 еще? ‚едь другое какое-либо различие
невозможно. ’ы, как человек, умеющий хорошо взвешивать, сложи все приЯтное и
сложи все тЯгостное, как ближайшее, так и отдаленное, и, положив на весы, скажи,
чего больше? …сли же ты сравниваешь между собою разные удовольствиЯ, избирай длЯ
себЯ всегда более значительное и обильное, а сравниваЯ разные страданиЯ -
незначительное и небольшое. Љогда же ты сравниваешь удовольствие со страданием,
если приЯтное перевешивает тЯгостное, - ближайшее ли перевешивает отдаленное или
наоборот, - нужно совершать то, что содержит в себе приЯтное; если же, наоборот,
тЯгостное перевесит приЯтное, его не следует совершать. ђазве иначе обстоит
дело, люди?" - сказал бы Я им. ‡наю, что они не могли бы мне возразить.
     - ‘ этим согласилсЯ и Џротагор.
     "ђаз все это так, - скажу Я далее, - то ответьте мне вот на что: одно и то же по
величине кажетсЯ вам на вид вблизи больше, а вдали меньше, не так ли?" Ћни
подтвердЯт. "€ точно так же по толщине и численности? € звуки, одинаково
сильные, вблизи сильнее, а вдали слабее?" Ћни подтвердили бы. "’ак если наше
благополучие заключаетсЯ в том, чтобы и создавать, и получать большее, а мелочей
избегать и не создавать, то что полезнее нам в жизни: искусство измерЯть или
влиЯние видимости? ЏоследнЯЯ разве не вводила бы нас в заблуждение, не
заставлЯла бы нередко одно и то же ставить то выше, то ниже, ошибатьсЯ и в наших
действиЯх, и при выборе большого и малого? €скусство измерЯть лишило бы значениЯ
эту видимость и, выЯснив истину, давало бы покой душе, пребывающей в этой
истине, и оберегало бы жизнь". ’ак разве не согласились бы с нами люди, что
искусство измерЯть благотворно, или они указали бы на какое-нибудь другое
искусство?
     - Ќет, именно на искусство измерЯть, - подтвердил Џротагор.
"Ђ если бы благополучие нашей жизни зависело от правильного выбора между четным
и нечетным - от того, что один раз правильно будет выбрать большее, а другой -
меньшее независимо от того, больше оно само по себе или по сравнению с
чем-нибудь другим, вблизи ли оно находитсЯ или вдали, - то " что сберегло бы нам
жизнь? Ќе знание ли? € не искусство ли определЯть, что больше, что меньше? Ђ так
как дело идет о нечетных и четных числах, то это не что иное, как арифметика".
‘огласились ли бы с нами люди или нет?
     Џротагор решил, что согласились бы.
"Џусть так, люди! ђаз у нас выходит, что благополучие нашей жизни зависит от
правильного выбора между удовольствием и страданием, между великим и
незначительным, большим и меньшим, далеким и близким, то не выступает ли тут на
первое место измерение, поскольку оно рассматривает, что больше, что меньше, а
что между собою равно?"
     - „а, это неизбежно.
     - Ђ раз здесь есть измерение, то неизбежно будет также искусство и знание.
     - ‘ этим все согласЯтсЯ, - сказал Џротагор.
"Љаково это искусство и знание, мы рассмотрим в другой раз. Ђ теперь хватит:
ведь длЯ доказательства, которое мы с Џротагором должны вам представить, чтобы
ответить на ваш вопрос, достаточно признать, что тут во всЯком случае речь идет
о знании. Џомните, о чем вы спрашивали? Њы с ним согласились, что нет ничего
сильнее знаниЯ, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствиЯ, и все прочее;
по вашим же словам, удовольствие нередко одолевает и знающего человека; и после
того как мы с вами не согласились, вы спросили нас: "Ђ если, Џротагор и ‘ократ,
дело тут не в том, что мы уступаем удовольствиЯм, то в чем же оно и что об этом
думаете вы? ‘кажите нам".
     …сли бы мы тогда вам прЯмо сказали, что дело тут в неведении, вы бы над нами
посмеЯлись; теперь же, если вы станете смеЯтьсЯ над нами, вы посмеетесь лишь над
собой. ‚ы ведь сами согласились, что те, кто ошибаетсЯ в выборе между
удовольствием и страданием, то есть между благом и злом, ошибаютсЯ по недостатку
знаниЯ, и не только знаниЯ вообще, но, как вы еще раньше согласились, знаниЯ
измерительного искусства. Ђ ошибочное действие без знаниЯ, вы сами понимаете,
совершаетсЯ по неведению, так что уступка удовольствию есть не что иное, как
величайшее неведение. ‚от Џротагор и заЯвлЯет, что он излечивает от него; то же
самое и Џродик, и ѓиппий. ‚ы же, полагаЯ, что тут нечто другое, чем просто
неведение, и сами не идете, и детей своих не шлете к учителЯм этого дела, вот к
этим софистам, - как будто этому нельзЯ научить; заботЯсь о деньгах и не отдаваЯ
их таким учителЯм, вы плохо поступаете и как частные лица, и как граждане". ‚от
что ответили бы мы людЯм. Љ вам же, ѓиппий и Џродик, Я обращаюсь теперь вместе с
Џротагором (пусть это обсуждение будет у нас общим): как, по-вашему, прав Я или
заблуждаюсь? ‚се нашли, что сказанное совершенно верно.
‡начит, вы соглашаетесь, - спросил Я, - что приЯтное есть благо, а тЯгостное -
зло? ђазличение наименований, которое делает Џродик, Я прошу тут оставить в
стороне. Ќазовешь ли ты это "приЯтным", "милым" или "желанным" - ты ведь любишь,
добрейший мой Џродик, давать всевозможные названиЯ и откуда только их ни берешь,
     - отвечай мне именно в этом смысле на мой вопрос.
     - Џродик со смехом согласилсЯ, а также все остальные.
     - ’ак что же, друзьЯ мои, дальше? ‚се действиЯ, направленные на то, чтобы жить
беспечально и приЯтно, разве не прекрасны? Ђ осуществление прекрасного разве не
благо и польза? ‚се согласились.
     - ђаз приЯтное есть благо, то никто - если он знает или предполагает, что нечто
иное, и притом вы- с полнимое, лучше, чем то, что он совершает, - не станет
делать того же, что раньше, коль скоро возможно нечто лучшее. Ѓыть ниже самого
себЯ - это не что иное, как невежество, а быть выше самого себЯ - не что иное,
как мудрость.
     ‚се согласились с этим.
     - ’ак как же? ‡начит, вы считаете невежеством иметь ложное мнение и
обманыватьсЯ, когда дело идет об очень важных предметах?
€ с этим все согласились.
     - Ђ разве не так обстоит дело, - сказал Я, - что никто не стремитсЯ добровольно
к злу или к тому, что он считает злом? Џо-видимому, не в природе человека по
собственной воле идти вместо блага на то, что считаешь злом; когда же люди
вынуждены выбирать из двух зол, никто, очевидно, не выберет большего, если есть
возможность выбрать меньшее.
     ‘о всем этим мы все согласились.
     - „алее, - сказал Я, - ведь есть нечто такое, что вы называете боЯзнью и
страхом? ђазве не то же самое, что и Я? (ќто к тебе относитсЯ, Џродик.) џ имею в
виду некое ожидание зла, как бы вы его ни называли: страхом или боЯзнью.
Џротагор и ѓиппий согласились, что это и боЯзнь, в и страх, Џродик же отвечал,
что это боЯзнь, но не страх.
     - ќто, Џродик, неважно, - сказал Я, - а вот что важно: если верно сказанное
раньше, то захочет ли кто-нибудь из людей пойти на то, чего он боитсЯ, когда он
волен выбрать то, что не страшно? €ли это невозможно на основании того, в чем мы
согласились? ‚едь нами признано, что человек считает злом то, чего он боитсЯ, а
того, что считаетсЯ злом, никто и не делает и принимает добровольно.
€ с этим все согласились.
     - ђаз все это, - сказал Я, - положено у нас в основу, Џродик и ѓиппий, то пусть
Џротагор защищает перед нами правильность своих прежних ответов - но не самых
первых: тогда ведь он утверждал, что из пЯти частей добродетели ни одна не
подобна другой, но каждаЯ имеет свое собственное значение. џ сейчас говорю не об
этом, а о том, что он высказал позже, когда стал утверждать, что четыре из них
довольно близки друг другу, а одна - именно мужество - очень сильно отличаетсЯ
от других, в чем Я будто бы могу убедитьсЯ посредством следующего
доказательства: "’ы встретишь, ‘ократ, людей, чрезвычайно нечестивых,
несправедливых, необузданных и невежественных, однако же очень мужественных, из
чего ты убедишьсЯ, что мужество очень сильно отличаетсЯ от других частей
добродетели".
     - џ и тогда очень удивилсЯ этому ответу, а еще больше после того, как мы с вами
все разобрали. ‚от Я его и спросил: считает ли он мужественных смелыми? Ђ он
ответил: "„а, и отважными". Џомнишь, Џротагор, такой свой ответ?
Џротагор подтвердил.
     - ’ак скажи нам, на что отваживаютсЯ мужественные: на то же, на что и робкие?
     - Ќет.
     - ‡начит, на другое?
     - „а.
     - Ќе идут ли робкие на то, что безопасно, а мужественные - на то, что страшно?
     - ‹юди говорЯт, что так, ‘ократ.
     - ’ы прав, - сказал Я, - но не об этом Я спрашиваю. Љак, по-твоему, на что с
отвагою идут мужественные: на то ли страшное, что они считают страшным, или на
то, что таковым не считают?
     - Ќо первое невозможно, как было доказано только что в твоих рассуждениЯх.
     - € в этом ты прав. ’ак что, если это правильно было доказано, никто не идет на
то, что считает страшным, ведь мы нашли, что быть ниже самого себЯ - это
невежество.
     Џротагор согласилсЯ.
     - ‘ другой стороны, когда люди осмеливаютсЯ на что-нибудь, то идут все - и
робкие, и мужественные, и, таким образом, и робкие, и мужественные идут на одно
и то же.
     - Ќо все-таки, ‘ократ, совершенно противоположно то, на что идут робкие, и то,
на что идут мужественные. ‚от хоть на войну - одни желают идти, а другие не
желают.
     - €дти на войну - это прекрасно или безобразно.
     - Џрекрасно.
     - Ђ ведь если прекрасно, то и хорошо, по прежнему нашему условию: мы ведь
согласились, что все прекрасные действиЯ хороши.
     - ’ы прав, таково и мое всегдашнее мнение.
     - € правильно. Ќо кто же из них, как ты утверждаешь, не хочет идти на войну,
хотЯ это прекрасно и хорошо?
     - ђобкие.
     - Ђ ведь если это прекрасно и хорошо, то оно и приЯтно?
‘ этим мы были согласны.
     - ’ак, значит, люди робкие сознательно не хотЯт идти на то, что прекраснее,
лучше и приЯтнее?
     - Ќо если бы мы и с этим согласились, мы нарушили бы все то, в чем мы раньше
были согласны. - Ђ что же мужественный человек? Ќе идет ли он на то, что
прекраснее, лучше и приЯтнее?
     - Ќеобходимо это признать.
     - ‡начит, вообще говорЯ, мужественные проЯвлЯют не дурной страх, когда боЯтсЯ, и
не дурную отвагу, когда отваживаютсЯ?
     - ќто правда.
     - …сли же то и другое не безобразно (постыдно), значит, прекрасно?
     - „а.
     - Ђ если прекрасно, то и хорошо?
     - „а.
     - Ђ робкие, и смельчаки, и неистовые, напротив, проЯвлЯют дурной страх, когда
боЯтсЯ, и дурную отвагу, когда отваживаютсЯ?
Џротагор согласилсЯ.
     - € отваживаютсЯ они на постыдное и плохое только по незнанию и невежеству?
     - ’ак оно и есть.
     - Ќу а то, почему робкие бывают робки, называешь ты робостью или мужеством?
     - ђобостью, конечно.
     - Ђ не выЯснили ли мы, что робких делает робкими неведение того, что страшно?
‚полне выЯснили.
     - ‡начит, из-за этого неведениЯ они и робки? Џротагор согласилсЯ.
     - Ђ ведь, по твоему признанию, то, в силу чего они робки, есть робость?
Џротагор подтвердил.
     - ’ак именно неведение того, что страшно и что не страшно, есть робость?
Џротагор кивнул.
     - Ќо ведь мужество противоположно робости.
     - „а.
     - Ђ понимание того, что страшно, а что не страшно, противоположно неведению
всего этого?
     ‡десь Џротагор опЯть кивнул.
     - ‘тало быть, неведение этого - робость.
’ут Џротагор кивнул весьма неохотно.
     - ‡начит, понимание того, что страшно и что страшно, и есть мужество в
противоположность
     ’ут Џротагор уже не захотел кивать в знак согласиЯ и замолчал. џ же сказал:
     - —то же, Џротагор, ты и не подтверждаешь, и не отрицаешь того, что Я говорю?
     - ’ы заканчивай сам, - сказал Џротагор.
     - џ спрошу у тебЯ только еще об одном, сказал Я - ЉажетсЯ ли тебе по-прежнему,
что бывают люди хотЯ и очень невежественные, но в то же врем в высшей степени
мужественные?
     - ЉажетсЯ мне, ‘ократ, - сказал Џротагор, что. ты упорно настаиваешь на том,
чтобы Я отвечал.,. и быть, сделаю тебе приЯтное и скажу, что на основании прежде
признанного мне это кажетсЯ невозможным.
     „а ведь Я спрашиваю обо всем этом, - сказал Я, - только ради того, чтобы
рассмотреть, как обстоит дело с добродетелью и что это такое - добродетель. џ
знаю, если это будет раскрыто, тогда лучше всего выЯснитсЯ и то, о чем каждый из
нас держал стол длинную речь: Я - когда утверждал, что добродетели нельзЯ
научитьсЯ, ты же - когда утверждал, что можно. € мне кажетсЯ, что недавний вывод
наших рассуждений, словно живой человек, обвинЯет и высмеивает нас, и, если бы
он владел речью, он бы сказал:
     "—удаки вы, ‘ократ и Џротагор! ’ы утверждавший прежде, что до приходЯт
добродетели нельзЯ научитьсЯ, теперь вопреки себе усердствуешь, пытаЯсь
доказать, что все есть знание. посылкам и справедливость, и рассудительность, и
мужество. Ќо таким путем легче всего обнаружитсЯ, что добродетели можно
научитьсЯ. ‚едь если бы добродетель была не знанием, а чем нибудь иным, как
пыталсЯ утверждать Џротагор, тогда она, Ясно не поддавалась бы изучению; теперь
же, если обнаружитсЯ, что всЯ она -знание (на чем ты так настаиваешь ‘ократ),
странным было бы, если бы ей нельзЯ было обучатьсЯ. ‘ другой стороны, Џротагор,
видимо полагавший, что ей можно обучитьсЯ, теперь, видимо, настаивает на
противоположном: она, по его мнению, оказываетсЯ чем угодно, только не знанием,
а следовательно, менее всего поддаетсЯ изучению".
ЊенЯ же, Џротагор, когда Я вижу, как все тут перевернуто вверх дном, охватывает
сильное желание все это выЯснить, и хотелось бы мне, после того как мы это
разберем, разобратьсЯ и в том, что такое добродетель, и снова рассмотреть, можно
ей научить или нет. ’олько бы не сбивал нас то и дело и не вводил в заблуждение
при этом тот самый ќпиметей, который обошел нас, по твоим словам, уже при
распределении даров. Њне в этом мифе больше понравилсЯ Џрометей, чем ќпиметей. €
всеми этими вопросами Я занимаюсь, пользуЯсь помощью ЏрометеЯ, и всю свою жизнь
стараюсь не быть опрометчивым; так что, если тебе будет угодно, Я, как и говорил
об этом в самом начале, с величайшим удовольствием разберу это вместе с тобою.
Џротагор ответил так:
     - џ одобрЯю, ‘ократ, и твое рвение, и ход твоих рассуждений. „а и Я, думаетсЯ
мне, не такой уж дурной человек, а зависти у менЯ меньше, чем у кого бы то ни
было. џ многим говорил о тебе, что из тех, с кем Я встречаюсь, Я всего более
восхищаюсь тобой, особенно между твоими сверстниками. џ даже утверждаю, что не
удивилсЯ бы, если бы и ты стал одним из людей, прославленных мудростью. Ћ наших
вопросах мы поговорим в другой раз, когда тебе будет угодно, а теперь пора
обратитьсЯ к иным делам.
     - ’ак и поступим, раз ты этого мнениЯ, - сказал Я.
     - ‚едь и мне давно пора идти, куда Я собиралсЯ. џ оставалсЯ здесь только в угоду
красавцу Љаллию.
     ‘казав и выслушав это, мы разошлись.


        ѓЋђѓ€‰

     ‘ократ. џ хотел бы расспросить этого человека, в чем суть его искусства и чему
именно обещает он научить.
     Џол. ...‹юди владеют многими искусствами, искусно открытыми в опыте. ’ы опытен -
и дни твои направлЯет искусство, неопытен - и они катЯтсЯ по прихоти случаЯ. Њеж
всеми этими искусствами разные люди избирают разное в разных целЯх, но лучшие
избирают лучшее. Љ лучшим принадлежит и наш ѓоргий, который причастен самому
прекрасному из искусств.
     ‘ократ. Ђ еще лучше, ѓоргий, скажи нам сам, в каком искусстве ты сведущ и как,
стало быть, нам тебЯ называть.
     ѓоргий. ‚ ораторском искусстве, ‘ократ.
‘ократ. Ќо в чем же, собственно, состоит это искусство?
ѓоргий. ...‚ остальных искусствах почти всЯ опытность относитсЯ к ручному труду
и другой подобной деЯтельности, а в красноречии ничего похожего на ручной труд
нет, но всЯ его деЯтельность и всЯ сущность заключены в речах.
‘ократ. ‡начит, красноречие принадлежит к тем искусствам, которые все совершают
и всего достигают словом. Ќе так ли?
     ѓоргий. ’ак.
‘ократ. Ђ на что оно направлено? —то это за предмет, на который направлены речи,
принадлежащие этому искусству?
     ѓоргий. ќто самое великое, ‘ократ, и самое прекрасное из всех человеческих дел.
‘ократ. ...ЋбъЯсни, что ты имеешь ввиду, говорЯ о величайшем длЯ людей благе и
называЯ себЯ его создателем?
     ѓоргий. ’о, что поистине составлЯет величайшее благо и дает людЯм как свободу,
так равно и власть над другими людьми, каждому в своем городе.
‘ократ. —то же это, наконец?
     ѓоргий. ‘пособность убеждать словом и судей в суде, и советников в ‘овете, и
народ в Ќародном собрании, да и во всЯком другом собрании граждан. ‚ладеЯ такою
силою, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителЯ гимнастики, а что до
нашего дельца, окажетсЯ, что он не длЯ себЯ наживает деньги, а длЯ другого - длЯ
тебЯ, владеющего словом и уменьем убеждать толпу.
‘ократ. ...Ћно - мастер убеждениЯ: в этом всЯ его суть и всЯ забота. €ли ты
можешь сказать, что красноречие способно на что-то большее, чем вселЯть
убеждение в души слушателей?
     ѓоргий. Ќет, нет, ‘ократ, напротив, по-моему, ты определил вполне достаточно:
как раз в этом его суть.
     ‘ократ. ‡начит, красноречие - это мастер убеждениЯ, внушающего веру в
справедливое и не справедливое, а не поучающего, что справедливо, а что нет.
ѓоргий. ’ак оно и есть.
     ‘ократ. ‡начит, оратор в судах и других сборищах не поучает, что справедливо, а
что нет, но лишь внушает веру, и только. Ќу конечно, ведь толпа не могла бы
постигнуть столь важные вещи за такое малое времЯ.
ѓоргий. „а, конечно.
     € в состЯзании с любым другим знатоком своего дела оратор тоже бы одержал верх,
потому что успешнее, чем любой другой, убедил бы собравшихсЯ выбрать его и
потому что не существует предмета, о котором оратор не сказал бы перед толпою
убедительнее, чем любой из знатоков своего дела. ‚от какова сила моего
искусства.
     Ќо к красноречию, ‘ократ, надо относитьсЯ так же, как ко всЯкому прочему
средству состЯзаниЯ. ‚едь и другие средства состЯзаниЯ не обЯзательно обращать
против всех людей подрЯд по той лишь причине, что ты выучилсЯ кулачному бою,
борьбе, обращению с оружием, став сильнее и друзей, и врагов, - не обЯзательно
по этой причине бить друзей, увечить их и убивать. [...] ‘тало быть, учителей
нельзЯ называть негодЯЯми, а искусство винить и называть негодным по этой
причине; негодЯи, по-моему, те, кто им злоупотреблЯет.
’о же рассуждение применимо и к красноречию. Ћратор способен выступать против
любого противника и по любому поводу так, что убедит толпу скорее всЯкого
другого; короче говорЯ, он достигнет всего, чего ни пожелает. Ќо вовсе не
следует по этой причине отнимать славу ни у врача (хотЯ оратор и мог бы это
сделать), ни у остальных знатоков своего дела. Ќет, и красноречием надлежит
пользоватьсЯ по справедливости, так же как искусством состЯзаниЯ. …сли же
кто-нибудь, став оратором, затем злоупотребит своим искусством и своей силой, то
не учителЯ надо преследовать ненавистью и изгонЯть из города: ведь он передал
свое умение другому длЯ справедливого пользованиЯ, а тот употребил его с
обратным умыслом. ‘тало быть, и ненависти, и изгнаниЯ, и казни по справедливости
заслуживает злоумышленник, а не его учитель.
‘ократ. ’ы утверждаешь, что способен сделать оратором всЯкого, кто пожелает у
тебЯ учитьсЯ?
     ѓоргий. „а.
‘ократ. Ќо, конечно, так, что в любом деле он приобретет доверие толпы не
наставлением, а убеждением?
     ѓоргий. ‘овершенно верно.
‘ократ. ’ы утверждал только сейчас, что и в делах, касающихсЯ здоровьЯ, оратор
приобретет больше довериЯ, чем врач?
     ѓоргий. „а, у толпы.
‘ократ. Ќо "у толпы" - это, конечно, значит у невежд? Џотому что у знатоков едва
ли он найдет больше довериЯ чем врач.
     ѓоргий. ’ы прав. [...]
‘ократ. ‘тало быть, невежда найдет среди невежд больше довериЯ, чем знаток: ведь
оратор найдет больше довериЯ, чем врач. ’ак выходит или как-нибудь по-иному?
ѓоргий. ‚ыходит так - в этом случае.
     ‘ократ. Ќо и в остальных случаЯх перед любым другим искусством оратор и
ораторское искусство пользуютсЯ тем же преимуществом. ‡нать существо дела
красноречию нет никакой нужды, надо только отыскать какое-то средство убеждениЯ,
чтобы казатьсЯ невеждам большим знатоком, чем истинные знатоки.
ѓоргий. Ќе правда ли, ‘ократ, какое замечательное удобство: из всех искусств
изучаешь одно только это и, однако ж, нисколько не уступаешь мастерам любого
дела!
     ‘ократ. “ступает ли оратор прочим мастерам, ничему иному не учась, или же не
уступает, мы рассмотрим вскоре... ...’ы, учитель красноречиЯ, ничему из этих
вещей новичка, конечно не выучишь - твое дело ведь другое! - но устроишь так,
что, ничего такого не знаЯ, толпе он будет казатьсЯ знающим, будет казатьсЯ
добрым, не заключаЯ в себе добра? [...] …сли ты готовишь кого-либо в ораторы,
ему необходимо узнать, что такое справедливое и несправедливое, либо заранее,
либо впоследствии, выучив с твоих слов.
     ѓоргий. Љонечно.
‘ократ. ‡начит человеку, изучившему красноречие, необходимо быть справедливым, а
справедливому - стремитьсЯ лишь к справедливым поступкам? [...] ‘тало быть,
оратор никогда не пожелает совершить несправедливость?
ѓоргий. ЉажетсЯ, нет.
     ‘ократ. ’ы помнишь, что говорил немного раньше, - что [...] если оратор
пользуетсЯ своим красноречием не по справедливости, следует винить и карать
изгнанием не его наставкика, а самого нарушителЯ справедливости, который дурно
воспользовалсЯ своим искусством. Ѓыло это сказано или не было?
ѓоргий. Ѓыло.
     ‘ократ. Ђ теперь обнаруживаетсЯ, что этот самый человек, изучивший красноречие,
вообще неспособен совершить несправедливость. ‚ерно?
ѓоргий. ЉажетсЯ, верно.
     ‘ократ. ‚ начале нашей беседы, ѓоргий, мы говорили, что красноречие применЯетсЯ
к рассуждениЯм о справедливом и несправедливом, а не о четных и нечетных числах.
[...] ‘лушаЯ тебЯ тогда, Я решил, что красноречие ни при каких условиЯх не может
быть чем-то несправедливым, раз оно постоЯнно ведет речи о справедливости. Љогда
же ты немного спустЯ сказал, что оратор способен воспользоватьсЯ своим
красноречием и вопреки справедливости, Я изумилсЯ, решив, что эти утверждениЯ
звучат несогласно друг с другом, и поэтому-то предложил тебе: если выслушать
опровержение длЯ тебЯ - прибыль, как и длЯ менЯ, разговор стоит продолжать, если
же нет - лучше его оставить.
     Џол. Ћтветь мне, ‘ократ, если ѓоргий, по твоему, зашел в тупик, что скажешь о
красноречии ты сам? [...]
     ‘ократ. ‘казать тебе правду, Џол, по-моему, это вообще не искусство. [...]
ЉакаЯ-то сноровка, мне думаетсЯ. [...]
     Џол. ‘норовка в чем?
‘ократ. ‚ том, чтобы доставлЯть радость и удовольствие.
...Џо-моему, это дело, чуждое искусству, но требующее души догадливой, дерзкой и
наделенной природным даром общениЯ с людьми. ‘уть этого занЯтиЯ Я назову
угодничеством. Ћно складываетсЯ из многих частей, поваренное искусство - одна из
них. ‚прочем, искусством оно только кажетсЯ; по-моему, это не искусство, но
навык и сноровка. —астЯми того же занЯтиЯ Я считаю и красноречие, и украшение
тела, и софистику - всего четыре части соответственно четырем различным
предметам.
     ђаз существуют два предмета, значит, и искусства тоже два. ’о, которое относитсЯ
к душе, Я зову государственным, то, которое к телу... это искусство попечениЯ о
теле, Я различаю в нем две части: гимнастику и врачевание. ‚ государственном
искусстве первой из этих частей соответствует искусство законодателЯ, второй -
искусство судьи. ‚нутри каждой пары оба искусства свЯзаны меж собою - врачевание
с гимнастикой и законодательство с правосудием, потому что оба направлены на
один и тот же предмет, но вместе с тем и отличны друг от друга.
€так, их четыре, и все постоЯнно пекутсЯ о высшем благе, одни - длЯ тела, другие
     - длЯ души, а угодничество... разделЯет само себЯ на четыре части, укрываетсЯ за
каждым из четырех искусств и прикидываетсЯ тем искусством, за которым укрылось,
но о высшем благе нисколько не думает, а охотитсЯ за безрассудством, приманиваЯ
его всЯкий раз самым желанным наслаждением, и до такой степени его одурачивает,
что уже кажетсЯ преисполненным высочайших достоинств. ‡а врачебным искусством
укрылось поварское дело и прикидываетсЯ, будто знает лучшие длЯ тела кушаньЯ,
так что если бы пришлось повару и врачу спорить, кто из них двоих знает толк в
полезных и вредных кушаньЯх, а спор бы их решали дети или столь же безрассудные
взрослые, то врач умер бы с голоду.
     ‚от что Я называю угодничеством, и считаю его постыдным... потому что оно
устремлено к наслаждению, а не к высшему благу. €скусством Я его не признаю, это
всего лишь сноровка, ибо, предлагаЯ свои советы, оно не в силах разумно
определить природу того, что само же предлагает, а значит, не может и назвать
причины своих действий. Ќо неразумное дело Я не могу назвать искусством.
‡а врачеванием, повторЯю, прЯчетсЯ поварское угодничество, за гимнастикой таким
же точно образом - украшение тела: занЯтие зловредное, лживое, низкое,
неблагородное, оно вводит в обман линиЯми, красками, гладкостью кожи, нарЯдами и
заставлЯет гнатьсЯ за чужой красотой, забываЯ о собственной, которую дает
гимнастика.
     ...Љак украшение тела относитсЯ к гимнастике, так софистика относитсЯ к
искусству законодателЯ, и как поварское дело - к врачеванию, так красноречие - к
правосудию. [...] „ействительно, ведь если бы не душа владычествовала над телом,
а само оно над собою, и если бы не душою различали и отделЯли поварское дело от
врачеваниЯ, но тело судило бы само, пользуЯсь лишь меркой собственных радостей,
то было бы в точности по слову Ђнаксагора: все вещи смешались бы воедино - и то,
что относитсЯ к врачеванию, к здоровью, к поварскому делу, стало бы меж собою
неразличимо.
     —то Я понимаю под красноречием, ты теперь слышал: это как бы поварскаЯ сноровка
не длЯ тела, а длЯ души. [...]
     Џол. ‘тало быть, по-твоему, хорошие ораторы мало что значат в своих городах, раз
они всего лишь льстивые угодники?
     ‘ократ. џ утверждаю, Џол, что и ораторы, и тираны, обладают в своих городах
силой самой незначительной... €бо делают они, можно сказать, совсем не то, что
хотЯт, они делают то, что сочтут наилучшим.
…сли человек что-нибудь делает ради какой-то цели, ведь не того он хочет, что
делает, а того, ради чего делает?
     ‡начит, и убиваем, если случаетсЯ кого убить, и отправлЯем в изгнание, и
отнимаем имущество, полагаЯ, полагаЯ, что длЯ нас лучше сделать это, чем не
сделать? [...] ‘тало быть, ни уничтожать, ни изгонЯть из города, ни отнимать
имущество мы не желаем просто так, ни с того ни с сего; лишь если это полезно,
мы этого желаем, если же вредно - не желаем. ‚едь мы желаем хорошего, как ты сам
утверждаешь, того, что ни хорошо ни плохо, не желаем и плохого тоже не желаем.
’еперь, если кто убивает другого, или изгонЯет из города, или лишает имущества,
     - будь он тиран или оратор, все равно, - полагаЯ, что так длЯ него лучше, а на
самом деле оказываетсЯ, что хуже, этот человек, конечно, делает то, что считает
нужным? [...]
     Ќо делает ли он то, чего желает, если все оказываетсЯ к худшему?
Џол. Џослушать тебЯ, ‘ократ, так ты ни за что бы не принЯл свободы делать в
городе, что тебе вздумаетсЯ, скорее наоборот, и не стал бы завидовать человеку,
который убивает, кого сочтет нужным, или лишает имущества, или сажает в тюрьму!
‘ократ. „авай, мой милый, Я приведу пример, а ты возразишь. Џредставь себе, что
Я бы спрЯтал под мышкой кинжал, ЯвилсЯ на рыночную площадь в час, когда она
полна народа, и сказал бы тебе так: "Џол, у менЯ только что поЯвилась
неслыханнаЯ власть и сила. …сли Я сочту нужным, чтобы кто-то из этих вот людей,
которых ты видишь перед собой, немедленно умер, тот, кого Я выберу, умрет".
[...] ’ы бы не поверил, а Я показал бы тебе свой кинжал, и тогда ты, пожалуй,
заметил бы мне: "‘ократ, так-то и любой всесилен: ведь подобным образом может
сгореть дотла и дом, какой ты ни выберешь, и афинские верфи, и триеры, и все
торговые суды, государственные и частные". —то ты на это скажешь?
Џол. …сли так взглЯнуть, то конечно.
     ...Љак часто люди, творЯщие несправедливость, наслажда- ютсЯ счастьем.
‘ократ. ‹юдей достойных и честных - и мужчин, и женщин - Я зову счастливыми,
несправедливых и дурных - несчастными.
     ...Џо существу речь идет о том, знать или не знать, какой человек счастлив, а
какой нет. [...] ’ы полагаешь, что человек несправедливый и преступный может
быть счастлив... Ђ Я не считаю такое возможным. ќто первое наше разногласие. Ќу
хорошо, а когда придет возмездие и кара, несправедливый и тогда быдет счастлив?
Џол. Љонечно, нет! ’огда он будет самым несчастным на свете.
‘ократ. Ќо если кара несправедливого не постигнет, он, по-твоему, будет
счастлив?
     Џол. „а.
‘ократ. Ђ по моему мнению, Џол, человек несправедливый и преступный несчастлив
при всех обстоЯтельствах, но он особенно несчастлив, если уходит от возмездиЯ и
остаетсЯ безнаказанным, и не так несчастлив, если понесет наказание и узнает
возмездие богов и людей.
     Џол. Ќо это нелепость, ‘ократ.
‘ократ. Џо моему суждению, и Я , и ты, и остальные люди - все мы считаем, что
хуже творить несправедливость, чем ее терпеть, и оставатьсЯ безнаказанным, чем
нести наказание.
     Џол. Ђ по-моему, ни Я и никто из людей этого не считает. ’ы-то сам разве
предпочел бы терпеть несправедливость, а не причинЯть ее другому?
‘ократ. Љак тебе кажетсЯ, Џол, что хуже - причинЯть несправедливость или
терпеть?
     Џол. Џо-моему, терпеть.
‘ократ. Ђ постыднее что? ЏричинЯть несправедливость или терпеть? Ћтвечай.
Џол. ЏричинЯть несправедливость.
     ‘ократ. Ќо если причинЯть несправедливость - большее зло, чем переносить, значит
первое хуже второго.
     Џол. Ћчевидно, да.
‘ократ. ’еперь ты убедилсЯ, Џол, сравнив два способа опровержениЯ, что они
нисколько друг с другом не схожи: с тобою соглашаютсЯ все, кроме менЯ, а мне
достаточно, чтобы ты один со мной согласилсЯ и подал голос в мою пользу, тебЯ
одного зову в свидетели, остальные же мне вовсе не нужны.
‘ократ.Ќо об этом достаточно. ЋбратимсЯ теперь ко второму нашему разногласию:
самое ли большое зло длЯ преступившего справедливость, если он понесет наказание
(так считаешь ты), или еще большее зло - остатьсЯ безнаказанным (так считаю Я).
Ќо одинаково ли мы понимаем эту пользу џ имею в виду, что человек становитсЯ
лучше душою, если его наказывают по справедливости.
Џол. …стественно!
     ‘ократ. ‡начит, несЯ наказание, он избавлЯетсЯ от испорченности, омрачающей
души?
     Џол. „а.
‘ократ. ’ак не от величайшего ли из зол он избавлЯетсЯ? ђассуди сам. ‚ делах
имущественных усматриваешь ли ты длЯ человека какое-нибудь иное зло, кроме
бедности?
     Џол. Ќет, одну только бедность.
‘ократ. Ђ в том, что касаетсЯ тела? ’ы, вероЯтно, назовешь злом слабость,
болезнь, безобразие и прочее тому подобное?
Џол. ђазумеетсЯ.
     ‘ократ. Ђ ты допускаешь, что и в душе может быть испорченность?
Џол. Љонечно, допускаю.
     ‘ократ. € зовешь ее несправедливостью, невежеством, трусостью и прочими
подобными именами?
     Џол. ‘овершенно верно.
‘ократ. ‘тало быть, длЯ трех этих вещей - имущества, тела и души - ты признал
три вида испорченности: бедность, болезнь и несправедливость.
Џол. „а.
     ‘ократ. ЉакаЯ же из них самаЯ постыднаЯ? ‚ерно, несправедливость и вообще
испорченнность души?
     Џол. ’ак оно и есть.
‘ократ. Ђ раз самаЯ постыднаЯ, то и самаЯ плохаЯ?
Џол. Љак это, ‘ократ, не понимаю.
     ‘ократ. Ђ вот как. ‘амое постыдное всегда причинЯет либо самое большое
страдание, либо самый большой вред, либо, наконец, то и другое сразу...
Ђ быть несправедливым, невоздержанным, трусливым, невежественным больнее, чем
страдать от бедности или недуга?
     Џол. Њне кажетсЯ, нет, ‘ократ.
‘ократ. Ћднако, если среди всех испорченностей самаЯ безобразнаЯ - это
испорченность души, она безмерно, чудовищно превосходит остальные вредом и злом:
ведь не болью - боль ты исключил.
     Џол. ‚идимо, так.
‘ократ. Ќо то, что приносит самый большой вред, должно быть самым большим на
свете злом.
     Џол. „а.
‘ократ. ‘тало быть, несправедливость, невоздержанность и вообще всЯкаЯ
испорченность души - величайшее на свете зло?
Џол. ‚идимо, так.
     ‘ократ. ‡начит, искусство наживы избавлЯет от бедности, врачебное искусство - от
болезни, а правый суд - от невоздержанности и несправедливости. ЉакаЯ же среди
этих вещей самаЯ прекраснаЯ?
     Џол. Џравосудие намного выше всего остального, ‘ократ.
‘ократ. Џойдем дальше. …сли есть двое больных - телом или душою, все равно, -
который из них несчастнее: тот, что лечитсЯ и избавлЯетсЯ от зла, или другой,
который не лечитсЯ и все оставлЯет как было?
Џол. Џо моему мнению, тот, кто не лечитсЯ.
     ‘ократ. Ќе Ясно ли нам, что наказание освобождает от величайшего зла - от
испорченности? [...] ‚озмездие вразумлЯет и делает более справедливым, оно
владеет целебною силой против испорченности.
Џол. „а.
     ‘ократ. € стало быть, хуже всех живет тот, кто остаетсЯ несправедливым и не
избавлЯетсЯ от этого зла.
     Ќо они, мой милейший, достигают примерно того же, чего достиг бы больной, если
он одержим самыми злыми болезнЯми, но ответа за свои телесные изъЯны перед
врачами не держит - не лечитсЯ, страшась, словно малый ребенок, боли, которую
причинЯют огонь и нож. €ли ты думаешь по-другому?
Џол. Ќет, Я тоже так думаю.
     ‘ократ. Ћн, видимо, просто не знает, что такое здоровье и крепость тела.
...Ѓоль, причинЯемую наказанием, они видЯт, а к пользе слепы и даже не
догадываютсЯ, насколько более жалкаЯ долЯ - постоЯннаЯ свЯзь с недужной душою,
испорченной, несправедливой, нечестивой, чем с недужным телом, а потому и делают
все, чтобы не держать ответа и не избавлЯтьсЯ от самого страшного из зол: копЯт
богатства, приобретают друзей, учатсЯ говорить как можно убедительнее.
Ђ если все же совершит неправое дело - он ли сам или кто-нибудь из тех, кто ему
дорог, - нужно по доброй воле идти скорее туда, где нас ждет наказание: к судье,
все равно как к врачу, нужно спешить, чтобы болезнь несправедливости, застарев,
не растлила душу окончательно и безнадежно.
‘тало быть, длЯ того, чтобы оправдывать собственную несправедливость или
несправедливость родителей, друзей, детей, отечества, красноречие нам совершенно
ни к чему, Џол. ‚от разве что кто-нибудь обратитсЯ к нему с противоположными
намерениЯми, чтобы обвинить прежде всего самого себЯ, а затем любого из родичей
и друзей... ...€ если твой поступок заслуживает плетей, пусть тебЯ бичуют, если
оков - пусть заковывают, если денежной пени - плати, если изгнаниЯ - уходи в
изгнание, если смерти - умирай, и сам будь первым своим обвинителем, и своим, и
своих близких, и на это употреблЯй красноречие...
...Ќо если твой враг несправедливо обидел другого челове- ка, нужно всеми
средствами - и словом, и делом добиватьсЯ, чтобы он осталсЯ безнаказанным и к
судье не попал. Ђ коли все-таки попадет, надо подстроить так, чтобы враг твой
благополучно избегнул наказаниЯ...
     ‚от длЯ таких целей, Џол, красноречие, на мой взглЯд, полезно, хотЯ длЯ того,
кто не собираетсЯ поступать несправедливо, польза от него, мне кажетсЯ,
невелика, если, разумеетсЯ, вообще от него может быть какаЯ-то польза; по
крайней мере до сих пор наша беседа ее не обнаружила.
Љалликл. ‘кажи мне, ‘ократ, как нам считать - всерьез ты теперь говоришь или
шутишь? ‚едь если ты серьезен и все это правда, разве не оказалось бы, что
человеческаЯ наша жизнь перевернута вверх дном и что мы во всем поступаем не как
надо, а наоборот?
     ‘ократ. ...„окажи, что творить несправедливость, и вдобавок безнаказанно, не
величайшее на свете зло, либо, если ты оставишь это неопровергнутым, клЯнусь
собакой, египетским богом, Љалликл не согласитсЯ с Љалликлом и всю жизнь будет
петь не в лад с самим собою. Ђ между тем, как мне представлЯетсЯ, милейший мой,
пусть лира у менЯ скверно настроена и звучит не в лад, пусть нестройно поет хор,
который Я снарЯжу, пусть большинство людей со мной не соглашаетсЯ и спорит, лишь
бы только не вступить в разногласие и в спор с одним человеком - с собою самим.
Љалликл. ‘ократ, мне кажетсЯ, ты озорничаешь в речах, совсем как завзЯтый
оратор.
     ...€ за что Я порицаю Џола, так это за то, что он согласилсЯ с тобою, будто
чинить несправедливость постыднее, чем ее терпеть. “ступив в этом, он в свою
очередь оказалсЯ стреножен и взнуздан и умолк, застыдившись открыть то, что у
него на уме. € ведь верно, ‘ократ, под предлогом поисков истины ты на самом деле
утомлЯешь нам слух трескучими и давно избитыми словами о том, что прекрасно
совсем не по природе, но только по установившемусЯ обычаю.
Ѓольшею частью они противоречат друг другу, природа и обычай, и потому тот, кто
стыдитсЯ и не решаетсЯ говорить что думает, неизбежно впадает в противоречие. ’ы
это приметил и используешь, коварно играЯ словами: если с тобою говорЯт, имеЯ в
виду обычай, ты ставишь вопросы в согласии с природой, если же собеседник
рассуждает в согласии с природой, ты спрашиваешь, исходЯ из обычаЯ. Џо природе
все, что хуже, то и постыднее, безобразнее, например, терпеть несправедливость,
но по установившемусЯ обычаю, безобразнее поступать несправедливо. …жели ты
доподлинно муж, то не станешь терпеть страдание, переносить несправедливость -
это дело раба, которому лучше умереть, чем жить, который терпит несправедливости
и поношениЯ потому, что не в силах защитить ни себЯ самого, ни того, кто ему
дорог. Ќо по-моему, законы как раз и устанавливают слабосильные, а их
большинство. ђади себЯ и собственной выгоды устанавливают они законы, расточаЯ и
похвалы, и порицаниЯ. ‘тараЯсь запугать более сильных, тех, кто способен над
ними возвыситьсЯ, страшась этого возвышениЯ, они утверждают, что быть выше
других постыдно и несправедливо, что в этом как раз и состоит несправедливость -
в стремлении поднЯтсЯ выше прочих. ‘ами же они по своей ничтожности охотно, Я
думаю, довольствовались долею, равною длЯ всех.
[...] Ќо сама природа, Я думаю, провозглашает, что это справедливо - когда
лучший выше худшего и сильный выше слабого. —то это так, видно во всем и повсюду
и у животных, и у людей - если взглЯнуть на города и народы в целом, - видно,
что признак справедливости таков: сильный повелевает слабым и стоит выше
слабого. Џо какому праву Љсеркс двинулсЯ походом на ѓрецию, а его отец - на
скифов? (’аких примеров можно привести без числа!) Џодобные люди, думаю Я,
действуют в согласии с самою природою права и - клЯнусь ‡евсом! - в согласии с
законом самой природы, хотЯ он может не совпадать с тем законом, какой
устанавливаем мы и по какому стараемсЯ вылепить самых лучших и решительных среди
нас. Њы берем их в детстве, словно львЯт, и приручаем заклинаниЯми и ворожбою,
внушаЯ, что все должны быть равны и что именно это прекрасно и справедливо. Ќо
если поЯвитсЯ человек, достаточно одаренный природою, чтобы разбить и стрЯхнуть
с себЯ все оковы, Я уверен: он освободитсЯ, он втопчет в грЯзь наши писаниЯ, и
волшебство, и чародейство, и все противные природе законы и, воспрЯнув, ЯвитсЯ
пред нами владыкою бывший наш раб - вот тогда-то и просиЯет справедливость
природы!
     ‡накомство с философией прекрасно в той мере, в какой с ней знакомЯтсЯ ради
образованиЯ, и нет ничего постыдного, если философией занимаетсЯ юноша. Ќо если
он продолжает свои занЯтиЯ и возмужав, это уже смешно, ‘ократ, и, глЯдЯ на таких
философов, Я испытываю то же чувство, что при виде взрослых людей, которые
по-детски лепечут или резвЯтсЯ. Ќо когда слышишь как лепечет взрослый, и видишь
как он по-детски резвитсЯ, это кажетсЯ смехотворным, недостойным мужчины и
заслуживающим кнута.
     ‘овершенно так же отношусь Я и к приверженцам философии. ‚идЯ увлечение ею у
безусого юноши и не думает с ней расставатьсЯ, тут уже, ‘ократ, по-моему,
требуетсЯ кнут! Љак бы ни был, повторЯю Я, даровит такой человек, он навернЯка
терЯет мужественность, держась вдали от средины города, его площадей и собраний,
где прославлЯютсЯ мужи, по слову поэта; он прозЯбает до конца жизни в
неизвестности, шепчась по углам с тремЯ или четырьмЯ мальчишками, и никогда не
слетит с его губ свободное, громкое и дерзновенное слово.
‚едь если бы сегоднЯ тебЯ схватили - тебЯ или кого-нибудь их таких же, как ты, -
и бросили в тюрьму, обвинЯЯ в преступлении, которого ты никогда не совершал, ты
же знаешь - ты оказалсЯ бы совершенно беззащитен, голова у тебЯ пошла бы кругом,
и ты бы так и застыл с открытым ртом, не в силах ничего вымолвить, а потом
предстал бы перед судом, лицом к лицу с обвинителем, отъЯвленным мерзавцем и
негодЯем, и умер бы, если бы тому вздумалось потребовать длЯ тебЯ смертного
приговора.
     ’акого человека, прости менЯ за грубость, можно совершенно безнаказанно
отхлестать по щекам. [...] Ќе с тех бери пример, кто копаетсЯ в мелочах,
опровергаЯ друг друга, но с тех, кто владеет богатствами, славою и многими иными
благами.
     ‘ократ. Љак вы с Џиндаром понимаете природную справедливость? ќто когда сильный
грабит имущество слабого, лучший властвует над худшим и могущественный стоит
выше немощного? ‚ерно Я запомнил, или же ты толкуешь справедливость как-нибудь
по-иному?
     Љалликл. Ќет, именно так Я говорил прежде, так говорю и теперь. [...]
‘ократ. ’ак, а большинство по природе сильнее одного? ’о самое большинство,
которое издает законы против одного, как ты только что говорил.
Љалликл. „а, конечно.
     ‘ократ. ‡начит, установлениЯ большинства - это установлениЯ сильных.
Љалликл. €стиннаЯ правда.
     ‘ократ. ‚ыходит, пожалуй, что раньше ты говорил неверно и обвинЯл менЯ
незаслуженно, утверждаЯ, будто обычай противоположен природе...
Љалликл. [...] €ли ты воображаешь, что, когда соберутсЯ рабы и всЯкий прочий
сброд, не годный ни на что, кроме как разве напрЯгать мы