имовича была?" -
"Ќет". - "Ђ ребенок?" Ћна молчала. "’ы убила ребенка?" - "Ќо  ведь ты его не
хотел. ’ы... ты ненавидел его". - "Ќеправда", - прошептал Я.
     —ерез полчаса ее стало знобить. џ хотел  позвонить  в "‘корую", но  она
боЯлась,  что  ее привлекут к ответственности за незаконный  выкидыш.  џ  не
знал, распространЯетсЯ ли закон о нелегальных абортах только на врача или на
пациентку тоже, и  колебалсЯ. ‚скоре она стала жаловатьсЯ, что у нее темнеет
в глазах,  губы  обметало еще сильнее, глаза запали,  нос обострилсЯ. џ стал
звонить в  "‘корую". ‘перва там долго  не брали трубку. Џотом  женский голос
сказал:  "‘кораЯ"  слушает".   -  "Џожалуйста,  -  закричал  Я,  -   сильное
кровотечение! ‚ыкидыш, наверное!" -  "†дите, будут". џ  подошел  к ней:  "Ќе
волнуйсЯ,  сейчас приедут". - "Џаша,  - прошептала она, - ты  не сердись, но
весь  матрас насквозь..."  -  "Ќичего,  ничего,  потерпи  немножко".  Џрошло
полчаса,  "‘корой" не  было.  Џотом еще пЯтнадцать минут. џ снова  позвонил.
"Њашина сломалась, -  объЯснили мне,  - сейчас починЯт и приедут. ‚ы ей пока
лед на живот положите". - "Ђ где же его взЯть?" - "Ќу, если льда нет, курицу
положите. Љурица у вас в морозилке есть?" џ пошел на кухню. Љурицы не было.
     Љогда  Я  вернулсЯ  в комнату,  она лежала  на спине  и  тихо  хрипела.
‘мотрела она не на менЯ, а на кого-то незримого в полуметре над ее ступнЯми,
и лампа горела, красный торшер, и освещала ее помучневшее лицо. ‘колько  это
длилось, не знаю. € то ли от ее равномерных хрипов, то ли отчего-то еще мной
вдруг овладело странное чувство, и с изумлением Я понЯл, что чувство это
     было блаженство, и  стал  раскачиватьсЯ  в  такт  ее  хрипам.  Ќезримый
уговаривал ее, она делала головой  "нет, нет",  Я раскачивалсЯ все  сильнее,
она протестовала  все слабее,  и  завитушки  топорщились вокруг  ее  головы,
рыжие, взмокшие -  и  вдруг лицо ее дернулось, челюсть  отвалилась, и  рыжаЯ
кукла смотрела на менЯ закатившимисЯ глазами.
     Љогда  ее  увозили  в  морг,  носилки зачем-то  поставили  вертикально,
брезент,  которым ее накрыли, оттопырилсЯ, и Я увидел, как ее легонькое тело
упало на дно мешка.
     Ќочью какаЯ-то  женщина,  пожилаЯ,  рыжаЯ, бродила  по  моей  комнате и
что-то искала. џ натЯнул одеЯло до самого  носа, чтобы она не заметила менЯ.
Ќо она заметила,  она приблизилась к моей постели и...  "Ѓирку,  - заплакала
она, - девочке моей бирку на ногу привЯзали, а мне, мне даже не сообщили. Ђ!
Ђ!  Ђ! " Ќо как же Я  мог ей сообщить, ведь Џолина никогда не давала  мне ее
адреса. „а Я и не интересовалсЯ.

     „ень кремации был солнечный.  Ќо  в крематории  царил серый полумрак, и
розовый гроб, не знаю, почему они дали нам розовый, резко выделЯлсЯ на сером
фоне. Ћна  лежала,  сложив  на груди свои ручки-крылышки, и улыбалась. ђыжаЯ
дымка волос мЯгко обрамлЯла  ее заострившеесЯ личико. “крытаЯ по грудь белой
простыней, она напоминала какое-то диковинное насекомое,  которое как бы уже
начало высвобождатьсЯ из своего кокона, уже выпростало из него свою пушистую
головку и  крылышки,  как  бы готовЯсь взлететь,  и  тут  здоровеннаЯ тетка,
служительница   крематориЯ,  решительными   шагами   приблизилась  к  ней  и
прожурчала:   "“важаемые  родственники  и  друзьЯ,   попрощаемсЯ  с  дорогой
усопшей". €  все засуетились, стали совать гвоздики в гроб, Ќаташа припала к
плечу ЂркадиЯ …фимовича и грубо  зарыдала, в ответ ей грЯнула музыка, в полу
распахнулась дыра, улыбающаЯсЯ Џолина медленно ушла под пол, Я заплакал. "„а
брось прикидыватьсЯ-то, Џавел ‘ергеевич",  -  прошептал  мне кто-то  на ухо,
нет,  наверное,  мне  это  почудилось,  дома  зеркало  было  завешено  белой
простыней, кто-то  сказал, что так нужно, чтобы зеркало не поймало  ее душу,
но Я-то знал, зачем это надо на самом деле.

     џ   взЯл   отпуск.  Њне  невмоготу  было  видеть   людей,   выслушивать
соболезнованиЯ. ‚прочем,  мне никто  и  не звонил.  џ слонЯлсЯ  по квартире,
включал телевизор, выключал и снова включал и повсюду,  повсюду натыкалсЯ на
следы ее жизни: в ванной  из стаканчика торчала ее зубнаЯ щетка, в гардеробе
на плечиках висел ее голубенький халатик.  Ђ по ночам Я парил  над нарЯдными
кладбищами -  черные надгробиЯ  на белом снегу, красные гвоздики... - Яркие,
праздничные города мертвых! џ летел, Я парил, легкий, невесомый, умерший...
     Ћна Явилась  мне лишь однажды. џ кралсЯ по  длинному коридору, это была
чужаЯ квартира, Я почему-то должен был теперь здесь жить, и лампочка свисала
с  потолка,  голаЯ,  на длинном  шнуре...  €  вдруг  какой-то мешок,  Я стал
развЯзывать его... Ћна лежала на дне мешка, свернувшаЯсЯ калачиком, зажмурив
веки, и еле сдерживалась, чтобы не  рассмеЯтьсЯ. џ пощекотал ее за ухом, она
зажмурилась еще сильнее, и вдруг лицо  ее дернулось, челюсть отвалилась  - и
рыжаЯ старуха смотрела на менЯ со дна мешка сквозь окаменевшие веки.
     Ѓольше она  мне  не ЯвлЯлась. ‡ато как-то раз  Я увидел его. ќто не был
сон.  џ  просто закрыл глаза,  и  вдруг  передо мной отчетливо  вырисовались
красные  гаражи,   густо   обсаженные  зарослЯми   золотых   шаров.  ‡аросли
раздвинулись,  и  оттуда  выглЯнул  он,  в  красной  ковбойке  и коротеньких
штанишках, какой он был в моем детстве, гам, в  нашей  большой  коммунальной
квартире у метро "„инамо". џ Явственно видел его Яркие кудри и пунцовый рот.
€ вдруг он стал зыбитьсЯ, из  его лица вылепилось другое  - девчоночье, и на
голове вспыхнул  бант. џ  попробовал  воспротивитьсЯ  и  вновь  вернуть  ему
знакомое  обличье.  Ќо он засмеЯлсЯ  и, вильнув  подолом  красного платьица,
снова скрылсЯ в зарослЯх.
     ‚  другой  раз Я увидел его в инвалидной колЯске. ђумЯный, шестилетний,
залитый желтым солнечным  светом, он сидел посреди пустого двора и кокетливо
улыбалсЯ маленькому зеркальцу, зажатому  у него в руке. џ попыталсЯ мысленно
отнЯть у  него  зеркальце,  но  от  моих  усилии оно  только  увеличилось  в
размерах, и он стал томно обмахиватьсЯ им, как веером.
     ‚ третий раз он ЯвилсЯ мне во сне и  тонким голосом потребовал, чтобы Я
перестал за ним подглЯдывать. €з-за менЯ он не может играть со  слониками. џ
притворилсЯ,  что  слушаюсь  его,  и  прикрыл  глаза  широко  растопыренными
пальцами. Ќо это не обмануло  его. Ћн рассерженно  пробормотал что-то и стал
оплывать мЯгкими треугольниками.
     ‚ тот день Я возвращалсЯ из  ’ретьЯковки и, проходЯ по ЏЯтницкой, вдруг
услышал  позади себЯ слабый  свист,  нежный  и  прерывистый. Њне  захотелось
узнать, кто  же  это  свистит.  џ  обернулсЯ,  но никого  не  увидел.  ‘вист
повторилсЯ.  Џотом  еще  и  еще  -  громче, настойчивей.  ‘удЯ по всему,  он
доносилсЯ из ближайшей подворотни. џ засунул туда голову, но опЯть ничего не
увидел, кроме пары тощих кустов сирени и развороченной помойки. џ хотел  уже
было уйти, но тут из подворотни выбежал  мальчик. …му было от силы лет пЯть.
‚  коротеньких вельветовых штанишках, в розовой  ковбойке,  он  выскочил  на
тротуар и  замер, растопырив  ножки,  обтЯнутые  красными  гольфиками. ‡атем
победоносно взглЯнул на  менЯ, поднес ко  рту маленькую зеленую свистульку и
издал ликующий свист. џ обомлел - это был он, кудрЯвый ребенок из моих снов,
зеркальный  товарищ  моего детства. Ћднако по опыту  знаЯ, что  сновидение -
вещь  деликатнаЯ и  назойливым  разглЯдыванием его можно вспугнуть, Я  решил
действовать  аккуратно, принЯл  равнодушный вид и, уставившись  на ближайшую
витрину, начал  насвистывать "Џрощание славЯнки".  Њой маневр  удалсЯ. Њалыш
озадаченно посмотрел на менЯ, потом гневно топнул ножкой и еще раз, но уже с
вызовом  дунул в  свою  свистульку. џ сделал удивленное лицо,  повернулсЯ  к
нему,  как  будто  только  что его  увидел,  и,  нащупав в  кармане леденец,
медленно стал приближатьсЯ  к нему. Ћн насторожилсЯ. џ улыбнулсЯ  и протЯнул
ему леденец. Ћн попЯтилсЯ. џ улыбнулсЯ  еще шире и как можно дружелюбнее. Ќа
его  личике отобразилась  сложнаЯ работа мысли:  ему  Явно хотелось получить
леденец  и  вместе с тем ему что-то не  нравилось  во мне. Ќаконец он  издал
крик,   что-то   наподобие  боевого   клича  команчей,  высоко   подпрыгнул,
развернулсЯ  в воздухе и,  вскочив обратно в  подворотню, показал мне оттуда
Язык.  џ  изобразил  испуг  и,  как бы защищаЯсь,  прикрыл  лицо руками.  Ћн
радостно  засмеЯлсЯ, моЯ реакциЯ Явно пришлась ему  по  вкусу.  Ћ,  это было
сложное  и  капризное сновидение!  Ќо  Я  уже знал, как  действовать дальше.
‘легка  отведЯ руки от лица, Я заглЯнул ему в  глаза и тут  же отвел взглЯд,
делаЯ вид, что вовсе и не собиралсЯ смотреть, а так - случайно заглЯнул. Љак
тогда,   в  нашем  с  ним  детстве.  Џотом   опЯть  и   снова,  заискивающе,
подобострастно,  всЯчески  демонстрируЯ, что  признаю его верховенство. € он
начал отвечать  мне  победоносными  взглЯдами,  выражающими  снисходительное
одобрение  моему  послушанию. „олжен  признать, что на этот раз  Я превзошел
самого  себЯ  -  это была работа мастера! ‘ каждым  новым  взглЯдом  Я почти
неуловимо, тонко, чуть-чуть  менЯл выражение лица: испуг  - подобострастие -
ласка... €  вот Я уже  смотрел  на него  все  более  и  более властно, мЯгко
наращиваЯ  напрЯжение.  …му  все труднее  было  отвести от менЯ  глаза, наши
взглЯды делались все медленнее и продолжительнее. ‹ицо его начало каменеть и
одновременно  как  бы  размЯгчатьсЯ,  становЯсь  подобным  белому гипсу, уже
застывающему, но еще  не  застывшему.  ЌапрЯжение сделалось  уже  почти  что
нестерпимым  ...  €  туг  раздалсЯ  визгливый женский  крик:  "’ы что же эго
делаешь?  Ђ? Љозел вонючий!'" ЊолодаЯ женщина с пухлой грудью  наступала  на
менЯ, размахиваЯ авоськой, из которой торчали мертвые селедочные головы. "Ђх
ты! „а  Я  ж тебЯ!  Љ ребенку  пристает!  ‘ветка, ты  что  ж  за пацаном  не
смотришь,  шалава!"  Ћна  решила,  что   Я...  ѓосподи,  идиотка  с  грЯзным
воображением!  Ќа  ее  крик  из  подворотни  выскочила  белобрысаЯ девица  в
бигудЯх. ‡а ней мужик в брезентовой спецовке. Џотом какаЯ-то  старуха, и еще
кто-то,  и  еще... €х уже была целаЯ толпа, они напирали на менЯ ... Њальчик
испуганно  заревел.  ’олпа загудела.  †енщина теснила менЯ  пухлой  грудью к
проезжей части. ђаздалсЯ  противный звук милицейской сирены ... џ вскрикнул,
швырнул в пухлую грудь  леденец и  бросилсЯ бежать. "„ержи гада", -  неслось
мне в спину.
     џ  бежал,  нырЯЯ  в  подворотни,  перепрыгиваЯ  через  какие-то  Ящики,
поскальзываЯсь на картофельных  очистках, и отовсюду,  отовсюду  -  из  окон
машин, из витрин магазинов, из стеклЯнных киосков - смотрел на менЯ  живущий
в  зеркале.  џ  бежал  все быстрее, быстрее -  мимо  магазина  "ЊЯсо",  мимо
"Љульттоваров", мимо красного  кирпичного забора, - и вдруг голубое зиЯние ж
крылось  в заборе, и посредине этой голубизны  мерцала белаЯ церковь, и  три
лика  глЯнули на  менЯ  со  стены. €  Я шагнул  к церкви...  ‚нутри  белизна
оказалась красно-желтой,  она извивалась  Язычками свечей и смотрела на менЯ
со стен множеством скорбных глаз. € пение, тихое пение - "помилуй,  помилуй,
помилуй" - лилось со всех сторон. "Џомилуй", - прошептал Я,  и тотчас рука в
золотом рукаве  взметнулась  в  мою  сторону,  размахиваЯ чем-то на  длинной
цепочке,  и  оно дымилось  и  обволакивало  менЯ сладким  запахом. "Џомилуй,
помилуй", -  пел кто-то вокруг, и этот кто-то были старушки, серые, в сером,
они пели: "Џомилуй, помилуй", и свечи горели, множество свечей.  "Џомилуй, -
шептал Я,  - помилуй..."  €  все  дрожало, плыло,  переливалось, и Я  плыл в
золотом потоке, растворЯЯсь в толпе молЯщихсЯ, сладостно таЯ... Џомилуй!