й, анекдотичность  ситуаций  или
сюжетов в целом, нередко - парадоксальную неожиданность финалов. Ќо при этом
в  произведении  присутствует  достаточно серьезный нравственно-философский,
психологический подтекст, раскрывающийсЯ не только в сюжете.
     ‘реди репродукций, украшающих жилище ђебротесова из рассказа "Ќевидимые
миру слезы" (1884),  гости  видЯт портреты "писателЯ ‹ажечникова и какого-то
генерала с очень удивленными глазами" [‘.3; 47].
     Џривычной  литературной  обусловленности последней детали  мы здесь  не
найдем.  Ќо   эта  несообразность  настолько   выразительна,  что   невольно
отмечаетсЯ  сознанием читателЯ.  Ђ потом заЯвленный портретом генерала мотив
удивлениЯ  отзываетсЯ  удивлением  подполковника,  узнавшего,  что  съестное
заперто  женой,  удивлением  жены  по  поводу  поздних  гостей,   удивлением
собутыльников ђебро-
        ‘.75
     тесова,   пораженных   обходительностью    его    супруги,   удивлением
повествователЯ, читателЯ...
     ”ункции самых обыкновенных тропов, будь то сравнение или художественное
определение,  как  в последнем  случае,  нередко  усложнЯютсЯ.  Љазалось бы,
вполне обычные поэтические средства начинают играть не совсем обычные роли.
     Њетафорическое  выражение "то в жар,  то в  холод  бросает", ушедшее  в
подтекст  хрестоматийного рассказа "•амелеон"  (1884), реализуетсЯ  в  очень
выразительных  манипулЯциЯх  с  шинелью  Ћчумелова,  раскрывающих не  только
способность  полицейского   надзирателЯ   моментально   приспосабливатьсЯ  к
ситуации,  но  и общие  закономерности жизни,  поскольку  то же хамелеонство
обнаруживаетсЯ и у других участников сцены.
     —еховский  текст  становитсЯ  настолько  плотным,  выверенным  на  всех
уровнЯх, что в каких-то специальных украшениЯх может и не нуждатьсЯ.
     ђассказ  "Ќадлежащие   меры"   (1884)   держитсЯ  на   цепочке  смешных
несообразностей,  повторов,  создающих  забавную  игру  смыслов,  тем  более
забавную, что она недоступна сознанию героев. Џриведем только один пример.
     ’орговый  депутат  возмущен  работой  лавочника  Ћшейникова:   "Ќамедни
приносЯт  мне от него гречневую крупу, а в ней, извините,  крысиный помет...
†ена так и не ела!" [‘.3; 62].
     "‘ам,  выходит,  ел", - усмехнетсЯ  читатель, угадав в этом  "приносЯт"
привычную  мзду,  а  чуть позже увидит того же героЯ  за работой.  Џо вполне
понЯтным уже причинам "торговый депутат запускает руку в бочонок с гречневой
крупой  и  ощущает там  что-то мЯгкое, бархатистое...".  ‡десь,  по  замыслу
автора,  читатель должен  вспомнить  о крысах.  Ќо торговый депутат  "глЯдит
туда, и по лицу его разливаетсЯ нежность.
     - Љисаньки... кисаньки! Њанюнечки мои! - лепечет он. -  ‹ежат в крупе и
мордочки  поднЯли... нежатсЯ... ’ы бы,  „емьЯн ѓаврилыч,  прислал мне одного
котеночка!" [‘.3; 63].
     “миленный  депутат забывает  о  причине  своего  интереса  к  бочонку с
крупой,  о  долге  члена  санитарной комиссии.  Љрысиный  помет  оказываетсЯ
кошачим. Ћднако герою уже не до того.
     ’аких  тонких,  психологически  достоверных  микросюжетов  множество  в
коротеньком  рассказе,  они  удивительно  искусно  пригнаны  друг к  другу и
обеспечивают  не  только естественный,  не натужный  комизм,  но  и  глубину
текста, в котором слова начинают говорить больше,  чем  способен вместить их
буквальный смысл, лежащий на поверхности.  „лЯ этого им  необЯзательно  быть
частью какого-либо оборота.
     ‚  подчеркнуто  ироническом   ключе   подаетсЯ  в  экспозиции   литота,
соединеннаЯ с гиперболой:
     "Њаленький,  заштатный   городок,  которого,  по   выражению   местного
тюремного  смотрителЯ,  на  географической  карте  даже  под  телескопом  не
увидишь..." [‘.3; 62].
     ‘толь же  иронично введение  традиционного  сравнениЯ и метафоры: "Џуть
комиссии, как путь в ад, усыпан благими намерениЯми" [‘.3; 62].
        ‘.76
     „лЯ чеховских произведений, написанных в конце лета и осенью 1884 года,
характерно минимальное использование тропов  при  заметном расширении  сферы
подтекста - именно сюда направлен теперь исследовательский интерес писателЯ.
     Џосле  работы  над  крупным  текстом, над романом-фельетоном "„рама  на
охоте"  Ђ.—ехонте словно решил  добиватьсЯ повышениЯ  емкости  небольших  по
объему рассказов. ‚полне осознанной, входЯщей в авторский замысел становитсЯ
и стилистическаЯ многослойность чеховских произведений.
     ѓлубина и объем  подтекста могли достигатьсЯ тонким  соединением разных
художественных эффектов, в том числе - создаваемых тропами.
     ‚  рассказе  "Ќа  кладбище"  (1884)  традиционнаЯ  длЯ  литературы,  но
несколько  неожиданнаЯ длЯ  юмористики тема бренности  бытиЯ  получает новый
поворот благодарЯ введению олицетворений:
     "Ќасилу мы нашли могилу актера Њушкина. Ћна осунулась, поросла плевелом
и утерЯла образ могилы... Њаленький дешевый крестик, похилившийсЯ и поросший
зеленым,  почерневшим  от  холода  мохом, смотрел  старчески  уныло и словно
хворал" [‘.3; 75-76].
     ‘ледом  вводитсЯ  очень  не  случайнаЯ, вскрывающаЯ  истину,  маленькаЯ
несообразность:
     " - <забвенному другу Њушкину>... - прочли мы.
     ‚ремЯ стерло частицу не и исправило человеческую ложь" [‘.3; 76].
     „олее  идет вереница несообразностей. Ћказалось, что деньги,  собранные
на памЯтник талантливому актеру, пропиты. —то помнит  Њушкина лишь тот,  кто
считает его виновником своих бед, сам обреченный скорой смерти от пьЯнства.
     ќти грустные  факты  перекликаютсЯ  с историей нелепой  смерти любителЯ
подслушивать,  приведенной  в  начале коротенького  рассказа. € с посмертной
судьбой  человека,  "с  пеленок  ненавидевшего стихи,  эпиграммы": "‘ловно в
насмешку, весь его памЯтник испещрен стихами..." [‘.3; 75].
     ’акие  переклички, подхваты,  сложно взаимодействуЯ, создают  смысловое
единство произведениЯ, не поддающеесЯ одномерному истолкованию.
     Џодтекст приобретает  еще более широкое значение благодарЯ завершающему
аккорду:
     "Џри   повороте  на  главную  аллею,  усыпанную  щебнем,  мы  встретили
похоронную процессию.  —етыре  носильщика в белых коленкоровых  поЯсах  и  в
грЯзных сапогах,  облепленных  листвой,  несли  коричневый гроб. ‘тановилось
темно, и они спешили, спотыкаЯсь и покачиваЯ носилками...
     - ѓулЯем мы здесь  только два часа, а при  нас уже третьего несут... Џо
домам, господа?" [‘.3; 77].
     •удожественный мир, созданный автором  в  этом произведении,  -  мир не
очень определенных подразумеваний, мерцающих, угадываемых значений.
     ‚ такой системе  координат  особый  смысл  приобретает  и  прогулка  по
кладбищу,  и - "третьего несут", и финальное:  "Џо домам, господа?" Љазалось
бы,  совсем  невинный  вопрос вызывает  неизбежную  ассоциацию  слов "дом" и
"домина"  (гроб),  еще   более  обогащаЯ  подтекст  и   создаваЯ  почву  длЯ
философских обобщений.
        ‘.77
     •арактерно, что в 1897 году при переработке рассказа длЯ сборника —ехов
изъЯл  довольно  большой  фрагмент, который  следовал за  словами "покачиваЯ
носилками" и нарушал общее строение финала, вносил в текст излишнюю в данном
случае детализацию.
     ќта  необычнаЯ  длЯ юмористики  тема получила  своеобразное,  чеховское
развитие. —ерез три недели был опубликован курьез "‚ывеска" (1884):
     "‚ ђостове-на-„ону,  на  ‘адовой  улице,  над  лавкою  одного  торговца
могильными памЯтниками висит такаЯ вывеска:
     <Џ а м Я т н ы х д е л м а с т е р>.
     ‘ообщил Ђн. —." [‘.3; 94].
     Ђ  через  два  месЯца  поЯвлЯетсЯ  "свЯточный  рассказ"  под  названием
"‘трашнаЯ  ночь"  (1884),  в  котором  тема  бренности  бытиЯ  юмористически
соединЯетсЯ  со страшными  пророчествами,  спиритическими сеансами, а жуткаЯ
несообразность - не весть как поЯвившийсЯ  в квартире гроб  - получает очень
прозаическое,   сугубо   материальное,    "денежное"   объЯснение.    Љомизм
происходЯщего  подчеркиваетсЯ   говорЯщими  фамилиЯми:   Џанихидин,  ’рупов,
“покоев, Џогостов.
     Џервоначальный    вариант   рассказа,    опубликованный    в    журнале
"ђазвлечение", сопровождалсЯ шутливым  указанием времени  и места завершениЯ
работы: "‚аганьковское кладбище.  24  декабрЯ.  Џолночь"  [‘.3;  503].  ќто,
конечно  же,  возвращает  нас  к  опубликованному  в  октЯбре  рассказу  "Ќа
кладбище", довольно серьезному и философски глубокомысленному.
     "‚ специальной литературе неоднократно  отмечалось, что <‘трашнаЯ ночь>
представлЯет  собой пародию на  распространенный в  юмористических  журналах
1880-х годов жанр свЯточного <страшного> рассказа", - пишет комментатор.
     Њежду  тем, думаетсЯ,  длЯ  —ехонте было гораздо  важнее  не пародийное
обыгрывание  чужих  текстов,  а  собственное  самоопределение  в  подходе  к
извечной теме бренности бытиЯ и "могильного ужаса".
     €звестно,   что   —ехов,  при  внешней   сдержанности,   был   довольно
впечатлительным  человеком.  ‘ерьезнаЯ  ошибка,  допущеннаЯ  при   написании
рецепта и  едва не повлекшаЯ за  собой гибель больного,  а также присутствие
при агонии  умирающей женщины, котораЯ конвульсивно  схватила молодого врача
за руку и скончалась, не выпускаЯ его руки, сыграли не последнюю роль в том,
что  —ехов  решил отказатьсЯ  от врачебной карьеры.  Љ  смерти он  относилсЯ
вполне серьезно. ‚ажно  вспомнить также, что слова, потрЯсшие  Џанихидина на
спиритическом сеансе, при аналогичных обстоЯтельствах  "услышал" сам  —ехов.
Џозже он писал  Ђ.‘.‘уворину: "Љак-то лет 10 назад Я занималсЯ спиритизмом и
вызванный мной ’ургенев ответил мне:  <†изнь твоЯ близитсЯ к закату>"  [Џ.5;
306].
     ЏредставлЯетсЯ, что  "‘трашнаЯ  ночь", внешне пародийное  произведение,
было   порождено   сугубо  внутренними   обстоЯтельствами  творческой  жизни
писателЯ,  стремЯщегосЯ создать некий противовес мрачноватому и безысходному
рассказу  "Ќа  кладбище".  Џанихидин  говорит   своим  слушателЯм:  "‘мерть,
господа, неизбежна,  она обыденна,  но, тем не менее,  мысль  о ней противна
природе чело-
        ‘.78
     века..." [‘.3; 139]. € в этих словах есть существеннаЯ долЯ собственной
чеховской убежденности.
     ’ема судьбы обыгрываетсЯ  и в юмореске  "…лка" (1884), опубликованной в
том  же новогоднем  выпуске  журнала  "ђазвлечение".  €  снова здесь гораздо
больше сугубо личного, чем может показатьсЯ на первый взглЯд.
     "‚ысокаЯ,  вечнозеленаЯ  елка  судьбы  увешана  благами жизни...  (...)
‚округ елки толпЯтсЯ взрослые дети. ‘удьба раздает им подарки...
     -  „ети, кто из  вас желает богатую купчиху? - спрашивает она, снимаЯ с
ветки  краснощекую  купчиху,  от  головы  до  пЯток   усыпанную  жемчугом  и
бриллиантами... - „ва дома на Џлющихе, три железных лавки, одна портернаЯ  и
двести тысЯч деньгами! Љто хочет?
     - Њне! Њне! - протЯгиваютсЯ за купчихой сотни рук. - Њне купчиху!
     - Ќе  толпитесь, дети, и не  волнуйтесь... ‚се будете  удовлетворены...
Љупчиху пусть возьмет себе молодой эскулап. —еловек, посвЯтивший себЯ  науке
и  записавшийсЯ в  благодетели  человечества, не  может  обойтись  без  пары
лошадей, хорошей  мебели и проч. Ѓери,  милый  доктор!  Ќе за что..."  [‘.3;
146].
     ‚ финале "около  елки остаетсЯ  один  только  сотрудник  юмористических
журналов...
     - Њне же что? -  спрашивает он судьбу. - ‚се получили по подарку, а мне
хоть бы что. ќто свинство с твоей стороны! (...)
     ћморист  машет рукой и  уходит восвоЯси с  надеждой  на  елку  будущего
года..." [с.3; 147].
     ‚от  так  по-чеховски  отразились  в  юмористических  текстах  писателЯ
серьезнейшие проблемы личного характера.
     Љакой путь предпочесть?  Љак строить  свою дальнейшую судьбу?.. €збрать
врачебную или - литературную стезю?.. € об этом - в юмореске...
     "ЉраснощекаЯ  купчиха" и "благодетель  человечества" невольно  отсылают
нас  к  соответствующим  страницам "–ветов  запоздалых"  и  - к  собственным
письмам  —ехова,  в  которых  не  раз  обыгрывалась  семейнаЯ  шутка  о  его
предполагаемой женитьбе на богатой купчихе.
     ‚  целом   втораЯ  половина  1884  года,  после  окончаниЯ  Њосковского
университета,  прошла   под  знаком  напрЯженного  обдумываниЯ  судьбоносных
вопросов.  Ѓыть  может, поэтому  Ђ.—ехонте  не  уделЯл в это  времЯ  особого
вниманиЯ прежним экспериментам с тропами.
     …го метафоры этой поры подчеркнуто  ироничны, сравнений довольно  мало.
•удожественный   эффект  достигаетсЯ  иными   средствами,  в   частности   -
подтекстом,  внутритекстовыми перекличками, раскрытием  причуд  человеческой
психологии, что также обогащало творческую палитру писателЯ.
     “же  в начале  1885  года вновь и  очень  своеобразно  всплывает  мотив
"могильного холода".  ‚  юмористическом, по-настоЯщему смешном  рассказе  "“
предводительши" (1885) читаем:
     "Џанихида   начинаетсЯ.  (...)   ѓости  мало-помалу   настраиваютсЯ  на
меланхолический  лад и задумываютсЯ.  ‚  головы их  лезут мысли  о краткости
жизни  человеческой,  о бренности,  суете  мирской... ЏрипоминаетсЯ покойный
‡авзЯтов, плотный,  краснощекий,  выпивавший залпом  бутылку  шампанского  и
разбивавший
        ‘.79
     лбом зеркала.  Ђ когда поют <‘о свЯтыми упокой> и слышатсЯ всхлипываньЯ
хозЯйки,  гости  начинают  тоскливо  переминатьсЯ  с  ноги  на  ногу.  (...)
Џредседатель земской управы Њарфуткин, желаЯ заглушить  неприЯтное  чувство,
нагибаетсЯ к уху исправника и шепчет:
     - ‚чера Я был у €вана  ”едорыча... ‘ Џетром Џетровичем большой  шлем на
без козырЯх взЯли... …й-богу...  Ћльга Ђндреевна до того взбеленилась, что у
нее изо рта искусственный зуб выпал" [‘.3; 170].
     Џриведенный   фрагмент    в   концентрированной    форме    выразил   и
общечеловеческое,  и  собственно  чеховское отношение  к  заупокойной  теме.
Ћтраженное здесь противопоставление внешней формы  и - подлинного содержаниЯ
отозвалось в  "безалкогольном" завтраке,  а затем - в письме предводительши,
наивно видЯщей глубокое "искреннее  чувство" в поведении  хорошо набравшихсЯ
гостей.
     ђасхождение  формы и  содержаниЯ,  ложнаЯ  оценка Явлений  стали  Ядром
сюжета многих произведений —ехова.
     ‡аметно менЯетсЯ его манера. ‚се  чаще используютсЯ  принцип  непрЯмого
высказываниЯ, предполагающий опору на сотворчество читающего.
     —ехову уже не обЯзательно  сообщать, что герой пьЯн. „остаточно, как  в
"ђазговоре человека с собакой" (1885), заметить:
     "Ѓыла луннаЯ  морознаЯ  ночь.  Ђлексей  €ваныч ђомансов  сбил с  рукава
зеленого чертика, отворил осторожно калитку и вошел во двор" [‘.3; 187].
     —итатель как бы по касательной адресуетсЯ к широко известному контексту
"пьЯный  человек", в  котором  присутствует  и  такой  концепт,  как зеленые
чертики.
     Џрисутствует  здесь  и  втораЯ, менее заметнаЯ отсылка "ђомансов  (...)
отворил   осторожно  калитку",  обыгрывающаЯ  другой  концепт  -  лирическую
ситуацию известного романса, комично контрастирующую с описанной в рассказе.
     €  даже  пьЯные  речи  ђомансова  представлЯют   собой   рЯд  концептов
общественного     сознаниЯ,     отражающих      основные     тенденции     в
нравственно-философском самоопределении человека.
     —еховский  текст становитсЯ все более  плотным,  его смысловой удельный
вес неуклонно повышаетсЯ.
     ’акаЯ же по сути отсылка к общеизвестному  лежит в основе  метафоры  из
рассказа "Ћба лучше" (1885):
     " - „а ты шутишь, ‘онЯ!  -  удивилсЯ Я, чувствуЯ, как свинец  оставлЯет
мои члены и как по всему телу разливаетсЯ живительнаЯ легкость" [‘.3; 199].
     ЏодобнаЯ  метафоричность оказываетсЯ возможной  лишь  благодарЯ  широко
распространенному литературному штампу "свинцоваЯ тЯжесть".
     Ќо в целом же  чеховскаЯ  проза  начала  1885 года  довольно  скупа  на
поэтические  красоты,  в  полной  мере  отвечаЯ следующему тезису  из "’оста
прозаиков" (1885):
     "  -  Џроза  остаетсЯ  прозой  даже  тогда,  когда  кружитсЯ  голова  и
вальсируют чувства. Љак бы ни накалили вы  кремень, а из него не сделать вам
кружев (...)" [‘.3; 201].
     Џричиной такой  скупости  отчасти ЯвлЯетсЯ  эксперимент  с  "„рамой  на
охоте", потребовавший немалых поэтических затрат.
        ‘.80
     Ћднако интерес к тропам и - экспериментам с ними  у —ехова, конечно же,
не угас.
     ђассказ   "ЏоследнЯЯ  могиканша"  (1885)  демонстрирует  это  со   всей
очевидностью:
     "€ думали мы на тему о скуке долго,  очень  долго,  до  тех  пор,  пока
сквозь  давно  немытые,  отливавшие  радугой  оконные  стекла   не  заметили
маленькой  перемены,  происшедшей  в круговороте вселенной:  петух, стоЯвший
около  ворот  на  куче  прошлогодней листвы и поднимавший то  одну ногу,  то
другую  (ему  хотелось поднЯть  обе  ноги  разом)  вдруг встрепенулсЯ и, как
ужаленный, бросилсЯ от ворот в сторону" [‘.3; 417].
     „овольно  большаЯ длЯ Ђнтоши —ехонте  фраза.  Ќа особую выразительность
претендуют  здесь метафора  "отливавшие радугой",  ироническаЯ гипербола  по
поводу круговорота вселенной, расхожее сравнение "как ужаленный". Ќо все они
меркнут  рЯдом  с  анекдотической  несообразностью,  алогизмом,  сквозЯщим в
намерении  поднЯть обе  ноги  разом.  Џетуху  приписаны  экспериментаторские
наклонности и невыполнимое желание - героем-рассказчиком, довольно пассивным
в  данном  тексте.  Ќо о  них уверенно сообщаетсЯ  как  о  чем-то совершенно
реальном, и это создает комический эффект.
     ‘ледующий абзац не менее плотен:
     "Џетух не обманул нас. ‚ воротах  показалась сначала лошадинаЯ голова с
зеленой дугой,  затем целаЯ  лошадь, и,  наконец,  темнаЯ,  тЯжелаЯ бричка с
большими безобразными  крыльЯми, напоминавшими  крыльЯ жука, когда последний
собираетсЯ  лететь. Ѓричка  въехала во двор, неуклюже  повернула налево  и с
визгом  и  тарахтеньем  покатила к конюшне.  ‚ ней  сидели  две человеческие
фигуры; одна женскаЯ, другаЯ, поменьше - мужскаЯ" [‘.3; 417].
     —ереда  метонимий соседствует с оригинальным сравнением  и -  вереницей
традиционных глагольных олицетворений.
     Љак  это  часто  бывает  у  —ехонте,  тропы  концентрируютсЯ  в  начале
рассказа.  Џотом  следуют три разрозненных  сравнениЯ,  несущих информацию о
семейном укладе •лыкиных. Џервое включено в исходное описание супругов:  "Ќа
его жилетке болталась  золотаЯ цепочка, похожаЯ на цепь  от лампадки"  [‘.3;
418]. Ќеорганичность такой роскоши подчеркиваетсЯ не только сравнением, но и
глаголом "болталась". ‹ампадка же отзываетсЯ через три строки: "ЃарынЯ вошла
и, как бы не замечаЯ нас, направилась к иконам и стала креститьсЯ.
     - Љрестись! - обернулась она к мужу" [‘.3; 418].
     —ерез страницу вводитсЯ новое "репрезентативное" сравнение:
     "„осифей  Ђндреич вытЯнул шею,  поднЯл вверх  подбородок,  вероЯтно длЯ
того, чтобы сесть как следует, и пугливо, исподлобьЯ  поглЯдел на жену.  ’ак
глЯдЯт  маленькие дети, когда бывают виноваты" [‘.3; 419]. ‘равнение разбито
на  две  синтаксически  не  свЯзанные между собой фразы, что  создает  более
категоричную интонацию,  и в  целом  уже  более  открыто  указывает  на суть
происходЯщего.
     Ѓлиже к  финалу  поЯвлЯетсЯ  распространенное в  литературе и уже резко
оценочное сравнение:
     "Ђ он  торопливо  ел и ежилсЯ под ее взглЯдом, как кролик под  взглЯдом
удава" [‘.3; 421].
        ‘.81
     „анное  сравнение  делает окончательно Ясной  специфику отношений между
супругами. ‘толь же проста роль других  тропов в рассказе. € только странный
петух   с   его   странными   интересами    как-то   выбиваетсЯ   из   круга
целесообразности.
     ‚озникает  такое   впечатление,   что   свЯзанный   с  ним  микросюжет,
построенный на алогизме, сам представлЯет  собой  алогизм,  несообразность в
рамках  большого  сюжета  и  только  отвлекает  внимание  читателЯ,  создает
коротенькое,  но все же  -  избыточное  замедление. ‚  то  же времЯ сознание
угадывает какие-то  более  глубокие, не лежащие  на поверхности, "мерцающие"
свЯзи этой несообразности с происходЯщим.
     ‘транный  петух здесь  -  некаЯ  аллегориЯ,  анекдотическаЯ  притча, не
прЯмо,  "по   касательной",  взаимодействующаЯ   с   дальнейшими  событиЯми.
‚ыраженнаЯ  однозначно и определенно, она покажетсЯ  прЯмолинейной и  грубой
натЯжной  -  именно  в силу  того,  что утратит эффект "мерцаниЯ", некоторой
недосказанности,  неопределенности.  Ќо  все  же  пойдем  на  такой риск,  в
интересах истины.
     Љак петуху  не дано "поднЯть обе ноги разом", так и в семье  верховодит
один, подавлЯЯ  другого.  € подчиненное положение  мужчины  ничуть  не лучше
подчиненного положениЯ женщины. Ђ добитьсЯ равноправиЯ, равновесиЯ, гармонии
во всем так же трудно, как "поднЯть обе ноги разом".
     ‚ подобной  эстетической игре видитсЯ развитие чеховских художественных
идей, сложившихсЯ в середине 1884 года.
     €деи  эти  были  очень плодотворны  и  приводили к  ценным обретениЯм в
творческой практике.
     ’екст Ђнтоши —ехонте  углублЯлсЯ,  приобретаЯ не просто второе дно, а -
многомерность.
     ’акое  могло происходить не в каждом  новом  произведении.  ђечь идет о
ведущей, определЯющей тенденции.
     ђоль чеховских  тропов в этих процессах была значительна, хоть и не так
очевидна, как во второй половине 1882 года.
     „умаетсЯ,  вновь  можно говорить об  особенно интенсивном, напрЯженном,
по-своему  кризисном  периоде   в   жизни  и   творчестве   —ехова,  который
позволительно охарактеризовать как времЯ самоопределениЯ.
     Ђ.—ехонте  искал  новые  художественные  решениЯ,  выверЯл  оптимальный
баланс  между  старыми,  уже  хорошо  освоенными  средствами  и  только  еще
складывающимисЯ.
     Џриходилось выбирать между медициной и литературой. €ли - искать верное
соотношение сил, отдаваемых каждой из профессий.  ‘ледовало также определить
меру  близости  собственной  духовной  жизни  -  создаваемым  художественным
текстом. „а, возникла и такаЯ проблема.
     ‚опросы эти беспокоили —ехова, что отразилось даже в рЯде произведений,
в которых отчетливо прочитываетсЯ автобиографический подтекст.
     ЌакопившеесЯ  внутреннее  напрЯжение неизбежно должно  было привести  к
каким-то переменам.
        ‘.82


        ѓлава V

        ‚ђ…Њџ Џ…ђ…Њ…Ќ


     ЌесмотрЯ на то, что окончательный выбор в пользу литературы —еховым еще
не   был  сделан,  его  постоЯннаЯ   работа   над  повышением   собственного
писательского  профессионализма шла по восходЯщей линии. ќто  проЯвилось и в
сравнениЯх.
     ‚ середине  1885 года  и в юмористических, и в  серьезных  рассказах Ђ.
—ехонте поЯвлЯютсЯ сравнениЯ, необычные не столько по содержанию, сколько по
форме.  Џрежние  стандарты  уже  не  устраивают  писателЯ.  Ћн  ищет  особой
выразительности, экспериментируЯ со структурой сравнительных оборотов.
     ђассказ "‘тража под стражей" (1885) открываетсЯ пространным сравнением:
     "‚идали вы когда-нибудь, как навьючивают ослов? Ћбыкновенно на  бедного
осла  валЯт   все,  что   вздумаетсЯ,  не   стеснЯЯсь  ни   количеством,  ни
громоздкостью: кухонный  скарб,  мебель,  кровати,  бочки, мешки с  грудными
младенцами...  так  что навьюченный  азинус представлЯет из себЯ  громадный,
бесформенный ком,  из  которого  еле  видны  кончики  ослиных  копыт.  Ќечто
подобное представлЯл из себЯ и прокурор  •ламовского окружного суда, Ђлексей
’имофеевич Ѓалбинский,  когда после третьего звонка  спешил  занЯть  место в
вагоне.  Ћн  был нагружен с головы до  ног... “зелки  с провизией, картонки,
жестЯнки, чемоданчики, бутыль с чем-то, женскаЯ тальма и ... черт знает чего
только на нем не было!" [‘.4; 20].
     Џеред нами сравнение не просто развернутое,  но еще и обращенной формы,
составные  части  которого поменЯлись  местами.  Ќетрудно заметить,  что  не
Ѓалбинский,  вопреки  художественной  логике,  становитсЯ  отправной  точкой
сравнениЯ, а  наоборот  -  осел, который подробно  описываетсЯ  как исходный
образ, после чего проводитсЯ параллель с  прокурором на основании чрезмерной
нагруженности.
     Џо своей внутренней  структуре этот  оборот напоминает старый анекдот о
человеке  по имени  „жо ЃешенаЯ  Љорова: все называют его так  потому, что у
коровы тоже есть рога.
     ќффект  обращенного  сравнениЯ усиливаетсЯ  его  начальной  позицией  в
рассказе.  —итаЯ  первые строчки,  мы уже  видим осла,  хотЯ  еще  не  знаем
главного  героЯ, в  свЯзи  с которым, казалось бы,  это животное приходит на
памЯть  повествователю. Њожно  сказать, что мы  познакомились  с  прокурором
Ѓалбинским - "через осла". ЌеплохаЯ рекомендациЯ.
     ‘ледует отметить еще одно, промежуточное сравнение нагруженного осла  с
громадным,  бесформенным  комом.   Ћно   имеет   служебный,  вспомогательный
характер. ‚ероЯтно, —ехов воспользовалсЯ им, чтобы упростить образ,  сделать
его
        ‘.83
     более зримым, а свЯзь  между частЯми бессоюзного сравнительного оборота
-  более  ощутимой  и  плотной.  ќто  переходное  сравнение вводит  в  текст
любопытную  цепочку смЯгчающих  ситуацию опосредований:  "осел"  -"азинус" -
"громадный, бесформенный ком, из которого еле видны кончики ослиных копыт" -
"нечто подобное представлЯл  из себЯ и прокурор  •ламовского окружного суда,
Ђлексей  ’имофеевич  Ѓалбинский".  ‚ "бесформенном коме" осел уже как  бы не
виден. € сравнение предстает в менее жесткой, "щадЯщей" форме.
     ‚  то  же времЯ  обращеннаЯ форма сравнениЯ  в  данном случае, нарЯду с
содержанием,  неизбежно  понижает "статус" героЯ,  что  подтверждаетсЯ  чуть
позже его незавидным положением при жене. ’акое соединение разнонаправленных
векторов характерно.
     ЋписываЯ супругов, Ђ.—ехонте, как  и в  рассказе  "Џапаша",  использует
парное сравнение.  …сли Ѓалбинский  -  осел, то  "его жена ЌастасьЯ ‹ьвовна,
маленькаЯ  весноватаЯ  блондинка  с  выдающейсЯ  вперед нижней челюстью и  с
выпуклыми  глазами  - точь-в-точь молодаЯ щука, когда ее  тЯнут  крючком  из
воды..." [‘.4; 20].
     Љак видим, снова бессоюзнаЯ  форма.  „анный  оборот  вводитсЯ сразу  же
вслед за описанием Ѓалбинского. ‘ "мамашей" из упомЯнутого рассказа Ќастасью
‹ьвовну  роднЯт  не только  рыбьи ассоциации.  Ћна  тоже владеет  искусством
"вежливенького наступлениЯ  на  горло"  своему супругу, хотЯ, может,  и не в
такой  резкой форме, как другое "весноватое" сокровище  - Ћлимпиада …горовна
•лыкина, последнЯЯ могиканша из одноименного рассказа.
     —то же касаетсЯ сравнений, то разница очевидна. ‚ отличие от лаконичных
оборотов  из   "Џапаши"  рассматриваемые   сравнениЯ   сопровождаютсЯ  неким
контекстом, своего рода микросюжетом, внутренне завершенным  и до  некоторой
степени замкнутым.
     ’акой  микросюжет не  растворЯетсЯ  в тексте,  а,  дав ему  необходимый
оттенок, смысл, как бы  стремитсЯ обособитьсЯ и сохранить свою  целостность.
Ќичего подобного  не происходит с  другими элементами целого  - они  слишком
плотно  и органично вживлены в  художественную ткань,  соотнесены  с  данным
временем  и  данным  пространством.  ‘тепень  целостности  и  обособленности
микросюжетов,  создаваемых  на   основе   сравнений,   может   колебатьсЯ  в
зависимости от рЯда факторов, даже если формы сравнений близки.
     Ћбращенное  сравнение вновь  поЯвлЯетсЯ в рассказе  "Њои жены"  (1885),
опубликованном через  три днЯ  после "‘тражи  под  стражей" и представлЯющем
собой "письмо в редакцию - ђаулЯ ‘иней Ѓороды":
     "‡олотаЯ  муха  только тогда ласкает взор  и  приЯтна, когда она летает
перед вашими глазами минуту, другую и ... потом улетает  в  пространство, но
если  же  она начнет  гулЯть  по  вашему лбу,  щекотать лапками  ваши  щеки,
залезать в нос - и  все это неотступно, не обращаЯ никакого вниманиЯ на ваши
отмахиваниЯ,  то  вы,  в  конце  концов,  стараетесь  поймать  ее  и  лишить
способности надоедать. †ена моЯ была именно такой мухой" [‘.4; 27].
     Џредрасположенность  к  свертыванию  содержащегосЯ   здесь  микросюжета
невелика.   ‘корее   всего   потому,   что   его   пространственно-временные
характеристики   совпадают   с   исходными   семейно-бытовыми,   заЯвленными
рассказчиком. €з-
        ‘.84
     менЯетсЯ   лишь  внешний  облик  одного  из  участников  общениЯ,  чего
недостаточно длЯ самовыделениЯ сравнительного оборота из сюжетного потока.
     ЃессоюзнаЯ форма делает сравнение более слитным, тЯготеющим к метафоре.
‚идимо, —ехов почувствовал  данную тенденцию. € в том же рассказе поЯвлЯетсЯ
другое  высказывание о женщине, оборот, в  котором метафорическое  замещение
состоЯлось:  "ќто  была  бутылка добрых кислых  щей в момент  откупориваниЯ"
[‘.4; 27].
     ђассказ  представлЯет собой поток  письменной речи персонажа, в которой
Ђнтоша  —ехонте  попыталсЯ  совместить воображаемую  стилистику  ђаулЯ ‘иней
Ѓороды  и   -  стилистику  своего  современника,   мало-мальски  литературно
образованного.  ЏриведеннаЯ бытоваЯ метафора,  не столь уж частаЯ у —ехова и
неизбежно взывающаЯ к ѓоголю,  противоречит гипотетической  стилистике ‘иней
Ѓороды,  создает  нужное  автору  внутреннее  напрЯжение  слова, порождающее
комизм.  ‚  том  же  направлении  "срабатывает"  и  следующее  за  метафорой
сравнение: "”изиологиЯ не знает организмов, которые спешат жить, а между тем
кровообращение моей жены спешило, как экстренный поезд, нанЯтый американским
оригиналом,  и пульс ее бил 120 даже  тогда,  когда она спала" [‘.4;  27]. ‚
данном случае  сравнение  заключает  в  себе прозрачную отсылку к стилистике
романов †юлЯ ‚ерна, также не слишком родственной ‘иней Ѓороде.
     ‘тараЯсь уйти от обычных, часто используемых сравнительных конструкций,
но дорожа самим сопоставительным  принципом, —ехонте  и в середине 1885 года
не  всегда находил им удачную  замену. ‘ подобным казусом мы  сталкиваемсЯ в
рассказе  "€нтеллигентное бревно" (1885):  "‚ообще начинающие  судьи  всегда
конфузЯтсЯ,  когда видЯт  в  своей камере  знакомых;  когда же им приходитсЯ
судить знакомых, то они делают впечатление людей, проваливающихсЯ от конфуза
сквозь землю" [‘.4; 33].
     —еховские эксперименты со  сравнением продолжались,  естественно,  и на
содержательном уровне,  о чем свидетельствует часто цитируемое - как образец
художественной выразительности - сравнение из рассказа "Ќалим" (1885): "’ени
становЯтсЯ  короче  и  уходЯт в самих  себЯ,  как  рога  улитки" [‘.4;  47].
‘ледует, однако, заметить, что это, в общем, узко-специальное сопоставление,
способное  особенно  порадовать  юного  натуралиста:  двигательный  механизм
"рогов улитки" известен далеко не всем.
     ‚месте  с  тем  сохранЯетсЯ интерес  Ђ. —ехонте к осваиваемой им  форме
обращенного  бессоюзного  сравнениЯ.  Ћно  использовано  и  в  рассказе  "€з
воспоминаний идеалиста" (1885):
     "…сть  порода женщин  (чаще  всего блондинок),  с  которыми  достаточно
посидеть  две-три минуты, чтобы  вы почувствовали себЯ, как дома,  словно вы
давным-давно знакомы. ’акой именно была и ‘офьЯ Џавловна" [‘.4; 51].
     Ћчевидно, писателЯ привлекла возможность начать с какого-то  обобщениЯ,
а от него перейти к  конкретному персонажу - как частному проЯвлению  некоей
общности.   ‡десь   можно   усмотреть   излюбленный    гоголевский   принцип
генерализации,  ставший  довольно  популЯрным  в  русской  литературе второй
половины XIX века.
        ‘.85
     €нтересно, что в  рамках  обращенного  сравнениЯ, на стыке  субъекта  и
объекта,  поЯвлЯютсЯ  подрЯд еще  два сравнительных оборота, на  этот раз  -
союзного  типа:  "как  дома, словно вы  давным-давно  знакомы".  ‡десь также
видитсЯ  сочетание  противоположных  "векторов", выраженных в  данном случае
использованием союзных и бессоюзных конструкций.
     Ћбратим  внимание  и  на  тот факт,  что  форма  обращенного  сравнениЯ
применЯлась  Ђ.—ехонте  в  рассказах  с  разными  типами  повествователЯ:  с
героем-рассказчиком;   в   письме   ђаулЯ   ‘иней   Ѓороды;  в  рассказе   с
повествователем, не  имеющем Ярко выраженных личностных черт, как в  "‘траже
под стражей".
     Џриверженность Ђ.—ехонте к сравнениЯм - Явление  более универсального и
общего  свойства, чем тип повествователЯ, жанр, сюжет,  характер, и, видимо,
соприкасаетсЯ   с   какими-то  фундаментальными,  сущностными  чертами   его
творчества.
     —еховские эксперименты  с какими-либо  видами сравнительных оборотов не
означали  отказа от других. ‚  том же рассказе "€з  воспоминаний  идеалиста"
можно  обнаружить  не  только обращенное  бессоюзное сравнение,  но и  штамп
"голодный,   как  собака"   [‘.4;  52].  ’акие  расхожие  формы   продолжают
использоватьсЯ  в произведениЯх писателЯ, нарЯду  с вновь  осваиваемыми. …ще
одним проЯвлением  интереса —ехонте к  бессоюзным  сравнениЯм воспринимаетсЯ
оборот из  рассказа "Њыслитель"  (1885): "‚сЯ  природа  похожа на одну очень
большую, забытую богом и людьми усадьбу" [‘.4; 71].
     Ќекоторые  виды   сравнительных  конструкций,  попав  в   поле   зрениЯ
Ђ.—ехонте, могли  использоватьсЯ  в  рассказах, написанных  с  интервалом  в
несколько дней.
     "Њыслитель"  (1885):  "‘ловно  из земли вырастают три собаки  и  кошка"
[‘.4; 73].
     "…герь" (1885): "‚озле него, словно из земли выросши, стоит бледнолицаЯ
баба лет тридцати, с серпом в руке" [‘.4; 79].
     ‚  последнем  рассказе  уже отчетливо  проЯвлена  еще одна очень важнаЯ
тенденциЯ,  характернаЯ  длЯ  чеховской  работы  со  сравнениЯми.  ќти тропы
нередко   оказываютсЯ  в  ключевых  позициЯх   текста,  достаточно  прЯмо  и
непосредственно участвуЯ в раскрытии авторской концепции.
     ‚ финальной части "…герЯ" читаем:
     "Ћн идет  по  длинной,  прЯмой,  как  вытЯнутый ремень, дороге...  Ћна,
бледнаЯ,  неподвижнаЯ,  как статуЯ, стоит и ловит  взглЯдом каждый  его шаг"
[‘.4; 83]. "ђемень" в данном случае, призванный дать представление о дороге,
вместе  с тем взаимодействует, казалось бы  - вопреки логике, и с характером
персонажа, с его ролью в судьбе несчастной  женщины. "‘татуЯ" же,  свЯзаннаЯ
грамматически  со  словом  "неподвижнаЯ",  еще  раз  вызывает  ассоциацию  с
бледностью Џелагеи, дважды подчеркнутой автором.
     € художественнаЯ функциЯ сравнений интересна, и сам  рассказ интересен,
по-настоЯщему  хорош.  Љстати, именно он  привлек внимание  „.‚.ѓригоровича,
который  "настойчиво рекомендовал  —ехова Ђ.‘.‘уворину". ’ак  Ђнтоша —ехонте
был допущен в большую литературу.
        ‘.86
     Ћднако в середине июлЯ 1885  года молодой писатель таких последствий не
предполагал. ђассказ же, по его собственным словам, "писал в купальне" [Џ.1;
218].


     Џосле  Явной  художественной удачи, а,  быть может,  и в  свЯзи  летним
дачным   сезоном,  располагающим   к  некоторой  расслабленности,  Ђ.—ехонте
постепенно  отходит  от экспериментов  с  тропами.  ђедкими становЯтсЯ  даже
сравнениЯ-штампы.  Ќа  спад  идет  и  его  особый  интерес  к  обращенным  и
бессоюзным сравнениЯм.
     Џоследним всплеском  стало не очень выразительное сравнение из рассказа
"Њертвое  тело" (1885):  "Ћсвещенный луною,  этот туман дает  впечатление то
спокойного,  беспредельного  морЯ, то  громадной  белой  стены"  [‘.4; 126].
Ћтголоски  прежнего интереса можно  найти  в  рассказе "‘редство  от  запоЯ"
(1885), написанном уже в октЯбре, к началу театрального сезона: "Џредставьте
вы себе высокую, костистую фигуру со впалыми глазами, длинной жидкой бородой
и коричневыми руками, прибавьте к этому поразительное  сходство со скелетом,
которого заставили двигатьсЯ на винтах и пружинах, оденьте фигуру в донельзЯ
поношенную черную пару, и у вас получитсЯ портрет ѓребешкова" [‘.4; 176].
     ‚ рассказе "Њертвое  тело",  вероЯтно, в свЯзи с жанровой,  "сценочной"
природой текста, всплывают метонимии: "козлинаЯ бородка", "рЯска".
     Ќо  куда  более удивлЯет неожиданное и  - довольно  "концентрированное"
поЯвление гипербол в футуристической юмореске "Ѓрак через 10-15 лет" (1885):
     "‚ гостиной  сидит девица лет 20-25. Ћдета она по последней моде: сидит
сразу на трех стульЯх, причем один стул занимает она сама,  два  другие - ее
турнюр.  Ќа груди  брошка,  величиной  с  добрую  сковороду.  Џрическа,  как
подобает  образованной  девице,  скромнаЯ: два-три  пуда  волос,  зачесанных
кверху, и на волосах маленькаЯ лестница длЯ причесывающей горничной. ’ут  же
на пианино лежит шлЯпа девицы. Ќа шлЯпе искусно сделаннаЯ индейка на Яйцах в
натуральную величину.
     ‡вонок.  ‚ходит  молодой человек  в  красном  фраке,  узких брюках и  в
громадных, похожих на лыжи, башмаках" [‘.4; 222].
     Ќетрудно  заметить некоторый  стилистический сбой в  описании  молодого
человека. …сли гиперболизированные атрибуты внешнего облика девицы, элементы
ее  одежды  подаютсЯ  как  нормативные,  то  при  описании  гостЯ  автор  не
удерживаетсЯ   от   оценочного   замечаниЯ,   подкрепленного  сравнением  "в
громадных, похожих на лыжи, башмаках".
     ‚ целом преувеличениЯ  служат  здесь  выражению  иронической  авторской
мысли,  согласно которой  изменениЯ  жизни через  10-15  лет  будут  носить,
скорее, количественный характер,  как в смысле увеличениЯ размеров турнюров,
брошек,  шлЯп, башмаков, так и в  смысле увеличениЯ  доли  цинизма  в  сфере
заключениЯ браков. Ќо эта гиперболизациЯ представлена здесь настолько густо,
что также вызывает ощущение эксперимента.
     Ћтношение Ђ.—ехонте  к собственным  литературным занЯтиЯм  долгое времЯ
было двойственным, серьезным и несерьезным одновременно.
        ‘.87
     ‘  одной  стороны  "Ѓезотцовщина",  претендующаЯ  на  постановку  очень
значимых социально-психологических  проблем и предполагавшаЯсЯ  к постановке
"на сцене Њалого театра в бенефис Њ.Ќ.…рмоловой", рЯд серьезных рассказов, с
другой  -  литературнаЯ  поденщина в  юмористических  изданиЯх,  приносившаЯ
кое-какие заработки, но Явно не удовлетворЯвшаЯ молодого —ехова ни морально,
ни материально. 13 маЯ  1883 года  он писал  брату: "џ газетчик,  потому что
много пишу, но это временно... Ћным не умру. Љоли буду писать, то непременно
издалека,  из щелочки... Ќе завидуй, братец,  мне! Џисанье, кроме  дерганьЯ,
ничего не дает мне. 100 руб., к<ото>рые Я получаю в  месЯц, уходЯт в утробу,
и нет сил переменить свой  серенький, неприличный сюртук на что-нибудь менее
ветхое. Џлачу во  все  концы, и  мне  остаетсЯ nihil.  ‚ семью  ухлопываетсЯ
больше 50. Ќе с чем в ‚оскресенск ехать. (...)
     †иви Я в  отдельности,  Я жил  бы  богачом, ну,  а  теперь...  на реках
‚авилонских седохом  и плакохом...  (...) Њои рассказы не подлы  и, говорЯт,
лучше других по  форме и  содержанию,  а андрюшки дмитриевы возводЯт  менЯ в
юмористы  первой  степени,  в  одного  из  лучших,  даже  самых  лучших;  на
литературных вечерах  рассказываютсЯ мои рассказы, но  ... лучше с триппером
возитьсЯ,  чем брать деньги за подлое, за глумленье над пьЯным купцом, когда
и т. д. —ерт с ними! Џодождем и будем посмотреть, а пока походим в сереньком
сюртуке. Џогружусь в медицину, в ней спасение, хоть Я и до  сих пор не  верю
себе, что Я медик, а сие значит, что ... так  говорЯт по крайней мере, а длЯ
менЯ решительно все одно... что не на свой факультет Я попал" [Џ.1; 70].
     Џриведенный  фрагмент  письма  цитировалсЯ  в  работах  литературоведов
множество  раз. Ќо  обширнаЯ  цитата лучше дает  почувствовать эмоциональное
состоЯние пишущего. ќто не  состоЯние минуты. ’акое настроение сопутствовало
юмористу   Ђ.—ехонте  многие  годы,  иногда   прорываЯсь  в  его  рассказах.
Ќеудовлетворенность, метание между литературными и медицинскими  занЯтиЯми и
- не очень твердаЯ надежда на будущее: "Ћным не умру. (...) Џодождем и будем
посмотреть,  а  пока  походим  в  сереньком  сюртуке". ‚торым  планом  здесь
проходит мысль о накоплении сил,  о подготовке себЯ самого к  чему-то  более
достойному.
     ‚  декабре  1885  года, побывав  в  Џетербурге,  где  издавалсЯ  журнал
"Ћсколки", —ехов  с удивлением обнаружил,  что у него  есть поклонники, есть
имЯ, что за его творчеством следЯт, с нетерпением  ждут новых рассказов:  "џ
был поражен приемом,  к<ото>рый оказали  мне  питерцы.  ‘уворин, ѓригорович,
Ѓуренин... все это приглашало,  воспевало ... и мне жутко стало, что Я писал
небрежно, спустЯ рукава. ‡най, мол, Я, что менЯ  так читают, Я  писал бы  не
так на заказ..." [Џ.1; 177].
     Џомимо  приглашениЯ в  суворинское  "Ќовое  времЯ" —еховым  было  также
получено предложение  Ќ.Ђ.‹ейкина  подготовить  к изданию сборник рассказов.
Њожно не сомневатьсЯ в искренности чеховских слов: "Џрежде, когда Я не знал,
        ‘.88
     что менЯ читают и судЯт, Я писал безмЯтежно, словно блины ел; теперь же
пишу и боюсь..." [Џ.1; 184].
     …ще одним потрЯсением  в рЯду описанных и приЯтных  длЯ  —ехова событий
стало   личное  письмо  „.‚.ѓригоровича,  которое  позже  молодой   писатель
трактовал как державинское напутствие юному Џушкину. ‚ ответном письме —ехов
признавалсЯ:  "‚се мои  близкие всегда  относились  снисходительно  к  моему
авторству и не переставали  дружески советовать мне не менЯть настоЯщее дело
на бумагомаранье.  “ менЯ  в  Њоскве сотни знакомых, между  ними десЯтка два
пишущих, и  Я не могу припомнить ни одного, который читал бы менЯ или  видел
во  мне  художника.  (...) ‡а  пЯть  лет  моего шатаньЯ по  газетам  Я успел
проникнутьсЯ этим общим взглЯдом на свою литературную мелкость, скоро привык
снисходительно смотреть на свои работы и - пошла писать! (...) Љак репортеры
пишут  свои  заметки  о пожарах, так  Я  писал  свои  рассказы:  машинально,
полубессознательно, нимало не заботЯсь ни  о  читателе, ни  о  себе самом...
Џисал  Я и  всЯчески  старалсЯ не  потратить на  рассказ образов  и  картин,
которые мне дороги и которые Я, бог знает почему, берег и тщательно  прЯтал.
(...)
     ‚сЯ надежда  на  будущ