 покойников.
’ревожнаЯ озабоченность мгновенно гасит усталое возбуждение на ее лице.
   - Љто это?
   - Ћдин пехотинец, - говорю Я. - Ђ там командир и ‹укьЯнов.
   - Љоманды? ‹усЯ, команды? - вздыхает Џопов.
   Ќаморщив переносье, ‹юсЯ жалобно всматриваетсЯ в лицо убитого и молчит.
’огда Џопов спрашивает:
   - ‡адорожный пропадал?
   Ћна  выходит  из  оцепенениЯ,  вздыхает,  поджимает  под   себЯ   ноги,
поправлЯет коротенькую юбку на ободранных до крови коленЯх и сообщает:
   - ‡адорожный ранен, вот Я и побежала.
   —то-то недоброе тревожит менЯ.
   - —то, сильно ранен?
   - „а нет, легко, - говорит ‹юсЯ и прикусывает губу.
   ЃольшаЯ и нежданнаЯ радость моЯ быстро меркнет,  смысл  нового  приказа
омрачаетсЯ горечью разочарованиЯ. Људа же тут пробьешьсЯ теперь?  •оть  бы
на какой час раньше...
   €з окопа длинной очередью бьет пулемет  Љривенка.  Џопов,  пригнувшись,
ползет к пушке. џ хватаю автомат и лезу за ним.
   Ќу конечно, они уже идут сюда. €з подсолнуха их высыпает в поле человек
двадцать. Ќа ходу, не целЯсь, они начинают  строчить  из  автоматов.  Џули
стегают по брустверу, бешено  цокают  по  металлу  пушки,  проносЯтсЯ  над
огневой. ‘ другой стороны - из пехотинской  траншеи  также  выскакивают  и
бегут сюда немцы.
   ‚от оно, кажетсЯ, начинаетсЯ, самое страшное. € ‹юсЯ!.. Ќадо же было ей
влезть в это пекло! Љакого черта летела сюда? ‚едь пропадет  понапрасну...
Љривенок часто бьет из пулемета, бешено  брызжут  вокруг  горЯчие  гильзы.
Џопов целитсЯ в тех, что бегут от траншеи. џ со  снарЯдом  в  руках  гнусь
между станин и, напрЯгшись всем телом,  жду  первого  выстрела.  Ќо  Џопов
медлит, и Я знаю - он подпускает ближе. ‚близи им уже спасениЯ  не  будет.
•орошо, что Љривенок притащил еще Ящик, ведь картечи у нас осталось только
семь  гильз,  восьмаЯ  у  менЯ  в  руках,  одна  в  стволе,  одну  мы  уже
выпустили...
   "„ержись, ‹ознЯк, держись! ‚ремЯ твое настало. Џомни, помни  колеи!"  -
мысленно говорю Я себе, и эти слова придают мне силы.
   "ѓах!" - бьет и отскакивает назад пушка. Џотом еще и еще, и все  вокруг
утопает в бешенстве громов, молний, пыли и горЯчих, путаных мыслей...


        16

   Љак-то все же случаетсЯ, что атаку  мы  отбиваем  и  никто  из  нас  не
гибнет. ‚ принесенном Љривенком Ящике лежат  еще  три  снарЯда.  Ќе  везет
только нашей пушчонке. ‘твол ее остаетсЯ  на  откате  -  вперед  не  идет.
ѓде-то пробило противооткатный механизм, и из-под казенника по земле течет
зеленоватый ручеек веретенки. Џопов сидит меж станин, раскинув ноги, Я  на
животе лежу возле сошника, мы выплевываем изо рта песок  и  тЯжело  дышим.
ђЯдом из укрытиЯ  высовываетсЯ  взлохмаченнаЯ  ветром  голова  ‹юси  -  ее
большие серьезные глаза смотрЯт на  нас.  ‚  окопе  лЯзгает  металлической
лентой Љривенок.
   Ќемцы куда-то исчезли, видно, убрались  в  подсолнечник  и  траншеи.  ‚
траве прибавилось еще с десЯток трупов. Ќо и мы  изнемогли,  пот  заливает
глаза, мучит жажда. Љакое-то времЯ мы сидим возле орудиЯ. Џопов то  ли  от
усталости, то ли от душевной тоски  становитсЯ  мрачным  и  долго  молчит.
Џотом смотрит на менЯ и зло произносит:
   - ‹ознЯк, помнить надо! †елтых погибай - помни! ‹укьЯн погибай - помни!
‘олдат погибай - помни! ѓлЯди - и все помни! ‚ек помни!
   Ћн отворачиваетсЯ, вытирает лицо рукавом и спокойно добавлЯет:
   - Џушка помирал. Ђвтомат бери, гранат бери, нож бери...
   „а, дошла очередь до автоматов,  ножей  и  гранат  -  Я  это  чувствую.
Џушечка послужила нам, и неплохо, но все же кончилась ее служба.
   џ сползаю с площадки в  укрытие  и  там  выпрЯмлЯюсь.  ‹юсЯ  сидит  над
‹укьЯновым, сбоку лежит ее автомат. џ берусь за кожух - горЯчий. Ќет,  это
не от солнца - это она стрелЯла, а мы в грохоте и громе даже  не  заметили
того. џ вынимаю диск, патроны в нем еще есть, но немного  -  диск  легкий.
Ђвтомат этот †елтых, Я узнаю его по новенькому кожаному ремню от немецкого
карабина. ‡атем начинаю собирать патроны -  из  магазинов,  подсумков,  из
карманов убитых. ЌабираетсЯ всего на два диска, не больше. ќтого, конечно,
мало. Џравда, в окопе должны быть еще, там же лежат гранаты. ’ем  и  будем
отбиватьсЯ.
   ’оропливо зарЯжаю магазин. Џатроны в нем надо ставить прЯмо, но  пальцы
не слушаютсЯ, и патроны рассыпаютсЯ в  пазах.  ‘  тупой  злостью  Я  ругаю
патроны, конструкторов этого неудобного магазина  и  с  досадой  -  приказ
комбата, который не принес нам спасениЯ.  ‡атем  поглЯдываю  на  откинутую
руку †елтых. —асики его все тикают, краснаЯ стрелочка торопливо  бежит  по
черному циферблату - скоро пЯть. ’олько еще пЯть часов, а кажетсЯ, с  утра
прошла целаЯ вечность и пережито столько, что иным хватило бы на весь век.
   Њне очень плохо, очень тоскливо и очень трудно.  Ќо  все  же  где-то  в
глубине души теплитсЯ радость, и а знаю - это от ‹юси. џ чувствую ее  тут,
если и не вижу, слышу ее  дыхание,  каждое  движение.  ’олько  все  думаю,
убережем ли мы ее?
   ‹юсЯ тем временем возитсЯ с ‹укьЯновым,  отстегивает  от  своего  поЯса
флЯжку и подносит к его губам. ‚ода по грЯзной шее льетсЯ,  стекает  вниз.
‹укьЯнов оживает, тихонько загребает землю руками и, опираЯсь  на  локоть,
пробует встать. ‡апекшиесЯ губы его шепчут:
   - џ сейчас... ‘ейчас...
   - Ќе надо, лежи. …ще пей... …ще, - говорит ему ‹юсЯ и наклонЯет флЯжку.
   ‹укьЯнов пьет. Љадык на  его  худой  шее  судорожно  ходит  вверх-вниз.
Ќаконец солдат поднимает бледные с просинью веки.
   - ‘пасибо, - произносит он слабым голосом. ‡атем, помолчав,  беспокойно
оглЯдывает бруствер, небо и тихо спрашивает: - ѓде немцы?
   - ‹ежи, лежи, - горестно успокаивает его ‹юсЯ. - ‚се хорошо.  ‹ежи.  Ќе
надо о немцах.
   ЉажетсЯ, это настораживает ‹укьЯнова, внимание его сосредоточиваетсЯ  и
взглЯд останавливаетсЯ на ‹юсе.
   - Њы не в санчасти? Ќет?
   -  Њолчите.  ЌельзЯ  разговаривать  -  хуже  будет,  -  будто  ребенку,
разъЯснЯет ‹юсЯ.
   ‹укьЯнов  как-то  спокойно  опускает  веки,  прикусывает   губы   и   в
настороженном раздумье спрашивает:
   - Џожалуй, Я умру? „а?
   - Ќу, что вы? - удивлЯетсЯ ‹юсЯ. - ‡ачем  так  думать?  ‚от  отобьемсЯ,
отправим вас в госпиталь, и все будет хорошо.
   - ЋтобьемсЯ... - шепчет ‹укьЯнов, кусает губы и снова пробует встать.
   ‹юсЯ мЯгко, но настойчиво  укладывает  его  на  спину.  ‚друг  каким-то
чужим, натужным голосом от требует:
   - ѓде мой автомат? „айте автомат!
   - Ќу лежите же! —то вы такой неспокойный! - уговаривает ‹юсЯ.
   џ зарЯжаю три автоматных диска. Ќадо  еще  перебратьсЯ  на  ту  сторону
площадки в окоп, поискать наши запасы. Ќаверху, кажетсЯ, становитсЯ  тише.
ѓрохочет  где-то  вдали,  за  деревней,  а   тут   только   изредка   эхом
раскатываютсЯ в небе винтовочные выстрелы. Џопов из-за колеса наблюдает за
полем. џ переползаю площадку и падаю  в  окоп,  в  котором  одиноко  сидит
Љривенок. Ћн бросает на менЯ неприЯзненный взглЯд и  подбирает  с  прохода
ноги:
   - ‹укьЯнов пришел в себЯ, - говорю Я. - Њожет, выживет.
   Ќо Љривенок молчит. ЋказываетсЯ, от  него  нелегко  добитьсЯ  слова.  џ
разрываю в нише землю,  выкапываю  оставшиесЯ  гранаты,  вытЯгиваю  из-под
песка тЯжелые просмоленные пачки с патронами. ЉажетсЯ, больше  тут  ничего
нет.
   - Ђ у тебЯ сколько? - спрашиваю Я у Љривенка.
   Ћн нехотЯ кивает на пулемет, из приемника которого  свисает  наполовину
пустаЯ лента.
   - ќто все?
   - „а.
   џ оставлЯю ему лимонку и с остальным  боезапасом  переползаю  площадку.
‹юсЯ сидит, как сидела, склонившись над ‹укьЯновым, опершись на руку, а он
стонет и часто, прерывисто говорит:
   - Ќу зачем  обманывать?..  ‡ачем?..  ђазве  этим  поможешь...  —еловеку
правда... нужна. ѓорькаЯ, сладкаЯ... но правда! Ћстальное пустЯки...
   ‹юсЯ  молчит,  а  он,  как-то  успокоившись,  едва  переводЯ   дыхание,
произносит:
   - ‡наю, умру... ‚ груди жжет... Ќоги отнЯло... „а... - сипит  ‹укьЯнов,
и в груди у него что-то булькает.
   ‹юсЯ молчит.
   Љакой-то  болезненный  надрыв   чувствуетсЯ   в   его   голосе,   и   Я
настораживаюсь. Ѓледное лицо ‹укьЯнова покрываетсЯ потом.
   - Љонец, - говорит он и умолкает, будто вдумываЯсь в смысл этого слова.
- —то мне теперь таитьсЯ? ‡ачем? ‚едь Я - трус несчастный, -  тихо,  но  с
каким-то необычным напрЯжением говорит  он.  -  ‚сю  жизнь  боЯлсЯ.  ‚сех!
‚сего! € соврал про плен-то...
   —увствую,  эти  слова  адресованы  мне,  поднимаю  на  него  взглЯд   и
встречаюсь с его глазами. Ќо он медленно отводит их в сторону.
   - „а, дружище, соврал. ‘ам в плен сдалсЯ. ‚ окружении.  ЏоднЯл  руки...
Ќе выдержал. Џотом понЯл, да поздно было... € вот  все.  Љонец!  Ќичто  не
помогло... - хрипит он.
   ќто признание ввергает менЯ в замешательство. ‡начит, совсем он не тот,
за кого выдавал себЯ. Њало что он умник, - он  трус,  существо,  достойное
презрениЯ на войне. Ќо почему-то Я теперь не  презираю  его.  Њожет  быть,
потому, что сегоднЯ на наших глазах он наконец победил что-то в себе? €ли,
может, от этой его искренности? Ћднако, понимаю Я, теперь, перед кончиной,
не  нужно  ему  и  сочувствие,  как  не  страшно  и  осуждение.   ЉажетсЯ,
единственно важное, что осталось в этом человеке, - запоздалое  стремление
к правде, которой, пожалуй, не хватало ему при жизни.
   ‹укьЯнов  между  тем  стонет,  страдальчески   мотает   головой.   ‹юсЯ
настойчиво сдерживает его.
   - Ќу ладно, ладно. ‹ежите тихо. Ќе надо так.
   -  ‘корее  бы.  †жет...  —то  ж,  храбрость  -  талант.  Ђ  Я,  видимо,
бесталанный. Љому нужен такой человек-трава...
   Ћн плачет. Љрупные, как горошины, слезы текут по грЯзному  лицу.  ‹юсЯ,
наморщив переносье, ладонью вытирает их.
   - Ќу что ж!.. ’олько не думал...  “жасно  и  бессмысленно...  ’ри  года
позади - и зрЯ... - с обидой  говорит  он.  -  ќх!  Ђ  они,  сволочи,  все
опоганили... „айте мне гранату!
   - ‡ачем вам граната? - говорит ‹юсЯ. - ‚ы же не бросите ее.
   ‹укьЯнов напрЯгаетсЯ, приподнимаетсЯ на локте, смотрит на менЯ дрожащим
предсмертным взглЯдом.
   - Љак же Я так?.. ‹ознЯк, дай!.. Њожет, в последний раз...
   џ понимаю, от чего мучительно ему - не только от раны! ‚о мне шевелитсЯ
жалость к этому человеку, но куда ему граната? ѓраната нужнее нам,  теперь
не до запоздалого мщениЯ - вот  в  траншее  уже  поЯвлЯютсЯ  каски,  скоро
хлынут немцы.
   - Ќет гранаты, - как можно тверже говорю Я.
   Ћн снова падает спиной на землю, и несколько слезинок сползают  по  его
грЯзным щекам.


        17

   - ‹ознЯк! - встревоженно зовет Џопов. - Ѓыстро-быстро сюда!
   џ торопливо  выползаю  из  укрытиЯ.  Џопов  напрЯженно  горбитсЯ  возле
прицела, и, приблизившись, Я вижу, зачем он позвал менЯ.
   ‚ пехотной траншее немцы. Њелькают над бруствером стволы  их  винтовок,
иногда блеснет на солнце каска. ‚идимо, они перебегают куда-то,  наверное,
окружают нас. Ќо это еще не все. ‚дали, на  объезде  минного  полЯ,  снова
показываютсЯ автомобили:  передние  уже  переезжают  канаву.  Џопов  зорко
всматриваетсЯ и, медленно покручиваЯ маховички, наводит ствол на  головную
машину.
   Ќо ствол сполз назад меж станин, затвор не  закрываетсЯ,  стрелЯть  так
нельзЯ. Ќичего другого не придумав, Я хватаю двумЯ  руками  казенник,  изо
всех сил упираюсь сапогами в землю  и  нечеловеческим  напрЯжением  толкаю
ствол  вперед.  ‡атем  зарЯжаю.  Љлин,  лЯзгнув,   закрываетсЯ.   ЉажетсЯ,
обошлось. ’еперь выстрелит.
   ‚ то же  времЯ  где-то  звонко  щелкает  -  осколками  Я  металлической
окалиной, будто крупным песком,  хлещет  менЯ  по  щеке.  џ  хватаю  новый
снарЯд, а Џопов, перестав крутить маховики,  тихонько  наклонЯетсЯ,  будто
длЯ того, чтобы выглЯнуть из-за щита.
   - ѓотово! - коротко бросаю Я, однако наводчик медлит.
   ЊенЯ встрЯхивает от  недоброго  предчувствиЯ,  а  Џопов,  как-то  сразу
обмЯкнув, наваливаетсЯ на механизм наводки и тычетсЯ лбом в край щита.
   - ’ы что?
   џ бросаю снарЯд,  хватаю  его  за  плечи:  Џопов  на  глазах  бледнеет,
последним взглЯдом скользит по мне и тихо, едва слышно шепчет:
   - ‹ознЯк!.. “били Џопов... “били... „урной Џопов!
   - Људа тебЯ? Људа? ѓде? - в смЯтении спрашиваю Я, не видЯ нигде  крови.
Ќо он со стоном обмЯкает на моих руках.
   - Ћй, дурной Џопов! Љомбат... говори...
   - —то говорить комбату?.. —то? Џопов!
   Џолузакрытые веки его несколько секунд часто-часто вздрагивают и  вдруг
застывают. Ќе в силах поверить в то, что случилось, Я некоторое времЯ дико
вглЯдываюсь  в  это  потное,   застывшее   лицо.   ‡атем   кричу   нелепые
ругательства, и все во мне вопит страшным воплем. Ђ машины мчатсЯ и мчатсЯ
к деревне.
   ѓотовый реветь в отчаЯнии, Я отстранЯю мертвого наводчика и  прижимаюсь
лбом  к  горЯчей  резине  прицела.  Ђвтомобили  неудержимо  мелькают  мимо
тоненького волоска на прицеле. Џодкрутив поворотный механизм,  нажимаю  на
рычаг. ‚ыстрел! ѓде-то на огневой снова щелкает разрывнаЯ или бронебойнаЯ.
џ соображаю: надо накатить. ‘квозь пыль бросаюсь к казеннику, и  мои  руки
встречаютсЯ там с горЯчими, мЯгкими руками ‹юси. ‹ежа на земле, она  также
упираетсЯ в казенник. ‚ едином усилии мы сдвигаем ствол с места.  Џотом  Я
зарЯжаю... ‚ Ящике остаетсЯ последний снарЯд.
   -  Ђга,  горит!  ѓорит!  -  кричу  Я,  увидев  в  прицеле,  как   дымит
наклонившаЯсЯ набок машина. ‡амедлЯЯ ход, ее  объезжают  другие.  џ  снова
бью, пушка дергаетсЯ, что-то металлическое лЯзгает рЯдом. €  вдруг  сквозь
еще не осевшую от выстрела пыль  Я  вижу,  что  стрельба  наша  кончилась:
сорванный с люльки ствол казенником  врезалсЯ  в  бруствер.  ЏобледневшаЯ,
испуганнаЯ ‹юсЯ лежит возле станины.
   - Ќу вот и все. Џрошли! Ќе сдержали!
   Њашины быстро мчат по дороге к деревне, теперь мы их не  остановим.  Џо
орудийному щиту бьют пулеметы  и  автоматы.  Џули  лЯзгают  по  металлу  и
разлетаютсЯ в стороны. Ѓросив все как есть на  площадке,  Я  скатываюсь  в
укрытие. ’уда же отползает ‹юсЯ.
   Њы хватаем автоматы и высовываемсЯ из-за бруствера.  Ќемцы,  выскакиваЯ
из траншеи, бегут, падают, поднимаютсЯ снова. €х человек пЯтнадцать. ђЯдом
в окопе открывает огонь Љривенок. џ выпускаю первую, вторую очередь, вижу,
как в пыльную землю вонзаютсЯ пули. Ђвтомат дрожит  в  руках  -  несколько
немцев падают. ‡атем Я кидаюсь на другую сторону укрытиЯ  -  к  ‹юсе.  Ћна
тоже бьет длинной трескучей  очередью,  и  на  менЯ  сыплютсЯ  ее  горЯчие
гильзы. € вдруг она останавливаетсЯ, приседает  возле  стены  и  торопливо
дергает за рукоЯтку. ‡аело! џ вырываю у  нее  автомат,  сую  свой,  дважды
перезарЯжаю. ‹юсЯ прицеливаетсЯ,  но  Я  дергаю  ее  за  гимнастерку.  Ћна
оглЯдываетсЯ.
   - Џеребегай! ЊенЯй место!
   џ впервые обращаюсь к ней на  "ты".  ‚  напрЯженном  взглЯде  ее  Ясных
больших глаз коротко вспыхивает немаЯ благодарность. Ќо теперь это менЯ не
радует, теперь мне уже все равно.  џ  хочу  только  сберечь  ее,  не  дать
погибнуть прежде, чем погибну сам. ‹юсЯ переносит автомат на  два  шага  и
снова прицеливаетсЯ. ‘транно, на кажетсЯ, будто она совсем не боитсЯ. ‹ицо
ее спокойно, только глаза прищурены и щеки  потерЯли  прежний  румЯнец.  “
менЯ же все издрожалось внутри, хотЯ внешне движениЯ резки и  уверенны.  џ
очень боюсь прозевать что-то, куда-то не успеть и мечусь из конца в  конец
по укрытию.
   Њы ведем бой на  обе  стороны.  Љривенок  в  окопе  вдруг  умолкает.  џ
тревожно вслушиваюсь, но вскоре он  начинает  грохотать  дальше,  в  самом
конце позиции. Ђга, это он бьет по дороге. Ћттуда,  где  неподвижно  стоЯт
четыре машины, редкой цепью бегут сюда еще десЯтка два немцев.
   „а, час от часу все хуже...
   Ћставив на бруствере автомат, Я наклонЯюсь, чтобы взЯть гранаты. •ватаю
все три, а когда выпрЯмлЯюсь, мой взглЯд снова встречаетсЯ с  затуманенным
взглЯдом ‹укьЯнова. ‘олдат дергаетсЯ, привстает и, вытЯнув руку,  отчаЯнно
требует:
   - „ай!
   € Я бросаю ему лимонку, остальные ђѓ„ кладу на край бруствера и  хватаю
автомат. џ стрелЯю по тем, что бегут, что лежат, что пытаютсЯ переползать.
Ѓью  короткими  очередЯми,  пока  автомат  не  умолкает.  Џотом,   присев,
выбрасываю пустой диск и от волнениЯ долго не могу попасть в паз новым.
   - ѓде они? ѓде? - стонет ‹укьЯнов,  в  его  поблекших  глазах  догорает
отчаЯние.
   џ, не  отвечаЯ,  вскакиваю:  "Ђга,  они  не  выдержали,  снова  залегли
неподалеку от траншеи". Ќесколько долговЯзых фигур бросаютсЯ наутек, часть
остаетсЯ лежать в траве. Љривенок густо сыплет из пулемета  вдогонку.  ’е,
возле дороги, также залегают, и какое-то времЯ в  поле  никого  не  видно.
’олько рой пуль над нами, брызжет землей бруствер,  разлетаютсЯ  вдребезги
разбитые комьЯ земли...
   Џритаившись  за  бруствером,  мы  вслушиваемсЯ,  не  верЯ,  что   снова
отбились.  Џотом  ‹юсЯ  первой  опускаетсЯ  на  дно.  €  вдруг  плечи   ее
содрогаютсЯ от плача. џ пугаюсь, мне кажетсЯ, что с ней что-то  случилось,
хватаю за руки, которыми она, судорожно всхлипываЯ, прикрывает лицо.
   - ‹юсЯ! —то с тобой? ‹юсенька! Ќе надо!
   Ћна умолкает, кротко взглЯдывает на менЯ  мокрыми  от  слез  глазами  и
как-то неожиданно вдруг успокаиваетсЯ.
   - Ќичего. ‚се. Џрости...
   Џотом вытирает рукавами глаза, откидывает  назад  волосы  и  озабоченно
спрашивает:
   - ѓде они?
   “ менЯ также несколько спадает напрЯжение. ’олько  теперь  окончательно
понимаю, что Џопова с нами нет, и Я командир  этой  горстки  живых  людей.
Ћтдышавшись, ползу на площадку, беру наводчика за протертые на  щиколотках
сапоги и тащу в укрытие. ЏропотевшаЯ  его  гимнастерка  подворачиваетсЯ  и
оголЯет запавший, худой живот с синим шрамом на  правом  боку.  ‚  укрытии
управитьсЯ с ним мне помогает ‹юсЯ. Њы бережно кладем убитого на солнцепек
возле остальных.
   - Ќу вот и четвертый, - шепчу Я.
   ‹юсЯ закусывает губу.
   ‹укьЯнов тихо стонет и уже не раскрывает глаз.  ђука  его,  однако,  не
выпускает гранату. ’олько, кажетсЯ, уже напрасно. ‚ последний раз Я смотрю
на запЯстье руки †елтых: часики все тикают, на них половина восьмого.
   Ќет, надо изо всех сил держатьсЯ. ‚  этом  Я  убежден.  “прЯмаЯ  злость
напрЯгает мускулы. —ерта с два мы им поддадимсЯ! Њожет, это  и  конец,  но
иначе нельзЯ. Џусть простит менЯ  ‹юсЯ,  но  Я  буду  беспощаден  к  себе,
Љривенку и даже к ней - так надо.
   - ‹юсЯ, бери новый магазин, - говорю  Я.  -  ‚озьми  гранаты.  ‚сем  по
одной, одна в запасе.
   Њы готовимсЯ к самому худшему. Џока есть патроны, будем  отбиватьсЯ,  а
там... —то ж, не мы первые, не мы последние...
   ѓрудью Я прижимаюсь к стене укрытиЯ, прЯчу за бруствером голову и  жду.
‘олнце палит мне прЯмо в лицо, и по-прежнему до изнеможениЯ хочетсЯ  пить.
‹юсЯ перезарЯжает автомат и садитсЯ на дно укрытиЯ.
   "ѓлавное, что-то решить,  -  думаю  Я,  -  на  что-то  отважитьсЯ,  все
остальное легче.  ‘амое  худшее  -  неопределенность".  €  постепенно  мне
становитсЯ легче, исчезает та беспокойнаЯ неуверенность  в  себе,  котораЯ
донимала с утра.
   - Ќе так просто нас взЯть! Џусть попробуют, -  оглЯдываЯсь,  говорю  Я,
чтобы подбодрить  ‹юсю,  котораЯ  вопросительно  и  с  затаенной  надеждой
смотрит на менЯ. „евушка молчит и вслушиваетсЯ в звуки  наверху.  ‹укьЯнов
часто стонет, потом поднимает  посиневшие  веки  в  спрашивает,  с  трудом
удерживаЯ в руке гранату:
   - Ќу, где же они? ѓде? Џочему не идут? “спеть бы...
   Љакое-то времЯ он лежит неподвижно, с закрытыми  глазами,  затем  снова
открывает их и зовет ‹юсю.
   - †жет сильно!.. „ушит... ‚идно, все... ‚оды бы, сестра!
   ‹юсЯ наклонЯетсЯ, поднимает с земли его пожелтевшую, с  худыми  тонкими
пальцами кисть.
   - Џотерпите. Ќет воды... € говорить не надо. ЌельзЯ вам.
   - ‘естра, - зовет он снова. - —его вы тут? Љто вас послал?
   - ‘ама.
   - ‡ачем, а?
   - ’ак. †алко вас стало, - просто отвечает ‹юсЯ.
   - †алко! - шепчет ‹укьЯнов и закрывает глаза. - ќто  хорошо.  ’олько...
Ќе стоит. Ќе надо жалеть...
   "Ќу где же они? Џочему не идут?" - начинает и менЯ жечь нетерпение.  Ћт
неподвижности ноет тело, гудит в голове и клонит ко сну. џ  боюсь  уснуть.
‘трельба  утихла,  немцы  прЯчутсЯ,  но  что  будет  дальше?  Љривенок  не
отзываетсЯ, только шаркает чем-то в земле.
   - ‹юсЯ, вы берегите себЯ, - сдерживаЯ стон, тихо  говорит  ‹укьЯнов.  -
Ѓерегите. ‚ы красиваЯ. ќто много значит!..  Ђ  мне  уже  все.  Љонец!  Љак
бессмысленно! ќх!.. •оть бы один день! Ћдин день. џ доказал бы... ќх!
   ЉажетсЯ, он умирает. ѓлаза  его  закрываютсЯ,  щеки  ввалились,  волосы
торчат щеткой, тонкие ноздри едва  шевелЯтсЯ.  Ћколо  него  лежат  †елтых,
Џанасюк, Џопов.
   —то-то сдавливает горло. Њне хочетсЯ выругатьсЯ, но рЯдом ‹юсЯ, и Я  до
боли в ушах стискиваю зубы...


        18

   Љак адски долго тЯнетсЯ день!
   „ожить бы до ночи! Ќочью мы, возможно,  выбрались  бы  из  этой  Ямы  и
пробились к своим. Ќо очень медленно опускаетсЯ солнце.  ’ень  в  укрытии,
однако, постепенно ширитсЯ и  закрывает  лица  убитых  и  съежившийсЯ  под
стеной комочек - ‹юсю. ‚оздух по-прежнему насыщен муторным смрадом  жженой
резины, краски, пороха; от земли пышет жаром и пылью; нет-нет  да  потЯнет
тошнотворным запахом крови. ‚озле станины, там, где лежал Џопов, кружатсЯ,
жужжат мухи.
   "’олько бы хватило терпениЯ, - думаю Я теперь единственную свою думу. -
’олько бы выдержать!.." —то-то подсказывает мне,  что  больше  всего  надо
старатьсЯ сохранить Ясный рассудок, не сойти с ума, не броситьсЯ удирать и
не подпустить врага близко. …сли не выдержим тут, то наверху нас  перебьют
за несколько секунд. Ќадо ‘идеть, хотЯ и тЯжело и страшно. "Ќадо держатьсЯ
за землю-матушку", - говорил †елтых. ‚ ней - наша сила и наша надежда.
   - Љривенок! - зову Я пулеметчика. - ’ы наблюдаешь?
   џ присаживаюсь в тени окопа рЯдом с ‹юсей. ЏомахиваЯ кукурузной веткой,
она отгонЯет мух  от  вспотевшего  лица  ‹укьЯнова.  ‚  ее  глазах  тихое,
терпеливое ожидание. ‚идно, она также пережила самое  трудное  сегоднЯ,  и
теперь на ее лице светитсЯ что-то осознанно-спокойное и очень дорогое мне.
‹укьЯнов же не шевелитсЯ, не стонет, и ‹юсЯ приподнимает  его  неподвижную
руку. ѓраната выкатываетсЯ на землю.
   - †ив?
   - †ив еще, - вздыхает она. - Ќо уже скоро...
   џ впервые так близок к ‹юсе,  и  впервые  нас  обоих  объединЯет  общаЯ
забота. ђЯдом  лежат  убитые,  и  умирает  наш  четвертый  товарищ,  но  Я
почему-то уже не чувствую особой остроты этой потери, - видно,  нервы  мои
притупились.  Ќо  вот  близкое  ‹юсино  соседство  какой-то   неизведанной
волнующей теплотой охватывает менЯ. €з самых  потайных  глубин  моей  души
поднимаетсЯ  волна  ласкового  чувства  к  ней.  —то-то  теплое,  даже  не
дружеское, а братское вливаетсЯ в мое сердце, Я очень  хочу  прикрыть  ее,
защитить, не дать в обиду. ’еперь мне не  так  уж  важны  их  отношениЯ  с
‹ешкой, с  капитаном  Њелешкиным.  ’еперь  она  со  мной,  только  моЯ,  и
разлучить нас может разве что смерть.
   "ЊилаЯ, хорошаЯ девчушка! - хочетсЯ сказать мне. - џ люблю тебЯ! ‹юблю!
Ќавсегда! Ќавеки... Џусть мы погибнем, пусть пропаду Я, все равно  Я  буду
любить тебЯ до последнего мгновениЯ".
   € мне почему-то становЯтсЯ слышны эти мои слова,  Њожет,  Я  говорю  их
вслух? џ глЯжу на ‹юсю: нет, она сидит в задумчивости...
   Ђ что, если сказать?
   ’ак вот, как думаю и чувствую - скажу, пусть знает. —то  из  того,  что
наша жизнь еле теплитсЯ, что лежат четверо наших товарищей? Ќаша ли в  том
вина, что судьба уготовила нам такую молодость? —то будет после того,  как
признаюсь в этом, Я не могу представить себе. Ќо, видно, та необыкновеннаЯ
значительность,  котораЯ  наступит  после  моих  слов,  и  сдерживает  мою
решимость.
   - ‹юсЯ! ’ы побереги себЯ. Џрошу, - говорю Я и с затаенной  надеждой  на
то, что она уступит мне, согласитсЯ, глЯжу на нее.
   ‹юсЯ словно пробуждаетсЯ, вздыхает и печально улыбаетсЯ одними уголками
губ.
   - Љак? Њожет, бежать? Ѓросить раненого?
   - ‡ачем? Ѓежать некуда... Ќо все же, - возражаю Я, хотЯ и чувствую, что
сказать нечего.
   - ‚се же, все же... „умаешь, Я зачем  примчалась  к  вам?  Ћттого,  что
подлость донЯла, вот! ‡адорожный ведь в санроту прибежал,  за  бумажкой  с
красной полоской - в тыл, значит. џ говорю: а как с ребЯтами? Ђ  он:  "—то
ты о ребЯтах - им уже крышка. Љ тому же Я ранен", - говорит. Ђ рана у него
- царапина одна. Ќу, каково? - спрашивает ‹юсЯ.
   џ  словно  немею.  ‡абыв  о  немцах,  осоловело  глЯжу  в  строгие,  но
по-прежнему очень Ясные ‹юсины глаза.
   - ќтого от ‹ешки Я не ждала. Ћт кого хочешь, но не от  него,  -  нервно
продолжает  ‹юсЯ.  -  ‚ыбежала,  смотрю:  вы  тут  бьетесь.  Ѓросила  все,
полетела. € разрешениЯ не спросила... ’олько вот... опоздала.
   ЊенЯ будто ошпаривают кипЯтком, сами собой сжимаютсЯ кулаки.
   "‚от гад! Ћтблагодарил нас - и менЯ, и Џопова, и Љривенка, спрЯталсЯ за
бумажку с красной полоской. € горЯ ему мало, что мы тут погибаем".
   - ‘волочь! - вырываетсЯ у менЯ. - Ќадо было комбату доложить.
   - —то докладывать! - говорит ‹юсЯ. - ‚се же он ранен,  формально  прав.
Џравда, с такой раной никто его в тыл не пошлет, но...
   „а, формально он прав - у него царапина на руке, а  тут,  пока  мы  его
ждали, погиб Џопов, умирает ‹укьЯнов, ‹юсЯ попала в западню, из которой не
видно выхода. ‘овсем новое, никогда прежде  не  испытанное  чувство  гнева
охватывает менЯ. ‡а все долгое времЯ этой страшной войны  Я  не  думал  об
этом, не мог представить себе ничего подобного. ‘ восхищением и завистью Я
глЯдел на каждого фронтовика, но вот бывают, видно, и такие.  €  пусть  бы
сделал это  кто-нибудь  из  пугливых,  хотЯ  бы  тот  самый  ‹укьЯнов,  но
‡адорожный? Џочему он поступил так? ѓад, за это его надо судить. •отЯ  как
судить, он ведь ранен! ‚от и возьми его голыми руками.


        19

   - Џить!.. Џить!.. - снова начинает стонать и дергатьсЯ  ‹укьЯнов.  ѓубы
его высохли, лицо заострилось, и пожелтевший нос, словно  клюв,  торчит  в
предвечернее небо. ‹юсЯ сидит рЯдом и медленно, терпеливо  гладит  его  по
рукаву.
   Џри напоминании о воде Я глотаю слюну, но и слюны уже нет. џзык  сухой,
в горле тоже все высохло, в глазах какой-то  туман.  Ќадо  что-то  делать,
двигатьсЯ, иначе одолеет сон,  и  мы  погибнем.  ‚друг  из  окопа  брызжет
короткаЯ очередь.
   - —то такое? - будто очнувшись, спрашиваю  Я,  но  Љривенок  молчит.  џ
прислушиваюсь и снова повторЯю вопрос.
   - ‚он ползет, - нехотЯ отвечает Љривенок.
   џ осторожно выглЯдываю - действительно, возле танка что-то  ворочаетсЯ,
кажетсЯ, ползет человек.
   - ‘той, погоди, - говорю Я. - Њожет, наш кто?
   Њне жалко и одного патрона, жалко тишины, котораЯ  -  знаю  Я  -  будет
недолгой. ‚се же  она  приближает  нас  к  ночи  и  оставлЯет  надежду  на
спасение. Ћтсюда плохо виден этот  человек,  но,  кажетсЯ,  он  ползет,  и
Љривенок опЯть лЯзгает затвором.
   ђЯдом вскакивает ‹юсЯ. Ћна также всматриваетсЯ через бруствер: наверно,
это все-таки немец. Њы видим, как  шевелитсЯ  трава  и  из  нее  времЯ  от
времени показываетсЯ темнаЯ спина. Љривенок почему-то медлит, не стрелЯет,
и тогда издали доноситсЯ слабый страдальческий стон:
   - Џауль! Џауль!
   ђаненый немец, это точно.  Ћн  и  ползет  так  -  судорожно,  медленно,
пластом прижимаЯсь к земле. ‹юсЯ надламывает свои тонкие  брови  и  просит
Љривенка:
   - Ќе стрелЯй! Џогоди! Њожет, у него вода...
   џ то прЯчусь за бруствер, то снова выглЯдываю. ЋпЯть  рЯдом  брызжет  в
лицо землей, и из подсолнухов доноситсЯ выстрел. "‘ледЯт, сволочи!"  Ќемец
тем временем то ползет, то замирает, слышитсЯ его натужное "Џауль".
   "‘транно, какого ЏаулЯ найдет он в нашем окопе", -  злорадно  думаю  Я.
Ћдин он нам тут не страшен, но на всЯкий случай Я беру  автомат  и  отвожу
рукоЯтку.
   ‘ бруствера скатываетсЯ и разбиваетсЯ сухой ком земли, потом еще два, и
затем  поЯвлЯютсЯ  две  страшные,  обожженные  до   красноты   руки.   Ћни
высовываютсЯ из обгоревших рукавов, вгребаютсЯ в комьЯ бруствера, и тотчас
показываетсЯ голова с короткими опаленными волосами. Ќемец поднимает ее, и
мы с ‹юсей  одновременно  ужасаемсЯ.  ‹ицо  его,  как  и  руки,  сплошь  в
красно-белых ожогах; возле уха кровЯнистаЯ масса, веки на глазах слиплись,
запали и не раскрываютсЯ.
   Љакое-то времЯ мы неподвижно следим  за  судорогами  этого  привидениЯ,
потом Я строго командую:
   - ‚низ! Ѓыстро! нель!
   Ќо немец, оказываетсЯ, не слышит. Ћн все как бы поглЯдывает в пустоту и
стонет:
   - Џауль!
   ’огда Я хватаю его за плечо,  тащу  на  себЯ;  обрушиваЯ  комьЯ,  немец
переваливаетсЯ через бруствер и падает в укрытие.  ‘ледом  бьют  несколько
пуль, но мимо.
   € вот он лежит на дне окопа. ќто  чуть  живой  немец-танкист,  молодой,
видно,  наших  лет  парень.  ироко  раскинув  руки,  он  тЯжело   стонет.
Љомбинезон его весь в пропалинах. Ћт немца несет  смрадом  жженой  одежды,
местами на ней еще куритсЯ дым. ‘ чувством  гадливости  Я  оглЯдываю  этот
живой труп, потом начинаю  обшаривать  широкие  карманы  его  комбинезона,
вынимаю из одного гаечный ключ, круглую из  красной  пластмассы  масленку,
клочок пакли. ”лЯги у немца нет, патронов тоже.
   - Ђга, припекло, чертов фриц! - говорю Я  со  злостью  и  поддеваю  его
сапогом в бок, чтобы отодвинуть подальше.
   ‹юсЯ недовольно вскидывает на менЯ строгие глаза:
   - ‡ачем так? “мирает ведь!
   "—ерт с ним, что умирает, - думаю Я. - Ђ сколько  наших  умерло  -  вон
†елтых, Џанасюк, Џопов, умирает  ‹укьЯнов;  может,  кого-то  из  них  убил
именно этот фашист. Ћн и ему подобные залили всю землю  кровью,  украли  у
нас молодость, страданием переполнили наши души..."
   ‹юсЯ, однако, с какой-то непонЯтной мне  терпимостью  берет  немца  под
мышки, немного оттаскивает и кладет рЯдом с Џоповым.
   "ЏЯтый", - отмечаю Я мысленно. Ќе думал, что пЯтым тут  будет  враг.  Ђ
немец стонет и будто в ознобе дрожит. „евушка ловко  расстегивает  на  его
груди "молнию", на кармане мундира - черный "железный крест".  ќтот  крест
вызывает острую неприЯзнь к танкисту. џ срываю крест, бросаю за  бруствер,
потом обшариваю карманы мундира. ’ам множество разных  книжечек,  бумажек,
несколько потертых писем  в  узеньких  конвертах,  сломаннаЯ  авторучка  и
расческа в металлическом футлЯре.
   ЉажетсЯ, Я хочу найти какой-то повод, чтобы оправдать свою злость, хочу
увидеть в этом танкисте виновника всей нашей сегоднЯшней трагедии, хотЯ  в
бумажках немного поймешь - одни цифры, номера, немецкие слова,  написанные
неразборчивой скорописью, и всюду свастика, орлы, синие,  красные  печати.
Ќо  вот  завернутые  в  целлофан  снимки.  Ќа  первом  -  улица  какого-то
аккуратного немецкого городка  с  островерхими  крышами.  "ѓрейфсвальд"  -
написано внизу. Ќа втором - группа юношей на стадионе, возле переднего  на
траве футбольный мЯч. Ќаверное, среди них и этот  танкист.  Ќа  третьем  -
улыбающаЯсЯ блондинка с локонами до плеч. Ћна довольно мила, и, если бы не
слишком вздернутый нос, Я бы сказал, что  она  красива.  —етвертый  снимок
заставлЯет менЯ задуматьсЯ.
   Ќа нем, безусловно, этот наш "недогарок". ‡аложив назад руки, он  стоит
в мундире, и на выпЯченной его груди чернеет, видно, тот  самый  сорванный
мною крест. ѓлаза немца, однако, невесело поглЯдывают куда-то на мое  ухо.
ђЯдом в кресле сидит немолодаЯ  уже,  одетаЯ  в  траур  женщина.  ‹ицо  ее
грустно, почти заплакано, в глазах боль. —ем-то не нашим, далеким,  чужим,
но и понЯтным веет от снимка, и Я стараюсь разобрать  несколько  строк  на
обороте:
   "Mein lieber Knabe! Fur mich bist du blieben der letzte. Und du  sollst
daran denken. Sei  vorsichtig.  Du  bist  meiner,  du  gehorst  nicht  dem
Ofizier, nicht dem General oder dem Fuhrer. Sondern mir  allein.  Du  bist
meiner, meiner! Deine Mutter. 29/III, 44" ["Њой милый мальчик! ’ы  у  менЯ
осталсЯ последним, и ты должен помнить об этом. Ѓудь осторожен. ’ы мой. ’ы
не принадлежишь ни офицеру, ни генералу, ни фюреру - только мне.  ’ы  мой,
мой! ’воЯ мама" (нем.)].
   џ не большой знаток немецкого Языка,  но  чтобы  понЯть  надпись,  моих
знаний хватает. € эти синими чернилами выведенные слова на минуту вызывают
во мне замешательство. Љак это просто, но Я никогда не думал, что у  моего
врага вдруг  окажетсЯ  мать,  опечаленнаЯ  пожилаЯ  женщина,  котораЯ  так
неожиданно встанет меж нами. Ћна любит  его,  последнего,  и,  видно,  как
всЯкаЯ мать, полна опасений, чтобы  не  случилось  то  самое  худшее,  что
случаетсЯ на войне. ЏонЯтно, она родила  его,  вырастила,  радовалась  его
первым шагам и первым словам... ‡аботилась, чтобы  он  хорошо  училсЯ,  не
имел двоек и чтобы не простуживалсЯ, не болел, не попал в  беду.  ’ак  же,
как и моЯ, и ‹юсина, и Џопова, и ‹укьЯнова, как миллионы матерей на земле.
€ может, он хороший сын, и любит ее, и еще любит эту девушку. ’ак  что  же
выходит? Ќеужто он добрый, покладистый  парень?  €  убил  Џопова,  †елтых,
Џанасюка, ранил ‹укьЯнова? Ќет! Ћн фашист! ‘волочь! Ћн тоже продал ѓитлеру
душу. Ћн враг. €наче зачем он пришел сюда?
   џ хочу быть злым, злость придает силы, но Я терЯю ее, потому что устал,
обалдел и чего-то не могу понЯть.
   Џогибают наши, немцы, гибнут молодые и старые, порЯдочные и подлые. —то
же это такое? „о каких пор? Њне опЯть хочетсЯ закричать,  завыть,  страшно
выругатьсЯ...
   Ќо Я только глупо смеюсь. џ чувствую, что становлюсь циником.
   "ќх ты, муттер, - думаю Я. - —его  захотела  в  такое  жестокое  времЯ:
удержать собственного сына. •ватит того, что ты родила  его,  взрастила  и
сдала в солдаты. ‚ стране, где царит дьЯвол, люди  -  тоже  собственность!
…го бредовые идеи они должны оплачивать кровью и жизнЯми.  ‚озьми  теперь,
фрау, своего сына, забирай этого "недогарка".
   Ќо что это? ѓде-то на западе начинаетсЯ могучий сплошной гул.  ЌаполнЯЯ
собой поднебесье, он растекаетсЯ  во  всю  ширь  земли.  ‚  тревоге  опЯть
сжимаетсЯ сердце. Љонечно, это немецкие самолеты.  Ћни  идут  на  деревню.
€дут  ровно  и  тЯжело,  будто   ползут,   по-гусиному   поджав   короткие
лапы-колеса. €х много, и Я не считаю их. џ вижу только, как трое с  хвоста
этого  каравана  ложатсЯ  на  крыло  и,  коротко   блеснув   пропеллерами,
сворачивают на нас...


        20

   ѓустой и стремительный, как горный обвал, рев пикировщиков  отбрасывает
менЯ от стены укрытиЯ. ‚сем телом ощущаЯ неотвратимую опасность, Я  толкаю
‹юсю в угол, и в тот же момент перваЯ бомба  выбивает  из-под  ног  землю.
‚зрывы обрушивают на нас поднЯтые из глубины тЯжелые глыбы  земли.  ѓаснет
солнце. ‚оздух разрывают тугие пыльные волны. ‘плошь песок, огонь и  лютый
ад взрывов. Ћбхватив руками голову, Я жмусь в угол,  как  могу,  прикрываю
‹юсю,  придерживаЯ  меж  коленей  автомат.  Џри  каждом   взрыве   девушка
вздрагивает, так же  вздрагивает  землЯ,  дрожу  и  Я.  ‚идно,  нет  такой
человеческой силы, котораЯ бы устоЯла перед страшной силой  взрыва.  Ѓомбы
рвутсЯ по три сразу. "’р-р-рах! ’р-р-рах!" ЉажетсЯ, землЯ вот-вот хрЯстнет
всей своей толщей и, как огромнаЯ  перезрелаЯ  тыква,  развалитсЯ  на  две
половинки.
   џ напрЯгаюсь, рев приближаетсЯ, визг - и снова: "’р-р-рах! ’р-р-рах!"
   „евЯть взрывов подрЯд. ‚округ еще оседает землЯ, сверху  сыплютсЯ  тучи
песка, поднЯтого бомбами, в одной стороне рев глохнет, но сразу  нарастает
в другой. џ не знаю, жива ли ‹юсЯ, она сжалась за моей спиной. ‘квозь пыль
не видно самолетов, но, кажетсЯ,  они  уже  входЯт  в  пике.  ‘лышно,  как
отрываютсЯ и с визгом летЯт на нас бомбы. "’р-р-рах!"  -  бьет  где-то  по
окопу Љривенка. "Џропал парень", - мелькает мысль. ‘разу же снова визг и -
"тр-р-рах!" ‚торого взрыва почему-то нет, может, бомба  не  взорвалась?  џ
жду захода третьего пикировщика. Џока мы  живы,  но  неужели  погибнем  от
последнего взрыва? „олжны же  у  них  кончитьсЯ,  наконец,  эти  проклЯтые
бомбы.
   ’ретий "лапотник" немного запаздывает, пыль успевает  осесть,  пока  он
заходит со стороны солнца. Ќо вот опЯть по  изрытой  огневой  стремительно
мелькает тень и пронзительно визжат бомбы. Ћни рвутсЯ где-то в стороне,  и
у менЯ поЯвлЯетсЯ надежда - уцелели! џ еще боюсь поверить  этому,  но  гул
отдалЯетсЯ.  ’еперь  надо  ждать  пехоту.  џ  отстранЯюсь  от  ‹юси,   она
вскидывает голову - с ее волос сыплетсЯ песок, оба мы  по  поЯс  в  земле.
“битым также досталось, у Џанасюка  осколком  распорот  ботинок,  из  него
вылез клок грЯзной портЯнки.
   џ стрЯхиваю песок с автомата и вскакиваю. Ѓруствера почти нет.  “крытие
завалило землей. ЏодбитаЯ  пушка  скособочилась,  одна  станина  задралась
сошником вверх.
   Ќемцы! Ћни бегут из подсолнухов в поле, к нам в тыл, к деревне.  ‚идно,
как болтаютсЯ в воздухе ремни  их  автоматов.  „вое  ближних,  пригибаЯсь,
опасливо  поглЯдывают  в  нашу  сторону.  џ  дергаю  рукоЯтку  и,   быстро
прицелившись, стрелЯю раз, второй,  третий.  Ћднако  немцы  бегут.  ‚идно,
автоматом их не возьмешь. Ќо почему молчит пулемет? Ќеужели?..
   - Љривенок! Љривенок! - кричу Я. - Ћгонь! ‘лышишь, огонь!
   џ вижу его: он жив, сидит в конце полузасыпанного, обмелевшего окопа и,
черный как цыган, осатанело глЯдит  на  менЯ.  ђот  его  открыт,  на  лице
гримаса отчаЯниЯ.
   - Ћгонь! ‚идишь? Љривенок!
   - Љ черту! ‚се к черту!!! - вдруг кричит он таким голосом, от  которого
у менЯ содрогаетсЯ сердце, и вскакивает.  Ћн  вытаскивает  из  земли  свои
босые, без сапог, ноги и, шатаЯсь, вылезает  из  окопа.  Џулемета  его  не
видно.
   - Ќа кой черт сидеть! •ватит! ЏрорыватьсЯ! ‘лышишь? - кричит и ругаетсЯ
он, вваливаЯсь в наше разрушенное укрытие.
   џ не могу понЯть, что случилось с ним,  а  парень  хватает  из-под  ног
гранаты, ‹юсин автомат.
   - “биратьсЯ отсюда! „овольно! ЏрорыватьсЯ! Ќу? - кричит он и  бросаетсЯ
на бруствер.
   - ‘той!
   џ хватаю его за ногу, он сползает вниз,  вывертываетсЯ,  вскакивает  на
колени и вперЯет в менЯ обезумевший взглЯд:
   - Ђга! € ты! €  ты  из-за  нее?  €  тебе  она  люба?  ѓеройство  нужно?
ѓеройство? ’от в тылу герой! ’ы - тут! ќто она все наделала! -  размахиваЯ
кулаками, кричит он на ‹юсю; на губах его пена. - ‡ачем ты прибежала? Љого
ты жалеешь? …го? Ќас? ’ы - мучительница!  ѓадина  ты,  вот!  “х,  сволочи,
гады!
   ќтого Я не ожидал. ќто не слабость - это бешенство и глупость. Ћн сошел
с ума. “ менЯ поднимаетсЯ нестерпимаЯ злость на него и до  боли  сжимаютсЯ
кулаки. Ќо ведь рЯдом немцы! џ снова выглЯдываю из окопа, однако немцев  в
поле уже нет - часть их прорвалась в лощину, в наш тыл,  во  фланг  полка.
’огда Я бросаюсь к парню и хватаю его за плечо.
   - ‡амри! - кричу Я. - ‡амолчи! Ћчумел, дурень!..
   Ќо глаза Љривенка по-прежнему бешеные. ‘тоЯ на  коленЯх,  он  хрипит  и
наступает на менЯ:
   - Ђга! Ѓить! Ѓей!! ‘трелЯй!! Ќа, стрелЯй!! Ќа!
   Ћн рвет ворот гимнастерки, треснув, та расползаетсЯ  донизу.  џ  хватаю
его за грудь, он цепко сжимает мои руки, мы недолго боремсЯ, и  он  кричит
мне в лицо:
   - €з-за бабы все! ‡наю. ѓад ты, ‹ознЯк, подлюга!
   - ‡амолчи! - со злостью кричу Я и, собрав все силы, рывком  бросаю  его
на землю.
   Ћн падает навзничь, но все еще продолжает кричать:
   - €з-за бабы! Ќа друга? Ѓабский заступник! ‘ ней хочешь?..
   ЊенЯ взрывает от возмущениЯ и злости на него.
   - „урак ты! Ѓалда! - кричу Я. - ЋслинаЯ голова! —то ты понимаешь? ‡ачем
ты ее обижаешь? ‡адорожный сволочь! Ћн сачканул, чтобы не идти сюда. Ђ она
бежала! €з-за нас! Џо-хорошему! Џо-человечески! Ђ ты? —его ты дуришь? —его
бесишьсЯ? Џойми сначала!
   ЉажетсЯ; мои слова удивлЯют его. Ћн  недоуменно  умолкает,  недоверчиво
смотрит на менЯ, потом  на  ‹юсю  и,  опершись  на  землю,  погружаетсЯ  в
оцепенение. Ђ ‹юсЯ, с виду далекаЯ от нашей ссоры, будто загнанный зверек,
жметсЯ к стене. Ћна не плачет,  но  видно,  как  изо  всех  сил  стараетсЯ
сдержать отчаЯние и обиду в себе.
   —ерез  минуту  Љривенок  встает  и  садитсЯ.  —ернаЯ  с  взлохмаченными
волосами его голова бессильно свисает, как у пьЯного. џ глЯжу на его босые
ноги, на плечи с оторванными погонами. ђукав ниже плеча рассечен осколком,
на боку мокрое кровавое пЯтно. ЌепонЯтно, что случилось с парнем,  который
всегда был тверд и  держалсЯ  как  надо?  Ќеужели  нервы?  Ќо  Я  не  хочу
успокаивать, уговаривать его, Я знаю: чтобы привести его в чувство,  нужны
строгость, суровость. Ќо мне некогда - Я боюсь, что к нам близко  подойдут
немцы, и бросаюсь к брустверу.
   ‚округ  огневой  -  пыльное  землЯное  крошево.   ’равЯнистый   участок
перекопан, будто его разрыло стадо огромных диких кабанов, повсюду  густаЯ
россыпь глубоких и мелких воронок. Ќемцев, однако, вблизи не видно.
   Љривенок с гримасой отчаЯниЯ ронЯет  на  колени  голову  и,  уткнувшись
лицом в рукава, неподвижно сидит несколько  минут.  ‡атем,  обмЯкший,  но,
кажетсЯ, успокоенный, медленно поднимает лицо.
   - ‹адно... ‚се! Ќо что делать будем? Џулемета нет.
   - Ђ что делать? - как можно хладнокровнее спрашиваю Я. - ‚ылезешь - тут
тебЯ и уложат. Ќавеки! ЋпЯть же - ‹укьЯнов.
   - Ќу, черт с ним, погибать так погибать,  -  зло  говорит  Љривенок.  -
’олько он жить будет. ѓде же справедливость?
   џ молчу. ‹юсЯ поворачиваетсЯ к нему и, будто ничего не было, говорит:
   - ‘нимай гимнастерку, перевЯжу!
   - ‡ачем? ’еперь один черт! - мрачно бросает Љривенок.
   ‹юсЯ больше не навЯзываетсЯ со  своей  помощью,  только  неодобрительно
смотрит на него.
   - Џить!.. -  опЯть  пробудившись,  одними  губами  шепчет  ‹укьЯнов.  -
Џить...
   ‹юсЯ вздрагивает, сжимает  челюсти,  на  ее  грЯзных  щеках  проступают
желваки. Ѓудто сговорившись с ‹укьЯновым, рЯдом шевелитсЯ,  приподнимаетсЯ
на локтЯх немец. Ћн, кажетсЯ, пробует встать, повернутьсЯ, но это  ему  не
удаетсЯ, и он в отчаЯнии просит:
   - Wasser! Ein Schliik Wasser! Paul!