утых  в трЯпье, перепачканных
грЯзью,  голых, изуродованных, побитых, омерзительных, бесшумно ступающих по
камнЯм  дороги.  Ќе  стукнет  по  ним  каблук,  ни  одна  подошва.  ќти ноги
принадлежат призракам и ступают мЯгко, словно ватные ноги кукол...
     €  все-таки  на  всех  -  юбки  -  пусть  засаленные, чиненые, - но они
указывают,  что  это  ведут женщин. Ќад ними висит каменное молчание. ‘мешок
или  обрывок  шутки  прозвучали бы кощунственно - богохульством, разорвавшим
сосредоточенную тишину заупокойной службы.
     ќти  бесконечные  рЯды  автоматов  с  изношенными  пружинами,  одни  за
другими  шагают  неслышно,  словно  видение.  ќто - призраки, еще никогда не
порождавшиесЯ  человеческим  воображением.  Њежду  движущимисЯ  ногами робко
запутываютсЯ  лучи  заката:  они  мерцают  как  свечи, то гаснущие, то вновь
вспыхивающие.
     ќтап,  занЯвший  дорогу во всю ширину, подошел к распахнувшимсЯ воротам
в опутанной колючей проволокой ограде.
     ‡доровые  смуглые парни, шагающие по бокам этапа, покрикивают и изредка
щелкают  длЯ  развлечениЯ затворами. Ћни жизнерадостны и ступают пружинисто,
бодро...
     € присмиревший вечер меркнет. Ќаползают сумерки...

     1949 г.


                                   ѓлава
                                  „…‘џ’Ђџ

                           Џо дороге декабристов

     - ‘обирайсь с вещами!
     џ  только  что задремал, подложив под голову холщовую сумку с остатками
бельЯ,  но  тотчас  привычно  вскакиваю. Ћсторожно потЯгиваюсь: сильно болЯт
лопатки и кости таза - успел-таки отлежать.
     Ќас  в  камере  человек  двадцать - этапируемых из разных тюрем. ‚се мы
можем  сказать,  откуда  поступили,  но  не  знаем,  куда  нас  везут.  ’ак,
гадаем... и ждем.
     ѓремит  замок.  ‘  надзирателем  -  корпусной  со  списком. Ћн с порога
привычно   четко   и  повелительно  называет  несколько  фамилий.  Ќикто  не
откликаетсЯ.  —ертыхнувшись,  поспешно  убегает.  „верь  снова  запирают. Њы
спешим улечьсЯ.
     ‘нова   кладу   сумку   в   изголовье,  бережно  убираю  очки  и  долго
примащиваюсь, чтобы меньше врезались доски.
     ‚  потолке  неЯркаЯ  лампочка  на  голом шнуре, окна в решетках наглухо
забраны  козырьками,  не  разберешь, день ли, ночь ли. џ окончательно сбилсЯ
со  счета,  но  какое  это  имеет значение? ‚от если бы удалось часок-другой
поспать, было бы славно.
     Ќеобычное  длЯ  тюрем  отсутствие  тишины. Ќи на минуту не затихает шум
шагов:  то  громкие,  то  отдаленные,  они  раздаютсЯ над головой, доносЯтсЯ
сбоку,  как  будто  с  лестниц;  иногда топот наполнЯет коридор. ‹юди спешат
мимо  нашей  двери,  почти  бегут.  Њы зачем-то пытаемсЯ определить, сколько
прогнали  мимо  человек.  ‘лучаетсЯ,  кто-нибудь  из  проходЯщих прильнет на
секунду  к  глазку, что-то второпЯх неразборчиво крикнет - какую-то фамилию.
‚се настораживаютсЯ.
     Ќаступает  и  наша очередь. ‘писок на этот раз совпадает, и нас выводЯт
из  камеры;  в  коридоре  бегло  пересчитывают, ставЯт в пары и уводЯт: один
надзиратель  впереди партии, второй - сзади, подгонЯет отстающих. ‚верх-вниз
по  лестницам,  вдоль длинных коридоров, опЯть лестница, снова коридор - уже
в  другом  корпусе.  Ќадзиратель  коротко переговариваетсЯ с коридорным, тот
лениво  встает с табуретки, перебирает свЯзку ключей и идет отпереть одну из
камер.  Њы быстро занимаем места. ’е же нары, намордники на окнах, лампочка,
свисающаЯ  с  потолка,  и  параша.  Љто-то  развлекаетсЯ,  перечислЯЯ номера
камер, в которых уже перебывал за сутки... …ще не конец!
     Ѓывает,   кого-нибудь  отделЯют  -  выкликнут  одного  и  уведут.  €ли,
наоборот,  подбрасывают новичка. …го вЯло расспрашивают: откуда, давно ли на
пересылке?  €  вовсе  не  гневно:  не  встречал  ли  такого-то?  Ќет  смысла
интересоватьсЯ.    Ѓывает,   пока   перегонЯют,   передний   конвоир   вдруг
заматеритсЯ,  всех  останавливает и гонит назад или резво бежит к двери и ее
захлопывает.  ќто  значит - напоролись на встречную партию: перемешаемсЯ, не
скоро  потом  нас  разберешь.  Ќо  частенько,  входЯ  в один конец коридора,
видим,  как  исчезает  в  противоположном  хвост  другой партии. Ђ на маршах
лестниц  всегда  гулко  отдаютсЯ - внизу или над тобой - топот ног, стуканье
деревЯнных  чемоданов  и  терханье  мешков о стены, возгласы, подхватываемые
эхом   пролетов.   Ѓывает,  что  с  коротким  списком,  чаще  с  одной-двумЯ
фамилиЯми, приходЯт в камеру по нескольку раз: это значит - потерЯли.
     ’акие   поиски  нам  на  руку:  чтобы  напасть  на  след  затерЯвшегосЯ
этапируемого,  приостанавливают  формирование партий, а именно длЯ этого нас
тасуют   и   перетасовывают   по  камерам,  подбираЯ  в  эшелоны,  регулЯрно
отправлЯемые  с  какого-нибудь  из  девЯти  московских  вокзалов.  Ќу что ж,
все-таки передышка: поспим.
     ‘колько?  ќто  никак  не  определишь - три минуты или час. ‚се равно не
выспишьсЯ  к  очередному  "‘оби-райсь!".  ’олько все больше балдеешь от этой
карусели: камера, коридор, лестница; камера, коридор, лестница.
     Џлохо  тем,  у  кого  уцелело  барахло,  тЯжелаЯ одежда: бросить жалко,
перетаскивать  мочи нет. „а еще стеречь! ’ем более что всю эту гимнастику мы
проделываем  как свЯзанные. Ќа пересылке первым делом отобрали ремни, только
что возвращенные железнодорожным конвоем.
     Ѓез них сваливаютсЯ штаны, и их приходитсЯ одной рукой поддерживать.
     •орошо  бы  знать,  что  сейчас - вечер, глубокаЯ ночь или близко утро:
тогда  бы  раздали  пайки,  кипЯток.  ’вердо  знаю,  что  привезли менЯ сюда
примерно  в  полдень:  Я  мельком  видел  часы  на Љурском вокзале, пока нас
выгружали из столыпинского вагона.
     Џо  городу  везли  как  будто  недолго,  хотЯ  в этих наглухо закрытых,
набитых  до  отказа  "воронках"  темно,  нельзЯ  ни сесть, ни выпрЯмитьсЯ, и
времЯ  тЯнетсЯ  куда  как долго. ‚ Њоскве нас, правда, не упрессовывали, как
случалось  в  других  городах,  дюжие  развеселые  конвоиры,  врезавшиесЯ  с
разбега плечом в застрЯвших в задней двери машины.
     Ћгромный,  тщательно  подметенный  двор  тюрьмы. ‘ трех сторон - ровные
рЯды  козырьков  на  окнах  в  высоченных  стенах.  ‘ четвертой его замыкает
карбас  -  кирпичнаЯ  оштукатуреннаЯ  стена  в  три  этажа высотой. Ќа славу
выбелены и корпуса тюрьмы.
     Ќа  этом  дворе непрерывное движение машин, громоздких черных "воронов"
и  "воронЯт".  Ћдни  выстроились  у  ворот, сигналЯт десЯтку привратников со
свистками   и   кобурами,   другие   стоЯт   у  дверей  корпусов:  выгружают
доставленные  с  вокзалов  партии или сажают отправлЯемых. ‚сюду деЯтельные,
самоотверженные,   носЯщиесЯ   рысцой  надзиратели  со  списками  и  пачками
формулЯров,   стажеры   в   синих   халатах   -  длЯ  шмонов.  €дет  деловаЯ
круглосуточнаЯ  "отправка-приемка".  €  многотенные створки тюремных ворот в
непрерывном движении: впускают и выпускают, впускают и выпускают.
     ’ак что во дворе круглосуточно:
     - €ванов?
     - џ.
     - Џетров?
     - џ.
     - €ванова?
     - ‡десь.
     - Џетрова?
     - ’ут Я.
     €з   одних   дверей,  как  с  конвейеров,  выходЯт  и  выходЯт  люди  -
обносившиесЯ,  заросшие,  серые,  груженные  мешками, обшарианными фанерными
чемоданами,  узлами,  и  выстраиваютсЯ  у  машин.  ЏодгонЯть не надо: их так
нашустрили,  пека  перебрасывали  из  камеры  в  камеру, с этажа на этаж, из
корпуса  в корпус, что они сами по инерции все делают бегом. ‚се они следуют
к  месту  заключениЯ  или  отбывать  срок  ссылки. ‚ другие двери втекает со
двора  непрерывный,  но разбитый на мелкие партии поток - это осужденные или
подследственные   из   районных   или   областных  тюрем.  ЉраснопресненскаЯ
пересыльнаЯ   тюрьма  обслуживает  только  провинцию  -  о  столичной  жатве
заботЯтсЯ ЃутырскаЯ и прочие тюрьмы Њосквы.
     „лЯ  привозимых  -  обЯзательнаЯ банЯ, с последующим стоЯнием в очереди
за  барахлом,  в  сто  первый  раз  прожариваемом в вошебойках. Џотом беглаЯ
проверка  и  -  странствование  по  этажам  пересылки  с бросками, паузами и
остановками.
     Ќадзиратели  сбиваютсЯ  с  ног,  хрипнут от мата. ‡а оградой и во дворе
сигналЯт  "вороны".  ’ут  круговорот,  чертов  омут,  Њальстрем, вбирающий с
областей   ручейки   и  потоки,  чтобы,  перемешав  и  рассортировав,  снова
извергнуть  вон...  €  так  ежедневно, без праздников и выходных, неделЯми и
месЯцами  подрЯд. „линными годами. Ђ народу все много, как ни прожорлив этот
спрут.
     „олго  ли  тут  задерживаютсЯ? „а по-разному: кто отделываетсЯ сутками,
иной   застревает   на  недели  и  даже  месЯцы.  Њне  как-то  все  равно  -
задерживатьсЯ  здесь  или  следовать  дальше.  ђазумеетсЯ,  тут  беспокойно,
одурЯющаЯ суета, но ведь и впереди - не родной дом.
     ’ечениЯ  и  сквознЯки пересылки подхватили и кружат - в глазах рЯбит от
ступеней  и  железных  ограждений, проволочных сеток, решеток. ‹Язг и грохот
дверей  доносЯтсЯ  и  сквозь сон. €ногда слышу, что выкликают мою фамилию, и
оглЯдываюсь:  почему  никто  не  отзываетсЯ?  Ќет  такого...  ќто  Я  совсем
закружилсЯ - до одурениЯ.
     €зредка  кому-нибудь  в  камеру  приносЯт  передачу:  родные разыскали.
Ѓывают  и  свиданиЯ. џ гадаю: мог ли кто из моих узнать, что менЯ вывезли из
областной  тюрьмы?  ‚рЯд  ли. …ще в Љалуге Я узнал, что ‘офьЯ ‚севолодовна в
отъезде,  тесть  скончалсЯ...  ’ак  что "не надейсЯ и не жди!", как поетсЯ в
песне.  ’ем  более  что все сыты по горло моими приключениЯми, не стало мочи
менЯ   опекать...   €   все-таки   червЯчок  гложет:  при  всЯком  вызове  Я
настораживаюсь.
     ‹Язгают  замки, хлопают решетки, коридоры и лестницы гудЯт от тысЯч ног
-  подлиннаЯ симфониЯ ленинизма в действии! € отлично, что все мое достоЯние
-  полупустаЯ сумка с бельем. …два хлестнет из глазка "‘обирайсь с вещами!",
Я подхватываюсь и сажусь на край нар в боевой готовности.

        x x x

     Љалужское  мое  сидение  сложилось  не  слишком  благополучно - Я почти
сразу  попал  в тюремную больницу и большую часть времени пробыл в ней, - но
в  смысле  следственных волнений оказалось непревзойденно спокойным. …два ли
не  в день ареста менЯ вызвал смуглый, коротконогий майор ’абаков - Я твердо
запомнил фамилию - старший следователь отдела, ведущий мое "дело".
     - •очу  с  самого  начала поставить вас в известность, - любезно сказал
он,  -  что  мы вас ни в чем не обвинЯем, но оставить на воле не можем: вы -
повторник,  и  мы  вынуждены  вас  изолировать.  „адим  вам срок - он будет,
очевидно,  минимальным.  Ќе  могу  пока  сказать,  будет  ли  это лагерь или
дальнЯЯ  ссылка  -  это  определит  Њосква.  ‘колько  продлитсЯ? ‡атруднЯюсь
сказать:  вас  ведь  много...  Ќо  рекомендую - наберитесь терпениЯ, вы - не
новичок.
     џ  не  взорвалсЯ, не стал вопить о беззаконии. ‚ самом деле, проводитсЯ
продуманнаЯ   государственнаЯ   мера   -   вылавливаютсЯ  все  бывшие  зэки,
постепенно  просочившиесЯ  в  центральные  области,  и отправлЯютсЯ по давно
заведенному  на  ђуси  порЯдку  "dans le pays de Makar et de ses veaux", как
коверкал  еще  у  „остоевского  ‘тепан  ’рофимович исконную нашу поговорку о
пределах,  недоступных  длЯ Њакара и его телЯт. „аже изобретена формулировка
-  "повторник"!  —ем  она уступает "пш" или "чсвн", какие Я приводил в своем
месте?  “  менЯ  за плечами четыре судимости, вполне справедливо влепить мне
срок, раз Я все не угомонюсь, продолжаю бременить землю...
     €  Я  заговорил  о  своих  делах  - прежде всего о лечении. Џотребовал,
чтобы  было  доставлено  с  квартиры  и  отдано  тюремному врачу лекарство -
бесценный  по  тому  времени,  добытый  длЯ  менЯ  с  великим трудом Љорнеем
—уковским  и  писателем  ’реневым,  сыном  драматурга,  пенициллин. Њайор не
отказал,  и  к  моей  хозЯйке был отрЯжен сотрудник, но двадцати драгоценных
ампул  не  оказалось:  фельдшерица - увы! - знала им цену. ’о был за всю мою
долгую  зэковскую  карьеру  всего  второй - после истории с ‘ыромЯтниковым в
Ђрхангельске   -   из   трех   случаев,  когда  моим  бесправным  положением
мошеннически  воспользовались. ’ретий оставил еще более гадкое воспоминание,
потому  что  присвоила  себе  мои  деньги фрондирующаЯ дама, размножавшаЯ на
машинке неопубликованные стихи Џастернака.
     Њарина   ЃарановскаЯ   сделалась   моей  присЯжной  машинисткой.  Љогда
оказалось,  что  издательство  не может заключить договора с "беспаспортным"
на   переведенную  мною  "€сторию  Ђцтеков"  ЃрайЯндта,  Я  попросил  Њарину
выступить  в  качестве  подставного лица. ‘ издательством все уладилось, оно
даже  согласилось опубликовать книгу без упоминаниЯ фамилии переводчика, и с
этим  Я...  сел  в  Љалужскую  тюрьму.  ќто не помешало моим ацтекам увидеть
свет,  однако  "les  absents  ont  toujours  tort" - отсутствующие всегда не
правы,  и на титульном листе было выставлено "перевод Њарины Ѓарановской". €
она  же  положила  себе  в карман весь гонорар - до копейки! ‘ брезгливостью
вспоминал   Я   потом   нервиче-ческие   капризы  эстетствующей  машинистки,
прикрывавшей игрой в утонченность чувств элементарную подлость.
     Ќо  это  Я  узнал  много позднее, из прекрасного далека, а пока коротал
дни  в  грЯзной и запущенной, переполненной областной тюрьме. ‡а те полгода,
что  Я  в  ней  пробыл,  ко мне не более двух-трех раз приезжал следователь,
что-то   у   менЯ   спрашивал,   чтобы   создать   видимость   следственного
делопроизводства  -  вложить  в  соответствующую папку протокол допроса... ‚
дело   шли   даже   наши  диалоги  по  поводу  месЯцев,  проведенных  ‘офьей
‚севолодовной  в занЯтом немцами ЊалоЯрославце, олввно Я не был в то времЯ в
лагере!
     Џришел  конец  и  этой  игре,  которую вели, кстати сказать, на высоком
уровне  законности:  знакомили  с  "материалами"  дела, предлагали встречу с
прокурором,   заставлЯли   расписыватьсЯ   в   санкционированном  юридически
надрером   продлений   срока   следствиЯ...  —екистский  балаган  закончилсЯ
постановлением  Ћсобого совещаниЯ, приговорившего менЯ к десЯтилетней ссылке
в  отдаленных  районах  ‘‘CP. „есЯтка была в те годы и вправду "минимальным"
среком!
     џ,  разумеетсЯ, обрадовалсЯ. Ћбстановка в тюрьме была тЯжелой, мои силы
таЯли.  ‚  камерах  бесчинствовали  уголовники,  начальство  им мирволило, и
случаи  насилий и издевательств не переводились. Џрестиж старого соловчанина
несколько  ограждал  менЯ  от шпаны, да и отбирать было нечего; но Я слабел,
хирел,  и  условиЯ  пугали. ‘ незалеченным туберкулезом гортани отправлЯтьсЯ
на  ‘евер  выглЯдело  страшновато,  однако  во мне тогда стали снова оживать
надежды  на  одолимость  зла.  €  было  ощущение,  что вопреки всему обо мне
печетсЯ  ЃлагаЯ ‘ила. ’ак что Я вовсе не в безнадежном настроении отправилсЯ
на этап, о котором знал только, что путь предстоит далекий и трудный.
     Ћн  началсЯ  с  џрославского  вокзала,  где сколоченный солидный этап -
более  шестисот  человек  -  погрузили  в теплушки. ђазумеетсЯ, и тут от нас
скрывали  место  назначениЯ, но мы теперь могли догадыватьсЯ, что путь наш -
на ‚осток, очевидно, за “рал.
     „оставить  до  места  не  торопились - везли с дневками во всех больших
городах,  в  тюрьмы  отводили  пешими  колоннами,  по  проезжей  части улиц.
Љонвоиры  с  при-мкнутыми  штыками сурово покрикивали не только на нас, но и
на  глазевших  горожан,  замешкавшихсЯ  отойти  в  сторону. Џраво, воскресни
какой-нибудь  полицейский  чин,  отошедший  в  лучший мир еще при Ђлександре
III,  и  попадись  ему на одной из бесконечно длинных привокзальных улиц наш
этап,  он бы порадовалсЯ живучести традиций тюремщиков: все те же нестройные
рЯды  затурканных  арестантов,  те же бравые солдатушки в серых шинелЯх и те
же  окрики  и  команды,  приправленные сочной руганью. Ћн бы даже восхитилсЯ
(или  оторопел) разворотом деЯтельности своего ведомства - такие многолюдные
партии  ему  видеть  не  приходилось  никогда.  Ќо,  может  быть,  отчасти и
огорчилсЯ: не было шашек наголо и аккомпанемента - кандального звона.
     Њы  шагали,  погруженные  в  угрюмое  свое  безразличие, про себЯ клЯнЯ
канитель  с  высадками  из вагонов, пыльные булыжные мостовые, осточертевшие
процедуры   перекличек,   обысков,   санобработок.   €  недосЯгаемой  мечтой
мерещилсЯ  эшелон  прЯмого назначениЯ, который мчал бы день и ночь до места!
Ќо  такого  длЯ рЯдовой советской арестантской скотинки не было, и Я побывал
в  тюрьмах всех областных центров ‡ападной и ‘редней ‘ибири, в ‚ологодской и
‘вердловской.   €  мог  бы  по  свежим  следам  составить  славное  описание
имевшихсЯ  там  тюрем  -  от  старых,  со  сводчатыми кирпичными потолками в
камерах   и  с  выстланными  каменными  плитами  коридорами,  перестроенных,
обновленных  и  расширенных, до воздвигнутых тщанием ‚едомства, рассчитанных
на  неиссЯкаемые  многотысЯчные  потоки арестантов, - многоэтажных, с гулким
колодцем и беспотолочными коридорами, обслуживаемыми центральной вахтой...
     ’еперь   все   это   стерлось   в   памЯти,  отложилось  общим  тЯгучим
воспоминанием  о  двухмесЯчной  дороге в тесноте, сутолоке, с круглосуточным
дерганием   в   изнурительном,  озлоблЯющем  многолюдий:  ни  одной  секунды
наедине!  € были мы все настолько обезличены и обколочены этими бесконечными
тЯготами,  что  стали все как бы на один покрой: орда забитых нерассуждающих
людей  с  вытравленным  чувством  собственного  достоинства,  но  живучих  и
цепких,  неспособных  возмутитьсЯ  и протестовать - разве на лакейский манер
исподтишка  про  себЯ  огрызнутьсЯ...  Ѓыло  бы  даже невозможно ответить на
вопрос:  кто  такие эти набившие два десЯтка теплушек люди? ђазные возрасты,
фигуры,  масть,  но  до  скрытой  обличием  этапируемого  арестанта  сути не
доберешьсЯ...
     Џомню,  какой  неожиданностью  было  узнать,  уже  под  конец  пути,  в
средневозрастном  соэтапнике,  обрЯженном во что-то заношенное и мешковатое,
ничем  решительно  не  выделЯвшемсЯ,  с  нерЯшливой  щетиной  на подбородке,
московского   инженера,   сына  предводителЯ  дворЯнства  одного  из  уездов
’ульской губернии!
     ‚  строю  на  перекличке  Я  услышал,  как  стоЯщий  рЯдом отозвалсЯ на
фамилию  ‘вентицкий,  хорошо  мне  запомнившуюсЯ  по  разговору  с кем-то из
старших  детей ’олстого. Ћни рассказывали, что, назвав одного из лиц в своем
романе,  отец  воспользовалсЯ  фамилией знакомого ему помещика Љрапивенского
уезда,   служившего   по   выборам.   џ   рискнул   спросить.   ЊоЯ  догадка
подтвердилась,  хотЯ  и  шепотом,  хотЯ  и  с  оглЯдкой. ‘ергей ‚ладимирович
принадлежал  той  породе  вышколенных  советских специалистов, что научились
носить   маску   безоговорочной  преданности  вождю  и  партии,  никогда  не
откровенничали  и,  как  позорное клеймо, утаивали принадлежность к прежнему
"благородному"  сословию.  Ќадо  было,  должно быть, съесть пуд соли с таким
‘вентицким,  чтобы  распознать  в  нем следы воспитанности, некоторую общую,
хотЯ  и  очень  поверхностную  культуру,  запрЯтанные  за  грубостью манер и
выражений,  свойственных  прорабу-строителю,  деликатность  и  даже  остатки
кастовой  предубежденности. Ќам пришлось прожить с ним несколько лет в одном
селе,  и  у  менЯ  были  случаи  убедитьсЯ  в отзывчивости этого порЯдочного
человека, принЯвшего обличие советского бурбона.
     ЉрасноЯрскаЯ     тюрьма     оказалась    последним    пунктом    нашего
железнодорожного  путешествиЯ.  Ћтсюда,  после  растЯнувшегосЯ больше чем на
месЯц ожиданиЯ, менЯ отправили - уже по …ниеею - на ‘евер.
     Ѓыло  нечто  символическое  в  том,  что  нами  набивали  трюмы старого
колесного  парохода,  некогда  доставившего  ‹енина  в  минусинскую ссылку и
носившего  имЯ  “льЯновых  ("ЊариЯ  “льЯнова").  ‘удно,  сподобившеесЯ иметь
своим   пассажиром   ссыльного   поселенца  ‚ладимира  “льЯнова,  етало,  не
расставаЯсь  с  его именем, верно служить делу обращениЯ ‘ибири в гигантскую
каторжную  территорию.  ‘тав  этакой  баржей  •арша,  перевозившей в суровые
северные   пределы   бессчетные   тысЯчи   неприкаЯнных  душ,  целые  группы
населениЯ,  даже  народности,  расправами  с  которыми власть укреплЯла свою
непререкаемость...  Џодлинное,  прежнее  название  судна "‘вЯтитель Ќиколай"
позже  было  ему возвращено, когда пароход стал экспонатом музеЯ революции в
ЉрасноЯрске.  Ћно  стоит  на  приколе  у  городского  причала, выкрашенное и
пустое,  с русским трехцветным флагом на корме и выведенным золотыми буквами
названием  на  носу.  Ќо  чудо  возвращениЯ  христианского имени - увы! - не
символ  и  не  обещание:  уже  никогда  не  вернетсЯ  на ђусь —удотворец Њир
‹икийских...
     џ  задаюсь  праздным  вопросом:  открылись  бы у советских людей глаза,
если  бы  рЯдом с золотыми буквами названиЯ стоЯли цифры - шести-, а вернее,
семизначные,  указывающие  число  невинных людей, отправленных на этом судне
за сталинское времЯ в лагерЯ и ссылку?
     ‘плывали  мы по …нисею несколько дней, но видеть великую сибирскую реку
не  пришлось  -  на  палубу  нас  не выпускали. Џодобравшись по низким нарам
вплотную  к  иллюминатору,  изогнувшись  под  нависшим потолком, можно было,
прильнув  к  толстому  мутному  стеклу,  увидеть ‹€њ крохотное пространство
воды,  с  воронками  и узорами стремительного течениЯ. Ѓыло тесно, смрадно и
тоскливо. ќтот последний участок пути казалсЯ особенно нудным и длинным.
     €  наконец  свершилось:  пароход пришвартовалсЯ у очередной пристани, и
нам  скомандовали  выходить  с  вещами.  ‚  густой темноте ночи - это было в
исходе  сентЯбрЯ - за пределами тускло освещенных мостков дебаркадера ничего
увидеть  было нельзЯ. ѓде-то в кромешной тьме под ногами всплескивала струЯ.
Ќас завели в пустые пассажирские помещениЯ пристани и там оставили до утра.
     ’оропившиесЯ  восвоЯси  конвоиры  поднЯли  этап  затемно  и, выстроив в
последний  раз  и пересчитав на пустыре против пристани, повели по пустынной
улице,  унылой  и  неприветливой.  ’емные  избы, глухие ворота в бревенчатых
заплотах,  бродЯчие  тощие  собаки,  дощатые  узкие  мостки без единой живой
души...  Џротив  одного  из  этих  слепых  домов  попросторнее,  с  вывеской
"комендатура   Њ‚„",  нас  остановили,  сгрудив,  скомандовали  "вольно",  и
конвоиры,  отойдЯ  в  сторону,  закурили  и  по всем признакам приготовились
ждать.  ‡а  нами  почти  не  приглЯдывали, нас не одергивали, как бы наперед
знаЯ,  что  сбежать  тут  некуда,  -  край  света. € мы порасселись, кто где
нашел:  по  краЯм  мостков,  на  завалинках  ближайших  изб,  вытащенных  из
поленниц чурках.
     Ќе  заставила  себЯ  ждать и главнаЯ персона ожидаемого заключительного
действа  -  местный  комендант,  которому  предстоЯло  поставить подпись под
актом  приемки  нескольких  сот  ссыльных  душ.  ќто был тщедушный, курносый
человечек,  облаченный  в  длинную  кавалерийскую шинель до пЯт, сидевшую на
нем  подрЯсником.  ‚ыступал  он,  впрочем,  важно,  с большим пальцем правой
руки,  по-генеральски  заложенным  за  борт  шинели,  и  разглЯдывал  нас  с
начальственным прищуром.
     Џока  всех по одному выкликали, подводили к столу, где мы расписывались
в  ознакомлении  с  обЯзанностЯми  ссыльных  и  карами  за нарушение режима,
вокруг  нас  стали  собиратьсЯ  местные жители, обрЯженные в большинстве как
наш  брат  арестант  -  в  телогрейки  и  бушлаты. ЏоЯвились и представители
леспромхоза,  смахивающие  на  лагерных  нарЯдчиков. Ћни тотчас приступили к
отбору   рабсилы:   с  нами  прибыли  списки  лиц,  заранее  назначенных  на
лесозаготовки..  Ќе были включены в них единицы - в том числе и Я. ’о ли длЯ
удобства  надзора,  то  ли еще длЯ чего, но нам было определено оставатьсЯ в
селе  и  самим  пвдьшаивать себе заработок. ‘вентиц-кого тут же увел с собой
начальник  районной  стройконторы,  успевший  даже подыскать длЯ него жилье:
инженеры  тут  котирдвалиеь.  џ  спокойно поглЯдывал на происходЯщее, сидЯ в
сторонке  со  своей котомкой, решив доверитьсЯ ненаправлЯемому ходу событий:
впереди  целый  незанЯтый  день,  погода  хоть  пасмурнаЯ, но мЯгкаЯ, хлеб в
мешке  есть, можно ничего не форсировать и ждать, как распорЯдитсЯ судьба...
’ак  и произошло. Љогда нас оставалось совсем мало - почти всех увели, а кто
убралсЯ  сам,  -  ко  мне обратилась женщина, предложившаЯ у нее поселитьсЯ;
подошел   познакомитьсЯ   и  местный  врач,  незабвенный  Њихаил  ‚асильевич
ђумЯнцев.

        x x x

     Ќа  живую  нитку  сколоченнаЯ столЯрка - дощатаЯ пристроечка с землЯным
полом,  прилепившаЯсЯ  к одному из подсобных строений опытной сельхозстанции
на  берегу  ѓалактионихи,  впадающей  у  села  в  …нисей  речки, - заполнена
заготовками:   выстроганными   брусками  с  пазом  и  фальцем,  с  аккуратно
запиленными  на  концах  шипами.  Ќа  полу  -  ворох  пахучих стружек; возле
верстака  они  вспенились  прибойной  волной,  затопившей рабочее место. Џри
каждом  движении фуганка Я снимаю с него теплую свившуюсЯ ленту и сошвыриваю
в кучу.
     Њне   заказали   свЯзать  несколько  десЯтков  парниковых  рам.  ђабота
споритсЯ:  Я  размечаю рейсмусом, отпиливаю, строгаю, долблю, как заправский
столЯр  -  очень  и  очень  "средней" руки! ‘ благодарностью вспоминаю уроки
ручного  труда  в ’енишевском училище в Џетербурге, где мне пришлось впервые
взЯть  в  руки  стамеску  и  рубанок;  доброе  меланхолическое  лицо  нашего
деревенского  столЯра Њихаилы, у верстака которого мы, мальчики, были готовы
провести   полднЯ,   дожидаЯсь,   когда   он  даст  нам  побаловатьсЯ  своим
инструментом.  €  уроки  тучного  џкова  ‘еменовича в училище, и наставлениЯ
Њихаилы  (даст лучковую пилу, обхватит своей лапищей руку и начнет водить по
запилу,  приговариваЯ:  "„ержи  крепче,  не  заваливай  вбок!"  -  и  ты как
пойманный.  €  как  же рад, когда наконец упадет опиленный кусок доски, но и
горд  безмерно!)  в  какой-то  мере  способствовали тому, что Я вот теперь с
грехом  пополам  вЯжу  рамы,  табуреты,  сооружаю  прилавки  и перегородки в
рыбкоопе.
     ‘толЯрной  работы в селе, к сожалению, немного. € Я, с тех пор как менЯ
привезли  в  џрцево,  уже  переменил не одну профессию. Џредполагающую, само
собой,  использование  мышц  и  пребывание  на  свежем  воздухе:  ни в какие
конторы  ссыльных  не  берут,  разве  найдетсЯ всесильный блат! Џришлось мне
сторожить  плоты  на  берегу  …нисеЯ и работать конюхом в лесничестве. Ђ так
как  оно рЯдилось доставлЯть Ярцевскому начальству воду, то Я с год развозил
ее  по  домам.  —тобы  вывезти  бочку из-под береговой кручи, приходилось не
только  понукать  лошаденку, но и помогать ей изо всех сил, взЯвшись за тЯж.
Њного  позднее  одна  дама, милейшаЯ жена доктора ђумЯнцева (эта чета сильно
скрасила  мое Ярцевское житье и помогла выжить), признавалась, что случалось
ей  поплакать,  увидев менЯ - в дворницком фартуке и застиранной гимнастерке
-  восседающим  на  колеснЯх  с  бочкой  или  наполнЯющим  очередной хозЯйке
подставленные  ведра...  —его  бы,  кажетсЯ?  Љак  раз в ипостаси водовоза Я
вспоминаю  себЯ  без  особой  горечи:  чистые  стремительные  речные  струи,
обтекающие,  журча, островок моих колесней и стоЯщую по брюхо в воде лошадь;
сверкающаЯ  против  солнца гладь …нисеЯ, конек, с которым мы так старательно
одолевали  кручу,  -  словом,  библейской  или античной простоты картинки...
Ѓыли,  правда, ненастье, обмерзающий на ветру черпак, темнота и недомогание,
но их в памЯти оттеснили как раз идиллические воспоминаниЯ.
     Џробовал  Я  плотничать  и  даже  пошел  как-то  в напарники к рыжему и
ражему  кержаку,  нанЯвшемусЯ  поставить  купленную  ‘вентицким старую избу,
подрубив  несколько  нижних венцов. Ќо строителем наш хозЯин был искушенным,
дом  ставил  длЯ  себЯ  и рубку "в охрЯпку", как он выражалсЯ, не признавал.
‘амозваный  плотник  был  изобличен  и  изгнан,  что  и  положило конец моей
деЯтельности  на  этом  поприще.  ‚прочем, работа по-настоЯщему тЯжелаЯ была
мне   не   по  силам:  прежней  выносливости  не  стало.  €  Я  очень  скоро
познакомилсЯ с районной Ярцевской больницей.
     Џравда,  сама  собой  чудесным  образом  исчезла  хрипота, с которой не
справились   лечение   в  туберкулезном  институте  и  Љрым,  но  стала  все
настойчивее  беспокоить  Язва желудка; как-то долго продержала на больничной
койке желтуха.
     —тобы  более  не  упоминать о своих невзгодах, укажу, что жилось долгое
времЯ  в  џрцеве  скудно:  приходилось  и  в  немилостивые енисейские морозы
щеголЯть  в драповом стареньком пальто, не было и теплой обуви, заработка не
всегда  хватало  на самый непритЯзательный стол и оплату квартиры. Џоселен Я
был  в отгороженном тесовой перегородкой закутке избы доЯрки Ђнисьи, уведшей
менЯ  из  комендатуры.  Ѓыла  ЂнисьЯ  вдовой,  невесть  как  колотившейсЯ  с
малолетними  детьми.  “бедившись,  что  ни  пастьба  лошадей,  ни подрЯды на
топорные  строительные работы не способны мало-мальски обеспечить, Я пыталсЯ
восстановить  порванные  свЯзи  с  московскими  издательствами,  разумеетсЯ,
через  подставных  лиц.  Њечтал,  как  одержимый,  о двух листах переводов в
месЯц:  они дали бы мне впЯтеро больше, чем Я мог выколотить из неподатливых
сибирских   работодателей.  Ќо  тут  менЯ  постигло  одно  из  самых  тЯжких
когда-либо  доставшихсЯ  на  мою  долю огорчений. Џочта доставила мне письмо
дочери  -  ее матери не было в ту пору в Њоскве, - написанное как бы от лица
и  всех  прочих  родичей,  в котором четко стоЯло, что трудно живетсЯ теперь
всем,  у  каждого  своих  забот  по горло, так что мне не следует прибавлЯть
тЯжести  хлопотами о себе: всЯкий должен устраиватьсЯ как может. "’ак что не
обессудь,  - заключала она едва не сразившее менЯ послание, - а помогай себе
сам,  как  умеешь..."  —то  ж,  заботы  обо  мне и впрЯмь длились уже третье
десЯтилетие, пора было, как говорЯт, и честь знать!
     Џо  счастью,  у  менЯ завелись друзьЯ в џрцеве, они и выручали. Ќикогда
не  забуду,  как  мою  каморку - Я лежал с высокой температурой - заполонила
богатырскаЯ  фигура  доктора ђумЯнцева. Ћн посидел, ободрил, выложил на стол
какие-то  лекарства,  а  потом,  смущаЯсь,  и  завернутый  в бумагу кирпичик
белого  хлеба:  "ел мимо пекарни, прихватил, еще горЯчий, вам нельзЯ сейчас
выходить..."  -  и  поторопилсЯ  уйти.  ‚ладимир  ѓеоргиевич Ѓер, попавший в
џрцево  после  десЯти  лет  тайшетской  каторги - петербуржец, мой ровесник,
ученый-энтомолог,  с  которым  мы впоследствии коротко и дружески сошлись, -
принес  мне  сшитые  из  овчин  чулки;  ‘вентицкие  (к  ‘ергею ‚ладимировичу
приехала  жена - дочь моего соловецкого знакомого Ѓуевского) по воскресеньЯм
угощали менЯ обедом...
     џ,  кроме  того,  стал постепенно переходить на стезю траппера, то есть
рыбачить  и охотничать. Ћтвоевание права этим заниматьсЯ шло очень медленно.
Ќадо  было  получить  разрешение  коменданта отлучатьсЯ, из села - сначала в
дневное  времЯ,  потом  с  ночевками,  - завести ветку - долбленую охотничью
лодочку.  Ђ  там  -  добитьсЯ права ходить в тайгу и, наконец, разрешение на
ружье.   ‘сыльным  нельзЯ  было  обзаводитьсЯ  огнестрельным  оружием,  и  Я
длительное  времЯ  промышлЯл  ондатру  и  белку  капканами,  ставил петли на
рЯбчиков  и  зайцев,  настораживал  в  борах  слопцы  на  глухарей.  Ќо  вот
заготконтора  премировала  менЯ  двустволкой  за отличное качество сдаваемых
шкурок.  ’ут комендант, посоветовавшись с начальником милиции, вызвал менЯ к
себе,  подробно  втолковал,  как  быть  достойным  выходЯщей  мне  льготы, и
милостиво  выдал  удостоверение  на  пользование  ружьем.  ‘о  временем  мне
разрешили  завести  и  малокалиберную винтовку, что сравнЯло менЯ с местными
промышленниками.  €  Я  стал жить сдачей пушнины, добыванием боровой дичи да
рыбной  ловлей.  ’о  были занЯтиЯ по душе, и тЯготы таежной жизни и сейчас в
моей памЯти овеЯны непреходЯщим обаЯнием общениЯ с нетронутой природой.
     Ћ  годах,  прожитых  в  Ярцевской  ссылке,  Я  уже не раз писал в своих
книгах,  из  которых  редакторы,  само  собой,  вымарывали  все,  что  могло
подсказать  читателю истинные причины моего поЯвлениЯ на …нисее, любой намек
на   ссылку.   ‡а  этим  следили  бдительно:  наторевшаЯ  цензура  научилась
расшифровывать  потаенный  смысл  в самых невинных подробностЯх. € здесь мне
не  хочетсЯ  повторЯтьсЯ.  џ  ограничусь  беглыми  заметками  о  том,  что и
помыслить нельзЯ было рассказать Ѓ легальной советской прессе.
     ‚еснами,  еще  по  льду, Я забиралсЯ на остров, полностью отрезанный от
мира  после  вскрытиЯ  реки  и  во времЯ половодьЯ. € пока сюда на заимку не
перебирались  пастухи  со  стадом,  Я  был тут полным хозЯином. ‚ладениЯ мои
простирались  верст  на  шесть  в  длину  и  две-три  в ширину. џ караулил в
полузатопленных  тальниках  гусей,  стрелЯл  на разливах уток, перегораживал
протоки  сетЯми.  Ћтсутствие  людей  -  это  ощущение  полной  безопасности,
недосЯгаемости длЯ их козней.
     Џравда,  и  на  селе  жизнь протекает сравнительно мирно и бестревожно.
ђаспростертаЯ  над  страной  зловещаЯ  сталинскаЯ  тень  здесь  как бы менее
застит   свет,  не  маЯчит  над  таежным  безлюдьем;  душный  туман  страха,
придавленности  и  немоты,  окутавший  советских  людей  особенно  плотно  с
тридцатых  годов  и  не развеЯнный их подвигом в войну, этот туман здесь, за
тысЯчи  километров от Њосквы, как бы разрежен. ‘сыльным в далеком енисейском
селе  кажетсЯ, что о них забыли, не станут больше мытарить, и одни отчаЯнные
пессимисты  пророчат  новые  каторги. Ќо ђобинзоном на необитаемом острове Я
чувствовал  себЯ  в  полной  безопасности  от  вездесущих,  Явных  и тайных,
подлинных и мнимых агентов всемогущей госбезопасности.
     ...‚  свободное  времЯ  и  хорошую  погоду  мы нередко прогуливались по
тропке,  бежавшей  вдоль  прибрежного  угора  над  …нисеем,  с  Ќиколаевым -
потомственным  петербургским  пролетарием,  вступившим  в  партию еще в 1903
году  и  испившим  до  дна чашу тридцать седьмого. Њне приходилось замедлЯть
шаг,  часто  останавливатьсЯ,  чтобы  дать  моему  спутнику  перевести  дух.
‡доровье  ЌиколаЯ Џавловича из рук вон плохо, но он не унывает - и это после
десЯтки в самых страшных - Љолымских! - лагерЯх.
     - ‚от  увидите,  мы с вами еще выберемсЯ отсюда - по невским набережным
пройдемсЯ,  поедем  в Њацесту лечитьсЯ. Ќашли что сказать - длЯ могилы место
себе  облюбовал! џ на добрый десЯток лет вас старше, и то думаю дома побыть,
родные  места  увидеть. ‚се выдержали - теперь как-нибудь дотЯнем. Ѓыть того
не может, чтобы гангстеры вроде Ѓерии...
     - ’ише вы, неугомонный! - останавливаю его Я.
     - ќк  вас  вышколили! —то - рыбы нас в …нисее подслушают? Ћдни мы тут с
вами.
     џ  считаю  Ќиколаева  неосторожным,  но  не  в его натуре молчать. ќтот
человек  отдал  жизнь  тому,  что считал правдой. Љогда-то он самоотверженно
оборонЯл  Џетроград  от  ћденича,  в  гражданскую  войну  командовал частЯми
Љрасной  Ђрмии,  затем  возглавлЯл  крупные  предприЯтиЯ  в  родном  Џитере.
Ѓессменный  член, а потом и секретарь ‹енинградского обкома, Ќиколаев знал о
многом,  что  творилось  в  годы,  когда страна стала захлебыватьсЯ в потоке
казней,  расправ  и  насилиЯ.  Ќепроизвольно  нервничаЯ  и  шарЯ  глазами по
пустынному   берегу,  Ќиколай  Џавлович  рассказывал  про  убийство  Љирова,
очевидцем  которого  ему пришлось быть в ‘мольном. € Я помню, как верил и не
верил   в   изощренное   вероломство   и   лицемерие  убийцы,  оплакивавшего
друга-соперника, убитого по его заданию.
     - ЊенЯ  больше года лупили следователи всех рангов. „огадывались, что Я
все  знаю.  „обивались  признаниЯ,  чтобы  расстрелЯть:  ведь ‘талин следил,
чтобы  были  уничтожены  не  только  организаторы,  исполнители  и свидетели
убийства,  но  и те, кто вел по нему следствие, потом и те, кто отправлЯл на
расстрел  первых  палачей. Ќе знаю, как Я уцелел... „умаю, не было ли все же
в органах людей, пытавшихсЯ кое-кого спасти?
     Ќиколаев  говорил,  что  непременно  напишет  воспоминаниЯ. ‚рЯд ли ему
пришлось  это  сделать - смерть настигла его почти сразу после возвращениЯ в
‹енинград.  Ђ  жаль  -  это  была бы летопись честно прожитой жизни! —еловек
этот  врЯд ли "огда запЯтнал себЯ поступком против .совести, был верен своим
представлениЯм  о  правде  и  справедливости.  Ќиколаев был членом профсоюза
печатников  со  времени  его  основаниЯ  в начале века, принадлежал к старой
рабочей  интеллигенции,  и это сквозило в его обличий, речах и поведении: то
был человек терпимый, внимательный к людЯм, скромный и благородный.

        x x x

     „алеко   не   весь   подневольный  люд,  пригонЯемый  на  …нисей,  умел
приспособитьсЯ  и  выжить:  ‘евер  встречал сурово и неприветливо. Њногие не
выстаивали.  € не непременно южане: на приезжих влиЯла всЯ тЯжесть условий и
обстоЯтельств  -  начинаЯ  с  непривычного  климата  и  пищи  до  пережитого
душевного потрЯсениЯ.
     ‚  ‘оловецкий  лагерь  в  конце  двадцатых годов привезли как-то партию
Якутов  -  человек  триста. ќти крепкие смуглые люди в оленьих доспехах были
нагружены  вышитыми  сумками и торбасами, ходили в легких пыжиковых парках и
унтах,  словно  только  что  вышли из тундры. € эти-то жители высоких широт,
привычные  к  лютым  стужам,  не выдержали зимовки на острове: их пригнали в
августе,  а  к  весне  не  осталось  в  живых ни одного Якута - всех скосили
легочные  заболеваниЯ.  Џоумирали  они не только из-за непривычной пищи - их
погубил  влажный  морской  воздух:  сравнительно  мЯгкаЯ  беломорскаЯ зима с
постоЯнными оттепелЯми и сырыми ветрами оказалась длЯ них роковой.
     ‘транно  и  жутко  было  видеть  этих  выросших  у полюса холода людей,
одетых  с  ног  до головы в меха, чахнущих и пропадающих среди снежной зимы,
почти  на  той  же  параллели,  что и џкутск, на острове, освещенном теми же
сполохами, что их стылаЯ лиственничнаЯ тайга!
     Ќа …нисее та же участь постигла калмыков.
     џ  не знаю, какова была численность этого народа, но из приастраханских
степей  вывезли  всех  калмыков,  до  единого,  от мала до велика. €х целыми
семьЯми  грузили в вагоны и отправлЯли на восток. ЊассоваЯ эта операциЯ была
произведена, если не ошибаюсь, в 44-м году, под гром очередных салютов.
     —асть  калмыков была отправлена на …нисей - их расселЯли по реке вплоть
до  ’уруханска и ниже; несколько сот человек попали в џрцево. ’рудоспособных
угонЯли  на  лесозаготовки,  отдавали  в колхозы, преимущественно на работы,
свЯзанные  с  конЯми.  Љалмыки умело с ними обращались, но во всем остальном
оказались  трагически  неспособными  применитьсЯ  к  новым  условиЯм,  пище,
климату, укладу жизни...
     Ѓойкими  смуглыми бесенЯтами носились первоначально отчаЯнные калмыцкие
мальчуганы  на  неоседланных и необратанных мохнатых лошаденках, пригонЯЯ их
с  пастбища  и  водопоЯ:  со  свистом,  гортанными степными криками, так что
только  завидовали  и  дивились  местные  подростки,  сами убежденные, лихие
конники.  Ђ  вовсе  маленькие  калмычата  с  живыми  черными, как у куликов,
глазами  и  плоскими  лицами  выжидательно  смотрели  на  матерей, когда они
пойдут  доить  кобылиц и принесут пенистого, с острым запахом молока. Ћднако
-   не   дождались...   Љто  скажет,  отчего  стали  чахнуть  и  помирать  в
приенисейских  селах  калмыцкие  дети? €ли и впрЯмь нельзЯ было обойтись без
привычного  кумыса?  €ли  не  хватало  им  по  весне свежих цветущих лощин в
тюльпанах,  жаркого  душистого лета, напоенного прЯными ароматами высушенных
солнцем  степных трав?.. ‚се больше детей, а потом и взрослых калмыков стали
попадать  в  больницу.  Ќи  внимательные русские врачи, ни ласковые сестры в
белых  косынках, сами заброшенные на чужбину, а потому старавшиесЯ помочь от
всего  сердца,  ничего  не  могли  сделать...  Љалмыки  лежали на больничных
койках  тихие,  ужасно  далекие со своим малоподвижным лицом и чужим Языком,
горели  в  сильном  жару  и  помирали.  Ћдного  за  другим их всех - детей и
подростков,   девушек,   женщин   и   мужчин  в  расцвете  лет,  стариков  -
попереносили  на  голые  сибирские  кладбища, позакапывали в землю, так и не
признавшую их за своих сынов.
     Љогда  менЯ  в 1951 году привезли в џрцево, трагедиЯ калмыков подходила
к  концу.  ‚  селе их оставалось наперечет. ‚скоре узналось, что и по другим
деревнЯм  перемерли  все  степнЯки.  €  настал  день,  когда  в нашем џрцеве
уцелела  всего  одна  †енщина - последнЯЯ калмычка. ‚се ее знали, жалели, но
помочь ей уже было нельзЯ.
     Њы  с  ней  вместе  караулили на берегу плоты - она от рыбкоопа, Я - от
другой   организации.   Љалмычка   приходила   на  дежурство  с  опозданием,
нерЯшливаЯ,  разгорЯченнаЯ  и  недружественнаЯ.  Њы  были  одни  меж бревен,
устилавших  прибрежный песок, против пустынной реки и чуть видных за гребнем
Яра  коньков  крыш села. Ћна менЯ словно не замечала, усаживалась где-нибудь
на  плоту  и  понуро  сидела  с засунутыми в рукава телогрейки руками, потом
задремывала,  свесив  голову,  обвЯзанную платком не по-нашему. ’ак было под
утро.  ‘ вечера она обыкновенно скороговоркой непрерывно бормотала что-то на
своем  Языке.  Ќаш  она  совсем  не  знала,  выучила  всего  несколько слов.
Љалмычка  иногда негромко и на одной заунывно-пронзительной ноте пела, долго
и тоскливо, и это походило на безответную жалобу.
     ЊоЯ  напарница  много  курила,  свертывала  себе  нескладные цигарки из
газетной   бумаги,   просыпаЯ  при  этом  махорку,  глубоко,  не  по-женски,
затЯгивалась.   Ђ   когда   кончалсЯ   табак,  подходила  ко  мн