одевшись, он отправилсЯ на  ее  зов  и  увидел,  что
неистоваЯ старуха стоит уже на пороге в полной готовности к путешествию.
     •арактеру этой замечательной женщины были всегда свойственны быстрота в
исполнении задуманного  и  суроваЯ  настойчивость,  основаннаЯ  на  глубоком
фанатизме, который она питала в своей душе и  который  подавлЯл  в  ней  все
обычные длЯ смертных стремлениЯ и чувства. ’олько одно человеческое  чувство
проглЯдывало сквозь эту неистовую  деЯтельность,  подобно  солнечному  лучу,
сверкающему в разрыве грозовых туч. ’о была ее материнскаЯ любовь к ђоланду,
любовь, доходившаЯ почти до безумиЯ, когда  дело  не  касалось  католической
религии, но тотчас же отступавшаЯ на задний план, как только она становилась
в противоречие или как-то  сталкивалась  с  более  властными  порывами  души
Њэгделин и с более возвышенными задачами, которым она  посвЯтила  себЯ.  Ћна
охотно отдала бы жизнь ради спасениЯ горЯчо любимого ею земного существа, но
готова была подвергнуть его любым опасностЯм и, не задумываЯсь, пожертвовала
бы им, если бы ценой его крови можно было бы достичь восстановлениЯ  римской
церкви. Љстати сказать, все речи Њэгделин, за исключением тех случаев, когда
ее безграничнаЯ любовь к внуку находила себе выражение в словах  тревоги  за
его здоровье и благополучие, неизменно вращались вокруг одной темы, а именно
- обЯзанности поднЯть  приниженное  достоинство  церкви  и  восстановить  на
престоле католического монарха. €ногда она намекала, хотЯ весьма  туманно  и
отдаленно, что богом предназначено ей самой осуществить  в  некоторой  части
эту важнейшую задачу и что, берЯсь за нее, она имеет надежную опору,  причем
не только в людЯх. Ќо по этому поводу она высказывалась в  общих  чертах,  и
нелегко было решить, считает ли  она  в  самом  деле,  что  следует  прЯмому
указанию свыше, подобно прославленной ќлизабет Ѓартон, больше известной  под
прозванием  ЉентскаЯ  монахинЯ,  {ЊонахинЯ-фанатичка,  прозваннаЯ   Љентской
свЯтой  девой,  претендовавшаЯ  на  обладание  пророческим  даром  и   силой
чудотворства. Ћна предрекла скорую смерть ѓенриху VIII за  его  женитьбу  на
Ђнне Ѓолейн, была за это привлечена к суду парламента, осуждена на  смертную
казнь и казнена вместе со своими сообщниками. ‚ течение  некоторого  времени
она настолько успешно обманывала людей, что даже сэр ’омас Њор  был  склонен
верить ей.  (Џрим.  автора.)}  или  же  она  имеет  в  виду  всего  лишь  ту
обЯзанность, которую тогда должен был нести на себе всЯкий католик  и  бремЯ
которой она ощущала в чрезвычайной степени.
     Ћднако, хотЯ Њэгделин ѓрейм  и  не  заЯвлЯла  прЯмо,  что  ее  надлежит
рассматривать как существо высшего  порЯдка,  отличающеесЯ  от  обыкновенных
смертных, поведение нескольких лиц из числа  путешественников,  которых  они
стали  времЯ  от  времени  встречать  на  дороге,  когда  вступили  в  более
плодородную и населенную часть долины, Явственно говорило об их  вере  в  ее
сверхъестественные свойства. Џравда,  двое  крестьЯн,  гнавших  перед  собой
стадо, несколько деревенских девушек, направлЯвшихсЯ,  видимо,  на  какой-то
веселый праздник,  прохожий  солдат  в  заржавленном  шишаке,  странствующий
школЯр, чье занЯтие  угадывалось  по  черному  потертому  плащу  и  сумке  с
книгами, прошли мимо наших путешественников, не обратив на них вниманиЯ  или
скользнув  по  ним  презрительным  взглЯдом.  Ѓолее  того  -  стайка  детей,
привлеченнаЯ одеждой Њэгделин,  весьма  напоминавшей  паломническое  платье,
стала улюлюкать им вслед и кричать хором: "Џозор торговцам обеднЯми!"
     Ќо кое-кто из встречных, втайне питаЯ уважение к  пришедшему  в  упадок
церковному чиноначалию, в страхе посмотрев вокруг, не следит ли кто за ними,
быстро осенЯли себЯ крестом, преклонЯли колено перед той, кого они называли,
приветствуЯ ее, сестрой Њэгделин, целовали ей руку или даже край ее плаща; а
затем, встав и снова боЯзливо оглЯнувшись, дабы убедитьсЯ, что их  никто  не
видел, поспешно продолжали свой путь.  „аже  когда  вблизи  были  сторонники
господствующей  религии,  навстречу  попадались  достаточно   смелые   люди,
которые, скрестив руки на груди и наклонив голову, давали  понЯть,  что  они
узнали сестру Њэгделин и почитают как ее самое, так и ее веру.
     Ћна не преминула обратить  внимание  внука  на  эти  знаки  почтениЯ  и
уважениЯ, которые выказывались ей времЯ от времени.
     - ’ы видишь, сын мой, - сказала она, - что  врагам  не  удалось  совсем
искоренить доброе начало и задушить семЯ истины. Ќе все еще  превратились  в
еретиков  и  схизматиков,  расхитителей  церковных  земель,  глумЯщихсЯ  над
свЯтыми угодниками и таинствами нашей религии.
     - ‚ы правы, мать моЯ, - ответил ђоланд ѓрейм, - но, мне  думаетсЯ,  это
люди не такого свойства, что могли бы нам чем-нибудь  помочь.  ђазве  вы  не
видите, что те, кто при оружии и выглЯдит посолиднее, проходЯт  мимо  нас  с
таким  надменным  видом,  словно  мы  самые  последние  нищие?  ‚едь   люди,
проЯвлЯющие к нам симпатию, - это беднейшие из бедных, самые обездоленные из
всех отверженных, и у них нет ни куска хлеба, чтобы разделить его с нами, ни
шпаг, чтобы защитить нас, ни даже умениЯ владеть оружием, если бы оно попало
к ним в руки. ‚от, например, несчастный беднЯк, который только что преклонил
пред вами колено с таким истово набожным  видом  и  который,  по  видимости,
совершенно изнурен какой-то болезнью, точащей его изнутри, и нуждой, давЯщей
его извне, - чем может он,  бледный,  дрожащий,  жалкий  человек,  помочь  в
осуществлении замышленных вами великих планов?
     - Њногим, сын мой, - ответила старуха в  более  мЯгком  тоне,  чем  мог
ожидать ђоланд. - Љогда этот  преданный  сын  церкви  возвратитсЯ  от  мощей
свЯтого ђингана, к которым он сейчас совершает паломничество по моему совету
и с помощью добрых католиков, когда он вернетсЯ, излеченный от  точащей  его
болезни, здоровым и сильным, разве слава о его  благочестии,  столь  чудесно
вознагражденном, не будет звучать  в  ушах  ослепленных  шотландцев  громче,
нежели назойливое суесловие, раздающеесЯ еженедельно  с  тысЯчи  еретических
кафедр?
     - Ќо Я боюсь, матушка, что рука свЯтого ђингана оскудела. „авно уже  мы
не слышали о совершенных им новых чудесах.
     ‘таруха несколько минут сохранЯла полное  молчание,  а  затем  голосом,
срывающимсЯ от волнениЯ, произнесла:
     - Ќеужели ты,  несчастный,  дошел  до  того,  что  стал  сомневатьсЯ  в
могуществе этого свЯтого угодника?
     - Ќет, нет, матушка, - поторопилсЯ ответить юноша,  -  Я  верую  именно
так, как предписывает нам свЯтаЯ церковь,  и  не  сомневаюсь  в  способности
свЯтого  ђингана  исцелЯть  страждущих;  но   Я   позволю   себе   со   всей
почтительностью заметить, что в последнее времЯ  он  не  выказывал  к  этому
склонности.
     - Ђ разве наша  страна  заслужила  это?  -  сказала  стараЯ  католичка,
продолжаЯ быстро подниматьсЯ вверх по  склону  холма,  куда  их  вела  узкаЯ
тропинка. „ойдЯ до вершины, она остановилась. -  ‡десь,  -  сказала  она,  -
раньше стоЯл крест, обозначавший границу владений  монастырЯ  свЯтой  Њарии,
здесь  стоЯл  он,  на  этой  возвышенности,  с  которой  паломнику   впервые
открываетсЯ вид на древний монастырь, светоч нашей  страны,  убежище  свЯтых
праведников, место последнего упокоениЯ  монархов.  €  где  же  теперь  этот
символ нашей веры? ‹ежит на земле, превращенный в бесформенную груду камней,
и несколько обломков от него уже утащено, чтобы  служить  длЯ  какого-нибудь
низменного употреблениЯ, - так что не осталось  и  подобиЯ  того,  что  было
раньше. Џосмотри на восток, сын мой,  туда,  где  прежде  солнце  играло  на
шпилЯх стройных  колоколен;  теперь  с  них  низвергнуты  кресты  и  сорваны
колокола, словно бы страна подверглась  нашествию  орды  варваров-Язычников;
посмотри на окружающие монастырь  стены:  даже  на  таком  расстоЯнии  видны
произведенные в них разрушениЯ; подумай, может  ли  эта  страна  ожидать  от
свЯтых угодников, чьи раки  и  изображениЯ  осквернены,  иных  чудес,  кроме
чудесного отмщениЯ? „околе, - воскликнула она,  поднимаЯ  глаза  к  небу,  -
доколе придетсЯ ждать его?
     Њэгделин ѓрейм сделала паузу, а затем  ее  восторженнаЯ  речь  полилась
снова:
     - „а, сын мой, все преходЯще на земле:  радость  и  горе,  ликование  и
отчаЯние сменЯют друг друга, как солнечные и пасмурные дни; не  вечно  будет
попиратьсЯ вертоград,  все  изъЯны  будут  залечены,  а  плодоносЯщие  ветви
выхожены и приведены снова в порЯдок. џ верю, что не пройдет и днЯ,  -  нет,
даже часа не пройдет, - как мы узнаем важные новости. Ќе будем  же  мешкать,
пойдем дальше; времЯ не терпит, а суд уже произнесен.
     Ћна снова двинулась вперед по  дороге,  котораЯ  вела  к  аббатству.  ‚
прежние времена дорога была аккуратно размечена столбами и снабжена перилами
- длЯ удобства паломников, - но теперь все это было  опрокинуто  и  сломано.
Џосле получасовой ходьбы наши путешественники подошли к  монастырю,  который
блистал великолепием, пока на него не обрушилась Ярость реформаторов.  ‘амый
храм оставалсЯ еще нетронутым, но оба длинных зданиЯ, расположенные по  двум
сторонам большого прЯмоугольного двора и содержавшие в себе кельи,  а  также
другие помещениЯ  длЯ  нужд  братии,  совершенно  выгорели  внутри,  от  них
сохранились только наружные стены, против  массивной  кладки  которых  огонь
оказалсЯ бессилен. „ом аббата, составлЯвший третью  сторону  прЯмоугольника,
тоже был поврежден, но  все  же  оставалсЯ  пригодным  длЯ  жильЯ  и  служил
убежищем длЯ немногих монахов, которым не то чтобы действительно  разрешили,
но  из  какого-то  попустительства  не  помешали  остатьсЯ  в   Љеннаквайре.
Џревосходные добавочные  сооружениЯ  -  великолепные  аркады,  под  которыми
обычно прогуливались монахи, цветущие сады - все это было разрушено и пришло
в запустение. —асть руин, годнаЯ как строительный  материал,  очевидно  была
расхищена  жителЯми  окрестных  деревень,  которые  прежде  были   вассалами
монастырЯ, а теперь без стеснениЯ присваивали себе его добро.
     ђоланд уже раньше на дороге видел обломки готических колонн  с  богатой
лепкой на месте дверных косЯков в самых жалких хижинах; тут и там попадались
на глаза перевернутые вверх ногами или лежащие на боку изуродованные статуи,
игравшие роль подпорки или порога длЯ какого-нибудь ветхого коровника.  •рам
пострадал  меньше,  чем  другие  зданиЯ  монастырЯ;  но  стоЯвшие  в   нишах
многочисленных колонн и контрфорсов фигуры свЯтых  и  ангелов,  заклейменные
как предметы Языческого культа (и не без основаниЯ, так как паписты суеверно
поклонЯлись им), были сброшены со своих мест  и  разбиты  вдребезги,  причем
никто  не  старалсЯ  сохранить  в  целости  богатые,   искусно   выполненные
орнаменты, равно как и пьедесталы, на которых эти фигуры возвышались. € если
разрушение не  пошло  дальше,  то  не  потому,  что  сохранность  памЯтников
древности могла  хоть  сколько-нибудь  озаботить  сторонников  реформатского
вероисповеданиЯ.
     “ наших паломников, приученных считать  эти  изображениЯ  свЯщенными  и
заслуживающими почитаниЯ,  картина  их  разрушениЯ  вызвала  чувства  совсем
другого рода. Ђнтикварию, может  быть,  позволено  сокрушатьсЯ  о  печальной
необходимости такой акции, но длЯ Њэгделин ѓрейм это было нечестивое деЯние,
требующее немедленного мщениЯ небес, и внук ее в  течение  нескольких  минут
испытывал те же чувства не менее остро, чем она сама. Ќи он, ни она, однако,
не выразили словами своих  переживаний,  о  которых  свидетельствовали  лишь
воздетые к небу руки и взор, устремленный ввысь. Џаж  направилсЯ  к  большим
восточным дверЯм, но бабушка остановила его.
     - ќти двери, - сказала она, - давно заложены, дабы еретическое  отребье
не знало, что среди  братии  монастырЯ  свЯтой  Њарии  остались  еще  такие,
которые осмеливаютсЯ устраивать богослужениЯ  там,  где  их  предшественники
молились при жизни и нашли себе упокоение после смерти. ‘ледуй за мною,  сын
мой.
     ђоланд ѓрейм повиновалсЯ, и  Њэгделин,  бросив  беглый  взглЯд  вокруг,
чтобы проверить, не следит ли за ними кто-нибудь (ибо опасности того времени
научили ее быть осторожной), велела  внуку  постучать  в  небольшую  дверцу,
которую она ему указала.
     - ’олько стучи тихонько, - добавила она, сделав предостерегающий  жест.
Ќекоторое времЯ никто не отвечал на стук, и  она  знаком  приказала  ђоланду
возобновить попытку. Ќаконец дверь приоткрылась и за  ней  мелькнула  фигура
худого запуганного привратника, который, прЯчась от  взора  тех,  кто  стоЯл
снаружи, старалсЯ одновременно и разглЯдеть их и остатьсЯ длЯ них невидимым.
Љак  он  был  непохож  на  привратника  прежних   дней,   который   встречал
богомольцев,  паломничавших  в  Љеннаквайр,  с   гордым   сознанием   своего
достоинства, отражавшимсЯ на его исполненных важности чертах и во  всем  его
внушительном  облике!  ‚место  своего  обычного  торжественного   обращениЯ:
"Intrate, mei filii",  {‚ойдите,  дети  мои  (лат.).}  он  дрожащим  голосом
выговорил: "‘ейчас нельзЯ войти, все братьЯ разошлись по своим  кельЯм".  Ќо
когда Њэгделин ѓрейм вполголоса спросила его: "ђазве  ты  не  узнаешь  менЯ,
брат?" - он не повторил  своего  вежливого  отказа,  а  произнес:  "‚ойдите,
уважаемаЯ сестра, только поскорее,  потому  что  недобрые  глаза  следЯт  за
нами".
     Ћни вошли, и привратник, поспешно и старательно заперев дверь, повел их
по каким-то темным, извилистым переходам.  Џока  они  медленно  продвигались
вперед, привратник разговаривал с Њэгделин ѓрейм полушепотом, словно  боЯлсЯ
даже стенам доверить тайну, которую счел нужным раскрыть почетной гостье:
     - Ћтцы собрались в здании капитула длЯ избраниЯ аббата.  Ѓлагослови  их
боже! Ќо теперь не будет ни колокольного звона, ни торжественной службы,  не
распахнутсЯ, как бывало, главные двери,  чтобы  люди  могли  увидеть  своего
духовного отца и воздать ему почести. Ћтцы наши  должны  скрыватьсЯ,  словно
они разбойники,  выбирающие  атамана,  а  не  свЯщеннослужители,  призванные
избрать митрофорного аббата.
     - Ќе сокрушайсЯ об этом, брат,  -  сказала  Њэгделин  ѓрейм,  -  первые
преемники свЯтого Џетра избирались не при солнечном  сиЯнии,  а  в  грозу  и
бурю, не в залах ‚атикана совершалось их избрание, а в катакомбах и темницах
Языческого ђима; их не приветствовали клики толпы, в их честь не  палили  из
пушек и мушкетов, не  зажигали  фейерверков.  Ќет,  их  уши  слышали  только
хриплые выкрики ликторов и преторов, ЯвлЯвшихсЯ за тем, чтобы повлечь  отцов
церкви на мучениЯ. –ерковь некогда поднЯлась из пучины  бедствий,  а  теперь
благодарЯ им же она очиститсЯ. € помЯни мое слово, брат! Ќикогда, даже в дни
наивысшего  расцвета  этого  митрофорного  аббатства,   избранному   братией
настоЯтелю сан его не доставлЯл таких почестей, каких  удостоитсЯ  тот,  кто
вступает в эту должность ныне, в дни горЯ и слез. Ќа кого же падет выбор?
     - Ќа кого может он пасть, или  -  увы!  -  кто  осмелитсЯ  принЯть  это
звание, кроме достойнейшего ученика свЯтого …встафиЯ, честного и доблестного
отца ЂмвросиЯ?
     - џ так и знала, - промолвила Њэгделин ѓрейм, - сердце  подсказало  мне
это имЯ задолго до того, как твои уста произнесли его.  ‚ыступи  же  вперед,
отважный воитель, и закрой собою роковую брешь! Џоднимись, смелый и  опытный
кормчий, и стань у рулЯ, ибо  вокруг  бушует  шторм.  Ѓери  посох  и  пращу,
благородный пастырь рассеЯнного стада!
     - Џожалуйста, потише,  сестра,  -  сказал  привратник,  отворЯЯ  дверь,
котораЯ вела в главный неф церкви. -  ЃратиЯ  сейчас  прибудет  сюда,  чтобы
отпраздновать торжественным богослужением избрание нового аббата.  џ  должен
сопровождать процессию к главному алтарю; теперь все  обЯзанности  по  этому
свЯщенному храму лежат на одном несчастном дрЯхлом старике.
     Ћн покинул церковь, оставив Њэгделин ѓрейм и ђоланда одних под  сводами
этого  обширного  помещениЯ,  архитектурный  стиль  которого,   отличавшийсЯ
одновременно богатством и строгостью форм, говорил о ’ом, что оно  сооружено
в XIV столетии - то есть в  период  расцвета  готики.  Ќо  здесь,  как  и  с
наружной стороны церкви, из ниш были выброшены все статуи; в хаосе всеобщего
разгрома уничтожение идолопоклоннических изображений распространилось  также
на гробницы военачальников и царственных особ. ЉопьЯ и мечи древней выделки,
которыми были увешаны  гробницы  могучих  воителей  прошлого,  валЯлись  как
попало  среди  различных  приношений  набожных  паломников,  украшавших  ими
гробницы своих покровителей - свЯтых. ”игуры  рыцарей  и  их  жен,  лежавшие
прежде простертыми навзничь или стоЯвшие в набожных позах, преклонив колена,
там, где покоились останки их смертных прообразов, были разбиты,  а  обломки
их  разбросаны  всюду   вперемешку   с   обломками   готических   скульптур,
изображавших свЯтых и ангелов и также Яростно сброшенных со своих мест.
     ‘амым прискорбным во всей картине было то, что, хотЯ прошло  уже  много
месЯцев со времени, когда были произведены эти разрушениЯ, братиЯ, полностью
утратив мужество и решимость,  не  осмеливалась  даже  очистить  церковь  от
мусора и навести в ней какое-то подобие порЯдка. ‘делать это можно было  без
особого  труда.  Ќо  оставшиесЯ   здесь   немногочисленные   члены   некогда
могущественной корпорации были скованы ужасом и, сознаваЯ, что им  позволЯют
остатьсЯ  на  старом  месте  только  из  попустительства   и   жалости,   не
отваживались сделать какой-нибудь шаг, который можно было бы истолковать как
утверждение ими своих старинных прав, и удовлетворЯлись тайным  отправлением
религиозных обрЯдов, стараЯсь делать это как можно более незаметным образом.
     „вое или трое старших  по  возрасту  братьев  скончались,  не  выдержав
тЯжких испытаний своего времени, и, чтобы их похоронить, развалины несколько
расчистили. Џод одной из плит обрел вечное упокоение отец Ќиколай, и надпись
на ней особо упоминала о том, что он принимал обеты от вступавших  в  орден,
когда во главе монастырЯ стоЯл аббат  €нгильрам  -  то  есть  в  тот  период
времени, к которому он так часто возвращалсЯ в своих воспоминаниЯх.  „ругаЯ,
более позднЯЯ плита скрывала под собой бренные  останки  ризничего  ”илиппа,
известного своей прогулкой по  воде  в  обществе  эвенелского  призрака;  на
третьей,  поЯвившейсЯ  совсем  недавно,  были  изображены  контуры  митры  и
начертана краткаЯ надпись: "Hic  jacet  Eustasius  Abbas",  {‡десь  покоитсЯ
аббат …встафий (лат.).} - ибо  никто  не  решалсЯ  добавить  хотЯ  бы  слово
похвалы учености этого иеромонаха и его  ревностной  деЯтельности  во  славу
римско-католического вероучениЯ.
     Њэгделин ѓрейм разглЯдывала одну за другой надписи на могильных плитах,
внимательно вчитывалась в них; дольше всего ее взор задержалсЯ  на  гробнице
отца …встафиЯ.
     - ‘частливым длЯ тебЯ, но несчастным длЯ церкви, - сказала она,  -  был
тот час, когда ты нас покинул. „а осенит нас твой дух, свЯтой праведник,  да
побудит он твоего преемника следовать по твоим стопам и внушит ему такую  же
смелость и находчивость, такое же рвение и благоразумие, каким отличалсЯ ты,
- а по благочестию своему он не уступает даже тебе.
     ‚ то времЯ, когда она произносила эти  слова,  боковаЯ  дверь,  котораЯ
вела в проход, соединЯвший церковь с домом аббата, открылась настежь,  чтобы
братиЯ могла вступить на клирос и сопровождать к главному алтарю  избранного
ею духовного отца.
     ‚ прежние времена это зрелище было одним из  самых  пышных  среди  тех,
которые  придумало  римское  духовенство  с  целью  возбуждать  в   верующих
благоговейное чувство. Џока должность аббата оставалась  незанЯтой,  длилось
состоЯние траура, или, по символическому обозначению  монахов,  -  вдовства;
эта печальнаЯ пора сменЯлась радостью и ликованием,  когда  избиралсЯ  новый
настоЯтель. ‚ таких торжественных  случаЯх  створчатые  двери  распахивались
настежь,  и  на  пороге  поЯвлЯлсЯ   новый   аббат   в   полном   облачении,
соответствующем его высокому сану, с кольцом и посохом, в мантии и в  митре;
перед ним шли седовласые знаменосцы со штандартами и юные служки с кадилами,
а позади шествовала почетнаЯ свита из монахов. ‚се это, как и прочие  детали
церемонии, преследовало цель - как можно торжественнее возвестить о вручении
высших полномочий новому избраннику. …го поЯвление служило сигналом к  тому,
чтобы орган и хор грЯнули величественное "Jubilate" {‚озликуйте  (лат.).}  к
которому присоединЯлись мощные возгласы "ЂллилуйЯ!" всей собравшейсЯ паствы.
’еперь же все было по-иному. ‘реди всеобщего развала и запустениЯ  семь  или
восемь стариков, согбенных и ослабевших под бременем годов, а также от  горЯ
и страха, в наскоро напЯленном облачении своего  ордена,  ныне  запрещенном,
брели словно какаЯ-то процессиЯ  призраков,  по  грудам  щебнЯ  от  двери  к
главному алтарю, чтобы там провозгласить избранного ими настоЯтелЯ  владыкой
этих руин. Ћни походили на кучку заблудившихсЯ путешественников,  выбирающую
себе предводителЯ в Ђравийской пустыне, или на команду потерпевшего крушение
кораблЯ, назначающую одного  из  своих  сотоварищей  капитаном  на  каком-то
скалистом острове, куда их забросила судьба.
     ’е, кто в мирные  времена  более  других  стремитсЯ  к  власти,  обычно
уклонЯютсЯ от борьбы за нее в периоды суровых испытаний, когда обладание  ею
не свЯзано ни с богатством, ни с  показным  блеском,  когда  она  становитсЯ
тЯжелым бременем, означаЯ львиную долю забот и опасностей,  и  навлекает  на
злосчастного предводителЯ ропот его недовольных сотоварищей, -  притом,  что
подставлЯет его под первый удар их общего врага. Ќо тот, кого теперь облекли
саном аббата в монастыре свЯтой Њарии, по  своему  душевному  складу  вполне
соответствовал  обстоЯтельствам,  в  которых  ему  предстоЯло  начать   свою
деЯтельность. Ћтважный и исполненный пыла, но  одновременно  великодушный  и
снисходительный к людЯм, мудрый и осмотрительный в своих поступках,  но  при
этом неустанно деЯтельный и быстрый в решениЯх,  он  мог  бы  стать  истинно
великим человеком, если бы у него была более  высокаЯ  цель,  нежели  защита
отживающего суевериЯ. Ќо, как гласит поговорка, конец венчает дело,  и  лишь
исходЯ из того, каков этот конец, можно судить обо всем деле; а посему  тем,
кто, будучи добросовестен и искренен в своих действиЯх, сражаетсЯ  и  гибнет
за цели неправые, потомки могут в лучшем случае сочувствовать,  как  жертвам
благородного, но пагубного заблуждениЯ.
     €менно  такой  жертвой  следует  считать  отца   ЂмвросиЯ,   последнего
кеннаквайрского аббата: его намерениЯ  должны  быть  осуждены,  так  как  их
осуществление сковало бы отландию цепЯми давно устаревших  предрассудков  и
духовной тирании; но ему были присущи  такие  качества,  которые  заставлЯли
окружающих высоко почитать его, и такие добродетели, что даже враги его веры
не могли не относитьсЯ к нему с уважением.
     Џоведение нового аббата само по себе придавало  достоинство  церемонии,
лишенной всех других атрибутов величиЯ. ‘ознаваЯ грозЯщую  им  опасность  и,
без сомнениЯ, вспоминаЯ лучшие дни, чем этот, его  собратьЯ  настолько  были
придавлены страхом, стыдом и горем, что Явно  старались  поскорее  завершить
начатый ими обрЯд, как некое унизительное и рискованное дело.
     Ќо совсем иной вид был у самого  отца  ЂмвросиЯ.  —ерты  его,  конечно,
выражали глубокую грусть, когда он продвигалсЯ вперед по главному нефу среди
обломков тех предметов, которые считал свЯщенными, но уныниЯ не было  в  его
лице, и его шаг был твердым и торжественно  спокойным.  Љазалось,  длЯ  него
власть, которой ему предстоЯло облечьсЯ, ни  в  коей  мере  не  зависела  от
внешних обстоЯтельств того момента, когда  он  становилсЯ  ее  носителем;  и
если, несмотрЯ на твердость духа, он был доступен чувствам горЯ и страха, то
это было лишь потому, что  он  тревожилсЯ  и  страшилсЯ  за  судьбу  церкви,
которой посвЯтил себЯ, а отнюдь не за свою собственную.
     Ќаконец он взошел по разбитым  ступенЯм  к  главному  алтарю,  согласно
обычаю, босой и с пастырским посохом в руке; усеЯнные драгоценными,  камнЯми
кольцо и митра отсутствовали, став добычей  мирЯн.  Ќе  шли  теперь  чередой
послушные вассалы, которые прежде в таких  случаЯх  ЯвлЯлись  присЯгнуть  на
верность своему  духовному  владыке  и  принести  ему  дань,  дабы  он  стал
обладателем верхового конЯ с полной сбруей. Ќе было на торжестве и епископа,
чтобы принЯть в рЯды самых  знатных  сановников  церкви  высокопоставленного
иереЯ, чей голос в законодательных делах был столь же влиЯтелен, как  и  его
собственный.
     ‘пеша, комкаЯ ритуал, несколько оставшихсЯ монахов по очереди подходили
к новому аббату, чтобы запечатлеть на его челе поцелуй в знак братской любви
и духовной присЯги. ‡атем быстро отслужили мессу  -  с  такой  поспешностью,
словно она была не самой торжественной частью обрЯда рукоположениЯ,  а  лишь
наскоро осуществленной проформой,  нужной  длЯ  очистки  совести  нескольким
молодым  людЯм,  которым  не  терпитсЯ  отправитьсЯ  на  охоту.   ‘вЯщенник,
произносЯ сбивчивой скороговоркой слова молитвы,  часто  поглЯдывал  вокруг,
как бы опасаЯсь, что кто-то прервет богослужение; монахи слушали так, словно
месса была еще недостаточно коротка и им хотелось бы  еще  больше  сократить
ее. {‚ католических странах, длЯ того чтобы  требованиЯ  религии  не  мешали
забавам  вельмож,  было  принЯто,  когда  собирались   на   охоту,   служить
укороченную мессу с упрощенным  ритуалом,  так  и  называвшуюсЯ  охотничьей;
краткость ее соответствовала мере нетерпениЯ паствы. (Џрим. автора.)}
     ‘ ходом церемонии их тревога все усиливалась и,  как  видно  не  просто
из-за дурных предчувствий; действительно, в паузах гимна можно было  слышать
доносившиесЯ снаружи звуки совсем другого рода. ‘начала они слышались  слабо
и издалека, но затем приблизились к самой церкви, превратЯсь в оглушительный
разноголосый шум, от которого совершавшие обрЯд монахи застыли на месте.  ‡а
стенами  церкви  без  всЯкого  ладу  и   складу   трубили   рожки,   звенели
колокольчики, били барабаны, ныли волынки, гремели литавры; кричала толпа  -
то гневно, то со смехом; высокие женские  и  детские  голоса,  смешиваЯсь  с
низкими  голосами  мужчин,  образовали  настоЯщий  ‚авилон  звуков,  которые
сначала заглушили, а затем и вовсе заставили умолкнуть  богослужебные  гимны
монастырЯ свЯтой Њарии, так что внутри церкви воцарилась зловещаЯ тишина.
     Ћ причине и последствиЯх этой неожиданной  помехи  будет  рассказано  в
следующей главе.
 
                                 ѓлава XIV 
 
                                         € страшный вал, крушащий все 
                                                                   преграды, 
                                         € страшный вихрь, бушующий на воле, 
                                         € страшный демон, эти две стихии 
                                         Ћбрушивающий на урожай, -  
                                         ‚се не грозней толпы разгульной 
                                                                      этой - 
                                         ‘мешно и жутко, глупо и опасно! 
                         
                                                                   "‡аговор" 
 
     Џение монахов прекратилось: подобно хористам в  легенде  о  берклейской
ведьме,  они  пели  все  тише  и  тише  дрожащими  голосами,  пока  наконец,
охваченные ужасом, не умолкли  совсем.  ‘ловно  выводок  цыплЯт,  вспугнутый
поЯвлением  Ястреба,  они  сначала  заметались  и  готовы   были   броситьсЯ
врассыпную, но затем, скорее  от  отчаЯниЯ,  нежели  в  надежде  на  что-то,
сгрудились вокруг нового аббата, Ђ он, сохранЯЯ величественный и бесстрашный
вид, отличавший его от других во времЯ церемонии, стоЯл на  верхней  ступени
алтарЯ, как бы желаЯ быть самым заметным  из  всех,  чтобы  на  себЯ  одного
навлечь приблизившуюсЯ к ним вплотную опасность  и  спасти  братию  хотЯ  бы
ценой своей жизни, поскольку никак иначе он защитить их не мог.
     ‘овершенно безотчетно Њэгделин ѓрейм и ђоланд сошли с того  места,  где
до сих пор стоЯли, не замечаемые  никем,  и  приблизились  к  алтарю,  желаЯ
разделить с монахами  ожидавшую  их  участь,  какой  бы  она  ни  была.  Ћба
почтительно  отвесили  аббату  низкие  поклоны;  Њэгделин  собиралась   было
заговорить с ним, а юноша, поглЯдев на главные  двери,  за  которыми  сейчас
сосредоточилсЯ весь шум и гам и которые  сотрЯсались  от  неистового  стука,
схватилсЯ за рукоЯтку кинжала.
     Ђббат знаком остановил их.
     - ‘покойно, сестра, - сказал он тихо, но тон его так  контрастировал  с
громыханием снаружи, что  даже  среди  грохота  можно  было  Ясно  различить
сказанные им слова. - ‘покойно, сестра,  пусть  новый  настоЯтель  монастырЯ
свЯтой Њарии сам встретит приветствующих его благодарных  вассалов,  которые
пришли отпраздновать его вступление в должность, и сам же пусть ответит  им.
Ђ тебе, сын мой, Я не велю прикасатьсЯ к твоему мирскому оружию;  если  наша
покровительница попустит надругательству над ее свЯщенным  храмом,  разрешив
совершитьсЯ  насилию  и  кровопролитию,  да  не   будет   повинен   в   этих
преступлениЯх верный сын католической церкви!
     ум за дверьми и стук становились громче с  каждой  минутой;  слышались
голоса, нетерпеливо требовавшие отворить двери. Ђббат,  с  достойным  видом,
твердой походкой, котораЯ не стала неувереннее или поспешнее  при  поЯвлении
опасности, направилсЯ к порталу и властным тоном спросил, что за люди мешают
богослужению и чего они хотЯт,
     Ќа мгновение наступила тишина, а затем снаружи раздалсЯ громкий  хохот.
Ќаконец один голос ответил:
     - Њы хотим войти в церковь; когда откроете нам двери, тогда и  узнаете,
кто мы такие.
     - ЉакаЯ власть дает вам право требовать этого? - спросил отец Ђмвросий.
     - ‚ласть нашего достопочтенного  милорда  аббата  ѓлупости,  -  ответил
голос снаружи; и по смеху, который последовал за этими словами,  можно  было
предположить, что они скрывают за собой что-то весьма забавное.
     - џ не знаю и знать не хочу, что это означает, - ответил аббат,  -  так
как, по-видимому, это нечто непристойное. €менем господа велю  вам:  уходите
прочь отсюда и оставьте божьих слуг в покое. џ говорю так, ибо имею законное
право распорЯжатьсЯ здесь.
     - Ћткройте двери, - произнес другой, грубый голос, - и мы  тут  с  вами
потЯгаемсЯ, ваше монашеское преподобие, покажем вам настоЯтелЯ, которому все
мы обЯзаны подчинЯтьсЯ.
     - Ќадо сломать двери, если он будет упорствовать, -  послышалсЯ  третий
голос, - и разделатьсЯ с погаными монахами,  мешающими  нам  воспользоватьсЯ
нашими правами!
     ’ут поднЯлсЯ общий крик:
     - Џрава! Ќаши права! ‹омай двери! „олой бездельников монахов,  раз  они
упорствуют!
     ‘тук сменилсЯ теперь тЯжелыми ударами молотов, под которыми двери,  как
бы крепки они  ни  были,  не  могли  долго  устоЯть.  Ќо  аббат,  видЯ,  что
сопротивление бесполезно, и не  желаЯ  еще  сильнее  раздразнить  нападающих
попыткой оказать его, стал  уговаривать  толпу  замолчать  и  не  без  труда
добилсЯ, чтобы его выслушали.
     - „ети мои, - сказал он, - Я хочу уберечь вас от тЯжкого греха.  ‘ейчас
привратник откроет двери - он пошел за ключами, а пока, прошу вас, подумайте
сами, в том ли вы душевном состоЯнии, при котором  можно  переступить  порог
храма.
     - —то вы там мелете, ваше папистское благородие? - послышалось снаружи.
- Њы как раз в том расположении духа, в каком бывают монахи, когда  нажрутсЯ
говЯдины с пивом вместо постной капусты. ’ак вот,  если  ваш  привратник  не
страдает подагрой, пускай живо возвращаетсЯ,  а  не  то  мы  без  проволочки
высадим дверь. ‚ерно Я говорю, друзьЯ?
     - Љрепко сказано и сделано будет не хуже, - отозвалась толпа; и если бы
ключи не поЯвились в тот же момент и испуганный привратник  не  поспешил  бы
вступить в исполнение своих обЯзанностей и отомкнуть  главные  двери,  чернь
избавила бы его от этого труда. Ћхваченный страхом, он,  как  только  сделал
свое дело, бросилсЯ бежать, подобно  человеку,  открывшему  затвор  шлюза  и
опасающемусЯ, что с силой хлынувшаЯ вода захлестнет его. ‚се монахи,  словно
по уговору, стали позади аббата, который один не трогалсЯ со  своего  места,
примерно в трех Ярдах от входа, не выказываЯ никаких  признаков  страха  или
смЯтениЯ.
     Ћбодренные неустрашимостью своего руководителЯ, стыдЯсь покинуть его  и
сознаваЯ свой долг, они тесно сгрудились за спиной отца ЂмвросиЯ и стоЯли не
шевелЯсь.
     Љогда двери распахнулись, раздалсЯ взрыв хохота и торжествующие  крики;
но, вопреки ожиданию, в  церковь  не  ворвалась  толпа  разъЯренных  громил.
ЏослышалсЯ неожиданный возглас: "‘той!  ‘той!  ‘облюдайте  порЯдок,  ребЯта!
Џусть преподобные отцы приветствуют друг друга, как приличествует их сану!"
     ’олпа, остановленнаЯ этим возгласом, имела крайне причудливый вид.  Ћна
состоЯла из мужчин, женщин и детей, потешно вырЯженных различнейшим  образом
и державшихсЯ группами - одна пестрее и причудливее другой. Љакой-то  парень
с маской в виде лошадиной головы, с  привЯзанным  сзади  конским  хвостом  и
покрытый длинной попоной, позволившей мысленно добавить  к  морде  и  хвосту
недостающий лошадиный корпус, изображал иноходь, делал  крутые  повороты  на
месте, вставал на дыбы и пускалсЯ в галоп, разыгрываЯ широко известную  роль
конька-скакунка, столь часто упоминаемую в наших старинных драмах и до  сего
днЯ с успехом исполнЯемую на подмостках в сцене битвы,  которой  завершаетсЯ
трагедиЯ о Ѓэйсе. ‘оперничаЯ с  ловкостью  и  проворством  этого  персонажа,
выступил вперед другой  лицедей,  изображавший  более  страшное  существо  -
огромного дракона с позолоченными крыльЯми, с раскрытой пастью  и  пунцовым,
раздвоенным на конце Языком; дракон делал многократные  попытки  изловить  и
пожрать убегавшую от него прелестную царицу ‘авскую, дочь египетского  царЯ,
которую представлЯл переодетый юноша; между тем воинственный свЯтой ѓеоргий,
шутовски вооруженный вертелом вместо копьЯ  и  с  кубком  на  голове  вместо
шлема, то и дело встревал между ними  и  заставлЯл  чудовище  отпускать  его
жертву. Њедведь, волк и несколько других диких зверей исполнЯли свои роли  с
простодушием  столЯра  ‘нага:  проЯвлЯемого  ими   Явного   предпочтениЯ   к
передвижению на одних только задних конечностЯх было достаточно, чтобы  даже
самые боЯзливые зрители без дополнительных разъЯснений убедились в том,  что
перед ними такие же двуногие, как  и  они  сами.  Ѓыла  здесь  также  группа
разбойников во главе с ђобином ѓудом и Њаленьким „жоном - персонажами самого
популЯрного представлениЯ того времени. ЏопулЯрность его не удивительна, ибо
актеры в большинстве своем были такими же изгоЯми, людьми вне закона, как  и
те, кого они представлЯли. Ѓыли и другие рЯженые, не изображавшие  кого-либо
определенного. Њужчины были переодеты в женское платье, женщины - в мужское;
дети были перерЯжены стариками; в нацепленных на них, длинных не  по  росту,
меховых мантиЯх, с беретами на головах, они ковылЯли, опираЯсь на костыли; а
старцы, напЯлившие на себЯ  детскую  одежду,  ломались,  подражаЯ  поведению
малышей. “ многих в толпе были раскрашены лица  и  на  верхнюю  одежду  была
надета рубашка; кое-кто обвесил себЯ украшениЯми из цветной бумаги  и  лент.
’е же, у кого не было ничего этого, вымазали себе  лица  сажей  и  вывернули
наизнанку куртки; таким образом с  легкостью  довершалось  превращение  всей
толпы в нелепо-причудливое карнавальное сборище.
     ђЯженые  на  времЯ  притихли,  очевидно   ожидаЯ   поЯвлениЯ   кого-то,
облеченного среди них высшей властью, и поэтому  люди,  находившиесЯ  внутри
церкви, успели разглЯдеть всю эту нелепицу. €м нетрудно было понЯть,  в  чем
смысл шутовского переодеваниЯ и какова его цель.
     Ѓольшинство читателей,  вероЯтно,  знает,  что  в  раннюю  пору  своего
существованиЯ  и  в  период  своего  расцвета  римскаЯ  церковь  не   только
попустительствовала  сатурнальным  вольностЯм  вроде  тех,  которым   сейчас
предавалось население Љеннаквайра и окрестных деревень, но даже поощрЯла их.
     ‘читалось не только дозволенным, но и полезным, чтобы  простонародье  в
дни такого разгула вознаграждало себЯ за лишениЯ  и  епитимьи,  которым  оно
подвергалось в другое времЯ, всЯкого рода выходками,  несмотрЯ  на  то,  что
далеко не все они были невинно-ребЯческими и что некоторые носили откровенно
безнравственный, Языческий характер. Ѓолее того - именно церковные обрЯды  и
церемонии  были  излюбленным  предметом  пародийного  осмеЯниЯ,  и,  как  ни
странно, делалось это с одобрениЯ самого духовенства.
     Љогда церковь была на вершине своей  славы,  духовенство  не  опасалось
того,  что  допускаемое  им  непочтительно-фамильЯрное  обращение  мирЯн  со
свЯтынЯми может возыметь дурные последствиЯ;  оно  тогда  представлЯло  себе
народ чем-то вроде рабочей лошади, котораЯ подчинЯетсЯ узде и хлысту  ничуть
не менее покорно оттого, что ей изредка дадут порезвитьсЯ  на  воле  и  даже
взбрыкнуть копытами на обычно  погонЯющего  ее  хозЯина.  Ќо  когда  времена
переменились, когда сомнение в римско-католическом вероучении и ненависть  к
его блюстителЯм породили большое число сторонников  ђеформации,  духовенство
обнаружило - но уже слишком поздно, - что из установившейсЯ традиции игрищ и
празднеств, в которых подвергалось осмеЯнию все, что  оно  считало  наиболее
свЯщенными, проистекают немалые неудобства.
     ’огда и длЯ менее хитроумных политиков,  чем  деЯтели  римской  церкви,
стало  очевидным,  что  те  же  самые  действиЯ  приобретают  совсем  другую
направленность,  поскольку  теперь  они  порождаютсЯ  ненавистью   и   носЯт
оскорбительно-издевательский  характер,  перестав  быть  просто   выражением
грубого  и  бесшабашного   разгула.   Џоэтому   церковники,   спохватившись,
постарались употребить все сохранившеесЯ еще влиЯние своей  религии  на  то,
чтобы не  допустить  возобновлениЯ  этих  непристойных  увеселений.  ‚  этом
отношении католическое духовенство нашло поддержку  со  стороны  большинства
реформатских  проповедников,  которые  более   оскорблЯлись   Язычеством   и
безнравственностью  такого  рода  представлений,  нежели  были   расположены
извлекать выгоду  из  того,  что  римскаЯ  церковь  со  всеми  ее  ритуалами
выставлЯлась в них в смешном виде. Ќо прошло немало  времени,  пока  удалось
навсегда  положить  конец  этой  неприличной   и   безнравственной   забаве:
простонародье не хотело отказыватьсЯ от своего любимого развлечениЯ, и как в
Ђнглии, так и в отландии митре католического епископа, равно как и  стихарю
епископа реформатского, а также плащу и перевЯзи  свЯщенника-кальвиниста  не
раз приходилось стушевыватьсЯ перед масками  комических  персонажей  -  папы
дураков,  малыша-епископа  и  аббата  ѓлупости.  {‚  интересном  романе  под
названием  "Ђнастасий"  сообщаетсЯ,  что  такие  же   пародийные   церемонии
происходили там, где господствовала греческаЯ церковь. (Џрим. автора.)}
     €менно этот последний персонаж, в своем полном  облачении,  приближалсЯ
сейчас к порталу  церкви  свЯтой  Њарии,  вырЯженный  так,  что  его  костюм
представлЯл собой  карикатуру  или,  иначе  сказать,  шутовскую  пародию  на
облачение и регалии настоЯщего аббата, прЯмо к которому  он  и  направлЯлсЯ,
нимало не смущаЯсь тем, что это был день вступлениЯ аббата в должность,  что
его окружали другие духовные лица и что он  стоЯл  под  сенью  алтарЯ  своей
церкви. Њнимый церковный сановник был толстый малый низкого роста;  ему  еще
нарастили живот,  привЯзав  туго  набитый  чем-то  мешок,  и  от  этого  его
коренастаЯ, приземистаЯ фигура выглЯдела уморительно-потешной. Ќа  нем  была
кожанаЯ  митра,  расшитаЯ  спереди  какими-то   грубыми   узорами,   подобно
гренадерскому киверу, и  увешаннаЯ  оловЯнными  побрЯкушками.  Ќа  лице  его
выдавалсЯ непомерной величины нос, столь же богато  украшенный,  как  и  его
головной  убор.  ђЯса  его  была  из  клеенки,  а  риза  -   из   причудливо
размалеванной холстины с фестонами. Ќа одном плече у него помещалось  чучело
совы; в правой  руке  он  держал  пастырский  посох,  в  левой  -  небольшое
зеркальце с ручкой, таким образом напоминаЯ  собой  знаменитого  шутника,  о
чьих  приключениЯх  рассказываетсЯ  в  книге,  котораЯ  была  переведена  на
английский Язык и пользовалась некогда большой популЯрностью; еще сегоднЯ ее
можно приобрести по цене один фунт стерлингов за каждый лист.
     ‹юди,   сопровождающие   этого   мнимого   сановника   церкви,   одетые
соответственным образом и снабженные подобными же атрибутами, имели такое же
карикатурное сходство с носителЯми различных монастырских званий, как  и  их
главарь с самим настоЯтелем. ‘тройной  процессией  следовали  они  за  своим
главарем, и всЯ пестраЯ толпа рЯженых, ожидавшаЯ  его  поЯвлениЯ,  пропустив
его  со  свитой  вперед,  стала  вливатьсЯ  в  церковь  с  криками:  "„орогу
почтенному отцу •аулегласу, ученому монаху ордена ЃеззакониЯ, его свЯщенству
аббату ѓлупости!"
     ‚озобновилсЯ  кошачий  концерт,  и  церковь  заполнилась   разноголосым
гомоном: мальчишки кричали и завывали; мужчины гоготали и орали  напропалую;
женщины визгливо смеЯлись и испускали истошные вопли, звери  рычали,  дракон
бил хвостом и шипел, конек-скакунок