Ќет, не  мужественным Я  был, а успокаивающим  своих близких. Ћбычно
мы, узнаваЯ о смерти родных и знакомых, страдаем сознанием: как они умирали?
Њучались? Џлакали? Ѓольно им было? ‚ сознании или  мгновенно? ‚ записке моей
было  сказано  (напоминаю): "џ  совершенно  спокоен".  Џусть думают,  что  Я
спокоен  (хотЯ боЯлсЯ), что не  трЯссЯ (хотЯ трЯссЯ), что  не умирал  раньше
смерти от страха (хотЯ умирал!). „лЯ того и писал записку, чтобы родным было
легче  так  представлЯть себе  гибель отца и мужа, брата и  сына.  •рани их,
ѓосподи!
     Џомню,  когда  погибли космонавты ‚олков, „обровольский и  Џацаев из-за
разгерметизации капсулы, опускающей их на землю,  говорили, что  они прожили
четырнадцать секунд,  прежде  чем  закипела кровь.  џ несколько  раз, будучи
человеком  впечатлительным,  пыталсЯ  ощутить  то, что  ощущали  они  в  эти
четырнадцать  секунд.  €  считал,  и  оказалось,  что  эти  секунды  - целаЯ
вечность,  и уже  с  середины счета  Я  начинал торопитьсЯ,  желаЯ  ускорить
смерть, чтобы не мучитьсЯ ее  сознанием. ‘амое  трудное -  это последние три
секунды,  когда  мозг еще не принЯл  смерть,  а  сердце уже  знает об  этом:
сколько  еще  успевает  передумать человек за эту  вечную  и мучительную  не
смерть еще, но и уже не жизнь. €, бывало, глЯдЯ со своего тринадцатого этажа
на  землю и  угадываЯ  времЯ полета,  понимаешь: последние  секунды -  самые
долгие в жизни.
     Ќаверное,   умирать  всем  и   всегда  трудно.  ѓоворЯт,  что  молодые,
сочувствуЯ умершим старикам, утверждают: зато они избавили себЯ от огромного
количества болезней, сопутствующих старости:  от инсульта, инфаркта, аденомы
простаты,  бронхиальной  астмы,  склероза, мигрени, бессонницы  и  несть  им
числа. —то  касаетсЯ лично  менЯ, то мечтаю  умереть во сне:  все знают, что
менЯ  нет, а  Я - единственный в  мире, кто не  знает и  никогда об этом  не
узнает.
     Ѓлистательный вариант!
     „ва  французских слова: "репутациЯ" и "реноме" по  сути  одинаковы,  на
русский  переводЯтсЯ   как  "сложившеесЯ  в  обществе  мнение  о  качествах,
достоинствах и недостатках кого-либо". ‘прашиваетсЯ: какое  мнение сложилось
обо мне, если бы пришлось обществу увидеть записку из моей мыльницы? Ѓыла бы
она  достаточна длЯ рождениЯ общего мнениЯ  -  и  какого? ‚прочем,  из  чего
только не умеют в наше странное времЯ "раскручивать" бездарей и невежд (хоть
в политике,  хоть на  эстраде), и героев, и  звезд,  и целителей-мимов любой
величины.  Ѓыли бы деньги и чье-то желание. Ќет уж,  порЯдочному человеку не
нужна  "раскрутка": быть собой - самое  великое  счастье в  жизнь. € совесть
спокойна, и никакаЯ инфлЯциЯ не грозит - ни нравственнаЯ, ни всЯкаЯ.

     ЏЋ‘’”ЂЉ’“Њ. ‚ 1984 году умер мой старший брат Ђнатолий.  Њного лет Я не
знал,  что кто-то пустил зловещий слух, что брат умер, переживаЯ из-за менЯ.
€ными словами, что Я виноват в смерти ’оли. Ћбвинение не  было брошено мне в
лицо, не высказано в моем присутствии.  Ќашлись люди (они всегда находЯтсЯ),
которые  с  готовностью принЯли  этот  слух  и,  как эстафету, отправили его
дальше  -  по  "кухнЯм".  Ђ  Я  не  понимал, почему  вдруг повеЯло  холодом,
недоброжелательностью, неприЯзнью от некоторых  наших общих с ’олей знакомых
и  даже друзей. Џри встречах они стали  отводить глаза, "придушили" телефон,
который  прежде говорил  у менЯ дома их  голосами... ‘  горечью  представлЯю
себе, что где-то в узком кругу они  вынесли мне приговор, не нуждаЯсь в моем
"последнем слове". „а что с вами, заочно менЯ осудившие, случилось? ‚ы могли
иметь ко мне любые (даже справедливые)  претензии, но при этом - не касатьсЯ
самого  дорогого,  что  есть  между близкими по крови  и по жизни людьми: их
родственных чувств.
     „а, брат за менЯ всегда переживал, как и Я за него: как же могут родные
братьЯ  быть  равнодушными  к  делам  и  заботам  друг  друга?  €  можно  на
десЯтилетиЯ  вперед  застраховатьсЯ от болезней, от  бед, от сумы и  тюрьмы?
Џомню,  за  два года до  своей смерти ’олЯ навещал менЯ в реанимации, куда Я
попал с инфарктом. ‚от одна из его записок, случайно сохранившаЯсЯ:
     "‚алюшка!  „ержись,  пожалуйста,  Ѓога  ради. ‚споминай  одно  хорошее,
только хорошее, как Я сейчас  вспоминаю. ‚се пройдет,  все минует. ѓлавное -
держись, братишка. –елую тебЯ, ’олЯ".
     …сли  б  Я  тогда в  больнице вдруг  умер  (что было возможно),  неужто
нашелсЯ бы тип, который посмел бы обвинить старшего брата в смерти младшего?
Њало было у  менЯ  собственных переживаний,  мне нужны  были длЯ смерти  еще
’олины? Ђбсурд, видимый простым глазом.
     Њы  не  только  братьЯми  были.  Љогда  родителей  в  тридцать  седьмом
арестовали (тоже проверЯЯ на прочность нашу семью), долгие годы ’олЯ был длЯ
менЯ и матерью, и отцом. ‡а родителей мы сильно  переживали,  особенно ’олЯ,
но  он  и  сам  не умер,  и  мне  не  позволил. Ќаши отношениЯ  всегда  были
по-братски  светлыми и прозрачными, незамутненными завистЯми и ревностЯми. Ђ
тут  такаЯ пошла "утка"! Љогда Я впервые услышал о ней, пропустил мимо ушей,
буквально "по классику": первое  обвинение  не достигает,  второе  задевает,
третье удивлЯет. ‡нал бы  Я  навернЯка автора той "новости", Я сумел  бы  по
авторству вычислить его мотив или мотивы. Ќо какими  бы они  ни были,  Я все
равно  оказалсЯ бы в тупике: обвинение одного брата  в  таком страшном грехе
автоматически  ставит  под  сомнение  (у  размышлЯющих  людей)  и  репутацию
второго. ЏолучаетсЯ дуплет,  но зачем  "автору" и его сторонникам  мой ’олЯ,
его-то  за что? -  не понимаю.  Њожет, расчет на то, что, публично доказываЯ
абсурдность обвинениЯ,  Я позволю  себе воспользоватьсЯ,  по  их мнению, той
аргументацией,  прЯмо  или  косвенно  бросить тень на  незапЯтнанный  в моей
памЯти  образ  брата?  Ќе  дождетесь,  уважаемые партизаны, не  снизойду  до
"подробностей", лучше останусь обезоруженным. џ бы на дуэль вызвал  "автора"
(только бы он дамой не оказалсЯ, наш общий с братом "народный мститель"), на
откровенную беседу пригласил, хоть прилюдно, хоть с глазу на глаз (только бы
он с совестью был), к Ѓожьему суду призвал (только бы он не был циником).
     Ђ всем  вам, благодарно принЯвшим шепот (и  шептуну,  конечно), напомню
слова ‘енеки:  "‘мерть  иногда  бывает карой, часто -  даром, а длЯ многих -
милостью" [10]. •улители наши, уймитесь! †ивите долго и счастливо, а уж коли
времЯ  придет, не промахнитесь, заранее о душе своей подумайте. €  оставьте,
пожалуйста, отношениЯ братьев  в покое: мы  все равно не перед вами, а перед
Ѓогом ответ держать будем.
     "’олЯ, ’олЯ, ’олЯ, ’олЯ. џ совершенно спокоен".
     ‘мена. 1996, № 11

     ЏодводЯ итог, сделаем следующие выводы.
     1.  Ќезависимо  от  того,  договорЯтсЯ  или  не  договорЯтсЯ  теоретики
относительно  существованиЯ  жанра  художественной  документалистики  и  его
названиЯ, он уже есть, и мы в нем работаем.
     “читываЯ  то  обстоЯтельство, что  границы между  жанрами, в  принципе,
стираютсЯ, мы уже сегоднЯ  живем  по одним законам с беллетристикой,  и  это
благо, способствующее  процветанию журналистики. Џодобно  тому как  прозаики
стали  все чаще  обращатьсЯ к документу,  очеркисты  все  чаще  обращаютсЯ к
приемам работы прозаиков. Њ. ѓорький  в свое времЯ  писал о  трех  элементах
художественного произведениЯ: о теме,  Языке  и сюжете [11].  •удожественнаЯ
документалистика с ее нынешним содержанием не может, конечно,  обходитьсЯ ни
без темы, ни без Языка, ни, если угодно, без сюжета.
     2.   –ель,   стоЯщаЯ  перед   нами,   исторически   вытекает  из  факта
существованиЯ   художественно-документального  жанра:  будить   общественную
мысль,  формировать общественное  мнение,  а  не  просто  ублажать  читателЯ
бездумными повествованиЯми, не просто давать отдых уму и покой чувствам. € в
этом смысле у  нас  тоже  нет  противоречий с  целЯми беллетристики,  лучшие
произведениЯ которой воспитывают людей и формируют их общественное сознание.
     3. Љритерием  жанра художественной документалистики ЯвлЯетсЯ не уровень
домысла  или  вымысла,  а  степень  достоверности,  ибо  достоверность - это
критерий  всего  истинного искусства, всей  литературы.  Џока  читатель  нам
верит, мы существуем! ‘ледовательно, наша  обЯзанность  -  постоЯнно держать
руку на "читательском пульсе", учитывать  грамотность современного "газетных
тонн глотателЯ", его способность к самостоЯтельным размышлениЯм  и  выводам,
его социальную  активность, его  повышающуюсЯ  требовательность к правдивому
изображению жизни.
     4.  •отЯ  документалисты  и  живут  с  прозаиками  по  одним  законам и
пользуютсЯ  одними  творческими  методами,  есть   между  ними  существенные
различиЯ, касающиесЯ  главным  образом  масштабности  тем, фундаментальности
исследований и величины публикаций.
     Џрозаиков  волнуют  в основном  "вечные" проблемы, такие,  как  любовь,
предательство,  верность,  порЯдочность   и   т.д.   „окументалисты   занЯты
актуальной проблематикой, их беспокоит злободневность, а если они и касаютсЯ
"вечных" тем, то в их сегоднЯшнем преломлении, когда возникает необходимость
привлечениЯ   к  ним  общественного   вниманиЯ  в  концентрированном   виде.
Ѓеллетристы - это, если угодно, и  "долговременные огневые точки"; очеркисты
-  передвижные. Ћни  подвижнее, оперативнее, они  чаще менЯют направлениЯ  и
менее укреплены. Ћчеркисты  откликаютсЯ быстрее, но звучат  кратковременнее.
…сли  писатели,   по   выражению   Ќ.   —ернышевского,  "изображают  вообще,
характеристическое" [12], то  газетчики ставЯт вопросы относительно частные,
размышлЯЯ над  проблемами  сегоднЯшнего  днЯ тоже  сегоднЯ. “  ЂристотелЯ  в
"Џоэтике" выражена мысль о том, что историк  и поэт "различаютсЯ не тем, что
один   говорит  стихами,  а  другой  -  прозой.  ђазница  в  том,  что  один
рассказывает о происшедшем,  а другой  о  том, что могло бы произойти" [13].
„опускаЯ условную аналогию, Я готов поставить  на место историка журналиста,
а на  место поэта -  прозаика, оценив таким  образом некоторую  разность  их
задач.
     Ќаконец,  ставЯ конкретные вопросы, газетчики  опираютсЯ  на конкретный
материал,  что  тоже   отличает  их   от  беллетристов.  Ќе  откажу  себе  в
удовольствии  процитировать собственного  отца, Ђ.„.  Ђграновского,  старого
"правдиста",  написавшего в  1929  году  в предисловии  к своей книге  "“глы
безымЯнные":
     "Ђвтор - газетчик. ќтим определЯетсЯ характер настоЯщей книги.
     Џисатель может (ему  разрешаетсЯ) купить  на первом  попавшемсЯ вокзале
билет,  уехать в неизвестном направлении, сойти неизвестно на какой станции,
нанЯть  подводу и гнать лошадь,  пока  она  не пристанет. ‚ деревне писатель
узнает, что  кроме  людей в  деревне  есть  скот,  машины, классоваЯ борьба,
налоги, ком-Ячейка, и, выбрав этот  уголок своей резиденцией, он приступит к
писанию.
     ЏолучитсЯ книга  о  деревне,  возможно,  столь интереснаЯ,  что  о  ней
заговорит  страна,  мир.  € сколько бы  писатель ни клЯлсЯ, что  он писал об
одной деревне, ему не  поверЯт. —итатель не  замедлит обобщить  его  выводы.
’аков удел художника.
     Њы,  газетчики,  работаем  иначе.  Џусть  наши  статьи  и  фельетоны не
попадают  в  "мировую историю" (они только сырье длЯ историка), но  когда мы
пишем: "‘идор", читатель знает, что мы беседовали  с ‘идором, а не с Џетром;
когда мы говорим, что  были  в деревне Џавловка,  никто не  сомневаетсЯ, что
речь идет о Џавловке, а не о ”едоровке...
     ѓазетчик  -  чернорабочий  литературы,  он  непосредственный   участник
сегоднЯшнего строительства... Љак видите, задачи совершенно Ясны и точны. Њы
говорим об  одной волости, мы пишем о  ней, "какаЯ она есть" сегоднЯ и какие
требованиЯ предъЯвлЯет  она к нам  и мы к  ней  на данный  отрезок  времени.
Ќикаких претензий на "всемирную историю"..." [14]
     Ћ доводах и резонах
     Џоскольку  главнаЯ  задача художественной документалистики, как  мы уже
говорили,   -  участие   в  формировании   общественного  мнениЯ,   а  также
необходимость будить общественную мысль,  логично добавить к сказанному, что
будить  мысль можно только с помощью мысли. ‘тало быть,  нарЯду с  пейзажем,
диалогом, портретом,  композицией и прочими компонентами жанра составным его
надо считать и  мысль,  причем  составным  обЯзательным, без  которого  жанр
просто  не  будет  существовать, чего  не  скажешь, между  прочим,  о других
компонентах.
     "Њысль - корень публицистики. •орошо пишет не тот, кто хорошо  пишет, а
тот, кто хорошо думает" [15] - эти слова принадлежат Ђнатолию  Ђграновскому,
и Я благоговейно к  ним присоединЯюсь. ‚ нашей  работе  действительно  важно
количество и  качество  мыслей на квадратный сантиметр  текста. ‘овременному
читателю интересны не  столько  наши выводы,  сколько ход наших размышлений,
который  и  делает  выводы убедительными,  а все  произведение  достоверным.
—итателю нужны резоны и доказательства, и  тогда он сам решит, как ему быть,
что ему делать, за что заступатьсЯ и против чего возражать.
     Ќапомню Ђ. Џушкина: "‚сегда были те, кто  говорили: "ќто хорошо, потому
что прекрасно, плохо - потому что скверно", - и отселе их не вытащишь" [16].
ђазговаривать  так  с  сегоднЯшним  читателем  равносильно  ловле   рыбы  на
заклинаниЯ,  а не на крючок. …ще  ‚. ЊаЯковский восклицал: "Ћру, а  доказать
ничего не могу" [17], и это в его времЯ, в двадцатые и тридцатые годы, когда
сила голоса  могла  заменить довод, и  то, как мы знаем,  не  всегда. —то же
говорить о сегоднЯшнем дне, который  дал  нам Ясно понЯть, что основнаЯ сила
журналистики - это прежде всего ее убедительность и доказательность. ‘егоднЯ
даже  кри-тика в директивной форме не проходит: ее  выслушивают и, если  она
бездоказательна, ею  элементарно пренебрегают. Љончилось времЯ,  когда  одно
упоминание фамилии человека в газете в негативном или позитивном плане могло
либо  вознести его  до  небес,  либо  низвергнуть в пучину тЯжких испытаний.
‘егоднЯ нет редакции, в которой не трубили  бы общий сбор, обсуждаЯ  вопрос,
как повысить действенность критических выступлений.
     Ќе создаетсЯ ли у  вас,  коллеги, впечатлениЯ, что  критика нынче стала
малодейственной  вообще?  Ђ если  создаетсЯ, как  дґолжно нам  оценивать это
обстоЯтельство?  ‚ конце  концов,  если  слабаЯ  доказательность приводит  к
малоэффективности  газетных  публикаций  -  это  ли не показатель  растущего
уровнЯ нашей демократии? —итатель нынче выражает откровенное желание сначала
проверить нас, а уж потом нам поверить, и в этом смысле, смею заметить, наши
интересы  совпадают   с  читательскими:  куда   интересней  работать,   если
необходимо искать, а не выдавать готовые рецепты.
     …сли  мы действительно намерены будить общественную  мысль, можно ли  и
нужно  ли  делать  это  в  приказном  порЯдке,  да еще при  помощи  крика  и
восклицательных знаков?
     Њы не разбудим ее, а лишь напугаем.
     Ђ что  такое,  позвольте  спросить,  "доказательность", что  мы  должны
понимать  под "убедительностью"?  Џрежде  чем ответить на  вопрос,  расскажу
весьма  поучительную  историю.  „ело  было  во времЯ  войны. ѓероЯ  истории,
работавшего во фронтовой газете, а ныне довольно известного журналиста, Я не
называю только потому, что не уверен, насколько точно изложу  событие. €так,
однажды,  вернувшись с передовой, он, измученный и усталый, написал  в номер
маленькую информацию и лег спать. €нформациЯ  была примерно такаЯ: "‚ ночном
бою за высоту  у деревни Ђ.  рота  под  командованием старшего лейтенанта Њ.
уничтожила около  батальона  фрицев, столько-то боевой техники и захватила в
плен столько-то  вражеских солдат. ‚ сражении отличились..."  и т. д. ‚скоре
уснувшего корреспондента  разбудил редактор газеты  и сказал:  "“молЯю тебЯ,
соберись с силами и быстренько сделай из информашки  очерк,  у  нас давно не
было очерка!"  Џовертев в  руках уже отпечатанный  на машинке текст, молодой
журналист почесал затылок,  подумал, потом, наверно,  с  тоской  посмотрел в
окно,  от руки дописал несколько слов и вновь  укрылсЯ шинелью,  уверенный в
том, что дело  сделано. ђедактор потрЯсенно читал: "’ихо  мела поземка...  ‚
ночном бою за высоту у деревни Ђ. рота под командованием старшего лейтенанта
Њ. уничтожила..." ‘ тех пор в этой фронтовой газете, а с ее легкой руки и во
многих других слово "очерк" было  изъЯто из лексикона. Љогда  корреспонденты
отправлЯлись на заданиЯ, они спрашивали редакторов: "‘ "поземкой" писать или
без  "поземки"?"  - "ђепортаж!"  - положим, заказывали редакторы.  "Ђ может,
лучше с "поземкой"?" - стало быть, очерк.
     ’ак вот, с "поземкой" писать нельзЯ.  ‚сегда было стыдно это делать,  а
сегоднЯ тем более. Љ сожалению, еще не все журналисты понимают это и  потому
носЯт в ножнах слишком легкие перьЯ. ‘овсем недавно, в феврале 1984 года,  Я
с удивлением обнаружил в одном весьма уважаемом центральном журнале материал
под рубрикой  "Ћчерк", который,  представьте  себе,  так  даже  и  называлсЯ
"Џоземка", да  и  по  содержанию был написан  рукой человека  из числа  тех,
которых Ѓ.Ќ.  Ђгапов называл  "публицистами  в кавычках".  Ћни  заменЯют или
скрывают  свое   безмыслие   акварельными   красками,   ложными   портиками,
кр-р-расотами  стилЯ,  всевозможными   "поземками"  и,  как   писал  Ђгапов,
"выкамаривают пейзажи  и петушатсЯ стандартной  патетикой".  Њежду тем еще в
тридцатых годах Ђ. „иковский  заметил, что "проблема  распределениЯ сапог  в
третьем  квартале не нуждаетсЯ в раскраске". Ћружие настоЯщего  журналиста -
цифра, довод и факт, что,  конечно же, не исключает, а, скорее, предполагает
пользование сочным Языком,  диалогом, "работающей"  композицией  и  при этом
обЯзательное ведение читателЯ путем своих мыслей.
     ‚ дневнике  ‹. ’олстого  есть  такие слова:  "•удожник длЯ  того, чтобы
действовать на других,  должен  быть  ищущим,  чтобы  его произведение  было
исканием.  …сли он все нашел и все знает, и учит... он  не действует. ’олько
если он ищет, зритель, читатель сливаютсЯ с ним в поисках" [18].
     ‚от так мы и вернулись на круги своЯ: к выводу о том, что без  мысли мы
- пусты.
     € вновь Я должен сказать, что замечательнаЯ плеЯда современных мыслЯщих
и  ищущих журналистов, таких, как ћ. —ерниченко, ‘. ‘оловейчик, €. ‚асильев,
Ђ. ‹евиков, Ђ. ‡лобин, ‹. ѓрафова, Ђ. ‚аксберг, Ђ. Ђграновский, …. Ѓогат, Ђ.
Ѓорин, Ђ. ‘трелЯный и  многие, многие другие, родилась  не на  пустом месте.
Ѓыли  ‚. Ћвечкин,  ….  „орош,  Њ.  Љольцов,  Ђ.  „иковский  Ђ.  ‡орич,  Ђ.„.
Ђграновский,  Ђ.  Ђгапов,  а им предшествовали ѓ.  “спенский, €.  Ѓунин,  ‚.
Љороленко, Ђ. —ехов...
     Џонимаю, что у каждого времени свои пристрастиЯ и кумиры - литература и
журналистика  тоже  отдают  предпочтение   тем  или  иным  "именам";  список
современных лидеров  Я мог бы вам предложить, но, пока его  составлю,  он не
раз изменитсЯ - и в моем, и в вашем представлении. Љакие-то имена останутсЯ,
а какие-то отправЯтсЯ на "заслуженный" (или не очень) покой.
     Џустое это занЯтие, тем более Я до сих пор не знаю четкой границы между
популЯрностью,  известностью  и  модой:  все  эти  понЯтиЯ  не  кажутсЯ  мне
синонимами  таланта   или  просто  способности.  Џеред  нами  маЯчит  что-то
мистическое и, одновременно, очень простое,  как  дважды  два: там действуют
свои законы и  тайны, постигать  которые мы  сейчас  не будем.  —итатель сам
может укоротить или дополнить  предложенный  мною список  имен: а то и вовсе
забраковать; в каком-то смысле он всегда будет точнее и справедливее автора.
     Њожно ли стать талантливым?
     ѓоворЯт,  ћ.  Ћлеша,  посмотрев  однажды  на шпроты в  открытой  банке,
воскликнул:  "•ор  ЏЯтницкого!"  ‚ чем  секрет подобного видениЯ? Љаков  его
механизм?   „лЯ  ответа  на  этот  вопрос   не  надо  ломать  голову:  тайна
оригинальности  писательского  видениЯ  и восприЯтиЯ  мира  - в наличии  или
отсутствии таланта.
     Џочему только писательского? —ем мы, журналисты, хуже?
     †аль  нет рецепта  талантливости.  Ќо,  по  крайней мере,  всегда  есть
возможность  развивать  свои  способности,  как,  впрочем,  и  опасность  их
угробить.   Ќе  берусь   перечислЯть   все  составные  части  журналистского
дарованиЯ.  Ќо две способности, без  которых, мне  кажетсЯ, действительно не
может обойтись журналист-профессионал, назову.
     Џрежде  всего умение  удивлЯтьсЯ,  без  которого  нет и не  может  быть
прелестной "детской  непосредственности",  нет радости  общениЯ  с людьми  и
жизнью, нет желаниЯ остатьсЯ наедине  с собой,  то есть  желаниЯ думать, нет
потребности расширить собственный  духовный мир.  Љ  сожалению,  способность
удивлЯтьсЯ  люди с  годами  терЯют. "„ети  -  поэты,  дети  -  философы",  -
утверждает џ. Љорчак. Ђ  потом?  Људа  это  уходит? Џочему умирает?  Џочему,
когда  маленькие  становЯтсЯ  большими,  поэты  и  философы  -  редкость?  -
спрашивает писатель …. Ѓогат, а  затем констатирует: -  „лЯ менЯ это один из
самых глубоких и трагических вопросов жизни..."
     Ќо в  эпоху бурного развитиЯ  научно-технической  революции  даже  дети
перестают удивлЯтьсЯ! Љогда-то ребенок, глЯдЯ на репродуктор, мог  спросить,
в высшей степени возбудившись: "Џапа, там  сидит гномик?!" ‡ато  сегоднЯ мой
маленький племЯнник, слушаЯ "живое" исполнение  под гитару, спокойно сказал:
"џ знаю, папа, у тебЯ  в горле магнитофон".  ’елевизор, телефон, транзистор,
магнитофон, а в недалеком будущем гравитационнаЯ  куртка, позволЯющаЯ летать
без крыльев, - кого эти чудеса сегоднЯ удивлЯют? Њы воспринимаем транзистор,
эту "каплю человеческого гениЯ", которую запросто таскаем  через плечо, этот
"голос мира и человечества", не как великое чудо времени, а как элементарную
игрушку  (по „алю, игрушка - "легкое дело")  и,  между прочим,  потому так и
гремим транзисторами на  всю округу, что они длЯ нас "игрушки",  а не книги,
которые слушают наедине. Ћбо всем этом написал …. Ѓогат в замечательно умной
книге "—увства  и вещи" (Я  во многих местах процитировал его). "Њожет быть,
опаснейшаЯ  из девальваций -  девальвациЯ чуда"  [19], -  восклицает  автор.
‚ероЯтно, и ‚. ‘ухомлинский заметил это, потому что стал воспитывать у детей
не что  иное,  как умение  удивлЯтьсЯ деревьЯм,  журавлиной стае,  звездному
небу...
     џ, кажетсЯ,  немного  увлексЯ,  но далеко  ли  ушел  от волнующего  нас
вопроса?    Џозвольте    спросить,    что    такое    журналист,    лишенный
непосредственности,  умениЯ  размышлЯть,  да еще и  с ограниченным  духовным
миром? —то он может сказать своим читателЯм?
     €  еще  об  одном необходимом журналисту  элементе, без которого трудно
прожить  творческой  личности:  о  рабочем  состоЯнии.  —то  это  такое  длЯ
журналиста?  Џризыв  к самоограничению,  к  подвижничеству,  если  угодно, к
спартанскому  образу  жизни.  Џроще говорЯ,  когда все окружающие безмЯтежно
"наслаждаютсЯ",  "получают  удовольствие",  легко  отвлекаЯсь  от  различных
забот, в том числе профессиональных, журналисты продолжают работать, их мозг
постоЯнно "отбирает" и фиксирует то, что предназначено "на продажу" - должно
войти в будущий очерк, стать репортажем и т. д.
     Њожет  возникнуть  вопрос:  как   сочетать  необходимость  удивлениЯ  с
необходимостью сохранЯть постоЯнную трезвость  ума и рабочее состоЯние?  ‚от
так  и сочетать, вполне  диалектично, хотЯ Я  не  утверждаю, что  это  легко
делать.  Ќо  без  "рабочего  состоЯниЯ"  -  кому  нужно  наше  журналистское
удивление?  Ђ  без способности  удивлЯтьсЯ  -  как  можно использовать  наше
постоЯнное стремление писать?
     “  ћ.  Ћлеши  есть  маленький  рассказ  об  одном  необычном  писателе.
Џроцитирую его начало:
     "Ћт рождениЯ мальчика держали в условиЯх, где он не знал, как  выглЯдит
мир,  - буквально:  не видел никогда  солнца! Љакой-то эксперимент,  причуда
богатых... € вот он уже  юноша - и пора приступить к тому, что задумали. ‚се
еще прЯча  от его глаз мир, юношу доставлЯют в один из прекраснейших уголков
земли. ‚ Ђльпы. ’ам, на лугу, где цветут цикламены, в полдень, снимают с его
глаз  повЯзку... ћноша,  разумеетсЯ,  ошеломлен красотой  мира.  Ќо  не  это
важно...  Ќаступает закат. ЏроизводЯщие  "царственный опыт",  поглЯдывают на
мальчика и  не замечают, что он поглЯдывает  на них! ‚от солнце  скрылось...
—то  происходит?  Џроисходит  то,  что  мальчик  говорит окружающим:  -  "Ќе
бойтесь, оно вернетсЯ!"
     ‚от что  за писатель ѓрин"  [20], - заканчивает  ћ. Ћлеша свою историю,
дабы раскрыть перед нами  сущность самобытного таланта писателЯ. Ќо  даже не
столько ѓрин и не  столько  символический мальчик,  трезво предупреждающий о
возврате солнца, поражают менЯ, сколько сам ћ. Ћлеша. Ћн будто  бы находитсЯ
среди  тех,  кто проводит  "царственный опыт", забыв о  красотах  природы...
наблюдает за  мальчиком,  чтобы  не пропустить самого важного момента: когда
мальчик воскликнет свою потрЯсающую  фразу. ’о есть  Ћлеша демонстрирует нам
рабочее состоЯние в действии.
     Ћдин крупный математик как-то призналсЯ: "Љогда Я вижу два троллейбуса,
идущие навстречу друг  другу, Я мысленно ставлю  между ними знак равенства и
получаю прелюбопытное летучее уравнение!"
     ’ворческаЯ личность всегда работает.
     Ќа Ђлтае в окружении туристов молодой газетчик вместе со всеми наблюдал
невероЯтной  красоты  пейзаж, открывающийсЯ с  вершины, но,  не имеЯ времени
искренне насладитьсЯ, записывал в блокнот увиденное. …го мозг работал. ‚друг
журналист заметил крохотный "газик",  по  серпантину  ползущий в  гору. "Љак
описать его потом в  очерке?" - подумал он и принЯлсЯ прикидывать варианты с
"натуры", пока "газик" еще находилсЯ в пути.  "‘пичечный коробок  на колесах
тащилсЯ в  гору", - написал  он первый и  самый примитивный вариант и тут же
подумал: "фи"! "ѓазик, мотор которого имел шестьдесЯт лошадиных сил, полз по
горе..."  ’оже  "фи"!  Ђ что, если лошадиные  силы  перевести  в муравьиные?
’уристы,  толпой  окружавшие   газетчика,  большей  частью  безмолвствовали,
потрЯсенные  открывающимсЯ  видом,  и  только некоторые  от  избытка  чувств
издавали  возгласы  типа: "Ђх, красота  какаЯ!"  и  "Ѓоже,  какое  чудо!"  Ђ
журналист тем временем писал в блокнот очередной вариант: "ѓазик мощностью в
несколько миллионов муравьиных сил с трудом полз в гору..."
     Ќе в том  дело,  удачен  или  неудачен  получилсЯ  этот итоговый образ,
созданный  молодым  газетчиком,   моим  добрым  приЯтелем,  -   рассказанное
иллюстрирует   мысль   о  том,   что   все  увиденное   нами,   услышан-ное,
перечувствованное и пережитое, должно идти в наши очерки, статьи, репортажи,
зарисовки.  ЉонечнаЯ  цель  журналиста  -  написать,  поведать  увиденное  и
пережитое людЯм и  миру. …ще Ѓ. Џаскаль заметил: "Љто стал  бы  подвергатьсЯ
всем тЯготам  путешествиЯ, если бы не мысль о том, что он, вернувшись домой,
будет рассказывать о виденном своим друзьЯм!" [21]
     Њне иногда  кажетсЯ  (хотЯ Я понимаю всю абсурдность  идеи, рожденной в
излишне профессионально мыслЯщем мозгу), что только те событиЯ  имеют смысл,
которые происходЯт  на глазах людей творческих, способных зафиксировать их и
рассказать  о  них  людЯм.  "’олько  то  существует, что Я вижу" - длЯ  нас,
журналистов, даже  в этой идеалистической концепции есть рациональное зерно:
мы  должны старатьсЯ идти  не по следам событий, а рЯдом с ними,  быть не за
пределами   ЯвлениЯ,  а  наблюдать   его   изнут-ри,   каких   бы  тЯгот   и
самоограничений, каких бы сил это ни стоило.
     Љ  великому  сожалению,  далеко  не  всем  счастливчикам, оказавшимсЯ в
эпицентре  интересных  событий,  удаетсЯ  потом  создать  нечто  такое,  что
взволновало бы читателЯ, зрителЯ, слушателЯ. Љак маленькие черепашки, только
что  родившиесЯ на берегу,  мы изо всех  сил  торопимсЯ  к морю, спасаЯсь от
атакующих нас прожорливых птиц, но чем нас больше, чем выше наша скорость  и
чем Ярче  наши способности, тем вернее шансы  кого-то из  нас "добежать"  до
талантливой публикации, до выставочного зала,  до захватывающего  публичного
выступлениЯ.
     Ѓыть  может,  способность  удивлЯтьсЯ вкупе с умением  жить  в "рабочем
состоЯнии" и есть в итоге журналистский талант?
     ‡амысел, факт, тема
     €сточники
     Љак возникает замысел, откуда беретсЯ  тема? - это, безусловно, один из
фундаментальнейших вопросов журналистского мастерства.
     Ќо прежде условимсЯ о терминологии, потому что тема и замысел - не одно
и  то же,  хотЯ  в обиходе мы нередко  сливаем эти понЯтиЯ  в  нечто  целое.
‡амысел, по „алю,  есть "намерение, задуманное дело", и Я готов  считать его
первой стадией рождениЯ  темы. Љстати сказать, вовсе не обЯзательной, потому
что не исключена ситуациЯ, когда замысел и тема  возникают не "в очередь", а
одновременно. ‚ этом случае тема поглощает замысел примерно так же, как ожог
четвертой  степени можно условно  считать "поглотившим"  ожоги  первый  трех
степеней.
     Ќо   обычно  между  замыслом  и   темой  имеетсЯ  дистанциЯ,  некоторое
пространство,  которое  надо  еще преодолеть,  чем-то  заполнив. —аще  всего
замысел - лишь предчувствие темы, достаточно аморфное  и в  некотором смысле
безответственное, как, например: "•орошо бы написать о любви!" џ утрирую, но
все   же  это   пример   замысла.  ‘колько  подобных   ему   могут  остатьсЯ
нереализованными, потому  что им еще далеко до темы, потому  что  они лишены
мыслей, потому  что замысел - стадиЯ, практически мало  к  чему  обЯзывающаЯ
журналиста, а тема  - это уже  реальнаЯ  основа длЯ  сбора  материала  и его
написаниЯ.
     Љаковы же  источники  возникновениЯ замысла? Њне известны два. Џервый -
собственный  социальный  опыт  журналиста,  его информированность  в широком
смысле   этого   слова,   его   знаниЯ.  ‚се  это,   достигнув  определенной
концентрации,  как бы выпадает в осадок в  виде замысла, способного, в  свою
очередь, трансформироватьсЯ в тему, и тогда длЯ газетного решениЯ темы будет
недоставать  только  факта, на поиски которого журналист  и  должен  тратить
силы. ‚торой источник - сам факт, пришедший со стороны и  дающий  толчок длЯ
возникновениЯ  замысла;  тогда  газетчик,  основываЯсь на имеющихсЯ  у  него
знаниЯх, "перерабатывает" замысел в тему.
     ђазумеетсЯ, оба источника накрепко взаимосвЯзаны,  их разделение весьма
условно. “спех в каждом конкретном случае зависит либо от суммы наших знаний
- когда мы имеем дело с фактом как источником возникновениЯ замысла, либо от
нашей вооруженности фактами  - когда замысел и  тема рождаютсЯ "внутри нас".
Џроиллюстрирую сказанное примерами.
     Џо  образованию Я юрист, когда-то  был адвокатом,  и  хотЯ  уже не один
десЯток лет работаю в журналистике, не порываю контактов с бывшими коллегами
по юриспруденции, регулЯрно  просматриваю специальную  литературу и, как  ни
странно,  только  один  раз написал материал,  свЯзанный непосредственно  со
своим адвокатским прошлым. „умаю, есть смысл предложить вашему вниманию этот
очерк, а уж вы сами решите, в какой степени  он поможет нам двигатьсЯ дальше
по курсу.

     €так, материал, опубликованный в журнале "‘мена" в 1997 году.
     „Ќ…‚Ќ€Љ ЌЂ€‚ЌЋѓЋ Ђ„‚ЋЉЂ’Ђ
     (Џервый клиент. Џервое дело. ЏерваЯ взЯтка)
     ‚ремЯ Я мог бы элементарно обозначить датой - и точка. Ќо очень хочетсЯ
снабдить дату  небольшим комментарием. „ело в  том,  что Я  впервые пошел на
работу  в   юридическую  консультацию  по   счастливому  (или   несчастному)
совпадению  в тот  самый день и месЯц, в которые все  десЯть предыдущих  лет
ходил  в  школу, а  потом  еще четыре года  в  институт:  первого  сентЯбрЯ.
ЏризнатьсЯ, Я совершенно забыл об этом совпадении, а наткнулсЯ на него, лишь
когда решил рассказать о  своем далеком прошлом.  „лЯ этого Я  прежде  всего
влез на антресоли у  себЯ дома,  достал  огромный  бумажный мешок с семейным
архивом,  нашел  в нем  толстую тетрадь в картонном переплете  с  заголовком
"„невник стажера-адвоката" и на первой  же странице запись и дату. €  сам не
поверил: надо же такое - первое сентЯбрЯ, да опЯть учеником!
     Љстати,  ведение  дневника было предписано  руководством, но  отнюдь не
испугало:  мне  с  детства  нравились  дневники.  ‚  том же  бумажном  мешке
одновременно со стажерским нашел дневничок, который вел в четырнадцатилетнем
возрасте,  не видел тысЯчу  лет, а тут  не без  интереса  полистал  и  вновь
удивилсЯ: ну фантазер, ну и показушник! ‚от два примера: "Њне говорЯт: брось
пить, курить и  ухаживать за женщинами, и  ты проживешь на пЯть лет  больше.
Ќет, думаю  про себЯ, вы  лучше скажите, что мне  бросить, чтобы продлить не
старость, а молодость?!" €  еще, если позволите:  "“ менЯ  заболел зуб, и  Я
пошел его вырывать,  а  он вдруг  говорит по  дороге:  не надо, не рви менЯ,
вылечи, ведь  после твоей смерти от тебЯ  останусь  только џ!" Љороче, Я уже
тогда был доморощенным  выдумщиком, к тому  же иногда публиковал  заметки  в
журнале  "Џионер",  одним  словом:  "литератор".  €так, Я  должен  был вести
дневник  стажера, точно  знаЯ, что  его  через полгода  отправЯт в президиум
Њосковской  городской коллегии адвокатов, которой Я и был направлен стажером
на консультацию. Ђ  уж  там, в президиуме, старшие коллеги трезво и трепетно
(как Я  представлЯл  себе)  прочитают  мои  записи  и  прочие  сопутствующие
документы, в  том числе  характеристику моего шефа-адвоката …фима ‹азаревича
‚акмана, и, оценив все это, решат: созрел ли Я длЯ перехода из младенческого
стажерского состоЯниЯ в самостоЯтельный адвокатский полет.
     ’ак, собственно, и произошло,  хотЯ другой на моем месте об этом случае
в своей биографии, возможно бы, и умолчал.  Ќа заседании президиума выступил
один из самых знаменитых адвокатов страны Њатвей Ђлександрович Ћцеп, который
почему-то не поленилсЯ прочитать мой дневник (подозреваю здесь происки моего
незабвенного шефа …фима ‹азаревича, нежно ко мне относившегосЯ), и сказал, а
Я слышал, поскольку  был царственно допущен  в зал заседаниЯ: "Ќу-с, дорогие
коллеги,  позвольте  поздравить  вас  с  приходом  в наш  славный  коллектив
молодого и, возможно, самого талантливого писателЯ (пауза) среди адвокатов и
самого талантливого  адвоката (пауза) среди  писателей!" Џрежде чем раздалсЯ
хохот, поднЯлсЯ  другой корифей, Ќиколай ‚асильевич Љоммодов:  "џ понЯл так,
ЊотЯ, что  мы можем  с тобой спокойно  помирать?"  Ќа сей  раз  вскочил Я  и
позволил себе воскликнуть:  "†ивите,  не  помирайте, ради  Ѓога,  иначе  мне
придетсЯ  немедленно отклонить ваше решение о  переводе в адвокаты", - после
чего  раздались  наконец  мех  и  аплодисменты. Љак  Я понимаю, аплодисменты
звучали   в   адрес   старых   и   мудрых    адвокатов,   чьЯ    ироническаЯ
доброжелательность всегда была выше всЯческих похвал, а  смех Я самокритично
принЯл на себЯ.
     ‡амечу  попутно,  что  после  такого  триумфального  приема  в  "личный
состав",  Я несколько  раз побывал  в процессах специально  длЯ того,  чтобы
увидеть  корифеев  в  деле.  Џоследний  раз, помню,  мне  удалось попасть  в
судебное заседание и услышать ЌиколаЯ ‚асильевича Љоммодова, который слыл не
только  высоким профессионалом,  но  и  комическим  путаником  слов,  и  был
вознагражден очередным его перлом,  свЯзанным со словом "унисон": "“важаемые
товарищи судьи, - сказал Љоммодов в защитительной речи, - на предварительном
следствии  мои  подзащитные  говорили  вразброд,  зато  в суде,  как вы  уже
слышали,  и Я прошу вас это  обстоЯтельство непременно учесть  при вынесении
приговора,  оба дружно говорЯт в унитаз!" ‚ зале была мертваЯ тишина: судьи,
конечно,  понЯли, что хотел сказать адвокат, но из почтениЯ к  нему  сделали
вид, что  услышали  то, что и хотел произнести Љоммодов,  да  и  подзащитные
насладились блистательной речью и логикой корифеЯ. Џотом,  много лет спустЯ,
когда наших  замечательных  стариков уже не было  на свете, Я увидел в  зале
президиума Њосковской коллегии  адвокатов портреты  многих ушедших коллег, и
среди них были Њатвей Ђлександрович с Ќиколаем ‚асильевичем, причем портреты
их висели рЯдышком, но остались  они вместе не только на портретах на стене,
но и в моей благодарной памЯти.
     ‚ернусь,  однако,  в  консультацию.  Џрежде чем выступил на  президиуме
Ћцеп,  Я  полгода  стажировалсЯ  под  присмотром  ‚акмана, одного  из  самых
авторитетных  специалистов  по  авторскому  праву,   причем  мне  невероЯтно
повезло, поскольку Я сразу взЯл крен не на уголовные дела, а на гражданские,
мне  любезные,  и буквально  искупалсЯ  в  авторском законодательстве.  …фим
‹азаревич был  человеком  мЯгким, никогда не повышал  глуховатого голоса,  а
если бы  и  захотел  повысить,  ничего  бы не получилось:  просто  так  были
устроены его голосовые свЯзки, будто сама природа сконструировала их еще при
рождении ребенка,  которому суждено было именоватьсЯ интеллигентом. ‚прочем,
мЯгкий характер и тихий голос не  мешали  ‚акману  быть адвокатом  упорным и
даже жестким, но  никогда  не терЯющим вежливости и спокойствиЯ даже в самых
сложных или нервных перипетиЯх судебных заседаний.
     ‘ начала стажировки еще  один из  старых адвокатов консультации, Ђдольф
€льич  Љапелевич,  взЯвший  надо мной добровольное  шефство, однажды сказал:
"Љоллега, вам предстоит период первоначального накоплениЯ страха и смелости,
без которых вы никогда  не  станете  классным  адвокатом". —то  имел в  виду
Љапелевич,  Я в ту пору  не оценил, но на  ус, конечно же, намотал,  а потом
вдруг понЯл:  страх и смелость - это не что иное, как опыт! ‚прочем, мне уже
тогда  была известна печальнаЯ  вольтеровскаЯ  констатациЯ:  "ЋпережаЯ опыт,
приходит смерть". Ќо скажите, кто из молодых и  начитанных избежал искушениЯ
добитьсЯ  того,  чтобы  смерть все  же пропустила опыт впереди себЯ,  наивно
полагаЯ, что удастсЯ обмануть природу?  џ, к сожалению, и был таким молодым.
€так,  завершаЯ  представление  времени, к которому  непременно должен  быть
привЯзан  мой будущий  рассказ, добавлЯю к  уже известным дню и месЯцу еще и
год: 1951.
     ‘тало быть, сорок шесть лет тому назад? ‘ ума можно сойти: целаЯ жизнь!
„о  кончины  ‘талина надо  было прожить  долгих два  года,  а уже витало над
головами   зловещее  "дело  врачей",  уже   раскручивалась  кампаниЯ  против
космополитов  и формалистов,  еще  сидели  в  лагерЯх  миллионы, еще шепотом
говорили  интеллигенты  на  кухнЯх  даже собственных квартир  -  хорошенькое
времечко  досталось  мне:  вступай   в  жизнь,  как  хочешь,   бессильный  и
бессловесный  адвокат!  Љак  в   старом  анекдоте,  когда  идущий  на  казнь
приговоренный спрашивает у конвоира: "Љакое сегоднЯ число?" - "’ринадцатое".
- "Ђ какой день?" - "Џонедельник". - "Ќичего себе, неделька начинаетсЯ!"
     ’еперь  Я  готов  представить место  действиЯ:  мою  родную юридическую
консультацию ‹енинского района  Њосквы, котораЯ находилась на улице ЏолЯнка,
3/9 (обычно номер дома мы произносили одним словом, как бы сплавившим цифры:
"тридробьдевЯть"). ‚ысоченный домище с тремЯ или четырьмЯ подъездами, причем
наш  был,  кажетсЯ, вторым от угла и отличалсЯ от других  тремЯ ступеньками,
лежащими полукругом на тротуаре перед дверью в консультацию. Џомню полукруг,
как будто вижу сейчас, хотЯ не был там, наверное, лет тридцать.
     ЉонсультациЯ была на первом этаже, и клиенты, поднЯвшись по ступенькам,
открывали  с  улицы  дверь прЯмо к  нам:  небольшой тамбур  со стульЯми  длЯ
клиентов, ожидающих  своей очереди, а  следом  за тамбуром - большаЯ комната
метров  восемь  на четыре. ‚ комнате  два  рЯда  письменных  столов, и возле
каждого по  два  стула (один длЯ адвоката, другой  длЯ клиента).  Љогда  все
дежурные адвокаты собирались вместе и рассаживались за столами, то  казались
пассажирами автобуса,  поскольку  видели  затылки  друг  друга.  ЂналогиЯ  с
автобусом подтверждалась большим окном вместо стены, выходЯщим на улицу:  мы
видели все, что было за окном, и улица видела все,  что  было в  "автобусе".
Ѓыли  еще три маленькие комнатки, в  одной сидел заведующий консультацией, а
две  другие  были  предназначены  длЯ  конфиденциальных  бесед  адвокатов  с
клиентами, если была в них нужда.
     …ще не забыть сказать, что  за особым столом при входе сидела секретарь
консультации ‡инаида €льинична, котораЯ, как кондуктор, объЯвлЯла остановки.
"‘има Ћсиповна, гостью примете?", "‘ергей  ‘ергеевич,  милый, к  вам пришли,
можно?",  "Љлиент к ‘танкевичу!", когда же публика шла, как у  нас говорили,
"с улицы", секретарь возглашала иначе: "€рочки џрославскаЯ или ”илатова, кто
примет   клиента?"  ‚   комнате  "висел"   несмолкаемый  "смог"  непрерывных
разговоров адвокатов с клиентами (актеры называют такой шум "гур-гуром"), но
когда   к  вечеру  возвращались  в  "альма-матер"  адвокаты  после  судебных
заседаний,  тут уж "гур-гур" нельзЯ было перекричать даже воплем  "караул!",
это был "конец света".
     Ѓоюсь,  мне придетсЯ остановить самого себЯ,  но сделать это не просто.
’ак  случалось, что, кроме каких-то случайных  и небольших  фрагментов,  мне
никогда не приходилось писать об адвокатуре, хотЯ мое сердце всегда и поныне
принадлежит ей. € вот только сегоднЯ Я взЯлсЯ сказать несколько добрых  слов
о своей неудачной любви. ‚переди три истории - новеллы, которые обозначились
в  памЯти. Ќо едва Я  прикоснулсЯ  всего лишь  к прелюдии, как почувствовал:
приник к источнику живительного напитка с ненасытной жаждой, утолить которую
уже  невозможно,  и  стал  превращатьсЯ  в  жадного   собственника,  ревниво
оберегающего тему. Ќет услады  и горечи больше  той,  что  пережил каждый из
нас, способный сказать, как о первой лю