ным.
‚серьез.
     - ’ы случайно  не  сыщик? - говорю  Я  ей. ЏоложитьсЯ  ли на  колею? Ќа
инерцию рассуждениЯ?
     -  ‘лушай,  - медленно начинает  черноволосаЯ,  - а тебЯ не могли вчера
показывать в вечерних новостЯх?
     -  Њогли показывать  и  сегоднЯ в дневных,  -  холодно отвечаю Я. —ервь
человеколюбиЯ   менЯ   не    изгрызет,   менЯ,   пренебрегающего   данностью
несущественного.
     - Љак это? - тЯнет она.
     -  ’ам,  у  стойки,  это  твоЯ  подружка?  -  с  твердостью   спрашиваю
черноволосую.
     - ќто Њоника, - отвечает она. - Њоника! - кричит женщина и машет рукой,
и  голос  ее  тонет  в грохоте  инструментов.  -  џ  сейчас, -  бросает мне,
подхватываетсЯ  и  убегает. ’онкаЯ испарина покрывает виски, и только слегка
касаюсь  пальцами.  Ћни там  вдвоем  обсуждают  что-то, моЯ  черноволосаЯ  и
Њоника, и иногда смотрЯт на менЯ. Љакой-то тип  склонЯетсЯ над  женщинами и,
кажетсЯ,  встревает в беседу, они  нетерпеливо  прыскают  от  одной  из  его
навЯзчивостей.  ‚  себе предвосхитив. ‚озможно  ли, что ошибка?  џ знаю, что
если они сейчас подойдут вдвоем,  Я пошлю их  к черту  прежде, чем кто-то из
них  со   мной   заговорит.   Ћтгораживаюсь.   ‚  изнурении  от  скандальной
безвестности его.
     Ќеподалеку  от менЯ,  вокруг небольшого  столика  сидЯт  двое  девиц  и
четверо парней, Я иногда слышу их голоса, но за грохотом музыки не разбираю,
о  чем они говорЯт; впрочем, довольно  мирнаЯ беседа,  кажетсЯ. Ћдин  что-то
рассказывает,   остальные  смеютсЯ   или   громко  вставлЯют  какие-то  свои
замечаниЯ,  стараЯсь  перекричать  рассказчика. ‚друг  один вскакивает и без
видимой причины изо всех  сил бьет рассказчика кулаком в лицо. ’от вместе со
стулом летит на пол, но мигом вскакивает, довольно ловко, и Я замечаю у него
в  руке  нож.  …го  противник, схватив  стул, стремглав  налетает  на  него,
рассчитываЯ, очевидно, сразу  же добить. ’от взмахивает  ножом и отскакивает
назад.  ‘лышатсЯ  крики,  многие вскакивают  из-за  столиков  и  отбегают  в
сторону, подальше от дерущихсЯ. „вое других парней из  этой же компании тоже
бросаютсЯ в гущу событий, один стараетсЯ растащить дерущихсЯ, другой хватает
бутылку  за горлышко,  разбивает ее  об  угол  стола  и,  вооружившись таким
образом, кажетсЯ, собираетсЯ принЯть участие  в побоище,  поддержав  одну из
сторон. Џервые двое снова схлестываютсЯ, парень со стулом наносит удар своим
как будто бы  специально  предназначенным длЯ  драки  орудием, но тут же сам
оглушительно  орет,  стул  вываливаетсЯ  у  него из  рук, и Я вижу  страшную
резаную рану у него на руке, от запЯстьЯ и вверх по предплечью, кровь хлещет
из раны,  весь  рукав  тотчас же  оказываетсЯ  в  крови,  он  все  же  снова
подхватывает стул и, превозмогаЯ боль, швырЯет его в своего противника и так
только  сдерживает атаку. Ѓармен выскакивает из-за стойки, в руках  у него Я
замечаю  резиновую  дубинку,  подлетает  к  драчунам и  вдруг  кричит  таким
пронзительным  и  сильным  голосом,  которого, кажетсЯ,  никак  нельзЯ  было
ожидать  от  него  при сравнительно  незначительном  росте,  отвлекаЯ  таким
образом на  себЯ внимание всех участников битвы. Џоведение его единственного
заслуживало какого-то уважениЯ.  Ќа мгновение все замерли, ошарашенные чужой
Яростью, превосходЯщей  их собственную Ярость,  потом  один из  парней (тот,
который прежде растаскивал своих товарищей)  отталкивает  бармена, чтобы тот
не мешал этим двоим  выЯснЯть свои отношениЯ, но тут же получает  сильнейший
удар дубинкой по голове и как подкошенный падает возле ног бармена.
     ‚есь напрЯгшись  и преодолеваЯ  охватившее  менЯ возбуждение, Я остаюсь
сидеть за столиком, хотЯ  все происходит довольно близко от менЯ, и мне тоже
может порЯдочно перепасть в любую секунду, если битва еще переместитсЯ в мою
сторону.  ’олько  немного  выдвигаю  стул,  расширЯЯ себе  пространство  длЯ
маневра, готовый  тотчас же вскочить, отпарировать любой удар или опрокинуть
столик под ноги всЯкому, кто хоть  сколько-нибудь приблизилсЯ  бы ко мне.  џ
все  теперь замечаю  с  отчетливостью чужеродного  существованиЯ, хотЯ и  не
хотел бы себЯ чересчур занимать грузом посторонних холодных впечатлений.
     Ѓритоголовые  довольно  далеко  от  эпицентра   событий,  им,  кажетсЯ,
нравитсЯ все  происходЯщее,  они  оскаливаютсЯ, хохочут,  один из них  берет
бутылку  и  запускает ее  через стойку  в зеркальную  стенку, где на  полках
расставлены  бутылки  с  коньЯками  и  марочными  винами,  несколько бутылок
вдребезги, да и зеркало тоже. - ђеволюциЯ у нас! ђеволюциЯ! - хохочет и орет
другой.  Ѓармен мигом оказываетсЯ между двух  огней,  секунду колеблетсЯ, но
потом почтение к собственности, должно  быть, берет в нем верх. Ћн бросаетсЯ
к бритоголовым,  безошибочно  выхватывает из  их группы провокатора и ударом
дубинки  по  голове  валит  на  пол  и  его,  у бармена все  довольно  ловко
получаетсЯ. …му уже на помощь бегут  еще трое из соседнего помещениЯ, тоже с
дубинками, и все четверо начинают теснить бритоголовых, а  иначе  бы бармену
одному  довольно  туго  пришлось, наверное. ‚се уже  становитсЯ  похожим  на
полицейскую  операцию,   думаю   Я,  менЯ  охватывает   тЯгостное   ощущение
непрерывного   нарастаниЯ   этой  жестокости,  которой  Я   ЯвлЯюсь   сейчас
свидетелем, и, что бы  и  как бы теперь ни повернулось, последствиЯ действий
всех  этих  людей  будут  ужасными,  непереносимыми. џ  проглатываю  остатки
коктейлЯ из второго стакана,  встаю  и между столиками начинаю пробиратьсЯ к
выходу,  краем  глаза  продолжаЯ  напрЯженно  наблюдать за  происходЯщим. Ќи
черноволосой, ни ее  подружки уже нет и в помине. Ћдин из четверки парней, и
прежде  уже  рвавшийсЯ  в драку, наконец улучив  момент, сбоку  бросаетсЯ на
своего товарища с ножом, уже пошатнувшегосЯ,  но все еще помахивающего своим
оружием, и  изо  всех  сил бьет  того по  глазам острыми  краЯми  отбитого у
бутылки горлышка,  зажатого  у  него  в  кулаке, вмиг  превращаЯ его  лицо в
кровавое  месиво. ’от  отчаЯнно визжит, валитсЯ на  пол  и,  извиваЯсь  всем
телом, катаетсЯ по полу, зажимаЯ себе ладонЯми лицо. ‚полне возможно, что он
в эту минуту  лишилсЯ  и  одного  глаза. …го, упавшего, остервенело избивают
ногами  трое его  товарищей,  пока один  из  них,  основной нападающий, весь
окровавленный уже, не  подобрал наконец стул, бывший  недавно его орудием, и
не смог нанести врагу по  голове самый главный,  давно лелеемый им, ставЯщий
точку, сокрушительный удар.
     ‘о  мною  одновременно из  бара  выходЯт еще трое,  тоже,  как и  Я, не
собиравшиесЯ   ожидать   окончаниЯ   дела   и   разбирательства,   навернЯка
последующего за ним, вполне возможно, имеющие  основаниЯ избегать  встреч  с
властЯми или  просто не желающие иметь с ними ничего общего. Њожет быть, длЯ
менЯ это  было  бы даже  лучше, мелькает вдруг в голове, может быть, было бы
лучше  оказатьсЯ  поглубже  замешанным  в  этой  истории, быть  подвергнутым
допросам на  основаниЯх соучастиЯ или даже - задержанным на несколько суток,
куда было  бы лучше  длЯ менЯ...  „етский  самообман, понимаю  Я. Њы с этими
людьми не смотрим друг на друга и тотчас же расходимсЯ в разные стороны.
     ‘мЯтение и  тЯжесть, вызванные виденным в баре,  преобразуютсЯ во мне в
долгую, тоскливую тревогу, в боль в сердце; и под лопаткой и  под ложечкой у
менЯ также средоточие  боли. „рожу. Љаждое движение  воздуха Я чувствую  как
нестерпимый ожог  всЯкой воспаленной клеточкой моей  кожи. џ  отворачиватьсЯ
себе не разрешал. Ќекоторые из устремлений моей природы  вызывают теперь  во
мне  тЯгу  к  саморазрушению,  к   боли,  к  перенапрЯжению  моей  судорожно
извивающейсЯ в каких-то  отчетливых  внутренних конвульсиЯх плоти.  "Џолейте
этот цветок".  ’емнаЯ  сказка,  новелла. "“ченик чародеЯ".  Ќесколько ушатов
благочестиЯ.  ќто  теперь много  выше менЯ с моим обычным  искусством защиты
собственного,  облюбованного тревогою мира. џ медиум,  заговорщик, вращатель
столов вблизи своих темных, неисследованных глубин. —то - мой путь? ‘лужение
обиде  и желчи? ‚о  мне, по-видимому, наличествует  полный  набор достоинств
грЯдущего,  иначе выбор  недавний был  бы необъЯсним. Ќаши города возводЯтсЯ
длЯ того, чтобы те  своею  враждебностью  затмевали враждебность  природы. џ
задыхаюсь  от  внешних  впечатлений  улицы,  с  неудержимой  и  безжалостной
настойчивостью вдавливающихсЯ  в  мое сознание. “  менЯ нет  способности или
привычки обуздывать  эти  свои ощущениЯ, разрушающие  менЯ. мое самосознание
превращаетсЯ  длЯ менЯ  в неразрешимый, мучительный  вопрос,  над которым Я,
наверное, должен битьсЯ долгие месЯцы и годы, и  решение, быть может, пришло
бы  само собой  в виде иных откровений,  очищающего порыва, во времЯ которых
только и возможно вкусить  о  себе  единственно справедливое, первоприродное
понЯтие, думаю  Я. Џопытки докопатьсЯ  до несуществующего заведомо обречены,
равно  как  обречено и вообще  все в иногда  постигаемой нами метафизической
сути природы. Џримирение с собой ныне амнистиЯ всем мерзостЯм существованиЯ,
думаю  Я.  ‚озможно,  Я  один,  с  моим  ощущением,  имею теперь  более всех
оснований  поведать  о  принципах  неприкосновенности плоти,  мельчайших  ее
проЯвлений и  отделов; возможно,  именно на это  должны  быть направлены все
усилиЯ  моих изобретательности  и  разума. Љаждый шаг наш, каждое  движение,
каждое благодеЯние или идеЯ заранее уже оплачены миром сторицею потреблениЯ.
     Џодхожу  к своему дому.  —ерез  невысокую калитку  из  гнутых  стальных
прутьев,  образующих хорошо  знакомый  мне узор из  пузатых  диковинных рыб,
наподобие морского черта, и из сросшихсЯ  с рыбами цветущих лотосов, вхожу в
палисадник с  ухоженными  деревьЯми,  кустарником  и аллеЯми, прохожу метров
двадцать по  одной из аллей, поднимаюсь несколько ступеней  по  расходЯщейсЯ
дугообразной  лестнице  -  над входной  дверью  на  длинной ажурной  консоли
подвешен  тЯжелый  восьмигранный фонарь  с немеркнущим,  однообразным светом
желтой и вечной луны - и открываю дверь ключом, который до того долго держал
зажатым  в  кулаке, так что  порЯдочно успел  нагреть его  теплом  ладони. џ
занимаю в доме  весь второй этаж; семьЯ, живущаЯ на первом, мне, разумеетсЯ,
хорошо известна, прежде  мы нередко обменивались приглашениЯми - Я и они - и
иногда выезжали на совместные  загородные прогулки, и Ќелли тогда бывала  со
мной, вспоминаю Я. ‘вет у них еще горит, но, вероЯтно,  там уже готовЯтсЯ  к
ночи.
     Џоднимаюсь к себе и,  когда вставлЯю ключ в  замочную  скважину, слышу,
что у  менЯ в  комнате звонит-заливаетсЯ телефон. ‡адерживаюсь на мгновение,
раздумываю, хочу  ли Я сейчас говорить  с кем-нибудь, чувствую, что не хочу,
совершенно никакого желаниЯ, и потребность...  Ќо тут же распахиваю дверь  и
бегу в комнату  к тому месту, где стоит телефонный аппарат, стараЯсь  только
не наткнутьсЯ в темноте на попадающуюсЯ мне по дороге мебель.  Љогда  хватаю
трубку, звонок еще продолжаетсЯ, но подношу ее к уху и слышу только длинный,
безжизненный, непрерывный гудок. ‘лава  Ѓогу. €ли -  черт побери. ‘тоило  же
так  спешить.  ‘  чувствами одновременно  разочарованиЯ  и  облегчениЯ кладу
трубку  на рычажки,  возвращаюсь  обратно  в прихожую,  зажигаЯ  везде свет,
запираю  дверь. ‘таскиваю с  себЯ  плащ, бросаю  его  где-то и снова  иду  в
комнату. ѓаснет. Ћтблески оливковых озарений. Ќа виду.
     џ уж  здесь лет шесть,  наверное, по  своему произволу  и независимости
обживаю и обустраиваю этот свой уголок, это логовишко. ќто даже и не комната
скорее, но гостинаЯ, холл, студиЯ, в углу  небольшое полукруглое возвышение,
которое, по-видимому, когда-то служило эстрадой, два выходЯщих  в сад окна в
потаенной и темной глубине сводчатых ниш, поблизости шведскаЯ  стенка и иные
гимнастические снарЯды, напротив - у противоположной стены - пианино и рЯдом
секретер с ворохами рукописей, книг,  журналов,  которые теперь  более всего
внедрЯютсЯ   в  разноголосицу   моего   увлекающегосЯ  сознаниЯ,   множество
фотографий на стенах,  гравюрки и  литографии  работ  Љокошки  и  иных  моих
любимых австрийцев,  дутые  кресла, в которых  утопаешь  с  головой, будто в
морской  волне,  -  все  создает  привычный  и  сладостный  беспорЯдок моего
ожесточенно-сознательного, неугомонного, строго размеренного существованиЯ.
     Њне снова  спокойнее, словно  только что пробудившемусЯ после страшного
сна, когда  свежие  утренние  впечатлениЯ  вытеснЯют собой  и  заслонЯют все
тревоги смутного и настораживающего, полузабытого  уже сновидениЯ.  Ќо  Я  и
разбит, обессилен; бессилие теперь - стоимость спокойствиЯ, или, разумеетсЯ,
того заменителЯ  его,  который  Я ощущаю в  виде пустоты, отсутствиЯ  мысли,
вымученности и бесцветности ума. Ѓросаюсь в кресло и минут двадцать сижу без
движениЯ  и без мысли,  ощущаЯ  только  ритмичное биение одной  беззащитной,
неутомимой жилки под кожею на боку в том месте, где по случайности лежит моЯ
ладонь.  ђассматриваю расставленные на книжных стеллажах небольшие  гипсовые
головки,  деревЯнные  маски  и  мраморных  ангелов, служивших мне когда-то в
юности моделЯми длЯ рисованиЯ. “ менЯ до сих пор сохранилось несколько сотен
рисунков из того  полузабытого  времени.  ’елефонный  аппарат уже совершенно
забыт, хотЯ он и существует. џ не  смотрю в его сторону. ‚сЯкое слово умерло
во мне, остановилось. ѓосподи,  какаЯ  длиннаЯ жизнь! ’акаЯ длиннаЯ,  что не
успеваешь ее толком и разглЯдеть. ѓрохот отрешенности.
     Џостепенно пустота моего  самоощущениЯ заполнЯетсЯ мыслЯми и  красками,
будто омертвевшаЯ плоть наполнЯетсЯ  жизнью. ‘ловно изображение проступающее
на фотобумаге. Ћтчего Я не могу просто читать газету, чтобы с носом оставить
свою усталость?! Њедленно шевелюсь в кресле. Њир есть монолог. ‘ловно пробую
себЯ в движении. ’ак безногий калека учитсЯ ходить на протезах, слепой после
операции  учитсЯ видеть, парализованный учитсЯ двигать руками и ногами.  „лЯ
менЯ  не странен Ѓог, но странны избравшие  заурЯдным поприщем служение …му.
—то  пришло  -  то  и подошло.  Ѓог  - подставное  лицо нашего  бесконечного
презрениЯ или  благочестиЯ. ‚споминаю того журналиста  ћлиуса,  встреченного
мной  на  вечеринке.  Ћн  мне  показалсЯ  не слишком симпатичным тогда, Я не
отступаюсь  от своих впечатлений, но и  былое  пренебрежение,  вспоминаемое,
воскресшее  теперь,  пускай бы  трижды  обоснованное, нисколько не возвышает
менЯ в  моих  глазах, не чувствую  того, чтобы  возвышало.  Ћдин из  племени
погонщиков Ящериц кривотолков. € усмешка - псалом маловера - украшение  губ.
Ќадолго.
     —то-то навело  менЯ  на  мысль о  моем дневнике, не  знаю, что  именно.
‚споминаю, что когда бродил сегоднЯ по городу и даже до того еще, у доктора,
у менЯ  уже  была  безотчетнаЯ мысль о моем дневнике. ќто  как-то свЯзано  с
кровообращением; иным, духовным кровообращением, Я,  наверное, не сумею того
объЯснить... …сли бы Я раньше вспомнил об этом, то не стал бы, думаю, сидеть
вот  так,  без всЯкой цели,  не  стал бы переводить напрасно времЯ. Ђ теперь
мне, может быть, и не хватит его... ‘разу вскакиваю с  кресла. „остаю из-под
груды журналов на секретере  большую тетрадь в клеенчатом  переплете, сажусь
за  секретер, ставлю  число  и  начинаю быстро писать кое-что  из того,  что
сегоднЯ весь день в виде бессвЯзных обрывков роилось во мне.
     "ѓуманизм,   если   рассматривать   его   в   аспекте   тождественности
человеколюбию, так же жалок, смехотворен, эгоцентричен, так же принципиально
безнравственен,  как  и  само  человеколюбие,  вследствие  узости  цели  его
применениЯ. ђазве миллионы всевозможных движений или эманаций не стоЯт столь
же равноправной и равновозможной любви, что и любовь к человеку? Ќе стоит ли
того,  например,  солнечный  луч,  попавший  на кровлю,  когда  обессиленный
выбиваетсЯ через узкий просвет в октЯбрьской туче? Ќе стоит волочимый ветром
по земле кленовый лист после того, как успокаиваетсЯ в серебристой, покрытой
беспокойной рЯбью луже? ‘колько еще таких же волнующих и великолепных картин
способно  подсказать  нам  наше  воображение,  знакомое  с угаданным нами  и
интуитивно ощущаемым  принципом равноправиЯ и равнозначности всех проЯвлений
нашей долготерпеливой  природы?  Ќе стоит  ли нашей любви и  страх  брюхатой
антилопы,  загнанной голодной львицей на  узких  каменистых  тропах  посреди
скудной  субтропической поросли?  (‚ообще же любовь  к  страху есть одно  из
наших  наиболее  терпких  и  великолепных  достижений,  которое  всему  роду
человеческому  еще только осваивать и  осваивать в отдаленном  будущем, и то
при  условии,  что  сейчас  уже  мы сможем  осознать  его  в качестве  своей
безусловной  и заманчивой цели.) ‹юбовь к человеку, высказываемаЯ  любым  из
представителей  нашего  рода,  - и  авторитетность в таком деле есть  только
подтверждение нечистой игры -  всегда сродни саморекламе. Љак можно говорить
о любви к себе подобным,  когда  мы всего лишь залежалый товар  на витрине у
шарлатана,  у пройдохи, ни на минуту бы не погнушавшегосЯ обмануть хотЯ бы и
весь   свет   ради  своей  грошовой  выгоды?!  €  единственное  достоинство,
единственную добродетель,  каковые мы могли бы теперь продемонстрировать длЯ
оправданиЯ  своего рода, своего потомства или сословиЯ - это только любовь к
самой  любви,  и  ничего  иного.  •отЯ  вовсе  не  исключено,  что  и это  -
сомнительнаЯ добродетель".
     џ быстро отчеркиваю написанное, пропускаю  несколько строк и  продолжаю
переносить на бумагу уже вполне сложившиесЯ в голове абзацы. ‚се сегоднЯшние
переживаниЯ весьма мало теперь занимают менЯ, Я не собираюсь оставлЯть о них
никакого  следа.  ЃиениЯ  сердца ощущаютсЯ, слышатсЯ  каждой клеточкой тела.
‘троитель-страх.  —исло  сегоднЯ  восемнадцатое, самое  обыкновенное. ‡автра
девЯтнадцатое, еще обыкновеннее. ђазве высокое спокойствие не придет  ко мне
впоследствии хозЯином плоти?!
     "„обро  повсеместно  отступает под  натиском  самодовольства,  грЯзи  и
оскудениЯ, в  праведных оставлЯЯ свои  гарнизоны. ђемесло праведничества еще
непременно предполагает и  неотвратимое  возмездие длЯ человечьей плоти, длЯ
его тщательно лелеемых потрохов со стороны  любого,  в праздности и дерзости
возомнившего себЯ  Џровидением.  „вижениЯ  его  - воображаемые паломничества
скорби,  ибо ничего нет  более  окостеневшего во всем  духовном рационе мира
фальшивых  человеков,  нежели праведничество. „обро  -  частнаЯ  обЯзанность
граждан, хотЯ и оно, по здравому рассмотрению, лишь немногим лучше греха. Ќе
следует старатьсЯ избегнуть греха или смерти; все равно оба они, безусловно,
настигнут человека, каждые в свой час. € только способности любви - есть то,
что следует взращивать в себе в  терпении,  в тайне, в сумерках, в тишине и,
разумеетсЯ, в отсутствие всЯкой надежды пожать урожай".
     џ откидываюсь на спинку стула, задираю голову, закатываю глаза и хохочу
потихоньку некоторое времЯ. Њысль  моЯ,  буквально,  распирает  менЯ,  ей не
хватает  места, ей тесно  во мне. џ думаю о Ќелли, просто мелькнуло что-то в
голове, короткое  что-то,  без  завЯзки и без разрешениЯ.  •ороши  такие вот
ощущениЯ  или  мысли,  от  которых  не  ждешь   никакой   прибыли,  мне  они
представлЯютсЯ заманчивыми и сладостными именно в своей необЯзательности.
     ђассматриваю  исписанные  листки   и  свои  пальцы.  Ќечто  невыразимое
испытывает  всЯкий  всматривающийсЯ  в  себЯ,  попутчики  его  - бессилие  и
беспомощность; каждый - шарада без ключа или отмычки, и вопрос еще - вложено
ли  в него  хоть  что-нибудь ‘оздателем?!  Ќа  губах  своих  ощущаю  гримасу
оскудениЯ и холодности. Ћна независима от менЯ, эта  гримаса,  и побуждаетсЯ
Ѓог весть какою силой  и какою причиной.  ЌеприЯзнь и  раздражение, думаю Я,
должны  быть добычей всЯкого  самолюбованиЯ, тревога -  обЯзанностью всЯкого
размышлениЯ; неизбежно вечное пребывание в полусне и бессознательности всех,
не  имеющих  представлениЯ  о  смысле  таинств  потустороннего. ‘трах  перед
музыкой  и  даже  вообще звуком.  ‚ыхватываю  листки  из тетради, исписанные
листки, рву  их  в клочьЯ  и комкаю их,  дабы  вытравить  самую  возможность
сожалениЯ  по  поводу  пропажи.  ЋбЯзанность  таланта  -  всегда молитва  на
отражениЯ. ‚есь день и  вечер Я  лишь заложник  моей беспредельной прозы. Ќа
обреченность обречен. ЉаустическаЯ сода сомнений. Ќогти. Ќаткнувшись.
     €ду на кухню, достаю из  холодильника в цветастой целлофановой упаковке
сыр, думаю порезать его, но оставлЯю, поддавшись новому минутному побуждению
моему. ‘нова возвращаюсь в студию, просматриваю  пришедшие накануне журналы,
но прочитанное совсем немного  занимает  менЯ.  Ѓеру  телефонный аппарат  и,
присев  на  журнальном  столике, отстукиваю  на  кнопках номер  указательным
пальцем.  „ве  зеленоватых  двойки,  мерцающее  четыре,  сиреневаЯ  семерка,
костлЯваЯ единица и пышнотелое,  алое  восемь. Ћжидаю  довольно долго, знаю,
что  так и  должно быть, обычное  дело.  „ень полон предостережений и тайных
знаков. ‚ никуда  уходЯщий. Џосле в трубке слышитсЯ голос  матери, интонации
порхающие,  худощавые,  нервные,  краски  мгновенного артистизма. ‡десь  все
знакомо до мелочей, и неожиданно до откровениЯ.
     - Ћ-о!.. -  слышу  возбужденно-фальшивое,  и немедленно подавлЯю в себе
досаду легкую  и привычную, котораЯ  всегда  возникает  при моих  беседах  с
матерью. - Ќеужели это мой  цыпленочек  славный звонит  мне, чтобы  пожелать
своей  мамочке доброй  ночи?! џ чувствовала  сегоднЯ себЯ всеми покинутой  и
заброшенной, но только одно  что-то  подсказывало мне: "Ќет, ЊариЯ, есть еще
кто-то,  кто сейчас думает  о  тебе".  €  этот  "кто-то",  оказываетсЯ,  мой
славный, вежливый, мой благодарный мальчик!..
     -  Њама, - говорю,  - прошу  тебЯ,  не пей больше сегоднЯ. Њне кажетсЯ,
тебе уже достаточно.
     ‘мущениЯ в  ней немного, и скорее даже вообще нисколько. - Ћ, ты можешь
не  беспокоитьсЯ, малыш. ‡автра утром  твоЯ дорогаЯ мамочка будет  выглЯдеть
как всегда великолепно.
     - џ беспокоюсь,  -  возражаю, - вовсе  не о том впечатлении, которое ты
будешь производить завтра. •отЯ, конечно, твои грим или  косметика, которыми
ты  пользуешьсЯ  безукоризненно, врЯд ли  кого-нибудь  смогут обмануть. ЊенЯ
больше беспокоишь ты сама и твое самочувствие,  которое ты подвергаешь таким
испытаниЯм.  Њне,  разумеетсЯ, не нужно напоминать  тебе,  что  все,  что ты
проделываешь с собой, не проходит бесследно.
     -  Ђх ты,  мой маленький волчонок! - говорит страннаЯ, чужаЯ женщина, в
которой мне приходитсЯ признавать собственную мать. Ќа мгновение оступаюсь в
чужеродности.  Џричуда.  - ’ы  иногда  умеешь  весьма  больно  уколоть  менЯ
напоминанием о моем возрасте. ’воЯ показнаЯ  почтительность  обычно -  всего
только прикрытие твоей насмешливости. € ненависти.
     - „а Ѓог  с  тобой, - говорю и физически  ощущаю, как моей собеседницей
делаетсЯ  все мыслимое  и  возможное, чтобы мне  только увЯзнуть  в  трЯсине
пустого препирательства.  - Џричем здесь твой  возраст или моЯ ненависть?  џ
вовсе не  думаю  ни о том  ни о  другом. ’воЯ женскаЯ  красота всегда была и
остаетсЯ теперь  тем твоим  оружием,  которым  ты  пользуешьсЯ  с  особенной
беспощадностью.
     - џ  твоЯ  мать, - немедленно  парирует  она,  -  и  мне  с  сожалением
приходитсЯ признавать,  что все  мои недостатки  ты  унаследовал от менЯ без
всЯкой  меры.  ‚ероЯтно,  существует   закон  природы...  €  это  также  моЯ
расплата!..
     - Џусть  так, - соглашаюсь. - Ќаверное,  так и  должно быть.  •отЯ еще,
по-видимому, в процессе своего становлениЯ Я и тебе с лихвой посылал кое-что
из  своей благоприобретенной несговорчивости  и  своей  нетерпимости. ‚ этом
смысле,  мы  стоим  друг друга.  •отЯ,  представь себе,  именно сегоднЯ  мне
хотелось бы встретить что-нибудь сверх наших обычных баталий.
     - ‚едь Я всего лишь обычнаЯ греческаЯ мать, -  горделиво говорит  вдруг
эта женщина, - длЯ которой доставлЯет жестокую радость самоотречениЯ послать
своего красавца-сына на мучениЯ, необходимые длЯ нашего холодного отечества.
     - ’ы алкоголичка, стерва и сумасшедшаЯ! - кричу Я дрогнувшим в какое-то
мгновение голосом,  минутное рыдание  прорвалось еще  в  мою  речь.  -  ’вое
всегдашнее комедиантство только забавлЯет  твоих многочисленных поклонников.
€ это именно ты повинна во многих несчастьЯх отца, ускоривших и его смерть.
     -  ‚от  как.  Њой  бедный  маленький  мальчик!  - слышу  Я  певучий,  с
нарастающей  обидою  голос матери. Ћбида  ее, как  обвал. -  …му сейчас  так
тЯжело одному.  € вместо того, чтобы прижатьсЯ к  груди его дорогой мамочки,
как это бывало в детстве, он раздает оплеухи направо и налево, в том числе и
тем, кто  не смотрЯ ни  на что  любит  его. ‡начит и до тебЯ  дошла сплетнЯ,
достойнаЯ лишь лживой возни газетчиков, падких до любой грЯзи? Ђ известно ли
тебе  хоть на  минуту, каким  невыносимым  человеком был  твой  отец  с  его
всегдашним     сознанием     собственного     величиЯ     и     непрерывного
благодетельствованиЯ нации?! „а после его смерти, как бы она ни потрЯсла нас
всех, очень многие люди, очень многие, уверЯю тебЯ, вздохнули с облегчением.
„а  и  твоЯ  дорога   к   славе,   говорЯ  по  совести,  оказалась  открытой
по-настоЯщему только после  его ухода. Њожешь ли ты представить, каково было
постоЯнно находитьсЯ рЯдом с ним нам, простым смертным?!
     -  ќто  уж скорее он был простым смертным, если быть более точным! - не
успокаиваюсь  Я.  - Ђ теперь  тебе доставлЯет  удовольствие  рассчитатьсЯ  с
памЯтью  о нем, посылаЯ его  сына на  то, на что  прежде не  задумываЯсь  бы
отправила и своего мужа. - ЋстановившийсЯ. Ћ чем? …ще совсем немного.
     -  Ќе  заблуждайсЯ,  мой  милый,  -  холодно  говорит эта  великолепнаЯ
женщина. –арственные особы. ‚довствующаЯ императрица. - ‚се, что теперь тебе
предстоит, это выбрал исключительно ты  сам.  Њое же участие в  этой истории
было лишь самого общего, представительного характера.
     - Ќе воображай, пожалуйста, будто тебе удалось победить менЯ, - отвечаю
матери, невольно и сам  зарЯжаЯсь ее холодностью.  ‘лава  миру,  где главное
наше обоюдоострое  и смертоносное оружие против  наших близких - собственнаЯ
одаренность. - Њне известно  гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
ќто касаетсЯ и твоих отношений с отцом  и его смерти, это  касаетсЯ и твоего
участиЯ в моем избрании...
     - ќто все  твои жиды! - взвизгивает вдруг уЯзвленнаЯ женщина. - ќто все
твой Њарк  и  его проклЯтые дружки!.. Ќичего  не  скажешь, хорошенькое же ты
подыскал себе окружение!..  - Ќи на минуту.  ‚спышка сверхновой.  ‚ суматохе
исчезнуть увлекаемому свЯщенным трепетом беспокойства.
     - ЉакаЯ разница?! - возражаю Я. - ‚ажно только то, что Я знаю.
     - Ќу что же, - устало  отвечает она. -  ’ем веселее  тебе будет жить  с
твоим знанием. ‚ конце концов, ты пока еще мужчина. - € вешает трубку. ќто у
нас  с  ней  всегда так. ѓаснущее  солнце. “скользающий образ. ђастворение в
постороннем и новое проникновение постороннего.  Ќеожиданно - новый  звонок,
будто  разрЯд  молнии  возле  моих  рук.  Attention.  ’рубку  хватаю,  будто
виновного  за  горло.  ѓубы.   Њне  еще,  возможно,  предстоит  притворитьсЯ
господином какого-нибудь днЯ недели или месЯца года.
     -  „а! - кричу в трубку. - ‚ чем дело, мама?  Љакую из своих прощальных
оплеух  ты забыла отвесить?! -  мгновенное  замешательство  там,  на  другом
конце, и догадываюсь о своей ошибке. - Љто говорит? ‘лушаю вас!
     - Џростите!.. - голос мальчишеский,  сбивчивый. Њальчик-липучка.  ‚ечно
раздражаемый  своим  хмурым  погонщиком  -  честолюбием.  Ћтдираю  пальцами.
‘уккуленты. ‚изитер-голос.  -  ‚ы  менЯ не знаете!.. џ  только хотел сказать
вам... - с заминкой гортани. - џ понимаю,  что очень беспокою вас, когда вам
необходима  сосредоточенность...  Њне  кажетсЯ,  Я  понимаю ваши  чувства...
никто...  џ хотел  только сказать вам, что преклонЯюсь перед вами. џ завидую
выбранному  вами пути.  Ќаверное, вам совершенно не  нужно то, что Я  сейчас
говорю,  но Я бы  все-таки хотел,  чтобы вы знали... ваш путь выше других. џ
поспорил  со  своими  товарищами!.. Ћни надо мной  смеютсЯ, но вы-то поймете
менЯ. џ ужасно говорю.
     џвственно  вижу, как Я  хватаю его за волосы, как  валю его  на  пол  и
начинаю  бить об пол головой.  Ћсмелел  и  приблизилсЯ. џ  забил бы  его  до
смерти, попадись он мне в руки, Я  разбил  бы на  куски его череп.  Љровавые
струи истекали бы  из  его глаз,  ушей, ноздрей  и из его горла. ЊенЯ нельзЯ
было  бы оторвать  от моей  жертвы... "Ѓудь осторожнее,  - мысль мелькает. -
‚озможно, это подстроено все". ЊенЯ  хотЯт вызвать, подтолкнуть к бешенству;
очередное  испытание,  устроенное   мне.  ‚се  предсказуемо,  и  менЯ  знают
настолько,  что какаЯ-либо ошибка, какой-либо просчет  исключены, и уж  если
выбран именно Я... “силие мышечное отступает, растаивает... Ќаблюдаю себЯ  с
холодной усмешкой. ‚ремЯ есть положение тел и предметов, времЯ есть  все что
угодно. Ќаравне. ’вердость.
     - Ћ-о, - в половину материнской фальшивости  восклицаю. - џ уверен, что
и у вас  есть шансы, может быть, через несколько лет быть избранным, подобно
мне...  џ ведь полагаю, что вы этого хотите,  даже если  и не вполне отдаете
себе отчет. € дело здесь, разумеетсЯ, не в славе, могущей открытьсЯ длЯ вас,
но в той пользе, которую можно будет потом приносить в течение всего остатка
жизни. - "‡мей был хитрее всех зверей полевых, которых  создал ѓосподь Ѓог".
‹ьстивым  шелком неуверенности оплетать  менЯ станет по душе.  - ‚ы ведь еще
очень  молоды,  как Я могу догадатьсЯ по  вашему  голосу. ‚ы должны верить и
стремитьсЯ к своей цели...
     - „а нет у менЯ никаких шансов. џ хотел сказать вам... - голос спокоен.
‘лышу, что злитсЯ на себЯ за свой неудачный дебют. “дваиваю  осторожность. -
Њне уже почти двадцать лет, а Я  никто  и ничто. „а нет, не во мне дело. Ћбо
мне не стоит и говорить, хотЯ вы правы... €звините менЯ за то, что Я решилсЯ
вам позвонить...
     -  Њне  уже  гораздо  больше,  чем  вам,  -  перебиваю.  —еловек с  его
обоюдоострою ложью  существованиЯ. - џ  считаю,  что вам  все же не  следует
отчаиватьсЯ.   ‚о-первых,  нам   с   вами   обоим   неизвестно,  чем   будут
руководствоватьсЯ впредь, избираЯ в  будущем  одного из новых счастливчиков.
’ак? Ќо вы сейчас уже  можете прорабатывать длЯ  себЯ - это мой вам совет! -
некоторые моменты вашей собственной технологии одаренности. ќто, разумеетсЯ,
прекрасно, что вы сейчас уже  задумываетесь  над исполнением жемчуга  вашего
существованиЯ.  ‚ы можете  подготавливать себЯ  к  восприЯтию всех озарений,
которые есть... каламбуры божественности... € это очень обнадеживает, что  и
среди  новых  потоков  молодости  встречаютсЯ некто,  помышлЯющие  о высоких
служениЯх...
     - ‚ы поначалу очень менЯ ненавидели, - возражает с печальным терпением.
Џальцы. ‘ловно Ѓог извлек  его из  бесцветности.  - џ хорошо  вас  чувствую.
Ќаверное, не будете этого отрицать.  ‘ейчас немного опасаетесь, думаете, что
Я звоню  не  от себЯ,  не сам  по  себе. Ќо  уже  ненависти  нет.  Џросто  -
настороженность.  ‚ы  длЯ  менЯ  особенный  человеческий  образец,  Я втайне
наблюдаю за  вами несколько лет. ‘транное дело,  Я  как будто ваш двойник, Я
растворЯюсь в вас. џ знаю,  что с вами  происходит каждый день, каждую ночь,
каждый час, Я  вас  чувствую и ощущаю. џ всегда бываю  там, где бываете  вы,
хотЯ вы там никогда не сможете менЯ увидеть, потому что Я бываю в вас самом.
џ хочу сказать, что вы шагнете дальше всех, подниметесь выше всех, выдержите
все, Я это чувствую, и Я это знаю!.. Џотому что Я это вы. ‚ы можете говорить
мне, что Я умный, что Я талантливый, что - незаурЯдный или что хотите еще...
—то у менЯ есть шансы, есть надежда. Ќо у менЯ ум двойника, талант двойника.
Ќаблюдательность двойника. ’ак что какие же могут быть шансы?!
     - Ћткуда вы узнали мой номер?
     - €з телефонной книги.
     - ‚аш интерес ко мне настолько велик, что вы не пренебрегаете ложью?
     - ‡ачем вы менЯ ловите? џ не представлЯю длЯ вас никакой опасности.
     - Љак вас зовут?
     - Џрошу вас, не заставлЯйте менЯ отвечать. Њне не хочетсЯ лгать.
     - ‚ы предпочитаете остатьсЯ в  моей памЯти моим двойником, так Я должен
понимать?
     - џ иногда бываю вами, хотЯ об этом, разумеетсЯ, никто не знает. ќто не
должно вам мешать. ќто не может вам повредить. џ  хорошо вас чувствую,  Я не
могу избавитьсЯ  от  этого... Љрасное  и два серо-голубых...  € очень тонкий
слой влаги на асфальте. џркий свет. Љакие-то люди, пЯть или шесть человек...
€ ночной разговор. ‘кажите, у вас  никогда  не  было  такого?.. Њожет  быть,
когда-то во сне?..
     -  Ќе  помню, -  отвечаю  сухо.  ‚ибрациЯ.  -  ‘покойной ночи. - €,  не
дожидаЯсь  возражений,   кладу  трубку.   €з  прежнего  исчезаю   мгновенно.
Ћтстранение.   ‘ухость.   Ћщущаю   себЯ.   –елое  меньше   части.  Џосланник
извилистости.
     Њне нечем  теперь занЯтьсЯ,  решительно  нечем, ибо  Я  не  здесь  и не
сейчас. џ теперь ничего не способен воспринимать или осознавать, и Я даже не
стараюсь придумывать себе дела. ‚стаю и прохаживаюсь, и снова сажусь. ‘тавлю
Њалера.  „иск  плавно  ускользает  в  полупрозрачном  углублении,  и  музыка
возникает  отовсюду.  Ќо  все  знакомое  вызывает   у  менЯ  оскомину,  даже
передергивает. Џионер позднейшей  добродетели человечества - готовности. Ќет
ни одного довода длЯ моей  защиты, которого бы Я  не  мог  побить, ни одного
суждениЯ, которое Я не мог бы опровергнуть.
     €ду  на  кухню  и  зажигаю газ, и  не  замечаю ничего,  пока  спичка не
обжигает мне пальцы. €скусство неказистости. ‘коворода быстро раскалЯетсЯ на
плите, бросаю на нее кусок сала, через минуту - треск и чад,  чад  заполнЯет
все помещение, намереваЯсь,  должно быть,  изгнать менЯ. ѓосподи,  неужели Я
все  это хочу?  ђазбиваю  два Яйца над сковородой,  стараЯсь, кажетсЯ, в них
найти сходство  с собой. Њесиво быстро  подгорает с краю, темнеет, взираю на
это  с  хладнокровием,  и пальцем не  шевелю,  чтобы  остановить. —адит  еще
больше, и  стою  спокойно,  пока все  мое  произведение  не  обугливаетсЯ до
несъедобности. –елый космос ощущений,  мнимых и истинных, залегает по дороге
между  началом напрЯжениЯ и созреванием молний. Ќа  человеке  и  мире  можно
поставить  крест.  ѓаз  выключаю и включаю  кондиционер, все одним движением
руки, и бегу в студию. Њалерова протЯжность менЯ оскорблЯет, Я вызвал бы его
на дуэль и  побил бы, или был бы побит, даже с большим еще удовольствием. Ђх
ты  ж чертов  первенец!..  Ђх ты  ж  подлый  наследничек!.. „умаю  о  курах.
ЏригоршнЯ.
     џ решилсЯ  бежать, Я давно  уже решилсЯ, но  только сейчас догадалсЯ об
этом. Ќичего более нелепого и невыполнимого невозможно и придумать. „вижениЯ
мои  и поступки точны и  продуманны, как и  требует  того все безнадежное. џ
стал переодеватьсЯ, натЯнул  на себЯ темный спортивный костюм, темную куртку
на "молнии", серьезно рассчитываЯ слитьсЯ с ночью,  черную шерстЯную шапочку
надеваю на голову и  на ноги - теннисные  туфли,  с иронией подумываю о том,
чтобы   намазать   лицо  и  руки  гуталином,  но   обхожусь  одними  очками,
светозащитными очками. џ уничтожил наконец  ненавистного Њалера. џ размышлЯю
мгновение.  ЉакаЯ-нибудь  стараЯ  токката,  какое-то  presto,  должны  стать
музыкой моего побега. Ќахожу Ѓаха, первого попавшегосЯ, в  c-moll, и  больше
уже  не возвращаюсь к тому. Љладу  в карман немного денег, этого мне хватит,
чтобы исчезнуть, мне хватит недели на две. ђассыпаетсЯ мелочь, но не ползаю,
не собираю. Љакой-то алюминиевый сплав. ‘нимаю трубку телефонного аппарата и
гашу верхний свет. Ћркестр и два клавира.
     џ жду  минут пЯть  и  стою  не шевелЯсь.  Џотом подбираюсь  к  окну  и,
стараЯсь  оставатьсЯ   в  глубине  комнаты,   потихоньку  отвожу  занавеску.
‡апоминаю  все  увиденное.  Њне  может все пригодитьсЯ, и не доверЯю ничему.
Ќесколько  упругих  танцевальных  шагов в  понуром  свете  ночника.  ѓлавную
лестницу и  главный вход Я сразу  длЯ  себЯ исключил. ‚ыйти лучше было через
черную лестницу, и мое  колотЯщеесЯ  сердце  сразу же вывело  менЯ к  ней. ‘
минуту  Я  постоЯл  возле  двери,  колдуЯ  над  замком,  молЯсь  на  него  и
уговариваЯ. „верь наконец  отворилась, без единого звука, Я мог бы  победить
на каком-нибудь конкурсе по бесшумному  открыванию  замков. ‘лушаю воздух  и
выскальзываю в затхлую темноту.
     џ  вывернул пробку на распределительном  щите, и  на  лестнице не стало
видно ни зги. Џросачиваюсь  сквозь мрак  и наконец нащупываю ногой первую из
ступеней. ѓлаза закрываю и спускаюсь ощупью. Ѓах  продолжает звучать во мне,
но ему со мною  не совладать.  ‡аставлЯю чувства свои обостритьсЯ, мыслЯми Я
повсюду, и стараюсь все учесть и предусмотреть. Џотом - поворот, и еще один,
и  в нескольких шагах дверь. ‡а  нею  первое мое  испытание. ‚ытЯгиваю руку.
ЋщущениЯ.  “плотнившийсЯ воздух. ‘екунда.  Њаленький шаг. Џальцы погружаютсЯ
во  что-то мЯгкое  и  безжизненное.  ерсть.  ‚  груди  холодеет.  Ћщупываю.
Џредчувствие  ужаса.  ѓвоздь.  ’ошнота.  „ерево. ‹ипкое  влажное мЯсо. •олод
омертвениЯ.  ‡лые. ђукою  трЯсущейсЯ  спички  достаю из  кармана. ‘ветЯщийсЯ
след. Њожно было и не рассматривать то, о чем Я и так уже все хорошо знаю.
     Ќа  двери возле  ручки  распЯта собака с располосованным брюхом. ‘ейчас
только  ощущаю вонь;  кишки,  прежде аккуратно  заправленные, вываливаютсЯ у
менЯ на глазах. Ћт горла до паха. Ќогой Я немного вступил в кровь, уже почти
застывшую.  ЏодавлЯю судорогу  и  отворачиваюсь.  ‘нова  в  темноте.  —то-то
человеческое,  слишком  человеческое, неистребленное,  неизжитое,  мгновенно
шевельнулось  во  мне.  –епью покорности  свЯзаны  между  собой омерзение  и
человечность. Ќе в том дело,  что  жаль  загубленной жизни, и не в  плотском
отвращении   дело.   ЌеЯсность   пугает   менЯ   больше   всего.  —то   это?
Џредостережение?  Џослание? ‘имвол? ‚ерно  все-таки, столкновениЯ с собой не
избежать. ‘колько  же  мне  ломать  голову  над  загадками ночи?!  ‚  каждом
высмаркивании бездна  из  бездн, и  Я, возможно,  выбран  за свои  прозрениЯ
непостижимостей, которыми  и  отличаюсь  от всех.  ‘уществуют  богов тысЯчи,
известных и  нераспознанных, и  все они между собою посланиЯми обмениваютсЯ,
истреблЯЯ целые народы или племена.
     Ћтступить ли мне  перед угрозой  навЯзчивого  знака?  Љлюч. ‘лушаю свое
дыхание,  опасливо  сторонЯсь  мертвечины. ™ель  узенькаЯ приоткрываетсЯ,  и
приникаю  к  ней.  ‘покойно,  кажетсЯ. Ќо не доверЯю себе.  „вор. Ћсматриваю
каждое деревце. ‡абор. ‚глЯдываюсь в противоположную  сторону улицы. € вдруг
-  отсвет зажженной  спички  на стволе дерева поодаль. —ерта с два, думаю. “
дома  четыре  стороны.  Ћднако,   как  обложили,  если  только  все  не  мое
воображение. ‘колько же мне  предстоит шагов неверных, заминок и отступлений
прежде моего  будущего патрулированиЯ праведничества?  ‚  поисках  своих  не
ожидать  сходства с опытом  предшествующих, прозЯбающих или  существующих  в
скорби. Ќе просто рубашку отдать, но не иначе как со своей кожей. Љаждый шаг
наш   -  есть  извещение   о  безжалостной  благодати   существованиЯ,  гимн
конечностей. —еловек - это черный юмор.
     ЉажетсЯ,  все  более срываюсь  на  молитву.  ™ель зарастает без  звука,
смыкаютсЯ  губы; еще  один не  выпал из гнезда.  Њертвечина. Ѓлизость. ‡анЯт
тем, что  делаю  тишину. ‘кольжу  вдоль  стены;  поворот;  в настороженности
слепого,  и  нога  в ожидании из  всех  ступеней первой.  Љниги  многие  уже
написаны длЯ героев, но даже и строчки одной не существует еще длЯ уходЯщих.
ероховатость стены. ‘тупени. ‘колько ступеней, столько и вздохов, столько и
задержанных  дыханий.  Ќа   этаже  моем  все  еще  Ѓах,  но  он  теперь  как
засидевшийсЯ  гость, когда  хозЯева  уже  удалились  на  ночлег.  Џереклички
бессмысленного   и  непостижимого,   что   составлЯет   род  рифмовок  прозы
прозЯбаниЯ. ‘пускаюсь в гараж,  и здесь  снова  со всеми оккультными науками
прилаживаюсь к  двери,  и та  вздыхает  и  уступает.  Њашиной,  конечно,  не
воспользоватьсЯ, света не зажигаю и крадусь вдоль  стены, пока не  натыкаюсь
на  что-то  высокое  на  своем  пути. ‡десь  за  стеллажом  с  инструментами
небольшое  окно,  почти  вровень  с  поверхностью земли,  окно,  которое  не
открывалось лет сто. ‡ажигаю спичку и, пока огонек ее соединЯет менЯ с миром
предметов, одной рукою поспешно шарю по стеллажу. Ћтыскиваю  ломик, какие-то
трЯпки,  коврик,  рукавицы,  и   все  трофеи  свои  складываю  у  своих  ног
победителЯ. ‘пичка гаснет,  летит  отвертка на пол или  что-то еще другое, и
звук  падениЯ  ощущаю,   буквально,  с  остротою  физической  боли.  „ыхание
успокаиваю, в который раз уже, все герои побегов - мои ненавистные братьЯ, Я
грудью налегаю на стеллаж,  срастаюсь с  ним, и тот подаетсЯ  немного, но не
сразу. Hic incipit... Љонец  ломика засовываю под стеллаж. ‘крежет. ‡вуки. €
вовсе  нет.  Ќогою  подпихиваю под  край  стеллажа  все  мЯгкое,  что  успел
нагрести. Џотом захожу с другой стороны и проделываю все то же самое. ’еперь
уже все  проще,  и Я даю себе минутную передышку. Ѓогу нужно очень не любить
своих героев, чтобы пьесу заканчивать в мажоре, наверное.
     Џриглушенный  скрежет,  тем  же ломиком  отодвигаю  стеллаж  от  стены.
ЏодземельЯ  ‚атикана.  Ћкно  отворить  пытаюсь,  в  изнеможении полном долго
вожусь и колдую над древесиною ссохшейсЯ. Ќаконец открываетсЯ... Ћ, ѓосподи,
Я не хотел тишину обижать!.. Њинут десЯть менЯ вообще нет, менЯ не смогли бы
найти