а
добродетель! Љого из смертных, запутав, вы сделаете храбрее, кому  поднимете
дух? Ќет, вы  его сломите, ибо  меньше  всего  можно умалЯть его и  насильно
занимать  хитроумными  мелочами тогда,  когда  готовитсЯ нечто великое. (23)
Ќужно избавить  от  страха  смерти  не  триста 9, а всех смертных. Љак ты им
докажешь, что она не зло? Љак победишь предрассудки, если люди впитали их во
младенчестве и питали на всем  своем веку? ѓде ты найдешь помощь? —то ты ска
жешь  человеческой  слабости?  —то  ты скажешь,  дабы  воспламенить  людей и
бросить в  гущу опасностей?  Љакой речью разрушишь  этот единодушный  страх,
какими  силами  ума  искоренишь  упорствующее  против  тебЯ  убеждение  рода
человеческого? Ѓудешь  нанизывать лукавые слова, сплетать каверзные вопросы?
Ѓольших чудовищ бьют большими снарЯдами. (24) ‚ ту свирепую африканскую змею
10, что была  длЯ  римских легионов страшней самой войны, напрасно метили из
луков и пращей; и пикой11 нельзЯ было  ее ранить,  потому что огромное тело,
твердое в меру  своей  величины, отбрасывало и  железо, и  все,  что  метала
человеческаЯ рука; только огромными камнЯми сломали ей хребет. Ђ сражаЯсь со
смертью,  ты посылаешь такие малые стрелы? •очешь встретить  льва шилом? ’о,
что ты  говоришь,  остро. Ќо  нет  ничего  острее ости на колосе. …сть вещи,
которые как раз тонкость и делает бесполезными и никчемными. Ѓудь здоров.

     Џисьмо LXXXIII
     ‘енека приветствует ‹уцилиЯ!
     (1) ’ы велишь, чтобы Я описывал тебе каждый мой день, и притом с начала
до конца.  •орошего ты мнениЯ обо мне, если  думаешь,  что мне за  весь день
нечего  скрывать. ’ак  и надо  жить, словно  мы на виду;  и думать надо так,
словно кто-то может  заглЯнуть  в глубь  нашего сердца. €  правда может! —то
пользы  утаить  то  или  другое  от  человека?  „лЯ  бога  все  настежь!  Ћн
присутствует в наших душах, проникает  в наши замыслы. џ сказал "проникает",
будто он когда-нибудь отлучаетсЯ. (2) ‹адно,  Я выполню твой приказ и охотно
напишу обо  всем, что Я  делаю  и в  каком порЯдке. Ѓуду теперь все времЯ за
собою  наблюдать и проверЯть каждый мой день  - дело весьма полезное. Ћттого
мы и становимсЯ такими скверными, что никто не оглЯдываетсЯ на свою жизнь. Ћ
том, что  придетсЯ делать, мы  думаем, да и то  редко, а о  сделанном  и  не
думаем\, -  хотЯ как раз прошлое подает советы на будущее! (3) Ќынешний день
осталсЯ цел, никто не отнЯл у менЯ и часа, и Я разделил его между постелью и
чтением,  оставив лишь немного на телесные упражненьЯ. ‡а  это Я должен быть
благодарен старости: они  обходЯтсЯ мне совсем недорого, Я устаю, едва начав
двигатьсЯ, а усталость цель всЯких упражнений, даже самых усиленных.  (4) ’ы
спрашиваешь, кто мой прогимнаст2? ‘ менЯ довольно ”ариЯ, прелестного, как ты
знаешь, мальчика;  но  и его  Я  заменю.  Њне уже нужен кто-нибудь помладше.
Џравда, ”арий  говорит,  что у нас  с  ним  одинаковый  "кризис"  - у  обоих
выпадают  зубы. Ќо  Я, бегаЯ  с ним, едва  могу за  ним  угнатьсЯ, а скоро и
совсем не смогу: вот видишь, как полезны ежедневные упражненьЯ. ђазрыв между
нами, идущими по разным  дорогам, растет очень быстро; он поднимаетсЯ, между
тем Я спускаюсь, а ты сам знаешь, насколько одно быстрее другого. ‚прочем, Я
солгал:  наш  возраст уже  не  спускаетсЯ,  а падает. (5)  ’ы спросишь,  чем
кончилось наше  сегоднЯшнее  состЯзание? ’ем, чем редко кончаетсЯ у бегунов:
ничьей.  Џотом, больше  устав, чем поупражнЯвшись,  Я погрузилсЯ в  холодную
воду  (она  у  менЯ  называетсЯ  не  слишком теплой). џ,  завзЯтый  любитель
холодных купаний, Я,  в  Январские календы приветствовавший …врип и на новый
год загадывавший не только что-нибудь читать, писать и говорить, но и нырЯть
в источник  „евы, -  перенес лагерь сперва к ’ибру 3, а потом к  собственной
ванне, которую, когда Я совсем крепок и все  делаетсЯ на совесть,  согревает
только солнце. ’еперь  мне  уже недалеко и  до бани. (6)  Џотом Я  завтракал
сухим хлебом, не подходЯ к столу,  так что после завтрака незачем  было мыть
руки.  ‘плю Я  мало.  ’ы  знаешь мой обычай  засыпать ненадолго,  как  будто
выпрЯгаЯсь  из  повозки.  ‘ менЯ довольно  перестать  бодрствовать; иногда Я
замечаю, что спал, иногда только догадываюсь об этом. (7) Ќо вот донессЯ шум
цирковых  игр; внезапный  крик  толпы ударил  мне  в  уши,  но не сбил  моих
размышлений и даже не прервал их. ѓул  Я переношу терпеливо: когда сливаетсЯ
много голосов, это длЯ менЯ все  равно  что плеск потока, или шорох леса под
ветром, или  любой  другой  шум,  лишенный смысла. (8)  Љ  чему  же Я теперь
прилежу душою? ‚от к чему. ‘о вчерашнего  днЯ менЯ занимает мысль, ради чего
это самые разумные  мужи  подыскивали  длЯ  важнейших вещей пустые и путаные
доказательства,  которые  при всей их истинности, так  похожи  на ложь.  (9)
‡енон,  великий муж основатель  нашей школы,  столь стойкой и незапЯтнанной,
хочет отпугнуть  нас от пьЯнства. Џослушай,  какие  он строит  умозаключениЯ
насчет  того, что человек добра не  бывает пьЯн:  "ЏьЯному никто  не доверит
ничего  тайного;  человеку добра тайны  доверЯют, значит,  человек  добра не
бывает пьЯн". Ђ вот как потешаютсЯ над этим хитрым заключением, сопоставив с
ним подобное же (довольно  будет привести одно из многих): "‘пЯщему никто не
доверит ничего тайного; человеку добра тайны доверЯют, значит, человек добра
не  спит".  (10)  Џосидоний защищает нашего  ‡енона  единственным  возможным
способом,  но и  так, на  мой взглЯд, его не  защитить.  ‚от что  утверждает
Џосидоний: "пьЯный" говоритсЯ в двух  смыслах,  - и о том,  кто не в себе от
выпитого вина, и  о том, кто постоЯнно  напиваетсЯ и подвержен этому пороку.
‡енон имеет в  виду не того, кто  напилсЯ, а того, кто постоЯнно напиваетсЯ:
ему  не доверЯт  тайны,  которую  он может разгласить  во  хмелю.  (11)  ќто
неверно. ‚едь первое умозаключение относитсЯ к тому, кто пьЯн сейчас, а не к
тому,  кто  будет пьЯн. ’ы согласишьсЯ,  что между пьЯным и пьЯницей большаЯ
разница: пьЯный,  может быть, пьЯн впервые и не  подвержен  этому  пороку, а
пьЯница нередко  бывает и не под хмелем. ‚от Я и понимаю это слово так,  как
велит   обычное  его   значение,   особенно  если  его  употребил   человек,
проповедующий точность  и  взвешивающий слова. Џрибавь  к этому,  что ‡енон,
понимаЯ  так   это  слово  и  желаЯ,   чтобы  мы  его  так   понимали,   сам
двусмысленностью  искал возможность подвоха, -  а этого нельзЯ  делать, если
ищешь  истину.  (12) Ќо  пусть он даже  и имел  в  виду такой смысл;  второе
утвержденье, - будто  привыкшим пьЯнствовать не  доверЯют никаких  секретов,
ложно.  Џодумай  сам,  как  часто  солдатам,  вовсе  не  всегда  трезвым,  и
военачальник, и  трибун, и центурион  поручают  такое, о  чем надо  молчать.
ѓотовЯ убийство ѓаЯ –езарЯ (того,  который захватил государство,  взЯв  верх
над Џомпеем),  ’иллию –имбру4 доверЯли не меньше, чем ѓаю Љассию. Љассий всю
жизнь пил  только  воду, –имбр  не знал удержу ни в  пьЯнстве, ни в  ссорах.
Ќасчет этого он и сам шутил: "Љак мне перенести, чтобы надо мною был кто-то,
если Я и вина не переношу?" (13) Џусть  каждый назовет известных ему  людей,
которым вино нельзЯ было доверить, а тайну - можно.  Ќо один пример, который
пришел мне на  памЯть, Я приведу, чтобы он не  забылсЯ: ведь  в жизни всегда
пригодЯтсЯ славные  примеры,  и не  всегда за ними нужно обращатьсЯ к старым
временам. (14) Ѓлюститель ѓорода ‹уций Џисон5 как однажды  начал пить, так с
тех пор и был пьЯн; большую  часть ночи он проводил в попойке, потом спал до
шестого часа (это и было его утро). Ќо свои обЯзанности по охране  ѓорода он
выполнЯл весьма прилежно. …му давали тайные поручениЯ и Ѓожественный Ђвгуст,
когда  сделал его наместником ”ракии, которую он  усмирил, и ’иберий, когда,
отправлЯЯсь в Љампанию, оставлЯл в ѓороде многое, что было ему подозрительно
и ненавистно. (15) Џозже -  потому, Я думаю,  что ему так повезло с пьЯницей
Џисоном,  -  он  назначил  городским префектом Љосса,  человека  степенного,
скромного, но всегда хмельного, так что порой  его  выносили из сената, куда
он  ЯвлЯлсЯ с попойки и где засыпал непробудным сном. € однако ’иберий своей
рукой писал ему много такого, что не  считал  возможным  передать даже через
собственных  прислужников.  €  ни  одной  тайны  -  ни  государственной,  ни
доверенной  частным лицом  -  Љосе  не  разболтал.  (16)  ‘тало  быть,  надо
покончить  с разглагольствованиЯми  насчет того, что, мол, душа, побежденнаЯ
хмелем, над собою  не  властна; что как от винного  сусла лопаютсЯ  бочки  и
отстой, лежавший в глубине, силою жара  вздымаетсЯ вверх, так и в нас, когда
бродит вино, все скрытое в  глубине  поднимаетсЯ  и  выноситсЯ наружу;  что,
нагрузившись сверх меры неразбавленным вином, люди не могут удержать в  себе
ни  пищу, ни тайну  и выкладывают все  - и свое,  и чужое. (17) •оть такое и
бывает часто, но не реже и  мы обсуждаем самые насущные дела  с теми, за кем
знаем пристрастие к выпивке. ‡начит, ложен этот выставлЯемый в защиту ‡енона
довод,  -  будто  тому, кто привык  напиватьсЯ,  ничего  нельзЯ доверить  по
секрету. Ђ насколько  было бы лучше открыто обличить пьЯнство и  перечислить
его пороки! ’огда его стал бы избегать всЯкий приличный человек, а не только
совершенный  и  мудрый,  которому  довольно утолить  жажду,  который,  когда
разгоритсЯ  веселье  и  зайдет - не из-за  него, а  из-за других, -  слишком
далеко, все же остановитсЯ  и  допьЯна не  напьетсЯ. (18) Њы еще  посмотрим,
придет  ли дух мудреца  в расстройство  от лишнего вина  и  будет ли  мудрый
делать то, что всегда делают пьЯные. Ђ  пока, если  хочешь доказать, что муж
добра  не  должен напиватьсЯ  допьЯна,  зачем  строить умозаключениЯ?  ‘кажи
просто: стыдно загонЯть в  себЯ больше, чем можешь вместить, и не знать меры
потребного  длЯ  собственной утробы; пьЯный  делает  много такого, от  чего,
протрезвев, краснеет,  опьЯненье - не что  иное, как  добровольное  безумье.
Џродли это состоЯние на несколько дней, - кто усомнитсЯ, что человек сошел с
ума? (19)  Ќо  и  так безумье не меньше, а только  короче.  Џриведи в пример
Ђлександра  Њакедонского, как он во времЯ пира убил Љлита6, самого верного и
любимого друга, а понЯв свое преступление,  хотел умереть, - да и заслуживал
смерти. ЏьЯнство и разжигает, и  обнажает всЯкий порок,  уничтожаЯ стыд,  не
допускающий нас  до  дурных  дел. ‚едь большинство людей только стыд,  а  не
добраЯ волЯ удерживает  от запретного. (20)  ѓде  душой  овладевает  слишком
сильный хмель, все скрытое зло выходит наружу. ЏьЯнство  не создает пороков,
а только выставлЯет их  напоказ: похотливый даже не ждет ухода  в спальню, а
тут же, не откладываЯ, позволЯет себе все, чего  хочетсЯ его  сладострастью;
бесстыдный  при всех сознаетсЯ в своей болезни, наглый  дает волю и рукам, и
Языку. “ спесивого растет чванство, у жестокого - свирепость, у завистливого
-  злость;  всЯкий порок выходит на свободу. (21) Џрибавь еще, что пьЯный не
помнит  себЯ, слова его бессмысленны  и бессвЯзны, глаза  видЯт смутно, ноги
заплетаютсЯ, голова  кружитсЯ так, что  крыша приходит в движение и весь дом
словно подхвачен  водоворотом; живот у него болит, оттого что вино бурлит  и
распирает внутренности. ‚се это еще терпимо, пока хмель в силе;  а когда сон
его  ослабит и  опьЯненье переходит в расстройство  желудка? (22) ‚спомни, к
каким бедствиЯм приводило общее опьЯнение! Ћно предавало врагу самые храбрые
и  воинственные  племена, оно открывало крепости, многие годы  оборонЯемые в
упорных  боЯх,  оно   подчинЯло  чужому   произволу   самых  непреклонных  и
сбрасывавших любое  иго, оно усмирЯло непобежденных в битве. (23) Ђлександр,
только что мною  упомЯнутый, осталсЯ невредим, пройдЯ столько дорог, столько
сражений, столько зим, одолев и трудные времена,  и трудные места, пересекши
столько  неведомо  откуда  текущих  рек,  столько  морей,  - и  сгубили  его
невоздержность в питье и роковой геркулесов кубок  7. (24) ‚елика ли слава -
много в себЯ  вмещать? Љогда первенство  почти что  у тебЯ в руках, и спЯщие
вповалку или блюющие сотрапезники не в силах поднимать с  тобою кубки, когда
из   всего  застольЯ   на  ногах  стоишь  ты  один,  когда  ты  всех  одолел
блистательной доблестью и  никто не смог вместить больше вина, чем ты, - все
равно тебЯ  побеждает бочка.  (25)  —то  погубило  Њарка  ЂнтониЯ,  человека
великого и с  благородными задатками, что привело  его к чужеземным нравам и
неримским порокам, как не пьЯнство  и  не страсть к Љлеопатре, не уступавшаЯ
страсти  к вину? Ћно и сделало  его врагом государства,  и притом слабейшим,
чем его  враги,  оно и усугубило  его  жестокость,  когда  к нему за  обедом
приносили головы  первых в ђиме мужей8, когда он среди  изобилиЯ Яств, среди
царской  роскоши пыталсЯ  узнавать  лица и руки  убитых  по спискам,  когда,
напившись  вином,  он  жаждал  крови. Њерзко было то,  что он  пьЯнел, когда
творил все это, но еще мерзостнее  то, что он творил все это пьЯным.  (26) ‘
пристрастьем к вину неразлучна свирепость, потому  что хмель вредит здравому
уму  и  ожесточает  его.  Љак от долгой болезни  люди становЯтсЯ плаксивыми,
раздражительными, так что малейшаЯ обида приводит их  в бешенство 9, так  от
непрестанного пьЯнства  становитсЯ свирепой душа. Љогда она часто не в себе,
то пороки, укрепленные привычным безумием, возникнув во хмелю, и без него не
терЯют силы. (27) ’ак говори  прЯмо, почему  мудрый  не должен пить допьЯна:
покажи на деле, а не на словах, до чего  отвратительно и вредно  пьЯнство, -
ведь это  нетрудно. „окажи,  что так называемые наслаждениЯ,  едва  перейдут
меру,  становЯтсЯ  муками. Ђ если  ты какими-то доводами доказываешь,  будто
мудрец, сколько бы ни  выпил вина, не собьетсЯ с правильного пути, даже если
начнет  буйствовать,  - то можешь строить  и такие умозаключеньЯ:  мудрец не
умрет, выпив отравы, не заснет, принЯв снотворное,  а проглотив чемерицу, не
извергнет сверху и снизу все, что будет у  него в  утробе. Ќет,  если ноги у
него  заплетаютсЯ, и  Язык  тоже, то какие  у  нас основаниЯ  думать, что он
частью пьЯн, а частью трезв? Ѓудь здоров!

     Џисьмо LXXXIV
     ‘енека приветствует ‹уцилиЯ!
     (1)  ’е поездки, что прогонЯют  мою вЯлость,  полезны, Я думаю,  и  длЯ
здоровьЯ,  и длЯ  занЯтий. Џочему  они полезны  длЯ здоровьЯ, ты видишь сам:
если пристрастье к наукам делает менЯ ленивым и мешает заботитьсЯ о теле, то
так Я упражнЯюсь  хоть  за чужой  счет. Ђ  почему они полезны длЯ занЯтий, Я
тебе  объЯсню. ‚едь Я  не перестаю  читать,  а это,  по-моему, необходимо  -
во-первых, чтобы не  довольствоватьсЯ самим  собой,  во-вторых, чтобы,  знаЯ
исследованное другими,  судить о  найденном  и думать о том,  что еще  нужно
найти. —тение  питает ум  и дает  утомленному занЯтиЯми отдохнуть  за другим
занЯтием.  (2)  ЌельзЯ только  писать  или только  читать: одно из этих  дел
удручает  и  отнимает силы  (Я  имею  в  виду  перо),  второе  рассеивает  и
расслаблЯет. Ќужно в свой черед переходить от одного к другому и одно другим
умерЯть,  чтобы  собранное  за  чтением   наше   перо  превращало  в   нечто
существенное.  (3)  Љак  говоритсЯ,  мы  должны  подражать  пчелам,  которые
странствуют в поисках медоносных  цветов, а  потом складывают  принесенное в
соты, где оно и перевариваетсЯ в мед, и, как сказано у нашего ‚ергилиЯ,
     собирают текучий Њед и соты свои наполнЯют сладким нектаром1
     (4) Ћ  пчелах точно не известно,  то ли сок, извлекаемый ими из цветов,
есть готовый мед, то ли  они придают собранному  сладость  некой примесью  и
свойством своего дыханиЯ. Ќекоторые полагают, что их уменье - не делать мед,
а собирать его, и говорЯт, что у индусов  мед  находЯт в листьЯх  тростника,
где он родитсЯ либо  как роса, благодарЯ тамошнему климату, либо как сладкий
и густой сок самого тростника, и что в наших травах есть та же сила,  только
не столь ЯвнаЯ и заметнаЯ, а рожденные  длЯ того живые существа выискивают и
копЯт такой сок. „ругие думают, что со бранное пчелами с самых нежных трав и
цветов   превращаетсЯ   в  новое  вещество  благодарЯ  особым  приправам   и
смешиванию,  не  без некого, так сказать, бродила, которое  и сливает разное
воедино. (5) Ќо,  чтобы мне не отвлечьсЯ от нашего предмета, скажу, что и мы
должны подражать пчелам: вычитанное из  разных книг  разделЯть,  потому  что
порознь  все  сохранЯетсЯ  лучше,  а  потом,  употребив  все  тщание  и  все
способности ума, слить разные пробы и добитьсЯ единого  вкуса, так что, даже
если  будет  видно, откуда что-то взЯто,  оно должно выглЯдеть иным,  нежели
там,  откуда  было  взЯто. ‚едь то  же самое  в нашем теле делает без нашего
стараньЯ  сама природа. (6)  ‘ъеденнаЯ пища лишь обременЯет желудок,  покуда
остаетсЯ,  какой была, и плавает в нем твердыми кусками; только изменившись,
превращаетсЯ она в силу и в кровь.  Џусть то же  самое  будет и со всем, что
питает наш ум:  нельзЯ, чтобы  почерпнутое оставалось  нетронутым  и  потому
чужим. (7)  …го нужно переварить, иначе это будет пища длЯ памЯти,  а не длЯ
ума. Ѓудем верны тому,  с чем  согласны,  усвоим его так, чтобы  из  многого
возникло  одно,  как  из  отдельных  чисел  получаетсЯ  одно,  если  меньшие
разрозненные  количества обнимет один подсчет.  ’о же  пусть сделает и  наша
душа:  все, что помогло ей, пусть она скроет и показывает лишь то, чего сама
добилась в итоге. (8) Ђ  если и поЯвитсЯ  в тебе сходство с кем-нибудь, кого
восхищение поднЯло в  твоих глазах, Я  хочу, чтобы  ты походил  на него, как
сын, а не  как портрет: ведь портрет мертв. - "—то же, нельзЯ  будет понЯть,
чьей  речи ты подражаешь, чьим доводам, чьим мыслЯм?" - џ думаю,  порой и не
поймешь  этого  -  тогда, когда великий  ум  придает  свой чекан всему2, что
пожелал взЯть от любого образца, и приведет все к  единству. (9) ђазве ты не
видел,  как много  голосов в хоре? € все они сливаютсЯ в единый звук. …сть в
хоре голоса высокие, есть низкие, есть средние, сопровождают их флейты, - но
отдельные голоса скрыты, Явно слышен голос всех. (10) џ говорю о хоре, какой
был известен старым  философам. ‚о времЯ наших состЯзаний больше певцов, чем
когда-то  бывало  зрителей в театре; все  проходы  заполнены рЯдами  поющих,
скамьи окружены трубачами, с подмостков звучат флейты и органы всех родов, и
из  разноголосицы возникает стройность. ’о же  самое хочу Я видеть и в нашей
душе: пусть она вместит много искусств, много наставлений, много примеров из
разных веков,  но  пусть все это придет в согласие.  - (11) ’ы спросишь, как
этого можно достичь? - ЏостоЯнным вниманием, - не делаЯ ничего иначе, как по
совету  разума. …сли ты захочешь его послушатьсЯ, он  тебе  скажет: "ЌемедлЯ
оставь  все,  за  чем  гонЯютсЯ;  оставь богатства  -  они  или  опасны  длЯ
владельца, или обременительны. Ћставь наслажденьЯ, и телесные, и духовные, -
они изнеживают  и расслаблЯют. Ћставь поиски  почестей -  это вещь спесиваЯ,
пустаЯ и непостоЯннаЯ, ей  нет конца, она всегда в тревоге, не видно ли кого
впереди, нет ли кого за плечами,  всегда мучитсЯ завистью, и притом двойной.
‚идишь,  как  несчастен человек, если и тот,  кому завидуют,  завидует тоже.
(12) ‚идишь  ты эти  дома  вельмож,  эти пороги,  у  которых  шумно ссорЯтсЯ
пришедшие на  поклон? ’ы натер пишьсЯ оскорблений, чтобы войти, а еще больше
- когда войдешь. €ди мимо лестниц  богачей  и вознесенных насыпЯми прихожих:
там ты будешь стоЯть  не только над  кручей, но и  на скользком месте. ‹учше
направь шаг сюда, к мудрости: стремись  к ее  покою, к ее изобилию!  (13)  ‚
делах  человеческих ко  всему, что на первый взглЯд возвышаетсЯ  только  над
совсем  уж  низким,  ведут  крутые  и  трудные  подступы.  Ќеровною  дорогой
взбираютсЯ  к  вершине почестей.  Ђ  если тебе  угодно будет  взойти на  эту
высоту,  до  которой не  поднЯтьсЯ фортуне,  ты увидишь все почитаемое самым
высоким у своих ног, хоть подъем твой будет пологим. Ѓудь здоров.

     Џисьмо LXXXV
     ‘енека приветствует ‹уцилиЯ!
     (1)  џ тебЯ щадил  и до сих пор довольствовалсЯ немногим: пропускаЯ все
запутанное, давал тебе  только отведать доказательства,  приводимые нашими в
подтвержденье  тому,  что одной  добродетели  довольно,  чтобы сделать жизнь
вполне  счастливой.  Ђ  теперь  ты велишь  мне изложить  все  умозаключеньЯ,
сколько их есть, - и наши, и придуманные с тем, чтобы выставить нас на смех;
но  если  Я  захочу это  сделать, получитсЯ  не письмо, а книга. џ много раз
заверЯл  тебЯ,  что  не нахожу  в доводах этого рода  никакого удовольствиЯ.
‘тыдно  выходить  в  битву  во имЯ богов  и  людей, вооружившись  шилом. (2)
"ђазумный человек  умерен;  умеренный стоек; стойкий безмЯтежен; безмЯтежный
не знает печали; кто не знает печали, тот блажен; значит, разумный блажен, а
разумности  довольно  длЯ блаженной жизни".  (3)  ‚от  что возражают  на это
умозаключение некоторые перипатетики. ЃезмЯтежный,  и стойкий, и  не знающий
печали  -  все это  надо  толковать так:  "безмЯтежным" зоветсЯ не тот,  кто
никогда не волнуетсЯ,  а тот, кто волнуетсЯ редко и умеренно; и "не  знающий
печали",  по  их словам, - это тот, кто печали не поддаетсЯ, кто грешит этим
пороком не часто  и не слишком сильно, ибо человеческаЯ природа отказала нам
в том, чтобы  чьЯ-нибудь душа  была недоступна  печали, а мудреца  скорбь не
побеждает,  не  затрагивает, и  прочее в этом роде, в соответствии со  своим
ученьем. (4) Ћни не устранЯют страсти, а умерЯют. Љак мало, однако, признаем
мы за  мудрецом,  если он  сильнее самых  слабых, радостнее самых  скорбных,
воздержнее самых разнузданных, выше самых низких! —то если кто-нибудь станет
с восхищеньем хвалить собственное проворство, глЯдЯ на хромых и калек?
     ‚  поле  летела  она  по верхушкам  злаков высоких,  Ќе  приминаЯ ногой
стеблей  и  ломких  колосьев,  Њчалась и  по  морю, путь  по волнам пролагаЯ
проворно, Ќе успеваЯ стопы омочить в соленой пучине.1
     ‚от  что такое быстрота,  если  ценить  ее самое по  себе!  —то если ты
назовешь здоровым того, у кого небольшой жар? Ќе слишком сильнаЯ болезнь это
еще  не здоровье! (5) Ћни говорЯт,  что "мудрец  зоветсЯ безмЯтежным так же,
как называютсЯ "бескосточковыми" не те финики, где вовсе нет твердых  зерен,
а те, где они не так тверды". Ќо это неправда. Љак Я понимаю, муж добра - не
тот, в  ком меньше зла, а тот, в  ком его нет. „ело  не в том,  чтобы пороки
были малы, а в том, чтобы их не было, а иначе, если будут хоть какие-то, они
вырастут и  опутают человека. ‡релое и большое  бельмо ослеплЯет  глаз, но и
небольшое замутнЯет его.  (6)  …сли ты допустишь  у  мудреца  страсти, разум
будет им не равен, и  его смоет словно потоком; особенно же если ты оставишь
мудрому не  одну  страсть, чтобы он  с нею  боролсЯ, а все  их. –елой толпою
страсти, пусть и умеренные, сильнее, чем одна, даже и неистоваЯ. (7) —еловек
жаден до  денег,  но  не  слишком,  честолюбив,  но  умеренно,  гневлив,  но
отходчив,  непостоЯнен,  но  не   мечетсЯ  туда-сюда,  похотлив,  но  не  до
умопомраченьЯ.  Ќет,  лучше  тому,  кем одна  страсть  владеет  целиком, чем
такому, кто  одержим всеми понемногу. (8)  € потом, не так важно,  насколько
страсть сильна: она, какова бы ни  была, подчинЯтьсЯ  не умеет и вразумлению
не поддаетсЯ.  Љак не слушаетсЯ  доводов ни  одно  животное,  ни  дикое,  ни
домашнее и кроткое  (сама их природа глуха к увещаньЯм),  так не повинуютсЯ,
не внемлют им страсти, сколь бы ни были они  ничтожны. ’игры  и львы никогда
не избавлЯютсЯ от свирепости, хоть иногда их укрощают; но когда меньше всего
ждешь,  усмиреннаЯ кровожадность просыпаетсЯ,  так  и пороки  не приручаютсЯ
по-настоЯщему. (9) „алее, если разум в чем и помогает, так только в том, что
не  дает  страсти  возникнуть;  а  возникнув  вопреки ему, она вопреки ему и
укоренитсЯ, ибо  легче  воспрепЯтствовать  ее  рождению,  чем  выдержать  ее
натиск. ‘тало быть "умеренность" эта лжива и бесполезна, и думать о ней надо
так  же, как о призывах не слишком  сильно сходить с ума,  не слишком сильно
хворать. (10) “правлЯть можно только добродетелью, а не душевными недугами -
их  легче искоренить, чем обуздать. …сть ли сомнение в том, что застарелые и
упорные пороки человеческого духа, которые мы  называем болезнЯми: скупость,
жестокость, распущенность, неверность долгу - умерить нельзЯ? ‡начит, нельзЯ
умерить и  страсти, от которых прЯмой путь к  порокам.  (11) „алее, если  ты
дашь хоть немного воли скорби, страху, алчности и другим дурным порывам, они
выйдут из-под твоей власти. Џочему? „а потому что предметы, их возбуждающие,
-  вне  нас. Ћни и  растут смотрЯ по  тому, велики  или  малы вызывающие  их
причины.  ’ем сильнее  будет страх, чем окажетсЯ  больше или  ближе  то, что
пугает; тем  острее  желание,  чем  обильнее награда, надежда на которую его
разжигает. (12) Љоль скоро нам не подвластно то, есть ли в душе  страсти, то
сила их - и подавно: если  ты дашь им возникнуть, они будут расти вместе  со
своими причинами и какими только смогут стать, такими и будут. Џрибавь и то,
что они, как бы ни были ничтожны, всегда набирают силу: ведь все, что нам на
погибель, не соблюдает меры. Ѓолезнь легка сначала, когда  подкрадываетсЯ, а
потом больное  тело  гибнет и от  самого малого прибавленьЯ жара.  (13)  Љто
настолько безумен, чтобы поверить, будто в нашей власти исход тех вещей, чье
начало нам не подвластно? Ћткуда мне взЯть силы покончить с тем, чего Я не в
силах был не допустить? Њежду  тем преградить  доступ легче,  чем  задушить,
допустивши. (14)  Ђ  некоторые  говорЯт  о  таком  различии:  "…сли  человек
воздержан  и разумен, то  дух его  по своему обычному  состоЯнию и свойствам
спокоен, но  в  итоге не  спокоен. Џо  обычному своему состоЯнию дух  его не
подвержен ни  волненьЯм, ни скорби,  ни  страху, но  есть  множество внешних
причин, способных  его  волновать". (15) ‚от что примерно они хотЯт сказать:
он хоть и не гневлив, но иногда бывает в гневе; хоть и не боЯзлив, но иногда
боитсЯ; то есть порок боЯзливости  ему чужд, но чувство боЯзни знакомо. …сли
согласитьсЯ с этим, то боЯзнь, поЯвлЯЯсь все чаще, перейдет в порок, и гнев,
допущенный в  душу,  изменит  состоЯнье этой  души, прежде не знавшей гнева.
(16) € далее: кто  не презирает внешних причин и чего-то  боитсЯ, тот, когда
надо будет храбро  идти  на  огонь и клинки  ради родины, законов и свободы,
будет мешкать  и пойдет сердцу вопреки. Ђ в мудром такого двоедушиЯ быть  не
может. (17) Љроме того, Я полагаю, надобно вот на что обратить внимание: как
бы  не  смешать  две  вещи, которые следует доказывать  порознь. —то  только
честное  есть  благо, - это  одно умозаключение;  а что  длЯ блаженной жизни
довольно  добродетели  - другое.  …сли  только честное  есть благо,  то  все
согласЯтсЯ,  что  длЯ  блаженной жизни довольно  добродетели; а вот наоборот
никто не признает, что только честное есть благо, если добродетель одна лишь
делает  нас  блаженными. (18) Љсенократ и ‘певсипп2 полагают, что  блаженным
можно стать  и через одну добродетель, а вот  честное  не  есть единственное
благо. €  ќпикур  считает,  что обладающий  добродетелью  блажен,  но  самой
добродетели недостаточно длЯ блаженной жизни, так как блаженными делает  нас
проистекающее  из  добродетели  наслажденье,  а  не  она  сама.   -  Ќелепое
различенье! ‚едь он же сам утверждает, что нет  добродетели без наслаждениЯ.
Ђ если оно всегда и неразрывно с нею свЯзано, значит, довольно и  ее  одной:
ведь наслаждение, без которого она не бывает, всегда при ней, даже когда она
одна. (19) Ѓессмысленно и утвержденье,  будто блаженным можно стать  и через
одну лишь добродетель, но совершенного блаженства  ею не достичь 3. Љак  это
может быть, Я не пойму. ЃлаженнаЯ жизнь заключает  в себе совершенное благо,
непревзойденное ничем, а если это так, то и блаженство совершенное. …сли нет
ничего больше и лучше жизни богов, а блаженнаЯ жизнь божественна, значит, ей
некуда уже стремитьсЯ ввысь. (20) Љроме того, если блаженнаЯ жизнь  ни в чем
не  нуждаетсЯ,  значит  блаженнаЯ жизнь  совершенна,  и  между  блаженной  и
блаженнейшей жизнью разницы нет. Ќеужто ты сомневаешьсЯ, что блаженнаЯ жизнь
есть высшее  благо?  Ђ если в ней есть  высшее благо, значит, есть и  высшее
блаженство. €  как нельзЯ ничего прибавить к  высшему (ибо что выше  него?),
так  и  к блаженной  жизни,  котораЯ  не  бывает  без высшего блага. …сли ты
представишь дело так, будто один блаженнее другого, то придетсЯ тебе пойти и
дальше  и  представить  бесчисленное множество  степеней высшего блага; а  Я
понимаю так, что выше высшего блага  нет ни одной  ступени.  (21)  …сли один
блаженнее другого, он,  стало быть, предпочтет чужую,  более блаженную жизнь
своей,  а блаженный ничего  чужого  не  желает.  ‡начит, либо остаетсЯ такое
блаженство, которое и блаженный предпочел бы своему, либо он предпочитает не
лучшее; но или одно, или другое невероЯтно! ‚сегда человек, чем он разумнее,
тем  больше тЯнетсЯ к наилучшему и желает  достичь его любым  способом.  ’ак
может ли быть блаженным тот, кто и может  желать чего-нибудь  еще, и должен?
(22) џ скажу, откуда беретсЯ это заблуждение.  ‹юди не знают, что  блаженнаЯ
жизнь одна. Ќаилучшей из всего  ее делает главное свойство,  а  не величина.
‚се равно, долгаЯ  она или короткаЯ, вольнаЯ или стесненнаЯ, простираетсЯ ли
во все стороны, на множество  мест, или сосредоточена в одном. Љто оценивает
ее по  частЯм, по числу и мере, тот лишает  ее самого  замечательного в ней.
—то это?  ’о, что блаженнаЯ жизнь всегда полна. (23) џ  полагаю, цель  еды и
питьЯ - сытость. Ћдин съест больше, другой  меньше, - а разницы нет: оба уже
сыты. Ћдин выпьет больше, другой меньше, - а разницы нет: оба утолили жажду.
Ћдин прожил много лет, другой - мало; но и  это безразлично, если долголетие
дало первому столько  же блаженства,  сколько  второму -  короткий век. ’от,
кого ты  называешь не столь  блаженным, вовсе не  блажен: само  это слово не
допускает ограниченьЯ. (24) "Љто  храбр,  тот не знает страха; кто не  знает
страха,  тот не знает  и  печали;  кто не  знает  печали, тот  блажен".  ќто
умозаключение принадлежит нашим.  Ќа  него пытаютсЯ  возражать так: мы, мол,
вещь неверную  и спорную утверждаем  как общепризнанную, говорЯ, что храбрый
не  знает страха. - "Ќеужели же храбрый не  испугаетсЯ  близко  подступивших
бедствий?  ’акое  говорит  скорей  о  безумии  либо  умоисступлении,  чем  о
храбрости.  Ђ храбрый  просто сдержан в своей боЯзни,  хоть и не избавлен от
нее  совсем".  -  (25)  “тверждающие  так впадают  в  ту  же  ошибку: у  них
добродетель подменЯетсЯ  не столь  сильным пороком.  ‚едь  тот,  кто боитсЯ,
пусть реже и меньше, все же не чужд зла, хоть и не такого мучительного. - "Ђ
по-моему,  тот, кто не  боитсЯ близко подступивших  бедствий, безумен". - ’ы
прав, если  дело идет о бедствиЯх;  а если он знает, что это  не  бедствие и
единственным  злом считает  позор,  то  навернЯка будет спокойно смотреть на
опасности  и  презирать то,  что  другим  страшно; а не то,  если не боЯтьсЯ
бедствий  свойственно глупцу  или  безумцу,  выходит,  что всЯкий  будет тем
боЯзливей, чем  он разумнее.  - (26) "Џо-вашему, храбрый сам  подставит себЯ
под  удар". -  Ќичуть!  Ћн  хоть  и  не  боитсЯ  опасности,  но избегает ее:
осторожность ему пристала, страх не пристал. - "—то же, ни смерти, ни цепей,
ни огнЯ,  ни других оружий фортуны он не будет  страшитьсЯ?"  - Ќет! Ћн ведь
знает, что все это - кажущиесЯ, а не истинные бедствиЯ,  пугала человеческой
жизни. (27)  Ћпиши ему  плен, побои,  цепи, нищету, тело, терзаемое болезнью
или  насилием,  -  все, что  тебе придет  в  голову; он отнесет  это к числу
беспричинных страхов. ЃоЯтьсЯ таких вещей должны  боЯзливые. €ли, по-твоему,
может быть злом то, на что нам приходитсЯ порой идти по  своей воле? (28) ’ы
спросишь, что есть настоЯщаЯ беда? - ЏоддатьсЯ тому, что именуетсЯ бедами, и
отдать им свою свободу,  ради которой должно все перенести.  ‘вобода гибнет,
если ты не презришь все, что  налагает иго. Ќе было  бы сомнений  в том, что
подобает храброму,  если  бы  знали,  в  чем истиннаЯ  храбрость. ќто  -  не
дерзость вопреки разуму, не страсть к  опасностЯм, не  стремление  навстречу
ужасам. •рабрость  есть умение различать, что беда и что нет. Ћна пристально
оберегает себЯ, и она же терпеливо сносит все, что имеет  обманчивое обличье
беды.  (29) "Љак же так?  …сли над головою храброго мужа  будет занесен меч,
если ему  будут пронзать  одну  часть  тела за другой,  если он  увидит, как
внутренности  вываливаютсЯ ему  на колени,  если длЯ того,  чтобы он сильнее
чувствовал пытки,  их будут  повторЯть  и пускать свежую кровь  из подсохших
ран, ты скажешь, что он не боитсЯ и не страдает?" - ‘традает, конечно;  ведь
человеческих  чувств  никакаЯ  добродетель не отнимает,  -  но не  боитсЯ и,
непобежденный, смотрит  свысока на свои страданиЯ. ’ы  спросишь, что  у него
тогда на душе? ’о же, что у старающихсЯ ободрить больного друга. (30) Ѓеда -
это то, что вредит; вредить - значит делать хуже; но страданье и бедность не
делают нас хуже, следовательно, это не беды. "Ќо это ваше утвержденье ложно:
не всегда вредить значит делать хуже. ЃурЯ и непогода вредЯт кормчему, но не
делают его хуже". - (31) “ стоиков и на это есть ответ. € кормчий из-за бури
и  грозы становитсЯ хуже, потому  что  не  может выполнить свое намеренье  и
удержать направление; в  своем искусстве он не становитсЯ хуже, в своем деле
- становитсЯ. - Џерипатетики говорЯт на это: "‡начит, и мудреца  делают хуже
бедность,  страдание  и  прочее  в  этом  роде:  они   не  отнимают  у  него
добродетели, но делу ее мешают". - (32) ќто было бы сказано  верно,  если бы
обстоЯтельства у кормчего и  у мудреца были одни и те же. –ель мудреца не  в
том, чтобы непременно добиватьсЯ в жизни всего, за  что бы он ни взЯлсЯ, а в
том,  чтобы все  делать правильно; цель  же кормчего  -  непременно привести
корабль в  гавань. €скусства - прислужники,  они должны давать, что обещали,
мудрость  -  госпожа и направительница.  €скусство  служит  жизни,  мудрость
повелевает. (33) џ, впрочем, думаю, что отвечать надо иначе: бурЯ не  делает
хуже ни искусства  кормчего, ни применениЯ этого искусства на  деле. Љормчий
обещает  тебе не счастье, а полезную работу и уменье править кораблем, - оно
же  тем  заметнее, чем больше ему препЯтствует  какаЯ-нибудь случайнаЯ сила.
Љто мог сказать: "Ќептун, иначе как на верном пути ты  этот корабль...", 4 -
тот годен длЯ своего искусства; бурЯ же мешает не делу кормчего, а успеху. -
(34)  "Љак же  так, значит, кормчему не вредит  то, что не  дает ему достичь
гавани,  делает  тщетными  его  усильЯ  и  либо несет  его,  либо  держит  и
обезоруживает?"   -   ‚редит,   но   не   как   кормчему,  а  как   морскому
путешественнику. €скусству кормчего  непогода  не только  не  вредит,  но  и
помогает  быть  замеченным:  в  затишье,  как  говоритсЯ,  всЯкий  годитсЯ в
кормчие. ЏрепЯтствует  она  судну, а не  тому, кто  им правит,  в  его  роли
правЯщего. (35)  ‚едь у кормчего  их две: одна - общаЯ со  всеми, кто сел на
этот  корабль,  где он и  сам  - один  из  путешествующих; другаЯ -  особаЯ,
поскольку  он  кормчий.  ЃурЯ вредит  ему  как  путешественнику,  а  не  как
кормчему. (36) € еще: искусство кормчего - чужое достоЯнье,  оно принадлежит
тем, кого он везет, как искусство врача тем, кого он лечит. Њудрость же есть
общее достоЯние - и тех, среди кого мудрец живет, и его собственное. Џоэтому
можно повредить кормчему, чей  труд, отдаваемый другим, бурЯ сводит  на нет,
(37) и нельзЯ повредить  мудрецу: тут бессильны и  бедность,  и страдание, и
остальные  жизненные  бури. ‚едь его  дело сводитсЯ на нет только в том, что
касаетсЯ других. ‘ам он всегда деЯтелен, и с наибольшей отдачей тогда, когда
фортуна ему противитсЯ:  тогда-то он и делает  дело самой мудрости, котораЯ,
как мы сказали, и общее достоЯние, и его собственное. (38) „а и тогда, когда
его гнетет  какаЯ-нибудь  необходимость, она  не мешает ему приносить пользу
людЯм. Ѓедность препЯтствует  ему показать, как надо управлЯть государством,
- и он показывает, как надо справлЯтьсЯ с бедностью. Ќичего нет в его жизни,
что не служило  бы  делу мудрости. ЌикакаЯ участь, никакие обстоЯтельства не
отнимают у  мудрого возможности действовать: ведь его дело - одолеть то, что
мешает всЯкому делу. …му по плечу и удачи, и беды: над одними он  властвует,
другие  побеждает. (39) ЏовторЯю, он  так себЯ  закалил, что обнаружит  свою
добродетель и в счастье, и в  несчастье, так как  смотреть будет лишь на нее
самое, а не на  то, что дает повод ее выказать. …му не преграда ни бедность,
ни  боль,  ни все прочее,  что  отпугивает невежд и обращает в бегство. ’ебе
кажетсЯ, беды гнетут его? Ќет, служат ему! (40) ”идий  умел ваЯть не  только
из слоновой кости;  ваЯл он и  в  бронзе, а  дали бы  ему мрамор или  другой
камень, дешевле, - он сделал  бы лучшее, что только можно из  него  изваЯть.
’ак  и  мудрец  покажет,  что  такое  добродетель,  если  возможно, -  среди
богатств, если нет, -  в бедности, если удастсЯ, - на родине,  если нет, - в
изгнании, если удастсЯ, - полководцем, если нет. - солдатом, если удастсЯ, -
здоровым, если нет, - увечным. Љакова бы ни была его долЯ, он сделает из нее
нечто  достойное  памЯти.   (41)  …сть  укротители  диких   зверей,  которые
принуждают самых свирепых, одна встреча с которыми страшна, под Ярмом возить
человека. Ќе довольствуЯсь усмирением кровожадности,  они приучают их жить с
ним вместе.  ‹ьвам,  надсмотрщик  сует  руку в  пасть,  сторож  целует своих
тигров, слонов  крохотный эфиоп заставлЯет приседать на  колени и ходить  на
веревке. Њудрец - как они: его искусство  -  укрощать беды.  €  страданье, и
нищета, и поношенье,  и  темница, и изгнанье,  повсюду  внушающие ужас, едва
попадают к нему, становЯтсЯ кроткими. Ѓудь здоров.
     Џисьмо LXXXVI
     ‘енека приветствует ‹уцилиЯ!
     (1) џ пишу тебе  из  усадьбы ‘ципиона  Ђфриканского, почтив его  маны и
алтарь, который, сдаетсЯ мне, и есть  могила  великого человека1.  џ убеждаю
себЯ, что душа его вернулась в небо, откуда снизошла, - и  не за то,  что он
предводительствовал   многолюдным  войском  (войска   были  и  у  неистового
Љамбиза2,  длЯ  которого  обернулось  счастьем  само  неистовство), а за его
необычайную   скромность  и  верность   долгу,  которые,  Я  считаю"  больше
заслуживали восхищеньЯ в дни, когда он покинул родину, нежели  когда защищал
ее. €ли ‘ципион, или  свобода должны были уйти из ђима3. (2) € он сказал: "џ
ничего не хочу  менЯть ни в законах, ни в установлениЯх;  пусть все граждане
будут равноправны. ЏользуйсЯ моим благодеЯньем  без  менЯ, родина! ЃлагодарЯ
мне стала ты  свободна, благодарЯ мне все  увидЯт, что  ты свободна!  …сли Я
стал больше, чем тебе полезно, -  Я ухожу!" (3) Љак мне не восхищатьсЯ  этим
величием  души,  с  которым он  удалилсЯ  в  добровольное  изгнание, избавив
отчизну  от бремени?  ‚едь дело  дошло  до того, что либо ‘ципион  ущемил бы
свободу, либо свобода - волю ‘ципиона. € то, и другое было бы  нечестьем - и
он уступил место законам, а  сам уединилсЯ в ‹итерне,  - так же  изгнав себЯ
длЯ пользы  государства,  как ѓаннибал 4. (4) џ видел усадьбу,  сложенную из
прЯмоугольных глыб, стену, окружающую лес, башни, возведенные с обеих сторон
усадьбы  как  защитные  укрепленьЯ,  водохранилище,  выкопанное   под  всеми
постройками  и  посадками, так  что запаса хватило бы хоть на  целое войско;
видел и баньку, тесную и  темную, по обыкновению древних: ведь нашим предкам
казалось,  что нет тепла без темноты.  Ѓольшим удовольствием  было длЯ  менЯ
созерцать нравы ‘ципиона и наши нравы. (5) ‚  этой тесноте  гроза Љарфагена,
вождь,  которому ђим обЯзан тем,  что  был  взЯт лишь однажды5, омывал тело,
усталое от сельских трудов, - ведь он закалЯл себЯ работой и сам  (таков был
обычай в  старину)  возделывал  землю. Џод этой убогой  кровлей он стоЯл, на
этот  дешевый пол  ступал. (6)  Љто  бы  теперь вытерпел такое  мытье? ‹юбой
сочтет  себЯ  убогим  беднЯком,  если  стены  вокруг  не  блистают  большими
драгоценными кругами 6,  если александрийский мрамор не оттенЯет нумидийские
наборные плиты, если их  не покрывает сплошь тщательно положенный и пестрый,
как роспись, воск, если кровлЯ не из стекла, если фасийский камень, прежде -
редкое  украшение в каком-нибудь храме, не обрамлЯет бассейнов, в которые мы
погружаем  похудевшее  от  обильного  пота  тело,  если  вода  льетсЯ не  из
серебрЯных кранов. (7) Ќо до сих пор Я говорил о трубах длЯ плебеев, - а что
если Я возьму бани вольноотпущенников? ‘колько там изваЯний, сколько колонн,
ничего не поддерживающих и поставленных длЯ украшениЯ, чтобы дороже  стоило!
‘колько ступеней, по которым  с шумом  сбегает вода!  Њы  до  того  дошли  в
расточительстве,  что  не  желаем  ступать иначе  как по  самоцветам. (8)  ‚
здешней ‘ципионовой  бане  крохотные,  высеченные в камне  скорее  щели, чем
окошки,  - сделаны длЯ того, чтобы пропускать свет не в ущерб неприступности
стен.  Ђ теперь называют тараканьей  дырою ту баню, котораЯ устроена не так,
чтобы солнце целый день  проникало  в широченные окна, не  так, чтобы  в ней
можно было мытьсЯ  и загорать сразу, чтобы из ванны открывалсЯ вид на полЯ и
море.  € вот те бани,  на  посвЯщенье  которых сбегалась  восхищеннаЯ толпа,
переходЯт   в  число  устарелых,  едва  только  роскошь,  желаЯ  самое  себЯ
перещеголЯть, придумает чего-нибудь новое. (9)  Ђ  пр