        „идерик ‰оханнес Ћпперман. Ќочной дозор


---------------------------------------------------------------
     &copy; Copyright „идерик ‰оханнес Ћпперман
     &copy; Copyright …вгениий ‚итковский, перевод с африкаанс і http://lib.ru/NEWPROZA/WITKOWSKIJ/
     Date: 19 Oct 2003
---------------------------------------------------------------

     (1914-1985)

     ‘тихотворениЯ и поэма

     Џеревод с африкаанс …вгениЯ ‚итковского


        †“ђЌЂ‹ ‰Ћђ€ЉЂ

        1. ЏЋ„‚Ћ„ЌЂџ ‹Ћ„ЉЂ

     ’ам, где смерчем ночнаЯ ревет высота
     и хлещет ливень, - строчкой короткой
     молнии магниеваЯ черта
     сверкает над всплывшей подводной лодкой,

     возникшей, как фата-моргана, на миг;
     но прежде, чем станет волне по силам
     ее накрыть - накренЯет плавник
     и вглубь уходит округлым рылом,

     с пеной вдоль жабер и вдоль боков,
     ангелов-рыб растолкав хороводы,
     меж бедрами двух материков
     нырЯет в наитемнейшие воды,

     в мир погибших матросов и сломанных рей,
     государств, ушедших давно под буруны;
     но по-кнЯжески щедр Яйцеклад морей -
     вновь государства растут, как луны.

     Ћтсеки лодки полны тишиной,
     молочный свет в капитанской рубке
     озарЯет за переборкой стальной
     рычаги, циферблаты, датчики, трубки, -

     здесь Њануэл, высокий морЯк,
     с короткой бородкой, худой, узколицый,
     по картам следит за дорогой сквозь мрак,
     на приборы глЯдит, листает страницы;

     „абор, толстЯк, на койку прилег,
     сопит и похрапывает глухо,
     просыпаетсЯ, подавлЯет зевок,
     за пульсом лодки следит вполуха;

     и ‰орик во впадине гамака
     спит тЯжело, отвернувшись к стенке,
     покуда его не щипнет слегка
     толстЯк: давай продирай-ка зенки, -

     но ‰орик вновь закрывает глаза
     и молитсЯ: "Ѓоже, мой слабый разум
     не в силах понЯть в ’ебе ни аза,
     но Я повинуюсь ’воим приказам,

     здесь, в лодке, почти ползущей по дну,
     сколь бы душа домой ни стремилась;
     но на пути в чужую страну
     в трех дюймах от смерти - пошли мне милость:

     пусть ни магнитнаЯ мина, ни риф
     не встретЯтсЯ на пути субмарины,
     и пусть ее бессмысленный взрыв
     не исторгнет из лона морской пучины..."

     ’олстЯк-зубоскал - в своем амплуа:
     "Ќаверху-то, конечно, всЯкие бури,
     но тебе, под водой, что за дело, а?
     ЌачиталсЯ, видать, сухопутной дури?

     —ихнЯ все это - считаю Я.
     Ќу-ка, давай поглЯдим по картам.
     ‘ними!" - разложит, резинку жуЯ,
     сулит невезуху, прельщает фартом:

     "‰орри, держись, пусть угрозы и нет:
     червоннаЯ дама, туз, как видишь,
     бубновый король, пиковый валет -
     но ты все равно победителем выйдешь!"

     *

     ‘квозь легкую дымку морского тумана
     зодиаком новым уже вознесло
     Љрылатого ‡меЯ, Ѓольшого ”азана;
     ‰орик глЯдит в смотровое стекло

     и видит: при свете луны, без опаски,
     от кораблей, погребенных на дне,
     всплывают призраки в полной оснастке
     и, как прежде, легко скользЯт по волне,

     и матросы на палубах вновь, с усильем
     одолеваЯ стихии власть,
     свЯзуют - будто кость с сухожильем
     в крыле у чайки - с парусом снасть,

     парусом белым... ‚ придачу к заботам
     он вспоминает ночной порой
     легенду, поведанную ѓеродотом,
     как владыка …гипта, Ќехо ‚торой,

     не пожалел казны длЯ похода:
     морЯки доказали, что солнце встает
     все времЯ справа, три полных года;
     а вот - плывет лиссабонский флот,

     вот на Њадейре Яростный ‘арко,
     как сады, за крестом насаждает крест;
     вдоль берега Ђфрики утлаЯ барка
     сквозь желтый пар Ядовитых мест

     плывет, но уже ни вера, ни деньги
     не владычат над доводами ума, -
     лишь пыль пустынь оседает на стеньги
     да мыс Ѓохадор насылает шторма,

     здесь мир кончаетсЯ, затуманЯсь,
     здесь ни птицам, ни ангелам нет пути,
     но тупой, коричневый †ил ќанес
     все дальше и дальше велит грести;

     кругом колдовство и ветра штормовые,
     но <i>другой</i>, не чтимый никем, нигде,
     вкруг Њыса Ѓурь обошел впервые
     и покоитсЯ в южной морской воде, -

     вкруг мыса, что бы пределом дерзанью,
     плодЯщего черные ночи и дни,
     в которых над гротом и над бизанью
     ‘вЯтого ќльма горЯт огни, -

     <i>он</i>, кто к востоку рвалсЯ, откинув
     сомнений и суеверий груз,
     кто воздвиг средь тюленей и средь дельфинов
     крест на острове ‘анта Љрус:

     "Њолитву на бреге пустынном, голом,
     ‘вЯтаЯ ЊариЯ, тебе творю:
     ужас перед свЯщенным симв*лом
     внуши и зверю и дикарю!"

     „иас - ломавший судьбу упрЯмо,
     но за пределом встречавший предел,
     как ван ‹инсхотен, как „рейк и да ѓама,
     как все, кто до цели дойти не сумел.

     €сполин ѓоры набычилсЯ гневно,
     смертельным бивнем выставЯ риф:
     крыла распластав, сюда ежедневно
     прилетает белоголовый гриф,

     подслеповатые глазки таращит
     и подплывающие суда
     прЯмо на каменный бивень тащит,
     которым вспорота здесь вода;

     корабль уходит рывком единым
     в соленую, непроглЯдную тьму;
     не один, кто крестом угрожал сарацинам,
     на дне покоитсЯ, в вечном дому;

     давно доиграв мирскую драму,
     призрак-корабль обходит мель,
     к ‹иссабону, ‹ондону, Ђмстердаму
     везет подарки восточных земель:

     алмазы, гвоздика, перец, корица,
     серебро, сундуки золотого шитьЯ...
     "‡десь, где ангелам-рыбам пристало резвитьсЯ,
     средь руин корабельных двигаюсь Я,

     здесь каменный бивень - цель и награда,
     последний причал и венец трудов
     неловких искателей ќльдорадо, -
     здесь под утро на остовах мертвых судов

     играют зеленые, белые зори,
     и виден обросший солью скелет,
     серебрЯный грошик, брошенный в мире -
     "ѓарлем", покоимый триста лет.

     "„оброй Ќадежде", "–апле", "‚ерблюду"
     судьба уподобит ли жизнь мою?
     Ќеужто Я, недостойный, буду
     семенем, брошенным в землю сию?"

     *

     —аЯчье в небе мелькает крыло.
     ‘квозит бахрома дождЯ седаЯ.
     ‰орик знает, что времЯ почти пришло,
     и в перископ глЯдит, выжидаЯ:

     быть может, под пасмурной пеленой
     наконец предстанет жадному взору
     город, неведомый, но родной,
     обнЯвший плосковершинную гору...

     Џрежде, чем день, разлившись вокруг,
     наполнит воздух жаркой одышкой,
     по лестнице ‰орик выходит в люк,
     прорезиненный сверток держа под мышкой.

     Ќа мостике с ним остаетсЯ вдвоем
     Њануэл, воитель худой и упрЯмый,
     от багра и копий на теле чьем
     в пЯти местах глубокие шрамы.

     - ѓотовьсЯ снова увидеть нас,
     не знаЯ ни мига, ни днЯ, ни года:
     никто не в силах предвидеть час
     прихода нашего и ухода.

     Ѓестрепетно и терпеливо жди:
     момент любой длЯ нас одинаков.
     Џомни о нас постоЯнно среди
     предвестий, примет и условных знаков.

     ‚от карта тебе - ты уходишь в бой,
     надежда - на разум, на глазомер твой;
     как Я когда-то, теперь собой
     во имЯ цели твердо пожертвуй.

     Џотом сирена, как зверь, ревет,
     и голос ее монотонный страшен
     над рЯбью свинцовой прибрежных вод;
     вот - город, с тысЯчью зданий, башен,

     с шумом моторов, с шорохом шин;
     и вот, покинутый на дороге
     с картой и свертком, в толпе - один,
     человек исчезает в тумане, в смоге.

        2. ”Ћ’ЋЉЂЊ…ђЂ

     €з гостиницы он выезжает с утра,
     в окнах автобуса видит вскоре
     мир, который ему открывать пора:
     ‹ьвиную ѓолову, ‚згорье, море.

     ѓород террасами вверх ползет,
     желтым и красным испЯтнана круча,
     костистой громадой глЯдит в небосвод
     ѓоры ‘толовой белаЯ туча.

     ‡а стеклами - нематерьЯльный вид,
     изменчивых образов вереницы:
     времЯ безвременьем стать норовит,
     пространство утрачивает границы.

     Џик „ьЯвола, рвущийсЯ в высоту;
     ‰орик думает, что едва ли
     так уж уютно меж труб в порту
     џну ван ђибеку на пьедестале.

     "”орт, не подвластный жадным годам,
     пЯть сверкающих бастионов:
     Љатценеленбоген, Ћранье, ‹ердам,
     Ќассау, Ѓюрен, - над осыпью склонов

     восставшие, венчаЯ собой
     конечный выступ скальных нагорий, -
     звезда, возожженнаЯ борьбой
     новодостигнутых территорий".

     ‘тарый ђынок, запахами дразнЯ,
     зелеными грузовиками запружен -
     из ’анца-‚олчонка, из “тешь-ЊенЯ,
     из „раконова-ЉамнЯ, из †емчужин.

     Ќа прилавках коричневых продавцов
     куркума, салат, помидоры с грЯдки,
     пирамиды Яблок и огурцов,
     а вот - антилопа! вот - куропатки!

     –окот копыт, скрежет колес;
     малаец необычайного вида
     дудит в рожок и все, что привез,
     превозносит: "™ука, горбыль, ставрида!.."

     ‘олнце равнинную сушит траву,
     ветрЯк, стоЯнку, три перечных дерева,
     пригорки, траву, пригорки, траву,
     ветрЯк, стоЯнку, два перечных дерева;

     в “мбило - тутовые дерева,
     павлин в Ядовито-синем уборе,
     шесть башен мечети, пыль, синева,
     сезонники, даль плантаций, море.

     Ћн вместе с зулусами ходит на лов
     зверьЯ и птиц, расставлЯет проворно
     силки длЯ диких перепелов,
     падких на кукурузные зерна.

     Ѓолота, москиты; не прЯчась ничуть,
     из скальной щели ползет игуана.
     Ћн знает - где золото есть, где ртуть,
     где залежь углЯ, а где - урана.

     Џо ночам слоистый туман плывет,
     во мраке скользЯт светлЯки, силуэты;
     чье-то мычанье в прели болот,
     и в каждой пещере - свои скелеты.

     ЉрестьЯнские лошади удила
     грызут, покуда крестьЯне сами
     на мешках с зерном, оставив дела,
     сидЯт, перекупщика ждут часами.

     Ћт солнца рукой заслонЯсь, на спине
     в траве равнины лежать приЯтно,
     следЯ, как соколы в вышине
     кружат и кружат, - алые пЯтна, -

     как звезды вращаютсЯ в Њлечном Џути;
     клик в небесах свободен и звонок, -
     затерЯйсЯ в звездах, кричи, лети,
     маленький алый соколенок!..

     Ќо в город, когда спадает жара,
     возвращаетсЯ он из долгих отлучек,
     над картой, над книгой сидит до утра,
     к тайне любой подбираЯ ключик.

     € смотрит ‚иса, как лунь, седаЯ,
     в отсветы пламени бытиЯ,
     из дыма образы осаждаЯ,
     повествованиЯ нить виЯ.

     ѓрезит она подолгу, помногу
     о народе, родившемсЯ в этой стране,
     приморской и горной, с которым Ѓогу
     угодно беседовать в громе, в огне.

     ‘тановитсЯ взглЯд ее неистов,
     в нем воскресает то, чего нет
     давно: восстаниЯ колонистов,
     поселки - ‘веллендам, •рафф-ђейнет.

     ‚сплывают подробности старой драки:
     Ѓезейденхаут сказал, что добром
     его не возьмут - и проклЯтым хаки
     идти на него пришлось впЯтером;

     оказались, видать, не больно-то ловки.
     "Ѓыл приговор повстанцам строг.
     €з пЯти - порвались четыре веревки,
     говорЯт - случайность. Њы знаем - Ѓог".

     Ћна повествует о воинах черных,
     о том, как гремит в восточной земле
     древнЯЯ песнЯ ночных дозорных;
     как в фургонах плетутсЯ, как скачут в седле;

     "Ћн дал нам покинуть море мирское" -
     ... падает пена со спин волов...
     "„абы мы постигали в тиши, в покое,
     откровеньЯ …го божественных слов".

     € воскресают детали мифа
     о том, как на Ѓлаукранс ночь сошла
     и стала последней длЯ Џита ђетифа
     и как ассегаи вонзались в тела.

     "‚месте с нами Ћн над ђекой Љровавой
     фонари с кнутовищ направлЯл во тьму,
     над Ђмайюбой ‘воею славой
     нам сиЯл Ћн в пороховом дыму.

     Ќемало народа в поисках клада
     копалось в этой земле не раз,
     но ѓород ‡олота, ќльдорадо,
     сразил проклЯтьем именно нас!

     € не стало от их орудий защиты.
     Љто представить бы мог на минуту одну,
     что нашей пищей станут термиты,
     а смыслом жизни - бой за страну?

     € как человек, плывущий по водам,
     застывает, на отраженьЯ смотрЯ, -
     так стоЯт поныне пред этим народом
     длЯ него сотворенные концлагерЯ.

     €з лагерЯ путь вспоминаю поныне:
     "Ћткуда такие стада овец
     в полЯх?" - и вижу: там, на равнине,
     толпы лежат - к мертвецу мертвец.

     € там, где бегут вагонетки аллюром,
     где снова папоротники взросли,
     спокойно спЯт под покровом бурым
     старые воины гордой земли".

     *

     Ћзирает констебль осторожно и долго
     ‰орика с головы до пЯт
     с полным сознаньем служебного долга;
     и ‰орик знает: он - виноват.

     Ћн здесь чужак; тогда торопливо
     к морю печаль уводит свою,
     к скалам в ракушках, к шуму прилива,
     тоскует о доме в родном краю,

     о холмах зеленых нет-нет вздохнет он,
     о лесах, о кувшинках на глади пруда,
     о том, как был он морем заглотан,
     как беспощадно брошен сюда.

     —айки кричат, и с тоскою жгучей
     он глЯдит зачарованно в море, где
     крошки-рыбешки широкой тучей.
     клубЯсь, исчезают в дальней воде.

     "џ с этой землей лишь подобьем свЯзи
     соединен и понЯл давно:
     с первых шагов по прибрежной грЯзи
     в сердце ношу измены зерно".

        3. ѓђЂЌЂ’Ђ

     ‡алиты музыкою балконы,
     тамбурины задиристые слышны -
     но заводы, шахты и терриконы
     ведут свЯщенный танец войны.

     ‡вездной фольгой унизаны тЯжи
     от стены к стене, озарЯЯ мглу;
     предметы, звери и персонажи
     масками кружатсЯ на полу, -

     вот арлекин, вот фазан, вот лилеЯ,
     п*рами, пришлый чаруЯ глаз,
     все ускорЯЯ темп и смелеЯ
     в ритмах, которые шлет контрабас

     и тамбурины, - пока до дрожи
     не проберет финальнаЯ медь,
     зажжетсЯ свет, и с лиц молодежи
     маскам будет пора слететь.

     ‰акос и ќна, ‰орик и ќрна,
     ’рейда, ђенир, ђиа, Љот-”ан
     с песней шагают, и характерно,
     что выпить пива - ближайший план.

     ђенир, узкогубый и тонкоусый,
     говорит, порЯдком навеселе:
     "‰орри, докажем, что мы не трусы,
     черта ли ползать нам по земле!"

     Џрошита молнией тьма простора,
     и черный кельнер в харчевне ночной
     на стол перед каждым ловко и споро
     ставит Яичницу с ветчиной...

     Љ дому ќрны вдвоем подходЯт во мраке,
     щелкает ключ в английском замке.
     Ђквариум, ћркаЯ рыбка. Њаки:
     каждый на тонком дрожит стебельке.

     ‘кинув рывком маскарадное платье,
     нырЯет в постель, зажигает свет,
     шарит на столике у кровати
     в поисках спичек и сигарет.

     Њагнолию белую видит в трельЯже:
     бедра, спина, изгиб руки, -
     он в глубины скользит и не слышит даже,
     что ангелов-рыб шуршат плавники,

     колючек слизистых спЯт распорки,
     выше, над ними, совсем на виду,
     хрупкий моллюск раскрывает створки
     и закрывает, поймав еду.

     - —то движет мною в глубинах?.. - ђезко
     пробуждаетсЯ, кажетсЯ тут же ему,
     что как-то странно шуршит занавеска,
     он револьвер направлЯет во тьму:

     аквариум. ђыбка скользит по кругу.
     Њаки. Џод каждым - свой стебелек.
     ЋдеваетсЯ, быстро целует подругу
     и закрывает дверь на замок.

     Ќа улицах тихо, город спокоен,
     подметальщики, метлы и шланги держа,
     скребут мостовую. ‘о скотобоен
     слышно затачиванье ножа.

     Ќеистово плачет ребенок сонный.
     Њглу разгонЯет быстрый рассвет.
     “ мастерской, в корзинке плетеной,
     "’рансвалец" и молочный пакет.

     Ћн ухмылЯетсЯ: значит, народу
     побежденных - тоже важна война!..
     ‘амолет взвиваетсЯ к небосводу,
     белы облака, и землЯ темна.

     ‚низу - огни, и черным туманом
     тЯнет от множества фабрик, - зато
     ѓород ‡олота черным встает султаном
     над козырьком большого плато.

     ‘кользит самолетик в привычном танце,
     на пленку фиксирует аппарат
     дороги, зданиЯ электростанций,
     мосты, вокзалы и все подрЯд.

     Ћ счастье - перед удачной посадкой
     услышать моторов победный гром, -
     но вот уже улицы мертвой хваткой
     стиснули маленький аэродром.

     - Ђфриканеры, в шахты и на заводы
     мы шагаем, в сердце печалЯсь своем:
     республики нет уже долгие годы,
     мы обиду и боль вечерами пьем;

     в двадцать втором, нетерпеливо
     мы на власть капитала восстали, но
     гранаты ручные слабы, - ни пива,
     ни хлеба не было нам дано.

     ‚осстанье!.. Ќе сам ли ѓосподь из мрака
     искрами вынул лихих бунтарей,
     дал бороду, Ѓиблию, кнут, - однако
     где Њаритц, где Ѓейерс, где де ла ђей?

     •отЯ прошло уже больше века,
     мы ступаем вновь по своим следам,
     опЯть перед нами начало трека,
     а в прошлом - •рафф-ђейнет, ‘веллендам.

     Ќо мыслить обЯзаны мы открыто,
     и наконец наступает час
     сознатьсЯ: восстанье давно добито,
     но искра тлеет в сердцах у нас!

     „обро! ’рудовой не терЯйте сноровки,
     готовьтесь, и дело пойдет на лад:
     из любого сифона длЯ газировки
     можно сработать хороший снарЯд.

     ‘вободе и родине знайте цену,
     будьте готовы наши долги
     выплатить кровью: ибо измену
     сделают силой главной враги!

     *

     ѓлаза устремив с постели во тьму,
     она лежит, прерывисто дышит,
     размышлЯЯ, как больно будет ему,
     когда он наконец об этом услышит.

     “слышав, он думает: "“знаю
     ћпитера, бога в лебЯжьем теле -
     в мужчине каждом: он так же свою
     тропу, ненадолго забыв о цели,

     покидаЯ, слетает к ‹еде, к земле;
     наутро, заслыша слова о ребенке,
     ускользает, и только в усталом крыле
     дрожат сухожильные перепонки".

     "‘вЯщенна ли жизнь?" Њгновенье - и вот
     ее рука поднимаетсЯ кротко,
     но в подмышечной впадине он узнает
     худое лицо с короткой бородкой...

     € слышитсЯ: "Ѓоже, ни мина, ни риф
     пусть не встретЯтсЯ на пути субмарины,
     и пусть ее бессмысленный взрыв
     не исторгнет из лона морской пучины..."

     Ћн тупо встает, воротник плаща
     поднимает, видит аквариум, рыбку,
     уходит, под нос угрюмо ропща
     на непростительную ошибку -

     так глупо влипнуть! - глЯдит на листки,
     уже за столом, на карты, на фото.
     "‘вЯщенна ли жизнь?" - слова нелегки.
     "Ћ будущем думать обЯзан кто-то".

     *

     - ‘тою на перроне, иду ли с работы -
     уступаю дорогу, тревогой объЯт,
     ибо менЯ окружают роты
     белых, черных, цветных солдат.

     €з моей бороды по столетней моде
     волосы рвут, затыкают рот,
     провоцируют всех, кто еще на свободе,
     разбивают машины, пускают в расход.

     ‚се рассчитав по планам и картам,
     наши отрЯды сигнала ждут -
     взрыва мостов: вслед за этим стартом
     нам дадут свободу граната и кнут.

     € длЯ того, чтоб увидеть воочью
     испуг задумавшейсЯ толпы,
     Я на стенах церковных рисую ночью
     красные молоты и серпы.

     - ‰акос... „а что ты плетешь, мы не можем!
     “верЯю, что день выступленьЯ далек:
     сперва мы силы наши умножим,
     укрепив и чресла, и кошелек...

     Џоверь, желаниЯ нет иного
     у каждого бура... Џоверь мне, брат:
     сперва - добитьсЯ свободы слова,
     потом - всенародный созвать синдикат...

     - €зменчива речь твоЯ, добрый ‰орик,
     как море, ведущее за окоем.
     ѓоворю тебе, сколь вывод ни горек:
     измена давно уже в сердце твоем.

     ЋпЯть вокруг избыток апломба,
     кричат и люди, и шапки газет:
     "Ђмериканцами сброшена бомба,
     огромного города больше нет".

     € часто ‰орик, почти длЯ очистки
     совести, выйдЯ из мастерской,
     возвращаетсЯ и наливает виски,
     на шары и на маски глЯдЯ с тоской.

     "—то станетсЯ с нами, коль скоро ныне
     с терриконов черный ползет буран.
     ‡аметают белые смерчи пустыни
     нас, прилетев из далеких стран...

     џ выпью - за сгинувшие отрЯды,
     за потерЯнных нами лучших людей:
     за ђенира, чьЯ кровь на песке хаммады
     забудетсЯ после первых дождей;

     за ‰акоса, который в порыве страсти
     под каждый мост совал динамит,
     мечтал, чтобы все развалилось на части,
     но был своею же бомбой убит;

     за Љот-”ана, который на всЯкий случай
     без допроса, без следствиЯ брошен в тюрьму,
     теперь за проволокою колючей
     только догнить осталось ему..."

     ѓроза, соблюдаЯ свои законы,
     тамбурином черным гремит с вышины.
     ‡аводы, шахты и терриконы
     все тот же танец вести должны.

        4. ‘…ђ…Ѓђ…Ќ€Љ€

     ‰орик сквозь дымку ночного тумана
     видит взнесенными в вышину
     Љрылатого ‡меЯ, Ѓольшого ”азана;
     видит своих детей и жену.

     Џо лоции знаЯ любую преграду,
     призрак-корабль обходит мель,
     к Ќью-‰орку, ‘ант-џго и ‹енинграду
     везет подарки дальних земель:

     уран и золото, нефть и мЯсо,
     вольфрам и азотную кислоту...
     "‚ ожиданье назначенного часа
     средь ангелов-рыб скольжу в темноту..."

     *

     Џушинку сажи взЯв, как во сне,
     на ладонь, он стоит и смотрит косо:
     дремлют в редакции на окне
     четыре чахлые сухороса.

     "ќто самаЯ страннаЯ из побед:
     больше сотни лет - попробуй-ка, выстой.
     ‘ловно забрезжил дальний рассвет
     над пустыней, колючею и ершистой.

     Ќе падали бомбы, кровь не лилась,
     но все случилось, о чем мечтали:
     "республика", греза народных масс,
     внезапно возникла из пара и стали.

     Ќо все так же киснуть должно молоко,
     а зданиЯ - в небо смотреть вершиной.
     ђеспублика, да, - а разве легко
     ее распознать в державе машинной?"

     “ окна стоит он с мыслью одной,
     глЯдит, не высказываЯ вопроса,
     как растут, как становЯтсЯ всею страной
     четыре чахлые сухороса.

     "‚ этой стране - колючки одни,
     в стране, где буйволу было и зебре
     привольно пастись в далекие дни,
     где бушмены гордо шагали сквозь дебри,

     страх и сомнениЯ отогнав,
     а нынче - истощены, плюгавы,
     последние лошади пьют из канав
     и щиплют на пустошах чахлые травы...

     ‘ухоросы в чашечке на окне!
     Њы предали все, что хранили предки:
     смерчи над шахтами в нашей стране,
     кусты железа топорщат ветки,

     и чернокожие батраки
     с трудом выползают из Ям бетонных:
     так боЯзливые барсуки
     греютсЯ ранним утром на склонах.

     Џод вечер в усталости тонет гнев,
     воздух последним гудком распорот, -
     победно рельсами загремев,
     катакомбы свои разверзает город".

     € вот журналисты, его гонцы,
     спешат с наказом, данным вдогонку:
     этой измены искать образцы,
     писать о них и снимать на пленку.

     € вот, наращиваЯ быстроту,
     гудит ротатор от напрЯженьЯ,
     черною краскою по листу -
     заголовки, фотоизображеньЯ.

     Ћн рабочим становитсЯ быстро знак*м -
     одетым в комбинезоны и робы,
     получающим завтрак сухим пайком
     прЯмо из автоматной утробы.

     ’ысЯчи тружеников страны,
     на работу спешащих, спины ссутулив,
     об этой измене узнать должны
     не покидаЯ конторских стульев.

     *

     "“шки, кр*жки, стружки..."

     *

     ‡а семью дверЯми синедрион
     с сигарами сел в покойные кресла, -
     в полумрак погружен, созерцает он
     танцовщиц нагие груди и чресла.

     - ‘ кем этот ‰орик-мэн заодно?
     - Ћ, это жуткий тип! Њежду прочим,
     он популЯрен, конечно, но
     планирует власть передать рабочим!

     ‘итуациЯ, без сомненьЯ, глупа,
     раздумий не избежать гнетущих:
     силою молота и серпа
     он прельщает черных и неимущих!

     Ћднако - талант не должен пропасть.
     €менно так - не давайтесь диву -
     все эти годы мы держим власть.
     Џредложим ‰орику альтернативу:

     голову с плеч - и, в общем, концы;
     ну, а исправитьсЯ очень просто:
     убийства, девочки - и столбцы
     торгово-промышленного прироста!

     џсно, ему и на ум не придет
     искать условиЯ лучше, льготней:
     мы с ним по-братски поделим доход -
     он получит тридцатник от каждой сотни!

     Џусть пишет, что мы всегда на посту.
     Њене, текел... Џусть изложит Ясно,
     что серп и молот покорны кресту,
     что черные нам угрожают всечасно!

     *

     ‚ дыме и смоге город исчез,
     застилаЯ даль, стираЯ пейзажи,
     сквозь марлю воздуха льетсЯ с небес
     великолепный ливень сажи, -

     парит, перекатываЯсь во мгле,
     струитсЯ, препЯтствий не замечаЯ;
     тысЯчелистые, виснут к земле
     ветви чудовищного молочаЯ.

     "Љогда у выхода из кино
     ‚арраву полициЯ расстрелЯла,
     дамских платочков освЯщено
     в крови злодеЯ было немало.

     € в комнате ужаса висит
     его портрет; собой не владеЯ,
     дамы, принЯв безразличный вид,
     приезжают хотЯ бы взглЯнуть на злодеЯ.

     Њемуары скупаютсЯ на корню,
     конкуренты, Ясно, остались с носом.
     ‚дове - или брату его - гоню
     тысЯчу далдеров первым взносом!"

     ‘ажевый ливень льет на бетон,
     над площадью сеетсЯ базарной,
     налипает на жесть и на картон,
     оседает в кафе на деке гитарной.

     "“шки, кр*жки, стружки,
     поросЯтки-чушки..."

     "Љроме хлеба, иных не обрел Я свЯтынь.
     …сть ли казнь, которой бы Я не изведал?
     €з рук моих бомбу, ѓосподи, вынь!
     ’ебЯ Я за тридцать далдеров предал!

     Ђнгела ждать ли Я ныне могу,
     который теплой водой Љаледона
     уврачует живущих с червем в мозгу,
     безжалостный рак изгонит из лона?

     “читесь у мыши, бегущей сквозь тьму,
     находЯщей в любом лабиринте дорогу.
     ‚ыгодно в этой игре кому,
     чтобы цифры росли от итога к итогу?

     “шки, кр*жки, стружки,
     поросЯта-чушки,
     в клевере телЯтки,
     а в овсе лошадки...

     ќто ли хлеб - длЯ детей, длЯ жены
     преломленный? €ли, согласно уставу,
     кровопролитье во имЯ войны?
     џ ребенка ращу - по какому праву?

     ‘ледуЯ вековому обрЯду,
     военный корабль обходит мель,
     к ‘ант-џго, Ќью-‰орку и ‹енинграду
     везет подарки дальних земель.

     Џризрак-корабль... Ѓеспощадно, Яро
     занесший атомную пращу...
     ЉотораЯ ждет менЯ, ѓоспода, кара?
     „лЯ чего и зачем Я ребенка ращу?

     “шки, кр*жки, стружки,
     страшные игрушки,
     танки да эсминцы,
     морские пехотинцы,

     огонь прибрежных батарей,
     посты вокруг концлагерей,
     пусть детки вырастут скорей,
     но любЯт птичек и зверей.

     ‘олдата, втиснутого в костыли,
     как в клетку, - пусть видит грЯдущий историк!
     ђавви, молитве моей внемли:
     за тридцать монет ’ебЯ продал ‰орик!

     Ќо пусть ни магнитнаЯ мина, ни риф
     ‡емле не пророчат скорой кончины:
     ее не должен бессмысленный взрыв
     исторгнуть из лона морской пучины!"

        5. ‘€ѓЌЂ‹

     ђевет, сквозь ветер и ночь натужась,
     сирена полуночнаЯ вдали.
     ‰орик не спит: подавлЯЯ ужас,
     представлЯет плывущие корабли.

     "Љогда наконец объЯвЯтсЯ двое
     менЯ увести в последний приют?
     ‚се это - рассказ про времЯ былое,
     про то, как забвению долг предают.

     ‘квозь жизнь чем дальше, тем все бесцельней
     люди брести уныло должны.
     —то сохранишь ты, хрипЯ в богадельне?
     Ћбраз детей? ‘тарушки-жены?"

     ‚ыключает, вверЯсь намекам рассудка,
     молочный, словно в каюте, свет,
     как ни гремит дождеваЯ побудка,
     решает считать, что опасности нет.

     Ћн бренди пьет, распечатав кварту,
     на третьей рюмке приходит покой.
     ђЯдом с бумагами желтую карту
     долго разглаживает рукой.

     €мЯ свое на последней строчке
     приписав, оставлЯет все на виду:
     "‘делаю сверток; без проволочки
     по первому зову отсюда уйду..."

     „ни, как дрова отсыревшие, с дымом
     тлеют, шипЯт, лениво горЯ.
     ‘олнцем взрываютсЯ нестерпимым
     и отлетают прочь, за морЯ.

     "‡аберут ли менЯ беспощадно, грубо?.."
     ‚зглЯни, как бурЯ осеннЯЯ зла,
     колючие ветры мантию дуба
     уже разграбили жадно, дотла.

     "„олжен ли Я заниматьсЯ вздором,
     эту страну - с природою всей,
     со всеми людьми - оградить забором
     и стеречь ее, будто некий музей,

     беречь уходЯщего каждую каплю:
     бушменские сторожевые костры,
     вечно плывущих "‚ерблюда", "–аплю",
     термитник, чайку над склоном горы;

     эти аквариумные задворки,
     где ангелы-рыбы ведут хоровод,
     где моллюск лениво сдвигает створки
     и лоцман возле акулы плывет...

     Њошкара в Янтаре!.. Ќедаром тоскую:
     еще не закончив эту войну,
     длЯ войны другой - в глубину морскую
     как возьму этот век и эту страну?

     Њне точнаЯ цель была неизвестна,
     но в конце предписанного пути
     ко всему привЯзалсЯ Я слишком тесно,
     и стало очень непросто уйти.

     Њеж растений морских и звезд зодиака
     к обретенной земле прикован вдвойне,
     одинокой тропою бреду, - однако
     знаю: измена сокрыта во мне.

     Ќе остров ли это? - ’Яжелым минором
     набегает на берег волна за волной,
     как Я, ѓосподи, шарю испуганным взором,
     ожидаЯ, что лодка придет за мной!"

     Ћн пьет, заливаЯ огонь перегара.
     "‘нова целую ночь мне глЯдеть ли во мрак?"
     Ќо вдруг возникает в зеркале бара
     жующий резинку веселый толстЯк.

     "‡дорово, ‰орри! - цедит с усмешкой. -
     Њерзнешь? Ќу что ж, пора бы и в путь..."
     "ѓде Њануэл? —то, скажи, за спешка?
     ’ы посиди, Я плесну по чуть-чуть..."

     "Џлесни по четыре пальца, молодчик!
     ѓолаЯ истина радует глаз.
     ЊЯты, пожалуй, добавь листочек.
     Ђ позже - пойдем... Ќет, лучше сейчас".

     „верь - нараспашку... ’руба, завываЯ,
     звучит над домами, над горной грЯдой;
     кажетсЯ: рушитсЯ персть мироваЯ,
     залитаЯ бесноватой водой.

     ‚се наполнЯетсЯ тЯжкой дрожью,
     мир уплывает во тьму, будто плот,
     гудок, уповаЯ на милость Ѓожью,
     ревет, и ветер тоже ревет.

     ‚ лампионах вскипает волной горЯчей
     море огней с дождем пополам,
     и ковылЯют походкой рачьей
     надписи движущихсЯ реклам.

     Ћбразы мчатсЯ в туман, покинув
     привычное место, сорвавшись с орбит;
     мимо автобусов и магазинов
     ‰орик к исходной точке бежит;

     "Њиф о душе навЯзал мне оковы,
     и, карнавалом плоти дразнЯ,
     в сумрак лиловый, средневековый,
     до светлого днЯ погрузил менЯ.

     „олжен ли Я ѓосподни галеры
     вкруг скалы провести возможно скорей,
     должен ли землю во имЯ веры
     крестом уснащать посреди морей?

     …го отрицал Я, однако сразу
     мне Явлен был бурлЯщий металл;
     у побережьЯ, предавшись экстазу,
     ѓород ‡олота Я искал.

     € здесь, в кроваво-земной обстановке,
     моЯ душа сведена на нет:
     крысы-купцы менЯ по дешевке
     купили всего за тридцать монет.

     ЋгнЯми ‘вЯтого ќльма повсюду
     глаголет Ћн, указуЯ дверь
     и дорогу к недостижимому чуду, -
     но Я опоздал... € что пользы теперь?

     Љ чему мне серебреники и злато,
     скот и рыба и все богатства в стране?
     ‚се, что роскошно, и все, что свЯто,
     уже давно не мое, не по мне.

     Љоторым, еще неведомым кознЯм
     буду вручен на своем веку?
     Ќе вишу ли Я, скудоумный, поздним
     €удою на последнем суку?"

     *

     Ќа тридцать третьем сойдЯ километре,
     он чует: налиты ноги свинцом.
     „вое подходЯт, в дожде и ветре:
     один - с бородкой, со впалым лицом.

     - џ с вами не должен! €бо измену
     совершил добровольно... - Љончай игру.
     џ, заплативший высшую цену,
     ныне отсюда тебЯ беру.

     „абор, веселый и круглорожий,
     шприц достает и вгонЯет иглу.
     ‰орик металл ощущает под кожей,
     все кружитсЯ... ‚се отлетает во мглу...

     ‚ небытие отлетают сырое
     город и мир и весь окоем.
     ‚ единую цепь скрепленные, трое,
     качаЯсь, так и уходЯт втроем.

     ‘ирена смолкает. ѓолос набата
     еще остаетсЯ, но без следа
     над морем и он отлетает... Људа-то...
     Џотом - лишь туман и вода... ‚ода...

        Љ‹ЂђЂ ЊЂ‰Ћ‹Ђ

     Љлара Њайола ушла по тропке,
     хотела отца домой привести:
     слепой, он сушнЯк собирал длЯ растопки,
     но Љлара Њайола сбилась с пути.

     Љлара Њайола, малышка нескладнаЯ,
     в хрупкий снежок легла, в забытье:
     скорчены, словно лоза винограднаЯ,
     кофейные руки и ноги ее.

     Љлара Њайола, от участи горшей
     навсегда защитили тебЯ холода;
     так же тепло, как тебе, замерзшей,
     мне не будет в родном краю никогда.

        Џ€‘њЊЋ ‘ ЉЂЌ€Љ“‹

     ’ри вороны кричат из кроны кизила
     надо мной; перепелами в траву
     множество дней уже проскользило.

     “тром копал Я у озерка
     длЯ рыбалки червей - а нашел трилобита,
     будто лист из забытого дневника.

     ЌЯньке старой не встать, похоже, с постели
     никогда: похудела, слезЯтсЯ глаза,
     губы движутсЯ, как жернова, еле-еле.

     €гуана, тропа, где прошел козерог,
     или скалы, раскрывшие чресла ущелий, -
     все дает подсознанью неЯсный намек.

     –есарка в гнезде сидит тЯжело,
     а в душе у менЯ неизменно гнездЯтсЯ
     лики города: жесть, и бетон, и стекло.

        „Ћ†„њ ЌЂ„ ‚…‹њ„ЋЊ

     ђадуга - месЯц, который по счету,
     над термитником старым стоит
     оком птицы, готовой к полету.

     ‚ час ночной, под совиный крик,
     из тумана, из камышей
     дует на реку белый бык.

     Ќо однажды он в полдень озлитсЯ,
     вознесет рога выше гор -
     и тогда возлетит из термитника птица.

        ЌЋ—ЌЋ‰ ’ЋђЊ ЌЂ„ ЊЋђ…Њ

     †дет ли море, что, затмив горизонт до краЯ,
     с гор ночных прилетит гигантскаЯ птица,
     птица седаЯ?

     ‘лышен распластанных крыл серебрЯный трепет,
     и с грозным клекотом мандариново-красный клюв
     волны треплет.

     €, взмахнув тЯжелыми от воды крылами,
     назад, к горам устремитсЯ, песню огнЯ
     возносЯ над нами.

        ‘–…ЌЂђ€‰

     ‚от - фотоснимки, и в том числе
     ваннаЯ комната. ‘ын - в петле.

     Њоцарт стихает. ‹ишнее. ‚здор.
     ‘цена менЯетсЯ. „ом и двор.

     - ЏовесилсЯ ночью... Љто виноват?
     Ќе с девушкой ли получилсЯ разлад?

     - Ќе валите напраслину на паренька.
     „ело не в девушке. ЌавернЯка.

     - Ѓывает, что сын ненавидит отца.
     —асто ль наказывали сорванца?

     - Ќичего и в помине такого нет:
     училсЯ музыке несколько лет...

     - Њадам, выкладывать правду пора.
     - Ђх, это все природы игра!

     €з четырех сыновей - один
     лишь он темнокожим был, господин!

     ‚от - фотоснимки, они со мной:
     трое белых братьев, четвертый - цветной.

        ‡ЂЃ‚…ЌЌ›‰

     ђассветным сумраком в отчаЯнии рыща,
     он щель нащупывал, в которой бы сквозь тьму
     ему забрезжили былые пепелища -
     хоть что-то из того, что памЯтно ему.

     Љогда над родником склонилась ’онженани,
     он рассмотреть успел сквозь дно ее зрачков
     кувшин под деревом, наполненный заране,
     густые заросли хвоща и тростников,
     кусты акации, которые тонули
     в рассыпчатой пыльце полуденных лучей,
     на миг застывшего в траве самца косули -
     но все оборвалось: она вошла в ручей.

     €, прежний город потрЯсенно узнаваЯ,
     он увидал его глазами старика:
     там влагой утренней курилась мостоваЯ,
     и тысЯчи подошв спешили до гудка
     к станкам, - и стаЯ голубей, взлетев от форта,
     скользила к рынку, и тумана полоса
     над спЯщею рекой была еще простерта,
     и дым фабричный возносилсЯ в небеса.

     ’игровой молью тьмы, воспоминаньем блеклым,
     забвенным шорохом довременных лесов,
     так и скитаетсЯ, и жметсЯ к темным стеклам,
     к воротам и дверЯм, закрытым на засов.

        ЌЋ—ЌЋ‰ „Ћ‡Ћђ ‘’Ђђ€ЉЂ

     ’ам выдра, юрко выскользнув из норки,
     обнюхивает травы на пригорке,
     в ночи рыдает, словно домовой,
     и в изгороди рыскает живой;
     но в дрЯхлом доме - тишь; впотьмах неЯрко
     еще пылает фитилек огарка
     над мертвецом; так лишь луне дано
     над парусником, что пошел на дно,
     искритьсЯ, - над волнами, что со злостью
     швырЯютсЯ адамовою костью.

     ‚о мрак последним жестом старика
     к отдушнику протЯнута рука,
     по стенам виснут грузно и понуро
     козлиные рога, удавьЯ шкура;
     и пожелтевших рам суровый рЯд,
     из коих предки пристально глЯдЯт;
     их взоры строги и проникновенны,
     их крови жар в мои стучитсЯ вены,
     но, так и не вместЯсь в рассудок мой,
     он рветсЯ в бой с бушующею тьмой.

     Ћт старика они уходЯт в ночь,
     как семена от оболочки прочь:
     тот, кто начало положил поселку,
     кто стены клал, тоскуЯ втихомолку,
     и мастерком постукивал, - и тот,
     кто в шахте рылсЯ, как заправский крот;
     еще - судьЯ, снискавший злую славу,
     суливший ночью сам себе расправу;
     все - разные, но, сохранЯЯ свЯзь,
     они молчат, к истоку возвратЯсь.

     "€ вот теперь, под ливнем звезд, когда
     заткались и глаза и борода
     болотной рЯскою, - тебе по силам
     припомнить, как, простЯсь с первичным илом,
     ты выполз на невиданный простор,
     где были звезды, реки, крЯжи гор,
     но ты берег в себе первопричины:
     в тебе таились скалы и пучины,
     а также - Я, который здесь, внизу,
     колыша древний ил, поднесь ползу.

     ђучьем ли быть случилось нынче мне,
     кристаллом, или рЯбью на волне,
     пещерою? €з глаз молотоглава
     мне зритсЯ мрака вечнаЯ держава;
     при свете созерцаю, трепеща,
     ‚селенную, от камнЯ до хвоща,
     скорблю о ней, о зыбкой, переменной,
     о скованной, о безнадежно пленной.

     ‘емь обликов скрывающий в себе,
     как Я пойму хоть что-нибудь в судьбе:
     быть может, Я - акациЯ ночнаЯ,
     бросающаЯ семь теней, не знаЯ,
     что ими затеню на этот раз?
     ‡десь души предков вижу Я подчас,
     во мне сокрытых, - если вспыхнут снова
     семь пламеней, семь отсветов былого.

     Љогда в долинах свет луны свинцов,
     они на спинах белых жеребцов
     сюда спешат, дорог не выбираЯ,
     окинуть взором даль родного краЯ;
     бойцы былые, лошадей гонЯ,
     они уходЯт искрами огнЯ,
     пронзившего столетьЯ. ѓод от года
     мы видим их в час лунного восхода.

     Ќо ветер будет веЯть и, с норой
     расставшись, выдра выть ночной порой,
     и лампа над моим недвижным телом
     сиЯть луной на корабле замшелом, -
     и юноша, которым стану Я,
     опЯть придет в прекрасные краЯ,
     где ветер веет, где гроза грохочет, -
     он битву прежнюю продлить захочет,
     оберегаЯ в памЯти завет:
     границ души на картах мира нет".

        —…‹Ћ‚…Љ ‘ ”ЋЌЂђ€ЉЋЊ

     ‘вет; и вот в пЯтне
     света виден мне

     малый бугорок:
     словно козерог,

     он нырЯет в ночь
     прочь от света, прочь.

     ‘ ветки - напоказ
     чьЯ-то пара глаз

     щуритсЯ, смотрЯ
     в лучик фонарЯ.

     арю на ветру
     от бугра к бугру, -

     но в ночной стране
     все враждебно мне.

        ЌЋ—ЌЋ‰ „Ћ‡Ћђ

     ‚ час, когда ћжный Љрест вознесен
     вместе с созвездьем Џса в эмпирей,
     вокруг пакгауза бродит он
     среди жуков и нетопырей,
     следЯ, ибо долг служебный таков,
     за сохранностью стекол, решеток, замков.

     "Љогда стихают пристань и док,
     на дело выходит ночнаЯ рать.
     Љто на менЯ наточил клинок,
     кто нынче хочет менЯ убрать?
     „ень закатил под веки зрачки,
     вокруг - убийцы одни да сверчки.

     Џо вечерам на душе непокой:
     миллионы черных бродЯт кругом.
     ‘амо собою, склад никакой
     не устоит перед этим врагом -
     если предъЯвЯт условьЯ свои
     боевые черные муравьи.

     Ќо... надо боЯтьсЯ не только их.
     Ћпасаюсь, как бы час не настал,
     когда десЯтки тысЯч цветных
     на пакгауз бросит естой Љвартал".
     Ћн за дубинку хватаетсЯ зло,
     представив, как разлетитсЯ стекло.

     "Ќо... основной, несомненно, враг -
     все-таки белые. Љто не знаком
     с этим народом воров и бродЯг?
     Ѓелые, черные... ‚се кувырком".
     Љаждой расе швырнув укор,
     старик продолжает ночной дозор.

     "„а сам-то каков ты? Љак разглЯдишь?
     ’ы черный? Ѓелый? †елтый? –ветной?
     ‚едь это зависит, пожалуй, лишь
     от того, к огню ты лицом иль спиной.
     Ќочь - не ѓосподь, и ей все равно
     какого ты цвета, когда темно.

     ‚раги - это те, кто к вечеру впрок
     запасают много блестЯщих ножей,
     норовЯт разбить стекло и замок
     и нападают на сторожей".
     Ћн зорок: злодей старалсЯ бы зрЯ
     укрытьсЯ от его фонарЯ.

     "Љ чему этот склад у границы карру,
     или, точней, какова цена
     револьверам, станкам и другому добру,
     мЯчам длЯ гольфа, бочкам вина;
     мне-то зачем весь этот товар,
     вроде лучшего виски и лучших сигар?

     Џочему Я все это стерегу,
     хожу кругами, таюсь в тени?
     “ своих соплеменников Я в долгу,
     Я такой же поденщик, как все они".
     Ћн гасит фонарь, поскольку сам
     товарищ бродЯгам и тощим псам.

     Њиллионами светЯт во тьме огоньки,
     но жребий людской и тЯжек, и груб.
     ЉопошатсЯ белые червЯки,
     пожираЯ черной коровы труп.
     ‚се - гнило, все безнадежно старо,
     и звезды гложут вселенной нутро.

     "Ќо что за шорох там, вдалеке?"
     Ћн вырываетсЯ из полусна,
     и снова горит у него в руке
     фонарь, и дубинка занесена.
     "ЏолучаетсЯ, значит, что Я могу
     себЯ приравнЯть к своему же врагу?"

     ђассвет в небеса посылает весть:
     там огни догорают Ѓожьих канистр.
     ‹учи золотЯт карнизную жесть,
     и просверк чайки Ярок и быстр.
     Ќе пропускает души ни одной
     ѓосподь, совершаЯ дозор ночной.

        ‡Ђ‚…ђ’њ

     ‘колько можешь ты, сколько Я могу
     оставатьсЯ в заколдованном кругу,

     где лишь Я и ты, где лишь ты и Я?
     ‚се летит вокруг, бешено снуЯ

     и себЯ опережаЯ, - но ужель
     превращаетсЯ вращенье в самоцель?

     ’олько Я и ты...