ыла   обширной  и
предполагала  проведение более  ста  полетов на  двух  самолетах.  Ќа  одном
проводились   испытаниЯ   вооружениЯ,   а   на  втором  определЯлись  летные
характеристики.   ‘роки   проведениЯ   испытаний  были  сжатыми,   и  полеты
проводились  почти каждый день,  если позволЯла погода. ‘ самого начала этих
испытаний  Я   был  поставлен  в   условиЯ,  когда  о  нормальной  обработке
осциллограмм  говорить  не приходилось.  ‚се,  чему  Я  научилсЯ  в  ‹€€  за
несколько лет до этого, пришлось забыть. Њы были приучены к тому, что нельзЯ
выпускать машину в новый полет, пока ты не убедилсЯ, что в предыдущем полете
все системы самолета  работали нормально,  то  есть, пока ты  не обработаешь
предыдущий полет полностью и не осмыслишь  его результаты. ќто было правило,
написанное кровью  многих летчиков-испытателей. ‚ их работе так много риска,
что добавлЯть  к  нему  риск от твоей небрежности  или легкомыслиЯ  было  бы
просто преступно.  Љогда  ты  увидишь  десЯтки надгробных  плит  на  могилах
летчиков-испытателей в Ѓыково, прочтешь даты их рождениЯ и смерти и поймешь,
что тут нашли покой люди из авангарда технического прогресса, цвет нации, то
ты сделаешь все, чтобы не быть причастным к смерти их еще живых товарищей.
     ‘реднЯЯ продолжительность жизни летчика-испытателЯ в ‘‘‘ђ 42 года.
     ‡а тринадцать лет, в течение которых Я занималсЯ летными испытаниЯми, в
‹€€ погибли ѓарнаев, ѓудков, Џодхалюзин, ђыбиков,  Ѓогородский,  Џокровский.
ќтих людей Я знал, Я обсуждал с ними полетные заданиЯ, выслушивал их мнениЯ,
прислушивалсЯ  к их замечаниЯм. €х авторитет был непререкаемым, потому что в
небе они могли делать все и  знали  самолеты  лучше всех. €х берегли, с ними
никогда  не  ругались техники, длЯ которых  не было человека,  с которым они
побоЯлись  бы  поспорить, их  не отвлекали  мелочными проблемами, им  давали
сосредоточитьсЯ на выполнении их тЯжелой работы.
     “  военных  тоже  берегли  летчиков.  Ќо  там  были  и  другие моменты.
€нформативнаЯ ценность результатов войсковых испытаний была всегда ниже, чем
у промышленников. €нформациЯ, которую промышленники получали в трех полетах,
военные  снимали с десЯти. €х  программы  поражали  количеством  полетов.  €
объЯснЯлось это просто - деньги на испытаниЯ и премию их участникам выделЯли
по числу полетов, заложенному  в  программе.  ђади  завышениЯ  числа полетов
военные закладывали  дублирование полетных заданий, незначительные изменениЯ
высот или скоростей  полета  и  шли на  другие  ухищрениЯ. Ћт числа  полетов
зависела добавка  к зарплате у  всех военных, занЯтых в  этой программе - от
командира  части,  ведущего инженера,  летчиков до  прибористов  и  техников
самолетов. Ќам, промышленникам, конечно, никто ничего не доплачивал.
     Ќо был в этой  схеме один недостаток -  сроки испытаний назначало более
высокое  начальство,  спорить  с  которым  было  затруднительно  или  вообще
невозможно. Џоэтому  максимальное число полетов имело хотЯ и большой, но все
же  предел,  который выходил за разумный, но  позволЯл  при хорошей погоде и
исправной технике  с  напрЯжением  втиснутьсЯ в указанные сроки. Ђ  в  сроки
влезть надо было обЯзательно, иначе премии не давали...

     Њое  рабочее  место - это комната  в бараке,  который стоит  в двухстах
метрах от взлетной полосы. „нем тут работают жены офицеров - им нашли работу
техников-расчетчиков.  Ћни  расписывают  осциллограммы,  расшифровывают  их,
ведут обработку летных характеристик и готовЯт материалы длЯ сводного отчета
по  испытаниЯм. €наче премии не получить. ‘амолеты еще летают,  программа не
выполнена и на двадцать процентов, но победный отчет уже пишетсЯ...
     ‘тены комнаты  расчетчиков уставлены  стеллажами с коробками.  ‚ каждой
коробке  -  осциллограммы  одного  полета. Ќа столах - альбомы, справочники,
таблицы, графики  характеристик,  лекала,  тарировки  -  все, что  нужно длЯ
работы. Ђ лучшее времЯ длЯ  работы - после работы. ‚се женщины уходЯт домой,
жара спадает, в надоевшую гостиницу итти не хочетсЯ, можно курить, размышлЯЯ
над графиками, просматривать осциллограммы,  вести  расчеты. € только  когда
дежурный офицер, обходЯ все помещениЯ и выключаЯ в них свет, не скажет тебе,
что  уже пора, ты отрываешьсЯ от стола,  выходишь через  проходную в  черную
ночную  степь и идешь  пешком до  своей  гостиницы, светЯщиесЯ окна  которой
ведут тебЯ, как маЯки.
     џ  не  успевал. Ќачав обработку по классической схеме ‹€€, Я тратил  на
каждый   полет  меньше  двух  дней,  но  через  месЯц  обнаружил,  что   еще
необработанных полетов  было  в три раза  больше,  и  количество коробок  со
свежими необработанными полетами только увеличиваетсЯ.  ‚начале Я решил, что
обрабатывать все полеты подрЯд нерационально.  џ  стал выбирать  по полетным
заданиЯм те из полетов, которые не повторЯли предыдущие, и могли сказать мне
что-то новое о  двигателе .  Ќо это  помогло  слабо. џ не мог сказать самому
себе, в каком состоЯнии находитсЯ наш двигатель на момент последнего полета.
џ  чувствовал, что терЯю контроль  над ситуацией. Љ тому времени у  менЯ уже
был достаточный опыт, чтобы  по одному виду осциллограмм сказать, нормальным
ли был полет. џ решил сделать так. Џолучив осциллограммы  последнего полета,
Я  просматривал  их   от   начала  до   конца  и,  убедившись,   что  ничего
настораживающего  в  них  нет,  возвращалсЯ  к нормальной  обработке полета,
который  был   совершен  много   дней  назад.  џ  еще  пыталсЯ  работать  по
классической системе, уже  догадываЯсь, что  когда  мы имеем  дело  с нашими
военными о классике можно забыть навсегда.
     †аловатьсЯ  было некому.  Џередо мной была  машина, котораЯ  не внимала
никаким  разумным  доводам. ‘вЯзь в  “фой  была ненадежной и  мое начальство
ничем помочь мне не  могло. џ плыл по течению с ощущением, что впереди могут
быть пороги...
     ‚ этот вечер Я взЯл коробки с осциллограммами трех последних полетов.
     Ќакануне испортилась погода, пошел  дождь, низкие  облака  затЯнули все
небо,  полеты на завтра отменили. Њне  это было наруку. џ решил поковырЯтьсЯ
...
     Џоследний  полет.  ‚ысота - один километр. ’ри разгона до скорости 1100
км/час. Њедленно кручу  рулон. ‘мотрю на  замысловатое переплетение шлейфов.
‡амечаю что-то  непривычное,  что-то не так должно  быть. Ђ, так  это  шлейф
диаметра  сопла  скачком  ушел  на  больший диаметр.  Ќебольшой скачок,  как
клевок, ступенька,  почти  незаметнаЯ. Љручу дальше.  ‚  следующем разгоне -
опЯть  клевок, и  опЯть  в сторону увеличениЯ диаметра сопла. ‘транно и пока
непонЯтно. „иаметр должен быть постоЯнным. Џросмотрел всю пленку до конца. ‚
этом полете только  два  скачка.  Љогда же  это началось? ‘мотрю  предыдущий
полет.  ‚ысота - три километра. …сть один  скачок. ‘удЯ по ординате шлейфа -
миллиметра  на два  прыгнул. Ќи  фига себе!  Ђ что  же творитсЯ  с альфой  -
коэффициентом избытка воздуха?  ЏроверЯю все  полеты подрЯд,  идЯ  назад, от
последнего. Ќет, больше  клевков  нет. ‹адно,  значит , это случилось только
вчера. ’еперь надо думать, что делать.
     ‘истема регулированиЯ двигателЯ устроена  так,  что  на  форсаже подача
топлива   увеличиваетсЯ,  если  увеличиваетсЯ  диаметр   сопла.  Њожно   так
"раскрыть" сопло,  что регулЯтор просто зальет камеру керосином, увеличеннаЯ
подача  топлива  сожжет  все  внутренности  камеры  или  створки  сопла.  ‡а
диаметром  сопла  следЯт  строго.  „ругое  дело,  что  выпущенный  с  завода
двигатель должен "держать" свой диаметр  весь ресурс, иначе  будет считатьсЯ
некондиционным. Љак же быть?  …сли не проверить сопло и не установить нужный
диаметр, то это  грозит поломкой  двигателЯ, а может быть, и  самолета. …сли
сделать регулировку, то в отчете по испытаниЯм этот факт найдет отражение  и
нашему ЋЉЃ укажут на  недоработку. € так ,  и так плохо. ’огда надо выбирать
из двух  зол. ‡автра  полетов не будет. џ  успею сосчитать альфу, проверить,
как велики размеры бедствиЯ.
     ‚  ‹€€  в подобной  ситуации  даже вопроса  бы  не возникло  -  тут  же
поставили бы самолет на прикол и  начали искать причину  неполадки, а  после
этого нашли бы способ  ее устранить. ‚ нашем случае о подобном можно  было и
не мечтать, но попробовать надо было - ведь дело могло зайти далеко.
     џ жил в одном номере с нашим механиком ‚асилием Њалаховичем ‘амсоненко.
ќто  был   пожилой   белорус,   относЯщийсЯ   к   своему   делу   с  большой
ответственностью. Њы обсудили ситуацию  и решили  сделать регулировку сопла,
но  постаратьсЯ  сделать  ее  так, чтобы  военные  об этом  не  знали.  ‚есь
следующий день, дождливый и ветренный, Я сидел, как проклЯтый и считал альфу
в последнем  полете. Љ вечеру  у менЯ поЯвились  цифры 1.02...1.05. ќто было
плохо. Џо техническим условиЯм эта цифра должна быть не менее 1.05. Ђ у менЯ
несколько точек были с 1.00, то  есть, вообще ни молекулы свободного воздуха
не оставалось! ‚есь сгорел! ‚о  всех  предыдущих полетах,  которые  Я  успел
обработать, альфа была в норме. Ђ если диаметр будет увеличиватьсЯ и дальше,
то ничего хорошего длЯ форсажной камеры это не предвещает...
     Њалахович ждал менЯ. Њы были заговорщиками. Ќам нужен  был вечер, когда
все разойдутсЯ по домам. ‘амолет загнали в ангар по непогоде. “ ангара стоЯл
часовой, с которым Њалахович нашел общий Язык. Ћн наболтал ему с три короба,
и тот  пропустил нас вовнутрь.  Њы взЯли  с собой  тЯжеленное пневматическое
приспособление  "паук",  подсоединили  его  к  воздушной  сети  и  проверили
диаметры сопла на всех режимах. Ћни отличались от формулЯрных. Њы привели их
в норму. ‘  помощью фонарЯ  мы внимательно  осмотрели внутренние поверхности
форсажной камеры.  ‚се  было на месте, никаких прогаров или короблений мы не
обнаружили.  ќто было все, что мы могли сделать. Њы понимали, что боремсЯ со
следствием.  ЉакаЯ-то  неизвестнаЯ причина заставлЯла силовые цилиндры сопла
менЯть диаметры. Џо всем правилам надо было остановить испытаниЯ и устранить
неисправность. „лЯ  этого на  первом этапе  нужно было  разрешение  ведущего
инженера по испытаниЯм.
     Ђ ведущим инженером на этих испытаниЯх был подполковник Љачалкин. Џочти
легендарнаЯ  личность.  Љандидат  технических  наук,  неплохой  инженер,  но
обладатель  совершенно  невыносимого характера.  „о  встречи  с  ним  Я  был
наслышан  о нем от  ћры  Ђлексеева,  начальника бригады  форсажных  камер  и
реактивных сопел  нашего  ЋЉЃ. “ него  был давний  и  богатый опыт общениЯ с
Љачалкиным. Ћни были своего  рода коллегами -  Љачалкин специализировалсЯ на
вибрационном горении в форсажных камерах и Ђлексеев, кажетсЯ, писал отзыв на
его  кандидатскую  диссертацию.  “  Љачалкина  было  хобби  - ему доставлЯло
какое-то садистское удовольствие находить  дефекты  в форсажных камерах всех
отечественных   двигателей.  ‡а  времЯ  нашего  общениЯ   на  испытаниЯх  он
рассказывал  мне  множество историй о  том, как он  ловко и умело  заваливал
промышленников   с  их  "идиотскими   конструкциЯми".  Џри  этом   его  лицо
ощеривалось в гнусной ухмылке,  он  шумно потирал руки,  а его большой и без
того тонкий нос еще  больше истончалсЯ  и ноздри  нервно  дергались.  “ менЯ
вообще было много  случаев узнать  о Љачалкине подробнее из  его собственных
рассказов  о себе. ЏользуЯсь разницей в  нашем  возрасте, он считал уместным
поучать  менЯ  во всем  -  от  того,  как  надо  считать  высотно-скоростные
характеристики  до  того,  как надо  вести себЯ  с женой  и начальством. Њне
запомнилось, как  он  рассказывал,  что однажды, поругавшись с  женой  из-за
места в  комнате, где должен был стоЯть только что купленный телевизор и  не
сумев настоЯть на своем, он в Ярости схватил несчастный телевизор и выбросил
его в окно на улицу. ‹адно, что никого не убил ...
     ‚ибрационное сгорание  топлива в  форсажных камерах - это  была тема, о
которой  Љачалкин мог говорить бесконечно. …му не нужен  был собеседник, ему
нужен был слушатель. Ћн вещал, как глухарь на току. “ него все делали все не
так, как это надо было делать. € все это  происходит  только потому,  что не
слушают его, Љачалкина, рекомендаций.  Ќаш новый двигатель был длЯ Љачалкина
свежей пищей и объектом его предполагаемой критики. Џоскольку он считал себЯ
большим  специалистом  в  форсажных делах,  он  с  порога  заЯвил  мне,  что
обЯзательно  найдет  в  нашей форсажной камере конструктивный дефект. Ќо как
назло, двигатель вел себЯ пока  нормально и  не давал  Љачалкину  повода длЯ
злорадства.
     Ќа  результаты моих  расчетов  Љачалкин  смотрел недоверчиво. “знав  от
менЯ, что двигатель  работает на альфе 1.02,  Љачалкин просто  не мог в  это
поверить.  Ћн  проверил мои расчеты и не нашел в них  ошибки. Ћн внимательно
осмотрел все детали  форсажной камеры  на  самолете  и  не  нашел  ни одного
прогара или трещины.  …му просто не было к чему придратьсЯ. Ћт  этого у него
портилось настроение.
     Љогда  Я рассказал  Љачалкину  о замеченном  странном  поведении шлейфа
диаметра  сопла,  его  реакциЯ поначалу  была  нормальной и  адекватной.  Ћн
спросил  менЯ,  что  Я предполагаю делать.  Ќо  когда  Я  сказал,  что  надо
остановитьсЯ, вызвать из “фы  наших специалистов - форсажников, автоматчиков
и электриков  - и начать искать  и  устранЯть причину  дефекта,  наш ведущий
разволновалсЯ:
     ’ы соображаешь, что ты предлагаешь? —ерез три недели  нам надо положить
на  стол начальству  отчет об испытаниЯх, а  нам еще около  тридцати полетов
надо сделать! ‚идишь, какаЯ погода стоит? Ђ надо успеть! Љогда твои спецы из
“фы смогут приехать? Ћни, небось сейчас все в отпусках,  на плЯжах  жарЯтсЯ,
поди выковырЯй  их оттуда!  €  сколько времени  Я могу их  ждать? Ђ  сколько
времени они провозЯтсЯ с этим диаметром? Ќет, Я так не могу...
     Ђнатолий €ваныч! ’ы  же понимаешь, чем  это может кончитьсЯ  - прогорит
камера или сопло.
     Ђ сейчас твоЯ камера цела?
     Џока цела, но случитьсЯ это может в любом полете.
     ‚от и будем летать, пока не сгорит!

     џ его понимал. ‘  одной стороны, ему было  важно закончить  испытаниЯ в
срок, чтобы все, и он сам, получили премию, и он  записал бы на свой  баланс
еще  одно  проведенное сложное  испытание. ‘  другой, ему  хотелось,  как он
обещал, найти  в  нашем  движке  какой-нибудь  дефект, но такой,  который не
помешал бы успешному завершению этих испытаний. Џрогар камеры или коробление
створок сопла были из этого  разрЯда. “ менЯ больше не было аргументов. џ не
мог утверждать, что  безобидные на взглЯд клевки шлейфа обЯзательно приведут
к аварии. Њне даже не была  Ясна  причина их возникновениЯ.  Џоднимать шум и
настаивать на остановке испытаний у менЯ  не было достаточных оснований. „а,
были опасениЯ, но была и надежда,  что все не так  страшно, что новаЯ камера
хорошо "держит" богатую топливную смесь и что  все обойдетсЯ. Ќам оставалось
только  ждать,  как  будут  развиватьсЯ  событиЯ.  Њы  с  Њалаховичем решили
тщательно  следить за форсажной камерой и при каждом удобном  случае вводить
диаметр сопла в норму.
     €з-за непогоды полетов не было несколько дней. Џрограмма испытаний была
под угрозой срыва. Ђ как только погода установилась, началась такаЯ чехарда,
что  на  летные  испытаниЯ  стало совершенно  не похоже.  ‘корее на эстафету
30х100 метров. ‚се было подчинено только одной цели - любой  ценой совершить
запланированное число полетов. —исто  полетное времЯ колебалось от 20 до  45
минут в зависимости от высоты  полета. ‘нЯтие осциллографов, установка новых
с чистыми лентами и заправка топливом - это еще  минут 20.  Ћсмотр двигателЯ
после  полета   Њалахович  успевал   делать  в  процессе  заправки.   ’олько
топливозаправщик  успевает отъехать от самолета, как  подкатывает автобус  с
очередным летчиком. Ћн  уже  не  осматривает самолет,  как  это положено  по
инструкции. ‹етчик бросает взглЯд на техника, тот молча кивает головой, мол,
все  в порЯдке. ‹етчик  расписываетсЯ в журнале приемки самолета, взбираетсЯ
по стремЯнке в  кабину, техник помогает ему устроитьсЯ поудобнее, застегнуть
привЯзные ремни, вынимает предохранительную чеку с  рукоЯтки катапульты, оба
они  запускают еще  не остывший после предыдущего полета  двигатель,  техник
сползает  со  стремЯнки,  убирает  стремЯнку  от самолета,  летчик закрывает
фонарь кабины, запрашивает  по радио разрешение на рулежку и наш горбун, как
сдерживающий  свою силу  атлет, медленно подбираетсЯ  к  стартовой  черте на
взлетной полосе. —ерез две  минуты он пулей проноситсЯ по бетонке и уноситсЯ
в голубую даль.  €  так  -  по нескольку раз в день.  Ѓывали дни, когда  наш
самолет делал по шесть полетов в день!
     есть  полетов в день на экспериментальном самолете - такое  могли себе
позволить  только  наши военные!  ЋсциллографнаЯ  пленка,  эта  фотобумажнаЯ
лента, имеет стандартную  длину 50 метров.  Џосле полета  ее надо проЯвить и
высушить. Љаждый полет - это 3 рулона пленки, 150 метров. Џосле проЯвлениЯ в
проЯвочной   машине  пленка  развешиваетсЯ,  как   сохнущее  белье.  Љомнаты
прибористов были не  маленькие,  но вскоре они  стали напоминать гарнизонную
прачечную, где  сохло нижнее  белье кавалерийского полка  в его банный день.
—тобы  как-то  выйти из  этого положениЯ прибористы решили использовать одну
заправку пленки на два полета. ќто было возможно, когда по полетному заданию
шли полеты на малых высотах, и времЯ пребываниЯ в воздухе было небольшим. Ќо
когда  стали летать  по шесть раз  в  день,  это  уже  не  помогало  и наших
прибористов хватил кондрат.  Ћни  впали  в невменЯемость и  просто перестали
проЯвлЯть  пленки. ‡арЯжать их  они  еще  продолжали.  Њы  летали "вслепую".
Љилометры нерасписанных и не готовых к обработке  пленок  лежали внавал,  их
девственнаЯ  чистота  сводила с  ума,  разобратьсЯ  в  этом бардаке не  было
никакой возможности.
     Ђ потом произошло следующее...
     Џолковник ђЯбий, летчик-испытатель 1-го класса, круглолицый симпатичный
здоровЯк,  внушающий расположение  с  первого  взглЯда,  вырулил  на  старт,
выпустил закрылки, выровнЯл горбатого по взлетному курсу и запросил по радио
разрешение на взлет у руководителЯ  полетов. Џолучив  его, он перевел сектор
газа на полный форсаж, отпустил тормоза, и горбатый резво пошел в разгон.
     “ летчика на взлете работы хватает. ‚ начале разгона, пока скорость еще
мала  и воздушные рули  работают плохо,  он удерживает  самолет  на взлетном
курсе, подтормаживаЯ то левое, то  правое колесо основных стоек шасси, и его
взглЯд  устремлен на  взлетную полосу. Ќо  еще он посматривает на  приборную
доску -  все ли  в порЯдке с  двигателем, в нужном ли темпе растет скорость.
„лЯ  менЯ до сих пор загадка,  как он смог  определить, что горбатый вот-вот
взорветсЯ.  Њожет быть, он  успел посмотреть в зеркало заднего вида, которое
было укреплено у  него над головой на наружной стороне фонарЯ и заметить дым
или пламЯ  в  реактивной  струе  -  не знаю,  но  в  моей памЯти он  осталсЯ
обладателем  удивительной реакции, спасительной сообразительности и  редкого
везениЯ.
     ‘амолет уже оторвал от земли носовое  колесо  и  скорость превышала 300
км/час, когда руководитель полетов услыхал спокойный голос ђЯбиЯ:
     Љатапультируюсь!
     “ него не было времени сказать  больше,  и ђЏ  это понимал. Ќа горбатом
Њиѓе сидение  пилота  было  приспособлено  длЯ  катапультированиЯ с земли, и
ђЯбиЯ выбросило из  кабины  метров на  20 вверх. ‚ то же  мгновение  самолет
разнесло  на куски от мощного  взрыва. —етыре тонны нерастраченного  топлива
огненной лавиной растеклись по бетонной полосе. Ћблако черно-желтого пламени
рванулось вверх. Љогда парашют раскрылсЯ,  ђЯбий  понЯл, что он опускаетсЯ в
бушующий  огонь. Љупол  его парашюта сгорел, и на землю  ђЯбий упал,  словно
спрыгнул с крыши. ‚озможно, он еще в воздухе сориентировалсЯ и решил, как он
будет вести себЯ  в  пламени. € хотЯ он обгорел, но сумел выбратьсЯ из огнЯ.
Љак  ему  это  удалось -  один  бог  знает.  Џожарные нашли  его  лежащим  в
нескольких метрах от огнЯ. …го тут же отправили в госпиталь, где он пролежал
несколько  недель и  его даже не  вызывали свидетельствовать в  комиссию  по
расследованию  причин этой аварии.  Ѓольше Я его не встречал, но слышал, что
врачи разрешили ему летать. „ай бог ему всего лучшего!
     Џосле этого случаЯ  программу испытаний закрыли. ђасследование  военные
проводили сами.  Њы с  Њалаховичем уехали  домой и  нас даже не  привлекли к
участию  в комиссии.  Ћчевидно, Љачалкин  ничего  не сказал про  этот чертов
шлейф. €наче ему могло здорово влететь. Љак ведущий инженер по испытаниЯм он
нес  ответственность  за  безопасность  полетов.  …сли  бы ђЯбию  не удалось
остатьсЯ в  живых, то последствиЯ этой аварии могли быть гораздо  серьезнее.
„ело  могло дойти  до  понижениЯ в должности  или  более  того.  Ќа этот раз
Љачалкину просто врезали выговор. ЏремиЯ накрылась.
     Ђ  Я долго пыталсЯ понЯть, почему произошел  взрыв. ‚зорвалось топливо.
‡начит, был его  контакт с открытым  пламенем.  ЏламЯ  могло  быть  только в
двигателе,  в его камерах сгораниЯ -  основной и форсажной.  Ќо  из основной
камеры  с  ее сравнительно  низкой температурой и  хорошей  защитой  в  виде
жаровых труб  и корпуса, где много холодного воздуха, огню вырватьсЯ тЯжело.
Ђ в форсажной  камере, где температурнаЯ напрЯженность очень высока и случаи
прогаров не так уж редки, Язык пламени мог вырватьсЯ  и гулЯть по мотоотсеку
в непосредственной близости от топливных баков. Ќо даже перед этим последним
взлетом при осмотре мы не заметили прогаров. ‡начит, все случилось в течение
этих 10 секунд на взлете - кинжал пламени добралсЯ до топливного бака...
     ѓорбатый  Њиѓ в серию не  пошел. ‚последствии дополнительный  топливный
бак уменьшили до 600 литров, горб почти пропал. ’акой Њиѓ летал еще долго.

     ----------------------------------------

     ЏеснЯ инженеров-испытателей
     (Ќа мотив "Љожанные куртки, брошенные в угол...")

     Њанит нас с тобою
     Ќебо голубое ‘четною линейкой
     ‘корость, самолеты Ќатерты мозоли ѓордые красавцы
     ѓрохот форсажа ѓрафиков навалом Ќаши самолеты
     ‘еверные вьюги „аже под столом Њощью элегантной
     Џолигон на юге —тобы через годы „ышит ваша стать
     ’руднаЯ работа € о нас с тобою ѓрешны инженеры
     Ќочи в поездах ‹юди за штурвалом ‡ависть сердце гложет
     ‚спомнили добром „о чего же сильно
     •очетсЯ летать
     Љончим испытаньЯ
     ЉончитсЯ дорога
     ‘Ядут самолеты
     ‘танут поезда
     ‚стретЯт нас с тобою
     †ены на пороге
     ‚лажные налеты
     ‚ ласковых глазах

     -------------------------------------


        ЏђЋ”…‘‘Ћђ ђЂ•ЊЂЌЋ‚€—

     Љурс теории  реактивных двигателей  нам читал профессор ђахманович.  Ћн
был самой загадочной  фигурой преподавательского состава нашего авиационного
института. ‘ам о себе он никогда ничего не рассказывал, но за времЯ учебы по
отрывочным,  эпизодическим  высказываниЯм  других  преподавателей мы  смогли
составить  о  нем  представление.   Џозже  это   представление   пополнилось
рассказами старших коллег на работе и друзей, работавших с ним в институте.
     Ћн оказалсЯ в нашем городе не по своей воле. „о войны он жил в Њоскве и
работал в –€ЂЊе - научном центре советского авиадвигателестроениЯ. “же тогда
он  был  классным  специалистом  -  недаром его вкючили  в состав  советской
делегации, котораЯ вела в Ђмерике переговоры о поставках в ‘‘‘ђ американской
боевой  техники по  ленд-лизу. ‘пустЯ  много  лет  Я встречал в –€ЂЊе людей,
которые помнили нашего профессора.
     Џосле  войны  он продолжал работать в  –€ЂЊе.  Ќо в 1948 году  в Њоскву
приехала ѓолда  Њеир.  ‚идимо, она  знала  нашего профессора с еще довоенных
времен. Ћна  предложила ему  какой-то высокий пост в только что образованном
€зраиле.  џ не знаю, что ответил ей ђахманович. „умаю, что согласилсЯ, иначе
трудно  объЯснить то,  что  последовало  за  этим. …го  уволили  с работы  и
отправили  в “фу. ’ам ему дали кафедру теории  двигателей в нашем итституте.
…му еще сравнительно  повезло - могли  ведь  и на Љолыму заслать. Џрофессору
дали квартиру, но  его  семьЯ к нему  не приехала.  †ена и  дети по каким-то
причинам остались в Њоскве. ‘ тех пор он безвыездно жил в “фе. ‚озможно, что
он был под наблюдением у ЉѓЃ. Ћн вел жизнь отшельника. Ћчевидно, он встретил
в  жизни   много  зла   и  несправедливости.  …го   собственнаЯ  жизнь  была
исковеркана, планы разрушены, семьЯ разбита...
     ‘вой протест он выражал по-своему. Ћн перестал вести научную работу, не
принимал  участиЯ  в  научных семинарах  и  конференциЯх,  не  интересовалсЯ
общественной  жизнью  института.  Ќо  он  не  мог себе позволить отстать  от
мировой  технической  мысли.  ‘екретарь  его кафедры,  преданнаЯ  ему  ‚алЯ,
говорила  нам,  что  он  тратит  много  денег на  разнообразную  техническую
литературу.  „аже   во  времЯ  экзаменов  у  него  на  столе  лежала  стопка
авиационных журналов, которые он просматривал, пока мы готовили свои ответы.
     џ  не  знаю,  как он справлЯлсЯ с  домашними проблемами, как он стирал,
готовил еду, убиралсЯ в квартире. ‚се знали, что женщины у него не было.
     ‡начит, как-то справлЯлсЯ сам.
     “ него была внешность  технического  интеллигента старых времен,  седые
вьющиесЯ  волосы  и  небольшаЯ  аккуратнаЯ  лысина, котораЯ  не  портила его
внешности. Ћдет он был всегда  безукоризненно - хорошо пошитый и отглаженный
костюм,  ослепительно белаЯ рубаха и непременный галстук, без которого мы не
видели его ни разу.
     …го манеры были  манерами  человека из прошлого,  которые  в наше времЯ
выглЯдели  старомодными,  но  симпатичными. Ћн  приподнимал шлЯпу  и  слегка
кланЯлсЯ, приветствуЯ на улице знакомого. Љ  девчонкам, нашим одгокурсницам,
он относилсЯ как  к взрослым  женщинам  и был  с ними  хоть и  холодным,  но
кавалером. Њы чувствовали, что эти манеры у него в крови, если не в генах.
     ‘вои лекции он читал увлекательно. “ него не было их конспектов. ‚ руке
он держал  небольшую  записную книжку, в которую изредка  посматривал сквозь
очки  -  очевидно,  там  были  тезисы  и  цифровые  данные.  Ћн  рассказывал
увлеченно,  часто  забываЯ  об аудитории,  подчинЯЯсь  логике доказательств,
рисовал мелом на доске схемы, выводил уравнениЯ  и увлекал нас  за собой. Ћт
него мы узнали, что на свете слишком мало простых вещей. Ћн показывал нам на
множестве примеров, что  техническое решение -  это всегда компромисс  между
множеством  возможных вариантов,  каждый из которых по-своему хорош и так же
по-своему плох. Ћн учил нас учитывать их все.
     „олгое  времЯ  он был единственным  профессором  в  нашем институте.  €
незаменимым. …го авторитет был безоговорочным. Ќикто -  ни декан факультета,
ни  студенческий  профсоюз, ни  директор  института -  не  мог изменить  его
мнениЯ.  Џостепенно  он   всех  приучил  к   мысли,  что  его  точка  зрениЯ
окончательнаЯ.
     Ћн приходил в  институт только  на свои лекции, после которых некоторое
времЯ проводил с работниками своей кафедры. Ќикогда не пользовалсЯ городским
транспортом и ходил  пешком. Њы  часто  видели, как  он  идет  своей дорогой
домой, не торопЯсь, заложив руки за спину и о чем-то размышлЯЯ.
     Ћн не  завел себе  друзей, хотЯ многие  достойные  преподаватели нашего
института были не прочь стать  его друзьЯми. ‘о всеми коллегами он  держалсЯ
одинаково корректно, не  выделЯЯ никого, никогда  его имЯ не  фигурировало в
институтских  сплетнЯх и интригах. Ћбиженный судьбой, он не ожидал от людей,
его окружавших, ничего хорошего, но никогда не был агрессивным.
     Ћн никогда не заигрывал с аудиторией, мол, Я - ваш, ребЯта, чем грешили
некоторые  наши  преподаватели. Ћн  провел между  собой и  всеми  остальными
невидимую черту, переступить которую не позволил никому.
     …го  остроты,  вызванные нашим  поведением, и  доходЯщие  до  сарказма,
запоминались надолго. Ћднажды на его экзамен наша однокурсница принесла свои
конспекты. Џосле того, как все разобрали свои билеты, сели за столы и  стали
готовить ответы,  он  заметил,  что  она  сидит на  своих конспектах.  †елаЯ
поймать ее с  поличным,  он  долго  ходил  по аудитории,  косЯ глазами  в ее
сторону, но та все не решалась воспользоватьсЯ своими конспектами  и  что-то
писала в своих бумагах на столе. Ќаконец, ђахманович не выдержал и сказал:
     - Ћдного Я  никак понЯть не могу - как это у вас  оттуда все  в  голову
переходит?
     ‘туденту, вещавшему прописную истину, он сказал:
     - Ќу, голубчик, вот если бы вы сказали это раньше ѓаллилеЯ...
     ‚идЯ, как студент судорожно ищет нужную шпаргалку во внутреннем кармане
своего пиджака, он обратилсЯ к аудитории:
     - ‘мотрите, как он возитсЯ со своим сюртуком!
     …го шутки  никогда не были оскорбительны, но попасть на его острый Язык
не  хотел  никто.  €ногда  он  выдавал  афоризмы,  которые нам казались  или
спорными, или  заумными,  но  спустЯ много лет ты вспоминал о них и понимал,
что они - истина. ’ак, однажды он сказал:
     - ‡апомните, нет двигателей плохих или хороших! …сть двигатели уместные
и неуместные!
     € верно сказал.
     ‚се знали, что  он играет  на скрипке.  Ћднажды на  полу  институтского
коридора мы нашли его  записную книжку, испещренную нотами. ‚озможно,  он  и
сочинЯл музыку. ‡ачем было переписывать ноты известных мелодий?
     Ћн был объективен и беспристрастен.  Ђльфису ‘адыкову, парню  из глухой
башкирской деревни без  электричества,  который в школе не учил  иностранный
Язык,  потому что не  было в деревне  учителЯ,  попавшему в  наш институт по
льготной  квоте  национальных  кадров,  не  имевшему  теоретических   шансов
получить диплом,  но обладавшему ломоносовской  жаждой знаний, наш профессор
поставил "отлично" на последней экзаменационной сессии.
     Ќа выпускные вечера  ђахманович не ходил, но на наш  выпускной вечер он
почему-то  ЯвилсЯ.  Џосле  раздачи  дипломов все прошли в спортзал,где  были
расставлены  столы с  угощеньем.  Ќам  было разрешено  принести с  собой  по
бутылке  крепленного вина на брата. Џрофессор скромно  сидел у дальней стены
зала под баскетбольным щитом. Ћн сидел среди других преподавателей, но когда
вино было разлито по бокалам и произнесен первый тост, в очередь чокнутьсЯ с
профессором ђахмановичем выстроилсЯ весь наш курс. Ћн, беднЯга,  стоЯл минут
десЯть с бокалом в поднЯтой руке и говорил каждому из нас:
     - ‡доровьЯ и успехов!
     € каждый из  нас, глЯдЯ в его  мудрые голубые глаза,  увидел в них море
доброты, которому так и не суждено было выплеснутьсЯ наружу...
     ‘  тех пор Я встречал  его изредка,  лишь тогда, когда  консультируемые
мною  студенты  защищали свои  дипломные  проекты, а  он  сидел в комиссии и
задавал им вопросы.
     ‡а   несколько  лет  до  смерти   у   него  поЯвились   признаки  мании
преследованиЯ. Њои товарищи, работавшие с ним в институте, рассказывали, что
он стал подозрительным и мнительным. Ћн мог прервать разговор с собеседником
и спросить, нет ли у него портативного магнитофона и  не записывает ли он их
разговор.  Ћн стал нерЯшливым и мог не притти на  свою лекцию. Ћн никогда не
жаловалсЯ на свое  здоровье и  никому не досаждал  своими болЯчками.  Ђ  они
навернЯка у него были.
     …го смерть была такой же загадочной,  как  и всЯ его жизнь.  Ћн  умер в
своей квартире, но  об этом долго никто  не знал. —ерез несколько дней после
его  смерти,  когда трупный запах  стал разноситьсЯ  по  всему  дому, соседи
взломали его двери...
     •оронил его институт. Ќикого из родственников на похоронах не было.
     Њного  лет  прошло,  и  Я  вспоминаю  нашего  профессора.  ‚споминаю  с
запоздалой благодарностью. Ћн с достоинством прошел свой путь, не согнулсЯ ,
не сломалсЯ, не пошел против себЯ. Ћн осталсЯ цельной натурой.
     ‘пасибо вам,  Ђнисим Ќаумович,  за то, что  вы укрепили во мне любовь к
небу и крыльЯм!
     Џусть землЯ будет вам пухом!

     ‘ветлой памЯти моей бабушки ‡ельды Ђбрамовны Џодвысоцкой

        Ђ‹њЌЂџ Џ“‹џ
     ќто случилось в Ћдессе в 1946 году.
     Њы вернулись из эвакуации летом  сорок пЯтого. џ хорошо помню развалины
железнодорожного вокзала, к которым вплотную подошел наш поезд, и  множество
людей,  вернувшихсЯ  в  родной  город  после  долгой разлуки.  Ћни стоЯли на
разбитом перроне и изумленно оглЯдывались, не узнаваЯ свою Ћдессу...
     џ помню, что  менЯ  посадили  сверху на  наши  жалкие  пожитки, которые
наемный рикша  положил на свою  двухколесную  телегу,  и  мы двинулись через
Љуликовое поле и Џироговскую к нашему дому в ѓоспитальном  переулке, где мне
довелось родитьсЯ за два года до начала войны.
     Њои мама и бабушка шли, держась за телегу, и плакали. ‘ейчас Я понимаю,
что в этом плаче было много всего - и ужас от картины разрушенного города, и
боль от лишений военного времени, и скорбь  от потерь близких,  и надежда на
то, что  всему  этому  приходит конец.  Њне,  шестилетнему  несмышленышу,  у
которого мозги умели только фиксировать увиденное, были непонЯтны причины их
плача, но Я чувствовал, что происходит что-то важное и тревожное. € это было
моим первым сильным чувством, которое Я запомнил на всю жизнь.
     Њы подъехали  к нашему дому в переулке. ђикша снЯл с телеги наши вещи и
уехал, а мои женщины начали разговор с жильцами дома. Ћказалось, что в нашей
квартире  живет какаЯ-то  семьЯ,  и что нам  места  в  ней  нет.  Џостепенно
разговор перешел на высокие тона,  затем на крик,  а кончилось все тем,  что
мои женщины опЯть расплакались.
     € мы были  вынуждены  некоторое времЯ жить у брата  моего  погибшего на
фронте  отца -  дЯди  €зи.  …го  квартира  в  большом  доме  на  Љирова угол
Ѓелинского стала нашим приютом на несколько месЯцев.  ‘пустЯ некоторое времЯ
моей  маме, которой  тогда  было  двадцать  пЯть  лет,  как  вдове погибшего
красноармейца,  дали  комнату в  коммунальной  квартире на Џироговской, 5. ‘
этим   домом  свЯзаны   мои  самые  дорогие  воспоминаниЯ  и  самые  сильные
впечатлениЯ.
     Ќаш  квартал был самым  первым к Џролетарскому  бульвару  и  в нем было
всего  три,  но огромных дома. Џостроенные из  мЯгкого одесского ракушечника
лет  сто назад, они  с  фасада были украшены  лепными украшениЯми и когда-то
выглЯдели вполне прилично. „ругое дело -  внутри.  ‚ один из флигелей нашего
дома  попала  бомба, и он превратилсЯ в развалины, которые были  излюбленным
местом детворы  всех  возрастов.Љвартиры  в этих домах  были ,  как правило,
коммунальными и  жили в  них  по  три-четыре семьи. ‚лажные стены,  разбитые
полы,  мыши на  кухнЯх, протекающие краны,  шум  примусов,  темные коридоры,
пыльные стекла на окнах  общих помещений,  загаженные кошками  черные ходы -
все это запомнилось надолго. ‚ длину дом занимал  целый  квартал, в нем было
больше ста квартир,  во дворе  всегда бегали пацаны и Я даже не со всеми был
знаком. Љому-кому, а мальчишкам в таком дворе весело.
     Њного  лет спустЯ, бываЯ в  Ћдессе  в  отпуске, Я непременно заходил во
двор своего дома, где  проходило мое голодное, но веселое детство и окуналсЯ
в воспоминаниЯ. “же никого из моих  сверстников Я не  встретил. Ђлик ђутман,
ћра Џрошко, ‹юбомир Ћнищенко, ‚алЯ ћсим, ‚итЯ ђубцов, †енЯ  †уковский -  где
вы, мои первые приЯтели? ‚ремЯ разметало нас, и врЯд ли мы еще встретимсЯ...
џ  стоЯл в  центре  двора  у фонтана, в котором никогда  не  было воды,  под
акациЯми, которым тоже под сто лет  и на которые Я когда-то ловко взбиралсЯ,
курил и оглЯдывалсЯ. Њой флигель развалилсЯ от старости, несуразные подпорки
и растЯжки поддерживали его старческие стены, он был в аварийном состоЯнии и
всех  его жильцов  выселили.  Ѓыло  жалко  и  грустно. “мирал  символ  моего
детства, умирал на моих глазах, и помочь ему Я был не в силах....
     Њаму взЯли на работу в воинскую  часть, котораЯ  располагалась на  5-ой
станции  Ѓольшого  ”онтана,  а  бабушка,  которой  тогда  было  чуть  больше
пЯтидесЯти,  осталась на хозЯйстве дома. Ћна вполне могла еще  работать,  но
смотреть  за  внуком  ей казалось важнее. Ћна возилась  со  мной всю  войну,
заботилась,  беспокоилась обо  мне  и любила. Њаме  досталась забота о нашем
финансовом благополучии.
     ЏослевоеннаЯ  Ћдесса  -  этого  не  забудешь никогда... ѓолод и  нищета
доминировали. „обавлЯли свое бандитизм,  ночнаЯ стрельба на  улицах,  кражи,
продовольственные  карточки,  безотцовщиа. ‘реди  моих  товарищей  по  двору
только  у  трех отцы вернулись с войны и остальные им завидовали.  “ нас  не
было  никаких  игрушек,  мы  целыми днЯми  гонЯли  во дворе,  на  развалках,
обыскивали санаторские сады в поисках фруктов, знали все шелковичные деревьЯ
до Ђркадии, лазали по мрачным катакомбам,  ловили руками под камнЯми морских
бычков и креветок и, конечно же , купались в Ћтраде.
     ѓлавное,  что приносило нам радость, а взрослым  огорчение, это  обилие
боеприпасов,   которые   мы  находили  в   обвалившихсЯ   окопах,  подвалах,
катакомбах, развалинах домов и в других, иногда самых неожиданных ,  местах.
Џоиском  и  подрывом  боеприпасов занимались все  мальчишки  от  пЯти  лет и
старше. Џочти каждый день в нашей округе взрывались то патроны, то  гранаты,
а  то  и  орудийные  снарЯды.  Љ  ужасу  родителей,   иногда  это  кончалось
трагически. ‚ нашем дворе  двое близнецов решили  разбирать лимонку  в своей
квартире. Ћба погибли...
     ‘нарЯды взрывали у морЯ, в  Ћтраде. ‚  те  времена  это было безлюдное,
пустынное место. Ќа красной без растительности  земле  среди  окопов, рвов и
валов  черной железной грудой вылелЯлсЯ  подбитый  фашистский  танк.  ‚  нем
пацаны устроили туалет - все хотели выразить  свое отношение  к поверженному
врагу.  ’ехгологиЯ взрыва была простой.  ‘обирали дрова  длЯ костра, на  них
укладывали  снарЯд и поджигали дрова.  ‚се прЯтались за ближайшими землЯными
валами  или в окопах  и ждали, когда  рванет.  …сли дров  было достаточно  и
костер горел хорошо, то ждать приходилось недолго -  минуты через три-четыре
землЯ содрогалась,  по ушам била  какаЯ-то бешеннаЯ сила, осколки снарЯда  с
ужасным свистом  пролетали над нашими  головами,  на месте костра оставалась
дымЯщаЯсЯ Яма, а всех нас охватывал сладкий ужас.
     Њладшие пацаны  вроде  менЯ радовались  больше всех,  хотЯ наше участие
было  минимальным. Њы  собирали дрова  длЯ костра, и  в благодарность за это
старшие  разрешали нам быть зрителЯми и делить  с  ними радости запрещенного
плода. Ћ своей  безопасности мы  должны  были  заботитьсЯ сами.  Ќа старших,
которым было  по 14-17 лет, лежали  все остальные заботы - раздобыть снарЯд,
спрЯтать его в укромном месте, незаметно длЯ взрослых перенести его к морю и
обеспечить тайну замысла. Ќо рвать снарЯды - дело  не будничное,  а довольно
редкое и очень опасное. “частковые милиционеры тоже были не дураки, и многие
старшие пацаны от  них натерпелись.  Ќас, шести-семилетних, никто всерьез не
принимал.
     „ругое дело - патроны.  Ћсобенно везло, когда находили пулеметные ленты
с  десЯтками заправленных  патронов.  ’ут же, в развалинах разбитого флигелЯ
разводили  костер, бросали  в  него  пулеметную ленту,  быстро  прЯтались за
массивными стенами из ракушечника и  в сладком  предчувствии  ожидали начала
канонады.
     ‚ы не поймете  чувства, которое наполнЯет  душу шестилетнего идиота,  в
упоительном восторге глЯдЯщего, как у него над  головой пулЯ с глухим стуком
впиваетсЯ  в  стену,  осыпаЯ  под  ноги  желтую  ракушечную пыль.  ‚  костре
пулеметнаЯ  лента лежала  свернутой в клубок, и пули  вылетали из  костра по
всем направлениЯм, наводЯ ужас на дворовых бабушек, вызываЯ гнев у мужиков и
крики отчаЯниЯ у мамаш. Ќо никто  ничего  не мог  делать до  тех  пор,  пока
последнЯЯ  пулЯ не вылетит из  костра в неизвестном направлении и костер  не
потухнет  совсем.  ‚се  прЯтались  по  своим квартирам,  как  на  войне  под
обстрелом, в бессильной злобе на малолетних хулиганов переживаЯ этот кошмар.
‡ато  после того, как костер догорал  и стрельба заканчивалась, все выходили
во двор и начинались поиски виновников.  Ќо нас  уже давно не было  на месте
преступлениЯ!
     ’от злосчастный  день началсЯ как обычно. ‘ утра мама ушла на работу, а
бабушка  собралась  на Џривоз купить какой-нибудь еды.  Ѓыло лето, последнее
лето перед школой -  в  сентЯбре мне  предстоЯло  пойти  в  первый класс. Ќа
завтрак  бабушка  сделала  мне  бутерброд.  ќто  был  кусок  черного  хлеба,
намазанный тонким слоем плавленного сыра.  ‘ыр находилсЯ в консервной банке,
которую мама принесла накануне с работы.  ќто был  продуктовый паек, который
выдавали иногда ей на работе.
     џ до  сих пор помню эти  темно-зеленые американские консервные  банки с
тушенкой или плавленным сыром. € белые алюминиевые ключики  к ним, в которых
была  щель. ‚ эту щель ты вставлЯл кончик металлической ленты на  банке и  ,
поворачиваЯ ключ, наворачивал на него ленту. Љогда лента всЯ наматывалась на
ключ, верхнЯЯ часть банки отделЯлась  от нижней и обнажалось ее  содержимое.
ќто был захватывающий процесс. Ѓанки были без наклеек, и  никто не знал, что
в банке -  тушенка  или сыр. ’ушенка  ценилась  выше.  Љаждый  раз, открываЯ
банку, ты, затаЯ дыхание ждал, что же внутри - тушенка или сыр.
     Ќа  этот  раз нам повезло меньше  - банка  была с  сыром. „о следующего
пайка надо было ждать несколько недель, и бабушка экономила, как могла. „аже
ее любовь ко мне, ее тогда единственному внуку, не позволила ей быть щедрой.
‘квозь  слой  сыра,  которым она смазала  хлеб, было  видно  все! ќтот  слой
обтекал все неровности хлебного срез