лаза глЯдЯт.
Ќо кругом степь открытаЯ,  нигде не  схоронишьсЯ, не утаишьсЯ, кругом как на
ладони, и ночи пошли лунные. Ђ с повозкой  по степи от  конной погони далеко
не ускачешь. Ќо дальше, к †аику, начнутсЯ места зарослевые, там все по-иному
пойдет...
     Ћни еще долго переговаривались, то умолкаЯ  вдруг, то снова  принимаЯсь
обсуждать, что  им предстоит в преддверии неведомой  судьбы грЯдущей, теперь
уже  судьбы  на  троих, с народившимсЯ младенцем. €  малыш не заставил  себЯ
ждать, чуть погодЯ зашевелилсЯ,  крЯхтЯ, в колыбели  и  заплакал, попискиваЯ
скулЯщим щенком. „огуланг быстро взЯла его на руки и, смущаЯсь с непривычки,
полуотвернувшись, приложила его к груди, столь знакомой сотнику, неисчислимо
раз целованной им  в  горЯчем порыве, гладкой и белеющей груди,  которую  он
сравнивал  про  себЯ  с округлой спинкой  притаившейсЯ  уточки.  ’еперь  все
предстало в новом свете материнства. € сотник просиЯл взором  от удивлениЯ и
восхищениЯ и, подумав о чем-то, покрутил  молча  головой, - сколько пришлось
пережить в последние дни, и вот свершилось то, что  и должно было свершитьсЯ
в отмеренный природой срок: он - отец, „огуланг - мать, у них - сынок,  мать
кормит дитЯ молоком... ’ому и  положено  быть изначально. ’рава  родитсЯ  от
травы, и тому волЯ природы, твари рождаютсЯ от  тварей, и тому волЯ природы,
и только прихоть человека может встать поперек естества...
     Њладенец,  чмокаЯ,   сосал   грудь,   младенец   насыщалсЯ,  ублажаемый
грудью-уточкой.
     - Ћй, щекотно, - радостно засмеЯлась „огуланг. - ‚от ведь какой шустрый
оказалсЯ. Џрилип и не оторвешь, - приговаривала она, как бы оправдываЯсь  за
свой  счастливый смех.  - Ђ правда, он очень похож на тебЯ,  наш  Љунан. Ќаш
маленький  дракон, сын  большого дракона!  ‚от  он открыл глазки!  Џосмотри,
посмотри, ќрдене, и глаза твои, и нос такой же, и губы точь в точь...
     -  Џохож,  конечно, очень похож,  - охотно  соглашалсЯ сотник.  - “знаю
кого-то, очень даже узнаю.
     - ’о есть, как кого-то? - удивлЯлась „огуланг.
     - Ќу себЯ, конечно, себЯ!
     -  Ђ вот возьми,  подержи  его  на руках.  ’акой  живой комочек. ‹егкий
такой. Љак будто зайчика держишь.
     ‘отник  робко  принЯл  дитЯ -  сила  и  весомость  его собственных  рук
оказались в ту минуту излишними,  неуместными, и, не знаЯ, как ему быть, как
приспособить  свои  ладони  к  беззащитному  тельцу младенца,  он  осторожно
прижал, вернее, приблизил его к сердцу и, подыскиваЯ сравнение неизведанному
доселе ощущению нежности,  счастливо  улыбаЯсь  тому, что открылось ему в то
мгновение, растроганно сказал:
     - ’ы знаешь, „огуланг, это не зайчонок, это мое сердце в моих руках.
     Њалыш вскоре заснул. ‘отнику же  пора было возвращатьсЯ на свое место в
войске.
     ѓлубокой ночью,  выйдЯ из юрты возлюбленной, сотник ќрдене  взглЯнул на
луну, набравшую  над  осенними сарозеками  сиЯющую силу  свечениЯ,  и ощутил
полное  одиночество.  Ќе  хотелось  уходить,  хотелось  снова   вернутьсЯ  к
„огуланг,  к  сыну.  ’аинственные  звенЯщие  звуки  бездонной  степной  ночи
заворожили сотника. Ќечто непостижимое, зловещее открывалось ему в том, что,
будучи  вовлеченными судьбой в деЯниЯ  великого хагана, идЯ  вместе с  ним в
поход на ‡апад, служа ему, они же  подвергались  опасности - в  любой момент
неотвратимаЯ его кара за рождение ребенка могла сокрушить их. ‘тало быть,  в
том,  что  их  свЯзывало  с  Џовелителем  —етырех ‘торон ‘вета,  было  нечто
противоестественное,   отныне   несовместимое  с   их   собственной  жизнью,
взаимоисключающее,  и вывод напрашивалсЯ  один - уходить, обретать  свободу,
спасать жизнь ребенка...
     ‚скоре  он разыскал неподалеку прислужницу Ђлтун, котораЯ все это времЯ
стерегла его конЯ, скармливаЯ ему зерно из походной сумы.
     - Ќу, что, повидал своего сыночка? - живо заговорила Ђлтун.
     - „а, спасибо, Ђлтун.
     - €мЯ дал ему?
     - €мЯ его - Љунан!
     - •орошее имЯ. Љунан.
     -  „а.  Џусть Ќебо  услышит. Ђ теперь, Ђлтун, скажу тебе  то,  что надо
сказать  сейчас,  не откладываЯ. ’ы мне  как роднаЯ  сестра,  Ђлтун.  Ђ  длЯ
„огуланг с ее ребенком - ты вернаЯ мать, посланнаЯ судьбой. Ќе будь тебЯ, не
смогли бы мы  быть с  ней вместе в  походе, страдать бы нам в разлуке. € кто
знает, быть может,  мы с „огуланг  никогда  больше и не увиделись бы. Џотому
что,  кто идет с  войной,  тот встречает  войну  вдвойне...  € Я  благодарен
тебе...
     - џ-то понимаю, - проговорила Ђлтун. - Џонимаю, что к  чему. ‚едь и ты,
ќрдене,  пошел  на  такое  дело  неслыханное! -  Ђлтун покрутила головой,  €
добавила: - „ай Ѓог, чтобы все обошлось. - џ-то понимаю, - продолжала она, -
в  этом  великом   войске  сегоднЯ  ты   сотник,  а   завтра   оказалсЯ   бы
тысЯчником-нойоном, в чести на всю жизнь. € тогда  бы мы с тобой не говорили
о том, о чем  сейчас говорим. ’ы - сотник, Я раба. €  тем все сказано. Ќо ты
выбрал другое - как душа твоЯ повелела. ЊоЯ-то помощь тебе - конЯ подержать.
Џриставлена Я служить твоей „огуланг, сам знаешь, помогать ей в работе. €  Я
привЯзана к  ней  всей душой, потому что она, так  мне думаетсЯ, - дочь бога
красоты. „а, да! Ћна и собой хороша, как же! Ќо Я не об этом.  џ о другом. ‚
руках у „огуланг волшебнаЯ сила -  клубки  нитей и кусок полотна найдутсЯ  у
кого  угодно,  но то, что вышивает „огуланг,  никому не  повторить.  Џо себе
знаю. „раконы  у  нее  бегут  по  знаменам, как живые. ‡везды у нее горЯт на
полотне,  как  в небе. ѓоворю же, она мастерица  от  Ѓога. € Я буду с ней. Ђ
если надумали уходить, то и Я - с вами. Ћдной ей не управитьсЯ в бегах, ведь
только родила.
     - Ћб этом и речь, Ђлтун. ‡автра, ближе  к полуночи, надо быть наготове.
Ѓудем уходить. ’ы  с „огуланг  и  ребенком в  повозке,  а Я сбоку верхом,  с
запасным  конем  в поводу. “йдем  в пойму †аика. ‘амое  главное,  к рассвету
подальше скрытьсЯ, чтобы с утра погонЯ не напала на след. Ђ там уйдем...
     Ћни помолчали. € перед тем, как сесть в  седло,  сотник ќрдене, склонив
голову, поцеловал сухонькую  ладошку прислужницы  Ђлтун,  понимаЯ,  что  она
послана им с „огуланг  самим  провидением, эта  маленькаЯ женщина, плененнаЯ
многие годы тому назад в китайских краЯх, да так  и  оставшаЯсЯ  до старости
прислугой  в обозах —ингисхана.  Љто она была  ему, если подумать: случайной
спутницей  в коловороте чингисхановского  похода на  ‡апад. Ќо, по  сути,  -
единственной  и  верной  опорой  влюбленных в роковую  длЯ них пору.  ‘отник
понимал: только на  нее он мог положитьсЯ, на прислужницу Ђлтун, и больше ни
на кого на свете, ни на кого! ‘реди десЯтков тысЯч вооруженных людей, шедших
в великом походе, кидавшихсЯ с  грозными  кликами в  бои, только  она  одна,
старенькаЯ  обознаЯ прислужница,  могла встать  на его  сторону. ’олько  она
одна, и больше никто. ’ак оно потом и случилось.
     “езжаЯ в тот поздний час на своем звездолобом Ђкжулдузе,  минуЯ войска,
спЯщие  привалом  в лагерЯх  и  обозных  таборах,  думал сотник о  том,  что
предстоит впереди, и  молил Ѓога о помощи ради новорожденного, безвиннейшего
существа, ибо  каждый  новорожденный  -  это весть от замысла Ѓога; по  тому
замыслу  кто-то  когда-то предстанет пред людьми,  как  сам Ѓог,  в  людском
обличий,  и все увидЯт,  каким  должен  быть  человек. Ђ  Ѓог  -  это  Ќебо,
непостижимое и необъЯтное. € Ќебу знать, кому какую судьбу определить - кому
народитьсЯ, кому жить.
     ‘отник ќрдене пыталсЯ оглЯдеть  с седла звездное пространство,  пыталсЯ
мысленно  заклинать Ќебо,  пыталсЯ  услышать в  душе  ответ судьбы. Ќо  Ќебо
молчало. ‹уна  одиноко  царствовала в зените, незримо  проливаЯсь  сиреневым
потоком света над сарозекской степью, объЯтою сном и таинством ночи...
     Ђ наутро снова загремели, зарокотали утробно добулбасы, повелеваЯ людЯм
вставать, вооружатьсЯ, садитьсЯ  в седла, кидать поклажу в повозки, и снова,
воодушевлЯемаЯ  и  гонимаЯ  неукротимой властью  хагана,  двинулась  степнаЯ
армада —ингисхана на ‡апад.
     ’о  был  семнадцатый день  похода. Џозади  оставалась обширнейшаЯ часть
сарозекской  степи -  наиболее  труднопроходимаЯ,  впереди предстоЯли  через
день-другой припойменные  земли †аика, и дальше путь лежал к великому €тилю,
воды которого делили земной мир на две половины - ‚осток и ‡апад.
     €  все  было, как  и  прежде.  ‚переди на  гарцующих вороных  двигались
знаменосцы.  ‡а  ними в  сопровождении  кезегулов  и свиты - —ингисхан.  Џод
седлом у него шел размеренным тропом любимый иноходец •уба с  белой гривой и
черным хвостом,  и, тайно радуЯ взор,  подымаЯ в сердце хагана  и без того с
трудом сдерживаемую гордыню, над головой его, как всегда, плыла  неразлучнаЯ
спутница -  белаЯ  тучка. Људа  он  -  туда  и она.  Ђ  по  земле,  заполнЯЯ
пространство от краЯ и  до  краЯ,  двигалась  человеческаЯ тьма  на  ‡апад -
колонны, обозы, армии  —ингисхана. ѓул  стоЯл,  подобно гулу бушующего вдали
морЯ.  €  все это множество, всЯ эта движущаЯсЯ лавина людей, коней, обозов,
вооружениЯ, имущества, скота были воплощением его, —ингисхана,  мощи и силы,
все это шло  от него, источником всего этого были его замыслы. €  думал он в
седле  в тот час все о том же, о чем редко кто из смертных смеет думать, - о
вожделенном  мировом  владычестве,  о единой  подлунной  державе  на  вечные
времена,  коей дано  будет  ему  править  и  после  смерти.  Љак? —ерез  его
повелениЯ, заблаговременно  высеченные  на скрижалЯх. €  покуда будут стоЯть
скалы с надписЯми-повелениЯми, указывающими,  как править миром, пребудет на
свете и его  волЯ. ‚от о чем думал хаган в тот  час  в пути, и захватывающаЯ
мысль  о надписЯх на камнЯх  как способе достижениЯ бессмертиЯ уже не давала
ему  покоЯ. Ћн решил, что займетсЯ этим  зимой, на берегу €тилЯ. ‚  ожидании
переправы он соберет совет ученых, мудрецов и предсказателей и выскажет свои
золотые  мысли  о  вечной  державе,  выскажет  свои повелениЯ, и  они  будут
высечены на  скалах. ќти слова  перевернут мир, и  весь  мир припадет  к его
стопам.  ‘ тем он и  шел в поход, и  все сущее на земле должно было  служить
этой цели, а все, что  противоречило ей, все,  что не  способствовало успеху
похода, подлежало устранению с  пути и искоренению. € снова стали  слагатьсЯ
стихи:
     Ђлмазным навершием державы моей
     ‚одружу сверкающий месЯц в небе... „а!..
     € муравей на тропе не уклонитсЯ
     Ћт железных копыт моей армии... „а!..
     Џереметную суму истории
     ‘ потного крупа конЯ моего
     Ѓлагодарные потомки снимут,
     ЏостигаЯ цену могущества... „а!..
     ‘лучилось так, что именно в этот день, пополудни, доложили —ингисхану о
том,  что одна из  женщин в обозе  родила  -  вопреки  строжайшему на то его
ханскому запрету.  ђодила  ребенка  -  неизвестно от кого.  ‘ообщил об  этом
хептегул  Ђрасан.  Љраснощекий хептегул,  с  бегающими глазками, всегда  все
знающий и  неутомимый, и  на этот  раз  первым принес  известие.  "Њой  долг
доложить  тебе, величайший, все, как есть, поскольку  на этот  счет  сделано
тобой предупреждение", -  похрипываЯ  -  жирок  душил его,  - заключил  свое
донесение хептегул Ђрасан, скача с хаганом стремЯ в стремЯ, чтобы лучше были
слышны его слова на ветру.
     —ингисхан не сразу внЯл, не сразу ответил  хептегулу. ‘осредоточенный в
тот  миг  на мыслЯх о заветных скрижалЯх, он  не сразу  поддалсЯ нахлынувшей
досаде и долго не хотел признатьсЯ себе в том,  что не ожидал, что  подобное
известие так подействует  на него.  —ингисхан  молчал оскорбленно, с  досады
прибавил ходу коню, и полы его легкой собольей шубы разлетались по сторонам,
как крыльЯ испуганной птицы. Ђ  хептегул  Ђрасан, поспешаЯ рЯдом, оказалсЯ в
затруднительном положении, не знаЯ, как ему быть, он то придерживал поводьЯ,
чтобы  не гневить  излишне  хагана своим присутствием  рЯдом,  то  снова шел
стремЯ  в стремЯ,  чтобы  быть  готовым  расслышать слова,  коли  они  будут
произнесены,  и  не понимал,  не  мог  взЯть в толк  причины  столь  долгого
молчаниЯ владыки - что стоило тому изречь всего два слова: казнить ее, - и в
тот же час там, в обозах, задавили бы и эту женщину,  и ее выродка, коли она
осмелилась  родить  наперекор  высочайшему  запрету.  ‡адушили  бы  дерзкую,
закатав в кошму, - другим в назидание, - и делу конец.
     ‚друг  хаган  резко бросил  через  плечо,  да  так,  что хептегул  даже
привстал в седле:
     - ’ак почему,  пока не разродилась это  обознаЯ сука, никто не заметил,
что она брюхата? €ли видели, да помалкивали?
     •ептегул Ђрасан подалсЯ было объЯснить, как это  могло произойти, слова
его оказались сбивчивы, и хаган властно осек его:
     - Џомолчи!
     ‘пустЯ немного времени он желчно спросил:
     - Љоли она ничейнаЯ жена, так кто же она, эта разродившаЯсЯ в обозах, -
повариха, истопница, скотница?
     €  был  крайне  удивлен, что роженицей оказалась  вышивальщица  знамен,
поскольку  никогда  прежде  не  приходило ему  в  голову,  что  кто-то  этим
занимаетсЯ, кто-то кроит и вышивает его золотые  стЯги, так же, как не думал
он о том, что  кто-то  тачает  ему сапоги  или сооружает очередные юрты, под
куполом  которых протекала его жизнь. Ќе думалось прежде о таких мелочах. „а
и с чего бы, разве знамена не существовали сами по себе, рЯдом с ним и в его
войске   повсюду,  возникаЯ,  как  загодЯ  разводимые  костры,  раньше,  чем
поЯвлЯлсЯ он сам, на лагерных стоЯнках, в движущейсЯ  коннице, в сражениЯх и
на  пирах. ‚от и сейчас - впереди  гарцевали знаменосцы, осенЯЯ его путь. Ћн
шел походом на ‡апад с тем, чтобы  установить  там свои  стЯги, отшвырнув на
истоптание чужие знамена. ’ак оно и будет... Ќичто и никто не посмеет встать
на его пути. € любое, даже малейшее неповиновение кого-либо из  идущих с ним
на  покорение мира будет пресекатьсЯ не иначе как смертной  карой. Љара ради
повиновениЯ - таково неизменное орудие власти одного над многими.
     Ќо  в случае с этой  вышивальщицей  повинна  не только  она, но  и  еще
кто-то, безусловно, находЯщийсЯ в обозах или в войске... Ќо кто он?..
     ‘ этого часа —ингисхан омрачилсЯ, что было  заметно по его окаменевшему
лицу,  тЯжелому взглЯду немигающих  рысьих  глаз и  напрЯженной, как  против
ветра, посадке в седле.  Ќо никто из  осмеливавшихсЯ  приблизитьсЯ к нему по
неотложным делам  не  знал,  что омрачилсЯ  хаган  не  столько  потому,  что
обнаружилсЯ  вызывающий  факт   непослушаниЯ   какой-то  вышивальщицы  и  ее
неизвестного  возлюбленного,  сколько  потому,  что случай этот напомнил ему
совсем  другую  историю, оставившую  горький, неизгладимый, постыдный след в
его душе.
     €   снова,  кровоточа,  обжигаЯ  душу,  припомнилось  ему  пережитое  в
молодости, когда  он еще носил свое исконное имЯ ’емучин, когда никто еще не
мог  предположить,  что  в   нем,  сироте,  безотцовщине   ’емучине,  грЯдет
Џовелитель —етырех ‘торон  ‘вета,  когда  и сам он  еще не помышлЯл ни о чем
подобном. ’огда, в далекой молодости, пережил  он трагедию и позор. ЊолодаЯ,
посватаннаЯ  родителЯми еще с детства, жена его Ѓортэ в  дни медового месЯца
была похищена при набеге соседнего племени меркитов, и, пока он сумел отбить
ее в ответном набеге, прошло  немало дней, много  дней и ночей, подсчитывать
которые  с  точностью  у  него  не хватало сил  и  теперь, когда  он  шел  с
многотысЯчным войском на завоевание ‡апада, дабы  утвердить и сделать навеки
недосЯгаемым  на  троне мирового господства свое имЯ, дабы  все затмить и...
все забыть.
     ‚  ту  далекую  ночь,  когда  подлые меркиты беспорЯдочно  бежали после
трехдневной  кровопролитной  схватки,  когда  они  бежали, бросив  табуны  и
стойбища, бежали под страшным, беспощадным  натиском, только  бы спасти свои
жалкие жизни, от возмездиЯ, когда исполнилась клЯтва  мести,  в которой было
сказано:
     ...„ревнее, издалека видное свое знамЯ
     џ окропил перед походом кровью жертвы,
     ‚ свой низко рокочущий, обтЯнутый
     ‚оловьей кожей барабан Я ударил.
     Ќа своего черногривого бегунца Я сел верхом.
     ‘вой стеганый панцирь Я надел.
     ‘вой грозный меч Я в руки взЯл.
     ‘ удит-меркитами Я буду битьсЯ до смерти...
     ‚есь народ меркитский Я истреблю до мальца,
     Џока их земли не станут пустыми...
     когда эта страшнаЯ клЯтва исполнилась сполна в ночи, оглашенной криками
и воплЯми,  среди  бегущих в панике,  среди  преследуемых  удалЯлась  крытаЯ
повозка. "Ѓортэ! Ѓортэ!  ѓде ты? Ѓортэ!" - кричал и звал ’емучин в отчаЯнии,
кидаЯсь по сторонам и нигде ее не находЯ, и  когда наконец он настиг  крытую
повозку и его люди перебили с ходу возниц,  то Ѓортэ откликнулась на зов: "џ
здесь! џ Ѓортэ!"  - и спрыгнула  с  повозки,  а  он  скатилсЯ с конЯ, и  они
бросились друг другу навстречу и  обнЯлись во тьме.  € в то мгновение, когда
молодаЯ жена оказалась в  его объЯтиЯх, целаЯ  и невредимаЯ, он  ощутил, как
неожиданный  удар в  сердце,  незнакомый чуждый запах,  должно быть,  крепко
прокуренных усов, оставшийсЯ от чьего-то прикосновениЯ на ее теплой, гладкой
шее, и замер, прикусив  губы до крови. Ђ вокруг шла схватка, битва, расправа
одних над другими....
     ‘  той минуты он  уже не ввЯзывалсЯ в бой. Џосадив вызволенную из плена
жену в  повозку,  повернул  назад,  пытаЯсь  совладать  с  собой,  чтобы  не
высказать сразу то, что прожгло его. € мучилсЯ потом всю жизнь. Џонимал - не
по своей воле оказалась жена в  руках врагов.  €, тем не менее, какой  ценой
удалось ей  не пострадать? ‚едь ни один волос с ее  головы не упал. ‘удЯ  по
всему, Ѓортэ в плену не была мученицей,  нельзЯ было сказать,  что вид у нее
был настрадавшийсЯ.  Ќет, и  потом  откровенного разговора об этом у  них не
возникало.
     Љогда те немногочисленные меркиты, которым  не  удалось после  разгрома
откочевать  в другие страны или в труднодоступные места, уже не представлЯли
ни малейшей  опасности, когда они пошли в пастухи и прислугу, превратились в
рабов, никому не понЯтна была неумолимаЯ жестокость мести ’емучина,  к  тому
времени ставшего  уже —ингисханом. ‚ результате все те  меркиты,  которые не
сумели бежать, были  перебиты. € никто из них  не мог уже  сказать, что имел
какое-либо отношение к его Ѓортэ в бытность ее в меркитском плену.
     Џозже у —ингисхана было еще три  жены,  однако  ничто не могло залечить
боль от того первого, жестокого удара судьбы. ’ак и жил хаган с  этой болью.
‘  этой кровоточащей, хоть и никому  не  ведомой, душевной раной. Џосле того
как Ѓортэ родила первенца  -  сына „жучи, -  —ингисхан скрупулезно вычислЯл,
получалось - могло  быть  и так, и  эдак, ребенок мог быть и его,  и  не его
сыном. Љто-то, так и оставшийсЯ неизвестным, нагло посЯгнувший на его честь,
лишил его на всю жизнь покоЯ.
     €  хотЯ   тот,   другой  неизвестный,   от  которого  родила  в  походе
вышивальщица знамен,  не  имел к хагану никакого отношениЯ, кровь властелина
вскипела.
     —еловеку  порой  так мало  надо, чтобы  в мгновение  ока  мир длЯ  него
нарушилсЯ,  перекосилсЯ  и  стал  бы  не   таким,  как  был  только   что  -
целесообразным и цельно воспринимаемым... €менно такой переворот произошел в
душе  великого  хагана.  ‚се  вокруг  оставалось  таким  же, каким  было  до
известиЯ. „а, впереди гарцевали на вороных конЯх знаменосцы с развевающимисЯ
драконовыми знаменами; под его седлом шел, как всегда, иноходец •уба;  рЯдом
и позади на отличных  скакунах почтительно поспешала свита; вокруг держалась
вернаЯ  стража  - отрЯды "полутысЯчников"-кезегулов; на  всем  пространстве,
насколько мог охватить взглЯд, двигались по степи войсковые тумены - разЯщаЯ
мощь,  и  тысЯчные  обозы - их опора. Ђ над  головой, над всем  этим людским
потоком  плыло по  небу верное  белое  облако,  то самое, что с первых  дней
похода свидетельствовало о покровительстве ‚ерховного Ќеба.
     ‚се  было,  казалось,  прежним,  и  однако,  нечто в  мире  сдвинулось,
изменилось,  вызываЯ в  хагане  постепенно  нарастающую  грозу.  ‘тало быть,
кто-то  не  внЯл  его воле,  стало быть,  кто-то  посмел  свои  необузданные
плотские  страсти  поставить  выше  его  великой  цели,  стало быть,  кто-то
умышленно  пошел  против его повелениЯ! Љто-то из его  конников больше алкал
женщину  в   постели,  нежели  жаждал  безупречно  служить,   неукоснительно
повиноватьсЯ  хагану!  €  какаЯ-то ничтожнаЯ  женщина,  вышивальщица - разве
после  нее  некому  будет  вышивать?  -  пренебрегаЯ  его запретом, решилась
родить, когда все другие обозные женщины  закрыли свои  чрева  от зачатий до
особого его разрешениЯ!..
     ќти мысли глухо  прорастали в  нем,  как  дикаЯ трава, как  дикий  лес,
затемнЯЯ  злобой свет в  глазах, и  хотЯ  он понимал, что  случай в общем-то
ничтожный, что следовало бы не придавать ему особого значениЯ, другой голос,
властный,  сильный,  все  более  ожесточенно  настаивал,  требовал  сурового
наказаниЯ, казни  ослушников перед  всем  войском  и  все больше заглушал  и
оттеснЯл иные мысли.
     „аже неутомимый иноходец •уба, с  которого хаган в тот день не  слезал,
почувствовал точно бы  дополнительную тЯжесть, все  более увеличивающуюсЯ, и
неутомимый иноходец, всегда  мчащийсЯ  ровно,  как  стрела, покрылсЯ мыльной
пеной, чего с ним прежде не случалось.
     Њолча и грозно продолжал путь —ингисхан. € хотЯ, казалось бы, ничто  не
нарушало  похода,  ничто  не   мешало  движению  степной  армады  на  ‡апад,
осуществлению его великих замыслов покорениЯ мира, нечто, однако, произошло:
какой-то  незримый,  крохотный  камешек  покатилсЯ  с  незыблемой  горы  его
повелений.  € это  не  давало ему покоЯ.  Ћн думал об этом  в пути, это  его
беспокоило,  как  заноза  под  ногтем, и, думаЯ все  времЯ об одном, он  все
больше раздражалсЯ  на  своих  приближенных.  Љак они  посмели доложить  ему
только теперь, когда  женщина  уже родила, а где  они были прежде, куда  они
смотрели, разве так трудно было заметить беременную? € тогда разговор был бы
другой - погнали  бы ее в три шеи, как собаку блудливую. Ђ теперь  как быть?
Љогда ему доложили о случившемсЯ, он резко спросил вызванного длЯ объЯснений
нойона, отвечающего за обозы,  -  как  так  могло  случитьсЯ,  что  все  это
оставалось  незамеченным, пока  вышивальщица не родила, пока не  был услышан
верными людьми плач новорожденного? Љак могло случитьсЯ такое? Ќа что  нойон
невразумительно отвечал, что-де вышивальщица знамен, по имени „огуланг, жила
в  отдельной  юрте,  всегда на  отшибе, ни  с кем  не общалась, ссылаЯсь  на
занЯтость, имела свою повозку, при ней  состоЯла  прислужница, а когда к ней
приходили по делам, то вышивальщица сидела, обернутаЯ ворохом тканей, обычно
шелками  вышиваемых  знамен.  €  люди думали, что делает  она это просто длЯ
красоты,  поскольку  любит нарЯжатьсЯ. €  потому трудно было разглЯдеть, что
она беременна.  Љто отец новорожденного  - неизвестно. ‚ышивальщицу еще пока
не допрашивали. Џрислужница же твердит, что ничего не знает. Џойди ищи ветра
в поле...
     —ингисхан  с досадой  думал  о  том,  что эта  историЯ  недостойна  его
высокого вниманиЯ, но поскольку запрет на деторождение установлен им самим и
поскольку каждый из войсковых старшин, боЯсь за  свою голову, спешил донести
о  случившемсЯ вышестоЯщему, то он, хаган,  оказалсЯ заложником собственного
высочайшего повелениЯ. Ћтступить от своего повелениЯ он не мог.  € кара была
неминуема...


     Ћколо полуночи сотник ќрдене, сославшись на спешные  поручениЯ, сказал,
что направлЯетсЯ к тысЯчному, но то был  лишь повод выйти  из лагерЯ,  чтобы
той же ночью бежать вместе со своей возлюбленной. Ћн не знал еще, что хагану
уже все известно, не знал, что бежать ему с „огуланг и ребенком не удастсЯ.
     ‚едЯ запасного конЯ в поводу, точно охотничью собаку на привЯзи, сотник
ќрдене благополучно  обошел лагерЯ  и, приближаЯсь к  обозу, вблизи которого
обычно располагалась  юрта  „огуланг, молил Ѓога  лишь об одном  -  чтобы не
напоротьсЯ вдруг  на  нойонский  объездной  дозор.  Ќойонский дозор  - самый
придирчивый  и   жестокий,  если  вдруг   заметит  кого-нибудь  из  конников
нетрезвым,  выпившим  случаем молочной водки, никогда  не пощадит,  заставит
впрЯчьсЯ в повозку вместо конЯ, а возница будет погонЯть кнутом...
     Џокинув свою сотню,  уходЯ  в бега, ќрдене знал, что, если его поймают,
ему  грозит  высшаЯ  кара  -  удушение  кошмой  или  предание  смерти  через
повешение. „ругой исход мог быть лишь в случае,  если удастсЯ бежать, уйти в
далекие краЯ, в иные страны.
     Ќочь  в степи и в этот раз стоЯла луннаЯ. Џовсюду располагались лагерЯ,
табуны,  повсюду  вповалку  у тлеющих  костров  спали  воины.  ‘реди  такого
количества  людей  и   обозов  мало  кому   было  дела  до  того,  кто  куда
передвигаетсЯ. Ќа это и  рассчитывал сотник ќрдене, и ему с „огуланг и сыном
удалось бы бежать, если бы не судьба...
     —то случилась  беда,  он  понЯл  тотчас  же,  как приблизилсЯ к  табору
мастеровых. ‘оскочив с седла, сотник замер в тени коней, крепко держа их под
уздцы. „а, случилась беда! ‚озле крайней юрты горел  большой костер, освещаЯ
округу тревожно полыхающим светом. ‘ десЯток верховых  жасаулов, громогласно
переговариваЯсь, топтались возле костра на конЯх. ’е, что спешились, их было
человека  три,  запрЯгали повозку,  ту самую,  на  которой  они  с  „огуланг
собирались бежать  этой ночью. Џотом  ќрдене увидел, как  жасаулы вывели  из
юрты „огуланг с  ребенком на руках. Ћна стоЯла в свете костра в своей куньей
шубе, прижимаЯ  дитЯ  к себе,  бледнаЯ,  беспомощнаЯ, напуганнаЯ.  †асаулы о
чем-то ее  спрашивали. „оносились возгласы: "Ћтвечай! Ћтвечай, тебе говорЯт!
Џотаскуха, блудница!" Џотом донессЯ вопль прислужницы Ђлтун.  „а, это был ее
голос,  безусловно, ее. Ђлтун  кричала:  "Ћткуда мне знать?! ‡а что  вы менЯ
бьете?  Ћткуда  мне знать, от кого она родила! Ќе в степи, не сейчас  же это
случилось! „а, родила она ребенка недавно, сами видите. ’ак что же, разве вы
не можете понЯть, что девЯть месЯцев назад, выходит, случилось все это?! ’ак
откуда мне знать, когда и с кем у нее было. ‡ачем вы менЯ бьете?! Ђ ее зачем
стращаете,  до  смерти  напугали,  -  она  же  с новорожденным! ђазве она не
служила вам, не расшивала ваши боевые знамена, с которыми вы идете в  поход?
‡а что теперь убиваете, за что?"
     ЃеднаЯ Ђлтун, как травинка под  копытом, что  она могла поделать, когда
сам сотник ќрдене не  посмел сунутьсЯ, да  и что  бы он мог  против  десЯтка
вооруженных жасаулов?! ђазве что погибнуть, унесЯ с собой одного  или двоих?
Ќо что  бы это  дало? ’ем и берут  всегда жасаулы -  сворой своей.  ’олько и
ждут, чтобы кинутьсЯ всей сворой, чтобы терзать, чтобы кровь лилась!
     ‘отник  ќрдене  видел,  как  жасаулы усадили  „огуланг  с  ребенком  на
повозку, туда же бросили прислужницу Ђлтун и повезли их куда-то в ночь.
     € на том все улеглось,  все стихло вокруг, стоЯнка  опустела. €  только
тогда стали слышны в стороне собачий лай, ржание лошадей, какие-то невнЯтные
голоса на привалах.
     “ юрты  вышивальщицы  „огуланг  догорал  костер. Џоглотив  суету,  муки
борениЯ  людские, бесстрастно  глЯдели безмЯтежно сиЯющие, беззвучные звезды
на опустевшее пространство, точно тому, что случилось, и следовало быть...
     „вигаЯсь,   как   во  сне,  сотник   ќрдене  нащупал  онемевшими  вмиг,
похолодевшими  руками узду  на голове запасного  конЯ,  стащил ее, не ощущаЯ
собственных  усилий, и бросил  коню под ноги. ѓлухо  брЯкнули  удила. ќрдене
услышал  свое стесненное дыхание,  дышать становилось все тЯжелее. Ќо он еще
нашел в себе силы, чтобы прихлопнуть лошадь по холке. ќта лошадь теперь была
ни к чему,  теперь она  была  свободна, никакой  нужды  в ней не было, и она
побежала  себе  рысцой в  ближайший ночной табун. Ђ  сотник ќрдене бесцельно
побрел по степи, не ведаЯ сам, куда идет, зачем идет. ‡а  ним тихо ступал  в
поводу  его звездолобый Ђкжулдуз  -  верный  и  неразлучный боевой конь,  на
котором сотник  ќрдене  ходил  в сражениЯ,  но  на котором  так и не удалось
ускакать, угонЯЯ от злой судьбины повозку с любимой женщиной и  народившимсЯ
ребенком.
     ќрдене шел наугад, как  слепой; глаза его были полны слез, стекавших по
мокрой  бороде,  и ровно струЯщийсЯ  лунный свет судорожно  колыхалсЯ на его
согбенных,  вздрагивающих плечах...  Ћн брел, как изгнанный из стаи одинокий
дикий зверь, предоставленный  в целом мире самому себе: сможешь жить - живи,
не  сможешь - умри. € больше никакого выбора... —то  было делать теперь ему,
куда  было  деватьсЯ?  Ќе оставалось ничего, кроме как  умереть, убить  себЯ
ударом ножа, ударом в  грудь, в нестерпимо ноющее сердце, и тем самым унЯть,
прекратить  эту  сжигающую его  боль  или  же  исчезнуть,  сгинуть, сбежать,
затерЯтьсЯ где-нибудь навсегда...
     ‘отник упал на землю и, глухо  рыдаЯ, пополз на животе, обдираЯ о камни
ладони и  ногти, но  землЯ не расступилась, потом  он  поднЯлсЯ  на колени и
нащупал на поЯсе нож...
     ‚  степи было безмолвно, пустынно  и звездно. ‹ишь верный конь Ђкжулдуз
терпеливо  стоЯл рЯдом  в лунном озарении,  всхрапываЯ,  в  ожидании приказа
хозЯина...


     ‚ то утро, прежде чем двинутьсЯ в поход, барабанщики, заранее собранные
на холме, ударили  сигнал сбора войска. €, ударив, добулбасы уже не стихали,
сотрЯсаЯ округу нарастающим, надсадным  гулом  тревоги. Ѓарабаны из воловьих
кож рокотали, Ярились, как дикие звери в западне, созываЯ на казнь блудницы,
вышивальщицы знамен,  -  мало кто  знал, что имЯ ее  „огуланг, -  родившей в
походе ребенка.
     € выстраивались под шаманский  гул  барабанов конные  когорты при  всем
оружии,  как  на  параде,  полукружьем вокруг холма,  сотнЯ за сотней,  а по
флангам располагались обозы с поклажей и на  них весь подсобный люд, всЯкого
рода походные  мастеровые - юртовщики, оружейники, шорники, швеи, мужчины  и
женщины,  все молодые,  все плодоносЯщей поры.  ќто всем им  в  устрашение и
назидание  устраивалась  показательнаЯ  казнь.  ‚сЯкий,  посмевший  нарушить
повеление хагана, будет лишен жизни!
     „обулбасы продолжали греметь на  холме, холодЯ кровь в жилах, вызываЯ в
душах оцепенение страха, а потому и согласие с тем, чему  предстоЯло быть по
воле —ингисхана, и даже одобрение тому.
     € вот  под  гул  несмолкающих добулбасов  на  холм  пронесли в  золотом
паланкине  самого хагана, учинЯвшего  казнь  опасной  ослушницы,  так  и  не
назвавшей имени того, от кого она  родила. Џаланкин опустили  на рыжем холме
посреди знамен, купающихсЯ в первых лучах солнца, развеваюшихсЯ на ветру,  с
расшитыми шелком  огнедышашими  драконами. ќто  его,  хагана,  символом  был
дракон  в  могучем  прыжке,  но   он  и  не  подозревал,  что  вышивальщица,
одухотворившаЯ шитье,  имела  в  виду  не  его,  а другого.  ’ого,  кто  был
драконом,  стремительным и бесстрашным  в ее объЯтиЯх.  € никому вокруг было
невдомек, что за это она теперь и расплачивалась головой.
     € та минута приближалась. Ѓарабаны постепенно сбавлЯли громкость с тем,
чтобы  смолкнуть перед казнью, накалЯЯ  этим  напрЯженную  тишину,  когда  в
страшном ожидании времЯ расплываетсЯ, распадаетсЯ и замирает,  и затем снова
оглушительно  и  Яростно загрохотать,  сопровождаЯ процесс пресечениЯ  жизни
диким  рокотом,  завораживаЯ  им,  вызываЯ  в  опьЯненном  сознании  каждого
очевидца экстаз  слепой мести, злорадство и  тайную радость, что казни через
повешение подвергаетсЯ не он, а кто-то другой.
     Ѓарабаны  смирЯлись.  € все собравшиесЯ были напрЯжены, даже  кони  под
всадниками  замерли.  Љаменно-напрЯженным  было  и лицо  самого  —ингисхана.
†естко  сжатые губы  и немигающий  холодный взор  узких  глаз выражали нечто
змеиное.
     Ѓарабаны  смолкли,  когда  из  ближайшей  к  месту  казни  юрты  вывели
вышивальщицу знамен „огуланг. „южие жасаулы подхватили ее под руки и втащили
в   повозку,   запрЯженную   парой  коней.   „огуланг   стоЯла  в   повозке,
поддерживаемаЯ сзади стоЯщим рЯдом сумрачным молодым жасаулом.
     ‹юди   в  рЯдах   загудели,  особенно  женщины:   вот  она,  та   самаЯ
вышивальщица! Ѓлудница! ЌичейнаЯ жена! •отЯ ведь могла при своей молодости и
красе быть второй или третьей женой какого-нибудь нойона! Ђ был бы он к тому
еще и старец какой  - и того  лучше.  ѓорЯ не знала бы. ’ак нет, завела себе
любовника и родила, бесстыжаЯ! ‚се равно что плюнула в лицо самого хагана! Ђ
теперь  пусть  расплачиваетсЯ.   Џусть  ее  вздернут  на  горбу  верблюжьем!
„оигралась, красотка! ќтот безжалостный суд молвы был продолжением  злобного
гула добулбасов, длЯ  того и гремели барабаны из воловьих кож так настойчиво
и  оглушительно,  чтобы  ошеломить,  возбудить   ненависть  к   тому,   кого
возненавидел сам хаган.
     -  Ђ  вот и прислужница с ребенком! ѓлЯдите! - вскричали,  злорадствуЯ,
обозные  женщины.   ’о  действительно  была  прислужница  Ђлтун.  Ћна  несла
новорожденного,  завернутого  в  трЯпье.  ‚  сопровождении  громилы-жасаула,
боЯзливо  оглЯдываЯсь,  всЯ   съежившись,  Ђлтун  шла  у   повозки,  как  бы
подтверждаЯ своей ношей преступность вышивальщицы, приговоренной к смерти.
     ’ак их вели длЯ устрашающего обозрениЯ перед казнью. „огуланг понимала,
что  теперь  иного  исхода  быть   не  могло:  никакого  прощениЯ,  никакого
помилованиЯ.
     ‚ юрте,  откуда их выволокли  на позор,  она  успела  покормить ребенка
грудью  в последний раз. Ќичего не ведаЯ,  несчастное  дитЯ усердно чмокало,
пребываЯ в дремотном  легком  сне под  вкрадчиво стихающие звуки  барабанов.
Џрислужница  Ђлтун  была  рЯдом.  ‘давленно  плача,  удерживаЯсь от  громких
рыданий,  она то и дело  зажимала себе рот ладонью. € в те минуты им удалось
переброситьсЯ несколькими словами.
     - ѓде он? - тихо шепнула „огуланг,  торопливо  перекладываЯ  ребенка от
одной груди к другой, хотЯ понимала, что Ђлтун не могла знать того,  чего не
знала она сама.
     - Ќе знаю, - ответила та в слезах. - „умаю, далеко.
     -  ’олько бы!  ’олько  бы!  - взмолилась  „огуланг. Џрислужница  горько
покивала в ответ. Ћбе они думали об одном - только бы удалось сотнику ќрдене
скрытьсЯ, ускакать подальше, исчезнуть с глаз долой.
     ‡а юртой послышались шаги, голоса:
     - Ќу, тащи их! ‚олоки!
     ‚ышивальщица в последний  раз прижала ребенка,  горестно  вдохнула  его
сладковатый запах и дрожащими руками передала его прислужнице:
     - Џока проживет, присмотри...
     - Ќе думай об  этом! - Ђлтун захлебнулась от комка слез и больше уже не
могла сдерживатьсЯ. ‡арыдала громко и отчаЯнно.
     € тут жасаулы поволокли их наружу.
     ‘олнце  уже  поднЯлось  над степью, зависнув  над  горизонтом. ‘о  всех
сторон за скоплением войск и обозов,  готовых двинутьсЯ в поход  после казни
вышивальщицы,  простирались  сарозеки - великие степные равнины. Ќа одном из
холмов  сиЯл золотистый паланкин  хагана.  ‚ыходЯ из  юрты,  „огуланг успела
увидеть краем глаза этот паланкин, в котором сидел сам хаган  - недоступный,
как Ѓог, а вокруг паланкина развевались на степном ветерке  расшитые  ее  же
руками знамена с огнедышащими драконами.
     —ингисхану, восседавшему под балдахином,  все было хорошо видно  с того
холма  - и степь, и войско, и обозный люд, а в вышине, как всегда, плыла над
его головой  вернаЯ белаЯ тучка.  Љазнь  вышивальщицы задерживала  в то утро
поход. Ќо следовало сделать одно, чтобы продолжить другое. ЏредстоЯщаЯ казнь
была не первой  и не  последней казнью в его присутствии  -  самые различные
случаи  ослушаниЯ  карались  именно  таким  способом,  и  всЯкий  раз  хаган
убеждалсЯ, что прилюднаЯ казнь  необходима длЯ  повиновениЯ  народа единому,
верховным лицом  установленному  порЯдку,  поскольку и  страх,  и  низменнаЯ
радость,  что насильственнаЯ  смерть  постигла  не  тебЯ,  заставлЯет  людей
воспринимать  страшную  кару как  должную меру  наказаниЯ и потому не только
оправдывать, но и одобрЯть действиЯ власти.
     € в этот  раз, когда вышивальщицу вывели  из юрты и заставили ее взойти
на повозку длЯ позорного объезда,  люди, как  рой, загудели, задвигались. Ќа
лице же  —ингисхана не дрогнул  ни один мускул.  Ћн сидел под  балдахином  в
окружении  развевающихсЯ  знамен  и застывших  у  древков,  словно  каменные
истуканы, кезегулов. ЋбъЯвленнаЯ казнь на  то и была рассчитана  - всЯкий да
будет  знать  -  даже  малейшаЯ помеха на  пути  великого  похода  на  ‡апад
недопустима. ‚  душе хаган понимал, что мог бы не прибегать к столь жестокой
расправе над молодой женщиной, матерью, мог  бы помиловать ее, но не видел в
том резона  - всЯкое великодушие всегда оборачиваетсЯ худо - власть слабеет,
люди наглеют.  Ќет,  он ни в  чем  не раскаивалсЯ, единственное, чем он  был
недоволен, -  что так и не  удалось  выЯвить, кто  же был  возлюбленным этой
вышивальщицы.
     Ђ она, приговореннаЯ к смерти через повешение, уже следовала на повозке
перед строем войска и обозов, в разодранном на груди платье, с растрепанными
волосами - черные густые космы, сиЯющие угольным блеском на утреннем солнце,
скрывали ее бескровное, бледное  лицо. „огуланг, однако, не склонила головы,
смотрела  вокруг  опустошенным,  скорбным взглЯдом, - теперь ей нечего  было
утаивать от других. „а, вот она, возлюбившаЯ мужчину больше жизни своей, вот
ее запретное дитЯ, рожденное от этой любви!
     Ќо людЯм хотелось знать, и они кричали:
     - Љобыла, а где же твой жеребец? Љто он?
     €  самовозбуждаЯсь и  ожесточаЯсь от неосознанного чувства  вины, толпа
возопила, чтобы побыстрее освободить себЯ от низменного греха:
     - Џовесить суку! Џовесить сейчас же! —его тут ждать?
     “строители   казни,   должно   быть,   на   то   и   рассчитывали,  что
неистовствующаЯ толпа сможет сломить дух вышивальщицы. Ћт ханского окружениЯ
отделилсЯ  верховой,  один  из  нойонов, зычноголосый, бравый воЯка, готовый
ради хагана и на это  дело.  Ћн подскакал к скорбной  процессии - повозке  с
обреченной вышивальщицей и идущей рЯдом прислужнице с ребенком на руках.
     - Ђ ну, стойте, - остановил он их и, обращаЯсь к  конным рЯдам,  громко
выкрикнул:  - ‘лушайте все! ќта бесстыжаЯ  тварь должна указать, от кого она
родила! ‘ кем  она путалась! Ђ теперь  скажи, есть ли среди этих мужчин отец
твоего ребенка?
     „огуланг отвечала, что нет. Ќастороженный гул прокатилсЯ по рЯдам.
     Џовозка двигалась от сотни к сотне, а сотники перекликались:
     - “ менЯ не оказалось! Њожет, ловкач тот в твоей сотне?
     ’ем временем зычноголосый снова и снова требовал от вышивальщицы, чтобы
она  указала  на  того, кто  был  отцом  новорожденного.  ‚от снова  повозку
остановили перед отрЯдом конников, и снова вопрос:
     - “кажи, блудница, от кого ты родила?
     €менно в этом строю, в голове отрЯда  находилсЯ сотник  ќрдене на своем
звездолобом коне Ђкжулдузе. ‚зглЯды „огуланг  и ќрдене встретились. ‚  общем
гаме и суете  никто не обратил вниманиЯ, как трудно отводили они глаза  друг
от  друга, как вздрогнула  „огуланг, откидываЯ со  лба разметавшиесЯ волосы,
как на мгновение вспыхнуло  ее лицо и тут же угасло. € только сам ќрдене мог
представить себе,  чего стоила „огуланг  эта  молниеноснаЯ встреча глазами -
какой радостью и  какой болью  обернулось длЯ  нее это мгновение.  Ќа вопрос
зычноголосого  нойона опомнившаЯсЯ „огуланг,  взЯв себЯ в руки, снова твердо
ответила:
     - Ќет, нет здесь отца моего ребенка!
     € опЯть  никто  не  обратил  внимание на  то, что сотник ќрдене  уронил
голову, но тут же усилием воли заставил себЯ принЯть невозмутимый вид.
     Ђ  палачи были  уже наготове. ’рое в  черных  балахонах  с  закатанными
рукавами вывели  на середину двугорбого верблюда, настолько  громадного, что
всадник  в седле головой  доставал лишь  до середины  верблюжьего брюха.  ‡а
отсутствием  леса   в  открытых  степных   пространствах  кочевники  издавна
прибегали к такому способу казни - осужденных вешали на верблюжьем межгорбии
-  попарно  на  одной  веревке  или с противовесом,  которым  служил мешок с
песком. ’акой противовес был уже приготовлен длЯ вышивальщицы „огуланг.
     Ћкриками  и  ударами  палкой  палачи  заставили  зло  орущего  верблюда
опуститьсЯ  и  лечь  на  землю, подобрав  под  себЯ  длинные мосластые ноги.
‚иселица была готова.
     Ѓарабаны ожили,  слегка  рокоча,  чтобы  в нужный  момент  загрохотать,
оглушаЯ и вздымаЯ души.
     € тогда зычноголосый нойон снова обратилсЯ к вышивальщице, должно быть,
уже на потеху:
     -  ‘прашиваю тебЯ в  последний раз.  ’ебе, глупаЯ потаскуха, все  равно
погибать, и выродку твоему не жить! Љак тебЯ понимать все-таки, неужто ты не
знаешь, от кого понесла? Њожет, поднатужишьсЯ, припомнишь?
     -  Ќе помню,  от кого.  ќто  было  давно  и  далеко  отсюда, - отвечала
вышивальщица.
     Ќад степью прокатилсЯ грубый утробный мужской хохот и злорадный женский
визг.
     Ќойон же не унималсЯ с вопросами:
     - ’ак выходит, как понимать, - на базаре где приспособилась, что ли?
     - „а, на базаре! - вызывающе ответила „огуланг.
     - ’орговец или скиталец? Ђ может быть, вор базарный?
     - Ќе  знаю,  торговец,  или  скиталец, или вор  базарный,  -  повторила
„огуланг.
     € опЯть взрыв хохота и визг.
     -  Ђ  какаЯ  ей разница, что торговец, что  скиталец или  вор  -  самое
главное на базаре этим делом занЯтьсЯ!
     € тут  неожиданно в рЯдах воинов раздалсЯ чей-то голос. Љто-то сильно и
громко крикнул:
     - ќто Я - отец ребенка! „а, это Я, если хотите знать!
     €  все разом  стихли,  все разом  оцепенели  -  кто  же  это?  Љто  это
откликнулсЯ на зов смерти в последнюю  минуту, навсегда уносившую с собой не
выданную вышивальщицей тайну?
     € все поразились: пришпориваЯ своего з