Я  площадь,  скорее, большаЯ  площадка, была
погружена в тень от величественного  зданиЯ церкви. ‚скрикивали чайки, ржаво
постанывали  цепи  плавучей пристани. Ћна подошла к краю, туда, где каменные
ступени так страшно и так обыденно уходили  в воду... ‡десь, как почти везде
в  ‚енеции, не было  ни  ограды, ни даже столбиков. Ќичего, что удержало  бы
человека от того, чтобы ступить...
     Џожалуйста, иди,  - подразумевалось,  -  это нестрашно, та  грань,  что
отделЯет воздух от воды, бодрствование от  сна и солнечный  свет от  плотной
сумеречности  лагуны, - лишь  видимость, жалкаЯ  ограниченность  человечьего
мира,  упрЯмое  стремление отграничить и отделить одно  от  другого.  Ђ  мир
взаимопроницаем - видишь, как естественно из морЯ поднЯлась эта  белоснежнаЯ
громада, как нерушимо стоит она в любовных объЯтиЯх воды...
     Ѓезумные  и  прекрасные люди,  зачем-то построившие на воде этот город,
похоже,  вообще  игнорировали саму идею  разделениЯ  стихий,  словно и  сами
поднЯлись  со  дна лагуны. ‚се  здесь  до сих пор напоминало их невозмутимую
веселость, их мужество  и лукавство, их  труд  и праздники... а главное - их
бессмертные руки...
     Ќаконец - и  все-таки неожиданно  - в двери что-то ржаво  провернулось,
она растворилась, вроде сама собой, во всЯком случае, за ней никто не стоЯл,
а  скорее  всего,  глубокий сумрак  внутри не позволил  разглЯдеть человека,
отворившего церковь.
     Ћна поднЯлась по  каменным ступенЯм и вошла внутрь, где  было  холодно,
темно и - ни души.
     Ќо минут через пЯть глаза освоились,  и она прошла к алтарю, где должны
были висеть,  -  так  значилось в  безграмотном  путеводителе, - два полотна
’инторетто. Ћни  там  и висели, в темноте, ничего было не  разглЯдеть. Ђй да
итальЯшки,  подумала  она, вымогатели чертовы,  - достала  мелочь  и бросила
пЯтьсот лир в счетчик фонарЯ сбоку. ‡ажглась лампа, тускло  осветив картину.
€ она отошла к скамье и села, одна в пустой церкви.
     ќто была "’айнаЯ вечерЯ", десЯтки раз виденнаЯ на репродукциЯх.
     ...(’ы только посмотри,  объЯснЯл  ей когда-то Ђнтоша в  их бесконечных
блужданиЯх по  площадЯм  ќрмитажа, руки  на  картинах  венецианцев -  возьми
’ициана,  ‚еронезе,  ’инторетто или  „жорджоне -  не менее выразительны, чем
лица. Ћни восклицают, умолЯют, спрашивают, требуют, гневаютсЯ и ликуют... )
     Љогда-то Ђнтоша объЯснЯл ей про величие и  страсть ’инторетто. ‘транно,
что она помнит это до сих пор,  и странно, что не помнит - в  чем именно, по
мнению Ђнтоши, заключались  величие и  страсть. € что тревожит ее так в этой
огромной картине?
     Ќесколько  раз  она  поднималась  и бросала по пЯтьсот  лир  в  счетчик
лампы...
     „а,  руки...  „а:  лица в  тени,  вполоборота, в профиль,  опущены  или
заслонены, словно  персонажи  уклонЯютсЯ от  встречи с  тобой.  Ђ  руки  так
потрЯсающе  одухотворены,   так  живы,  так  дерзки,  так  коварны.  Љартина
шевелилась от движениЯ множества изображенных на ней рук.
     ‚друг  заиграл орган.  Ћна вздрогнула - ее  обожгло  минорной  оттЯжкой
аккорда, - и сразу побежал, как ручей крови, одинокий, ничем не поддержанный
пассаж  правой  руки,  заструилсЯ:  его прервал  опЯть  саднЯщий диссонансом
аккорд в верхнем регистре.
     Ћрганист репетировал  к вечерней мессе "Џрелюдию" Ѓаха,  начинал фразу,
бросал,  повторЯл снова, повторЯл аккорды, пассажи...  умолкал  на минуту  и
снова принималсЯ играть, - и все это было прекрасно и точно, и словно бы так
и надо, и все - длЯ нее одной...
     Ћтсюда,  если смотреть  из  полутьмы  собора, в проеме двери плескалась
ослепительной синевы вода лагуны  и цветно и акварельно на  горизонте лежала
‚енециЯ.
     Ћна слушала репетицию мессы и смотрела на  "’айную вечерю"  ’инторетто,
на ее глухие тревожные красные...
     € вдруг всЯ мощь басов тридцатидвухфутовых труб органа потрЯсла церковь
от купола до каменных плит  пола: ошалелый  восторг,  слезный  спазм,  дрожь
перед  чем-то  непроизносимо  великим,  -  как  воды,  прорвавшие  дамбу,  -
обрушились на нее, и в  какой-то миг, разрывавшего  ее,  счастьЯ она понЯла,
что  мечтает сейчас  же, немедленно уйти  на дно лагуны,  сидЯ  на  этой вот
скамье, в  этой церкви,  вместе  с ее  великолепными  куполом и колокольней,
статуЯми, картинами ’инторетто...

     ...“же  собравшись уходить,  она обошла  церковь и вдруг  наткнулась на
табличку  со стрелочкой,  указующей  вход на колокольню.  ‡а  три тысЯчи лир
туристам  предлагалось осмотреть окрестности с высоты птичьего полета.  Њимо
инкрустированных резных деревЯнных хоров она прошла по стрелочке в служебные
помещениЯ  и  уткнулась в створки  абсолютно нереального здесь лифта. Ќажала
кнопку,  где-то  наверху  что-то  звЯкнуло,  тренькнуло,  -  звук  утреннего
колокольчика  в богатом  доме, - через  минуту створки  разъехались,  и  она
слегка  отпрЯнула,  потому  что в тесной  кабине лифта,  -  как дюймовочка в
жужжащем   цветке   популЯрной   игрушки  времен   ее   детства,   -   стоЯл
свЯщеннослужитель  в  коричневой  рЯсе  и  приветливым  жестом приглашал  ее
внутрь.  ђЯдом,  на  табурете,  стоЯла  плетенаЯ   корзинка   с  бумажной  и
металлической мелочью.
     Ћна  улыбнулась в ответ, вошла  в лифт,  и они поехали вверх.  ЏринимаЯ
деньги  и  отрываЯ билет, молодой человек  спросил  по-итальЯнски,  хочет ли
синьора побыть на колокольне одна или ей нужен гид?
     Ћна  кротко  поблагодарила: синьора  предпочитала побыть наверху  одна,
пока черт не принесет кого-нибудь еще из туристов.
     Ћн выпустил ее и, держа палец на кнопке, свободной рукой махнул по всем
четырем направлениЯм: там -  ‘ан-‹адзаро, там - ‘ан-Њикеле ин €зола, вон там
- ‘ан-”ранческо дель  „езерто... Њурано,  ‹идо...  €  вновь  она зачарованно
следила за  легкими  взмахами  его  длинной  ладони...  и опЯть  подумала  о
бессмертных  руках венецианцев,  с  первых минут  здесь  державших ее в поле
своей пластической магии.
     Ќаконец, лифт уехал.
     …й казалось, что за сегоднЯшнее утро  уже  израсходован весь отпущенный
ей  запас  той  странной  душевной   смеси,  горючего  восторга  пополам  со
сладостной тоской, котораЯ - она была  уверена - осталась навсегда в далеком
детстве,  в  чем-то  каникулЯрно-новогоднем,  снежном,  елочном,  подарочном
счастье...
     Ќо тут, стоЯ под крышей колокольни и изнемогаЯ от того, что открывалось
глазам с четырех сторон, она думала -  благодарить ли  ей судьбу, подарившую
все это перед тем, как... или проклинать, все это отнимающую...
     ‚ид  божественной  красоты  открывалсЯ  отсюда. „алеко  в  море  уходил
фарватер, меченный  скрещенными  сваЯми,  вбитыми в  дно лагуны.  Ћстровки и
острова, сама  светлейшаЯ ‚енециЯ - все  лежало  как  на ладони: великолепие
сверкающей синевы, голубизны, бирюзы и лазури, крапчатые  коврики черепичных
крыш, остро заточенные карандашики колоколен, темнаЯ  клубистаЯ зелень садов
на красноватом фоне окрестных домов...
     € правда, когда Ѓог трудилсЯ над этой лагуной, он был и весел,  и бодр,
и тоже - полон любви, восторга, состраданиЯ... € тут, объЯтаЯ со всех сторон
этой немыслимой благодатью, она подумала с обычной  своей усмешкой - а может
быть,  ее приволокли сюда именно  из состраданиЯ - показать райские картины,
подать некий  успокаивающий,  улыбающийсЯ  знак: мол,  не бойсЯ,  не  бойсЯ,
дорогаЯ...
     ’рижды звЯкнул колокольчик, и послышалось крЯхтенье кабинки лифта.
     Ћна  недооценила безжалостную самурайскую  последовательность  Японской
парочки.  Ћни  вернулись,  безусловно,  успев  за  это  времЯ  охватить  еще
какую-нибудь церковь.
     - Џогодите! - сказала она юноше в лифте. - џ спускаюсь с вами...
     - ‚ам не скучно так ездить весь день? - спросила она его.
     Ћн улыбнулсЯ:
     - Ћ нет, не весь день! џ  только утром подменЯю нашего лифтера. ‚ообще,
Я арфист. Ћткуда синьора?
     Ћбычно  она  уклончиво  отвечала  на  этот  вопрос:  так  миллионер  не
торопитсЯ афишировать свои богатства. Ќо этому парню,  длиннорукому арфисту,
богачу, владельцу этой  лагуны, этому -  равному  -  ей  захотелось  сделать
подарок.
     -  €з  €ерусалима,   -  сказала   она   и  с  удовольствием,  с  тайным
удовлетворением услышала  благоговейный возглас...  € еще два-три мгновениЯ,
пока лифт не опустилсЯ, они смотрели друг на друга с улыбками равных...

     ...Џообедала она в маленькой траттории на углу  уютно-семейной,  с трех
сторон укрытой домами, площади.
     Џодавала  девочка  лет   пЯтнадцати,  некрасиваЯ,  длинноносаЯ,  этакий
девчачий Ѓуратино. ЏодпрыгиваЯ, пришаркиваЯ, как в классы играла, она бегала
от  одного  столика  к  другому, вытаскивала из  кармашка блокнотик,  что-то
вычеркивала,   записывала,   убегала,   прибегала.   €,  спрашиваЯ,   близко
наклонЯлась к клиенту, улыбалась, подмигивала, острым носом лезла в тарелку,
проверЯЯ, все ли в порЯдке. ЉажетсЯ, ей страшно нравилась ее работа.
     Љурица была хорошо прожарена и вкусна.
     Ћна  сидела  у   окна   и,   разгрызаЯ  куриное  крылышко,  неторопливо
рассматривала  площадь  с  каменным  колодцем  в  центре,  накрытым  круглой
деревЯнной крышкой.
     Ћтсюда был виден и канал, протекающий вдоль одного из зданий, - всего в
красно-кирпичных Язвах  под  облетевшей  штукатуркой.  €з-под моста одна  за
другой, привЯзанные, как лошади, кивали золочеными гребешками гондолы.
     Њедленно  допиваЯ большой бокал  домашнего вина (девочка, заговорщицким
тоном: не берите кьЯнти,  синьора, возьмите  нашего домашнего, не ошибетесь,
мы  заказываем  его  у  Џеллегрини, что  под  ‚ероной.  €  правда,  домашнее
оказалось вкрадчиво  мЯгким,  обволакивающим нёбо, как  раз  таким,  что  ей
нравилось),  она смотрела, как в романском  окне второго этажа дома напротив
показалсЯ старик в  голубом белье и, глЯдЯ вниз,  на женщину, раскладывающую
на лотке пучки бледного редиса, медленно закрыл обшарпанный солнцем ставень.

     ...„овольно долго она стоЯла на мостике, локтЯми опершись на деревЯнные
простые  перила, курила  и смотрела,  как менЯетсЯ цвет  воды  в канале, как
вспыхивают и маслЯнисто колыхаютсЯ тЯжелые блики: слева сюда впадал еще один
узкий проток,  и вот  оттуда, из-за домов, со стороны заходЯщего  солнца  на
воду лег бирюзовый  Язык света, в котором на искрЯщейсЯ шкворчащей сковороде
жарилась синЯЯ плоскодонка.

     ’о,  что этот  первый из трех  отпущенных ей  дней  уходит, она понЯла,
только когда на набережной  ЏьЯцетты зажглись лиловые, похожие на гигантские
канделЯбры, тройные фонари. ‹илеи, подумала она, лилейные фонари...
     € сразу почувствовала, как устала.
     ‚ернувшись в гостиницу, еще немного постоЯла у окна...
     Ќебо,  словно выдутое  из  венецианского стекла, еще горЯчее  внизу,  у
искристой кромки канала, вверху уже загустевало холодной сизой дымкой. Љрыши
еще были  залиты солнцем, стены домов с облетевшей штукатуркой, с островками
обнаженной  красно-кирпичной кладки - все  это ежесекундно менЯлось,  таЯло,
дрожало в стеклЯнной воде канала. Њостик в воде колыхалсЯ люлькой, парил над
небом - в воде... ‚ мелких суетливых волнах скакал серпик месЯца.
     ‚ воздухе таЯли звуки уплывающего аккордеона...
     Ћна сказала себе:
     - €ллюзиЯ счастьЯ...
     Џотом снЯла куртку и легла, не раздеваЯсь, велела себе  - "на минутку",
но сразу уснула и проспала, вероЯтно, часа два.
     ђазбудил ее колокольный звон.
     Ћн качалсЯ и плыл  в колеблющихсЯ  сумерках, как  тЯжелаЯ вода каналов.
‘начала ударили на колокольне ‘ан-Њарко, и минуты две на одной гудЯщей  ноте
гул раскачивал сам себЯ,  потом с  колокольни одной  из  соседних церквей  -
‘ан-„жулиано  или  ‘анта-ЊариЯ ”ормоса - стали  выпадать равномерные  густые
басы,  иногда  ронЯЯ невпопад какие-то случайные  бимы и бомы. Џотом звонарь
‘ан-Њарко, торопЯсь, перебрал подрЯд все колокола вверх и в обратном порЯдке
-  по  малым  терциЯм,  да по малым  септимам,  -  терзаЯ  сердце  жалобными
протЯжными вопросами.
     € долго  разговаривали колокольни  окрестных  церквей,  перебиваЯ  друг
друга,  вскрикиваЯ, захлебываЯсь лепетом маленьких колоколов,  увЯзаЯ, как в
киселе, в тревожном густом гуле.
     Ћна стоЯла у окна и  смотрела  на крыши,  балконы и трубы,  на плывущие
понизу улицы-канала гондолы... на  освещенные изнутри зеленые гардины в трех
высоких  окнах соседнего  дома -  наверное,  там  и  жили две  девочки,  так
бесстрашно плЯсавшие сегоднЯ утром по шаткой палубе катера...

     Ќаконец отошла от окна, достала купленные в лавке листы бумаги, ручку и
села писать домой обещанное послание.
     "„орогие Њиши-Њаши! - писала она. - Ќе будем мелочитьсЯ: Я в ‚енеции...
•ожу  по улицам  с  русским путеводителем,  купленным на  вокзале в  Њилане.
Џереведен чудовищно, смешно читать, перевраны все названиЯ, имена художников
и исторических деЯтелей. Ђ сезонное  наводнение, в которое Я просто  обЯзана
по времени угодить, переведено буквально  с "аква  альта"  как "высокаЯ вода
венецианцев".   €   все  это  прекрасно.  ѓостиница  чудеснаЯ,  обшарпаннаЯ,
затрапезнаЯ,  в  моем  распорЯжении два патрицианских танцевальных  зала,  -
вероЯтно,  в сезон  номер предоставлЯетсЯ труппе  аргентинского варьете  или
многодетной  семье какого-нибудь бруклинского страхового агента, только этим
Я объЯснЯю наличие двух (!) умывальников в ванной.
     Џо  утрам безмолвный таиландский дракон с базедовой болезнью подает мне
сухой круассан с чашкой - не буду хаЯть - приличного кофе.
     Љак всегда, в  спешке забыт фотоаппарат  и, как  всегда,  купить  здесь
новый не хватает пороху... ‚от и не останетсЯ памЯти..."
     Ћна перечитала написанное, усмехнулась. Ќу, с  памЯтью  у тебЯ в  самое
ближайшее времЯ действительно намечаетсЯ напрЯженка... €нтонацией,  впрочем,
осталась вполне довольна. Џора было переходить к туристической части.
     "Џод  моими окнами -  узкий канал,  ђио де ‘ан-„жулиано, один из сорока
пЯти венецианских каналов. ‚ечерами  по нему все времЯ ходЯт гондолы. €ногда
целыми  флотилиЯми  -  по  четыре,  по  пЯть.  ‚  средней  сидит   музыкант,
аккордеонист или  гитарист.  Ћдин  такой  играл  вчера... правильно,  "‘анта
‹ючию"!  - а  гондольер  пел. Џассажирами  была  чета  пожилых  Японцев. Ћни
сидели,  задрав  опрокинутые   широкие,   как  бы  раздавленные   всем  этим
великолепием,  лица,   и  в  их  ошалевших  азиатских  глазах  проплыло  мое
распахнутое окно.
     (џпонцев  и прочих можно понЯть:  здесь то  и дело  кажетсЯ, что сердце
разорветсЯ от счастьЯ. Џросто сердечнаЯ мышца не вынесет этого  пламенеющего
груза.)
     …ще  из  повадок  гондольеров:  заворачиваЯ  за  угол  дома, они кричат
"Ћ-ои!" - предупреждаЯ  друг друга, чтобы  не столкнутьсЯ.  "Ћ-ои!  Ћ-ои!" -
разноситсЯ над водой каналов - то ли крик боли, то ли стон любовный...
     ‡а работающими гондольерами забавно  наблюдать с мостиков. Ћни  вращают
весло в воде замысловатыми круговыми движениЯми и, если близко притираютсЯ к
стенам домов, отталкиваютсЯ от них ногой. Ћбычно они в униформе:  соломеннаЯ
шлЯпа с красной или черной лентой, тельнЯшка и черные брюки. ‘тоЯт на корме,
на  коврике, и эквилибрируют,  как  канатоходцы.  ЏроплываЯ  под  мостиками,
наклонЯютсЯ.  ‘егоднЯ, стоЯ на  мостике, Я наблюдала одного  такого  бравого
гондольера. Ћн наклонилсЯ,  лысина его  побагровела, стало видно, что он уже
пожилой человек и зарабатывает на жизнь тЯжелым, в сущности, трудом.
     ѓондолы длинные, черные,  лакированные, сиденьЯ  внутри  обиты  красным
бархатом.  €ногда по бортам - золоченые морские коньки или еще  какаЯ-нибудь
живность. €ногда в гондоле стоит роскошный стул, обитый парчой.
     Ѓыла в Ђкадемии,  часа  три бродила  по залам, но, очевидно,  в  юности
перенасытилась  этим  высококалорийным  продуктом.  ѓлавное  впечатление:  у
младенцев на картинах Ѓеллини ножки пожилых дебелых дамочек. Ђ печные трубы,
расширЯющиесЯ кверху (например, на крыше палаццо „арио), совершенно такие же
и, Я думаю, даже те же, что и на картинах Љарпаччо.
     ‡десь Я  и венецианских мавров  видала  - на  набережной  пьЯцетты  они
беспатентно  торгуют  сумками  кустарного  производства.   Љогда  карабинеры
совершают облаву, мавры бросают весь товар и бегут врассыпную.  ‚се-таки это
- некоторое удешевление образа, нет? Џостмодернизм нашего бесстыжего века".
     Ћна  опЯть  ревниво  перечитала  написанное  и  опЯть  осталась   собой
довольна.  Њиша ничего не  заподозрит. €з последних  сил она  оттЯгивала эту
смертную казнь. €  вдруг  понЯла,  что  уехала  только из-за  Њиши. ќто Њиша
доживал последние дни - дни неведениЯ. ќто он там, взбешенный ее внезапным и
необъЯснимым исчезновением,  ничего не понимаЯ, все-таки оставалсЯ еще самим
собой, и жизнь еще не накренилась в преддверии смертельного обвала.
     "„еревЯнные мостки, сложенные штабелЯми на  пьЯцца  ‘ан-Њарко, - быстро
писала  она,  -  свидетельствуют  о том,  что  венецианцы  всегда  готовы  к
поЯвлению своей "высокой воды". € Я надеюсь-таки на этот аттракцион.
     ѓород сконцентрирован, сжат каналами, свернут, как раковина, повернут к
Ѓогу. ‚ынырнешь на какой-нибудь кампо, глотнешь сырой морской воздух и опЯть
- изволь в лабиринт, петлЯть по мосткам...
     ѓолуби на ‘ан-Њарко не летают, а семенЯт, переваливаЯсь. Ќе вспархивают
из-под ног туристов, а просто отходЯт, - вообще, ведут себЯ, как деревенские
свиньи  перед телегой. ‘егоднЯ  Я купила мешочек с зернами маиса, насыпала в
вЯзку свитера на  сгибе локтЯ. Њгновенно на  локоть слетелись эти безмозглые
приживалы - выклевывать из свитера маис, - и Я так и ходила  по площади, как
свЯтой Њарк.
     ‚от вам мои первые венецианские впечатлениЯ.
     Ќапоследок  картинка.  Џо  ѓранд-каналу плывет флотилиЯ:  впереди катер
полиции  - на носу полицейский свистками  и Яростной жестикулЯцией разгонЯет
Яхты, гондолы, вапоретто, заставлЯЯ их  прижатьсЯ к берегу.  ‘ледом - мощный
грузовой катер тЯнет на  тросах баржу,  груженную подъемным краном  и всЯким
строительным  материалом:  мешками  с  цементом,  Ящиками,   кирпичами...  €
замыкают  флотилию  два  катерка-фраерка длЯ порЯдку,  а больше  длЯ  форсу:
карабинеры, раскинувшись вольно на корме,  что-то  жуют и, судЯ по мельканию
рук, беседуют.  (‚ообще,  руки у  венецианцев  -  главнаЯ часть души. €  это
прекрасно понимали их художники.)
     ‡автра утром  отправлю это факсом. Ќе  скучать! ‚ернусь  в  воскресенье
вечером. –елую - доктор ‹урье.
     ‘транно  отличаетсЯ здешний колокольный звон от такового в  Ђмстердаме.
’ам  -  устойчивость,  могучаЯ  основательность  бюргеров.  ‡десь  -  мираж,
отражение в воде канала, вопрошающий гул рока..."
     Џеречитала письмо и аккуратно вычеркнула последний абзац.

     “тром  на  водостоке  под  ее  окнами  ворчливо  и хмуро переругивались
голуби, и она, не открываЯ глаз, понЯла, что сегоднЯ пасмурно.
     € долго стоЯла перед окном, наблюдаЯ  в  сеточке дождЯ рабочую грузовую
жизнь.
     ‘начала к подъезду соседнего дома подкатил катер-мусорка. „вое мужчин в
желтых дождевиках боком  пришвартовали  катер,  один  поднЯлсЯ  в парадное и
оттуда стал с  грохотом швырЯть другому пластиковые мешки с  мусором.  Њинут
через  пЯть они отчалили  и, так же кропотливо пришвартовавшись  у соседнего
парадного, забрали мусор и там...
     ђЯбаЯ  вода канала, облезлые, в солЯной кромке стены домов  -  все было
погружено  в  моросную дымку.  Џечные  трубы, похожие  сегоднЯ на  старинные
докторские трубки, прослушивали тЯжелую, набухшую мокротой грудь неба.
     Њинут через десЯть после мусорки к другому дому протарахтел замызганный
катер, груженный мешками,  досками, Ящиками.  „олго приноравливалсЯ боком  к
узкому   дощатому  причалу,  наконец  примостилсЯ,  и  паренек  в  таком  же
прорезиненном,  блестЯщем от  дождЯ плаще,  поднЯв на закорки тЯжелый мешок,
ступил  на  доску,  перекинутую  с  борта катера на  причал, и,  напрЯгшись,
балансируЯ,  одним  движением  ловко  забросил  мешок  в  парадное.  ‚се эти
несколько секунд она следила за ним, чувствуЯ страшное физическое напрЯжение
(так  молодой  акушер  тужитсЯ  вместе  с  роженицей),  потом,   сглотнув  с
облегчением, сказала вслух:
     - Њолодец. Њолодец!

     Џосле завтрака, надев поверх тонкого  серого свитерка еще  один, Њашин,
свитер,  она спустилась вниз. ЏринимаЯ у  нее ключи,  пожилой,  простоватого
вида портье сказал вдруг:
     - ‡автра с утра дежурит ваш приЯтель.
     - Њой приЯтель?  - холодно переспросила она, хотЯ сразу понЯла, кого он
имел в виду. € рассердилась. “ж не подмигнул ли он. Ќет, не посмел.
     - Џростите, синьора, мне показалось, что вы с Ђнтонио давно знакомы...
     - ‚ам показалось, - сухо отозвалась она.
     Ќабросила капюшон куртки, толкнула стеклЯнную дверь и вышла в дождь.
     ђассердилась, на самом деле, на  себЯ. …сли б не его неожиданнаЯ фраза,
она  сама спросила  бы,  когда дежурит  этот милый  мальчик, так похожий  на
Ђнтошу.

     —ерез Ѓумажные ворота „ворца дожей  она  вошла в арочную галерею двора.
’ам построилась рота карабинеров.  ђыжий  дюжий  капитан с обнаженной шпагой
выкрикивал  команды,  и  все  не  очень дружно поворачивались то вправо,  то
влево. ’рубач в штатском, в застиранном свитерке очень точно, нежно и сильно
выпевал длинные музыкальные фразы.
     Ћна  поднЯлась  наверх  и  часа  два  бездумно бродила  по  ошеломлЯюще
огромным  роскошным  залам,  подходЯ  к  окнам, подолгу  глЯдЯ на  укутанную
туманом лагуну.
     Ќа набережной еще не  выключили  фонари,  их свечение в  утреннем сыром
тумане  образовывало   магические  круги,   нежнейшую  субстанцию,   видимое
воплощение бесконечной печали...
     Ќа огромных старинных  картах  шестнадцатого века, в  зале  ™ита,  она,
конечно, искала свою страну. € нашла, и поразилась: очень точно указаны были
границы владений колен,  обозначены имена  -  €егуда,  Њенаше, „ан,  ђеувен,
€ссахар... Ђ всЯ страна называлась... Џалестина.
     Ћна долго  стоЯла  перед этой картой. ‚от она, модель отношениЯ  к  нам
мира,  думала  она.  Њир не  может  отказать  нам  в  тех или иных  деталЯх,
подтверждающих  целое, но  в  самом целом - упрЯмо, бездоказательно, тупо  -
отказывает.

     Џотом,  влекомаЯ  потоком  какой-то группы, она  зачем-то спустилась  в
подземелье, где  туристам  демонстрировались  застенки  знаменитой тюрьмы  -
Џоцци. € переходЯ из одного каменного мешка в другой, наклонЯЯсь под низкими
тЯжелыми балками, она  достаточно равнодушно оглЯдывала эти  прошлые  ужасы.
Љамеры  как камеры,  думала она, только чертовски  холодно  - оно и понЯтно,
ниже уровнЯ вод.
     Ќо в  одной  из камер - грубо  беленной,  подготовленной  длЯ  осмотра,
сохранились рисунки заключенных  на стенах. ‚ большинстве своем - обнаженные
фигурки, женские профили и лодки на волнах. ‚се, как у людей...
     Ћдин  из рисунков напомнил ей густобровый остроносый профиль брата. €ли
она сама уже повсюду искала приметы его  присутствиЯ? Џо своим склонностЯм и
характеру, подумала она, Ђнтоша мог бы здесь сидеть, конечно, мог бы.
     €  опЯть  ей  показалось,  что  кто-то позаботилсЯ об  этом неотвЯзном,
бесконечно томительном свидании с покойным братом, и ведет, и  волоком тащит
ее по мучительному маршруту с известным,  никаким  помилованием не отменимым
пунктом назначениЯ...

     ...Џосле  девЯтого  класса дача наскучила, да и о чем целое  лето можно
было говорить с ђитой?
     Ћна стала приезжать  на каникулы в  ‹енинград,  тем  более  что Ђнтоша,
который  был  на четыре года старше нее, поступил в Ђкадемию. ќто был  новый
упоительный   вихрь   каких-то  полудиссидентских,  полубогемных   компаний,
странные  молодые  люди с  невиданными  в то  времЯ серьгами в ушах,  многие
бритые  наголо, а  кое-кто  оставлЯл  закрученный  над ухом чуб. ‚еликолепно
сквернословЯщие   девушки,   интеллигентного  вида   бородачи,   шурующие  в
кочегарках. Џо сравнению с Њосквой, ‹енинград представал  очень заграничным,
очень  прогрессивным  городом. Ћт всего неуловимо  веЯло близостью ‡апада...
Џорт, иностранные корабли... Ђнтоша  заставлЯл  ее читать скучные  и опасные
книги, отпечатанные на машинке на папиросной бумаге. Ћна силилась вникнуть в
туманные рассуждениЯ  какого-то ЃердЯева и  - что  особенно наводило тоску -
отца  ‘ергиЯ  Ѓулгакова,  в отличие  от  настоЯщего  Ѓулгакова,  - страшного
зануду...  Ђнтоша  таскал   ее  по  каким-то  мастерским,  по  выставкам,  в
знаменитый "‘айгон",  знакомил с гениЯми - например, привел в одну квартиру,
где на диване лежал  толстый человек, прикрытый пледом. Ћн не был болен,  но
вокруг  крутилось  несколько  шалавного  вида  девиц, которых  она  мысленно
окрестила  "гуриЯми" и была права:  как-то  подобострастно они  прислуживали
толстому человеку - подавали чай, водку, поправлЯли подушки.
     Ђнтоша  подвел сестру  к дивану,  толстый  человек  назвал ее  огненной
отроковицей  и весомо  перекрестил,  потом грузно повернулсЯ  на  бок,  плед
съехал, обнажилась жирнаЯ голаЯ Ягодица.
     - Џойдем отсюда, - сказала она Ђнтоше.
     € когда они  вышли из подъезда на улицу,  брат  стал объЯснЯть, что это
Њарминский,  великий   человек,   теоретик  искусства,  покровитель  молодых
талантов и гений.
     - Ђ трусы отчего не надеть? - спросила она со своей обычной издевкой. -
€ли это противоречит?
     Ђнтоша разозлилсЯ и сказал, что она мещанка и дура  и ей  еще  топать и
топать,  пилить и пилить, карабкатьсЯ  и карабкатьсЯ  по  пути  к  пониманию
искусства...

     ‚сю ту долгую ночь  они протаскались по набережным,  ругаЯсь под каждым
фонарем, а когда вошли в подворотню Ђнтошиного дома, он, схватив ее вдруг за
плечи, стал Яростно трЯсти, рыча: - Џочему?! Џочему ты - сестра?! Џочему?! -
и  она страшно перепугалась,  дико захохотала, помчалась по лестнице вверх и
заколотила  в дверь. …й открыл  заспанный дЯдЯ ‘ергей, она заперлась в своей
комнате, распустила  волосы,  долго, испуганно  и  требовательно, в  белесом
рассвете вглЯдывалась в  себЯ в зеркале, не зажигаЯ лампы, и у нее  смешно и
глупо дрожали ноги.
     Ђнтоша  ЯвилсЯ только назавтра  к вечеру.  Љак  ни  в  чем не бывало  -
привычно раздерганный, упрЯмый и готовый опЯть немедленно куда-то умчатьсЯ.
     Ђ ђита старела в одиночестве, вызванивала их, умолЯла приехать... Џотом
пришла эта  беда с Ђнтошей, и он несколько раз таки ЯвлЯлсЯ к ђите ночным из
‹енинграда - требовать денег. € под конец обобрал ее до нитки...
     „а.  †алко,  что  ђита не  умерла  раньше,  счастливой,  не  дождавшись
Ђнтошиной гибели.
     (€ вспоминаетсЯ-то все такое больное: на ее свадьбе  (на которую Ђнтоша
не  приехал)   подвыпившаЯ   старенькаЯ  ђита,  через  стол  наклонившись  к
осоловелому жениху, сказала заговорщицки: - Ќу что, рыбак, выходил, высидел,
подстерег и... подсек, а? ‚ы-итащил рыбку золотую...)

     ‚от так оно было всегда: брат -  это каникулы,  легкость, вздор, обиды,
шальные  шатаниЯ, бранные словеса, крепкие напитки, сигареты,  милый  сердцу
художественный сброд.
     Њиша: занЯтиЯ, долг, его благоговейнаЯ обреченнаЯ любовь, а позже - дом
и дочь. € наконец,  ее - к нему - благодарное и молчаливое чувство,  которое
давно уже тоже не что иное, как любовь. Ћна самаЯ, она самаЯ...

     Ќа ‘ан-Њарко какие-то люди споро расставлЯли мостки, выстраиваЯ дорожку
от входа  в ‘обор,  вдоль ‘тарых прокураций -  в переулки...  € это казалось
странным, потому что дождь уже перестал, хотЯ туман сгустилсЯ. Ќичего, кроме
крошечных фонтанчиков, постреливающих из канализационных люков, не указывало
на возможное наводнение...

     Ћна достала из кармана карту, выслеживаЯ улочки, по которым можно дойти
до гетто, вспоминаЯ, как вчера наклонЯлсЯ  над картой Ђнтонио, почти касаЯсь
ее щеки своей, сутки  небритой щекой... ‡начит, дежурит  он  завтра,  с утра
и... до утра, конечно...
     Ћна поднЯлась на мостик  и  узкой извилистой Љалле дель ”орно  вышла на
людную площадь, всю заставленную деревЯнными рЯдами с навесами.
     ќто был утренний блошиный рынок.
     ‘таринные  лампы,  кошельки, камеи, ножи  и  вилки,  старое тускловатое
венецианское стекло,  по  большей части темно-красное  или  синее, пенсне  в
футлЯре, наволочка на  подушку из старинных грЯзных и прелестных кружев... -
прибой времени выбросил все  это на площадь,  как волна выбрасывает на берег
водоросли,  ракушки  и прочий морской  сор... € часа полтора она провела под
навесами,  переходЯ   от  прилавка   к  прилавку,  подолгу  застреваЯ  возле
какой-нибудь стеклЯнной статуэтки  или старинных часов,  или зеркала,  почти
разъеденного проказой времени.
     ‚ообще, это была веселаЯ площадь с лавочками  и мастерскими, торгующими
венецианским стеклом.
     „аже в  этот  зЯбкий  осенний  день вазы,  цветы,  причудливые  рыбы  и
животные переливались под  электрическим светом  витрин и горели жарко,  как
высокий витраж в соборе, в  полдень... Ѓудто вода  божественной лагуны  была
разобрана на мельчайшие оттенки.
     "‚ этом  доме жил композитор  ђихард ‚агнер"...  -  прочла она доску на
одном из домов на площади. ‚ этом доме  жил композитор ‚агнер, подумала она,
и правильно делал.
     ЋпЯть  зарЯдил  дождь. ‘о  стороны ‘ан-Њарко  торговцы  торопливо везли
тележки с  нераспроданным  товаром.  Ћдин  такой  быстро катил свой  лоток с
наваленными  горкой  цветными колпаками, платками и дешевыми масками - бежал
внаклон, как бы догонЯЯ свою тележку, одновременно пытаЯсь укрыть голову под
ее полосатым навесом...

     ...‚  гетто, на  площади „жетто Ќуово она отыскала мемориальную доску с
именами своих погибших соплеменников.
     € сразу заплакала.
     —еловек,  чуждый  всЯкому  сантименту,  она  всегда  легко  и сладостно
плакала над судьбой своего народа.  Џривыкла к этому своему - как  считала -
генному рефлексу,  всегда ощущала упрЯмую  принадлежность, смиренно  несла в
себе признаки рода и, со  свойственной ее  народу мнительностью, внимательно
вслушивалась в себЯ,  в ревнивый  ток неугасимой крови... ‘ейчас же  плакала
легко и вдохновенно потому еще, что наткнулась  на свою фамилию, достаточно,
впрочем,  распространенную,  в  правильном,  первоначальном  ее  написании -
‹уриЯ.   ”ранческо   ”ульвио   ‹уриЯ,   неизвестнаЯ,   обрубленнаЯ   веточка
разветвленного  по странам могучего древнего клана... ЌавернЯка родственник,
у  них  в  роду  тоже  тЯнулась  ниточка имени ‚ульф. €  их с  Ђнтошей  дед,
известный нейрохирург, тот самый, что после  смерти молодой жены  взЯл в дом
простую русскую женщину, ђиту, - и он носил имЯ ‚ульф... € если б у тебЯ был
сын... ѓосподи, что ж тут плакать, когда все-все скоро станет понЯтно, когда
совсем скоро ты станешь длЯ всех них своей...
     Џлощадь  -  даже  посреди этой тотальной  венецианской обшарпанности  -
выглЯдела особенно убогой, запущенной и, несмотрЯ на развешанное кое-где под
окнами белье,  -  брошенной  людьми... Ќа первом  этаже одного из  домов она
увидела вывеску пиццерии и подошла поближе.
     Ќа дверЯх  прикноплен лист бумаги, на котором крупными буквами написано
на иврите: "Њы рады  тебЯ обслуживать до тех пор, пока  ты уважаешь нас, это
место и наши законы..."
     Ќа  порог   вышел  молодой  человек   в   черной  кипе,   оглЯдел   ее,
пригласительно махнул рукой: "Џрего, синьора!"
     Ћна сказала на иврите:
     -  „а пошел  ты!.. ‡начит, если  за свои деньги  Я захочу  съесть  твою
вчерашнюю пиццу, то Я обЯзана уважить тебЯ, твою паршивую  забегаловку и всю
твою родню по матери!
     Ћн выслушал все  это, восторженно приоткрыв губы, -  вероЯтно, ее иврит
был гораздо лучше,  чем его, - и, таращась в ее, не просохшие от слез глаза,
спросил:
     - ‘иньора, ты откуда?
     Ћна пошла прочь, сказала, не оборачиваЯсь:
     - Ћттуда. €з самого оттуда...
     ѓде-то  неподалеку,  очевидно, чистили  канал  -  сюда  доносилась вонь
застоЯвшейсЯ воды, перегнивших водорослей и нечистот...

     „ождь сегоднЯ  рано пригнал ее  в отель. Џо  пути она зашла  в какую-то
закусочную, купила жареного картофелЯ, булку, граммов двести  крупных черных
маслин и бутылочку граппы - согретьсЯ. Љроссовки основательно промокли, хоть
бы высохли до утра на батарее...
     Ќа  Љалле  дель Ђнжело вода уже  доходила  ей  до щиколоток.  ЏрыгаЯ  с
крыльца одной лавки на крыльцо другой,  она,  наконец,  добралась до  своего
отелЯ.
     -  ‘иньора совсем  не отдыхает, - заметил  пожилой портье,  отдаваЯ  ей
ключ.
     - Ђ зачем мне отдыхать? - удивилась она.
     -  џ  слышал,  как  утром  синьора  кашлЯла.   ‚  такую   погоду  легко
разболетьсЯ...
     -  Ќичего,  - сказала она, -  у  менЯ есть лекарство. - € показала  ему
бутылку граппы.
     € стала подниматьсЯ по лестнице, оставлЯЯ  мокрые следы от кроссовок на
драной бордовой дорожке.
     Џортье сказал ей вслед:
     - Ќа ‘ан-Њарко пришла аква альта и, похоже, продержитсЯ до завтра!

     “ себЯ в  номере  она  налила в стакан немного граппы,  выпила  залпом,
неторопливо переоделась в сухое  и, приоткрыв окно, стала ждать ежевечернего
колокольного перезвона...
     € все-таки первый удар  опЯть застиг ее врасплох  - этот вопросительный
протЯжный  стон,  высокаЯ  долгаЯ нота, истаивающаЯ вверху, в  низком  сером
небе.  ЋпЯть заговорили  жалобно,  перебиваЯ  друг друга, колокола  соседних
церквей, им отвечал с ‘ан-Њарко ровный гуд,  на  фоне которого  всплескивали
верхние колокола.
     ...ЌеотвЯзнаЯ  прошлаЯ  вина,  столь  ощутимаЯ  в  последние  два  днЯ,
смутнаЯ, свЯзаннаЯ с гибелью брата, опЯть сжала сердце. Ћна хотела объЯснить
кому-то безжалостному  и безграмотному,  как  переводчик  путеводителЯ,  кто
привел  сюда и кружил  ее  по  этим улицам  и каналам, и терзал,  и  насылал
призраков...  хотела все объЯснить, но  сникла, ослабела и только прошептала
одними губами:
     - Ђнтоша, Ђнтоша, братик, пропащаЯ душа, скоро увидимсЯ...
     € длилсЯ,  длилсЯ  разговор колоколов,  раскачивалась  невидимаЯ  сеть,
опутываЯ шпили, крыши, купола, каналы...
     ‡ачем,  опЯть  смЯтенно  спросила она себЯ,  зачем ее  приволокли сюда,
мучаЯ этим ускользающим счастьем,  и на какой вопрос пытают  ответ,  и что ж
она может знать - до срока?

     ‡а эти несколько минут изматывающего, окликающего ее зова колоколов она
все понЯла:
     ќтот город, с душой мужественной и женской, был  так же обречен,  как и
она, а разница в сроках - семь месЯцев или  семьдесЯт лет - ... такаЯ чепуха
длЯ бездушного безграничного времени! € это предощущение нашей общей гибели,
общей судьбы - вот, что носитсЯ здесь над водой каналов.
     ‚еличие  ‚енеции  с  ее вырастающими  из воды прекрасными  обшарпанными
дворцами,  с  ее  безумными  художниками,  с  этим  ее  ’инторетто,  готовым
расписать небо...  ее  зыбкость, прекраснаЯ  обветшалость,  погрузившиесЯ  в
воду,  скользкие  и  зеленые  от  водорослей  нижние  ступени   лестниц,  ее
бесчисленные  мосты... €  блеск,  и радость единственной в  мире площади,  и
лиловый  шлейф ее фонарей, и узкие,  как турецкие туфли, гондолы,  и фанфары
старинных  печных  труб...  -  все  обречено, твердила она  себе,  обречено,
обречено...
     € опЯть, как в первые минуты, ее настиг соблазн - ступить: с причала, с
набережной,  с  подоконника  -  уйти  бесшумно  и  глубоко  в  воды  лагуны,
опуститьсЯ  на  дно,  слитьсЯ с этим  обреченным,  как  сама  она,  городом,
побрататьсЯ с ‚енецией смертью...

     Ќо вот бой  колоколов  затих, и  в наступившем плеске тишины послышалсЯ
уже  привычный  ей крик  гондольера:  Ћ-и-и!  -  и  выплыла музыка,  веселаЯ
растЯжка аккордеона... ‡начит, кто-то  из  безумных  туристов,  несмотрЯ  на
дождь, нанЯл гондолу...
     Ћна  плеснула в  стакан  еще  немного  граппы, выпила, зажевала  черной
маслиной и  подумала, что  завтра увидит, наверное, настоЯщее наводнение  на
‘ан-Њарко.
     -  Ќу  что ж, - сказала она, неизвестно к кому  обращаЯсь,  - следующим
номером вашей  программы  - "‚ысокаЯ  вода венецианцев".  Џосмотрим  и  это,
господа-блЯди-угодники... Џосмотрим и это...

     “тром она опЯть с пристрастным интересом наблюдала, как в сизом дырЯвом
пару тумана катер-мусорка  объезжал подъезды, рабочий в дождевике выбрасывал
из  подъездов в катер мешки с гремЯщим содержимым, потом поЯвились ремонтные
рабочие и повторилась вчерашнЯЯ утомительно-кропотливаЯ разгрузка-погрузка.
     Ќавалившись на подоконник, она разговаривала с ними вслух.
     - Људа ж ты полез! - восклицала она. - ’ам доска на соплЯх держитсЯ!
     € сердилась,  и  радовалась, когда в конце  концов они все преодолели -
все Ящики, мешки и доски были внесены,  порожнЯЯ тара вынесена,  погружена в
катер, и бригада споро оттарахтела дальше по каналу...

     €  все времЯ,  пока наблюдала рабочую,  рассветную  жизнь  этого уголка
‚енеции, пока стоЯла под  горЯчим душем, пока расчесывалась, пока одевалась,
она старалась угадать, заступил ли на дежурство Ђнтонио.
     Ќо  позже,  когда,  спустившись  в  холл,  вдруг увидела  его  в  узком
коридоре, соединЯющем холл гостиницы  с рестораном  (он о  чем-то  оживленно
спорил  с  одним  из  официантов, но,  увидев  ее, радостно  встрепенулсЯ  и
(показалось?), нетерпеливо кивнув собеседнику,  одновременно сделал движение
к ней навстречу), она резко толкнула входную дверь и вышла на улицу...
     € пока  шла по мосткам в сторону ‘ан-Њарко,  задыхалась, зло щурилась и
обзывала себЯ немыслимыми, непроизносимо грубыми словами.
     Љак   видно,  в   этот  раз  вода   поднЯлась   особенно   высоко,  она
заплескивалась  даже на деревЯнные мостки, выстроенные по периметру площади.
‘ высоты колокольни эти мостки, должно быть, напоминали застывшую муравьиную
дорожку, бегущую из переулков, огибающую площадь и уводЯщую в арки собора.
     ‚сЯ же огромнаЯ площадь была залита  мутной, подернутой рЯбью, водой, и
это было страшно -  как будто уже пришла беда, окончательнаЯ, бесповоротнаЯ,
и вот лагуна заглатывает навеки, пожирает свое бесценное дитЯ...
     Ќе  слишком многочисленные  туристы прыгали по  мосткам,  как  воробьи.
‡акрыв ставни, нахохлившаЯсЯ ‚енециЯ ежилась под ударами ветра, рассыпающего
мелкий холодный дождь, как пригоршни голубиного корма.
     …й вдруг  захотелось  вернутьсЯ  в  отель, в тепло,  увидеть мучительно
родное лицо давно умершего брата, встретитьсЯ глазами  с  метким оценивающим
взглЯдом уличной шпаны...
     € - что? - спросила она себЯ жестко, - что потом?
     €,  чтобы  заставить  себЯ опомнитьсЯ,  пошла  по направлению  к  мосту
Ђкадемии,  потом  в  сторону вокзала  и  долго бродила как можно  дальше  от
площади,  от  своего  отелЯ,  от  могучего  образа всеохватного  наводнениЯ,
погружениЯ, исчезновениЯ города в водах лагуны.

     ’ак,  на  одной  из  улочек  в  ‘анта-Љроче  она  наткнулась на витрину
магазина масок и  карнавальных костюмов.  Ћт подобных лавочек эта отличалась
тем, что в  ней  за  столом  сидел молодой человек, художник,  и  расписывал
готовые белые маски - керамические или из папье-маше. Ћчевидно, это была его
мастерскаЯ.
     ‚ конце  концов,  надо же  привезти  домой  хоть  какой-то  знак  моего
пребываниЯ здесь, подумала она и вошла в магазин.
     Ћн  был  просторнее, изысканнее остальных. Љроме уже  готовых - повсюду
висЯщих, разложенных  на полках и  столах - масок, в витрине красовались  на
безголовых  манекенах  несколько  роскошных  костюмов  -  атласно-кружевных,
отделанных парчой  и  бархатом. Њужские шлЯпы с плюмажами, дамские  шлЯпки с
вуалЯми и павлиньими перьЯми,  веера, "золотые" высокие  гребни  с  цветными
стеклышками, перчатки, трости и сапоги со шпорами... - по-видимому,  это был
процветающий магазин. €, судЯ по ценам, перворазрЯдный.
     •удожник отложил кисточку, которой раскрашивал наполовину готовую маску
с красным клювом, поднЯлсЯ и, улыбаЯсь, предложил услуги.
     Ћна выбрала  несколько женских масок и стала примерЯть их перед большим
овальным  зеркалом  в  массивной  виньеточной  раме.  ќто  были  бесстрастно
улыбающиесЯ женские  лики.  “ одной  надо  лбом поднималсЯ  веер  из голубых
перьев. “  другой  - золотаЯ тесьма  выложена  змейкой  на лбу и вдоль левой
щеки, третьЯ разделена вертикальной полосой - луннаЯ и солнечнаЯ половины...
     Ћна  надевала и  снимала  эти  лики,  подолгу  всматриваЯсь  в  странно
оживающее отражение в зеркале,  и думала о том,  что образ маски  цельнее  и
мощнее  образа  лица:  грозное   обобщенное   воплощение  родовых  признаков
человеческого  облика,  когда  отсечены все  проЯвлениЯ,  все  знаки  жизни,
остались только символы: проломы глазниц,  скальный  хребет носа, окаменелаЯ
возвышенность лба,  гранитнаЯ неподвижность скул и  подбородка.  “страшающий
тотем весельЯ...
     ‚енецианскаЯ  маска,  думала  она,  притЯгивает   и  отталкивает  своей
неподвижностью, фатальной окаменелостью черт. Љак бы человек, но не человек,
- символ человека.  ЏугающаЯ таинственность неестественной улыбки,  застылое
удивление. €ллюзиЯ чувств. €ллюзиЯ праздника. €ллюзиЯ счастьЯ.
     - ‘иньоре очень идут все маски, - сказал мЯгко по-английски художник. -
’рудно выбрать, Я понимаю... Џримерьте-ка эту.
     Ћн снЯл  со  стены  незаметную  вначале,  с  загадочной улыбкой,  маску
совершенно  естественного   цвета.   Ќи   рисунка,  ни  тесьмы,  ни  цветных
стеклышек...
     - ЉакаЯ-то...  скучнаЯ, нет? -  с  сомнением спросила  она,  между  тем
зачарованно   следЯ  за  его  вкрадчивыми  приглашающими   руками  истинного
венецианца  и на плывущую к ней, парЯщую в его руках и одного с руками цвета
маску.
     - Ћ,  не  торопитесь, синьора. ’ут есть секрет. Џримерьте, и  вы будете
поражены сходством...
     - ‘ходством... с кем? - спросила она недоуменно.
     -  ‘  вами! -  воскликнул  о