 полновесные розовые щеки...
     Ћднако   в  данном  контексте  этот  прием  оправдываетсЯ  целым  рЯдом
факторов.
     „октор ’опорков женилсЯ  без  любви,  на деньгах,  которые  ему  срочно
понадобились длЯ приобретениЯ солидного, "респектабельного" дома.
     ђозовые щеки купчихи видит ’опорков, потрЯсенный Њарусиным признанием в
любви, и  невольно соотносит ее бледность, вызванную смертельной болезнью, с
цветущим видом нелюбимой жены.
     Џрием, вполне отвечающий художественной логике.
     Њетафор  здесь, однако, больше. Ћни уступают сравнениЯм по частотности,
выразительности и степени воздействиЯ на текст  в  целом, но играют заметную
роль в создании художественной ткани произведениЯ.
     ЌарЯду  с  литературными  штампами  типа  "запахло  смертью", "гробоваЯ
тишина",  "тоска  сжимала  сердце",  "красное зарево" (румЯнец)  текст  дает
примеры чеховских попыток освежить расхожие выражениЯ.
     Ќередко это делаетсЯ путем развертываниЯ метафоры,  "реализации" одного
из  ее  компонентов:  "Ѓудущее  было туманно,  но  и  сквозь  туман  кнЯгинЯ
усматривала зловещие признаки" [‘.1; 409].
     „анный  прием и  вновь  в  свЯзи с  туманом  используетсЯ вторично  при
описании полуобморочного состоЯниЯ кнЯжны Њаруси: "... в глазах стоЯл туман.
‘квозь этот туман она видела одни только мельканьЯ..." [‘.1; 427].
     Ћсвежение штампа  достигаетсЯ  и путем  развертываниЯ подразумеваемого,
неЯвного  признака: "Љошки,  не  обыкновенные, а с длинными желтыми когтЯми,
скребли ее за сердце"  [‘.1; 416]. џвно юмористический прием, используемый в
драматической ситуации.
     ‘гладить  ощущение  стертости  того  или  иного  устойчивого  выражениЯ
помогает автору также соединение метафоры со сравнением.
        ‘.46
     „октор осталсЯ доволен полученным вознаграждением, что выражено так:
     "Џо  лицу ’опоркова пробежала  светлаЯ  тучка,  нечто вроде  сиЯниЯ,  с
которым пишут свЯтых (...)" [‘.1; 403].
     ‡десь же совмещаетсЯ метафора и относительно редкое у —ехова  сравнение
в форме творительного падежа: "€ в воображении  Њаруси торчало  гвоздем одно
порЯдочное, разумное лицо (...)" [‘.1; 410].
     Џрием становитсЯ еще более очевидным  при  соединении  двух освеженных,
"развернутых" штампов  в  одно  выражение: "... ветер плакал в трубах и выл,
как собака, потерЯвшаЯ хозЯина..." [‘.1; 417-418].
     Џринцип обнажениЯ приема прочитываетсЯ и в следующем примере:
     " - Њы сегоднЯ не принимаем. ‡автра!  - отвечала  горничнаЯ и, задрожав
от пахнувшей на нее сырости, шагнула назад. „верь хлопнула перед самым носом
Њаруси,  задрожала  и   с  шумом  заперлась"  [‘.1;  418].  Џерекличка  слов
"задрожав"  и  "задрожала"  создает  игру  смыслов,  реализованную,  однако,
недостаточно   отчетливо,  чтобы  во   втором   случае   сразу   угадывалась
олицетворЯющаЯ метафора.
     €гра  смыслов, освежающаЯ стертую  метафору, создаетсЯ также на  основе
контраста:  "ЉалериЯ €вановна  глупа  и пуста, но это  не мешало ей  уходить
каждый день от Џриклонских с полным желудком (...)" [‘.1; 419].
     Џопыткой  освежить штамп выглЯдит оборот "мечты (...) закопошились в ее
мозгах",  но  подобное  юмористическое  соединение  возвышенного  понЯтиЯ  с
травестирующим "закопошились" уже встречалось в рассказе "†ивой товар".
     ‚ рЯде случаев Ђ.—ехонте  создает очевидные  метафорические неологизмы:
"€ когда  таким образом ЊарусЯ  металась в постели и чувствовала  всем своим
существом, как жгло ее счастье (...)" [‘.1; 414]. Њенее удачна  метафора  на
той же странице:  "‚ каждой морщинке …горушкиного лица сидела  тысЯча тайн".
‘оединение  гиперболы   и  олицетворЯющей  метафоры  здесь  кажетсЯ  излишне
сложным, искусственным и гротескным, что не извинЯетсЯ нелепостью персонажа.
     ‚  целом  метафоры,  использованные  в  рассказе,  выполнЯют  локальные
функции и по выразительности не могут соперничать со сравнениЯми.
     ’ем  более  неожиданным  становитсЯ  рЯд  довольно  банальных  метафор,
завершающих печальную историю: "„лЯ них взошло солнце, и они ожидали днЯ ...
Ќо не спасло  солнце от мрака и ... не  цвести цветам поздней осенью!" [‘.1;
430-431]. Ћни привносЯт в финал тот самый мелодраматический тон, которого на
протЯжении всего произведениЯ  старалсЯ избежать повествователь. Ќо, видимо,
писателю показалось нужным  поЯснить метафору,  ставшую названием  рассказа:
"–веты запоздалые".
     ќто  симптоматично.  —еховым  ощущалсЯ несамостоЯтельный,  "осколочный"
характер метафор "чистого"  вида,  представлЯющих собой усеченные сравнениЯ.
—еховские  тексты  не  раз демонстрировали стремление  писателЯ "подкрепить"
чистую  метафору каким-либо поЯснительным материалом, нередко -  отсылкой  к
общеизвестному концепту.  "–веты запоздалые" стали  еще одним примером такой
практики.
     ѓораздо большее  впечатление  производит  тот  факт, что  после  смерти
Њаруси у доктора ’опоркова тоже поЯвилась способность и необходимость делать
сравнениЯ: "…горушкин подбородок напоминает ему подбородок Њаруси,  и за это
по-
        ‘.47
     зволЯет он …горушке прокучивать свои пЯтирублевки.
     …горушка очень доволен" [‘.1; 431].
     ‚   последних  строчках  рассказа   утверждаетсЯ,  как  видим,  принцип
сравнениЯ, говорЯщий о том, что доктор - стал живым человеком.


     ћмористические  рассказы  1882  года,   опубликованные   после  "–ветов
запоздалых",  свидетельствуют о попытках  автора обогатить их стилистику  за
счет  опыта   работы  над   предшествующими  серьезными  или  полусерьезными
произведениЯми.
     „оминируют   в  них   обиходные  речевые   штампы,   но  поЯвлЯютсЯ   и
окказиональные, созданные автором, обороты, быть может, не всегда удачные.
     ‚ рассказе "ђечь  и ремешок"  (1882) читаем:  "„уша  наша  мылась в его
словах" [‘.1; 432].
     ќта несколько  неуклюжаЯ метафора соседствует с развернутой  и сложной,
тЯготеющей даже к притче:
     "Ќо  увы!  ‚ыньте вы из часов маленький винтик  или  бросьте  вы  в них
ничтожную песчинку - и  остановЯтсЯ часы.  ‚печатление, произведенное речью,
исчезло, как дым, у самых дверей своего апогеЯ" [‘.1; 432-433].
     "„обрый    знакомый"   (1882)    в   данном    отношении   запоминаетсЯ
"превосходительными" калошами и -  калошами героЯ-рассказчика, покрасневшими
от стыда [‘.1; 459, 460].
     ‹юбопытную метафору находим и в "Џережитом" (1882), где чернила названы
"губительным Ядом" [‘.1; 469].
     "”илософские    определениЯ   жизни"   (1882)    целиком   состоЯт   из
юмористических  сравнений, простых и  развернутых,  приписываемых  известным
персонажам из самых разных эпох и сфер:
     "†изнь нашу можно уподобить лежанию в бане  на верхней  полочке. †арко,
душно и туманно. ‚еник делает свое дело, банный лист липнет, и глазам больно
от  мыла.  Ћтовсюду  слышны  возгласы:  поддай  пару!  ’ебе мылЯт  голову  и
перебирают все твои косточки. •орошо! (‘ара Ѓернар)" [‘.1; 470].
     ‚ данном  случае сравнение,  как видим, подкреплено  вереницей метафор,
создающих игру смыслов  на стыке прЯмого и  переносного значениЯ,  что  тоже
ЯвлЯетсЯ одним из средств обнажениЯ и освежениЯ приема.
     Ќе  менее  показательна  ситуациЯ  с  рассказами,  продолжающими  линию
"серьеза".
     "„ва скандала" (1882) демонстрируют те же тенденции, которые определили
принципы  работы с  тропами в  "†ивом  товаре" и  "–ветах запоздалых". ’о же
соединение   серьезного,   даже   -   мелодраматического  сюжета,   открытой
оценочности - с иронией,  использование  расхожих  выражений  и  - несколько
освеженных авторскими "вторжениЯми", например,  такими: "Љошки  скребли  его
музыкальную душу, и тоска по рыжей защемила его сердце" [‘.1; 445].
     ‘ этой метафорой перекликаетсЯ другаЯ: "ЃеднаЯ девочка чувствовала себЯ
виноватой, и совесть  исцарапала  все  ее  внутренности" [‘.1;  439].  ‡десь
"кошки" словно уходЯт в подтекст.
        ‘.48
     ‘оединение с  гиперболой также может подновить стершеесЯ метафорическое
выражение:
     "Њузыканты рассказывают,  что он поседел в эти трое суток и выдернул из
своей головы половину волос..." [‘.1; 448].
     €ногда освеженный  штамп настолько преображаетсЯ, что  его  уже  трудно
узнать: "Ќоги его подгибались, а руки и губы дрожали,  как листьЯ при слабом
ветре"  [‘.1; 444].  ќто  сравнение,  как  видим, достаточно  далеко ушло от
первоисточника "дрожать, как лист".
     ‘ледует,   однако,  подчеркнуть,  что  особенно   выразительной   здесь
оказываетсЯ индивидуально-авторскаЯ олицетворЯющаЯ  метафора, соединеннаЯ со
сравнением:
     "‡анавес  пополз  вниз  медленно,  волнуЯсь,  нерешительно,  точно  его
спускали не туда, куда нужно..." [‘.1; 444].
     Џосле  "„вух   скандалов"  чеховское  активное,  практическое  изучение
изобразительно-выразительных возможностей тропов начинает идти по нисходЯщей
линии.
     ‚  рассказе  "Ѓарон"  (1882),  довольно серьезном,  почти  трагическом,
преобладают сравнениЯ, но их мало, они, в основном, расхожи.
     ‚ рЯде оборотов можно усмотреть попытки освежениЯ штампов.
     "ѓолос  его  дребезжит,  как треснувшаЯ  кастрюлЯ" [‘.1; 452]. ‚ основе
сравнениЯ - устойчивый литературный штамп "надтреснутый голос".
     ‘юртук  "болтаетсЯ на  узких  плечах барона, как на поломанной вешалке"
[‘.1; 452].
     "Ѓарон сидел в своей будке, как на горЯчих угольЯх" [‘.1; 456].
     Љоличество  тропов  даже  в  относительно  крупных  текстах,  а   также
выразительность используемых оборотов резко идут на убыль.
     ‚ рассказе  "Њесть"  (1882)  привлекает  внимание  лишь разбитое на две
фразы сравнение:
     "Ќо,  однако, в  этом  беднЯжке-театре более  чем  холодно. ‚  собачьей
конуре не холодней" [‘.1; 465].
     „а  еще,  пожалуй,  олицетворЯющаЯ  метафора  "ветер  плакал в  трубе",
вызывающаЯ в памЯти аналогичную конструкцию из "–ветов запоздалых".
     "Љривое  зеркало" (1882) в  этом отношении еще беднее, хотЯ здесь  тоже
"ветер  выл  и  стонал",  а "в  каминной  трубе кто-то  плакал" [‘.1;  478].
€спользованнаЯ  ранее гипербола "миллионы крыс и  мышей бросились в стороны"
Яркой выразительностью не обладает.
     Љ концу года экспериментаторский запал Ђ.—ехонте идет на убыль.
     Џоследний опубликованный  в 1882 году чеховский  текст,  юмореска  "„ва
романа"  представлЯет   собой  Явную  пародию  на   индивидуально-авторскую,
подчеркнуто  своеобразную  стилистическую  манеру,  гротескно  обусловленную
профессиональной   принадлежностью   доктора   и  репортера   и   фактически
оборачивающуюсЯ штампами.
     Љрайности сошлись, круг замкнулсЯ.
     “рок практической поэтики, длившийсЯ полгода, был завершен.
        ‘.49
     •ронологически и  по  своей  сути  он  во  многом  совпал  с  чеховским
"вторжением" в сферу  "серьеза", с  попытками молодого писателЯ обратитьсЯ к
разработке  не  юмористических  тем  и  сюжетов,  к  созданию  произведений,
претендующих на принадлежность к большой литературе.
     Ѓыла  ли  это  репетициЯ  ухода  из  малой прессы,  или  -  проба  сил,
продиктованнаЯ стремлением освободитьсЯ от уже выработанных шаблонов, но так
или  иначе она  завершилась пародией  "„ва романа",  в которой  присутствует
оттенок глубинной самоиронии и ощущение, что "Ягодки" еще зеленоваты.
     —еховскаЯ самоирониЯ станет ощутимее при учете того обстоЯтельства, что
реальный  автор  "„вух романов"  воплощал  в себе и "доктора", и "репортера"
одновременно.
     …сли  с "—еховым-доктором" все более  или менее понЯтно, то определение
"—ехов-репортер",  возможно,  покажетсЯ  необоснованным.   Ћднако   известны
очерки-репортажи, написанные Ђ.—ехонте, например, "Ќа волчьей садке" (1882),
"‚ Њоскве  на ’рубной площади"  (1883)  и др.  €звестно также,  что  в своих
письмах —ехов  высказывалсЯ на  этот счет  вполне  определенно: "џ газетчик,
потому  что много пишу, но это временно..." [Џ.1; 70];  "Љак репортеры пишут
свои заметки о пожарах, так Я писал свои рассказы (...)" [Џ.1; 218].

     Џозже,  правда, поЯвилсЯ  еще "ђоман  адвоката" (1883)  с подзаголовком
(Џротокол), но он оказалсЯ менее удачным, быть может, именно потому, что был
лишен глубоко личного подтекста.
     Џока  же  Ђ.—ехонте  как будто вернулсЯ  к  прежней  манере,  к прежней
технике.
     ЋпЯть заработал  литературный конвейер,  усиленно  подгонЯемый новым  и
вскоре  - ведущим  публикатором  ранних  чеховских произведений,  редактором
петербургского журнала "Ћсколки" Ќ.Ђ.‹ейкиным.
     Ќо  это  было временное отступление, так  сказать, "выравнивание  линии
фронта".
     Ћпыт выхода "за рамки" не прошел бесследно.
     Ќачалось  вполне  осознанное  накопление творческих сил,  осознанное  и
целенаправленное формирование собственной творческой индивидуальности.
     € чеховские  тропы, прежде  всего - сравнениЯ,  стали очень характерным
индикатором этих процессов.
        ‘.50


        ѓлава III

        ЏЋ€‘Љ€ ‘‚Ћ…‰ „ЋђЋѓ€

     ’ексты, опубликованные в первых числах ЯнварЯ 1883 года, хранЯт на себе
ощутимый  отпечаток  "серьеза".  Ћни  словно  создавались  на  самом  излете
инерции, порожденной летним кризисом Ђ.—ехонте.
     ‡начимость затронутой проблемы, открытость  и категоричность  авторской
позиции, горьковатаЯ ирониЯ заставлЯют соотнести "ђЯженых" с произведениЯми,
определившими специфику чеховской  литературной  продукции  второй  половины
1882 года.
     "‚се обман, все мечта, все не то, чем  кажетсЯ!" ќти слова из "Ќевского
проспекта"  могли  бы  стать   эпиграфом   "ђЯженых".  ‘разу  же   вслед  за
восклицанием   ѓоголь  приводит   рЯд  примеров,  раскрывающих  обманчивость
внешнего облика Явлений: "‚ы думаете, что  этот господин, который  гулЯет  в
отлично  сшитом  костюме, очень богат? Ќичуть не бывало:  он весь состоит из
своего сюртучка".
     „аннаЯ  ассоциациЯ  придает  более  глубокий  смысл вполне традиционной
метонимии, которой открываетсЯ чеховскаЯ череда аргументов:
     "‚ечер.  Џо улице  идет  пестраЯ толпа, состоЯщаЯ  из пьЯных  тулупов и
кацавеек" [‘.2; 7].
     ђазвитием  той же  невеселой  мысли  становитсЯ  внешне  юмористический
рассказ "„вое в одном" (1883).
     ѓерой-рассказчик,  размышлЯЯ о  хамелеонстве мелкого  чиновника, своего
подчиненного, создает очень выразительный  портрет, который держитсЯ на двух
впечатлЯющих парных сравнениЯх: "‹ицо его точно дверью прищемлено или мокрой
трЯпкой побито. Ћно кисло и жалко; глЯдЯ на него, хочетсЯ петь "‹учинушку" и
ныть. Џри виде менЯ он дрожит, бледнеет и краснеет, точно Я съесть  его хочу
или зарезать, а когда  распекаю, он зЯбнет и трЯсетсЯ всеми  членами"  [‘.2;
9].
     ‚  первоначальном   варианте  фрагмент  завершалсЯ  иначе:  "умирает  и
обращаетсЯ  в пыль". Ћднако  эта метафора,  соединеннаЯ с метаморфозой, была
автором изъЯта. Џо мнению комментатора, данный оборот придавал стилю большую
гиперболичность стилЯ и, вероЯтно, поэтому был устранен. Њежду тем сравнениЯ
—ехов сохранил, хотЯ и в них есть серьезнаЯ долЯ преувеличениЯ.
     Џроблематика произведений включает в себЯ и  очень  важный длЯ  —ехова,
уже  привлекавший его внимание вопрос  о ложной картине мира и ложной оценке
Явлений.
     Џод этим  знаком написан  хрестоматийный рассказ "ђадость" (1883).  …го
первоначальное заглавие "‚елика честь", под  которым он и  был опубликован в
журнале  "‡ритель", более откровенно указывает  на неадекватность восприЯтиЯ
героем "радостного" событиЯ.
        ‘.51
     ѓотовЯ  текст  длЯ собраниЯ  сочинений уже  в 90-е годы, Ђ.Џ.—ехов снЯл
"гиперболическое  сравнение Њити  с  человеком, <за  которым  гонитсЯ триста
чертей>".  Љомментатором   вновь  подчеркиваетсЯ  гиперболический   характер
устраненного оборота как главнаЯ причина изъЯтиЯ. Ќо другаЯ, более очевиднаЯ
и  более  выразительнаЯ  гипербола в  тексте сохранена: "€спуганнаЯ  лошадь,
перешагнув через Љулдарова и протащив  через него  сани с находившимсЯ в них
второй гильдии купцом ‘тепаном ‹уковым, помчалась по  улице и была задержана
дворниками" [‘.2; 13].
     „умаетсЯ,  что  иные  причины  заставили  —ехова  убрать  сравнительный
оборот, скорее всего - слабаЯ выразительность, стертость и неблагозвучие.
     Џоэтические штудии второй  половины  1882 года  не прошли бесследно длЯ
Ђ.—ехонте, как и его обращение к серьезным, даже - драматическим сюжетам.
     "‘ерьез" все  активнее проникает  в чеховскую ироничную, юмористическую
прозу, становЯсь как бы ее "вторым дном".
     ‚  это  времЯ  писатель  создает  немало  текстов,   в   которых  тропы
используютсЯ  подчеркнуто  скупо  и  не  играют  существенной, концептуально
значимой роли. "ЏьЯн,  как  стелька",  "падали,  как  мухи", "болталась, как
трЯпка" - такие сравнениЯ-штампы вновь мелькают  в его  произведениЯх начала
1883 года.
     ‚месте  с тем  сохранЯетсЯ, изредка проЯвлЯЯсь,  тенденциЯ  к освежению
штампа,  в основном  -  путем  размыканиЯ  его устойчивой  свернутой  формы,
развитиЯ, обыгрываниЯ заложенных в нем, но утративших новизну сопоставлений,
качеств.
     ‚ шутливом рассказе "ЋтвергнутаЯ любовь"  (1883),  описываЯ страданиЯ и
надежды "прекрасного  гидальго", пылкого испанца, поющего серенады под окном
возлюбленной, ироничный  повествователь использует такие обороты: "…го песнь
зажжет сердце неприступной, окно  уступит напору маленькой  ручки, послушной
сердцу, и - дело в шлЯпе с широкими полЯми!" [‘.2; 15].
     ќти "широкие полЯ" возвращают буквальный,  первоначальный смысл идиоме,
заставлЯЯ читателЯ осознать условность приема, актуализируют его.  € в то же
времЯ  -  снижают эффект  контрастного  соседства банальных,  но  выспренних
метафор и фамильЯрно-прозаичного "дело в шлЯпе".
     ‘тремление освежить штамп  усматриваетсЯ  и  в  сравнении  из  рассказа
"€споведь" (1883): "‚олки и страдающие диабетом не едЯт так, как они ели..."
[‘.2;  28]. Ќетрудно обнаружить  в основе оборота  общеЯзыковую  конструкцию
"голодный,  как  волк",  комично   обыгранную  попутным  соотнесением  серых
хищников и  больных диабетом - и тем и  другим, по мнению героЯ-рассказчика,
присущ незаурЯдный аппетит.
     Њеньшее   впечатление   производит   не   очень   оригинальное,   чисто
количественное обновление другого штампа: "џ чувствовал себЯ на шестнадцатом
небе(...)" [‘.2; 26].
        ‘.52
     Ќо  в  том же  рассказе находим индивидуально-авторское сравнение:  "Ќа
душе было  вольготно, хорошо,  как  у извозчика, которому по  ошибке  вместо
двухгривенного золотой дали" [‘.2; 26]. ‘ила этого оборота - в неожиданности
открытиЯ каких-то общих черт у весьма далеких друг от друга Явлений.
     €  в "€споведи",  и "Ћтвергнутой любви", и в рассказе "Ќа магнетическом
сеансе"  (1883)  ощутимо присутствие того  же единого подтекста: "все не то,
чем кажетсЯ!"
     €спанский "гидальго"  никак не ожидал, что его  "чуднаЯ, знойнаЯ" донна
обругает певца за то,  что он нарушает ее сон.  €  уж тем более он не ожидал
такой двусмысленной угрозы: "…сли вы не перестанете, милостивый государь, то
Я принуждена буду спать с городовым" [‘.2; 16].
     €   читатель  не   ожидал  от  рассказа  с   подзаголовком  "Џеревод  с
испанского", что знойнаЯ донна заговорит Языком  современной  ему дамочки, а
своим грозным предостережением вернет  его  в ђоссию.  € что последним будет
слово "Џротокол".
     ‚ "€споведи" эффект неожиданности ослаблен, поскольку читателю с самого
начала  Ясно,   что   любезность   сослуживцев,   знакомых  и  родственников
новоиспеченного кассира имела сугубо материальный исток.
     ‚ рассказе  "Ќа магнетическом сеансе", уже своим названием отсылающем к
проблеме иллюзий, крушение  расхожих  представлений  превращаетсЯ  в  цепную
реакцию. Ћбманщиками, похоже, оказываютсЯ все.
     “трату  иллюзий претерпевает и Њакар  Љузмич Ѓлесткин  из  рассказа  "‚
цирульне"  (1883), что  подчеркивалось  первоначальным  названием  "„рама  в
цирульне".
     ЋписываЯ  убогое заведение,  повествователь создает  рЯд  выразительных
тропов:
     "–ирульнЯ  маленькаЯ, узенькаЯ, поганенькаЯ. Ѓревенчатые стены  оклеены
обоЯми,   напоминающими   полинЯлую   Ямщицкую   рубаху.   Њежду   тусклыми,
слезоточивыми  окнами  -  тонкаЯ,  скрипучаЯ,   тщедушнаЯ  дверца,  над  нею
позеленевший от сырости колокольчик, который вздрагивает и болезненно звенит
сам, без всЯкой причины" [‘.2; 35].
     Ћпорные точки  описаниЯ - необычное сравнение,  а  также олицетворениЯ,
выраженные  глаголом и  художественными определениЯми:  "тщедушнаЯ  дверца",
колокольчик, "который вздрагивает и болезненно звенит".
     ‡апоминаетсЯ еще одно сравнение:
     "“  ќраста €ваныча половина  головы  выстрижена догола, и он  похож  на
каторжника" [‘.2; 37].
     ’рудно удержатьсЯ и не заметить, что такаЯ  мастерскаЯ работа с тропами
предвещает  гениальные чеховские  находки более поздних лет. ѓотовились  они
здесь,  в  текстах,  подавлЯющее  большинство которых  —ехов  не  включил  в
собрание сочинений. „анный рассказ вошел в марксовское издание  с некоторыми
изменениЯми, в том числе - с  введением  болезненно звенЯщего  колокольчика,
придающего произведению "другой эмоциональный колорит".
        ‘.53
     ‘ледует  также подчеркнуть, что писатель счел контекст вполне способным
усвоить это более позднее включение.
     —ехов, конечно же, менЯлсЯ, и довольно быстро.
     ‚ рассказе "†енщина без предрассудков" (1883), в рЯду других не слишком
выразительных тропов,  привлекает  внимание  такое  сравнение: "Џо  спальной
понессЯ и посыпалсЯ  смех, похожий  на  истерический..." [‘.2;  55].  Ќичего
необычного в  нем нет,  ни  по форме,  ни  по  содержанию, ни по  функции  в
произведении.
     € все же оно примечательно.
     ‘пустЯ три с половиной  года в письме Њ.‚.Љиселевой от 29 октЯбрЯ  1886
года —ехов, рекомендуЯ писательнице избегать штампов и экзальтации, заметит:
"...<истерический смех> слишком устарелый эффект..." [Џ.1; 270].
     ‚ чеховском  рассказе данный штамп используетсЯ, конечно же,  не совсем
прЯмолинейно,  обыгрываетсЯ  как контекстом, так и введением в  ту же  фразу
противоречащего истерике  слова "покатилсЯ", противоречащего, кстати, именно
в свЯзи с тем, что входит в рЯд  других штампов, обозначающих смех  веселый,
радостный.
     Ќо  пример,  тем не  менее, очень  любопытный  и - важный длЯ пониманиЯ
поэтической эволюции Ђ.Џ.—ехова.
     ‚ том же  письме он указывает  на  другую  ошибку Њ.‚.Љиселевой: "... в
‚ашем  <Љто счастливей?>  начало совсем плохое... ђассказ  драматичен,  а ‚ы
начинаете с <застрелитьсЯ> в самом юмористическом тоне" [Џ.1; 270].
     ђекомендациЯ не менее интереснаЯ.
     ’ремЯ  годами ранее  Ђ.—ехонте написал  целый рЯд  произведений, дающих
повод адресовать  похожий упрек ему  самому и не  только за "начала". „анное
обстоЯтельство было подробно рассмотрено в предшествующей главе книги.
     ќтот  косвенный  спор  с  "собой  вчерашним"  говорит  о  радикальности
перемен, определившихсЯ к 1886 году.
     Џока же перемены готовились, с ощутимой опорой на уроки летнего кризиса
1882 года.
     Џреемственность такого рода обнаруживаетсЯ даже в мелочах.
     Ђнекдотический рассказ "Џатриот  своего отечества" заслуживает вниманиЯ
не  только тем,  что  герой несет  вопиющую ахинею своим  "коснеющим, пьЯным
Языком" и что у него не менее коснеющее сознание.
     Ђвтор, очень экономно использующий тропы в данном произведении, создает
многозначительную  игру  смыслов,  построенную  на соседстве  художественных
определений в коротеньком описании:
     "‘квозь листву  пахучих лип глЯдела на них немецкаЯ луна  ... Њаленький
кокетливый ветерок  нежно  теребил  российские усы  и  бороды и вдувал в уши
русских толстЯчков чудеснейшие звуки" [‘.2; 66].
     "ЌемецкаЯ   луна"   здесь   наполнЯетсЯ   специфическими    значениЯми,
превращающими  простое  определение  в  художественное.  Ћно   по   существу
становитсЯ  концептом,  вызываЯ  целый  рЯд   представлений,  укорененных  в
общественном  сознании  и,  естественно,  в   мозгах  "русских  толстЯчков",
приехавших "сюда лечитьсЯ от большого живота и ожирениЯ печени" [‘.2; 66].
        ‘.54
     €менно проблема общественного сознаниЯ  и  его  проЯвлениЯ  в  сознании
индивидуальном   по   существу   становитсЯ   глубинной   сутью   небольшого
юмористического рассказа.
     ‡аданнаЯ   описанием  оппозициЯ  усиливаетсЯ  авторскими   настойчивыми
напоминаниЯми: "немецкое событие", "самаЯ разнемецкаЯ мелодиЯ" и  - "русские
души",  "русские головы". ‡начимым  оказываетсЯ и то, что  русские лезли  "в
дамки", играЯ в шашки, и что у них - большие животы.
     "Љокетливый  ветерок", дважды упомЯнутый в рассказе, сыграл с  одним из
толстЯчков очень смешную шутку, заставив забытьсЯ, увлечьсЯ общей атмосферой
эмоционального подъема  и  среди  немецкого  празднества громогласно  выдать
великодержавное: "ђебЯта! Ќе... немцев бить!" [‘.2; 67].
     ђанее  безобидно витавший  в  "‡еленой косе" (1882),  здесь "кокетливый
ветерок" уже более существенно  взаимодействует с проблемным уровнем текста,
служа раскрытию авторской идеи.
     —еховское внимание к художественным возможностЯм тропов, их настойчивое
осмысление иногда проЯвлЯлось и более прЯмо:  "‚ желудках  было жарко,  или,
выражаЯсь  по-арабски,  всходили  солнца"  [‘.2;  80].  „умаетсЯ,  что  этот
оценочный,  ироничный  комментарий  цветистой  метафоричности  не случаен  в
контексте литературной работы Ђ.—ехонте.
     Њежду  тем,  и  сами  тропы нередко  выполнЯли в  его  текстах,  помимо
изобразительных, оценочные функции.
     Ѓрошка на груди хорошенькой дамочки из рассказа с интригующим названием
"‡агадочнаЯ натура" (1883) "то поднимаетсЯ, то опускаетсЯ, точно ладьЯ среди
волн"  [‘.2;  90].  ‘равнение  не только  передает  взволнованное  состоЯние
женщины, но и обеспечивает также высокий план читательских ожиданий.
     ќкзальтированнаЯ речь героев тЯготеет к возвышенной литературности. ’ем
более,  что  собеседник дамочки  - начинающий  писатель. €  это выражаетсЯ в
расхожих  метафорах.  "‚аша   чуткаЯ,  отзывчиваЯ   душа   ищет  выхода   из
лабиринта..."  -  говорит  он. "...  Я  свободна, как птица",  -  отзываетсЯ
загадочнаЯ натура. -"... ‘частье стучитсЯ ко мне в окно" [‘.2; 90;91].
     Ќо  вот  открываетсЯ  печальнаЯ  истина,  резко  снижающаЯ,  "ронЯющаЯ"
высокий план. „аже недалекий  ‚ольдемар смущен.  "‹окомотив свищет и шикает,
краснеют от заходЯщего солнца оконные занавесочки..." [‘.2; 92].
     Ќа прозрачную двусмысленность последней фразы указывали, пожалуй,  все,
кто  писал об этом рассказе.  Ћна построена так,  что в ней мерцают прЯмые и
переносные, метафорические значениЯ глаголов, это одновременно и буквальное,
строгое  описание,  и   -  выражение   гнева,  стыда,  вызванных   вагонными
откровениЯми продажной женщины.
     ‚озвышенные  метафоры оказываютсЯ способными  приглаживать, маскировать
подлинную суть Явлений и поступков. Ђ, казалось  бы, совсем  обычные слова -
вскрывать ее.
     Ќо все же выразительнее формы, рассчитанные не на умозрительное, а - на
зрительное восприЯтие, на создание отчетливого зрительного образа.
        ‘.55
     €спользованное  в  рассказе  "†ивой  товар" сравнение красивой  дачи  с
барышней  по-своему  отзываетсЯ  в  трагической  "‚ербе"  (1883):  "Њельница
маленькаЯ,  в два постава ... …й больше ста  лет,  давно уже она не  была  в
работе,   и  не  мудрено  поэтому,   что  она  напоминает  собой  маленькую,
сгорбленную, оборванную старушонку, готовую свалитьсЯ каждую минуту.  €  эта
старушонка  давно  бы свалилась,  если  бы  она не облокачивалась о  старую,
широкую вербу" [‘.2; 102].
     Ќе столь уж частое у —ехонте развернутое сравнение.
     Ћно выходит за пределы первоначального описаниЯ:
     "‚ерба подпирает  и другую развалину - старика  Ђрхипа, который, сидЯ у
ее корнЯ, от зари до зари удит рыбку. Ћн стар, горбат, как верба, и беззубый
рот его похож на дупло" [‘.2; 102].
     ‘равнениЯ прочно  свЯзывают  мельницу, вербу и  "ее приЯтелЯ"  Ђрхипа в
некое  нерасторжимое  единство,  в   котором  еще  "мерцает"   и  маленькаЯ,
сгорбленнаЯ старушонка, и она Явно сродни и мельнице, и вербе, и Ђрхипу...
     ќто единство удивлЯет своей  завершенностью, цельностью,  в которых как
бы уже  заключен  сюжет, рассказ  о  судьбах.  ЉонцентрациЯ  художественного
смысла  здесь  так  высока,  что  дальнейшее  повествование  воспринимаетсЯ,
пожалуй, как частность.
     ’у  же  способность аккумулировать  художественный смысл  демонстрирует
сравнение   из  еще  одного  не  юмористического  рассказа   "‚ор"   [1883],
опубликованного через неделю после "‚ербы": "... там ветер не  бьет по лицу,
как мокраЯ трЯпка, а несет дыхание весны..." [‘.2; 108].
     ’акие  сравнениЯ  глубоки  и  многозначны, в  них мерцают разные  грани
заложенного   автором  смысла,  которые   нельзЯ  охватить   сознанием   все
одновременно,  и поэтому  возникает  ощущение  маленькой  тайны, шкатулки  с
секретом.
     „аннаЯ  особенность  проЯвлЯетсЯ  и  в  локальном,  на  первый  взглЯд,
выполнЯющем узкую задачу, сравнении:
     "€  эти  воспоминаниЯ  сильно утомили  ”едора ‘тепаныча.  Ћн  утомилсЯ,
заболел, точно всем телом думал" [‘.2; 109].
     ђЯдом  с  подобными  оборотами  заметно  проигрывает  другаЯ  авторскаЯ
находка: "Ќа этот раз старик был в форменной старомодной треуголке, и голова
его походила на две утиные головы, склеенные затылками" [‘.2; 107].
     „умаетсЯ, что и в  чеховские  времена, когда такие треуголки  еще можно
было увидеть, читателю стоило труда воспринЯть  данное сравнение, произвести
необходимую  мыслительную  операцию  по  склеиванию  затылками "двух  утиных
голов"  и соотнести полученное с формой шлЯпы. ‘равнение несколько натужное,
даже  если  треуголка действительно  походила на  две  утиные  головы.  Њера
художественно оправданного здесь чуть-чуть превышена.
     Ќо  рассказ  в  целом  был  замечен  и современниками,  и  последующими
исследователЯми творчества —ехова.
     "‚ор"  -  "первый  рассказ,  где  действительность  изображаетсЯ  через
восприЯтие  героЯ и этот  принцип  выдержан  на  протЯжении всего  рассказа.
‚последст-
        ‘.56
     вии такой способ изображениЯ надолго становитсЯ у —ехова определЯющим в
его художественной манере".
     ‚от во что вылилось настойчивое внимание  писателЯ  к таким далеким  от
юмористики проблемам сознаниЯ, индивидуальной картины мира, проЯвившейсЯ уже
в первых его опубликованных текстах.
     Ђ.—ехонте  словно  отдышалсЯ  после  внешнего  и  не  очень  радостного
прощаниЯ с не юмористической проблематикой в  конце 1882 - начале 1883 годов
и вновь предпринЯл вылазку  в сферу "серьеза", уже с новыми силами, учитываЯ
не во всем удачный предшествующий опыт.
     ‡атем  последовало  отступление  на  прочно  завоеванные   позиции,   к
литературному конвейеру и - к поэтическим штудиЯм.
     Џо-прежнему очень действенной писательской  школой оставалась  пародиЯ.
Ќа этот раз объектом самого пристального вниманиЯ —ехонте стала метафора.
     Њиниатюра  "Ѓенефис  соловьЯ"  (1883)  с подзаголовком  "рецензиЯ" дает
многочисленные  примеры метафор:  "‡апела затем  контральто  иволга,  певица
известнаЯ, серьезно занимающаЯсЯ. Њы прослушали ее с удовольствием и слушали
бы долго, если  бы не грачи,  летевшие на ночевку... ‚дали показалась чернаЯ
туча, двинулась к нам и с карканьем опустилась  на рощу.  „олго не  умолкала
эта туча" [‘.2; 143].
     Ќо  вот  поЯвлЯетсЯ бенефициант: "Ќа  нем  серый  пиджак...  вообще  он
игнорирует публику  и ЯвлЯетсЯ перед ней в  костюме мужика-воробьЯ. (‘тыдно,
молодой  человек! Ќе публика длЯ вас, а вы длЯ публики!) Њинуты три сидел он
молча, не двигаЯсь... (...) Ћн  запел. Ќе  берусь описывать это пение, скажу
только,  что сам оркестр  смолк от  волнениЯ  и замер, когда артист,  слегка
приподнЯв свой клюв, засвистал и осыпал рощу щелканьем и дробью... € сила, и
нега в его голосе...  ‚прочем не стану отбивать  хлеб  у  поэтов, пусть  они
пишут.  Ћн  пел, а  кругом  царила  внимающаЯ  тишина.  ђаз  только  сердито
заворчали  деревьЯ  и  зашикал  ветер,  когда  вздумала  запеть сова,  желаЯ
заглушить артиста..." [‘.2; 143-144].
     ЏространнаЯ цитата показывает, что  текст  просто насквозь метафоричен.
Ќо в то же времЯ - иронично метафоричен ("не стану отбивать  хлеб у поэтов")
и призван воспроизвести стилистику газетных рецензий.
     Њетафоричность "Ѓенефиса  соловьЯ" -  заемнаЯ, пародийной окраски,  что
подчеркиваетсЯ финальным перифрастическим выражением: "Џовар сунул любовника
розы в лукошко и весело побежал к деревне. Њы тоже разошлись" [‘.2; 144].
     ‚рЯд ли кто-нибудь рискнет доказывать, что "любовник розы", эта отсылка
к  многовековой литературной  традиции  ‚остока и …вропы  -  непосредственно
чеховскаЯ  интенциЯ,  собственное,  органичное  стилистическое  предпочтение
писателЯ.
     „аннаЯ  отсылка   становитсЯ  своего  рода   стилистическим   ключом  к
юмористической рецензии.
        ‘.57
     ’от факт,  что стилистика миниатюры неорганична  длЯ  —ехова, косвенным
образом подтверждаетсЯ приведенной в примечаниЯх пометой писателЯ на вырезке
из журнала: "NB. ‚ полное собрание не войдет. Ђ.—ехов".
     ‚ то же времЯ в чеховских текстах поЯвлЯлись метафоры, не обусловленные
пародийной установкой.
     ‚ рассказе "„епутат,  или Џовесть  о  том, как у „ездемонова  25 рублей
пропало" (1883), опубликованном через  семь  дней после "Ѓенефиса  соловьЯ",
также присутствует  развернутый  метафорический  пассаж:  "Џо спине  загулЯл
ветерок... (...)
     „ездемонов сделал шаг  вперед, шевельнул  Языком, но не издал ни одного
звука: во рту что-то запуталось. Ћдновременно почувствовал депутат, что не в
одном только рту идет путаница: и во внутренностЯх тоже... €з души храбрость
пошла  в  живот,  пробурчала там,  по  бедрам  ушла  в  пЯтки  и  застрЯла в
сапогах... Ђ сапоги порванные... Ѓеда!" [‘.2; 147].
     Џеред  нами очевиднаЯ реализациЯ  расхожего  метафорического  выражениЯ
"душа ушла в пЯтки".
     ЏостроеннаЯ на  обыгрывании  этого общеЯзыкового штампа цепочка метафор
призвана передать состоЯние ужаса героЯ перед лицом начальника, предстающего
сначала в  виде  метонимической  "лысины с  знакомой  черненькой бородавкой"
[‘.2; 147]. ‘ метафорами соседствует уже знакомый штамп "красный, как рак".
     „анный рассказ, кстати, тоже имеет чеховскую помету: "‚ полное собрание
не войдет".
     …сли  говорить  о своеобразии  чеховской  стилистики,  о  предпочтениЯх
писателЯ в  сфере тропов на  основании таких примеров, то картина получитсЯ,
мЯгко говорЯ, несколько удаленной от изучаемого предмета.
     ‘лучаи использованиЯ —еховым подобных  метафор на  фоне его творческого
наследиЯ эпизодичны.
     •рестоматийное  произведение  Ђ.—ехонте  "‘мерть  чиновника"  (1883) не
может похвастать развернутыми  метафорическими описаниЯми. Ќо это не умалЯет
художественных достоинств  текста,  вошедшего  в сборник "Џестрые рассказы",
перепечатывавшегосЯ во  всех последующих  изданиЯх сборника и включенного  в
собрание сочинений.  Џричем исходный журнальный вариант "сохранЯлсЯ  во всех
переизданиЯх  в  первоначальном  виде;  —ехов  внес в  него  лишь  единичные
стилистические  коррективы",  а  это  значит,  что  текст  вполне  устраивал
писателЯ.
     Њежду тем тропами рассказ не богат.
     ‘оздаваЯ  его,  —ехонте  обошелсЯ   без   сравнений  -  за  исключением
ироничного сопоставлениЯ в зачине:
     "‚ один прекрасный вечер не  менее  прекрасный экзекутор, €ван  „митрич
—ервЯков (...)" [‘.2; 164].
     Ќужно,   пожалуй,   отметить   игру  смыслов,   создаваемую  сочетанием
"прекрасный экзекутор".
        ‘.58
     € еще в финале возникает коротенькаЯ метафорическаЯ фраза:
     "‚ животе у —ервЯкова что-то оторвалось" [‘.2; 166].
     „анные  крайние  точки обрамлЯют  текст, лаконично и  просто передающий
факты - слова и действиЯ героев.
     Џодобный  аскетизм на  фоне Ярко выраженной  метафоричности только  что
рассмотренных  произведений  также  производит  впечатление  стилистического
эксперимента.
     ‘тилистическим экспериментом выглЯдит и соединение сравнений двух типов
в  рамках  одной  фразы  из  рассказа  "ѓерой-барынЯ"  (1883):  "Ќа  террасу
взбиралсЯ ее сосед по даче и кузен, отставной генерал  ‡азубрин, старый, как
анекдот о собаке Љаквасе, и хилый, как новорожденный котенок" [‘.2; 149].
     ‘равнениЯ представлЯют собой две разные тенденции в чеховских штудиЯх.
     €ндивидуально-авторский  и  очень  выразительный   оборот  "хилый,  как
новорожденный котенок" контрастно взаимодействует со  сравнением, отсылающим
к некоему концепту, к общеизвестному анекдоту.
     ќтот  "концептуальный"   сравнительный  оборот   заставлЯет   вспомнить
аналогичный прием из рассказа "†ивой товар", о котором  говорилось во второй
главе книги.
     „аннаЯ перекличка свидетельствует не только о преемственности чеховских
экспериментов,  но  и  о  стремлении  писателЯ  держать  в  поле  зрениЯ  по
возможности весь арсенал осваиваемых тропов.
     Љак правило, в этот  период сравнениЯ и другие  тропы концентрируютсЯ в
начальной части  произведений  —ехонте,  в предварЯющем  действие  описании.
‡атем  повествователь  использует их  либо крайне скупо,  либо не использует
вовсе.
     ђассказ "Ћн понЯл!" (1883) открываетсЯ чередой глагольных олицетворений
и метафор в духе литературной традиции:
     "„ушное  июньское утро. ‚  воздухе висит  зной... (...)  •очетсЯ, чтобы
всплакнула природа и прогнала дождевой слезой свою тоску.
     ‚ероЯтно, и будет гроза. Ќа западе  синеет и хмуритсЯ какаЯ-то полоска"
[‘.2; 167].
     ‚ описании главного героЯ используютсЯ сравнениЯ: "„онельзЯ изношенные,
заплатанные  штаны мешками  отвисают у  колен и болтаютсЯ, как фалды"  [‘.2;
167]. Џервое сравнение в форме творительного падежа ("мешками"), литературно
узаконенное, если и не удивлЯет свежестью, то хотЯ  бы - зримо. ‚торое ("как
фалды"), вроде  бы подготовленное  первым, несколько  неожиданно и не  очень
привычно.  —тобы представить себе  такую  картину,  требуютсЯ дополнительные
усилиЯ. ‚ противном  случае сравнение проскальзывает мимо, не выполнив своей
художественной функции.
     ‘равнительные обороты живописуют  также объекты,  входЯщие  в  контекст
персонажа:
     "‚  руках  мужичонка  ружье.  ‡аржавленнаЯ  трубка  в  аршин длиною,  с
прицелом, напоминающим добрый сапожный гвоздь (...) Ќе  будь этого приклада,
ружье  не  было бы  похоже на  ружье,  да и  с  ним  оно  напоминает  что-то
средневековое, не теперешнее..." [‘.2; 167].
        ‘.59
     Љонечно  же, особенно потрафит эстетическому  чувству  читателЯ "добрый
сапожный гвоздь",  неожиданное,  но очень  выразительное, точное  сравнение,
удачнаЯ авторскаЯ находка.
     ‘ледующий  оборот   возвращает  к  литературной  и   речевой  традиции:
"†иденькаЯ, козлинаЯ бородка дрожит,  как трЯпочка,  вместе с  нижней губой"
[‘.2; 167].
     ‡ато  описание  собаки,   содержащее  традиционное,  но   -  освеженное
сравнение, вновь  создает  довольно любопытный образ:  "‡а ним, высунув свой
длинный, серый  от  пыли Язык,  бежит большаЯ дворнЯга,  худаЯ,  как собачий
скелет, с всклокоченной шерстью" [‘.2; 167].
     ‚от уж воистину - длЯ искусства нет ничего невозможного, запретного.
     Љазалось бы, тавтологическое, избыточное определение "собачий" помогает
автору добитьсЯ желаемого художественного эффекта.
     ‚  целом  же перваЯ  страница  рассказа  представлЯет собой своего рода
чересполосицу традиционных, почти банальных, и - Ярких тропов.
     ќтот принцип распространЯетсЯ и на вторую страницу: "... по краю стеной
тЯнетсЯ густой колючий терновник (...) Џод ногами всхлипывает почва (...)
     ‚ стороне что-то издает звук неподмазанного колеса" [‘.2; 168].
     ‘амым интересным  в рЯду приведенных тропов  представлЯетсЯ  глагольное
олицетворение  "всхлипывает  почва",  как  бы  противостоЯщее  традиционному
"чавкает".
     Џовествователь то приближаетсЯ  к  традиции, то отступает от нее, будто
нащупываЯ ту грань, где надлежит быть его слову.
     Џри передаче дальнейших событий  тропы используютсЯ мало, как правило -
общеупотребительные формы, не привлекающие специального вниманиЯ читателЯ.
     ‚ финале  довольно крупного рассказа выстраиваетсЯ рЯд таких выражений:
"‘ легкой душой выходит он из конторы, коситсЯ вверх,  а на небе  уж чернаЯ,
тЯжелаЯ туча. ‚етер шалит по траве  и  деревьЯм. Џервые брызги уже застучали
по горЯчей кровле. ‚ душном воздухе делаетсЯ все легче и легче. (...)
     ‚оздух, •ромой и оса празднуют свою свободу" [‘.2; 176].
     ќтот  рЯд вполне традиционных метафор, олицетворений  и  художественных
определений возвращает нас к первоначальному описанию  природы, выполненному
с использованием тех же средств.
     ‚ книге уже отмечалось, что некоторые понравившиесЯ —ехову формы кочуют
из одного  текста  в другой. Љонечно,  это заметно не при выборочном, а  при
сплошном чтении произведений писателЯ, от первого до последнего.
     Ћбычно читатель редко на  такое  отваживаетсЯ.  €  эффект повторЯемости
каких-либо выражений, приемов, как правило, ускользает от него.
     ђассказ   "Џриданое"   (1883)   вновь   предъЯвлЯет   нам   сооружение,
напоминающее  человека.  ’акое  уже было  в "†ивом  товаре", "‚ербе", о  чем
говорилось ранее.
     "ќто,  впрочем, не дом, а домик. Ћн мал, в  один  этаж и в  три окна, и
ужасно похож на маленькую, горбатую старушонку в чепце" [‘.2; 188].
        ‘.60
     €нтересно,  что  в  первоначальном  варианте рассказа, опубликованном в
журнале  "Ѓудильник",  повествователь  счел  необходимым  предварить  данное
описание  таким автокомме