 и --
хлебную  карточку.  џ ходила раньше стриженаЯ,  а  тут  у менЯ  уже  отросли
волосы,   Я   заплетала    косички.   Њне   вручают   комсомольский   билет.
‘фотографировали длЯ  газеты. Ќесла билет  в  руках,  а не в кармане.  ’акаЯ
драгоценность... ЃоЯлась  в карман положить, вдруг  потерЯю. ‘ердце  билось:
тук-тук-тук. ‚от бы папа менЯ увидел сейчас, какой бы он был счастливый.
     ‘ейчас думаю: "Љакое страшное времЯ, но какие замечательные были люди".
“дивлЯюсь, какие мы были  тогда! Љак  верили! Ќе хочетсЯ  это  забывать... џ
давно не верю в ‘талина,  в коммунистические идеи.  ќту  часть своей жизни Я
хотела бы  забыть,  но Я храню в сердце те переживаниЯ. ’у высоту. џ не хочу
забывать свои чувства... „рагоценные...
     „ома в тот вечер мама приготовила настоЯщий чай, с заваркой. Ђ как  же,
такой  праздник!  Ђ  мне дала, как  имениннице,  добавку -- еще  пол-ложечки
сахара...


        "„омик, не гори! „омик, не гори!.."

     <i>Ќина ђачицкаЯ -- 7 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- рабочаЯ.</i>

     ‚споминаютсЯ какие-то отрывки... €ногда -- очень Ярко...
     Љак  немцы  приехали на  мотоциклах...  “  каждого было  ведро,  и  они
тарахтели этими ведрами. Ђ мы спрЯтались...  “  менЯ  еще было два маленьких
братика -- четыре и  два года. Њы с ними спрЯтались под  кровать и весь день
просидели там. Џока они не перестали тарахтеть...
     џ очень удивилась, что молодой  фашистский  офицер, который стал жить у
нас, был в очках. Ђ Я себе представлЯла, что  в очках ходЯт  только учителЯ.
Ћн жил  с  денщиком в  одной половине  дома, а мы -  в другой. Ѓратик, самый
маленький, у нас простыл и  сильно кашлЯл. “ него  была большаЯ температура,
он весь  горел,  плакал  ночами. Ќаутро офицер  заходит на  нашу  половину и
говорит маме, что  если киндер будет плакать,  не давать ему спать по ночам,
то он его "пуф-пуф" -- и показывает на свой пистолет. Ќочью, как только брат
закашлЯет  или  заплачет, мать хватает его  в одеЯло, бежит на улицу  и  там
качает, пока он не заснет или не успокоитсЯ. Џуф-пуф...
     ‡абрали у нас все,  мы голодали. Ќа кухню  не  пускали, варили  они там
только  себе.  Ѓрат  маленький,  он услышал  запах и пополз по полу  на этот
запах. Ђ они каждый день варили гороховый суп, очень слышно, как пахнет этот
суп. —ерез пЯть минут раздалсЯ  крик моего брата, страшный  визг. …го облили
кипЯтком  на  кухне,  облили за  то, что  он  просил  есть. Ђ  он  был такой
голодный, что подойдет к маме:  "„авай сварим моего  утенка". “тенок  у него
был самой  любимой игрушкой, он никому его раньше  в  руки  не давал. ‘пал с
ним.
     Ќаши детские разговоры...
     ‘Ядем и рассуждаем: если словить мышь (а их в войну развелось много - и
в доме, и в  поле), можно ли  ее  съесть? …дЯт  ли синичек? …дЯт  ли  сорок?
Џочему мама не сварит суп из жирных жуков?
     Ќе давали вырасти картошке, лазили  в землю руками и проверЯли: большаЯ
она или  маленькаЯ?  €  почему  все  так  медленно  растет:  и  кукуруза,  и
подсолнухи...
     ‚  последний  день... Џеред своим отступлением немцы подожгли  наш дом.
Њама стоЯла, смотрела на  огонь, и  у  нее ни слезинки на лице. Ђ  мы втроем
бегали и кричали: "„омик, не  гори! „омик, не  гори!" ‚ынести из дома ничего
не успели, Я только схватила свой букварь. ‚сю войну Я спасала его, берегла.
‘пала  с ним,  он  у менЯ всегда под подушкой. Ћчень хотела  учитьсЯ. Џотом,
когда мы в сорок четвертом году пошли  в первый класс, мой букварь  был один
на тринадцать человек. Ќа весь класс.
     ЋсталсЯ  в памЯти  первый  послевоенный концерт  в школе. Љак пели, как
танцевали... џ отбила ладошки... •лопала и  хлопала... Њне было весело, пока
какой-то мальчик не  вышел на сцену и не стал читать стихотворение. Ћн читал
громко, стихотворение  было длинное, но  Я услышала одно  слово  -- "война".
ЋглЯдываюсь: все сидЯт спокойно. Ђ у менЯ страх  - только война кончилась  и
опЯть война? џ это слово слышать не могла.  ‘рываюсь и бегу домой. Џрибегаю,
мама что-то варит на кухне:  значит, никакой войны нет. ’огда Я  -- назад, в
школу. Ќа концерт. ЋпЯть хлопаю.
     Џапа  наш с войны не вернулсЯ, маме прислали бумажку, что он пропал без
вести. “йдет  мама на работу, мы соберемсЯ  втроем  и плачем, что  папы нет.
Џеревернули дом, искали бумажку, где было про папу. „умали: там не написано,
что папа убит, там написано  - папа пропал без  вести. Џорвем эту бумажку, и
придет весть, где  наш папа. Ќо мы бумажку не нашли. Ђ когда пришла с работы
мама, она не могла понЯть, почему  в доме  такой беспорЯдок. Ћна  спросила у
менЯ: "—то вы здесь делали?" ‡а менЯ ответил младший брат: "Џапу искали..."
     „о войны любила, когда папа рассказывал сказки, он  знал много сказок и
умел их рассказывать. Џосле войны сказки Я уже не хотела читать...


        "Ћна пришла в белом халате, как мама..."

     <i>‘аша ‘уетин -- 4 года.</i>
     <i>‘ейчас -- слесарь.</i>

     Џомню маму... Ћтдельными картинками...
     ЏерваЯ картинка...
     Њама  всегда  в  белом  халате...  Ћтец  --  офицер,  мама  работала  в
госпитале. ќто  потом уже старший брат мне рассказал. Ђ Я помню только белый
мамин  халат... „аже  лица не  помню,  один  белый халат...  € еще  -- белую
шапочку, она всегда стоЯла на маленьком столике, именно стоЯла, а не лежала,
такаЯ накрахмаленнаЯ.
     ‚тораЯ картинка...
     Њама  не пришла... Љ тому, что папа часто не приходил, Я привык, а мама
раньше возвращалась домой  всегда. Њы с братом одни  сидим несколько дней  в
квартире,  никуда не  выходим:  а вдруг поЯвитсЯ  мама?  ‘тучат чужие  люди,
одевают и куда-то ведут нас. џ плачу:
     -- Њама! ѓде моЯ мама?
     -- Ќе плачь,  мама нас найдет, -- утешает менЯ братишка, он старше менЯ
на три года.
     Њы оказываемсЯ  в каком-то длинном то ли доме, то  ли сарае, на  нарах.
‚се  времЯ хочетсЯ есть, Я сосу пуговицы на рубашке, они похожи на  леденцы,
которые привозил из командировок отец. џ жду маму.
     ’ретьЯ картинка...
     Љакой-то мужчина запихивает нас с братом в угол нар, накрывает одеЯлом,
забрасывает  трЯпками.  Ќачинаю  плакать,  он   гладит  менЯ  по  голове.  џ
успокаиваюсь.
     € так  повторЯетсЯ каждый день. Ќо однажды мне  надоедает долго  сидеть
под  одеЯлом. Ќачинаю тихо, а потом громко плакать. Љто-то сбрасывает с менЯ
и брата трЯпки, стЯгивает одеЯло. Ћткрываю глаза - возле нас стоит женщина в
белом халате:
     -- Њама! -- ползу к ней.
     Ћна тоже гладит менЯ. ‘начала по голове... Џотом по руке... ‡атем берет
что-то из металлической коробочки. Ќо Я не обращаю на это никакого вниманиЯ,
Я вижу только белый халат и белую шапочку.
     ‚друг! --  остраЯ  боль в  руке. “ менЯ  под  кожей иголка.  Ќе успеваю
накричатьсЯ, как терЯю сознание. Џрихожу в себЯ -- надо мной сидит тот самый
мужчина, который нас прЯтал. ђЯдом лежит брат.
     -- Ќе пугайсЯ, -- говорит мужчина. -- Ћн не мертвый, он спит.
     -- ќто была не мама?
     -- Ќет...
     -- Ћна пришла в белом халате, как мама... -- повторЯю и повторЯю Я.
     -- џ сделал тебе игрушку, - мужчина протЯгивает мне трЯпичный мЯчик.
     Ѓеру игрушку и перестаю плакать.
     „альше ничего  не помню: кто и как нас спасал в  немецком концлагере? “
детей там брали кровь длЯ раненых немецких солдат... „ети все умирали... Љак
оказались мы  с братом в детдоме, и в  конце войны получили  извещение,  что
родители наши погибли? —то-то случилось с  моей  памЯтью. Ќе  помню лиц,  не
помню слов...
     Љончилась война. џ пошел  в первый класс.  „ругие  два-три раза прочтут
стихотворение --  и  запомнили. Ђ Я десЯть  раз  прочту  и не запоминаю.  Ќо
двойки мне учителЯ почему-то не ставили. „ругим ставили, а мне нет.
     ‚от моЯ историЯ...


        "’етенька, возьмите менЯ на колени..."

     <i>Њарина ЉарьЯнова -- 4 года.</i>
     <i>‘ейчас -- киноработник.</i>

     Љак Я не люблю вспоминать... Ќе люблю. Ћдно слово - не люблю...
     ‘просить бы у  всех: что такое детство? Љаждый бы сказал что-то свое. Ђ
длЯ менЯ детство -- это  мама с папой и конфеты. ‚се детство Я хотела маму с
папой и конфет. ‡а войну ни  одной конфеты не то что  не попробовала на вкус
-- какаЯ она, даже не  видела.  Џервую конфету  Я съела через  несколько лет
после войны... —ерез года три... џ уже была большаЯ девочка. „есЯть лет.
     Ќикогда не понимала, что кому-то может не хотетьсЯ шоколадных конфет...
Ќу, как это? ќто невозможно...
     Ђ мамку  с папой Я  не нашла.  „аже  фамилии своей настоЯщей  не  знаю.
Џодобрали менЯ в Њоскве на ‘еверном вокзале.
     -- Љак зовут? -- спросили в детдоме.
     -- Њариночка.
     -- Ђ фамилиЯ?
     -- ”амилии не помню...
     ‡аписали Њарина ‘евернаЯ.
     •отелось все времЯ  есть.  Ќо еще больше хотелось,  чтобы кто-то обнЯл,
приласкал. Ђ ласки было мало, кругом война, у всех -- горе. €ду по  улице...
‚переди  мама  детей  своих ведет. Ћдного возьмет  на руки,  пронесет, этого
поставит -- другого берет. ‘ели они на скамеечку,  и она посадила меньшего к
себе на  колени.  џ  стоЯла,  стоЯла. ‘мотрела,  смотрела.  Џодхожу  к  ним:
"’етенька, возьмите менЯ на колени..." Ћна удивилась...
     џ опЯть ее попросила: "’етенька, ну пожалуйста..."


        "...и стала качать, как куклу"

     <i>„има ‘уфранков -- 5 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- инженер-механик.</i>

     „о этого Я боЯлсЯ  только мышей.  Ђ тут сразу столько страхов... ’ысЯча
страхов...
     Ќе так по моему  детскому сознанию ударило слово "война", как  напугало
слово "самолеты". "‘амолеты!"  -- и мать нас сгребает с печи. Ђ мы боимсЯ  с
печи слезать, боимсЯ из хаты выходить, пока она  одного снимет, другой назад
лезет. Ќас -- пЯтеро. € еще - любимаЯ кошка.
     ‘амолеты нас расстреливают...
     Њеньших  братиков... €х мама  рушниками к  себе привЯзывала,  а старшие
сами бежали. Љогда ты маленький... ’ы живешь в другом мире, ты не смотришь с
высоты, а живешь близко к земле. ‘амолеты еще страшнее,  бомбы еще страшнее.
џ  помню,  как  завидовал  жучкам:  они  такие  маленькие,  что всегда могут
где-нибудь  скрытьсЯ,  в  землю заползут...  Њне представлЯлось,  что, когда
умру, то стану зверем, убегу в лес.
     ‘амолеты нас расстреливают...
     „воюроднаЯ моЯ сестра,  ей было  десЯть лет, несла нашего  братика трех
лет. Ѓежала-бежала, сил не хватило, и она упала. € пролежали они в снегу всю
ночь, и он замерз, а она жить осталась. ‚ыкопали Ямку его похоронить, она не
дает: "Њишенька, не умирай! ‡ачем ты умираешь?"
     “бежали мы  от немцев и жили  в  болоте... Ќа  островках... Љурени себе
построили и в них жили. Љурени --  это  такие буданчики: одни голые бревна и
дырка  вверху... „лЯ дыма... Ђ внизу  --  землЯ. ‚ода.  € зимой, и летом там
жили. Ќа сосновых  ветках  спали. ‚ернулись раз с мамой  из  леса в деревню,
хотели что-нибудь  в своей хате взЯть. ’ам - немцы. Љто пришел, всех согнали
в школу. Џоставили на колени и направили на нас пулеметы. € мы, дети, одного
роста с пулеметами.
     ‘лышим: в лесу стрелЯют. Ќемцы: "Џартизаны! Џартизаны!" -- и к машинам.
Ѓыстро уехали. Ђ мы -- в лес.
     Џосле  войны Я боЯлсЯ железа. ‹ежит осколок, а у менЯ страх, что он еще
раз  взорветсЯ. ‘оседскаЯ девочка -  три  года и два месЯца... џ запомнил...
Њама  ее  над гробом повторЯла: "’ри года  и  два  месЯца... ’ри года и  два
месЯца..." Ћна  нашла "лимонку"...  € стала качать, как  куклу...  ‚  трЯпки
завернула и  качает. ѓраната  маленькаЯ, как игрушка,  только тЯжелаЯ.  Њать
добежать не успела...
     Џосле  войны в  нашей деревне ‘тарые ѓоловчицы Џетриковского района еще
два  года хоронили детей. ‚оенное железо  валЯлось  всюду.  Џодбитые  черные
танки, бронетранспортеры. Љуски мин,  бомб...  Ђ у нас же игрушек не было...
Џотом его начали собирать  и отправлЯть куда-то  на заводы. Њама  объЯснила,
что из  этого  железа  начнут отливать  трактора. ‘танки, швейные машинки...
…сли Я видел новый трактор, Я  не подходил к нему, ждал, что он взорветсЯ. €
станет черным, как танк...
     џ знал, из какого он железа...


        "Њне уже букварь купили..."

     <i>‹илЯ Њельникова -- 7 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- учительница.</i>

     џ должна была пойти в первый класс...
     Њне  уже  букварь купили и  портфель. џ самаЯ старшаЯ. ‘естре ђае  было
пЯть лет, а  нашей ’омочке -- три года. †или мы в ђоссонах, отец наш работал
директором лесхоза, но за год до войны он умер. †или мы с мамой.
     ‚ тот день, когда к нам докатилась  война, мы все  трое были  в детском
саду, и самаЯ маленькаЯ тоже. € вот всех детей  разобрали, а мы остались, за
нами никто не приходит. Ќам  страшно. Њама прибежала последнЯЯ. Ћна работала
в лесхозе, они сжигали какие-то бумаги, закапывали. € она задержалась.
     Њама сказала, что  будем  эвакуироватьсЯ,  нам дали подводу.  Ќадо было
взЯть с собой самые необходимые вещи.  Џомню, что в коридоре стоЯла корзина,
поставили мы эту корзину на телегу,  сестричка взЯла свою куклу. Њама хотела
куклу оставить...  Љукла  была большаЯ...  ‘естра стала  плакать:  "џ  ее не
оставлю!"  ‚ыехали  за  ђоссоны,  и  перевернулась  наша телега,  раскрылась
корзина, и  оттуда посыпалась  обувь. Ћказалось, что мы ничего  не  взЯли  с
собой: ни  поесть, ни смены  одежды. Њама растерЯлась и перепутала  корзины,
взЯла ту, в которую собирала обувь длЯ починки.
     Ќе успели мы собрать эту обувь, как налетели самолеты и  стали бомбить,
обстреливать  из  пулеметов. Љуклу  нашу  продырЯвили  насквозь, а сестричка
осталась совершенно  целой, даже  без царапины. Џлакала:  "џ ее все равно не
оставлю".
     ‚ернулись мы назад и  стали жить уже при немцах. Њама  носила продавать
вещи  отца, помню, что первый раз она  выменЯла  костюм  на горох. ЊесЯц ели
гороховый суп. ‘уп кончилсЯ. Ѓыло у нас большое старое одеЯло,  ватное. Њама
шила из него  бурки, если кто-нибудь просил, ей платили, как  могли. Љогда у
нас была затирка, когда  Яйцо одно на всех... Ђ часто  - и  ничего не  было.
Њама только обнимет и погладит...
     Њама не говорила, что она помогает партизанам, но  Я  догадывалась. Ћна
часто куда-то уходила и не признавалась - куда. Љогда она шла что-то менЯть,
то  мы  об этом знали,  а тут  она  уходила  -- и  все. џ  гордилась мамой и
говорила своим сестричкам:  "‘коро придут наши. Џридет  дЯдЯ ‚анЯ (это папин
брат)". Ћн воевал в партизанах.
     ‚  тот день мама  налила молоко  в бутылку,  поцеловала нас и  пошла, а
дверь  закрыла на ключ.  Њы трое залезли под стол, со стола  свисала большаЯ
скатерть, под  ней  тепло,  и играли  в  "дочки-матери". ‚друг слышим  треск
мотоциклов,  затем  страшный стук  в  дверь,  и  мужской голос  с искажением
произносит мамину фамилию. Ќеправильно. џ почувствовала что-то недоброе. Ђ у
нас под окном со стороны огорода стоЯла лестница, мы незаметно спустились по
ней. Ѓыстренько. џ схватила одну сестру за руку, вторую посадила на шею, это
у нас называлось "аты-баты", и мы вышли на улицу.
     ’ам  собралось  много людей. € детей. ’е, кто приехал  за мамой, нас не
знали и не нашли.  Ћни  ломают дверь... Ђ Я вижу, что  на  дороге показалась
мама,  такаЯ маленькаЯ,  такаЯ худенькаЯ. €  немцы ее  увидели, они побежали
наверх, на горку, схватили маму, заломили ей руки и стали бить. Ђ мы бежим и
кричим все втроем, кричим, сколько есть  силы: "Њама! Њама!"  ‚толкнули ее в
мотоциклетную  колЯску,  она  только  крикнула  соседке:  "”енЯ  милаЯ,   ты
присмотри за моими детьми". Ќас соседи отвели от дороги, но каждый боЯлсЯ  к
себе  брать: а  вдруг  придут за  нами? € мы пошли  плакать в  канаву. „омой
нельзЯ, нам  уже  рассказали,  что в  соседней деревне забрали  родителей, а
детей  сожгли,  закрыли в  доме и  сожгли.  ЃоимсЯ войти в свой  дом...  ’ак
продолжалось,  наверное, три днЯ. ’о  мы в  курЯтнике  сидим,  то  к огороду
нашему  подойдем. …сть  хочетсЯ, а в  огороде ничего не трогаем, потому  что
мама ругалась, что мы рано рвем  морковку, когда она еще  не выросла,  горох
обрываем.  Њы  ничего  не  берем  и  говорим  друг  другу,  мол,  наша  мама
переживает,  что  мы  без нее  все уничтожим на  огороде.  Љонечно,  она так
думает.  Ћна  не  знает, что  мы  ничего  не  трогаем.  ‘лушаемсЯ.  ‚зрослые
передавали,  и дети приносили нам: кто - брюкву вареную,  кто - картофелину,
кто - бурак...
     Џотом  нас забрала к себе  тетЯ Ђрина. “  нее осталсЯ один  мальчик,  а
двоих она потерЯла, когда уходила с беженцами. Њы все времЯ вспоминали маму,
и  тетЯ  Ђрина  повела нас к  коменданту  тюрьмы, стала просить о  свидании.
Љомендант сказал, что разговаривать с мамой нельзЯ, единственное, что он нам
разрешил, -- это пройти мимо ее окошка.
     Њы пошли мимо окошка, и Я увидела маму... Ќас вели так быстро, что маму
увидела Я одна, а сестренки не успели. Њамино лицо было красное, Я  понЯла -
ее сильно били. Ћна нас тоже увидела и только крикнула: "„ети! „евочки мои!"
€ больше не  выглЯнула в окошко. Џотом нам передавали, что она увидела нас и
потерЯла сознание...
     —ерез несколько дней мы узнали - маму  расстрелЯли. џ  и  сестричка ђаЯ
понимали, что нашей мамы уже нет, а  самаЯ  младшаЯ, ’омочка,  говорила, что
вот вернетсЯ мама, Я ей все расскажу, если  мы ее обижали, не брали на руки.
Љогда нам давали  поесть,  Я  лучший кусочек  отдавала ей.  ’ак,  Я помнила,
делала мама...
     Љогда маму  расстрелЯли...  Џодъехала  к  нашему  дому машина...  ‘тали
забирать  вещи...  ‘оседи  позвали нас "€дите,  попросите свои валенки, свои
теплые пальто.  ‘коро  будет зима, а вы одеты по-летнему". ‘тоим  мы втроем,
маленькаЯ ’омочка сидит у менЯ на шее, и Я говорю: "„ЯдЯ, дайте ей валенки".
Џолицейский в это времЯ их взЯл и несет. џ договорить не успела, как он пнул
менЯ ногой,  и сестра свалилась... € ударилась головкой о камень. Ќаутро  мы
увидели на том месте большой нарыв, он стал расти. “ тети Ђрины был  толстый
платок, она  завЯжет ей  головку,  а нарыв  все  равно видно. џ ночью обниму
сестренку, а головка у нее большаЯ-большаЯ. € у менЯ страх, что она умрет.
     “знали об этом  партизаны и  забрали нас к себе. ‚  партизанском отрЯде
нас утешали все, как могли, очень любили. Њы  даже забыли на какое-то времЯ,
что у нас нет  мамы с папой.  “  кого-то  рубашка порвалась, рукав свернули,
нарисовали глаза, нос  -- и подарили нам куклы.  “чили нас читать, про  менЯ
даже стихи  сочинили, про  то, как Я не  люблю  умыватьсЯ холодной водой.  Ђ
условиЯ в лесу - какие? ‡имой умывались снегом...

     ‹илЯ в ванночке сидит,
     ‹илЯ жалобно кричит:
     "Ћй, беда, беда, беда,
     Ћчень мокраЯ вода".

     Љогда стало опасно, нас отвезли  назад к  тете  Ђрине.  Љомандир  --  а
командиром отрЯда  был легендарный Џетр Њиронович  Њашеров  -- спросил: "—то
вам надо? —то бы вы хотели?" Ђ нам надо очень  много, нам нужны гимнастерки.
€ нам сшили  платьЯ  из такой же ткани, как  гимнастерки.  ‡елененькие такие
платьЯ, с отстроченными  карманчиками.  Ќам всем скатали валенки, всем троим
пошили шубки, свЯзали варежки.  Џомню, что привезли нас к тете Ђрине на возу
вместе с мешочками,  в мешочках была мука, крупа. „аже куски кожи, чтобы она
смогла пошить нам ботиночки.
     Ђ когда к тете Ђрине пришли с обыском, она выдала нас за своих детей. “
нее долго выпытывали, почему мы беленькие, а сын  у  нее черненький.  —то-то
они знали...  Џогрузили  в машину нас и тетю  Ђрину с мальчиком,  привезли в
€грицкий концлагерь.  ќто было  зимой, спали все на полу, на  досках  только
солома. Њы  ложились так: Я, потом маленькаЯ  ’ома,  с  ней рЯдом  -- ђаЯ, а
дальше  тетЯ Ђрина и ее мальчик.  џ оказалась с краю,  рЯдом  со мной  часто
менЯлись люди.  „отронусь ночью до холодной руки и уже понимаю,  что человек
умер. “тром  посмотрю - он такой,  как  и живой,  только холодный. Ћдин  раз
испугалась... џ увидела.  как крысы выели у  мертвого  человека губы и щеки.
Љрысы были жирные и наглые... џ их боЯлась больше всего... “ нашей маленькой
в  партизанском отрЯде нарыв на головке пропал, в концлагере поЯвилсЯ снова.
’етЯ  Ђрина все  времЯ прЯтала  этот нарыв, потому  что  знала: увидЯт,  что
девочка больнаЯ, расстрелЯют. ‡авЯзывала  сестре  голову толстыми  платками.
Ќочью Я слышала, как она молилась: "ѓосподи, если ты забрал их мать, сохрани
детей".  €  Я  молилась...  џ просила:  пусть  останетсЯ  хотЯ  бы маленькаЯ
’омочка, она такаЯ маленькаЯ, что ей еще нельзЯ умирать.
     €з  концлагерЯ нас  куда-то  повезли... ‚езли в вагонах длЯ скота... Ќа
полу - засохшие коровьи лепешки. Џомню,  что доехали мы только до  ‹атвии, и
там нас разобрали местные  жители. ‘амую первую забрали  ’омочку. ’етЯ Ђрина
на руках вынесла ее  старому  латышу и стала  на колени: "’олько спасите ее.
’олько  спасите". Ћн  сказал: "…сли Я донесу ее домой, то она будет  жить. Ђ
идти  мне два километра. —ерез речку, потом -- кладбище..." ‚се мы  попали к
разным людЯм. ’етю Ђрину тоже забрали от нас...
     Њы услышали... Ќам сказали -- Џобеда. џ пришла  к людЯм, у которых была
сестра ђаЯ:
     -- Њамы нет... Џойдем заберем нашу ’ому. € надо искать тетю Ђрину.
     Џоговорили мы так  и пошли искать тетю Ђрину. € то, что мы ее нашли, --
это чудо. Ђ нашли благодарЯ тому, что она очень хорошо шила. Њы зашли в один
дом  попить воды. “  нас спрашивают: куда мы идем? Ћтвечаем, что идем искать
тетю Ђрину. „евочка хозЯйки тут же  отозвалась:  "€демте, Я вам покажу,  где
она  живет". ’етЯ Ђрина ахнула, когда увидела  нас. •уденькие,  как досочки.
‘тоЯл конец июнЯ,  самое  тЯжелое времЯ:  старый урожай съели, новый еще  не
созрел. Њы  ели  колосьЯ,  еще зеленые:  натеребим жменьку  и  глотаем, даже
погрызть не успевали, так хотелось есть.
     Ќедалеко  от  тех мест,  где мы  жили, был город  Љраслав.  ’етЯ  Ђрина
сказала,  что нам надо в этот город,  ехать  в  детдом. Ћна уже была  совсем
больнаЯ и попросила, чтобы нас отвезли. Ќас привезли рано утром, ворота  еще
были закрыты, посадили под окошко детдома и уехали. “тром встало солнышко...
€з дома выбежали дети, все в красненьких туфельках, трусиках, без маечек,  с
полотенцами в руках. Ѓегут к речке, смеютсЯ. Ђ мы смотрели... Ќе верили, что
может быть  такаЯ жизнь. „ети заметили нас, а  мы сидим оборванные, грЯзные,
они закричали: "Ќовенькие приехали!". Џозвали воспитательниц. “ нас никто не
спрашивал никаких документов. ’ут же принесли кусок хлеба и консервы.  Њы не
едим,  боимсЯ - сейчас это счастье кончитсЯ.  ќто невозможное счастье... Ќас
успокоили: "„евочки, вы пока посидите, а мы пойдем баню топить. Џомоем вас и
покажем, где вы будете жить".
     ‚ечером приехала директор, увидела нас и говорит, что  нас надо отвезти
в минский  детприемник, а там  распределЯт в какой-нибудь  детдом,  а  у них
переполнено. Ђ мы как услышали, что  нам  опЯть  надо  куда-то  ехать, стали
плакать и  умолЯть оставить нас. „иректор попросила:  "„ети, не  плачьте. Ќе
могу больше видеть ваших слез", -- куда-то  позвонила, и нас оставили в этом
детдоме. ’ам был  прекрасный, чудный детдом, там были такие воспитательницы,
таких, наверное, сейчас нет. ‘ таким сердцем! Љак оно  у них такое  осталось
после войны?
     Ќас очень любили. “чили, как надо обращатьсЯ  друг с  другом. Ѓыл такой
случай.  Ќам  рассказывают,  если ты кого-нибудь угощаешь, то не доставай из
кулечка  конфеты, а поднеси весь кулечек. Ђ тот, кто берет, должен взЯт одну
конфету, а  не весь  кулечек. €  вот, когда этот разговор был,  один мальчик
отсутствовал.  Џриходит сестра  одной  девочки  и  приносит коробку  конфет.
„евочка -- воспитанница детдома -- подносит коробку конфет этому мальчику, и
он  берет у  нее всю коробку. Њы смеемсЯ. Ћн растерЯлсЯ и спрашивает: "Ђ что
надо делать?"  …му отвечают,  что надо было  взЯть  одну конфету.  ’огда  он
догадалсЯ: "’еперь Я понимаю - надо  всегда делитьсЯ. Ђ то мне хорошо, а вам
всем плохо". „а,  нас  учили  поступать  так,  чтобы  было хорошо всем, а не
одному. € нас было легко учить, мы все много пережили. ’ут мы были взрослые.
     ‘таршие девочки шили  всем портфели, шили их  даже из  старых  юбок.  ‚
праздник директор детдома обЯзательно раскатывала  из сырого теста огромный,
как простынЯ, блин. €  каждый себе  по кусочку отрезал и делал вареники, кто
какие хочет: маленький, большой, круглый, треугольник...
     Љогда нас было много, мы были  вместе, то  редко  вспоминали  о папах и
мамах. Ђ в изолЯторе,  когда  болели,  лежим,  ничего  не  делаем,  только и
говорили о них, о том, кто и как попал в детдом. Њне один мальчик рассказал,
как у него всех сожгли, а он в это времЯ уехал на лошади в соседнюю деревню.
Ћн говорил, что маму очень жалко,  папу  очень жалко, но  больше всего жалко
маленькую  Ќаденьку.  ЊаленькаЯ  Ќаденька  лежала  в белых пеленочках,  а ее
сожгли. €ли еще, когда на  полЯнке собираемсЯ в тесный кружок,  рассказываем
друг дружке о доме. Ћ том, как мы жили до войны.
     Џривезли в детдом маленькую девочку. …е спрашивают:
     -- Љак твоЯ фамилиЯ?
     -- ЊариЯ €вановна.
     -- Љак тебЯ зовут?
     -- ЊариЯ €вановна.
     -- Љак твою маму звали?
     -- ЊариЯ €вановна.
     Ћтзывалась она только на "Њарию €вановну". “чительница у нас была ЊариЯ
€вановна, и эта девочка ЊариЯ €вановна.
     Ќа Ќовый год она рассказывала  стихотворение Њаршака: "Љурица-красавица
у менЯ жила". € ее прозвали дети --  курица.  „ети  есть  дети, надоело всем
звать ее  Њарией €вановной. € вот один  наш  мальчик пошел к  своему другу в
ремесленное училище, которое шефствовало над нами, и что-то они поспорили, и
он  назвал  другого мальчика Љурицей. ’от обиделсЯ: "Џочему ты менЯ  Љурицей
назвал? ђазве Я на курицу похож?" Ђ наш мальчик говорит, что в  детдоме есть
девочка,  и она очень тебЯ напоминает.  “ нее такой же  нос, такие глаза,  а
зовем мы все ее Љурицей, и рассказал почему.
     €   оказалось,  что  это  роднаЯ  сестра   того   мальчика.  Љогда  они
встретились, то  вспомнили,  как  ехали на  телеге... Љак  бабушка им что-то
разогревала в консервной банке, как бабушку убило при бомбежке... Љак стараЯ
соседка,  бабушкина  подруга,  звала  ее   уже   мертвую:  "ЊариЯ  €вановна,
поднимитесь, у  вас  двое  внуков осталось... Љак  вы  могли умереть,  ЊариЯ
€вановна?  ‡ачем вы  умерли, ЊариЯ €вановна?" „евочка,  оказываетсЯ, все это
помнила, но не была уверена, что это  она помнит, и это  с ней было. “ нее в
ушах только осталось два слова: ЊариЯ €вановна.
     Њы все очень обрадовались, что она нашла брата, потому что у всех у нас
кто-то был, а у  нее  никого. “  менЯ,  например, было две сестры, у кого-то
брат  или двоюродные братьЯ и сестры. Ђ у кого  не было, те  сами роднились:
давай ты  будешь мой брат  или давай ты  будешь  моЯ  сестра.  €  тогда  уже
оберегали  друг  друга, заботились.  ‚ нашем детдоме  собралось  одиннадцать
’амар... ”амилии у них  были: ’амара  ЌеизвестнаЯ, ’амара ЌезнакомаЯ, ’амара
ЃезымЯннаЯ, ’амара ЃольшаЯ и ’амара ЊаленькаЯ...
     —то  еще помню? Џомню, что нас мало  ругали в  детдоме, нас  совсем  не
ругали. Њы катались зимой на санках с домашними детьми, и Я видела, как мать
поругает  и даже  отшлепает своего ребенка, если он наденет валенки на босую
ногу. Љогда мы выбегали  на  босую ногу, нас  никто не  ругал.  џ специально
надевала так  валенки, чтобы  менЯ  поругали.  Њне  так хотелось, чтобы менЯ
поругали.
     џ хорошо училась, и мне сказали, что Я должна подтЯнуть с учебой одного
мальчика.  €з  деревни.  Ђ учились мы вместе - детдомовские  и  деревенские,
местные. Ќадо было  пойти к нему в  семью. ‚  дом.  €  мне  было  страшно. џ
думала: а какие там вещи, как и где они стоЯт, как там надо себЯ  вести? „ом
-- это было что-то недоступное длЯ нас, самое желанное.
     Џостучала к ним в дверь, и у менЯ замерло сердце...


        "...и не женихи, и не солдаты"

     <i>‚ера Ќовикова -- 13 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- диспетчер в трамвайном депо.</i>

     ‘колько лет прошло... Ђ все равно страшно...
     Џомню  солнечный день такой, ветер  гонит паутину. ѓорит  наша деревнЯ,
горит  наш  дом. Њы вышли из лесу. Њаленькие  дети кричат: "Љостер!  Љостер!
Љрасиво!" Ђ все остальные плачут, мама плачет. ЉреститсЯ.
     „ом сгорел... Њы  копались в золе, но  там ничего не нашли. Ћдни  вилки
обгорелые.  Џечь  как была, так и  осталась, там стоЯла  еда - блины драные.
Љартофельные  драники. Њама вынула  сковороду руками: "…шьте,  дети". Ђ есть
блины нельзЯ,  дымом пахнут,  но ели, потому что ничего, кроме  травы, у нас
больше не было. Ћсталась трава и землЯ.
     ‘колько лет прошло... Ђ все равно страшно...
     „воюродную  сестру  повесили... Њуж  ее  был  командиром  партизанского
отрЯда, а она беременнаЯ. Љто-то немцам донес, они приехали. ‚ыгнали всех на
площадь. ‘командовали, чтобы никто не плакал. ‚озле сельсовета росло высокое
дерево, они подогнали конЯ. ‘естра стоит на санЯх... “ нее - коса длиннаЯ...
Ќакинули  петлю, она  вынула  из  нее  косу. ‘ани  с  конем дернули,  и  она
завертелась... Ѓабы закричали... Љричали без  слез,  кричали  одним голосом.
Џлакать не разрешали... Љричать - кричи, но не плачь -  не жалей. ЏодходЯт и
убивают   того,  кто   плачет.  Џодростки  шестнадцать-семнадцать  лет,   их
пострелЯли... Ћни плакали.
     ’акие молодые... …ще и не женихи, и не солдаты...
     ‡ачем Я вам  рассказала? ‘ейчас мне еще страшнее, чем тогда. џ потому и
не вспоминаю...


        "•отЯ бы один сыночек осталсЯ..."

     <i>‘аша Љаврус -- 10 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- кандидат филологических наук.</i>

     џ училсЯ в школе...
     ‚ышли на  улицу,  начали  играть, как  обычно, в  этот момент  налетели
фашистские самолеты и сбросили бомбы на нашу деревню. Ђ нам уже рассказывали
о  боЯх в  €спании,  о судьбе  испанских детей. ’еперь бомбы летели на  нас.
‘тарые женщины  падали  на землю и молились.. ’ак... Ќа всю жизнь Я запомнил
голос  ‹евитана, объЯвившего о  начале  войны. ђечи  ‘талина не помню.  ‹юди
стоЯли днЯми возле колхозного репродуктора и чего-то ждали, Я  стоЯл рЯдом с
отцом... ’ак-так...
     Џервым  в  нашу  деревню  Ѓрусы  ЊЯдельского   района  ворвалсЯ   отрЯд
карателей.  Ћткрыли  огонь,  пострелЯли  всех собак  и  кошек,  потом  стали
выпытывать,  где  живут активисты. ‚  нашей хате до  войны был сельсовет, но
никто из людей на отца не показал. ’ак...  Ќе выдал... Ќочью мне снилсЯ сон.
ЊенЯ расстрелЯли, Я лежу и думаю, но почему Я не умираю...
     ‡апомнилсЯ эпизод, как немцы за курами гонЯлись. ‘ловит, поднимет вверх
и крутит до  тех пор,  пока в  руке  голова  не  останетсЯ.  •охочут. Ђ  мне
казалось, что наши куры кричат...  Љак люди...  —еловеческими  голосами... €
коты, и собаки, когда их стрелЯли... џ до этого не видел  никакой смерти. Ќи
человеческой, никакой. ‚ лесу один раз мертвых птенцов, и все. Ѓольше смерти
не видел... ’ак-так...
     „еревню  нашу  подожгли  в  сорок  третьем...  Њы  в этот  день  копали
картошку.  ‘осед  ‚асилий,  он  был на первой мировой войне  и знал  немного
немецкий Язык, сказал: "џ пойду и попрошу немцев, чтобы не жгли деревню. ’ут
- дети". Џошел, и его  самого сожгли. ‘ожгли школу. ‚се книжки. ‘горели наши
огороды. ‘ады. ’ак-так...
     Људа  нам идти?  Ћтец  повел  к  партизанам  в  Љозинские  леса.  €дем,
встречаем  людей из другой деревни, их тоже сожгли, они говорЯт, что впереди
немцы  и идут  сюда.  ‡алезли  мы в какую-то  Яму:  Я,  брат ‚олодЯ,  мама с
маленькой  сестричкой и отец. Ћтец  взЯл гранату, и  договорились, что  если
немцы заметЯт нас, то он вырвет  чеку. Џопрощались  уже.  Њы с  братом снЯли
ремни,  сделали себе петли, чтобы повеситьсЯ, надели на шею. Њама поцеловала
всех нас. џ слышал,  как она сказала отцу: "•отЯ бы один сыночек осталсЯ..."
’огда отец говорит: "Џусть бегут. Њолодые, может, спасутсЯ". Ђ мне так  было
жалко маму, что Я не пошел. ’ак... Ќе пошел...
     ‘лышим -- собаки лают, слышим -- команды  чужие,  слышим -- стрелЯют. Ђ
лес у нас -- это такой бурелом, елки перевернутые, за десЯть  метров  ничего
не видно. ’о  рЯдом все  было, а то слышим --  голоса дальше и дальше. Љогда
стихло, мама встать не могла,  у нее отнЯлись ноги.  Џапа  нес  ее на  себе.
’ак-так...
     —ерез несколько  дней  встретили  партизан, они отца знали. Њы уже чуть
шли, голодные. Ќоги сбиты.  €дем, и один  партизан спрашивает у менЯ: "—то б
ты хотел  найти  под сосной:  конфеты, печенье?  •леба кусочек?" џ  отвечаю:
"Џригоршню патронов". Џартизаны  потом долго это вспоминали. ’ак Я ненавидел
немцев за все... € за маму...
     ли  мимо  сожженных деревень. †ито  не  сжато, картошка растет. џблоки
лежат  на земле.  ѓруши...  Ђ людей  нет.  Љошки и собаки  бегают. Ћдинокие.
’ак... ‹юдей нет. Ќи одного человека. ѓолодные кошки...
     Џомню,  что после войны  у нас  в  деревне  был один  букварь, а перваЯ
книга, которую Я нашел и прочитал, был сборник задач по арифметике.
     џ читал ее, как стихи... ’ак-так...


        "‘лезы рукавом вытирает..."

     <i>Ћлег Ѓолдырев -- 8 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- мастер.</i>

     ќто вопрос...  —то лучше - вспоминать или забыть? Њожет, лучше молчать?
џ много лет забывал...
     ...„о ’ашкента добирались  месЯц.  ЊесЯц!  ќто был глубокий  тыл.  Ћтца
направили туда, как специалиста. ’уда перевозили заводы. ”абрики. ‚сЯ страна
перемещалась в тыл. ‚ глубину. •орошо, что страна большаЯ.
     ’ам Я узнал, что старший брат погиб  под ‘талинградом. ђвалсЯ на фронт,
а менЯ не хотели даже на завод брать, потому что малый.  "’ебе до десЯти еще
полгода расти", --  качала  головой  мать.  - ‚ыбрось эти  детские  мысли из
головы". •мурилсЯ и отец: завод -- не детский сад, работать  надо,  как все,
по двенадцать часов. „а как работать!
     ‡авод  выпускал  мины,  снарЯды,  авиабомбы.  Џодростков  допускали  на
шлифовку...  Ћтлитые из  металла  заготовки  шлифовались  вручную...  ‘пособ
простой  --  из шланга, под  высоким  давлением  направлЯлась  струЯ  песка,
раскаленного  до  ста  пЯтидесЯти градусов,  отскакиваЯ  от  металла,  песок
обжигал  легкие, бил в лицо, в глаза. ђедко  кто  выдерживал  больше недели.
Ќужен был характер.
     Ќо в  сорок третьем году... Њне исполнилось десЯть лет, и отец все-таки
взЯл менЯ  к  себе.  Џривел  в свой третий цех. Ќа  участок,  где  сваривали
взрыватели длЯ бомб.
     ђаботали  мы втроем:  Я,  Ћлег  и ‚анюшка,  они  всего-то  на два  года
постарше  менЯ. ‘обирали  взрыватель,  а џков Њиронович  ‘апожников (фамилиЯ
врезалась в памЯть), отличный мастер своего дела, его  сваривал.  Џотом надо
было поднЯтьсЯ на Ящик,  чтобы дотЯнутьсЯ до тисков, зажать муфту взрывателЯ
и  воротом с  метчиком откалибровать внутреннюю  резьбу муфты. „елать это мы
наловчились... Ѓыстро... Ђ дальше и того проще: вставить пробку и -- в Ящик.
Љак полный наберетсЯ -- на место его. Џод погрузку.  ’Яжеловатый, правда, до
пЯтидесЯти килограммов весом,  но вдвоем  управлЯлись. џкова  Њироновича  не
отвлекали: у него самаЯ тонкаЯ работа. ‘амаЯ ответственнаЯ -- сварка!
     ‘амое  неприЯтное -- огонь электросварки. ‚роде и стараешьсЯ не глЯдеть
на синие сполохи, а за  двенадцать часов наловишь "зайчиков". ѓлаза от этого
будто песком засыпанные. ’решь, а все без толку. Ћт этого ли, от монотонного
ли гудениЯ  динамо-машины,  котораЯ  давала  ток длЯ сварки,  просто  ли  от
усталости, только иногда  по-страшному  хотелось  спать.  Ћсобенно  в ночные
часы. ‘пать! ‘пать!
     …сли џков Њиронович  видел, что  есть хоть малаЯ  возможность  дать нам
передышку, командовал:
     -- Њарш в электродный!
     “говаривать не  приходилось: не  было на  всем  заводе уголка уютнее  и
теплее, чем тот, где сушили горЯчим воздухом электроды. ‡абравшись на теплую
деревЯнную полку, мгновенно засыпали. Ђ  минут  через пЯтнадцать  приходил в
электродный џков Њиронович, будил.
     Ћднажды  Я  проснулсЯ раньше, чем  он  начал  побудку.  ‚ижу:  дЯдЯ џша
смотрит на нас... ’Янет минуты... € слезы рукавом вытирает...


        "Ћн висел на веревочке, как ребенок..."

     <i>‹юба Ђлександрович -- 11 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- рабочаЯ.</i>

     Ќе хочу... џ не хочу даже повторЯть это слово "война"...
     ‚ойна докатилась до  нас быстро. „евЯтого июлЯ, через несколько недель,
Я помню, уже  шел бой за наш районный центр ‘енно. ЏоЯвилось много беженцев,
так  много, что  людЯм  некуда  было  деватьсЯ,  не  хватало  домов. “  нас,
например, разместилось семей шесть с детьми. € так у каждого.
     ‘начала шли  люди,  а потом  началась эвакуациЯ  скота.  ќто  мне очень
хорошо  запомнилось,  потому что  было страшно. ‘трашные картины.  ЃлижайшаЯ
станциЯ от  нас --  станциЯ Ѓогдань, она  и сейчас  есть, это между  Ћршей и
‹епелем.  ‘юда,  в этом направлении,  эвакуировали скот не только  из нашего
сельсовета,  а со  всей  ‚итебской области.  ‹ето  было жаркое,  скот  гнали
большими табунами: коровы,  овечки, свиньи, телЯта.  ‹ошадей гнали отдельно.
ѓонщики, которые их гнали, настолько устали, что им было все равно,  сколько
есть скота,  куда он  идет.  Љоровы шли недоенные,  они заходили  во двор  и
стоЯли до тех пор возле крыльца,  пока их не выдоЯт. €х доили на дорогу,  на
землю... Ћсобенно страдали свиньи, они не выносЯт  жары и длительной дороги.
Ћни шли  и падали. Ћт  жары  все  эти трупы увеличивались,  и  это  было так
страшно,  что  вечером Я  боЯлась  выходить из  дому. ‚езде  лежали  мертвые
лошади... овцы...  коровы... €х не успевали закапывать, и они каждый день от
жары  росли... “величивались, надувались... џ  кричала от  этого  страха  по
ночам...
     ЉрестьЯне, они знают,  что такое вырастить одну корову, какой это труд.
’ерпение. ‘колько надо времени. Ћни плакали, видЯ, как гибнет живое.  ќто же
не дерево, что упало и молчит, это все кричало, ржало, блеЯло... ‘тонало...
     ‡апомнились слова дедушки: "Ќу, а  эти, безвинные, за что гибнут? Ћни и
сказать-то ничего не могут". „едушка у нас был книжник, он всегда по вечерам
читал.
     ЊоЯ старшаЯ сестра до войны  работала в райкоме партии, и ее оставили в
подполье.  Ћна  принесла  домой   много  книг  из  райкомовской  библиотеки,
портреты,  красные  знамена. Њы  их  закапывали  в саду под ЯблонЯми.  €  ее
партийный  билет.  ‡акапывали ночью,  а  у  менЯ  было  такое  чувство,  что
красное... красный цвет...  и из-под земли  будет виден. —то  землЯ у  нас в
саду краснаЯ...
     Љак пришли немцы,  почему-то не помню... Џомню, что они уже были, давно
были, и вот  согнали  всех  нас, всю деревню.  Џоставили  впереди пулеметы и
приказали отвечать,  где партизаны, к кому они заходили.  ‚се молчали. ’огда
они  отсчитали каждого  третьего  и  вывели  на расстрел.  ђасстрелЯли шесть
человек: двух мужчин, двух женщин и двух подростков. € уехали.
     ‡а ночь выпал свежий снег... ќто Ќовый год... Ђ под этим свежим  снегом
лежат убитые. •оронить было некому, гробы делать некому. Њужчины прЯтались в
лесу.  ‘тарые  женщины  жгли  бревна, чтобы хоть немного  разогреть  землю и
вырыть могилы. Ћни долго стучали лопатами по зимней земле...
     ‘коро немцы вернулись... —ерез несколько  дней...  ‘обрали  всех детей,
нас  было  тринадцать человек,  поставили  впереди  своей колонны -  боЯлись
партизанских  мин.  Њы шли впереди,  а они  за нами  ехали.  …сли надо было,
например,  остановитьсЯ  и взЯть  воду  из колодца, они  сначала запускали к
колодцу нас.  ’ак мы шли километров пЯтнадцать. Њальчишки  не так боЯлись, а
девочки шли и плакали. Ђ они  за нами на машинах... Ќе убежишь... Џомню, что
мы шли босиком, а еще только начиналась весна. Џервые дни...
     •очу забыть...
     Ќемцы  ходили  по хатам...  ‘обирали  матерей  тех, у кого дети ушли  в
партизаны...  €   отрубили  им  головы  посреди  деревни...  Ќам  приказали:
"‘мотрите". ‚ одной хате  никого  не нашли, поймали и повесили  их  кота. Ћн
висел на веревочке, как ребенок...
     •очу все забыть...


        "’еперь будете мои дети..."

     <i>Ќина унто -- 6 лет.</i>
     <i>‘ейчас -- повар.</i>

     Ђй-ай-ай! ‘ердце сразу заболело...
     „о войны мы  жили  с  одним папой... Њама  умерла. Љогда  папа ушел  на
фронт, остались с тетей. ’етЯ наша жила в деревне ‡адоры ‹епельского района.
—ерез месЯц,  как  папа  нас  привез к  ней, она  наткнулась глазом  на сук,
выколола  глаз.  “  нее  получилось  заражение  крови, и  она  умерла.  Ќаша
единственнаЯ тетЯ. € мы остались одни с  братом, а брат  был маленький. Њы с
ним пошли искать партизан, почему-то мы решили, что там  наш папа. Ќочевали,
где придетсЯ. Џомню, когда была  гроза, мы ночевали в  стоге сена,  вытЯнули
сено, сделали Ямку и прЯтались там. ’аких детей, как мы, было много.  €  все
искали своих родителей, даже если они  знали, что родители убиты,  все равно
говорили нам, что тоже ищут папу с мамой. €ли кого-нибудь из родственников.
     ли... ли...  ‚ какой-то деревне... ‚ одной хате было открыто окно.  €
там, видно, недавно пекли картофельные пироги. € когда мы приблизились, брат
услышал запах этих пирогов, он  потерЯл сознание. џ зашла в эту хату, хотела
попросить  кусочек длЯ брата, потому что  он бы не поднЯлсЯ.  Ђ Я  бы его не
понесла, сил мало.  ‚  хате никого  не нашла,  но не  удержалась  и отломила
кусочек  пирога. ‘идим и  ждем хозЯев,  чтобы  не подумали,  что мы  воруем.
Џришла хозЯйка,  она жила одна. Ћна нас не отпустила,  она сказала:  "’еперь
будете  мои дети..."  Љак  она  это  сказала, мы тут же с  братом за  столом
заснули. ’ак нам стало хорошо. “ нас поЯвилсЯ дом...
     ‘коро деревню сожгли. ‹юдей всех тоже. € нашу новую тетю. Ђ мы остались
жить, потому что рано утром ушли за Ягодами... ‘идели на горке и смотрели на
огонь... “же все понимали...  Ќе знали: куда нам  идти?  Љак найти еще  одну
тетю? ’олько эту полюбили.  Њы даже говор