в  своей  нерешительности,  в
атаке против арары и в ночной горнице  возле  спЯщих  детишек  -  во  всей
невымышленной правде своего естества. ‚есь он как бы круто замешен на этой
его глубинно народной правде, котораЯ уже сама по себе,  кроме  того,  что
истина, есть еще и высокаЯ поэзиЯ. ЊещерЯков - то лучшее, что  поднЯла  из
народных глубин революциЯ, без которой он просто не мог бы состоЯтьсЯ  как
личность, и он, несомненно, лучший образ романа.
   ѓалереЯ революционных вожаков из  народа,  представленных  в  советской
литературе прежде  всего  образами  Љожуха,  —апаева,  ‹евинсона,  в  лице
ЊещерЯкова пополнилась  еще  одним  замечательным  характером,  талантливо
созданным нашим современником ‘ергеем ‡алыгиным.
   ‹итературный талант  ‡алыгина  неизменно  подкупает  своей  емкостью  и
многогранностью, нередко поражаЯ широтой писательского познаниЯ,  глубиной
его чувствованиЯ. ‡алыгин умеет услышать и передать на своих  страницах  и
гневный гул революционной толпы, и тихий,  исстрадавшийсЯ  голос  женщины,
обреченной изнывать в страхе за жизни малолетних детей...
   ‚еличайшаЯ ломка  в  сельском  хозЯйстве,  когда  вековаЯ  крестьЯнскаЯ
страна  ђоссиЯ  обобщила  свои  измельченные  малоземельные  хозЯйства   и
приступала  к  устройству   неведомой,   загадочной   и   пугающей   своей
неизвестностью коллективной жизни, - это стало темой повести "Ќа  €ртыше".
Љогда ликвидировалось кулачество, обновлЯлась деревнЯ,  где-то  в  далекой
‘ибири, "за болотом", затерЯлась судьба работЯщего, смышленого, смелого  и
умелого  крестьЯнина  ‘тепана  —аузова.  ‘тоило  ли  тридцать  лет  спустЯ
воскрешать эту судьбу, разбиратьсЯ в ее полузабытой  драме,  когда  такими
разительными и  бесспорными  длЯ  всех  стали  успехи  некогда  загадочной
колхозной жизни?
   ‚ самом деле, что судьба одного семейства, одной отлетевшей на лесосеке
щепки, когда рубилсЯ вековой лес и вершилось небывалое в жизни народа!  Ќо
дело в том, что все-таки это не щепка,  а  человек,  и  даже  двое,  кроме
нескольких малых, которым, как бы там ни было, предстоЯло жить в  будущем,
ином и более справедливом обществе. Љ тому же ‘тепан  —аузов  и  не  кулак
вовсе, а середнЯк, который одним из первых в  селе  поверил  в  бесспорные
преимущества колхоза и сам, по своей воле вступил в  него,  чтобы  строить
новую жизнь.
   Ќо - не получилось.
   Љто в том виноват? ‚иноват, безусловно, и ‘тепан, его упрЯмый  мужицкий
нрав, его самочинные действиЯ по отношению к поджигателю колхозного  зерна
“дарцеву. Ќо более его виноваты другие, в общем сами  по  себе,  может,  и
неплохие люди: молодой ЊитЯ - уполномоченный, городской житель. ћрист,  не
сумевшие или не захотевшие защитить невиновного. Ќо более  других  виноват
ЉорЯкин, возглавлЯвший тройку по "довыЯвлению" кулачества. ќтот  последний
- родной брат Ѓрусенкова, над  которым  в  решающий  момент  не  оказалось
ЊещерЯкова,  некогда  при  первом   своем   поЯвлении   в   ‘оленой   Џади
освободившего из-под  расстрела  ‚ласихина...  Љоллективное  дело  в  селе
восторжествовало окончательно и бесповоротно, но в  этой  победе  осталась
одна маленькаЯ занозинка, одна незадача - судьба ‘тепана  —аузова.  €менно
она много лет спустЯ и заставила писателЯ-гуманиста поведать нам  об  этой
позабытой драме, какой бы прискорбной или исключительной она ни была.
   Џосле опубликованиЯ "’роп ЂлтаЯ", "Ќа €ртыше" и особенно "‘оленой Џади"
за   ‘ергеем   ‡алыгиным   прочно    установилась    репутациЯ    писателЯ
остросоциальной тематики, чье внимание неизменно привлечено к злободневным
и кардинальным вопросам днЯ сегоднЯшнего и не столь отдаленного  прошлого,
уроки которого небесполезны длЯ настоЯщего. ‘тало привычным видеть на  его
страницах прекрасно изображаемую им крестьЯнскую массу,  слышать  много  и
умно говорЯщих на своих сельских сходках деревенских философов. Ђвтор  так
овладел их  Языком,  что  Язык  персонажей  его  произведений  стал  почти
неотличим от авторского - настолько органически он слилсЯ в одну добротную
русскую речь.
   Ћчевидно, в значительной степени по этой причине длЯ  иных  залыгинских
читателей   оказалось   неожиданностью   поЯвление   его   нового   романа
"ћжноамериканский вариант" с совершенно иной  проблематикой,  иной  средой
изображениЯ,   отличным   от   предыдущего   привычного,   "залыгинского",
"городским" Языком и современным  "технЯческим"  и  во  многих  отношениЯх
изысканным стилем. Њногие  удивились:  почему  вдруг  писатель,  прекрасно
владеющий мужской психологией, глубоко понимающий мужика-хлебопашца, вдруг
главным персонажем романа  избрал  женщину,  нашу  современницу,  научного
работника?
   ‘ледует  признать  такое  удивление  небеспричинным.  „ействительно,  в
предыдущих  произведениЯх  ‘.‡алыгина  женские  образы   не   пользовались
особенным его вниманием, и мы можем вспомнить из них разве что симпатичную
Љлавдию —аузову, „ору ЊещерЯкову да ’асю —ерненко. Ќе  так  и  много.  Ќо,
видно, в том-то и дело, что тема женщины у ‡алыгина  до  поры  до  времени
оставалась как бы  "в  запасе":  неизрасходованные  жизненные  наблюдениЯ,
размышлениЯ, выводы требовали их литературного воплощениЯ. € вот  писатель
реализует их в новой, романной емкости, почти целиком заполнив ее  образом
€рины ‚икторовны Њансуровой.
   …сли хотЯ бы в общих чертах  проследить  за  эволюцией  первых  героинь
‡алыгина  к  его  €рине  Њансуровой,  то  удастсЯ  понЯть  ее  важность  и
неизбежность в этом немногочисленном  рЯду  залыгинских  женских  образов.
‘пору нет, со времен ’аси —ерненко, „оры ЊещерЯковой и Љлавдии —аузовой  в
женской судьбе изменилось многое - другой,  непохожей  на  все  предыдущие
жизнью живут теперь их землЯчки - сибирские колхозницы. Ќо значит ли  это,
что проблема женской судьбы решена и ничто  больше  не  стоит  на  пути  к
счастью?
   ЌесмотрЯ на  многочисленные  перемены  к  лучшему  в  социальной  жизни
народа, одно неизменно: современнаЯ женщина по-прежнему остаетсЯ в  своей,
уготованной  ей  природой  роли   продолжательницы   человеческого   рода,
воспитательницы его будущих поколений, что уже само по себе невозможно без
атмосферы любви и человечности. ‘овременнаЯ женщина ничуть не меньше,  чем
в свое времЯ Ђнна Ђркадьевна Љаренина  или  Ђнна  ‘ергеевна  фон  „идериц,
занЯта все тем же, огромным длЯ нее вопросом любви, без которой счастье ее
не может быть полным даже в  самом  гармоническом  обществе.  Ѓолее  того,
оказываетсЯ, что там, где ее  нет,  этой  злосчастной  любви,  надобно  ее
выдумать и обратить к объекту реальному или вымышленному, ибо даже  любовь
не всамделишнаЯ,  воображаемаЯ  придает  миру  женщины  новое  содержание,
наполнЯет ее духовностью, без чего не очень уютно было бы на этой земле  и
той половине человечества, котораЯ по возможности целиком  посвЯщает  себЯ
борьбе за научно-технический прогресс, - мужчинам.
   Ќо, очевидно, со временем любовь будет "стоить" все более  дорого.  Љак
уже замечено в жизни, вековой  объект  женской  любви  -  мужчина  заметно
утрачивает свойственный ему примат сильнейшего по сравнению с женщиной,  а
значит, и "лучшего", каким он ЯвлЯлсЯ в прошлом, будучи  воином-защитником
(ЊещерЯков)  или  рачительным  землепашцем-хозЯином  (—аузов),  и  нередко
становитсЯ таким же, как и она (€рина ‚икторовна),  служащим,  "технарем",
заведующим отделом, стоЯщим на служебной лестнице иногда чуть повыше ее, а
иногда и пониже. Ќо каково-то женщине любить  того,  кто  "пониже",  и  не
только в служебном отношении, а в других тоже, каким  ЯвлЯетсЯ,  например,
Њансуров-Љурильский?
   Њожно  эту  проблему  рассматривать  как  угодно,  Я  объЯснЯть  то  ли
историческим ростом социально-общественной роли женщины, то  ли  снижением
роли мужчины, можно ее понимать как благо или наоборот, но  суть  проблемы
от этого не изменитсЯ. „лЯ  реализации  естественного  человеческого  дара
любви  нужен  достойный  этой  любви   объект,   иначе   любовь   угрожает
превратитьсЯ в нечто сугубо рациональное, лишенное и страсти и поэзии.
   Њне думаетсЯ, что последний роман ‘.‡алыгина именно об этом.
   ‚о всЯком случае очевидно,  что  проблематика  его  уже  сама  по  себе
способна возбудить  споры.  €  такие  споры,  как  известно,  возникли.  џ
допускаю, что к роману можно отнестись по-другому, "прочитать" его  иначе.
Ќо  ведь  произведение  новаторское  всегда  спорно.  €   даже   оспариваЯ
социально-нравственную проблематику романа,  подобает  ли  проходить  мимо
многих его прочих достоинств - мастерски выверенной формы,  его  изЯщного,
даже  виртуозного  стилЯ,   где   почти   каждаЯ   фраза   -   законченнаЯ
художественнаЯ фигура, а весь роман -  сплошнаЯ,  почти  не  прерывающаЯсЯ
психологическаЯ  цепь,  составлЯющаЯ  внутренний  мир  героини,   подробно
исследованный и точно изложенный отличным Языком автора.
   ‚рЯд ли кто решитсЯ оспаривать сейчас тот  факт,  что  наша  литература
заметно обогатилась суровыми и прекрасными  страницами,  вышедшими  из-под
пера этого даровитого мастера - ‘ергеЯ ‡алыгина. ’алант потому  и  талант,
что, приглЯдываЯсь к жизни, видит в ней дальше  и  слышит  больше,  нежели
многие другие, и потому поучительны даже его Явные, а тем более  кажущиесЯ
недостатки.
   „лЯ  ‘ергеЯ  ‡алыгина  нынешний  год  -  юбилейный.   …му   исполнЯетсЯ
шестьдесЯт, что можно  считать  возрастом  творческой  зрелости.  Џисатель
постоЯнно в работе. ЃольшаЯ общественнаЯ  и  литературно-преподавательскаЯ
деЯтельность не ЯвлЯетсЯ помехой  длЯ  его  главного  дела  -  литературы,
которой он отдаетсЯ без устали и самозабвенно. Ћн знает, что за него никто
не сможет написать то, что дано  написать  только  ему  одному.  ‚след  за
писателем мы можем повторить его же слова, сказанные им по другому поводу,
но в равной степени относЯщиесЯ и к сказавшему их, - о том, что литература
длЯ него отнюдь не цель, а лишь средство выражениЯ истины,  гораздо  более
высокой и значительной, чем его искусство и он сам.


   Ћколо тридцати лет  назад  ‘ергей  Џавлович  ‡алыгин  вошел  в  большую
литературу  со  страниц  "Ќового   мира",   который   тогда   редактировал
незабвенный Ђлександр ’вардовский, любивший и умевший открывать таланты  в
самых отдаленных уголках ђоссии.
   ќто его  поЯвление  в  столь  серьезном  журнале  было  естественным  и
правомерным: располагаЯ недюжинным жизненным опытом, ‘ергей ‡алыгин принес
в литературу рЯд важных жизненных проблем, отразив их с глубиной и блеском
истинного таланта.  Џоследующие  публикации  ‘.‡алыгина  сделали  его  имЯ
широко известным в стране, некоторые из  них  вызвали  серьезные  споры  в
литературных кругах,  но  ни  одно  из  произведений  ‘ергеЯ  ‡алыгина  не
оставлЯло читателЯ равнодушным, так или  иначе  затрагиваЯ  самые  болевые
точки в сознании современного человека.
   ЋбладаЯ  разносторонним  литературным  дарованием,  которому  по  плечу
художественное воплощение  самых  различных  сторон  человеческого  бытиЯ,
‘ергей ‡алыгин  тем  не  менее  снискал  всеобщее  признание,  как  знаток
деревни, психологии широких крестьЯнских масс ‘ибири в годы революционного
перелома и последующих социальных  преобразований  в  ђоссии.  ’еперь,  но
прошествии рЯда лет, особенно видно непреходЯщее значение  длЯ  литературы
самобытных залыгинских образов - —аузова,  ЊещерЯкова,  Ѓрусенкова,  целой
плеЯды крестьЯнских характеров из его "Љомиссии", колоритных и обаЯтельных
женских образов, густо рассыпанных по страницам залыгинских  произведений.
‹итературный талант ‡алыгина неизменно подкупает своей жизненной  емкостью
и  многогранностью,  нередко  поражаЯ  широтой   писательского   познаниЯ,
глубиной постижениЯ характеров и эпохи. ‡алыгин умеет услышать и  передать
на  своих  страницах  и  гневный  гул  революционной   толпы,   и   тихий,
исстрадавшийсЯ  голос  женщины,  задавленной   жизнью,   обстоЯтельствами,
страхом за ее малолетних детей. Ќе чужды ему и дела  наших  современников,
людей эпохи Ќ’ђ, их  далеко  не  традиционные  заботы,  характеры  научных
работников с их специфическими проблемами, в чем, естественно, проЯвлЯетсЯ
давнишний авторский интерес к науке - предмету увлечениЯ его молодости.
   Ќатура  активно  и  честно  мыслЯщаЯ,  ‘ергей  ‡алыгин  сочетает  чисто
писательскую работу с важным и естественным в таких случаЯх  осмысливанием
опыта современников, равно  как  и  наших  великих  предшественников.  …го
"‹итературные раздумьЯ", а  также  очерк  о  творчестве  Ђ.—ехова  Явились
плодом именно такого вдумчиво-аналитического подхода к литературным урокам
прошлого, осознанию их значениЯ  в  современном  отечественном  и  мировом
литературном процессе.
   ЌаблюдаЯ за  общественной  стороной  жизни  ‘.‡алыгина  последних  лет,
нельзЯ не подивитьсЯ его творческой и чисто гражданской активности, широте
его интересов, живости  и  "подъемности",  с  которыми  он  отзываетсЯ  на
различные общественно-литературные мероприЯтиЯ, будь то поездка в  далекое
‡аполЯрье, осмысление насущных проблем братской латышской  литературы  или
обсуждение состоЯниЯ венгерской прозы.  Ћн  же  на  удивление  по-молодому
читающий писатель, отлично осведомленный о последних  достижениЯх  молодой
прозы, опекающий многих из начинающих авторов. € к нему идут,  потому  что
его знают и любЯт, на него по праву надеютсЯ.
   ‘емь десЯтков лет - срок, пожалуй,  немалый,  в  иных  случаЯх  целиком
вбирающий жизнь и судьбу человека. Ќо, как это засвидетельствовано многими
примерами,  истинному  таланту  возраст  не  помеха  длЯ  его   выражениЯ:
обогащенный жизненной и художнической мудростью, он плодоносит с новой, не
менее замечательной, чем прежде, энергией. —то касаетсЯ  ‘ергеЯ  ‡алыгина,
то все последние годы писатель занЯт напрЯженной работой над, может  быть,
главной книгой своей творческой жизни - романом "Џосле бури", перваЯ часть
которого вышла в прошлом году. …сть все основаниЯ полагать, что это  будет
поистине значительное Явление в  нашей  литературе,  плод  зрелого  ума  и
пытливой мысли художника, которому подвластны  все  стороны  человеческого
существованиЯ.
   Ќовых свершений ‚ам, дорогой ‘ергей Џавлович!

   1973,1983 гг.



‚ „…Ќњ ћЃ€‹…џ

   Ќепреложен и значителен тот несомненный  факт,  что  духовнаЯ  культура
народа на путЯх своего исторического развитиЯ обогащаетсЯ  в  значительной
степени усилиЯми лучших его сыновей,  его  бескорыстных  подвижников.  ‘ам
процесс этого обогащениЯ никогда не прост  и  всегда  чрезвычайно  труден.
Џрошлое каждой культуры  изобилует  примерами  драматических  столкновений
талантов с силами  реакции,  косности,  консерватизма.  ‚  этом  отношении
дореволюционнаЯ судьба Љоласа, равно как и судьба его друга и  сподвижника
џнки Љупалы, не была исключением и потребовала от обоих еще большего,  чем
их так пронзительно и рано заЯвившие о себе поэтические таланты. ‚ое  было
на их тернистом пути: и горЯчаЯ поддержка одних, и  упорное  сопротивление
других, признание обоих  в  качестве  национальной  надежды  и  гнуснейшее
полицейское преследование, публичные овации и печатное  глумление  над  их
исторгнутыми из сердец строками. Њногое пришлось пережить обоим, и  прошли
годы, прежде чем их имена стали тем, чем они ЯвлЯютсЯ ныне.
   Љупала и Љолас  встали  в  начале  века  у  истоков  новой  белорусской
литературы, возрожденной поэзии; Љоласу, кроме того, уготовано было далеко
подвинуть в своем  развитии  национальную  прозу,  вдохнуть  в  нее  живую
народную жизнь - нелегкую жизнь белорусского крестьЯнина, каким он был сам
по рождению и, по существу, оставалсЯ на протЯжении всей своей жизни.  Ќо,
помимо всего, судьбе было угодно, чтобы этот крестьЯнин стал еще  и  одним
из первых белорусских интеллигентов, и вот  в  этом  двуединстве  исконной
крестьЯнской сущности и нелегко обретенной духовности секрет непреходЯщего
обаЯниЯ коласовского таланта, таланта необычайной земной силы, позволившей
создать  произведениЯ,  уверенно  завладевшие  умами  рабочих,   крестьЯн,
интеллигенции.
   „а,  Љолас  наш  национальный  гений,  классик  советской   литературы,
понимавший много и видевший далеко - с высоты своего человеческого опыта и
своего замечательного таланта. € в то  же  времЯ  он  оставалсЯ  человеком
простым, до невероЯтного  скромным.  ’ак,  занимаЯсь  большими  проблемами
века, много сил отдавал работе в Ђкадемии наук Ѓелоруссии  в  качестве  ее
вице-президента,  он  отводил  душу  на  скромной  делЯнке  ржи,   которую
выращивал на  своем  городском  участке,  писал  мудрые  книги  и  ЯвлЯлсЯ
инициатором  такой  сугубо  земледельческой   кампании,   как   борьба   с
засоренностью почвы камнЯми на полЯх республики.
   Ћн ушел от нас, оставив обширное  наследие  своего  беспокойного  духа,
многообразные художественные страницы народной жизни  первой  половины  XX
века. ‚ них и он сам. Ќо и не только в них. ‚се-таки как бы там ни было, а
творец выше своего творениЯ, и  самое  гениальное  произведение  не  может
превзойти его автора. —еловек есть бог над творением рук его,  но  не  его
раб. Њне думаетсЯ, что по прошествии лет потомкам еще  предстоит  осознать
всю непростую цельность многогранной коласовской личности, в  полной  мере
постичь феномен его души.  …го  художественное  творчество  несет  в  себе
огромный зарЯд добра и человечности, важность которых в  наш  термоЯдерный
век переоценить невозможно.  ‚месте  со  столь  Ярко  и  полно  выраженной
партийностью и народностью они составлЯют глубинную сущность  коласовского
гениЯ.

   1982 г.



ЉЂЉ Ѓ›‹Ђ ЌЂЏ€‘ЂЌЂ ЏЋ‚…‘’њ "‘Ћ’Ќ€ЉЋ‚"

   Ќа читательских конференциЯх, в письмах  и  личных  разговорах  нередко
приходитсЯ слышать, казалось бы, обескураживающий в моем положении вопрос:
"Љак вы, не обладаЯ личным опытом партизанской  войны,  решились  написать
эту повесть?" ЏризнатьсЯ, всЯкий раз,  отвечаЯ  на  него,  хочетсЯ  начать
издалека,   сослатьсЯ   на   природу   творческого   воображениЯ,   законы
художественной  литературы,  пример  великих.  Ќо,  поразмыслив,  находишь
другой ответ, который лежит значительно  ближе  и  формулируетсЯ  также  в
форме вопроса:
   - Ђ разве эта повесть о партизанской войне?
   - „а не совсем. Ќо все-таки...
   „ействительно - все-таки...
   Џартизанский опыт войны у менЯ в самом деле отсутствует, и, разумеетсЯ,
обладай Я им в достаточной степени, возможно, повесть получилась бы  более
богатой деталЯми, обстоЯтельствами, с более  конкретным  и  содержательным
фоном. Ќо дело в том,  что,  принимаЯсь  за  нее,  Я  все-таки  располагал
необходимыми знаниЯми,  которые  почерпнул  из  воспоминаний  партизанских
руководителей,  из  многочисленных  устных  рассказов  рЯдовых  участников
борьбы, моих землЯков. ‚от, скажем,  овца,  которую  герои  повести  хотЯт
доставить в свой лагерь. ќтот эпизод  был  заимствован  мной  из  рассказа
одного из друзей-гродненцев, досконально знающего  все,  что  относитсЯ  к
своеобразию партизанского быта.  ’акого  рода  рассказов,  воспоминаний  в
любом из уголков Ѓелоруссии в избытке, и только ленивый или  глухой  может
игнорировать их. ‚ этом смысле главнаЯ  моЯ  трудность  заключалась  не  в
недостатке информации, а скорее  в  ее  изобилии,  затруднЯвшем  отбор,  в
непричесанности огромного многообразиЯ фактов,  их  нежелании  подчинитьсЯ
привычным сюжетным схемам.
   Ќо, разумеетсЯ, взЯлсЯ Я за повесть не потому, что слишком много  узнал
о партизанской жизни, и не затем, чтобы прибавить к ее  изображению  нечто
мною лично открытое. Џрежде всего и главным образом менЯ интересовали  два
нравственных момента, которые упрощенно можно определить  так:  что  такое
человек перед сокрушающей силой бесчеловечных  обстоЯтельств?  Ќа  что  он
способен, когда возможности отстоЯть свою жизнь исчерпаны им  до  конца  и
предотвратить смерть невозможно?
   ‚сЯкий знающий о войне не понаслышке легко поймет всю огромную важность
этих вопросов, не один раз встававших перед теми, кто сражалсЯ с оружием в
руках. Њне думаетсЯ, как фронтовикам, так и партизанам  одинаково  памЯтны
случаи из их собственного боевого опыта,  когда  эти  и  подобные  вопросы
приходилось решать не умозрительно, а практически, ценой крови,  ставЯ  на
карту жизнь. Ќо ведь никому не  хотелось  лишатьсЯ  своей  единственной  и
такой дорогой ему  жизни,  и  только  необходимость  до  конца  оставатьсЯ
человеком, заставлЯла идти на смерть.  ‚  то  же  времЯ  находились  люди,
которые пытались совместить несовместимое - сохранить жизнь и не погрешить
против  человечности,  что  в  определенных,  трагических  обстоЯтельствах
оказывалось невероЯтно трудным, если не совсем безнадежным.
   Њного  лет   в   моей   памЯти   жил   один   случай,   нелепый   своей
парадоксальностью, настойчиво будораживший мое сознание.
   ќто  произошло  в  августе  44-го,  в  самый  разгар  џсско-Љишиневской
операции, когда наши войска успешно прорвали оборону противника,  окружили
кишиневскую группировку гитлеровцев,  взЯли  большое  количество  пленных.
Љак-то во времЯ  наступлениЯ  за  Џрутом  начальник  артиллерии  полка,  в
котором Я служил командиром взвода, послал менЯ за несколько километров  в
тыл, чтобы встретить и  завернуть  на  другую  дорогу  заплутавший  где-то
транспорт с боеприпасами. ‚двоем с разведчиком мы прискакали на лошадЯх  в
какое-то  румынское  село  западнее  станции  “нгены.  ‡десь  в   большом,
обнесенном изгородью дворе располагалсЯ сборный пункт длЯ военнопленных, и
в огромном загоне стоЯли, сидели и лежали на истоптанной траве сотни румын
и немцев. ЏроезжаЯ мимо, Я рассеЯнным  взглЯдом  скользил  по  их  постным
лицам, на которых  уже  не  было  и  тени  воинственности,  а  было  тупое
выражение  отвоевавшихсЯ,  усталых,  разморенных  жарой  людей.  €   вдруг
загорелое небритое лицо одного из тех, что безучастно сидели  в  канаве  у
самой изгороди, показалось мне знакомым. Џленный тоже задержал на мне свой
отрешенный взглЯд, и в следующее мгновение  Я  узнал  в  нем  когдатошнего
моего сослуживца, который с осени 43-го считалсЯ погибшим. Ѓолее того,  за
стойкость, проЯвленную в тЯжелом бою на „непровском плацдарме,  за  умелое
командование окруженным батальоном, в котором он  был  начальником  штаба,
этот человек "посмертно" был удостоен высокой награды. Ћ нем  рассказывали
новому пополнению, о его подвиге проводили беседы, на  его  опыте  учились
воевать. Ђ он вот сидел теперь передо мной в пропотевшем немецком кителе с
трехцветным шевроном на рукаве, на котором красноречиво  поблескивали  три
знакомые буквы "ђЋЂ".
   џ придержал лошадь, слез  на  обочину  возле  нескольких  ржавых  нитей
колючей проволоки и долго не мог сказать ни слова. џ смотрел на него, а он
также молча смотрел на менЯ, но в отличие от менЯ  не  удивлЯлсЯ.  Ћн  уже
перестал удивлЯтьсЯ, но, видно, понЯв, что молчанием не  обойтись,  сказал
после тЯжелого вздоха:
   - ‚от так оно получаетсЯ!
   - Љак же это случилось?
   ‚ его печальных глазах не было ни злобы, ни отчаЯниЯ, была только тихаЯ
покорность судьбе, на которую он не замедлил сослатьсЯ.
   - —то делать! ’акова судьба.
   Џотом мы поговорили немного. Ћн  попросил  закурить  и  кратко  поведал
печальную и одновременно страшную в своей уничтожающей  простоте  историю.
ЋказываетсЯ, в том памЯтном бою на плацдарме он не был убит, а был  только
ранен и попал в плен. ‚ лагере, где он потом оказалсЯ, сотнЯми умирали  от
голода, а он хотел жить и, вознамерившись обмануть  немцев,  записалсЯ  во
власовскую армию с надеждой улучить момент и перебежать к своим.  Ќо,  как
назло, удобного момента все не было, фронт находилсЯ в жесткой обороне,  а
за власовцами зорко следили гитлеровцы. ‘ начала  нашего  наступлениЯ  ему
пришлось принЯть участие в боЯх против своих, хотЯ, разумеетсЯ, он стрелЯл
вверх: разве он враг своим? - утешал он себЯ. ‚ конце  концов  оказалсЯ  в
плену, конечно же, сдалсЯ сам, иначе бы тут не сидел...
   џ слушал его и верил ему: он говорил правду. Ѓезусловно, он не  был  из
числа тех, которые жаждали служить врагу, его личнаЯ храбрость и  воинское
мастерство были засвидетельствованы высокой наградой. Џросто, оказавшись в
плену, он превыше всего  поставил  собственную  жизнь  и  решил  обхитрить
фашистов. € вот плачевный результат этой хитрости...
   ’акой не очень сложный, хотЯ и не прЯмой путь привел менЯ  к  осознанию
той нравственной идеи, котораЯ послужила основой повести  "‘отников".  „лЯ
художественного воплощениЯ ее  понадобились  соответствующие  характеры  и
подходЯщие длЯ них обстоЯтельства. Њожно  было  бы  остановитьсЯ  на  выше
приведенной истории или на схожем материале из фронтовой действительности,
но мне более привлекательным показалось партизанское прошлое с его меньшей
регламентированностью, значительно большей долей  случайного,  стихийного,
наконец,  с  известной  пестротой,  разнохарактерностью  его  человеческой
массы. ‚ качестве основных героев Я взЯл двух партизан,  почти  товарищей,
но не друзей, не хороших и не плохих - разных. Љаждый  из  них  исповедует
свои  моральные  принципы,  обусловленные  воспитанием,   нравственной   и
духовной сущностью. ‘отников по натуре вовсе не герой без страха и упрека,
и если он честно умирает, то потому прежде  всего,  что  его  нравственнаЯ
основа в данных обстоЯтельствах не позволЯла ему поступить  иначе,  искать
другой конец. ђыбак тоже  не  подлец  по  натуре;  сложись  обстоЯтельства
иначе, возможно, проЯвилась бы совершенно другаЯ сторона его  характера  и
он предстал бы перед людьми  совсем  в  ином  свете.  Ќо  неумолимаЯ  сила
военных  обстоЯтельств  вынудила  каждого   сделать   самый   решающий   в
человеческой жизни выбор - умереть достойно или  остатьсЯ  жить  подло.  €
каждый выбрал свое.
   ‚ подавлЯющем большинстве своих откликов читатели становЯтсЯ на сторону
‘отникова, хотЯ некоторым и не совсем по душе его человеческаЯ  жесткость,
аскетический максимализм, которые  несколько  сушат  образ,  обеднЯют  его
житейски. Ќо нельзЯ упускать из виду, как много  пришлось  пережить  этому
еще молодому человеку (разгром полка,  плен,  побег,  болезнь,  ранение  и
новый плен), чтобы понЯть, как ожесточилась  его  душа.  Ќекоторым  больше
импонирует прагматическаЯ натура ђыбака, который почти до конца в общем-то
сносно относитсЯ к ‘отникову  и  в  труднейших  обстоЯтельствах  плена  не
терЯет надежды на спасение, хотЯ, может, и не совсем благовидным путем. ‘о
своей стороны, Я бы мог заметить только, что прагматизм терпим,  когда  он
не   переступает   социально-нравственных   основ   нашего   человеческого
общежитиЯ.  „а,  разумеетсЯ,  трудно   требовать   от   человека   высокой
человечности  в  обстоЯтельствах  бесчеловечных,  но  ведь  существует  же
предел,   за   которым   человечность   рискует   превратитьсЯ   в    свою
противоположность!
   Ћб этом повесть.
   ”он, как Я уже сказал, мог бы  получитьсЯ  более  конкретным,  хотЯ  во
всем, что касаетсЯ обстоЯтельств,  Я  старалсЯ  быть  максимально  точным.
ЉажетсЯ, в целом это  удалось,  Я  избежал  приблизительности,  тем  более
неточности  в  деталЯх  и  обстоЯтельствах.  Џосле  нескольких  публикаций
читатели не обнаружили сколько-нибудь серьезных погрешностей, разве  кроме
одной. —итатель-астроном из Њосквы сообщил,  что  молодой  месЯц,  который
поЯвлЯетсЯ в небе вечером, не может светить и ночью: к полуночи он  должен
зайти. ќто верно, и Я это исправил.
   Џовесть, как это ни странно, если иметь в виду вышесказанное,  писалась
относительно легко. ‚сЯ работа шла строго  последовательно.  Ћттолкнувшись
от первого, счастливо найденного, хотЯ, возможно, и не нового в литературе
образа ночной зимней дороги и в общем-то  знаЯ  своих  героев,  ощущаЯ  их
характеры и представлЯЯ их прошлое, Я легко  руководствовалсЯ  логикой  их
поведениЯ,  их  реакцией  на  событиЯ.  Љак  всегда,   главную   трудность
представлЯло начало. "Ћткуда начать?" - вот  вопрос,  который  обыкновенно
занимает прозаика больше других. Ќачать следует так,  чтобы  это  было  не
слишком далеко, но и не слишком близко. ‚ первом случае экспозициЯ  грозит
затЯнутьсЯ, поЯвЯтсЯ не всегда обЯзательные подробности, во  втором  -  не
успеет  читатель  присмотретьсЯ,  привыкнуть  к  героЯм,  как   начинаютсЯ
решающие событиЯ. Џоскольку действие этой повести  развиваетсЯ  непрерывно
(или почти непрерывно) и продолжаетсЯ каких-нибудь  двое  суток,  пришлось
концентрировать  событиЯ,  иногда  форсировать  сюжет,  чтобы  каждый  час
литературного бытиЯ героев был максимально насыщен смыслом и действием.
   џ не вел записных книжек,  предварительно  не  запасалсЯ  деталЯми,  но
замысел старалсЯ обдумать основательно и так разработать  сюжет,  чтобы  к
моменту  начала  работы  над  повестью  мне  все  о  ней  было   известно.
ђазумеетсЯ, в ходе  работы  стали  неизбежными  некоторые  отступлениЯ  от
первоначального плана, поЯвились какие-то новые, более выигрышные ходы, от
каких-то, даже  очень  заманчивых,  моментов,  пришлось  отказатьсЯ.  ’ак,
первоначально всЯ предысториЯ девочки Ѓаси была подана  автором  отдельной
главой, но потом пришлось этой главой пожертвовать - передать слово  самой
героине.
   Љак правило,  работе  над  каждой  вещью  у  менЯ  предшествует,  кроме
максимально разработанного плана, еще и скрупулезно продуманный финал. Ѓез
Ясного представлениЯ о том, чем должна закончитьсЯ повесть, Я не приступаю
к ее началу. ‚ тех  нескольких  случаЯх,  когда  пришлось  приниматьсЯ  за
работу, отодвинув разработку финала "на потом", вещи решительно не удались
именно по причине неудовлетворительного финала.  (ђазумеетсЯ,  это  только
мое личное правило, вполне вероЯтно, что другие работают иначе и метод  их
работы более длЯ  них  успешен,  но  длЯ  менЯ  успешнее  мой,  в  этом  Я
достаточно убедилсЯ.) ‚ообще же, поскольку проза,  как  известно,  требует
мыслей, каждый сюжетный поворот, каждый образ в  ней  следует  осмысливать
максимально, до мельчайших подробностей, не  полагаЯсь  на  все  вывозЯщую
силу пусть и верно угаданных характеров. Ќаше осмысление логики характеров
и обстоЯтельств и есть наш диктат над литературной моделью, в которой  все
или  почти  все  определЯет  автор  сообразно  со  своей   целью,   идеей,
художническим вкусом. €звестную пушкинскую фразу о своеволии  ’атьЯны,  на
мой взглЯд, не следует понимать буквально - она  не  более  чем  шутка,  к
которой нередко бывают склонны писатели.
   ‚  "‘отникове"  Я  с  самого  начала  знал,  чего  хочу  в   конце,   и
последовательно вел моих героев к сцене казни, где  один  помогает  вешать
другого. Ќе желаЯ того, переживаЯ. Ќо уж такова логика  фашизма,  который,
ухватив свою жертву за  мизинец,  не  остановитсЯ  до  тех  пор,  пока  не
проглотит ее целиком.
   ЌаписаннаЯ по-белорусски, повесть эта сначала поЯвилась в  переводе  на
русский Язык и только  спустЯ  полгода  была  опубликована  в  белорусском
журнале "ЏолымЯ". ’ому было несколько  причин,  и  одной  из  них  Явилась
всегда  остро  стоЯщаЯ  перед  нашими  братскими   литературами   проблема
художественного  перевода.  џ  навсегда  благодарен  переводчикам,  немало
сделавшим  длЯ  популЯризации  моих  произведений  среди  многомиллионного
всесоюзного читателЯ, но мой личный опыт достаточно убедил менЯ в том, что
переводить на русский Язык должен по возможности сам автор. € дело тут  не
в степени литературного мастерства автора или переводчика -  как  правило,
последний владеет русским Языком совершеннее,  -  но  в  недостаточно  еще
исследованных особенностЯх перевода на  русский  Язык  с  родственных  ему
Языков. ЉажущаЯсЯ легкость перевода, значительнаЯ тождественность  лексики
белорусского  и  русского  Языков  властно  держат  переводчика  в   плену
приблизительности,  порождаЯ  в  итоге  нечто  третичное,  усредненное   и
обесцвеченное, что, хотЯ и написано по-русски, неистребимо несет  на  себе
все признаки сырого подстрочника. Ќо ведь самый удачный подстрочник еще не
перевод, и чтобы превратить его в произведение русской литературы, следует
заново переосмыслить образный строй оригинала, дать ему новое выражение  -
на современном русском литературном Языке. Љонечно, это труднаЯ и  сложнаЯ
работа, она, Я думаю, не под силу никому, кроме  самого  автора,  если  он
чувствует уверенность в  том,  что  в  достаточной  мере  владеет  русским
Языком.
   Ћбычно при работе  над  переводом  продолжаетсЯ  и  работа  над  Языком
оригинала. ‚  переводе  сразу,  порой  совершенно  неожиданно  проЯвлЯютсЯ
различные стилевые несовершенства оригинала, уточнЯетсЯ психологиЯ героев,
некоторые мотивировки их поступков. ‚ рЯде случаев та или инаЯ  мысль  или
образ получают большую выразительность именно на русском Языке,  в  других
же, наоборот, - точному белорусскому выражению  так  и  не  удаетсЯ  найти
исчерпывающий русский эквивалент. Ћсобенно это касаетсЯ народных  речений,
диалектизмов,  а  также  некоторых  синонимов  и   метафор,   свойственных
белорусскому и  отсутствующих  в  русском  Языке.  Ћба  Языка  в  процессе
авторского перевода непрерывно взаимодействуют, попеременно влиЯЯ один  на
другой.   ђазумеетсЯ,   Язык    оригинала    остаетсЯ    преимущественным,
определЯющим, но нередко он терЯет свое  преимущество  и  сам  изменЯетсЯ,
приспосабливаЯсь к Языку перевода. ќто интереснаЯ, иногда захватывающаЯ  и
еще по-настоЯщему не изученнаЯ область литературного творчества, в  полную
силу проЯвлЯющаЯ себЯ только при авторском переводе...
   ђазумеетсЯ,  все  сказанное  лишь  часть  личного   авторского   опыта,
некоторые штрихи к истории созданиЯ  одной  небольшой  повести.  ‚  других
случаЯх,  возможно,  все  будет  обстоЯть  иначе.  Џисатель  может  только
приветствовать это "технологическое" разнообразие, ЯвлЯющеесЯ предпосылкой
разнообразиЯ творческого.

   1973 г.



Ќ…‘ЉЋ‹њЉЋ ‘‹Ћ‚ ЋЃ "Ђ‹њЏ€‰‘ЉЋ‰ ЃЂ‹‹Ђ„…"

   ѓруппа студентов биологического  факультета  Њѓ“  имени  Њ.‚.‹омоносова
просит менЯ рассказать в газете  о  предыстории  созданиЯ  одной  из  моих
повестей...
   ќто произошло в самом  конце  войны  в  Ђвстрийских  Ђльпах,  куда  уже
властно вошла последнЯЯ военнаЯ весна  и  с  ней  мощным  потоком  хлынули
войска двух наших фронтов.
   ‡десь был глубокий тыл немецкого рейха и, как всюду в  его  тылу,  было
много работавших на войну промышленных предприЯтий и,  конечно,  всЯческих
лагерей: концентрационных, военнопленных, рабочих.  ‘  приходом  ‘оветской
Ђрмии  все  они  приходили  в  движение,  охрана  разбегалась,  дороги   и
населенные пункты наводнЯлись многими тысЯчами людей,  согнанных  из  всех
стран …вропы.
   Ћднажды мы занЯли какой-то  городок  и  ждали  новой  команды.  „линнаЯ
колонна артполка, повернув к обочине,  замерла  на  вымощенной  брусчаткой
окраинной улочке. ЉажетсЯ, это был ”ельдбах или, может быть,  ѓлейсдорф  -
памЯть сохранила общий вид городка, но совершенно утратила  его  название.
‘олдатам не было разрешено отлучатьсЯ из машин,  мы  вот-вот  должны  были
свернуть с прежнего направлениЯ, и  начальство  в  командирском  "виллисе"
что-то решало на карте.
   ‚ кабине "студебеккера" сильно пригревало солнце, после бессонной  ночи
клонило в дрему, и Я вылез  на  улицу.  ‘олдаты  в  кузовах  тоже  сидели,
разомлевшие от тепла, и дремотно "клевали" носами; по мостовой вдоль машин
прошла группа вырвавшихсЯ  на  свободу  исхудавших  экспансивных  людей  в
темных  беретах.  Ћни  несли  национальный  французский  флаг,   распевали
"Њарсельезу" и что-то прокричали нам, но мы не понЯли, и  только  старшина
‹укьЯнченко добродушно помахал  им  из  кузова  -  давай,  мол,  не  стоит
благодарности. Ћсвободили, так что ж... ќто нам семечки.
   € тут возле одной из дальних машин на  глаза  мне  попалась  девушка  -
щупленькаЯ,  черноволосаЯ,  в  полосатой  куртке  и  темной  юбочке,   она
перебирала взглЯдом лица бойцов в машине и отрицательно вертела головой. Ђ
в машине уже  началось  обычное  в  таком  случае  оживление:  что-то  там
наперебой выкрикивали бойцы, но она, погасив улыбку, перешла  к  следующей
машине.
   - ’оварищи, кто есть €ван?
   - €ван? - вскочил крайний боец. - џ €ван, вот он €ван, и шофер наш тоже
€ван.
   €сполненное надеждой лицо девушки постепенно скучнело по мере того, как
она переводила взглЯд с одного €вана на другого, и  она  с  тихой  печалью
молвила:
   - Ќо. ’о нон €ван.
   —то-то заинтересовало менЯ в этих ее поисках, и Я подождал,  пока  она,
повторЯЯ все тот же вопрос, не обошла всю колонну.  ђазумеетсЯ,  €ванов  у
нас было много,  но  ни  один  из  них  не  показалсЯ  ей  тем,  кого  она
разыскивала. ’огда  мы  вместе  с  командиром  третьей  батареи  капитаном
Љоханом подошли к девушке и спросили, какого именно €вана она разыскивает.
   „евушка сначала немного всплакнула, но быстро овладела  собой,  рукавом
куртки вытерла темные блестевшие глаза и, окинув нас испытующим взглЯдом и
страшно  перевираЯ  русские   и   немецкие   слова,   густо   пересыпанные
итальЯнскими, рассказала примерно следующее.
   …е зовут „жулиЯ, она итальЯнка  из  ЌеаполЯ.  ѓод  назад,  летом  сорок
четвертого, во времЯ бомбежки союзной авиацией  расположенного  в  Ђвстрии
военного завода она бежала в Ђльпы. Џосле  недолгого  блужданиЯ  по  горам
встретила русского военнопленного, тоже бежавшего  из  концлагерЯ,  и  они
пошли вместе. ‘начала он не хотел брать ее с собой, так как пробиралсЯ  на
восток, ближе к фронту, она же хотела на родину,  в  €талию,  откуда  была
вывезена после  подавлениЯ  восстаниЯ  в  Ќеаполе  и  брошена  в  немецкий
концлагерь. Ќесколько дней они проблуждали в горах, голодные  и  раздетые,
перешли заснеженный горный хребет и однажды в туманное утро напоролись  на
полицейскую засаду. …е схватили и снова бросили в лагерь, а что  случилось
с €ваном, она не знает. Ќо она очень надеетсЯ, что он избежал  ее  участи,
пробралсЯ на фронт и  теперь  вместе  с  Љрасной  Ђрмией  снова  пришел  в
Ђвстрию.
   Љонечно, это было наивно - надеЯтьсЯ  встретить  в  огромнейшем  потоке
войск знакомого парнЯ; мы, как могли, утешили девушку и поспешили к  своим
машинам, потому что уже была подана команда к движению.
   ‚ тот же день под вечер началсЯ  затЯжной  бой  за  очередной  городок,
вскоре погиб капитан Љохан, Я почти забыл  об  этой  мимолетной  фронтовой
встрече и вспомнил о ней  лишь  спустЯ  восемнадцать  лет,  когда  занЯлсЯ
литературой. € тогда Я написал все то,  что  вы  прочитали  в  "Ђльпийской
балладе".
   ‚от и всЯ коротенькаЯ историЯ  -  пролог  к  одной  из  моих  повестей,
заинтересовавших  группу   студентов   из   Њосковского   государственного
университета имени Њ.‚.‹омоносова.

   1971 г.



‘‹Ћ‚Ћ ЋЃ “—€’…‹…

   ‚о  времЯ  его  нелегкой  продолжительной  болезни  все,  кому   дорога
литература, не переставаЯ, следили за этим почти двухлетним  единоборством
большого человека с недугом, в котором, как это ни огорчительно,  победила
смерть. „а, как и все люди, будучи смертным, он  в  конце  концов  ушел  в
небытие, и как в утешение нам остались его книги, его  бессмертные  поэмы,
которые своим теплом долго еще будут согревать человеческие души.
   Ћт самой молодости и почти через  всю  сложную  и  нелегкую  жизнь  ему
сопутствовала тем не менее  удивительно  счастливаЯ  литературнаЯ  судьба.
Ќечасто так случаетсЯ в искусстве, чтобы слава, пришедшаЯ  к  художнику  в
ранней молодости, с таким неизменным постоЯнством служила ему  всю  жизнь.
Ќо тут, пожалуй, дело не столько в достоинствах  самой  славы,  сколько  в
определенной удачливости ее в общем капризного  выбора  -  этот  художник,
несомненно, заслуживал и большего.
   Ћн прожил немногим более шестидесЯти лет, в течение  которых  им,  быть
может, более чем кем-либо другим сделано длЯ расцвета и без того не бедной
талантами русской литературы.
   ѓлубоко национальный и в то же времЯ чрезвычайно  общечеловеческий  его
герой встает со страниц его многочисленных книг, посвЯщенных, как правило,
самым значительным моментам полувековой советской  действительности  -  от
коренного переустройства сельского хозЯйства в годы коллективизации, через
финскую и  ‚еликую  Ћтечественную  войны,  послевоенный  восстановительный
период, годы покорениЯ  космоса.  …го  поэмы  "‘трана  ЊуравиЯ",  "‚асилий
’еркин", "„ом у дороги", "‡а далью  -  даль"  давно  уже  стали  классикой
советской поэзии. ЉаждаЯ из этих поэм в свое времЯ  становилась  Явлением,
за каждой из них - сложнаЯ историЯ ее созданиЯ,  критические  баталии  или
единодушное признание при  их  первом  же  поЯвлении  в  печати.  ‡авиднаЯ
судьба!
   Љак и в прежние годы, так и теперь,  после  его  смерти,  будет  немало
попыток  раскрыть  его   поэтический   феномен,   разгадать   секрет   его
ошеломлЯющей  популЯрности,  разобратьсЯ  в   сложном   разнообразии   его
творчества, начатого в провинциальной газете  с  небольшого  стихотворениЯ
под названием "ЌоваЯ изба". Љак всегда в таких  случаЯх,  трудно  избежать
определенного  риска   и   безусловной   относительности   в   определении
художнической природы поэта, основа которой, конечно  же,  в  органичности
его  таланта.  Ќо,  кажетсЯ,  есть  все  основаниЯ  утверждать,  что   его
кристальную по  классической  чистоте  поэтику  более  всего  отличает  от
множества других несомненных талантов  его  необычайнаЯ  Я  неизменнаЯ  во
времени верность таким  многоопределЯющим  в  литературе  категориЯм,  как
Џравда, Џростота и €скренность.
   „умаетсЯ, именно эти качества при высокой степени  гражданственности  и
выразительности поэтического таланта обеспечили столь  высокий  успех  его
поэмам, его тихой, но такой емкой на чувства  лирике.  ’ут,  пожалуй,  ему
повезло в самом начале, потому что то, к  чему  обычно  приходЯт  в  конце
пути, после рЯда мучительных  неудач  и  длительных  поисков  и  без  чего
невозможно искусство, если оно не хочет превратитьсЯ в пустую  забаву  длЯ
снобов, это необходимо было счастливо постигнуто  им  в  самом  начале.  ‚
зачине своей  "Љниги  про  бойца",  перечислив  то,  без  чего  невозможно
обойтись на войне, автор выражает главнейший свой вывод, что "всего  иного
пуще не прожить навернЯка - без чего? Ѓез правды сущей,  правды,  прЯмо  в
душу бьющей, да была б она погуще, как бы ни была горька".
   ќтой его пронзительной "прЯмо в душу бьющей" правдой крепко мечены  все
его поэмы, статьи, его выступлениЯ, всЯ его военнаЯ лирика  -  от  стихов,
написанных им в снегах Љарельского перешейка, до знаменитого "џ убит  подо
ђжевом"      или      недавнего       одиннадцатистрочьЯ,       совершенно
беспощадно-пронзительного в своей смысловой и  эмоциональной  емкости:  "џ
знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с воины,  в  том,  что
они - кто старше, кто моложе - остались там, и не о том же речь, что Я  их
мог, но не сумел сберечь, - речь не о том, но все же, все же".
   Њожно пространно рассуждать о многом, что касаетсЯ его поэм  и  стихов,
давних и написанных в последнее десЯтилетие его жизни, о его  человеческих
и гражданских чертах. Џисал он вообще немного и в последние годы печаталсЯ
мало, зато каждаЯ его строчка была откровением длЯ читателЯ независимо  от
того, было ли это коротенькое лирическое стихотворение вроде  приведенного
выше,   или   "‚   живых-то   менЯ   уже   нету...",   или   основательнаЯ
литературоведческаЯ статьЯ,  как  например,  о  творчестве  €.Ѓунина,  или
предисловие  к   чьим-либо   публикациЯм   в   журнале,   много   лет   им
возглавлЯемого. Ќе  так  давно  напечатаны  его  дневники-воспоминаниЯ  "‘
Љарельского перешейка", которые не  могли  не  взволновать  каждого  своей
неожиданной новизной во взглЯде на ту недолгую, почти уже позабытую войну.
€нтересно заметить, что эта небольшаЯ  публикациЯ  открывает  собой  четко
обозначенные истоки ’вардовского-баталиста, автора бессмертной "Љниги  про
бойца". €менно там зимой 1940 года Явилась к нему  тема  ‚асилиЯ  ’еркина,
которую затем он пронес через всю мучительно долгую ‚еликую  Ћтечественную
войну и котораЯ окончательно  закрепила  за  ним  славу  одного  из  самых
замечательных советских поэтов.
   Џомимо многих других достоинств,  в  этих  записках  обращает  на  себЯ
внимание необычайнаЯ авторскаЯ наблюдательность, его на удивление  свежаЯ,
не  замутненнаЯ  временем   памЯть,   просто   невероЯтнаЯ   без   чего-то
существенно-личностного, чем владеет далеко не каждый  даже  из  одаренных
художников. •удожественнаЯ выразительность каждой самой незначительной  на
первый взглЯд  детали,  глубинное  проникновение  мысли,  отсутствие  даже
отдаленного   отзвука    вторичности,    Явное    наличие    действительно
гуманистической первоосновы  сближает  эту  прозу  ’вардовского  с  самыми
замечательными  произведениЯми  советской  литературы  и,  кроме  того,  с
"‘евастопольскими рассказами" ‹.’олстого.
   Џри самых, может, чрезмерных допущениЯх трудно переоценить его  влиЯние
на советскую поэзию послевоенных лет, да и на  прозу  тоже.  ‚рЯд  ли  кто
найдетсЯ в нашей литературе, кто бы  мог  посоревноватьсЯ  с  ним  в  деле
воспитаниЯ молодых русских и не только русских писателей.  Ќадо  полагать,
что в этот скорбный час прощаниЯ вместе с многими другими не  обойдут  его
искренней признательностью и многие наши белорусские  авторы,  начинаЯ  от
маститого ЂркадиЯ Љулешова,  творчество  которого  он  всегда  чрезвычайно
высоко ценил, и кончаЯ теми, кто помоложе,  -  Ђ.‚ертинским,  ‚.Ђдамчиком,
автором этих строк, чьи произведениЯ в свое времЯ имели случай попасть  на
его редакторский стол. ЏроходЯ у него суровую  по  своей  требовательности
школу литературы, мы постигали высоту ее идеалов,  избавлЯлись  от  налета
провинциального  верхоглЯдства,  учились  не   пугатьсЯ   несправедливости
критических приговоров. € если  такие  приговоры  случались,  он  не  имел
обыкновениЯ оставлЯть беззащитного автора, торопливо  лишать  его  кредита
довериЯ. Ќаоборот, какаЯ бы неудача ни постигла автора, если он поверил  в
него, то уже не  изменЯл  этому  доверию  и  поддерживал,  насколько  было
возможно. Ћтступничество было совершенно чуждо его характеру.
   ‹итература создаетсЯ не на один день и  не  длЯ  потреб  какой-либо  из
очередных кампаний - ее жизнь измерЯетсЯ  десЯтилетиЯми,  и  каждаЯ  книга
живет тем дольше, чем больше в ней  заложено  от  правды  народной  жизни.
€менно заботами о долговечности литературы и ее правдивости были пронизаны
его известные выступлениЯ на партийных и писательских съездах, на встречах
с  журналистами  и  читателЯми.  ЋтвечаЯ  на  упреки  некоторых   критиков
относительно его неприЯзни  к  романтическому  течению  в  литературе,  он
говорил, что дело  не  в  течении,  а  в  каждом  конкретном  литературном
произведении. € если это  произведение  захватывает  душу,  дает  читателю
жизненную радость познаниЯ, "Я менее  всего  озабочен  выЯснением  того  -
романтизм это в чистом виде или еще что. џ  просто  благодарен  автору  за
хороший подарок, - говорил он. - Ќо если мне  подносЯт  что-то  ходульное,
где  жизнь   даетсЯ   в   таких   условных   допущениЯх   так   называемой
"приподнЯтости", что хочетсЯ глаза закрыть от неловкости, и  говорЯт,  что
это надо читать, это романтизм, то Я говорю - нет".
   Ћн часто напоминал известную в литературе истину, что главным критерием
достоинства любой книги ЯвлЯетсЯ степень  обЯзательности  ее  поЯвлениЯ  в
данное времЯ. ЋтметаЯ все формалистические  выверты,  хотЯ  и  не  отрицаЯ
значениЯ литературного эксперимента в целом, он решительно  становилсЯ  на
защиту интересов читателЯ. ‚ этом смысле он высоко ценил такие  далеко  не
традиционные  по  форме,  но  полные  социального  значениЯ   произведениЯ
западной литературы, как  "—ума"  Ђ.Љамю,  "Ќосорог"  ќ.€онеску,  "Џо  ком
звонит  колокол"  ќ.•емингуэЯ,  фильм  "…вангелие  от  ЊатфеЯ"   Џазолини.
ђассуждаЯ  на  тему  слитности  формы  и  содержаниЯ,  он   говорил,   что
безответственность, беззаботность относительно формы очень часто влечет за
собой безразличие  читателЯ  к  содержанию  произведениЯ,  так  же  как  и
беззаботность относительно  содержаниЯ  способна  обернутьсЯ  безразличием
читателЯ к самой утонченной форме.
   "€скусство мстительное, - говорил он. -  Ћно  жестоко  расправлЯетсЯ  с
теми художниками,  которые  сознательно  или  несознательно  изменЯют  его
основным законам - законам правды и человечности".
   ‚ этом замечательном пророчестве его завет нам, тем, кто  волею  судьбы
пережил его, кому продолжать его дело, отстаивать в литературе дорогие длЯ
него идеи добра и справедливости.

   1979 г.



‚‘… Њ€Ќ…’‘џ, Ђ ЏђЂ‚„Ђ Ћ‘’ЂЌ…’‘џ...

   €звестно, что жизнь состоит не только из праздников,  которых,  как  ни
много в календаре, все же гораздо меньше, чем будней, наполненных трудом и
заботами,  перемежающихсЯ   чередой   неудач,   порой   нежданно-негаданно
обрушивающихсЯ  на  наши  головы,  как  снег  с  чистого  неба.   Ћсобенно
огорчительны, если не больше, первые неудачи, последовавшие за  первым  же
кажущимсЯ или вполне правомерным успехом,  они  ранЯт  больно  и  надолго;
случаетсЯ, что даже самые многоопытные  и  мужественные  из  людей  готовы
спасовать, растерЯтьсЯ, надолго впасть в уныние.  Ђ  что  уж  говорить  об
авторе двух-трех жиденьких книжонок, только обретшем свое литературное имЯ
и представшем перед всесоюзным читателем...
   ђазумеетсЯ, было нелегко. ѓрад безапеллЯционных критических  приговоров
не оставлЯл сомнениЯ  в  полнейшем  крахе,  чувство  стыда  и  уЯзвленного
самолюбиЯ вызывало желание уйти в себЯ, замкнутьсЯ, обособитьсЯ от людей -
пережить неудачу терпеливо и молча. ЋбстоЯтельства  толкали  к  пересмотру
своих собственных творческих возможностей, подмывало  усомнитьсЯ  в  самом
жизненном опыте, который сослужил столь предательскую службу автору. € без
того незавидное положение усугублЯлось  еще  и  тем  обстоЯтельством,  что
добраЯ половина критических залпов приходилась  по  журналу,  с  известным
риском опубликовавшему незадачливое  произведение  и  выдавшему  известный
аванс довериЯ тому, кто теперь так подвел  всех.  ќто  последнее  угнетало
больше всего. Џри всей готовности  терпеливо  влачить  свой  крест  неудач
недоставало мужества видеть его на плечах тех,  кто  в  чем-то  переплатил
тебе и теперь расплачивалсЯ хотЯ  и  не  новым  в  литературе,  но  всегда
чувствительным образом.
   Ќаверно,  следовало  бы  написать,  может  быть,  объЯснить  что-то   и
извинитьсЯ - в конце  концов,  общие  интересы  литературы  всегда  важнее
личных терзаний автора. Ќо извинитьсЯ означало  признать  неправоту,  свое
фиаско и, может быть, бросить тень на искренность своих намерений, которые
тем  не  менее  упрЯмо  не  хотели  поступатьсЯ  малейшей  толикой   своей
искренности. ЌамерениЯ были самые лучшие, и они страдали больше всего.  „а
и опыт оказалсЯ ни при чем. Ћпыт был самый обыкновенный, солдатский, каким
обладали многие тысЯчи, если не миллионы, рЯдовых участников войны, теперь
довольно единодушно свидетельствовавшие автору свою солидарность. ќто была
большаЯ поддержка, дававшаЯ какие-то крохи надежды на то,  что,  возможно,
еще  и  не  все  потерЯно.  ‚озможно,  налицо   перекос,   авторский   или
критический,  возможно,  кто-то  кого-то  недопонЯл,  возможно,   наступит
переоценка.
   Ќо шло времЯ, переоценка не наступала, а критические залпы всевозможных
калибров  грозили  незадачливому   автору   совершенно   стереть   его   с
литературного лица земли.
   € вот в  такие  минуты  горестных  уныний,  как  раз  в  канун  майских
праздников, пришел из  Њосквы  небольшой  конверт  с  редакционным  грифом
снаружи и поздравительной открыткой внутри - обычное редакционное послание
автору перед праздником,  несколько  напечатанных  на  машинке  строчек  с
выражением привета,  ниже  которых  характерным  угловатым  почерком  было
дописано:
   ‚‘… Њ€Ќ…’‘џ, Ђ ЏђЂ‚„Ђ Ћ‘’ЂЌ…’‘џ.
   Ђ.’‚Ђђ„Ћ‚‘Љ€‰.
   Ќе знаю, может, во всем этом и впрЯмь не содержалось ничего необычного,
возможно, все это обычный жест вежливости, но длЯ менЯ в  тот  момент  эта
строчка огненными буквами засиЯла на небосклоне, сверкнула призывным лучом
маЯка, вещавшим заблудшему путнику о его спасении. „ействительно, как  это
просто! ‚ремЯ идет своим, не подвластным никому в мире ходом, оно  хоронит
династии, ровнЯет с лицом земли города, создает и  разрушает  цивилизации,
одинаково расправлЯЯсь с ничтожествами и с великими мира сего,  кончает  с
одними эпохами и начинает другие. ‚ремЯ безостановочно правит и  судит,  и
ничто сущее под луной не в состоЯнии избежать его неумолимого приговора  и
в конце концов обращаетсЯ в прах. Ќо правда ему неподвластна, и  пока  жив
хоть один человек на свете, не исчезнет  в  мире  жгучаЯ  необходимость  в
правде, неизменно освещающей человеку и человечеству  запутанный  лабиринт
его бытиЯ, указующий ему путь к свободе  и  лучшему  будущему.  ‘  правдой
возможно все, без нее невозможно ничто. Ѓез правды нет движениЯ,  без  нее
лишь застой, гибель, тлен...
   ‚се минетсЯ, правда останетсЯ! ЉакаЯ великаЯ мудрость заключена в  этих
четырех простеньких словах древней народной идиомы!..
   Ќе скажу, что эти слова разрешили длЯ менЯ все и ото всего  освободили,
но все же какой-то значительный груз спал с моих плеч. ќто было  утешение,
и Я с радостью принЯл протЯнутую мне руку  поддержки  -  тем  более  такую
руку! Љак при вспышке молнии, в  темени  Явственно  обнаружилсЯ  ориентир,
который Я, ослепленный и растерЯнный,  готов  был  потерЯть  в  громыхании
критических залпов. Ћн дал мне возможность выстоЯть в  самый  мой  трудный
час, пошатнувшись, вновь обрести себЯ и остатьсЯ собой.
   Џотом были  многие  не  менее  мудрые  и  прекрасные  его  слова,  были
разговоры, критические и одобрительные, но именно эти первые четыре  слова
поддержки и утешениЯ на всю жизнь запали  в  мое  сознание.  Ќаверно,  это
потому, что сами они были исторгнуты из самых чутких глубин души  великого
человека, кто, может, не менее других нуждалсЯ в утешении, правде и, может
быть, недополучил их при жизни. ќто последнее сознавать тем  обиднее,  что
все мы, в свое  времЯ  обласканные  им,  возможно,  чего-то  недодали  ему
самому, по беззаботности  или  по  наивности  своей  полагаЯ,  что  ему-то
утешение ни к чему, что его у него в избытке. Ђ  как  нет?  —то  же  тогда
может извинить нам эту непростительную нашу небрежность?
   € вот теперь, когда минулось многое и его уже  нет,  остаетсЯ  еще  раз
убедитьсЯ в непреходЯщей ценности правды, к которой обЯзывает  нас  памЯть
перед его светлой и огромной личностью.

   1982 г.



‡Ђ‚€„ЌЂџ Џ€‘Ђ’…‹њ‘ЉЂџ ‘“„њЃЂ

   Џримерно за год до кончины автора этой книги, замечательного советского
писателЯ ‘ергеЯ ‘ергеевича ‘мирнова, мы сидели с ним в  тиши  гостиничного
номера  в  Њинске,  и  он,  как  всегда,  увлеченно,  с  завидной  молодой
одержимостью  рассказывал  о  работе  над  своей  новой  книгой,   о   тех
трудностЯх,  которые  предстоЯло  преодолеть  в  этой   его   работе.   Њы
согласились,  что  замысел  ее  действительно  сложен,  однако  не   стоит
огорчатьсЯ. ЌавернЯка все сложности будут преодолены,  и  поЯвитсЯ  книга,
вполне достойнаЯ его предыдущих книг.
   Њы, однако, ошиблись.
   Њы не могли предвидеть того, что  пройдет  год  с  небольшим,  и  этого
полного душевной энергии и художнических замыслов  человека  не  станет  в
живых. Ќо, видно, такова коварнаЯ сущность смерти, - как и на войне,  бить
по тем, кто, меньше всего думаЯ о ней, отдает себЯ делу, людЯм, идеЯм.
   „а, новаЯ книга ‘ергеЯ ‘ергеевича ‘мирнова никогда уже не  поЯвитсЯ  на
книжных  полках  наших  библиотек,  и,  может  быть,  навсегда   останутсЯ
неизвестными  какие-то  новые  подвиги  и  их  герои,  которых   с   таким
постоЯнством умел открывать наш дорогой писатель. ‹ишеннаЯ его потрЯсающих
открытий, наша литература навернЯка станет беднее с его уходом  из  жизни,
потому что, как бы активно ни работали другие на излюбленном  им  поприще,
заменить его не может никто. ‚ этой  огромной  литературе,  всегда  щедрой
талантами, врЯд ли кто другой  в  полной  мере  обладает  теми  редчайшими
качествами, которыми был наделен он.  Ќаверно,  это  потому,  что  в  наше
сложное времЯ и в таком многотрудном деле, которому целиком посвЯтил  себЯ
он,  недостаточно  иметь  даже  блестЯщие   литературные   способности   и
специфический дар исследователЯ, надобно еще  уметь  отстоЯть  собственную
позицию с такой непоколебимой принципиальностью, как это умел делать он.
   Њы уже не увидим его новых  книг,  но  с  нами  навсегда  останетсЯ  то
поистине замечательное, что успел создать он. …го  бессмертнаЯ  "ЃрестскаЯ
крепость", потрЯсающие рассказы о госпитале в  …ремеевке,  этой  маленькой
советской колонии на оккупированной фашизмом земле, о  героЯх  ЂджимушкаЯ,
самоотверженной краснофлотской  Љатюше,  о  безвестном  русском  парнишке,
ставшем национальным героем далекой €талии,  -  обо  всех  этих  и  многих
других героЯх будут с не меньшим восторгом и упоением читать наши потомки,
и их души,  равно  как  и  наши  сердца,  будут  полны  восхищением  перед
мужеством  их  молодых  предков.  €,  надо  полагать,  они  тоже  испытают
сердечную благодарность тому, кто сделал достоЯнием  истории  страданиЯ  и
подвиги их далеких предшественников.
   Љрылатый афоризм нашего времени "Ќикто не забыт, ничто не забыто"  лишь
тогда способен обрести свой истинный смысл, когда понимаетсЯ  как  лозунг,
конкретный призыв к действию, а не как  констатациЯ  достигнутого.  ’еперь
уже Ясно, что минувшаЯ война Явилась целой эпохой в истории нашего народа,
героизм  которого  долго  еще  будет  питать  наше  искусство.  Џри   этом
совершенно очевидно, что никому в отдельности, даже самому  одаренному  из
литераторов не дано рассказать о ней сколько-нибудь исчерпывающе, каждый в
меру собственных сил и возможностей может засвидетельствовать  лишь  малую
толику из этого всенародного испытаниЯ. Ќо даже и  в  таком  случае  вклад
‘ергеЯ  ‘ергеевича  ‘мирнова  в   военную   документалистику   переоценить
невозможно.  ‚  течение  почти  трех  десЯтилетий  он   искал,   хлопотал,
восстанавливал забытое или утраченное и в самой деловой,  лишенной  всЯких
беллетристических прикрас форме свидетельствовал о  фактах,  непридуманнаЯ
достоверность которых способна затмить самые изощренные выдумки.  ‚  самом
деле: историЯ хотЯ бы той же прославленной им Ѓрестской крепости -  героЯ,
о которой во времЯ войны, да и в первые годы после нее  решительно  ничего
не было известно. ’еперь мы знаем о  ней  многое,  так  же  как  и  о  тех
трудностЯх,  которые  преодолел  писатель,   прежде   чем   в   мельчайших
подробностЯх воскресил  все  перипетии  борьбы  горстки  советских  бойцов
против хорошо  оснащенных  частей  вермахта,  восстановил  имена  погибших
героев, добилсЯ реабилитации оставшихсЯ в живых, возвысил их действительно
беспримерный подвиг до всенародного признаниЯ и высоких наград.  Љазалось,
уже одна эта крепость над Ѓугом могла стать делом всей жизни длЯ любого из
литераторов, а он пошел дальше, разыскал,  исследовал  и  поведал  миру  о
десЯтке других, не менее Ярких, сложных и противоречивых историЯх войны.
   ‡а ним  заслуженно  и  прочно  утвердилась  репутациЯ  певца  народного
подвига в минувшей войне, в этом благородном деле ему не было равных, хотЯ
о подвигах и о войне пишут многие  сотни  самых  разных  авторов,  и  наша
военнаЯ литература, наверное,  самаЯ  богатаЯ  в  мире.  ‚  чем  же  тогда
своеобразие  и  притЯгательнаЯ  сила  книг,  созданных   талантом   ‘ергеЯ
‘ергеевича?
   Њне думаетсЯ, что непростой ответ на этот вопрос  в  значительной  мере
заключаетсЯ  в  личности  писателЯ,  его  художническом  таланте   и   его
гражданском темпераменте. ‘ергей ‘ергеевич ‘мирнов  не  хроникер  войны  и
даже не ее талантливый исследователь, способный извлечь из прошлого  нечто
значительное, осветив  его  лучом  современной  истины.  Џрежде  всего  он
солдат, три десЯтилетиЯ после окончаниЯ великой  войны  продолжавший  жить
излучением ее  колоссальной  энергии.  …го,  прошедшего  весь  кровавый  и
героический   путь   войны,   командовавшего   ротой,   исколесившего    с
корреспондентским блокнотом залитые кровью полЯ “краины и ‚енгрии, его  до
конца дней не переставала волновать цена  принесенных  жертв  и  пережитых
испытаний. ‚ерность памЯти павших, тревога за будущее поколений  побуждали
его искать, докапыватьсЯ до истины, восстанавливать честь павших героев  и
развенчивать мнимых. …го неуемной энергии хватило бы еще на десЯток книг о
войне, не срази его  смерть  так  рано,  в  расцвете  его  писательской  и
человеческой зрелости.
   Ќе  рискуЯ  впасть  в  преувеличение,   можно   утверждать,   что   его
документальнаЯ  проза,  пожалуй,  самое  значительное   достижение   этого
популЯрного  жанра.  ‹ишеннаЯ  домысла,  всЯкой  литературной  красивости,
задним числом сочиненных и всегда сомнительных диалогов, она ЯвлЯет  собой
сдержанно обстоЯтельный рассказ о том, что в процессе кропотливых  поисков
удалось установить автору. ќто та  проза,  котораЯ,  будучи  созданной  на
основе рассказов очевидцев, на  материале  тщательно  изученных  фактов  и
очень немногочисленных документов, сама становитсЯ документом,  бесспорным
и  неопровержимым,  как  истина.  Ќедаром  многие  ее   страницы   Явились
основанием длЯ  реабилитации  ее  героев,  последующих  публикаций  других
авторов, длЯ правительственных награждений и прочего. —то может быть  выше
и действеннее такой литературы о наших современниках?
   Љаждый из тружеников литературы в меру  своих  способностей  и  таланта
исполнЯет свой так или иначе понЯтый им долг перед временем  и  народом  и
каждый достоин признаниЯ определенного круга читателей.  Ќо  мало  у  кого
найдетсЯ столько читателей, так кровно обЯзанных автору.  ‘отни,  если  не
тысЯчи, людей в нашей стране и за ее рубежами до конца  своих  дней  будут
обЯзаны ‘ергею ‘ергеевичу  ‘мирнову  за  его  человеческое  участие  в  их
непростых судьбах, зачастую запутанных ситуациЯх, когда в  конечном  итоге
многое,  если  не  все,  определЯла  его  человеческаЯ   совесть   и   его
писательскаЯ принципиальность. Џреждевременную смерть писателЯ  оплакивали
не только его друзьЯ и близкие, не только благодарные ему читатели,  но  и
многие из тех, кто обЯзан ему как бы вторым рождением.
   —то ж, завиднаЯ человеческаЯ участь, прекраснаЯ писательскаЯ судьба!

   1977 г.



ЌЂ ђ“Ѓ…†Ђ• „ЋЃђЂ € ‹ћЃ‚€

   „умаетсЯ, ћрий Ѓондарев не нуждаетсЯ  в  представлении  читателю  -  на
протЯжении вот уже более двух десЯтилетий его имЯ хорошо  известно  самому
широкому  читательскому  кругу.  Џочти  все  написанное  им,  начинаЯ   со
знаменитой, во многом этапной длЯ нашей военной прозы  повести  "Ѓатальоны
просЯт огнЯ" и кончаЯ недавним романом "ѓорЯчий снег", неизменно  вызывало
самый горЯчий читательский интерес как новизной трактовки  многих  проблем
войны, так и незаурЯдным изобразительным мастерством.
   Ќа этот раз ћрий Ѓондарев выступает  с  новым  романом,  представлЯющим
собой своеобразный  художественный  синтез  темы  войны  и  мира,  синтез,
вобравший в себЯ проблемы  нравственности,  психологии,  проблемы  мирного
сосуществованиЯ в  …вропе,  по-прежнему  разделенной  границами,  блоками,
идейной и нравственной несовместимостью, психологическими  предрассудками,
что в наше времЯ не может не вызывать  озабоченности  всех  честных  людей
земли.
   "Ѓерег"  -  произведение  сложное  по  своему   построению,   главы   о
современной действительности чередуютсЯ в нем с обширными  ретроспекциЯми,
изображающими последние дни войны, но весь этот, казалось бы,  разнородный
и разноструктурный материал подчинен общей  идее  и  мастерски  сплетен  в
неразрывное повествование о людЯх войны и мира, образы которых выписаны  с
удивительным мастерством по глубине и точности их психологии, без малейшей
попытки сгладить какие бы то  ни  было  шероховатости  их  характеров  или
трудности их взаимоотношений. Џрежде всего это разные люди - юный и  остро
чувствующий лейтенант Ќикитин  и  столь  же  прекрасный  в  своем  молодом
ригоризме лейтенант ЉнЯжко, властный и импульсивный  комбат  ѓранатуров  и
совершенно новый характер в военной литературе - командир  орудиЯ  сержант
Њеженин,  натура  сложнаЯ  и  в  то  же  времЯ  примитивнаЯ  своим   грубо
замаскированным животным эгоизмом. Љонфликт  между  ним  и  Ќикитиным,  их
роковое  столкновение  после  гибели  лейтенанта  ЉнЯжко   при   всей   их
конкретности  носЯт  расширительный,  почти  символический   характер.   ‚
нравственном  отношении  это  две  противоположные   натуры,   возможность
добропорЯдочного сосуществованиЯ которых в условиЯх, когда исчезла недавно
еще объединЯвшаЯ их цель совместной  борьбы  против  общего  врага,  стала
весьма проблематичной. Ќо автор не идеализирует и Ќикитина,  изображаЯ  во
всей противоречивой сложности характер молодого человека, вдруг шагнувшего
из войны на  непростой  рубеж  мира  и  вдобавок  захваченного  более  чем
затруднительным  по  тому  времени,  неожиданно  вспыхнувшим  чувством   к
немецкой  девушке  ќмме.  ‚се  это  написано   с   истинно   художническим
вдохновением. ’руднаЯ, исполненнаЯ драматизма историЯ этой  несостоЯвшейсЯ
любви привела к неожиданной, как  и  разлука,  их  встрече  в  современном
ѓамбурге, не многое, однако, проЯснив в их отношениЯх и многое усложнив  -
ведь минуло три десЯтка долгих, слишком по-разному  прожитых  ими  лет,  в
течение которых все переменилось в мире и так мало  осталось  от  их  юной
любви.
   ‚ немногих произведениЯх нашей литературы с такой Яркостью  и  глубиной
созданы   образы    различных    представителей    современной    западной
интеллигенции, как это  сделано  в  "Ѓереге".  €збегаЯ  обычного  в  таких
ситуациЯх гротеска, не сглаживаЯ и не выпЯчиваЯ трудностей нравственного и
идеологического  порЯдка,  стоЯщих  на  пути   к   взаимопониманию   между
буржуазной  интеллигенцией  и  советскими  людьми,  ћрий  Ѓондарев  делает
успешную  попытку  проникнуть  в  сознание  лучших   представителей   этой
интеллигенции, чтобы разобратьсЯ в ее заблуждениЯх, равно как и в  природе
ее критицизма по отношению к сытой бездуховности своего общества. ‘вежо  и
мастерски выписанные  сцены  быта  и  нравов  большого  западногерманского
города, захлебывающегосЯ в угаре "свободного" предпринимательства и  столь
же неограниченного материального потреблениЯ, вызывают  гнетущее  ощущение
человеческой малоценности в этой пресыщенной благополучной среде. Џри этом
становитсЯ очевидным, что сущность бездуховности чрезвычайно  многообразна
и разнохарактерна в своих проЯвлениЯх как в большом, так  и  в  малом,  по
отношению к человеку, вещам и природе.
   ‚се сказанное, однако, даже в малой степени не  исчерпывает  содержаниЯ
этого произведениЯ. "Ѓерег" - роман  военный  и  роман  социальный,  роман
психологический и роман философский.  ‚думчиваЯ  наблюдательность  автора,
непредвзЯтость его суждений, стремление  к  углубленному  проникновению  в
непростые событиЯ и значительные  характеры  делают  его  одним  из  самых
заметных Явлений современной европейской литературы.


   Ќечасто так случаетсЯ в литературе, что  одно  из  первых  произведений
молодого  писателЯ  делает  переворот  в  определенном   ее   направлении,
становитсЯ вехой, хотЯ, быть может, и спорной в момент ее поЯвлениЯ,  зато
отчетливо видной и широко признанной по прошествии лет.
   ‘о времени поЯвлениЯ "Ѓатальонов" ћриЯ Ѓондарева минуло более  четверти
века, отшумели многие литературные и  прочие  споры,  и  теперь  мы  имеем
возможность четко определить как тщету их, так и правоту, котораЯ, как это
нередко бывает, в конечном счете остаетсЯ за художником.  „а,  художником,
каким  с  самого  начала  предстал   перед   читателЯми   ћрий   Ѓондарев,
подтвердивший  свой   незаурЯдный   талант   целым   рЯдом   замечательных
произведений, обогативших великую русскую литературу.
   ирота литературных интересов ћриЯ Ѓондарева общеизвестна, она поражает
как  глубиной  постижениЯ  истины,  так   и   разнообразием   человеческих
отношений. Ќо главное, что на протЯжении рЯда  лет  питает  неослабевающий
читательский интерес к его творчеству, так  это  его  неизменнаЯ  верность
проблемам  минувшей  войны,  его  непреходЯщее  пристрастие  к  характерам
сложным, судьбам, так или иначе опаленным горЯчим дыханием войны. € если в
его первых повестЯх и романах мы видели  человека  на  войне,  в  разбитых
снарЯдами окопах, на разметанном взрывами снегу, в момент  единоборства  с
немецкими танками, то в последующих произведениЯх этот выживший  в  жаркой
схватке с фашизмом, постаревший и помудревший человек мучаетсЯ над многими
проблемами мирного бытиЯ, среди которых, однако, главнейшими ЯвлЯютсЯ  все
те же, порожденные недавней борьбой с фашизмом. € в этом -  проЯвление  не
прихоти художника, а насущнаЯ необходимость поколениЯ, пережившего войну и
познавшего истинную цену человеческого существованиЯ.
   ћрий Ѓондарев - признанный  бытописатель  фронтовой  судьбы  поколениЯ,
лишившегосЯ на войне девЯноста  семи  процентов  своих  ровесников.  ‘толь
колоссальный урон одного поколениЯ, конечно же, не  мог  не  сказатьсЯ  на
духовном развитии нации, и отзвуки этого факта так или иначе  присутствуют
в  каждом  произведении  писателЯ,  будь  то  роман  о  войне,  о  трудной
послевоенной судьбе или повесть о тех, кого недавнее  прошлое  безжалостно
настигает в их многосложном сегоднЯ. ‚  последних  произведениЯх  писателЯ
рамки этой судьбы значительно раздвигаютсЯ, включаЯ в себЯ новые  свЯзи  и
делаЯ новые, порой неожиданные, но всегда важные выходы в  наше  времЯ,  а
также в грЯдущее будущее. “сложненнаЯ  философичность  бондаревских  вещей
поднимает  их  до  высокого  звучаниЯ,   нечастого   сегоднЯ,   но   столь
традиционного длЯ лучших образцов отечественной и мировой классики.
   ћрий Ѓондарев - обладатель ценного дара трепетного живописаниЯ  словом,
тончайшего  анализа  сложных  психологических  состоЯний;   его   Языковое
мастерство не может не покорЯть красотой и изысканностью слога.  ‚  то  же
времЯ вслед за многими исследователЯми его творчества нельзЯ не поразитьсЯ
умению, с каким ћ.Ѓондарев лепит характеры, всегда самобытные,  ничуть  не
похожие ни на какие из их литературных предшественников, верные той правде
времени, котораЯ  постигаетсЯ  лишь  впечатлительной  душой  и  недюжинным
жизненным опытом.
   ‚олею судьбы или случаЯ счастливо избежавший участи тех девЯноста  семи
процентов своих ровесников, останки которых покоЯтсЯ  в  тысЯчах  братских
могил, разбросанных на огромном  пространстве  от  ‚олги  до  ќльбы,  ћрий
Ѓондарев остро осознает свой художнический долг  и  талантливо  возвращает
его человечеству. €мЯ этому долгу - правда о минувшей  войне  и  неусыпнаЯ
забота о будущем, столь хрупком и проблематичном в наш беспощадный Ядерный
век.

   1975 г.



‚…ђЌЋ‘’њ ЏЂЊџ’€

   „лЯ многих из нас, бывших фронтовиков, в первые  годы  после  окончаниЯ
войны не все написанное о ней имело притЯгательную силу. ‘корее  наоборот.
•отелось  по  возможности  отрешитьсЯ   от   недавно   пережитой   военной
действительности, войти в мирную жизнь, из которой мы были так  неожиданно
вырваны в годы своей ранней юности и о которой столько мечтали в боЯх. Ќо,
удивительное дело, по  прошествии  небольшого  времени  это  наше  военное
прошлое стало обретать все более емкий  и  разительный  смысл,  в  котором
увиделось многое не только из войны.
   ЏерваЯ военнаЯ книга ѓригориЯ Ѓакланова поразила менЯ, как не  поражали
иные прочитанные до нее книги о войне. ќто произошло в  конце  пЯтидесЯтых
годов, еще до  поЯвлениЯ  его  "ЏЯди  земли",  сделавшей  его  имЯ  широко
известным  в  нашей  литературе.  Ќазвание  этой  его,  кстати,  не  самой
популЯрной книги  -  "ћжнее  главного  удара",  и  повествуетсЯ  в  ней  о
нескольких считанных днЯх тЯжелых оборонительных боев у  озера  Ѓалатон  в
‚енгрии. ќта талантливо написаннаЯ повесть - концентрат суровой  правды  о
войне,  какой  она  навеки  запечатлелась   в   сознании   переживших   ее
фронтовиков, достойный памЯтник тем многим тысЯчам наших  ровесников,  что
навек  остались  в  изрезанной  мелиоративными   каналами   и   засаженной
виноградниками балатонской земле. Џотом поЯвились  другие  его  повести  -
знаменитаЯ "ЏЯдь земли", ЯркаЯ, как  вспышка  ракеты,  "Њертвые  сраму  не
имут", емкий  и  мудрый  "€юль  41-го  года",  в  которых  минувшаЯ  война
предстала в новых, не менее впечатлЯющих образах. Ќо  эта  перваЯ  военнаЯ
повесть ѓ.Ѓакланова Явилась  длЯ  менЯ  необыкновенно  наглЯдным  примером
того, как неприкрашеннаЯ военнаЯ  действительность  под  пером  настоЯщего
художника зримо превращаетсЯ в высокое искусство,  исполненное  красоты  и
правды. ‚о всЯком случае, с благоговейным трепетом прочитав эту  небольшую
повесть, Я понЯл, как надо писать о войне, и думаю, что не ошибсЯ.
   ‘ила баклановского таланта, на мой взглЯд, заключаетсЯ прежде  всего  в
его мудрой,  все  сохранЯющей  в  себе  памЯти  -  на  детали,  атмосферу,
психологические состоЯниЯ тех невозвратно уходЯщих в прошлое  лет.  €менно
черпаЯ из этой памЯти, художник плавит в тигле своей души высокую правду о
войне,   умело   очищаЯ   ее   от   разрушительных   наносов   красивости,
приблизительности, избитой мертвой риторики. ‚о  всем,  что  бы  ни  писал
Ѓакланов, он удивительно конкретен  и  точен.  ’ак,  например,  в  окопном
артиллерийском быту после выхода его  книг  просто  стало  затруднительным
отыскать свежую, не использованную им  деталь,  обнаружить  сколько-нибудь
новый  тип  солдата  или  младшего  офицера.  Ћн  выстроил  целую  галерею
великолепных по своей  достоверности  характеров  фронтовиков,  каждый  из
которых мог бы стать гордостью любого автора -  столько  в  них  точности,
верности натуре, психологической и социальной  емкости.  Џри  этом  нельзЯ
забывать, что такие характеры, как Ѓогачев, Њотовилов, €щенко, Џрищемихин,
сочинить невозможно, их надо наблюдать много лет,  жить  с  ними,  пролить
кровь  и  пережить  войну,  чтобы  впоследствии  с  такой   достоверностью
воплотить их в литературе.
   ‚ерность факту военного прошлого, реалиЯм и людЯм войны  сделали  прозу
Ѓакланова такой емкой, точной и умной, поЯвлениЯ какой трудно было ожидать
спустЯ два десЯтилетиЯ после окончаниЯ войны, имеЯ в виду количество о ней
написанного. Ќо в его книгах война ожила новой  жизнью,  в  ней  поЯвились
новые живые люди с их горем и радостЯми, простодушием  и  хитростью  -  со
всей сложностью невыдуманных их  натур.  Љ  тому  же  каждаЯ  его  военнаЯ
повесть - это не просто военнаЯ повесть - это не просто  произведение  про
войну вообще, это еще и документ, множеством Явных и едва уловимых  примет
привЯзанный к конкретному периоду войны, месту,  определенным  боЯм.  ’ак,
"ЏЯдь земли" - это один из днестровских  плацдармов  1944  года.  "Њертвые
сраму не имут" - фронтовой эпизод зимы того же  года  на  “краине,  "ћжнее
главного удара" - ‘екешфехервар, ‚енгриЯ. Ћдни только названиЯ  слишком  о
многом говорЯт помнЯщим их  фронтовикам,  потому  что  за  каждым  из  них
кровавые бои, ранениЯ, смерти  товарищей.  —то  и  говорить,  баклановские
книги не длЯ легкого чтива, в них,  может  быть,  слишком  много  смертей,
крови, горечи боевых неудач, но  зато  и  не  менее  доблести,  стойкости,
душевной красоты и мужества. „а и возможно ли иначе? ђазве  величайшаЯ  из
наших побед не далась  нам  самой  великой  ценой,  которую  когда-либо  в
истории платил наш народ?
   Џримечательно, что проза Ѓакланова, кроме того, что глубоко  драматична
по своей сути, еще и полна тонкого, неизъЯснимого лиризма, как бы доброго,
все понимающего взглЯда человека, искренне и по-настоЯщему любЯщего людей.
Њногие его страницы освещены тихим светом добра  и  сочувствиЯ.  ‚  то  же
времЯ, пожалуй, редко кто  другой  в  нашей  литературе  так  нетерпим  ко
всЯкого рода подлости и фальши, как ѓригорий Ѓакланов.  Ќо  даже  в  своих
осуждениЯх он немногословен и сдержан. € это прекрасно.
   € еще - главный герой его книг почти всегда молодой человек.
   ‚озможно, это потому, что наше поколение очень  молодым  пошло  на  ту,
может быть, последнюю войну и наша  молодость  определила  в  ней  и  нашу
судьбу. Њы были солдатами или лейтенантами,  соответствующим  нашему  чину
оказалсЯ и наш опыт - опыт фронтовиков-окопников, сугубо солдатский  опыт,
который получили на войне миллионы. ‚рЯд ли кто из нас рассчитывал  дожить
не только до генеральского чина, но и до  генеральского  возраста,  такого
рода  мечты  были  длЯ  нас  "не  по  карману".  €  если  все-таки  судьба
смилостивилась к некоторым из нас и мы нынче имеем возможность  чествовать
одного из наших ровесников, то делаем это с радостным сознанием того,  что
слепой  выбор  судьбы  не  оказалсЯ  напрасным.  —то   касаетсЯ   ѓригориЯ
Ѓакланова, то он с лихвой и щедростью, присущей большому таланту,  оплатил
эти ему подаренные войной годы, создав немало поистине прекрасных  страниц
о нашем трудном и героическом прошлом.


   …сть  писатели-универсалы,  способные  благодарЯ   особенности   своего
таланта изобразить любую картину, разработать любую тему, которые  под  их
пером неизменно обретают интерес и художественную выразительность. …сть  и
другаЯ категориЯ авторов - верных однажды избранной теме,  в  исследовании
которой они достигают порой  значительного  взлета  именно  в  изображении
прошлой  войны,  хотЯ  в  его  творческом  активе  наличествуют  и   такие
несомненные удачи мирной темы, как многие рассказы  или  широко  известнаЯ
повесть "Љарпухин". ‚ последнем, майском, номере "ЋктЯбрЯ" он  выступил  с
новым произведением на свою прежнюю тему -  повестью  о  войне  "Ќавеки  -
девЯтнадцатилетние".
   ‘ледует сразу заметить, что всЯ военнаЯ проза  ѓ.Ѓакланова,  начинаЯ  с
его  первой  повести  "ћжнее  главного  удара",  отличаетсЯ   скрупулезным
вниманием к мельчайшим  подробностЯм  солдатского  быта,  окопного  житьЯ,
сложнейшим перипетиЯм боЯ и  человеческой  психологии  в  бою.  Ћн  мастер
точного и емкого слова, уверенно  владеющий  фразой,  рожденной  мыслью  и
незамутненным  художническим  видением.   Љак   и   в   предыдущих   своих
произведениЯх  ("ЏЯдь  земли",  "Њертвые  сраму  не  имут",  "€юль   сорок
первого"), в этой его повести проЯвлЯетсЯ завиднаЯ свежесть памЯти  о  тех
огненных годах, которые уже  так  отдалились  от  нас,  уносЯ  в  забвение
многое, что еще недавно, казалось, невозможно забыть.  Ќо  такова,  видно,
особенность человеческой памЯти. Љ счастью, настоЯщий  художник  не  может
себе позволить забыть не только важнейшие событиЯ  той  трудной  поры,  но
даже ее, казалось бы, второстепенные мелочи и - что важнее всего  -  столь
важные длЯ искусства душевное  состоЯние  людей  войны,  их  чувствование,
настроение - мир их души.
   ‘южетное построение повести осуществлено  преимущественно  на  романной
основе и включает в себЯ год жизни героЯ,  девЯтнадцатилетнего  лейтенанта
’ретьЯкова. ќто повесть о войне, но в ней вы не  много  найдете  батальных
картин, а те, что  там  есть,  написаны  с  присущим  Ѓакланову  вкусом  и
множеством содержательных подробностей. €менно  авторский  вкус  позволЯет
ему  избежать  порЯдочно   поднадоевших   тривиальностей   в   изображении
солдатского героизма, хотЯ  поведение  ’ретьЯкова  во  времЯ  атаки  можно
расценить как подвиг. ќто, если можно так  выразитьсЯ,  дважды  в  течение
года совершенное  прикосновение  лейтенанта  к  войне,  после  первого  из
которых последовал долгий период пребываниЯ в тыловом госпитале,  а  после
второго ему суждено навеки остатьсЯ  девЯтнадцатилетним.  Њежду  первым  и
вторым боЯми пролегла всЯ труднаЯ госпитальнаЯ молодость ’ретьЯкова  с  ее
переживаниЯми  и  мечтами,  страданиЯми  и  любовью  -  всЯ  судьба  людей
поколениЯ, в  ранней  юности  безоглЯдно  шагнувшего  навстречу  огненному
шквалу войны и  по  преимуществу  безвозвратно  оставшемусЯ  там.  ’ак  уж
сложилось,  что  именно  эти  18-20-летние  ребЯта  навеки  упокоились   в
многочисленных братских могилах,  разбросанных  по  …вропе,  в  засыпанных
взрывами воронках, обрушенных траншеЯх и ровиках. €звестно из  статистики,
что их, рожденных в 1922-1925 годах, вернулось с войны лишь трое на сотню.
   ЃезвременнаЯ их утрата - это не только  скорбный  финал  индивидуальной
судьбы, но и непреходЯщаЯ скорбь  близких,  невозместимые  потери  народа,
сказавшиесЯ и на судьбе последующих поколений. ќто, наконец, вечный  долг,
лежащий на немногочисленных их сверстниках, который  лишь  частично  может
быть  возмещен  разве  что  немеркнущей  с  годами   памЯтью.   ’алантливо
засвидетельствованнаЯ   в   искусстве   солдатскаЯ    памЯть    становитсЯ
своеобразным обелиском, воздвигнутым живыми своим павшим братьЯм.
   ‚ повести лишь один главный герой, проходЯщий перед читателем с  первой
до последней страницы, хотЯ соприкасаетсЯ он со многими людьми на  фронте,
в тылу, в госпитале. Џристальное  внимание  автора  к  своему  ’ретьЯкову,
однако, не мешает ему точно и зримо, на глазах у читателЯ,  лепить  другие
характеры, как  бы  Ярко  высвечиваЯ  их  своим  внутренним  художническим
зрением. ќто, надо полагать,  нелегко,  если  помнить  о  разделЯющей  нас
дистанции времени, и тут невозможно не порадоватьсЯ  завидной  способности
автора помнить и видеть все. ‡амечательно, что  в  повести  совершенно  не
чувствуетсЯ вымышленного, все словно  почерпнуто,  пережито,  вынесено  из
личного  опыта  автора.  •отЯ,  разумеетсЯ,   это   не   так.   Љаким   бы
разносторонним он ни был, этот авторский опыт, его всегда недостаточно длЯ
созданиЯ значительного художественного произведениЯ. ’ем удивительнее  эта
способность таланта - с  такой  убедительной  достоверностью  вызывать  из
небытиЯ прошлое, населЯть его полнокровными, живыми, легкими длЯ узнаваниЯ
образами.
   ‚ отличие от предыдущих военных повестей ѓ.Ѓакланова последнЯЯ содержит
множество характерных черт и бытовых реалий жизни в тылу, будней  далекого
уральского госпиталЯ  с  его  разнохарактерными  типами  раненых,  врачей,
санитарок. Џеревернув последнюю страницу повести, вы будете долго  помнить
изуродованного на войне младшего лейтенанта ѓошку,  ослепленного  капитана
ђойзмана, командира роты ‘тарых, человека  нелегкой  судьбы  Ђтраковского.
ђеалистически выстроеннаЯ,  лишеннаЯ  нередкого  в  таких  случаЯх  налета
слащавости,  юношескаЯ  любовь  ’ретьЯкова  к  вчерашней  школьнице   ‘аше
подкупает целомудренностью отношений,  рЯдом  тонко  подмеченных  душевных
состоЯний.
   Џовесть начинаетсЯ лаконичной  по  описанию,  но  многозначительной  по
смыслу сценой  обнаружениЯ  в  старом  засыпанном  окопе  останков  воина,
армейскую  принадлежность  которого  можно   определить   лишь   по   едва
сохранившейсЯ, со звездой, прЯжке. ќто очень  знакомаЯ,  даже  характернаЯ
длЯ Ѓелоруссии картина, где вот уже много лет  усилиЯми  общественности  и
юных следопытов продолжаетсЯ розыск одиночных могил и  случайных  воинских
захоронений, после чего идут долгие месЯцы поиска имен героев.  Ќе  всегда
он заканчиваетсЯ успешно. Ќо когда это  случаетсЯ,  ничто  из  добытого  у
прошлого и  отвоеванного  у  безвестности  не  оставлЯетсЯ  без  вниманиЯ.
Џечать, радио, телевидение рассказывают о жизни и последнем бое  погибших,
смысл их ратного подвига становитсЯ достоЯнием всех. Ћсобенно нынче, когда
белорусский народ готовитсЯ торжественно встретить  35-летие  освобождениЯ
республики от немецко-фашистских захватчиков.
   ‚ заключение  хочетсЯ  высказать  уверенность,  что  последнЯЯ  повесть
ѓригориЯ Ѓакланова ЯвитсЯ серьезным  приобретением  нашей  военной  прозы,
своеобразным  обелиском  памЯти  "навеки  девЯтнадцатилетних",  талантливо
созданным одним из их счастливо уцелевших ровесников.

   1973 г.



ЏЂЊџ’€ •“„Ћ†Ќ€ЉЂ

   •орошие вести в жизни приходЯт каждаЯ в свой черед, ЯвлЯЯсь  следствием
каких-то  причин,  сообразуЯсь  с  логикой  характеров,  поступков  людей.
‘кверные  же  всегда  алогичны,  нелепы,  потрЯсающе  неуместны.   Љ   ним
привыкаешь долго, в течение всей жизни, а иногда и жизни не хватит,  чтобы
примиритьсЯ  с  ними.  ‚  автомобильной   катастрофе   погибли   работники
"Њосфильма" - кинорежиссер ‹ариса епитько и ее коллеги.
   џ хорошо знал ‹арису  …фимовну  епитько.  …е  гибель  -  невосполнимаЯ
утрата длЯ всех, знавших ее, смотревших ее трудные и очень человечные,  не
похожие ни на какие другие фильмы -  страстные  созданиЯ  ее  незаурЯдного
таланта, ее беспокойного духа, исполненного болЯми и бурЯми  нашего  века.
’рудно понЯть эту утрату, еще труднее примиритьсЯ с нею.
   Ќо что делать - смерть слепа, случай  всегда  лишен  смысла.  —ерный  и
нелепый случай, так непоправимо и враз перечеркнувший человеческую судьбу,
жизнь большого художника в самом расцвете его творческих сил.
   Ѓудто предчувствуЯ свой роковой предел, она всегда торопилась.  ‚се  ей
казалось мало, она опасалась не успеть, опоздать. “же были снЯты  отличные
картины, принесшие ей премии и мировую известность, а жадность со к работе
не убывала с годами. ЉажетсЯ, она всегда  знала,  что  нет  "вечности",  и
непрестанно билась над совершенствованием  средств  выражениЯ  своих  идей
Языком кино, стремЯсь к высокому смыслу и высокой артистичности  в  каждом
фильме. Ќаверное, как немногие в современном кинематографе,  она  понимала
решающий  смысл  духовного  содержаниЯ  искусства  и  умела   гармонически
воплотить его в каждой работе. —асто это было непросто. ‚се  работавшие  с
нею над "‚осхождением" знают, как давалась  ей  эта  далеко  не  "женскаЯ"
картина, но и ‹ариса была наделена безусловным пониманием того, что только
она может сделать то, что она делает. ’ак уж  случилось,  что  именно  эта
слабаЯ женщина и великолепный режиссер взвалила на себЯ  тЯжелейшую  глыбу
труднейшего материала и  уверенно  поднЯлась  с  ней  на  одну  из  вершин
современного  кинематографа.  „а,  в   ней   жил   мужественный   художник
современного кино, уроки которого не потерЯют  смысла  и  длЯ  последующих
поколений кинематографистов.
   Ћна всегда докапывалась до первопричин  и  корней,  искала  в  глубинах
народной жизни, в тайниках человеческого духа. ‹огика  ее  мышлениЯ  порой
изумлЯла, порой восхищала, что в общем-то понЯтно - она  была  художником,
напрЯженно мыслившим. € еще -  она  всегда  была  оптимисткой,  никогда  и
никакие неудачи не могли ввергнуть ее в уныние. Ћна свЯто  верила  в  свою
счастливую звезду, равно как  и  в  счастливый  исход  всех  своих  благих
намерений, какие бы тернии ни лежали на ее далеко не легком пути. ’еперь Я
понимаю, почему так: помыслы ее были светлы, а деЯтельнаЯ ее натура  таила
в себе неиссЯкаемые запасы энергии.
   Ћна всегда была в работе, в ее воображении всегда теснились  интересные
образы, и ее замыслам не было конца. € в нее верили, от нее многого ждали.
   …сли бы не этот нелепый финал...
   Ќо что делать - давно и не нами сказано,  что  жить  -  значит  терЯть.
Љонечно, терЯть всегда горько, и как бы мы ни утешали себЯ тем, что  после
епитько останетсЯ многое, как бы ни клЯлись помнить ее прекрасные  фильмы
и ее милый образ - плохое это утешение. Ќавсегда  оборвалась  человеческаЯ
жизнь, прекратилсЯ творческий путь художника, и никто больше на этой земле
не создаст того, что могла и стремилась создать ‹ариса епитько,  никто  и
никогда  не  заменит  ее.  €скусство  кино  потерЯло   одного   из   самых
замечательных своих художников, и наша скорбь безутешна.

   1979 г.



‘€‹Ћ‰ ‹ћЃ‚€ € Ќ…ЌЂ‚€‘’€

   "Љак это страшно, когда человек улыбаетсЯ".
   €менно страшно, как  ни  парадоксально  звучат  эти  слова,  но  в  тех
бесчеловечных условиЯх, атмосфере  крови,  безвинных  смертей  и  жестокой
борьбы проЯвление естественных человеческих чувств казалось  непонЯтным  и
противоестественным.  Ќормальное  человеческое   восприЯтие   всЯкий   раз
пасовало перед тем, что приходилось видеть и переживать, перед непомерными
психическими   и   нравственными   перегрузками,   перед    патологической
жестокостью карателей,  многие  поступки  которых  непостижимы  с  позиции
элементарной логики. "Џросто ушли все мерки: когда человек должен плакать,
когда улыбатьсЯ".  ‚озможно,  именно  по  этой  причине  герой  "•атынской
повести" лишен нормального восприЯтиЯ, то утратив слух  (после  контузии),
то зрение в результате все той же контузии. Ќо именно эта его увечность  и
наделЯет его особой способностью  ощущать  прошлое,  придает  чрезвычайную
зоркость его душевной памЯти, в которой навек незамутненными запечатлелись
образы всенародного испытаниЯ, партизанские будни - долгие  годы  кровавой
войны.
   Џри поЯвлении "•атынской повести" ЂлесЯ Ђдамовича многим казалось,  что
это  произведение  строго   документального,   почти   мемуарного   жанра,
привЯзанное к конкретному месту и времени,  с  кругом  вполне  достоверных
событий  и  действующих  лиц.  ’акому  впечатлению   в   немалой   степени
способствовало и название, прЯмо  относЯщее  повествование  к  трагической
истории всемирно известной белорусской деревни, уничтоженной  фашистами  в
1943 году. Љроме того, читатели  уже  знали  ЂлесЯ  Ђдамовича  как  автора
партизанской дилогии  "Џартизаны",  где  со  скрупулезной  правдивостью  и
полнотой нашли свое воплощение личный опыт Ђдамовича-партизана, его семьи,
кошмарнаЯ атмосфера оккупации и  многие  страницы  партизанской  борьбы  в
лесах Ѓелоруссии.
   „а, задолго до того,  как  стать  писателе"  и  ученым-литературоведом,
Ђлесь Ђдамович прошел жестокую школу войны, котораЯ  застала  его  зеленым
подростком и, проведЯ через  кровавое  горнило  борьбы,  выпустила  в  мир
обогащенным уникальным опытом партизана-антифашиста. €менно там, на войне,
в лесах и болотах Ѓобруйщины, Ђдамович постиг непреходЯщую ценность  таких
человеческих качеств, как верность  дружбе,  товарищество,  преданность  и
героизм, познал зловещие следствиЯ подлости и измены - всего того,  что  в
последующем лЯжет в основу его блестЯщей военной прозы и в немалой степени
определит его человеческое и художническое мировоззрение.
   Ћднако каким бы Ярким и самодовлеющим ни был личный военный опыт автора
"•атынской повести" и ее документальнаЯ основа, по прочтении ее становитсЯ
Ясно,  что  этот  опыт,  кроме  того,  счастливо  оплодотворен  недюжинным
талантом художника и мыслителЯ, всегда остро и точно  чувствующего  времЯ,
живое биение человеческого сердца в нашем творческом мире.  ‚  повести  мы
часто встречаемсЯ с многочисленными выходами автора-рассказчика в материал
наших дней, жадно прислушиваемсЯ к его размышлениЯм или диалогу ѓайшуна  с
его  постоЯнным  оппонентом  Ѓокием,  и  в  этих  диалогах  находим  новое
постижение глубины и смысла прошлой войны. ’ема ее в течение многих лет не
оставлЯет Ђдамовича-художника и Ђдамовича-публициста, как не оставлЯет она
и человечество,  спустЯ  сорок  лет  снова  очутившегосЯ  перед  ужасающей
катастрофой, грозно нависшей над миром. ‘илой таланта  прозаика  мы  снова
переносимсЯ в то грозовое времЯ и вместе с героЯми совершаем  беспримерную
одиссею по мукам и смертЯм.
   ѓорЯт леса и деревни  Ѓобруйщины,  всю  ночь  в  разных  местах  пылает
горизонт, удушливо чадЯт  торфЯники,  темень  ночи  то  и  дело  прорезают
трассирующие очереди немецких пулеметов, в небе рЯбит от сверканиЯ  ракет,
и в этой огненной круговерти, как  в  безысходной  западне,  мечутсЯ  тени
партизан и среди них четырнадцатилетний подросток ”лера ѓайшун. Ќа  первый
взглЯд кажетсЯ, ну, что они могут, эти оголодалые,  вымокшие  в  болотине,
измотанные бессонницей люди, что они могут, кроме как бесславно  погибнуть
под адским огнем скорострельных немецких пулеметов? Ћни и погибают в самом
деле, но последний из них, ”лера, до последней возможности делает то, ради
чего послан из леса - он добывает пищу длЯ  женщин  и  детей,  много  дней
голодающих в болотах на торфЯном острове. Ќе его  вина,  что  вылазка  эта
оканчиваетсЯ столь трагично, а сам  ”лера  оказываетсЯ  в  обстановке  еще
более ужасающей -  его  хватают  каратели  и  вместе  с  жителЯми  деревни
Џереходы загонЯют в сарай - на сожжение. ‘лучай оставлЯет его в  живых,  и
мы благодарны этому случаю, так  как  становимсЯ  свидетелЯми  новой  цепи
жестоких испытаний - боЯ с карателЯми, захвата  их  партизанами,  наконец,
находим маленький философский  шедевр,  почти  самостоЯтельную  новеллу  в
повести - круговой бой карателей с партизанами. € все это  глазами  ”леры,
через его юношеское восприЯтие,  одинаково  обостренное  к  собственным  и
чужим переживаниЯм, к своим и немцам, к хорошему  и  плохому.  Ќе  случаен
именно такой герой в повести Ђ.Ђдамовича, он с наибольшим чистосердечием и
глубиной транслирует нам из прошлого самые душераздирающие моменты  войны,
которые годы спустЯ преподаватель вуза ѓайшун  осмысливает  философски,  с
позиции нового времени и опыта прожитых лет. ‚оенный же подросток ”лера не
слишком умудрен знаниЯми, пока он эмпирик, но война муками проходит  через
его сознание, и ему нужно  немало  сил  длЯ  того,  чтобы  выстоЯть  в  ее
дьЯвольских  передрЯгах.  Ћн  боретсЯ  с  врагом  и  противостоит   напору
каждодневных потрЯсений,  когда  утешает  "сумасшедшаЯ  мысль,  что  маму,
сестричек, что всех деревенских уже не убьют, никогда не  убьют",  потому,
что уже убили и тем обезопасили от новых безмерных страхов и  мучительного
ожиданиЯ  смерти.  ‚  другой  раз  потрЯсенный  зверской   расправой   над
безвинными жителЯми Џереходов, ”лера думает о захваченных в плен  палачах,
что им мало смерти, что они только того и ждут,  чтобы  от  тЯжести  своих
злодеЯний "спрЯтатьсЯ в смерть", тем  самым  избежав  чего-то  несравненно
большего, чего они заслужили. Ќепомерны, на грани патологического, мысли и
чувства юноши, но они обусловлены чудовищным ходом событий, в которых  ему
приходитсЯ участвовать. Ќе всЯкому по  плечу  то,  что  пришлось  пережить
”лере, утратившему на войне  здоровье,  зрение,  но  сохранившему  веру  в
высокое предназначение человека.
   Ѓезусловно, главный,  "сквозной"  герой  повести  ”лера  ѓайшун,  кроме
которого, однако, на ее  страницах  проходЯт  перед  читателем  колоритные
партизанские образы командира отрЯда Љосача, чересчур говорливого в момент
опасности партизана ђубежа, который пытаетсЯ тем самым побороть свой страх
и добросовестно делает свое нелегкое дело; подорвавшего себЯ в безвыходной
ситуации одноногого ‘тепки-фокусника, неукротимого  в  безудержном  порыве
отмщениЯ  за  односельчан  Џерехода.  Џолный   девичьего   обаЯниЯ   образ
тоненькой, "как  линеечка",  девочки-девушки  ѓлаши  естественно  и  легко
входит в тревожное сознание  ”леры  первым,  еще  не  осознанным  чувством
любви, чтобы спустЯ годы превратитьсЯ в зрелое чувство  к  ѓлаше  -  жене,
матери его сына. €скусно очерченный треугольник ”лера - ѓлаша -  Љосач  не
много проЯвлЯет в повести,  однако  в  своем  подтексте  содержит  богатый
драматический материал человеческих  отношений,  значителен  и  правдив  в
своей непростой природе.  ‚  самом  деле,  если  война  изуродовала  ”леру
физически, то она же не пощадила  и  сильного,  бравого  командира  отрЯда
Љосача,  "выстудив"  его  нравственно,  превратив,  по  словам  ѓлаши,   в
"вымороженный дом с выдранными дверЯми и окнами". …стественно,  что  ѓлаша
предпочитает ему незрЯчего, но сохранившего человеческое тепло ѓайшуна,  -
тепло, которого  так  не  хватает  многим  "высушенным",  "выстуженным"  в
жестоких испытаниЯх войны.
   "•атынскаЯ  повесть"  -  это  талантливо  воплощеннаЯ   памЯть   войны,
повесть-напоминание и повесть-предупреждение. Ћпыт тех, кто пережил войны,
не может пропасть даром, он учит человечество, может,  самой  элементарной
из истин: только не щадЯ своей жизни, можно отстоЯть  свободу  и  победить
врага. ’ем более такого изощренного, каким был немецкий фашизм.
   •удожественно-философское  разоблачение  всех  разновидностей  мирового
фашизма по-прежнему ЯвлЯетсЯ важнейшей темой современного искусства. ќто и
понЯтно, потому что фашизм - Явление живучее, многоликое,  способное,  как
показала жизнь, с одинаковой жестокостью поражать народы всех континентов.
“бедительный тому пример - памЯтные событиЯ в —или или  недавнЯЯ  трагедиЯ
Љампучии, которые, несомненно, послужат  исходным  материалом  длЯ  многих
произведений мирового искусства.
   —то же касаетсЯ советской литературы, то она  продолжает  разрабатывать
опыт  борьбы  советского  народа  с  немецким  фашизмом,   принесшим   ему
неимоверные страданиЯ. €менно в этом русле создана и другаЯ повесть  ЂлесЯ
Ђдамовича - "Љаратели".
   Ђвтор исподволь,  неторопливо  подводит  читателЯ  к  широкой  панораме
трагедии белорусского поселка Ѓорки, прослеживаЯ весь дьЯвольский ход этой
"акции  устрашениЯ",   одной   из   многих,   заливших   невинною   кровью
оккупированную землю Ѓелоруссии. ‡десь, в Ѓорках, ее осуществлЯл проклЯтой
памЯти батальон одного из нуворишей нацизма доктора „ирлевангера,  который
ЯвилсЯ инициатором и режиссером множества подобных акций  в  Ѓелоруссии  и
Џольше, но начинал он с Ѓорков, где в течение одного днЯ  было  уничтожено
почти две тысЯчи ни в чем не повинных людей. Љонечно,  длЯ  работы  такого
масштаба требовались  опытные  исполнительские  кадры,  и  они  нашлись  у
„ирлевангера. ђазные  пути  привели  их  в  это  одно  из  самых  жестоких
карательных формирований фашизма, но в самом начале каждого были  страх  и
желание выжить любой ценой. ќто была  действительно  банда  уголовников  и
предателей различных возрастов, вероисповеданий и характеров, объединенных
патологическим усердием в своем стремлении угодить фашизму.
   € здесь Ђлесь Ђдамович далек от сочинительства,  фабульнаЯ  основа  его
повести  строго  и  подробно   документирована,   вплоть   до   мельчайших
подробностей. Ђвтору не много пришлось домысливать -  историЯ  уничтожениЯ
Ѓорков хорошо известна в Ѓелоруссии.  ѓлавной  его  задачей  было  желание
рассказать об участниках и  вдохновителЯх,  начинаЯ  с  ѓитлера  и  кончаЯ
последним рЯдовым полицаем - плюгавым „оброскоком.
   ‡адача, надо прЯмо сказать, не  из  легких.  Ћна  требовала  не  только
углубленного знаниЯ оккупационной атмосферы, условий партизанской  борьбы,
но и  недюжинного  таланта  психоаналитика,  способного  постичь  ущербную
психику людей, которых с позиций  нормальной  человеческой  логики  понЯть
невозможно. Ђдамович понЯл, чтобы разоблачить и возненавидеть.
   ЌесложнаЯ на первый взглЯд схема многих  характеров,  однако,  таила  в
себе всю запутанность человеческих  отношений,  разобратьсЯ  в  которой  -
благодатнаЯ  задача  художника.  Ћдна  из   таких   непростых,   по-своему
усложненных бесконечною цепью преступлений натура самого  „ирлевангера,  в
чем-то  повторЯющаЯ  патологическую  сущность  фюрера  и  развивающаЯ   ее
кровавой  конкретикой  действиЯ.  „ирлевангер  деЯтелен,  по-своему  умен,
решителен,   твердо   верует,   как   он   сам   формулирует,    в    силу
"национал-социалистических идей и  детской  крови".  ‚  то  же  времЯ  это
типичный мелкобуржуазный делец, даже на  войне  содержащий  работающую  на
него сапожную мастерскую с группой обреченных евреев,  сожительствующий  с
женщиной, "сомнительной" в расовом отношении, что по нацистским установкам
считалось немалым риском. "‘орвиголова  этот  „ирлевангер!"  -  восхищенно
думают  о  нем  подчиненные,  подобострастно  внимаЯ   его   каннибальской
заповеди:
   "џ не против, чтобы вы спали с русской девкой, но вы  обЯзаны  тут  же,
своей рукой застрелить ее".
   ‘трелЯть они умели.
   ђЯдовой полицай ’упига, один из самых  усердных  убийц  батальона,  так
поднаторел в своем деле,  что  тЯнет  пулеметной  очередью,  "как  опытный
портной  шов  -  твердо  и  плавно...".  ќто  палач   по   призванию,   он
патологически влюблен в свое ремесло и убежденно  ненавидит  тех,  кто  от
этого ремесла отлынивает.
   Ћсобое место в повести занимают взаимоотношениЯ командира  карательного
взвода Ѓелого с его дружком ‘уровым, воплощением черной совести взводного,
своеобразным его алиби на непредвиденный случай,  человеком-"ксендзом",  у
которого что-то зашито в подкладке - индульгенциЯ за прегрешениЯ на двоих.
Џри всей фатальной разобщенности фашистских прислужников эти двое до  поры
до  времени  действительно  сплочены  одной  тайной,  гнетущим  намерением
выпутатьсЯ из положениЯ, которое в принципе не имеет выхода.  ЌесмотрЯ  на
все их стараниЯ, фашистскаЯ действительность оказываетсЯ сильнее, и  планы
Ѓелого-‘урова рушатсЯ. ‚переди тупик.
   ’очно таким же  тупиком,  лишь  растЯнутым  по  времени,  заканчиваетсЯ
преступно-мЯтущаЯсЯ жизнь  ротного  Њельниченко,  одного  из  приспешников
националистического охвостьЯ, пошедшего за ѓитлером по убеждению.
   Џослушно расправлЯЯсь с белорусскими деревнЯми,  убиваЯ  во  дворах,  в
избах, в сараЯх, они тем самым неотвратимо приближали себЯ к той последней
черте, за которой их ждало полное расчеловечение,  тотальное  освобождение
от всех нравственных обЯзательств перед  людьми  и  страной.  Њоральный  и
духовный примитивизм этих людей позволил фашизму использовать их по своему
усмотрению и с наибольшим эффектом, независимо от их воли.
   ‚се они склонны к размышлениЯм и рефлексиЯм на досуге,  так  или  иначе
объЯснЯЯ свое положение. Џолицаи поменьше чином обычно не рассуждали,  они
делали свое  кровавое  дело  с  фанатичной  тупоголовостью.  ‘  ужасающими
подробностЯми в повести  воссоздаетсЯ  поистине  апокалипсическаЯ  картина
уничтожениЯ  одного  из  лагерей  в   Ѓобруйске,   когда   под   предлогом
спровоцированных  беспорЯдков  гитлеровцы  расстрелЯли  всю  многотысЯчную
массу военнопленных. Ќемногие уцелевшие в этом аду после всего пережитого,
сломленные и душевно искалеченные, пошли служить  немцам,  не  подозреваЯ,
что впереди их ждет нечто похуже.
   ќтих людей нельзЯ ни понЯть, ни оправдать.
   Џотому что, погибаЯ сами, они не вправе были губить  соотечественников,
пособничать врагу, становитьсЯ послушным орудием в  преступных  фашистских
действиЯх. ‚се дальнейшее, что случилось с теми, кто пошел в  услужение  к
палачам, находилось  за  пределами  человечности,  потому  что  платой  за
преступную собственную жизнь были реки  крови  безвинных.  Џостепенно,  но
неотвратимо обрывались  все  нити,  свЯзывающие  их  с  прежней  довоенной
жизнью, и каждый день их  существованиЯ  лишь  усугублЯл  их  и  без  того
непомерную вину перед ђодиной. Џри  всей  кажущейсЯ  интегрированности  их
судеб и поступков они каждый до конца оставались удивительно отмежеванными
друг от друга, исступленно одинокими в своем ежечасном и ежедневном усилии
переиграть смерть. ђазумеетсЯ, это было непросто в обстановке  непрерывных
боев  с   партизанами,   атмосфере   ненависти   со   стороны   населениЯ,
безжалостного фашистского террора, когда зачастую с  одинаковой  легкостью
катились в общую Яму головы жертв и головы их палачей.
   Љомпозиционное строение повести представлЯет собой безжалостный  разрез
- обнажение всей дьЯвольской системы фашизма.  Ќемного  найдетсЯ  в  нашей
литературе произведений, где бы на такой относительно небольшой площади  с
такой Яркостью и  глубиной  было  препарировано  все  социальное  Явление,
построенное на страхе, бездумном подчинении и авантюризме. Љнигу  начинает
и заканчивает выписанный  изнутри  образ  икльгрубера  -  ѓитлера  с  его
пространными  рефлексиЯми-монологами,  полного  непомерного  честолюбиЯ  и
бахвальства, изобличающими ничтожество обывателЯ, капризною  волею  случаЯ
вознесшегосЯ  над  одним  из  древнейших  государств  …вропы.  ‚о   многие
положениЯ его бредней просто трудно поверить, если  отрешитьсЯ  от  мысли,
что в свое времЯ  они  двигали  судьбами  народов.  €менно  этот  во  всех
отношениЯх заурЯдный авантюрист, возомнивший  себЯ  орудием  провидениЯ  и
мессией  германцев,  стал  непосредственным  виновником  гибели  более  40
миллионов человек в …вропе. Ћднако и этого ему  было  мало,  он  мечтал  о
власти над  миром,  осуществлЯемой  с  высот  ѓималаев.  €сториЯ,  однако,
распорЯдилась иначе, и незадачливый ницшеанский последыш на глазах у всего
человечества сам превратилсЯ в недочеловека, трусливую обезьЯну на дереве.
   Џовесть насыщена обильным документальным материалом о людЯх и  событиЯх
минувшей войны и ЯвлЯетсЯ новым свидетельством героической  борьбы  народа
против его угнетателей.
   Њногие ее с умом и  блеском  написанные  страницы  согреты  благородным
чувством  любви  и  признательности  к  тем,  кто  погиб,   не   преступив
человечности, исполнены ненависти к палачам, пролившим невинную  кровь  во
имЯ сумасбродных идей фашизма.  Ђвтор  со  всей  очевидностью  и  глубиной
вскрывает подлую природу страха и предательства, в финале которых - всегда
смерть и презрение.
   ќти  две  самобытные  и  во  многих  отношениЯх  поучительные  повести,
несомненно, принадлежат к тем счастливым произведениЯм литературы, которым
уготована долгаЯ жизнь.

   1980 г.



ЌЂ ’›ЌџЌЋ‚‘Љ€• —’…Ќ€џ•

   ђазвитие  любой  современной  науки,  в  том  числе  филологической   и
литературоведениЯ, в качестве непременного условиЯ  требует  досконального
освоениЯ  предшествующих  накоплений,  полного   уЯснениЯ   свЯзей   между
предыдущими и последующими периодами. ќтой важной задаче как нельзЯ  лучше
служат ’ынЯновские чтениЯ, регулЯрно проводимые общественностью,  а  также
Љомиссией по литературному наследию ћриЯ Ќиколаевича ’ынЯнова.
   ‡десь нет необходимости подробно говорить о  месте  этой  замечательной
личности в истории русской литературы,  русской  филологии  и  даже  кино;
заслуги эти огромны, а  оставленное  им  наследие  столь  велико  в  своем
содержании,  что  вот  уже  на  протЯжении  около  сорока  лет  продолжает
привлекать все большее число ученых и исследователей. ‚ вышедшем недавно в
ђиге "’ынЯновском сборнике" [’ынЯновский сборник. ђига,  "‡инатне",  1984]
представлена  лишь  небольшаЯ  часть  из  того,  что  было   сообщено   на
конференции в мае 1982 года, состоЯвшейсЯ на родине  ’ынЯнова  в  ђезекне.
Ќесомненно, однако, что это лучшаЯ часть как по  глубине  проникновениЯ  в
творчество писателЯ, так и по важности затронутых проблем, так  или  иначе
свЯзанных с его прозой, работами в русской филологии и кино. ‚ этой  свЯзи
нельзЯ не отметить прежде всего предпосланное сборнику вступительное слово
‚.Ђ.Љаверина, одного из  немногих  наших  современников,  наиболее  близко
стоЯвших к ’ынЯнову, знавшего его с юных лет, дружившего с  ним  до  самой
кончины писателЯ и теперь на протЯжении длительного времени возглавлЯющего
Љомиссию по литературному наследию этого писателЯ. Ђвтор  в  сжатой  форме
точно и емко формулирует смысл  непреходЯщего  значениЯ  ћ.Ќ.’ынЯнова  как
прозаика,    автора     широко     известных     исторических     романов,
ученого-исследователЯ, практика и  теоретика  советского  кино  на  раннем
этапе его развитиЯ. “никальность единениЯ в одном лице большого ученого  и
большого писателЯ, пишет  ‚.Љаверин,  в  своем  взаимодействии  привело  к
замечательным  итогам  -  созданию  прекрасных  книг   прозы   и   научных
произведений. ‘ерьезное занЯтие филологией не мешало, а помогало  ’ынЯнову
создать углубленные образы героев его исторических романов, обогащало  его
стиль; в  то  же  времЯ  опыт  ’ынЯнова-прозаика  побуждал  его  на  новые
исследованиЯ с рЯдом замечательных выводов и открытий. ‡.Ќ.ЏолЯк, говорЯ о
документальных источниках  романа  "‘мерть  ‚азир  Њухтара",  прослеживает
огромную работу автора  с  эпистолЯрным  наследием  Ђ.‘.ѓрибоедова  и  его
современников. Њетод "скрытого"  цитированиЯ  первоисточников  как  основы
документальности,   то   есть   достоверности   и   историчности,   широко
использованный ’ынЯновым, позволил ему достичь замечательных результатов в
области художественной прозы.
   ‚о  многих  отношениЯх  интересно  малоизвестными  в  литературоведении
фактами сообщение ћ.Њ.‹отман и ћ.ѓ.–ивьЯн "SVD: жанр мелодрамы и историЯ",
где на замечательном кино- и  литературном  материале  анализируетсЯ  опыт
’ынЯнова-сценариста, создателЯ сценариев фильмов "инель", "Џоручик  Љиже"
и особенно "SVD", написанного им совместно с ћ.ѓ.Ћксманом.  ќтот  сценарий
любопытен  длЯ  нас  смелым  вторжением   мелодраматического   вымысла   в
конкретный исторический материал, сочетанием разнородных жанровых стилей и
заимствований, свойственных кинематографу периода его становлениЯ,  и  той
ролью, которую сыграло в нем творчество ’ынЯнова как председателЯ ЋЏЋџ‡а.
   ‹ичность   выдающегосЯ   ученого   или   художника   всегда    ЯвлЯетсЯ
притЯгательным объектом как  длЯ  широкого  круга  читателей,  так  и  длЯ
ученых-исследователей.   ‘овременники   ’ынЯнова   оставили   нам   немало
проникновенных  воспоминаний  о  нем,  число  этих  воспоминаний   растет.
Њ.Ћ.—удакова и ….Ђ.’оддес останавливаютсЯ в своем  разборе  на  "Њемуарных
заметках"  крупного  ученого,  историка  русской  литературы,   профессора
ћ.ѓ.Ћксмана, чье общение и  совместнаЯ  работа  с  ’ынЯновым  продолжалась
более  двадцати  лет.  Љак  показывают   авторы   разбора,   свидетельства
ћ.ѓ.Ћксмана ценны еще и тем, что жизненный и литературный опыт  мемуариста
во многих отношениЯх был сходен с опытом самого ’ынЯнова.
   ‚ этих коротких заметках нет  возможности  подробно  анализировать  все
материалы сборника, несомненно того заслуживающие. € все-таки хотелось  бы
упомЯнуть содержательные статьи и сообщениЯ  ‚.‚.Џугачева,  Њ.‹.ѓаспарова,
‹.„.ѓудкова и Ѓ.‚.„убина, ‚.€.Ќовикова.  Љак  указываетсЯ  в  предисловии,
авторы  этих  работ  "стремЯтсЯ  показать  историко-культурный   подтекст,
вовлечь  в  рассмотрение  наследие   не   одного   деЯтелЯ,   но   и   его
современников".
   ‚ общем это справедливо. „остоинство сборника,  несомненно,  повышаетсЯ
расширительным  пониманием  значениЯ  ћ.Ќ.’ынЯнова   в   истории   русской
литературы,  где,  по  выражению   ‚.Ѓ.кловского,   "взаимодействуют   не
отдельные элементы, а системы, и системы эти  не  пропадают  бесследно,  а
вступают во взаимодействие".
   ЋстаетсЯ пожелать только, чтобы столь важное и  благородное  дело,  как
издание  "’ынЯновских  сборников",  равно  как  и  проведение  ’ынЯновских
чтений, происходило регулЯрно и на столь же высоком нравственном и научном
уровне, как это делалось до сих пор.

   1985 г.



‚…‹€ЉЂџ ЂЉЂ„…Њ€џ - †€‡Ќњ

   „иалог: ‚.Ѓыков - ‹.‹азарев

   ‹.‹.: ђасскажите, пожалуйста, о вашей "дописательской"  биографии.  ќто
не праздное любопытство: многое в  творчестве  писателЯ  определЯетсЯ  уже
тем, что заставило его в свое времЯ взЯтьсЯ за перо, как и в свЯзи с чем в
нем пробудилсЯ художник. Љакую роль в  этом  сыграло  ваше  пребывание  на
фронте? ‚едь длЯ людей нашего поколениЯ (мы ровесники, у нас общаЯ военнаЯ
судьба) война была и осталась главным жизненным испытанием, многое  в  нас
сформировала именно она. Ѓорис  ‘луцкий  очень  точно  заметил,  что  наше
поколение война пересоздала "по своему образу и подобию".  —ем  стали  эти
годы войны длЯ вас, что значили длЯ вашей писательской судьбы?
   ‚.Ѓ.: ђодилсЯ и вырос Я в  Ѓелоруссии,  в  предвоенные  годы  училсЯ  в
‚итебском художественном училище, занималсЯ  скульптурой,  изобразительным
искусством  и  не  помышлЯл  о  писательстве.  Ќо  вот   грЯнула   ‚еликаЯ
ЋтечественнаЯ война, котораЯ захватила менЯ летом 1941 года на  “краине  и
позже привела в  ‘аратовское  пехотное  училище.  Џосле  его  окончаниЯ  в
должности командира  стрелкового  взвода,  взвода  автоматчиков  и  взвода
противотанковой артиллерии (калибра 45, 57 и 76 мм) воевал до конца войны.
   Љак видите, сложилось  так,  что  период  юности  и  возмужаниЯ  нашего
поколениЯ совпал с  годами  войны,  и  первой  наукой  жизни,  которую  мы
постигли в юности, была труднейшаЯ  наука  войны  со  всей  сложностью  ее
проблем и человеческих отношений.
   ‚о времЯ войны, как никогда ни до, ни после ее,  обнаружилась  важность
человеческой нравственности, незыблемость основных моральных критериев. Ќе
нужно  много  говорить  о  том,  какую  роль  тогда  играли  и  героизм  и
патриотизм. Ќо разве только они определЯли социальную значимость личности,
поставленной нередко в обстоЯтельства выбора между жизнью и  смертью?  Љак
известно,   это   очень   нелегкий   выбор,   в   нем   раскрываетсЯ   всЯ
социально-психологическаЯ и нравственно-этическаЯ суть личности.
   Њне думаетсЯ, что было бы неразумно и нерасчетливо  пренебрегать  этим,
миллионами вынесенным из войны опытом, к тому же оплаченным столь  дорогой
ценой. € менЯ интересует в первую очередь не сама война, даже не ее быт  и
технологиЯ боЯ, хотЯ все это длЯ искусства  тоже  важно  и  интересно,  но
главным образом нравственный мир человека, возможности его духа.
   ‹.‹.: Ќо после фронта и продолжаЯ еще службу  в  армии,  вы  писали  на
другие  темы.  €  так  было,  кстати,  со  многими   вашими   ровесниками,
вступавшими в литературу...
   ‚.Ѓ.: „а, так было со многими. Ћчевидно, это случилось  потому,  что  в
годы  войны  ввиду  недостаточной  зрелости  и   незначительности   нашего
жизненного опыта (в его житейском и биологическом понимании) мы не  смогли
сразу постичь всю сложность того, что видели и что переживали  на  фронте.
ќто пришло позже, и многих из нас заставило, так  сказать,  задним  числом
задуматьсЯ о давно пережитом и даже забытом, с расстоЯниЯ  десЯтка  лет  и
высоты  накопленного  опыта  попытатьсЯ  открыть  там  нечто  такое,   что
оказалось живым и поучительным длЯ всех.
   Ћчевидно, к таким тугодумам принадлежал и Я, долгое времЯ  после  войны
полагавший, что все сколько-нибудь значительные проблемы войны  достаточно
разработаны литературой, так много и горЯчо писавшей во времЯ  войны,  что
гораздо интереснее мало длЯ нас знакомое, но бурно захватившее всех  времЯ
мира с его новыми радостЯми и новыми трудностЯми. Ќаверное, так полагал не
один Я, опыт многих моих ровесников, впоследствии  зарекомендовавших  себЯ
очень значительными авторами военной темы, свидетельствует о том же.
   ‹.‹.: ‚аши ровесники  в  литературе,  писатели  военного  поколениЯ,  с
которыми ваше имЯ  постоЯнно  ставЯт  рЯдом,  -  ћрий  Ѓондарев,  ѓригорий
Ѓакланов, Ђлександр Ђдамович, ‚иктор Ђстафьев  -  уже  написали  книги,  в
которых  рассказываетсЯ  и  о  мирном  времени.  ‚ы  среди  них,  кажетсЯ,
единственный, кто после первых опытов  целиком  посвЯтил  свое  творчество
темам войны. —то же заставлЯет вас снова и снова возвращатьсЯ  к  событиЯм
тех дней?
   € что, на ваш взглЯд, - подойдем  и  с  этой  стороны  к  доставленному
вопросу, - еще, так сказать, недоисследовано нашей литературой,  создавшей
уже прекрасную и обширную библиотеку книг о ‚еликой Ћтечественной войне?
   ‚.Ѓ.: Њногие факторы человеческой  сущности  вместе  с  войной  ушли  в
прошлое. Џеред обществом и  индивидуумом  мирное  времЯ  выдвинуло  новые,
только ему свойственные проблемы.  ’ак,  например,  проблема  героизма  во
времЯ войны ЯвлЯетсЯ решающей,  главной.  ‘мелость,  отвага,  презрение  к
смерти - вот  те  основные  качества,  которыми  определЯетсЯ  достоинство
воина. Ќо в мирное времЯ мы не ходим в разведку, презрение к смерти от нас
не требуетсЯ и отвага нам необходима лишь в чрезвычайных ситуациЯх. Ћднако
то, что в войну стоЯло за героизмом, питало его, было его почвой, -  разве
это утратило свою силу? „а,  мы  не  ходим  сегоднЯ  в  разведку,  но  это
обстоЯтельство не  мешает  нам  и  теперь  ценить  в  товарище  честность,
преданность в дружбе, мужество,  чувство  ответственности.  €  теперь  нам
нужны принципиальность,  верность  идеалам,  самоотверженность,  -  это  и
сейчас определЯет нашу нравственность, как в годы войны питало героизм.  Ђ
воспитание  коммунистической  нравственности   -   первоочереднаЯ   задача
литературы.  Њножество  примеров  из  жизни,  свидетельства  прессы,  наши
повседневные наблюдениЯ настойчиво  говорЯт  о  злободневной  неотложности
этой задачи. ђост материальной  обеспеченности  общества,  повышение  роли
науки и техники не приводЯт автоматически к более высокой  нравственности,
к духовному богатству. Ќапротив, все это нередко отходит на  второй  план,
скудеет.  Њы  знаем   о   пагубной   власти   материального   в   западном
потребительском обществе с его стандартной ширпотребовской  культурой.  Њы
видели на примере ѓермании, к чему может привести  передоваЯ  техника,  не
контролируемаЯ нравственностью, не обеспеченнаЯ духовностью.
   ‹итература должна  не  переставаЯ  бить  в  свои  колокола,  настойчиво
пробуждаЯ в людЯх потребность в  высокой  духовности,  без  которой  любой
самый высокий прогресс материальной культуры будет не в радость.
   ‹.‹.: ѓоворЯ как-то о повести "‘отников", вы  заметили:  "Ђ  разве  это
повесть о партизанской войне?" (џ бы, правда, сказал не столь категорично:
эта повесть не только о партизанской войне.) Ќо, судЯ  по  сказанному,  вы
сознательно ищете современную проблематику, обращаЯсь  к  действительности
военной поры. ‚опрос в том: современнаЯ ли -  в  прЯмом  и  точном  смысле
слова - эта проблематика? ‚едь каждое времЯ - вы тоже помЯнули об  этом  -
все-таки рождает свои собственные проблемы. Ђ модернизациЯ или  архаизациЯ
их может увести от правды.  €ли  это  проблематика,  на  самом  деле  лишь
"рифмующаЯсЯ" с теми вопросами, над которыми мы сейчас бьемсЯ,  помогающаЯ
найти ключ к решению? € еще одно: не  здесь  ли  один  из  источников  тех
споров, которые нередко возникали в  критике  вокруг  ваших  произведений,
когда их современный пафос истолковывалсЯ или чересчур узко  или  чересчур
расширительно?
   ‚.Ѓ.: ‚еликаЯ ЋтечественнаЯ война советского  народа  против  немецкого
фашизма  длилась  четыре  года,  но  ее  духовно-физический   "концентрат"
составлЯет целую эпоху в нашей истории. ‚ течение этих четырех лет так или
иначе нашли свое отражение многие века нашей истории, нашей политики,  все
составлЯющие психологии, морали и  нравственности  нашего  народа.  ЌельзЯ
также полагать, что „ень Џобеды 9 маЯ 1945  года  ЯвилсЯ  переломным  днем
нашего существованиЯ, что как  только  затихли  раскаты  орудий,  жизнь  в
мгновение ока изменила характер и стала безмЯтежной и благостной. Ќа самом
деле жизнь  из  одного  качества  в  другое  эволюционировала  медленно  и
малозаметно. Њногое из того, что мы открыли длЯ себЯ в  годину  тЯжелейших
испытаний,  с  нами  и  поныне,  многие  наши  духовные,  нравственные   и
организационные приобретениЯ так или иначе оказывали  или  оказывают  свое
влиЯние на последующую жизнь общества. Џоэтому  существует  ли  надобность
длЯ литератора подгонЯть правду нашего существованиЯ под правду войны  или
реконструировать  действительность?  Ќе  плодотворнее  ли  поискать  общий
знаменатель, философский корень  того,  что  имело  место  в  войне  и  не
утратило своего нравственного или иного значениЯ и теперь? Љонечно,  метод
охоты  снайперов  за  вражескими  солдатами  врЯд  ли   способен   всерьез
заинтересовать кого-либо нынче, снайперы не самаЯ актуальнаЯ специальность
длЯ общества мирного времени; отошли в  прошлое  многие  другие  качества,
некогда важные длЯ войны, и с ними носители этих качеств. Ќо вот  любители
подставить ближнего под удар судьбы или начальства, чтобы самому  укрытьсЯ
за его спиной, не перевелись и поныне.  Џравда,  в  годы  войны  это  было
заметнее и более впечатлЯюще по результатам,  теперь  нередко  такие  вещи
выглЯдЯт менее драматически, но при всем том природа их  остаетсЯ  единой.
Џрирода предательства во всех видах отталкивающа и предосудительна, какими
бы мотивами это предательство ни руководствовалось и какие бы благие  цели
ни преследовало.
   ‚ этой свЯзи будет нелишне,  Я  думаю,  вспомнить  о  некоторых  спорах
вокруг одного из персонажей моей повести "‘отников". џ имею в виду ђыбака.
Њне думаетсЯ, что  причина  падениЯ  ђыбака  в  его  душевной  всеЯдности,
несформированности   его   нравственности.   Ћн   примитивный   прагматик,
совершенно не соотносЯщий цели со средствами. ‚ойна длЯ него - простое  до
примитива дело, с исчерпывающей полнотой выраженное постулатом: "чьЯ сила,
того и право" и еще: "своЯ рубашка ближе к телу". Ћн не враг по убеждениЯм
и не подлец по натуре, но он хочет жить вопреки  возможностЯм,  в  трудную
минуту игнорируЯ интересы ближнего, заботЯсь  лишь  о  себе.  ЌравственнаЯ
глухота не позволЯет ему понЯть глубину его падениЯ. ’олько в конце  он  с
непоправимым опозданием обнаруживает, что в иных случаЯх выжить не  лучше,
чем умереть. Ќо чтобы постигнуть это, ему пришлось пройти через целый  рЯд
малых и больших предательств, соглашательств, уступок коварному и  хитрому
врагу, каким  был  немецкий  фашизм.  ‚  итоге  духовнаЯ  гибель,  котораЯ
оказываетсЯ горше и позорнее физической гибели.
   Љонечно, современный читатель не стоит перед таким выбором,  но  судьба
ђыбака, может быть, заставит его задуматьсЯ над тем, как опасны  сделки  с
собственной совестью и к чему они могут привести человека...
   ‹.‹.: ‚  отличие  от  литературных  ровесников  вас  не  занимала  тема
поколениЯ юношей 41-го года, которой они в своем творчестве отдали немалую
дань. Ќе потому ли, что они начали свой литературный путь раньше, чем  вы,
и успели об этом довольно много написать? Ќе потому ли вы с самого  начала
пошли по пути несколько иному?
   ‚.Ѓ.:  ‚ероЯтно,  и  поэтому.  „ействительно,  они  довольно   подробно
написали о судьбе - военной и послевоенной - юношей 41-го  года  до  того,
как Я начал писать вообще. Ќо тут есть и еще одна причина. Ћни, вернувшись
сразу после окончаниЯ войны к мирной жизни, в  институты  и  университеты,
были теснее свЯзаны со своими ровесниками, чем  Я,  продолжавший  и  после
войны немалое времЯ служить в армии на  окраинах,  в  далеких  гарнизонах.
Њногие проблемы, которые были насущны и очень  важны  длЯ  них,  длЯ  менЯ
находились за пределами моего личного жизненного опыта.
   ‹.‹.: Ћднажды вы заметили, что немалую роль в рождении книг о  солдатах
пехоты, котораЯ "в прошлой войне ЯвлЯлась не только царицей  полей,  но  и
пролетариатом всех битв, выигранных ею большой  кровью",  играет  "чувство
долга живущих непехотинцев, вдоволь насмотревшихсЯ на кровь,  муки  и  пот
пехоты". ‚ другой раз вы писали: "„а, это он, рЯдовой великой битвы, ничем
не выдающийсЯ бывший колхозник или рабочий, сибирЯк  или  рЯзанец,  долгие
месЯцы мерз под „емЯнском, перекопал сотни километров земли под Љурском  и
не только разил огнем немцев, но и крутил баранку  на  разбитых  фронтовых
дорогах, прокладывал и держал свЯзь, строил дороги, наводил переправы.  Ћн
многое пережил, этот боец, голодал, изнывал от жары, побаивалсЯ смерти, но
добросовестно делал свое незаметное солдатское дело. €, пройдЯ  через  все
испытаниЯ, он не утратил своей человечности, познал и  накрепко  усвоил  в
великом коллективе изначальную правду жизни и многое другое". ЋпираЯсь  на
эти ваши высказываниЯ, можно, мне кажетсЯ, определить не только  среду,  в
которой вы ищете героев (в новой повести "‚олчьЯ стаЯ" она,  скажем,  дала
образы ‹евчука и ѓрибоеда), но  и  нечто  более  важное  -  круг  проблем,
характерных именно и только длЯ войны всенародной, какой была война против
гитлеровских захватчиков. €меют ли эти сказанные вами слова  действительно
"программный" характер?
   ‚.Ѓ.:  Ќаша  великаЯ  война,  как  известно,  изобилует   всевозможными
подвигами, сотни тысЯч людей всех поколений, воинских званий и родов войск
совершили на ней чудеса храбрости и воинского умениЯ. Ќо лично Я,  немного
повоевавший в пехоте и испытавший  часть  ее  каждодневных  мук,  как  мне
думаетсЯ, постигший смысл ее большой крови, никогда не  перестану  считать
ее роль в этой войне ни с чем не сравнимой ролью. Ќи один род войск  не  в
состоЯнии сравнитьсЯ с ней в ее циклопических  усилиЯх  и  ею  принесенных
жертвах. ‚идели ли вы братские  кладбища,  густо  разбросанные  на  бывших
полЯх сражений от ‘талинграда до  ќльбы,  вчитывались  ли  когда-нибудь  в
бесконечные столбцы имен павших, в огромном большинстве  юношей  1920-1925
годов рождениЯ? ќто - пехота. Ћна густо устлала  своими  телами  все  наши
пути к победе, сама оставаЯсь самой малозаметной и малоэффективной  силой,
во всЯком разе, ни в какое сравнение не идущей с таранной  мощью  танковых
соединений, с огневой силой бога войны - артиллерии, с блеском и  красотой
авиации. € написано о ней меньше всего. Џочему? „а все потому же, что тех,
кто  прошел  в  ней  от  Њосквы  до  Ѓерлина,  осталось   очень   немного,
продолжительность жизни пехотинца в стрелковом полку исчислЯлась немногими
месЯцами. џ не знаю ни  одного  солдата  или  младшего  офицера-пехотинца,
который бы мог сказать ныне, что он прошел в пехоте весь ее  боевой  путь.
„лЯ бойца стрелкового батальона это было немыслимо.
   ‚от почему мне думаетсЯ, что самые большие возможности военной темы  до
сих пор молчаливо хранит в своем прошлом пехота. ‚ремЯ показывает, что уже
врЯд ли придет оттуда в нашу литературу ее гениальный апостол,  зато  нам,
живущим и, может, еще что-то могущим,  надо  искать  там.  Џехота  прошлой
войны - это народ со всей его многотрудной бранной  судьбой,  там  надобно
искать все.
   ‹.‹.:  ‚аши  последние  произведениЯ  посвЯщены   партизанам.   Ќо   вы
партизаном не были, воевали в регулЯрной армии. € все-таки Я  хочу  задать
вам вопрос, имеЯ в виду и ваши партизанские повести:  в  какой  мере  ваши
личные впечатлениЯ, ваш военный опыт входЯт в ваши произведениЯ? Њогли  бы
вы писать о войне, в том числе и партизанской,  если  бы  вы  не  были  на
фронте?  €  с  другой  стороны,  когда  вы  начали  писать  о  партизанах,
потребовал ли этот, новый длЯ вас, материал каких-то дополнительных усилий
длЯ овладениЯ им? Љак вообще вы собираете материал? Љонечно,  это  сложный
процесс. Ќо если его до известной степени  упростить  и  логизировать,  то
какое место занимают беседы с участниками войны, изучение архивов,  чтение
мемуаров, военно-исторических работ и т.д.? –елеустремленны ли ваши поиски
материала или он накапливаетсЯ сам собой?
   ‚.‚.: •отЯ Я пишу о войне  довольно  давно,  темой  партизанской  войны
занЯлсЯ лишь в последнее времЯ, после того, как обнаружил, что она таит  в
себе  возможности,  которые  далеко  не  всегда  предоставлЯет   фронтоваЯ
действительность   с    высокой    степенью    ее    организованности    и
регламентированностью всего ее быта и деЯтельности. ЏартизанскаЯ же  война
в значительной мере (особенно на ее  раннем  этапе)  -  процессе  действиЯ
масс,   стихийности   ее   человеческого   материала,   нравственного    и
психологического разнообразиЯ, что всегда предпочтительнее длЯ литературы.
€звечнаЯ тема "выбора" в партизанской войне и на оккупированной территории
стоЯла острее  и  решалась  разнообразнее,  мотивированность  человеческих
поступков была усложненнее, судьбы людей богаче, зачастую трагичнее, чем в
любом  из  самых  различных  армейских  организмов.   €   вообще   элемент
трагического, всегда ЯвлЯющийсЯ существенным  элементом  войны,  проЯвилсЯ
здесь во всю  свою  страшную  силу.  Њожно  сказать,  не  боЯсь  впасть  в
преувеличение, что длЯ полнокровного  изображениЯ  в  литературе  трагедии
оккупированных  территорий  слишком  бледны  употреблЯемые  длЯ   обычного
бытописаниЯ краски. ‡десь  нужны  совершенно  другие  средства  и  страсти
масштаба шекспировских.  џ  всегда  с  большой  робостью  берусь  за  этот
материал  и,  может  быть,  вовсе  не  взЯлсЯ  бы,  если  бы  не  мысль  о
быстротекущем  времени,  с  каждым  годом  все  меньше   оставлЯющем   нам
свидетелей и свидетельств той невообразимой по  человеческим  переживаниЯм
эпохи. Џри этом, разумеетсЯ,  было  бы  немыслимо  сколько-нибудь  успешно
справитьсЯ с ним, не обладаЯ опытом войны,  ведь  главнаЯ  идейнаЯ  основа
здесь та же, что и  в  действующей  армии,  психологические,  нравственные
предпосылки многих  поступков  тождественны.  џ  не  вел  целеустремленных
поисков материала, не занималсЯ сбором его. ’ам, где Я живу,  в  этом  еще
нет надобности, здесь еще очень многое напоминает о прошедших годах войны.
   ‹.‹.:  Ќакопленные  художниками  впечатлениЯ   бытиЯ   по-разному   ими
реализуютсЯ, в чем и  сказываетсЯ  писательскаЯ  индивидуальность  каждого
автора. ’ак вот, были  ли  у  каких-то  из  ваших  героев  прототипы,  или
близость создаваемого характера к реальному  лицу  вас  свЯзывает?  ’о  же
самое Я хочу спросить о сюжетных ситуациЯх: опираетесь ли вы  на  реальные
событиЯ, подлинные случаи, имевшие  место  в  действительности,  или  ваше
знание жизни позволЯет вам создавать вымышленные, но правдивые ситуации?
   ‚.Ѓ.: “ менЯ тут нет никакой определенной системы.  Љаждый  раз  бывает
по-разному. “ некоторых из созданных мной образов есть прототипы. •отЯ и в
данном случае прЯмого "списываниЯ" нет,  происходит  обычнаЯ  литературнаЯ
трансформациЯ. Њне уже  приходилось  как-то  писать  об  этом,  приводЯ  в
качестве примера два образа из повести "’ретьЯ ракета". ‘амый достоверный,
"списанный" образ там - командир орудиЯ  старший  сержант  †елтых.  Њногие
черты его внешности и его характера Я  действительно  списал  с  командира
орудиЯ  моего  взвода,  с  которым  воевал  в  ‚енгрии,  находЯсь  в  10-й
истребительно-противотанковой  артиллерийской   бригаде.   …го   настоЯщаЯ
фамилиЯ ‹укьЯнченко. ‘ледовательно, он не командир сорокапЯтки и не  погиб
на плацдарме в ђумынии, но благополучно довоевал войну  и  в  сорок  пЯтом
демобилизовалсЯ  из  армии.  Ќо  в  остальном  он  тот   же:   по-хозЯйски
расчетливый,   неторопливый,    не    шибко    грамотный    -    настоЯщий
хлебороб-колхозник, сменивший в силу войны плуг на орудие. Ћн был одним из
лучших командиров орудий в нашем противотанковом полку.
   „ругой образ из той же повести, рЯдовой Љривенок, тоже во многом списан
с реального лица, только лицо это имело к моей  биографии  несколько  иное
отношение и в другое времЯ. Љак-то был у менЯ во взводе  один  взбалмошный
боец, он причинил много неприЯтностей командирам и плохо кончил по  своей,
между прочим, вине. Љривенок в повести не такой, но  во  многом  похож  на
того, другого бойца.
   џ уже писал также  о  родословной  ђыбака  из  "‘отникова",  прообразом
которого послужил человек,  кроме  одинаковой  судьбы,  не  имевший  более
ничего общего с его литературным персонажем. Ќо именно общность  судьбы  и
сделала его прототипом, и теперь Я не могу их разделить -  один  вызвал  к
жизни другого. —то это - прототип, менее того или больше - Я не думал,  да
и есть ли надобность разбиратьсЯ в этом?
   Ќо даже и в тех случаЯх, когда сам автор затруднЯетсЯ назвать  реальный
прообраз героЯ, значит ли это, что таковой вовсе отсутствует? ‡абытые  или
полузабытые жизненные впечатлениЯ, образы, характеры людей и  даже  личные
настроениЯ давних лет, запечатлевшись глубоко в подсознании, могут однажды
воскреснуть и предстать перед автором как увиденное или почувствованное им
впервые. Ћсобенно если несколько  стертых  характеров  трансформируетсЯ  в
один сборный - Яркий и полнокровный,  тот,  о  котором  говорЯт,  что  он,
выдуманный, заключает в себе больше правды, нежели существовавшие на самом
деле. ‚едь в процессе  творчества,  как  известно,  роль  подсознательного
чрезвычайно важна.
   ‹.‹.: Ђ сюжетные ситуации?
   ‚.Ѓ.: ’очно так же и сюжетные ситуации. ‘ некоторыми из них у  менЯ  не
было лишних забот - они взЯты прЯмо из  моей  фронтовой  действительности,
степень конструированиЯ в них весьма незначительна. ’аковы сюжеты "’ретьей
ракеты", "Ђтаки с ходу", отчасти "ЉруглЯнского моста"  и  "‚олчьей  стаи".
”абула каждой из этих повестей  была  заранее  известна,  автору  пришлось
только разработать ее в деталЯх и населить подходЯщими образами.
   „ругие  же  сюжеты  складывались  из  различных   случаев,   постепенно
соединЯлись,  образуЯ  единое   целое.   Љакие-то   стыки   домысливались,
отыскивались органические свЯзи, видоизменЯЯсь, различные  случаи  как  бы
притирались друг к другу. Ђ бывало, что какаЯ-то жизненнаЯ историЯ служила
лишь завЯзкой, началом повести, все остальное уже диктовало воображение.
   ‘праведливости ради надо сказать, что невыдуманность первых  решительно
не имеет преимуществ перед сконструированностью  других,  составленных  из
различных кусков, и не гарантирует от неудачи. ‚о всЯком случае, те  вещи,
сюжеты  которых  мне  пришлось,  что  называетсЯ,   выдумать   ("‡ападнЯ",
"‘отников", "„ожить до рассвета", "ЂльпийскаЯ баллада"), врЯд ли  уступали
в своей жизненной  достоверности  сюжетам  непридуманным.  ‚идимо,  многое
здесь решаетсЯ всем идейно-образно-сюжетным комплексом, различным в каждом
отдельном случае  и  окончательно  определЯющим  литературное  достоинство
вещи.
   ‹.‹.: Ђ  как  у  вас  возникает  замысел,  что  служит  первотолчком  -
пришедшаЯ в голову  мысль,  проблема,  которую  вы  хотите  поставить  или
исследовать, какие-то впечатлениЯ и  воспоминаниЯ  или  чей-то  рассказ  о
пережитом и т.д.?  €ли  в  разных  случаЯх  бывает  по-разному?  …сли  это
воспоминание или чей-то рассказ, то вас привлекает "просвечивающаЯ" в  нем
проблема  или  к  ней  вас  приводит  логика  воссоздаваемых   событий   и
раскрывающихсЯ характеров?
   ‚.Ѓ.: ‚заимодействие частей в схеме: замысел - материал  -  воплощение,
пожалуй, самое трудное длЯ постижениЯ  и,  пожалуй,  наименее  осмысленнаЯ
область  психологии  литературного   творчества.   џсно,   что   постоЯнно
бодрствующаЯ авторскаЯ мысль, несущаЯ в себе нравственно-философскую идею,
лишь тогда в  состоЯнии  литературно  произрасти,  когда  она  попадает  в
благоприЯтную почву  жизненного  материала.  Ќеобходим  подходЯщий  синтез
идеи,  жизненно  достоверной  ситуации  и   соответствующих   человеческих
образов, способных в данных обстоЯтельствах выразить данную  идею.  —то  в
моем сознании поЯвлЯетсЯ прежде и что  после,  по-моему,  не  суть  важно.
Њожет   поЯвление   точно   подмеченных   характеров,    поставленных    в
соответствующие ситуации, привести к выражению той или иной идеи, а  может
и  идеЯ  длЯ  своей  литературной  реализации   вызвать   к   жизни   свои
адвокаты-образы. ‚ "’ретьей ракете" Я не навЯзывал моим персонажам никакой
литературной идеи, они  жили,  страдали,  воевали  каждый  в  силу  своего
характера  и  сложившихсЯ  обстоЯтельств.  ‚   итоге   их   самопроЯвлениЯ
обнаружилась и читаетсЯ какаЯ-то идеЯ, наверно, более сложной  идеи  и  не
надобно длЯ этой маленькой повести. —то же касаетсЯ "‘отникова", то  здесь
все было подчинено заранее определенной идее, хотЯ это вовсе  не  означало
диктат автора над характерами и обстоЯтельствами - просто автор достаточно
хорошо знал своих героев и  по  возможности  точнее  рассчитал  логику  их
поступков. Љ тому же длЯ выражениЯ  данной  идеи  Я  старалсЯ  выбрать  из
запасников своей памЯти наиболее подходЯщие персонажи.
   ‹.‹.: џ хочу напомнить  то,  что  сказано  в  одной  вашей  статье:  "‚
"‘отникове", - писали вы, - Я с самого начала знал, чего хочу в  конце,  и
последовательно вел своих героев к сцене казни, где один  помогает  вешать
другого". Ђ как было в других случаЯх, в других повестЯх: знали ли  вы,  к
чему должны прийти в конце? Ќе случалось ли вам  испытывать  сопротивление
родившегосЯ под пером характера? Њне, например, кажетсЯ, что в "Ђльпийской
балладе" и "„ожить до рассвета" вас кое-где ведет не логика  характеров  и
обстоЯтельств, а опережающаЯ их мысль. Њысль, которую вы хотите  выразить,
становитсЯ хозЯйкой положениЯ. —то вы думаете на этот счет?
   ‚.Ѓ.: џ думаю, что если характер схвачен точно,  если  он  поставлен  в
подходЯщие длЯ его раскрытиЯ обстоЯтельства, если  авторское  отношение  к
нему верно, - никаких особых сюрпризов быть не должно.
   џ уже  говорил  о  "‘отникове".  —то  касаетсЯ,  например,  "„ожить  до
рассвета" и образа главного героЯ этой повести, лейтенанта €вановского, то
менЯ здесь прежде всего интересовала  мера  человеческой  ответственности.
Љак  известно,  на  войне  выполнЯютсЯ  приказы  старших  начальников.   €
ответственность за удачу или  неудачу  той  или  другой  операции  делитсЯ
пополам между ее исполнителем  и  руководителем.  Ђ  здесь  случай,  когда
инициатором операции выступает сам исполнитель - младший  офицер,  но  все
дело в том, что эта его инициатива заканчиваетсЯ полным  фиаско.  Љонечно,
€вановский тут ни при чем, можно оправдать его, ведь  он  честно  исполнил
свой долг. Ќо сам  €вановский  оправдать  себЯ  не  может:  ведь  операциЯ
потребовала  невероЯтных  усилий,  за  нее  заплачено  жизнью  людей,  его
подчиненных. ‚ гибели €вановского не виноват никто: он сам выбрал длЯ себЯ
такой удел, потому что обладал высокой  человеческой  нравственностью,  не
позволЯвшей ему схитрить или слукавить ни в большом, ни в малом...
   ‹.‹.: Њне кажетсЯ, что многое в этой повести  определЯетсЯ  и  временем
действиЯ: начало зимы сорок  первого  года,  враг  все  ближе  подходит  к
Њоскве. Ѓез пониманиЯ этого трудно постичь логику поведениЯ героЯ.  ‚  эту
пору каждый честный человек был готов  на  все,  чтобы  спасти  ђодину,  и
отдать свою жизнь за  то,  чтобы  уничтожить  хотЯ  бы  одного  вражеского
солдата, - это не казалось чрезмерной ценой. € трагический финал  повести,
как мне представлЯетсЯ, подводит читателЯ к этой мысли...
   ‚.Ѓ.: „а, времЯ, изображенное  в  повести,  -  самаЯ  трагическаЯ  пора
‚еликой Ћтечественной войны. Љроме всего прочего, многие воины  тогда  еще
не имели того опыта, того умениЯ воевать, которые пришли позже. Ќо тем  не
менее патриотизм, самоотверженность, сила духа и волЯ к сопротивлению были
очень высоки,  благодарЯ  им  мы  выстоЯли.  ‚  тех  условиЯх,  когда  нам
недоставало  воинского  мастерства  и  военной  техники,  люди,   подобные
лейтенанту €вановскому, пытались  это  компенсировать  самоотверженностью,
готовностью пожертвовать собой, любой ценой остановить врага. Џозже волЯ к
победе и самоотверженность, подкрепленные воинским умением и преимуществом
в боевой технике,  приводили  к  результатам  более  значительным,  чем  у
лейтенанта €вановского...
   ‚прочем, дело, как мне кажетсЯ, вовсе не в боевом  результате  той  или
иной операции или действиЯ, длЯ литературы о  войне  одинаково  важны  как
удачи, так и поражениЯ, большие и малые. Љ тому же, что  такое  победа,  а
что поражение с точки зрениЯ нравственной или философской, которые  больше
всего другого интересуют в искусстве? €вановский, разумеетсЯ, был побежден
и погиб на своем маленьком поле боЯ, но если он из тех  людей,  о  которых
сказано, что  их  можно  убить,  но  нельзЯ  победить,  то  его  поражение
Явственно превращаетсЯ в иное, противоположное качество. €менно  на  стыке
этих  взаимоисключающих  понЯтий   и   таЯтсЯ   значительные   возможности
литературы,  нередко,  к  сожалению,  игнорируемые  нами,   привыкшими   к
предельной Ясности, с которой соседствует упрощенчество.
   ‹.‹.: Џочти все, что вы написали, принадлежит к одному жанру - короткой
повести: поначалу она напоминала своей структурой  повесть  лирическую,  и
критики еще долго  ее  числили  по  этому  "разрЯду",  даже  тогда,  когда
основное ее содержание определилось как нравственно-философское. Љогда  вы
приступаете к работе над новой вещью, "задана" ли ее жанроваЯ структура  с
самого начала или это складываетсЯ само собой? ‘овсем недавно один  критик
написал, что вам уже "тесно" в том жанре, в  котором  вы  работаете  много
лет, что вы, он в этом убежден, должны перейти к  более  крупной  форме  -
роману. ‘овпадает ли это с вашими ощущениЯми и намерениЯми?
   ‚.Ѓ.: Њне трудно сказать, как будет дальше. Њожет быть, когда-нибудь  Я
и напишу роман. Ќо пока у менЯ нет подобного намерениЯ.
   ’ак получилось, что с самого начала Я  писал  преимущественно  повести.
Љогда-то эти повести действительно были лирическими. Џотом,  очевидно,  по
мере того, как их автор обретал литературный опыт, характер их  изменилсЯ.
ЏринимаЯсь за новую вещь, Я не определЯю ее размер  или  структуру,  хотЯ,
конечно,  и  предполагаю,  какой  примерно  получитсЯ  эта  вещь,  и  знаю
навернЯка, что это будет повесть. Ќо в процессе работы она становитсЯ  или
короче, или длиннее,  чем  мне  представлЯлось  вначале.  €ногда  какие-то
звеньЯ сюжета, какие-то эпизоды сокращаютсЯ, другие, наоборот, развиваютсЯ
подробнее. Ђ в общем, Я не ощущаю тесноты в этом  обжитом  мною  жанре.  џ
думаю, что это очень емкаЯ форма  прозы  и  в  ней  можно  выразить  очень
многое, а главное - без утомительных излишеств.
   ‹.‹.: —асто говорЯт и пишут, что  ваши  повести  -  во  всЯком  случае,
последние - повторЯют художественную структуру  притчи,  хотЯ  оцениваетсЯ
это свойство по-разному - и как достоинство, и  как  недостаток.  Њне  это
определение  не  кажетсЯ  верным:   притча   предполагает   отрешение   от
конкретности - бытовой, психологической и прежде  всего  исторической.  Ќо
этого никак не  скажешь  о  ваших  повестЯх.  Џовод  же  длЯ  такого  рода
суждений,  мне  кажетсЯ,  в  том,  что  ваши  повести  отличаютсЯ  крайней
заостренностью   и   трагизмом   ситуаций,   нравственным   максимализмом,
бескомпромиссностью представлений о том, что хорошо и что дурно, которые и
определЯют  оценки  человеческого  поведениЯ.  Ќе  потому   ли   с   таким
постоЯнством  вы  оставлЯете  героев  один  на  один  со  своей  совестью,
повинуЯсь которой они сами должны решить свою  судьбу  в  обстоЯтельствах,
где за верность долгу платЯт жизнью?
   ‚.‚.: „ействительно, некоторым из моих критиков хотелось  бы  объЯснить
какие-то особенности моего творчества придуманной на ходу  приверженностью
автора к жанру притчи. „умаю, что  это  не  так.  ЉажущеесЯ  притчеобразие
некоторых из моих повестей проистекает, по моему мнению, не от  авторского
насилиЯ над жизненным материалом в угоду  заранее  принЯтой  идее,  не  из
стремлениЯ решить некую  абстрактную  моральную  задачу,  а  от  лаконизма
повествованиЯ   и   сжатости   действиЯ,   может   быть,   от    некоторой
беллетристической обедненности сюжета и стилЯ. Ћчевидно, иногда дает  себЯ
знать  примат  идеи  над  формой,  когда  идеЯ  не  всюду   находит   свое
органическое воплощение в форме. Ќаверное, все это  присуще  некоторым  из
моих повестей, но Я не стремлюсь к этому, более  того,  Я  этого  избегаю.
„ругое дело, как вы сказали, нравственный максимализм, без которого  Я  не
могу обойтись, потому что всеми средствами привык затЯгивать  нравственные
узлы, отчего порой слишком выпирает жесткость сюжетных конструкций.  ‚  то
же  времЯ  можно  понЯть   тех,   кому   хотелось   бы   мЯгкости   тонов,
обстоЯтельности переходов. Ќо что делать? ‚ойна плохо согласуетсЯ  с  этой
человеческой склонностью. ‚ойна - дело  слишком  серьезное,  чтобы  на  ее
материале конструировать воскресное чтение длЯ  досужих  читателей.  Љроме
того, Я убежден,  что  наиболее  правдиво  поведать  о  ней  можно  только
средствами реализма. ‚сЯкаЯ нарочитаЯ романтизациЯ, вольнаЯ или  невольнаЯ
эстетизациЯ этого народного бедствиЯ, на мой взглЯд,  ЯвлЯетсЯ  кощунством
по отношению к ее живущим участникам и  по  отношению  к  памЯти  двадцати
миллионов павших. ќто надлежит крепко помнить художнику,  обращающемусЯ  к
суровым годам  войны,  -  в  этом  своеобразный  категорический  императив
искусства нашего времени.
   ‹.‹.: Љакие свои книги вы любите больше всего и что вам в  них  дорого?
’олько не уходите от этого  вопроса,  заЯвив,  что  самаЯ  любимаЯ,  самаЯ
лучшаЯ еще не написана. Ћ будущих книгах, Я  надеюсь,  мы  еще  поговорим.
‡нать же, что писатель из созданного им ценит больше всего, - это  поможет
понЯть суть его художественных исканий... € еще один вопрос. Ќе  возникало
ли у вас по прошествии определенного времени желаниЯ вернутьсЯ,  дописать,
переписать когда-то написанные вещи?
   ‚.Ѓ.: Џервый вопрос действительно весьма затруднителен,  потому  что  у
писателЯ несколько оценочных критериев своих произведений. “  читателЯ,  в
общем, один критерий: понравилось или не понравилось, или это произведение
понравилось больше, а это меньше, даже когда он пытаетсЯ уЯснить длЯ себЯ,
почему понравилось и почему не понравилось. Ђвтора же свЯзывает  с  каждым
созданным им произведением очень многое: не только то, что  он  выразил  в
нем, но и то, скажем, что хотел выразить и как ему  это  удавалось.  Џотом
одна вещь пишетсЯ легче, а над другой  приходитсЯ  работать  порой  весьма
мучительно. …сли говорить конкретно, то более других  мне  дорога  повесть
"‘отников", котораЯ и писалась довольно легко, и жизненного  содержаниЯ  в
ней, может быть, несколько больше, чем в других вещах.
   —то касаетсЯ второго вопроса, то уж так повелось, что Я не  возвращаюсь
к вещам, ставшим достоЯнием читателЯ, длЯ этого у  менЯ  нет  ни  сил,  ни
желаниЯ. •отЯ почти всегда  в  опубликованной  вещи  обнаруживаю  какие-то
недоделки, недостатки, огорчаюсь, ругаю себЯ  за  недосмотр,  но  не  могу
заставить себЯ взЯтьсЯ за нее вновь. Ѓерусь за следующую.
   ‹.‹.: Љорабль спущен на воду?
   ‚.Ѓ.: €  отчалил  от  берега,  он  принадлежит  уже  не  строителЯм,  а
экипажу...
   ‹.‹.: …сть ли у вас среди классиков любимые писатели? ‚ критике,  когда
стараютсЯ определить традиции, с которыми свЯзывают ваше творчество,  чаще
всего называют имена „остоевского и Љузьмы  —ерного.  Ђ  как  считаете  вы
сами? …сть ли сознательность, намеренность в выборе писателем традиций?  €
что такое  "учеба  у  классиков",  о  которой  мы  так  часто  толкуем,  -
использование их опыта или стремление к той глубине проникновениЯ  в  душу
человека, которой они достигли?
   ‚.Ѓ.:  џ  думаю,  что  понЯтие  "учеба  у  классиков"  зачастую  у  нас
упрощаетсЯ. “читьсЯ у классиков - это не значит перенимать  их  технологию
творчества, осваивать  их  приемы.  ќто  нечто  гораздо  более  широкое  и
значительное:  уважение   к   правде,   проповедь   гуманизма,   понимание
общественного долга литературы и писателЯ, - все то, в  чем  действительно
состоит сила и значение классиков.
   Њои литературные симпатии  не  оригинальны  и,  быть  может,  покажутсЯ
старомодными. Љак и миллионы читателей, Я считаю  самым  высоким  в  нашей
литературе ‹ьва ’олстого, рЯдом с которым действительно поставить  некого.
‘воим  пророческим  предвидением,  пониманием  подспудного,  затаенного  в
человеческой душе всегда будет велик „остоевский, с  творчеством  которого
созвучно многое в произведениЯх  классика  белорусской  литературы  Љузьмы
—ерного. ‚еликаЯ русскаЯ литература была и  остаетсЯ  той  главной  школой
духовности, которую должен пройти каждый, прежде чем отважитьсЯ добавить в
ней какую-то свою строчку...
   Љроме того, Я хотел бы сказать, что в моей писательской судьбе  немалую
роль сыграло то обстоЯтельство, что Я писал в  одно  времЯ  и  при  полном
взаимопонимании с моими русскими сверстниками, авторами талантливых книг о
войне, среди которых в первую очередь хочетсЯ  назвать  ћриЯ  Ѓондарева  и
ѓригориЯ  Ѓакланова.  џ  многим   обЯзан   также   Ђлександру   Ђдамовичу,
великолепному белорусскому  прозаику  и  самому  проницательному  из  моих
критиков.
   ‹.‹.: Ќу, раз вы помЯнули, что Ђлександр Ђдамович не только прозаик, но
и критик, перейдем к этому вопросу. Џоговорим о критике. ‚ы как  будто  не
можете пожаловатьсЯ на ее невнимание: ваши  книги  рецензировали  много  и
охотно. •отЯ вам приходилось сталкиватьсЯ не только  с  проницательными  и
взыскательными  суждениЯми  критиков,  но  и  с   непониманием,   даже   с
недоброжелательством. €нтересуетесь ли вы  критикой  вообще  и  суждениЯми
критиков о вашем творчестве? ЌаходЯт ли они у вас внутренний отклик -  это
необЯзательно согласие и принЯтие, может быть и отталкивание? ‚ам порой  -
пусть не очень часто - тоже приходитсЯ выступать в роли  критика,  делаете
ли вы это с охотой или в силу долга?
   ‚.Ѓ.: џ отдаю себе отчет, что критика, как и критики  (впрочем,  как  и
писатели), бывают разными. Џравда, критики в моем сознании не  делЯтсЯ  на
тех, которые менЯ хвалЯт и которые менЯ ругают. „ело не в том, чтобы  тебЯ
похвалили. ЏриЯтно,  конечно,  когда  написанное  произведение  находит  у
критика такое же понимание, как у автора, когда критик не выискивает в нем
то, что с удовольствием потом осудит...
   ‹.‹.: Љогда он  понимает  внутренние  законы,  по  которым  создавалось
произведение, его пафос...
   ‚.Ѓ.: ‘овершенно верно. Ќо в то же времЯ бывает так, что иной критик по
разным причинам не  приемлет  данной  манеры  автора  и  заранее  настроен
неприЯзненно. €менно эта его настроенность выдает себЯ  с  самого  начала,
нередко с заголовка, и Я уже знаю все, что последует дальше. Ѓольше того -
еще  в  процессе  работы  над  повестью  Я  уже   предвижу,   что   скажет
определенного толка критик, предвижу весь несложный ход его мотивировок  и
рассуждений.  —итать  его  рецензию  бессмысленно,  потому  что  автор   и
рецензент как бы на разных берегах реки  и  каждый  видит  нечто  обратное
тому, что видит его  оппонент.  Џро  такого  критика  исчерпывающе  гласит
пословица: ему про ”ому, а он про  …рему.  ‘лучаетсЯ  и  так,  что  критик
ругает  автора  вовсе  не  за  то,  что  действительно  задевает  критика,
старательно им замалчиваетсЯ, и он отыгрываетсЯ на мелочах  и  положениЯх,
которые при желании можно истолковать различно.
   ЏриЯтно читать рецензию, пусть  самую  строгую,  где  критик  стремитсЯ
взглЯнуть на проблему твоими глазами и судит тебЯ с твоей же позиции.  Џри
этом давно замечено, что совершенно так же, как  первый  критик  стремитсЯ
подхватить любой действительный  промах  автора,  чтобы  использовать  его
против последнего, так же второй критик охотно готов переоценить  малейшую
удачу писателЯ, но и тот  и  другой  оставлЯют  истину  за  рамками  своих
рассуждений. ‚прочем, оно и понЯтно. ЋтстаиваЯ или отрицаЯ позицию автора,
каждый  из  критиков  оружием  собственной   аргументации   прежде   всего
обосновывает собственную позицию,  к  которой  произведение  автора  порой
имеет весьма отдаленное отношение, ЯвлЯЯсь лишь поводом  длЯ  критического
самовыражениЯ. —то тоже понЯтно.
   ‹.‹.: “ менЯ возникло такое ощущение, что в следующих после "‘отникова"
повестЯх, особенно в "Ћбелиске",  есть  внутреннЯЯ  полемика,  хотЯ  и  не
прЯмаЯ,  не  специальнаЯ,  с  тем,  что  писали  некоторые  критики  после
поЯвлениЯ "‘отникова"...
   ‚.Ѓ.: ‚озможно, хотЯ такой задачи - учитывать  замечаниЯ  критиков  или
полемизировать с ними на страницах своих произведений - Я перед  собой  не
ставил. џ уж не  говорю  о  том,  что,  когда  завЯзывались  споры  вокруг
какой-то из моих повестей, следующаЯ была  уже  в  работе...  Њожет  быть,
здесь дело в том, что иногда к проблемам,  которых  Я  только  коснулсЯ  в
какой-то повести (они были длЯ менЯ боковыми), Я возвращаюсь позже,  чтобы
занЯтьсЯ ими основательно...
   ‚ каждой отдельной вещи  не  может  быть  полной  картины  войны,  всех
выдвинутых временем проблем. ‚ маленькой  повести  может  быть  лишь  один
какой-то эпизод, какой-то момент, одна маленькаЯ грань того  времени.  Љак
можно требовать всей полноты картины войны от  одного  автора,  когда  всЯ
наша литература до сих пор еще не  может  охватить  всю  огромную  полноту
‚еликой Ћтечественной войны?.. € поскольку  Я  тоже  не  считаю  эту  тему
исчерпанной ни моим творчеством, ни литературой в целом,  в  каждой  своей
новой вещи стараюсь обнаружить то, что было упущено или не нашло  места  в
предыдущей, и это, вероЯтно, тоже может создавать  впечатление,  что  Я  в
своем творчестве полемизирую с критиками...
   ‹.‹.: џ хочу  напомнить  о  втором  моем  вопросе:  как  вы  сами  себЯ
чувствуете в роли критика?
   ‚.Ѓ.: Ќе слишком уверенно. ‚  литературе  Я  привык  мыслить  образами,
здесь же другаЯ форма мышлениЯ, которой  нужны  несколько  другие  навыки.
Ћдно дело получить впечатление от  определенного  произведениЯ,  и  совсем
другое - обосновать  это  впечатление,  перевести  его  в  логический  рЯд
силлогизмов. Ќо тем не менее иногда возникает  потребность  высказатьсЯ  в
печати по поводу того или иного  произведениЯ,  особенно  в  тех  случаЯх,
когда какое-то произведение, как мне кажетсЯ, не оценено  должным  образом
или оценено необъективно.
   ‹.‹.: Ќе случалось ли вам откладывать начатую вещь, если она  почему-то
не давалась? ‚озвращаетесь ли вы снова  к  ней?  …сть  ли  у  вас  "задел"
замыслов?  ‡наете  ли  вы,  заканчиваЯ  одну  вещь,  какую  будете  писать
следующую? Ќужны ли вам паузы между двумЯ книгами?
   ‚.Ѓ.: Њногие мои коллеги - Я не раз это слышал от них  -  считают,  что
паузы между двумЯ книгами должны быть как можно короче.  Љогда-то  Я  тоже
склонен был так думать, но потом это мое мнение переменилось.  •отЯ  сразу
переходить от одной вещи к другой кажетсЯ  легче,  так  сказать,  помогает
инерциЯ письма, однако, как мне теперь думаетсЯ, это  кажущаЯсЯ  легкость.
‚едь работа над книгой - это не только работа  над  строкой  и  фразой,  а
нечто еще более важное и трудное.  Џоэтому,  не  выносив  должным  образом
замысла, трудно создать что-нибудь  стоЯщее,  а  длЯ  вынашиваниЯ  надобны
времЯ и мысли. Ќадобно вещь спроектировать. ‚едь проза, как известно,  это
архитектура, а не искусство декоратора.
   Ќо самое трудное длЯ менЯ - выбрать  среди  многих  замыслов  тот,  над
которым сейчас надо работать. Ќе случайно Џушкин придавал  такое  значение
"форме плана". ѓлавнаЯ идеЯ произведениЯ, план  определЯютсЯ  выбором  той
или другой темы или идеи. ќтот выбор  должен  быть  оптимальным  в  смысле
задач и возможностей, и на него зачастую уходит  гораздо  больше  времени,
чем на  написание  произведениЯ.  ‡амыслов  у  менЯ,  повторЯю,  всегда  в
достатке, но при этом необходимо верно соотнести  эти  замыслы  со  своими
возможностЯми. (Љ понЯтию "возможности" Я отношу не только  способности  и
опыт, но и знание материала, владение им.)  €ногда,  приступив  к  работе,
выЯснЯешь, что выбранный замысел не по плечу, Я с ним не справлюсь.  ’огда
приходитсЯ  вещь  откладывать.  €ногда,  после  того  как  она  отлежитсЯ,
возникает новый взглЯд  на  тему,  новый  к  ней  подход,  новое  сюжетное
решение. ’ак случилось, например, с повестью "„ожить до рассвета", начатой
мной лет шесть назад, отложенной и дописанной в 1972  году.  Ќекоторые  же
замыслы так и  оказываютсЯ  отложенными  навсегда.  Ћсобенно  те,  которые
опоздали со своим поЯвлением или не были осуществлены  в  нужное  длЯ  них
времЯ.
   ‹.‹.: ‘тановитсЯ ли с годами, с  накопленным  опытом,  осознание  своих
возможностей более точным? €  всегда  ли  это  благо:  может  быть,  риск,
дерзание помогают иной раз сделать и то, что казалось невозможным?
   ‚.Ѓ.: Џожалуй, да.  Ќеопытность,  как  и  незнание,  не  всегда  плохо,
иногда, особенно в начале творческого пути, они немало способствуют  тому,
что автор беретсЯ за работу над вещью, за которую никогда  бы  не  взЯлсЯ,
знай он определенно, что это такое. €  случаетсЯ,  создает  что-то  весьма
удачное. € кто знает, сколько произведений остались ненаписанными в зрелом
возрасте  именно  в  силу  осознаниЯ  их  авторами  размеров   собственных
возможностей, а также из нежеланиЯ риска. ‡нание тут предостерегает автора
от самонадеЯнности, но и подрезает немаловажную в любом деле способность к
дерзанию. ‚едь всем известно,  что  идти  по  протоптанной  стежке  всегда
предпочтительно длЯ автора. Ќо не длЯ литературы, конечно.
   ‹.‹.: € наконец, последний вопрос: когда вы пишете,  думаете  ли  вы  о
своем будущем  читателе?  €ли  мысли  о  читателе  возникают,  когда  вещь
закончена?
   ‚.Ѓ.: џ плохо себе представлЯю,  что  такое  читатель  вообще.  џ  знаю
читателей  -  моих  знакомых,  могу  с  определенной   долей   уверенности
предвидеть реакцию каждого из них на какой-нибудь мой пассаж. Ќо  читатель
вообще?.. ‚едь он такой разный, духовно-нравственный  диапазон  его  столь
всеобъемлющ, что учесть его интересы или его отношение  без  ќ‚Њ  Я  не  в
состоЯнии. …сли Я думаю о чем-либо побочном, когда пишу,  так  это  скорее
литература, жизнь, насущные потребности времени,  общественнаЯ  атмосфера,
не учитываЯ характер  которых  что-либо  создать  невозможно.  Ќаконец,  Я
всегда считаюсь с возможной реакцией моих знакомых, людей, чьим  именем  Я
привык дорожить и в чью объективность глубоко верю.

   1975 г.



ЏЋ‹Ћ’ЌЂ, ЋЏЂ‹…ЌЌ›… ‚Ћ‰ЌЋ‰

   ’ворчество Њихаила ‘авицкого глубоко драматично в своей  основе,  любаЯ
тема на его полотнах  обретает  черты  заостренной  важности,  истинности,
порой подчеркнутой трагедийности. ЌачинаЯ с одной из первых своих работ  -
"Џартизаны", он  не  перестает  разрабатывать  тему  войны,  идЯ  по  пути
эпического истолкованиЯ всенародного подвига.
   –икл  его  картин,  посвЯщенный  партизанам,  выдвинутый  на  соискание
ѓосударственной премии ‘‘‘ђ, -  самое,  пожалуй,  значительное  Явление  в
белорусской национальной живописи. ‚сему миру известна  его  "ЏартизанскаЯ
мадонна".  „ревний  сюжет,  столетиЯ  вдохновлЯвший  художников  прошлого,
зазвучал на холсте Њихаила ‘авицкого свежо  и  волнующе.  ЊолодаЯ  мать  с
младенцем на руках,  горестное  лицо  старой  женщины,  прощальный  взглЯд
уезжающего в бой партизана  -  все  здесь  исполнено  драматизма,  дыханиЯ
грозной силы войны. Ќо  с  этой  безжалостной  силой  как  бы  диссонирует
задумчиво устремленный вдаль взглЯд молодой матери, более всех рискующей в
атмосфере опасности и менее всех защищенной от нее. ‚ этом  страдальческом
взглЯде, однако, великаЯ  материнскаЯ  любовь  и  надежда,  которых  не  в
состоЯнии лишить ее даже такаЯ жестокаЯ сила, какой была минувшаЯ война.
   •удожественнаЯ манера Њ.‘авицкого Ярка  и  своеобразна,  ее  невозможно
смешать ни с какой другой. ЉомпозициЯ и колорит - вот  две  самые  сильные
стороны его мастерства; детализациЯ мало интересует художника.  "„лЯ  менЯ
очень важно писать не как видишь, а как знаешь", - говорит  он.  €  каждый
раз нельзЯ не поражатьсЯ его знанию событий и  Явлений,  ставших  объектом
его изображениЯ.
   Ќаверно, поэтому в его  полотнах  так  много  обобщенно-символического,
исполненного в огрубленной, почти плакатной манере, несомненно  идущей  от
желаниЯ максимально выделить идею, почти  всегда  лежащую  у  ‘авицкого  в
глубине образа, за рамкой холста. Ќа холсте  лишь  ее  пластический  знак,
символ, выраженный предельно лаконично по форме, но исчерпывающей в  своем
содержании.
   Ћдна из его лучших  работ  партизанского  цикла  имеет  емкое  и  очень
конкретное   название   -   "‚итебские   ворота"   и   посвЯщена   реально
существовавшему в годы войны узкому  коридору  в  немецкой  линии  фронта,
через который продолжительное времЯ осуществлЯлось сообщение  партизанской
Ѓелоруссии  с  Ѓольшой  землей.  ќта  огромнаЯ  картина  состоит  из  рЯда
параллельных сюжетов, композиционно чрезвычайно насыщенных  и  напрЯженных
эмоционально. Ќа огненном фоне закатного неба черные ветви  деревьев,  под
ними три человеческих потока; два - туда и один, центральный, - оттуда;  в
нем белорусские женщины  с  узлами,  раненые,  выходЯщие  на  спасительную
Ѓольшую землю. Ћднажды увидев, невозможно забыть их темные, страдальческие
лица, скорбно сжатые губы. ‚о всей картине - ни одной  лишней  детали,  ни
одного необЯзательного мазка.
   „ыхание прошлой войны присутствует у Њ.‘авицкого всюду,  независимо  от
того, что изображено на его холстах. „аже в самых мирных сюжетах она  дает
себЯ знать то в трудном изгибе плечей пожилого человека, то в строгом,  со
скорбью, взглЯде немолодой  женщины,  то  в  особом,  почти  свЯщенном  ее
отношении к буханке только что испеченного хлеба. Ќаверно, это и  понЯтно,
если иметь в виду все те небывалые лишениЯ, которые вынес  народ  за  годы
войны, огромные жертвы среди населениЯ Ѓелоруссии.
   Њногие  картины  Њ.‘авицкого  именно   о   них,   простых   белорусских
крестьЯнах, рабочих, женщинах, матерЯх. ‚от они  остановились  зачем-то  в
центре ржаного полЯ, пЯтеро сельских тружеников: пожилой, наверное, немало
повидавший на своем веку, но все еще не  переставший  трудитьсЯ  на  земле
крестьЯнин, его  молодой  сын  или,  возможно,  односельчанин,  девушка  в
комбинезоне  и   две   женщины   в   темных   платках.   Ћни   в   деловой
сосредоточенности решают судьбы полЯ, его урожаЯ, возможно, вспомнив в эту
минуту о тех, кто тут работал до  них,  а  может,  погиб  на  этой  земле,
обильно политой человеческим потом и кровью. Љартина так и  называетсЯ  "‚
поле".
   Њ.‘авицкий много знает о предмете своего изображениЯ и  помнит  о  нем.
ЃиографиЯ народа, собственнаЯ биографиЯ художника  обЯзывают  его  бережно
хранить в памЯти все им  пережитое  и  своим  Ярким  талантом  без  устали
служить памЯти тех, кто вместе с  ним  отстаивал  ‘евастополь,  погибал  в
Ѓухенвальде и „ахау, кто четырежды пыталсЯ бежать на волю и чудом  осталсЯ
жив. Ќо прежде о тех, кто отдал свою жизнь в борьбе с фашизмом.
   ‘авицким создано много замечательных полотен на темы войны и мира.  …го
работы выставлЯлись  в  десЯтках  стран  света,  многие  из  них  отмечены
премиЯми, дипломами и медалЯми. ‡а десЯть с небольшим лет, прошедших после
окончаниЯ института имени ‘урикова, художником создано несколько  десЯтков
полотен, потребовавших поистине титанического труда. ‘реди них рЯд сложных
многометровых композиций, в том числе и  монументальнаЯ  роспись  в  Њузее
‚еликой Ћтечественной войны в  Њинске  площадью  сорок  восемь  квадратных
метров. Ђ совсем недавно москвичи и гости столицы на выставке  "Ќа  страже
ђодины" знакомились  с  новой,  не  менее  прекрасной  работой  художника,
названной им "Џоле", картиной, заставлЯющей говорить о нем как  о  мастере
высокой гражданской ответственности и большого мастерства.

   1973 г.



ѓ‹Ђ‚Ќ›‰ †ЂЌђ ‹€’…ђЂ’“ђ›

   ѓоворЯт, что главным показателем состоЯниЯ литературы на каждом  данном
этапе ЯвлЯетсЯ степень развитиЯ  жанра  романа,  что  только  роману  дано
поднЯть на себе самый полный груз времени со  всем  комплексом  его  идей,
тревог и исканий - его правды. Ќаверное, это так. „аже  в  младописьменных
литературах  роль  романа  становитсЯ  все  заметнее,  не  говорЯ  уже   о
литературах старых  и  развитых.  „ействительно,  мы  имеем  замечательные
достижениЯ  в  этой  области  прежде   всего   благодарЯ   рЯду   отличных
произведений последних лет —ингиза Ђйтматова,  ћриЯ  Ѓондарева,  ‚алентина
ђаспутина, Ќодара „умбадзе, „аниила ѓранина, ‚ладимира  Ѓогомолова,  €вана
—игринова, ћозаса Ѓалтушиса. Ћчевидно, характер романа,  его  возможности,
его наполненность правдой  времени  резко  изменились  с  течением  лет  и
выдвинули роман на передний край литературы.
   Ђ ведь еще лет 10-15 назад ситуациЯ в этой области была иной, роман  не
был тем, чем он стал ныне. ЏомнитсЯ, как Ђлександр ’вардовский,  тогдашний
редактор "Ќового мира", неоднократно утверждал, что  самым  оперативным  и
современным прозаическим жанром ЯвлЯетсЯ повесть. € действительно, 50-60-е
годы были временем расцвета повести. Џочему так? ђазумеетсЯ,  на  то  были
свои причины, некоторые из них отошли со своим временем, другие  остались.
…сли говорить о  злободневности  данного  жанра,  его  оперативности,  то,
разумеетсЯ, следует  отдать  предпочтение  короткой,  со  сжатым  сюжетом,
проблемной повести. ’очно так же, как в этом  отношении  повесть  уступает
очерку, также расцветшему в настоЯщее времЯ.  ‚  самом  деле,  по  остроте
познаниЯ жизни, быта, экономических, нравственных  и  иных  проблем  очерк
продемонстрировал свои блестЯщие возможности, свЯзанные  нынче  с  именами
€вана ‚асильева, ћриЯ —ерниченко, ЂнатолиЯ ‘трелЯного  и  других.  ‚от  уж
действительно чьи очерки можно класть на стол  ѓосплана,  пусть  попотеет.
Ѓез преувеличениЯ можно сказать, потеть ему в этом случае придетсЯ  долго,
потому что проблемы, поднимаемые в них, нешутейные и разработаны они,  как
правило, глубоко и остро. Ђвторам повестей трудно за  ними  угнатьсЯ.  ’ем
более  авторам  романов,  хотЯ  литература  времЯ  от  времени  становитсЯ
свидетельницей такого рода попыток, когда некоторые из романистов  целиком
посвЯщают свое детище какой-либо  хозЯйственной,  экономической  или  даже
технической проблеме. ќто так называемый производственный роман. Ќе  знаю,
как критики (Я здесь выступаю  как  частное  лицо,  так  сказать,  рЯдовой
читатель), но Я не могу вспомнить сколько-нибудь значительных удач в  этом
направлении. Ћчевидно, в наш сложный, бурно  развивающийсЯ  век,  век  Ќ’ђ
многие проблемы и экономические исканиЯ устаревают раньше, чем найдут свое
воплощение в романах, которые,  как  известно,  не  скоро  пишутсЯ  и  еще
медленнее издаютсЯ. ЏресловутаЯ плановаЯ система  и  на  книгоиздательском
деле отражаетсЯ точно так же, как и в других  хозЯйственных  областЯх:  не
столько толкает дело вперед,  сколько  тЯнет  его  назад.  Ќо  это  другой
разговор и не о том сейчас речь.
   ђечь о том, что же все-таки нынче роман, что он может  и  чем  он  быть
должен?
   Њне думаетсЯ, это мудрые люди  придумали  в  свое  времЯ  разграничение
литературы по  жанрам,  и  хотЯ  нынче,  как  никогда  прежде,  жанры  эти
становЯтсЯ  неопределенными,  размытыми,  подверженными  взаимодиффузии  и
смешению,  все-таки  жанровые  законы  остаютсЯ  в  силе,  и  безнаказанно
преступать их невозможно. Ћпыт деревенской и  военной  прозы,  опыт  наших
лучших  мастеров  литературы  красноречиво  подтверждает  это.   ’о,   что
свойственно повести, не очень подходЯще роману. ђоман может то, что не  по
силам повести. “ рассказа одни задачи, а у очерка совсем другие.
   ђазумеетсЯ, Я далек от того, чтобы выводить здесь какие-то правила, тем
более навЯзывать их уважаемым романистам. Ќо мне думаетсЯ, почему  бы  нам
не осмыслить того же Ђйтматова, Ѓондарева  или  ђаспутина?  ‚о  всех  трех
последних романах этих  авторов  при  всем  различии  их  -  тематическом,
философском, стилевом, этическом -  в  основе  авторской  концепции  лежит
человеческаЯ  судьба,  судьба  личности  в  драматические  моменты   нашей
истории. Ќеважно, как и какими средствами воплощаетсЯ это  в  романе  -  у
Ђйтматова это почти всЯ  жизнь  героЯ,  у  Ѓондарева  -  два  кардинальных
момента  жизни,  так  взаимоувЯзанные  между  собой,  что  определЯют  всю
заключенную между ними жизнь. ’о же у ђаспутина: на одном случае из  жизни
- случае, разумеетсЯ, очень значительном и важном, - показана человеческаЯ
судьба и даже более, как писал  Ђдамович,  "всенародное  наше  прощание  с
крестьЯнской Ђтлантидой, постепенно скрывающейсЯ во всем  мире",  уходЯщей
из жизни в историю. Љонечно, нужен недюжинный талант,  чтобы  решитьсЯ  на
задачу такой грандиозности, драму, свЯзанную с судьбой  личности  или  тем
более целого класса, не  каждый  романист  обладает  способностЯми  такого
масштаба. € в данном случае  успех  во  многом  был  обеспечен  счастливым
(технически выражаЯсь, оптимальным) сочетанием  высокой  задачи  и  мощных
литературных  способностей.  ‡начит,  приходитсЯ  соразмерЯть   эти   наши
возможности, - что делать? €наче каждый из нас  написал  бы  по  "‚ойне  и
миру" за свою жизнь, по крайней мере усидчивостью  нас  не  удивишь,  а  в
благих намерениЯх никто не усомнитсЯ.
   „а, теперь уже совершенно очевидно, что не всЯкаЯ пухлаЯ книжка прозы -
роман, так же не всЯкое стихотворение лесенкой есть поэзиЯ.
   †изнь  и  смерть  -  вечнаЯ  тема  искусства,  потому   очевидно,   что
человеческаЯ судьба заключена именно между двумЯ моментами -  рождением  и
смертью. Ќезависимо от того, как человек к ним относитсЯ,  они  определЯют
его судьбу, его самоценность среди других  ему  подобных  на  этой  земле.
Ћсобенно значительна и самодовлеюща именно смерть,  как  итог  судьбы,  ее
следствие. Њожно боЯтьсЯ  или  презирать  ее,  пренебрегать  ею  или  даже
жаждать ее, но независимо от наших к ней отношений никому не дано избежать
ее, и потому она незримо и постоЯнно присутствует в человеческом бытии,  в
значительной степени определЯЯ его содержание. Љогда-то в годы  войны  мы,
молодые тогда  люди,  познавшие  жизнь  именно  в  форме  жестокой  войны,
привыкнув к ней, даже не замечали  ее  постоЯнно  и  незримо  давЯщего  на
сознание пресса, мы сжились с ним и просто не могли себЯ ощущать иначе.  €
только 9 маЯ 1945 года, когда  этот  пресс  вдруг  исчез,  мы  не  столько
понЯли, сколько неожиданно длЯ себЯ  почувствовали,  от  чего  избавились.
Џрежде всего от неопределенности нашей судьбы. ‚первые за годы войны жизнь
обрела длЯ нас значение смысла и избавилась от власти случайного. Ќо  ведь
многие не дожили до этого днЯ, не дошли до  Џобеды  и  -  что  менЯ  давно
поражает - не то, что они погибли, это слишком банально на войне -  а  то,
что, погибнув, они так и не узнали об  окончании  этой  войны.  Џогибли  в
неведении. € до сих пор пребывают в оном.  Ќикогда  не  узнают,  о,  может
быть, самом важном из всего, что в течение рЯда лет занимало на земле  умы
миллионов людей.
   ЏонЯтно и в общем объЯснимо нередко высказываемое читательское  желание
счастливых финалов в наших произведениЯх. Ќо  вот  что  касаетсЯ  прозы  о
войне, то Я,  например,  каждый  раз  терЯюсь,  сталкиваЯсь  с  выражением
подобных желаний. ‚ таких случаЯх сам по себе  возникает  вопрос:  что  же
такое литература? € что такое искусство вообще?
   Љазалось бесспорным, что искусство -  это  средство  познаниЯ  жизни  с
целью ее совершенствованиЯ. Џоэтому лучшие произведениЯ  искусства  всегда
будоражили человеческое  сознание,  лишали  человека  самоуспокоенности  и
довольства собой и своим образом жизни. Њы знаем множество примеров такого
рода во все времена - от ‘ервантеса до Ђйтматова. Ќо  мы  не  можем  также
закрыть глаза и на то обстоЯтельство, что с некоторых  пор  искусство  все
больше  становитсЯ  средством  уик-энда,  сонливого  отдыха  или   шумного
фестивального  празднества.  Ћдин  уважаемый   кинорежиссер   в   недавней
дискуссии в "‹итгазете" так и написал черным по белому:  "—еловек  идет  в
кино, чтобы  развлечьсЯ,  значит,  задача  кино  развлечь  его,  коль  оно
получило с него 50 копеек за  билет".  Љниги  подорожали,  полтинником  не
обойдешьсЯ. ’огда что же, старатьсЯ развлекать на рубль? €ли на  трешку  и
больше, если это роман? ђазумеетсЯ, Я несколько утрирую, но все же не могу
отделатьсЯ от вопроса: что должна литература? “чить? ‚рЯд ли. ‚ наше времЯ
учителей-наставников достает и без литературы. Џробуждать чувства  добрые?
Ќо в области чувств мир дожил до Ядерного топора, тут не до добрых  чувств
- не потерЯть бы рассудок от ненависти. Њожет быть, в занимательной  форме
средствами  беллетристики  проповедовать   истины,   которые   в   другой,
незанимательной  форме,  уже  не   усваиваютсЯ   обществом?   —ем   больше
размышлЯешь над этими и схожими с ними вопросами, столь естественными  длЯ
людей нашей профессии, тем все больше склонЯешьсЯ к  единственно  разумной
возможности реалистического искусства: показать человеку  человека  таким,
каков он есть, и пусть он решает сам, каким  ему  быть.  Џусть  он  сам  и
выбирает свою судьбу, альтернативность которой  в  наше  времЯ  выражаетсЯ
предельно просто: жить или умереть.
   Ќо тут есть один щепетильный вопрос, относЯщийсЯ именно к этому показу.
ѓоворЯт, что культура - это памЯть человечества. ќто правильно. ‚се  дело,
однако,  в  том,  что  следует  помнить,  -   ведь   человеческаЯ   памЯть
избирательна, а искусство уже в силу своей природы избирательно тем более.
Ќапример, что касаетсЯ войны, то один из ее участников из всего пережитого
наиболее Ярко запомнил, как его догонЯли, хотели убить, но промахнулись, и
он до сих пор вскакивает по ночам  в  холодном  поту.  „ругой  -  как  его
награждали орденом, и он спустЯ годы  не  перестает  переживать  радостные
волнениЯ  по  этому  поводу.  ’ретьему  не  дает   покоЯ   случай,   когда
рассерженное начальство назвало его "дураком", но  теперь  это  популЯрное
слово в устах не очень разборчивого на слова начальства  звучит  длЯ  него
как "молодец" и заставлЯет каждый раз умилЯтьсЯ. ќто Я говорю о ветеранах,
но то же можно сказать и об авторах военных романов.
   ’еперь нередко можно  услышать  от  наших  читателей,  в  том  числе  и
ветеранов, суждениЯ вроде: "Ќу сколько можно перелопачивать  одно  трудное
да кровавое, ведь были же на войне и веселые моменты, и шутка, и смех". ’о
есть на первый план выходит все то же желание развлечьсЯ. Ќо ведь  во  все
времена жаждущие развлечений шли на торжища, в скоморошный рЯд, но никогда
- во храм. Ѓоюсь, что смешение жанров и особенно  забвение  высоких  задач
литературы грозЯт уравнЯть торжище с  храмом,  сделать  искусство  товаром
ширпотреба, средством, стоЯщим в рЯду с продукцией мебельщиков - не более.
’о, чем оно стало по  ту  сторону  океана,  где,  по  свидетельству  „жона
‘тейнбека,  "писатель  стоит  несколько  ниже  клоуна  и  несколько   выше
дрессированного тюленЯ". Ќо врЯд ли мы  захотим  когда-либо  сравнЯтьсЯ  с
клоуном или тем более с тюленем. „аже великолепно выдрессированным.
   џ думаю также, что, хотЯ мы, допустим, и не гениальные писатели, но уж,
во всЯком случае, квалифицированные читатели. ’о есть относительно  хорошо
знаем жизнь, чтобы разбиратьсЯ в ее запутанных эмпириЯх и кое-что  смыслим
в литературе. € тут возникает любопытный парадокс: почему мы, люди, в силу
своего воспитаниЯ и образа жизни зачастую далекие от  крестьЯнских  низов,
от жизни "неперспективных" деревень, быта древних стариков и старух,  мало
или вовсе неграмотных отшельников в  зачастую  никогда  не  виданной  нами
дремучей тайге с их размеренным, однообразным и часто примитивным укладом,
почему мы частенько с куда большим интересом и участием читаем о их  делах
и заботах, нежели о блестЯщих  научных  или  служебных  успехах  тех,  кто
гораздо  ближе  нам  по  опыту  жизни,   мировоззрению,   мироощущению   -
высокообразованных  жрецов  науки,  искусства,  руководителей,  генералов,
начальников главков. Џочему  безграмотный  дед  на  колхозной  бахче  куда
интереснее изъездившего мир дипломата, определЯющего судьбы народов, в  то
времЯ  как  наш  дед  не   может   удовлетворительно   определить   судьбу
единственной своей буренки, оставшейсЯ на зиму без сена. Ћ том печаль его,
и она  нас  трогает  больше,  чем  драматические  переживаниЯ  упомЯнутого
дипломата перед уходом на вполне заслуженный отдых с  солидной  пенсией  и
статусом пенсионера союзного значениЯ. Џочему солдат в окопе длЯ менЯ  как
читателЯ во многих (если не во  всех)  отношениЯх  предпочтительнее  своей
судьбой  удачливому  маршалу  в  блеске  его  снарЯжениЯ,  штаба   и   его
маршальского глубокоумиЯ? Џочему так? - хочу  Я  задать  вопрос  уважаемым
коллегам, хотЯ и предвижу их скорый ответ: все дело в таланте автора.  „а,
но не совсем. €стинность таланта  великолепно  проЯвлЯетсЯ  уже  в  выборе
героЯ, который и внушает  нам  вышеизложенные  чувства.  €счерпывающий  же
ответ на этот вопрос мне, однако, неведом.
   ‚  заключение  хочетсЯ  сказать,  что  роман,   помимо   прочих   своих
достоинств, это еще и очень серьезный жанр, вершина  литературы.  ‚се-таки
вершина не драма, но роман. ‚ отличие от превратной, зависЯщей  от  многих
причин жизни драмы он неизменен и - на века. € пусть его читают  старинным
индивидуальным способом - наедине, есть надежда, что  лучшие  наши  романы
переживут свое времЯ. —его  не  скажешь  о  произведениЯх  драматургии  и,
особенно, кино, которые захватывают миллионы, но  в  вечности  живут  доли
секунды и нередко умирают  еще  при  жизни  своих  создателей.  Џосмотрите
старые картины, которые поражали когда-то наше  воображение,  -  тЯгостное
чувство вызывают они сейчас. Љонечно, тЯгостное чувство  могут  вызвать  и
некоторые романы уже в момент своего  поЯвлениЯ,  но  причины  одинакового
ЯвлениЯ здесь все-таки весьма различны.
   Џоэтому, заканчиваЯ, Я хочу провозгласить: "„а здравствует талантливый,
пусть неудобный и  нелицеприЯтный,  по  честный  и  мужественный  роман  -
главное достижение нашей литературы!"

   1982 г.



’ђ…‚Ћ†ЌЋ… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€…

   ‚ дни, когда так радостно и  всенародно  отмечаетсЯ  годовщина  ‚еликой
Џобеды, миллионы бывших фронтовиков нашей страны ни на  минуту  не  вправе
забывать о тех, кто теперь мог быть с нами, но кого давно уже  нет.  Ѓолее
сорока лет назад они в последний раз упали  спиной  на  траву  и  остались
лежать там, живЯ лишь в нашей солдатской, не мутнеющей с годами памЯти.
   ‚сем, кому привелось в ту войну сражатьсЯ на территории ‚енгрии, хорошо
известно, какой ценой  далась  нам  свобода  этой  прекрасной  европейской
страны.  Њногие  ее  географические  названиЯ,  будучи  произнесенными   в
обществе фронтовиков, действуют как заклинание, как  своеобразный  пароль,
будЯщий нелегкие воспоминаниЯ  и  вызывающий  в  памЯти  образы,  навсегда
свЯзанные  с  войной.  €  хотЯ  минуло  с  тех  пор  немало  времени,  эти
воспоминаниЯ так же свежи и волнующи, как они  были  тревожны  и  волнующи
давней весной сорок пЯтого года.
   ‚ такие минуты мне живо вспоминаетсЯ мой  друг  лейтенант  Ѓережной.  €
хотЯ мы потерЯли там многих, может  быть,  не  менее  достойных  бойцов  и
офицеров, образ этого юного взводного Ярче других павших сквозь годы горит
в моей памЯти.
   Њы   занимали   Џ’Ћђ   (противотанковый   оборонительный    район)    в
непосредственной близости от передовой, на которой располагалась пехота. ‚
отличие от нее нам, артиллеристам, было здесь чуть вольготнее,  тем  более
что на передовой несколько дней продолжалось  затишье,  и  мы,  командиры,
позволЯли себе ненадолго отлучитьсЯ поблизости, навестить друзей,  общение
с которыми в обычной боевой обстановке было затруднительно, и мы  зачастую
по неделЯм не виделись друг с другом.
   „ве   семидесЯтишестимиллиметровые   пушки   Ѓережного    располагались
поблизости от моих через обсаженный кустарничком проселок, и в  тот  тихий
предвечерний час Ѓережной пришел  на  мою  огневую.  џ  дочитывал  "‘естру
Љерри" ’.„райзера, которую накануне у него  одолжил  и  обещал,  прочитав,
вернуть этим вечером. Ќадо сказать, что мы, молодые,  сильно  тосковали  в
годы войны по книгам и жадно читали все из того немногого, что  попадалось
под руки, а за хорошими книгами всегда была очередь. Ѓережной же среди нас
всех выделЯлсЯ своей  начитанностью  и  еще  умением  в  любой  обстановке
доставать книги. ‚сегда  в  его  туго  набитой  полевой  сумке  находилось
что-нибудь годЯщеесЯ длЯ прочтениЯ.
   Љнигу в тот вечер Я ему не вернул - мне не хватило  какого-нибудь  часа
светлого времени, чтобы ее дочитать, так как  пришел  мой  комбат  старший
лейтенант  Ђхрин  и  приказал  подготовить  освещение  на  случай   ночной
стрельбы. Љак раз в секторе  обстрела  нашего  орудиЯ  стоЯли  две  скирды
соломы, и Я вместе с двумЯ солдатами пошел к ним, чтобы на  месте  решить,
как это все устроить. Ѓережному Я пообещал  принести  книгу  на  следующий
день утром - мне оставалось каких-нибудь сто двадцать страниц текста, и  Я
вовсе не думал, что за времЯ, нужное  длЯ  их  прочтениЯ,  может  что-либо
случитьсЯ.
   Ћднако случилось. ‘лучилось, что Я потерЯл книгу и потерЯл моего друга.
   Ќа рассвете следующего днЯ немцы обрушили на  нас  шквал  артогнЯ,  под
прикрытием которого танки и бронетранспортеры 6-й танковой армии ‘‘  ‡еппа
„итриха попытались осуществить свою последнюю (четвертую за зиму)  попытку
прорватьсЯ к „унаю. ‚ этот раз к  „унаю  они  не  прорвались.  ‘овместными
усилиЯми войск ’ретьего “краинского  фронта  их  продвижение  на  юг  было
остановлено по каналу ио и у станции имонторньЯ.
   Џрежде, однако, чем это удалось, мы потерЯли в жестоких  боЯх  половину
личного  состава  полка  и  почти  всю  его  материальную  часть,  горстка
уцелевших  артиллеристов  во  главе  с  командиром   бригады   полковником
Џарамоновым, терЯЯ последних людей и последние  пушки,  сосредоточилась  в
фольварке на берегу канала ио и сутки  отбивалась  от  наседавших  танков
врага. Њой друг командир взвода  лейтенант  Ѓормотов,  когда  не  осталось
пушек, противотанковой гранатой подорвал в выемке немецкий танк, тем самым
закрыв немцам выезд на понтонную переправу через канал.  Ћднако  все  наши
попытки прорватьсЯ к своим не принесли успеха. Ќаспех  сформированнаЯ  под
моим началом  группа  пехоты,  сумевшаЯ  пробитьсЯ  через  боевые  порЯдки
немецких танков, была встречена  на  берегу  канала  плотным  огнем  своих
минометчиков, принЯвших нас за немцев. ЏотерЯв нескольких человек  убитыми
и подобрав раненого старшину батареи  †арова,  мы  вынуждены  были  отойти
обратно. Џотом был ночной прорыв под огнем через занЯтую немцами переправу
и долгаЯ неделЯ изнурительных боев за высоты  южнее  станции  имонторньЯ,
стоившаЯ больших жертв пехоте, танкистам и артиллерии. Њы потерЯли в  этих
боЯх, кроме  нескольких  десЯтков  бойцов  и  сержантов,  двух  командиров
взводов, опытнейшего из командиров батарей капитана Љовалева  и,  наконец,
командира полка подполковника Ћвчарова, убитого болванкой из танка. Њногие
убыли из полка по ранению. ‚озле орудиЯ моего взвода,  которым  командовал
старшина ‹укьЯнченко,  была  подбита  и  сгорела  со  всем  экипажем  наша
тридцатьчетверка,  и  ее  обгоревший  корпус  несколько  дней  служил  нам
единственным укрытием от уничтожающего огнЯ из  "тигров".  Ћднажды  утром,
когда высота на некоторое  времЯ  была  оставлена  пехотой,  наши  огневые
расчеты, внезапно оказавшиесЯ без ее прикрытиЯ, уцелели  только  благодарЯ
туману, скрывшему нас от немецких танков.
   ЌеделЯ тЯжелых боев под имонторньей окончилась  мощным  предрассветным
взрывом, которым немцы уничтожили свою  переправу  через  канал  и  начали
поспешный отход на север, где  в  их  тылы  уже  вторглись  части  ‚торого
“краинского фронта. ‚месте с пехотой  наш  артполк  незамедлительно  начал
преследование, и через несколько дней снова вышел к знакомой  дороге,  где
мы занимали разгромленный свой Џ’Ћђ.  ‡десь  у  нас  оставалось  некоторое
количество боеприпасов, которые надлежало забрать, и несколько человек  на
"студебеккере" направились к огневым позициЯм  Ѓережного,  где  он  принЯл
последний свой бой.
   “ менЯ до сих пор живо стоит в глазах эта потрЯсающаЯ картина разгрома,
красноречиво  свидетельствовавшаЯ  о  трагическом  исходе  развернувшегосЯ
здесь единоборства горстки бойцов  с  не  менее  чем  батальоном  танковой
дивизии ‘‘ "Ђдольф ѓитлер". ‚сЯ весеннЯЯ землЯ вокруг огневой позиции была
разворочена широкими следами  танковых  гусениц,  землЯной  бруствер  срыт
начисто,  пушка  разбита  двумЯ  или  даже   тремЯ   попаданиЯми   тЯжелых
88-миллиметровых снарЯдов, ствол ее  перебит  и  свернут  набок,  накатник
сорван; одна  станина  торчала  сошником  вверх,  втораЯ,  напротив,  была
вдавлена глубоко в землю. Њежду станинами ничком лежали  два  раздавленных
тела наших бойцов в окровавленных и ссохшихсЯ уже  шинелЯх,  а  рЯдом,  на
бруствере, свесив в  полузасыпанный  ровик  ноги,  распласталсЯ  мой  друг
лейтенант Ѓережной. Љарманы его расстегнутой гимнастерки  были  вывернуты,
пистолет с ремнЯ срезан вместе с кожаной кобурой, орден  Љрасного  ‡намени
свинчен с гимнастерки, а навсегда остановившиесЯ серые глаза недоуменно  а
скорбно глЯдели в высокое, по-весеннему голубевшее венгерское небо.
   ’еперь, спустЯ много лет, при взглЯде на это небо Я почему-то  вижу  на
нем  этот  недоумевающий  взглЯд  мертвого  двадцатилетнего   друга,   так
любившего книги и так рано расставшегосЯ со своей молодой жизнью  -  всего
за два месЯца до нашей Џобеды. € мне не дает покоЯ  мысль,  что,  уйдЯ  из
жизни, он так никогда и не узнал о том заветном и радостном дне,  когда  в
…вропе смолк грохот разрывов и воцарилсЯ мир.
   Ќо до того днЯ посчастливилось дожить нам, и наш неоплатный долг  перед
павшими будет до конца наших дней лежать на нашей человеческой совести.
   ‚прочем, может, это так и должно быть,  потому  что  в  этой  тревожной
памЯти - та несомненно существующаЯ нить, котораЯ  навсегда  и  неразрывно
свЯзала нас, живых, с павшими. € еще  менЯ  постоЯнно  согревает  мысль  о
счастливой жизни венгров после войны. Ћчень хочетсЯ  надеЯтьсЯ,  что  и  в
‘ексарде, и в иманторнье, и на всем  пространстве  возле  благословенного
Ѓалатона, обильно политом  кровью  советских  солдат,  произрастает  новаЯ
жизнь, которой длитьсЯ множество лет в мире и дружбе.
   —истого неба и Ясного солнца вам, дорогие мои венгерские читатели.

   1975 г.



‚‘…ЌЂђЋ„ЌЂџ ЏЂЊџ’њ

   ‚ неприметной лесной деревушке возле  большой  белорусской  реки  живет
нестараЯ еще женщина. “ нее добротный, отстроенный  в  послевоенное  времЯ
дом,  некогда  разноголосо  звучавший  ребЯчьими  голосами.  ’еперь  здесь
тишина, небольшое хозЯйство, и досуг заполнен воспоминаниЯми о том  давнем
военном лете, когда эта женщина,  тогда  молоденькаЯ  девушка,  потерЯвшаЯ
родителей, собрала под уцелевшей крышей  полдюжины  осиротевших  на  войне
ребЯтишек,  на  долгие  годы  став  длЯ  них  матерью,  старшей   сестрой,
воспитательницей. ли годы, ребЯтишки учились, взрослели и расходились  из
лесного пристанища по своим неизведанным дорогам. €  вот  настала  минута,
когда она распрощалась с последним из младших и осталась в этом доме одна.
Ћна не жалеет о своей нелегкой судьбе, которую  во  многом  определила  ее
доброта, проЯвившаЯсЯ в трудный час...
   ‚се дальше уходит война  в  невозвратное  прошлое,  эта  самаЯ  большаЯ
война, но шрамы от ее страшных когтей нет-нет да и проглЯнут  в  привычном
благополучии нашей сегоднЯшней жизни. Њинуло столько лет, а памЯть  о  ней
жива в сознании народа, в сердцах и душах людей. ‚ самом деле,  как  можно
забыть наш беспримерный подвиг, наши невосполнимые утраты, принесенные  во
имЯ победы над самым коварным  и  жестоким  врагом  -  немецким  фашизмом!
—етыре военных года по концентрации пережитого не  сравнимы  ни  с  какими
другими годами нашей  истории.  Љроме  того,  война  преподала  истории  и
человечеству  рЯд  уроков  на  будущее,  игнорировать  которые   было   бы
непростительным равнодушием.
   Ќо памЯть человека, к сожалению, ограничена в своих  возможностЯх.  ’о,
что  недавно  еще  было  памЯтно  тебе,  по  прошествии   лет   постепенно
затЯгиваетсЯ туманной дымкой  забвениЯ,  и  уже  требуетсЯ  усилие,  чтобы
вспомнить имена иных фронтовых товарищей, даты некогда так хорошо памЯтных
боев, названиЯ сел и урочищ, которые, казалось бы, на всю жизнь  врезались
в твою памЯть. Љ тому же с неотвратимостью редеют рЯды ветеранов, тех, кто
прошел войну и мог бы со знанием дела  и  подробностей  рассказать  о  ней
людЯм.
   ‚  этом  смысле  огромнейшаЯ  задача  ложитсЯ  на  наше   искусство   и
литературу, обладающие, как  известно,  завидной  способностью  остановить
быстротекущее времЯ, запечатлеть его кардинальные моменты  в  историческом
сознании  народа.  „ействительно,  за  послевоенные  годы   всеми   видами
искусства создано  немало  замечательных  произведений  на  темы  минувшей
войны, а литература обогатилась книгами, которые, можно надеЯтьсЯ,  ЯвЯтсЯ
надежным свидетельством о ней  на  многие  грЯдущие  десЯтилетиЯ.  Ќо  все
необозримое многообразие народного подвига в огневые годы  войны,  героизм
сражающихсЯ миллионов, полнаЯ не  меньшего  героизма  и  самоотверженности
работа советского тыла таЯт в себе немало неосвещенных,  а  то  и  забытых
страниц. Ќужно  как  можно  больше  Ярких  индивидуальных  и  коллективных
свидетельств об этой небывалой в истории войне, рассказанных  по  радио  и
телевидению, написанных воспоминаний, очерков, статей.
   Ќадо  отдать  должное  нашей  прессе  и  нашим   издательствам   -   за
послевоенные  годы  напечатано  множество  материалов  о  прошлой   войне,
принадлежащих  перу  видных  военачальников,  партизанских   и   партийных
руководителей.  ‘реди  них  немало  интересных  воспоминаний,   освещенных
незаурЯдностью личности авторов.
   —итающаЯ общественность отметила поЯвление необычной книги рассказов  о
злодеЯниЯх оккупантов  на  белорусской  земле  "џ  из  огненной  деревни",
записанных Ђ.Ђдамовичем, џ.Ѓрылем и ‚.Љолесником. ‘овсем  недавно  тот  же
Ђ.Ђдамович в соавторстве с „.ѓраниным  опубликовали  "ѓлавы  из  Ѓлокадной
книги" о людЯх  осажденного  ‹енинграда.  Ќесколькими  годами  ранее  наша
литература обогатилась  чрезвычайно  содержательными  военными  дневниками
Љ.‘имонова.
   ’рудно переоценить значение того дела, которое делают  вышеназванные  и
другие авторы. ЃольшаЯ заслуга в этом жанре  принадлежала  ‘.‘.‘мирнову  с
его "Ѓрестской крепостью". ќта и последующие  его  книги,  построенные  на
скрупулезной фактической достоверности, свободные от всегда  сомнительного
в таких случаЯх беллетристического элемента, страстно ратующие за воздание
должного непризнанным, а то и забытым героЯм  войны,  Явились  откровением
длЯ своего времени.
   ђазумеетсЯ, литература не может не сознавать свой долг как по отношению
к забытым страницам войны, так и  по  отношению  к  ее  героЯм,  ветеранам
многих сражений, обладающим уникальным опытом,  но,  по  рЯду  причин,  не
имеющим возможности должным образом запечатлеть его на бумаге. Џри  ‘оюзах
писателей  рЯда  республик  созданы  и  работают   комиссии   по   военной
литературе, опытные авторы разбирают рукописи  воспоминаний,  помогают  их
доработке.  Ќемало   книг   ежегодно   выходит   в   литературной   записи
профессиональных литераторов. € в данном случае весьма важным ЯвлЯетсЯ  не
только профессиональное мастерство литературного помощника автора, но  так
же и его жизненный и военный опыт, степень владениЯ материалом.
   Ќо, к сожалению, бывает и так, что автор  литературной  записи,  должно
быть, не располагаЯ добротным  оригиналом  и  не  обладаЯ  личным  военным
опытом, ограничиваетсЯ в своей работе более или менее грамотным изложением
фактов и впадает в еще больший,  на  мой  взглЯд,  грех  -  насильственную
беллетризацию материала. € тогда на  протЯжении  многих  страниц  читателю
предлагаютсЯ бесконечные разговоры персонажей, поданные в их прЯмой  речи,
Якобы имевшей место в действительности, что  само  по  себе  уже  вызывает
сомнение.
   Љаждый  литературный  жанр  имеет  свои  законы,  присущие  ему  одному
особенности,  и  многое  из  того,  что  обЯзательно  длЯ   художественной
литературы, совершенно противопоказано литературе  документальной.  €  уже
совсем непозволительно, когда имЯ такого литературного помощника  значитсЯ
на обложке книги рЯдом с именем ее настоЯщего автора, а то и вместо  него.
‚озможно,   подобнаЯ   трансформациЯ   не   преступает   юридические   или
литературные нормы, но, кроме них, существуют же и  этические  нормы,  так
что простаЯ замена первого лица третьим в данном жанре еще не  дает  права
на авторство.
   „овольно распространенной, как и не менее огорчительной ошибкой пишущих
о пережитом в годы войны ЯвлЯетсЯ стремление создать на ее материале роман
или повесть, вместо того чтобы подробно, строго  придерживаЯсь  фактов,  и
без малейшего вымысла написать о том, что было и что  хорошо  запомнилось.
Ќе обладаЯ должными литературными навыками, эти люди при всей похвальности
их намерений затрачивают массу времени на создание  произведениЯ,  заранее
обреченного на  неудачу,  после  чего  следуют  неизбежное  разочарование,
необоснованные обиды на редакторов и консультантов. ‚сего  этого  можно  и
должно избежать, если автор будет Ясно сознавать стоЯщую перед ним  задачу
и разумно соизмерЯть с ней собственные литературные возможности.
   Ќе следует, конечно, полагать, что все написанное в различных  видах  и
формах воспоминаний  будет  опубликовано  в  печати.  Њногое  останетсЯ  в
рукописЯх, станет документом семьи либо будет сдано в музеи и архивы,  где
сохранитсЯ на длительное времЯ и в конце концов найдет своего благодарного
читателЯ.
   Џланы и возможности наших издательств, как  известно,  ограниченны,  но
нельзЯ не признать также, что издательства  еще  недостаточно  работают  с
ветеранами, стимулируЯ их к созданию  книг  о  войне,  недостаточно  ведут
поиск  интересных  рукописей,  а  из  того,  что  самотеком  поступает   в
издательства, многое так  и  не  находит  дороги  к  читателю  по  причине
производственной трудоемкости или  необычности  материала.  Ћсобенно  если
автор такой рукописи - рЯдовой участник войны и после нее не так уж  много
преуспел.
   џ знаю живущего в ѓродно бывшего командира батареи  €вана  ѓригорьевича
“щаповского, человека, действительно прошедшего всю войну  от  первого  ее
днЯ до последнего, много пережившего и много на ней  повидавшего.  ЋбладаЯ
удивительной памЯтью относительно всего, что касаетсЯ той поры,  он  отдал
несколько лет жизни  созданию  воспоминаний  о  пережитом,  написал  более
тысЯчи страниц  на  машинке.  ќто  искренний  и  правдивейший  документ  -
свидетельство  о  величайшей  из  войн,  увиденной  глазами  ее   рЯдового
участника, но пока еще не нашедший своего издателЯ.
   „олг всех, кто пережил величайшую из войн и кому  есть  что  рассказать
людЯм, сделать это в любой доступной длЯ него форме.
   Њы, литераторы, а также издатели, журналисты должны помочь тем, кто  не
имеет достаточных длЯ того возможностей.  €  старый  заслуженный  генерал,
прошедший свою дивизию от подмосковных полей до Ѓерлина,  и  прославленный
партизанский   руководитель,    организатор    всенародной    борьбы    на
оккупированной территории,  и  безвестнаЯ  женщина,  воспитавшаЯ  шестерых
сирот, могут и должны поведать истории и человечеству о  пережитом  ими  в
лихую годину.
   Њногие уже написали, другие пишут. Ћтрадно, когда за  перо  берутсЯ  не
только люди, обладающие определенным досугом,  но  и  чрезвычайно  занЯтые
люди, длЯ которых несколько свободных часов в  неделю  -  трудноразрешимаЯ
проблема. Ќедавно мы с другом журналистом  были  на  приеме  у  одного  из
белорусских министров, который в конце разговора доверительно сообщил, что
собираетсЯ написать книгу. Њы, конечно, дружно поддержали это намерение, и
один из нас, подумав о постоЯнном дефиците его времени, сказал,  что  надо
подыскать помощника.
   - Ђ нет! - решительно заЯвил министр. - ’акое дело Я не  могу  доверЯть
никому. ’олько сам!
   —то ж, похвальное решение!
   9 февралЯ в Њинске закончилось всесоюзное совещание, созванное  ‘оюзами
писателей ‘‘‘ђ и Ѓ‘‘ђ. Ќесколько дней известные писатели и  литературоведы
обсуждали проблему "ѓероизм советских людей в годы  ‚еликой  Ћтечественной
войны и современнаЯ документальнаЯ литература". Ћпределены задачи, стоЯщие
не только перед документальной, но и художественной литературой  о  войне.
ѓлавный же вывод таков: все мы, участники минувшей войны,  каждый  в  меру
своих сил и возможностей должны неустанно свидетельствовать перед  народом
и историей о нашем уникальном опыте, ЯвившемсЯ длЯ многих также и огромным
жизненным опытом,  а  длЯ  народа  в  целом  -  величайшим  из  испытаний,
когда-либо выпадавших на его долю. ќто  наш  писательский,  гражданский  и
воинский долг.

   1978 г.



ЊЌЋѓЋ ‹…’ ЌЂ‡Ђ„...

   ‚ конце декабрЯ 44-го года  при  отражении  немецкой  контратаки  южнее
‘екешфехервара  Я  был  ранен  в  руку  и  отправлен  в   ѓ‹ђ   (госпиталь
легкораненых) 4-й гвардейской армии.
   ѓоспиталь располагалсЯ  в  маленьком  живописном  городке  ‘ексарде  на
правобережье „унаЯ и занимал здание отелЯ в самом центре  города.  ђаненых
было много, тесные помещениЯ-номера вмещали по две кровати, на  каждую  из
которых клали по двое, а то и по  трое  раненых,  благо  кровати  были  на
западный манер - солидной вместимости. Њоим  напарником  оказалсЯ  старший
лейтенант, командир стрелковой роты, раненный неделю назад  в  челюсть.  ‘
лицом, только обмотанным бинтами, он выглЯдел словно нынешний космонавт  в
скафандре  и,  почти  не  разговариваЯ,   только   мычал   иногда   что-то
нечленораздельное, а ночью ворочалсЯ и зло ругалсЯ. Ќесколько первых  дней
Я отсыпалсЯ между перевЯзками и процедурами - на чистых простынЯх, в тепле
и покое. Џосле недавно пережитого, при  относительно  легком  ранении  это
казалось блаженством, да, по существу,  таковым  и  ЯвлЯлось.  ‚  этом  же
госпитале, только на первом, солдатском, этаже находилсЯ и наводчик  моего
орудиЯ, которое было разбито снарЯдом из танка; иногда  мы  встречались  в
коридоре и разговаривали. Ќаводчик был ранен спустЯ несколько минут  после
моего ранениЯ, он рассказывал о последних выстрелах из орудиЯ,  и  мы  оба
тЯжело  переживали  гибель  нашего  расчета.  Џравда,  там,  в  батальоне,
оставалось еще одно орудие взвода, но оно было  неисправным,  и  вести  из
него огонь было невозможно.
   ђежим в госпитале был, в общем, не строгий. Ћфицеры могли  в  свободное
времЯ выходить в город, и мы иногда прогуливались по его узеньким улочкам,
крохотной центральной площади с конной  статуей  посередине.  ’ам  же  был
ресторанчик,  в  нем  с  шутками-прибаутками  лихо   обслуживал   клиентов
цыганского вида гарсон. €ногда мы захаживали  туда  перед  обедом,  выпить
стаканчик-другой местного вина и закусить ветчиной с паприкой - венгерским
перцем, который там готовилсЯ в десЯтках видов. ’ам же в  узком  кругу  мы
отпраздновали и встречу нового, 45-го года - четверо  или  пЯтеро  молодых
людей, волею  войны  и  ранений  сведенных  ненадолго  вместе.  ЏамЯть  не
сохранила  имен  участников  той  встречи,  запомнилась   только   веселаЯ
хохотушка  ‚алЯ-‚алечка,  юнаЯ  блондинка  с  короткой  стрижкой,  котораЯ
долечивалась  в  нашем  госпитале.  Ћна  была  ранена  месЯц   назад   при
форсировании „унаЯ, на днЯх за ней должны были приехать из части, где  она
служила фельдшером в санроте. „алеко за полночь, в уже  наступившем  новом
году, мы возвращались по ночному городу в госпиталь, и ‚алЯ рассказывала о
себе, о том, что родом она из Љазатина, что до воины училась в медицинском
училище, что это ее третье ранение и что, как только кончитсЯ  война,  она
пойдет в мединститут,  потому  что  в  медицине  видит  единственное  свое
призвание и не мыслит другого занЯтиЯ в жизни. "Ђ  вам  еще  служить,  как
медным котелкам", - подшучивала над нами ‚алЯ. Њы не возражали,  чувствуЯ,
однако, насколько все это проблематично, как длЯ нас, так и длЯ ‚али.  Ќад
городом  и  ближними  холмами  лежала  новогоднЯЯ  ночь,  сыпал  реденький
пушистый снежок, было  нехолодно  и  почти  тихо.  ќто  были  немногие  из
счастливых минут, пережитых мной на войне, котораЯ под покровом новогодней
тишины продолжала готовить нам свои кровавые сюрпризы.
   ЏрогуливаЯсь по тихим улочкам ‘ексарда, мы почти не думали о  том,  что
происходило в ту ночь недалеко к северу, на передовой, куда  немцы  спешно
стЯгивали из ”ранции, Џольши свои ударные танковые дивизии, их "тигры" уже
занимали  боевые  порЯдки  в   ближних   тылах,   а   гренадеры   поспешно
изготавливались длЯ атаки с целью деблокированиЯ Ѓудапешта. ‚торого ЯнварЯ
начались ожесточенные бои сначала возле „унаЯ,  а  затем  южнее,  у  озера
Ѓалатон; неделю спустЯ в ‚ену прибыл сам  ѓитлер,  который  взЯл  на  себЯ
руководство всей операцией и силами шести танковых и двух пехотных дивизий
нанес удар по обескровленным, вымотанным  непрерывными  боЯми  частЯм  4-й
гвардейской армии. Ќемцы прорвали фронт и вышли к „унаю.
   ѓоспиталь в ‘ексарде был поднЯт по тревоге и в спешке  начал  эвакуацию
на левый берег „унаЯ. ’ранспорта длЯ всех не хватало. Ќа немногих  машинах
и повозках были отправлены те, кто не  мог  передвигатьсЯ  самостоЯтельно,
остальные своим ходом ночью в снегопад совершили марш в район Ѓайи, где по
битому льду перешли через „унай. „олечивались мы в ‘егеде.
   Џотом  длЯ  менЯ  снова  потЯнулись  долгие  недели  упорных  боев  под
Ѓалатоном,  немцы  долго  не  оставлЯли  своих  попыток  расколоть  войска
’ретьего “краинского фронта и сбросить их  в  „унай.  Ћдин  из  их  мощных
ударов принес им успех, мы снова отступили, потерЯв много  боевых  друзей,
техники и вооружениЯ. Ќо все же на дворе стоЯл сорок  пЯтый  год,  перевес
сил был Явно не в пользу немцев, и близка была наша победа.
   Ћна Явилась длЯ нас теплым солнечным днем  в  Ђвстрийских  Ђльпах  близ
города ђотенмана на реке ќнс, где мы встретились с союзниками.
   ќтому дню предшествовали недели наступлениЯ по ‚енгрии, жестокие бои на
австрийской границе и в горных районах Ђльп. Џосле 5 маЯ выдались два  днЯ
передышки, в течение которой наш  1245  €п’ЂЏ  вместе  с  пехотой  готовил
новый,  казалось,  уже  последний   удар   по   упорно   сопротивлЯющемусЯ
противнику. “же был повержен Ѓерлин, ходили  слухи  о  скорой  капитулЯции
ѓермании.  Ќо  это  там,  на  севере,  здесь  же,  в  Ђльпах,  перед  нами
оборонЯлись немецкие дивизии, которые предстоЯло сбить с их,  как  всегда,
укрепленных позиций.
   Ђтака была назначена на 19:00 7 маЯ, и весь день до вечера  прошел  длЯ
менЯ в хлопотах по ее подготовке.  Џосле  полуднЯ  артиллериЯ  пристрелЯла
цели, пехота изготовилась к броску из передней траншеи. ‘олдаты дописывали
письма. ‚се понимали, что в  этом  последнем,  по  всей  вероЯтности,  бою
кому-то суждено будет навеки остатьсЯ в чужой  земле,  считанные  часы  не
дожив до победы. ЏомнитсЯ, Я тоже написал своим старикам, однако отправить
письмо не успел, - менЯли огневые позиции и стало не до того.
   Љак и было назначено,  в  19:00  пехота  поднЯлась,  достигла  немецкой
траншеи,  но...  траншеЯ  оказалась  пустой.  Ќемецкие  гренадеры  скрытно
покинули ее за час до нашей атаки и по всем дорогам устремились на  запад,
навстречу  беспрепЯтственно  наступавшей  американской  армии.  Њы  начали
преследование, а  затем  и  обгон  бесчисленных  колонн  немецкой  пехоты,
котораЯ уже не оказывала сопротивлениЯ. ѓорода и  поселки  горной  Ђвстрии
встречали нас белыми флагами, простынЯми с балконов, цветами и радостью на
лицах исстрадавшихсЯ австрийцев.
   Ќа реке ќнс состоЯлась встреча с авангардом американской армии,  мы  на
радостЯх выпили и проспали ночь на обочинах шоссе,  в  кузовах  и  кабинах
автомобилей. Џроснувшись назавтра, торжествовали победу. Ѓыло 9 маЯ.
   Џоследнее свое письмо с войны Я обнаружил потом в  полевой  сумке  и  с
наслаждением разорвал его в клочьЯ.
   Ђ месЯц спустЯ, вспомнив  зиму,  Ќовый  год  и  госпиталь  в  ‘ексарде,
написал в воинскую часть ‚али,  откуда  через  месЯц  получил  официальный
ответ, из которого следовало, что лейтенант медслужбы …ршова  пропала  без
вести в Январе 45-го года.

   1985 г.



‘’Ђ‚…… †€‡Ќњћ € ‘“„њЃЋ‰

   ќта сериЯ фильмов родилась не сразу и имеет свою предысторию, в  основе
которой  -  пЯтилетней  давности  призыв  Ђ.Ђдамовича  к  кому-нибудь   из
"неленивых   и   любопытных"   литераторов   "отложить   на   времЯ   свои
высокоталантливые  произведениЯ"  и  пойти   к   бывшим   фронтовичкам   и
партизанкам с магнитофоном, чтобы записать  их  воспоминаниЯ.  €  вот  это
сделано, воспоминаниЯ записаны и по ним снЯты  фильмы.  •отЯ  то,  что  мы
слышим с экрана, воспоминаниЯми можно назвать лишь с трудом,  с  известной
натЯжкой - столько в этих монологах неутихающей боли женщин, что  кажетсЯ:
все это продолжает жить в них поныне, и до сих пор жжет их немолодые  души
печалью и ненавистью. €  все-таки  это  прошлое,  наша  большаЯ  война,  о
которой  мы  столько  уже  знаем  по  собственному  опыту,   свидетельству
литературы, кино, истории.
   Ќо, оказываетсЯ, знаем не все.
   ќта неполнота даже самого искушенного  знаниЯ  о  войне  обнаруживаетсЯ
сразу, с первых же кадров первого фильма ‚.„ашука и ‘.Ђлексиевич,  который
выходит на экраны страны под общим названием "“ войны  не  женское  лицо".
•отЯ врЯд ли обличье войны можно назвать и мужским, но уж действительно не
женским: столько в нем бесчеловечного и  жестокого,  свойственного  скорее
животному  миру,  нежели  человеческому   обществу.   Ќо   такой   поворот
основательно отработанной  темы  в  нашем  искусстве  мы  видим,  пожалуй,
впервые, и мы благодарны создателЯм фильма за еще одну правдивую  страницу
из великой правды о минувшей войне.
   ‚иктор „ашук, приступаЯ к работе над данной серией, уже  имел  солидный
опыт такого рода, приобретенный им при создании совместно  с  Ђ.Ђдамовичем
сериала "†енщины из убитой деревни". ђабота же над этой серией началась со
знакомства с огромным материалом ‘ветланы Ђлексиевич, потратившей годы  на
розыск и запись рассказов сотен женщин, участниц прошлой войны и создавшей
книгу об их  трудном,  но  и  героическом  прошлом.  ђазумеетсЯ,  то,  чем
воспользовалсЯ ‚.„ашук, только маленькаЯ крупица из ее собраниЯ,  но  и  в
этой  крупице,  как  в  капле  воды  отражаетсЯ  океан,  отразилсЯ   океан
человеческого горЯ, мужества и героизма.
   €менно героизма прежде всего, ибо как еще можно  назвать  все  то,  что
пережила  на  фронте  хотЯ  бы  одна  из  героинь  фильма,   санинструктор
стрелкового батальона Ћльга Ћмельченко, спасавшаЯ  на  поле  боЯ  раненых,
порой мокраЯ от чужой крови, терЯвшаЯ силы от каторжной неженской  работы,
случалось,  зубами   перегрызавшаЯ   мЯкоть   перебитой   руки   раненого,
принимавшаЯ участие в расстреле осужденных за трусость в  бою.  ќто  ей  с
осуждением и тревогой впоследствии скажет майор, командир батальона:  "Љак
ты  будешь  жить  после  войны,  Ћмельченко?"  Ќевеселые  эти  слова  были
воспринЯты Ћльгой с недоумением, но потом, после войны,  действительно  не
раз приходили  на  ум  бывшей  фронтовичке,  послевоеннаЯ  судьба  которой
оказалась ненамного ласковее ее фронтового прошлого.
   —ем, как не высоким мужеством, исполнена другаЯ судьба другой девушки -
зенитчицы ‚али —удаевой, получившей в бою тЯжелое ранение  и  отморозившей
ноги в снежном сугробе, куда она была отброшена взрывом. Ќо она  по  своей
доброй  воле  избрала  длЯ  себЯ  такую  участь,  и,  когда  в  госпитале,
оказавшись перед необходимостью ампутации ног, пыталась покончить с собой,
ее спасли доброта пожилой нЯнечки и мастерство молодого капитана-хирурга.
   „ействительно, доброта однозначна и самоценна, но нигде  ее  надобность
не   обнаруживаетсЯ   с    такой    необходимостью,    как    на    войне.
„евушка-санинструктор в  пехоте  была  и  спасительницей  раненых,  кровью
истекавших на поле боЯ, и их  утешительницей  в  последние  минуты  жизни.
"Љогда человек умирает и ты не можешь ему помочь, ты целуешь его, гладишь,
ласкаешь - прощаешьсЯ с ним. ‚се это тЯжело, это  очень  тЯжело,  и  таких
много было, и эти лица у менЯ вот и сейчас в памЯти... Џочему-то вот  годы
прошли, а хоть бы кого забыть..." - говорит санинструктор ’амара “мнЯгина,
и в этом тоже проЯвление самой милосердной женской доброты  и  неувЯдающей
женской памЯти на  войне  в  ее  конкретных  подробностЯх,  ее  не  всегда
лицеприЯтных деталЯх - ее правды.
   Љаждый волнующий рассказ  в  фильме  дополнЯетсЯ  следующим,  не  менее
будоражащим наше сознание, неизменно расширЯЯ  наше  представление  о  той
роли, которую сыграли в войне призванные на нее  восемьсот  тысЯч  женщин.
ђоль эта многосложна и многозначительна и  до  конца  еще  не  исследована
нашим искусством, создавшим рЯд героических образов девушек на фронте и  в
немецком  тылу,  преимущественно  принадлежащих  к  "престижным"   военным
специальностЯм  -  снайперов,  летчиц,  разведчиц.  Ђ   вот   перед   нами
свидетельство   представительницы   иной   специальности   -    записанный
‘.Ђлексиевич рассказ прачки банно-прачечного отрЯда Њарии „едко:  "‘тирала
белье. —ерез всю войну стирала... ЃельЯ привезут... •алаты белые.  Ќу  эти
маскировочные, а они в крови, не белые, а красные. ѓимнастерка без  рукава
и дыра во всю грудь. ‘лезами отмываешь и слезами полощешь..."
   †енщины помнЯт все или почти все и, что особенно важно,  по  прошествии
лет умеют рассказать  (как  о  трудном,  трагическом,  так  и  о  светлом,
хорошем) с подкупающей простотой и искренностью. Ќа войне нарЯду с кровью,
боЯми, страхом и ненавистью уживались  и  светлые  чувства.  ‹юбовь  между
молодыми людьми и там не была исключением, правда, там она  в  большинстве
случаев имела трагический финал. ‚ этом смысле  запоминаетсЯ  рассказ  все
той же Ћльги  Ћмельченко,  отдавшей  свою  кровь  незнакомому  лейтенанту,
который после выздоровлениЯ отыскал ее в госпитале  и  вызвал  в  девичьей
душе светлое чувство любви. Ћльга, как только было возможно, берегла  его,
это свое первое чувство, пронесЯ его через многие бои и невзгоды вплоть до
того осеннего днЯ, когда на освобожденной  ‘умщине  среди  свежезакопанных
могил с дощатыми столбиками увидела и табличку с именем  своего  любимого.
‘ветлую грусть вызывает в душе зрителЯ этот невеселый  рассказ,  и  полнаЯ
этой грусти мелодиЯ известных романсов ненавЯзчиво  звучит  на  протЯжении
всего фильма.
   Ќо в фильме ‚.„ашука и  ‘.Ђлексиевич  не  только  война.  ‚сЯ  образнаЯ
структура   серии   выстроена   так,   что   военно-документальные   кадры
перемежаютсЯ современными,  рассказ  мастерски  сочетаетсЯ  с  показом.  ‚
нарочито замедленной съемке мы имеем возможность разглЯдеть  лица,  жесты,
движениЯ людей на поле боЯ, перевЯзку в  воронке,  друзей,  прощающихсЯ  с
убитым на краю могилы, и радостные рукопожатиЯ  командира,  уезжающего  на
передовую из медсанбата. ѓероини  фильма  не  только  вспоминают  о  своей
трудной участи, но и рассуждают о жизни, людЯх,  о  современной  молодежи,
счастье и благополучие которой во многом определила наша победа в минувшей
войне. Ќеоднозначно это отношение к послевоенному поколению, оно  несет  с
собой рЯд  непростых  проблем,  над  разрешением  которых  так  или  иначе
приходитсЯ думать многим. ‚ книге ‘.Ђлексиевич есть запись беседы с бывшим
врачом медсанбата ‹идией ‘околовой, много  пережившей  на  фронте  в  годы
войны. Ќа вопрос журналистки, рассказывала ли она  о  войне  своим  детЯм,
‹идиЯ Љонстантиновна отвечает отрицательно.
   - Њы жалели своих детей. Ќаши  дети  выросли,  ничего  не  знаЯ  о  тех
ужасах, которые нам пришлось пережить.
   Ќаверное, можно понЯть  женщину-мать,  всЯчески  оберегающую  детей  от
невзгод жизни, но врЯд ли можно считать ее принцип правильным. „а в  конце
разговора она и сама признает, что дети должны  воспитыватьсЯ  на  примере
родителей, судьбе  того  поколениЯ,  которое  пережило  войну  и  которого
становитсЯ все меньше.
   € это несомненно.
   ќтой же благородной цели служит  многотруднаЯ  и  многозаботнаЯ  работа
молодой журналистки ‘.Ђлексиевич по сбору и записи  женских  свидетельств,
котораЯ еще  не  закончена  и  продолжаетсЯ,  и  фильм,  прекрасно  снЯтый
признанным мастером-кинодокументалистом ‚.„ашуком.
   Љроме всего прочего, в их  деле  мне  видитсЯ  красноречивый  ответ  на
вопрос, часто задаваемый молодыми авторами: как следует писать о войне  по
молодости лет не участвовавшим в ней? •очетсЯ ответить  им;  прежде  всего
вот так, как написала ‘ветлана Ђлексиевич и  снЯл  ‚иктор  „ашук:  честно,
правдиво, без недомолвок и отсебЯтины, с уважением к делу и  слову  людей,
длЯ которых прошлаЯ война была их трудной жизнью и навсегда стала судьбой.

   1983 г.



‚‘…, —’Ћ Њ› ЊЋ†…Њ

   ‚ последнее времЯ все чаще проводЯтсЯ крупные культурные мероприЯтиЯ  -
центральные и региональные, - которые дают  возможность  их  участникам  и
всей  культурной  общественности  вести  деловой   разговор   на   равных,
взаимообогащаЯсь,  учась  и  уча,  но  не  поучаЯ.  џ   думаю,   что   эта
замечательнаЯ тенденциЯ будет развиватьсЯ и совершенствоватьсЯ.
   „а, конечно, слово писателЯ - огромнаЯ  сила,  это  стало  известно  не
сегоднЯ и не вчера  даже.  ЉлассическаЯ  литература  каждого  из  развитых
народов, и,  может  быть,  русскаЯ  классика  в  первую  очередь,  Явилась
генератором высокой духовности, котораЯ дала силу народам выстоЯть в  годы
труднейших исторических испытаний, сохранить Язык, культуру,  нравственное
здоровье поколений. Ђ ведь многие классики  врЯд  ли  сознательно  ставили
перед собой столь грандиозные  и  так  далеко  отстоЯщие  цели.  Џри  всем
даровании (которое, кстати, многие из них  расценивали  весьма  сдержанно)
они больше заботились о современности, задачах злободневных и близких.
   Љак  же  им  удалось  создать  действительно   бесценную   сокровищницу
духовности, способную влиЯть на  народное  сознание  спустЯ  многие  годы,
десЯтилетиЯ и даже века? џ думаю,  прежде  всего  потому,  что  их  сердца
исходили непрестанной  болью  за  судьбы  своего  народа  и  человека  как
такового.  „а,  они  понимали   прекрасно,   что   человек   несовершенен,
"греховен",  как  говаривали  в  старину,   что   народ   достоин   лучшей
исторической   участи,   что   общественное   устройство    нуждаетсЯ    в
реконструкции, может быть, в революционной переделке. Ќо они  не  поучали,
ничего не навЯзывали, редко "призывали". Ћни показывали  человечеству  его
собственный лик, оставлЯЯ ему,  человечеству,  решать,  как  быть  дальше.
Џоскольку по своему духовному складу они были гуманистами,  людьми,  кроме
таланта наделенными еще и кристальной  человеческой  совестью,  их  словам
внимали современники, так же как спустЯ годы и  столетиЯ,  внимали  и  мы,
живущие в совершенно другое  времЯ,  в  другом  социальном,  политическом,
нравственном климате, в эпоху Ќ’ђ.
   „а, действительно, в эпоху Ќ’ђ, с результатами которой мы  сталкиваемсЯ
ежедневно, плоды которой тоже пожинаем ежедневно, уже не составлЯет  труда
представить себе, какие  из  этих  плодов  предстоит  пожать  в  обозримом
будущем,  потому  что  при  всем   всеохватном   разнообразии   Ќ’ђ   одна
обособленнаЯ  ветвь  ее  развиваетсЯ  довольно   определенно.   Ћт   всего
человечества  требуютсЯ  гигантские  усилиЯ  регламентировать  ее  в  этом
развитии, если  уж  нельзЯ  удержать  или  остановить,  иначе  эта  лавина
угрожает сделатьсЯ неуправлЯемой. ‚ таком случае нетрудно представить себе
финальный  аккорд  этого  низвержениЯ  в  пропасть,  где  в  виде   некоей
неопределенной туманности на  месте  Џланеты  ‹юдей  могут  упокоитьсЯ  их
иллюзии, их метаниЯ и терзаниЯ, все низменное и высокое, чем обладали  они
в преизбытке.
   ’ак что же можем мы, литераторы, мастера  слова,  гуманисты,  избравшие
методом   своего   творчества   самый   передовой   и   испытанный   метод
социалистического реализма?
   ђазумеетсЯ, можно много говорить на  данную  тему  в  прекрасном  Ѓаку,
Њинске, Њоскве или благословенной ‘офии, можно даже сказать, что  все  это
стало  делом  привычным,  как  привычны  наши  выступлениЯ  и   резолюции,
составленные из очень знакомых, давно обкатанных слов. ‘ледует заметить  -
очень хороших и правильных слов, но, по-видимому, недостаточных перед  той
угрозой,  с  которой  столкнулось  человечество.  Ћчевидно,  нужны   новые
действенные меры, может быть, новые слова, а главное - новые идеи.
   Ќо писатели редко создают оригинальные идеи, даже и классики  не  очень
охотно искушались по этой части. Ђ если и  искушались  проповедовать,  как
великий ‹ев Ќиколаевич, то их не очень-то слушали при жизни,  да  и  нынче
тоже, расцениваЯ эту проповедь как ошибку, каприз, завихрение  старческого
ума.
   ’ак что же мы можем?
   Њы можем то, что мы умеем: писать. ‚се мы живем в свое времЯ,  и  худое
ли оно, хорошее ли - длЯ нас другого не будет. € мы должны выполнить наше,
как бы сказали в старину, "божеское предначертание" - оставить после  себЯ
свидетельство об этом времени. Њожет быть, кое-что  из  сотворенного  нами
пригодитсЯ если не сейчас, то когда-либо в будущем. Ђ если не  пригодитсЯ,
что ж,  мы  не  посетуем,  вспомним,  сколько  из  созданного  до  нас  не
пригодилось, забыто, а ведь и в прошлом в литературе были не одни бездари.
ѓлавное, Я думаю, мы должны делать свое дело честно и как можно лучше. Ѓез
спешки. Ѓез лести и лукавства. Ѓез желаниЯ  потрафить  во  что  бы  то  ни
стало. Њы должны помнить, чем заканчивались самые  изощренные  попытки  на
этот счет.
   Ќо, скажете вы, зачем все это перед лицом того, что витает  над  миром?
Ќе будет ли это простой тратой времени  и  усилий,  когда...  Њожет  быть,
будет. Ђ может, и нет. ѓде тот мудрец, который с достаточной  уверенностью
ответит на это? Њы знаем, сколь туманно прошлое каждого народа,  можно  ли
угадать наше будущее?.. ‘ совершеннейшей определенностью Ясно лишь то, что
страна переживает сейчас, может быть,  самый  благополучный  период  своей
истории - без голода, эпидемий, войн, с неотвратимой регулЯрностью  каждые
четверть века сотрЯсавших  страны  …вропы;  уровень  культурного  развитиЯ
народных масс не имеет себе равного в прошлом...
   ’ем более, или несмотрЯ на  все,  мы  должны  трудитьсЯ  каждодневно  и
еженощно, летом и зимой - каждый год из отпущенных нам  в  жизни.  €  даже
если бы шанс избежать катастрофы был  бы  равен  одному  из  тысЯчи,  наши
усилиЯ  окупились  бы  сторицей.  Њы  свидетели   времени   и   генераторы
духовности, котораЯ единственно еще вселЯет надежды. Ќаше же молчание  или
небрежение   в   нашем   деле   обернулось   бы   не   чем   другим,   как
лжесвидетельством, кощунственным вообще и  преступно  кощунственным  перед
лицом угрожающей всем опасности.
   € тут мне хотелось бы сказать еще об одном. Љонечно, у нашей литературы
еще немало различных, порой действительно трудноразрешимых  проблем,  как,
например, проблема художественного  перевода,  о  которой  было  высказано
немало  точных  и  верных  суждений  в  докладе  ѓ.Ђ.Ђлиева,  в  содокладе
ћ.‘уровцева и выступлении ‘.Ѓаруздина. …сть и другие проблемы. Ќо не  надо
создавать псевдопроблем, чтобы затем призывать литературную общественность
боротьсЯ  с  ними.  ѓорький  и  ЊаЯковский  находЯтсЯ  на   такой   высоте
всенародного и мирового признаниЯ, что, по моему убеждению,  не  нуждаютсЯ
ни в какой  защите,  тем  более  за  счет  других  выдающихсЯ  имен  нашей
литературы.
   ‚сЯ страна ныне отмечает 100-летний юбилей  серебрЯной  звезды  русской
поэзии  Ђ.Ѓлока,  -  как  можно  говорить,  что   ему   воздаетсЯ   больше
заслуженного? —то же касаетсЯ Ђхматовой, –ветаевой и Ѓулгакова, то  ничего
нет страшного, если мы после их смерти воздаем им то, что они заслужили, -
печатаем их.
   Ќу а конференции, подобные нашей?
   Љак Я уже сказал вначале, они, несомненно, благо.  Ћни  благо  хотЯ  бы
потому, что предполагают в первую очередь ни с чем  не  сравнимое  счастье
общениЯ единомышленников - писателей и наших читателей. ‚се-таки мы  живем
в одной - худой ли, хорошей ли - нашей родной деревеньке, название которой
‡емлЯ. € пока она еще вертитсЯ,  это  же  замечательно  -  на  исходе  днЯ
собратьсЯ на одной из завалинок и порассуждать  о  жизни.  „аже  если  эти
рассуждениЯ сугубо деловые и не очень веселые.
   Ќу а если они вселЯют надежду, то тем более это замечательно.

   1981 г.



ЏЋ„ Љ€ђЋ‚ЋѓђЂ„ЋЊ

   Ћчень это непросто - писать о пережитом, тем  более  о  давнем  военном
прошлом. € не потому, что многое выпадает из памЯти -  памЯть  фронтовиков
как раз цепко удерживает все, что касаетсЯ  пережитого  в  годы  войны,  -
трудности же здесь несколько  иного  рода.  Љак  Я  теперь  думаю,  они  в
эмоциональном отношении к  тому,  что  когда-то  было  проблемой  жизни  и
смерти, а ныне, по прошествии лет, отдалилось настолько, что стало  чем-то
почти ирреальным, из области снов, привидений. €ных  в  этом  отношении  к
пережитому в годы войны тЯнет на юмор, на поиски забавного или,  на  худой
конец, увлекательного по сюжету и его извилистым прихотЯм. Њне же все  это
по-прежнему видитсЯ в кровавом,  заторможенно-невразумительном  тумане,  -
как оно и отразилось тогда в нашем горЯчечном сознании, изнуренном  боЯми,
опасностью, предельным физическим напрЯжением и бессонницей.
   1944 год началсЯ длЯ менЯ (как,  впрочем,  и  закончилсЯ)  в  отчаЯнной
борьбе с немецкими танками, одним, а затем и вторым  ранениЯми,  радостЯми
многих  больших  и  малых  побед,  а  также  и  горечью  неудач,  зачастую
трагических  длЯ  солдата  переднего  краЯ  -  наверное,  всем  комплексом
переживаний, присущим любому фронтовику-окопнику.
   ‘амое начало года, первые дни ЯнварЯ, выдалось вполне успешным  и  даже
весьма  обнадеживающим.  ‚ойска  ‚торого  “краинского  фронта  перешли   в
наступление  под  Љировоградом.  ’анкисты  генерала  ђотмистрова  прорвали
немецкую оборону, и наша дивизиЯ  в  числе  других  стрелковых  соединений
фронта легко и  без  потерь  вошла  в  этот  прорыв.  Ќашей  задачей  было
расширЯть прорыв, следуЯ за танками, обеспечивать фланги. Ќаступали  мы  в
основном ночью, когда над заснеженной степью спускались прозрачные  зимние
сумерки; до вечера же вели огневой  бой  с  немцами,  пережидаЯ  бомбежки,
которые следовали одна за другой почти от восхода солнца. ‚ечером батальон
сворачивалсЯ в походные колонны и вдоль немецкой  обороны,  между  очагами
вражеского  сопротивлениЯ  протискивалсЯ  за  танками  на  запад,   однако
отставаЯ  от  них,  что  составлЯло  тогда  немалую  заботу  командованиЯ,
непрестанно торопившего нас. ќто же обстоЯтельство послужило, по-видимому,
причиной того, что высланнаЯ вперед  разведка  недосмотрела,  прозевала  в
степи довольно крупное сосредоточение немецких танков, всей  мощью  своего
огнЯ неожиданно ударивших из зарослей кукурузы по нашей походной колонне.
   Ѓатальон рассыпалсЯ по снежной степи,  многие  были  сражены  на  узкой
полевой дороге, другие побежали к черневшим в отдалении скирдам. ’отчас за
трассирующим шквалом пулеметного огнЯ взревели моторами танки, и  на  поле
высыпали немецкие автоматчики. “пав в рыхлый снег, Я выпустил по ним  свой
диск и, когда стал перезарЯжать автомат, обнаружил, что  осталсЯ  почти  в
одиночестве на этой стороне дороги. Ѓоец, лежавший несколько впереди,  уже
не двигалсЯ, другие  же  ушли  далеко  назад,  за  дорогу,  и  перебежками
старались добратьсЯ до скирд, представлЯвших здесь  некоторое  убежище.  џ
попыталсЯ вскочить, но сверкающий огневой шквал вынудил менЯ упасть снова.
’анки были совсем близко, в громыхании боЯ  послышались  выкрики  немецких
автоматчиков: "ђус, сдавайсЯ!" ЏерезарЯдив автомат,  Я  все-таки  вскочил,
потому как малейшее промедление  грозило  теперь  обернутьсЯ  худшим,  чем
гибель. Ќесколько десЯтков метров Я передвигалсЯ бросками  -  пригнувшись,
делал 5-6 широких шагов в густом сверкании трасс, падал и тотчас вскакивал
снова. Њне надо было оторватьсЯ от немцев и догнать своих. ‚ отдалении уже
слышались заглушаемые  боем  крики  и  ругань  моего  ротного,  лейтенанта
Њиргорода,  отчаЯнно  пытавшегосЯ  остановить   бегущих   и   организовать
сопротивление. Ќо была ночь, и  хотЯ  на  снегу  четко  различалсЯ  каждый
силуэт бойца, лиц бегущих разобрать было невозможно. џ почти  уже  добежал
до него, как вдруг сильный удар по ноге выше щиколотки опрокинул  менЯ  на
снег. ‘апог стал быстро наливатьсЯ кровью, и первой моей мыслью  было:  не
перебита ли кость? …сли кость  перебита,  то,  разумеетсЯ,  все  длЯ  менЯ
окончилось. Ќо танки уже приблизились, один через мою  голову  строчил  из
пулемета по бегущим к скирдам, и  Я  тоже  вскочил.  Љ  счастью,  нога  не
подломилась, значит, кость цела (потом обнаружилось, что пулЯ отколола  от
голенной кости узкий обломок, в течение трех месЯцев задержавший  менЯ  на
госпитальной койке).  ‚ыпустив  автомат,  Я  отстегнул  от  ремнЯ  тЯжелую
противотанковую гранату кумулЯтивного действиЯ и размахнулсЯ.  Ћднако  мой
бросок не достиг цели, кумулЯтивнаЯ не взорвалась (возможно, Я не добросил
или промахнулсЯ), и танк, круто повернув в мою  сторону,  поддал  газу.  ‚
клубах поднЯтого гусеницами снега он озверело ринулсЯ на менЯ. ‚ последний
момент Я едва успел отбросить в сторону ноги, как  он  прогромыхал  рЯдом,
обдав менЯ снежным крошевом и траками вмЯв в снег полы моей  простреленной
шинели. ‘квозь  поднЯтый  им  снежный  вихрь  Я,  однако,  успел  ухватить
взглЯдом взметнувшуюсЯ впереди фигуру Њиргорода, его взмах руки, и  тотчас
мощный взрыв пахнул мне в лицо, сбив на  снег  шапку.  ’Яжело  качнувшись,
танк остановилсЯ, на его броню из башни вывалились два человека в  черном.
’ут уж Я ударил по ним из автомата,  и  они  скатились  на  землю.  Ћднако
больше мой автомат не стрелЯл: может, заело в диске или кончились патроны,
мне недосуг было разбирать в том,  -  танки  уже  расстреливали  из  пушек
скирды, туда же устремились немецкие автоматчики. ‘зади за  ними  на  всем
протЯжении до кукурузы темнели распластанные  тела  убитых,  некоторые  из
раненых  пытались  ползти.   €з   недалекого   провала   свежей   воронки,
пригнувшись, ко мне подбежал боец нашей роты, он  был  ранен  в  плечо,  и
праваЯ рука его плетью  волочилась  по  развороченному  гусеницами  снегу.
‘олдат плакал, материлсЯ,  но  он  помог  мне  выбратьсЯ  с  того  полЯ  в
засыпанные снегом  заросли  подсолнуха,  с  трудом  преодолев  которые  мы
очутились на едва приметной полевой дорожке. ‡десь нас догнала повозка, на
которой  лежали  двое  раненых,  и  девушка-санинструктор   с   повозочным
встревоженно вслушивались в грохот  близкого  боЯ.  ‘тащив  с  ее  помощью
простреленный сапог, Я вылил из него кровь. € девушка  впервые  перевЯзала
мою ногу. Љ полуночи мы были уже в селе, где  возле  церкви  в  просторном
поповском доме расположилась санчасть какой-то стрелковой дивизии.
   ‚ доме этой санчасти мне пришлось  пережить  ночь,  событиЯ  которой  с
достаточной подробностью описаны на страницах одной из  моих  повестей,  а
наутро всех его обитателей поднЯла отчаЯннаЯ стрельба на  околице  -  село
атаковали  немецкие  танки.  Ћбороны  здесь  никакой  не  было,   в   селе
располагались тыловые службы, санподразделениЯ,  и  вскоре  все,  кто  был
способен к передвижению, бросились по балке в село по соседству.
   Ќо что было делать раненым?
   ‚ последний момент, когда почти все наши покинули  село,  Я  выполз  из
санчасти на улицу с  единственной  подобранной  во  дворе  противотанковой
гранатой, намереваЯсь погибнуть недаром. Ќесколько минут, лежа  в  канаве,
ждал  поЯвлениЯ  танков,  которые  тем  временем  уже  вошли  в   село   и
расстреливали последних его  защитников,  как  вдруг  из-за  угла  побитой
осколками мазанки выскочила пароконнаЯ повозка  с  седоками.  ‡акричав,  Я
замахнулсЯ  гранатой,  охваченный  внезапным  намерением   задержать   мой
ускользающий шанс, и повозка остановилась в полусотне шагов на улице.
   ќта повозка вывезла менЯ из  села,  сзади  по  нас  торопливо  стрелЯли
танки, уже поЯвившиесЯ у  окраинных  хат,  за  греблей.  ’Яжелые  болванки
угрожающе фуркали над головами, но нам повезло: мы выскочили из-под огнЯ и
на пригорке  у  соседнего  села  были  решительно  остановлены  незнакомым
офицером в полушубке, который собирал всех, укладываЯ  в  боевой  порЯдок.
Џришлось и мне залечь в цепь, хотЯ, кроме  пистолета  и  гранаты,  у  менЯ
ничего больше не  было.  Ќо  в  нашем  положении  противотанковаЯ  граната
все-таки чего-то стоила.
   Ќас набралось здесь человек сорок. ‚торопЯх мы вырыли  в  рыхлом  снегу
неглубокие Ямки и залегли. Ћчень скоро из балки поЯвились танки,  их  было
одиннадцать, при виде нашей цепи они замедлили ход, а затем и остановились
вовсе. ќта их остановка сначала обрадовала, а затем и озадачила нас: лучше
бы они нас атаковали,  мы  бы  тогда  попытались  отбитьсЯ  гранатами.  Ќа
расстоЯнии же они были длЯ нас неуЯзвимы, зато вполне уЯзвимы длЯ них были
мы. Ќе раз мне на фронте приходилось  переживать  подобную  ситуацию.  ’ак
было и потом, в конце 44-го  при  втором  моем  ранении  под  Ѓалатоном  в
‚енгрии, когда танки с близкого расстоЯниЯ буквально  за  несколько  минут
выбили залегший на мерзлой земле батальон. ‘нарЯдов они не жалели, времени
у них было в достатке, впрочем, как и сноровки тоже.
   Ћни расстреливали нас, методически,  аккуратно  посылаЯ  по  снарЯду  в
каждого бойца, и спустЯ четверть часа вместо нашей цепи  на  снегу  чернел
рЯд  кровавых  разрывов  с  разметанными  вокруг  комьЯми  мерзлой  земли.
“целевшие, почти все  раненые,  скатились  по  обратному  склону  в  село,
невесть на что надеЯсь и невесть что полагаЯ. Ќо все-таки, как  оказалось,
мы задержали их, пусть и  ненадолго,  но  за  это  времЯ  на  улицах  села
поЯвилсЯ десЯток наших тридцатьчетверок, по-видимому, срочно переброшенных
сюда с другого участка фронта. Ћни вышли  на  сельскую  окраину,  и  между
танками завЯзалась огневаЯ дуэль, котораЯ продлилась до вечера.  „ве  наши
тридцатьчетверки сгорели в вишеннике на отшибе, но горели и немецкие танки
- за бугром в погожее небо долго валили черные  клубы  дыма.  ‚добавок  ко
всему под вечер налетели "мессершмитты" и принЯлись нещадно бомбить  село,
от разрывов их бомб разваливались глинЯные мазанки, разлетались  плетни  и
сараи. Њы с  несколькими  ранеными  сунулись  в  какой-то  погреб,  где  и
просидели до ночи. Ќо в наступивших сумерках наши  тридцатьчетверки  стали
покидать свои позиции за селом, и чумазый капитан-танкист объЯвил, что они
уходЯт. ђаненых, если те пожелают, могут взЯть на броню.  Ќочью  село,  по
всей вероЯтности, будет занЯто немцами.
   Њы торопливо взобрались на броню, человек по шесть на машину, вцепились
в железные поручни. ’Яжелораненых устроили посередине.  ‘начала  нам  было
тепло и  удобно,  следовало  только  держатьсЯ  покрепче.  Ќо  едва  танки
тронулись, снова налетели немецкие самолеты, началась ожесточеннаЯ  ночнаЯ
бомбежка. Ќекоторое времЯ танки двигались, не обращаЯ на нее вниманиЯ,  то
и дело пошатываЯсь в стороны от близких разрывов, которые грохотали справа
и слева, спереди и сзади, обрушиваЯ на нас пласты снега  и  комьЯ  мерзлой
земли, высекаЯ осколками искры из брони. Ќо, после того как одна из  машин
взорвалась и из нее никто не выбралсЯ, танкисты при первых  разрывах  бомб
стали останавливать машины и разбегатьсЯ в  стороны  от  дороги.  ђаненые,
способные к передвижению, тоже соскакивали с брони, на которой  оставались
лишь  те,  кто  не  мог  слезть  и  особенно  взобратьсЯ  на  нее   после.
Џритиснувшись к башне и сжавшись в болезненный ком, Я  переждал  на  танке
четыре или пЯть таких бомбежек, опасаЯсь лишь  одного  -  быть  сброшенным
взрывом на снег. Ќо вот танки въехали в какое-то  большое  село,  и  после
непродолжительной стоЯнки капитан скомандовал слезть всем  -  на  рассвете
танки пойдут в атаку.
   —то ж, пришлось слезть. ‘ело горело после  недавней  бомбежки,  которой
была  свеже  и  жестоко  обезображена  улица.  Љакой-то  боец  помог   мне
доковылЯть до  более-менее  сохранившейсЯ  мазанки,  и,  войдЯ  в  нее,  Я
свалилсЯ на кровать в углу. ‡десь  уже  кто-то  лежал,  наверное  раненый,
солома в кровати показалась мне мокрой, но только Я прилег на краешке, как
сразу же и уснул, словно провалилсЯ в забытьи.
   Љак и все эти суматошные дни, пробуждение наступило от сильной стрельбы
на околице, и Я вскинул голову. Ѓрезжил первый рассвет,  из  проредившейсЯ
темноты проступали убогие пожитки этой покинутой хатенки:  стол,  кровать,
опрокинутаЯ скамьЯ на полу. Њой сосед не обнаруживал признаков жизни, и  Я
толкнул его локтем, тут же, однако, испугавшись - рЯдом  лежал  человек  в
сизой немецкой шинели с двумЯ офицерскими знаками  на  узком,  отороченном
галуном погоне. Џод ним в соломе стоЯла лужа крови, испачкавшей полы  моей
шинели. Ќемец был мертв. ’ем  временем  стрельба  приблизилась:  несколько
пуль ударило в стену, от которой на кровать  брызнуло  сухой  штукатуркой.
ЏонЯв, что поблизости завЯзываетсЯ что-то скверное, Я сполз  с  кровати  и
доковылЯл до дверей. ‚ сенЯх было темно, в углу возле  входной  двери  был
сколочен сусек, полный картошки, и Я  вытЯнулсЯ  на  нем,  изготовив  свой
пистолет.
   Ѓой в селе разгорелсЯ с новой силой. Џослышались крики, кто-то пробежал
по улице. ‚скоре там раздались гранатные разрывы - скверный признак  того,
что немцы ворвались в село. ‘квозь щель в дверЯх  мне  виден  был  залитый
взошедшим солнцем заснеженный двор - началось  Ядреное  морозное  утро.  ‚
свете этого утра за стеною мелькнула тень, послышалось усталое дыхание,  и
дверь передо мною резко распахнулась. ‚ ее проеме  возникло  молодое  лицо
человека в немецкой каске с биноклем  на  груди.  Ћдной  рукой  он  открыл
дверь, а в другой держал автомат. Ќас разделЯли каких-нибудь три метра,  Я
был готов, мой пистолет был направлен  в  середину  его  груди,  и  Я  мог
выстрелить тотчас же. Ќемцу же  длЯ  очереди  предстоЯло  бросить  дверную
ручку и другой рукой подхватить автомат. Ќо Я промедлил секунду, а  немец,
отсутствующе взглЯнув на менЯ, выпустил дверь и побежал дальше, туда,  где
слышались немецкаЯ речь, крики и топот сапог. ’ак  Я  подарил  ему  жизнь,
впрочем, как и он мне тоже. Ђ скорее обоим нам  подарило  жизнь  солнечное
утро, наверное, не давшее ему ничего увидеть в темном закутке. џ  запахнул
дверь и с пистолетом в  руке  стал  терпеливо  дожидатьсЯ  развЯзки  этого
суматошного боЯ.
   Љ полудню развЯзка все-таки наступила. Ќаша  пехота  выбила  немцев  из
села и продвинулась дальше. џ  выполз  на  улицу,  кто-то  из  пробегавших
бойцов показал, где искать их полковую санчасть. Љогда мы с одним  раненым
техником-лейтенантом добрались до нее, снова налетели "юнкерсы" и обрушили
на село контейнеры мелких осколочных бомб. ‘нова  все  заполыхало  кругом,
задымило,  загрохотало.  „евушка  -  лейтенант  медслужбы,  съежившись  от
близких разрывов, на полу санчасти торопливо заполнЯла на раненых карточки
передового района - перевЯзывать  раны  уже  не  было  возможности.  Љогда
очередь дошла до менЯ, записав звание и фамилию, спросила номер  полка  и,
услышав в ответ незнакомые наименованиЯ, удивилась.
   - ќто не нашей части.
   - ѓде он ее найдет теперь, эту свою часть? - сказал техник-лейтенант.
   - Ђ это не мое дело.
   Ѓез  карточки  передового  района  эвакуироватьсЯ  в   госпиталь   было
невозможно, и Я приуныл. Ќо  тут  "юнкерсы"  сыпанули  на  село  очередную
партию бомб, из хаты разом выскочили все  окна,  и  девушка,  смЯгчившись,
бросила мне карточку.
   ’ак, в общем, закончилась длЯ менЯ эта не слишком выдающаЯсЯ  эпопеЯ  -
обычнаЯ солдатскаЯ историЯ, несколько  дней  войны  со  смертЯми,  кровью,
успехами и, как сказали бы теперь, досадными срывами. ’ому, кто воевал  на
переднем крае, особенно в пехоте, не раз приходилось переживать  подобное.
€ным доставалось и больше.
   ‚ Январских боЯх под Љировоградом осталсЯ почти весь  наш  батальон,  а
может, и весь полк даже. •оронили погибших не скоро, когда фронт откатилсЯ
к Ѓугу и степь освободилась от снега. †ители  окрестных  сел  собрали  там
пролежавшие зиму тела наших бойцов и свезли в братскую могилу в ‘еверинке.
Ќаверное, там же подобрали и мою полевую сумку с некоторыми бумагами.  ќто
дало основание предположить, что ее хозЯин тоже осталсЯ поблизости. ‚  той
же братской могиле оказалсЯ и мой командир роты  лейтенант  Њиргород,  имЯ
которого носит теперь пионерскаЯ дружина местной школы.  Ќедалеко  от  тех
мест  похоронен  командир  нашего  батальона  капитан  ‘мирнов,  ненамного
переживший своего командира  роты,  по  соседству  с  ними  покоитсЯ  прах
командира полка майора ЉазарЯна, скончавшегосЯ от ран в медсанбате.
   Ќеискушенному в войне, тем более молодому человеку,  может  показатьсЯ,
что  наши  разрозненные  усилиЯ  были  бесцельными,  а  наше  малоуспешное
сопротивление немецким танкам бессмысленным. Ќо это не так. Џока  раненые,
а также лишенные противотанковых средств и должной организованности  бойцы
тыловых служб вели спорадические бои  с  немецкими  танками,  сковываЯ  их
маневр  и  отвлекаЯ  на  флангах,  ударнаЯ  группировка  наших  войск  под
командованием генерала ђотмистрова упорно  окружала  Љировоград,  в  итоге
принудив немцев к отходу.
   ’огда нам все это казалось по-разному, но  теперь  видитсЯ  все  Яснее:
наши жертвы были не напрасны, каждаЯ каплЯ крови, пролитой  на  поле  боЯ,
так или иначе приближала нашу победу, потому  что  в  той  войне  и  нашем
ожесточенном единоборстве перевешивала лишь  чаша,  до  краев  наполненнаЯ
человеческой кровью. Њиллионы человеческих  жизней  -  красноречивое  тому
свидетельство. Њожет быть,  именно  поэтому  на  нашей  стороне  оказалась
победа, значение которой непреходЯще длЯ человечества.

   1985 г.



ЃЋ‹ѓЂђ€џ - Ѓ…‹Ћђ“‘‘€џ

   ЃлагословеннаЯ страна ЃолгариЯ с  ее  замечательным  по  своей  доброте
народом впервые Явилась в мою судьбу в предпоследний год ‚еликой войны,  и
в ту драматическую пору длЯ солдатского сердца  не  было  милее  уголка  в
…вропе. ‚ памЯтный сентЯбрь сорок  четвертого  мы  навеки  разломали  хлеб
самой искренней дружбы и  увидели,  какую  бездну  добра  вмещает  в  себе
благородное сердце болгарина. Љонечно,  нетрудно  догадатьсЯ,  откуда  эта
щедрость на дружбу - она в драматизме исторического прошлого народа,  и  в
этом смысле мы не можем не заметить  поразительную  общность  исторических
судеб болгар и белорусов.  ‚се  тЯжелейшие  испытаниЯ,  выпавшие  на  долю
болгарского народа, близки и понЯтны белорусам, тоже полной чашей испившим
на  своем  веку  и  многовековой  гнет,  и  национальное  истребление,   и
нравственное и духовное закрепощение. Ќадо ли говорить, как это объединЯет
и сплачивает.
   …сли коснутьсЯ литературных свЯзей, то в последнее времЯ они так крепки
и многообразны, как никогда прежде. ЏервооткрывателЯми в этом деле Явились
два болгарских литератора Ќайден и ѓеоргий ‚ылчевы, многое  сделавшие  длЯ
популЯризации белорусского художественного слова в Ѓолгарии, а  также  наш
замечательный белорусский  поэт,  нынешний  руководитель  ‘оюза  писателей
республики Ќил ѓилевич, ЃолгариЯ длЯ которого стала второй  благословенной
родиной. €менно этим писателЯм  принадлежат  первые  переводы  с  братских
литератур и первые строки о братских  народах.  ‘  тех  пор  прошло  почти
четверть века, и  теперь  десЯтки  белорусских  литераторов  переводЯт  на
родной Язык болгарское слово, а десЯтки болгар отвечают им тем же. ирокую
популЯрность в Ѓелоруссии приобрели переводы с болгарского ‚.Ќикифоровича,
‚.Ђнискевича, ‚.Љулешовой.
   Ќедавно  в  Њинске  вышла  отдельной  книгой  "ЃелорусскаЯ   поэма"   -
произведение, написанное по-болгарски и переведенное на белорусский  Язык.
„лЯ менЯ лично она очень дорога, эта полнаЯ мудрой скорби  поэма,  и  тому
много причин. ‚о-первых, она о моем родном крае - “шаччине, славном  своим
партизанским прошлым, во-вторых, строй ее поэтических чувств необыкновенно
близок и понЯтен каждому из белорусов, в-третьих, ее создал  замечательный
болгарский поэт и мой друг ‘тефан Џаптонев, а перевел на родной Язык  один
из самых талантливых мастеров нашей поэзии и мой белорусский друг -  ђыгор
Ѓородулин. Ќадо ли говорить, какой это  прекрасный  взнос  в  и  без  того
никогда не скудевшую копилку нашей благородной дружбы.
   Џусть же она не померкнет в веках!

   1981 г.



‡ЌЂ’њ ’Ћ, Ћ —…Њ Џ€…њ...

   •удожественное  осмысление  сущности  народной   жизни   во   всем   ее
неповторЯющемсЯ   разнообразии    и    составлЯет,    по-моему,    главную
художественную задачу искусства социалистического реализма. Џри этом,  мне
кажетсЯ,  следует  исходить  из  обЯзательности  признаниЯ  именно   факта
неповторЯющегосЯ разнообразиЯ жизни, в  которой  в  каждый  данный  момент
происходит непрекращающеесЯ  взаимодействие  различного  рода  характеров,
воплотить которые в литературе может лишь образ. Ќо очень непросто  это  -
посредством  одного  выразить   другое,   да   еще   с   необходимой   длЯ
реалистического искусства глубиной и точностью. „лЯ  этого  мало  обладать
литературным талантом - надо еще очень многое знать, глубоко чувствовать и
верно разбиратьсЯ зачастую в  запутанных  жизненных  свЯзЯх,  процессах  и
ЯвлениЯх.
   ‘уществует парадоксальное на первый  взглЯд  мнение,  будто  длЯ  того,
чтобы верно выразить  дух  времени,  нужно  отойти  от  этого  времени  на
расстоЯние, так как с  расстоЯниЯ  все  видитсЯ  четче.  €  действительно,
всЯкаЯ современность трудноуловима длЯ  типизации.  ѓораздо  податливее  и
послушнее времЯ ушедшее,  с  его  устоЯвшимисЯ  ценностЯми  и  обкатанными
реалиЯми. Ќо вот, читаЯ ныне некоторые произведениЯ на тему прошлой войны,
невольно  замечаешь,  как  при  всей  несомненности  многих  положений   и
канонизированной  обЯзательности  определенных  реалий  все-таки   в   них
отсутствует нечто большое и значительное, без чего эти произведениЯ просто
не впечатлЯют, хотЯ речь идет о самом,  может  быть,  главном  длЯ  любого
живущего - борьбе за жизнь.
   „а,   реалий   и   остродраматических   ситуаций   там,   может   быть,
предостаточно,   но   откуда   авторам   взЯть   душевной   наполненности,
психологической достоверности чувства, которые невозможно имитировать,  но
надобно пережить. ‚от почему на вопросы  молодых  литераторов,  родившихсЯ
после победного маЯ 1945 года, можно ли невоевавшим писать  про  войну,  Я
отвечаю: можно, но лучше не надо. ‹итература, кино, телевидение  сейчас  в
состоЯнии снабдить вас полным набором расхожих ситуаций и штатных деталей,
но никто не внушит вам чувств, которые вы не  испытали  и  которые,  может
быть,  и   составлЯют   самое   существенное   в   данном   художественном
произведении.
   €менно верность в передаче человеческой  психологии,  сила  страстей  и
высота справедливости  идеалов  отличают  лучшие  произведениЯ  литературы
социалистического реализма на тему прошлой войны. ‚споминаЯ теперь  многие
обстоЯтельства поЯвлениЯ так называемой второй  волны  военных  прозаиков,
нельзЯ не признать того факта,  что  главным  в  их  повестЯх  и  романах,
заставивших  заволноватьсЯ  критиков  и   читателей,   была   все-таки   с
неожиданной  полнотой  обнаруженнаЯ  и  доподлинно  переданнаЯ  психологиЯ
солдата в бою. Ђдамович, Ђстафьев, Ѓакланов, Ѓогомолов, Ѓондарев, ѓусаров,
Ќосов  создали  книги,  где  незаурЯдный  талант  их  авторов,   счастливо
переплетаЯсь  с   недюжинным   личным   военным   опытом,   принес   удачу
принципиального значениЯ. ‚  них  мы  находим  поразительную  сложность  и
неимоверную трудность военной судьбы,  самоотвержение  и  героизм  -  весь
комплекс правды самой кровавой, но и самой справедливой из войн,  выпавших
на долю нашего народа.
   Љак известно, всЯкое прогнозирование свЯзано с той  или  иной  степенью
риска, но в данном случае, кажетсЯ, меньше всего рискуЯ  ошибитьсЯ,  можно
утверждать, что лучшие произведениЯ  указанных  выше  и  некоторых  других
авторов о войне на  долгие  годы  останутсЯ  в  золотом  фонде  литературы
социалистического реализма. Џотому что в них есть психологическаЯ точность
и большаЯ правда о времени, которое никогда не изгладитсЯ из  человеческой
памЯти.

   1979 г.



‡Ђ ‘—Ђ‘’њ… ЌЂ„Ћ ЃЋђЋ’њ‘џ

   ‚ наше времЯ впервые за свою  историю  человечество  получило  реальную
возможность навсегда устранить угрозу войны и жить в  мире,  который,  как
никогда, нужен сейчас, ибо не  существует  другой  альтернативы  всеобщему
миру, кроме всеобщего уничтожениЯ.
   …сли посмотреть на многовековое  прошлое  культуры  народов,  то  можно
увидеть, что художники-гуманисты всегда были против войны, больше всего их
заботили проблемы мира. Ќо далеко не  всегда  они  имели  хоть  какую-либо
возможность устранить угрозу очередной войны, потому что  были  разобщены,
нерешительны, отЯгощены классовыми,  сословными,  религиозными  и  прочими
предрассудками, мешавшими им сказать свое решительное "нет" войне.
   Њы же теперь имеем такую возможность.
   ќта возможность опираетсЯ на волю народов,  волю  демократических  сил,
лучших  представителей   прогрессивного   человечества,   понимающих   всю
пагубность новой войны и сознающих личную ответственность перед  историей,
человечеством и собственной совестью.
   ‹учшие художники мира и ‘траны  ‘оветов  не  перестают  отстаивать  мир
письменно и устно, в художественном  творчестве  и  публицистике.  Ќо  кто
может сказать, где предел этой неустанной работе? „авно и хорошо известно,
что мир не утверждаетсЯ сам собой, что за него надо боротьсЯ,  потому  что
существуют человеконенавистники  всех  мастей,  которые  готовы  ввергнуть
человечество  в  пучину  новой,   невиданной   по   своим   разрушительным
последствиЯм войны. ‚месте со всеми честными людьми мира  писатели  должны
решительно возвысить свой голос во имЯ защиты жизни на земле.
   ‘овершенно очевидно при этом, что прочного мира невозможно добитьсЯ без
полного взаимопониманиЯ между людьми. Ќа путЯх к  мирному  сосуществованию
все еще стоит множество различных предрассудков, вытекающих из  длительной
разобщенности различных культур. ‹итература - одно из  испытанных  средств
разрушениЯ этих предрассудков, укреплениЯ взаимопониманиЯ между  народами.
Ќо в укреплении такого взаимопониманиЯ нуждаютсЯ и  сами  литераторы,  чье
личное общение и регулЯрные контакты в самых  разнообразных  формах  также
служат благородной идее мира. ‚от почему становитсЯ совершенно  бесспорной
необходимость той встречи, которую намечено провести в Ѓолгарии.
   ќта встреча, предполагающаЯ  большой  разговор  о  мировой  культуре  и
судьбах человечества на нашей планете, внесет также свой несомненный вклад
в дело разрЯдки напрЯженности, предпринЯтой, как известно,  по  инициативе
‘оветского ‘оюза. Љому, как не нашему  народу,  стоЯть  в  авангарде  этой
разрЯдки, кто еще может  сравнитьсЯ  с  ним  по  безмерности  испытаний  и
количеству жертв, принесенных во имЯ мира в прошлой войне? Њы  лучше  всех
на этой земле представлЯем весь ужас войны и поэтому так ценим мир.
   Љонечно, ничто не даетсЯ легко, особенно такое многотрудное  дело,  как
отстаивание мира на планете, до предела начиненной оружием  и  разделенной
на множество перегородок. ‡десь неизбежны свои трудности и свои  проблемы.
Ќо честные писатели всех континентов должны выразить свое отношение к этим
проблемам,  без  разрешениЯ   которых   человечество   по-прежнему   будет
балансировать на шаткой грани между войной и миром.

   1977 г.



‚Ћ €Њџ †€‡Ќ€

   €нтервью длЯ газеты "„ойче ”ольксцайтунг ди тат"

   ‚сЯкаЯ  агрессивнаЯ  война  уже  по  своей  природе  направлена  против
человека, который длЯ нее - лишь средство,  материал  преступной  политики
тех, кто обанкротилсЯ в этой политике,  ведЯ  ее  мирными  средствами.  Ќо
прежде чем вовлечь в свою круговерть человеческую жизнь,  война  стремитсЯ
покончить с культурой, потому что  культура  и  ее  вековые  традиции  уже
фактом своего существованиЯ противостоЯт военному угару. ‚се самое ценное,
накопленное  народами  в  течение  столетий   мирного   развитиЯ,   быстро
обесцениваетсЯ,   а   оставшиесЯ   крохи   культуры   пересматриваютсЯ   и
переоцениваютсЯ агрессором с расчетом адаптации их длЯ своих целей.  ’акаЯ
война пожирает прошлое народное, лишает человека истории еще до того,  как
лишить его физического существованиЯ в мире.
   € даже после ее окончаниЯ надобно длительное  времЯ,  чтобы  изжить  ее
следы на земле и в народном самосознании, психологиЯ ее живет долго; в той
или иной форме ее следствиЯ продолжают влиЯть на формирование будущего.
   ‚от почему тема минувшей войны на протЯжении десЯтилетий не  уходит  из
белорусского искусства, питает  нашу  литературу.  €  тут  нет  какой-либо
заданности или преднамеренности - есть боль, не  покидающаЯ  душу  народа,
который потерЯл за годы войны четверть своих людей  -  каждого  четвертого
жителЯ Ѓелоруссии.
   ‘ началом войны  обрываютсЯ  всЯкие  культурные  свЯзи  между  воюющими
сторонами. ’о, что в области культуры естественно формировалось в  течение
столетий, расторгаетсЯ за несколько недель. Ќадо  сказать  при  этом,  что
честнаЯ интеллигенциЯ обеих  сторон  болезненно  переживает  этот  разрыв,
который безусловно пагубно влиЯет на самочувствие обеих культур,  особенно
если  популЯрные  и  уважаемые  деЯтели  культуры  вольно   или   невольно
оказываютсЯ в неправом лагере. ‚ этом отношении показателен пример хотЯ бы
норвежца Љнута ѓамсуна, чьи романы были любимы в мире до того момента, как
их автор оказалсЯ  коллаборационистом  фашизма.  (€звестно,  что  читатели
возвращали ѓамсуну его книги, швырЯЯ их через ограду усадьбы писателЯ.)
   Џравда, и в годы войны, несмотрЯ на нашествие  на  наши  земли  дивизий
вермахта, мы старались сохранить объективность и  не  распространЯть  нашу
ненависть, так сказать, ретроспективно. ѓете,  ѓейне,  ’омас  Њанн  всегда
были и оставались длЯ нас великими немцами, отношение к ним не  изменилось
с годами. Ќо драматизм момента в данном случае состоЯл в другом:  миллионы
наших людей на оккупированных территориЯх вынуждены были судить о немцах и
немецком народе не  абстрактно  и  не  исторически,  а  весьма  конкретно:
ежедневно наблюдаЯ за бытом, поведением  и  нравами  фашистской  солдатни,
когда трудно было удержатьсЯ от того, чтобы эти далеко  не  джентльменские
нравы не  экстраполировать  на  весь  германский  народ.  ‹ишь  умные  или
образованные люди могли до конца сохранить объективность и  понимать,  что
наглый фашистский фельдфебель - это еще  не  немец,  то  есть  он  сначала
фашист-солдафон,  а  потом  уже  незадачливый  представитель   великой   и
культурной нации …вропы, которую он предал позорнейшим образом.
   Њне хорошо памЯтен случай, который  Я  имел  намерение  использовать  в
своей прозе, но пока не использовал непосредственно. ‘уть  его  состоит  в
том, что осенью сорок первого года, когда вермахт приступил  к  ликвидации
еврейского населениЯ в малых  городах  Ѓелоруссии,  один  старый  сельский
учитель, человек очень воспитанный и интеллигентный, знавший немецкий Язык
и читавший иллера в оригинале, потрЯсенный  трагедией  уничтожениЯ  тысЯч
безвинных жителей местечка, отправилсЯ  к  немецкому  коменданту  с  целью
открыть  ему  глаза   на   всю   бесчеловечность   действий   властей.   ‚
противоположность учителю комендант оказалсЯ невежественным солдафоном  из
тех   немцев,    которые    до    33-го    года    были    представителЯми
люмпен-пролетариата,  а  с  приходом  ѓитлера  к  власти  сделали  военную
карьеру. Љомендант долго не мог взЯть себе в толк, чего хочет этот  старик
белорус. …го, конечно, удивило, что тот неплохо говорит по-немецки,  но  -
культура?.. ’радиции -  христианские  и  гуманистические?  ѓете  и  ѓейне?
Љоменданта, конечно же, не слишком заботили проблемы культуры,  -  он  был
поглощен выполнением  приказа  командованиЯ  относительно  "окончательного
решениЯ еврейского вопроса". …му очень досаждали  эти  местечковые  евреи,
которые бесконечно изворачивались, лгали и не подчинЯлись  его  требованию
дружно и организованно идти в  Яму,  и  его  солдатам  приходилось  немало
поработать, чтобы добитьсЯ повиновениЯ. —то же касаетсЯ ѓейне,  то  тот  -
"сам жид", об этом Ясно  было  написано  в  газете  "„ас  шварце  корпус",
которую регулЯрно читал комендант, так кого же защищает этот взволнованный
и плохо одетый интеллигентишка из местных? “ж не шпион ли он,  подосланный
комиссарами? € чтобы разом  разрешить  сомнениЯ  и  покончить  с  "заумной
болтовней", комендант приказывает пристрелить  и  учителЯ.  Ѓлаго  тот  не
убегает и не  сопротивлЯетсЯ.  ‚  еврейской  шеренге,  уже  уложенный  длЯ
расстрела в Яму, он лег последним, с самого краЯ.
   „а, война и культура - несовместимы, они существуют в различных  сферах
и разговаривают на  разных  Языках.  ‚  течение  тысЯчелетий  выработанные
общечеловеческие истины чужды длЯ войны и непостижимы ею.
   Љ счастью, фашистскаЯ эпоха в ѓермании, хотЯ и  была  кроваво-жестокой,
но оказалась непродолжительной, немецкий  народ  все  же  сумел  сохранить
здоровое самосознание, и хотЯ рецидивы нацизма времЯ  от  времени  дают  о
себе знать в современном  германском  обществе,  в  целом  немецкий  народ
знает, где и с кем его будущее. ‚  Њюнхене,  Љельне,  ќрлангене,  ‡ападном
Ѓерлине Я видел антивоенные и антифашистские  демонстрации  -  грандиозные
народные манифестации, дух и стремление которых были мне близки и понЯтны.
џ присутствовал на многолюдном митинге в ‡ападноберлинском политехническом
институте,  приуроченном  к  пЯтидесЯтилетию  захвата  ѓитлером  власти  в
ѓермании, и выступал там. ’ысЯчи немцев горЯчо аплодировали речам немецких
антифашистов, польских узников Ћсвенцима, молодых  пацифистов.  ќто  было,
может быть, кратковременное, но поистине монолитное сплочение людей разных
мировоззрений и национальностей во имЯ мира и культуры.
   Њне не однажды приходилось  говорить,  что  советскаЯ,  так  называемаЯ
"военнаЯ" литература, - это не упоение войной, а не утихающаЯ  во  времени
боль от нее. Ѓоль за погибших, скорбь по утраченному.
   ‚ том числе и в области  культуры.  ‚едь  многие  из  наших  культурных
ценностей,  разрушенных  войной,  восстановить  уже  невозможно.  „а,   мы
отстроили свои города и села, многие из них  выглЯдЯт  теперь  лучше,  чем
прежде, как, например, столица республики Њинск. Ќо прежний, исторический,
облик рЯда белорусских городов, как, например, древнего  Џолоцка,  недавно
отметившего свое 1100-летие, безвозвратно утрачен,  и  надо  ли  говорить,
какаЯ это чувствительнаЯ утрата  длЯ  исторического  самосознаниЯ  народа.
ѓорода без древнего центра, как бы  современно  и  благоустроенно  они  ни
выглЯдели, все-таки лишены необходимой длЯ них души.  “траты  такого  рода
отлично  чувствовал  наш  недавно  умерший  белорусский  прозаик  ‚ладимир
Љороткевич, в романах которого много от  ностальгии  такого  рода,  и  его
очень любит и понимает современнаЯ молодежь.
   ‚ нашей "военной" литературе нет "упоениЯ" войной, любованиЯ  кровью  и
смертью - все это ей чуждо в своей  основе.  Ќо  мы  воспеваем  в  солдате
прошлой войны красоту его духа, его благородную  способность  пожертвовать
собой ради жизни товарищей (ѓригорий Ѓакланов), любви  к  женщине  (‚иктор
Ђстафьев), и даже ради мирных жителей-немцев  (ћрий  Ѓондарев).  Њы  свЯто
храним традиции русской классики  (‹ев  ’олстой,  ”едор  „остоевский),  ее
уроки и ее позиции  находЯт  у  нас  многих  последователей  среди  разных
поколений писателей. џ, например, исхожу в своей прозе из  элементарнейшей
из  толстовских  посылок,  котораЯ,  будучи  несколько  перефразированной,
выглЯдит так: о войне, какой бы трудной она ни была, надо писать правду  и
всю правду, какой  бы  она  ни  была  горькой.  Џравда  в  гуманистическом
искусстве всегда однозначна и  несет  человечеству  только  добро.  €менно
такаЯ позициЯ служит залогом того, что наша военнаЯ  литература  и  впредь
будет по сути своей антивоенной и сугубо гуманистической.
   ‚ этом смысле нам близок антивоенный пафос произведений  замечательного
и широко популЯрного у нас ѓенриха ЃелЯ, или мЯтежного ѓюнтера ѓрасса, или
ѓермана Љанта, „итера ЌоолЯ и многих  других  авторов  обеих  ѓерманий,  -
гуманистов и пацифистов.
   Љонечно, как в ”ђѓ, так и в ‘‘‘ђ выросло  поколение,  родившеесЯ  после
кровавой войны, о которой оно знает только по книгам, кино да по рассказам
родителей, людей старшего возраста. “ этого поколениЯ свои, часто довольно
затруднительные проблемы,  требующие  длЯ  их  разрешениЯ  немалых  усилий
общества и государства. Ќо мы говорим, что ни  одно  поколение  не  вправе
забыть об  ужасах  и  уроках  минувшей  войны  уже  хотЯ  бы  потому,  что
человечество должно знать, кому оно обЯзано своим существованием.  Љ  тому
же у нас в ходу известнаЯ истина, что каждаЯ новаЯ война начинаетсЯ именно
тогда, когда люди начинают забывать о войне предыдущей. ‚едь уроки истории
ничему не учат,  как  сказал  один  из  великих  немцев,  и  в  общем  это
справедливо как констатациЯ факта. ’ак всегда было в истории,  но  в  наше
времЯ так быть не должно.  Љак  только  человечество  начнет  забывать  об
уроках недавнего прошлого, оно будет ввергнуто в катастрофу, после которой
уже ничего не останетсЯ. Љроме вечного льда и хаоса на мертвой земле.
   Ќа закате жизни свойственно вспоминать о прошлом, в том числе о войне и
победном дне 9 маЯ 1945 года, который Я  встретил  в  австрийском  городке
ђотеннамане  на  реке  ќнс,  где  войска   ’ретьего   “краинского   фронта
соединились с американским авангардом. Њы славно отметили эту долгожданную
встречу, обменивались с американскими пехотинцами  подарками  и  адресами,
клЯлись в вечной дружбе. †аль, что все это оказалось столь же кратким, как
и иллюзорным. Ќо не по нашей вине. ‚ том, что  произошло  вскоре  в  наших
отношениЯх, менее всего повинны наши солдаты, впрочем, как и  американские
пехотинцы. џ уверен, что те с таким же воодушевлением вспоминают тот  день
и нашу встречу на берегах горной реки, нЯнчат внуков и  жаждут  мира.  Љак
его жаждем мы. € как его жаждут немцы обеих  ѓерманий,  в  этом  Я  уверен
тоже. Њожно даже сказать, что весь мир жаждет мира, мир  ненавидит  войну,
но между чаЯниЯми народов  и  осуществлением  этих  чаЯний  стоит  древнее
чудище - _страх_.
   —то может быть благороднее и возвышеннее длЯ культуры, чем содействие в
преодолении этого чудища,  -  во  имЯ  благополучиЯ,  культуры  -  во  имЯ
_жизни_!

   1985 г.



ЌЂЂ ‘€‹Ђ € ‚Ћ‹џ

   €дет времЯ, но не меркнут в человеческой  памЯти  годы  войны,  величие
нашей победы над немецким  фашизмом.  ’рудно  переоценить  ее  значение  в
истории, ныне уже видно, что на ее фундаменте возведено все  настоЯщее,  а
быть может, и будущее человечества. € теперь, когда снова зыбким стал  мир
на земле, когда силам агрессии и  разбоЯ  снова  нейметсЯ,  мы  вспоминаем
недавние уроки, преподанные людЯм войной,  и  утверждаемсЯ  в  уверенности
нашей правоты - правоты дела мира.
   Ћдной из многих замечательных черт минувшей войны  была  народность  ее
характера, когда за общее дело - на фронте, в  промышленности  и  сельском
хозЯйстве, в партизанском тылу, - боролись все, от мала до  велика.  Џусть
не все  рисковали  в  одинаковой  степени,  но  все  отдавали  себЯ,  свое
мастерство, опыт и труд во имЯ грЯдущей победы, котораЯ обошлась нам очень
дорогой ценой. Љолоссальное напрЯжение  всех  физических  и  духовных  сил
народа, огромные материальные  затраты,  двадцать  миллионов  человеческих
жизней - вот плата советского народа за его самую трудную и  замечательную
в веках  победу.  ‘олдатской  же  платой,  личным  взносом  бойца  во  имЯ
грЯдущего часто оказывалась его собственнаЯ жизнь,  расстатьсЯ  с  которой
было очень нелегко, но, как нередко случалось, иного  выхода  не  было.  €
миллионы молодых, да и постарше людей - мужчин, парней, женщин  -  принЯли
смерть, Ясно сознаваЯ, что, как бы ни была дорога длЯ  них  жизнь,  судьба
ђодины и человечества несравненно дороже.
   „а, солдат погибал просто и безропотно, честно и до конца исполнЯЯ свой
долг, и только в душе его, может быть, последней предсмертной мыслью  было
сознание вопиющей безвременности этой его гибели. Њожно  представить  себе
весь   трагизм   ее   летом    сорок    первого    года,    когда    таким
расплывчато-неопределенным казалось ближайшее будущее, столь огромной была
опасность длЯ ђодины, и погибавший, как бы ни уверовал он в  нашу  победу,
не имел даже представлениЯ о сроках ее  осуществлениЯ,  не  знал,  сколько
продлитсЯ война и какой отрезок занЯла  в  ней  его  собственнаЯ  жизнь  -
половину, четверть или того меньше. Ђ главное, так  мало  тогда,  в  сорок
первом, было побед и так много отчаЯниЯ.
   Ќепросто было умирать и в середине  войны,  когда  чаша  военной  удачи
предательски колебалась то в одну, то в другую сторону,  и  впереди  лежал
такой долгий, кровью политый путь - от ‚олги до ќльбы. Љ  тому  же  в  это
переломное времЯ уже Явственно определилась  наша  боеваЯ  сила,  возросло
военное мастерство; в годы ‘талинградского сражениЯ и Љурской битвы мы уже
научились воевать на равных, хотЯ эта наука и далась нам чересчур  большой
кровью. Ќо именно в трудных победных битвах многие расставались с  жизнью,
горестно сознаваЯ, что сделали длЯ победы далеко  не  все,  что  могли  бы
сделать, что так не вовремЯ обрываетсЯ их полнаЯ силы жизнь,  что  теперь,
когда есть умельство, пережит страх и обретена  решимость,  именно  теперь
поЯвилась возможность бить врага навернЯка. ‘ такими или похожими  мыслЯми
они уходили от нас  навсегда.  ‘пустЯ  много  лет,  глЯдЯ  на  пожелтевшие
фотографии этих рано повзрослевших парней в гимнастерках с  петличками  на
воротниках, редко и скупо награжденных, затруднЯешьсЯ, что подумать. ’о ли
следует им позавидовать в том,  что  они  волей  военной  судьбы  сошли  с
половины пути, на котором столько еще пришлось  пережить,  перестрадать  и
стольким погибнуть на своей и чужой  земле  или,  может,  посочувствовать:
стольких победных радостей лишились они, не дойдЯ до весны 45-го. Ќу а те,
что погибли на самом исходе войны, в сорок пЯтом? ‚едь именно в  этот  год
больше чем когда-либо прежде начали мы  задумыватьсЯ  о  будущем,  пытливо
стремЯсь заглЯнуть за черту, котораЯ вот-вот должна была разделить войну с
миром. Ћставалось совсем немного, шли  бои  в  сердце  ѓермании,  окружали
Ѓерлин, штурмовали рейхстаг. € на каждом огненном метре  погибали,  пройдЯ
тысЯчи километров к желанной цели и  не  добежав  жалкие  метры  до  мира,
уцелев на войне долгих четыре года и не дожив нескольких коротких часов до
ее окончаниЯ. ѓорестное сознание этого надо чем ближе к концу  войны,  тем
острее вонзалось в солдатское сердце, но и оно не могло задержать всеобщий
порыв, остановить последний рывок в атаку, смертельный бросок на вражеский
бункер. ‘ледует заметить еще, что  к  этому  времени  мы  уже  своевались,
сработались, притерлись, а то и сдружились с теми, кто был с нами рЯдом. Љ
концу войны, как никогда прежде, окрепло фронтовое товарищество,  и,  быть
может, потому  каждаЯ  потерЯ  бойца  в  общем  строю,  кроме  привычности
безвозвратной  потери  была  еще  и  горькой  личной  утратой  длЯ  многих
товарищей по оружию.
   “ менЯ хранитсЯ старенький, военных лет снимок, наспех сделанный где-то
в тылу на  формировке,  изрЯдно  потертый  за  годы  в  нагрудном  кармане
гимнастерки. Ќа нем четыре офицера, командиры рот и взводов, ни одному  из
которых не посчастливилось дожить до победы. Џервый  из  них  очень  скоро
погиб на „непре, последний пал  в  Ђвстрийских  Ђльпах  двадцать  седьмого
апрелЯ 1945 года. џ вглЯдываюсь теперь в их молодые лица и хочу  прочитать
в их устремленных в объектив взглЯдах нечто такое, чего не замечал прежде,
но что должно открытьсЯ ныне, спустЯ годы после их гибели. ќто  плохо  мне
удаетсЯ, потому что у всех четверых очень будничное выражение лиц с, может
быть, чуть притаенной горчинкой  от  нелегкой  их  доли,  ушедшей  в  себЯ
тревоги за будущее. Ќо ни просьбы, ни жалости, ни упрека. € это понЯтно. ‚
момент  фотографированиЯ  они  жили  общими  длЯ  живых  делами,  текущими
заботами, и хотЯ солдат  всегда  готов  к  самому  худшему  на  войне,  он
стараетсЯ о том не думать.
   ‚зглЯды погибших могут выражать мало или не  выражать  ничего,  но  мы,
волею судьбы или случаЯ выжившие, ставшие более чем вдвое старше  и,  надо
полагать, мудрее, мы обЯзаны увидеть в них то сокровенное, что так  дорого
было длЯ них и в равной степени важно длЯ нас сегоднЯ.
   Џрежде всего мы обЯзаны разглЯдеть их молчаливую  просьбу  помнить,  не
забыть в смене лет их имена и их дело, поведать потомкам о смысле их жизни
и особенно - их безвременной смерти. „авно  известно,  сколь  обманчива  и
несовершенна человеческаЯ памЯть,  безжалостно  размываемаЯ  временем,  по
крупицам уносЯщим в забвение сначала второстепенное, менее значительное  и
Яркое, а  затем  и  существенное.  Ќе  зафиксированнаЯ  в  документах,  не
осмысленнаЯ искусством историЯ и  исторический  опыт  людей  очень  быстро
вытеснЯютсЯ  из  памЯти  вереницей  текущих  дел  и  событий  и   навсегда
утрачиваютсЯ  из  духовной  сокровищницы  народа.  ‚  годы  войны,   когда
человеческаЯ жизнь нередко была лишь средством к  великой  цели,  не  суть
важным казалось имЯ человека, упавшего рЯдом, достаточно было  знать,  что
это свой, и единственной заботой живых было вовремЯ предать земле павшего.
‚торопЯх, в горЯчке боев мы ограничивались словами известной  эпитафии  на
фанерной табличке под такой же фанерной звездой; иногда лишь  по  размерам
насыпи на братской могиле можно было приблизительно судить о количестве  в
ней похороненных. Ќо вот впоследствии стало понЯтно, что  нельзЯ  человеку
без имени -  живому,  а  тем  более  павшему.  “силиЯми  общественности  и
следопытов теперь восстановлены имена даже на самых глухих захоронениЯх, и
в этом заключен  справедливый  и  глубоко  гуманистический  смысл.  ‚сЯкий
рожденный под  солнцем  должен  быть  отличим  от  себе  подобного,  иметь
собственное лицо; лежащий же в братской могиле  тем  более.  ‚едь  имЯ  на
обелиске - это  последнее,  что  остаетсЯ  от  бойца  в  жизни,  и  в  нем
единственнаЯ его безмолвнаЯ просьба к живым - не забудьте!
   Џогибшие не напомнЯт, но мы-то, живые, понимаем, как нам нужно знать  о
них по возможности больше. “ каждого из них была  малаЯ  их  родина,  были
родители, были их пусть мало значащие ныне  длЯ  нас  дела  на  заводе,  в
колхозе, свЯзанные с ними малые и большие заботы. ‚спомнить о них  -  долг
живущих друзей, однополчан, землЯков. Ќа фронте нередко случалось,  что  в
трагической обстановке окружениЯ, тЯжелых  боев,  прорыва  были  совершены
подвиги, но ни совершивших их, ни свидетелей не осталось  в  живых,  и  мы
ничего не знаем, а может, никогда и не узнаем о безвестных героЯх.  Ќо  уж
если кто-то осталсЯ жить, пройдЯ через муки плена, госпитальные страданиЯ,
может, не вернувшись более не только в свою  часть,  но  и  в  действующую
армию, было бы непростительно, если бы он  не  поведал  людЯм  о  подвиге,
свидетелем которого оказалсЯ. Ќеважно, что памЯть не уберегла  имЯ  героЯ,
или тот был совершенно незнакомый боец - после войны  сохранились  архивы,
подшивки газет, документы, не убывает энергии у  молодых  следопытов,  они
распутают самые запутанные клубки прошлого.
   ‚о сколько бы лиц погибших вы ни вглЯдывались,  мне  кажетсЯ,  редко  в
котором из них так или иначе не прочтетсЯ немой, как укор, вопрос  к  нам,
живущим: а вы как? Љакие вы нынче? ’е, что  уцелели  и  так  долго  живете
после нашей, кровавой войны? ‚еликое множество оттенков и смысла заключено
в этом невысказанном вопросе, и длЯ менЯ лично он - самый трудный и  самый
обЯзывающий.  Џри  всей  его  неопределенности  он  самый   взыскующий   и
категоричный. Ђ что он подразумеваетсЯ, этот вопрос, Я не только чувствую,
но знаю навернЯка: сам на их месте  обратилсЯ  бы  к  живым  прежде  всего
именно с этим вопросом. Ћн самый существенный из всего, что может  свЯзать
во времени мертвых с живыми.
   ‚ремЯ, к сожалению, безжалостно не только к человеческой памЯти,  столь
же немилосердно оно ко всему, что составлЯет сложную область  человеческих
отношений. ЏрекраснаЯ вещь  фронтовое  братство,  замечательно,  если  оно
сбереглось от разрушительного  воздействиЯ  лет,  сохранилось  поныне.  Ќо
известно немало случаев и другого рода, когда  некогда  прочнаЯ  фронтоваЯ
дружба  не  выдерживает   испытаниЯ   временем,   рушитсЯ   под   натиском
неблагоприЯтных длЯ нее обстоЯтельств, иссЯкает, хиреет. ‚прочем, все  это
объЯснимо: со временем менЯемсЯ мы сами, необЯзательно становимсЯ хуже,  -
становимсЯ иными, и то прежнее, что  свЯзывало  нас  на  фронте,  что  нам
казалось нетленным, дорогим и важным, более не кажетсЯ таковым.  Ћчевидно,
тут нет ничего предосудительного,  такова  человеческаЯ  природа.  Ќо  как
важно, чтобы это изменение,  если  уж  оно  неизбежно,  происходило  бы  в
сторону улучшениЯ, нравственного совершенствованиЯ, а  не  к  ухудшению  -
очерствлению,  гипертрофии  себЯлюбиЯ,  раздражающей   неудовлетворенности
окружающим. ЋтстоЯть от разрушительного воздействиЯ времени  духовное  "џ"
человека, сберечь идеалы нашей фронтовой молодости, до конца дней остатьсЯ
верными духу товарищества, дружбы, сохранить  готовность  в  любой  момент
ринутьсЯ в бой за правое дело - разве не этот безмолвный призыв сквозит во
взглЯдах наших оставшихсЯ вечно молодыми товарищей?
   ‚ праздничные весенние дни тысЯчи  постаревших  ветеранов  поЯвЯтсЯ  на
улицах, пройдут в колоннах демонстрантов.  ѓрудь  многих  из  них  украсЯт
награды, у кого больше, у кого немного меньше - это  все  символы  умениЯ,
храбрости и мастерства, проЯвленных в жесткой борьбе с врагом. Ќо  есть  и
другие, печальные символы, принесенные  живыми  с  войны,  -  искалеченные
тела. „аже если у этих людей меньше наград (бывает  и  так),  их  шрамы  -
свидетельства их боевого вклада,  их  риска  и  бесстрашиЯ  в  смертельной
стычке с фашизмом. ‚о  времЯ  всенародного  праздника  им  первый  поклон,
первое слово, наш первый братский привет.
   Љак известно, на войне место в боевом строю  не  выбирают.  ѓосударство
превращаетсЯ в единый боевой организм,  где  каждый  гражданин  занимаетсЯ
только своим, предназначенным именно ему делом. ђазнаЯ у  каждого  работа,
разные воинские обЯзанности у солдат и командиров. ‚етераны сегоднЯ  точно
и по заслугам оценивают каждого из своих товарищей, выделЯЯ, однако, самых
достойных уважениЯ. Њы  отдаем  должное  таранному  могуществу  танкистов,
которые шли впереди в самую гущу огнЯ и нередко кончали жизнь в кострах из
солЯрки среди полЯ боЯ; летчикам - истребителЯм и штурмовикам, что  немало
помогали пехоте. Њногое сделали длЯ победы артиллеристы и минометчики.
   Ќо в радостный день  нашей  долгожданной  Џобеды  самый  низкий  поклон
пехотинцу, бойцу стрелкового полка, что прошел... нет, не  войну  (как  ни
странно, в пехоте  войну  не  проходЯт),  хотЯ  бы  часть  той  войны  под
скорострельным   огнем   немецкого   оружиЯ,   под    бомбовыми    ударами
"мессершмиттов" и "юнкерсов", выдержал под гусеницами "пантер" и "тигров",
под  густым  градом  минных  осколков,  взЯл  на  своем  пути  до  Ѓерлина
бесчисленное множество  деревень,  высот  и  развилок,  под  адским  огнем
форсировал десЯтки малых и больших рек, изнемогал  под  жарким  солнцем  в
пыльной степи, замерзал на лютом ветру в зимнем поле, бил врагов из своего
ЏЏ или "драгунки" и все же выжил, не дал  уничтожить  себЯ.  Ќе  уменьшаЯ
заслуг воинов других родов войск, их вклада в победу,  Я  выделЯю  все  же
именно его - пехотинца минувшей войны, далеко не бравого  вида  солдата  в
помЯтой,  запачканной  глиной  шинельке,  в  обмотках  на   ногах,   часто
полусонного, вконец измученного,  с  не  дожеванным  куском  зачерствелого
хлеба в противогазной сумке, притерпевшегосЯ  к  своей  тЯжелой  доле,  но
всегда готового по свистку ротного кинутьсЯ в огонь - навстречу гибели или
победе. Љогда вы встретите в  такой  день  пехотинца  -  бывшего  солдата,
сержанта, младшего офицера стрелкового полка, - поклонитесь ему до  земли:
подвига более героического не найти в веках.
   ‚еликаЯ ЋтечественнаЯ война советского народа против немецкого  фашизма
- целаЯ эпоха в истории нашей страны, блестЯщаЯ страница  ее  героического
прошлого.  Ћна  забрала  бесчисленное   множество   человеческих   жизней,
разрушила сотни поселков и  городов.  €  хотЯ  за  послевоенные  годы  все
восстановлено  и  отстроено,  облик  земли  стал  красивее,  чем   прежде,
невидимые следы войны еще остаютсЯ в сердцах и душах людей. …ще живут  те,
кто потерЯл на этой войне своих близких,  -  в  одиночестве  доживают  век
осиротевшие старики, братьЯ и сестры, выросли без родителей дети.  ‚идимо,
и трети столетиЯ мало, чтобы затЯнулись все душевные раны. ‚ одной  только
Ѓелоруссии погиб каждый четвертый из ее жителей, а  в  некоторых  областЯх
(например, ‚итебской) погиб каждый третий. …сли же взЯть мужское население
этой области,  то  после  войны  тут  недосчитались  половины  мужчин.  Џо
существу, погибли все взрослые мужчины ‚итебщины, котораЯ до  сих  пор  не
достигла довоенной численности жителей. Џотери такого  масштаба,  понЯтно,
не могут не отразитьсЯ на  современном  развитии  экономики.  Ћни  создают
сложные  проблемы  нехватки  рабочей  силы  в  сельском  хозЯйстве  и   на
производстве, накладывают дополнительные обЯзанности на тех, кто трудитсЯ.
…ще долго тут будут помнить войну.
   ѓлубиннаЯ  сущность  народного  подвига  в  минувшей   войне   ЯвлЯетсЯ
животворной темой  современного  искусства.  Ћ  жизни  человека  на  войне
поставлено немало прекрасных фильмов, созданы  замечательные  произведениЯ
литературы. Ћдним из важнейших критериев в  оценке  произведений  на  тему
войны ЯвлЯетсЯ сохранение меры и такта в  отношении  к  правде  войны,  ее
участникам - живым, но главным образом убитым.  …сть  ли  нужда  говорить,
насколько недопустимым в  искусстве  на  данную  тему  ЯвлЯетсЯ  сочинение
потешных фарсов на крови, комедий на человеческих страданиЯх. Ќо некоторые
даже неплохие фильмы о  войне,  которые  пользуютсЯ  успехом  у  молодежи,
неприемлемы длЯ непосредственных ее участников. ‘лучаетсЯ,  что  фильмы  о
войне с надуманными и фальшивыми  ситуациЯми  ставЯт  люди,  что  родились
после 1945-го.
   ЏонЯтно,  длЯ  современного   кино   с   его   огромными   техническими
возможностЯми нет тем, которые нельзЯ было бы поднЯть, говорЯт, что  Языку
кино все доступно. Ќо в этой теме, котораЯ все  еще  сочитсЯ  кровью,  мне
думаетсЯ, было бы уместно руководствоватьсЯ  нравственным  доводом  вроде:
можно, но надо ли?
   ЏсихологическаЯ углубленность, точный и строгий реализм  в  отображении
драматических,  а  то  и  трагических  перипетий  войны  вот   единственно
приемлемый путь длЯ серьезного искусства. € у  нас  есть  немало  примеров
именно такого рода произведений, блестЯщих  во  всех  отношениЯх,  которые
трогают прежде всего свЯтой правдой огненных лет. ‡наменательно при  этом,
что  лучшие  книги  и  фильмы  не  только  прекрасные  образцы  творчества
прекрасных авторов, но и одновременно свидетельства участников войны и  ее
очевидцев. ‡начение их в духовной  жизни  народа  и  влиЯние  на  народное
сознание не утратитсЯ с годами независимо  от  того,  что  в  них  сыграет
первостепенную роль длЯ будущего -  воспитательнаЯ  функциЯ  или  Яркое  и
честное свидетельство  о  поколениЯх,  которые  вынесли  на  своих  плечах
главную тЯжесть войны. Љонечно, и то и другое  взаимосвЯзано  и  одинаково
важно. Ћсобенно длЯ нашего  времени,  когда  дело  разрЯдки  напрЯженности
оказалось под угрозой срыва, перед лицом уничтожающей Ядерной  катастрофы,
победителей в которой, как известно, не будет. Ѓудут зачинщики  тотального
уничтожениЯ, остановить которых могут только ‘ила и ‚олЯ.
   ‘ила и волЯ, подобные той,  что  стала  на  пути  немецкого  фашизма  и
обеспечила сорок лет мира в …вропе.

   1985 г.



—’Ћ „Ђ…’ ЌЂЊ ‘…ѓЋ„Ќџ ЏЂЊџ’њ Ћ ‚Ћ‰Ќ…?

   Ћтветы на вопросы журнала "„ружба народов"

   1. —то за последнее времЯ в опыте всесоюзной  и  мировой  литературы  о
войне вы считаете наиболее интересным?
   - Ќа фоне огромной военной литературы создать что-либо  значительное  о
прошлой войне, тем более поражающее новизной, становитсЯ все труднее  даже
длЯ художников, обладающих  несомненным  литературным  талантом  и  личным
военным опытом. ’ем не менее, хотЯ, может быть, и нечасто, и если иметь  в
виду последние несколько лет, то Я бы назвал книгу "Љаратели" Ђ.Ђдамовича,
роман  "Џлотина"  покойного  ‚.‘емина,  несколько  ранее  вышедший   роман
‚.Ѓогомолова "‚ августе сорок четвертого".
   ќто действительно не только прекрасные своей правдой  вещи,  не  только
новое слово в литературе о войне, значительно углублЯющее  наше  знание  о
ней, но и  новый  художнический  взглЯд,  определеннаЯ  новизна  авторской
концепции, может быть,  невозможнаЯ  еще  несколько  лет  назад.  ќто  тот
случай,  когда  личное  знание  войны  и  народной  судьбы   (‚.‘емин)   в
значительной  мере  подкреплено  документом  (‚.Ѓогомолов),  когда   автор
соединил в себе художника и ученого-исследователЯ (Ђ.Ђдамович), что и дало
возможность создать произведениЯ правдивые, глубокие, ни в  малой  степени
не повторившие ничего  из  огромного  морЯ  созданного  прежде.  ‘юда  же,
наверно, нелишне будет причислить и ‚.Љондратьева с его чистым  и  честным
голосом, его словами в адрес пехоты, несколько обойденной вниманием  нашей
литературы о войне.
   2. ‚озможна ли, на ваш взглЯд, настоЯщаЯ, серьезнаЯ литература о  войне
у писателей невоевавших поколений?
   - џ уже пользовалсЯ возможностью высказатьсЯ  по  данной  проблеме,  но
факт,  что  этот  вопрос  возникает  снова  и  снова,  свидетельствует  об
устойчивом интересе к нему как со стороны читателЯ, так и со стороны нашей
журналистики. ‚прочем, это и понЯтно. ЏоколениЯ уходЯт в  свой  урочный  и
неурочный час, на смену им идут новые, интерес  человечества  к  последней
большой и самой кровавой войне будет еще оставатьсЯ долго. Љонечно, писать
о войне будут все больше и те из литераторов, которые ее лично  не  знали,
может быть, родились после войны, и знание о ней  лежит  вне  пределов  их
личного жизненного опыта. ‚полне возможно, что  ими  также  будут  созданы
значительные  произведениЯ  о  человеке  на  войне.  Ќо   после   стольких
блистательных книг, созданных на основе безжалостной и скрупулезной правды
о ней, это будет не просто и потребует не только выдающегосЯ литературного
таланта, но таланта гениального. ‚ противном случае трудно будет  избежать
вторичности, сочиненности,  приблизительности.  ‚прочем,  характер  такого
рода творчества виден на примере современного кино  о  гражданской  войне.
ќта одна из самых драматических тем нашей истории  все  больше  трактуетсЯ
кинематографом  как  тема  лихих  приключений   и   романтической   любви.
Ћблегченность  в  изображении  столь  трудного  и   конфликтного   времени
происходит от стремлениЯ приспособить его проблематику длЯ  целей  кино  с
его неуемным стремлением развлекать и забавлЯть. —то, впрочем, все  больше
ощущаетсЯ и в некоторых фильмах о прошлой войне. Ќе  хочетсЯ  их  называть
здесь, но Я думаю, они на памЯти у многих зрителей-фронтовиков,  неприЯтно
пораженных их бесконечными каламбурами, комедийными  пассажами,  бездумным
трюкачеством.
   …сли говорить определеннее, то  Я  считаю,  что  в  искусстве  врЯд  ли
возможно создать  что-либо  стоЯщее  на  основе  незнаниЯ.  ‘ледовательно,
знание, опыт совершенно необходимы даже длЯ несомненных талантов, если они
претендуют на значительные открытиЯ в любой области искусства. ‡аемное  же
никогда не приносило успеха, об этом свидетельствует множество примеров из
любой литературы.
   3.  —то,  на  ваш  взглЯд,  ЯвлЯетсЯ  доминантой   вашего   творчества,
соответствуют ли этому взглЯду выводы критиков?
   - Њне трудно исчерпывающе ответить на данный вопрос, так как Я полагаю,
что неблагодарное это дело - разбиратьсЯ в собственном творчестве. ѓораздо
лучше, когда это делают другие. ’ем более наши  профессиональные  критики,
среди которых есть выдающиесЯ таланты, произведениЯ которых мы читаем с не
меньшим  увлечением,  чем  художественную  прозу.  ‚  этом  смысле  Я   не
представлЯю собственного творчества без очень принципиального  взглЯда  на
жизнь и литературу  критика  Ђ.Ђдамовича,  тонкого  аналитика  ‹.‹азарева,
близкого мне по военному опыту и по отношению к  тому,  что  мы  пишем.  ‚
последние годы наша литература как бы озарилась  новым,  очень  честным  и
свежим взглЯдом на нее €горЯ „едкова, проЯвившего удивительное по  глубине
понимание многих, зачастую  подспудных  ее  процессов,  а  также  "военной
прозы". —тение  статей  и  рецензий  этого  критика  длЯ  менЯ  не  только
благодарнаЯ работа ума, но  и  душевное  наслаждение.  „умаетсЯ,  что  при
добром и проницательном внимании этих и других критиков ничто значительное
в  нашем  творчестве  не  останетсЯ  втуне.  ’ак  есть  ли   необходимость
перетрЯхивать  свои  творческие  сундуки  в  поисках  укрывшейсЯ  там   от
критических взглЯдов жемчужины? …сли критики ее не заметили,  то  была  ли
она?

   1982 г.
Last-modified: Thu, 20 Jun 2002 20:47:21 GMT
Ћцените этот текст:
‚асиль Ѓыков. Џублицистика

‘‚€„…’…‹њ‘’‚Ћ ќЏЋ•€

Ќ…€‘‘џЉЂ…ЊЂџ ™…„ђЋ‘’њ “ЊЂ

‡ЋђЉЋ‘’њ €‘‘‹…„Ћ‚Ђ’…‹џ, ‘’ђЂ‘’њ •“„Ћ†Ќ€ЉЂ

‚ „…Ќњ ћЃ€‹…џ

ЉЂЉ Ѓ›‹Ђ ЌЂЏ€‘ЂЌЂ ЏЋ‚…‘’њ "‘Ћ’Ќ€ЉЋ‚"

Ќ…‘ЉЋ‹њЉЋ ‘‹Ћ‚ ЋЃ "Ђ‹њЏ€‰‘ЉЋ‰ ЃЂ‹‹Ђ„…"

‘‹Ћ‚Ћ ЋЃ “—€’…‹…

‚‘… Њ€Ќ…’‘џ, Ђ ЏђЂ‚„Ђ Ћ‘’ЂЌ…’‘џ...

‡Ђ‚€„ЌЂџ Џ€‘Ђ’…‹њ‘ЉЂџ ‘“„њЃЂ

ЌЂ ђ“Ѓ…†Ђ• „ЋЃђЂ € ‹ћЃ‚€

‚…ђЌЋ‘’њ ЏЂЊџ’€

ЏЂЊџ’€ •“„Ћ†Ќ€ЉЂ

‘€‹Ћ‰ ‹ћЃ‚€ € Ќ…ЌЂ‚€‘’€

ЌЂ ’›ЌџЌЋ‚‘Љ€• —’…Ќ€џ•

‚…‹€ЉЂџ ЂЉЂ„…Њ€џ - †€‡Ќњ

ЏЋ‹Ћ’ЌЂ, ЋЏЂ‹…ЌЌ›… ‚Ћ‰ЌЋ‰

ѓ‹Ђ‚Ќ›‰ †ЂЌђ ‹€’…ђЂ’“ђ›

’ђ…‚Ћ†ЌЋ… ‚Ћ‘ЏЋЊ€ЌЂЌ€…

‚‘…ЌЂђЋ„ЌЂџ ЏЂЊџ’њ

ЊЌЋѓЋ ‹…’ ЌЂ‡Ђ„...

‘’Ђ‚…… †€‡Ќњћ € ‘“„њЃЋ‰

‚‘…, —’Ћ Њ› ЊЋ†…Њ

ЏЋ„ Љ€ђЋ‚ЋѓђЂ„ЋЊ

ЃЋ‹ѓЂђ€џ - Ѓ…‹Ћђ“‘‘€џ

‡ЌЂ’њ ’Ћ, Ћ —…Њ Џ€…њ...

‡Ђ ‘—Ђ‘’њ… ЌЂ„Ћ ЃЋђЋ’њ‘џ

‚Ћ €Њџ †€‡Ќ€

ЌЂЂ ‘€‹Ђ € ‚Ћ‹џ

—’Ћ „Ђ…’ ЌЂЊ ‘…ѓЋ„Ќџ ЏЂЊџ’њ Ћ ‚Ћ‰Ќ…?

‘’Ђ‚…… †€‡Ќњћ € ‘“„њЃЋ‰

‡ЌЂ’њ ’Ћ, Ћ —…Њ Џ€…њ...

ЌЂЂ ‘€‹Ђ € ‚Ћ‹џ
