 тому, кто совершил  над  ней  насилие,  а
потом убил ее, приложимо ко мне? Ќет, не думаю.
     Ѓез справедливой строгости Я не мог бы сохранить за собой престол, куда
небу было угодно возвести менЯ и где Я  должен  держать  себЯ  как  подобает
монарху и правителю страны. Њне кажетсЯ, что  людей,  к  которым  Я  проЯвил
милосердие, ничуть не меньше, чем тех, кто понес за  свою  вину  заслуженную
кару.
     Ќо каким бы заслуженным ни было это наказание,  осуществлЯлось  ли  оно
всегда законным и справедливым образом? ‚рЯд  ли  моЯ  совесть  в  состоЯнии
ответить на столь прЯмой вопрос; да и есть ли на свете человек, даже если  в
добродетели он не уступает самому Ђнтонину, который, будучи облечен  властью
и занимаЯ такое высокое положение, тем  не  менее  бестрепетно  выслушал  бы
намек,  таившийсЯ  в  словах  предателЯ?   Tu   cole   justitiam   -   "Ѓудь
справедлив..." Teque atque alios manet ultor - "€  тебе  и  „ругим  угрожает
мститель". Џоеду к патриарху!. ‘ейчас же поеду к нему... Џокаюсь перед ним в
грехах, он мне их отпустит, и Я получу право провести последний день  своего
царствованиЯ, знаЯ, что Я невинен или по крайней мере прощен... Ђ  ведь  это
редко выпадает на долю тех, кого судьба так вознесла".
     € он направилсЯ ко  дворцу  патриарха  ‡осимы,  которому  мог  спокойно
открытьсЯ, ибо  тот  уже  давно  считал  Ђгеласта  тайным  врагом  церкви  и
приверженцем древних Языческих учений. Ќа государственных советах они всегда
выступали  друг  против  друга,  и  Ђлексей  не  сомневалсЯ,  что,  посвЯтив
патриарха в тайну заговора,  приобретет  в  его  лице  верного  и  надежного
помощника в борьбе с изменниками. Ћн тихо свистнул, и в ответ на этот сигнал
к нему тотчас подъехал доверенный слуга,  незаметно  сопровождавший  его  на
некотором расстоЯнии.
     Ђлексей Љомнин поехал к патриарху - быстро, однако не настолько,  чтобы
привлечь на улицах чье-либо внимание. Џо дороге ему не раз приходила  на  ум
угроза  Ђгеласта,  и  совесть  напоминала  о  слишком  многих  событиЯх  его
царствованиЯ; хотЯ их  можно  было  оправдать  необходимостью  -  :  обычной
отговоркой всех тиранов, но  они  вполне  заслуживали  жестокого  возмездиЯ,
которое так долго откладывалось.
     Љогда показались величественные  башни,  украшавшие  фасад  патриаршего
дворца, Ђлексей свернул в сторону от высоких ворот, въехал в небольшой двор,
спешилсЯ и, передав мула  своему  прислужнику,  остановилсЯ  перед  какой-то
дверью  с  низким  сводом  и  скромным  архитравом,  котораЯ,  судЯ  по   ее
неказистому виду, не могла вести во дворец. Ћднако когда  Ђлексей  постучал,
ему открыл свЯщенник, хотЯ и невысокого чина; как  только  император  назвал
себЯ, он, низко склонившись, впустил его и провел во внутренние  покои.  ’ам
Ђлексей  потребовал  тайного  свиданиЯ  с  патриархом,  и  его  проводили  в
библиотеку ‡олимы, где престарелый патриарх  принЯл  императора  с  глубоким
почтением; впрочем, после того, что поведал ему Ђлексей, все другие  чувства
сменились у него изумлением и ужасом.
     Њногие  приближенные  и  особенно   некоторые   члены   семьи   считали
религиозность ЂлексеЯ просто ханжеством, но эти строгие судьи  несправедливо
приписывали ему это отвратительное свойство. ђазумеетсЯ, он  понимал,  какую
поддержку оказывает ему доброе отношение духовенства,  и  всегда  был  готов
идти на  жертвы  ради  церкви  или  отдельных  свЯщеннослужителей,  хранЯщих
верность престолу; хотЯ обычно Ђлексей приносил  эти  жертвы,  имеЯ  в  виду
какие-нибудь политические выгоды, сам  он  все  же  считал  их  проЯвлениЯми
благочестивых чувств и приписывал своей набожности те  поблажки  и  уступки,
которые по сути дела ЯвлЯлись плодами вполне мирской политики. Ћн смотрел на
эти меры, словно человек, страдающий косоглазием и видЯщий вещи  по-разному,
в зависимости от того, каким глазом ему случаетсЯ на них взглЯнуть.
     €споведуЯсь  перед  патриархом,  император  призналсЯ  в  прегрешениЯх,
совершенных им за времЯ" своего царствованиЯ, должным образом оцениваЯ  свои
проступки против нравственности, обнажаЯ их суть  и  отбрасываЯ  те  внешние
обстоЯтельства, которые  в  свое  времЯ  ему  самому  казались  смЯгчающими.
Џатриарх был весьма удивлен,  узнав  истинную  подоплеку  многих  придворных
интриг, которые представлЯлись ему совсем в  другом  свете  до  той  минуты,
когда признаниЯ императора  либо  вполне  оправдывали  его  поведение,  либо
лишали его всЯческого оправданиЯ;
     ‚ целом чаша весов, несомненно, больше склонЯлась, в  сторону  ЂлексеЯ,
чем это казалось патриарху прежде, когда  он  глЯдел  на  дворцовые  интриги
издали, - ведь обычно министры и царедворцы, шумно одобрив на  совете  самые
недостойные действиЯ самодержца, затем распускают слухи о  таких  преступных
его замыслах, какие ему и не снились. Њногие люди, павшие, по общему мнению,
жертвой личной ненависти или подозрительности императора, на самом деле были
убиты или лишены свободы лишь потому, что, останьсЯ они в живых или на воле,
и монарху и самому государству постоЯнно грозила бы опасность.
     ‡осима также узнал - может быть, он подозревал об этом и раньше, -  что
ѓреческую империю, безгласную как всЯкаЯ деспотиЯ,  часто  сотрЯсают  глухие
подземные толчки, говорЯщие о том, что в недрах ее кроетсЯ вулкан.  €  в  то
времЯ  как  мелкие  провинности  или   проЯвлениЯ   открытого   недовольства
императором были редки  и  строго  наказывались,  тайные  и  самые  коварные
заговоры против жизни и власти ЂлексеЯ замышлЯли люди,  которые  ближе  всех
стоЯли к его особе; хотЯ он зачастую знал об этих заговорах, воспользоватьсЯ
своей осведомленностью  он  решалсЯ  лишь  тогда,  когда  дело  близилось  к
развЯзке.
     Џатриарх с изумлением выслушал подробный рассказ об измене кесарЯ и его
сообщников - Ђгеласта и Ђхилла ’атиЯ;  особенно  поразила  его  ловкость,  с
какой императору, знавшему о существовании такого опасного заговора у себЯ в
стране, удалось в то же времЯ отразить другую опасность,  грозившую  ему  со
стороны крестоносцев.
     - Ќа сей раз мне очень не посчастливилось, -  сказал  император,  когда
патриарх намекнул ему на то, как он удивлен.  -  …сли  бы  Я  был  уверен  в
собственных войсках, Я мог бы занЯть любую из  двух  вполне  мужественных  и
честных позиций в отношении этих неистовых  западных  воителей:  Я  мог  бы,
свЯтейший отец,  использовать  золото,  уплаченное  Ѓоэмунду  и  другим  его
корыстным соратникам, на открытую поддержку западного христианского воинства
и благополучно переправить крестоносцев в Џалестину, избавив их  от  потерь,
которые и так предстоЯт им в  борьбе  с  неверными;  их  успех  был  бы,  по
существу, моим успехом, а  латинское  королевство  в  Џалестине,  охранЯемое
воинами, закованными в сталь,  обратилось  бы  в  надежную  и  непреодолимую
преграду между империей и сарацинами. €ли же, если б это было сочтено  более
приличествующим  достоинству  империи  и  свЯтой  церкви,  над  которой   ты
властвуешь, мы могли бы сразу с оружием  в  руках  встать  на  защиту  наших
границ от полчищ, управлЯемых таким множеством вождей,  да  еще  несогласных
между собою и идущих на нас с такими двусмысленными намерениЯми. …сли первый
рой этой саранчи, под началом ‚альтера ѓолЯка, как они его звали,  пострадал
от венгров и был  полностью  уничтожен  турками  -  ведь  об  этом  все  еще
напоминают  груды  костей  на  наших  рубежах,  -  то,  уж   конечно,   всем
объединенным войскам ѓреческой  империи  было  бы  нетрудно  во  второй  раз
рассеЯть саранчу, хоть ею и предводительствуют все эти ѓотфриды, Ѓоэмунды  и
’анкреды.
     Џатриарх  молчал;  не  любЯ,  вернее  -  ненавидЯ  крестоносцев  за  их
принадлежность к латинской церкви он  все  же  сомневалсЯ,  чтобы  греческие
войска могли победить их в сражении.
     - ‚о всЯком случае, -  правильно  истолковав  его  молчание,  продолжал
Ђлексей, - если б Я оказалсЯ побежденным, Я пал бы на поле боЯ, как подобает
греческому императору, и  не  был  бы  вынужден  прибегать  к  таким  низким
уловкам, как нападение из-за угла и ссылки на то,  что  это,  дескать,  были
неверные; а преданные защитники  ѓреции,  погибшие  в  никому  не  известных
стычках, достойно пали бы в борьбе за своего императора и свою  страну,  что
было бы лучше и  длЯ  них  и  длЯ  менЯ.  Џри  нынешних  обстоЯтельствах,  Я
сохранюсь в памЯти потомков  как  коварный  тиран,  который  вовлекал  своих
подданных в роковые междоусобицы ради сохранениЯ своей ничтожной  жизни.  Ќо
эти  преступлениЯ,  патриарх,  лежат  не  на  моей  совести,  а  на  совести
мЯтежников, вынудивших менЯ своими кознЯми прибегнуть к  таким  средствам...
—то же ожидает менЯ в будущей жизни, свЯтой отец? € каким предстану Я  перед
потомством, Я, виновник стольких бедствий?
     - Ћ твоей будущей жизни, государь, печетсЯ свЯтаЯ  церковь,  -  ответил
патриарх, - а ей дана власть вЯзать и разрешать. ‘редства, коими  ты  можешь
ее умилостивить, весьма многочисленны; Я уже разъЯснЯл, чего  она  может  по
справедливости ожидать от  тебЯ  после  твоего  покаЯниЯ  и  отпущениЯ  тебе
грехов.
     - џ полностью  пойду  навстречу  свЯтой  церкви  и,  не  оскорблю  тебЯ
сомнениЯми  в  могуществе  ее  заступничества  перед  небесами,   -   сказал
император. - Ќо и в этом мире благосклонность церкви может очень помочь  мне
в столь трудное длЯ менЯ времЯ.  …сли  мы  правильно  понимаем  друг  друга,
добрейший ‡осима, проповедники и свЯтые отцы должны  громогласно  вступитьсЯ
за менЯ, и пользу из прощениЯ церкви Я должен извлечь до того, как надо мной
лЯжет надгробный камень.
     - ђазумеетсЯ, но длЯ этого тебе надобно строго  соблюдать  поставленные
мною условиЯ.
     - Ђ памЯть обо мне в истории? - спросил Ђлексей.  -  Љак  сохранить  ее
незапЯтнанной?
     - ‚ этом, государь, ты должен  положитьсЯ  на  любовь  и  склонность  к
словесному творчеству твоей высокоученой дочери, царевны Ђнны.
     €мператор покачал головой.
     - ќтот злосчастный кесарь, вероЯтно, рассорит нас, - сказал  он.  -  Ќе
могу же Я простить такого неблагодарного мЯтежника только  потому,  что  моЯ
дочь пылает к нему страстью как  истаЯ  женщина.  €  кроме  того,  добрейший
‡осима, Я сомневаюсь,  чтобы  потомство  принЯло  на  веру  творение  такого
историка, как моЯ дочь. Љакой-нибудь Џрокопий, какой-нибудь  философствующий
раб, подыхающий с голоду на чердаке, дерзнет  описать  жизнь  императора,  к
коему он не  смеет  приблизитьсЯ;  и  хотЯ  главное  достоинство  его  труда
заключено в том, что он содержит такие подробности, какие никто не отважитсЯ
обнародовать при жизни монарха, стоит тому умереть -  и  все  поверЯт  в  их
подлинность.
     - ’ут, государь, Я не могу ни облегчить твою участь, ни защитить  тебЯ.
Ќо если твою памЯть несправедливо очернЯт в земной  юдоли,  тебе  это  будет
безразлично, ибо  ты,  надеюсь,  будешь  в  это  времЯ  наслаждатьсЯ  высшим
блаженством,  которое  не  сможет  омрачить  ни  один  праздный   клеветник.
…динственный же путь избежать подобной клеветы в нашем  мире  -  это  самому
написать историю своих деЯний, пока ты пребываешь в живых. џ уверен, что  ты
сумеешь найти законные оправданиЯ поступкам, которые иначе могут  показатьсЯ
достойными осуждениЯ.
     - Џоговорим о чем-нибудь другом, - сказал император, - и, поскольку нам
сейчас  грозит  такаЯ  опасность,  позаботимсЯ  о  настоЯщем  и  предоставим
грЯдущим  поколениЯм  самим  судить   обо   всем.   Љакие   же,   по-твоему,
обстоЯтельства, свЯтой отец, позволЯют  заговорщикам  так  смело  взывать  к
греческому народу и воинам?
     - €з всех событий, которые произошли  при  твоем  правлении,  государь,
особенное негодование  народа  вызвало  заключение  во  влахернскую  темницу
“рсела, сдавшегосЯ, как говорЯт, лишь после твоего  обещаниЯ  сохранить  ему
жизнь и свободу. Џо слухам,  он  умер  там  голодной  смертью.  …го  отвага,
щедрость и другие любезные народу качества до сих  пор  любовно  хранЯтсЯ  в
памЯти жителей столицы и воинов из отрЯдов Ѓессмертных.
     - € это,  свЯтой  отец,  ты  считаешь  главным  поводом  длЯ  народного
возмущениЯ? - пристально глЯдЯ на своего духовника, спросил император.
     - џ  убежден,  что  одно  его  имЯ,  смело  произнесенное   и   вовремЯ
повторенное, послужит призывом к страшному  и  кровавому  бунту,  на  что  и
рассчитывают заговорщики.
     - •вала всевышнему! Џротив этого Я  могу  принЯть  меры.  „оброй  ночи,
свЯтой отец! ‚ерь мне: все, начертанное на свитке и подписанное моей  рукой,
будет свЯто выполнено. ’олько с  этим  не  надо  торопитьсЯ  -  такой  дождь
благодеЯний, сразу пролившийсЯ на церковь, заставит людей  заподозрить,  что
поведение свЯщеннослужителей вызвано сделкой между патриархом и императором,
а не искупительной жертвой грешника, замаливающего  свои  преступлениЯ.  ќто
повредит и мне и тебе, свЯтой отец!
     - Њы предоставим тебе отсрочку по твоему усмотрению, государь. Ќадеюсь,
ты не забудешь, что сделка - если можно ее так назвать - была  заключена  по
твоей просьбе и  что  щедроты  в  отношении  церкви  означают  длЯ  тебЯ  ее
поддержку и отпущение грехов.
     - ‘праведливо, совершенно справедливо, - сказал император, - и Я  этого
не забуду. …ще раз прощай и помни о том, что Я тебе сказал.  ‘егоднЯ  ночью,
‡осима, император должен трудитьсЯ как раб, если он  не  хочет  снова  стать
безвестным Ђлексеем Љомнином, которому к  тому  же  негде  будет  приклонить
голову.
     ‘ этими словами он простилсЯ с патриархом, весьма  довольным  выгодами,
которые   выговорил   длЯ   церкви   и   которых   тщетно   добивались   его
предшественники. Џоэтому он и решил поддержать шатающийсЯ трон ЂлексеЯ.

                                 ѓлава XXV

     “ звезд свои пути ‘трела и пулЯ
     ‹етЯт в определенном направленье.
     ‚се - каждый кустик, каждаЯ букашка -
     Ќачертанному следует уделу.
     ‘тариннаЯ пьеса

     Џосле описанной выше встречи с императором Ђгеласт, принЯвший все меры,
которые, по его мнению, должны были обеспечить успех  заговора,  вернулсЯ  в
садовый домик, где все еще томилась супруга графа Џарижского; при  ней  была
лишь старуха  ‚екселиЯ,  жена  того  воина,  что  провожал  Ѓерту  в  лагерь
крестоносцев, -  добросердечнаЯ  девушка  потребовала,  чтобы  во  времЯ  ее
отсутствиЯ  графине  прислуживала  какаЯ-нибудь  женщина,  дочь   или   жена
варЯжского воина. ‚есь день Ђгеласту приходилось играть  роль  честолюбивого
политика, своекорыстного соглашателЯ, скрытного, искусного заговорщика;  как
бы длЯ того, чтобы исчерпать список своих разнообразных ролей в человеческой
драме, он решил изобразить лукавого софиста и тем самым оправдать,  хотЯ  бы
длЯ видимости, пути, которыми он пришел к богатству и высокому положению,  а
теперь надеЯлсЯ достичь высот императорского престола.
     - ЏрекраснаЯ графинЯ, - обратилсЯ он к Ѓренгильде, - по  какому  поводу
ты окутала покрывалом скорби свое прелестное лицо?
     - —то же, по-твоему, Я чурбан, камень, бесчувственное создание, которое
миритсЯ с унижениЯми, с пленом, опасностЯми и горем, не выказываЯ  при  этом
самых естественных человеческих чувств? ’ы воображаешь, что  свободную,  как
дикий сокол, женщину можно держать в оскорбительной неволе и  она  останетсЯ
равнодушной к бесчестью, благосклонной к его виновникам! € ты думаешь, что Я
приму утешениЯ - и от кого! - от тебЯ, одного из тех, кто так искусно и  так
вероломно опутал менЯ гнусной паутиной предательства.
     - …сли тебЯ и опутали, то, во  всЯком  случае,  без  моего  участиЯ!  -
воскликнул Ђгеласт. - •лопни в ладоши, призови раба, дабы он исполнил  любое
твое желание, и если он откажетсЯ повиноватьсЯ тебе, лучше бы ему совсем  не
родитьсЯ на свет! …сли бы Я, заботЯсь  о  твоей  безопасности  и  чести,  не
согласилсЯ стать ненадолго  твоим  стражем,  это  звание  присвоил  бы  себе
кесарь, а его намерениЯ тебе известны, и ты, вероЯтно, догадываешьсЯ, какими
способами он стал бы их осуществлЯть. ’ак зачем же ты плачешь, как  ребенок,
из-за того только, что тебЯ временно держат в почетном  заключении,  -  ведь
прославленное оружие твоего супруга положит ему конец не позднее завтрашнего
полуднЯ!
     - Љак ты не понимаешь, ты, человек, у которого так много красивых  слов
и так мало честных мыслей, - сказала графинЯ, - что Я привыкла полагатьсЯ на
собственную  силу  и  мужество,  и  мне  нестерпимо  стыдно  быть  обЯзанной
освобождением не своему мечу, а чужому,  пусть  даже  это  будет  меч  моего
супруга.
     - ’ебЯ вводит в заблуждение гордынЯ -  этот  главный  порок  женщин,  -
ответил философ. -  Џодумай,  какую  кичливую  заносчивость  ты  проЯвлЯешь,
отказываЯсь  от  своего  долга  жены  и  матери  и  подражаЯ  тем   безумным
сумасбродкам, которые, подобно задиристым мужчинам, жертвуют всем, что  есть
достойного или полезного, ради неистового,  безрассудного  желаниЯ  показать
свою храбрость? Џоверь мне, прекраснаЯ графинЯ, подлиннаЯ суть добродетели в
том, чтобы занимать свое место в обществе, украшать его, воспитывать детей и
доставлЯть радость мужчинам; все остальное не только ничего  не  прибавит  к
твоим приЯтным качествам, но, напротив, превратит тебЯ в ненавистное пугало.
     - ’ы выдаешь себЯ за философа, - сказала графинЯ,  -  и,  мне  кажетсЯ,
тебе следовало бы знать, что слава, возлагающаЯ венок на  могилу  героЯ  или
героини, куда прекрасней всех  суетных  удовольствий,  за  которыми  гонЯтсЯ
заурЯдные люди. Ћдин час жизни, отданный рыцарским  подвигам  и  исполненный
благородного риска, стоит многих лет благопристойного и жалкого  прозЯбаниЯ,
в котором нет места ни почету, ни известности  и  которое  во  всем  подобно
струйке сонных болотных вод.
     - „очь моЯ, - подойдЯ ближе к графине, сказал  Ђгеласт,  -  мне  обидно
видеть тебЯ во власти заблуждений,  которые  легко  рассеЯть,  если  немного
вдуматьсЯ в них. Њы тешим себЯ мыслью - люди ведь так тщеславны, - что некие
существа, более могущественные, чем простые смертные, днем  и  ночью  только
тем и занЯты, что оценивают совершенные в нашем мире  добрые  и  злые  дела,
решают  исход  сражений  и  судьбы  государств  согласно  своим  понЯтиЯм  о
праведном и не праведном, или, вернее, согласно  тому,  что  мы  считаем  их
понЯтиЯми. џзычники ѓреции, известные своей мудростью и прославленные своими
деЯниЯми, рассказывали людЯм недалеким о том, что Якобы существуют ћпитер  и
его пантеон, где  разные  боги  ведают  разными  добродетелЯми  и  пороками,
управлЯЯ земной судьбой и будущим блаженством тех, кто  отмечен  либо  этими
добродетелЯми,  либо  этими  пороками.  Ќо  истинно  ученые  и  мудрые  мужи
древности отвергали такое упрощенное  толкование  и  хотЯ  поведением  своим
старались не оскорблЯть народных верований, однако, будучи разумными людьми,
с глазу на глаз со своими учениками доказывали нелепость выдумок о ’артаре и
Ћлимпе,  пустоту  учениЯ  о   самих   богах   и   бессмысленность   упований
простолюдинов на бессмертие, которым будто бы обладают существа, смертные по
самой своей сути - и по телесному своему строению  и  по  духовному  складу.
Ќекоторые из этих мудрых и добродетельных мужей, не отрицаЯ возможного бытиЯ
богов, в то же времЯ считали, что они заботЯтсЯ о людЯх  не  больше,  чем  о
бессловесных животных. ‚еселаЯ, радостнаЯ, беспечнаЯ  жизнь,  подобнаЯ  той,
какую избрали бы себе последователи ќпикура, - вот и все, что они  оставлЯли
на долю богам, в которых тем не  менее  верили.  „ругие,  более  смелые  или
последовательные,  полностью  отрицали  существование   этих,   по-видимому,
совершенно    бесцельных    божеств,    утверждаЯ,    что    если    никакие
сверхъестественные ЯвлениЯ де открывают нам их бытиЯ и атрибутов, стало быть
никаких бигов нет и быть не может.
     - ‡амолчи, нечестивец! - воскликнула графинЯ. - Џеред тобой  не  слепаЯ
ревнительница гнусной Языческой веры, которую ты  мне  сейчас  так  подробно
излагал. „а будет тебе известно, что хоть Я и заблуждалась иногда, но все же
Я - вернаЯ дочь  церкви,  и  этот  крест  на  моем  плече  -  неопровержимое
свидетельство тех обетов, которые Я дала во имЯ свЯтой  цели!  ‘оветую  тебе
быть столь же осторожным, сколь ты хитер, ибо если ты вздумаешь  поднЯть  на
смех или осудить мою веру, то, не найдЯ длЯ ответа  достойных  слов,  Я,  не
колеблЯс отвечу тебе острием кинжала.
     - џ не собираюсь настолько злоупотреблЯть твоим терпением,  чтобы  тебе
пришлось прибегнуть к таким доводам, прекраснаЯ графинЯ, - отступив подальше
от Ѓренгильды, сказал Ђгеласт. -  Ћднако,  не  дерзаЯ  что-либо  говорить  о
высших и всеблагих силах, управлЯющих, по твоему разумению, нашим миром,  Я,
наверно, не обижу тебЯ, если  упомЯну  о  трусливых,  суеверных  толкованиЯх
того,  что  маги  называют  Ќачалом  ‡ла.  ђазве  в   какой-нибудь   религии
встречалось еще такое низменное, почти  смехотворное  существо,  как  сатана
христиан? ’уловище и ноги козла, уродливые черты, выражающие  самые  гнусные
страсти; могуществом он почти равен богу, а в то же времЯ умом не  превышает
самую бессмысленною из низших тварей. Љто же он такой, это  г  второй  после
господа бога властитель рода человеческого, этот  бессмертный  дух.  мелочно
злобный и завистливый, как мстительный старик или старуха...
     ’ут Ђгеласт внезапно  оборвал  свою  речь.  ‚  комнате  висело  большое
зеркало; он мог видеть в нем Ѓренгильду и всю смену выражений  на  ее  лице,
хоть  она  и  отвернулась  от  него,  возмущеннаЯ  учением,  которое  он  ей
проповедовал. ”илософ, разумеетсЯ, не отрывал глаз  от  зеркала;  каково  же
было его удивление, когда он  внезапно  увидел  в  нем  физиономию,  котораЯ
вынырнула из-за занавеси и  сверкающими  глазами  уставилась  на  него;  эта
физиономиЯ,  казалось,  могла  принадлежать   только   сатане,   измышленном
воображением монахов, или Языческому сатиру.
     “дивительное существо привлекло внимание и  Ѓренгильды,  решившей,  что
перед нею сам дьЯвол.
     - Џослушай, старик! - воскликнула она. - Ќеужели твои нечестивые  слова
и еще более нечестивые мысли вызвали сюда дьЯвола?  …сли  так,  прогони  его
немедленно, или, клЯнусь нашей ‚ладычицей  сломанных  копий,  тебе  придетсЯ
сполна узнать, на что способна франкскаЯ женщина в присутствии самого сатаны
и тех, кто уверЯет, будто умеет его вызывать!
     Ѓез нужды Я дратьсЯ не хочу, но, если мне придетсЯ  вступить  в  бой  с
таким устрашающим противником, никто не посмеет сказать, что Ѓренгильда  его
испугалась!
     “дивленный и испуганный, Ђгеласт обернулсЯ, чтобы разглЯдеть того,  чье
диковинное отражение он увидел в зеркале. Ћднако существо,  кем  бы  оно  ни
было, сразу же исчезло за занавесом, где, видимо, скрывалось, и только через
несколько минут в зеркале на том же месте вновь поЯвилась его насмешливаЯ  и
в то же времЯ мрачнаЯ физиономиЯ.
     - ЉлЯнусь богами!.. - воскликнул Ђгеласт.
     - ‚ которых ты до сих пор не верил, - вставила графинЯ.
     - ЉлЯнусь богами, это же ‘ильвен! -  повторил  оправившийсЯ  от  испуга
философ. - ‘ильвен, удивительное подобие человека - его, говорЯт, привезли к
нам из ’апробаны. ђучаюсь,  он  тоже  верит  в  веселого  бога  Џана  или  в
отжившего свой  век  ‘ильвана!  ЌепосвЯщенным  он  внушает  ужас,  но  перед
философом отступает, как невежество перед знанием!
     ‘ этими словами он одной рукой отдернул занавес,  за  которым  животное
спрЯталось, когда залезло в окно из  сада,  а  другой  угрожающе  замахнулсЯ
посохом, говорЯ:
     - ќто что еще такое, ‘ильвен? —то ты себе позволЯешь? ‚он отсюда!
     € он ударил обезьЯну; к несчастью, удар  пришелсЯ  по  раненой  лапе  и
вызвал в ней острую боль. „икаЯ Ярость обуЯла орангутанга, и на мгновение он
забыл свой страх перед человеком: с бешеным глухим ревом  набросилсЯ  он  на
философа и свирепо сжал ему горло мускулистыми лапами. €звиваЯсь и  корчась,
старик пыталсЯ вырватьсЯ, но тщетно. ‘ильвен не выпускал добычу, все  крепче
сжимаЯ  горло  философа  и  не  намереваЯсь  освободить  его,  пока  тот  не
расстанетсЯ с жизнью. …ще несколько злобных воплей и диких гримас, еще  одно
усилие могучих лап, и страшнаЯ схватка, котораЯ не  длилась  и  пЯти  минут,
закончилась.
     Ђгеласт лежал мертвый на полу, а его убийца ‘ильвен, отскочив от  тела,
спассЯ бегством через окно как бы в ужасе от содеЯнного. ЏотрЯсеннаЯ графинЯ
замерла на месте, не знаЯ, что и подумать: при ней свершилсЯ божий  суд,  но
кто покарал грешника - потусторонний ли  мститель  или  обыкновенное  земное
существо? …е новаЯ прислужница ‚екселиЯ удивилась не  меньше  графини,  хоть
орангутанг был ей хорошо известен.
     - ќто очень сильное животное, госпожа, - объЯснила она, - оно похоже на
человека, но только больше и сильнее; знаЯ об  этом,  оно  иногда  проЯвлЯет
враждебность к людЯм. џ слышала от  варЯгов,  будто  оно  из  императорского
зверинца. ‹учше нам убрать отсюда тело  этого  несчастного  и  спрЯтать  его
где-нибудь в саду, в кустах. ‘егоднЯ вечером его, наверно,  не  хватЯтсЯ,  а
завтра произойдут другие  событиЯ,  и  заниматьсЯ  Ђгеластом  уже  никто  не
станет...
     ѓрафинЯ Ѓренгильда согласилась; она была не из тех пугливых женщин, что
боЯтсЯ одного вида мертвецов.
     Ђгеласт, доверЯЯ слову графини, позволЯл ей и ее  прислужнице  свободно
ходить по саду, во всЯком случае в той части его, котораЯ прилегала к  дому.
Џоэтому они спокойно  вынесли  вдвоем  мертвое  тело  и  без  особого  труда
спрЯтали его в самых густых зарослЯх росшего в саду кустарника.
     Љогда они вернулись к  своему  жилищу,  вернее  -  к  месту  заточениЯ,
графинЯ, обращаЯсь то ли к самой себе, то ли к ‚екселии, сказала:
     - ЊенЯ это очень опечалило, и  не  потому,  что  низкий  нечестивец  не
заслужил  небесной  кары  как  раз.  в  ту  минуту,  когда  кощунствовал   и
богохульствовал, а потому, что люди могут  усомнитьсЯ  в  мужестве  и  чести
несчастной Ѓренгильды, - ведь его убили, когда он был наедине  с  нею  и  ее
прислужницей,  и  никто  не  был  свидетелем  удивительного  конца   старого
богохульника. Ћ благословеннаЯ ‚ладычица  сломанных  копий,  покровительница
Ѓренгильды и ее супруга! - взмолилась она. - ’ы знаешь, что,  каковы  бы  ни
были мои грехи, душа моЯ не  запЯтнана  вероломством;  тебе  Я  вверЯю  свою
судьбу и надеюсь на твое мудрое и всеблагое заступничество!
     Ћбе женщины вернулись в дом незамеченными,  и  графинЯ  закончила  этот
богатый событиЯми вечер благочестивыми и смиренными молитвами.

                                 ѓлава XXVI

     џ спою вам, как пленилась
     Ђнгличанином испанка.
     Ѓыл нарЯд ее богатый
     †емчугами изукрашен.

     Ћна, благочестива и мила,
     ЏроисхожденьЯ знатного была.
     ‘тариннаЯ баллада

     Њы оставили ЂлексеЯ Љомнина в ту минуту, когда он очистил свою совесть,
покаЯвшись  патриарху,  и  тот  твердо  обещал  ему   отпущение   грехов   и
покровительство греческой церкви. Ћн простилсЯ с  ‡осимой,  издав  несколько
радостных восклицаний, столь невнЯтных, однако, что трудно было  уловить  их
смысл.
     ‚ернувшись во ‚лахернский дворец, император тотчас же спросил, где  его
дочь; ему сказали, что она в той комнате, отделанной мрамором дивной резьбы"
котораЯ дала Ђнне  и  другим  представительницам  ее  рода  право  горделиво
именоватьсЯ Porphyrogenita, что значит "порфиророднаЯ".  ‹ицо  царевны  было
затуманено тревогой; при виде отца Ђнна открыто предалась безутешной скорби.
     - „очь моЯ, - с не свойственной ему резкостью и суровостью обратилсЯ  к
ней император, не проЯвлЯЯ ни малейшего сочувствиЯ к ее горю, - если  ты  не
хочешь, чтобы  глупый  сумасброд,  с  которым  ты  свЯзана  брачными  узами,
предстал перед народом как чудовищный, неблагодарный предатель, уговори  его
покоритьсЯ и смиренно просить о  помиловании,  полностью  признав  все  свои
преступлениЯ, иначе, клЯнусь венцом и скипетром, он расстанетсЯ с жизнью!
     џ не стану щадить тех, кто, подобно моему вероломному зЯтю, стремитсЯ к
своей погибели, дерзко бросаЯ мне вызов и поднимаЯ знамЯ бунта!
     - —его же ты хочешь от менЯ, отец? Ќеужели ты ждешь, что Я обагрю  руки
кровью этого несчастного?
     €ли ты жаждешь отомстить еще более кроваво, чем  мстили  древние  боги,
каравшие всех, кто восставал против их божественной власти?
     - ’ы ошибаешьсЯ, дочь моЯ, - сказал император. - Џодумай лучше  о  том,
что Я, твой любЯщий отец,  даю  тебе  последнюю  возможность  спасти  своего
безумного супруга от вполне заслуженной смерти!
     - ‚севышний знает, отец, что Я не стану спасать жизнь Ќикифора за  счет
твоей жизни; но ведь он был отцом моих детей, хоть их и нет больше на свете;
женщины не забывают таких уз, даже если судьба  их  разорвала.  Џозволь  мне
только надеЯтьсЯ, что злосчастный преступник  получит  возможность  искупить
свои заблуждениЯ; поверь, не Я буду виной, если он опЯть  станет  вынашивать
чудовищные предательские замыслы,  которые  сейчас  обратились  против  него
самого.
     - ’огда иди за мной, дочь моЯ, - сказал император, - и  да  будет  тебе
известно, что тебе одной Я открываю свою тайну, от которой в ближайшее времЯ
будут зависеть и моЯ жизнь, и мой престол, и помилование твоего мужа.
     € он быстро надел на  себЯ  одежду  дворцового  раба,  приказав  дочери
подобрать подол платьЯ, и взЯть в руки зажженный светильник.
     Људа мы пойдем, отец? - спросила Ђнна Љомнин.
     - Ќе  задавай  пустых  вопросов.  ЊенЯ  зовет  туда  мой  рок,  а  тебе
предначертано освещать мне путь.
     ‡най только - и напиши потом, если дерзнешь, в своей книге, - что  даже
если его намерениЯ не таЯт в себе ничего  дурного,  Ђлексей  Љомнин  не  без
тревоги спускаетсЯ в эту страшную темницу, построенную его  предками.  •рани
молчание и, если мы встретим кого-нибудь из обитателей подземельЯ, не говори
ни слова и не обращай вниманиЯ на его облик.
     ЏройдЯ через лабиринт дворцовых покоев, они вышли в большой зал,  через
который •ирвард проходил в тот первый  вечер,  когда  его  допустили  в  так
называемый храм муз. Ќа стены зала, выложенные, как мы уже говорили,  черным
мрамором, падал тусклый свет. ‚ одном  конце  стоЯл  небольшой  алтарь,  где
курилсЯ фимиам; в его дыму смутно виднелось  как  бы  выступавшее  из  стены
изваЯние двух человеческих рук.
     ‚ другом конце зала маленькаЯ железнаЯ  дверь  вела  к  узкой  винтовой
лестнице, по форме напоминавшей глубокий  колодец;  она  была  очень  крута.
€мператор торжественно подал дочери знак следовать за ним и начал спускатьсЯ
вниз по неровным и слабо освещенным узким ступенькам; тот, кто сходил по ним
в дворцовое подземелье, обычно прощалсЯ с дневным светом.  €мператор  и  его
дочь  миновали  рЯд  дверей,  которые,  очевидно,  вели  в  различные  Ярусы
подземельЯ; оттуда доносились приглушенные крики и стоны, привлекшие в  свое
времЯ внимание •ирварда. €мператор как бы не замечал этих проЯвлений людских
страданий; отец с дочерью прошли три этажа, или Яруса, темницы,  прежде  чем
добрались до самого низа строениЯ; основанием ему служила  грубо  обтесаннаЯ
скала; на ней покоились стены и своды из прочного неотполированного мрамора.
     - ‡десь, как только задвинутсЯ засовы  и  повернутсЯ  ключи  в  замках,
навсегда гибнут все людские надежды и ожиданиЯ, - сказал Ђлексей  Љомнин.  -
Ќо пусть не вечно так будет; пусть мертвые воскреснут и обретут свои  права,
а обездоленные узники снова будут притЯзать на жизнь под солнцем. …сли Я  не
смогу умолить небо прийти мне на помощь,  можешь  быть  уверена,  что  Я  не
останусь тем жалким животным, каким Я позволЯл себЯ считать и,  более  того,
запечатлеть в твоем  историческом  труде;  нет,  Я  лучше  бесстрашно  выйду
навстречу толпам, стоЯщим на пути к моему  спасению.  Ќичего  еще  не  Ясно,
кроме того, что Я буду жить и умру императором; а ты,  Ђнна,  должна  знать:
если твои хваленые дарованиЯ и красота имеют какую-либо  силу,  сегоднЯ  они
должны прийти на помощь твоему отцу, от которого ты их получила.
     - —то ты хочешь этим сказать, государь?  ЏресвЯтаЯ  дева!  ’аково  твое
обещание сохранить жизнь злосчастному Ќикифору!
     - џ  свое  обещание  выполню,  -  ответил  Ђлексей.   -   €менно   этим
благодеЯнием Я и занЯт сейчас. Ќо не думай, что Я еще раз пригрею у себЯ  на
груди змею, котораЯ едва не ужалила менЯ, и  притом  смертельно.  Ќет,  дочь
моЯ, Я уготовил тебе  более  достойного  супруга,  способного  поддержать  и
защитить права твоего августейшего отца,  и  не  вздумай  противодействовать
мне. ЏоглЯди на эти стены - они из мрамора, хоть и неотполированного,  и  не
забывай, что можно не только родитьсЯ в мраморных стенах, но и умереть!
     Ќикогда прежде Ђнна не видела своего отца в столь грозном  расположении
духа. …й стало страшно, хотЯ она сама не знала отчего.
     - Ћ, почему здесь нет моей матери! - воскликнула она.
     - Ќапрасно  ты  пугаешьсЯ,  Ђнна,  и   напрасно   кричишь,   -   сказал
император. - џ принадлежу к людЯм, которые в обычных условиЯх почти не имеют
собственных желаний и считают себЯ в долгу перед  теми,  кто,  подобно  моей
жене и дочери, освобождает их от необходимости судить  обо  всем  самим.  Ќо
когда мощные валы угрожают судну, тогда к  кормилу  становитсЯ  кормчий,  и,
уверЯю тебЯ, он не дозволит ничьей менее опытной руке прикоснутьсЯ к рулю  и
не допустит, чтобы его жена и дочь, к которым он был снисходителен в  лучшие
времена, противились его воле, пока он еще может ее проЯвлЯть. ’ы понимаешь,
надеюсь, что Я готов был в доказательство своего расположениЯ к  безвестному
варЯгу отдать тебЯ ему, не спрашиваЯ, ни откуда,  он  родом,  ни  чьЯ  кровь
течет в его жилах. ’ебе, возможно, придетсЯ услышать, как Я буду сулить тебЯ
в жены человеку, который провел под этими сводами три года и который  станет
кесарем вместо Ќикифора, если мне  удастсЯ  убедить  его  женитьсЯ  на  моей
дочери и унаследовать вместе с ней корону, взамен  того  чтобы  погибать  от
голода в темнице.
     - џ трепещу, слушаЯ твои  слова,  отец;  неужели  ты  станешь  доверЯть
человеку, испытавшему на себе твою жестокость? Ќеужели  ты  допускаешь,  что
тот, кого ты лишил зрениЯ, способен искренне примиритьсЯ с тобой?
     - Ќе беспокойсЯ, - сказал Ђлексей, -  он  будет  моим  или  никогда  не
узнает, что значит снова быть самим собой. Ђ ты, дочь  моЯ,  помни:  если  Я
пожелаю, ты завтра же либо станешь женой  этого  узника,  либо  удалишьсЯ  в
монастырь с самым суровым уставом и навсегда расстанешьсЯ с  миром.  Џоэтому
молчи, жди своей участи и не надейсЯ, что твои мольбы  изменЯт  ее,  как  бы
горЯчи они ни были.
     ‡акончив этот странный разговор, который  император  вел  в  совершенно
необычном и устрашающем длЯ его дочери тоне, он зашагал дальше; по дороге он
открывал одну за другой накрепко запертые двери, а царевна,  следуЯ  за  ним
неверной поступью, освещала ему путь, терЯвшийсЯ во мраке. Ќаконец они дошли
до входа в темницу, где был  заточен  “рсел;  несчастный  лежал  на  полу  в
беспредельном отчаЯнии  -  все  его  надежды,  оживленные  было  неукротимой
доблестью графа Џарижского, снова рухнули.
     Ћн обратил свои незрЯчие глаза в ту сторону,  откуда  до  него  донессЯ
лЯзг засовов, а затем стук шагов.
     - ‚от это что-то новое в  моей  темнице,  -  сказал  он.  -  ‘юда  идет
мужчина, поступь у него тЯжелаЯ и решительнаЯ, а с ним женщина или  ребенок,
едва касающийсЯ земли. ’ы, принес мне смерть? џ слишком долго пробыл  здесь,
чтобы не обрадоватьсЯ ей, поверь!
     - Ќет, не смерть Я несу  тебе,  благородный  “рсел.  -  слегка  изменив
голос, произнес император. - †изнь, свободу,  все  дары  этого  мира  кладет
император Ђлексей к ногам своего доблестного противника;  он  надеетсЯ,  что
долгие годы счастьЯ и могущества, а также  владычества  над  немалой  частью
империи быстро сотрут воспоминаниЯ о влахернской темнице.
     - ќто невозможно, -  со  вздохом  ответил  “рсел.  -  —еловеку,  глазам
которого не светит солнце даже в  полуденный  час,  нечего  ждать  от  самой
счастливой перемены обстоЯтельств!
     - ’ы сам не очень в это веришь, - сказал император.  -  Њы  постараемсЯ
доказать, что к тебе питают чувства поистине добрые  и  великодушные,  и  ты
будешь вознагражден за свои страданиЯ, когда поймешь, что изменить твой удел
куда легче, чем тебе кажетсЯ. ‘делай над собой усилие, попытайсЯ  проверить,
не видЯт ли твои глаза горЯщего светильника...
     - - „елай со мной все, что тебе заблагорассудитсЯ, - сказал “рсел. -  “
менЯ нет  сил  возражать  тебе,  нет  и  твердости  духа,  дабы  мужественно
встретить твою жестокость. Ќечто вроде слабого  света  Я  различаю,  но  что
это - действительность или воображение - сказать не  могу.  …сли  ты  пришел
вывести  менЯ  из  этой  могилы,  укрывающей  похороненных   заживо,   пусть
вознаградит тебЯ бог, а если ты, прикрываЯсь низким обманом,  хочешь  лишить
менЯ жизни, мне остаетсЯ вручить свою душу всевышнему  и  просить.  отмщениЯ
только у него, ибо он узрит злодеЯние, даже если оно прЯчетсЯ в самых темных
закоулках!
     ‚олнение почти лишило “рсела чувств; он упал на свое жалкое ложе  и  не
произносил ни слова, пока Ђлексей снимал с него цепи, которые сковывали  его
так долго, что, казалось, срослись с ним.
     - ‚  этом  деле,  Ђнна,  одной  твоей  помощи  недостаточно,  -  сказал
император. - Љонечно,  хорошо  было  бы  нам  самим,  совместными  усилиЯми,
вынести его на воздух - не очень-то разумно открывать  тайны  этой,  темницы
непосвЯщенным. € все же тебе придетсЯ пойти наверх, дитЯ мое; неподалеку  от
лестницы ты найдешь ќдуарда, нашего храброго и достойного довериЯ варЯга,  -
скажи, что Я велел ему  прийти  сюда  и  помочь  нам.  Џришли  также  нашего
опытного лекарЯ „убана.
     Ћн говорил теперь  с  дочерью  куда  мЯгче,  чем  прежде,  и  дрожащаЯ,
полузадохшаЯсЯ, еле живаЯ от ужаса царевна немного  успокоилась.  ‘потыкаЯсь
на ходу,  но  уже  ободреннаЯ  тоном,  каким  были  отданы  приказаниЯ,  она
поднЯлась по лестнице, котораЯ вилась внутри этого  адского  колодца.  Љогда
Ђнна была уже у самого выхода, между светильником и дверью  в  зал  возникла
тень чьей-то высокой и сильной фигуры.  —уть  ли  не  до  смерти  напуганнаЯ
грозившей ей судьбой - стать супругой такого жалкого страшилища, как  “рсел,
царевна поддалась минутной  слабости;  вспомнив  об  ужасном  выборе,  перед
которым поставил ее Ђлексей,  она  подумала,  что,  если  уж  на  то  пошло,
красивый и храбрый варЯг, спасший царскую  семью  от  неминуемой  опасности,
гораздо больше подходит ей в мужьЯ, чем странное,  отвратительное  существо,
извлеченное со дна влахернской темницы хитроумной политикой ее отца.
     Њы отнюдь  не  утверждаем,  что  беднаЯ  Ђнна  Љомнин,  робкаЯ,  но  не
бесчувственнаЯ женщина, согласилась бы на требование отца, если б  жизнь  ее
теперешнего мужа, Ќикифора ‚риенниЯ, не была  в  смертельной  опасности;  но
император, несомненно, намеревалсЯ пощадить кесарЯ лишь при  одном  условии:
брак его с Ђнной должен быть расторгнут, чтобы можно  было  соединить  ее  с
более верным и искренне привЯзанным к своему тестю человеком. –аревна  вовсе
не была расположена взЯть во вторые мужьЯ варЯга, однако  в  эту  минуту  ей
грозила  опасность,  и  спастись  можно  было  только  с  помощью   каких-то
решительных действий, - может статьсЯ, потом  она  сможет  избавитьсЯ  и  от
“рсела и от варЯга, не лишаЯ их помощи ни отца, ни  самое  себЯ.  ‚о  всЯком
случае, безопаснее всего было бы привлечь на свою  сторону  молодого  воина,
чьЯ внешность делала эту задачу приЯтной длЯ красивой женщины. ‘троить планы
завоеваний так  естественно  длЯ  представительницы  прекрасного  пола,  что
мысль, промелькнувшаЯ у  Ђнны  при  виде  тени  варЯга,  сразу  и  полностью
овладела ее воображением в ту минуту, когда, удивленный внезапным поЯвлением
царевны на Ђхероновой лестнице, •ирвард с глубоким поклоном подошел к ней и,
преклонив колено, подал руку, чтобы помочь  благородной  даме  выбратьсЯ  из
мрачного колодца.
     - „орогой  •ирвард,  -  с  необычным  длЯ  нее  оттенком   задушевности
воскликнула царевна, - как Я рада, что могу прибегнуть к твоей защите в  эту
ужасную ночь! “ менЯ такое  чувство,  что  места,  где  Я  сейчас  побывала,
созданы длЯ людей самим властителем ада!
     ‚ладевшаЯ   царевной   тревога   и   обычнаЯ   длЯ   красивых    женщин
непринужденность, с какой они, словно перепуганные голубки, ищут укрытиЯ  от
опасности на груди сильных и храбрых, могут  послужить  оправданием  нежному
обращению Ђнны к •ирварду; сказать по правде, если б он ответил ей в том  же
тоне, что при всей его верности, вполне могло случитьсЯ, не встреть он перед
этим Ѓерту, дочь ЂлексеЯ была бы не так  уж  оскорблена.  ЋбессиленнаЯ  всем
пережитым, она позволила себе склонить голову на широкую грудь англосакса  и
даже не пыталась взЯть себЯ в руки, хотЯ  этого  требовали  ее  пол  и  сан.
•ирварду пришлось, бесстрастно и почтительно, как и надлежит простому воину,
говорЯщему с царской дочерью, спросить ее, не надо ли  позвать  прислужницу;
на это царевна слабым голосом сказала: "Ќет".
     - Ќет, нет, - повторила она, - Я должна выполнить наказ отца, и  притом
без свидетелей; он знает, что может быть спокоен за менЯ, пока  Я  с  тобой,
•ирвард. џ совсем ослабела, и если  тебе  это  в  тЯгость,  посади  менЯ  на
мраморные ступени, и Я скоро приду в себЯ.
     - €збави бог,  разве  Я  могу  подвергать  опасности  твое  драгоценное
здоровье,  госпожа!  џ