. Ћни дышат,
дышат ‘арой и ђакелечкой и стариками... эта почва... и эта судьба... эта их
общаЯ... почва... и полнаЯ выкладка... всерьез... "
…го мутило от голода. ѓолова кружилась от этого сумасшедшего слиЯниЯ, от
этих шуток с подоплекой, вздыхающего человеческими голосами болота, где
дышали все ушедшие без него навеки...и близкие, и чужие... все -- почва... и
судьба... в никуда... где-то...
     € вдруг простаЯ до оторопи мысль пронзила его: так просто -- если нет сил
вытЯнуть их оттуда, --  надо к ним туда! ‚низ... и снова быть вместе... ему
надо, надо следом -- это -- мгновенье! . . и звезды будут опЯть стекленеть над
нами!!!
     Ћн наклонилсЯ над черным, притЯгивающим блюдцем воды. ’ам был покой и ответы
на все вопросы. ’ам было прошлое, будущее, которое не состоЯлось и которого
он мог теперь достичь!
     Ќет! Ќет!... Ќе ради этого он столько дров нарубил!
Ћн рывком достал портрет из -- за пазухи, протер рукавом и повернул к западу,
чтобы рассмотреть при угасающем дне их лица. ‚от они втроем. Ћн совсем
молодой,  в светлой косоворотке с комсомольским значком -- вдвое моложе...
они ездили вместе в облцентр и там фотографировались, и рамку там купили...
вместе!..  как ее только не разбили... за печкой стоЯла у стенки... вот так,
говорЯт, некоторых не тронули -- у них кто-то сидел, и таких не тронули...
откупились вроде... и они сидели по домам... сидели... и выжили... только не
евреев -- тех подрЯд гребли... сидели  и выжили...  может быть, тоже стихи
читали?.. Ћн потом спрашивал, как полоумный у всех, с кем возвращалсЯ
оттуда, и выходило, что все читали стихи... но они читали себе, как он в
карцере, а зачем было читать стихи на допросе? Ќу, зачем? "Ћт шуток с этой
подоплекой..." Ћн не мог себе простить этого...€ он тогда ничего не знал о
доме. Ћн валил лес. ‚се воевали, а он валил огромные деревьЯ... и теперь
сдатьсЯ?! “йти в эти черные рамки!?.
     Ћн перескочил через два темных блюдца воды, поставил портрет на кочку,
налегаЯ грудью и ослабевшими руками согнул одну осинку, потом другую,
вытЯнул из-под пальто, не расстегиваЯ его, а запустив руку в полу, ремень из
брюк и свЯзал им вершинки деревьев, потом наклонилсЯ за рамкой, лег спиной
поперек на стволы, прижав их к трЯсине, положил на грудь рамку лицами вверх,
и они молча все трое уставились на звезды, как делали это часто, когда мир
казалсЯ прекрасным, люди добрыми, небо высоким, а светила  вечными.
Џђ€—€ЌЂ
     ‚ долгом снегопаде есть некаЯ неотвратимость... чего? Ћна опускаетсЯ
бесшумно вместе со снежинками и убеждает нас бессловесно, что жизнь
неизбежна, неизбежна так же, как смерть, что они вместе, что это, вообще-то
говорЯ, одно и то же... потому что саму смерть тоже надо прожить. Џрожить
достойно и не уронить ею, не осквернить всей своей предыдущей жизни, если ты
этой жизнью хоть немного дорожишь, и тебе не все равно, какаЯ памЯть на
земле о тебе останетсЯ и на какой срок...
     Ќа этом месте своих раздумий „ора остановилась, отошла от окна и стала
натЯгивать валенки... в подъеме любаЯ обувь была ей тесна... это еще с
молодости... она очень гордилась, что у нее такой "балеринский подъем", как
объЯснил ей один ее знакомый... знакомый...
     Ћна натЯнула, наконец, серые мЯгкие, подшитые резиной деревенские валенки,
накинула свой овчиный тулупчик, еще эвакуационного времени и вышла на
крыльцо. „вор поднЯлсЯ, наверное, на полметра. ‚се Яблони стоЯли в снежных
воронках, а стволы их чернели Ярче на таком белом ослепительном фоне... и
пахло... пахло, как ничто другое на свете, -- свежим снегом...
„ора вытащила из-за выпустившей ее двери легкую белую лопату с короткой
ручкой, и, не надеваЯ ничего на руки, стала прежде всего чистить
ступеньки... работала она легко, спокойно, даже сосредоточенно. ’ак обычно
работают хорошие мастеровые -- они не торопЯтсЯ, не суетЯтсЯ, но дело
продвигаетсЯ споро, и не приходитсЯ ничего потом дотЯгивать, подправлЯть и
переиначивать...
     …сли он не сообщил, значит, не мог... он же знает, как Я волнуюсь. .. ну,
телеграмму бы прислал или попросил кого-то заехать при случае... тут же у
него много друзей было...некоторые из них выбились в люди.... в какие ‹юди?
Ћн тоже выбилсЯ... они все выбились... как ее ѓершель... лучше бы жил
незаметно... а как жить незаметно?...
     ’еперь она уже спустилась с крыльца и принЯлась за дорожки. ‘начала она
направилась в сторону калитки, огибаЯ дом. Ћдин бросок налево -- другой
направо... и снова -- налево, и снова -- направо... снег не прекращалсЯ. Ћна
стрЯхнула платок и подоткнула поплотнее на шее. ђуки стали мокрыми, потому
что снег таЯл на них, но пальцы плохо слушались ее уже давно... это еще до
войны началось от тЯжелой работы, а потом уж и годы подошли... указательный
искривилсЯ и пригнулсЯ в сторону среднего, да так и стремилсЯ все времЯ на
него вскарабкатьсЯ, а потому и черенок лопаты приходилось сжимать сильнее,
чтобы не проскальзывал. Ћт этого чрезмерного сжатиЯ рука уставала больше...
„ора снова чуть наклонилась вперед и пошла: налево -- направо, бросок,
бросок, бросок... она добралась до калитки... прислонила к ней лопату и
оглЯнулась -- ничего, ровно... только сыплет сильно, и надо на обратном пути
просто вести перед собой лопату, тогда с двух сторон от нее образуютсЯ
ровные снежные валики...
     -- „ора €саковна, -- окликнули ее с улицы. Ћна обернулась и откинула щеколду,
потому что неудобно здороватьсЯ с соседом через штакетник...
     --  Ќадо же, какой сегоднЯ снег! -- ‘казала она вместо приветствиЯ -- и это
вполне прозвучало: "Љак Я рада вас видеть!" -- Њожет быть из-за ее певучего
не по годам голоса...
     -- ‚ам не надо этого делать...
     -- Љидать снег? -- “дивилась „ора.
     -- „а. Љидать снег...
     -- Ђ что такое?... он же падает... значит, надо чистить...
     -- џ же не говорю не надо чистить... но не вам... это тЯжело...
     -- ќйх мир а пурец!49 -- Џропела „ора. -- Љто это будет делать? Џушкин?
     -- Џочему Џушкин! -- Њужчина шагнул в калитку, прикоснулсЯ рукой к ушанке,
минуЯ „ору, не останавливаЯсь, прихватил лопату и направилсЯ по расчищенному
к дому. Ћколо угла он остановилсЯ, прикинул взглЯдом направление и начал
расчищать в сторону колодца. Ћн работал совсем по-другому: упиралсЯ в торец
лопаты двумЯ руками, а на них налегал животом и шел, как бульдозер, вперед.
„ора остановилась теперь на развилке.
     -- Љонечно, у вас лучше получаетсЯ... вы же мужчина...
     -- Ѓогатый опыт... комендант в лагере очень любил чистые ровные дорожки, а
снег там сыпал восемь месЯцев в году... и Я чистил...
     -- ‚ы один?
     -- Ќет. Ќо на мое счастье, он заметил однажды, как у менЯ получаетсЯ, и
каждое утро ставил на расчистку...
     -- Ќичего себе счастье...
     -- ќто, действительно, было счастье! ‚ы не понимаете! -- Ћн разогнулсЯ и
оперсЯ о лопату. -- €ногда снег переставал, но менЯ боЯлись забирать -- вдруг
опЯть повалит, а дорожка не расчищена, и тогда майор озвереет, а когда он
злой,  лучше не попадатьсЯ...
     -- € что?
     -- ’ак Я мог передохнуть, -- это же курорт просто! Ќа свежем воздухе... и еще
иногда он мне что-нибудь подбрасывал... зазывал в свой хлев и просил
почитать стихи... а потом или пайку выдаст или нальет...
     -- •ороший человек был... а за ер аф им!50
     -- „а... -- сомнительно протЯнул мужчина...
     -- џ понимаю... -- откликнулась „ора... -- это тот еще хороший... но сейчас вы
уже заработали свою рюмку и свою пайку... хватит... генуг!.. он все равно
сыплет, будто с цепи сорвалсЯ... пошли в дом.... и что вы ему читали?
     -- џ?.. когда что? -- разве угадаешь, какое у него настроение... можно было и
в карцер угодить....
     -- ‡а стихи?
     -- Ђ как же! Ђ за что Џушкина царь сослал? Ђ за что Њандельштама... -- он
осексЯ и замолчал...
     -- Ћн что не знал, что вы врач?
     -- ‡нал, конечно... но Я же по статье шел...
     -- Џо статье. Њы все по статье и шли, и стоЯли, и жили... а за ер аф зей...
     -- Ќу!.. "вредительство"... наверное, боЯлсЯ... Я бы тоже боЯлсЯ иметь дело с
таким человеком, как у менЯ в деле было... -- Ћни вошли в дом, и стало
понЯтно, что он здесь не редкий гость...
     -- ђаздевайтесь! -- Џригласила „ора, и когда они уселись с двух сторон
круглого, застеленного льнЯной скатертью стола, положив на нее руки,
сказала: -- ‘ейчас отдышусь и поставлю чай... ђома молчит... со своим
"полем"... -- продолжила она... там тоже сейчас снег... и он не любит чистить
дорожки....
     -- Џлохие вести приходЯт быстро... не волнуйтесь, пусть лучше молчит...
     -- џ думала, кого спросить, но мне-то лучше молчать... и вы никогда не
лечили? .. простите, если Я слишком болтлива... но за день тут так
намолчишьсЯ...
     -- Џочему? …сли бы мне было неприЯтно...
     -- ‚ы бы не чистили мне снег! -- Џродолжила за него „ора
     -- „а!
     -- ќто вы так за мной ухаживаете?
     -- „а!
     -- Ђй-ай-ай! ‚ам надо женитьсЯ!
     -- „а...-- он потупилсЯ и помедлил... -- Ћн все знал... когда у его сестры
случилсЯ аппендицит... он менЯ вытащил ночью с нар... там на весь огромный
лагерь только фельдшер осталсЯ... врача перевели в другое место, а нового не
прислали... этот …гор ’ерентьич говорит мне: "“ нее аппендицит, доктор!" --
Џотихоньку так, чтобы майор не слышал. ѓрамотный был человек, но не
хирург... -- везти нет смысла -- не довезешь, и минус сорок... вдруг машина
встанет -- конец... и майор менЯ в комнату, в другую вывел, закрыл дверь и
говорит: "“чти -- она умрет, и ты  в тот же миг, понЯл? џ тебЯ спишу просто.
„еревом придавило во времЯ работы на лесосеке. ЏонЯл? ‚от!" ‚ынул наган и в
лицо мне. € все... а Я уже почти три года без практики, и руки от лопаты
гибкость потерЯли... а медикаменты?... но хорошо этот …гор был... он мне,
пока Я руки мыл говорит: "“чти! ќто не сестра его, а зазноба... а жену он
длЯ прикрытиЯ держит и живет с ними с обоими... он если что -- шлепнет тебЯ
без промаха..." Ђ Я ему говорю: "—то ж ты менЯ перед операцией нервируешь,
мог бы и после сказать!" Ђ он мне отвечает: "ќто тебе, чтобы лучше осознавал
и старалсЯ".  џ бы и так старалсЯ...
     Ћна смотрела на него и думала о своем. Ћ ђоме, который уехал, как у них
называетсЯ, "в поле", о муже, ѓершеле Њовшовиче, а по-новому -- ѓригории
Њоисеевиче, которого схоронила семь лет назад... он все болел, болел после
"своего" лагерЯ... об ‘емене €льиче, сидЯщем напротив, и все они как-то
перемешивались, соединЯлись, разделЯлись опЯть, и получалсЯ какой-то средний
не то ѓершель €льич, не то Њоисей ‘еменович... и они непрерывно кидали снег
и чистили дорожки...
     -- џ утомил уже вас... Я пойду...
     -- Ќет, -- спокойно возразила „ора, и было Ясно, что она, несмотрЯ на свою
задумчивость, все слышала. -- Ќет. џ просто думаю, сколько надо снега, чтобы
это все засыпать...
     -- ‚ы мудраЯ женщина, „ора... -- он впервые назвал ее без отчества... и Я был
бы счастлив...
     -- Ђх, ‘емен €льич, ‘емен €льич... зачем ‚ам старуха со средним образованием,
котораЯ Џушкина последний раз читала только в гимназии...у которой взрослые
дети, больное сердце и скрюченные жизнью руки... вам нужна женщина помоложе,
котораЯ еще не забыла, что она женщина... котораЯ еще...
     -- Ќе надо... перебил ее ‘емен €льич...-- вы всего то лет на пЯть старше менЯ
по паспорту, а если мои одиннадцать там, которые идут год за два, сложить с
моими здесь, то получитсЯ, что Я старше вас на пЯтнадцать! € вы, такаЯ
красавица, еще можете всерьез воспринимать мои сумасшедшие мысли -- так
спасибо вам за это!..
     ‚ четверг снегопад прекратилсЯ. „аже под пасмурным небом в свете
предвечернего днЯ дорожки, расчищенные „орой, а потом присыпанные снегом,
выделЯлись на приподнЯвшемсЯ еще на вершок дворе, но на них не виднелось ни
одного следа, даже вчерашнего, припорошенного, со сглаженными и размытыми
краЯми.
     ‘емен прошел мимо ее дома, но потом  именно это его и остановило. Ћн
задумалсЯ невольно, чтобы сформулировать, что именно: значит, она вчера не
выходила из дома?
     Ќехорошие мысли побежали в голове, как живаЯ строчка. Ћн просунул руку в
калитку, откинул щеколду и пошел к крыльцу. Ќа стук никто не отозвалсЯ. Ћн
толкнул дверь -- заперта. ‘пустилсЯ с крыльца, снова вернулсЯ на дорожку,
ведущую к калитке, и попыталсЯ заглЯнуть в окно -- там не мелькнуло ни тени.
’огда он поднЯлсЯ на крыльцо, приподнЯл коврик, думаЯ обнаружить ключ, но
напрасно. "ѓде еще?" -- ‘оображал он. "…сли все в порЯдке с ней, ключ должен
быть на месте... но где..." Ћн привстал на цыпочки, запустил пальцы за
верхнюю облицовку двери и обнаружил там холодную металлическую пластинку...
‚ комнате было сумеречно и прохладно -- печка уже остыла. Ќикаких следов
тревоги и спешки... "‘лава Ѓогу" -- подумал он. Ќа столе, за которым они
сидели, на скатерти лежала газета, очки, стоЯла вазочка без цветов, и к ней
была прислонена сложеннаЯ вдвое тетраднаЯ страница. Ћн скользнул по ней
взглЯдом, потом вернулсЯ и, сам не понимаЯ почему, взЯл в руки...
‚ообще то говорЯ, у него не было привычки лезть в чужие дела и читать чужие
бумаги -- дважды мелькнувшее в мыслЯх это слово тоже остановило его и вернуло
обратно к себе -- "чужие"... он словно знал, что надо делать -- сел на стул,
облокотилсЯ на край стола и развернул листок.
ЏрЯмо из левого верхнего угла красивым уверенным почерком без всЯкого
обращениЯ она писала ему -- он это понЯл, нет -- почувствовал сразу...
"џ знаю -- вы будете волноватьсЯ... -- она не хотела упоминать мое имЯ, если
кто-нибудь другой придет раньше... --  ему стало так жарко, что он распахнул
пальто... буквы побежали быстро-быстро... он читал машинально, не понимаЯ,
что там написано, но, главное, -- это ему.... дочитал почти до конца и снова
вернулсЯ: "џ знаю -- вы будете волноватьсЯ..." но снова ничего не получалось
     -- он не мог уловить даже отдаленно смысл написанного... тогда он вскочил,
сделал несколько шагов... остановилсЯ, аккуратно сложил листок и спрЯтал во
внутренний карман... быстро вышел на крыльцо, на улицу, прошел с десЯток
метров, снова остановилсЯ и стал читать... " ... Я очень беспокоюсь за сына,
за все его испытаниЯ и решила поехать в город, чтобы хоть что-нибудь
узнать... когда вернусь, не знаю..."
     Ћн не стал дочитывать до конца -- потом! ђезко развернулсЯ и опЯть направилсЯ
к ее дому, уже привычно достал ключ из-за верхней облицовки, вытащил лопату
и спустилсЯ с крыльца.
     Ћн работал неспешно, ловко, профессионально: валики вдоль тропинки можно
было проверЯть лекаллом -- они будто были заранее приготовлены, а потом
разложены вдоль прихортливо извивающейсЯ дорожки. Љогда тропинка к колодцу
была готова, а сам он почищен вокруг, и с крышки были сброшены наросшие за
три днЯ сугробы, он вернулсЯ к развилке. ’еперь ‘емен €льич стал особо
тщательно, виртуозно выкладывать стороны дорожки к калитке снежным пухом, а
саму ее драить до черноты плиток, которыми она была уложена. Ћн делал это
как бы намеренно медленно, и, если бы кому-нибудь удалось вторгнутьсЯ в
тайное тайных его мыслей, он бы обнаружил, что ‘емен €льич -- прагматик из
прагматиков, сам не знаЯ почему, совершенно уверен в бессмысленном и
невозможном: как только он дочистит дорожку до калитки и распахнет ее, чтобы
почистить вход снаружи, -- „ора вернетсЯ. ќтот темп задал ему кто-то
неведомый, но он точно знал, что так будет -- это совершенно необходимо ему,
если на свете осталась хоть каплЯ справедливости, и  неотвратимо.
—асом позже так оно и случилось.

        ЋЃ›—ЌЂџ €‘’Ћђ€џ

     …му было пЯтьдест три, двое детей, внук и внучка от разных дочерей, ей --
тридцать, тоже двое детей  от разных мужей, которых к данному моменту не
было. Ћн тоже был одинокий,  когда они случайно, если не считать судьбы,
встретились по служебным делам на конференции, познакомились и разъехались
по домам. Ќо ее фамилиЯ не давала ему покоЯ -- он никак не мог припомнить,
откуда она у него в памЯти и почему хранитсЯ. Ћн промучилсЯ несколько дней,
ничего не решил и, чтобы избавитьсЯ от навЯзчивой идеи, позвонил ей
спросить, чем знаменит ее род, что так втемЯшилсЯ в его памЯть.
Ћна сначала никак не могла понЯть, в чем дело, потом затруднилась ответить и
сказала, что если уж его это так интересует и он три ночи не спит, пусть
приезжает, посмотрит альбомы, может быть, мелькнет знакомое лицо.
Ћн поехал. Ѓез всЯкой задней мысли. „ействительно, стал рассматривать
альбомы и обнаружил знакомое лицо -- сказочные дороги, -- а следом вспомнил,
что его отец сидел одновременно с этим человеком, оказавшимсЯ ее дедом, да и
по их возрасту все сходилось. Ћтец изредка ездил на встречи со своими
выжившими солагерниками. Ћттуда и фамилиЯ осталась в его памЯти еще с
детства.
     ‘ этой встречи и выЯснениЯ почти родственных свЯзей началсЯ их бурный роман
на глазах четверых детей и двух внуков, принЯвших все происходЯщее очень
неодобрительно с обоих сторон. ќто еще больше сблизило, кинувшихсЯ навстречу
друг другу людей, и сплотило.
     ‚ первую ночь он сказал ей, что дождалсЯ, наконец, своей женщины, и теперь,
умираЯ, будет уверен, что ничего не пропустил в жизни. Ћна тоже не осталась
в долгу и совершенно искренне поведала ему, что не предполагала, что может
быть так хорошо, хотЯ у нее есть кое- какой опыт. Ћни жили, замечаЯ только
друг друга, и ничто им не мешало: ни дети и внуки, ни разница в возрасте, на
которую он сначала сетовал, ни бытовые неудобства, -- все оказалось
переплавленным в их огне, и единственное, чего они боЯлись, будучи
искушенными в жизни, -- зависти. ЃоЯлись суеверно и молчали, чтобы не
сглазили их счастье.
     Ќо страсть всегда качает на волне. ‚верх -- уткнулсЯ макушкой в очередной
потолок -- снова на место, а вот, когда потЯнуло вниз -- бывает, что не от
чего оттолкнутьсЯ в глубине и впору захлебнутьсЯ собственным счастьем, что
случаетсЯ банально часто.
     -- —то, все евреи такие темпераментные? -- спросила она его через несколько
ночей.
     -- “ тебЯ еще будет времЯ и возможность проверить. ЌабирайсЯ опыта. -- Ќо
однажды она уронила нечаЯнно:
     -- ѓосподи, ну, каждый раз одно и то же! ’ы же умный -- придумай что-нибудь! --
Ћн придумал: уехал на следующий день в командировку и решил к ней не
возвращатьсЯ. Ћна понЯла, что ломает себе жизнь, душу, быт и стала искать
его через общих знакомых, сослуживцев, газету, в которой он сотрудничал.
’щетно. Ћн был из тех, кто сначала думает, а потом -- решает.
Ћн объЯвилсЯ сам, но даже не позвонил ей, а зашел за некоторыми бумагами и
застал ее дома. Ћни ничего не сказали друг другу -- не успели, такие
размолвки и разлуки только разжигают страсть. ЉлЯстьсЯ они тоже не стали, но
каждый, не сговариваЯсь, одновременно подумал, что такаЯ глупость -- потерЯть
столько счастливых часов, которые можно было провести вместе.
     -- џ хочу тебе сделать подарок, -- сказала она однажды в темноте.
     -- ‘ына или дочь?
     -- Ќет. .. -- она вытЯнула из-под подушки две перевЯзанные шпагатом общих
тетради, очевидно, очень старые, потому что коричневые коленкоровые в мелкий
рубчик обложки затвердели и краЯ отгибались вверх, как у засохшего сыра.
     -- —то? -- ‘просил он, ощупываЯ тетради в темноте.
     -- „едушка писал последние месЯцы своей жизни. “ него была потрЯсающаЯ
памЯть, и он решил сохранить длЯ людей свои страданиЯ. Љак он говорил...
     -- —то же ты столько времени молчала.
     -- џ и сейчас, -- она зашептала еле слышно, -- отдаю тебе в темноте, чтобы он
не увидел. Ћн велел отдать их моим внукам, когда они закончат институт. Ћн
верил, что тогда уже люди будут жить по справедливым законам.
     -- —то же ты нарушаешь его завет?
     -- Ћчень долго ждать. џ хочу, чтобы ты знал об этом раньше.
     -- Ќамекаешь на возраст -- Я же тебе говорил, что это неизбежно случитсЯ.
     -- ‘лучилось то, что Я не могу не показать тебе это. ‚от моЯ единственнаЯ
тайна. ‚о все остальные глубины, ты уже давно забралсЯ,-- и она счастливо
засмеЯлась.
     ’олько через неделю после тЯгостного чтениЯ неустойчивого, непонЯтного
почерка с массой сокращений, намеков на само собой разумеющеесЯ длЯ автора и
непонЯтное другим через столько лет, он смог оценить, какую тЯжелую ношу ему
предстоЯло теперь нести. Ћн думал, что и она хорошо не представлЯла себе,
что ему подарила...
     -- ‡наешь, что надо сделать с этим? -- спросил он ее тоже ночью, почему-то все
серьезные разговоры они затевали только по ночам .
     -- ’ебе не понравилось? -- Ћгорчилась она -- Ќе интересно?
     -- ’ы что, в самом деле... или прикидываешьсЯ дурочкой.
     -- ’ебе лишь бы получить свое, -- Ћбиделась она, сразу применЯЯ запрещенный
прием.
     -- Љонечно, что тебе может возразить оппонент, если ты ему в трудную минуту
врежешь: Ђ вы хромой! Ђ?
     -- ‡ачем ты ?
     -- ќто надо спрЯтать так, чтобы не нашли и не украли.
     -- Љто?
     -- Ќе будь дурой -- это веский аргумент! Ќо перед этим надо скопировать и
лучше не в одном экземплЯре...
     -- Ќичего не понимаю!
     -- ќто потому, что ты не жила в то времЯ, когда такое никто никому не
показывал и не рассказывал.
     -- „а.
     -- ’ак не гордись -- эти времена не кончились
     -- ’ы просто слишком напуган!
     -- Ђ мне кажетсЯ, что ты просто дура!.. -- ‘сора, как всегда перешла в другую
сферу, где слова жестоко болезненны, а примирЯющие аргументы безмолвно
категоричны.
     Ќа следующий день он притащил домой пишущую машинку, стопы бумаги и копирки.
Ћна поинтересовалась, зачем ему еще машинка -- одной мало? € он вполне
резонно ответил ей: "„ругой шрифт. €  ничейнаЯ" -- ’ак, постранично менЯЯ
шрифты на бумаге, начал он гигантскую изнурительную и сладостную работу.
’о, что произошло с нашим народом, на совести всех людей, и корни злобы
проросли все слои, классы, вершины и впадины. ќтот грех невозможно ни
искупить, ни простить, ни скрыть ложью или благополучием, и каждому Ясно:
все беды второй половины века оттого, что люди, все люди, допустили этот
грех и участвовали в нем. ’акое поле зла нечем аннигилировать.
     -- ’ы не преувеличиваешь? -- ‘ тревогой и тоской спращивала она.
     -- Џреувеличиваю? -- џ жалею тебЯ и не говорю всего, что мне открылось. Ќо еще
одно: теперь каждому понЯтно, что это избранный Ѓ-гом народ. ’олько поэтому
џхве послал ему такие испытаниЯ в доказательство верности ему. Ћн был
уверен, что мы выстоим! ’олько мы. ’ы понимаешь? Џонимаешь? Ќам кричали: у
нас нет родины, мы космополиты, мы предатели, нам нечего терЯть!... мы
потерЯли столько, что ни один народ бы не выстоЯл. Ќо ЋЌ верил в нас и был с
нами. Џоэтому теперь мы должны быть с ним! Њы выстоЯли и не потерЯли самого
главного, с чего вообще все начинаетсЯ в мире... -- она прислонЯлась к нему
щекой, потом, когда глаза просыхали, смотрела на него и шептала: "Ѓоже,
какой бы ты ни был, Ѓоже, спасибо тебе, что Я не прошла мимо такой боли и
понЯла, что всегда есть высота выше и глубина глубже, но никогда не
сравнить, что больнее... но... зачем ты это сделал, если это правда? ђазве
любимых так испытывают?
     -- ’ы -- гойка, и поэтому не поймешь. ‚ы, гои, говорите только с сыном его...
да и то... в оправданье безверьЯ... поэтому вы так украшаете храмы, чтобы
заслонить правду... -- и она ничего не говорила, потому что чувствовала, что
все ее доводы -- только слова... может быть, слышанные где-то.
Љогда через несколько месЯцев его труд превратилсЯ в стопы листов, он вдруг
стал заЯдлым собирателем марок, открыток, конвертов. ‚ его речи стали
попадатьсЯ незнакомые слова, все деньги уходили на непонЯтное увлечение. €
разными путЯми люди, отъезжавшие навсегда с этой земли, с уговорами и
мольбами получали от него по одному обычному почтовому конверту с одим
листочком внутри. …сли кому и взбредало в голову: не антисоветскую ли
пропаганду подсунули ему, чтобы в последний миг скомпрометировать, ничего
подозрительного из печатных строк не выходило... то про лесоповал, то про
какие-то прививки, то вообще описываетсЯ мирный  милиционер, наверное, это
тыл во времЯ войны... короче говорЯ, "Џочему не взЯть, если просит человек?
     -- Ќи марку не клеить, ни звонить никому -- пересечь границу -- так все равно
ее пересекать, что с конвертом, что без, а там просто бросить в Ящик. „ела!
Љто это видит, что это значит. Ѓросил -- и свободен!  ’ак в одном месте и в
другом, и в третьем сложились одинаковые книги. € если в одной не хватало
страниц, то их пересылали из другого места...
ѓоворЯт, ко всему можно привыкнуть, даже к боли -- это неправда... ни к
радости, ни к боли... но когда приоткрылись ворота, он пришел к ней и
сказал:
     -- „авай уедем... распишемсЯ и уедем...
     -- ‡ачем? -- спросила она. -- ‡десь -- родина, а там мы чужие. —ужой Язык. —ужаЯ
землЯ. —ужаЯ вера...
     -- ‚ера?.. -- ночи уже давно перестали быть острыми и короткими. € он сказал:
     -- ’огда Я один. Џрости. „ети не в счет. џ один... и она стала умирать. ‚друг
почувствовала бессилие ходить по земле. ‚рачи сначала ничего не находили, а
потом сказали, что это бывает редко, а потому и лечить не умеют... так,
только облегчают долю... и тут он понЯл, что никуда не уедет и вообще не
знает, чего теперь стоит день, и что он будет стоить там.
     -- Ќет! -- ‘казал он. -- ’ак не бывает. ’ы не умрешь.
     -- ‡наешь, о чем Я думаю? -- Ћтветила она, -- Љак хорошо, что Я вовремЯ отдала
тебе дедушкины дневники... теперь эта книга придет сюда... значит...
     -- Ќет, ответил он... ты только потерпи немного. Џотерпи, Я прошу тебЯ!
’еперь эти конверты со страницами, вложенные в новые конверты, пошли
обратно. Ћн достал тоненькие кнопки-иголки с разноцветными пластмас совыми
головками и стал прикалывать конверты на стены, и те покрылись чешуйками,
как броневыми пластинами. ќтот непробиваемый панцирь нечеловеческих
страданий должен был стать непреодолимой преградой длЯ той, что должна была
прийти за ней. ђазноцветные головки кнопок торчали из стен в тех самых
метах, где боль была непереносимой -- это была карта борьбы, и каждаЯ цветнаЯ
точка-флажок вечного сражениЯ и испытаниЯ духа. Џотом конверты стали
ложитьсЯ всюду в ее комнате: на тумбочку возде кровати, на комод старой
работы и ценный только тем, что это ее комод, на журнальный столик и
подоконник, на полку с книгами и саму кровать, в которой она проводила
теперь большую часть времени... они стали принадлежностью и наполнением днЯ,
пространства и существованиЯ.
     -- “езжай! Ќе смотри на менЯ, -- просила она, -- да еще в этой комнате. џ не
хочу. џ хочу, чтобы, когда ты будешь с другой женщиной, помнил менЯ. “ходи.
Џочему не сделаешь то, что Я прошу? ‚едь приговоренный имеет право на
последнее желание!
     -- ’ы обманываешь менЯ!
     -- џ?.. ‘ тех пор, как ты поЯвилсЯ, Я не видела ни одного мужчины -- они все
потерЯли пол!
     -- Ќет. Ќикто не видел приговора. ’ы слышишь? Ќикто не видел. џ не верю.
—асами она рассматривала эти конверты с марками и вложенные в них другие,
свои привычные почтовые значки с крошечными гербами, серпами и молотами по
три копейки... она научилась так отделЯть их от бумаги, что оставались
целыми все зубчики, и тревожный и неожиданный удар штемпелЯ вываливал сЯ из
разорванного кружочка...
     ’ак прошел месЯц. „ети перестали с ним разговаривать, понЯв, что он
остаетсЯ. …е дети стали обращатьсЯ к нему с просьбами, видЯ бескорыстие,
недоступное их пониманию... и она... однажды перед его приходом спустила
ноги с кровати и по стенке потЯнулась в ванную -- привести себЯ в порЯдок.
     -- Ќе смей, не смей! -- бросилсЯ он к ней с криком, -- ќто плохой признак!
     -- Џлохой признак?  „урачок! -- ђассмеЯлась она. ђассмеЯлась! -- Њне не страшен
теперь никакой признак!
     -- ‹ожись! -- € она направилась к постели, переступаЯ разложенные даже на полу
конверты.
     —ерез два месЯца самый главный профессор, подписавший приговор, призналсЯ,
что это пртив всех правил, чтобы такой больной не умер! Ђ приборы... что ж
приборы, если у них не хватает чувствительности... может, болезнь и
осталась, но спрЯталась до поры.
     -- Ќет! -- сказал он. -- Ќикуда она не спрЯталась. Ћт этого спрЯтатьсЯ нельзЯ --
и он показал пачку писем, аккуратно перевЯзанных пеньковым шпагатом. -- ќто
само по себе теперь тоже книга, потому что мы народ книги, и против этого
устоЯть ничто не может. . .
     Љогда ее не стало, он прикрепил к стене последний, не тронутый пером
конверт, и вложил в него листок с ее последними словами: "’вой Ѓ-г прав.
’еперь он испытывает тебЯ... мной... но за что?.."
€ этот вопрос мучает его до сего часа.
     € нет ответа.
     ”…‰‘  ЂЏ
     ‚ духоте безмолвного июльского полднЯ надвигалась гроза. Ѓлюма Њоисеевна,
сутулаЯ, плотнаЯ старуха с красивой головой, переваливаЯсь на кривых ногах,
спустилась с крыльца и стала собирать лежавшее на траве белье. Џотом она
зашла в дом разложила рубашки, полотенца, наволочки, салфетки на стульЯ,
спинку дивана, кровать и стала задергивать занавески на окнах.
     -- ‡ачем это, ба? € так  темно!
     -- Ђ! -- Џожала левым плечом Ѓлюма Њоисеевна. Ћна всегда так делала, когда
была возмущена тем, что не понимают самых простых житейских вещей. -- Ђ! --
ђазвела она руками и продолжала начатое. Ћна ужасно боЯлась шаровых молний с
тех пор, как однажды в эвакуации видела красивый желтый шар, скользивший по
крыше дома. Џотом он перескочил на столб и вдруг разорвалсЯ со страшным
грохотом, расщепив древесину до самой земли, расплавив провода и расколов
изолЯторы. Ѓлюма тогда страшно испугалась, но философски произнесла: "‚се!
’еперь легче станет"! -- —то она имела в виду, никто не понЯл, потому что всЯ
деревнЯ потом три днЯ сидела без света. Ќо громкоговоритель-колокольчик,
висевший на стене правлениЯ, вдруг в субботу той же недели передал
потрЯсающие сводки об успехах Љрасной Ђрмии на фронте. ‚се бежали послушать
еще и еще раз, потому что сводку радостно повторЯли. ‚сем действительно
стало легче на душе, хотЯ паек не прибавили, и хлеб не подешевел. Ќо Ѓлюма
Њоисеевна и тогда не упустила возможности высказать свои мысли вслух: "‚от
вам и шабес! ѓут шабес! ѓликлех зол мир зайн!"51
‘ тех пор не только домашние, но и все, кто хорошо знал ее много лет, не
пропускали мимо сознаниЯ ни одного комментариЯ этой странной немного женщины
с гордо посаженной на короткую шею и короткое туловище головой. Ћна была
немногословна, но обо всем имела свое мнение.
ќто же она спокойно сказала, когда ”ира уронила ребенка с рук и так
закричала, что рухнул с гвоздЯ медный таз длЯ вареньЯ, и на грохот прибежали
соседи с огорода:
     -- Њузыкантом будет! -- она даже не посмотрела на свою невестку. Џроверила у
ребенка ручки, ножки, шлепнула его по голой попке и добавила, -- Ћт ир вет
зен!52
     Џришлось подождать какие-нибудь двадцать лет -- так что? ќто такие мелочи. €
теперь этот внук стал ее лучшим другом, потому что если он не в гастролЯх --
сидит дома. ‘идит! ќто только так говоритсЯ "сидит". Ћн встает, как только
все разбегаютсЯ на работу, и начинает пилить. Ћн пилит и пилит часами. Ћн
уже перепилил всех композиторов на свете. Ќо если за это платЯт такие
хорошие деньги -- она согласна терпеть и готовить ему завтрак, и даже стелить
ему постель, потому что это он не любит больше всего на свете.
‘егоднЯ у нее, конечно, особенный день. ‹еньчик этого не помнит, так что он
помнит, кроме своей музыки... но ровно семь лет, как не стало Ќаума. ‘емь
лет... это много... ему бы тут многое не понравилось... но... эйх мир а
пурец...53  а в лагере на нарах ему нравилось? Ќо ничего -- вытерпел же...
раз надо... мог бы и потерпеть... тут же не лагерь...
     -- Љороче, -- ‹еньчик обещал отвезти ее на кладбище. Ћн сделает перерыв и
отвезет. “ нее, слава Ѓ-гу, некого навещать там, и поэтому внук никак не мог
понЯть, зачем ей туда надо, и на какое кладбище...
     -- €х же тут много, ба! Џолно!..
     -- ’ак что? -- “дивилась Ѓлюма Њоисеевна, -- мне же на все не надо. Ђ со
старухой не стыдно ехать на кладбище, это же не с девушкой...
     -- Ѓа, слушай, как это ты все умеешь видеть не так?
     -- Ќе так? Џочему не так? ќто мне надо удивлЯтьсЯ, сколько вокруг слепых...
не так... что Я вижу не так?
     -- ќ... -- ‹еньчик задумалсЯ и смотрел на свою бабушку, стараЯсь представить
себе, что это совсем незнакомый человек, чтобы вернее оценить и ответить ей,
но у него ничего не получалось. -- ‡наешь, когда ты менЯ больше всего
удивила?
     -- Ђ! џ его удивила!.. Љогда? -- ‚се же поинтересовалась она и села на краешек
стула, опершись расплющенными работой кистЯми рук на свои колени.
     -- Џомнишь, когда по дороге сюда, мы в каком-то штетле под ‚еной еле успели
покидать свои чемоданы в окна и сами еле втиснулись в вагон, и навалилась
такаЯ страшнаЯ тишина, что, казалось, все действи тельно раздавлены, и
никогда уже никто не сможет поднЯть голову. € Я тебЯ  спросил тогда:
     -- Ѓа, тебе плохо? € что ты ответила?
     -- џ помню? Љонечно, Я помню! џ помню стих, который учила в третьем классе!..
     -- Ќу, при чем здесь стих?!
     -- Ђ при том, что Я помню!... -- Ћна на секунду опустила голову и, как
показалось внуку, повторила все ровно в той же тональности, что пЯть лет
назад. -- Ђ тебе хорошо? Ђ! ќто же так понЯтно -- они потом опЯть засунут нас
в бараки, и все сразу скажут спасибо. -- ’еперь они замолчали оба и сидели,
понурив головы, перенесенные памЯтью в ту страшную ночь.
‘лучилось совсем другое. €х выгрузили на перрон, оцепленный солдатами, потом
построили по четыре в рЯд и так повели сначала вдоль состава, а потом через
весь вокзал на площадь. Џо бокам шли те же солдаты в касках с автоматами
наперевес и рычащими и рвущимисЯ с поводков овчарками. ‹юди еле передвигали
ноги, падали в обморок от страха и колющей мысли: "‡ачем мы это сделали и
стронулись с места?" ѓортаннаЯ немецкаЯ речь подстегивала их, и всем
показалось, что  сейчас их втиснут за колючую проволоку и выстроЯт на пороге
газовых камер. Ћни столько раз уже читали об этом и столько раз  видели в
кино. ‡авыла сирена, машины с красным крестом подкатили прЯмо к колонне и
забирали тех, кто не выдержал этого натиска и испуга. ’огда она поманила
скрюченным пальцем перепуганного внука, поднЯла голову и сказала совершенно
не подходЯщим к моменту заговорщицким голосом:
     -- ‘мотри, они боЯтсЯ!
     -- Љто? -- Ћн совершенно растерЯлсЯ.
     -- „а ты посмотри, посмотри на них, разве ты не видишь!? Џосмотри, какие у
них лица! -- € что? ђепортеры тогда не упустили момента, и назавтра по
чистенькой, уютной гостинице, в которую их поселили, ходили люди и
показывали друг другу черные смазанные снимки в газете, подпись под которыми
рассказывала, что колонну эмигрантов сопровождали солдаты с собаками, потому
что власти очень боЯлись арабских террористов.
     -- Ќу, ба! ’ы... ты... -- он не нашел подходЯщего слова и только погладил ее
по гладким тугим волосам, а потом отвернулсЯ и быстро вышел, чтобы она не
заметила, что глаза у него мокрые. -- ’ак ты готова? -- ‡акричал он через
мгновение из другой комнаты.
     -- џ туда всегда готова, -- проворчала старуха, -- но Ћн, -- она поднЯла глаза
кверху и вздохнула, -- Ћн, наверное, забыл про менЯ, когда забирал Ќаума.
Ћни долго петлЯли по тенистым зеленым улицам городка пока добирались до
этого огороженного невысоким забором склона, сплошь утыканного сероватыми
приземистыми камнЯми, впрочем, выстроенными ровными рЯдами с соблюдением
дистанции.
     ‹еньчик остановил машину, обошел ее и помог выбратьсЯ бабушке.
     -- € что ты тут будешь делать.
     -- џ посмотрю.
     -- —то ты посмотришь?
     -- Џосмотрю! -- ‘ердито мотнула головой Ѓлюма Њоисеевна. -- € не ходи со мной.
     -- Ћна рукой остановила его шаг вслед за ней. -- Ђ где здесь контора?
     -- ЉакаЯ контора, ба?
     -- ЉакаЯ контора? Љонтора! Ќа каждом кладбище есть контора.
     -- Љонтора? € что ты там будешь делать? ‚ этой конторе?
     -- Њне надо поговорить...
     -- Џоговорить? -- €зумилсЯ ‹еньчик, -- Љак же ты с ними будешь разговаривать?
’ы же не знаешь Языка!
     -- Ђ! ’ак что -- Я опЯть должна иностранный Язык учить?
     -- Џочему опЯть, Ѓа?
     -- Џочему! ‘начала Я учила польский. Љогда мы из местечка вырвалась. Ђ когда
уже нас присоединили к Ѓелоруссии -- так опЯть иностранный -- русский... мне
уже хватит... Ѓ-г менЯ и так поймет, Я расскажу ему все мои цорес на идиш!
Ќе ходи за мной! Ќе ходи... -- Ћна наклонилась вперед, чтобы легче было идти
вверх по склону, и ее сутулаЯ спина закачалась из стороны в сторону в такт
шагам.
     Ќакануне соседка по улице сказала ей, что узнала, сколько стоит здесь
похоронить человека, и она пришла в ужас. ђаньше она как-то об этом не
думала. Ќо теперь, когда эта балаболка Њалка сказала ей, что похоронить
"безо всЯких таких штучек" стоит восемь тысЯч долларов, она просто оторопела
от ужаса и решила сама проверить, так ли это, и нельзЯ ли как-нибудь
устроить все это дело подешевле, потому что сама не претендовала ни на какие
оркестры... она почему-то вспомнила сейчас, как папа говорил ее старшему
брату в трудную минуту: "Ђ нефеш, а нефеш, генг нит ди коп!54 ‡ажигай по
субботам свечу, и Ѓ-г увидит тебЯ!" Ћна это помнила всю жизнь. € эти слова
помогали ей, когда, казалось, ничто уже не спасет и не поможет. Љогда болели
дети, когда умирала мама без лекарств, а денег не было, когда они замерзали
в эвакуации на башкирском морозе, и когда река хотела проглотить их
пароходик, клонившийсЯ то на один то на другой бок от бегавших в панике по
палубе людей от налетавших с крестами на крыльЯх самолетов, сыпавших на их
головы бомбы, и когда сидел Ќаум и даже пару носков нельзЯ было ему
передать, а их, как семью врага народа, просто выкинули на улицу... зачем ей
так много денег тратить? “ нее за всю жизнь столько не было! ‡ачем? Џусть
лучше отдадут на синагогу и прочтут хороший Љадиш... и камень ей можно
попроще... не такие глыбы, как у них там, на €гуменке... что там лежать под
таким камнем -- это же такаЯ тЯжесть, что тЯжело дышать!  Ћна оглЯнулась на
камни вокруг и удовлетворенно пошла дальше -- все одинаковые, небольшие и
безо всЯких "штучек".
     ’ак неспеша она добрела до сложенного из камней домика, вросшего в землю.
„верь была закрыта. Ќа щитах под деревом были выписаны разные правила и
объЯвлениЯ. Ћна шарила по ним глазами, пока не наткнулась на некое
расписание: слева что-то было обозначено в строчках, а справа напротив
стоЯли цифры долларов. "Ђга! ќто прейскурант!" Ѓлюма Њоисеевна вцепилась в
него глазами, но скоро разочарованно перевела взглЯд на другие таблички --
эта ей Явно была не нужна -- слишком незначительные двухзначные цифры
оказались в этом столбике. "ќх, вздохнула Ѓлюма Њоисеевна, -- может быть, они
и правы... ну, не в школу же идти учить Язык... и где эта школа..." Љогда
полЯки кричали "†ид!" было все понЯтно, хотЯ не так обидно -- ну, у них нет
другого слова. „а, что учить Язык! Џотом русские кричали "†ид!"  -- тоже было
все понЯтно, потому что у них есть другое слово. Њожет быть, они торопились,
а это слово короче. Ќо вскоре они сравнЯлись. ќти слова. ‘колько плакал
‹еньчик, что его дразнЯт "евреем"! Љак можно дразнить "евреем".
     -- Ћни тебе завидуют, ‹еньчик! -- успокаивала его Ѓлюма!
     -- Ђ чего же дразнЯт?
     -- ’ак Я ж тебе говорю -- от зависти! -- Ћни же не могут стать евреЯми!
     -- Ђ им хочетсЯ? -- “дивлЯлсЯ любопытный внук.
     -- •очетсЯ? -- ‘омневалась Ѓлюма Њоисеевна, -- …ще захочетсЯ! -- “веренно
завершала она...
     "Ђ!" Џотом так и вышло, когда все стали уезжать! ‡а то, чтобы стать евреем,
платили большие деньги... Ћна насторожилась, сзади ей послышалсЯ скрип
гальки под ногами,  и чуть глЯнула назад через плечо: "Ђ! Ќе выдержал таки.
Њальчик. ‡олотой мальчик... сколько он из-за менЯ не "допилил" сегоднЯ! …му
же надо заниматьсЯ! Ћн говорит, что если один день не занимаетсЯ -- мучаетсЯ
сам, а если не занимаетсЯ два днЯ, так мучаютсЯ слушатели! ќто же надо, как
он слышит -- весь в менЯ!" Ћна медленно повернулась к нему и смотрела, как он
при каждом шаге, поднимаЯсь к ней по склону, словно пробивает головой
упругую преграду.
     -- Љак же они хоронЯт, ‹еньчик? -- ‘просила она, когда он подошел.
     -- Љак?
     -- Ќу, нет же ни сторожа, ни мастерской, где камни точат,... ну, не с кем же
поговорить!
     -- Ѓа! Ћй, ба, ну перестань! џ тебЯ прошу! ’ы за этим сюда ехала! џ же тебЯ
спрашивал, зачем ты едешь? џ бы тебе дома сказал -- они не тратЯт денег зрЯ!
Ќаверное, есть контора такаЯ, котораЯ этим всем занимаетсЯ! ’ебе то зачем? --
‚озмутилсЯ ‹еньчик.
     -- ‡ачем? -- ‚озмутилась в ответ Ѓлюма Њоисеевна. -- Њальчик! ’ы так привык ко
мне?
     -- Ѓа! џ сейчас разозлюсь! -- € он шагнул по склону обратно. Ѓлюма помедлила
мгновение и поплелась следом, упираЯсь пЯтками в склон. "Љакой он нервный
все же, -- думала она, -- ќти звуки на скрипке всю душу вынимают. ‹учше бы он
играл на роЯле... но как его возить с собой. Ћн такой большой". ‚низу она
остановилась перед автоматом с разными напитками и бессмысленно смотрела на
надписи -- "‚езде таблички, везде... и эти зеленые деньги с разными
портретами... ничего, довольно солидные люди... серьезные... хорошо
выглЯдЯт".
     -- ’ы хочешь пить? -- “слышала она над собой голос внука.
     -- Ќет. -- Ћна протЯнута руку и указала на надпись над рисунком доллара. -- —то
тут написано?
     -- ‡десь? -- ‹еньчик тоже ткнул пальцем. -- ”ейс ап.
     -- € что это значит?
     -- ‹ицом вверх.
     -- ‚верх? -- Џереспросила Ѓлюма Њоисеевна и скорбно поднЯла глаза к небу.
     -- Ѓа! Ѓа, ха-ха-ха, -- не к месту неудержимо засмеЯлсЯ ‹еньчик. -- ќто его
лицо кверху, понимаешь...
     -- Џонимаю, -- Џеребила его