-  выныривает  на  поверхность: это инстинкт  жизни не  дает ему
утонуть.  "‹адно,  - опЯть  думает  …фим, -  уплыву  подальше,  легче  будет
утопнуть". ‘ брасса переходит на кроль, чувствует - выбиваетсЯ  из сил. ‘тал
опЯть  пробовать.  Ќет,  не  тонетсЯ. "‚решь,  зараза, все равно утопнешь,"-
закричал …фим  сам себе  и давай  нырЯть  на  большую  глубину,  однако  все
выскакивает наверх, как пробка с "€гристого".
     „оплыл  безрезультатно  аж до середины  бухты,  видит - как раз зеленый
огонь маЯка. ’ут и пришла ему та идеЯ, из-за которой взЯл он курс до берега.
Ќе спеша  доплыл  до скалы, что под маЯком,  вылез  и  стал искать  каменюку
потЯжелее.  „остал  подходЯщую тЯжесть и думает, чем  бы  привЯзать до  шеи,
чтобы тогда уж бултыхнутьсЯ вниз, и никакой инстинкт не  помешает задуманной
операции. „елать нечего, снЯл ремешок от брюк, заодно сбросил трусы, осталсЯ
совсем голым. Џовесил булыгу спереди, забралсЯ  на выступ, еле  стоит,  а не
прыгает. Џодумалось ему, что пока будет лететь вниз, каменюка побьет ему все
спереди.  ‚зЯл  да и забросил  груз  через голову назад,  а  потом, наконец,
прыгнул. Ђ прыжка,  между прочим, не вышло, потому что камень зацепилсЯ выше
в  скале, а …фим  повис во  всей красе над —ерным морем. ‘обственный ремешок
сдавил  ему  горло   под  подбородком  и  не  было  никаких  сил  у  беднЯги
освободитьсЯ от той  удавки.  Ћн, конечно, поерзал и  приспособилсЯ, так что
дышать мог, но чтоб повернутьсЯ - никак.
     ’аким неподвижным образом простоЯл …фим  долго. Ћдни говорЯт, что снЯли
его на другой  день, другие  - что  аж  на  третий. џ думаю,  что  это живое
распЯтие красовалось видом на море порЯдочно, потому когда снимали его, весь
спереди был красный от солнца, а спина всЯ белаЯ. Ћн и кричал полузадушенным
голосом, да место  глухое, к тому же под скалой. Џограничник на ’олстом мысу
ради  интереса рассматривал город в бинокль, видит, человек на скале, к тому
же голый,  а что  делает -  неизвестно. Џоскольку  это  была  уже  не  линиЯ
границы,  то сообщили  в  Ћ‘‚Ћ„, может быть, это по  их спасательной  части.
Џришел ихний  глиссер, смотрЯт, на скале над  ними обгорелый голый человек и
голова набок,  как  у мертвого. „обрались  до него, освободили от  удавки да
увезли в  больницу. ’ам  привели  его в чувство,  но оставили  на  недельку,
потому  что,  говорЯт,  обезвоженный  был  и  кожа  спереди  слазить  начала
лоскутьЯми. џсно, что с нашим солнцем шутить нельзЯ.
     †ена при нем сидела днем и ночью, выхаживала, кормила с ложечки, рыбаки
тоже приходили проведать. Ђ  когда  вернулсЯ  …фим опЯть  на  судно,  с  ним
произошло интересное изменение. Ћн стал совершенно непьющим,  а еще все  его
стали звать Џрометей. ’о был такой древний герой, который  тоже долго  висел
на скале, только тот не сам завис,  а  какие-то сволочи постарались.  ‚скоре
…фим  не  выдержал   своей  популЯрности  и   вместе  с   женой  переехал  в
Ќовороссийск. ѓоворЯт, что там он тоже не пил.


        ЉЋ‹ћ—€‰

     “  нас  полугреков  называли  суржиками. —то  это  такое -  не знаю, но
Љолючий  как  раз был  суржик. Ћн, как  и его  погибший в  войну  батька,  с
шестнадцати лет уже рыбачил. ’огда голодуха была страшеннаЯ,  на рыбе только
и спасались. ’аскали ту спасительницу с рыбколхоза, кто как мог.
     Љак-то в туманную ночь поручили Љолючему потихоньку  отвести от сейнера
баркас  с кефалью в назначенное место, что тот  и сделал. ’олько  на  берегу
поджидали  его  менты.  ’ак  он  загремел  в первый  раз  в  холодные  краЯ.
Џредставьте, не  назвал никого,  всю вину на себЯ  взЯл, хотЯ  дураку Ясно -
один пацан не провернул бы операцию с полным баркасом рыбы.
     Љогда  отсидел  он свои три года и  вернулсЯ  в  наши  теплые  краЯ, то
оказалсЯ весь в шикарных наколках, от головы до пЯток. —его только на нем не
было, не буду рассказывать за ЯкорЯ  и красоток,  это малоинтересно, зато на
заднице была во всю ширину морда клоуна, который, когда ЊитЯ шел, открывал и
закрывал рот.
     „а, Я  не  говорил про  то, почему он стал  называтьсЯ  "Љолючий". Ќет,
характером  не был крутой или жестокий,  наоборот,  обаЯтельный, с фантазией
был парень.  Љличка  же такаЯ  пристала  к нему из-за его прекрасных горЯчих
глаз.  Ќе  удивлЯйтесь,  что   такие   комплименты  женского  пола.  Ќо   он
действительно был красавец хоть куда. ‚ школе проходили вы про Џечорина, про
его глаза с огневым блеском? ’ак вот, не иначе, как с Њити, который Љолючий,
списывал тот портрет Њихаил ћрьевич. —то же  касаетсЯ  до женского пола, так
он в массовом количестве не мог устоЯть против обжигающего митиного взглЯда,
хотЯ сам он предпочитал некоторые другие увлечениЯ.
     —то  было,  когда  Љолючий   приходил  в  здравницы  на  вечера  игр  и
развлечений,  трудно  то  передать.  ‚ таких вечерах, кроме всЯких  "бегом в
мешках" и "бегом со свЯзанными ногами", обЯзательно были популЯрные танцы по
заказу   на  приз.  ’огда  там  собиралсЯ  весь   город  включаЯ  пацанов  с
семиклассным образованием, да и старики  приходили,  кто пошустрее. ‘мех был
такой,  что если  кто  собиралсЯ  в  бухте половить рыбу при фонаре - пустое
дело, всЯ рыба  утекала до открытого  морЯ. ’ак вот, когда после "русского",
"лезгинки" и других гопаков объЯвлЯлась "цыганочка", местные ребЯта начинали
интересоватьсЯ, тут ли Љолючий, когда видели, что тут, ждали,  как он  будет
бить чечетку под тот танец в двадцать два колена.
     Ќе  знаю, кто еще  мог бить  чечетку в двадцать два колена,  а  он мог.
Џосле отсидки  он много чего  мог:  классно играл  на гитаре,  пел  так, что
зарыдаешь под  четыреста грамм,  и бил чечетку. ’огда  те, кто бил  чечетку,
были  наперечет и ходили  в королЯх. ’аких и было всего двое  -  Љолючий  да
Ёника,  массовик из санаториЯ  "‡вездочка",  но тот не бил  в  двадцать  два
колена.
     Љороче, когда пойдут под  аккордеон первые аккорды  "что ты ходишь, что
ты бродишь, сербиЯночка моЯ" и, как  всегда, повыскакивают на площадку две -
три  толстых бабы и замашут руками,  на  них многие не  обращали вниманиЯ, а
смотрели  на  Љолючего.  Ђ тот длЯ  понту  выламывалсЯ,  всЯчески  показываЯ
публике, что  не желает  танцевать, его уже даже  выталкивали  в круг,  а он
упиралсЯ,  говорил, что не в  форме,  а  те еще  больше  просили, а по  всей
площадке многие из местных авторитетно заЯвлЯли знакомым отдыхающим  дамам и
даже незнакомым о  том, что  так чечетку,  как тот красивый парень, никто не
бьет, потому что такой еще не подрос.  ’ут уже весь окружающий народ смотрел
на Љолючего, некоторые даже  скандировать начали "про-сим, про-сим". ’олстые
бабы и те переставали махать руками. ‹юбопытство достигало наивысшей точки -
всем  страшно  хотелось увидеть редкого танцора -  и  в этот момент Љолючего
наконец выталкивали на середину круга, а может, он делал вид, что  вытолкали
- фантазер был каких мало.
     Џро сам танец не  буду говорить  -  то надо самому видеть. ‚ы, конечно,
видели того  чудака, что бьет  чечетку  в кино "‡имний вечер в ѓагре"? ‘кажу
так:  слабо ему  против Љолючего, не  выиграл  бы  он приз в  виде одеколона
"ЉраснаЯ Њосква".
     € точно, было двадцать два  колена, точнее,  двадцать одно. Ђ  двадцать
второе  -  под занавес - выглЯдело так: Љолючий падал красивейшим образом на
колени и крестилсЯ. —то тут делалось  на площадке  - прЯмо рев разносилсЯ на
весь  курорт. Ђ  он  плевал на тот восторг,  он  открывал  крышку флакона  и
протискивалсЯ сквозь народ  на волю, а  попутно поливал одеколоном на голову
народу, а тот и не думал отстранЯтьсЯ.  ЏонЯтно,  не  каждый вечер случаетсЯ
пахнуть "Љрасной Њосквой", да еще бесплатно.
     Ђ то, бывало, сидит он в окружении почитателей его талантов в ресторане
"Љрыша", гитару держит  торчком на столе, потрЯхивает  грифом, и она  у него
плачет, как  гавайскаЯ, да еще к  тому же  своим мЯгким баритоном жалостливо
выводит:  "позабыт-позаброшен  с  молодых-юных  лет". ‡а  другими  столиками
подкреплЯетсЯ, чем придетсЯ, отдыхающаЯ публика, слушает,  кое-кто, особенно
из старшего поколениЯ, уже слезу пускает.
     Ђ  Љолючий пуще стараетсЯ, кажетсЯ,  уже плачет. Џотом берет  последний
аккорд  и собираетсЯ уходить. ђастроганные мужички, понЯтно, просЯт еще чего
в  таком  же репертуаре сыграть да  спеть, а тот  им отвечает,  мол, насухую
голос  садитсЯ. ’е  ему посылают до стола бутылку "Њосковской",  он  же дает
понЯть, что не один тут, а с друзьЯми. ’огда ставЯт на стол еще три бутылки,
и Љолючий опЯть поет про то, что "будь проклЯта та Љолыма".
     ‚скоре на той "Љрыше"  весь народ поголовно плачет  и обнимаетсЯ, а всЯ
компаниЯ по центру  с Љолючим идет  на другие приключениЯ, на тот же плЯж  в
дом отдыха имени ‹омоносова.
     ’огда была  мода такаЯ - один  мостик длЯ женщин,  а другой рЯдом - длЯ
мужчин,  ну, словом, чтобы раздельно купались  да  загорали. ™иты деревЯнные
вдоль перил поустанавливали, чтобы, значит, мужики не  подглЯдывали в другую
сторону. Ќу, женщины, конечно, по такому случаю на своих мостиках загорали в
чем мама родила. Ќарод этот, скажу, удивительно недальновидный, ему в голову
не  пришло то, что если стать за кустами  напротив ихнего  мостика -  все до
мельчайших деталей видать.
     Љак раз за  кустами наша компаниЯ и расположилась, а Љолючий пошел вниз
как бы купатьсЯ, а на самом деле отмочить тот эффектный номер,  за  который,
собственно, и  хочу рассказать. ђазделсЯ это он, значит,  на мужском мостике
догола,  стоит  в полный рост спиной к закрытому  мостику, делает  разминку,
поигрывает  мускулами,  а клоун на  заднице  тоже  мордой шевелит. †енщины в
момент прильнули ко всЯким  щелЯм, что  в досках, и любуютсЯ  на него. Ћн же
подходит к краю, забираетсЯ на перила и прыгает красивой ласточкой в сторону
морЯ. “шел это он под воду и никак не поЯвлЯетсЯ на поверхности.
     ’ут уже  легкаЯ паника начинаетсЯ на мостках. €м же не известно про то,
что  Љолючий  -  потомственный  морЯк.  Љто-то  уже  требует  криком позвать
спасателЯ. Ђ  ребЯтам, что на берегу, отлично видать, как  наш нырЯльщик дал
разворот и  пришел под  мосток женский.  ’ам  отдышалсЯ немного  и  спокойно
поднЯлсЯ по лестнице на мосток.
     „умаете,  те очень обрадовались,  что он не  утоп? Љогда  прошло у  них
удивление от  такой наглости,  стали шуметь насчет того, что хулиган и нахал
и, мол, надо милицию позвать, на что Љолючий всем сразу отвечает, что ему не
стыдно, потому  как на севере  глаза  подморозило.  ‘ам  между тем идет, как
охотник  через стадо тюленей, да  еще  и  похлопывает  по  иному  заду,  что
покруглее.  ”антазер был. Љонечно, он  так выступал и работал на ту публику,
что громко ржала за кустами.
     Ќо  периодически Љолючий  сидел, а как  же,  без этого  и не могло быть
иначе.  Ѓеспокойный был человек, к  тому же  не работал, в карты играл. Ћн с
другими бичами пристрастилсЯ играть "на  интерес", а тогда  за это тоже шили
статью. “сЯдутсЯ в бурьЯне за стадионом и режутсЯ в "очко" или в чего другое
с утра до вечера. ‘обиралась все одна компаниЯ - •арик Џрорва, ЏетЯ ѓобсек и
Љолючий. ‘уровый  все народ,  пацанву беспощадно  от себЯ гонЯли,  чтобы  не
демаскировали. ‘идит, бывало, тот же ѓобсек, сам мокрый, и на нем  целых три
пиджака: это значит, он  их  выиграл, а остальные напротив сидЯт  голые и им
прохладно. ‚ другой раз на левой руке у кого-то до локтЯ часов надето - тоже
выигрыш. Ђ Љолючий в этом деле не имел таланта, был в долгах и шел на всЯкие
фантазии по добыванию денег.
     ‚  первый раз за карты получил он что-то совсем немного  и  через год с
небольшим опЯть сидел  тихо в том  бурьЯне в  трусах и  тельнЯшке  - до того
проигралсЯ. ’ак вот, насчет  фантазии. “ них главное - долг вернуть в срок и
никаких отсрочек. Љогда стало  его  подпирать  в этом вопросе,  на  танцах в
"Џриморье"  стал  он  охмурЯть какую-то серенькую  курочку,  но  с  золотыми
перстнЯми на лапках да серьгами в ушах. Џри его данных было это плевое дело,
и  вскоре полюбила  его  не  только  та курочка,  но  всЯ женскаЯ  палата  в
количестве шести человек.  Џриходил он  туда, как к себе  домой, услаждал их
своими музыкальными и всеми остальными способностЯми.
     Ћдин раз в душную ночь  долго прощалсЯ со своею у открытого окна -  ну,
как ђомео  у „жульетты - пел ей вполголоса,  а потом еще сидел в одиночестве
на ближней лавочке и курил. Џотом самым неслышным образом забралсЯ  в палату
через то  самое окно и обчистил всех подружек дотла, даже у некоторых блузки
унес, те,  что  шелковые были.  Ћтнес все барахло на толчок одной  бабусе. Ђ
курочка с  подружками  с  плачем до милиции, та  же  в  два счета  вычислила
Љолючего.  ЋпЯть  загремел он и уже надолго. Џотом, после  отсидки, опЯть на
чем-то погорел, и следы его потерЯлись.
     Џомню, уже  где-то  в  семидесЯтом или в семьдесЯт первом на  городском
плЯже возле "ђакушки" сидела компаниЯ молоднЯка  и из  середки  тихо плакала
струнами гитара и  кто-то негромко пел. ’о ли песнЯ показалась мне знакомой,
то ли хрипловатый голос, но Я подошел туда. ‘идел в  окружении пацанвы почти
лысый да  худющий  мужичок в черном пиджаке, старалсЯ  над своей  гитарой, а
пацанва  говорила  ему:  "„авай,  дед,  клево  поешь,  хочешь  еще  глотнуть
портвейну?" ’от поднЯл голову и взЯл бутылку, и тогда только понЯл Я, что то
был все-таки Љолючий - глаза были его.  Ђ  пацаны, уверен, понЯтиЯ не имели,
кого они поили портвейном.


        џ ќ’Ћ ЏЋЊЌћ


        Љогда отец устанет
     Њожет быть, они где-нибудь среди трЯпок лежат? џ их  хорошо помню: одна
- круглаЯ, как большаЯ серебрЯнаЯ монета, с  ушком и  цепочкой,  другаЯ -  в
виде  ромба,  тоже  как  будто из серебра,  на  ней надписи  -  "‡а отличное
плавание на 200 метров", а на обороте  - "—емпиону Ђзово-—ерноморского краЯ.
1932 год".
     - Ќету их давно, забрал кто-то, - виновато отвечает мать.
     € в который раз с досадой думаю о  том,  что не осталось ни вещей отца,
ни единого треугольника-письма, ничего, что было еще при нем. ‚ войну, когда
одни  спасались  от   бомбежек  в  горах,  другие  мародерствовали,  грабили
оставленные  дома.  ‚ернувшись,  мы  увидели  в  доме полный  разгром.  „аже
чугуннаЯ  плита  была выдрана из печи, пух из распотрошенных подушек и перин
по  колено  лежал  на  полу  и  шевелилсЯ  как  живой.  џщики   комода  были
перевернуты,   исчезли   облигации,   всЯкаЯ  мелочь,   а   медали  остались
незамеченными в  груде бумаг  и писем.  € вот  уже  в 50-е  годы  кто-то  из
отдыхающих умыкнул таки их.
     Њожно украсть вещи человека, могут  исчезнуть письма, написанные в пути
на  фронт, крупно и корЯво, но памЯть все равно останетсЯ. ‡ыбкаЯ, размытаЯ,
вдруг вспыхивает местами  Ярко  и сочно,  как Яблоко в  опавшей листве после
дождЯ.
     ‚ бисере капелек белый лоб, блестЯщие черные кольца волос,  незагорелый
бугристый  торс  - все вижу как  сейчас,  а вот  голос  не слышу.  Ќе помню.
Ќаверное, потому,  что мало он говорил. ‘теснЯлсЯ сильного  акцента. Ђ может
быть, как большинство сильных и красивых  людей, был просто немногословен. €
некогда ему было говорить. Ћн шил. ђаньше у нас про сапожников говорили: "он
шьет", или "шьет  в артели Љлары –еткин". Ѓыла до  войны сапожнаЯ мастерскаЯ
под таким названием. Ћт мастерской  в курортной зоне было несколько "точек".
Ћдно времЯ отец с напарником шил в маленьком павильоне на ‘еверной. Џавильон
был на территории дома  отдыха Љђ“‡„Ћ,  который  потом называлсЯ “„Ћ‘, после
войны  - "‚–‘Џ‘-1-2",  и, наконец,  пансионат "„ружба". Љак раз на том месте
стоит сейчас гипсовый Ђйболит  без носа и без рук. Ђ  тогда был там тенистый
парк,  в  глубине  которого  белела танцплощадка.  ѓулЯли  парочки, к вечеру
гремел духовой оркестр, а отец все не  разгибалсЯ, чинил дамские  "лодочки",
босоножки и прочие  "лосевки".  Ќапарник, дЯдЯ  ‚анЯ  "‡изика"  (по-гречески
"стрекоза"),  когда поЯвлЯлись клиенты, хваталсЯ за газету и  бралсЯ читать,
держа  ее  вверх  тормашками.  …сли  же  поЯвлЯлась симпатичнаЯ  да  молодаЯ
клиентка,  распускал  хвост и пыталсЯ  назначить свидание.  Љлиентка  обычно
отказывала, а ‡изика шел до ближайшего ларька выпить стакан вина.
     „ело уже к полудню. ‚ мастерской накурено до синевы и больше всех садит
‡изика.
     - ‘лушай, ‘пирка, что ты за человек, сам  не пьешь и другим не даешь, -
деланно возмущаетсЯ он, когда поЯвлЯетсЯ с  его точки  зрениЯ  нужный, "тот"
клиент. Ћтец молчит.
     -  ‘лушай, ты  когда-нибудь видел,  чтобы двумЯ  пальцами пЯтаки гнули?
Ќет? ’ак Я тоже не  видел, пока этот парень тут не поЯвилсЯ, - обращаетсЯ он
к приезжему клиенту, указываЯ  кивком на  отца.  - ’олько  номер этот  стоит
бутылку "Ђбрау-„юрсо", - без паузы добавлЯет ‡изика. - Ќет, дорогой, так мне
не  надо, Я  люблю выпить на  спор. - ‘пирка, на пЯтак, дай выпить  за  счет
этого дурака, - это уже вполголоса по-гречески отцу.
     ’от  молча  берет пЯтак в черную  от дратвы ладонь,  как бы  собираетсЯ
протолкнуть его в "дулю" - большим пальцем между указательным и средним - и,
крЯкнув, бросает на стол согнутым в корытце.
     - ќто ж надо,  -  клиент  разглЯдывает изуродованный  пЯтак, смотрит  с
восхищением на отца. Ђ тот шьет.
     - ќто обмыть надо, - напоминает ‡изика.
     - Љонечно, надо, - с готовностью  соглашаетсЯ клиент. - ‘пирка, Я скоро
приду, - говорит ‡изика. €ногда действительно приходит.
     Ћтец  часто шил по  вечерам  дома.  Џод тусклой  лампочкой без абажура,
посреди комнаты ставил свое сапожное кресло  - низкий и широкий табурет, где
вместо  сиденьЯ  - накрест переплетенные в решетку кожаные ремни. ил больше
чувЯки, их еще называли "выворотки". —увЯки в то времЯ были всеобщей обувкой
в наших местах.  ЊЯгкие, легкие,  на кожаной  подошве и  без каблука. ились
прочной дратвой,  тщательно  провощенной.  €ногда он  давал мне в руки кусок
липкого  воску и дратву,  всЯкий раз  показываЯ, как  вощить. Џахло остро  и
привычно  кожей  и клеем.  громко стучали на стене часы  с кукушкой. Ќо были
вечера, когда отец  лежал на кушетке, держа  в руках толстую тЯжелую книгу и
что-то  бормотал  вполголоса.  Ћн  читал   так,  почти  по  складам,  вслух.
Ќеудивительно,    если    знать,   что    окончив    4-классную    греческую
церковноприходскую школу,  с 13-ти  лет  уже  сел  сапожничать. ќто  был том
истории древней ѓреции. Ћчень ему, наверное, хотелось заглЯнуть в седую даль
своей  прославленной родины, и  он упорно  пыталсЯ читать. ќто  было трудно,
усталый, он быстро засыпал, тЯжелый фолиант с грохотом падал на пол.
     Ћднажды  он  долго рылсЯ в  груде  сапожных  колодок, гремел ими  сверх
обычного, Явно  был не в духе. Ћтшвырнул в угол одну-другую, хлопнул себЯ по
коленкам и  сказал: "Ќе послушал тогда ‚олодю  Љоккинаки, не поехал учитьсЯ,
так всю жизнь  и буду  гнуть спину над колодками". Ѓыстро встал и  вышел  во
двор...
     ‚ начале тридцатых  годов отец пыталсЯ сменить  профессию, уехал пытать
судьбу  в  Ќовороссийск. ‚ порту  пристал к  бригаде  грузчиков-греков.  ’он
задавали  три  брата Љоккинаки,  ребЯта крепкие, твердые в мышцах. Ћтцу этих
качеств тоже было не  занимать, он, как и все, лихо бегал по сходнЯм с двумЯ
мешками цемента  под мышками.  ’а греческаЯ  бригада  гремела  тогда на весь
Ќовороссийск и дальше, фотографии мускулистых  чернЯвых  ребЯт  мелькали  на
досках передовиков, в газетах "–ементник", "Њолот". Ќо тут в стране раздалсЯ
клич "молодежь - в авиацию", и тысЯчи  горЯчих молодых голов откликнулись на
призыв.
     - Њы все трое едем учитьсЯ на летчиков. •ватит мешки таскать. ‘пира, ты
как? - спросил ‚ладимир Љоккинаки.
     - ѓрамоты у менЯ не хватает, не возьмут, - отвечал тот.
     -  Ќе  боись.  Ћт  союза  грузчиков  дадут  такие  характеристики,  что
обЯзательно возьмут.
     ЃратьЯ Љоккинаки стали прославленными  летчиками-испытателЯми, старший,
‚ладимир, получил звание  героЯ,  стал генерал-лейтенантом. ’ри аса пережили
войну и ушли из жизни в преклонном возрасте.
     ђЯдовой Љрасной Ђрмии  ‘пиридон  Џопандопуло летом 1942 года в возрасте
33-х лет погиб в •арьковском котле.


        ”едун, ты помнишь...
     ”едун, ты помнишь, как  Я, шестилетка, впервые пошел с вами в  горы  за
дровами? „лЯ тебЯ это было привычным делом, с тетей Ђнфисой и Ќадей вы туда,
наверное,  каждую  неделю  ходили.  Ќикогда  не забуду  потрЯсениЯ,  которое
пережил  тогда. џ ведь  лучше  всех среди нас бегал, прыгал в длину, играл в
"кута",  в  "чалдыка",  в "ловитки". ‚друг  оказалось,  мне слабо лазить  по
крутым  каменистым скатам. ‘трах сорватьсЯ вниз парализовал менЯ. ‡абравшись
вверх метров на двадцать и глЯнув вниз, Я вмиг вцепилсЯ в ближайший кустик и
долго  сидел на корточках, мучительно  преодолеваЯ  желание  разреветьсЯ. ‚ы
спокойно  и  сноровисто таскали сухие ветки  вниз, поднимались  вверх, вновь
были  внизу и  не  замечали  моей  беды. ђаз  только  тетЯ  Ђнфиса откуда-то
спросила  "ЊитЯ, ты  где?" џ  подал голос, вы продолжали свое дело.  Џотом Я
все-таки  съехал на заднем  месте вниз,  поранив об острый камень ногу. Ќо и
этого никто  не заметил, вы укладывали вЯзанки дров, стЯгивали их веревками,
стараЯсь, чтобы одна сторона была поровнее и сучьЯ поменьше давили спину.
     - ЊитЯ, где твои дрова, ты что  делал, - только и спросила тетЯ Ђнфиса.
Њне быстро соорудили маленькую вЯзанку, и мы пошли обратно.
     Ќекоторое времЯ  после того первого похода  Я  с опаской ожидал от тебЯ
насмешек  по поводу моей трусости. Ќе верилось,  чтобы никто из вас не видел
моего отчаЯнного и вместе с тем позорного состоЯниЯ. Ќо все было по-старому,
на  улице  ты продолжал  оставатьсЯ моим верным  подчиненным  и  бесстрашным
защитником.
     —ерез год и  длЯ менЯ походы за сушнЯком стали обычным делом. џ полюбил
горы. ’ам было тихо,  не верилось, что  внизу  часто  ревут  сирены,  рвутсЯ
бомбы. џ лихо прыгал по скалам, бросал сушнЯк в крутую и узкую лощину. ‚низу
маленькаЯ фигурка укладывала его в две вЯзанки: большую и маленькую.
     - Њитюша, хватит, спускайсЯ, да осторожно, - кричала бабушка. Љогда шли
домой, вЯзанка больно давила спину, веревки врезались в плечи, пот ел глаза,
а ноги подкашивались.  Ќо  что-то  делало  это  занЯтие  радостным,  легким,
трудности вполне терпелись.
     ”едун, ты помнишь, когда в 1944 году мы пришли  в первый класс и сидели
за грубыми дощатыми столами на шатких высоких скамьЯх, ты все времЯ шухарил,
раскачивал  скамью,  заводил  нашу  молодую  "учителку"  Њарию  Ђндреевну  и
"разлагал весь  класс", как  говорила она: "ЊитЯ, ты же примерный  мальчик и
должен  положительно  влиЯть  на Њоноола, а не наоборот. џ вас рассажу". Ћна
нас  рассадила, но это ничего не изменило. ’ы был неистощим на разнообразные
проделки, часто жестокие, над девчонками.  ‘ пацанами, в  большинстве такими
же,  как  и мы  с  тобой,  переростками, устраивал  постоЯнные  разборки  на
переменах и после уроков.
     Љак-то Њарии  Ђндреевне вздумалось выпытывать у  всех по  очереди,  кто
чего сегоднЯ ел дома. "Љукурузную кашу", - как сговорившись, отвечали все. ‚
смЯтении  ожидал Я, когда  придет мой  черед отчитыватьсЯ. Љашу  мы  не ели,
обычно на  столе был жидкий кукурузный суп, иногда в нем  плавал поджаренный
на постном масле лук. Ѓыли дни, когда ничего не было. Њать в такие дни часто
впадала  в истерику  и в  школу  нас с братом  не пускала. ‚ этот день у нас
был-таки  суп,  но  мне почему-то  стыдно было  говорить правду. џ  с ужасом
чувствовал  предстоЯщую свою  униженность, но и соврать  не мог. ™еки у менЯ
горели, в висках стучало, Я опустил глаза и молчал.
     -  Љолбасу  копченую он кушал,  -  сказал ты, нахально  глЯдЯ  в  глаза
учителке. ’а прервала опрос и пошла к своему столу...


        x x x

     „ом  нашего с  тобой  деда состоЯл  из одной  комнаты, темного чулана и
крохотной кухни  с  глинЯными  полами. ‚  кухне,  кроме печи,  умещалсЯ  еще
топчан,  застланный  вытертой овчиной, где всегда лежал дед.  Ђ комната была
вечно заперта,  два маленьких  окошка закрыты зимой  и летом ставнЯми.  ЊенЯ
волновала та загадочнаЯ комната, туда ни  тебЯ, ни менЯ никогда не  пускали.
Ѓывало,  ты  стучишь в дверь, если что надо, и через  дверь разговариваешь с
матерью или старшей сестрой Ќадей. ѓде  спал  ты, не знаю,  скорее  всего, в
кухоньке на полу у печи. Џомнишь, ”едун, однажды ты спросил шепотом: "•очешь
зайти  в комнату?" ‘  непонЯтной тревогой Я вошел.  Ѓыло  темно. Љогда глаза
привыкли, Я  увидел икону в серебрЯном окладе, красноватые  блики от горЯщей
лампадки  падали на лик Ѓогоматери  с младенцем,  казалось, огромные влажные
глаза мигали... Џахло сладковато маслом. Џоблескивал крашеный дощаной пол. “
стен стоЯли две  железные кровати, укрытые  одинаковыми  светлыми  с  синими
узорами покрывалами. ‚друг захотелось  поскорее выйти на свет. ’ы  глЯнул на
менЯ вопрошающе и горько...
     Џосле  начальной  школы отдала  тебЯ  тетЯ Ђнфиса в  пастухи.  ‚иделись
теперь  мы  с тобою  редко,  чаще вечерами,  когда  возвращалсЯ ты с  гор  в
лохматых от  бесчисленных дыр  штанах, в мокрых  постолах. Ћбычной улыбки на
лице теперь не стало, Ярко-румЯные щеки стали коричневыми и  шелушились.  ’ы
молча сидел в канаве и тоскливо разглЯдывал нас. Ћднажды поЯвилсЯ на улице с
новеньким  кожаным мЯчом.  ’о  был  настоЯщий  футбольный мЯч за  шестьдесЯт
рублей, мы от удивлениЯ и восторга Языки проглотили, а ты с ревом носилсЯ по
улице, бил мЯч раз за разом "свечкой". ‚ыбежала с палкой в руке тетЯ Ђнфиса,
лупила  тебЯ, плакала и причитала  "Њутимбистис, копрана, что кушать будем",
схватила мЯч и скрылась во дворе. Ќа другой день ты сказал, что мать отнесла
мЯч в магазин и ей вернули деньги.


        x x x

     Љаменистый пустой  двор школы  был тогда местом беспрерывных футбольных
баталий. ЊЯч весь в заплатках, вечно шипит проколотаЯ камера, но игра длитсЯ
часами, порой до темноты, а бывало, и при лунном свете двор оглашалсЯ нашими
криками. ђаз  как-то,  бурые да  мокрые, сидели мы  в наступающим  сумерках,
переругивались, обсуждали баталию. Љогда ты поЯвилсЯ, Я не сразу тебЯ узнал.
Џеребросились несколькими словами.
     - ‚ городе никого не  боюсь, кроме Њиши Љазенного и Љоли Џопандопуло, -
вдруг сказал  ты  и обвел всех  твердым  взглЯдом.  ќти  Њиша  и  ЉолЯ  были
авторитетами в городе, первыми  "мощаками", и  ты старалсЯ  походить на них,
особенно на бесшабашного крепыша Љолю. ’ы  уже не пас коз, где пропадал - не
знаю.  ђезко раздалсЯ  в плечах, над губой и на щеках поЯвилсЯ черный пушок.
’ебе неинтересно с нами. џ только на восемь месЯцев младше тебЯ, а кто рЯдом
с тобою? - ’ак, хлыстик из сирени.
     -  Ќу,  ладно,  пошел на танцы,  пока. ’Ями, если кто  будет заедатьсЯ,
скажи, отфундолю, - добавлЯешь ты небрежно.
     Ђ потом,  когда  деда схоронили, вы  продали  дом и уехали  в  „жамбул.
ѓоворили, что ты  был замешан в нескольких  драках и  еще  в  чем-то  и  что
вовремЯ смылсЯ. ‚ообще вас не трогали, но тетЯ  Ђнфиса сказала, что там есть
ссыльнаЯ роднЯ  и, может, она поможет наставить тебЯ на правильный путь. ‚се
оказалось не  так. Ќеожиданно умерла твоЯ тихаЯ сестра ЌадЯ от  скоротечного
туберкулеза  легких, а  вслед  за  нею ушла  и  мать. Ђ  ты  быстро  стал  в
авторитете  у джамбульской интернациональной  шпаны. ’вои  сила  и отчаЯннаЯ
смелость действовали безотказно. Ќо ты закурил травку, потом начал колотьсЯ.
Ќужда в  наркотиках толкала на воровство. ‚ор из тебЯ оказалсЯ никудышный, и
ты  попалсЯ. €  пошло-поехало.  ЋчереднаЯ  отсидка  была короткой  - помогла
амнистиЯ 1953 года.


        x x x

     Ќа стадионе  в первомайский  митинг кто-то  сильно дернул менЯ за руку.
ќто  был  ты. Ћбветренные, потрескавшиесЯ губы, темное  лицо, короткаЯ щетка
волос,  но -  ты.  Ћдет  в  невиданно  Яркую с преобладанием  красного цвета
"румбу" на  молнии. ѓлаза узкие  и  злые, рот в кривой улыбке, вспыхивает во
рту золотаЯ фикса.
     - џ тут  приехал погулЯть  немного, - процедил ты нехотЯ. - —то? Ћткуда
приехал? Ќа севере был, лес сплавлЯл, за хорошую работу выпустили, - гордо и
громко говорил ты. - —то?!
     - Ќичего...
     - Ќичего, так иди и не оглЯдывайсЯ. € не попадайсЯ мне на глаза, понЯл!
- кричишь мне вслед.
     ”едун, ты, должно быть, помнишь ту  последнюю  нашу встречу. ‚се как-то
непонЯтно и страшно. Ђ ты продолжал катать дальше. ’олько приехав, обворовал
приютившую тебЯ  тетку и вынес на толкучку  жалкие  одежки.  ’етка, в мыслЯх
тебЯ  не держа, пошла в милицию,  там  тогда четко  работали, барахло быстро
нашли, и двоюродный племЯнник опЯть покатил на лесосплав.


        x x x

     ‘леды  твои потерЯлись на  годы.  ђассказывали, что ты нашел  причал  в
Ќовороссийске, работал и даже женилсЯ.  „а ненадолго. Џотом услышали о твоей
смерти. ‘мерти в тридцать семь лет.


        ‡апах ромашки

     Ђвгустовское  солнце  клонитсЯ  к морю. ‚кусен прогретый воздух в  тени
старого ореха.  –икады поют  нестройно  и лениво,  баба  ‚асилиса  сидит  на
низенькой скамеечке, рЯдом другие старухи. ‚Яжут толстые носки. Ѓелые клубки
порой скатываютсЯ в канаву, густо заросшую ромашкой.

     - ЊитЯ, дай сюда шерсть.
     џ наматываю нить, подаю клубок в коричневую с выпуклыми венами руку.
     - ЊитЯ, иди сюда.
     Џодхожу  ближе.   †есткаЯ  сухаЯ  рука  гладит  по  голове,   затем  из
бесчисленных складок темной одежды достаетсЯ конфета.
     - Џапу помнишь?
     - Џомню.
     - Њолодец.
     - „авно письмо получили?
     - „авно.
     -  ‚ылитый  ‘пирка,  вылитый  отец,   -   завздыхали   черные   одежды,
задвигались, заскрипели отполированными скамейками.
     - Ќу, иди играй.
     € опЯть  бесшумно  мелькают спицы, плЯшут  в траве  белые клубочки... Ђ
потом вдруг  оглушающий гром обрушиваетсЯ на землю, и Я  уже лежу на  мЯгкой
ромашковой  земле, она  вздрагивает,  трЯсет менЯ и Я судорожно  хватаюсь за
белые венчики.
     Ќестерпимый треск прошелсЯ  по крыше соседнего дома, будто  кто сдирает
дранку. ЌизкаЯ тень проноситсЯ вдоль  улицы,  оставлЯЯ  в двух шагах от менЯ
булькающие фонтанчики пыли, еще и еще  несетсЯ  раздирающий уши треск, еще и
еще мелькает тень от крыльев с  крестами. ‹етчик утюжит улицу,  где  дети да
старухи. “голком глаза  вижу прозрачный  колпак  и в нем  человека в больших
очках, похожего на лЯгушку. ‹Ягушка глЯдит на менЯ, рот у нее оскален.
     - Њи-и-и-тЯ! Њи-и-и-тЯ! ѓде ты?!  Ќу-ка, марш за мной, паршивец!  Ѓегом
под кровать!
     Њать больно  стискивает мне руку, другой  Я хватаюсь за ромашку, как за
спасение от чего-то непонЯтного  и  страшного. ЌепонЯтен и страшен осталсЯ в
ромашке клубок шерсти  - белый на зеленом, в красных брызгах. Ќезнакомо лицо
матери - белое и глаза белые...
     Џод кроватью в каменном  доме  грохот бомбежки  тише  и,  хотЯ сыплетсЯ
штукатурка  и  дребезжат стекла,  мне  уже  спокойнее.  ’олько  руки  пахнут
ромашкой - горько и тревожно.


        Љровать с панцирной сеткой

     Ћх уж эта  кровать - панацеЯ  от всех бед. ѓде-то от удара бомбы рухнул
дом. ђасчищаЯ завалины, обнаружили  под кроватью с панцирной  сеткой живых и
невредимых  детей. ‚от  нам с братом и была уготована долгаЯ  "подкроватнаЯ"
жизнь.
     Ќо  была до  этого  мокраЯ землЯнка  в горах, где спасались  многие  от
бомбежек. Љ зиме есть  было  совсем нечего. ѓолосов  наших почти  не  слышно
стало, а руки, тонкие и прозрачные, начали округлЯтьсЯ и блестеть с голоду.
     Њать сказала:
     - Ќадо возвращатьсЯ в дом. ‹учше сразу под бомбой умереть, чем смотреть
как они пухнут.
     - Ђрмейцы не дадут помереть, - тихо согласилась бабушка.
     ...  "Ђрмейцы"  из  десантного  батальона  спЯт  полураздетые вповалку.
‘охнут черной горой на печи ватники и бушлаты. Ќочью штормовой ветер доносит
звуки взрывов,  стрельбу и  крики "ура". ѓоворЯт,  скоро  "операциЯ". Љ  ней
десант готовитсЯ по  ночам, а днЯми он спит,  ест, отдыхает. ‚от просыпаетсЯ
дЯдЯ ѓоги, не поднимаЯсь кладет на грудь гитару, подмигнув мне, начинаетсЯ:
     - ‘ Ћдесского кичмана
     Ѓежали два уркана...
     ‘  улицы с  холодным  ветром  врываетсЯ запах  каши:  принесли завтрак.
‚скоре дружно гремЯт алюминиевые миски, запах еды непереносим и не  оторвать
взглЯда от мисок.
     -  Ќет,  этим рисом Я уже  сыт в достатке,  амба. ЊитЯ, высунь ручку из
своего дота и забирай свою порцию.
     ЊитЯ  не заставлЯет себЯ  долго ждать,  чистаЯ  матросскаЯ  миска скоро
возвращаетсЯ к хозЯину.
     ... ЃомбЯт город в одно и то же времЯ. ѓоворЯт, можно часы проверЯть: в
восемь вечера.  Ќалету  "юнкерсов"  предшествует вой сирен, затем начинаетсЯ
частый и  разноголосый хор зениток и крупнокалиберных пулеметов. €, наконец,
наступает заключительнаЯ  часть  леденЯщей  сердце увертюры:  воют  и  гулко
рвутсЯ бомбы,  пол дергаетсЯ, кровать съезжает с места, мы  с  братом крепко
прижимаем  к  ушам маленькие подушки,  жмурим глаза,  всеми  силами  пытаЯсь
уснуть. ‘транное состоЯние полусна, наконец, приходит, взрывы кажутсЯ глуше,
голоса чуть слышны.
     - ЋпЯть мину кинул.
     - Ќа парашюте зависла.
     - ’ак и висит на дереве?
     - ’ише, пацан ворочаетсЯ. € во сне, бедолага, подушкой ухо накрывает.
     Љто-то вошел с улицы, холод прошелсЯ по полу.
     - Љусок рванул ножом и ходу. Ѓери, ЊарусЯ, то трофейный подарочек тебе.
„етЯм рубашки сошьешь.

     €з  куска немецкого парашюта мать сшила наволочки.  Ќо сон наш не  стал
крепче:  виноват ли  холодный и  скользкий шелк,  а, может,  вечнаЯ  чернота
кровати над головой - не знаю...


        —еловек с Њалой земли

     ‚ойна   была  рЯдом,  за  горами.  ѓорела  и  днем,  и  ночью  красными
всполохами,  глухо рокотала  и рокоту  этому  порой жалобно и  тихо  вторили
струны гитары. “ходЯ с десантом, дЯдЯ ѓоги повесил ее на стену.
     - Џусть  висит. ‚ойна  кончитсЯ - зайду возьму, ну а  если что - памЯть
будет.
     Љогда  штурмом  взЯли  Ќовороссийск и  врага  погнали дальше,  бомбежки
прекратились. ‚ необычной тишине стоЯли душные сентЯбрьские ночи. ‘пали  еще
по довоенной привычке на полу, крепко и подолгу. Ћднажды за полночь разбудил
стук  в дверь.  Њать повозилась с  лампой-гильзой,  наконец,  она  зажглась,
закоптила. Ћткрыла дверь и комнату заполнил острый запах тола. ‚ошел человек
с черным лицом,  в  полутьме блестели лишь белки  глаз  и  зубы.  Ћн  что-то
говорил,  но слышались лишь непонЯтные  хриплые звуки.  ђванаЯ гимнастерка в
темных пЯтнах расстегнута, едва различима под нею матросскаЯ тельнЯшка.
     -  Њама,  это  дЯдЯ ѓоги,  - говорю Я.  —еловек часто  кивает  головой,
странно и пугающе  улыбаетсЯ.  ‘адитсЯ  к  столу,  что-то  объЯснЯет руками,
жестикулирует. Њать догадываетсЯ, находит и подает ему карандаш и бумагу.
     - "‚се ребЯта погибли, ЊенЯ контузило. €ду в 43-й госпиталь".
     - "ѓеоргий, оставайсЯ до утра".
     - "Ќет, Я пойду, не хочу детей пугать".
     Ћн все  времЯ  сам себе кивает, все так  же улыбаетсЯ, долго смотрит на
менЯ, поднимаетсЯ и  подходит  к гитаре. ‘нимает с гвоздЯ, проводит по грифу
черной ладонью,  гитара резко вскрикивает.  ‡атем он  осторожно вешает ее на
место и идет к двери.
     - Њожет, останешьсЯ,  ѓеоргий, куда ты в ночь, - тихо произносит  мать,
Ќо он не слышит, уходит.
     „олго лежу  с открытыми глазами, всматриваЯсь в темный силуэт гитары на
стене, вслушиваюсь в тишину: чудитсЯ, что струны чуть слышно звенЯт.
     - Њам, чего гитара сама поет?
     - ‘пи, то не гитара, то летает комар.


        Џали, пацан!
     ‚се ждали ее уже не один день, и все же она пришла неожиданно. Џобеда к
нам пришла  с  морЯ, оттуда на рассвете донеслась беспорЯдочнаЯ  стрельба, и
вмиг  люди  высыпали  во  дворы.  Ќебо  прочерчивали  трассирующие  очереди,
вспыхивали цветные ракеты. Ђ улицы уже заполнили босоногие мальчишки, все, и
Я в  том  числе, неслись  к морю,  безотчетный восторг мчал нас наперегонки.
‘квозь  черные  развалины  искрилась  огнЯми  бухта,  "охотники", тральщики,
торпедные катера - все, что стоЯло на рейде - все стрелЯло и ухало в небо. ‚
уцелевшем остове  санаторного корпуса полураздетые  морЯки  стоЯли в проемах
окон, что-то кричали, били длинными очередЯми из ЏЏ в густо-синее небо.
     - Џобеда! Џобеда! ђебЯтки, лови шоколад!
     ‘ балкона летели в мальчишескую толпу шоколад, галеты, сухари.
     - €ди, пацан, сюда, - кричал высокий и  худой человек в трусах, - давай
руку, вот  так, подтЯнулись! Ќа автомат, пали в честь Џобеды, пали, пацан! -
ЏрижимаЯ с силой к себе и автомат,  и менЯ, моим пальцем надавливал на курок
-и огненные строки вшивались в общее Яркое радостное шитье.
     - Џали, пацан! —тоб им ни дна ни покрышки, чтоб ты в первый и последний
раз палил! - высоким голосом кричал он мне в ухо.
     ...ѓорЯчаЯ каплЯ упала  и поползла по моей  шее.  џ  глЯнул вверх: небо
светлело, там  не было  ни тучки.  Ђ над горами  разгоралась  зарЯ. ‘трельба
затихала.


        Ѓисова нивира

     ‚ феврале сорок третьего немец стал бомбить и днем и ночью.  ‘ восходом
солнца   "ћнкерсы"  возникали  неслышными  точками  со  стороны  гор.  ’очки
разрастались в черных птиц. ЏоЯвлЯлсЯ и нарастал  вибрирующий гул.  ‚звывали
сирены,  резко,  с  визгом  начинали  бить  зенитки,   выплевываЯ  навстречу
пикировщикам белые хлопьЯ разрывов.
     ‚  мелкой  щели, вырытой под старой сливой, Я  сидел на  корточках. Џод
занемевшими ногами два кирпича, и нельзЯ пошевелитьсЯ: вокруг кирпичей вода.
‘ыраЯ глина  от  глухих ударов сыпалась  на голову и за шиворот.  Ќо никакаЯ
сила не могла менЯ вытащить наверх. –епенЯщий страх поЯвилсЯ после того днЯ,
когда одна из бомб  упала на кладбище. “било старуху  с  козою. ‚се пацаны с
улицы понеслись туда.
     ђазвороченный  скальный грунт  пахнул остро и  сыро, на тлеющих  ветках
держидерева повисло  что-то  розовое  и  тоже  пахло  -  сладко и  приторно.
Џовисшие  на  ветках  внутренности  виделись мне  теперь  с  началом  каждой
бомбежки,  непреодолимый  страх  держал  в  щели.  „аже  есть  не  хотелось.
Џриносили  еду  в  миске  -  Я  отталкивал,  пытались вытащить  наверх  -  Я
отбивалсЯ, орал и даже знакомого морЯка укусил за руку.
     - ЊарусЯ, пацан тут  загнетсЯ, увези куда-нибудь на времЯ,  в горы, что
ли. …сть где роднЯ? - спросил он у матери.
     - ‚ Џшаде роднЯ у нас.
     -  ќто в  сторону  ’уапсе?  ’ам  наш  госпиталь,  повезешь  с ранеными,
устроим...
     ‚ Џшаде тишина. Њолчаливо село, молчаливы сиреневые горы вокруг. †урчит
лишь небольшаЯ речка Џшада, пенитсЯ на каменистых перекатах. •ата бабы Љсени
стоит  рЯдом с  кавтебой. "Љавтеба" - небольшаЯ заводь с  зеленоватой водой.
ѓришка, мой троюродный дЯдЯ и ровесник, говорит, что там головни водЯтсЯ.
     - Ђ рыбу можно глушить, - говорю Я.
     - џк это?
     - Ѓомба упала в море, наглушила кефали, люди кошелками собирали.
     -  Ђ гранатой можно?  “ мэнэ  е. €  запал  к ней е. Џишлы в  сарай, там
сховал...
     €з-под слоЯ сгнившей соломы  ѓришка  извлек  черную рубчатую "лимонку".
’орчал запал с кольцом.
     - Ђ ты бросишь, не  спугаешьсЯ? - ѓришка недоверчиво ухмылЯетсЯ.  - ’ут
Якись усы, кажуть, отогнуть надо. ’с-с-с. ‹енька подглЯдуе. ‚от дурный...
     ‹енька, старший брат его, прошел за  стеной,  сквозь широкие щели виден
весь он  -  высокий,  сутулый, в латанных матросских  штанах,  в  засаленном
ватнике. —авкаЯ постолами по грЯзи, бормоча что-то, удалилсЯ...
     ‚ большой семье Џавличенко все его  зовут "дурный". –елыми днЯми  рубит
он в ущелье граб,  берест, дикую грушу. ‘тук топора терпеливо повторЯет эхо.
Џотом возит на телеге нарубленные жерди в село.
     -  Ќнно-о-о,  Љрасотка,  ннно-о-о,  трудЯщаЯ  моЯ,  - хрипло кричит  на
коричневую кобылку и размахивает кнутом.
     џ уже знаю, что кричит он страшным голосом просто так, когда въезжает в
село,  хочет  обратить  на себЯ  внимание. € кнутом  только  размахивает, не
стегает по костлЯвой спине  Љрасотки. Ћднажды вечером слышал, как он в сарае
с нею разговаривал.
     - ‰ишь,  йишь.  ЌамаЯлысЯ мы с тобою. ѓлЯ, бока  ще мокрые  у тэбэ. „ай
вытру... Њэни також жрать охота,  та нэма ничого. Њаты навить макухи не дае,
каже - не одному йисть треба. ’а хиба воны так робЯт, Як Я, га?
     Ѓаба ЉсенЯ тоже зовет его "дурный", вернее, не зовет, а кричит.  ‚ доме
у Џавличенко все  кричат,  как  будто глухие... Њного лет пройдет,  а все  в
нашей семье  будет жить понЯтнаЯ  нам лишь фраза-вопрос  "—то  кричишь,  как
пшадский?" Ѓудет мне вспоминатьсЯ ‹енька, синие глаза его, постоЯнный укор в
глубине их...
     -  Ђх ты,  бисова нивира, опЯть на  горище забравсЯ, опЯть сушку  йишь!
“звар с чого варыти будемо? - баба ЉсенЯ с кочергой в руке стоит у лестницы,
смотрит верх.
     ‘лазь, сатана!
     Ќи-и-и, бытысЯ будешь, не слизу...
     Ђ у лис кто пиде? ‘лазь!
     ‹енька   медленно,  опасливо   спускаетсЯ   по  ступенЯм.   Џрыгает   с
предпоследней и бежит,  пригнувшись, к калитке. Ѓаба  ЉсенЯ  успевает огреть
его по спине, тот взвывает. ’елега гремит по кочкам, ‹енька кричит матери во
двор:
     „ерешьсЯ, а мэнэ биты неможна, у грудЯх болыть у мэнэ!
     Ђга, Як робыть, так болыть, а Як жрать - усе проходить! - несетсЯ вслед
телеге...
     "‹имонку"  Я не  бросил, не успел. ’рогал,  щупал острые  усики,  когда
вдруг, как из-под земли, вырос усатый красноармеец.
     ‘топ, хлопчики, давай сюда  игрушку и пошли к мамкам, -  цепкие  пальцы
прищемили наши уши. ’ак, как щенков, и привел нас к хате... ѓришке досталось
вожжами, а мне от матери - ореховой лозиной...
     ‹еньке  доставалось часто. ’о "робыть" не хочет,  говорит, что болит  у
него внутри, а то вдруг совсем по другой причине.
     - Њамка, купы мэни кустюм, женитьсЯ буду.
     - ’ю,