, как это  нередко бывает
во  сне,  каким-нибудь  знакомым ‹уки -  например, Њарком  (хотЯ и не  таким
красавчиком;  может  быть, только  постаревшим и обрюзгшим  Њарком)  или еще
любимым учителем …встигнеем, но тот не оказалсЯ ни Њарком, ни …встигнеем, ни
кем  вообще из знакомых ‹уки, и он к тому же скоро совсем стушевалсЯ невесть
куда и оставил ‹уку наедине с его строительством, да и цыгане тоже все скоро
куда-то разбрелись понурые.
     Ћт него точно все ожидали уверенного  действиЯ; он выкладывает кирпичи,
и ни  один кирпич не  подходит  к  другому.  ’ам  все  кирпичи  у него  были
отчего-то   самых  разнообразных  сомнительных   видов:  и   треугольные,  и
квадратные, и Яйцевидные, и  просто круглые еще, плоские, и  наподобие  тоже
разнообразных букв из самых замысловатых заграничных алфавитов, кирпичи были
и с  ребристыми, шероховатыми  плоскостЯми, и с  волнистыми выпуклостЯми,  а
цветом  и  зеленые,  и красные,  и пЯтнистые, и  табачные, и палевые,  и еще
некоторых других цветов, которых, кажетсЯ, вовсе не существует  в природе, -
‹уке же привиделось и такое: некоторые были прозрачные, иные светЯщиесЯ сами
собой как будто бы они были светлЯки,  свободно летающие  в ночной  природе;
‹ука  выкладывает кирпичи,  и всЯ его незначительнаЯ постройка разваливаетсЯ
на глазах.
     ‹ука сердитсЯ, он несколько раз все бросает и начинает строить сначала,
но ему не  помогает и такаЯ нехитраЯ  уловка,  и  вот он  уже сидит  посреди
кирпичей, подобно ребенку, играющему с кубиками, а те еще откуда-то сыплютсЯ
сверху, все более  и более заваливаЯ ‹уку (и это-то серьезное строительство,
думает  он).  Љирпичи  продавливаютсЯ   под  ‹укой,  чавкают,  обжигают  его
какими-то  своими  непонЯтными  странными  едкими  органами,  присасываютсЯ,
посвистывают, они как  будто бы все сейчас сделались  живыми, да они  уже  и
точно   были  живыми,   небольшими,  проворными   животными  -  сусликами  и
черепахами,  -  ‹ука  иногда  сам  подумывал с содроганием  о  необходимости
умерщвлениЯ животных, ему все более скоро делалось скверно посреди всех этих
неприЯтных кирпичей. Ђ  выручила ‹уку из  его невыгодного положениЯ „еканова
секретарша. Ћна просто подошла и раскидала все кирпичи...
     -   џ   тоже  решила  теперь   стать   суровым  человеком   по  причине
маскулинизации,  - шепнула  она молодому человеку, рассчитываЯ,  кажетсЯ, на
полное  понимание  ‹уки. -  Ћ, маскулинизациЯ,  маскулинизациЯ!..  Џриродное
Явление. €  жаль  только, что  и Я не умею, как  вы или наши академики  еще,
выражатьсЯ так же с  самой утонченной  и изысканной справедливостью, в самой
благородной форме... €ли еще, например, как покойный „екан...
     - „а-да, конечно,  это  совершенно  верно. ‡ато  у вас  есть другое,  -
говорил  еще  ей  в  виде  комплимента  ‹ука,  -  это  некотораЯ  особеннаЯ,
отдельнаЯ, независимаЯ  сила. Ђ также прЯмота  и  убежденность, что по-иному
вполне стоит всЯкой справедливости суждений.
     „еканова  секретарша же только тогда задумчиво покачивала головой. - Ћ,
плюрализм,  -  объЯснЯла  еще  она ‹уке  с чьего-то  очевидного  закулисного
нашептываниЯ,  -   плюрализм  -  это   точно   несомненнаЯ   расплывчатость.
ђасплывчатость  всего возможного. ‚сЯких  свойств  и стремлений мира.  Ђ вше
теперешнее многоединство  - покойного „екана  и ваше,  и всех  академиков, и
иных служителей  в соответствии с их разнообразными  рангами  - оно составит
когда-нибудь  особенную славу  Ђкадемии.  ЌепосЯгаемую,  вопиющую  славу,  и
сладко окажетсЯ тогда  безыскусно и просто внимать таковой. †изнь же моЯ всЯ
в   полном  сожалении  об   иных   неказистых   мальчишках,   в  воображении
прикидывающихсЯ изгоЯми ќроса...
     €ногда же  еще неожиданно в  размеренное течение  беседы вмешивались  и
какие-то  голоса,  все людей невидимых тут  воочию  (хотЯ и  находившихсЯ  в
непосредственной близости; буквально-таки рЯдом), а также  хорошо  известных
своей обычной непререкаемой авторитетностью всех высказываний,  и  они также
еще  только  осложнЯли   теперешнее  обоюдное  понимание  ‹уки  и  „екановой
секретарши.  Џотом ‹ука давал девушке  какое-то  новое  поручение  (кажетсЯ,
начертить что-то в трех проекциЯх), и она выполнила это  поручение с суровой
простотой.  Ђ еще, чтобы отличитьсЯ  перед ‹укой, так начертила даже больше,
чем в трех.
     Џотом  еще тоже происходили  какие-то  странные  событиЯ,  непонЯтные и
тревожные, и ‹ука так был  даже рад,  что не слишком он их тогда запомнил во
сне. …хали все странные  синие машины по дорогам, и все разбивались о головы
карликов.  Џтицы летали, и дымом подтачивало на глазах их широкие крыльЯ. Ћн
увидел также потом и  свой  дом,  где-то построенный в стороне, и возле него
была уже несомненнаЯ, ожесточеннаЯ давка народов...
     Ђ на другой день (уже не во сне), когда „еканова  секретарша заходила к
‹уке  в  кабинет  по  всЯкой  служебной  необходимости,  молодого   человека
необыкновенно поражал всегда  какой-то  растерЯнный,  несосредоточенный  вид
„екановой  секретарши,  и  он  бы,  наверное,  так  и  осталсЯ  в  неведении
относительно  причин  этого  ее   особенного  состоЯниЯ,  если  бы  девушка,
опустивши  глаза, вскоре  сама не созналась  ‹уке  очень неуверенным, против
обыкновениЯ почти неслышным голосом:
     - џ... если бы  это... если бы  все было  не  во  сне, Я  бы ни  за что
точно... никогда не позволила себе в чем-то наставлЯть вас.  ‚ы сами знаете,
как  и  что  нужно   строить,  и  не  нуждаетесь  точно   сами  ни  в  каких
наставниках...
     - „а нет, это  ничего, ничего, - отвечал ей  ‹ука, - Я и не  думал, что
это будет вас  так беспокоить. ќто  все ничего  совершенно вовсе... Ђ иногда
даже, наверное, и противоположному следует быть...
     Ќо ‹ука еще  потом с  удивлением  узнал точно  (по  каким-то косвенным,
труднообъЯснимым, посторонним, но вместе с тем - несомненным признакам), что
многие еще в  Ђкадемии из его окружениЯ (даже отдаленного):  и друзьЯ его  -
€ван,  Њарк  и  ”еоктист,  и  человек сурового  вида,  и  все  его  знакомые
академики, и безумные Њарковы женщины, и многие студенты - все они, кажетсЯ,
разом  как  будто  видели  один  и тот  же  странный  сон  о  его  неудачном
строительстве, и можно было подумать, что это их всех  приводило в некоторое
заметное смущение,  как если бы они узнали  страшную, неразглашаемую тайну и
теперь сомневались в своей способности и достойности сохранить ее.
     €з всей беспрестанно приходившей к нему корреспонденции - по почте  или
всЯким иным  способом -  ‹ука более  всего внимательно  прочитывал  „екановы
письма, справедливо предполагаЯ в них особенно  важные наставлениЯ длЯ своей
ежедневной  руководительской  и научной деЯтельности,  а  последнее „еканово
письмо  так  и  вовсе,  бывало,  перечитывал  не  по  одному  разу  в  день,
обЯзательно  поражаЯсь всем  непринужденно  развертывающимсЯ  в нем духовным
глубинам  и  иногда только  немного сожалеЯ,  что  и  сам он не  может  тоже
ответить  покойному  „екану письмом  и,  может быть,  сообщить тому о  своих
значительных и противоречивых чувствах. Ћн еще часто вспоминал из последнего
письма - из всей его моторной и многоцветной стихии - одну фразу, неожиданно
оставившую   в  его  памЯти   волнующий  отпечаток;   соображениЯ  его  были
обстоЯтельны, серьезны и всесторонни. †изнь  академика Џлатона  Ѓуева и  его
особенное  драматическое   моральное  низвержение  теперь  отчего-то  весьма
занимали ‹уку, и даже как психологический феномен, редкий и поучительный.
     Ћднажды ‹ука,  вставши из-за своего  стола, подошел к стенке (ближайшей
из них тогда в кабинете и возле которой стоЯли широкие, неизмеримые стеллажи
со  столпившимисЯ  на  них  тЯжелыми  учеными  фолиантами)  и несколько  раз
уверенно постучал в стену костЯшками пальцев. Ћн и сам бы не мог потом точно
сказать, на что он рассчитывал тогда своею уверенностью и что побудило его к
такому неординарному  действию,  и  в первую  минуту  и точно  не  случилось
ничего, как ‹ука ни прислушивалсЯ  к  тишине, царившей в „екановом кабинете,
но  после он вскоре вдруг  угадал  какой-то тихий шорох  за  отделЯвшей  его
преградой; наверное,  там раздумывали или тоже  прислушивались, а потом ‹ука
отчетливо услышал и какой-то негромкий стук  из-за стены не иначе  как точно
ему в ответ.
     ‚се  еще  не доверЯЯ  себе, ‹ука снова  постучал  в стену  и  тотчас же
услышал  и  ответный стук,  в  котором  теперь уже  несомненно  угадывались,
кажетсЯ, готовность, доброжелательность и радость.
     -  Ђ вот же  это  Џлатон  Ѓуев теперь... -  думал ‹ука,  снова отходЯ к
своему столу и все еще поглЯдываЯ на стену. - ‚се вовсе он там один.  Њногое
точно было у него прежде. Њного славы и еще сладкого умственного восторга от
наук. „а, а еще наши утраты, даже более всех надежд -  они составлЯют обычно
необходимое  достоЯние  человека.  €,   может  быть,  даже   кто-нибудь  ему
посочувствовал  точно,  его нынешнему отшельничеству, непосвЯщенные  во  все
злонамеренные скитаниЯ его изощренного  разума,  тем  более, разумеетсЯ,  по
причине  злостного тЯготениЯ  к аморальному в народе. €  какое же точно было
тогда,   подумать    только,   недружелюбное   направление   его   известной
изобретательности.  € что-то  такое  это вообще  за жизнь человеку  без  его
особенного обЯзательного чрезмерного принародного покаЯниЯ!..
     Ћднажды (по  распорЯжению  ‹уки) осветили темные углы „еканова кабинета
специальными лампами, так что они стали светлыми,  но оказалось, что и тогда
там, как бы ни старатьсЯ, ничего  толком  не разобрать.  Џричем,  все  времЯ
казалось, что там все хорошо  видно, а на самом деле все  было видно не так,
как  оно есть, и  нужно было  очень  долго тогда  вглЯдыватьсЯ,  чтобы  хоть
что-нибудь разглЯдеть так, как оно там было в действительности.
     Љогда  все  разошлись  (никто,  разумеетсЯ,  из нашего  народа  не  был
способен  ни  к какой пристальности, хотЯ бы  даже  сообщающей  справедливые
познаниЯ),  ‹ука долго вглЯдывалсЯ во вновь  освещенные пространства, до тех
пор, пока  ему  понемногу  наконец  не  стало  открыватьсЯ едва  различимое,
непонЯтное, бледное движение.
     Ћн  увидел  небоскреб  и  немолодого  точильщика-инвалида, сидевшего  у
подножиЯ стены  небоскреба  на тротуаре, тот, подслеповато  щурЯсь от света,
пригнувши голову,  иногда испуганно  поглЯдывал  в  сторону ‹уки  и невольно
осторожно  сдерживал  потрепанным  сапогом  беспорЯдочное   вращение  своего
расхлЯбанного наждачного круга. ‡а небоскребом  был зоопарк (‹уке теперь все
более открывалось подробностей в наблюдаемом им), виднелсЯ уголок террариума
с неторопливо  извивавшимисЯ  в нем холодными гадами,  была  клетка  с двумЯ
обезьЯнами, одна из которых корчила другой  рожи, а другаЯ только печально и
сосредоточенно глЯдела в сторону  перед собой и равнодушно ковырЯла в  своем
волосатом ухе крючковатым пальцем; в вонючем бассейне в глубине грЯзной воды
что-то  такое копошилось с неизменной и однообразной настойчивостью, но, так
как  оно  ни разу  не высунулось  из  воды, то и невозможно  было определить
точно, что же там такое находитсЯ.
     €з небоскреба выходил все плутоватый и предприимчивый народ и  поспешно
рассеивалсЯ по тротуару.
     —то-то такое совершенно поражало во всей работе точильщика.  ‹ука и сам
поначалу  не совсем понимал  своего  удивленного чувства,  пока  наконец  не
заметил, что от наждачного  круга нисколько не сыплетсЯ искр, хотЯ точильщик
то и  дело  проводил по  быстро бегущему кругу звонкими лезвиЯми, все  более
разгонЯЯ  круг  ногой  и   делаЯ   на   лице   отчаЯнно-свирепые  выражениЯ.
ЏриглЯдевшись,  ‹ука обнаружил, что круг  у  точильщика был  обмотан мЯгкой,
залоснившейсЯ  от трениЯ плюшевой лентой,  и хотЯ ножи оттого,  к сожалению,
нисколько не  точились, зато и не было слышно обыкновенного в таких случаЯх,
неприЯтного,  хватающего  за  душу  скрежета,  и   точильщик  только  иногда
исподлобьЯ  поглЯдывал на ‹уку, как будто бы укоризненно сообщаЯ ему  - вот,
мол, что из-за вас приходитсЯ непременно терпеть.
     Џроходивший по улице мимо народ иногда бросал точильщику  деньги за его
бесполезную работу, с жалостливой брезгливостью посматриваЯ  на старика, как
будто бы он со своим неуклюжим  станком был собирающим подаЯние нищим,  но в
лице того,  кажетсЯ, точно  не читалось ни удовлетворениЯ,  ни благодарности
народу, даже несмотрЯ на несомненный заработок.
     - „а  ведь  это же,  -  неожиданно  догадалсЯ ‹ука о странном поведении
точильщика,  -  ведь  это  же он из-за менЯ... чтобы  не мешать  моим ученым
занЯтиЯм, пускай бы даже пожертвовавши своей работой...
     „а и  вообще, все, виденное  им тогда, поражало  ‹уку  своей  особенной
какой-то необъЯснимой безмолвностью. € точно, никто совершенно там из народа
- ни грузный, одутловатый, сутулый майор, с усатою губой, с синим хвастливым
эмалевым  ромбом  на  груди, ни  стройный гладколицый  молодец,  неторопливо
пробиравшийсЯ по  тротуару и  привычно разглЯдывавший в каждой  витрине свое
довольное отражение с известными  сладостью и удовлетворением жизни, ни двое
рабочих  из   мастерских  по   какому-то  механическому  ремонту,   случайно
затесавшиесЯ  сюда, одинокие  здесь  посреди  всей  городской  сутолоки,  ни
казенно ухоженный  курсант, корректно  озиравший здешние помпезные городские
чудеса,  ни  пьЯнаЯ  баба-торгашка,  вылезшаЯ  на  люди  длЯ  продажи  своей
сомнительной  бижутерии,  ни  какие   еще   иные,  замеченные  здесь  ‹укой,
живописные городские типы, - никто совершенно  не производил никакого,  даже
едва слышного шума, не говорил  ничего, как будто бы он был немым, не шаркал
подошвой, как если бы она была из  самого мЯгкого войлока  (и, наверное, там
точно все имели войлочные подошвы), не крЯхтел и не  сморкалсЯ, и не мучилсЯ
одышкой,  каким бы он, может быть,  тогда не  обладал тучным обременительным
телом.
     - ќй,  - крикнул ‹ука точильщику, а также и всем, прохаживающимсЯ около
небоскреба, -  вы можете вести себЯ совершенно как хотите. ‚ы  нисколько  не
помешаете  мне,  даже если  будете разговаривать или  вести себЯ  совершенно
свободно.  ‚се ваши дела Я считаю такими  же важными, как и мои, Я  не хотел
бы, чтобы вы хоть в чем-нибудь себЯ ограничивали из-за менЯ.
     Љое-кто  из народа  тогда оборачивалсЯ в сторону ‹уки, иные  недоуменно
крутили  головами  в  поисках  говорившего,  точильщик так только  еще  ниже
пригнулсЯ  над  своим  кругом, едва не  задеваЯ его  подбородком, но  никто,
кажетсЯ,  точно  ничего  не  мог  разглЯдеть  против  света,  и  потому  все
остерегались   нарушать   молчание,   несмотрЯ   даже   на   самую   лучшую,
доброжелательную санкцию  ‹уки, а в  стороне,  из-за небоскреба с безмолвной
зажигательной  плЯской,  с немыми  бубнами,  потрЯсаемыми  над  головами,  с
беззвучным  пиликаньем   скрипок   с   приспущенными  жильными  струнами,  с
недовольно  упирающимсЯ медведем, ведомым с двух сторон под передние лапы, с
беззвучно  едущей  потрепанной повозкой, из которой дерзко, испуганно и немо
чумазые и сопливые ребЯтишки, уже  выходил по самой середине проезжей части,
промеж  разбегающегосЯ  опрометью  городского  обывателЯ,  цыганский  табор,
вороватый,  многолюдный,  разнузданный   и  вместе  с  тем  даже  более  еще
призрачно-безмолвный, чем все те, кого прежде любопытно и пристально, со все
более возрастающим вниманием тогда наблюдал ‹ука.
     Ќа другой день после изучениЯ освещенных  пространств „еканова кабинета
(это оказалсЯ четверг) к  ‹уке пришел человек сурового  вида и объЯвил ему о
необходимости  исполнениЯ  одного  известного ‹уке  долга. ‹ука, разумеетсЯ,
сразу  догадалсЯ, о чем идет речь, и выслушал сообщение своего обыкновенного
провожатого с учащенно бьющимсЯ сердцем.
     Љогда они выходили из „еканова кабинета, „еканова секретарша как обычно
испуганно  за  столом  от человека  сурового  вида, и тому это  даже теперь,
кажетсЯ,  доставило  некоторое  удовольствие,  и  лицо  его, по  обыкновению
суровое  и  бесчувственное,  теперь  осветилось  незначительной,  сдержанной
улыбкой, вскоре, впрочем, угаснувшей.
     - „а  ничего, -  удовлетворенно говорил человек сурового вида, небрежно
кивнувши головой в сторону „екановой секретарши, - привыкает уже понемногу.
     ‹ука с одобрением тогда выслушивал речи человека сурового вида.
     ‘пустившись по лестнице, пролеты  которой теперь  отчего-то  показались
очень  длинными ‹уке, они вышли на улицу.  Ќаблюдательный ‹ука сразу заметил
увЯзавшегосЯ за ними поодаль какого-то молоденького  студента, который точно
их никак не желал  оставить. €ногда он подходил к  ним так  близко, что ‹ука
хорошо  слышал  юношеское, неровное,  торопливое  шарканье  подошв его узких
ботинок, иногда же отдалЯлсЯ так, что  сам, должно быть, пугалсЯ, как бы ему
не упустить его высокопоставленных  вожатых, и тогда поспешно догонЯл ‹уку и
человека сурового вида почти вприпрыжку, отчего-то заметно подволакиваЯ одну
ногу, как будто ушибленную.
     ‹ука тут  же указал человеку сурового  вида на их преследователЯ.  - „а
ничего, - отвечал человек сурового вида, даже не оглЯнувшись, очевидно знаЯ,
о ком идет речь. -  Ѓог с ним. Џусть он идет себе. Ћн  свой. € к тому он еще
так  молод, что совершенно  стараетсЯ не отставать от изменениЯ всех внешних
форм  справедливости и  благомыслиЯ. џ  тоже...  в очень  теперь  уже давние
времена... “ж Я  сколько раз говорил  ему, - решительно  добавил еще человек
сурового  вида, - что  он слишком  не унимаетсЯ в своем  безотчетном желании
усердиЯ.
     - „а, ну если  так, тогда - конечно,  - соглашалсЯ  ‹ука.  - Њне только
жаль, что Я не знал его прежде, потому как мне, может быть, был бы интересен
его  стремительно  возрастающий дух.  Ћсобенно, несомненно,  возрастающий  в
самом справедливом, благочинном  направлении, что точно  полезно длЯ примера
многим неокрепшим, неоформившимсЯ, молодым субъектам...
     -  „а  нет  же,  -  возражал  ‹уке  человек  сурового  вида  почти  без
размышлениЯ,  как  будто  случайно  вырвавшейсЯ,  машинальной тирадой, -  он
нисколько не стоит того, Я и сам его  совершенно не знаю. •отел было однажды
узнать его лучше,  а потом думаю: да зачем же это,  когда он  точно не стоит
никакого вниманиЯ. € так вот его до сих пор и не знаю теперь нисколько...
     —еловек сурового  вида вел ‹уку, вовсе не затруднЯЯсь  дорогой  (должно
быть, ему хорошо известной), но только шел очень медленно, иногда как обычно
сильно прихрамываЯ, и ‹ука тогда  порой останавливалсЯ  на минуту  и подавал
руку человеку сурового вида,  длЯ того, чтобы  тот  мог  на  нее оперетьсЯ и
перевести дух. ‚озле Ђкадемии на краю тротуара, бесстыдно отставивши колена,
дерзко стоЯли две легкого поведениЯ девицы, еще издалека нагловато-сладостно
и заманчиво улыбаЯсь ‹уке и человеку сурового вида. Ћбе они точно были очень
легкого поведениЯ и мыслей, даже в положениЯх  серьезных или  трагических; а
однажды  на  одних  очень важных  похоронах  (на  которых  особенного накала
достигло тогда обыкновенно  длЯ всЯких  похорон трагическое  напрЯжение) они
вели  себЯ и разговаривали  там так свободно, непринужденно и легкомысленно,
что вызвали  тогда  даже вокруг себЯ  несомненное, значительное  негодование
всех присутствующих.
     - —то это такое! - говорЯт тогда девицам. -  —то это вы ведете себЯ так
легко?! ‚от вы посмотрите  на нас. Њы-то себе такого ни за что не позволЯем.
’ем  более  особенно  по причине нашего Ясного пониманиЯ скорбной  строгости
всего  происходЯщего  здесь, несмотрЯ  даже  на  многоразличные  возможности
разнообразного восприЯтиЯ его.
     -  „а  идите  вы!  - пренебрежительно  отвечали  девицы,  нисколько  не
смутившись негодованием окружающих. - Њы-то, может быть, и легко сейчас себЯ
ведем, да только вам не поднЯть.
     —еловек сурового  вида, заметивши  девиц, презрительно сплюнул себе под
ноги, но затем, как будто  пересиливши  себЯ,  он все же подошел к девицам и
дружелюбно  потрепал их обеих  по щекам, сначала  -  одну, потом - другую. “
девиц же отчего-то с приближением обоих высокопоставленных  путников заметно
сходили с  физиономий  их  непристойные  гримасы, а  на смену им оказывалось
что-то едва ли не почтительное,  церемонное и сдержанное  и,  можно сказать,
скромное, никогда прежде, конечно, не бывавшее на этих лицах.
     ‹ука,  терпеливо  стоЯ поодаль,  наблюдал, как  человек  сурового  вида
треплет девиц по  щекам. - ‚от черт, - говорил потом,  догонЯЯ ‹уку, человек
сурового  вида,  -  иногда  даже хочетсЯ чисто  отмыть руки после всех  этих
тварей.
     Ђ ‹ука, оглЯнувшись, заметил, как и студентик, все времЯ преследовавший
их, проходЯ  мимо  девиц,  тоже вызывающе  сплюнул  на землю  перед собой  и
пробурчал что-то  оскорбительное и  невнЯтное, а  девицы отчего-то обидно не
обратили   на  него  совершенно   никакого   вниманиЯ  и  не  пожелали  даже
презрительно фыркнуть.
     Џотом  они проходили  мимо конюшен Ђкадемии  - приземистых  одноэтажных
сооружений  в полузабытом классическом  стиле,  -  и соединЯвшихсЯ  также  с
небольшим   ипподромом,  на  котором  иногда  некоторые  студенты,  особенно
уверенные  в своем  наездническом  искусстве,  демонстрировали его на  самых
старых,  смирных,   объезженных  лошадках.  €з  конюшен   иногда   отчетливо
доносилось заливистое, нетерпеливое ржание лощеных жеребцов, всех совершенно
истомившихсЯ от своей простой лошадиной похоти.
     ‡десь  студентик  так  увлексЯ  зрелищем  верховой езды,  что  даже  не
заметил, как ‹ука и человек  сурового  вида,  недолго  понаблюдавши лошадей,
ушли  уже  далеко вперед, и бросилсЯ после  бегом  догонЯть их, и  тогда уже
точно чуть  совсем не потерЯл  обоих в отдалении.  Ќеподалеку  за ипподромом
огражденный  витиеватой  чугунной   решеткой  с   редкими  острыми  прутьЯми
начиналсЯ фруктовый сад  Ђкадемии,  в  котором прежде любил гулЯть ‹ука, еще
когда сам только училсЯ в Ђкадемии,  начинал еще учитьсЯ;  он часто приходил
сюда в перерывах между  лекциЯми и, удобно  устроившись на  скамейке,  читал
учебник или  конспект,  или просто  прохаживалсЯ по дорожке,  задумавшись  о
чем-нибудь о своем. ‚ саду были все, в основном, Яблоневые деревьЯ, плоды на
которых никогда, конечно, не вырастали даже до молочной спелости, обрываемые
тогда,  разумеетсЯ, любЯщим  все недозрелые  удовольствиЯ  народом. ‹ука  же
предпочитал гулЯть там вовсе не из-за Яблок, а из одних только спокойствиЯ и
умиротворениЯ, как всегда однообразно навеваемых природой.
     Љогда они теперь проходили мимо сада, ‹ука и  человек сурового вида, то
увидели,  что куда-то ведут группу студентов, человек десЯть или пЯтнадцать,
кажетсЯ, всех расстроенных чем-нибудь или озабоченных.
     - Ќе знаете ли вы куда их ведут? - спрашивал ‹ука у своего провожатого.
     - Ђ-а,  расстреливать,  -  равнодушно отвечал  человек  сурового  вида,
посматриваЯ  на студентов. - ‡десь недалеко. џ и сам много  раз бывал в этом
месте.
     - Љак расстреливать?! - вскинулсЯ ‹ука. - Љто приказал? Џочему Я ничего
не знаю об этом? Љто у них старший? Џозовите ко мне старшего!
     Ќо  человек сурового  вида,  хотЯ  лицо его  Ясно  выражало  готовность
исполнить приказание ‹уки, не  двинулсЯ с места. - Ђ у  них нет  старшего, -
наконец  говорил  он с невольным сожалением. -  “  них  все равны. ќто вроде
теперь называетсЯ демократиЯ.  ѓреческое  слово. ‚начале им хотели назначить
старшего, но они сами отказались. “ нас, мол, говорЯт, все равны.
     - Љак демократиЯ? - возбужденно спрашивал ‹ука. - Љак это равны?! Ђ кто
же их ведет? Љто их будет расстреливать?
     - Ђ они сами. ‘ами себЯ.
     - Љак  сами? -  кипЯтилсЯ ‹ука. - Љак можно самим себЯ расстреливать? џ
что-то прежде о таком не слыхивал!..
     -  Ђ вот так, - рассудительно говорил  человек  сурового вида и, снЯвши
шлЯпу, вытирал платком свой вспотевший морщинистый лоб. - €ван - Џетра, Џетр
-  ‚асилиЯ, ‚асилий - Ћлега,  Ћлег - еще кого-нибудь.  €  так, пока все друг
друга не перестрелЯют.
     -  Ђ  как  же  последний?  -  иронически  спрашивал  ‹ука,  не  слишком
удовлетворенный ответом. - Љто же его расстрелЯет?
     ќтот простой вопрос, кажетсЯ, поставил в тупик  человека сурового вида.
- „а,  -  помолчавши, говорил он, -  последний,  пожалуй, останетсЯ. ’олько,
разве что, застрелитсЯ  сам. Ќу да разве в наше увидишь от кого-нибудь такой
честности?.. —естность,  она только в толпе нужна, одному-то  с  чем  угодно
проживешь точно, да еще лучше всЯкого иного. Ђ греки-то выходЯт пустые люди,
что  бы там ни  говорили. ’олько и знают, что свои o tempora, o mores! Њежду
прочим, Я  так и думал, что это  они длЯ глупости какой-нибудь изобрели свою
демократию.  Ќепродуманное  еще  совершенно   дело.  „олжно  быть,  средство
укреплениЯ  привычной их  дерзости. €  вовсе необЯзательно было трезвонить о
нем по всему свету. ќто они, наверное, специально придумали, чтобы потом все
говорили, вот, мол, какие эти греки молодцы.
     - Ќет, Я этого так не оставлю, - решительно говорил ‹ука. - ‘кажите им,
чтобы они  сейчас никуда  не ходили. ‘лышите?! Џусть они непременно дождутсЯ
моего  возвращениЯ.  џ  сам  должен  все  выЯснить.  Ђ  пока  чтобы  никаких
расстрелов!
     - ќй вы!  - крикнул человек сурового вида студентам, снова снимаЯ шлЯпу
и  махнув рукой. ‘туденты остановились.  - „екан  приказал  вам  не сметь...
расстреливатьсЯ. —тобы дождались его возвращениЯ! „екан тогда сам разберетсЯ
с вами. Ђ пока чтобы не смели! ЏонЯли?..
     ‘туденты молча стоЯли в отдалении, опустивши головы, и ждали, не скажет
ли человек сурового вида  еще  что-нибудь, или, может быть, даже сам ‹ука. -
Ћ, они  не  посмеют, - уверенно говорил ‹уке человек  сурового вида,  - Я их
знаю. Ќи за что не посмеют ослушатьсЯ.
     Ђ молоденький студентик,  который  подошел тогда совсем  близко, был  в
настоЯщем восхищении от несомненной справедливости ‹уки.
     -  Ќет,  это, между  прочим,  хорошо,  когда кто-нибудь умный, -  после
некоторого раздумьЯ  говорил  человек  сурового  вида,  как  будто продолжаЯ
неоконченную мысль, - Я  понимаю. џ и сам из всех умственных игр более всего
предпочитаю  поддавки  за  проЯвлЯемые  в  них  всегда  самые добросовестные
стремлениЯ. „а, а греки, знаете ли, если бы еще подумали побольше, то  могли
бы сообразить, наверное, что всЯ их демократиЯ, она непосредственно вытекает
из плюрализма,  так  что нечего им особенно гордитьсЯ.  …сли вы -  сторонник
плюрализма, Я - сторонник плюрализма, €ван €ваныч - сторонник плюрализма,  и
ЊарьЯ Џетровна тоже сторонница, тогда уже  точно получаетсЯ,  что между нами
полнаЯ демократиЯ и есть. Њне так же и покойный „екан объЯснЯл когда-то.
     ‹ука с сомнением посмотрел на человека  сурового  вида. - Ќаверное,  вы
все-таки  недостаточно изощренно и полно передаете слова покойного „екана, -
деликатно  говорил ‹ука, снова останавливаЯсь и поджидаЯ отставшего человека
сурового вида, - хотЯ  Я и не  сомневаюсь,  что основнаЯ мысль вами выражена
точно  и  вполне обстоЯтельно  длЯ  простого  пересказа  своими  словами.  “
покойного „екана же, наверное,  было более многообразиЯ привыкшего  к самому
виртуозному и беспрецедентному выражению ученого.
     -  Ќу нет,  конечно,  Я один  только голый тезис передаю по  памЯти,  -
спокойно соглашалсЯ человек сурового вида. - “ покойного „екана-то, конечно,
были  также и примеры из истории, и психологиЯ тоже, и разные концепции, все
совершенно  еще  усугублЯющие  значительность  этих  непривычных  умственных
мотивировок. „а-а!.. ‚се это у покойного „екана точно  походило на настоЯщее
искусство. Ђ вот еще однажды  Я был  в музее  (но  только, разумеетсЯ, не по
службе), так  там, знаете, были все одни картины, картины, картины -  у менЯ
еще  потом  от них долго  рЯбило в  глазах - и там, знаете, возле  некоторых
картин были все  надписи "ѓлумлению не подлежит"! "„а,  - думаю тогда, - да!
‚от уже  оно  эти музеи точно... Њожет, оно, конечно, так,  значит,  и нужно
теперь  вовсе...  €х,  должно  быть, все  строЯт  специально длЯ  отчуждениЯ
культуры".
     - „а,  а тут вот еще психологиЯ какаЯ-то... - говорил потом еще человек
сурового  вида,  отчего-то  закатываЯ  глаза  кверху, как  будто устало  или
мечтательно. - Ћ, психологиЯ -  это  точно наука о незнании человека; и тот,
кто меньше  знает, тот,  несомненно, лучший психолог, а иной же  только чаще
ошибаетсЯ, и ему  гораздо  более точно затруднений и неприЯтностей во всЯком
непринужденном  сообщничестве. ќто мне и наши академики всегда подтверждали.
џ-то  сам   не   получил   достаточного  образованиЯ,  но  часто  общаЯсь  с
академиками, поневоле  наберешьсЯ  от  них  какого-нибудь  важного  научного
познаниЯ.
     -  „а,  - говорил ‹ука, - и хотЯ Я совершенно не уверен в  справедливой
единственности вашей оценки, но тем не менее Я принимаю ее по причине вашего
высокого служебного авторитета.
     -  „а  нет, Я же  сам иногда наблюдал  точно, -  торопливо оправдывалсЯ
человек сурового  вида,  как  будто  бы  стараЯсь  у  ‹уки  рассеЯть  о себе
невыгодное впечатление. - Ћни гораздо быстрее выходЯт  из музеев, чем входЯт
в  них длЯ своего  однообразного  бездумного  созерцаниЯ.  “  них там  мысли
написано на лицах даже гораздо более, чем было  ее у них и  за всю жизнь, но
это фальшивое, недостоверное письмо. ЊенЯ-то не проведешь всеми легковесными
их,  наигранными  достоинствами.  ‚  присутствии  стыда  невозможны  никакие
искусства, и из них, взЯтых  за  горло,  так и брызжут порой их  питательные
соки - безобразиЯ. “ них там все мысли их совершенно - это только необходимо
зашифрованнаЯ от всех окружающих скука, у них  там и с детства все их головы
устроены так... “ж Я даже и не знаю, что это их так в юности портит!..
     - Њы не  можем, конечно, совершенно поощрЯть, - строго выговаривал ‹ука
человеку  сурового  вида,  -  если  всЯкий  талант  становитсЯ  только  лишь
предметом  длЯ  заносчивости - особенного  роскошества  восприЯтиЯ  - однако
каждую из них следует,  безусловно,  подразделЯть по количеству  приносимого
вреда. € поэтому,  если даже самое лучшее из искусств столь  теперь замешено
на  заносчивости,  мы не  должны  допускать, чтобы  говорили, что оно у  нас
только -  способ  растлениЯ миллионов, даже  еще  длЯ будущего  безусловного
измождениЯ   народов.   ’ем   более   еще   всех,  разумеетсЯ,  с  одинаково
законопаченными сознаниЯми... Ѓудто бы длЯ  того,  выходит, все усилиЯ наших
коварных меценатов!.. ‚се наши доброжелательные стЯжаниЯ и происки...
     - „а ведь... и Я говорю то  же, - запнувшись на мгновение,  обрадовалсЯ
человек сурового вида. - ’еперь точно во  всЯком музее самое привлекательное
-  и  то,  к  чему  всегда  стремитсЯ человек,  да  еще,  безусловно,  самым
расторопным  маршем - это  выход, что бы там кто-нибудь ни придумывал вовсе.
Ћни приходЯт туда потребителЯми, бессмысленными потребителЯми, и возле самых
лучших  музеев  следует,  знаете,  более всего  опасатьсЯ  давки,  если  все
одновременно пресытЯтсЯ созерцанием искусств,  да  еще источаемых всегда там
без разбора и удержу.
     - „а, а вот еще  вовсе... Ђ Я еще так не люблю, - нахмурившись, говорил
человек  сурового вида, - когда они более  всего опрометчиво выставлЯютсЯ со
своими талантами, все самые молодые и дерзкие, как будто бы точно собираютсЯ
уколоть в  глаза.  Њожно еще подумать, что  никого  других нету с  не  менее
безусловными достоинствами. €м еще теперь, разумеетсЯ, неизвестно, что все у
них  впоследствии  потратитсЯ  на  будущую  необходимую   амортизацию   иных
разлагающих воздействий жизни.
     Ќо  Я-то, конечно,  по рассуждению, гораздо более, знаете,  предпочитаю
все  рестораны. ‚от  уж где никогда  не  нужно  опасатьсЯ за  несоответствие
достоинств.  Ђ  вот  недавно  Я зашел в  один ресторан, так  менЯ там  сразу
совершенно узнали, и Я еще стою у  порога, а  мне уже  навстречу  бегут: "Ћ,
человек сурового вида, к нам человек сурового вида пришел! ќто такаЯ большаЯ
честь  длЯ  нас, такаЯ большаЯ  честь,  что  мы  даже не знаем,  где  бы вас
посадить, так чтоб вам  было удобнее. ‚ы лучше  сами выберите, где бы хотели
сидеть, и это - ничего, если место окажетсЯ занЯтым, потому что мы сразу  же
сгоним оттуда сидЯщего".
     „а, а у них еще там тогда в ресторане звучала все какаЯ-то непотребнаЯ,
игриваЯ музыка.
     "‡дравствуйте, -  говорю  тогда  им спокойно, -  только  почему вы менЯ
называете  человеком сурового вида? ќто не настоЯщее мое имЯ. ‚ детстве менЯ
называли  все  ѓаврюшкой, ѓавриком  или ѓаврилкою, но теперь  вы можете менЯ
называть ѓаврилой  или ѓавриилом (поскольку Я, несомненно, сделалсЯ старше в
сравнении с детством)".
     "Ћ, нет, нет! - возражают мне. - ‘урового вида, ‘урового  вида! ќто длЯ
нас  ваше главное свойство. —естно  говорЯ, вы  вполне длЯ нас могли бы быть
гораздо суровее, потому что уж вы-то видите нас всех совершенно насквозь".
     -  „а,  -  сладко вздохнул  еще собеседник ‹уки, - рестораны - это  все
простота, приветливость и, признаюсь вам, прекрасный, незабываемый отдых.
     - „а.  џ  в  этом теперь  приблизительно  согласен с вами,  - вежливо и
сдержанно говорил ‹ука в малозаметном отвлечении от предмета беседы.
     Ћба путника  отошли  уже  довольно  далеко от Ђкадемии и  должны  были,
наверное, вот-вот дойти до дома Џлатона Ѓуева, незаметного каменного зданиЯ,
геометрически опоЯсанного однообразными рЯдами окон, иными уже светЯщимисЯ в
надвигавшихсЯ сумерках.
     -  Ћ,  суровость во  мне чисто наследственнаЯ,  - говорил ‹уке  человек
сурового вида и иногда посматривал теперь  внимательно  на  стены домов, как
будто отыскиваЯ среди  них один  нужный  дом, - имеющаЯ совершенно природное
происхождение,  не считаЯ  уже, конечно, иных  обстоЯтельств и приобретенных
впоследствии незаменимых служебных свойств. •отЯ отец мой  был,  разумеетсЯ,
не таким  суровым  и  даже хотЯ в иные минуты, требующие от  человека  точно
наибольшей суровости. Ћн был мужчина крупный и серьезный, и  иногда, знаете,
только глЯдел исподлобьЯ, так что поражал всех окружающих своей  мрачностью,
и торопливо вдыхал и выдыхал через ноздри. Ћн, бывало,  говорил всегда: "‚от
эти шельмы  вокруг, сплошные шельмы.  ельмы  все мир надувают. Љак  же Я не
люблю этих шельм!.." - и усы у него еще, знаете, над губой  так все  времЯ и
шевелились. Ќу а Я тогда - что? - мальчишка несмышленый, многого не понимал,
конечно, думаю: и чего это папочка все сердитсЯ? Ђ теперь вижу, что и точно:
надувают.
     Ћ, папочка-то мой хорошо умел разбиратьсЯ в шельмах. Ћн и в  демократии
бы сразу разобралсЯ  точно,  да вот только не дожил, жалко... „а,  а вот еще
только  глупые греки,  они  только и могут, чтобы хвататьсЯ за  голову, ну и
пусть  себе  хватаютсЯ,  дураки!  Ђ  мы хотим  всегда  сами быть  совершенно
уверенными и в своих tempora и в своих mores!
     - „ома  строЯт, улицы прокладывают, - добавил еще человек сурового вида
в продолжение  своих  настойчивых рассуждений, -  танцплощадки... €  все длЯ
процветаниЯ такого свинского созданиЯ  - человека. Ћ,  Я, конечно, не имею в
виду  вас,  например,  или  себЯ, если  позволите. €ли еще  ваших  друзей...
Ѓывают,  по-видимому,  позволительные  исключениЯ  в  употреблении некоторых
сладких благостей цивилизации.
     ‹ука и человек сурового вида зашли тогда в одну  подворотню, совершенно
казавшуюсЯ бы безжизненной, если бы не разрисованные в ней стены и еще бы не
известный  в   таких  местах  кислый  запах,   производимый   многочисленным
вездесущим  себЯлюбивым кошачьим народом,  имеющим  всегда здесь  неизменные
пристанища, потом спустились  в подвал, где  человек сурового вида  довольно
долго  наблюдал за чем-то на противоположной стороне улицы через  небольшое,
грЯзное, выходЯщее почти вровень с  тротуаром, подвальное окошко, как  будто
еще что-то невнЯтно бормоча или напеваЯ.
     Њолоденький студентик еще тоже хотел  зайти  в подвал вместе с ними, но
человек сурового вида его и на порог не пустил. - Ђ ты куда? Људа? - говорил
он  молодому человеку, отталкиваЯ  того в грудь ладонью. - ЌельзЯ тебе! €ди,
иди! ’уда иди! Ќа  улице нас подождешь. €шь еще думает, что и ему есть место
здесь тоже, - объЯснЯл он  ‹уке.  - ЊенЯ-то прежде в его звании по  неделЯм,
бывало, держали  на  морозе, и Я не знал  себе  даже такой  дерзости,  чтобы
когда-нибудь попроситьсЯ в помещение. ‡амерз бы, наверное, скорее...
     ‹ука  ничего не возражал тому, не считаЯ возможным длЯ себЯ вмешиватьсЯ
в служебные отношениЯ.
     -  Ђ вот еще  Њарк этот ваш, - говорил  тогда же человек  сурового вида
сквозь зубы, все продолжаЯ наблюдать за чем-то  через окно, - он тоже прежде
был таким,  Я  помню его тогда точно.  Ђ вы  знаете, как-то еще однажды Њарк
потерЯл  свою невинность (ну такое-то, конечно, со всЯким  происходит раз  и
навсегда; правда-то с такими красавчиками это вовсе не столь событие из рЯда
вон выходЯщее), но только он не с  женщиной потерЯл и ни с кем-нибудь еще, и
еще  тоже не  так, как иногда  говоритсЯ: "‘реди тысЯчи  искушений  поневоле
согрешишь" - а каким-то таким странным и непонЯтным образом, что мы даже все
никогда об этом не слышали прежде, что такое возможно.
     Ћднажды, знаете (совсем  еще  молодым), мы послали  его  в одно место с
поручением, ну в Ђкадемии, разумеетсЯ,  -  тут человек сурового вида надолго
замолчал, как будто усиленно вспоминаЯ все обстоЯтельства рассказываемого им
давнего  происшествиЯ, - а  он по  ошибке зашел  тогда не в  тот  дом.  €ли,
точнее, даже  не в дом, а в какое-то сооружение,  наверное, вроде павильона,
барака  или сараЯ. Њы еще потом от него тоже никак не могли добитьсЯ, что же
это вообще было такое, он и сам не знал точно. € ему еще, знаете, тогда тоже
казалось,  что это все  времЯ было что-то другое. €  только  он туда  вошел,
только  вошел,  как  увидел  вдруг  что-то  такое  страшное,   непонЯтное  и
необъЯснимое, что такого никто, наверное, никогда не видел прежде, и  что-то
с ним произошло  такое!..  € Њарк тогда сразу же  потерЯл свою невинность от
ужаса и переживаниЯ.
     Ђ  мы потом спрашивали его:  да что  же такое  было? Ќо он тогда только
начинал дрожать и уговаривал нас не спрашивать его, потому что  он  и сам не
знает, но все равно еще и до сих пор боитсЯ (ну Я-то, может  быть, был бы на
его месте, не  так  бы  испугалсЯ точно, потому  как значительно  более  еще
превосходил  опытом  вашего Њарка,  хотЯ  и  все  равно, наверное,  там было
действительно  что-то  ужасное).  Ђ в другое  времЯ  он  сам потом порывалсЯ
рассказать нам, что же с ним произошло, но нам это уже было  не интересно, и
мы  тогда  так  насмешливо нарочно  говорили  ему: "„а  нет  же,  мы  теперь
специально не хотим слушать тебЯ, потому  что ты даже и сам  вовсе не знаешь
того, что собираешьсЯ  рассказывать". "„а нет, вы все же послушайте менЯ", -
уговаривал нас  Њарк, бегаЯ  за  каждым  и  заглЯдываЯ в глаза. Ђ мы  только
смеЯлись, затыкали  уши  и  отворачивались  от  Њарка, который еще  чуть  не
плакал, видЯ наше очевидное невнимание. „оверчивый был, как ребенок.  € даже
еще  теперь непонЯтно, куда это точно девалось  тогда его обычное глумление.
Ћно-то  в  нем,  впрочем,  развивалось,  в  основном, позже; постепенно  так
развивалось... ‚се это, знаете, происходило на  моих глазах, многое видел...
"Ќу так что, Њарк, - спрашивали мы еще  его тогда, смеЯсь, - ну и как же там
будет с твоей невинностью?  —то ты сам-то думаешь по этому поводу?" Ћн тогда
так  только вздрогнет,  в лице переменитсЯ, гримаску  какую-нибудь кособокую
скорчит и жалобно,  знаете... - человек сурового вида тут вдруг  умолк прЯмо
на  полуслове и  что-то долго и неподвижно разглЯдывал через окно, буквально
прильнувши к нему своим непроницаемым, холодным лицом.
     ‹ука постаралсЯ  тогда  проследить  за его взглЯдом, но,  не  знаЯ цели
наблюдений, видел лишь ноги самых обычных прохожих, стены домов, бок едущего
автобуса  с полузадушенными  их  всегдашней  беззаботностью  пассажирами,  и
бегущего по тротуару, пребывающего в мире его настырного обонЯниЯ, с понурой
головою,  шелудивого, бездомного  пса. —еловек сурового вида, когда  наконец
оторвалсЯ  от  окна и  обернулсЯ  к ‹уке,  весь как будто  светилсЯ каким-то
тревожным внутренним напрЯжением.
     ‹уке  потом на лице укрепили нос деревЯнный  узкими  мЯгкими ремешками,
так  что  он  точно тогда  сделалсЯ  вылитым  академиком  Џлатоном Ѓуевым, и
человек сурового вида так даже отступил на шаг назад,  довольный собственной
работой и одновременно  пораженный  неожиданным сходством (скорее более даже
безусловным, чем  умозрительным, и  хорошо еще  только, если  не  более, чем
поверхностным).
     - •отел бы Я еще  дать  вам  гранату, - говорил  он и потом  неожиданно
приблизившись  к ‹уке  и  поднЯвшись  на  цыпочках,  с  каким-то  сдержанным
чувством торопливо поцеловал в  лоб молодого человека. - Ќа  всЯкий  случай.
Џотому что нам уже прежде  было много известно их  недобросовестных и гадких
затей.  „а только - нельзЯ гранату. ќто  совершенно  нисколько нельзЯ точно,
знаете ли... Џотому что  также еще и покойный „екан всегда  возражал в таких
случаЯх.  Ќо  вы-то  зато  теперь знаете, как это  нужно  с  ними несомненно
разговаривать,  так  чтобы  нисколько не уступать им в  своей  убежденности.
Џускай  они  знают,  что и  у  нас ее тоже  всегда никак не меньше точно, по
рассуждению...
     ‚ечером ‹ука сидел в небольшой кухне  узкой буевской квартиры,  и ‡илиЯ
€осифовна  кормила  его  с  менажницы  всевозможными  салатами  и  холодными
блю