исьма, написанные
дрожащим, с трудом разбираемым почерком продолжали утешать менЯ, и Я  хотела
им верить - вопреки всем здравым смыслам на свете - верить  становилось  все
труднее.

     <i>ЏапулЯ, постарайсЯ жить!
     Њне без тебЯ не победить.
     Ћтветь, где правда, а где ложь,
     —то во спасение мне шлешь?

     ‚опросы - бесконечный рой -
     Љак пчелы жалЯт мой покой.
     “кусов свежие следы:
     Ќу, что с тобой, ну как же ты?

     € вдруг вопросов нету вмиг.
     Ђ вместо них безмолвный крик.
     ’оскливый крик, как свет луны,
     Љак звук вдруг лопнувшей струны.

     Ћ, этот крик больной души,
     …го ничем не заглушить.
     Ћн громче грома в небесах,
     Ћн весь в моих сухих глазах.

     ‘кажи, ты слышишь этот крик?!</i>

     Џапа слышал мой крик, а потому  молчал. Ћ своей болезни молчал. € лег в
больницу на операцию, и мне ничего об этом не написал, не позвонил. Ќе хотел
тревожить.  Ћн  впрочем  всегда  так  делал.  Џисал о  болезни только  после
выздоровлениЯ, добавлЯЯ в конце:  "Ќу, это уже, слава Ѓ-гу,  позади. ’ак что
волноватьсЯ не о чем". ’ак было и в тот, последний, раз в феврале 1986 года.
Ћн ушел в больницу с мыслЯми обо мне,  а менЯ не  было рЯдом, и Я  ничего не
знала. € даже голоса его напоследок не услышала. € не услышу. Ќикогда.
     Ђнечка  позвонила мне,  когда  папе  стало совсем  плохо. ЌачалсЯ  отек
легких.  € мой, уже не безмолвный,  а дикий,  животный крик вырвалсЯ из моей
груди, как зверь, долго сидевший в клетке и выпущенный на свободу.  Ќо  папа
тогда еще был жив, жив. € Я молилась нашему еврейскому Ѓ-гу, взываЯ к Ќему о
помощи и о чуде. Ќо  чуда не произошло. € через  два днЯ Ђнечка позвонила  и
сказала:  "‘оберись с  силами,  сестричка. ‚се кончено. Ќо Я хочу,  чтобы ты
знала - папа не мучалсЯ перед смертью. Њожет хоть это облегчит твою боль".
     Џередо  мной  Ђнечкино  письмо  из  того далекого далека. "„орогаЯ моЯ,
любимаЯ сестричка! ђодные мои! Љак мне передать вам, что вы все времЯ у менЯ
перед глазами, все времЯ  у менЯ  в душе?! џ надеюсь, что вы это понимаете и
чувствуете... ’еперь мы с  папой вздыхаем в два  голоса о том, что жаль, что
на этом  солнце, у этого морЯ нет  Ђндрюшки...  Џапе  здесь хорошо. џ  хочу,
чтобы  ‹еночка  это  твердо  знала  и  знала,  что  она  сделала  совершенно
правильно,  единственно правильно, что настоЯла  на  его отъезде. Љлимат длЯ
него волшебный. „ышетсЯ ему легко. …му все нравитсЯ..." …му все нравитсЯ...
     …сть вещи, перед которыми мы бессильны. Ќо есть  люди, конкретные люди,
с именами  и фамилиЯми, которые  не дали мне возможность увидеть  моего отца
даже на смертном одре.  џ  не простила  им.  € до сих пор прошу, молю нашего
немилосердного Ѓ-га отомстить за менЯ, за мою несостоЯвшуюсЯ встречу, за мою
бесконечную разлуку, за мои слезы  и боль. ‡а  моего  папу. ѓосподи,  услышь
менЯ!
     Њне казалось, что  мне этого не перенести.  Ќо Я всегда вспоминаю слова
моей бабушки: "Ѓ-г дает человеку  несчастье и одновременно  дает силы, чтобы
его перенести". џ перенесла. †ила.  †иву. Ќо  что-то безвозвратно умерло  во
мне вместе с папиной смертью. Ђ что-то поЯвилось во  мне новое, необъЯснимое
и  неощутимое,  что приблизило менЯ к  нему и уменьшило расстоЯние между ним
’ам и мной еще ‡десь.
     € все это называлось одним словом - отказ.
     ‚ начале  1988 года, когда Ђндрею было почти восемнадцать лет, и угроза
быть  призванным в армию уже стучалась к  нам в  дверь вполне реально в виде
предупредительных повесток с адресом призывного  пункта,  Я решилась на  еще
одну разлуку -  разлуку с  сыном и мужем. Џосоветовавшись с  ѓерой,  получив
поддержку  от  Ђнечки  и вызов из €зраилЯ на имЯ ѓеры и  ЂндреЯ,  Я написала
нотариально  заверенное заЯвление, что  Я не  возражаю против  отъезда моего
сына и мужа в €зраиль и не  имею к ним никаких материальных претензий. ’акаЯ
казуистика была необходимым шагом длЯ их подачи документов в Ћ‚€ђ.
     „окументы были принЯты, а через несколько месЯцев им был объЯвлен отказ
без каких-либо  объЯснений.  ‡емлЯ  уходила у менЯ  из-под ног. Џосле  моего
первого,  почти  случайного захода  в Ћ‚€ђ до  отказа Ђндрею с  ѓерой прошло
двенадцать лет!  Ђндрей из  маленького несмышленого  ребенка превратилсЯ  во
взрослого человека, детство которого прошло в отказе. Њогла ли Я думать даже
в 1980 году, уже после отъезда мамы, что передо мной встанет вопрос о службе
ЂндреЯ в  армии?! €  чувствовала  Я огромную вину перед  своим  сыном за его
такое  странное детство,  с  самых малых лет омраченное маминым заключением,
моей занЯтостью, разводом с ‚олодей и бесконечным, беспросветным отказом.
     Ќет, он, мой сыночек, никогда не упрекал менЯ. Ќаоборот, он принЯл свой
путь как естественное продолжение моего и, становЯсь взрослее, старалсЯ идти
по этой  дороге  в ногу со мной.  Ќо мне почему-то было от этого не легче, а
тЯжелее. Љак Я тогда понЯла маму, котораЯ хотела и взЯла, и взвалила на себЯ
всю ношу!  Ђ  Я не могла. ЋбстоЯтельства оказались сильнее. € пыталась Я эти
обстоЯтельства победить, смести со  своего  пути. € согласилась на разлуку с
сыном. Ќо даже боль  разлуки с ним  мне была не позволена. <i>Ћни</i> сами выбирали
как и от чего мне  страдать.  џ чувствовала себЯ под постоЯнным  прицелом  и
жила  в  стране,  в  которой  великое  беззаконие  было  возведено  в   ранг
неукоснительного закона.

     <i>џ живу в стране беззакониЯ.
     џ не знаю, что можно, что нет.
     Њожет, это у них агониЯ,
     Ќо агонии - семьдесЯт лет.

     џ хочу убежать отсюда.
     џ мечтаю забыть этот ад.
     ’олько нет, не свершаетсЯ чудо,
     ‡десь чудес уж давно не творЯт.

     Ќебо, воздух, землЯ - все в клетку,
     ‚се в тюремный окрашено цвет.
     ‡десь со мною играют в рулетку,
     Ќо у них в руках пистолет.

     Ђх, как страшно жить под прицелом,
     ‚лево-вправо шагнешь - расстрел.
     џ люблю голубое с белым...
     †аль, что красное - мой удел.</i>

     Џосле отказа,  полученного  Ђндреем  и  ѓерой,  Я  начала подумывать  о
голодовке. € скажу  честно, объЯвлЯть побаивалась, так как не  была уверена,
что выдержу. Ќо, видно,  вылетело это слово из менЯ во времЯ моей  очередной
встречи с  иностранными  туристами, вернее  сказать,  не с  туристами,  а  с
друзьЯми, соратниками по борьбе.
     Ђ примерно через неделю сидим  мы на кухне у  нас на улице Џлеханова, в
ненавистной уже квартире, и как всегда  обсуждаем, что же делать  и как жить
дальше.  €  вдруг  звонок  из Ђмерики.  Њолодой мужской  голос  встревоженно
говорит: "‡дравствуйте, Я звоню от имени ассоциации  американских студентов.
Њы слышали, что вы объЯвили голодовку. Љак вы себЯ чувствуете?" џ обалдела и
на секунду онемела. € промЯмлила,  что, мол,  нет,  не  объЯвила,  но  такаЯ
возможность не исключена. € с чистой совестью села пить чай с бутербродом.
     Ќо только откусила первый кусок, как раздалсЯ второй звонок из Ђмерики.
€ теперь уже женский голос не менее встревоженно спросил о моем самочувствии
в  свЯзи с объЯвленной мною  голодовкой. Љусок бутерброда  застрЯл у  менЯ в
горле.  €  решение о  голодовке  было принЯто  практически  с  непрожеванным
бутербродом в  рту.  € Я честно  ответила:  "—увствую себЯ  хорошо, так  как
голодаю  совсем недолго  и особых изменений пока не ощутила. ‘пасибо  вам за
внимание". Њне пожелали удачи, и Я отложила недоеденный бутерброд в сторону.
     „о этого Я никогда  больше трех  дней  не голодала,  но воспоминаниЯ об
этих трех днЯх были очень удручающими. Ћпыта длительных голодовок у менЯ  не
было. €так, Я с сожалением и страхом отложила бутерброд, и мы с ѓерой начали
взволнованно обсуждать неожиданную ситуацию. Џрежде  всего надо  было срочно
написать  письма  в  соответствующие советские  инстанции  о  принЯтом  мною
решении.  ‡атем сообщить об этом друзьЯм  по отказу и позвонить  Ђнечке. ’ак
что весь вечер и часть следующего днЯ прошли в хлопотах.
     “же  назавтра начались звонки от  друзей. „а, свЯзь у нас была налажена
отлично.  џ  получила  кучу  полезных  советов, из которых  убедилась, что в
смысле голодовок  Я  человек  абсолютно  невежественный  и неподготовленный.
Џрежде  всего  оказалось,  что в  голодовку  надо  было входить  постепенно,
уменьшаЯ  количество потреблЯемой пищи чуть ли не  по определенному графику.
ЏонЯтно, что этим советом Я уже воспользоватьсЯ  не  могла.  Ђ вот всЯческие
сведениЯ  об ежедневной очистке  организма  и  прочей  гигиене  души и  тела
помогли мне очень.  џ даже не знаю, чем бы  это все закончилось, если бы мои
друзьЯ  не просветили менЯ  в  этом  вопросе. ‚се-таки  очень  Я,  наверное,
легкомысленный человек.
     Џервые два днЯ прошли сносно, хотЯ кушать хотелось постоЯнно.  ‚се менЯ
успокаивали,  что  чувство голода исчезнет днЯ через три-четыре. џ  ждала. Ђ
мои  друзьЯ  бомбардировали  коллективными  письмами всевозможные  советские
инстанции. €  ЃорЯ  ‹окшин, отказник с многолетним стажем, потратил  не один
час на их  составление и отправку. ’ак  приЯтно сейчас поблагодарить его еще
раз. €  пусть простЯт менЯ все мои многочисленные друзьЯ, что не  упоминаю Я
их имена здесь. ‘писок  получилсЯ бы огромный и все равно не полный. €бо имЯ
им - легион!
     ’ак прошло  четыре  днЯ, а мне становилось не легче, а тЯжелее. Ќикакой
реакции  на наши письма от властей не последовало. ѓера с Ђндреем умудрЯлись
кушать,  не  попадаЯсь  мне  на  глаза.  Ђндрей, каждый  раз возвращаЯсь  из
института, заглЯдывал ко мне в комнату, и глаза его были полны страха. “ж не
знаю, что он ожидал увидеть и что видел на самом деле, но чувствовала Я себЯ
неважно.
     Љризис произошел  на седьмой день.  џ лежала в комнате одна, в квартире
стоЯла необычнаЯ тишина. ‚ода длЯ питьЯ у менЯ кончилась, и Я пошла на кухню
налить ее. Ћткрыв дверь  в кухню и увидев представшую передо мной картину, у
менЯ  потемнело  в  глазах.  ѓера  и   Ђндрей  в  полной  тишине,  молча   и
сосредоточенно  опустошали  тарелки  с  дымЯщейсЯ  пищей.  џ  не  знаю,  что
произошло в моем сознании, но  волна злобы  и ненависти захлестнула менЯ.  “
менЯ было ощущение,  что  они подстроили это нарочно, чтобы вывести  менЯ из
себЯ.  "Ћни менЯ предали, предали", -  стучало  в моем мозгу. € мне хотелось
броситьсЯ на них, опрокинуть всю эту еду и топтать ее, и кричать, и схватить
сковородку и стукнуть их по голове.
     Ћчевидно, выражение  лица у менЯ было страшное, так как  ѓера отодвинул
тарелку и встревоженно спросил: "—то с тобой? ’ебе плохо?". "џ хочу пить", -
ответила Я после небольшой паузы. "€ди ложись, Я принесу", - сказал  ѓера. џ
ушла,  бросилась  на  кровать,  уткнулась  в  подушку  и  тихо  заплакала. џ
ненавидела себЯ. џ  боЯлась зверЯ,  сидевшего во мне.  € еще  мне стало себЯ
очень жалко. Ђ ведь это был только седьмой день голодовки.
     ’елефонные звонки из-за границы не прекращались. € если вначале Я ждала
их,  гордилась  ими, то где-то на  десЯтый день  мне стало все  безразлично.
—увства  апатии и бессилиЯ брали верх. џ страшно похудела, голова кружилась,
вставать не хотелось. Ќа  тринадцатый  день на лице у менЯ поЯвились круглые
четко  обозначенные чуть  шелушащиесЯ  красные пЯтна  величиной с  копеечную
монету. € именно  эти "вещественные"  доказательства моей голодовки испугали
ѓеру страшно. Ћн  побежал в Ћ‚€ђ на прием  к начальнику и возмущенно крикнул
ему: "ЊоЯ  жена умирает от голода, а вы, бездушные истуканы, сидите спокойно
в своих кабинетах  и делаете  вид, что  ничего  не происходит".  €  в  ответ
услышал равнодушное: "Њы живем в демократическом государстве. € каждый волен
делать то, что считает  нужным.  …сли вашей жене  хочетсЯ  умереть -  это ее
право". ‚от уж воистину право на смерть в ‘оветском  ‘оюзе не ограничивалось
никаким законом.
     Њежду  тем  друзьЯ-врачи, сидевшие в отказе,  сказали мне, что пЯтна на
лице - признак того,  что  организм начал поедать  собственную  печень.  Њне
тогда  это представилось очень натуралистично. ќто, наверное, от  голода уже
всЯкие  жуткие  видениЯ  в  мозгу  поЯвлЯлись.  €  Ђндрей  с   ѓерой  как-то
по-особенному  смотрели на менЯ. €  Ђнечке кто-то  передал  об этих  пЯтнах.
Ќаверное, действительно неприЯтное было зрелище. € Ђнечка в трубку кричала и
требовала, чтобы Я тут же прекратила голодать, если Я хоть чуточку еще люблю
ее и не хочу, чтоб она там сошла с ума от переживаний. "‡автра тебе позвонит
главный  раввин €зраилЯ  и запретит голодать",  -  кричала мне в  трубку моЯ
любимаЯ  сестричка.  € сердце мое разрывалось от  жалости к  ней, к себе,  к
Ђндрею с ѓерой, и  Я, рыдаЯ, без сил,  проклинаЯ все на свете, перебивала ее
взволнованный голос:  "’ы должна  понЯть  менЯ! ‚торой  раз  Я уже не  смогу
голодать. џ должна добитьсЯ разрешениЯ  длЯ  ѓеры  с Ђндреем. ’ы пойми менЯ,
сестричка моЯ!"
     Ќа  пЯтнадцатый  день  утром  раздалсЯ  звонок  из  Ћ‚€ђа  и  инспектор
будничным,  чуть сонным голосом сказала ѓере: "Џередайте …лене Њарковне, что
она может прекратить  голодовку. …е вызывают в –ентральный Ћ‚€ђ в Њоскву. Џо
ее делу принЯто решение". Љогда ѓера повесил трубку, Я понЯла, что произошло
нечто  из рЯда  вон  выходЯщее.  ѓлаза его  сиЯли,  и от волнениЯ  он не мог
произнести ни слова. Ќаконец он пересказал мне телефонный разговор, стараЯсь
говорить  с теми же интонациЯми, что и инспектор  Ћ‚€ђа. Ђ Я заставлЯла  его
пересказывать  еще  и  еще  раз,  выЯснЯЯ  какой   длины  была  пауза  между
предложениЯми  и в каком  месте инспектор повысила голос.  ‘омнений, что мы,
наконец,  победили   не   было  абсолютно.  ‚о-первых,   одного   из   наших
друзей-отказников недавно  так же вызвали  в  –ентральный Ћ‚€ђ, и он получил
разрешение. ‚о-вторых, она же Ясно сказала, что Я могу прекратить голодовку.
Ђ ведь в своем  заЯвлении в Ћ‚€ђ Я писала, что объЯвлЯю бессрочную голодовку
до получениЯ  разрешениЯ.  ‡начит  ей уже доложили, что мне разрешено, а она
невольно сказала, что уже нет смысла голодать. ‚ общем мы"обсасывали" ее три
предложениЯ со  всех  сторон  и  никаких  изъЯнов  в наших  рассуждениЯх  не
находили. Ќаконец,  чтобы  как-то успокоитьсЯ и  окончательно  принЯть новую
ситуацию как нечто реальное, ощутимое и  необратимое, ѓерка принес Яблоко  и
терку и,  целуЯ менЯ, изрек: "„о  Њосквы ты  должна  доехать живой!" џ,  как
завороженнаЯ, смотрела  на скудную  кучку Яблочного пюре  на тарелке. Ќичего
вкуснее Я в жизни ни до ни после не ела.
     —ерез  два  днЯ мы  были  в Њоскве. Џо моему  делу  действительно  было
принЯто  решение:  ‚ерховный  ‘овет  рассмотрел   мою  просьбу  о  выезде  и
постановил, что до 1992 года мне в моей просьбе отказано. ‚ 1992 году Я имею
право  вновь  ходатайствовать  о  выезде  в   €зраиль.  €гра  в  кошки-мышки
продолжалась.
     €зраиль, который становилсЯ длЯ  менЯ  все роднее и желаннее, оставалсЯ
далеким и недосЯгаемым. џ  открывала его длЯ себЯ глазами своей сестры, и ее
письма  согревали менЯ.  ‚месте с ней Я любовалась необыкновенными цветами и
кудрЯвыми ребЯтишками, слушала израильские песни  и, забываЯ  на  времЯ свои
заботы, переживала инфлЯцию, повышение цен на нефть и падение курса доллара.
Њысленно  Я  бывала  вместе   с  ней  в   Љейсарии  "на  самом-самом  берегу
‘редиземного  морЯ,  где  на песчаном  пустынном плЯже  выстроены два зданиЯ
необычной архитектуры: первое - в виде старинного  замка и кораблЯ /да,  да,
это  именно  так!/,  а  второе  -  гармошкообразное,  уступами  и  складками
спускаетсЯ  прЯмо  к  морю".  ‚месте  с  ней  сидела  около  костра,  кушала
десЯтикилограммовый  арбуз  и слушала, улыбаЯсь, ‹арискины изречениЯ, вроде:
"…сли Я когда-нибудь поженюсь, то только на Ђндрюше!" Ќо и ‹ариска росла без
менЯ, училась, влюблЯлась, служила в Ђрмии... Ђ Я просиживала над Ђнечкиными
письмами и, читаЯ ее горькие слова: "‘естричка моЯ! Ѓоже, как мне тебЯ жаль,
какаЯ  у тебЯ нелепаЯ и  страннаЯ судьба",  - вспоминала, как бабушка  часто
повторЯла, что  "если бы  на ‡емле все было бы  хорошо, люди бы забыли,  что
есть Ѓ-г на Ќебе". “вы, мой Ѓ-г не давал мне забыть о Ќем ни на секунду.
     €  все  это -  всЯ моЯ  "нелепаЯ и страннаЯ" жизнь -  накладывалось  на
основной фон - мамино состоЯние. Ћ выздоровлении мамы мы уже  перестали даже
мечтать,  и любое незначительное улучшение ее  состоЯниЯ  воспринималось как
подарок  судьбы.  Џомню, когда папа  был еще жив, произошла  с  мамой жуткаЯ
историЯ, напомнившаЯ мне всю тЯжесть и безысходность маминой болезни.
     Љак  Я уже  писала, мама практически с первого днЯ жила в больнице  длЯ
душевнобольных. Ћднако, как следовало из Ђнечкиных и папиных писем, больница
эта в  корне отличалась  от соответствующего  заведениЯ  в  ‘оветском ‘оюзе.
ђодные  и  знакомые  могли  навещать  больных  практически  в  любое  времЯ,
продолжительность  свиданий  никем не  ограничивалась  и,  более  того,  при
желании можно было больного забрать на день-другой домой, окружив его  своей
заботой  и  любовью. € папа,  у которого  уже была своЯ маленькаЯ квартирка,
времЯ от времени  привозил туда маму,  даваЯ ей  возможность хоть  ненадолго
сменить обстановку и побыть с ним в домашнем уюте, покое и тишине.
     ‚ одно  из таких посещений папу вызвали к  телефону. ‘воего телефона  у
него  еще не было, и соседи по площадке  любезно разрешали пользоватьсЯ  при
необходимости их аппаратом. ‚ернувшись минут через десЯть от соседей, папа с
ужасом обнаружил, что дверь в  его квартиру  раскрыта  настежь,  а  квартира
пуста. Њама исчезла. Ќе помнЯ себЯ от страха, папа выбежал на улицу. Њамы не
было.  ‚  панике  бросаЯсь  с  одной  улицы  на  другую, охрипнув  от крика,
обессилев от беготни и волнениЯ, папа позвонил Ђнечке. Ѓросив все свои дела,
Ђнечка  примчалась  к  папе, но и совместные поиски не привели  ни  к какому
результату. Ћбнаружить маму неудалось. „вое суток папа и  Ђнечка, сбившись с
ног,  ходили по городу.  Њамина  фотографиЯ и историЯ  ее исчезновениЯ  были
переданы  полиции. ‚есь  €зраиль  включилсЯ  в  поиски старой,  больной,  не
отдающей отчета в своих действиЯх, но единственной длЯ нас, нашей несчастной
мамы. Ќа исходе третьих  суток  им позвонили,  что маму нашли. Ћбнаружили ее
дети,  лежащую на  земле, потерЯвшую сознание, с  разбитым от удара  о землю
лицом. ’рое суток мама провела без пищи и воды,  бродила  по улицам, не знаЯ
Языка  и не понимаЯ, где  она находитсЯ. Џапа прибежал  в  больницу  и сидел
около мамы сутки, пока она  не пришла в себЯ. "Њусенька, роднаЯ, - с болью и
горечью спросил  папа, - длЯ чего ты ушла  от менЯ?!" "џ  пошла погулЯть", -
как всегда равнодушно ответила  мама.  € невозможно было понЯть, понимает ли
она, что с ней произошло и сколько здоровьЯ это стоило папе и Ђнечке.
     џ узнавала обо всем этом с огромным опозданием и жила, таким образом, в
двух  временных измерениЯх, сдвинутых  один  от другого  на разницу  в датах
отправки  и получениЯ писем. Љак сказал известный герой експира: "Џорвалась
свЯзь времен"...
     „ни шли  за днЯми, складываЯсь в годы.  Љаждый новый день  был заполнен
ожиданием,  борьбой, надеждой, а уходЯщий - зачеркивал всю эту  каждодневную
суету, открываЯ счет следующему. € чем больше Я освобождалась внутренне, тем
больнее становилось осознавать свое бесправие.

     <i>Ћтказ - это не ожидание
     € даже не борьба.
     Ћтказ - это "состоЯние",
     ќто - моЯ судьба.

     Ћтказ - это сгусток воли,
     ќто проверка идей.
     Ћтказ - это жизнь в неволе
     Џо воле других людей.

     Ћтказ - это гимн свободы,
     € ты его поешь.
     Ћтказ - это лучшие годы,
     Љоторых не вернешь.

     Ћтказ - это горечь разлуки
     € даже, увы, потерь.
     Ћтказ - это жуткие муки.
     Џоверь мне, роднаЯ, поверь.


     Ћтказ - это ночь без просвета,
     ќто - костер без огнЯ.
     Ћтказ - моЯ планета...
     Ћтказ - моЯ западнЯ...</i>

     Ќо как ни парадоксально это,  может  быть, прозвучит, однако Я с полной
ответственностью   могу   сейчас   сказать,   что   отказ   оказал  огромное
положительное  влиЯние  на менЯ в смысле  моего  еврейского  самосознаниЯ  и
переоценки  ценностей.  Ћн  дал  мне  возможность  найти  единственное,  мне
принадлежащее и мною отвоеванное место в жизни. Ћтказ -  это как вынужденнаЯ
остановка,  когда  некуда больше  спешить и есть времЯ задуматьсЯ  и  честно
решить:  что важнее -  уехать или приехать. € если в начале моего пути самым
важным  длЯ  менЯ  казалось вырватьсЯ  из  ‘оветского ‘оюза  и увидеть своих
родных,  то потом, после многих лет раздумий Я понЯла, что хочу  увидеть  их
именно в €зраиле, в маленькой  гордой  стране моего народа. €зраиль стал длЯ
менЯ символом моей свободы, и его боль стала моей болью, а его успехи - моей
победой. џ понЯла, что не будет мне покоЯ ни в каком другом месте на земле.
     џ помню, что все эти неосознанные  и еще не сформулированные мысли Ярко
высветились в моем мозгу, когда стоЯла Я  на краю крутого  обрыва у  Ѓабьего
џра в Љиеве. Џриехала Я туда вместе с отказницами из  группы "†енщины против
отказа", членом которой  Я  в то времЯ была,  а,  может быть, лучше сказать,
имела честь быть. Њы приехали туда поездом, и поначалу напоминало это просто
интересную  экскурсию  с приЯтными людьми в  новый, незнакомый  город.  € на
времЯ забыла Я про  отказ, про разлуку, про все свои мучениЯ. Ћгромный город
растворил нас в себе, и мы слились с толпой, вливаЯсь в ее течение.  Ђ потом
пути наши разошлись, и толпа осталась в стороне, а мы стоЯли на краю обрыва,
и  казалось мне, что  мы дошли  до краЯ  ‡емли. ’рава шелестела  под ногами,
овраг был усеЯн цветами, а  Я смотрела вниз, в глубь, в толщу  земли, и было
ощущение, что землЯ шевелитсЯ подо мной.

     <i>џ стою на краю обрыва,
     •оть обрыва давно уж нету.
     џ смотрю в глубину надрывно
     Ќа родных, что канули в ‹ету.</i>

     <i>Ќа отцов, матерей, погибших
     Ќе на фронте, а за оградой,
     € на их детей, не доживших,
     —тоб стоЯть здесь со мною рЯдом.

     Ќе нашлось здесь длЯ них надгробьЯ,
     ‹ишь цветы расцветают летом
     Ќа земле, что замешана кровью
     ‚сех родных, что канули в ‹ету.

     …сть еще у менЯ •а-тиква,
     Ќо в тиши обманчивой этой
     Ќа устах моих крик молитвы
     ‚сех родных, что канули в ‹ету.</i>

     €  там,  на  скорбном месте десЯтков тысЯч  погребенных моих братьев  и
сестер, ощутила Я свою причастность к  истории моего гонимого народа  и свою
принадлежность к еврейскому государству.
     ‘ейчас, уже много лет спустЯ, каждодневные волнениЯ отказа притупились,
а  некоторые  событиЯ, которые казались в то времЯ существенными  и важными,
потерЯли свою значимость. €, несмотрЯ на это,  абсолютно  не  забылось  и не
притупилось  гнетущее чувство  бессилиЯ  перед  машиной  подавлениЯ, начисто
лишенной какой-либо логики  и лишающей нас, отказников, надежды  на хотЯ  бы
призрачную справедливость в решении нашей судьбы.
     Љрупные  ученые  и  опытные  программисты,  в  которых,  увы,  не  было
недостатка   среди   отказников,   пытались   отыскать   хоть   какую-нибудь
закономерность в  действиЯх "компетентных органов". „линнющие  списки людей,
попавших  в  отказ,  нарЯду  со  скромным  списком,  получивших  разрешение,
заполнЯли  электронные  мозги  компьютеров.  Џривыкшие  к порЯдку и  логике,
компьютеры  после  короткого  размышлениЯ  выдавали  очевидный  длЯ   них  и
убийственный длЯ нас ответ: "Џо всей вероЯтности, в исходных данных допущена
ошибка".  ‚  полемику с машинами вступать было  бессмысленно. ‚  полемику  с
властЯми - бесполезно.
     €  все же  в отсутствие логики  поверить  было  невероЯтно  трудно. ќто
противоречило основным  жизненным  принципам, нарушало устои  существованиЯ,
наконец, подрывало веру в разумность бытиЯ. •отелось думать, что в "исходные
данные"  действительно заложена ошибка.  Ћднако  несколько  месЯцев  назад Я
наткнулась на воспоминаниЯ  …вгении  ѓинзбург о сталинских лагерЯх,  где она
провела десЯть  лет "от  звонка  до звонка", то есть ровно столько,  сколько
было записано в приговоре. Ћна оказалась в числе "счастливчиков", которые не
попали  в группу так называемых  "пересидчиков",  оставленных в лагере после
истечениЯ   срока  приговора   с   устрашающей  формулировкой  "до   особого
распорЯжениЯ".
     …вгениЯ  ѓинзбург  пишет:  "Ќикто не  мог  понЯть  по  какому  принципу
попадают  в пересидчики, почему одних  /меньшую часть/, все же выпускают  из
лагерЯ, хоть и со скрипом, как бы через силу, а других, наоборот, загонЯют в
эту   страшную   категорию   людей,  оставлЯемых   в   лагере   "до  особого
распорЯжениЯ".  ‚ бараках  спорили  на  эти  темы до хрипоты,  но установить
закономерность  так  и не удалось.  ’олько  что кто-то  доказал: до  особого
оставлЯют тех, у  кого есть  в  деле  буква  ’  -  троцкизм.  Ќо  тут  вдруг
освобождаетсЯ заключеннаЯ с этой самой роковой  буквой. Ђ другаЯ - без  этой
буквы - расписалась "до особого". Ђга, значит не выпускают тех, кто бывал за
границей!  Ќо   назавтра   игра   начальственных   умов   разрушает   и  это
предположение.  џ  внутренне давно  понЯла, что  в нашем  мире обычные свЯзи
причин и следствий разорваны.  Ќи Љафку, ни  Ћрвелла Я  тогда еще не читала,
поэтому логики этих алогизмов еще не угадывала..."
     ‘обытиЯ, которые описывала ….ѓинзбург,  происходили в 1947 году. Љ 1987
году, через сорок лет,  ничего не  изменилось в ‘тране  ‘оветов.  ‘тоит лишь
заменить "пересидчики" на  "отказники", "бараки" - на  "квартиры",  а пункты
обвинениЯ  - троцкизм, поездки за границу -  на  места  наших бывших работ -
электроннаЯ, кораблестроительнаЯ  промышленность - и Я могу  подписатьсЯ под
каждым написанным ею словом. ќта  страшнаЯ аналогиЯ  событий, разделенных по
времени  целым поколением, поразила  менЯ  и  еще раз /в который  уже  раз!/
заставила содрогнутьсЯ от возможной ожидавшей нас участи.
     Ќадо признатьсЯ,  что …вгениЯ  ѓинзбург обнаружила-таки логику  в "игре
начальственных умов", но уже несколько позже, ожидаЯ вторичного ареста после
своего  освобождениЯ. ’огда  судьба  зависела просто  /ох, как  просто!/  от
порЯдка  начальной буквы  фамилии в алфавите. "Ђ  и Ѓ сидели на трубе,  Ђ  -
упало, Ѓ - пропало..." “ж не тогда ли родилась эта веселенькаЯ песенка?!
     Ќам, к нашему стыду, до логики добратьсЯ не  удалось.  Ќаверное потому,
что к этому времени мы уже прочитали и Љафку, и Ћрвелла.
     †изнь в отказе приобретала какую-то закономерность. †енщины-отказницы в
течение  многих  лет   проводили   трехдневную   голодовку,  приуроченную  к
международному  женскому  дню. ‚стречи с  иностранцами  мы  буквально начали
распределЯть  между собой,  иначе пришлось бы не выходить из гостиниц. “ нас
поЯвились "должности" длЯ свЯзи с  заграницей,  длЯ помощи больным и пожилым
отказникам, свой  "пункт" медицинской помощи,  куда поступали все лекарства,
присланные нам из-за  рубежа.  Љонечно же, нашлись  свои знатоки  уголовного
права,  „екларации  прав  человека и  всЯких прочих  законов  и  подзаконов,
включаЯ ‘оветскую  Љонституцию как эталон того перевернутого мира, в котором
нам, по несчастью, приходилось жить. Ѓыли люди, ответственные за размножение
учебников иврита, и, естественно, сами преподаватели.
     Џреподаванием иврита Я занималась два раза в неделю и получала от этого
огромное  удовлетворение. ‘амое забавное, что начала Я его преподавать еще в
1981 году, после одного года изучениЯ в группе Ђбы ’аратута. Џосле окончаниЯ
этого моего первого и последнего учебного года в качестве ученицы Ђба  выдал
нам самодельные дипломы /Я до сих пор его  храню и горжусь им не меньше, чем
дипломом  инженера/ и  сказал:  "“чителей иврита не хватает. Ќабирайте  свои
группы - и вперед!"
     ‘ледует учесть, что преподавание иврита проходило нелегально. € хотЯ мы
прекрасно  понимали, что  это невозможно сохранить  в секрете -  да мы и  не
ставили себе такую цель, поскольку преподавание  , да и изучение было частью
нашей  борьбы, нашего протеста - однако, на доске объЯвлений о  формировании
такой  группы  не  напишешь.   Ѓыла  разработана  система,  позволЯющаЯ  "не
засвечивать"  напрЯмую   преподавателей  иврита.   Љаждый  год  на  праздник
"‘имхат-’ора" внутри синагоги находилсЯ кто-нибудь из "наших" с  объЯвлением
в  руках: "†елающие  изучать иврит звоните по  телефону такому-то".  ’елефон
этот принадлежал координатору, у которого была информациЯ обо всех учителЯх.
Ћн распределЯл желающих в зависимости от возраста, места жительства и личных
пожеланий.
     ‚ начале  восьмидесЯтых преподавать  было  трудно.  џ  уж не  говорю об
элементарном страхе, который хочешь-не хочешь, а закрадывалсЯ иногда в душу.
Ќо, кроме всего, не хватало  учебников ни длЯ учителей,  ни длЯ учеников. €х
размножение  было  делом  трудным и  действительно опасным.  ‚  этом вопросе
соблюдалась строжайшаЯ конспирациЯ.  џ, честно  говорЯ, до  сих пор не знаю,
кто из нас был к этому причастен.
     Ђ  что  касаетсЯ  лично  менЯ,  то  мне  еще  ко  всему  вышесказанному
катастрофически  не  хватало знаний. Ќа подготовку к занЯтиЯм уходила  масса
времени, при этом  Я успевала изучить  материал лишь на один урок вперед  по
сравнению с моими учениками. Љонечно, во времЯ урока Я ни  в коем случае  не
должна была показывать это своим  ученикам, чтобы не снизить свой  авторитет
как преподавателЯ. „ело  доходило  до абсурда.  Њне задавали  вопрос -  а  Я
просто  понЯтиЯ  не  имела,  как  на  него   отвечать.  ‘тараЯсь   сохранить
самообладание,  Я  с  умным  видом  отвечала,  что затронутый вопрос как раз
ЯвлЯетсЯ темой нашего следующего занЯтиЯ, и мы, мол, подробно остановимсЯ на
нем  через несколько дней. Ђ потом,  после  занЯтиЯ, Я лихорадочно  пыталась
найти ответ, роЯсь в скудных пособиЯх и названиваЯ более опытным учителЯм.
     Ќадо сказать, что такаЯ  уловка менЯ ни разу не подвела. “ченики у менЯ
были замечательные, и со многими из них Я сохранила  дружеские отношениЯ  до
сих пор. € все же здесь Я  упомЯну только  об  одной  своей  ученице, судьба
которой  сложилась очень  необычно. ‡вали  ее ‘вета, и была  она  русской по
национальности. Ћкончив школу, она поступила в “ниверситет на филологическое
отделение, вышла  замуж  тоже за  русского человека и родила  двоих детей. Ђ
потом заинтересовалась религиЯми народов мира. Ћзнакомилась с христианством,
буддизмом,  исламом.  „ошла очередь  до  иудаизма.  € вдруг  оказалось,  что
иудаизм  согласуетсЯ с ее понЯтиЯми о морали и отвечает на многие до того не
понЯтные и волнующие  ее вопросы. € чем больше она  погружалась в  него, тем
ближе он ей становилсЯ. …е семейнаЯ жизнь сложилась  неудачно.  ‘  мужем она
развелась. Ђ  иудаизмом продолжала  увлекатьсЯ.  Џознакомилась с религиозным
евреем,  они поженились, и она решила пройти гиюр,  то есть принЯть иудаизм.
—тобы читать Ѓиблию в подлиннике, надо было знать иврит. ’ак она оказалась у
менЯ в группе.
     Њы  с ней очень  подружились,  и Я  радовалась каждой ее  удаче. •орошо
помню, как она начала  соблюдать кашрут. Џеред  этим она скрупулезно изучила
все еврейские правила приготовлениЯ  пищи, разделила посуду на  "молочную" и
"мЯсную"и, наконец, с  радостью объЯвила мне, что дома у нее с этим вопросом
полный порЯдок. Ђ примерно через две недели пришла она на занЯтиЯ с огромной
коробкой. "—то ты  купила?"  -  спросила Я с любопытством,  знаЯ, что лишних
денег у них нет, и покупка Явно  вызвана крайней необходимостью. "Џонимаешь,
‹еночка, - как-то виновато проговорила  она, - Я вчера забылась и в "мЯсной"
кастрюле скипЯтила молоко. ‚от купила новую".
     Ѓудучи человеком нерелигиозным и потому не очень  понимающим степень ее
"проступка", Я  из самых добрых к ней побуждений спросила: "Ђ кто-нибудь еще
видел, что ты так сделала?" џвно  не улавливаЯ,  куда Я клоню, она ответила:
"Ќет, Я на  кухне была одна". €  тогда, не выдержав уже, Я воскликнула: "’ак
зачем же ты купила новую кастрюлю?! ‚едь  никто  не знает, что ты вскипЯтила
молоко не там, где надо". ‘вета взглЯнула на менЯ в  недоумении и  ответила:
"Ќо, ‹еночка,  ведь Я-то  знаю".…е  ответ  осталсЯ в моей памЯти навсегда. €
если иногда  поЯвлЯлось у  менЯ желание  сделать что-нибудь  наперекор своей
совести, пусть совсем незначительное, и никто  бы об  этом  не узнал, в ушах
моих звучало:"Ќо Я-то знаю". € не было длЯ менЯ судьи строже.
     Ќу, а  ‘вета  продолжала  изучать  иудаизм,  соблюдать кашрут, отмечать
субботу и  воспитывать детей  в еврейских традициЯх. Ќаконец, наступил день,
когда она  поехала в  Њоскву,  в синагогу, к  главному раввину с просьбой  о
гиюре. Ќадо сказать, что в ‘оветском ‘оюзе в тех немногочисленных синагогах,
которые в то времЯ  действовали, придерживались ортодоксаального направлениЯ
в религии. ђаввин  долго выспрашивал ‘вету о  причинах, побудивших ее пройти
гиюр,  экзаменовал по вопросам иудаизма, отговаривал, опЯть  задавал вопросы
и, наконец, сказал: "Џрежде, чем будет решен вопрос с гиюром,  вы  должны по
крайней  мере  три  месЯца  жить  со своим  гражданским  мужем  раздельно  и
встречатьсЯ только при  свидетелЯх. ‹ишь после этого Я приму решение, и если
оно  будет   положительным,   вы   сможете   совершить   религиозный   обрЯд
бракосочетаниЯ".
     џ не буду вдаватьсЯ сейчас в тонкости  еврейской  религии  и объЯснЯть,
чем было вызвано требование раввина, однако замечу,  что  выполнить это  длЯ
‘веты  было  нелегко по причине совершенно прозаической:  на это нужны  были
деньги.  ‚  то  времЯ у  ‘веты  с мужем была  одна  комната  в  коммунальной
квартире, и  снимать еще одну  комнату было длЯ них  непомерно дорого,  да и
найти  что-либо  на  съем  было не  так-то просто. Џоэтому,  выслушав  наказ
раввина,  ‘вета   в   полном  отчаЯнии   воскликнула:  "Ќо  это  так  трудно
осуществить.  ‚от если  бы у  менЯ  не было детей, Я бы, на крайний  случай,
могла жить  у подруги". € раввин сказал ей: "‚ы еще  не  готовы  длЯ  гиюра.
…врейскаЯ  мать никогда, ни при каких обстоЯтельствах не могла  бы пожелать,
чтобы у нее не было детей".
     ‚се это ‘вета поведала мне, сидЯ  у  менЯ на кухне, с опухшими  от слез
глазами. €,  видЯ  ее  переживаниЯ,  Я  всердцах  воскликнула:  "Ќу  что  ты
обращаешь  внимание на слова какого-то выжившего из ума раввина?! Ќе один он
на свете - найдем другого!" € опЯть ‘вета посмотрела на менЯ  своими чистыми
голубыми глазами и ответила: "Ќо, ‹еночка, вы не понимаете. џ ведь не потому
так расстроена, что он мне отказал в гиюре, а потому, что он был прав. Љак Я
могла  сказать такое о своих детЯх?!" € еще раз  был преподан  мне урок, что
нельзЯ  давать  волю  своим  эмоциЯм  в  оценке  людей.  €  что есть  высшаЯ
справедливость  -  справедливость  твоей совести,  и высшаЯ правда  - правда
твоего сердца.
     —тобы закончить  эту историю, замечу, что ‘вета прошла  гиюр,  поменЯла
свое имЯ на имЯ ‹еЯ, приехала в €зраиль со своей семьей, и у нее уже четверо
детей. †ивет она  под €ерусалимом  и преподает иудаизм  в религиозной школе.
Ћднажды, когда Я тоже уже была в €зраиле, она позвонила мне по телефону, и Я
в  разговоре  случайно  назвала ее  ‘ветой.  €  своим тихим, мелодичным,  но
твердым  голосом  она поправила менЯ: "‹еночка, Я понимаю,  что  вам,  может
быть, все  равно, как менЯ  называть. Ќо  мне это  очень важно.  Џожалуйста,
зовите менЯ ‹еЯ".
     ‚от  такаЯ  была  у  менЯ  ученица, прекраснаЯ  женщина ‹еЯ,  гражданка
€зраилЯ, дружбой с которой Я горжусь.

     <i>…сли ты еврей, то без сомненьЯ
     “же был однажды на ‘инае.
     € душа твоЯ - венец твореньЯ -
     ‡авершила, наконец, скитаньЯ.

     ‡аглЯни в нее, мой брат по крови.
     ’ы прислушайсЯ к ее рыданьЯм.
     Ќеужели тебе чуждо ее горе?
     ‚спомни, ведь она с ‘инаЯ.

     Љак бездомно ей в стране холодной.
     €ссЯкает, как родник, ее терпенье.
     ‚едь желание ее так скромно -
     Ћна просто хочет возвращеньЯ.</i>

     ‹етом 1988  года  президент ‘оединенных татов  Ђмерики  ђональд ђейган
приехал в  ‘оветский ‘оюз. ѓруппа ленинградских отказников, и Я в  их числе,
решила  поехать  в Њоскву  и организовать  там демонстрацию  против  отказа,
приуроченную  к визиту  президента. Џомню, мы  собрались небольшой  группой,
обсудили детали, определили дату отъезда,  времЯ и место встречи в Њоскве. ‚
это же времЯ  Я находилась в предвкушении приезда в ‹енинград маэстро ‡убина
Њета  с  Ќью-‰оркским симфоническим оркестром. Ђнечка  обратилась  к нему  с
просьбой помочь мне  получить разрешение на  выезд, и он  любезно согласилсЯ
использовать свой авторитет и влиЯние.
     ‚ последний вечер перед отъездом в  Њоскву сидели мы с ѓерой на кухне и
обсуждали последние детали. …хать предстоЯло  мне одной, так как ѓера не мог
уйти  с  работы.  ‚друг  раздалсЯ  звонок  в  дверь. Ћказалось,  что  пришел
участковый милиционер. „лЯ непосвЯщенных отмечу, что весь огромный ‘оветский
‘оюз был разделен на бесчисленное множество участков. ‚ каждом таком участке
имелсЯ свой милиционер, занимающийсЯ разбором  пьЯных  драк,  мелких  краж и
воспитанием трудных подростков.  Ќу и, естественно,  он был всегда на посту,
чтобы выполнЯть "особые" распорЯжениЯ по  указанию свыше. ‚от с таким особым
поручением он и заЯвилсЯ к нам.  ‚ыразил желание  поговорить со мной лично и
попросил  разрешениЯ  войти в квартиру. ‘разу скажу, что  вид  у него был не
бравый,  так как  даже он,  привыкший  безоговорочно  подчинЯтьсЯ  приказам,
понимал, что  миссиЯ, с  которой он ко  мне пришел,  была,  мЯгко говорЯ, не
совсем законной.  "…лена  Њарковна, - начал он, потупив  глаза в пол,  - мне
поручили  сообщить  вам,  что компетентым органам  известно о  ваших  планах
поездки в Њоскву".
     ‘казать  по правде,  это его заЯвление менЯ здорово ошарашило.  ‚едь мы
старались  держать  наши  намерениЯ в тайне, и о поездке  знал только  очень
ограниченный круг людей. Ћднако своего удивлениЯ Я постаралась не показать и
ответила чуть с издевкой: "Љомпетентным органам безусловно надо доверЯть. Ќо
неужели   теперь  вы  будете  всегда  приходить  ко  мне  и  докладывать  об
информации,  находЯщейсЯ в распорЯжении компетентных органов?" Ћн, как будто
не услышав моего вопроса  или  согласно полученным инструкциЯм не имеЯ права
всупать  со мной в  полемику, продолжал:  "џ  уполномочен  вам сообщить, что
имеетсЯ постановление,  запрещающее  вам  покидать ‹енинград". ‚ такой фразе
заключалось  беспрецедентное  нарушение  моих гражданских прав.  "‚ы  можете
предъЯвить мне это постановление?" -  спросила  Я. "Ћно было зачитано мне по
телефону", - ответил  он. "Џослушайте, -  сказала Я ему, - Я понимаю, что вы
здесь  ни  при чем и  что-либо доказывать вам бессмысленно. Ќо у менЯ  к вам
огромнаЯ  просьба.  Џередайте вашим компетентным органам и  желательно не по
телефону, а лично, что если они, используЯ  свою власть  и  силу,  могут  не
выпускать  менЯ  в  €зраиль,  то  ограничить  мое  передвижение  в  пределах
‘оветского ‘оюза не дано даже им".
     ‘ейчас Я думаю, как наивно звучало мое высказывание длЯ участкового. “ж
он-то знал, кто  именно просил  его придти  ко  мне  и  не сомневалсЯ  в  их
возможности менЯ задержать.
     Џоезд  мой  отходил  в четыре часа днЯ.  ѓера был на работе и провожать
менЯ  пошли  Ђндрей  и моЯ  вернаЯ подруга ’анЯ. џ вышла из дома перваЯ, без
вещей, и направилась в сторону, противоположную вокзалу. ’атьЯна  и Ђндрей с
моей  сумкой  пошли  в  заранее  условленное  место.  ‚стретившись, мы  были
уверены, что действовали по всем правилам конспирации.
     Џриблизившись к перрону, мы с  ’аней  одновременно  увидели  их: одного
милиционера,  а другого -  человека  в штатском.  "татский"  что-то  быстро
сказал  милиционеру,  указываЯ  на  нас  почти  неуловимым движением,  затем
повернулсЯ к нам  спиной и отошел в сторону. Њилиционер  приближалсЯ  ко мне
четким уверенным шагом.  € хотЯ всЯ эта сцена длилась несколько секунд,  она
запечатлелась в  моем сознании до  малейших подробностей,  как в замедленной
съемке.
     Њилиционер подошел,  отдал честь и попросил предъЯвить паспорт и билет.
"‚ы менЯ в чем-то  подозреваете?" - спросила Я.  "Ќу, что вы, -  ответил он,
улыбаЯсь, - это обычнаЯ  проверка  документов". ‘опротивлЯтьсЯ  было глупо и
бессмысленно. Ћн открыл  мой  паспорт,  сделал вид, что  внимательно изучает
его, затем положил его себе в карман и предложил пройти в отделение милиции.
"Њой поезд  отходит через двадцать минут, - заметила Я. - ‚ы уверены, что не
превышаете  своих  полномочий,  срываЯ мою  поездку?"  Њилиционер  оставалсЯ
вежливым и,  Я  бы даже  сказала, благодушным.  Џриказ,  который он получил,
исходил из такого ведомства, которое снимало  с него всЯкую ответственность.
ќто понимал он, и это, увы, понимала Я. "Ћтделение милиции прЯмо на вокзале.
џ уверен, что  вы не  пропустите свой  поезд",  - сказал он.  џ  лично  была
уверена в обратном. „а и он, по всей видимости, тоже. •отЯ врЯд ли он вообще
думал  об  этом.  Ќа его  службе  самое  безопасное было  поменьше  думать и
рассуждать.
     ’анЯ с  Ђндрюшей шли чуть поодаль,  и Я почувствовала своей кожей,  как
бьетсЯ  сердце  моего  сынули.  џ вошла в отделение милиции. ’анЯ с Ђндрюшей
остались на улице - внутрь их не пустили. Њилиционер "сдал" менЯ дежурному и
с  чувством  удовлетворениЯ  от  удачно  выполненной  задачи  по  задержанию
опасного преступника ушел достаивать на своем посту.
     „ежурный взглЯнул на менЯ с мимолетным интересом и предложил  присесть.
џ оглЯделась. Ћтделение было  небольшое.  Њаленькие зарешеченные клетушки со
скамьЯми. ‚се,  кроме одной, были пусты. Ђ в одной - занЯтой - спал какой-то
алкоголик.  Ќесколько  оборванны