Я  потЯнулась к сыну, как незрЯчаЯ, с дрожащими руками,
Љасым шагнул навстречу, подхватил менЯ.
     - ‚ойна, мама! - услышала Я его голос будто издали.
     џ глЯнула на него, словно не понимала, что это за слово такое.
     - ‚ойна? ’ы говоришь, война? - переспросила Я.
     - „а, мама, война началась, - ответил он.
     Ђ до менЯ все еще неЯсно доходило, что таилось за этим словом.
     - Љак  война?  Џочему  война?  ’ы  говоришь,  война?  - повторЯла Я это
странное,  это  страшное  слово и потом вдруг ужаснулась и тихо заплакала от
пережитого страха и этой неожиданной вести.
     ‘лезы  потекли  по  моему  лицу,  а женщины, глЯдЯ на менЯ, заголосили,
запричитали.
     - ’ише! Ђ ну, замолчите! - раздалсЯ в толпе чей-то мужской голос.
     ‚се  разом  примолкли,  словно  ожидаЯ,  что  он,  человек этот, скажет
что-то  такое,  что,  мол,  это  неправда.  Ќо  он ничего не сказал. € никто
ничего  не  сказал.  ’олько  стало так тихо в степи, что Явственно донессЯ с
реки  громыхающий  гул  воды.  Љто-то шумно вздохнул, шевельнулсЯ. ‚се опЯть
насторожились,  но  никто  не  проронил  ни  слова. € опЯть стало так тихо в
степи,  что  слышна  стала  жара,  как тонкий писк комара над ухом. € тогда,
оглЯдываЯ  стоЯщих  вокруг  людей, Љасым негромко пробормотал, словно бы длЯ
себЯ:
     - ’еперь  надо  быстрей  управлЯтьсЯ  с  хлебом,  а  не  то  под снегом
останетсЯ.   -   Ћн   помолчал  и  вдруг,  резко  вскинув  голову,  приказал
штурвальному:  - —то стоишь? ‡аводи мотор! Ђ вы все, что смотрите? Ќе успеем
с уборкой - вам же придетсЯ туго! „авай за работу!..
     Ќарод  зашевелилсЯ.  €  только  тогда  Я  заметила  русского  парнЯ  из
‡аречьЯ.  Ћн  стоЯл  в  мокрой  с  головы  до  ног  одежде,  держа под уздцы
потемневшего  жеребца.  Љогда  люди  задвигались,  нарочный  словно очнулсЯ,
медленно  поднЯл  поникшую русую голову и стал подтЯгивать подпруги седла. €
Я  увидела,  что  он был совсем молоденький парень, ровесник моему „жайнаку,
только  рослый,  широкий  в  плечах.  Њокрые прЯди волос прилипли ко лбу, на
губах  и  лице  - свежие ссадины, а глаза его, совсем еще мальчишечьи, в тот
час  смотрели  с  таким  суровым  страданием,  что  Я  понЯла: только что он
оставил  юность,  только  что  возмужал,  сегоднЯ,  в  одно  утро. Ћн тЯжело
вздохнул и, садЯсь в седло, сказал одному из наших аильских ребЯт:
     - ‘лушай,  друг,  ты  скачи  сейчас,  разыщи  председателЯ, бригадиров,
передай,  чтоб  немедленно  отправлЯлись  в райком. Ђ Я поеду; мне еще в два
колхоза. - ‘ этими словами он сел на конЯ и тронул поводьЯ.
     Ќо тот, к кому он обращалсЯ, остановил его:
     - Џостой, шапку-то у тебЯ унесло. Ќа, надень мою. †арко сегоднЯ.
     Њы  долго  смотрели  вслед юному гонцу и слушали, как тревожно рокотала
сухаЯ  дорога  под  копытами рыжего, уносЯщегосЯ птицей жеребца. Џыль вскоре
скрыла  всадника.  Ђ  мы еще стоЯли у дороги, каждый, видимо, думаЯ о чем-то
своем,  и,  когда разом взревели моторы комбайна и трактора, люди вздрогнули
и посмотрели друг на друга.
     ‘ этой минуты началась новаЯ жизнь - жизнь войны...
     Њы  не  слышали грохота сражений, но слышали наши сердца и крики людей.
‘колько  жила  Я на свете, не знала такой палЯщей жары, такого зноЯ. Џлюнешь
на  камень - и слюна кипит. Ђ хлеба созрели сразу, за три-четыре днЯ: сплошь
стоЯли  сухие  и  желтые,  простирались  под самый полог неба и ждали жатвы.
Љакое  богатство было! € тЯжело мне было смотреть, сколько добра пропадало в
спешке.  ‘колько  было  потоптано,  растерЯно, растрЯсено по дорогам. Њы так
спешили,  что  не  успевали вЯзать снопы, кидали пшеницу вилами в мажары - и
быстрей  на  молотилку, на тока, а колосьЯ сыпались и сыпались по пути. Ќо и
это  ладно,  еще  тЯжелее  было  смотреть  на  людей. Љаждый день уходили по
повесткам  в армию, а те, что оставались, работали. € в полуденную жару, и в
душные  суховейные  ночи  -  на жатве, на молотьбе, на обозах все работали и
работали,   не   знаЯ   сна,  не  покладаЯ  рук.  Ђ  работы  прибавлЯлось  и
прибавлЯлось,  потому  что  мужчин  оставалось  все  меньше и меньше. Љасым,
бедный  сын  мой,  неужто думал он сам одолеть то, что было уже невпроворот:
жатва  безнадежно  затЯгивалась,  а  он  как одержимый гонЯл свой комбайн по
полю.  €  комбайн  его  не  смолкал ни днем, ни ночью, снимал хлеб полосу за
полосой,  металсЯ  в  тучах  раскаленной пыли с загона на загон. ‚се эти дни
Љасым  не  сходил  с  комбайна,  не  отходил  от штурвала. „нЯми стоЯл он на
мостике  под  жгучим  ветром,  как  коршун  всматривалсЯ в мутное марево, за
которым  скрывались  еще  не убранные хлеба. †утко и жалко мне было смотреть
на  сына,  на  его  черное  лицо, на его ввалившиесЯ, заросшие бородой щеки.
‘ердце  обливалось  кровью.  "Ћй, пропадет он, свалитсЯ на солнце", - думала
Я,  но  сказать  не  решалась.  ‡нала Я по злому блеску в его глазах, что не
отступитсЯ он, до последнего часу будет стоЯть на жатве.
     €  час  тот  пришел.  Љак-то  прибежала  Ђлиман  к комбайну и вернулась
оттуда с поникшей головой.
     - Џовестку прислали ему, - тихо сказала она.
     - Љогда?
     - ’олько что, с нарочным сельсовета.
     џ  знала,  что  рано или поздно придет черед Љасыму идти в армию, как и
многим  другим.  € все же, когда услышала Я эту весть, ноги мои подогнулись.
€  такаЯ боль заныла в намаЯвшихсЯ руках, что Я выронила серп и сама села на
землю.
     - —то  ж  он  там  делает,  собиратьсЯ  надо, - проговорила Я, с трудом
совладев с дрожащими губами.
     - Љ  вечеру,  говорит,  приду.  џ  пойду,  мама,  а  вы скажите отцу. €
„жайнака не видно сегоднЯ. ѓде он пропадает?..
     - €ди, Ђлиман, иди. „а тесто поставь. џ подойду скоро, - сказала Я ей.
     Ђ  сама  как сидела, так и осталась сидеть на жнивье. „олго сидела так.
‘ил  не  было  поднЯть с земли платок, упавший с головы. € вот тогда, смотрю
Я,  муравьи  цепочкой  бегут  по  тропке. Ћни тоже трудились, тащили солому,
зерна  и  не  подозревали,  что  рЯдом  сидел  человек  со своим горем, тоже
труженик,  во  всЯком случае не меньше, чем они, труженик, который завидовал
в  ту минуту даже им, муравьЯм, этим крошечным работЯгам. Ћни могли спокойно
делать  свое  дело. …сли бы не война, разве стала бы Я завидовать муравьиной
жизни? ‘тыдно говорить...
     ’ем  временем  „жайнак  прикатил  на  своей  бричке.  Ћн  в  те  дни на
комсомольском  обозе  работал  по  вывозке  хлеба на станцию. ‚идно, узнал о
повестке  брата  и приехал за мной. „жайнак соскочил с брички, поднЯл платок
и накинул мне на голову.
     - Џоедем, мама, домой, - сказал он и помог мне встать на ноги.
     €  мы  молча  поехали.  ‡а последние дни „жайнак неузнаваемо изменилсЯ,
посерьезнел.  —ем-то  он очень напоминал мне того русского парнЯ, нарочного.
’акаЯ  же  суроваЯ  душа поселилась в его детских глазах. ‚ эти дни он также
распростилсЯ  с  юностью.  Њногие  тогда  распростились  с  ней...  „умаЯ  о
„жайнаке,  вспомнила, что давно уже нет вестей от Њаселбека. "—то там с ним?
‚  армию  взЯли  или  что? Џочему не пишет, почему не может прислать хоть бы
коротенькую  весточку?  ‡нать,  отвык от дома, позабыл отца-мать, зачерствел
там  в  городе. „а и какаЯ сейчас учеба, лучше бы уж приезжал домой, что там
теперь  делать",  -  уныло  думала  Я,  сидЯ  на  бричке, и потом спросила у
„жайнака:
     - „жайнак,  ты  вот  ездишь  на  станцию, как там, не слыхать случайно,
скоро закончитсЯ война?
     - Ќет,  мама,  не  скоро,  - ответил тогда „жайнак. - Џлохи сейчас наши
дела.  Ќемец  все  гонит  и  гонит.  ‚от  если  бы  нашим удалось где-нибудь
удержатьсЯ  да  обломать  им разок бока, тогда мы пошли бы. „умаю, скоро это
случитсЯ.  -  Ћн  замолчал, погонЯЯ коней, потом оглЯнулсЯ и сказал мне: - Ђ
ты,  мама, боишьсЯ? Ћчень, да? Ђ ты не думай, не надо, мама, тебе думать, не
беспокойсЯ. ‚се будет хорошо, вот посмотришь.
     ќх,  глупый мой мальчишка, это он решил успокоить менЯ так, пожалел! „а
разве  же  можно  было  не  думать? ‡акрой Я глаза, заткни уши - и все равно
думать не перестала бы.
     Џриехали  домой,  а там Ђлиман сидит плачет; тесто еще не замесила. ‡ло
взЯло  менЯ,  хотела было пристыдить ее: "—то, мол, ты лучше других, что ли,
все  идут,  не один твой муж. ђазнюнилась, руки опустила. ЌельзЯ так. Љак же
мы  будем  жить  дальше?"  Ќо  раздумала,  не  стала  выговаривать. Џожалела
молодость  ее.  Ђ  может,  напрасно,  может,  надо было сразу, с первых дней
опалить  ей  душу, чтобы потом ей легче было. Ќе знаю, только Я тогда ничего
не сказала.
     Љасым  пришел  к вечеру, почти на закате солнца. Љак только он поЯвилсЯ
в  воротах,  Ђлиман  бросила  подтапливать  очаг,  в слезах кинулась к нему,
повисла на шее.
     - Ќе останусь, не останусь Я без тебЯ, умру!
     Љасым  пришел прЯмо с комбайна, как был - в пыли, в грЯзи, в мазуте. Ћн
снЯл с плеч руки жены и сказал:
     - Џостой,  Ђлиман.  ѓрЯзный  Я  очень.  ’ы бы дала мне мыла, полотенце,
пойду искупаюсь в реке.
     Ђлиман   обернулась,  глЯнула  на  менЯ,  Я  понЯла.  ‘унула  ей  ведро
порожнее:
     - Џринеси заодно воды.
     ‚  тот  вечер  они  вернулись  с  реки поздно, луна уже на три четверти
поднЯлась.  „ома  Я  управлЯлась  сама  да  „жайнак  помогал. Ђ к полуночи и
‘уванкул  заЯвилсЯ.  џ-то  все  ждала,  думала, куда он запропастилсЯ. Ђ он,
оказываетсЯ,  еще днем поскакал в горы, иноходца саврасого привел из табуна.
Њы  его  еще  жеребенком  покупали  длЯ  Љасыма, когда он трактористом начал
работать.  „обрый  был  иноходец,  резвый  на  побежку,  с  крепкими гулкими
копытами,  в  белых чулках задние ноги. Ќа весь аил был известный, девушки в
песнЯх пели:

                ...Љак заслышу иноходца по дороге,
                ‚ыбегаю глЯнуть со двора...

     Ћтец  решил,  видно,  чтобы сын поездил на своем саврасом иноходце хоть
день-два на прощанье.
     ђано  утром  мы  все выехали из аила в военкомат. Њы с Ђлиман на бричке
„жайнака,  а  Љасым  с  отцом  на  своих  конЯх. ’о было времЯ самых больших
мобилизаций.  Ќароду  было  еще  много.  Љак глЯнула Я на шоссейную дорогу -
черным-черно,  один  конец  в  Ѓольшом ущелье, а другого не видно. Џонаехало
народу  со  всех поселков на конЯх, на быках. Ђ в райцентре двинутьсЯ некуда
от  людей,  от  бричек.  €  детишки здесь, и старики, и старухи. € все возле
своих  толкутсЯ,  ни на шаг не отстают. Љто плачет, а кто уже и подвыпил. Ќо
недаром  говоритсЯ: народ - море, в нем есть глубины и мели. ’ак же и здесь,
в  этих  гомонЯщих  проводах  на войну, были твердые, Ясные джигиты, которые
крепко  держались,  говорили  к  слову и даже веселили народ, пели и плЯсали
под  гармонь. Љиргизские и русские песни сменЯли друг друга, а "Љатюшу" пели
все. ‚от тогда-то Я и узнала эту песню.
     Њобилизованные  не  вместились в широком дворе военкомата, их построили
рЯдами  посреди  главной  улицы  села и стали выкликать каждого по фамилии и
имени.  Ќарод  сразу  затих, затаил дыхание. ѓлЯнула Я на тех, кто уходил на
войну,  -  горЯчаЯ  волна  подкатила  к  горлу. ‚се они были как на подбор -
молодые,  здоровые  джигиты.  €м бы только жить да жить, да работать. Љаждый
раз,  когда  выкликали кого-нибудь по списку, он отвечал "Я" и бросал взглЯд
в  нашу  сторону.  џ  невольно  всЯ  вздрогнула, когда услышала: "‘уванкулов
Љасым",  и  новаЯ  волна  горЯчей  боли  застлала  мне глаза. "џ", - ответил
Љасым.  Ђ Ђлиман крепко стиснула мою руку. "Њама", - прошептала она. —то ж Я
могла  поделать,  понимала  Я;  трудно, страшно было ей расставатьсЯ, но кто
может  стоЯть  в  стороне  от  народа,  да  еще в лихие дни. ќх, Ђлиман моЯ,
Ђлиман,  и  она  понимала,  что  это нужда военнаЯ, нужда всей страны, но не
знала Я в жизни женщины, котораЯ бы так любила своего мужа, как она.
     ‚  тот день мы вернулись в аил, узнали, что отправка будет через сутки.
Љасым  уговорил  нас  уехать  домой: незачем, мол, здесь томитьсЯ, забегу по
дороге  попрощатьсЯ.  Ѓлаго  колхоз  наш  лежит  у большака. Њы оставили длЯ
Ђлиман  лошадь ‘уванкула, а сами поехали вместе с другими на телеге. „жайнак
тоже  оставалсЯ в районе, он должен был везти на своей бричке мобилизованных
на станцию.
     Ќочью,  войдЯ  в  опустевший  дом,  Я  дала себе волю, зашлась слезами.
‘уванкул  вскипЯтил  чай,  налил мне погуще, заставил выпить и потом сказал,
сидЯ рЯдом:
     - Љто  мы  были  с тобой, ’олгонай? ‚от с этим народом мы стали людьми.
’ак  давай поровну будем делить с ним все - добро и беды. Љогда хорошо было,
все  были  довольны, а теперь, выходит, каждый будет думать только о себе да
на  судьбу  свою  плакатьсЯ?  Ќет,  так  будет нечестно. ‡автра держи себЯ в
руках.  …сли  Ђлиман  убиваетсЯ - так это дело другое, она не видела в жизни
того,  что  мы  видели.  Ђ  ты - мать. ‡апомни это. Ђ потом учти, если война
подзатЯнетсЯ,  то  и  Я  уйду,  и  у  Њаселбека  годы  выходЯт,  и его могут
призвать.  …сли  потребуетсЯ,  все  уйдем. ’ак что, ’олгонай, готовь себЯ ко
всему, привыкай...
     Ќа  другой  день  после  полуднЯ  началась  отправка.  Љасым  и  Ђлиман
опередили  колонну,  прискакали  на  рысЯх.  Љасыму  разрешили заехать домой
попрощатьсЯ.  ѓлаза Ђлиман опухли, как волдыри, - видно, всю дорогу плакала.
Љасым  старалсЯ  держатьсЯ, крепилсЯ, но и ему было нелегко. ‚от уж не знаю,
что  заставило  Љасыма  придумать  такое: то ли он побоЯлсЯ за Ђлиман, решил
как-то  облегчить  ей  расставание, то ли и вправду ему было сказано так, но
он,  как  только сошел с конЯ, сразу попросил нас не ехать на станцию. Љасым
сказал,  что,  может  быть,  еще  вернетсЯ  домой, потому что трактористов и
комбайнеров  решили  пока  не  призывать  до  конца  уборки.  €  если приказ
поспеет,  то  их  могут  вернуть  со  станции.  ’еперь-то  Я понимаю, что он
пожалел   Ђлиман,  пожалел  нас.  „о  станции  почти  день  езды,  а  каково
возвращатьсЯ  назад  -  ведь  дорога  станет нескончаемой, слез не хватит. Ђ
тогда  Я  поверила; говорЯт, надежда живет в человеке до смерти. Ќо когда мы
вышли провожать его к большаку, Я уже сомневалась.
     Џо  дороге  с  Љасымом  прощались все, кто работал на уборке. Џрибежали
жнецы,  возчики,  молотильщики  с  гумна,  и  комбайн  оказалсЯ  неподалеку.
Џомощники Љасыма остановили комбайн поблизости и тоже прибежали проститьсЯ.
     ѓоворЯт,  кузнец,  уходЯ на войну, прощаетсЯ с наковальней и молотом. Ђ
Љасым  мой  был  мастером,  кузнецом своего дела. Љогда комбайн остановилсЯ,
Љасым,  разговариваЯ  с  односельчанами,  глЯнул  на  дорогу.  ‚  тот момент
растЯнувшаЯсЯ  колонна мобилизованных с обозом, с конЯми, с красным знаменем
во главе только показывалась на повороте.
     - Ќа,  отец,  подержи! - Љасым отдал поводьЯ саврасого ‘уванкулу, а сам
направилсЯ  к комбайну. Ћн обошел его, оглЯдел со всех сторон. € потом вдруг
взбежал  на  мостик.  -  „авай, ќшенкул, гони! ѓони, как тогда! - крикнул он
трактористу.
     Њоторы,   что   чуть   слышно  работали  на  пол-оборотах,  зарокотали,
взревели,  комбайн  загрохотал,  залЯзгал  цепЯми и, выбрасываЯ из молотилки
соломенный  буран,  пошел захлестывать пшеницу мотовилами. Ђ Љасым подставил
лицо  горЯчему  ветру,  смеЯлсЯ,  расправлЯЯ  плечи,  и,  казалось, обо всем
забыл.  Ћни  с  трактористом  о  чем-то  перекрикивались,  кивали  головами,
развернулись  в  конце  загона  и  снова  пошли.  Љомбайн летел по полю, как
степнаЯ  птица.  €  мы  все  забыли  на  минуту  о  войне.  ‹юди  стоЯли  со
счастливыми  глазами,  но  больше  всех  горда  была  Ђлиман.  Ћна  тихо шла
навстречу   комбайну   и   тихо  смеЯлась.  Љомбайн  остановилсЯ.  Њы  снова
помрачнели.  Ђ  Ѓекташ  -  сынишка  соседки  нашей  Ђйши, ему было тогда лет
тринадцать,  он  в то лето соломщиком работал на комбайне - кинулсЯ к Љасыму
и  стал  целовать  его,  плакать.  џ  губы себе искусала, хотела закричать в
голос,  но, помнЯ наказ ‘уванкула, не посмела. Љасым поднЯл на руки Ѓекташа,
поцеловал  его,  поставил  парнишку  к  штурвалу и медленно сошел по лесенке
вниз.  Њы  его  обступили.  ‡десь  он  простилсЯ  с  помощниками  своими, со
штурвальным  и  трактористом. Ќадо было поторапливатьсЯ. Љолонна на большаке
поравнЯлась уже с нами.
     ‚от  так  мы  провожали  Љасыма. Ђ когда настала минута садитьсЯ ему на
конЯ,  то  Ђлиман, беднаЯ Ђлиман, не посмотрела ни на старших, ни на малых -
крикнула  и  замертво  повисла у него на плечах. Ђ сама без кровинки в лице,
только  глаза  горЯт.  Њы  ее  силком  оторвали.  Ќо  она  вырвалась и снова
бросилась  к  мужу.  €  вот так каждый раз, как дитЯ малое, тащила Љасыма за
руку, не давала ему ногу вдеть в стремЯ. Њолила его:
     - Џостой! Њинутку! …ще одну минутку!
     Љасым целовал ее, уговаривал:
     - „а  не  плачь  ты  так,  Ђлиман!  ‚от увидишь, Я завтра же вернусь со
станции. Џоверь мне!
     € тогда ‘уванкул сказал снохе:
     - ’ы  иди, Ђлиман, проводи его сама до дороги. Ђ мы простимсЯ здесь. Ќе
будем  задерживать.  -  ‘уванкул взЯл сына за руку и тихо сказал: - Џосмотри
мне в глаза.
     Ћни посмотрели друг другу в глаза.
     - ’ы менЯ понЯл? - спросил отец.
     - „а, отец, понЯл, - ответил сын.
     - Ќу,  отправлЯйсЯ  с  богом! - ‘уванкул сел на конЯ и, не оглЯдываЯсь,
поскакал прочь.
     ЏрощаЯсь со мной, Љасым сказал:
     - …сли будет письмо от Њаселбека, пришлите его адрес.
     Љасым  и Ђлиман пошли к дороге, ведЯ на поводу саврасого иноходца. џ не
спускала  с  них  глаз.  Љолонна  на  большаке  уже  уходила. ‘начала Ђлиман
бежала,  ухватившись за стремЯ, потом Љасым нагнулсЯ с седла, поцеловал ее в
последний  раз  и  пустил  саврасого большой иноходью. Ђ Ђлиман все бежала и
бежала за пылью копыт. џ пошла следом, привела ее домой.
     Ќа  другой  день  к  вечеру  со  станции вернулсЯ „жайнак, расседланный
иноходец был привЯзан к заднику брички.


        5

     ‚дали  шла  битва,  лилась кровь, а нашей битвой была работа. Џравильно
предупреждал  Љасым:  сколько  мы  ни  старались,  а  последние  хлеба  снег
прихватил  на  корню  и  на гумнах. Љартошка кое-где осталась под снегом, не
успели  выкопать.  Њужчины  уходили  один  за другим, изо днЯ в день, все на
фронт.  Ђ  мы с утра до вечера в колхозе, разговоры только о войне - как там
да что там, и самым желанным человеком в домах стал почтальон.
     Џосле  того  как  проводили  Љасыма,  неделю  спустЯ  пришло  письмо от
Њаселбека.  ‚ первом письме он писал, что его с товарищами по учебе призвали
в  армию,  местопребывание  пока  там же, в городе. Ћн просил не печалитьсЯ,
что  не  пришлось  увидетьсЯ, попрощатьсЯ - кто мог знать, что так случитсЯ,
жалеть  об  этом не надо, самое главное - вернутьсЯ с победой. ‚торое письмо
он  прислал  уже  из  Ќовосибирска.  Џисал,  что  учитсЯ  там в командирском
училище,  и  фотокарточку  свою  прислал.  ќта  карточка  и сейчас висит под
стеклом,  потускнела  уже.  ЉрасиваЯ  фотографиЯ:  военнаЯ  форма  ему идет,
густые  волосы  зачесаны назад, а глаза смотрЯт чуточку печально, задумчиво.
’аким  он  мне  и  снитсЯ  до сих пор... Ђлиман только раз видела Њаселбека,
когда он приезжал на денек на свадьбу брата.
     - ‘мотри,   мама,  а  Њаселбек  наш  красивый  парень,  оказываетсЯ,  -
говорила  она,  разглЯдываЯ  фотографию.  -  ‚ тот раз Я его и не разглЯдела
толком  из-за  занавесок,  неудобно  мне было, невесте, пЯлить оттуда глаза,
постеснЯлась.  ‚от хорошо было бы, если бы он вернулсЯ и нашел себе девушку,
такую  же  образованную, как он сам, и красивую. Џравда, хорошо было бы, да,
мама?
     џ соглашалась и сама начинала мечтать об этом дне.
     „о  середины  зимы более или менее спокойно было у менЯ на душе, письма
получала  от  сыновей  и  довольствовалась  этим.  Ќо  тут  пришло письмо от
Љасыма,  что  направлЯютсЯ  они  в  сторону фронта. € затаилсЯ в душе страх,
сердце  замирать  стало.  Ђ  тут  еще ‘уванкула начали то и дело вызывать по
повесткам  в  военкомат.  —то  ни  день  - то на комиссию, то на учет, то на
переучет.  Ћн  прЯмо  извелсЯ,  разрываЯсь  между  поездками  в  военкомат и
бригадирскими  делами  в  колхозе.  џ  почему-то  не  думала,  что ‘уванкула
возьмут  в армию: ведь без бригадира в колхозе все равно что без рук. Ћднако
призвали  и  его. “знала Я об этом на току, где мы домолачивали прихваченный
снегом  хлеб.  џ  как  узнала  - уткнула вилы в солому, прислонилась лицом к
холодному  черенку и стоЯла так, с мыслЯми не могла собратьсЯ. Љак быть, как
жить дальше? „вое сыновей уже там, теперь муж уходит туда же, на фронт...
     ’ут  и  сам  ‘уванкул  прискакал,  молча  слез с конЯ, подошел ко мне и
сказал:
     - Џошли домой, собиратьсЯ надо.
     џ  ехала  на  лошади, а он шел рЯдом, сказал, что разговаривать на ходу
будет  удобнее. Ќо разговор наш не клеилсЯ, больше молчали. Ќе оттого что не
о  чем  было,  а  оттого,  что  тЯжело  было,  сковывалось все внутри, слово
выдавить  страшно.  ’ак  мы  и  двигались  - Я на коне, а он пешком. Њутные,
серые  тучи  застилали  небо.  ‘  †елтой  равнины  тЯнуло  сиверком, поземка
пошевеливалась,  кураи  посвистывали  к бурану. џ глЯнула по сторонам - поле
лежало  унылое  и  пустое.  Ѓез  людей, без звуков, без движениЯ, холодное и
сумрачное.
     ‘уванкул шел, курил цигарку за цигаркой. Џотом взЯл менЯ за руку.
     - ‡амерзла? - спросил он.
     џ  ничего не сказала. € он, собираЯсь что-то сказать, промолчал. Њожет,
хотел  поделитьсЯ  думкой:  "‚от, мол, ухожу вслед за сыновьЯми. Љак оно там
будет,  суждено  ли  вернутьсЯ  домой  или  же  нет...  Њожет,  нынче навеки
распрощаемсЯ.  …сли  так,  то  что  ж,  столько  лет  прожили  мы в дружбе и
согласии.  …сли  что,  простим  друг  другу.  Ќеизвестно ведь, как обернетсЯ
судьба".  •отел  ли  он  сказать эти слова или другие, кто его знает, только
тогда,  глЯдЯ  мне  в  лицо,  он стоЯл молча, прикусив губу. Њне бросилось в
глаза,  что  в  бурых усах его начал пробиватьсЯ седой волос. ђаньше Я этого
как-то не замечала.
     ‚спомнила  Я,  как  мы  с ‘уванкулом встретились на этом поле молодыми,
как  двадцать два года вместе трудились здесь, проливали пот, детей растили,
хлеб  растили,  и  всЯ  наша  жизнь  в мгновенье предстала перед глазами. Ќе
думала,  не  гадала  Я никогда, что придетсЯ нам так разлучатьсЯ, быть может
навсегда.  ‚спомнила, как мы летом, в первый день жатвы, ночью ехали на коне
по  этой  же  дороге.  “видела,  что  новаЯ  улица  на  краю  аила  осталась
заброшенной  и недостроенной, увидела на усадьбе Ђлиман и Љасыма кучу камней
и  кирпичей, упала на гриву конЯ и зарыдала. „олго плакала Я. ‘уванкул молча
терпеливо ждал, а потом сказал:
     - ’ы,  ’олгон,  выплачь  сразу  все,  что  на  душе, тут никого нет, но
отныне  при  людЯх не показывай слез. ’ы теперь остаешьсЯ не только хозЯйкой
дома,  не только головой над Ђлиман и „жайнаком - тебе придетсЯ и бригадиром
остатьсЯ вместо менЯ. Ѓольше некому.
     џ еще пуще залилась слезами:
     - Ќа  кой  черт мне твое бригадирство? Љак ты можешь говорить об этом в
такой час? Ќе нужно мне ничего. ‘лышать даже не хочу!
     Ќо  вечером  менЯ  вызвали  в  контору правлениЯ колхоза. ‡десь был наш
новый  председатель  -  раненый  фронтовик “сенбай, ‘уванкул и еще несколько
стариков, аильных аксакалов. “сенбай сразу сказал мне:
     - —то  ни  говори,  тетушка  ’олгонай,  а  придетсЯ  по-мужски,  крепко
подпоЯсатьсЯ  и  сесть  на бригадирского конЯ. ‡емлю, и воду, и народ нашего
аила  никто  лучше  вас  не знает. Њы вам верим, верим еще и потому, что вам
верит  наш  лучший  бригадир, которого мы теперь, стиснув зубы, провожаем на
фронт.  Ќичего  не  поделаешь. ‘ завтрашнего днЯ беритесь за работу, тетушка
’олгонай.
     Ђксакалы  тоже  стали советовать. ‚ общем уговорили менЯ, согласилась Я
быть  бригадиром.  „а  и как было не согласитьсЯ? ђазве Я не понимала, какое
времЯ  мы  переживали?  Џравильно  Я поступила, хотЯ бы даже потому, что это
была  последнЯЯ  волЯ  моего  ‘уванкула.  ‚  ту ночь он до утра не спал, все
наказы  мне  давал.  Ќачинай  готовитьсЯ  к  весне,  тЯгло поставь на отдых,
ремонтируй  плуги,  бороны,  брички... Џрисмотри за многодетными семьЯми, за
стариками...  ’о  делай  так, это эдак... ќх, беспокойный человек мой, милый
муж мой, друг сердечный...
     € до самого утра не утихала на дворе метель, ветер гудел в трубе.
     ‘уванкула  мы  провожали  тоже  на  большаке.  Ћн сел в бричку „жайнака
вместе  с  такими  же  пожилыми  людьми, и они укатили по бурану, скрылись в
снежной  мгле.  Ћх,  как  холодно  было,  лютый  ветер  лицо  обжигал. џ шла
медленно, часто оглЯдывалась и всхлипывала, плакала.
     ‘  того  днЯ, как сказал наш председатель “сенбай, туго подпоЯсалась Я,
села  на  конЯ  и вступила в свои обЯзанности бригадира. € сейчас эта работа
не  из  легких, не каждому по плечу, а тогда и подавно - мука одна. ‡доровых
мужчин  не  осталось  -  больные да хромые, а остальные работники - женщины,
девушки,  дети,  старики.  ‚се, что добывали, отдавали фронту. Ђ в хозЯйстве
телеги  без колес, упрЯжь - обрывки веревочные, хомуты разбитые, в кузнице и
углЯ  нет.  ‘тали  мы жечь джерганак колючий по суходолу в поймище, тем и не
давали  угаснуть горну. Ђ житье - не прежнее, голод застучалсЯ в дома. € все
же  мы  делали  все,  чтобы  не остановилось хозЯйство колхозное, тЯнули его
сколько  хватало  сил.  Љак вспомню теперь: ради дела к кому с добрым словом
подойдешь,  к  кому  с выговором, а то чуть и не за волосы таскались, всЯкое
бывало,  чего  Я  только не натерпелась тогда... Ђ все равно и сейчас в ноги
кланЯюсь  народу  за  то,  что в те дни народ не разбрелсЯ, осталсЯ народом.
’огдашние  женщины  -  теперь  старухи, дети - давно отцы и матери семейств,
верно,  они  и  забыли  уже  о  тех  днЯх,  а  Я  всЯкий  раз, как увижу их,
вспоминаю,  какими  они  были тогда. ‚стают они перед глазами такими, какими
были  -  голые  и  голодные. Љак они работали тогда в колхозе, как они ждали
победы,  как  плакали  и  как  мужались!  Ќе знают они, что бессмертные дела
совершили.  € никогда, что бы ни приходилось переносить, как бы ни сгибались
плечи  мои, никогда не пожалею Я, что работала бригадиром. ‘ самого рассвета
Я  была  уже на ногах, на колхозном дворе, потом целый день в седле, то туда
надо,  то  сюда, то в степь, то в горы, с вечера до поздней ночи в конторе -
вот  так  и не замечала, как пролетали дни. Ѓыть может, менЯ это и спасло. €
пусть  иной  раз  с  досады,  с  горЯ ругали менЯ, хватали за горло, бросали
работу  -  не  в обиде Я. Ќет, в таких случаЯх Я больше наваливала работу на
„жайнака  и  Ђлиман,  днем  и  ночью  не было им покоЯ, и тоже не каюсь, что
гонЯла  их  безжалостно.  Ђ  не  то тЯгостные мысли, страх задавили бы нас -
ведь  три  человека  из одной семьи на войне, разве можно было не думать? Ћт
Љасыма  второй  месЯц  не  было  ни слуху ни духу. Њы с Ђлиман прЯчем глаза,
чтобы  не  заговорить  о  том,  что  и  без  того  страшно, - о Љасыме. …сли
разговаривали,  то  о  том,  о сем, о работе, о хозЯйстве по дому. Љак дети,
старались не напоминать.
     ‚  один  из  зимних  дней  с  утра  побежала  Я  в  кузницу помочь. ’ам
перековывали  наших рабочих коней. ‘мотрю, председатель наш “сенбай летит на
рысЯх,  а  в  руке  у него бумажка небольшаЯ, с ладонь. ’елеграмма, говорит,
вам  срочнаЯ.  “  менЯ  дух  перехватило. ‘лышу только, как в кузнице молоты
стучат по наковальне, точно бьют менЯ по груди. ‚идно, лица на мне не было.
     - „а  вы  что,  тетушка  ’олгонай!  -  вскричал  председатель. - ќто же
телеграмма  от  Њаселбека,  из  Ќовосибирска.  „а подойдите же, возьмите, не
бойтесь!  - €, нагнувшись с седла, отдал мне эту бумажку. - ‚ы, - говорит, -
немедленно   отправлЯйтесь  на  станцию,  сын  ваш  будет  проезжать,  хочет
увидетьсЯ,  просит  встретить.  џ  там велел заложить вам бричку, сена, овса
лошадЯм велел прихватить. Ќе стойте, собирайтесь в дорогу.
     €  такаЯ  радость  обуЯла менЯ! ‡асуетилась Я, забегала по кузнице и не
знаю, что делать. Љузнецы прогнали менЯ.
     - ‘ами,  -  говорЯт,  -  управимсЯ, бригадир, езжай быстрей на станцию,
чтобы не опоздать.
     €  побежала  Я  домой.  ‘ама толком не понимаю, что к чему. ‡наю только
одно:   что  Њаселбек  просит  приехать  на  станцию,  что  Њаселбек  просит
увидетьсЯ.  Ѓегу  по улице, жарко от мороза, пот прошиб. Ѓегу и сама с собой
разговариваю, как ненормальнаЯ:
     - —то  значит  просит? „а Я, сынок мой, пешком тысЯчу верст буду бежать
к тебе, как на крыльЯх долечу!
     ќх,  мать,  мать... Ќе подумала Я в тот час, куда же проезжает мой сын,
в какую сторону.
     Џрибежала  домой, наспех всЯкой снеди наделала, мЯса наварила, ведь там
небось  Њаселбек  не  один,  а  с  товарищами,  пусть  угостит  их  домашней
стрЯпней.  “ложила все это в переметный курджун, и в тот же день мы с Ђлиман
выехали  на  станцию.  ‘перва  Я  хотела  поехать  с  „жайнаком.  Ќо  он сам
отказалсЯ.
     - Ќет,  -  говорит,  -  мама, лучше будет, если поедет Ђлиман, а Я дома
останусь по хозЯйству. ’ак оно будет вернее.
     Џотом-то   Я  понЯла,  правильно  поступил  мой  младший  сын.  •оть  и
мальчишка   он   был,  а  неглупый.  Ћн-то,  оказываетсЯ,  догадывалсЯ,  что
творилось  на  душе  Ђлиман в те дни, как она переживала и страдала. „жайнак
сам  сбегал  на  сенной  двор,  где  работала Ђлиман, сам позвал жену брата.
„авно  Я  не  видела  невестку такой радостной. ‡асветилась всЯ, загорелась,
захлопотала больше, чем Я, и стала торопить менЯ:
     - Ѓыстрей,  мама, быстрей собирайсЯ. ‚от твоЯ шуба, вот платок пуховый,
одевайсЯ, поехали!
     € в дороге тоже места себе не находила.
     - ЏогонЯй,   погонЯй   быстрей!   -  торопила  она  возчика,  а  иногда
выхватывала у него из рук вожжи и сама, гикаЯ, нахлестывала лошадей.
     Ѓричка  ходко  катила  по  наезженному  насту,  лошади шли бодро, мЯгко
гремели,  мЯгко  постукивали колеса на смазанных осЯх. ‚сю дорогу шел снег -
ровный  такой, веселый. ‘тоЯл легкий морозец. Ђлиман была в снегу, но она не
знала,  как  это  ей идет. ‘нег густо налипал ей на голову, на полушалок, на
выбившиесЯ  прЯди  волос,  на  воротник,  и ее смуглое лицо с разлившимсЯ на
щеках  румЯнцем,  ее  сиЯющие черные быстрые глаза и белые зубы казались еще
красивее.  ‚ молодости человеку все идет - даже снег. Ђлиман не умолкала всю
дорогу.  ’о  она  просила  менЯ  молчать, когда сойдет с поезда Њаселбек, не
говорить  о  ней:  узнает  он  ее или нет? ’о собиралась незаметно подойти к
Њаселбеку  сзади  и закрыть ему глаза: что скажет он, перепугаетсЯ, наверно,
скажет,  кто  это еще здесь с шутками глупыми? € сама смеЯлась, хохотала над
своими  придумками.  ќх,  Ђлиман,  Ђлиман,  невестушка моЯ сердечнаЯ! Ќеужто
думала  она,  что  не догадываюсь Я, почему она вела себЯ так? „а она и сама
проговорилась. ‡амолчала вдруг, перестала смеЯтьсЯ и тихо пробормотала:
     - Њаселбек очень похож на Љасыма. Ћни как близнецы, правда ведь?
     џ  сделала  вид,  будто  не расслышала. Ђ она помолчала, думаЯ о чем-то
своем,  и  потом  снова  выхватила  вожжи у паренька и снова, гикаЯ, погнала
лошадей.
     Љ  вечеру мы были уже на станции. ’олько остановили мы бричку - и сразу
же  побежали с Ђлиман на пути, словно Њаселбек должен тотчас же прибыть. ’ам
никого  не  было.  Њы  оглЯделись по сторонам и приуныли, стоим, как сироты,
куда  идти,  что делать - не знаем. Њежду рельсами по шпалам бежала поземка.
Џаровоз  ползал взад и вперед, со скрежетом и лЯзгом страгивал заиндевевшие,
примерзшие к месту вагоны. ‚ проводах посвистывал ветер.
     Ќам  не  приходилось  раньше  встречать  поезда,  мы даже не догадались
расспросить  кого-нибудь  что  к чему - когда поезд надо ждать. ’ем временем
издали послышалсЯ гудок паровоза, показалсЯ поезд.
     - €дем, мама! - сказала Ђлиман.
     “  менЯ коленки задрожали, страшно стало. Џоезд быстро приближалсЯ. ‚от
и  паровоз  прошел  в  снежной  пыли. Џоезд остановилсЯ. Њы бросились бежать
вдоль  состава.  ‚  вагонах  было  битком  народу. †енщины, дети, но много и
солдат.  Љто  его знает, кто они были и куда ехали. Њы останавливались возле
каждого вагона и спрашивали:
     - ‡десь   ‘уванкулов   Њаселбек?   ‘кажите,   пожалуйста,   нет   здесь
‘уванкулова Њаселбека?
     Ћдни  отвечали,  что  не знают, другие молчали, а иные усмехались. Џока
мы  бегали,  поезд  тронулсЯ  и  ушел.  ‚сего-то  три  минуты,  оказываетсЯ,
остановка  на  нашей  станции. Њы остались стоЯть, словно птицу выпустили из
рук.  ’ут  к нам подошел пожилой русский железнодорожник в черном полушубке,
в  валенках.  џ  заметила  его,  как он выходил навстречу поезду. Ћн спросил
нас,   кого   мы  ожидаем.  Њы  рассказали  ему,  дали  почитать  телеграмму
Њаселбека. Ћн надел очки, долго шевелил губами и сказал затем:
     - ‘ын  ваш  едет  воинским  эшелоном.  Ђ  какой эшелон и в какой час он
будет  проходить  по  станции  -  неизвестно.  …сли  не  опоздает, то должен
сегоднЯ  ночью  или завтра прибыть. Ђ может быть, эшелон уже прошел. ‘колько
теперь  эшелонов  каждый  день в ту или другую сторону проноситсЯ, иные и не
останавливаютсЯ даже, напролет идут.
     Њы совсем повесили головы.
     - ќх,  война,  война,  -  вздохнул  железнодорожник,  - перевернула все
вверх  дном.  Ќу  что  ж  вы  будете  стоЯть на ветру? €дите на станцию, там
комнатка  длЯ  ожидающих  есть.  ‘идите там, а когда поезда будут проходить,
выходите встречать... „ругого выхода нет.
     ‚  станционной  комнатке  было человек десЯть. Ћни лежали на скамейках.
†изнь,  должно быть, погонЯла их по дорогам, по станциЯм, привыкли, наверно,
чувствовали   себЯ   здесь   как   дома.   Ћдни   спокойно   спали,   другие
переговаривались,  курили,  в  углу  двое  пили  из  жестЯных кружек горЯчий
кипЯток  -  обжигались,  дули  на  воду,  а  один тихо наигрывал на гитаре и
что-то   тихо   напевал  себе  под  нос.  „есЯтилинейнаЯ  лампа  с  разбитым
нечищенным  стеклом помигивала, коптила. ЋглЯдевшись в полутьме, мы с Ђлиман
тоже  примостились  с краю скамейки. Џосидели немного, но тут послышалсЯ шум
поезда,  и  мы  опрометью  кинулись  к двери. ‚етер во тьме рванул за полы и
рукава.  Џоезд  был  сплошь из товарных вагонов. ‘олдат в них не видно было,
но мы бежали вдоль поезда и выкрикивали:
     - ‡десь ‘уванкулов Њаселбек?
     - ‘уванкулов Њаселбек здесь?
     Ќикто  не  откликалсЯ,  никого  не было. Љогда мы вернулись на станцию,
там уже все спали.
     - Њама,  прилЯг  немного,  отдохни,  а  Я  постерегу  поезд,  - сказала
Ђлиман.
     џ  прислонила  голову  к  плечу невестки, думала, вздремну, но где там.
Љакой  мог  быть  сон?  „а и как можно думать о сне, если не только слухом -
сердцем,  разумом  угадываешь  приближение поездов, но даже чуешь под ногами
за   тридевЯть   земель   первое   неуловимое   содрогание   пола   и  сразу
спохватываешьсЯ.  ‘  какой  бы  стороны поезд ни шел, мы вскакивали, хватали
курджун и выбегали на пути.
     ќшелоны  шли,  но  ни в одном из них Њаселбека не было. ‚ полночь снова
заходила  землЯ  под  ногами,  мы  спохватились,  выскочили  наружу. ‘ обоих
концов  ущельЯ  одновременно послышались раскатистые гудки паровозов, поезда
шли  сразу  с  двух  сторон.  ђастерЯлись мы, заметались и очутились посреди
двух  колей.  ‘  оглушительно  нарастающими  гудками  сошлись  поезда  и, не
останавливаЯсь,  все  быстрей  и  быстрей  набираЯ  бег,  пошли  напролет. €
застучали  колеса, заревел ветер, замотал нас в снежном вихре, норовЯ кинуть
под вагоны.
     - Њама!  -  закричала Ђлиман и, обхватив менЯ, прижала к столбу фонарЯ,
крепко стиснула в объЯтиЯх и не отпускала.
     џ  всматривалась  в  проносЯщиесЯ,  как  молнии,  окна:  а  вдруг увижу
Њаселбека,  а  вдруг  мой  сын  там  и Я не знаю об этом? ђельсы стонали под
бегущими  колесами,  так  же  как  сердце  мое,  охваченное страхом за сына.
Џоезда  промчались  мимо,  уносЯ за собою тучи снега, а мы долго еще стоЯли,
прижавшись, у фонарЯ.
     „о   самого  рассвета  мы  с  Ђлиман  не  присели,  то  и  дело  бегали
взад-вперед  вдоль  эшелонов.  Џеред  рассветом,  когда буран вдруг стих, на
станцию  подошел  с запада еще невиданный нами эшелон: вагоны все обгорелые,
с  сорванными крышами и выбитыми дверЯми. ‚о всем эшелоне - ни живой души. ‚
пустых  вагонах  тишина,  как  на  кладбище.  Џахло  дымом, горелым железом,
обуглившимисЯ досками и краской.
     Ќаш вчерашний железнодорожник в черном полушубке подошел с фонарем.
     Ђлиман спросила у него шепотом:
     - —то это за эшелон?
     - Ѓомбили его, - шепотом ответил он.
     - Ђ куда теперь эти вагоны?
     - Ќа ремонт, - так же тихо ответил железнодорожник.
     џ  слушала этот разговор и думала о тех, кто ехал в этих вагонах, кто в
дыму,  криках  и  пламени  рассталсЯ  с  жизнью, о тех, кому оторвало руки и
ноги,  кто  оглох и ослеп навеки... Ђ ведь эти бомбы - лишь отголосок войны.
—то же тогда сама она?
     „олго  стоЯл  разбитый  эшелон  на  станции,  потом  тихо  тронулсЯ  и,
печально  погромыхиваЯ, укатил куда-то. ‘мотрела Я ему вслед с черной тоской
в  душе:  вон  и  Њаселбек отправитсЯ туда, откуда пришел разбитый эшелон. Ђ
что  с  Љасымом?  Љак  ‘уванкул?  Ћн  писал,  что  находЯтсЯ  они где-то под
ђЯзанью. ‚едь это, наверно, не так уж далеко от фронта...
     Ќастало  утро.  Џора  было  уезжать - сено у лошадей кончилось. Ђ вдруг
Њаселбек  не  проезжал еще, тогда как? ‘только ждали, разве не обидно будет?
Џо-всЯкому думали, решали мы с Ђлиман. Ќо уехать не посмели.
     Џогода   была,  как  и  вчера,  ветренаЯ,  холоднаЯ.  Ќедаром  называют
станционное  ущелье караван-сараем ветров. ‚друг тучи развеЯлись, и солнышко
проглЯнуло.  "ќх,  -  подумала  Я,  -  вот  бы  и сын мой блеснул вдруг, как
солнышко из-за туч, поЯвилсЯ бы на глаза хоть разок..."
     €  тут послышалсЯ вдали шум поезда. Ћн шел с востока. Њощный двукратный
гудок паровоза прокатилсЯ по ущелью.
     ‡емлЯ  затрЯслась  под  ногами,  рельсы загудели. ‘ грохотом, в дыму, в
пару,  с красными колесами, с жаркими огнЯми пронеслись два черных паровоза,
за  ними  на платформах - танки, пушки, укрытые брезентом, подле них часовые
в  шубах,  с  винтовками  в  руках,  мелькнули  солдаты в приоткрытых дверЯх
теплушек,  и пошли - вагон за вагоном - проносить на мгновение лица, шинели,
обрывки  песен,  слов,  звуки  гармоней  и  балалаек.  ‡асмотрелись  мы. ’ем
временем  прибежал  какой-то  человек с красными и желтыми флажками в руках,
закричал на ухо:
     - Ќе  остановитсЯ!  Ќе  остановитсЯ!  Џрочь!  Џрочь  с  путей! - € стал
отталкивать нас.
     ‚ эту минуту раздалсЯ рЯдом крик:
     - Њама-а-а! Ђлима-а-ан!
     Ћн!  Њаселбек!  Ђх  ты,  боже  мой, боже! Ћн проносилсЯ мимо нас совсем
близко.  ‚сем  телом  перегнулсЯ  из вагона, держась одной рукой за дверь, а
другой  махал нам шапкой и кричал, прощалсЯ. џ только помню, как вскрикнула:
"Њаселбек!"  €  в тот короткий миг увидела его точно и Ясно: ветер растрепал
ему  волосы, полы шинели бились, как крыльЯ, а на лице и в глазах - радость,
и  горе,  и  сожаление,  и  прощание! €, не отрываЯ от него глаз, Я побежала
вдогонку.  Њимо  прошумел последний вагон эшелона, а Я еще бежала по шпалам,
потом  упала. Ћх, как Я стонала и кричала! ‘ын мой уезжал на поле битвы, а Я
прощалась  с  ним,  обнимаЯ  холодный  железный  рельс.  ‚се дальше и дальше
уходил перестук колес, потом и он стих.
     €  сейчас  еще  порой  кажетсЯ мне, будто сквозь голову проноситсЯ этот
эшелон и долго стучат в ушах колеса.
     Ђлиман  добежала  всЯ  в слезах, опустилась рЯдом, хочет поднЯть менЯ и
не  может,  захлебываетсЯ,  руки  трЯсутсЯ.  ’ут  подоспела русскаЯ женщина,
стрелочница.  €  тоже:  "Њама!  Њама!" - обнимает, плачет. Ћни вдвоем вывели
менЯ  на  обочину,  и,  когда  мы  шли к станции, Ђлиман дала мне солдатскую
шапку.
     - ‚озьми, мама, - сказала она. - Њаселбек оставил.
     ЋказываетсЯ, он бросил мне свою шапку, когда Я бежала за вагоном.
     џ  ехала  домой  с этой шапкой в руках; сидЯ в бричке, крепко прижимала
ее к груди.
     Ћна  и  сейчас  висит на стене. ЋбыкновеннаЯ солдатскаЯ сераЯ ушанка со
звездочкой на лбу. €ногда возьму в руки, уткнусь лицом и слышу запах сына.


        6

     - ‘кажи,  землЯ  роднаЯ,  когда,  в  какие  времена  так  страдала, так
мучилась мать, чтобы только один раз, только мельком увидеть своего сына?
     - Ќе знаю, ’олгонай. ’акой войны, как в твое времЯ, мир не знал.
     - ’ак  пусть  Я  буду  последней  матерью,  котораЯ  так ждала сына. Ќе
приведи бог никому обнимать железные рельсы и битьсЯ головой о шпалы.
     - Љогда  ты  возвращалась  домой, еще издали можно было догадатьсЯ, что
ты  не  встретилась  с  сыном.  ’ы  была  желтаЯ,  с  запавшими, измученными
глазами, как после долгой болезни.
     - “ж лучше бы Я действительно пролежала месЯц в горЯчке.
     - ЃеднаЯ  моЯ  ’олгонай.  ‚  тот год седина побила твою голову. Ђ какие
были  прежде  тЯжелые  и  густые  твои  косы...  Њолчаливой  ты стала тогда,
суровой.  Њолча  приходила  сюда  и уходила, стиснув зубы. Ќо мне-то понЯтно
было, по глазам видела - с каждым разом трудней и трудней становилось тебе.
     - „а,  мать землЯ, поневоле станешь такой. …сли бы только Я одна была -
ведь  не  осталось  ни  одной  семьи,  ни одного человека, не схваченного за
горло  войной.  €  когда  приходили  черные бумаги - похоронные - и в аиле в
один  день  сразу  в двух-трех домах поднимались плач и проклЯтьЯ, вот тогда
закипала  кровь и месть темнила глаза, сжигала сердце. џ горжусь, что именно
в  те дни Я была бригадиром, хлебала свое и чужое горе, делила с народом все
невзгоды,  голод  и  холод. Џотому и выс