поверил, то понЯл, то лучше
бы их не открывать сейчас, и вообще никогда, только бы этого не видеть.
     ќтого,  неожиданно высокого, тонкогубого, худого,  прЯмого, как  палка,
отчаЯнно похожего на мать; этого, оставшегосЯ когда-то словно бы на памЯть и
на радость, а потом и поныне - на позор всей жизни ‚иктора  ѓлущенко. ќтого,
отбухавшего -  ‚иктор  Џантелеймонович быстро прикинул в уме - почти  полные
одиннадцать  лет из назначенных тринадцати где-то в болотах ‡ападной ‘ибири.
ќтого, глубоко ненавистного и  странного, с угольЯми вместо зрачков, но  все
же родного,  в окошко не выбросишь. ќтого, молчащего,  застывшего  на пороге
комнаты, и без всЯкого выражениЯ на него, на отца, глЯдЯщего.
     - Ќе дозвонишьсЯ тебе, - ровным, высоким голосом произнес гость, - и ни
в дверь, ни по телефону, однохренственно. Џришлось вот открыть.
     Ќе  дожидаЯсь приглашениЯ, ‚севолод ‚икторович ѓлущенко  проследовал, -
не  прошел, ни  в  коем  случае  не прошел,  а только  проследовал,  если не
прошествовал! - к низкому столику, на коем стоЯла у ‚иктора Џантелеймоновича
запаснаЯ поллитра и  что-то  из  вчерашней  закуски. ’ам гость  опустилсЯ  в
кресло,  а потом  в дверЯх поЯвилось еще что-то... вот именно не  кто-то,  а
что-то. •отЯ  существо  это  было Явно человечьего рода, было  оно при  этом
молодое,  однако  бесполое;  женщина  это  или мужчина -  никак пьЯный  взор
‚иктора  не мог распознать, да и не пыталсЯ. € вообще, только что  принЯвший
цельную  банку  и узревший  ЯвившегосЯ без  малейшего  предупреждениЯ  сына,
‚иктор  Џантелеймонович меньше всего  склонен был раздумывать: кого там  или
что там сынулЯ с собой приволок.
     - ђекомендую, - ткнул  в сторону второго  вошедшего  ‚севолод, ткнул не
пальцем,  а  каким-то  предметом,  который  ‚иктор  не  рассмотрел,  -  твой
приемный, „усЯ. ќто по-ихнему  „усЯ,  это кликуха, чтобы тебе понЯтней было,
потому  „усЯ,  что  -  подруга.  Ђ  официально  ѓелий  ‘таниславович,   если
соображаешь,  что это  значит.  ‘тараЯ  шалашовка,  но,  возможно,  нам  еще
придетсЯ  лизать ей ботинки и другие места. ’ебе  придетсЯ, Я постараюсь  не
лизать. „авай кружки.
     ЏоследнЯЯ фраза адресовалась Явно ѓелию. ’от извлек из принесенного под
мышкой грЯзного, без ручки, чемодана две  облупленные  кружки. ’ем  временем
‚севолод одним ногтем содрал с  бутылки крышечку,  налил почти полную своему
спутнику, а себе даже не капнул.
     - Џей, задрыга жизни, пей, „усЯ, - речитативом сказал ѓелий самому себе
и высадил  кружку,  не  поморщившись.  Џотом  покосилсЯ на  столик,  ухватил
плавленый сырок и сожрал. - Ќаше вам с кисточкой, - произнес ѓелий уж совсем
голосом какой-то  опереточной шлюхи из числа  персонажей телефильмов на тему
становлениЯ  власти  ‘оветов и откинулсЯ в кресле. Ќа вид  ему могло  быть и
тринадцать лет,  и тридцать, и любое,  что между этими числами; застывшаЯ на
лице блудливаЯ улыбка тем более подчеркивалась откровенной, грубо-зазывающей
красотой  этого  лица.  ‚иктор  Џантелеймонович  с  ужасом,   сквозь  быстро
наплывающий и столь  же  быстро  распадающийсЯ хмель осознавал,  что если из
правого кресла смотрит на него стеклЯнными,  постаревшими глазами перваЯ его
жена,  конькобежка-чемпионка, то из  левого кресла точно так же глЯдит нагло
помолодевшаЯ, постигшаЯ сексуальный смысл жизни, согласно своей вечной мечте
начавшаЯ  превращатьсЯ в  мужчину,  впрочем,  на  полдороге  в этом  занЯтии
остановившаЯсЯ, втораЯ его  драгоценнаЯ супруга, ‘офьЯ  ”едоровна.  Ћт этого
было  не просто страшновато-неприЯтно,  как от  прихода сына. Ћт этого  было
просто нестерпимо страшно, ибо внезапно  вспомнил директор  глухую и пьЯную,
раза  два  доносившуюсЯ  до него  сплетню,  что,  мол,  супруга  его,  ‘офьЯ
”едоровна,  когда еще в девицах  ходила, сдала государству незаконного сына,
прижитого от вот  уже нынче больше чем сорок дней  как покойного  ‘танислава
Љазимировича.  —то покойного, в том нет сомнениЯ, ибо как раз вчера ѓлущенко
опохмелЯлсЯ после этих сороковин, - его, как друга, пригласили. ‡нал бы - не
пошел бы. ‘воей водки что ли  мало. “мер  ‘танислав  Љазимирович... вместе с
правительством...  “мер... џ-то  что  все никак не умираю? •орошо бы сейчас,
вот как раз момент очень подходЯщий...
     -  ‘амое  времЯ,  -  сказал  ‚севолод,  поглЯдев на ходики, - стоЯвшие,
конечно,  но  по  странному  совпадению   показывавшие   что-то  похожее  на
действительно  имеющие  место  восемь  утра,  -  поспать  бы  тебе, подруга.
ђодитель,  выкатись  из  постели,  покуда  ты  нам  соберешь,  что Я  скажу,
глубокоуважаемый  царевич поспит часок-другой.  ‚се же мы не с концерта. Њы,
родитель, с курорта. „а вылазь ты быстро, сука, кому говорЯт?
     ‘овершенно  окостеневший ‚иктор  Џантелеймонович  понЯл  наконец  какой
предмет держит в руках его законный  отпрыск. ќто  было длинное, сантиметров
пЯтнадцать, сапожное шило с костЯной ручкой, а острие смотрело  сейчас прЯмо
на ѓлущенко-старшего. ’рЯсЯсь больше  от похмелюги, чем от страха,  -  страх
уже мало что мог добавить, - он вылез из постели. ‚севолод критически окинул
его взором, - как-никак не менЯл бельЯ ‚иктор Џантелеймонович уже месЯц. Ќо,
видимо, ѓелий и впрЯмь хотел спать, и прежде, чем  сын успел распечь отца за
недостаточно гигиеничное гостеприимство, пасынок уже свернулсЯ под одеЯлом с
головой. Џоследнее чуток  успокоило  ‚иктора Џантелеймоновича:  в лицо своей
второй жене ему  было смотреть еще страшней, чем первой, погибшей. ‚севолод,
по-прежнему поигрываЯ  шилом,  налил отцу  полкружки  водки,  отдавил  шилом
полсырка и брезгливо придвинул.
     - ‚ыжри, родитель,  иначе соображать не будешь. ’ы мне нужен  с чистыми
мозгами. ЋтрексЯ и отрексЯ, хрен с тобой; мне с тебЯ не любовь нужна, любовь
не по моей части. ‹юбовь по его части. - ‚севолод показал шилом на одеЯло. -
Њне с тебЯ нужны... „а пей ты, сволочь, наконец, пей!
     ‚иктор Џантелеймонович послушно выпил.
     - Ќет, деньги  тоже нужны, но у  тебЯ хватает. Ћтдашь не все, а сколько
сможешь.  ’ри  штуки  отдашь и покуда все,  если  будешь  себЯ хорошо вести,
больше  не возьму, пока не нужно. Ќужны мне с тебЯ Ясные  ответы на вопросы.
‘ловом, соображать ты должен, а не стучать зубами. ‡акуси!
     ‚иктор Џантелеймонович послушно закусил.
     -  ’ак  вот, родитель,  - все  тем  же  не  менЯющим  интонации голосом
произнес ‚севолод. - …сли ты уже в силах соображать, длЯ начала поведай мне,
где твоЯ супружница. „а, жена, да, матушка нашей милой подруги „уси. ’о есть
давно ли забрали.
     ‚иктор Џантелеймонович силилсЯ понЯть, но был не в силах.
     - Ќе трепись, что  не  брали. ‘ам вижу, без бабы живешь. €ли бросила?..
’огда - где она. € главное - где ее брат.
     - Ќе знаю... - пролепетал ѓлущенко чистую правду.
     - Џоложим, - ‚севолод  налил отцу еще. - ‘ейчас, положим, не знаешь. Ќо
к одиннадцати, к открытию магазинов, Я очень надеюсь,  ты  будешь это знать,
все мне чистосердечно изложишь, притом правду,  одну только правду и ничего,
кроме правды.  …ще  выложишь упомЯнутую  капусту  и можешь считать наш визит
законченным. ‚ противном случае мы оба претендуем в твоем доме на жилплощадь
и по закону поселЯемсЯ тут. ‚ыбирай. „а пей!
     ‚иктор Џантелеймонович, отчего-то  потрЯсенный тем, что до сих  пор  не
слышал ни одного  матерного  слова, так же послушно выпил. Џохмелье  прошло,
начиналось нормальное утреннее состоЯние, которое при известном искусстве не
сулило никаких неприЯтных ощущений до самого обеда. € тут же вспомнил шило в
руке  сына, вспомнил  страшную  историю  его  посадки и  подумал,  каким  же
страшным должно было оказатьсЯ продолжение этой истории,  если  ‚севолод вот
так сейчас прЯмо перед ним сидит,  десЯть  с  привеском отбухав, не  ест, не
пьет, по всему видно, что не только пить не  хочет, а и наливает ему и ѓелию
как-то без уважениЯ... к тому, что наливает. ќто ж какой ужас надо пережить,
чтобы не пить, когда есть что пить, да еще с утра, до одиннадцати?
     - ‚от тебе еще смазка длЯ тугого соображениЯ. €мей в виду, что  глубоко
и абсолютно  никем не уважаемый царевич ѓелий желает высказать своей мамаше,
твоей нынешней жене, примерно те же слова любви и  послушаниЯ, что  Я сейчас
тебе. ‘ той лишь разницей, что твое, родитель, положение гораздо лучше,  ибо
твоему сыну хватит  денег на мелкие расходы и некоторых сведений. Ђ  вот ему
от  мамы нужно  и гораздо больше и гораздо меньше. „енег ему не надо,  он на
них  напьетсЯ и губной помады купит. …му нужна материнскаЯ  любовь.  ’ак что
сравни.
     ‚иктор  Џантелеймонович  послушно  начал  сравнивать  и  понЯл,  что  в
сложившейсЯ  ситуации  он  и  впрЯмь  может  хоть  ненадолго,  но  отсрочить
неприЯтности,   пережить  эти  три  часа  нечаЯнного  свиданиЯ   с   молодым
поколением, которое за такую небольшую  мзду, - хотЯ Ясно,  что потом выжмут
еще, да и не раз, - соглашаетсЯ убратьсЯ. Ќо  ‘офьЯ им зачем? „лЯ любви, что
ли? Џохабное  лицо ѓелиЯ  всплыло у  него перед глазами, с  ним слилось лицо
жены, и  понЯл директор автохозЯйства, что  больше всего на свете хочет быть
пенсионером. Ћдиноким и холостым.  € чистосердечно, как  райкому,  рассказал
сыну о том, что жена в отъезде, в Њоскве, что сажать  ее  никто не сажал, да
как будто и не за что, хотЯ он человек понимающий, но, право, кажетсЯ, не за
что. —то брат ее, с тех пор, как  тесть умер осенью в прошлом  году,  носа к
ним  не кажет, даже, говорЯт,  вообще из ‘вердловска  уехал. € что  ‘офьЯ  в
Њоскве  уже  давно,  но  вот-вот  вернетсЯ, - тут ѓлущенко испугалсЯ  и себЯ
поправил - мол,  у нее "скоро" означает "к лету", а то и  к осени. —то адрес
может  дать  только  "довостребовательный",  на который деньги  переводит, а
больше ничего не знает. —то денег он сыну может дать  больше, потому что как
раз была премиЯ.  —то отречениЯ от  сына не  было и  вовсе, просто  иначе  с
работы поперли бы, а где бы он еще смог сыну к выходу столько денег скопить?
—то всегда свЯто  верил, что его  родной мальчик  вынесет все,  что на  него
несправедливо  свалилось,  вернетсЯ  в  отчий  дом и начнет  новую  жизнь...
„иректора автобазы потЯнуло в слезы.
     ‚севолод снова плеснул отцу - на донышко. Ћн точно знал, кому, когда  и
сколько надо. ’акже  он точно знал - кто чистосердечно колетсЯ, кто  чернуху
лепит. € печально было то, что отец пошел натурально в сознанку, и выходило,
что  до ђомановых  добратьсЯ  будет много сложней, чем ожидалось. †аль. Ќо и
только.  ђади своей мечты ‚севолод ѓлущенко готов был отсидеть еще червонец,
лишь  бы только знать, что  мечта будет приведена в исполнение. ’огда можно.
ѓелий-шалашовка начал  храпеть и несколько мешал  размышлЯть,  но  тормошить
царевича ‚севолод не стал. € так тот все времЯ обижен, что пахан  совершенно
равнодушен к нему как к женщине,  несмотрЯ на столько  времени, проведенного
вместе. Њысль  о  том, что он,  ѓелий, может  быть нужен  еще  зачем-нибудь,
просто не приходила в тупую его, красивую, почти  детскую, но совершенно при
этом блЯдскую голову. Џусть уж лучше поспит.
     ‘колько вариантов не перебирал  ‚севолод ‚икторович ѓлущенко за  десЯть
лет кантовки на пересылках и на зонах, этот все-таки получалсЯ самым лучшим.
‘начала  думал он, что как только  получит ноги  с  зоны домой, так  сразу и
пришьет первого  мента, какой нарисуетсЯ. Џотом  заматерел, вышел в зубры на
зоне неподалеку от западносибирского городишка  ЃольшаЯ ’увта, дни до звонка
считать перестал и понЯл, что такаЯ месть - себе дороже, ну, пустЯт на луну,
и  все. ЏонЯл, что уж хлебать, так за цинку. Њало пришить одного мента, мало
даже сто  ментов  пришить, мало  даже по гаду на  каждый день  его  срока, в
котором тринадцать лет. Ќет, всех, всех,  всю мелодию,  сколько  ее в стране
советской  есть.  ‚севолод,  осознав  это, сразу как-то  повзрослел,  болеть
перестал, стал вроде как зампахана всей зоны, а уж когда другого зама за то,
что давил ливер без спросу,  поломал об  колено одной левой, а потом пахан у
‚севолода на правой сам концы отдал - тут вдруг никакого начальства в лагере
над ‚севолодом не стало, кроме кума,  а это что ж за  начальство. †ить стало
легче и  проще,  но мечта осталась, и приближениЯ к ней  не намечалось ни на
шаг. ‘татей  у  ‚севолода был букет, скостили в конце только четверть,  да и
то,  мЯгко  говорЯ, по личной просьбе, о чем  речь  ниже, -  а поставил себЯ
молодой пахан  так, что если уж он шел  в  гальюн, то к его  приходу  там не
только было чисто, а разве что хризантемы не цвели. € только теперь, малость
пожив как свободный человек, понЯл ‚севолод - чего именно он  хочет. Ќикого,
в частности,  не хочет он убивать.  Ђ хочет  он  всем совейским  ментам дать
хлебнуть  из его, так сказать,  миски. ‘мерть длЯ них - дешевка, надо сперва
оприходовать  их  по  зонам,  а  вот  уж  там... а  вот уж  тогда...  только
медленно...
     „ругого  человека такие  мысли  довели бы  до  психушки  без  обратного
билета. ‚севолода они довели до родимого дома, который, к слову сказать, был
длЯ него  не более  приЯтен, чем  легендарнаЯ  психушка  доктора  ‘ербского.
’рЯсущийсЯ  отец жевал  вторую  половинку плавленого сырка,  но ‚севолод про
отца уже  не думал.  Ћн вообще думал только об одном: о милиции,  о том, как
отомстить ей за десЯть с  половиной лет, истраченных на  ’увлаге. ‚се прочее
на белом  свете, говорЯ  по большому  счету, его вообще никак не  волновало.
‘оль в его жизни была одна, и ею, серою, грубо  размолотою  большетувтинскою
солью собиралсЯ он запылить жизнь своих  врагов. ‚севолод не пил и не курил,
старалсЯ держать диету и  режим. Ћн себЯ берег, потому что в жизни его  была
цель, - вот точно так же до недавнего времени берег себЯ двоюродный дед ныне
храпЯщего  ѓелиЯ,  ‘.Ђ. Љерзон, но  цели  у  них с ‚.‚. ѓлущенко были больно
розны, лишь настойчивость  одинаковаЯ; однако ‘оломон  свой  жизненный  план
осуществил,  хотЯ и недоперевыполнил, а  ‚севолод  еще  только  ухватилсЯ за
тонкую ниточку.
     ‚ детстве он был пионером, но, еще не вышедши  из этого  возраста,  под
влиЯнием разных книг чудесного писателЯ  ЂркадиЯ ѓайдара,  стал  романтиком.
Њать он помнил не очень, ему всего восемь лет было, когда она погибла. „олго
жили  они вдвоем, покуда в шестьдесЯт  седьмом не  надумал  отец женитьсЯ по
второму разу. €  привел в дом  ‘офью. Ѓыло  ей  всего  двадцать три, а  сыну
‚иктора  ѓлущенко как раз стукнуло пЯтнадцать. Џервый  год ‘офьЯ не замечала
пасынка вовсе,  на второй  поглЯдывать стала  и  доставать  по-всЯческому, в
начале  же  семидесЯтого,  когда  парень  уже  на втором  курсе медицинского
училсЯ, вдруг затеЯла  его  воспитывать,  -  довольно  поздно, впрочем, если
сравнивать  со  сверстниками.   Ћтец,  Ясное  дело,  ничего  не  видел,  всю
конспирацию мачеха  брала на  себЯ,  а ‚севолод был романтиком. Ћн  и теперь
ѓайдара любил, только на другой манер.
     „лилась треугольнаЯ идиллиЯ недолго. ‚иктор нещадно пил, ничто иное при
его-то работе и невозможно,  если живешь ты в государстве,  столица которого
больше двух  веков двоитсЯ; пил он к тому же большей  частью на работе, да и
вообще   дома   не    особенно   времЯ    проводил.   Њужские    способности
ѓлущенко-младшего требовательнаЯ ‘офьЯ расценила  как стоЯщие  выше средних,
поэтому и спрос с него был соответственный. ‚ июне, когда он сдавал экзамены
за второй курс  медицинского, -  так  и не увиденный в те времена ‚севолодом
Џавел,  кстати,  совершенно  приемному  племЯннику  не  интересный, тогда же
сдавал экзамены за четвертый курс педагогического, - ‘офьЯ убедила ‚севолода
в том, что найти ей домашнего врача его свЯтой долг, ибо какие же могут быть
сомнениЯ  в его соучастии, - у нее, впрочем, были,  но она помалкивала, - ну
он и  нашел.  Љогда поздно вечером врач убралсЯ восвоЯси, ослабевшаЯ  ‘офьЯ,
опираЯсь на  прежний опыт,  порешила  испить хлористого кальциЯ: а  его-то в
домашней  аптечке  и не оказалось.  €  тогда  беспощадное  "значит, сходи  в
аптеку" швырнуло ‚севолода  навстречу его совсем  иной,  совсем  неожиданной
судьбе.  ЌесмотрЯ  на  два курса медицинских  познаний,  - на самом-то  деле
толком он отчего-то успел выучить только латынь,  - он  не имел ни малейшего
представлениЯ  о  действительной  необходимости  этого  самого  кальциЯ,  но
предположил, что  без лекарства любимаЯ  женщина как пить  дать погибнет,  и
помчалсЯ  в аптеку, конечно,  давно  уже закрытую, а  до единственной  в  те
времена  ночной-дежурной было не меньше  чем  полгорода. „алеко за  полночь,
прижимаЯ  в  кармане  наконец-то обретенные  две  младенчиковые бутылочки  с
делениЯми, полные  вожделенного лекарства, уставший, не  вполне еще успевший
протрезветь от  ста граммов  чистого, без  которых психологически не мог  бы
ассистировать, - сделал ‚севолод отчаЯнную попытку поймать если не такси, то
хотЯ бы покладистого левака, денег у него оставалось  очень мало. ‚ ответ на
безнадежное  махание  рукой  остановилсЯ  перед  ним  патрульный  "москвич",
вылезло из  него двое  дружелюбно  на  первых порах  настроенных блюстителей
закона,  спросило документы, в них не поглЯдело и велело ехать  с  ними: "’ы
пойми, отделение  пустое, плана нет - а тебе не  все равно,  где  ночевать?"
‚севолоду  было  не  все равно, он  стал  сопротивлЯтьсЯ и  получил по  шее,
получил еще  раз, получил  еще много-много раз, потерЯл сознание и очнулсЯ к
утру.  Њрачный  лейтенант  предъЯвил   ему  акт   с  десЯтью  свидетельскими
подписЯми,  что,  мол,  ѓлущенко  ‚.  ‚.,  проживающий  там-то,  избил  трех
милиционеров  в нетрезвом виде, - добавил,  чтоб  не смел голоса подавать, и
отпустил. ‚  карманах, понЯтно, было пусто,  так что топать домой предстоЯло
пешком.
     Ќе дотопал.
     Џочти  возле  самого  дома  нагнал  его "москвич"  - и снова потребовал
документы. ‘обственно, даже вообще ничего не потребовал,  а просто проглотил
‚севолода.  Ќочью  в самом центре ‘вердловска,  ударом шила в глаз, был убит
некий старшина милиции.  ЊилициЯ располагала  точными сведениЯми,  что этого
старшину убил он, ѓлущенко ‚.‚. €  теперь ѓлущенко ‚.‚. ничто,  кроме вышки,
не светило:  дело  Ясное,  если троих  избил, одного убил, да  еще в  разных
концах города. Ђдвоката отцу пришлось найти хорошего,  так что  дали  только
тринадцать. Ћсобого,  учитываЯ молодость  и чистосердечное; адвокат  убедил,
что без такового ку-ку, оказалось  -  не лажа, аж прокурор погрустнел. Џотом
отец отрексЯ  -  и  все кончилось, ни передач,  по-лагерному  -  бердан, ни,
естественно, писем.
     Ђ   затем   была  еще   столько-то  времени  незабвеннаЯ   свердловскаЯ
следственнаЯ  тюрьма, та,  что посеред города, затем еще какие-то пересылки,
жуткий лагерь под €ркутском, из которого, к счастью, очень быстро перевели в
’увлаг, - там числилось еще хуже,  но оказалось намного легче: красиваЯ  там
была природа, милостей от нее,  понЯтно, ждать не приходилось, но она как-то
уравнивала  зеков  с  теми,  кто  их вохрил. ‚севолод, поистериковав  первые
месЯцы,  к  своему никем  не  празднованному  двадцатилетию стал  совершенно
каменным, ледЯным, железным - никому нет дела до менЯ, ну, так  мне нет дела
до  всех.  џ выйду. џ со  всех получу. Њне  и тридцати трех  не будет, когда
выйду!  ђано   зарыли!  ђано!  ‚сЯ   до-срочнаЯ   жизнь  была  вспомнена   и
перевспомнена еженощно. Ќичего не мог забыть ‚севолод ѓлущенко - ни плохого,
ни хорошего. ’олько вот из  хорошего... что-то  один ѓайдар  вспоминалсЯ. Ќа
отрекшегосЯ отца сын зла не таил, понимал, что такое папанЯ. Ќе таил  зла на
‘офью уж и  подавно, жалел ее даже, как-то она там, без хлористого  кальциЯ.
Џочти с первых дней отсидки ‚севолод никому не заикалсЯ, что сидит за чужое,
то  есть "проходит",  зачем говорить,  толку никакого, а авторитет пойдет на
фиг. "Ѓугор" по кликухе "ило",  севший за пришитого мента на срок почти под
завЯзку, решительно ничего  не боЯлсЯ: спробовали сделать ему  темную, а  он
возьми да  измордуй всех семерых, восемь ребер им да поломай! ‘тали уважать.
ќто  в  двадцать   три!  „вадцать  пЯть!..  ’ем  более,  что  феню  какую-то
неизвестную знает, с нее лепила в  лагере  чуть  не  в  обморок  кидаетсЯ  -
"леталис" там, "церебралис", "пенис". ‚севолод влилсЯ в одну  мысль и в одно
стремление, прочее все отмел, а просто тихо и без трепыханий ждал звонка.
     ‘реди порабощенных ‚севолодом  лагерных мужиков оказалсЯ  туберкулезный
латыш, радиомеханик, способный собрать коротковолновый  приемник чуть  ли не
из  трех  напильников.  ‚севолод  распорЯдилсЯ соорудить  длЯ себЯ настоЯщее
радио,  чтобы  ‡апад  слушать,  и  выделил  латышу  на  первые  расходы  три
пЯтикилограммовых  посылки,  чужих,  конечно, но  он  каптеру  шило показал.
‹атыш, кашлЯЯ и отхаркиваЯсь, дал ему послушать "‘вободу", "Ќемецкую волну",
"ѓолос  Ђмерики",  "Љол  €сроэл".  Џосле  этого  лагерный  лепила  ходил  за
доходЯгой  латышом  двадцать пЯть часов на  дню  и  шкурой  отвечал  за  его
здоровье,  потому как ‚севолод шепнул ему  что-то непонЯтное насчет "орно" и
"леталис" и  даже шила не показал. ѓлушилки до  Ѓольшой  ’увты не доставали,
так что ежедневно, слопав спартанский ужин, садилсЯ ‚севолод в углу барака к
дикому  сооружению,  которое  латыш обмахивал  ветошью,  надевал наушники  и
слушал все, на что мощности хватало,  даже Ђлбанию, если на  других станциЯх
очень  уж  скучно  было. Ћб ужине,  кстати:  он у  ‚севолода  был  и  впрЯмь
спартанский,  но  получше, чем у  кума;  с семьдесЯт шестого питалсЯ молодой
пахан только из посылок, из принципа, мстЯ за то, что сам он их не получает,
а кто бы  посмел не отдать ему свое повидло, печенье,  икру,  шоколад - ведь
это означало  длЯ  отдавшего  три, пЯть, десЯть  дней полной  безопасности и
перед шоблой,  и перед  вохрой, и даже перед кумом?  Ќу, а насчет радио, так
более  всего привык ‚севолод  к  "‘вободе",  хотЯ  и  находил принцип подачи
"Џоследних   известий"  на   этой   радиостанции   несколько  тенденциозным.
He-политических,  не-обличительных передач ‚севолод не  слушал до  тех  пор,
пока  не понЯл,  что на  русском  Языке цензура  зарубежнаЯ  позволЯет вести
только тем или иным боком обличительные, политические. ‘тал слушать подрЯд.
     Џолгода тому назад началась по радио романовскаЯ  вакханалиЯ,  а сидеть
‚севолоду оставалось еще  четверть срока, и  никаким досрочным освобождениЯм
при его-то статьЯх, при всем положении на зоне, он  не подлежал. Ќо однажды,
поздним  декабрьским вечером,  в двадцатый  раз слушаЯ брехню  о том,  какаЯ
светлаЯ судьба  ждет ђоссию, стоит ей лишь признать ошибочность истолкованиЯ
подлинных целей ЋктЯбрьского  переворота, - а цели эти сводились, понЯтно, к
свержению узурпаторов и вручению вожжей правлениЯ рабочему классу во главе с
подлинными его  представителЯми, законными наследниками российского престола
- стоит лишь признать царем законного наследника, Џавла ”едоровича ђоманова,
уроженца  …катеринбурга-‘вердловска...  Џри  этих  словах  раздалсЯ  в мозгу
тридцатилетнего пахана  по  кликухе ило  словно  бы  хрустальный  звон.  Ћн
вспомнил давно забытую фамилию своей страстной мачехи. € вспомнил, что был у
нее  брат  Џавел, которого  она  терпеть  не  могла.  €  вспомнил, что кроме
брата... кроме  брата... был у  нее еще и  сданный государству,  незаконный,
добрачный сын. €  с удивлением, восторгом,  радостью  понЯл,  что  этот сын,
успешно  трахаемаЯ всеми желающими  шоколаднаЯ дырка по кличке „усЯ,  она же
ѓелий  ђоманов,  шестнадцатилетнее  малолетнее,  оттого  малосрочное дерьмо,
храпит не далее как на другом конце  барака. ‚севолод ѓлущенко знал покорных
ему  зеков не только в лицо,  он и личные дела помнил наизусть, иначе сам не
выжил  бы.  ‚половину  срезанный  срок  ѓелиЯ  кончалсЯ  в  марте.  ‚севолод
немедленно принЯл  решение выйти тогда  же. Ћн нимало  не относилсЯ  к числу
поклонников ѓелиЯ, - а было их много, потому что из лагерных петушков был он
и моложе других, и смазливей, -  но  знал его хорошо и какие-то  подачки ему
бросал.  ‘офьЯ некогда назвала ему имЯ  своего "сданного  сына". ’еперь этот
сын  сидел в одном бараке с ‚севолодом. Ќикогда не опознал бы ѓлущенко этого
самого  ѓелиЯ, но,  во-первых, вообще в жизни не встречал  человека с  таким
именем, а во-вторых  - сходство. ‘ходство! Љровь прилила к базальтовому лицу
‚севолода, и на  миг,  в первый и последний раз  в  жизни, ощутил он  к лицу
почти что мужского пола что-то вроде желаниЯ, - и немедленно обматерил  себЯ
в душе: он путал мать с сыном. Ђ желание, обращенное к матери, выдохлось уже
много лет назад. ’огда хрена ли?
     Љуму  за  выход на  свободу  при  такой  статье,  когда  с  отЯгчающими
обстоЯтельствами человек  мента пришил, кому другому пришлось бы выложить на
стол тысЯчу николашек-рыжиков,  если  не десЯть  тысЯч. ‚севолод  ничего  не
выложил, а просто шило показал. ‚севолод и ѓелий вышли вчистую под завывание
западносибирской  вьюги  и  трЯсущимсЯ  местным   самолетиком   долетели  до
’обольска.  ‘лава  Ѓогу,  ѓелий  не  рыпалсЯ и  раздражал  ‚севолода  только
бесконечными покушениЯми на его целомудрие. Ќо тоже не очень, боЯлсЯ шила. “
‚севолода, как всегда, мысль была только одна. “ ѓелиЯ тоже мысль была всего
одна, но  совсем инаЯ: кому бы дать. Ћднако  же ‚севолод это  ему  запретил:
мол, пока сам не  разрешу, зашей свою "люську"  суровыми нитками.  ѓелий вел
себЯ тихо, соблюдал целомудрие, хотЯ внешностью вызывал у попутчиков  легкое
потрЯсение:  безвозрастный,   исключительно  красивый,   несмотрЯ  на  редко
посаженные  зубы, курчавый, весь какой-то виноградный,  ѓелий  нравилсЯ даже
тем мужчинам, которые  сроду ничего  подобного от  себЯ не ожидали, даже тем
женщинам, которые прекрасно понимали, что это за мальчик-девочка. ‚ самолете
какой-то  неуч-попутчик ‚севолода спросил: "ќто  с  вами юноша или девушка?"
‚севолод,  даже  не  взбеленившись внутренне и  шила  не обнажаЯ,  на  неуча
поглЯдел. ‚се.
     €з лагерЯ не взЯл  ‚севолод  даже ложки. Ћбычай  все оставлЯть, брать с
собой  ложку,  если  она  у  тебЯ есть, он  уважал,  но ложку  отдал  совсем
зеленому,  совсем погибающему  косоглазому дурню, привезенному  в ’увлаг  за
неделю до освобождениЯ ‚севолода. „урачок такой китайский, да еще из родного
‘вердловска, малосрочник, и  за что  таких шлют?  ѓелию тоже  с собой ничего
брать не разрешил. ’ак надумал.
     „альше ‚севолод все знал точно, - если  правда, что  у ‘офьи брат будет
императором, - а об этом ему в наушники все уши ‡апад прожужжал, - то у него
на руках  не  меньше, чем  марьЯж,  отдавши  королЯ,  на даму  взЯтку  точно
получишь,  если, конечно, ход свой.  Ќо длЯ полного марьЯжа  нужен был еще и
родной отец: ‘офьЯ отперлась бы от сходства,  а вот  папанЯ врЯд  ли, -  тот
самый  король, с которого  ходЯт.  € либо ‘офье, либо  ее брату,  если они и
впрЯмь воцарЯтсЯ, придетсЯ кое-что ему, ‚севолоду,  подбросить, - а уж он от
родственника лишнего, от ѓелиЯ, если все будет без лажи, уберечь сумеет, рук
не мараЯ. Ђ и нужно ‚севолоду - поквитатьсЯ с кое-кем. ‘ милицией, всего-то,
есть о чем базарить, а?
     Ћтец  наконец-то  домусолил  свой  сырок  и  перестал трЯстись.  †естом
‚севолод показал: на выход. Ћтец послушно оделсЯ. ‚севолод встал  и легонько
кольнул сквозь  одеЯло храпЯщего царевича, тот  хотел разразитьсЯ бранью, но
дальше звука "е" ничего произнести не рискнул - шило уж больно знакомое.
     - Ќе  удумай, задрыга, линЯть. „аже  встать с  кровати не удумай. - „лЯ
убедительности еще раз кольнул, царевич смолчал. - ’ак что, родитель, пошли.
Џередумал Я.  ’ри снимешь  длЯ менЯ. € еще себе возьмешь, сколько  захочешь.
Џоедешь в Њоскву с нами.
     ‚иктор  немедленно  и  послушно отвел сына в  сберкассу с самым большим
вкладом, - было еще штук двадцать, но  там везде поменее,  - сколько-то снЯл
под вопли кассирш - заранее не заказали! план горит! - и оформил  аккредитив
длЯ себЯ на четыре восемьсот,  после чего на  книжке осталось три семьдесЯт.
Џо  возвращении домой ‚иктор сразу бросилсЯ к бутылке, даже раньше, чем  сын
успел ткнуть в нее шилом: мол, пей. ‚севолод подошел к спЯщему подопечному.
     - ‚ставай, гадюка.
     ѓелий  не  пошевелилсЯ,  и  ‚севолод  немедленно понЯл, что худшие  его
подозрениЯ оправдываютсЯ: если бы  времЯ их отсутствиЯ царевич  в самом деле
проспал, то  вскочил бы  сейчас  на  его голос  как ошпаренный. ’огда  точно
рассчитанным движением  ‚севолод всадил,  будто  шприц, свое  шило в  заднюю
часть царевича, что и возымело действие.
     - ‘амообшмон или как? - спросил ‚севолод, не повышаЯ голоса.
     - „а нет у него ни фига... -  попыталсЯ оправдыватьсЯ царевич, отчаЯнно
растираЯ место укола,  хныча, но, тем не менее, зазывно  вращаЯ  глазами. Ќо
понЯл, что номер не плЯшет. Ћн сполз с постели и вытащил из-под нее большой,
увЯзанный узлом плед - все, что нашлось достойного в доме ѓлущенко. ‚севолод
наклонилсЯ и выкинул из пледа бюст ЊаЯковского.
     -  ‚от и  хорошо, - успокоительно  произнес молодой пахан, - вот и вещи
укладывать не надо. ‚от и поехали.
     ‚ечером все трое  уже сидели в купе.  —етвертое место тоже принадлежало
им,  седоухий  проводник,   что   разместил   некогда  Џавла  и  „жеймса   в
предпоследнем  купе, пришел за билетами и  потребовал  трешку  за  белье,  с
большим сомнением глЯдЯ на  компанию  - от нее за версту разило уголовщиной.
’рЯсущийсЯ  пожилой  дурак,  прЯмой  и  сухой  тип  со стеклЯнными  глазами,
развЯзный  соплЯк, а вместо вещей -  чемодан  без  ручки  и узел  клетчатый,
словно ограбили  кого-то  -  нет,  не жди с такой публики тринадцать  рублей
вместо трех...
     -  Љотик, дай в  ротик! - вдруг, не выдержав, взвилсЯ ѓелий  и полез  в
объЯтиЯ к проводнику.  ’от с проклЯтием вырвалсЯ и захлопнул за собой дверь.
‡а  бельем  пришлось идти ‚иктору; белье  проводник  дал, а  трешку  швырнул
директору автохозЯйства в лицо, по опыту  знал,  что с таких лучше ничего не
брать,  -  а чаю они  до самой  Њосквы  так  и  не видали.  ‚прочем,  ‚иктор
постоЯнно таскалсЯ за водкой в вагон-ресторан, длЯ  себЯ и длЯ ѓелиЯ, больше
одной за раз ему ни за какие взЯтки  не давали,  у самих было мало, - коньЯк
же организм ‚иктора не принимал на дух. Ђ ‚севолод не пил ничего, кроме воды
из умывальника в туалете.  €  не ел тоже ничего. Ћн  и  хотел бы поесть - но
сознание того, что близок  его звездный  час, отключило в нем все физические
потребности начисто. Ѓудь это необходимо, он смог бы, наверное, обойтись без
кислорода, дышал  бы  там  вообще  азотом,  или  гелием... ’ьфу.  ‚севолодом
двигала  идеЯ.  –аревич почти всю дорогу  спал;  сперва он  попробовал  пить
вровень  с ‚иктором, однако же  оказалась  кишка тонка,  от  стакана  водки,
которого директору автохозЯйства было мало даже длЯ поправки, „усЯ мгновенно
вырубалсЯ. Ђ ‚иктор пыталсЯ вырубитьсЯ, но не мог, бутылка кончалась раньше,
нужно было плестись за следующей. Ђ  из следующей „усЯ  опЯть норовил что-то
выжрать, опЯть не хватало...
     ‚ Њоскве ‚севолод не был прежде никогда, но  со слов подчиненных  ему в
недавнем  прошлом  тувтинских специалистов  знал,  что  делать: немедленно с
вокзала взЯл такси и поехал в  Ѓанный переулок, где с утра пораньше уже, как
водитсЯ, толклась и  перешептывалась московскаЯ  биржа жилплощади.  ‚севолод
прислонил ѓелиЯ к ‚иктору: чтобы не убежали, специально с раньЯ ни тому,  ни
другому  не  дал ни капли. €  пошел потолкатьсЯ.  †аждущих снЯть  было очень
много, и все покладистые,  неприхотливые и  ненаглые, а жаждущих сдать  было
мало,  и  все  с претензиЯми, со  специальными  условиЯми: только  одинокому
военнослужащему  не  старше  сорока  девЯти и  не  ниже полковника, - только
безногому инвалиду гражданской  войны, в  крайнем  случае  с одной ногой, не
больше, -  только  молодой  женщине  без ребенка,  -  только интеллигентному
пенсионеру, непременно знатоку крылатых слов и выражений, -  только студенту
не старше двадцати  и  не ниже ста восьмидесЯти,  - только  с пЯтым пунктом,
только с распиской, только без прописки, только под залог гаража...
     - ’рехкомнатнаЯ  на  два  года, деньги вперед, -  вдруг произнес кто-то
безнадежным голосом под самым  ухом ‚севолода,  и  тот обернулсЯ. Џеред  ним
стоЯл во всем  джинсовом, красный как рак,  совсем еще молодой, жутко о себе
возомнивший ввиду  бойкого  знаниЯ английского  Языка  внешторговец,  каждаЯ
веснушка которого беззвучно вопила о предстоЯщем отъезде в капстрану Ѓурунди
на указанный срок, вопила о том, что квартиру не на кого оставить и деньги к
тому же нужны позарез. - „вести в месЯц, - добавил внешторговец, из красного
становЯсь от наглости белым. ‚севолод перемножил в уме, длЯ него деньги цены
не имели, но он понЯл,  что наличных трех тысЯч  ему не  хватит,  и вспомнил
родительский аккредитив.
     -  Џлачу  аккредитивом,  -  тихо  и  твердо  произнес  он  и  подхватил
внешторговца, падающего в обморок от счастьЯ.
     Љ вечеру  расплатились,  расписались  и  водворились. ђыдающий  от упоЯ
‚иктор, -  не  аккредитива  жалко, а жизни!  -  был уложен в постель;  почти
протрезвевший, все  ж  таки организм молодой,  шалашовка  ѓелий  отпущен был
временно на  все  четыре  стороны  погулЯть,  ибо  ‚севолод  точно  знал  ту
единственную  сторону, в которую ѓелий пойдет и где его  искать, когда  надо
будет,  да и вообще  с крючка  ему не слезть; сам  же ‚севолод отправилсЯ на
поиски   ‘офьи  ђомановой,   а   лучше   Џавла   ђоманова.   Ќичего,   кроме
довостребовательного адреса, по которому можно было начать розыски ‘офьи,  а
также сообщений западного радио о  том, что наследник престола уже в  Њоскве
или  под   Њосквой  и   ведет   переговоры  с  советским  правительством  об
окончательном соглашении, - советского опровержениЯ на это гнусное сочинение
почему-то  не  было,  московское радио вообще передавало  одного  "Њанфреда"
—айковского  и  прочую  погребальную  музыку;  ничем, кроме  похорон вождей,
советские  органы не занимались, и со  страхом ждали со  днЯ на день кончины
самого главного в государстве специалиста  по поддержанию видимости движениЯ
туда,  куда его, это государство, раз и  навсегда послали предшественники, -
ничего, ничего  больше не было  в  руках  ‚севолода. Ќо терпениЯ было ему не
занимать, им двигала идеЯ. Ћн без злобы рассматривал стоЯщих вдоль оцеплениЯ
по  ‘адовому кольцу милиционеров и представлЯл  их себе в лагере под Ѓольшой
’увтой, на утреннем разводе.
     ѓелий  тем  временем  зЯбко  плелсЯ  по  весенней  Њоскве  к давно  ему
памЯтному  дому недалеко от  ‘моленской площади.  Ћн  был  там еще до глупой
своей посадки, был не раз, потому что когда из детдома сбежал, то кантовалсЯ
в  Њоскве  больше  года,  и кто, как не  хозЯин этой  хаты, Ђким  —ингизович
Џарагваев, в просторечии ђашель, заплатил тогда  за его,  „усиного адвоката,
заплатил почти что ни за что, - ѓелий и переспал-то с ним всего четыре раза?
‘удьба и ило сделали ѓелию неожиданный подарок: снЯтаЯ на два года квартира
на  ‘адовом  кольце,  в доме  напротив американского  посольства,  оказалась
буквально в двух  шагах от ‘моленской. ‘вернув с площади в тихий переулочек,
а из него -  в еще более тихий тупичок, царевич оказалсЯ перед  здоровенной,
одноподъездной, кооперативной башней.
     - ‚  семьдесЯт третью,  -  буркнул  ѓелий  старухе, сидевшей в  глубине
подъезда  возле  письменного   стола,   что-то   вЯзавшей  и,  Ясное   дело,
сомневавшейсЯ,  можно  ли  пустить  в  дом  кого бы  то  ни  было.  ѓелий  с
натуралками,  иначе говорЯ, с "настоЯщими" женщинами вообще разговаривать не
любил, хотЯ  сам  он  тоже  числил себЯ женщиной, но  был не "натуралкой", а
"подругой". ’ак что ограничивалсЯ бурканьем. …му с ними просто было не о чем
разговаривать.  Џокуда лифт поднимал его на высокий этаж, вспомнились  ѓелию
молодые  годы, когда его, юную и цветущую, перебивали друг у друга и ђашель,
и  ‚лада, и  †акилина,  и  кормили  икрой, и  поили коньЯком, и  если  бы не
проклЯтаЯ, с первых детдомовских  лет  прижитаЯ привычка щипача  не упускать
полного кармана, не сел  бы  он никогда  за  мелкое  воровство,  сел бы, как
полагаетсЯ, за "люську", а то и за нее  не сел бы... € вытащил-то занюханные
двадцать  девЯть  рублей,  а  впаЯли,  как  за  мульен...  •орошо  хоть  вот
подосвободилсЯ пока  что, только  вот ило на  крючок  взЯл,  и  хрен с него
слезешь, хоть бы трахал, а то и того  нет, так хоть вечерок по-людски пожить
- и то радость.  ‘ердце  ѓелиЯ забилось  учащенно, когда он звонил  в  дверь
семьдесЯт третьей.
     „верь  открылась сразу, на  пороге поЯвилсЯ некто зализанный на пробор,
очень пьЯный, и вопрос задал совсем уж неуместный после того, как дверь была
открыта:
     - Љто там?
     -  џ  здесь,  - кокетливо  ответил  ѓелий,  и  вдруг  вспомнил  кликуху
отворившего, - Њилада! ‘колько лет, сколько...
     Ћтворивший вглЯделсЯ в ѓелиЯ и просиЯл:
     - „усЯ? Џодруга? „авно ли?
     ЋбнЯлись и поцеловались - по инерции взасос, но  сами же смутились, оба
были женщинами, делать им друг с другом было нечего.
     - Ђ Я плов сделала - ты прЯм кончишь...
     ‚  большой комнате,  с  начисто отрезанным  верхним  светом,  при  двух
тусклых  бра, сидЯ  толпилось человек  десЯть. ‹иц  не  было видно вовсе, но
особый,  мускусный  дух привычно говорил ѓелию -  все свои. €ди там разбери,
парное  тут  количество, непарное, прикадритьсЯ всегда найдетсЯ к кому, даже
если тут семь мужчин на семь подруг, - ѓелий прекрасно  сознавал  цену своим
внешним  данным,  уж   если   кто  любит  молодых,   высоких,   смуглых,   с
исключительной кожей, - то  это все ему, „усе, в карман, в жизненный актив и
куда еще там захотЯт. „еньгами он за любовь почти никогда  не брал; в лагере
лучше было взЯть харчами, спиртом,  всего лучше планом,  - а  на  воле ѓелий
что-то уже давно не был. ‘ хамским  "‚от и Я!" он прошел к столу, на котором
дымилсЯ только что поданный в  огромном фаЯнсовом кузнецовском блюде плов, с
исключительно профессиональными  черными  звездочками  барбариса,  - и налил
себе  чего под руку  попалось.  Џопалась  сладкаЯ,  безалкогольнаЯ  водичка.
ђугнулсЯ. Ќашел водку, тоже выпил.  ‘тало хорошо, несмотрЯ  на полумрак,  на
задымленность. ’ут только ѓелий понЯл, что в гостиной хотЯ и все свои, но не
так чтобы окончательно уж все.
     Џод одним из бра на диване сидел человек с гитарой, лет на вид сорока и
Явно не "свой". ќто был не "бард", а  "менестрель", что в тонкой фразеологии
любителей пениЯ  под гитару и означало  человека, который песни поет, но сам
их  не  сочинЯет. ѓде-то  его,  "менестрелЯ"  за  это  и  вовсе  не  считали
человеком, но здесь, в полумраке парагваевской  гостиной, это превращало его
как раз в человека высшего сорта, пусть и не "своего" по половой ориентации.
Ђртист был знаменитей любой звезды  блатного мира, он лет пЯтнадцать уже пел
в основном "по вызову" в компаниЯх у друзей, а  чаще вовсе не у  друзей, а у
тех,  кто был  способен выложить  за вечер пениЯ  в  гостЯх две-три  средних
зарплаты советского человека. Ђртист был болен, он жил на дорогих лекарствах
и  трех  пачках  болгарского  "‘олнца"  в  день;  впрочем,  в  парагваевской
гостиной, кроме  немалого  гонорара вперед, ему выдали еще и блок "ѓолуаза",
который гость немедленно  упрЯтал в футлЯр от гитары. Ћн  пел на износ, лишь
по привычке добавлЯЯ  к четырем основным  аккордам переходные, пел с душой и
со слезой, пел неповторимым, мЯгким, как замша, баритоном, вкладываЯ в  игру
и пение столько собственно  блатного искусства, сколько  в  силах  выдержать
искусство подлинное. Ћн был знаменит, некрасив и  болен, жить ему оставалось
разве что несколько месЯцев.  ‚есь гонорар за вечер завтра предстоЯло отдать
за  лекарства, а  вечером  снова петь,  чтобы послезавтра утром было  чем за
лекарства заплатить. Њногие песни приходилось  повторЯть, если они  уж очень
западали в душу публике. "Љорнет Џарамонов", петый всей ђоссией чуть ли не в
тридцатые годы,  по-настоЯщему  прославилсЯ  именно  в  его  исполнении,  но
"корнет", видимо, уже поднадоел, сейчас звучало другое:
     -  ѓонит ветер  опЯть листьЯ  мокрые  в  спину...  Ќелегко  тебе ждать,
одинокий мужчина!..
     - „а! Ћдинокий! Њужчина... € одинокаЯ подруга... стараЯ хризантема...
     Џевец остекленевшими глазами не смотрел уже никуда, песнЯ оканчивалась,
потом он выпивал полрюмки и глухо говорил:
     -  Ђ на  этот раз эта  песнЯ... посвЯщаетсЯ...  длЯ  ’олика... да,  длЯ
’олика... - € вновь начинал: "Љто к тебе постучал  этой ночью не в двери..."
- песнЯ кончалась, и  непременно кто-то навзрыд подпевал в финале: "Ћдинокий
мужчина!"  - и  заваливалсЯ в  темноту  за один из  диванов, чтобы  не  быть
больше,  видимо,  столь  пронзительно  одиноким.  Ђртист  давал  передохнуть
пальцам  и украдкой смотрел на  часы: минут через сорок  он  имел право тихо
слинЯть.
     -  ѓде  ђашель, дорогаЯ?  -  с полной  плова  пастью  проговорил ѓелий,
пользуЯсь паузой в пении.
     -  Ќе  бойсЯ,  дорогаЯ,  не взЯли,  -  ответил  пьЯный полухозЯин, Явно
непарный в  здешней компании. Џри свете  бра,  под которым  он почти лежал в
кресле напротив артиста, обнаруживалось, что лет автору плова  уже не то под
тридцать, не то за  сорок, так что, вспомнил ѓелий, его прежнее самопрозвище
"‘тараЯ,  увЯдшаЯ хризантема, еще сохранившаЯ свой  аромат" - нынче было ему
очень  впору, по  крайней  мере в  первых  двух словах. - Ќынче наша дорогаЯ
подруга отбыла в  ќлисту-сити на  кинофестивлюй-с.  Ќовый  свой  супербоевик
повезла, "Љалмык всегда калмык", он ведь у нас  сам из ближней Ђзии, так его
туда  все тЯнет  и тЯнет...  ’ы  барбарису, барбарису,