свЯзана  в  моей  душе  памЯть об отце, звука похода, неотвратимой поступи
приближающейсЯ  Џобеды,  идущей  с развевающимисЯ алыми знаменами впереди.
„а,  наверно, все было не так красиво на самом деле, и солдат было мало, и
много  грЯзи налипло на их сапоги, но все равно наша Џобеда шла сейчас нам
навстречу,  это  наша  Џобеда собирала свои войска в подмосковных лесах, и
это было наше светлое будущее, и мне сжало горло...
   ‘олдаты проходили мимо нас.  ‹ица их были чисты и строги.  Њне хотелось
побежать с  ними рЯдом и показать им дорогу на ™еткино,  и сказать на ходу
каждому из них,  чтобы они шли скорее,  и дрались беспощадно,  и спасли бы
мою  „уню,  перед которой Я  виноват без  вины,  и  спасли бы  всех наших,
которые ждут их сейчас,  призывают и кличут.  ‘олдаты шли мимо нас, и Я не
успел побежать за  ними,  потому что вдруг понЯл,  что не нужно мне делать
этого,  солдаты все  знают сами.  Ћни сделают свое дело во  что бы  то  ни
стало,  у  них такое же сердце,  как мое,  и бедное сельцо ™еткино длЯ них
ђодина, и „унЯ длЯ них тоже ‘естра и ‹юбовь.
   Ѓайсеитов негромко крикнул:
   - Ѓей фрица, ребЯта, бей!
   €  в  колонне блеснули ответные горЯчие взглЯды,  и  замыкающий солдат,
проходЯ мимо,  метнул  на  нас  быстрые огневые свои  глаза  и  негромко и
страстно сказал Ѓайсеитову:
   - Ѓудь спок!
   Ћн  улыбнулсЯ краем рта и  прошел вперед.  €  мы  долго еще смотрели им
вслед,  как они идут быстро и  согласно,  и Ѓайсеитов сказал по-восточному
напевно:
   - ‘ердце мое идет с ними рЯдом...
   Њы двинулись. Џаровоз все дымил.
   Ќа вагонных окнах белели чистенькие занавески. ќто было странно. Џросто
невероЯтно.
   -  —уднЋ,  -  сказал  Ѓайсеитов, словно не понимаЯ и не верЯ, что после
прожитой ночи в мире могут существовать такие белые занавески...
   - ‘корее,  - прокричал на ходу какой-то парень, - скорее, поезд отходит
в десЯть!
   Њы заторопились, вдруг смертельно испугавшись, что опоздаем.
   Ќа  площадке последнего вагона  стоЯли  две  рослые девушки в  шинелЯх,
краснощекие грудастые девушки с  наведенными бровЯми.  Ћни протЯгивали нам
руки,  и мы,  стыдЯсь, протЯгивали им свои, и девушки втащили нас в вагон.
Љогда поднимали Ѓайсеитова, его ноги стучали о ступеньки, как деревЯнные.
   - ќтот полегше будет,  -  сказали девушки про менЯ,  и,  когда втащили,
одна шлепнула менЯ пониже спины, - давай, хромай веселее!
   џ вошел в вагон. Ћн был набит до отказа. Ќа чистых сверкающих скамейках
и  на  чистом сверкающем полу,  под  чистыми сверкающими занавесками сидел
измазанный наш,  усталый, измученный и голодный народ. ‘транно было знать,
что  это те  же  самые люди,  которые так недавно ехали сюда такие чистые,
сытые и  здоровые.  Ќо  это  были они,  те  же  самые,  и  вид  у  них был
отработанный,  они смахивали на отходы,  на второй сорт, потому что горе и
обида иссушили их  за одни сутки.  Ќо Я-то хорошо знал,  что этот народ не
сдалсЯ, нет, не сдалсЯ! Џросто мы все ехали перезарЯжатьсЯ.
   Ѓайсеитов нашел мне место в  дальнем углу вагона,  рЯдом с  собой,  и Я
опустилсЯ на  пол.  Ѓыло  тепло и,  несмотрЯ на  большое количество людей,
очень тихо. Ќароду все прибывало. Џотом больше уже никто не входил: видно,
грудастые проводницы никого не пускали, люди шли вперед, к голове состава,
Я  слышал голоса за окнами.  ‚друг дверь открылась,  и к нам в вагон вошел
слепой старик.  ‹ысаЯ  его  голова была  обнажена,  водЯнистые серые глаза
смотрели  строго.  ‘тарик  все  времЯ  что-то  неслышно шептал,  губы  его
непрерывно    шевелились.     ‚переди    него     пробиралась    крохотнаЯ
девочка-поводырь.   Ћна   была  в   ладненьком,   перевЯзанном  веревочкой
зипунчике,  головка повЯзана платочком.  ‚ больших, наморщенных, синеватых
своих руках старик держал каравай хлеба.  Ћн прижимал его к груди. ‚ойдЯ в
вагон, старик остановилсЯ и строго сказал что-то шедшей за ним проводнице.
Ћна скрылась и  быстро вернулась,  протЯнув старику длинный и  острый нож.
’онким  и   осторожным  движением  старик  отрезал  от  буханки  небольшую
горбушечку. Ћн отдал ее девочке, и та подошла к первому из нас и протЯнула
ему хлеб.  —еловек взЯл, а девочка тотчас вернулась к старику. Ћн уже ждал
ее  с  новым  небольшим ломот-ком  черного хлеба.  „евочка взЯла ломоток и
отдала следующему.  ’ак шли они по вагону,  старик и  девочка,  и  оделЯли
голодных людей,  и  мы принимали этот хлеб с  благодарностью,  и грудастые
проводницы стоЯли и плакали.


        22

   ‘овершенно  не  помню,  сколько  Я спал и сколько мы ехали, какие места
проезжали,  ничего  не  помню.  ‚скочил  Я,  когда  поезд  стоЯл у перрона
Љиевского  вокзала  и  половина  наших людей уже покинула вагон. Ќадо мной
стоЯл Ѓайсеитов, он трогал сапогом мои ноги.
   - ‚ставай, - говорил Ѓайсеитов, -- вставай же. Њосква!
   Ќе передать того, что Я почувствовал, когда услышал это слово. Ќе стоит
об этом. џ жадно, до исступлениЯ жадно вбирал глазами Љиевский вокзал, его
грЯзный, немытый стеклЯнный купол, нехитрые киоски вокруг и большой разлет
площади.  Њы  стоЯли  на  ступеньках вокзального зданиЯ,  на  площади было
пустынно,  знакомые с  детства камни  лежали  передо мной.  да,  это  была
Њосква,  в этом было все дело,  и сердце билось тЯжело и сильно,  как Язык
многопудового колокола.
   ‘лева с Ѓородинского моста, четыре девочки вели аэростат. —етыре ладные
девочки с  узенькими талийками вели под  уздцы допотопное чудище.  „евочки
знали, как с ним обращатьсЯ, и чудище безропотно подчинЯлось им. Ѓайсеитов
не смотрел на девочек.
   - Њне на Њожайку,  -  сказал Ѓайсеитов и  переступил с ноги на ногу,  -
прощатьсЯ надо.
   - Ќапиши адрес, - сказал Я.
   Њы  пошли  к  перронной  кассе,  попросили карандаш и кусочек бумажки и
обменЯлись адресами.
   џ сказал:
   -  џ  написал тебе адрес, Ѓайсеитов, не просто так. Ѓайсеитов, слышишь,
приходи  ко  мне.  Њой  ключ лежит всегда в почтовом Ящике, и если менЯ не
будет дома, ты входи и обожди. џ тоже к тебе приду.
   Њы протЯнули друг другу руки, и Ѓайсеитов раскрыл глаза. џ увидел глаза
Ѓайсеитова.  ЋказываетсЯ,  это  были прекрасные глаза,  не  маленькие,  не
узкие,  нет. ќто были огромные человеческие глаза, наполненные нежностью и
грустью.  џ  долго смотрел в  эти  глаза.  Њы  обнЯлись.  Ћн  спустилсЯ по
ступенЯм и быстро пошел,  не оглЯдываЯсь.  Ћн шел,  а Я смотрел ему вслед.
Ѓез него тоже никогда не будет совсем хорошо.
   € Я пошел домой.  Ѓыстро идти Я не мог,  да и не хотел.  ЉорЯга-костыль
был теперь моим спутником.  Ћн постукивал слева, и ноги саднили, но сердце
оживало, дело было в Њоскве, идти было легко.
   Ќад  городом  висел  странный  и  неприЯтный  запах  гари,  черный  дым
вываливалсЯ из многих труб,  людей было мало,  изредка проносились машины,
груженные узлами и разной рухлЯдью. Ќа узлах сидели насупленные люди. Ћкна
магазинов были завалены мешками. Њрачно было и строго. Њосква была сжатаЯ,
подобраннаЯ,  и мне показалось,  что Я вижу ее лицо,  подлинное лицо,  без
гари и машин с узлами.  Њногое в ней изменилось за времЯ моего отсутствиЯ,
в  самом воздухе изменилось,  и Я чувствовал,  что это неспроста,  что еще
серьезнее дело стало.  Њосква напоминала мне  сейчас бойца,  что стоит вот
так же сумрачно и тихо, широко расставив ноги, и глЯдит исподлобьЯ, прежде
чем одним разом,  одним ударом смыть с себЯ позорное оскорбление, скверное
надругательство врага,  которому если не отомстить, то и жить уж нельзЯ на
свете. џ вспомнил строки и сказал вслух:

                           €зловчилсЯ он,
                           ЏриготовилсЯ...
                           € ударил!!!
                           ‘воего ненавистника!
                           ЏрЯмо в левый висок!
                           ‘о всего!!!
                           Џлеча!!!

   ќто было у ‘моленского.  Ђ на Ђрбате мимо менЯ проскакал конный. ‹ошадь
стлалась по центральной улице Њосквы,  всадник свистел плетью и  жег конЯ,
он гнал его как безумный,  стоЯ в  стременах и качаЯ поводьЯми,  чтобы еще
ускорить этот дикий бег.  Ѓледные искры взлетали из-под конских копыт. „а,
навернЯка дело серьезное.
   ‚  нашем дворе никого не  было,  никто не  видел,  что Я  пришел домой,
бородатый, с костылем, и Я долго стоЯл у своего почтового Ящика не в силах
побороть волненье.  Џотом Я наконец решилсЯ и пошарил в нем рукой.  Ћн был
пуст,  в  нем не  было ни одного письма,  и  ключа от моей комнаты тоже не
было. џ нашарил в полутьме свою дверь и толкнул ее. Ћна была открыта.
   ‚от он, гвоздик на стене, где висел плащ девочки ‹ины.
   џ шагнул в комнату.  ‡а столом, на стульЯх и на кровати сидели женщины.
Њного женщин.  ‘тарые и молодые,  разные. Ћни повернули ко мне головы. ‚се
молчали.  Џервой заговорила стриженаЯ курчаваЯ женщина,  стоЯвшаЯ у стены.
Ћна сказала требовательно и сухо:
   - ‚ам кого, товарищ?
   - Ќикого.
   - Ќе понимаю вас, - сказала она и прищурилась.
   - џ пришел домой, - сказал Я. - џ здесь живу.
   †енщина еще не понимала.
   - —ерт знает что,  -  воскликнула она.  -  ђайсовет предоставил нам это
помещение длЯ занЯтий медсестер.
   - € прекрасно, - сказал Я, - молодец райсовет.
   - Ќо нас уверили, что помещение совершенно свободно!
   -  џ  не  помешаю  вам,  -  сказал  Я.  -  ‡анимайтесь, сестрички, менЯ
действительно не было, но Я пришел. џ из ополчениЯ, - добавил Я. - џ спать
хочу. ‡анимайтесь, сестрички.
   ’е из них,  кто сидел на кровати,  вскочили.  џ прошел к кровати и снЯл
сапоги. ‚ комнате сразу запахло портЯнками. џ лег в чем был и повернулсЯ к
стене.
   - ‡анимайтесь, - сказал Я. - ‡анимайтесь, сестрички.


        23

   Ѓыло  совсем  темно.  џ  вскочил  и  начал  лихорадочно одеватьсЯ,  мне
показалось,  что это побудка и нужно растолкать ‹ешку,  но рЯдом никого не
было,  рука моЯ ткнулась в подушку,  соломы не было,  воздух был чист,  не
слышно было храпа.  џ  вспомнил,  что дома.  Њедленно,  ощупью пробралсЯ и
проверил затемнение.  Ћно было в  полном порЯдке,  можно зажигать свет.  џ
щелкнул выключателем.  ‚  комнате все  было чисто прибрано,  все  было как
всегда,  только на  стенах не  было ‚алиных фотографий -  на стенах висели
прибитые  большими гвоздЯми плакаты,  объЯснЯющие,  как  лучше  переносить
раненых,  как  накладывать повЯзки,  делать уколы и  так далее.  Ќа  столе
лежало  несколько кусков хлеба,  куски  эти  имели  разные оттенки и  даже
разные цвета, еще там лежал небольшой кусок колбасы, конфетка "прозрачнаЯ"
и кусок сахара.  џ вспомнил женщин с курсов медсестер и понЯл, что это они
оставили мне  поесть,  позаботились обо мне и  собрали между собой кто что
может.  џ налил в огромную кастрюлю воды и поставил ее на неросинку.  Џока
вода грелась, Я нашел чистую рубашку, трусы, носки и снЯл с полки красивый
плотный кусок мыла.  Џотом Я  подождал у керосинки и водил пальцем в воде,
пока она не согрелась.
   џ налил немного воды в таз и вымыл голову.  Џотом,  в новой воде, Я мыл
ноги. ’ам, где у менЯ были Язвы, теперь была новаЯ розоваЯ кожа.
   Џотом  Я  разделсЯ весь  донага  и  развел  оставшуюсЯ воду  холодной и
кое-как вымыл тело.  †ивот у  менЯ так ввалилсЯ,  что Я  удивилсЯ даже.  Ђ
грЯзи на мне было столько,  что когда вода стекала в корыто,  Я смотрел на
нее и только приговаривал сто раз подрЯд:
   - Ќу-ну! Ќу и ну!
   Џотом Я  встал у  стола и  поел оставленного мне  медицинскими сестрами
разнокалиберного и разноцветного хлеба:  черного,  серого и коричневого. џ
съел сахар,  конфету,  маленький кусок колбасы и  запил все  это  холодной
водой.  Џотом потушил свет и,  отодвинув штору из черной бумаги,  глЯнул в
окно.   Ќа  дворе  было  светло.  ‡начит,  был  день  и  Я  проспал  часов
шестнадцать. Ќужно было идти...


        24

   ‚ойдЯ в  театр,  Я  почувствовал странную атмосферу безлюдьЯ.  Ќикто не
встретил менЯ в служебном проходе, и Я, опираЯсь на байсеитовский костыль,
прошел  через  внутренний коридор,  не  встретив  ни  одного  человека.  ‚
коридоре,   загораживаЯ  проход,   стоЯл  Ящик.   Ќа  нем  было  написано:
"Ђппаратура".  Ћн был перевЯзан толстыми веревками. Џротиснувшись боком, Я
прошел  дальше и  увидел сквозь неплотно закрытую дверь  следующей комнаты
‡убкина.  Ћн  был  похож  на  лЯгушку  больше,  чем  когда-либо.  ‚оровато
озираЯсь,  он вытащил какую-то папку и разорвал ее в клочки.  џ смотрел на
него.  џ  не понимал,  что он делает,  но во всей его повадке в эту минуту
было что-то такое мерзкое,  подлое и даже предательское, что у менЯ просто
почки заболели от отвращениЯ, и Я ушел.
   ЏройдЯ налево, Я услышал голоса в буфете.
   ‚от и еда, подумал Я и толкнул дверь.
   ‚алЯ шла через комнату на  подламывающихсЯ каблучках.  Ћна шла,  обходЯ
голые мраморные столики, прЯмо к стойке. ’ам стоЯл человек. Ћн был в узких
брюках,  мне показалось, что это лосины. ‚алЯ шла, протЯгиваЯ к нему руки.
Ћн  подал ей стакан.  ‚алЯ взЯла его и  пошла за свой столик.  Ћна менЯ не
видела. џ шагнул к ней навстречу.
   џ сказал:
   - Џочему ты не ответила на письмо?
   Ћна взглЯнула на  менЯ и  выронила стакан.  Ћн упал на каменный пол,  и
кисель разлилсЯ розовой лужицей.
   Ђ  ‚алЯ смотрела на  менЯ,  и  вдруг Я  увидел,  что ее  глаза до краев
переполнены злостью. Ћна сказала негромко и внЯтно:
   - Љак вы изменились.  ‚ы что,  с  того света,  что ли?  џ получила вашу
записку, она патетична. ЊенЯ тошнит от патетики!
   Ћна подошла ко мне близко,  и  никто не мог слышать ее слов.  џ  ожидал
чего угодно,  но она всегда была полна неожиданностей.  €  тут она сказала
мне, глЯдЯ в глаза очень откровенно:
   - Џисьмо - это документ, братец... - € пошла мимо.
   ‡начит  так:  Я  получу твое письмо и потом буду показывать его каждому
встречному и поперечному и буду похвалЯтьсЯ?!
   џ  спустилсЯ  вниз, в кладовую, кладовщик сидел и барабанил пальцами по
столу. “видев менЯ, он сказал:
   - ‚ернулсЯ?
   џ сказал:
   - „а. Џримите.
   џ  снЯл  с  себЯ  ватник и, привалившись к стене, стЯнул сапоги. ‘тарик
долго и сокрушенно осматривал прожженный истершийсЯ ватник. Ћн поворачивал
его  и  так  и  этак,  поближе к свету, и все поглЯдывал неодобрительно на
менЯ,  качал головой и цокал. ‘апоги мои окончательно расстроили его, и он
сердито  бросил  мне  мои  ботинки.  џ  снЯл  портЯнки и переобулсЯ. ‘тало
удивительно легко ногам. Џросто казалось, что Я босиком. џ поднЯлсЯ наверх
и вышел из театра.
   Њне  надо было попасть на  ’верской бульвар,  в  райком.  џ  знал,  что
делать.  Џусть  попробуют мне  отказать.  џ  не  от  себЯ  прошу.  ’ак  мы
сговорились с ‹ешкой ”омичевым.  Ћн упал на траву,  там, на этой проклЯтой
дороге,  он упал на траву и закрыл свои карие очи. ЊенЯ надо взЯть, это за
менЯ просит моЯ единственнаЯ,  моЯ ненаглЯднаЯ „унЯ, она ждет, что Я приду
и  возьму ее в  жены.  ‘ережа ‹юбомиров просит за менЯ и  те,  кто осталсЯ
позапрошлой ночью на той стороне,  у нашего штаба,  когда фриц перелетел и
отрезал им  путь к  жизни.  Ћни  посылают менЯ к  вам,  товарищ ђайком.  џ
осталсЯ цел,  но  это  чудо,  и  значит только то,  что Я  должен доделать
работу.  ќту страшную работу войны.  џ буду делать ее всегда,  пока цел. Ђ
если Я цел не останусь, - то останетсЯ другой.
   ‚от так Я  и скажу в райкоме,  пусть попробуют менЯ не послать,  Я черт
знает до кого дойду - не имеют права менЯ браковать!


        25

   џ  еле  протолкалсЯ через  толпы людей.  Џовсюду стоЯли столы,  кого-то
записывали, выкликали, проверЯли. ‡десь были студенты, рабочие, служащие и
даже школьники. ‡десь никто не собиралсЯ зажимать менЯ.
   - €ди в ЊЉ. ђаз ты в партизаны, иди туда. Љолпачный переулок.
   - ‚озьмут? - грубо спросил Я, нервы мои были напрЯжены.
   - €ди сходи, - уклончиво сказал вихрастый инструктор.
   •отелось мне тогда иметь крыльЯ, но пришлось все-таки идти пешком. Ќо Я
не такие куски хаживал,  Я  отдохнул,  Я надеЯлсЯ и поэтому дошел быстро и
споро.
   ‚   коридоре  толкалсЯ  народ.   џ  увидел  женщину  в  черном  платке,
крест-накрест,  туго-натуго  облегавшем грудь.  Ћна  была  похожа  на  ту,
котораЯ звала с плаката "ђодина-мать зовет".
   - „вух сынов убили и мужа, - сказал кто-то за ее спиной.
   џ с любовью смотрел на ее прекрасное лицо.  Љ человеку, от которого все
зависело,  была очередь,  входили по двое-трое.  џ долго ждал.  Љогда менЯ
вызвали,  Я  вошел в  просторную,  плохо прибранную комнату,  в ней тЯжело
пахло холодным табачным дымом,  и за столом сидел человек с густо заросшим
лицом. Ћн сидел на табуретке, она скрипела под ним, под его вертким телом.
Ћн  был  в  кожанке.  Џеред этим человеком стоЯла девочка в  синем пальто.
€з-под пальто торчала коричневаЯ юбка, а из-под юбки красные лыжные штаны.
€з-под  огромной шапки-ушанки свисали две косички.  џ  видел ее  худенькое
личико,  освещенное серыми глазами,  огромными и  чистыми.  „евочка стоЯла
перед человеком в  кожанке и что-то говорила.  ‚ голосе ее была мольба.  ‘
решимостью и  надеждой  смотрела  она  на  привыкшего к  запаху  холодного
табачного дыма  человека.  Ћн  же  смотрел  на  нее  из-за  барьера  своих
бессонных ночей и моргал красными,  воспаленными веками. Ћн все наклонЯлсЯ
вперед,  табуретка скрипела,  видимо,  человек  хотел  получше  разглЯдеть
девочку. ‚ыслушав ее, он болезненно поморщилсЯ и спросил:
   - € что же ты собираешьсЯ делать в наших партизанских отрЯдах?
   „евочка взмахнула худенькой рукой и шагнула к столу.
   - ‚зрывать, - сказала она.
   —еловек в кожанке взглЯнул на нее, и вдруг что-то осветило его заросшее
щетиной лицо.  ‚ глазах поЯвились нежность и боль. Ќо он тотчас сдержалсЯ,
погасил свой свет изнутри и сказал, отвернувшись:
   - €ди, девочка, домой...
   Ћна отошла от  него и,  прислонившись к  грЯзной стене,  заплакала.  Ћн
скрипнул табуреткой и сказал:
   - ‘ледующий.
   џ подошел к нему,  стараЯсь не хромать,  он поговорил со мной и сказал,
что ладно,  Я вполне подойду и что завтра менЯ, возможно, отправЯт к месту
назначениЯ, чтоб Я не уходил.
   - Ђ  пока,  -  сказал он  мне,  черкнув что-то на бумажке,  -  а  пока,
Љоролев,  можешь спуститьсЯ вниз в подвал,  найдешь там товарища Ђндреева,
предъЯвишь ему эту записку, и он тебе выдаст сапоги и ватник...