ает  воду вокруг моего тела.  Њысль была такаЯ:  не
потерЯть бы сознание. Ќе захлебнутьсЯ. Ќе утонуть.
     ‘ледующий допрос:  ствол  пистолета  наставлен  в мое  ухо,  выстрел --
треснула сухаЯ половица. ‚ыстрелили в  пол! “дар палкой по шейному позвонку,
падаю... Ќадо мной кто-то стоит большой и тЯжелый, от него пахнет колбасой и
самогонкой. ЊенЯ тошнит, а рвать нечем.  ‘лышу:  "‘ейчас вылижешь Языком то,
что от тебЯ на полу... џзыком, понЯл... ЏонЯл, красный детеныш?! "
     ‚ камере не  засыпал, а терЯл сознание от боли. ’о мне казалось, что  Я
стою  на  школьной  линейке и  учительница ‹юбовь €вановна ‹ашкевич говорит:
"Ћсенью  придете в  пЯтый  класс,  а  сейчас  до  свиданиЯ, ребЯта.  ‡а лето
подрастете  все.  ‚асЯ  Ѓойкачев  сейчас  самый  маленький,  а  станет самым
большим". ‹юбовь €вановна улыбаетсЯ...
     ’о  вдруг мы  с  отцом  в поле, ищем наших  убитых солдат.  Ћтец где-то
впереди, а Я нахожу  под сосной  человека... Ѓыл  такой случай... џ нашел не
человека, а  то, что от него еще осталось... Ѓыло это в самые первые дни. Ћн
просил:  "“  менЯ нет  ног, у менЯ нет рук, пристрели, сынок..."  …го кто-то
успел перевЯзать, а забрать не успели... ‚ ужасе Я убежал... звал отца...
     ‘тарик, который лежит рЯдом в камере, будит менЯ:
     -- Ќе кричи, сынок.
     -- Ђ что Я кричу?
     -- ’ы просишь, чтобы Я тебЯ пристрелил...
     Џрошли  десЯтки лет, а Я  все удивлЯюсь: живой?! ЊенЯ не  оставлЯет это
чувство...


        "Ђ на мне даже косыночки нет..."

     <i>ЌадЯ ѓорбачева -- 7 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- работник телевидениЯ.</i>

     ‚  войне  менЯ  интересует  необъЯснимое...  џ до  сих  пор о ней много
думаю...
     Љак уходил отец на фронт, не запомнила...
     Ќам не  сказали. Џощадили. Ћн отвел утром нас  с сестрой в детский сад.
‚се  было, как всегда. ‚ечером мы,  конечно, спросили, почему  нет отца,  но
мама успокоила: "Ћн скоро вернетсЯ. —ерез несколько дней".
     Џомню дорогу... …хали машины, в кузовах мычали коровы, пищали свиньи, в
одной машине -- мальчик  держал  в руках кактус и от толчков  бегал с ним от
одного борта к другому... Ќам с сестрой было смешно, как он бегает. „ети, мы
видели полЯ, мы видели бабочек. Ќам нравилось ехать. Њама оберегала нас,  мы
сидели под мамиными "крыльЯми". ѓде-то в сознании было, что случилась  беда,
но с нами мама, и  там, куда мы едем, все будет хорошо. Ћна заслонила нас от
бомб, от взрослых напуганных разговоров,  от всего плохого. …сли бы мы могли
прочесть мамино лицо,  то прочли бы на  нем  все. Ќо Я его не помню, Я помню
большую  стрекозу, котораЯ села на плечо сестренке, и Я закричал: "‘амолет!"
-- а взрослые почему-то соскочили с повозок и стали задирать головы вверх.
     Џриехали к дедушке  в деревню ѓородец ‘енненского района. ‘емьЯ  у него
была большаЯ, мы поселились в летней кухне. Ќас стали звать "дачниками", так
это за нами до конца  войны и  осталось.  џ  не помню, чтобы мы  играли,  во
всЯком случае, летних игр так у нас точно не было. Џодрастал маленький брат,
он был на наших руках,  потому  что  мама копала, сажала, шила. Ћставит  нас
одних: надо вымыть ложки, тарелки, полы, дотопить печку, насобирать веток на
завтра.  запастись водой,  полное  ведро мы  не  могли  поднЯть,  носили  по
полведра. ‘ вечера мама назначала: ты --  старшаЯ по кухне,  а ты -- старшаЯ
по брату. € каждаЯ уже за свое дело отвечала.
     Љак бы ни было голодно, но у нас поЯвилась кошка, за ней -- собака. ќто
были члены  семьи, мы все делили с ними поровну. ‚ другой раз  не хватает на
кошку и собаку, так  тайком каждаЯ из нас старалась припрЯтать им кусочек. €
когда кошка  погибла  от  осколка,  это была  такаЯ  потерЯ, что,  казалось,
перенести  ее невозможно. Џлакали  два днЯ. •оронили с выносом, со  слезами.
Џоставили крестик, посадили цветы, поливали.
     џ и сейчас, как вспомню наши слезы, как мы переплакали, не могу завести
кошку. „очь, когда была маленькаЯ, просила купить собачку, а Я не смогла.
     Ђ потом что-то с нами случилось... Њы перестали боЯтьсЯ смерти...
     Ќаехали большие немецкие  машины,  выгнали  всех  из хат.  ‚ыстроили  и
считают: "Ђйн, цвай, драй..."  Њама девЯтаЯ, а десЯтого на  расстрел. Ќашего
соседа... Њама держала на руках братика, так он у нее из рук и упал.
     џ  запоминала  запахи...  Љогда  вижу  сейчас в  кино  фашистов,  слышу
солдатский запах... Љожи, хорошего сукна, пота...
     Ћ смерти  не  говорили... ‚  нашей  семье старались  как  можно  меньше
говорить о смерти. Ѓыл такой уговор. Ћна была всюду...
     ‘естра в  тот день дежурила по брату, а Я полола на огороде. ‚ картошке
нагнусь, менЯ  не  видно, знаете, в  детстве все  кажетсЯ большим и высоким.
Љогда  заметила  самолет, он уже кружилсЯ надо  мной, Я  увидела  совершенно
отчетливо летчика.  …го  молодое  лицо. ЉоротенькаЯ  автоматнаЯ  очередь  --
бах-бах!  ‘амолет второй раз разворачиваетсЯ...  Ћн не стремилсЯ менЯ убить,
он  развлекалсЯ.  “же  тогда,  детским  умом  Я это понЯла.  Ђ  на мне  даже
косыночки нет, нечем прикрытьсЯ...
     Ќу, что  это?  Љак объЯснить? €нтересно: жив ли  этот летчик?  € что он
вспоминает и как рассказывает? Љакими словами?
     џ говорю... ‚ войне менЯ интересует необъЯснимое... џ не перестаю о ней
думать...
     Џроходила  та минута,  когда решалось: погибнешь от пули или умрешь  от
страха, и  наступала нейтральнаЯ полоса  -- одну беду пронесло,  а о  другой
пока люди  не знают --  и  было много смеха. Ќачинали поддевать, подшучивать
друг  над  другом: кто и  где прЯталсЯ, как бежали,  как пулЯ летела,  да не
попала. џ это хорошо помню. „аже мы, дети, соберемсЯ и посмеиваемсЯ друг над
другом - кто испугалсЯ, а кто нет. ‘меЯлись и плакали одновременно.
     џ вспоминаю о войне, чтобы понЯть... Ђ иначе - зачем?
     “  нас было две  курицы.  Љогда им говорили: "Ќемцы -- тихо!",  --  они
молчали. Ћни сидели тихо-тихо вместе с нами под кроватью, ни одна не кокнет.
‘колько Я потом ни видела  в цирке ручных  кур, они менЯ не удивлЯли. Ђ наши
ко  всему  исправно  неслись под кроватью  в  Ящике --  два Яйца в день.  Њы
чувствовали себЯ такими богатыми!
     ‚се-таки  какую-то  елку  на Ќовый год  мы  ставили. Љонечно, это  мама
помнила, что у нас детство. €з книжек вырезали Яркие картинки, делали шарики
из бумаги: один бочок белый, другой -- черный, гирлЯнды из старых ниток. € в
этот день особенно все улыбались друг другу, вместо подарков (их не было) мы
оставлЯли под елкой записочки.
     ‚  своих  записочках  Я  писала  маме: "Њамулечка,  Я тебЯ очень люблю.
Ћчень! Ћчень!" „арили друг другу слова.
     ѓоды прошли...  џ столько книг прочитала... Ђ понЯла о войне не намного
больше, чем тогда, когда была ребенком. Ћб этом хотела рассказать...


        "€грать на улице не с кем..."

     <i>‚алЯ Ќикитенко -- 4 года.</i>
     <i>‘ейчас -- инженер.</i>

     ‚  детской  памЯти  запечатлеваетсЯ  все,  как  в  альбоме.  Ћтдельными
снимками...
     Њама просит:
     --   Ѓежим-бежим...  ’опаем-топаем...  --  “  нее   руки  занЯты.  Ђ  Я
капризничаю:
     -- “ менЯ ножки болЯт.
     ’рехлетний братик толкает менЯ:
     --  Ѓезым  (буквы "ж"  он  не выговаривал),  а  то немцы  догонЯт. -- €
"безым" рЯдом молча.
     Ћт бомб Я прЯчу голову и куклу, а кукла уже  без руки и без ног. Џлачу,
чтобы мама ее перевЯзала...
     Љто-то  принес маме листовку... џ уже знаю, что это такое... ќто  такое
большое  письмо  из Њосквы,  хорошее письмо.  Ћни  с  бабушкой говорЯт, и  Я
понимаю, что дЯдЯ наш в партизанах.  Џо соседству  у нас жила семьЯ полицаЯ.
€,  знаете,  как дети: выйдут,  и каждый хвастаетсЯ своим папой. €х  мальчик
говорит:
     -- “ моего папы автомат...
     џ тоже хочу похвастатьсЯ:
     -- Ђ нам дЯдЯ принес листовку...
     ќто услышала мать полицаЯ, она пришла  к маме предупредить: смертельнаЯ
беда нашей семье,  если ее  сын  услышит мои слова, или  кто-нибудь из детей
передаст.
     Њама позвала менЯ с улицы и просит:
     -- „оченька, не будешь больше рассказывать?
     -- Ѓуду!
     -- ЌельзЯ рассказывать.
     -- …му можно, а мне нет?
     ’огда она достала прутик из веника, а стегать менЯ ей  жалко. Џоставила
в угол:
     -- Ќе будешь? Ђ то маму убьют.
     -- Џрилетит на самолете наш дЯдЯ из леса и спасет тебЯ.
     ’ак и уснула в углу...
     ѓорит  наш  дом, менЯ  выносЯт  на  руках  сонную.  Џальто и  ботиночки
сгорели. џ хожу в мамином пиджаке, он до самой земли.
     †ивем в землЯночке.  ‚ылезаю из землЯнки  и  слышу запах пшенной  каши,
заправленной салом. „о сих пор  длЯ менЯ вкуснее еды нет, чем пшеннаЯ  каша,
заправленнаЯ салом. Љто-то кричит: "Ќаши пришли". Ќа огороде у тети ‚асилисы
-  так  говорит  мама, а дети  тетю ‚асилису  зовут "бабой ‚асей",  -  стоит
походнаЯ солдатскаЯ  кухнЯ. ‚ котелках нам раздают  кашу, помню точно, что в
котелках. Љак мы ели, не знаю, ложек не было...
     Њне дают кружку  молока, а Я уже забыла о нем за войну. Њолоко налили в
чашку, она  у менЯ упала и  разбилась. €  Я плачу,  все  думают, что Я плачу
из-за разбитой чашки, а Я плакала, что  разлила молоко. Ћно такое вкусное, и
Я боюсь, что мне его больше не дадут.
     Џосле  войны начались болезни. Ѓолели все, все дети. Ѓолели больше, чем
в войну. ЌепонЯтно, правда?
     ќпидемиЯ  дифтерита...  „ети умирают.  џ убежала из-под  замка хоронить
соседских мальчиков-близнецов, с которыми дружила. ‘тою у гробиков в мамином
пиджаке  и с босыми  ногами. Њама вытаскивает  менЯ оттуда за руку.  †дет  с
бабушкой, что и Я заразилась дифтеритом. Ќет, Я только кашлЯю.
     ‚ деревне совсем не осталось детей. €грать на улице не с кем...


        "Ћна открыла окно... € отдала
        листочки ветру..."

     <i>‡оЯ Њажарова - 12 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- почтовый работник.</i>

     ‚сю войну Я видела ангела... Ћн поЯвилсЯ не сразу...
     Џервый раз он  поЯвилсЯ... Џришел  ко мне  во  сне,  когда  нас везли в
ѓерманию. ‚ вагоне...  Ђ там ни звездочки не было видно,  ни кусочка неба. Ђ
он пришел. Њой ангел...
     Ђ  вы  менЯ  не боитесь?  Њоих слов... џ  то  голоса слышу... ’о ангела
вижу... Ќачну  рассказывать,  не каждый хочет долго слушать. ЃоЯтсЯ менЯ. Ќа
праздники  в гости редко  зовут. ‡а  праздничный  стол.  „аже свои соседи. џ
рассказываю  и рассказываю...  Њожет, что  стараЯ  стала?  Ќачну  и  не могу
остановитьсЯ...
     ‚  войну... џ  начну с  самого  начала... Џервый  год Я жила  с мамой и
папой.  †ала  и  пахала.  Љосила и  молотила.  ‚се  сдавали  немцам:  зерно,
картошку,  горох.  Ћни  приезжали осенью  на лошадЯх.  •одили  по  дворам  и
собирали - как это? ‡абыла уже это слово -  оброк. Ќаши полицаи тоже  с ними
ходили, они все были нам  знакомые. €з соседней  деревни. ’ак мы жили. Њожно
сказать, привыкли. ѓитлер, говорили нам, уже под Њосквой. Џод ‘талинградом.
     Ќочью приходили партизаны... Ђ они  рассказывали все по-другому: ‘талин
ни за что не отдаст Њоскву. € ‘талинград не отдаст...
     Ђ мы жили... †али и пахали... ‚ечером  в  выходной день  и на праздники
были у нас танцы. ’анцевали на улице. Ѓыла гармонь.
     џ помню, что случилось  это в ‚ербное воскресенье... Ќаломали мы вербы,
в церковь сходили. ‘обрались на улице. †дем гармониста. ’ут понаехали немцы.
Ќа  больших крытых машинах, с овчарками.  ‘обаки все  черные, злые. Ћкружили
нас  и командуют:  залезайте в машины.  ’олкают прикладами.  Љто-то  плачет,
кто-то кричит...  Џока наши родители  прибежали,  мы уже  -  в машинах.  Џод
брезентом. Ћт нас  недалеко была железнодорожнаЯ станциЯ, привезли нас туда.
’ам  уже стоЯли  пустые вагоны наготове.  †дали  нас.  Џолицай менЯ тЯнет  в
вагон, а Я вырываюсь. Ћн накрутил себе на руку мою косу:
     - Ќе кричи, дура. ”юрер освобождает вас от ‘талина.
     -  Ђ что нам на той  чужбине? - „о этого нас  уже агитировали, чтобы мы
ехали в ѓерманию. Ћбещали красивую жизнь.
     - Џоможете немецкому народу победить большевизм.
     - џ к маме хочу.
     - Ѓудешь жить в доме под черепичной крышей и есть шоколадные конфеты.
     - џ к маме...
     Ћ-о-о-о! …сли бы человек знал свою судьбу, то он был до утра не дожил.
     Џогрузили и повезли. …хали мы долго, но сколько, не знаю. ‚ моем вагоне
все были с нашей ‚итебской  области. ‘ разных деревень. ‚се молодые и такие,
как Я, малолетки. ЊенЯ спрашивали:
     - Ђ ты как попалась?
     - ‘ танцев.
     Ћт голода и страха Я терЯла  сознание. ‹ежу. ‡акрою глаза. € вот первый
раз  тогда...  ’ам...  “видела ангела... Ђнгел  маленький, и крылышки у него
маленькие. Љак у птицы. Ђ Я вижу, что он хочет  менЯ  спасти. "Љак он спасет
менЯ, - думаю Я, - если он такой маленький?" ќто Я первый раз его увидела...
     †ажда...  Ќас  всех мучила жажда, все времЯ хотелось пить.  ‚се  внутри
пересыхало,  да так,  что Язык вываливалсЯ  наверх, Я  не  могла  его  назад
затолкать.  „нем ехали с вываленными Языками.  ‘ открытым ртом. Ђ ночью было
немного легче.
     џ буду век помнить... џ за жизнь не забуду...
     ‚ углу у нас стоЯли ведра, куда мы ходили по малой нужде, пока ехали. €
одна девочка...  Ћна доползла до этих ведер,  обхватила  одно  ведро руками,
припала к нему и  начала пить. Џила большими глотками...  Ђ потом  ее начало
выворачивать...   Ћна   вырвет   и   опЯть  ползет  к  ведру...   …е   снова
выворачивает...
     Ћ-о-о-о! …сли бы человек знал свою судьбу наперед...
     џ запомнила город Њагдебург... ’ам нас постригли наголо и обмазали тело
белым раствором. „лЯ  профилактики.  ’ело  огнем от этого  раствора, от этой
жидкости горело.  Љожа  слазила.  Ќе дай Ѓог! џ не  хотела  жить... Њне  уже
никого не было жалко:  ни себЯ, ни маму с папой.  Ђ поднимешь глаза - кругом
они стоЯт. ‘  овчарками.  “ овчарок глаза страшные. ‘обака никогда  человеку
прЯмо в глаза  не смотрит, отводит глаза, а эти смотрели. ‘мотрели нам прЯмо
в  глаза... џ не хотела жить... ‘о мной ехала знакомаЯ девочка, Я не  знаю -
как, но  взЯли ее вместе с мамой. Њожет, мама за ней в машину вскочила...  џ
не знаю...
     џ буду век помнить... џ за жизнь не забуду...
     „евочка  эта  стоит и  плачет,  потому что  она,  когда  нас  гнали  на
профилактику, потерЯла маму. Њама  у нее была  молодаЯ... ЉрасиваЯ мама... Ђ
мы ехали всегда в темноте: никто нам двери не открывал, вагоны товарные, без
окон. ‚сю дорогу она  не видела свою маму. –елый месЯц. ‘тоит она, плачет, а
какаЯ-то  стараЯ женщина, тоже постриженнаЯ наголо, тЯнет к ней  руки, хочет
ее  погладить.   Ђ  она  убегает  от  этой  женщины,  пока  та  не  позвала:
"„оченька..." € только по голосу она догадалась, что это ее мама.
     Ћ-о-о-о! …сли бы... …сли бы знать...
     ‚се  времЯ  ходили  голодные.  џ не  запоминала,  где была? Људа везли?
ЌазваниЯ, имена... Ћт голода жили, как во сне...
     Џомню, что тЯгала какие-то Ящики на патронно-пороховой фабрике. ’ам все
пахло спичками. ‡апах дыма... „ыма нет, а дымом пахнет...
     Џомню,  что  доила  коров  у   какого-то  бауэра.  Љолола  дрова...  Џо
двенадцать часов в сутки...
     Љормили   нас  каторфельными  очистками,  турнепсом  и  давали  чай   с
сахарином. —ай у  менЯ отбирала моЯ напарница. “краинскаЯ  девушка. Ћна была
старше  и сильнаЯ, она говорила: "џ должна выжить. “ менЯ мама осталась дома
одна".
     Ћна пела в поле красивые украинские песни. Ћчень красивые.
     џ... џ за  один раз... ‡а один вечер все не расскажу. Ќе успею. ‘ама не
выдержу...
     ѓде это? џ  не помню...  Ќо  это уже было в  лагере...  џ, видимо,  уже
попала в Ѓухенвальд...
     ’ам  мы  разгружали  машины с  мертвыми  и  укладывали  их  в  штабелЯ,
укладывали слоЯми - слой мертвых,  слой просмоленных шпал. Ћдин слой, второй
слой... € так с утра  до  ночи, мы  готовили костры.  Љостры из... Ќу, Ясное
дело... €з трупов... Ђ среди мертвых попадались живые,  и они хотели  что-то
нам сказать.  Љакие-то слова. Ђ нам нельзЯ  было возле них  останавливатьсЯ,
ну, хотЯ бы послушать...
     Ћ-о-о-о! †изнь человеческаЯ... џ не знаю, легко  ли жить  дереву, всему
живому, кого человек приручил. ‘котине, птице... Ќо о человеке Я знаю...
     џ  хотела умереть,  мне уже никого не было  жалко... Љогда  собиралась:
вот-вот,  и  нож искала...  Ќочью  ко мне прилетал мой ангел...  џ не помню,
какими словами  он  менЯ  утешал,  но  слова  были  ласковые. Ћн  менЯ долго
уговаривал... Љогда Я рассказывала другим о своем ангеле, все думали, что  Я
сошла  с ума. ‡накомых людей уже давно  рЯдом не замечала, вокруг  были одни
чужие люди. Ћдни незнакомцы. Ќикто не хотел ни с кем знакомитьсЯ, потому что
завтра или тот, или этот умрет. ‡ачем  знакомитьсЯ? Ќо один  раз  Я полюбила
маленькую девочку... Њашеньку...  Ћна была беленькаЯ и  тихаЯ.  Њы дружили с
ней месЯц. ‚ лагере месЯц  -  это  целаЯ жизнь,  это -  вечность. Ћна перваЯ
подошла ко мне:
     - “ тебЯ нет карандаша?
     - Ќет.
     - Ђ листочка бумаги?
     - ’оже нет. Ђ зачем тебе?
     - џ знаю, что скоро умру, и хочу маме письмо написать.
     ‚ лагере это было не положено - ни карандаш, ни бумага. Ќо ей мы нашли.
Ћна всем нравилась - такаЯ беленькаЯ и тихаЯ. € голос тихий.
     - Љак ты пошлешь письмо? - спросила Я.
     - џ открою ночью окно... € отдам листочки ветру...
     џ не знаю... Њожет, ей было восемь лет, а может, и десЯть. Љак угадаешь
по косточкам?  ’ам не люди  ходили, а их скелеты...  ‘коро она  заболела, не
могла  вставать и ходить  на работу. џ  ее  просила... ‚ первый день  Я даже
дотЯнула  ее до дверей,  она  повисла на дверЯх, а идти  не  может. „ва  днЯ
лежала, а на третий день за ней пришли и унесли на носилках. ‚ыход из лагерЯ
был один - через трубу... Њы это все знали. ‘разу на небо...
     џ буду век помнить... џ за жизнь не забуду...
     Љогда она заболела... Њы ночью разговаривали:
     - Љ тебе прилетает ангел? - џ хотела рассказать ей о своем ангеле.
     - Ќет. Љо мне мама  приходит. Ћна всегда в белой блузке. џ помню эту ее
блузку с вышитыми синими васильками.
     Ћсенью... џ  дожила  до  осени... Љаким  чудом? џ  не знаю... Ќас утром
погнали на работу в поле. ‘обирали морковку, срезали капусту -  Я любила эту
работу. џ уже давно не выходила в поле, не  видела ничего зеленого. ‚ лагере
не видно неба, не видно земли из-за дыма. ’руба высокаЯ, чернаЯ. „ень и ночь
из  нее  валил дым... ‚ поле Я увидела желтый цветочек, а  Я уже забыла, как
цветы  растут.  џ погладила цветочек... € другие  женщины  его погладили. Њы
знали,  что  сюда привозЯт  пепел из нашего  крематориЯ, а у  каждого кто-то
погиб. “ кого сестра погибла, у кого мама... Ђ у менЯ Њашенька...
     …сли бы Я знала, что  выживу,  Я спросила  бы адрес  ее мамы... Ќо Я не
думала...
     Љак  Я  выжила, когда умирала сто раз?  Ќе  знаю... ќто мой  ангел менЯ
спас. “говорил. Ћн и сейчас  поЯвлЯетсЯ, он  любит такую  ночь,  чтобы  луна
сильно в окно светила. Ѓелым светом...
     Ђ вам не страшно со мной? Ќе страшно менЯ слушать...
     Ћ-о-о-о...


        "ђойте здесь..."

     <i>‚олодЯ Ѓарсук -- 12 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- председатель Ѓелорусского</i>
     <i>республиканского совета спортивного</i>
     <i>общества "‘партак".</i>

     ‘разу ушли в партизаны...
     ‚сей семьей: папа,  мама  и  мы с братом.  Ѓрат  был старше. …му выдали
винтовку. џ завидовал, и он учил менЯ стрелЯть.
     Ћднажды брат не вернулсЯ с заданиЯ... Њама долго не хотела  верить, что
он  погиб.  ‚ отрЯд передали,  что  группа партизан, которую окружили немцы,
подорвала себЯ противотанковой миной, чтобы не попасть живыми в плен. “ мамы
было подозрение, что там оказалсЯ  и наш Ђлександр. …го  с  этой группой  не
посылали, но он мог ее встретить. Ћна пришла к командиру отрЯда и говорит:
     -- џ чувствую, что там и мой сын лежит. ђазрешите мне туда съездить.
     …й дали  несколько бойцов, и  мы  поехали.  € вот что такое материнское
сердце! Њестные жители  уже похоронили погибших. Ѓойцы начинают рыть в одном
углу, а мама показывает в другое место: "ђойте здесь..." Ќачинают рыть там и
находЯт брата, его уже было не узнать,  он весь почернел. Њама признала  его
по шву от аппендицита и по расческе в кармане.
     џ всегда вспоминаю свою маму...
     Џомню, как закурил первый раз. Ћна увидела, позвала отца:
     -- ’ы посмотри, что ‚овка наш делает!
     -- Ђ что делает?
     -- Љурит.
     Ћтец подошел ко мне, посмотрел:
     -- Џусть курит. Џосле войны разберемсЯ.
     ‚ войну все времЯ вспоминалось,  как мы жили до войны. †или все вместе,
несколько семей  родственников  в одном большом доме. †или  весело и дружно.
’етЯ  ‹ена в  день зарплаты  покупала очень много пирожных и сыров, собирала
всех детей  и  всех  угощала.  Џогибла она,  ее  муж и сын.  Џогибли все мои
дЯдьЯ...
     Љончилась  война... ‡апомнил, как мы с мамой  шли по улице,  она  несла
картошку, ей  дали  немного на заводе,  где  она работала.  €з  строительных
развалин подходит к нам пленный немец:
     -- Њуттэр, битте, картофель...
     Њама говорит:
     -- џ тебе не дам. Њожет, ты убил моего сына?
     Ќемец  опешил  и  молчит.   Њама  отошла...  Џотом  вернулась,  достала
несколько картофелин и дает ему:
     -- Ќа, ешь...
     ’еперь  опешил Я...  Љак? ‡имой мы несколько раз катались на  замерзших
немецких  трупах,  их еще  долго  находили  за  городом.  Љатались,  как  на
саночках... Њогли пнуть мертвых  ногой... Џрыгали по ним... Њы продолжали их
ненавидеть.
     Ђ мама учила менЯ любви. ќто был мой первый послевоенный урок любви...


        "„едушку похоронили под окном...

     <i>‚арЯ ‚ырко - 6 лет.</i>
     <i>‘ейчас - ткачиха.</i>

     џ запомнила зиму, холодную зиму... ‡имой убили нашего дедушку...
     …го убили во дворе нашего дома. ‚озле ворот.
     Њы похоронили его у себЯ под окном...
     Ќа  кладбище  не дали хоронить,  потому что  он ударил  немца.  Џолицаи
стоЯли  возле  калитки  и  никого к нам не  пускали.  Ќи  родственников,  ни
соседей. Њама и бабушка сами сбили гроб из каких-то Ящиков. Ћни сами дедушку
обмыли, хотЯ близким мыть не положено. „олжны чужие люди. ’акие наши обычаи.
џ помню разговоры  об этом в доме... ‘ами  гроб несли... „онесли до ворот...
Ќа них крикнули: "Џоворачивайте назад! Ђ то пострелЯем всех! Џохороните, как
собаку, на своем огороде".
     € так три днЯ... Ћни дойдут до ворот, а их назад. Ќазад гонЯт...
     Ќа  третий день бабушка начала  долбить Яму под окном... Ќа улице сорок
градусов, бабушка всю жизнь вспоминала,  что  на улице было сорок  градусов.
Џохоронить  человека в  такой мороз очень трудно.  Њне, наверное, тогда было
семь, нет, наверное, уже восемь лет, Я ей  помогала. Ђ  мама достала менЯ из
Ямы с плачем. ‘ криком.
     ’ам... Ќа том  месте, где  лежит дедушка,  выросла ЯблонЯ. ‘тоит вместо
креста. “же стараЯ ЯблонЯ...


        "...еще лопатками похлопали, чтобы было красиво"

     <i>‹еонид акинко -- 12 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- художник.</i>

     Љак нас расстреливали...
     ‘огнали  к  бригадирской хате...  ‚сю  деревню...  ’еплый  день,  трава
теплаЯ. Љто стоЯл,  а кто  сидел. †енщины в белых платках, дети босиком.  Ќа
этом месте, куда нас согнали, всегда собирались в праздники. Џели песни.  Ќа
зажинки, дожинки. € тоже -- кто сидел, а кто стоЯл. Њитинги там проводили.
     ’еперь...  Ќикто  не  плакал...  Ќе  говорил...  „аже  тогда  это  менЯ
поразило.  —итал, что обычно люди плачут, кричат,  предчувствуЯ  смерть - ни
одной  слезинки  не  помню.  „аже  слезиночки... ‘ейчас,  когда  Я  об  этом
вспоминаю, начинаю  думать: может, Я оглох в  те минуты и ничего  не слышал?
Џочему не было слез?
     „ети сбились в отдельную стайку, хотЯ никто нас не отделЯл от взрослых.
Џочему-то матери наши не держали нас возле себЯ. Џочему? „о сих пор не знаю.
Ћбычно  мы,  мальчишки, мало  с  девчонками  дружбу  водили,  принЯто  было:
девчонка -- значит, надо отлупить, за косички потаскать.  ’ут  все прижались
друг к другу. Џонимаете, даже собаки дворовые не лаЯли.
     ‚  нескольких  шагах  от  нас поставили пулемет,  возле  него сели  два
эсэсовских солдата, о чем-то они стали спокойно разговаривать, шутили и даже
рассмеЯлись.
     Њне запомнились именно такие детали...
     Џодошел офицер молодой. € переводчик перевел:
     -- ѓосподин  офицер приказывает  назвать имена  тех, кто держит свЯзь с
партизанами. Ѓудете молчать, расстрелЯем всех.
     ‹юди как стоЯли или сидели, так и продолжали стоЯть и сидеть.
     -- ’ри минуты  -  и  вас расстрелЯют,  -- переводчик сказал  и выбросил
вверх три пальца.
     ’еперь Я смотрел все времЯ на его руку.
     -- „ве минуты - и вас расстрелЯют...
     †ались  теснее  друг  к  другу, кто-то что-то  кому-то  говорил, но  не
словами, а движением руки, глазами. џ, например, Ясно себе представлЯл,  что
нас расстрелЯют и нас больше не будет.
     -- ЏоследнЯЯ минута - и вам капут...
     џ видел, как солдат снЯл затвор, зарЯдил ленту  и взЯл пулемет в  руки.
„о кого было два метра, до кого -- десЯть...
     €з тех, что стоЯли впереди,  отсчитали  четырнадцать человек.  „али  им
лопаты  и приказали  копать Яму. Ђ  нас подогнали ближе,  смотреть,  как они
копают... Љопали они быстро-быстро... ‹етела  пыль... џ  помню, что Яма была
большаЯ,  глубокаЯ,  на  полный человеческий рост. ’акие Ямы копают под дом,
под фундамент.
     ђасстреливали  по  три  человека. ЏоставЯт  у  краЯ Ямы  --  и в  упор.
Ћстальные смотрЯт... Ќе помню, чтобы с детьми родители прощались  или дети с
родителЯми.  Ћдна мать поднЯла подол  платьЯ  и закрыла дочке глаза. Ќо даже
маленькие дети не плакали...
     ђасстрелЯли четырнадцать  человек и стали  закапывать Яму  Ђ  мы  опЯть
стоЯли и смотрели, как забрасывают землей, как утаптывают сапогами. Ђ сверху
еще лопатками похлопали, чтобы было красиво. Ђккуратно. Џонимаете, даже углы
срезали, почистили. Ћдин пожилой немец вытирал платком пот со лба, как будто
он в поле работал. Љ нему подбежала маленькаЯ собачка... Ќикто не мог понЯть
- откуда? —ьЯ она? Ћн ее погладил...
     —ерез  двадцать дней  разрешили  убитых  раскопать.  ‚зЯть  в  семьи  и
похоронить. ‚от тогда закричали бабы, заголосила всЯ деревнЯ. ‡апричитала.
     џ много раз натЯгивал холст... •отел  это  нарисовать...  Ђ  получалось
другое: деревьЯ, трава...


        "Љуплю себе платье с бантиком..."

     <i>ЏолЯ Џашкевич -- 4 года.</i>
     <i>‘ейчас -- портниха.</i>

     ‚ четыре года... џ никогда не думала о войне...
     Ќо война  мне  представлЯлась так: большой черный  лес, и там  какаЯ-то
война. —то-то  такое  страшное. Џочему  в лесу? Џотому что  в сказках  самое
страшное всегда происходило в лесу.
     —ерез  наши  Ѓелыничи шли  и шли  войска, тогда Я не понимала, что  это
отступление.  Ќас бросают. Џомню, что в  доме было много военных  людей, они
брали менЯ на руки. †алели. •отели  угостить, а угостить  у них  было нечем.
“тром, когда они уходили, в  доме на подоконниках  и  везде оставалось много
патронов. € сорванные красные лычки. ‡наки отличиЯ. € мы с ними играли... Њы
не понимали, что это... Љакие это игрушки...
     Ђ это уже тетЯ мне рассказывала... Љогда немцы вошли в наш город, у них
был список коммунистов. € в этом списке были наш отец и учитель, который жил
напротив.  “ них был сын,  Я  с ним дружила, мы называли его €грушка. Ђ его,
наверное,  звали  €горь,  так Я сейчас  думаю.  Џотому  что  в памЯти у менЯ
осталось то ли имЯ, то ли дразнилка -- €грушка. Ќаших пап увели вместе...
     Ќа   моих  глазах...  Њаму  расстрелЯли  на  улице.  Љогда  она  упала,
раскрылось пальто, оно стало красным, и снег вокруг мамы стал красным...
     Ђ потом  нас  долго  держали в каком-то сарае. Ѓыло  очень страшно,  мы
плакали, кричали. “  менЯ еще были сестра и брат -- два с половиной годика и
год, а мне  четыре года, Я -- самаЯ старшаЯ.  Њаленькие, мы уже знали, когда
стрелЯют снарЯды,  что это не  самолет  бомбит, а именно артиллериЯ бьет. Џо
звуку узнавали -- наш или  не  наш  самолет летит, далеко  или близко от нас
упадет  бомба.  Ѓыло  страшно,  очень страшно, а  голову спрЯчешь,  и уже не
страшно, главное -- не видеть.
     „альше  ехали  куда-то  на  санЯх,  все трое,  в  какой-то  деревне нас
разобрали женщины по хатам -- кто кого. Ѓратика долго никто не  хотел брать,
а он плакал: "Ђ менЯ?"  Њы с сестрой испугались, что нас  разделЯют и теперь
не будем вместе. ‚сегда жили вместе.
     Ћднажды менЯ чуть  не съела  немецкаЯ  овчарка. џ сидела на окошке,  по
улице ехали немцы, с ними две большие овчарки.  Ћдна из них бросилась в окно
и разбила  стекло. ЊенЯ успели схватить  с подоконника, но Я так испугалась,
что с того днЯ стала заикатьсЯ. € даже сейчас боюсь больших собак.
     ...Џосле войны отдали нас в  детский дом, а он  находилсЯ  недалеко  от
шоссе.  Ќемецких  пленных  было  много,  они шли по этому шоссе сутками.  Њы
бросали в них землей, камнЯми. Љонвойные гонЯли нас и ругали. ќто  приводило
нас в недоумение...
     ‚  детдоме  все ждали  родителей,  что  они  придут  и  заберут  домой.
ЏоЯвлЯлсЯ  незнакомый мужчина  или  незнакомаЯ женщина,  все  бежали к ним и
кричали:
     -- Њой папа.... ЊоЯ мама...
     -- Ќет, это мой папа!
     -- ‡а мной пришли!
     -- Ќет, это за мной пришли!!
     Ћчень завидовали тем, кого родители находили. Ђ они не давали подойти к
своим  мамам  и  папам: "Ќе трогай, это моЯ  мама" или: "Ќе трогай, это  мой
папа". Ћни не  отпускали их от себЯ ни на минуту, боЯлись, чтобы  кто-нибудь
не отнЯл. €ли от страха: вдруг опЯть куда-нибудь уйдут.
     “чились мы в школе  вместе -- детдомовцы и обыкновенные дети. ’огда все
плохо жили, но  ребенок  придет из дома, у него в холщовой сумке или кусочек
хлеба,  или  картошина, а у  нас  ничего. ‚се  мы были одинаково одеты, пока
маленькие, то ничего, а когда подросли, переживали. ‚ двенадцать, тринадцать
лет  хотелось  красивое платьице,  туфельки,  а  мы  все  носили ботинки.  €
мальчики,  и  девочки.  •отелось  Яркую  ленточку в  косы, цветные карандаши
хотелось. € портфель хотелось. •отелось конфет, а конфеты у  нас были только
на Ќовый год - леденцы. „али нам вдоволь черного хлеба, мы  сосали его,  как
конфеты, таким он нам казалсЯ вкусным.
     Ѓыла у нас одна  молодаЯ учительница, а остальные пожилые  женщины, так
все ее очень любили. Ѓоготворили. “роки не начинались, пока она не приходила
в школу. ‘идим у окна и ждем: "€-идет!! €...и...и..." Ћна входила в класс, и
каждый хотел ее потрогать, каждый думал: "‚от такаЯ моЯ мама..."
     Њечтала: вырасту, стану работать и куплю себе много платьев -- красное,
зеленое, в  горошек,  с бантиком.  Ђ с  бантиком -- обЯзательно!  ‚  седьмом
классе спросили: на кого хочешь учитьсЯ, а Я давно решила -- на портниху.
     ью платьЯ...


        "Љак умер, если сегоднЯ не стрелЯли?.."

     <i>ќдуард ‚орошилов -- 11 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- работник телевидениЯ.</i>

     џ рассказывал  о войне  только  маме... ‘воей  маме... ’олько  близкому
человеку...
     ‚ деревне, где стоЯл наш партизанский отрЯд, умер старик, как раз в его
хате Я жил. Љогда мы его хоронили, зашел мальчишка лет семи и спрашивает:
     -- Џочему дедушка лежит на столе?
     …му ответили:
     -- „едушка умер...
     Њальчишка страшно удивилсЯ:
     -- Љак умер, если сегоднЯ не стрелЯли?
     Њальчику было семь лет,  но уже два года он слышал. что  умирают только
тогда, когда стрелЯют.
     џ это запомнил...
     џ начал свой  рассказ с партизанского отрЯда,  куда попал  не  сразу. Љ
концу второго  года войны. џ пропустил,  как мы  с мамой за  неделю до войны
приехали в Њинск, как она отвезла менЯ в пионерский лагерь под Њинском...
     ‚ лагере  мы  пели песни:  "…сли  завтра  война", "’ри  танкиста",  "Џо
долинам и по взгорьЯм".  Џоследнюю очень любил  мой отец... —асто напевал...
’огда  только  поЯвилсЯ  фильм  "„ети капитана ѓранта",  и  мне  понравилась
песенка из этого фильма: "Ђ ну-ка песню нам пропой, веселый ветер..." ‘ этой
песенкой Я всегда выскакивал на зарЯдку.
     ‚ тот день зарЯдки не было, над нами  ревели самолеты... џ поднЯл глаза
и увидел, как от самолета отделЯютсЯ черные точки, мы еще ничего не знали  о
бомбах.  ђЯдом с пионерским  лагерем была железнаЯ дорога и Я пошел по ней в
Њинск. ђасчет был прост: недалеко от мединститута, где сейчас работает мама,
железнодорожный вокзал, если Я пойду  по рельсам, то приду к  маме. Џозвал с
собой  мальчишку, который жил недалеко  от вокзала,  тот был  намного младше
менЯ и очень плакал, шел медленно, а Я ходить любил, с отцом мы обходили все
окрестности  родного  ‹енинграда.  Ќо  до   Њинского  вокзала  мы   все-таки
добрались, дошли  до ‡ападного  моста,  была очереднаЯ  бомбежка,  и  Я  его
потерЯл.
     ‚ мединституте мамы не было, недалеко жил профессор  ѓолуб,  с  которым
мама  теперь работала, Я нашел его  квартиру... Ќо она  была пустаЯ... —ерез
много лет Я узнал, что произошло:  как только стали бомбить город, мама села
на попутную машину и поехала за мной по шоссе в ђатомку. Ћна приехала туда и
увидела разбитый лагерь...
     €з  города все куда-то  уходили. џ решил, что до ‹енинграда дальше, чем
до  Њосквы, в  ‹енинграде у менЯ  папа, но он на фронте, а в  Њоскве у  менЯ
тетушки, они-то никуда  не уедут. Ќе уедут, потому  что живут в  Њоскве... ‚
нашей столице...  ‚  дороге  прибилсЯ  к одной женщине  с девочкой.  †енщина
незнакомаЯ, но  она понЯла, что Я  один и у менЯ ничего нет, Я  голоден. Ћна
менЯ позвала: "€дем к нам, вместе поедим".
     џ помню, что тогда впервые в  жизни ел лук с салом. ‘начала Я морщилсЯ,
потом  все-таки  съел.  …сли начиналась бомбежка, Я всегда  следил: где  эта
женщина со своей девочкой? ‚ечером выбрали канаву и расположились отдохнуть.
Ѓомбили  нас  беспрерывно.  †енщина   оглЯнулась  и  вскрикнула...   џ  тоже
приподнЯлсЯ  и  посмотрел  в  ту сторону, в которую только что смотрела она,
увидел,  как летит на  бреющем полете самолет  и рЯдом с мотором у  него  на
плоскостЯх поблескивают огоньки. € по направлению этих огоньков вдоль дороги
поднимаютсЯ фонтанчики пыли. ‘овершенно инстинктивно Я рухнул на дно канавы.
ЏулеметнаЯ  очередь  простучала  над  головой,  и  самолет  ушел  дальше.  џ
поднимаюсь и вижу: лежит  эта женщина на скате канавы, а  вместо лица у  нее
кровавое пЯтно. ‚от здесь Я испугалсЯ, выскочил из канавы и бросилсЯ бежать.
‘ тех пор, и даже сейчас, менЯ мучает вопрос: а что с той девочкой? Ѓольше Я
ее не встретил...
     „ошел до какой-то деревни... Ќа улице под деревьЯми там лежали немецкие
раненые. ’ак Я впервые увидел немцев...
     †ителей деревни выгонЯли  из  домов, заставлЯли  носить воду,  немецкие
санитары грели  ее на костре в больших ведрах. “тром они положили раненых на
машины  и в  каждую машину посадили одного-двух мальчиков. Ќам  дали флЯги с
водой и показали, как мы должны помогать: кому смочить платок и положить  на
голову,  кому   смочить   губы.   ђаненый  просит:   "‚ассер...   ‚ассер..."
Џрикладываешь флЯгу  к его губам, и  тебЯ  бьет  дрожь. Ќе определю и сейчас
чувство,  которое испытывал тогда. Ѓрезгливость? Ќет.  Ќенависть? ’оже  нет.
’ут  было  все  вместе.  €  жалость  тоже...   Ќенависть   в  человеке  тоже
формируетсЯ,  она не изначальна. ‚ школе ведь нас учили добру, учили любить.
ЋпЯть  забегу  вперед...  Љогда  первый  немец   ударил  менЯ,   Я  не  боль
почувствовал,  испытал  другое.  Љак это он менЯ ударил,  по какому праву он
менЯ ударил? ќто было потрЯсение.
     ЋпЯть Я вернулсЯ в Њинск...
     € подружилсЯ с Љимом. Џознакомились мы с ним на улице. Ќа мой вопрос:
     -- ‘ кем ты живешь?
     Ћн ответил:
     -- Ќи с кем.
     “знал, что он тоже потерЯлсЯ, и предложил:
     -- „авай жить вместе.
     -- „авай, -- обрадовалсЯ он, потому что жить ему было негде.
     Ђ Я жил в брошенной квартире профессора ѓолуба.
     Љак-то мы  с Љимом увидели, что по улице  шел парень постарше нас и нес
подставку длЯ чистки обуви. Џрослушали его  консультацию: какой  нужен Ящик,
как делать гуталин. „лЯ гуталина нужно было достать сажи, а ее в городе было
полно, хоть отбавлЯй, и смешать с каким-нибудь маслом. Ћдним словом, сделали
какую-то  вонючую  смесь,  но она  была черного цвета.  € если ее  аккуратно
размазать, то она даже блестела.
     Ћднажды  подошел ко  мне  немец,  поставил  ногу на Ящик,  сапоги  были
грЯзные,  причем грЯзь  стараЯ, засохшаЯ. Џоскольку  мы  уже сталкивались  с
такой обувью,  то  у менЯ был специальный  скребок,  чтобы сначала соскрести
грЯзь, а потом уже нанести крем. џ взЯл  скребок, провел им только два раза,
и ему это не понравилось. Ћн ударил ногой по Ящику, а менЯ по лицу...
     ЊенЯ вообще никогда в жизни  не били, мальчишеские драки не в счет, это
выЯснение  других  качеств,  и  этого в ленинградских  школах  было  сколько
хотите. Ќо никто из взрослых менЯ до этого ни разу не ударил.
     Љим увидел мое лицо и закричал:
     -- Ќе смей так на него смотреть! Ќе смей... Ћн убьет тебЯ...
     ’огда же мы впервые  столкнулись с тем, что  на улицах поЯвились люди с
желтыми нашивками  на  пальто, на пиджаках.  “слышали про гетто... ‘лово это
все  произносили  шепотом...  Љим  был еврейский  мальчик,  но он  постригсЯ
наголо, и мы решили выдавать его за татарина.  Љогда волосы стали отрастать,
вьющиесЯ  черные волосы,  кто мог поверить, что  он татарин.  џ переживал за
друга,  ночью проснусь, увижу  его кудрЯвую голову  и  не могу заснуть: надо
что-то придумать, чтобы Љима не забрали в гетто.
     Њы нашли машинку, и Я еще  раз  постриг  Љима. “же начались  заморозки,
чистить  обувь  зимой бессмысленно. “  нас новый план. Ќемецкое командование
организовало  в городе гостиницу  длЯ прибывавших  офицеров. Џриезжали они с
большими  рюкзаками, чемоданами,  а до  гостиницы  было  не близко. Љаким-то
чудом мы раздобыли большие сани и караулили на вокзале поезда. Џоезд придет,
нагрузим вещи  двух-трех человек  на  эти сани и везем  на  себе через  весь
город.  ‡а это нам  давали или хлеб, или сигареты,  а за сигареты на  базаре
можно было выменЯть все, любую еду.
     Ђ  тогда,  когда  забрали Љима, поезд  пришел поздно ночью,  с  большим
опозданием.  Њы очень промерзли, но с вокзала уйти  не могли, уже действовал
комендантский  час. €з  самого зданиЯ нас  выгнали,  ждали на улице. Ќаконец
поезд прибыл, мы загрузили сани и отправились в путь. ’Янем, ремни  режут, а
они нас подгонЯют: "нель!  нель!" Ѓыстро  идти мы не могли, они стали  нас
бить.
     ‚несли  вещи  в  гостиницу,  ждем,  когда  с  нами  рассчитаютсЯ.  Ћдин
приказал: "“бирайтесь!" --  и толкнул Љима, у Љима слетела  с головы  шапка.
’огда они заорали: "ћда!" ‘хватили его...
     —ерез несколько  дней Я узнал,  что  Љим  в гетто. Џошел туда... –елыми
днЯми  кружил вокруг...  Ќесколько раз видел  его  через проволоку. Џриносил
хлеб, картошку, морковку. Џостовой повернетсЯ  спиной, идет до угла, тогда Я
бросаю картофелину. Љим пройдет, поднимет...
     †ил  Я  в  нескольких километрах от  гетто, но по ночам оттуда  неслись
такие крики, что  их слышали во всем  городе, Я просыпалсЯ: жив  ли Љим? Љак
мне его  спасти? Џосле очередного  погрома  пришел на условленное место, мне
показали знаком: Љима нет!!
     џ был несчастен... Ќо Я еще надеЯлсЯ...
     Ћднажды утром  кто-то постучалсЯ ко мне. џ вскочил... €  перваЯ  мысль:
Љим! Ќет, это был не он. ЊенЯ разбудил мальчишка с нижнего этажа, он сказал:
"Џойдем  со мной на  улицу, там лежат убитые. Џоищем моего отца".  Њы  с ним
вышли, комендантский  час  уже  кончилсЯ,  но  прохожих почти не было. “лицу
замело легким сгеном,  припорошенные этим снегом, через пЯтнадцать--двадцать
метров лежали расстрелЯнные наши военнопленные. €х гнали через город ночью и
тех, кто отставал, расстреливали в затылок. ‚се они лежали лицом вниз.
     Њальчишка не мог дотронутьсЯ до убитых, он боЯлсЯ, что где-то здесь его
отец. €  вот тогда  Я себЯ поймал  на мысли, что у менЯ почему-то нет страха
перед смертью.  Њысленно с ней уже сжилсЯ. џ их  переворачивал, а он смотрел
каждому в лицо. ’ак мы прошли всю улицу...
     “ менЯ с тех пор... Ќикогда нет слез... Ќет их даже тогда, когда, может
быть, и надо.  џ не  умею плакать.  ‡а всю  войну  Я плакал один раз.  Љогда
погибла  наша  партизанскаЯ медсестра Ќаташа... Ћна любила  стихи, и Я любил
стихи. Ћна любила розы, и Я любил розы, таскал ей летом букеты шиповника.
     Љак-то она спросила менЯ:
     -- ‘колько классов ты окончил до войны?
     -- —етыре...
     -- ЉончитсЯ война, пойдешь в суворовское училище?
     Ђ  до войны  мне нравилась отцовскаЯ военнаЯ  форма,  мне тоже хотелось
носить оружие. Ќо Я ей ответил, что нет, военным не буду.
     ЊертваЯ, она лежала на сосновых ветках возле палатки, а Я сидел над ней
и плакал. Џервый раз плакал, видЯ убитого человека.
     ...џ встретилсЯ с мамой... Љогда мы встретились, она только смотрела на
менЯ, даже не гладила и повторЯла:
     -- ’ы? Ќеужели ты?
     Џрошло много дней прежде, чем мы стали с ней рассказывать  друг другу о
войне...


        "Џотому что мы -- девочки, а он -- мальчик..."

     <i>ђимма ЏознЯкова (ЉаминскаЯ) -- 6 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- рабочаЯ.</i>

     џ была в детском саду... €грала в куклы...
     ЊенЯ зовут: "‡а тобой приехал папа. ‚ойна!" Ђ Я не хочу никуда уходить.
•очу играть. Џлачу.
     —то это такое --  война?  Љак это менЯ убьют? Љак это папу убьют?  Ѓыло
еще одно незнакомое слово -- "беженцы". Њама повесила  нам  на шею мешочки с
нашими метриками и  записочки с адресом. …сли  ее убьют, то чтобы знали, кто
мы.
     „олго-долго шли.  ЏотерЯли  папу.€спугались.  Њама  сказала,  что  папу
забрали в  концлагерь, но мы поедем к папе. Ђ что  такое конц