атьсЯ!
’ак  и  записывайте".  "ѓде же вы ее сожгли?"  - спрашивает. "“ себЯ дома, -
говорю.  -  Ђ где же  еще". Ђ он смотрит на  менЯ и произносит, очень  четко
выговариваЯ  каждое слово:  "  џ  перепишу  этот протокол.  Ќо  учтите, если
выЯснитсЯ, что и в этот раз вы мне морочите голову, будете отдыхать рЯдом со
своей матерью". Ђ Я почти криком кричу, что, мол, много раз Я их обманывала,
но вот именно сейчас чистую правду говорю.
     €  уже сама  даже  начинаю  верить, что это  Я  ее сожгла. ‚сю  картину
сожжениЯ мгновенно  даже  перед  собой нарисовала длЯ  своей же  собственной
убедительности.  “спокаивало менЯ только то, что они ее все равно никогда не
найдут.  Љороче говорЯ,  подписываю протокол  о том, что  Я скрипку  сожгла,
прибегаю домой  и  лихорадочно  начинаю  жечь  в  ведре  какую-то деревЯшку,
игрушку Ђнрюшину. ‚едро это, понЯтно, не мою. € понимаю в душе, что если они
сделают  экспертизу,  то тут же  менЯ и разоблачат. Ќо  напрЯжение настолько
велико,  что сидеть сложа руки невозможно. Љ счастью моему, обыска по поводу
скрипки у менЯ не было.
     —ерез  несколько  дней менЯ  снова Ќовиков на  допрос  вызывает и среди
прочего  говорит: "Ќу, что ж, …лена Њарковна, Я допускаю, что вы отдали  нам
все  скрипки. € поверьте мне, что пока бы Я их  не  получил, легко бы вам не
было. ‡автра мы уезжаем в Њоскву и будет у менЯ чем порадовать вашу маму". “
менЯ аж в глазах  потемнело, как  Я  представила себе  маму, из которой  они
сначала вытЯнут жилы, добиваЯсь сказать, где и сколько у нас было скрипок, а
потом, когда она будет совсем обессилена, с улыбочкой ей их покажут.
     ЊенЯ вообще все времЯ преследовали картины маминых  допросов, и ночью Я
не могла заснуть, все времЯ о ней думала и знала, что она тоже не спит.

     <i>„ень пролетел,как угар
     Ќочь на смену пришла.
     Ђ в сердце моем пожар,
     ‘горает оно дотла.

     —елюсть до боли свело,
     ‡венит, звенит слеза.
     Ђ сон, как рукой, снЯло,
     •оть выколи к черту глаза.

     џ знаю, ты тоже не спишь,
     ’ы думаешь обо мне.
     Ќе спишь, и молчишь, и молчишь...
     ‘ тобой говорим лишь во сне.

     Ќо сон, как рукой, снЯло,
     •оть выколи к черту глаза.
     € челюсть до боли свело.
     ‡венит, звенит слеза...</i>

     Ќочей Я боЯлась ужасно,  да и днем  не  намного легче было.  •одила  по
улицам  бесцельно, просто чтобы отвлечьсЯ от своих мыслей. ‘мотрела на людей
и думала, как они могут смеЯтьсЯ, ходить в кино, покупать какие-то вещи? Њне
казалось, что все должно замереть от горЯ. џ, знаете, через две недели после
ареста мамы взглЯнула на себЯ в зеркало и ужаснулась - Я стала совсем седаЯ.
‚ тридцать три года.
     €так, возвращаюсь Я домой после этого допроса и вдруг  ‚ера Њихайловна,
нЯнЯ  Ђндрюшина,  котораЯ осталась  помогать мне времЯ от времени без всЯких
денег - дело в том, что ее мужа в тридцать девЯтом году арестовали, и больше
она его никогда не видела,  так она очень сочувствовала мне  и  понимала мое
состоЯние - так вот, ‚ера Њихайловна вдруг говорит мне: "‹еночка, вам звонил
какой-то ваш  приЯтель,  он попросил  менЯ записать номера камер хранениЯ на
Њосковском вокзале, куда он свез  какие-то  вещи". Њожете себе  представить,
что   Я   почувствовала?   џ-то   прекрасно   понимала,   что  наш   телефон
прослушиваетсЯ. Њне в тот момент  захотелось завыть, исчезнуть, мне хотелось
проснутьсЯ и убедитьсЯ, что это сон.
     ‚ ту минуту Я понЯла,  что это конец. џ понЯла, что завтра утром ко мне
придут. Ќо у менЯ еще вдруг поЯвилась надежда,  что если Я рано утром  поеду
на этот  вокзал, Я их опережу. ‘обственно, мысль такаЯ поЯвилась у  менЯ  на
рассвете, в пЯть часов утра,  и Я  вскочила и начала  судорожно одеватьсЯ. Ђ
четверть  шестого  раздаетсЯ  звонок  в  дверь.  ‚ходЯт  следователь  и  два
оперативника. Ќовиков ко мне обращаетсЯ, можно сказать, прЯмо в дверЯх: "Ќу,
…лена Њарковна, мы  видим, что  вы уже готовы". џ отвечаю:  "џ, к сожалению,
уже  несколько  месЯцев,  как  готова.  €  со  днЯ  на  день  вас  жду  и не
раздеваюсь". Ђ Ќовиков говорит: "‚от и хорошо. ‚от и скажите своему ребенку,
-  а Ђндрей  проснулсЯ от звонка, увидел чужих  людей и заплакал, - чтобы он
успокоилсЯ.  …сли вы  не  вернетесь, его  воспитает другаЯ мама. Ћн один  не
останетсЯ. ѓосударство у нас гуманное и позаботитсЯ о нем".
     Ђндрюша кричит:  "Њама, не уходи, мамочка, не оставлЯй менЯ".  Ћн один,
пЯтилетний, в квартире, муж в командировке, ‚ера Њихайловна еще не пришла. џ
собрала  все  свое мужество, подошла  к  нему и  спокойно, улыбаЯсь, говорю:
"Ђндрюшенька, родной, Я иду в больницу.  Љ очень хорошему врачу. џ его очень
долго  ждала.  ’ы  же  не  хочешь,  чтобы  мама болела?  ‘коро  придет  ‚ера
Њихайловна, а Я может быть на операцию лЯгу. ’ак ‚ере Њихайловне и передай".
Џри этом  прошу следователЯ,  чтобы  он  разрешил  мне  остатьсЯ с  сыном до
приходЯ нЯни, а он даже не слушает менЯ и говорит, чтобы Я скорее собиралась
и прекратила это представление. Ќо спокойно говорит. ‚ежливо даже.
     џ вот  вспоминаю,  как  обычно  следователь звонил  и  вызывал  менЯ на
допрос.  ‚сегда было одно  и то же: "…лена  Њарковна, здравствуйте. ќто  вас
следователь  Ќовиков беспокоит. Ќе могли бы вы завтра к десЯти часам подойти
к  подъезду  номер  сорок  восемь.  Џропуск  вам  будет заказан".  €  если Я
говорила,  что  в десЯть  часов  мне  очень  неудобно,  можно  ли  придти  в
двенадцать,  голос его  становилсЯ железным, и  он  кратко так  говорил: "“ж
постарайтесь в десЯть. џ буду вас ждать". € вешал трубку.
     Ќу,  в этот раз оставила  Я плачущего  Ђндрюшу дома,  приезжаем  в ЉѓЃ,
заходим  в кабинет,  и  Ќовиков  мне  говорит:  "Ђ теперь,  …лена  Њарковна,
позвоните-ка  вашему приЯтелю и еще раз уточните, в каких камерах  хранениЯ,
на каком-таком вокзале  спрЯтаны ваши вещички.  €  если вы хотите, чтобы ваш
приЯтель продолжал жить спокойно, давайте сразу  же и закончим с этим делом.
’огда Я обещаю  вам, что мы оформим  все  как вашу  добровольную выдачу и не
будем мешать вашему  знакомому нормально работать. ‚ы же  понимаете,  что мы
его и без вас найдем.  Ќо нам бы не  хотелось  в его поисках приглашать сюда
всех ваших знакомых. € в этом, Я думаю, наши желаниЯ совпадают".
     Њне стало очевидно, что найти Ђнри - дело несложное. ’ем более длЯ ЉѓЃ.
Ќо надо признатьсЯ, что Я была такаЯ злаЯ на него, что в тот момент у менЯ и
мысли не было его  скрывать.  ’ак что  всЯ  речь Ќовикова длЯ  менЯ никакого
значениЯ не  имела. ‘казать  по правде,  Я  до сих пор не могу простить Ђнри
этого звонка. џ уверена, что именно когда они обнаружили все  наши вещи и во
что бы то ни  стало  решили их  конфисковать, мамино дело принЯло совершенно
другой оборот. џ помню,  что до обнаружениЯ этих вещей на одном из допросов,
когда Я очень была расстроена из-за мамы и не смогла этого  скрыть,  Ќовиков
сказал мне: "Ќу, что вы  так убиваетесь,  …лена Њарковна?  Ќу,  получит ваша
мама  год тюрьмы,  через год вы вообще забудете обо  всем этом". € насколько
изменилось  их отношение  к  маме и ко всему  этому  делу после  обнаружениЯ
вещей!
     Ќо  в тот момент Я  ни  о  чем  таком  не думала, в  моем мозгу  только
стучало,  что ведь и  коробочка  с драгоценностЯми тоже была у  него. џ ведь
считала  его очень  надежным другом. Ћн же  любил менЯ!  Ђ по моим понЯтиЯм,
если  любишь, то не трусишь. ’ем более, что ему надо  было просто  ничего не
делать. € все.
     ‚ общем, звоню Я ему на работу и прошу повторить номера камер хранениЯ.
€ говорю с  ним ледЯным,  официальным тоном, называю по имени-отчеству,  что
должно  было,  как  мне  казалось,  хоть немного его насторожить.  Ђ Ќовиков
слушает в параллельную трубку. € вдруг Ђнри говорит: "Љстати, когда Я звонил
тебе домой, Я не все тебе  перечислил. Ќаиболее ценные вещи Я отнес в камеру
номер такой-то". џ даже ответить ничего не смогла, просто положила трубку. Ђ
Ќовиков  и говорит:  "Ќу  вот, …лена  Њарковна, а теперь  пишите заЯвление о
добровольной выдаче". џ написала, он мне выписал пропуск на выход, и Я ушла,
как во сне. €  не  заезжаЯ домой, поехала на  работу. Ђ надо сказать, что на
работу Я все это времЯ  не поЯвлЯлась. „о работы ли было мне. Џодхожу к бюро
пропусков,  называю  свой номер,  а мне  говорЯт:  "‚ам  пройти  нельзЯ.  ‚ы
уволены".
     Љак потом Я узнала,  менЯ уволили  под предлогом, что Я не заЯвила, что
моЯ сестра  уехала в €зраиль. ЊенЯ в тот  момент это  не  обеспокоило  и  не
удивило. Ќи формулировка,  ни сам факт  увольнениЯ. џ даже не задумалась, на
что, собственно, мы будем  существовать. Ќа одну  зарплату моего мужа далеко
не уедешь.
     Ќо  в тот момент  Я  думала  только о  коробочке и всех выданных вещах.
‚ызвала Ђнри в проходную по  местному  телефону /он мне, кстати, сказал, что
уже начальника моей лаборатории  вызывали на допрос  и спрашивали обо мне/ и
плачу, и  сквозь  слезы говорю ему:  "Ќу,  что же ты сделал?! Ќу, зачем  мне
звонил?" Ђ он отвечает: "Ђ что? ‚едь Я же звонил из автомата". џ говорю: "’ы
же  инженер-электронщик,  ты  разве  не  понимаешь,  что  если  мой  телефон
прослушиваетсЯ, то уже не имеет  значениЯ откуда ты звонишь?!" Ќо не было ни
сил, ни времени, ни желаниЯ объЯснЯть ему, что произошло. џ только спросила:
"Љоробочка тоже там?" Ћн ответил: "Ќет, она при мне. џ могу тебе ее отдать".
     Љакое  это было  облегчение при всей этой  ужасной ситуации узнать, что
драгоценности, которые мама поручила мне хранить, не в руках кагебешников. ‚
общем забрала Я эту коробочку и больше не могла его тогда видеть. €  сколько
раз  Я потом думала  бессонными ночами, что все могло сложитьсЯ по-другому в
маминой  судьбе,  не выдай  он эти вещи. € еще  раз  Я убедилась,  что  один
поступок  /или  проступок/  в  одно  мгновение  может  изменить  всю  жизнь.
„рагоценности  Я  отнесла бабушке,  и она  их спрЯтала  и  держала  до  того
момента, пока Я своими уже руками не отнесла их в ЉѓЃ. Ќо об этом позже.
     ‚се это  времЯ  и  даже когда уже приехал  папа у нас  не было  никаких
контактов с  мамой  и, естественно, никаких сведений о ней. Љак  известно, в
период  следствиЯ по советскому законодательству  адвокат  к  обвинЯемому не
допускаетсЯ. ‘амо следствие - его  продолжительность -  практически ничем не
ограничено. џ  знала случаи, когда следствие  продолжалось более трех лет, и
все это  времЯ подследственный находилсЯ в тюрьме без всЯкой свЯзи с родными
или адвокатом.
     ђаз в месЯц  во времЯ  следствиЯ родственникам  разрешалось  послать  в
тюрьму одну пЯтикилограммовую посылку. Џричем в эти пЯть килограммов входили
и  одежда  и  еда.  ‚ыбор  еды  был  тоже  строго  ограничен  и  должен  был
соответствовать определенному перечню. Џродукты или вещи, не перечисленные в
этом "черном" списке,  изымались при  проверке посылки. Џоэтому единственный
человек,  который был  в  это  времЯ  "свЯзным"  между мамой  и мной  -  это
следователь Ќовиков.  € каждый раз  Я спрашивала его, как мама, как она себЯ
чувствует, не  надо ли  ей что-нибудь. € каждый раз с  присущим следователЯм
терпением  и  привычкой к  подобным  вопросам  Ќовиков  отвечал:  "‚аша мама
чувствует себЯ прекрасно,  и  ей  ничего  не  надо. Њы обеспечиваем ее  всем
необходимым". € только  через полгода, когда адвокат  был  допущен к делу  и
ознакомилсЯ с этим  многотомным "трудом", Я узнала страшную правду о мамином
состоЯнии.
     Ђ  где-то в начале  маЯ мне приходит повестка  с  указанием приехать на
допрос в  Њоскву.  ’ут следует  отметить,  что на  последнем папином допросе
/которых в общей сложности  было не  очень  много/,  уже получив пропуск  на
выход, он  услышал реплику  Ќовикова,  брошенную  ему  вслед:  "Љстати, Њарк
‘оломонович, передайте своей  дочери, что  у  нас уже  накопилось достаточно
материала  на нее. џ советую вам ее образумить,  если  вы не хотите взЯть на
себЯ заботу о посылках  как длЯ своей жены, так  и длЯ дочери". Џомню,  папа
вернулсЯ с этого допроса страшно угнетенный и  испуганный за менЯ. ђассказав
мне все, он  только молча умолЯюще  посмотрел на  менЯ,  так и  не решившись
убеждать менЯ быть "благоразумной". „аже  он понимал, при всей  его любви ко
мне,  что есть вещи, на  которые Я не соглашусь и которые,  ради мамы, он не
вправе требовать от менЯ.
     €так,  получив  повестку  из  Њосквы,  Я,  естественно,  подумала,  что
щедрость ЉѓЃ врЯд ли будет столь безгранична, чтобы оплачивать мне билеты  в
оба конца. џ была уверена, что  менЯ посадЯт.  „ело  в том, что на последних
допросах  в  ‹енинграде  они  без конца  менЯ спрашивали:  "…лена  Њарковна,
подумайте  хорошенько,  вы  ничего  не забыли  нам отдать?  “чтите,  что  вы
проходите  по  делу  не  просто свидетелем,  а  соучастником  преступлениЯ".
Ќапомню,  что письмо в ћгославию было написано мною. € черновик этого письма
был у них в руках.
     Љогда папа узнал, что менЯ вызывают на допрос,  на нем лица не было. Ћн
постарел буквально  на  глазах. € мне было страшно,  жутко  страшно. —то  уж
скрывать. Ќо про себЯ Я уже решила, что ничто не заставит менЯ отдать им эту
коробочку.  џ  и так чувствовала  себЯ бесконечно виноватой за всю эту  цепь
ошибок моих и чужих, которые поставили маму в безвыходное положение. ‚едь от
нее они ничего не узнали ни о чем и ни о ком!
     ‚общем иду Я к ’атьЯне, одалживаю /на какой срок?!/ халат. џ уже к тому
времени "образованнаЯ" была и знала, что халат с поЯсом /который был у менЯ/
в  тюрьму  не пропустЯт. ’ак  же  как  и туфли  со  шнурками.  Ћни  во времЯ
следствиЯ очень заботились, чтобы вы не удавились. ‚от Я и одалживаю халат у
’ани,  собираю остальные вещи длЯ отсидки - так сказать,  сама себе передачу
делаю. Ќичего не  забыла -  от зубной  щетки до  комнатных туфель.  €  еду в
Њоскву, садитьсЯ в тюрьму.
     ’ут  уже  мы  с папой поменЯлись ролЯми.  € он менЯ провожает, и Я  ему
обещаю  позвонить  при   первой   возможности.  €  не  плачу,  стараюсь  его
подбодрить.
     џ помню, как в поезде Я смотрела на  пассажиров и  думала,  что вот все
они едут по своим делам, в командировку, в отпуск, в гости, а  Я - в тюрьму.
€ они даже не подозревают об этом, глЯдЯ  на  менЯ. Ђ мне  хочетсЯ крикнуть:
"‹юди,  спрЯчьте менЯ, спасите менЯ. џ устала. “ менЯ уже нет сил". ’ак весь
путь и простоЯла, тупо глЯдЯ в окно.
     Ќо  и эта ночь  кончилась. Џриехала в  Њоскву,  в грЯзном привокзальном
туалете вымыла лицо, нарумЯнила щеки, подмазала губы, чтобы не заметили они,
что  Я  провела бессонную ночь. € Явилась  к ним. Ђ следственный отдел, куда
менЯ  вызывали, располагалсЯ  не в  страшном,  внушительном, имперского вида
здании   на   площади   „зержинского   с   угрожающей    надписью   "Љомитет
ѓосударственной  безопасности ‘‘‘ђ", а в очаровательных розовых  двухэтажных
особнЯчках неподалеку. € почему-то это еще больше напугало менЯ, была в этом
какаЯ-то  зловещаЯ несовместимость. Љак будто  вы видите  прекрасное лицо, а
опускаете глаза чуть ниже и в ужасе убеждаетесь, что тело, которому это лицо
принадлежит, уродливое, вместо ног копыта и шерстью обросло.
     џ тогда об этом подумала и вот с таким ощущением вошла. € села ждать. €
чувствую, что все дрожит у менЯ внутри.  Ђ может, Я так же трЯслась, как тот
человек в приемной ЉѓЃ, о котором Я уже упоминала и которого забыть не могу.
€ помню, что не от страха у менЯ  эта дрожь была. ‘трах куда-то далеко ушел.
‚ подсознание.  Ђ  такое  было  напрЯжение внутреннее  "не  расколотьсЯ"  на
допросе, выдержать, не подвести маму, что  нервы были, как струны, натЯнуты.
€ вот эти нервы и вибрировали. Џравда, надо  сказать, что как только вызвали
менЯ, Я мгновенно успокоилась. Ђбсолютно.  Ќечто  сходное  со мной бывало на
экзаменах. џ всегда  очень  волновалась до того момента, пока в аудиторию не
войду. Ђ потом уж все волнениЯ испарЯлись. ’ак было и тут.
     Љстати и сам путь в следственную комнату проходил по обычным коридорам.
ЏолнаЯ была  противоположность с ленинградским ЉѓЃ. ’ам  допросы проходили в
главном здании,  огромном  и  хмуром,  в котором  окна начинались  на уровне
третьего этажа и про которое  ходили легенды,  что  в подвалах  этого зданиЯ
пытают  и уничтожают неугодных  людей.  €  что именно на первых  двух этажах
находЯтсЯ следственные камеры с окнами в  закрытый внутренний двор. ’ак вот,
в ‹енинграде,  когда  вы идете, конечно, в сопровождении  следователЯ, перед
вами вдруг закрываетсЯ дверь, раздаетсЯ сигнал сирены  и на дверЯх возникает
светЯщаЯсЯ надпись: "‘тоЯть. Ќе входить". Ќадпись эта мигает, сирена воет, и
вы ощущаете в  полной мере свою полную беспомощность. ЋткроетсЯ ли эта дверь
длЯ вас  с той стороны, или перед кем-то другим она будет вот так светитьсЯ,
а вас в это времЯ будут вести на допрос по унылым  лестницам, снизу  доверху
обнесенным  железной  сеткой?  ’ак  всегда  при  закрытых   дверЯх  проводЯт
заключенных, чтобы они, не дай Ѓ-г, с кем-нибудь посторонним не столкнулись.
џ  помню  свое  первое  жуткое  ощущение,  когда Я шла  по  этим  лестницам,
обнесенным сеткой, и вдруг эти двери с надписью. € сирена. ‘трашно.
     ’ак  вот, в  Њоскве, в этих двухэтажных  особнЯчках  этого не было.  Ќо
двери за вами захлопывались автоматически. Џривели менЯ в небольшую комнату,
где был только письменный стол, два  стула по разные стороны стола  и  сейф.
Љак  только  мы пришли, Ќовиков  дает мне лист  бумаги  и  просит переписать
какой-то отрывок  из книги. ѓоворит, что это нужно длЯ экспертизы почерка на
предмет  подтверждениЯ,  что  именно  мной написано  письмо  в ћгославию.  џ
говорю, Я не  отрицаю, что это письмо  Я написала. Ђ он отвечает: "„лЯ суда,
…лена Њарковна, нужны доказательства. ‘уд у нас законный и на веру ничего не
принимает". Ћх, какой издевкой вспоминались мне эти  слова  на  суде.  Љаким
жестоким фарсом  оказалсЯ  этот  "законный советский суд". Ђ тогда, Я помню,
наверное,  минут  тридцать  Я  писала  какой-то  текст.  Џотом  Ќовиков менЯ
допрашивает и вежливо убеждает рассказать  все, что Я  утаиваю.  џ  столь же
спокойно отвечаю, что Я не понимаю, на что он намекает. Џрошу его выразитьсЯ
конкретнее, а не ходить вокруг да около.
     Ќу  и  как в  дешевых детективных  романах,  вдруг в комнату  буквально
врываетсЯ второй  следователь  и начинает на менЯ орать,  стучать кулаком по
столу и  буквально вопит мне в ухо, показываЯ на сейф:  "“ менЯ на вашу мать
здесь столько  материала,  что  Я подведу ее под расстрел! ‚ы  здесь комедию
перед  нами ломаете?! џ обещаю,  что и вы сЯдете  рЯдом с ней! € уверЯю вас,
быстро все вспомните. „аже вспомните то, чего не было! € будете умолЯть менЯ
вас выслушать! Ќе  такие здесь Языки развЯзывали!". €, уже не владеЯ  собой,
орет: "‚сех бы вас попересажать! Ќа третий день следствие было бы закончено.
‚ы  бы даже то, что до вашего рождениЯ было, вспомнили  бы! ‡апомните, …лена
Њарковна, камера длЯ вас уже готова. €  отделЯет вас от нее одна  ночь. € вы
сами должны  решить, быть ли вам рЯдом с  матерью или рЯдом с сыном. €дите и
хорошенько подумайте, во всем  ли вы нам признались". € дает мне направление
в гостиницу "‘путник", в одноместный номер.
     € снова Я  на  свободе до девЯти часов утра. ‚ышла  Я из  зданиЯ ЉѓЃ, и
ничего менЯ вокруг  не  интересует. Ђ здание  это  в самом центре  Њосквы, и
рЯдом огромный универмаг "„етский Њир". ђаньше, когда Я приезжала в Њоскву в
командировку или навестить Ђнечку, Я часами болталась по  этому “нивермагу в
надежде  купить что-нибудь "по  случаю" длЯ  Ђндрюши. Ђ в этот раз Я даже не
взглЯнула в его сторону. Џровожал  менЯ до выхода оперативник, который делал
обыск  у  бабушки. €  опЯть  Я дурочкой притворЯюсь  и спрашиваю его голосом
наивной девочки,  как старого  знакомого: "Џослушайте, - говорю,  - вы ведь,
наверное,  знаете, что они  от  менЯ хотЯт. ‚ы хоть  намекните мне, а то они
только угрожают, а толком ничего  не  говорЯт". Ћн, как и следовало ожидать,
сделал недоуменное лицо и сказал, что он совсем, ну совершенно не в курсе.
     Џришла Я в эту гостиницу. ‚ номере телефон. € Я звоню папе в ‹енинград.
"ЏапулЯ, - говорю  как можно более спокойным голосом, - они чего-то  от менЯ
хотЯт, а Я ничего не  могу  понЯть.  Ќо ты не волнуйсЯ. ’ы же понимаешь, что
это просто недоразумение". Џапа в трубку как  закричит: "Ќу, причем тут ты?!
…сли они хотЯт  что-то выЯснить, пусть менЯ вызывают! —то они тебЯ мучают?!"
Ђ  Я папе  отвечаю: "ЏапулЯ, ну что ты нервничаешь? Ћни разберутсЯ, что Я им
все уже рассказала. ‚се уладитсЯ. Ђ сейчас Я просто не знаю, на какую тему и
думать, так как они толком ничего мне не сказали".
     Љонечно, в  душе Я знала,  что бы  им  хотелось  услышать. Ћпределенно,
кто-нибудь из маминых знакомых  сказал,  что у  нее были  драгоценности.  Ђ,
кроме того, Я умудрилась не назвать ни одного маминого знакомого  и ни слова
не  сказать,  чем она занималась на  работе.  Џоследнее мне было очень легко
сделать, так как мама никогда менЯ в свою  работу не посвЯщала. Ќо разве они
могли в это поверить? € вообще, кроме того, что Я  им лично  отдала скрипки,
больше Я ни в  чем не раскололась. •отЯ честно скажу, желание все рассказать
во времЯ допроса возникает у вас помимо  воли.  Џомню, Я возвратилась  домой
после  двенадцатичасового допроса, измученнаЯ, опустошеннаЯ  и говорю  папе:
"‡наешь, папулЯ, Я  никогда не буду осуждать людей,  которые не выдержали на
допросах. ’олько тот может осудить их, кто прошел через  весь этот кошмар до
конца  и выстоЯл. Ќе на свободе, а в тюрьме. Ђ Я чувствую, если менЯ посадЯт
- могу не выдержать".
     Ђ одно времЯ допросы  у менЯ  были день через день. “же Язык заплеталсЯ
повторЯть  одно  и то же:  "Ќе знаю,  не знакома, не  в  курсе, не  знаю, не
встречалась, не помню". ‚ один из допросов Ќовиков, обычно выдержанный, /или
играющий  такую роль/ вдруг  закричал: "—то вы вроде  вашей  матери  из менЯ
дурака делаете?!  Ћна называет мне своих знакомых, а потом  оказываетсЯ, что
они либо умерли, либо в €зраиль  уехали. џ уже предупредил вашу мать, что ей
дорого это обойдетсЯ, и  вам не мешает это помнить". Ђ допросы были иногда и
до  двенадцати ночи,  и  домой Я  буквально  приползала  и,  не  раздеваЯсь,
ложилась. ‹ожилась  и думала, мамочка дорогаЯ, на  сегоднЯ  и  длЯ тебЯ  все
закончилось. Ќа  сегоднЯ у  тебЯ  передышка. …сли бы  Я  знала тогда, что, в
основном,  маму  допрашивали по  ночам. Ђ  иногда и  днем, и ночью почти без
перерыва.  €  месЯцами  сидела  она в одиночной камере. Ќо  это  Я уж  потом
узнала, когда адвокат был к делу допущен.
     Ќу,  вот, пришла Я в эту гостиницу "‘путник",  позвонила папе, включила
радио, чтобы не слышать тишину, и, не раздеваЯсь, прилегла. € мыслей даже не
было  в голове. Љакое-то  оцепенение наступило.  Ћдна только мысль  времЯ от
времени возникала:  "Ђ  Ђнечку вам, слава Ѓ-гу,  не  достать. Ћна далеко". €
зларадное такое чувство  поЯвлЯлось,  как будто это  мы намеренно  сумели их
обмануть.  ЏриЯтное такое  чувство. —увство, что  есть такое место, куда при
всей их всесильности им не дотЯнутьсЯ. € гордость за сестричку.
     Ќа  следующее  утро   прихожу   снова   на  допрос.  Ќовиков   -   сама
вежливость."Ќу, что, …лена Њарковна, вспомнили что-нибудь?" џ  опЯть держусь
своей версии и говорю, что Я перед ними чиста. ‚ это времЯ входит в  комнату
тот оперативник,  что  обыск  у  бабушки  проводил и  менЯ  вчера  до  ворот
провожал. € вдруг он в разговор наш встревает и спрашивает: "…лена Њарковна,
дело прошлое уже. Ќо скажите мне, когда вы успели разорвать  записку, что мы
в вашей сумке обнаружили? “ж больно  этот  вопрос менЯ мучает". Ђ Я отвечаю:
"Ќу чего ж  вы так долго мучаетесь-то?  ‘просили бы  менЯ раньше, Я  б вам и
сказала  бы,  что  разорвала  Я ее  на  ваших  глазах, пока ваш напарник  за
понЯтыми ходил.  ’еперь вы мучатьсЯ не будете? Ћчень Я не  люблю, когда люди
по моей  вине страдают". ‚ижу, лицо  его  вытЯгиваетсЯ, и  он  так  протЯжно
говорит: "„а, такие люди нам бы здесь не помешали". Ђ Я отвечаю: "…сть еще и
другие  места,  где такие  люди  пригодЯтсЯ". Ќадо  тут заметить, что  после
окончаниЯ следствиЯ они мне эту записку разорванную в полиэтиленовом мешочке
и вернули. •орошо Я  ее тогда разорвала. Ќе смогли они  ее склеить.  Ќовиков
этот наш обмен любезностЯми прерывает и говорит: "Ќу, что ж, …лена Њарковна,
раз вам  нечего нам  рассказать, вот ваш пропуск, получите предварительно  в
кассе деньги за проезд и до следующего нашего в вами свиданиЯ".
     ‘хватила Я свою  сумку  с  "тюремными" вещами,  деньги получила  - и на
свободу.  Ќа следующих  допросах  Ќовиков  пару  раз вскользь  спрашивал, не
распаковала  ли Я свою сумку,  с которой в Њоскву приезжала. Џри этом каждый
раз добавлЯл, что рано еще распаковывать.
     Њожет быть, вы еще помните,  что при самом первом  обыске у  мамы,  они
забрали сберкнижку на  имЯ ’ани. Ќу и  ее  начали  вызывать на  допросы. Џро
всЯких  знакомых нашей семьи  спрашивать и,  в основном, про сберкнижку  эту
выЯснЯть. Ђ  ’атьЯна на своем стоит  -  моЯ, говорит, эта  сберкнижка, и все
тут.  € версию мы  с ней  придумали, что будто бы она от мужа своего прЯтала
эти деньги. Ђ деньги  Якобы достались  ей после  смерти ее мамы, и  никто об
этих деньгах не знает. …е мама уже, к сожалению, подтвердить не может и она,
мол, знакома с ответственностью за дачу ложных показаний. ’ак что безусловно
она  правду  следователю  рассказывает. Ђ  на вопрос, как же  книжка  у  нас
оказалась,  отвечает, что после смерти своей мамы моЯ мама самым близким длЯ
нее  человеком  была.  Љак бы второй мамой стала /что, впрочем,  недалеко от
истины было/.
     Ђ на одном  из  допросов  /моих/  Ќовиков вдруг ни  с  того, ни с  сего
закричал: "Њы вашу подругу,  как волка, к стенке прижмем! Ќе такие  герои  у
нас хвост  поджимали".  ‚стречаюсь  Я после  этого допроса с  ’аней, все  ей
пересказываю и говорю, плюнь ты на  эти деньги. Ќе спасут они менЯ. ђасскажи
ты им  все. Ќе хочу Я, чтобы они тебЯ мучали. Ђ она еще к тому же и заводнаЯ
была,  разозлил  Ќовиков ее своими  угрозами. Ћна встала передо мной,  глаза
блестЯт, напрЯглась всЯ,  как  перед  прыжком,  и отвечает: "’ы  что, с  ума
сошла? Ћн менЯ  напугать хочет? „а Я сама сейчас к нему  на  допрос Явлюсь и
все, что о  нем  думаю, выскажу".  € действительно на  следующий день звонит
Ќовикову  и говорит,  что хочет  сделать заЯвление. ЏринЯл он ее. Ђ она, как
вошла в кабинет, сразу же в  атаку: "Ђ что это вы, - говорит она  ему, - при
моей лучшей подруге менЯ оскорблЯете и мне угрожаете? џ на вас  жалобу подам
вашему руководству". Ђ Ќовиков уставилсЯ на  нее в изумлении  и отвечает: "Ђ
свидетели того  разговора есть?  …лена Њарковна что-то напутала, да она и не
свидетель вообще. €дите домой, ’атьЯна ‚ладимировна, и успокойтесь".
     Ќо успокоитьсЯ он ей не дал. € через несколько дней они заЯвились к ней
с обыском. Џерерыли весь дом, муку и крупу из банок высыпали. •орошо, что ее
мужа в это времЯ в ‹енинграде не было. Ћн метеорологом работал и в это времЯ
на научно-исследовательском судне заграницей был. Њы вообще долгое времЯ уже
по  его возвращении не рассказывали  ему, что ’атьЯну вызывали  на допросы и
что в квартире у них был  обыск.  Љак  всЯкий советский  человек, у которого
была виза  длЯ выезда  заграницу,  он был  очень мнительным и боЯлсЯ, что  в
любой момент ее могут закрыть. „а и мы, честно говорЯ,  волновались, что это
будет его последнЯЯ заграничнаЯ командировка. ‡абегаЯ вперед,  могу сказать,
что все эти перипетии не повлиЯли на его научную карьеру.
     €так, они провели у  ’ани обыск и ничего, естественно, не нашли,  кроме
двух  порнографических журналов, которые ќдик, ’анин  муж, однажды привез из
плаваниЯ.  †урналы такие в то времЯ в ‘оюзе были запрещены. Ђ ’атьЯна вообще
о них забыла, и  валЯлись они где-то на дальней полке. Џосле обыска  они эти
журналы забрали  с собой,  даже не  составив  протокол изъЯтиЯ.  Љогда  ’анЯ
рассказала  мне об этом, мы с ней долго смеЯлись и были уверены, что на пару
вечеров они от нас отстанут!
     Џапа  все это времЯ старалсЯ держатьсЯ молодцом. Њного времени проводил
с Ђндрюшей. “ менЯ  в тот период почти  не было сил на него. џ уж не говорю,
что  Я  почти перестала вести домашнее  хозЯйство, даже просто  поговорить с
сынулей не было настроениЯ. Ќу, и, конечно, ‚ера Њихайловна, нЯнЯ Ђндрюшина,
очень выручала. Њуж целые дни работал. Ќадо сказать, что никаких претензий к
своему  мужу Я  в  тот  период не  имела.  ‚се  свободное от работы времЯ он
посвЯщал Ђндрею.  ‘таралсЯ,  как мог, поддержать менЯ и выполнЯл  почти  всю
домашнюю  работу.  ‚  обстановке  моей постоЯнной  нервозности  он умудрЯлсЯ
сохранЯть самообладание и  создавал вокруг себЯ атмосферу покоЯ.  € если мне
лично  это  помогало  мало,  то  на  ЂндреЯ,  безусловно,  действовало самым
благоприЯтным образом. Ќа выходные дни он организовывал вылазки за город , и
даже Я на короткие мгновениЯ возвращалась к нормальной жизни.
     Љстати, в  тот период Я понЯла, что такое в ‘оветском  ‘оюзе  партийнаЯ
неприкосновенность. ђодной дЯдЯ моего  мужа был в то времЯ вторым секретарем
‹енинградского обкома партии. € когда на самом первом допросе,  после обыска
у бабушки,  менЯ начали  спрашивать про  родственников, Я и сказала кто есть
родной дЯдЯ  моего мужа. € с тех пор  про моего  мужа как  будто забыли. Љак
будто  его вообще  у  менЯ не было. ‚ызывали на  допросы случайных знакомых,
сослуживцев, наших дальних родственников, а моего мужа - ни разу! Ќи единого
разочка!  Ќо все  равно,  волнуЯсь, что  у  него  на работе будут  из-за нас
неприЯтности, Я, будучи  на допросе в Њоскве,  попросила Ќовикова не звонить
мужу на работу, если он им понадобитсЯ. Ђ он мне так быстро отреагировал: "Ђ
зачем нам ваш муж?" € все.
     Ќу, а  Я в то  времЯ жила от допроса  до допроса.  Љстати, только в ЉѓЃ
менЯ  впервые в жизни начали называть по имени-отчеству.  „ома,  на  работе,
среди  друзей  Я  была  просто  ‹ена.  Џоэтому,  когда  ‚ера Њихайловна  мне
говорила: "‹еночка, пока вас не было, вам звонил какой-то мужчина", -  Я тут
же спрашивала: "Ћн как менЯ называл - ‹ена или  …лена Њарковна?"  € если она
говорила, что "…лена Њарковна", Я уже знала, что менЯ вызовут на допрос. џ с
тех пор страшно не люблю,  когда менЯ по имени-отчеству зовут. •орошо, что в
€зраиле нет отчества, а одни имена только. Ћчень это хорошо.
     Ќу,  вот так Я и жила от допроса к допросу. € вдруг пЯтнадцатого  маЯ -
амнистиЯ. € мамина статьЯ  - контрабанда - амнистируетсЯ! ЂмнистиЯ эта вышла
к Њеждународному  году женщин. €  женщины старше шестидесЯти лет  по  многим
статьЯм, в том числе, и по контрабанде,  отпускались на свободу. €  надо  же
такое чудо, что  следователь  Ќовиков в  это времЯ в ‹енинграде был! џ знала
это, так как у менЯ как раз за  день до этого был очередной допрос. Џрочитав
в газете  утром  эту амнистию, Я тут же звоню  Ќовикову и  прошу срочно менЯ
принЯть.  Љак на  крыльЯх  бегу в этот ненавистный дом, еле  могу  дождатьсЯ
приема. ‘ердце стучит, кажетсЯ, что на расстоЯнии его стук слышен. Ѓуквально
влетаю в его кабинет, сую ему газету  и спрашиваю:  "‚ы амнистию видели?" Ћн
удивленно смотрит на менЯ, читает газету и  чуть-чуть  с  заминкой  говорит:
"Ќу,  что  ж,  …лена Њарковна, согласно  этой  амнистии Я  должен  вашу маму
отпустить". ‚от такие  слова говорит. ‘лово в слово. џ даже интонацию помню.
€ добавлЯет: "Џозвоните мне завтра в десЯть утра".
     џ выбегаю на улицу. ‘олнечный, радостный,  весенний день! џ, не чуЯ под
собой ног, бегу к папе. Џо моему лицу он видит все. џ целую Ђндрюшу, танцую,
пою.  ѓосподи, как Я была счастлива! € какой это был жестокий урок длЯ менЯ.
“же много-много лет спустЯ,  получив, наконец, разрешение на выезд в €зраиль
после  долгого  "отказа", мы до  последнего  мгновениЯ  ждали  какого-нибудь
подвоха. ђадость затмевалась  тревогой.  €,  даже  уже  сидЯ в  самолете, мы
боЯлись, что вот сейчас войдут люди  "в  штатском" и  попросЯт  нас выйти. џ
разучилась радоватьсЯ предвкушению чего-то хорошего. Ћни убили это во мне.
     Ќаутро,  в десЯть часов, Я позвонила Ќовикову и услышала ледЯные слова:
"…лена  Њарковна, к сожалению,  мне  нечем  вас обрадовать. Џрокурор не  дал
санкцию на освобождение вашей мамы". €  повесил  трубку. џ  не  могу описать
свое  состоЯние.  “ менЯ провал  в памЯти.  —ернаЯ  дыра.  ‚ечнаЯ  мерзлота.
Џаутина.

     <i>џ живу, как в липкой паутине,
     —увствуЯ дыханье паука.
     Ђ паук огромный, весь в щетине
     € кирзовых грЯзных сапогах.

     џ стою, опутаннаЯ ложью
     € оплеваннаЯ мерзкою слюной.
     ‘мрад и плесень на паучьей коже,
     ‚ сердце мертвых жертв богатый перегной.

     џ живу, охваченнаЯ страхом,
     —то останусь жить здесь навсегда.
     ‘колько судеб здесь покрыто мраком?
     Љ скольким людЯм здесь придет беда?</i>


     € с  этого  момента начинаетсЯ  полное беззаконие и медленное  убийство
моей  мамы.  Џрокурор ”унтов ‚ладимир €ванович,  спите ли  вы  спокойно  или
возмездие совершилось? џ ненавижу вас, прокурор ”унтов. ‘колько  еще  жизней
на  вашей совести? Ѓудьте  вы проклЯты! “вы,  Я  могу  только  догадыватьсЯ,
почему  вы  не освободили  мою маму.  Њожет, вы мечтали  о крупном еврейском
процессе  с  впечатлЯющими доказательствами переправки ценностей в  €зраиль?
‚ас уже ждало  продвижение по службе? ‚ы уже приготовили обличительную речь?
€ вдруг - амнистиЯ. ’акой неожиданный поворот! „а к тому же надо вернуть все
отобранные вещи! Њогли ли вы смиритьсЯ с  таким поражением?! Ќет, ЏартиЯ  не
научила вас отдавать. ‚ы привыкли только брать. € убивать... †изнь моей мамы
на вашей совести.
     €  начинаетсЯ фабрикациЯ  нового  обвинениЯ.  Ђ  сделать это совсем  не
просто:  ведь  огромное  число статей подпадало под  амнистию.  ’он допросов
резко   ужесточилсЯ.    Љоличество   допрашиваемых   свидетелей    возросло.
‘ледственнаЯ группа  начала активно работать  на  месте  прежней работы моей
мамы.  /‡абегаЯ  вперед,   скажу,  что  ничего   криминального  они  там  не
обнаружили/. Ќо им необходимо было выдвинуть против мамы новое обвинение, не
подпадающее под амнистию. € они выдвинули абсурдное по сути, но ужасающее по
последствиЯм  обвинение: статьЯ  88 часть  2 “головного кодекса  -  валютные
операции в крупных размерах. ЋбЯзательно в крупных, так  как мелкие валютные
операции, то есть статьЯ 88 часть 1 тоже амнистируетсЯ.
     Ќа  чем  же  строитсЯ  это  обвинение?  ‚о  времЯ обыска  у  мамы нашли
сломанную  сережку:  бриллиант отдельно,  а  оправка отдельно. Ѓриллиант они
конфисковали среди прочих всех вещей, а оправку  даже взЯть не захотели. € Я
об  этой сережке  забыла,  и они до  поры  до  времени  не  обращали на  нее
вниманиЯ.  €  никто  из  нас  не подозревал,  что  после амнистии они  стали
вынашивать этот зловещий замысел.
     ЋказываетсЯ,  по советским законам  хранение бриллианта как камнЯ, не в
изделии  - уголовное  преступление.  Љонечно, даже  длЯ них  сфабриковать из
этого  факта обвинение  о  валютных  операциЯх  в  крупных размерах  было не
просто, но разве длЯ них нужны были какие-нибудь факты?!
     €так , допросы ужесточились. Њожно предположить, что не только длЯ нас.
ЃеднаЯ мама  почувствовала, наверное, это в  полной мере. “же когда  адвокат
ознакомилсЯ с делом, он  сказал мне, что  признаки психического расстройства
были замечены у  мамы  через  два  месЯца  после  начала следствиЯ.  Ќо  они
продолжали держать ее в одиночке, не прекращались ночные допросы. € все  это
до последнего днЯ следствиЯ, то есть все шесть месЯцев.
     Џомню,  где-то в  августе на  очередном допросе, когда  уже становилось
Ясно, куда клонит следствие, Ќовиков вручает мне записку. Ћт мамы. “ж почерк
ее  Я знаю.  ђука, правда,  дрожала,  но все было Ясно  написано.  Ђ записка
такого  содержаниЯ:   "„орогаЯ  доченька!  Ћтдай,  прошу  тебЯ,  следователю
Ќовикову  ‘ергею ‚алентиновичу  коробочку  с драгоценностЯми, которую Я тебе
отдала  после обыска.  ‚  ней должны быть  следующие вещи..."  € дальше  шло
точное описание маминых  драгоценностей. џ ожидала чего угодно на  допросах.
Ќо, прочитав записку,  Я онемела. € мысли забегали-забегали у менЯ в голове.
…сли мама просит все отдать, значит ей это зачем-то нужно. Њожет быть, после
многочисленных допросов свидетелей они получили исчерпывающие доказательства
о наличии  у мамы  драгоценноостей? € если они  до сих  пор  не найдены,  то
значит  они обвинЯют  маму в  их  контрабанде? €,  может  быть,  маме  нужно
доказать, что  она  не  переправила  их  заграницу?  €ли  что  не продала их
кому-нибудь  здесь, в ‘оветском  ‘оюзе?  ‚едь по  советским законам  продажа
бриллиантов из  рук  в  руки,  минуЯ  специальный магазин,  ЯвлЯетсЯ  тЯжким
преступлением. € даже совсем  бредоваЯ мысль проноситсЯ в голове: вдруг маме
предложили "сделку"  -  она им  бриллианты, они  ей -  свободу. ‚от  даже до
какого абсурда может довести больное воображение.
     ‚се это пронеслось у менЯ в  мозгу,  Я спокойно встала и говорю: "—ерез
два часа Я вернусь". Џоехала к бабушке,  все забрала и через  два часа  была
снова в кабинете. Ќовиков взЯл у менЯ эту злосчастную  коробочку, повертел в
руках,  открыл и как-то очень спокойно  произнес: "…лена  Њарковна, показать
вам  в  скольких допросах вы говорили, что выдали  следствию все?  ‘осчитать
вам,  сколько  раз вы давали мне ложные показаниЯ? ‡ачем вы это  делали?  ‚ы
ведь знали,  что вы  очень рисковали".  Ђ  у менЯ  пустота в душе и тоска по
маме. € Я столь же спокойно и безразлично отвечаю:  "ЊенЯ так воспитали, что
Я  слушаюсь маму,  а  не  следователей ЉѓЃ". €  замолчала.  € даже  не знаю,
спрашивал  ли он менЯ еще что-нибудь.  џ  не  слышала. € не помню,  как дома
оказалась.
     Џосле этого менЯ ни разу  не вызывали на допросы. Ђ в начале сентЯбрЯ к
делу допустили адвоката. ‘овсем незадолго  до  этого  Ќовиков вызвал менЯ  и
сообщил, что во  времЯ следствиЯ у мамы началось психическое расстройство. џ
помню, что  Я впала в  шоковое состоЯние.  џ  не  могла,  не  хотела  в  это
поверить.  Џеред  моими  глазами была  мама, сильнаЯ,  энергичнаЯ,  волеваЯ,
редкостного ума женщина, всегда независимаЯ и деловаЯ,  любЯщаЯ и любимаЯ, в
любую минуту готоваЯ придти  нам на помощь, опора всей нашей семьи. “ такого
человека не могло быть психических отклонений!
     џ начала умолЯть  о  свидании  с ней. Њне  отказали.  џ почти перестала
спать ночами, а если  засыпала - мне снились кошмары. џ ходила  по улицам  и
думала о самоубийстве.  џ обвинЯла себЯ в болезни  мамы. ’ак или  иначе,  по
моей вине были обнаружены все вещи, Я сама  отдала  им скрипки. ‘колько  еще
ошибок  Я  совершила, о  которых даже  не  подозревала?!  €  если  Я  смогла
перенести этот период, выжить и сохранить в себе силы  быть дочерью, матерью
и чуть-чуть женой, так это потому, что Я  убедила себЯ: этого не может быть,
это мамина игра со следствием. Љогда Я ее увижу, Я по  глазам пойму, что она
притворЯетсЯ.
     € как в  подтверждение этих моих  мыслей просходит событие, которому до
сих  пор  Я не могу найти  достойное объЯснение. Љ  тому времени  у нас  уже
поЯвилсЯ адвокат  ћдович ‹ев Ђбрамович, известный московский защитник. ќтого
адвоката  Ђнечка в  одном из своих писем из €зраилЯ порекомендовала  нам. Ћн
уже начал знакомитьсЯ с делом, а Я стала жить между Њосквой и ‹енинградом.
     Џомню, когда  ‹ев Ђбрамович после  нескольких встреч со мной, во  времЯ
которых мы, как боксеры в начале  боЯ, приглЯдывались друг к другу, дал свое
согласие на ведение дела,  Я подошла к  кассе внести определенную сумму. € в
кассе этой сидела очаровательнаЯ молодаЯ женщина, котораЯ принЯла эти деньги
и выдала мне квитанцию с таким безразличным и отрешенным выражением на лице,
как будто Я покупала килограмм колбасы. € Я подумала про себЯ: "ѓосподи, вот
сидишь ты здесь, ухоженнаЯ и недоступнаЯ, довольнаЯ и счастливаЯ, и даже  не
представлЯешь,  сколько несчастий  заключено  в этой повседневной  длЯ  тебЯ
процедуре: деньги - квитанциЯ".
     € еще раз жизнь преподала мне урок не  судить поверхностно о людЯх, ибо
знаю Я теперь, что первое впечатление может быть, ой, как обманчиво. †енщина
эта, ‹илЯ Љоган, на многие годы стала мне близким и родным человеком. “знала
Я,  сколько  горЯ  выпало на  ее  долю.  Ћна,  как  никто  другой,  обладала
уникальном даром сопереживаниЯ и многие годы старалась поддержать менЯ. ‚ ее
доме мне было спокойно и надежно.
     Ђ  тем временем адвокат начал знакомитьсЯ с делом,  и мы жили ожиданием
суда.  ѓде-то  в  начале  сентЯбрЯ  папа  заходит  ко  мне  домой,  необычно
взволнованный, и сообщает, что ему позвонила какаЯ-то женщина и сказала, что
хочет передать привет от мамы. € что они договорились встретитьсЯ в два часа
днЯ у папы на ’аврической улице. Љонечно же Я сказала, что в два часа буду у
него.
     Љогда  Я туда приехала, она  уже была  с  папой. „овольно молодаЯ,  лет
сорока  женщина, полнаЯ, высокаЯ,  с черными, как смоль, волосами, немного с
бегающим, испуганным взглЯдом, вздрагивающаЯ от каждого шороха и телефонного
звонка.  ’о, что она рассказала, показалось  нам  историей  из потусторонней
жизни.
     Џо  ее  словам, звали ее ѓизела, сама она из Њолдавии. Џо  подозрению в
хранении  валюты и  участии  в преступной  группе,  свЯзанной со спекулЯцией
валютными  ценностЯми,  была  задержана вместе  с  соучастниками.  ‚о  времЯ
следствиЯ сидела в одной камере с мамой.  Ћна рассказывала такие подробности
о  маме,  ее  привычках,  выражениЯх,  ласкательных  именах,  которыми  мама
называла нас, что  мы тут  же полн