.
     - Љак  Я  люблю,  как  Я  люблю  свою  „ашеньку!  -  вырывалось  у него
искренней  скороговоркой,  когда  ему случалось говорить о жене. Џри этом он
закатывал  от  умилениЯ  глаза  и  присюсюкивал,  что  не  мешало ему тут же
вспомнить приключение, несовместимое с супружеской верностью.
     „а  и  на  ‘оловках  „митрий  Ђлександрович  ухитрЯлсЯ  заводить шашни.
Ћднажды   Я   его  застал  за  игривым  разговором  с  двумЯ  бытовичками  -
накрашенными  и  подрумЯненными  - у крыльца конторы совхоза. Ћни хихикали и
жеманились,   а  мой  ‚оейков  весь  ходил  ходуном,  красовалсЯ,  сладчайше
щурилсЯ,  шутливо  расставлЯл  руки,  как  бы  собираЯсь заключить в объЯтиЯ
своих собеседниц.
     €   эта   лежащаЯ  наружу,  очевиднаЯ  суть  „митриЯ  Ђлександровича  -
отличного  компанейского  малого,  бесконечно далекого каких-либо притЯзаний
на  политические  идеалы  и  общественные симпатии, покладистого, плюющего в
конце  концов  на  всЯкие  строи и революции, лишь бы жилось сносно в смысле
утешных  блюд  и  "ласковых  дев"  -  снискала  ему расположение начальства,
нуждавшегосЯ,  кроме  того,  в  его  опыте  сельского  хозЯина.  €  ‚оейкова
назначили   заведовать  Њуксалм-ской  фермой.  Ћн  поставил  дело  так,  что
соловецкие  "вольнЯшки"  не могли нарадоватьсЯ на флЯги со свежими сливками,
сочные  филе  и  окорока, какие врЯд ли им доводилось когда отведывать, пока
не сошла на них благодать даровых лагерных харчей.
     †ил  „митрий  Ђлександрович  в  просторной  комнате - бывшей монашеской
келье,  построенной  не  во времена подвижничества, уже далекие, а в наш век
ублажениЯ  плоти.  Ѓыла  она  светлой,  о большом окне, с высоким потолком и
надежным  обогревом.  €  хозЯин  обставил  ее  как  можно уютнее, разгородил
старинными  ширмами,  сохранившимисЯ  от  монастырских  гостиниц.  Џо  штату
завфермой  полагалсЯ  дневальный. Ќечего говорить, что „митрий Ђлександрович
сумел   подобрать  себе  расторопного  и  услужливого  малого.  €  черточка:
старомоднаЯ  щепетильность  не  позволЯла  ‚оейкову пользоватьсЯ "казенными"
благами.  „овольствовалсЯ он и угощал лишь тем, что выдавалось ему по норме,
да рыбой во всех видах: ею рыбаки щедро оделЯли всех жителей Њуксалмы.
     Њы  болтали  подолгу. €ногда нас прерывал приходивший за распорЯжениЯми
дневальный  или  работник фермы. „митрий Ђлександрович кратко и строго давал
указаниЯ,  чтобы  тотчас вернутьсЯ к разговору. Џо большей части - "о цветах
удовольствиЯ".  €  до чего же упоенно передавал он подробности какого-нибудь
юбилейного   обеда,   пикников  с  лихими  тройками  и  дамами,  изнеможенно
раскинувшимисЯ на траве...
     ‚  то  утро „митрий Ђлександрович собиралсЯ угостить менЯ сельдью особо
нежного  посола.  €  только  любовно  приступил к ее разделке на специальной
доске,  как  в  комнату  без стука вошел скотник. ЋбернулсЯ было резковато к
нему  хозЯин,  да  так  и  застыл  с ножом в одной руке и рыбкой - в другой.
‚ошедший   и   впрЯмь  был  страшен.  …го  била  дрожь,  на  землистом  лице
остановились  расширенные  глаза  и  дергались  нееиоеобные произнести слово
губы...  Ћт  лица  „митриЯ  Ђлександровича отхлынула краска, и оио сделалось
таким же неживым, как и у скотника.
     - Џодохли...  свиньи...  -  наконец  выдавил  тот.  Њолча впилсЯ в него
немигающими  глазами  ‚оейков,  помертвевший, сразу утративший повелительную
свою  осанку  и  самоуверенность.  Џередо  мной  стоЯли  два человека, у ног
которых разверзлась бездна. € пахнуло веем ужасом ожидавшей их участи...
     Љогда  выЯснилось, что после утренней раздачи корма пало шесть взрослых
маток  и  почти  два  десЯтка  молодых свинок, „митрий Ђлександрович едва не
рухнул  на кровать, стоЯвшую рЯдом. Ћбхватил ее спинку рукой, да так и замер
с низко опущенмой головой.
     —то было делать? .
     џ  стоЯл  над  ним и не находил слов длЯ ободрениЯ. ‚едь немыслим" было
сказать:  "ђазберутсЯ,  установЯт  причину..." „митрий Ђлександрович не хуже
моего  знал,  что иикто разбиратьсЯ или искать виновного не станет. Џоспешат
расправитьсЯ  с  ним,  чтобы  самих  не  обвинили  в  утрате бдительности, в
доверии  к "замаскировавшемусЯ вредителю" - классовому, врагу. „а и не плохо
лишний  раз  иагнать  страху  скорой  расправой...  Џомочь  было некому. ‚от
только  если ‹ев ѓригорьевич: к начальству вхож, ‚оейкова хорошо знает и - Я
не сомневалсЯ - не гаойеитсЯ.
     „митрий  Ђлександрович  никак  не  отозвалсЯ  на  мой план действов-ать
через; Љаплана.
     - ‚ы  вот  что...  -  медленно  и  с  трудом проговорил он, не поднимаЯ
головы,  -  уезжайте-ка  скорее...  пока  не  приехали. –елее будете. „а вот
еще... если вернетесь когда в Њоскву, отыщите мою семью... ђасскажите им...
     ‚незапные  судорожные  рыданиЯ, тотчас с силой подавленные, не дали ему
договорить.
     “же  в сумерках, когда Я, поставив лошадь в конюшню лесничества, грузил
короба  с  рыбой  в  лодку,  мимо  пристани  проехали два запрЯженные парами
тарантаса с военными... ѓосподи! ЏомЯни убиенных...
     „митриЯ   Ђлександровича   расстрелЯли   на  следующий  день.  Ќикакого
следствиЯ  вести  не  стали,  хотЯ  Љаплан, друживший с ветеринарами, быстро
организовал  вскрытие  погибших  животных  и  акт  об отравлении мужественно
представил  начальнику  лагерЯ.  Џричем указал виновника - вора-рецидивиста,
сводившего  счеты со свинарем, своим бывшим дружком. ‚сЯ историЯ сразу стала
секретом  полишинелЯ.  Ќо нужен был козел отпущениЯ, подходЯщаЯ жертва, дабы
контрики  помнили,  что  не  заржавел  чекистский  топор! ‚сегда занесен над
ними...  €  от  свидетельства Љаплана попросту отмахнулись. „а занесли в его
послужной  список это заступничество - при случае ему припомнЯтсЯ хлопоты за
"контру"!
     ...Њного   лет  спустЯ  мне  удалось  исполнить  поручение  несчастного
‚оейкова.  Ќо  его  „ашеньки  уже не было в живых, а родственники, которых Я
разыскал,    отнеслись   на   удивление   равнодушно   к   моему   рассказу.
Џоблагодарили,  присовокупив,  что они об этом давно знают: были слухи, да и
отсутствие  писем  говорило  за  себЯ.  Ќе  нужна  была  этим людЯм памЯть о
компрометирующем,  плохо  кончившем  родственнике! Њне же и теперь - а тогда
тем  более  -  представлЯетсЯ  чудовищно  жестокой  и  преступной  бессуднаЯ
расправа над веселым, безобидным и вполне невиновным человеком.
     Ќа   перепутье  между  зверофермой  и  кремлем  стоЯл  древний  скит  с
деревЯнной  часовней, обращенной в контору лесничества. ’ам Я часто встречал
Ђполлона   ‹еонидовича   Ѓуевского   -   кадрового  военного  топографа.  Ћн
профессионально  и  красиво  вычерчивал  планы  лесных  кварталов, занимаЯсь
этим,  как,  вероЯтно,  и  всем,  что  поручалось  выполнЯть,  методически и
добросовестно.
     •олодком   веЯло   от  всегда  сдержанного  и  педантично-официального,
безукоризненно  воспитанного  Ђполлона  ‹еонидовича.  Ѓыл  он  высок,  худ и
подтЯнут;  правильные  черты  лица, отлично подстриженнаЯ бородка, темнаЯ, с
небольшой  проседью.  Ќосил Ђполлон ‹еонидович, как и все лагерники, бушлат,
однако   перешитый,   ладно   пригнанный   к   его  сухой  фигуре  и  только
подчеркивающий  дореволюционную  армейскую  выправку.  ‚  беличьей  огромной
шапке,  с  планшетом через плечо, в больших теплых перчатках светлой замши и
офицерских  сапогах  он  более  походил  на генштабиста, чем на нашего брата
лагерника.
     ‘близили  нас  собачьи  дела.  ‚спомнив, что в родословной одного моего
пойнтера  значилсЯ  кобель  некоего  Ѓуевского,  Я  спросил  о  нем Ђполлона
‹еонидовича.  Ћказалось,  что  как  раз  он и был этим заводчиком. ќто сразу
растопило  лед;  кровные  пойнтеры  были  истинным  увлечением  моего нового
знакомца,  обладавшего  поразительной  осведомленностью  по  этой  части.  €
замелькали  имена  охотников, судей, даты памЯтных выставок. Њы вскоре нашли
и  общих  знакомых. Ђ дилетантский характер моих познаний в области кровного
собаководства  дал  возможность  Ѓуевскому  взЯть на себЯ роль просветителЯ:
между  нами  установились  отношениЯ  ученика  с  наставником.  €х,  правда,
отчасти  предопределЯла  и  значительнаЯ  разница в возрасте. Ѓуевский ценил
субординацию,  и  мое почтительное выслушивание его суждений и приговоров на
собачьи  и  охотничьи  темы  было  ему  по  душе. ‚озражениЯ его раздражали,
однако  всегдашнЯЯ выдержка не изменЯла и тут: он лишь отчетливее произносил
слова да на щеках выступала легкаЯ краска.
     ’ак  судьба  столкнула  менЯ  - впервые столь близко - со стопроцентным
"красным  офицером",  то есть выучеником царских училищ и полковых традиций,
перешедшим  безоговорочно  к  большевикам и служившим им преданно и в полном
соответствии  с  усвоенным кодексом чести. Ќе берусь определить, было ли длЯ
этих  представителей  прежней замкнутой касты кадровых офицеров, выходцев из
дворЯнских  семей,  на  самом деле, в глубине души, безразлично - служить ли
императорской   ђоссии   или   разношерстным   и  разноплеменным  правителЯм
"‘овдепии",   как   окрестили   большевистскую   ђоссию   их  однокашники  и
однополчане  за рубежом, но лоЯльны они были безупречно. „о кончиков ногтей.
‚оистину - более католики, нежели сам папа!
     Њне  казалось  немыслимым заговорить с Ђполлоном ‹еонидовичем не только
о  тайных  церковных  службах, но и о жестокостЯх режима, разорении деревни,
даже  передать  анекдот  о  ’роцком  или  едкое  высказывание  о кремлевских
правителЯх,  приписываемое  в те времена ђадеку... Ќикакой критики порЯдков,
никакого  недовольства!  ’рехлетний  лагерный  срок  -  всего недоразумение,
ошибка   мелких  чинов  в  органах,  за  которую  власть  не  несет  никакой
ответственности.
     ‘ам  Ђполлон ‹еонидович о своем деле никогда ничего не рассказывал, как
не  распространЯлсЯ  и  о  своей  карьере  в  советское  времЯ.  Ќо лесничий
Ѓасманов  и  Љаплан  знали,  что он занимал высокий пост в военной академии,
был  близок  с  Ѓуденным,  генералом  Љаменевым и погорел из-за знакомства с
каким-то   приверженцем   ’роцкого.  ‚  лагерь  Ѓуевский  был  доставлен  со
спецконвоем,  сразу  избавлен от общих работ и определен - по его выбору - в
лесничество.   Ѓасманову   было   предписано  "создать  условиЯ",  а  самому
именитому  зэку  предложено  начальником  лагерЯ  обращатьсЯ  в случае нужды
лично  к  нему,  чем,  кстати, Ђполлон ‹еонидович ни разу не воспользовалсЯ.
†аловатьсЯ   или   о   чем-то  просить  было  несовместимо  с  его  чувством
собственного достоинства.
     Ћбщение  наше  с  Ѓуевским  сосредоточилось  вокруг кинологических тем,
милых  сердцу  охотника  рассказов  о  подвигах  наших  любимцев - вислоухих
красно-пегих  пойнтеров, причем Я малодушно подтверждал превосходство линий,
идущих от собак... Ѓуевского!
     ‡абегаЯ  немного  вперед,  скажу, что Ѓуевский благополучно отбыл срок,
поселилсЯ  под  Њосквой  и до очень преклонного возраста возглавлЯл какой-то
отдел  в  закрытом  (правительственном!)  охотничьем хозЯйстве в ‡авидове. €
слыл непререкаемым авторитетом среди кинологов и охотоведов.
     €  самые  неопределенные,  платонические разговоры лагерников о побегах
считались  преступными  и  карались  наравне с их подготовкой. Ќо весна была
весной,  и  никакие  наказаниЯ  не  могли пресечь смутных мечтаний о "воле",
поощрЯемых  видом возникающих из-под осевшего снега темных камней и бугорков
земли,  все шире освобождающихсЯ ото льдов пространств воды, резкими криками
первых  морских птиц. ‚лажный, потеплевший воздух нес дыхание пробуждающейсЯ
там, на материке, жизни...
     ђассудок  говорил,  что  и  за проливом, на всем просторе страны, жизнь
так  же  угнетена,  что  нет больше ни единой вольной души. —еловека, кто бы
мог  по-своему  строить  свою судьбу... € все же неопределенно тЯнуло вдаль.
Ѓудоражащий  весенний  воздух  возрождал  веру в одолимость придавивших злых
сил, и глотнувшему его нестерпимо хотелось разогнутьсЯ, расправить плечи.
     ‘реди  соловчан  долго ходили слухи о группе морских офицеров, бежавших
с  острова на катере и будто бы счастливо достигших берегов Ќорвегии. ђабота
в  гавани  дала  им  возможность  тайно  подготовить  суденышко. € в один из
непроницаемых  осенних  туманов,  часто  закрывающих  ‘оловки,  они вышли из
бухты ЃлагополучиЯ в открытое море.
     џ  помню  этот окутанный бесцветной пеленой день, когда в пЯти шагах не
видишь  человека,  поднЯтую  по  всему острову тревогу, вой сирен сторожевых
судов,  невидимо  крейсировавших  у  берегов в поисках беглецов. Њы опасливо
косились  на  бестолково  патрулировавших  кремль настеганных вохровцев, а в
душе ликовали и молились за успех смельчаков.
     ѓоворили,  что  сначала  они ушли неподалеку - высадились на крохотном,
поросшем  лесом  островке  близ  ‘оловецкого  архипелага  и,  загрузив катер
камнЯми,  утопили  его  на  мелководье.  Џотом  поднЯли свою посудину, снЯли
двигатель  и уже на парусе, в подходЯщую лихую погоду, уплыли к горлу Ѓелого
морЯ и дальше - на свободу.
     Њы  не  могли  знать,  насколько  соответствовали  истине  эти опасливо
передаваемые  подробности,  так  же  как  и  легенды  о  надписЯх  кровью на
бревнах,   грузившихсЯ   заключенными  на  иностранные  корабли  в  Љеми,  о
беглецах,  спрЯтавшихсЯ  в  трюмах,  но  и  они  поддерживали в нас какие-то
смутные  надежды.  џ же всегда про себЯ думал, что побег в пределы ‘оветской
страны  -  не  длЯ  мен-Я.  €  не  только  из-за того, что бежали за редкими
исключениЯми   уголовники,  в  биографии  которых  побег  был  всего-навсего
пустЯшным  приключением,  грозившим,  на  худой конец, фиктивной прибавкой к
сроку,  а  длЯ  пЯтьдесЯт  восьмой  он  влек за собой расстрел ("вооруженный
побег  с  целью  поднЯть  восстание"),  - но потому, что отдавал себе отчет,
насколько  не  приспособлен  -  по внешности своей и свойствам характера - к
подпольной  жизни.  Ќе  мог  Я  представить  себЯ  живущим под чужим именем,
добывающим фальшивый паспорт, надевающим личину.
     „ругое  дело - побег за границу! Ћн виделсЯ мне желанным исходом. € чем
больше  ковалось  искусственных  обручей,  назначенных спаЯть патриотические
чувства  с преданностью интересам партии, чем грубее вдалбливались лозунги о
нераздельности   "партии   и  народа",  о  тождественности  коммунистических
идеалов  с  национальными чаЯниЯми россиЯн, тем резче и отчетливее ощущалась
мною  пропасть  между ними. € крепло чувство освобождениЯ любого русского от
какой-либо солидарности с судьбами и благополучием режима.
     ‚   те   годы   уже  сделалась  очевидной  полнаЯ  подмена  пресловутой
разрекламированной  "власти  ‘оветов"  (да  и существовала ли она когда, эта
власть,   кроме   как   в   демагогических   лозунгах?)  властью  -  вернее,
самовластием  -  партийных  боссов  и  райкомов. Ќастолько, что чем успешнее
укреплЯла   свои   позиции  власть,  тем  горше  и  безнадежнее  становилось
положение  народа,  одураченного  и  закрепощенного,  тем  глубже хоронились
надежды на возрождение и расцвет ђоссии.
     ЃываЯ  у  муксалмских  рыбаков,  Я  все  приглЯдывалсЯ к порЯдку охраны
лодок,  прикидывал,  как  можно  бы  ими воспользоватьсЯ. ‡атевал разговор с
поморами,  стараЯсь вызнать побольше о плавании в открытом море, о свойствах
их  карбасов,  как  бы  интересуЯсь  степенью опасности промысла, потребными
мужеством  и  умением.  €  невзначай узнанное пересказывал своим махновцам -
перевозЯ  с  ними  на лодке фураж, пилЯ дрова под открытым небом, когда была
уверенность, что нет чужих ушей.
     ‡ерно  сеЯлось в благоприЯтную почву. Џо некоторым намекам и замечаниЯм
Я  понЯл,  что  и в моих товарищах зреет решимость "спытать счастьЯ". ’ерЯть
им  в самом деле было нечего - впереди оставались восемь лет "особо строгого
режима".   „а  и  мне  предстоЯло  "сгнить  в  лагерЯх",  по  запомнившемусЯ
выражению  московского  следователЯ...  €  ни  разу  не  назвав  друг  другу
конечную  цель,  не договорившись прЯмо ни о чем, мы все трое вскоре ощутили
себЯ  свЯзанными  общим планом. џ окончательно в него уверовал, когда узнал,
что один из махновцев прослужил несколько лет на флоте.
     €так,  надо  дождатьсЯ - дело было в начале лета - осенних темных ночей
с  устойчивым южным ветром и "тикать" под парусом на простой рыбачьей лодке.
Њы  уже  знали,  что  эти  посудины  устойчивы,  что  в  волну  парус  имеет
преимущества  перед  винтом, что в море обнаружить такую лодку не легче, чем
иголку  в  стогу  сена...  Ќаметили будущий тайник, где складывать запасы. ‚
лесничестве   были  буссоли,  и  добыть  одну  из  них  казалось  мне  делом
нетрудным.  „рузьЯ  мои приметили на складе рулоны тонкого брезента, вполне,
как  мы  решили,  пригодного  длЯ  паруса.  € к середине лета мы уже не были
хозЯевами  своих  поступков,  а очутились во власти затеЯнного. Џодхваченные
не  зависЯщей  более  от  нас  силой или инерцией, мы станем делать все, как
наметили, и, коль понадобитсЯ, пойдем напролом.
     Љак   раз  тогда  неподалеку  от  зверофермы  начали  добывать  морскую
капусту,  которую  наравне  с  соей,  кроликами  и  прочей ерундой возвели в
ключевой  продукт,  призванный  поднЯть  благосостоЯние советских граждан на
невиданную  высоту,  -  и лодки оставлЯлись на берегу под охраной паренька с
винтовкой.   ќто  обстоЯтельство  значительно  облегчало  выполнение  нашего
замысла:  ведь  не  столь  рискованным и трудным казалсЯ нам захват рыбачьей
лодки  в  Њуксалме,  как  восьмикилометровый  путь туда, особенно участок по
проглЯдываемой  отовсюду  длинной  дамбе.  ’еперь  же  лодка  была  от нас в
двадцати  минутах хода, вдобавок по лесу. €наче говорЯ, мы могли сразу после
вечерней  поверки  оказатьсЯ  на  берегу губы. ’аков был ненадежный трамплин
длЯ  более  или  менее  несбыточных планов, занимавших воображение, дававших
пищу длЯ мечтаний. Ћблегчавших существование...
     ‚  минувшую  страшную  тифозную  зиму  перемерло  столько народу, что и
несколько  измучивших  нас  генеральных поверок перед открытием навигации не
могли  привести  в  порЯдок списки заключенных. Ќас вновь и вновь выводили в
поле,  выстраивали,  перекликали,  сверЯли  с данными формулЯров, сбивались,
начинали  сызнова,  пересчитывали  по  другому  методу...  „а так точно и не
установили,  сколько  же  народу  и  кто  именно  помер. Ћсобенно путались с
толпами  не  знавших  русского  Языка  выживших  южан  -  тюрками, узбеками,
калмыками,  бесконечными  "оглы"  и  "али".  Ќеразберихой ловко пользовались
бывалые  преступники.  Ќачальству  ничего не оставалось, как туже подвинтить
гайки:  устрожить  режим  выглЯдело  лучшим  способом покончить с путаницей.
’очно именно зэки были повинны в косившем их средневековом море.
     ‚  лагере  даже  разумные  и нужные меры обращаютсЯ в лишние тЯготы длЯ
заключенного:   то  дрогнешь  в  бесконечной  очереди  в  баню  и  надеваешь
стираное,  но невысушенное белье; то получаешь "кандей" (карцер) за отросшие
волосы,  а  стригалЯ,  наглого урку с грЯзными, потными руками, в засаленном
халате  и  с  тупой  машинкой-мучительницей, не дождешьсЯ... Ќо воздвигались
еще  и  еще  новые утеснениЯ, вводились дополнительные наказаниЯ и все более
поощрЯлись   "социально   близкие".   €ные   ретивые  начальники  откровенно
натравливали их на "контру".
     Ќачалась  разгрузка  ‘оловков:  зэков  вывозили  большими  партиЯми  на
материк,  оставлЯЯ  преимущественно большесрочников и "особо опасных" врагов
народа.  Ќовых  этапов  почти  не  поступало. ’ысЯчи и тысЯчи заключенных на
острове  нечем  было  занЯть, тогда как в середине тридцатых годов ѓ“‹Ђѓ уже
бойко,  на  широкую  ногу,  торговал ими. ’ермин "запродать" специалиста ли,
партию  работЯг  -  сделалсЯ  обиходным- ђастузив-шийсЯ подрЯдчик подбирал -
"Ѓудьте  покойны,  товар  будет  первый  сорт!"  -  здоровЯков  с  лошадиной
категорией  длЯ  развертываниЯ  работ  на  ‚айгаче,  в  тундре, брал на себЯ
крупные  поставки  леса,  обеспечивал стройки страны - включаЯ и столичные -
рабочей   силой.   ‡апроданных  зэков  перекрестили  в  героев-комсомольцев,
бросившихсЯ по зову партии возводить "стройки коммунизма"!
     „умаю,  что никто из перемалываемых тогда в жерновах ѓ“‹Ђѓа не вспомнит
без  омерзениЯ  книги, брошюры и статьи, славившие "перековку трудом". € тот
же   Џришвин,  опубликовавший  "ѓосудареву  дорогу",  одной  этой  лакейской
стрЯпней  перечеркнул свою репутацию честного писателЯ-гуманиста, славившего
жизнь!
     џ  был на ‘оловках, когда туда привозили ѓорького. ђаздувшимсЯ от спеси
(еще  бы! под него одного подали корабль, водили под руки, окружили почетной
свитой),  прошелсЯ  он по дорожке возле “правлениЯ. ѓлЯдел только в сторону,
на  какую  ему  указывали,  беседовал с чекистами, обрЯженными в новехонькие
арестантские  одежки,  заходил  в  казармы  вохровцев,  откуда только-только
успели вынести стойки с винтовками и удалить красноармейцев... € восхвалил!
     ‚  версте  от  того  места,  где  ѓорький  с  упоением  разыгрывал роль
знатного  туриста  и пускал слезу, умилЯЯсь людЯм, посвЯтившим себЯ гуманной
миссии  перевоспитаниЯ  трудом  заблудших  жертв пережитков капитализма, - в
версте  оттуда,  по  прЯмой,  озверевшие  надсмотрщики били наотмашь палками
впрЯженных  по  восьми  и  десЯти  в  груженные  долготьем сани истерзанных,
изможденных  штрафников  -  польских  военных. Ќа них по чернотропу вывозили
дрова. ‘одержали полЯков особенно бесчеловечно.
     Њного  позднее  Я  смотрел  фильм  о  ‘оловках, листал иллюстрированный
альбом   поездки   по   Ѓеломорканалу  целого  букета  славнейших  советских
писателей  -  были  там,  помнитсЯ,  заклейменный  Ѓуниным  Ђлешка  ’олстой,
Џанферов,  ‡ощенко, прожженный Ќикулин, болтливый эрудит всеЯдный кловский,
еще  кто-то...  ђазумеетсЯ,  Я  возмущалсЯ, клЯл "продажных сук" (да простЯт
мне  это  "блатное" словечко, особенно возмутительное именно потому, что нет
как  раз  более  верных  и  преданных  существ, чем наши четвероногие песики
обоих  полов!),  пока  трезво  не  взглЯнул  на это, как на одну из граней -
пусть  более  резкую и красно-речивую - всеобщей, последовательно проводимой
системы   глобальной   лживой   информации,   обмана  общественного  мнениЯ.
Ѓеззастенчивой  выдачи  белого за черное. ‚ восхвалении лагерной мЯсорубки и
каждении  ее  заправилам не было ничего исключительного, выходЯщего из рЯда.
Ќе  приходилось  ли  мне  в  землЯнке  лесного  лагпункта  читать  в газете,
случайно  попавшей  в  черные  от въевшейсЯ смолы руки, отповедь "зарубежным
клеветникам",  выдумавшим  какой-то "принудительный труд" в ‘оветском ‘оюзе?
“знаваЯ  про  выступлениЯ советских эмиссаров типа €льи ќренбурга, с пафосом
обелЯвших  на  международных  форумах  наших закусивших уд"ла насильников, Я
испытывал  бессильный  гнев, ужас, подобный тому, какой охватывает в тЯжелом
сне,  когда  не  можешь крикнуть, вмешатьсЯ, позвать, а только немо шевелишь
губами!
     ќти  строки  Я  нишу спустЯ более сорока лет после описываемых событий,
когда  весь  мир прочел - если и не сумел оценить - "Ђрхипелаг ѓ“‹Ђѓ", когда
за  рубежом  составились  целые библиотеки о сталинских временах и советских
порЯдках,  и  потому  не  тщусь рассказать что-нибудь новое, о чем бы уже не
знали.  Ќо  едва  ли  можно  переборщить,  множа  примеры  лжи  и лицемериЯ,
возведенные  в  официальную  доктрину,  затрагивающих решительно все области
информации  - будь то успеваемость школьников, отчет о выставке, сведениЯ об
авиационных  катастрофах,  репортаж  о  путине,  работе  ЃЂЊа  и тем более о
деликатных  материЯх  международной политики, отзывах зарубежной печати и т.
п.
     Ћболгано  и  фальсифицировано  прошлое,  искажено  настоЯщее, брехнЯ по
всЯкому  поводу сопровождает "простого советского человека" от детского сада
до  крематориЯ.  €  если  в  тридцатые годы репродукторы повторЯли бессчетно
"жить  стало  лучше, жить стало веселее" в опустошенных голодом деревнЯх, то
схема эта сохранЯлась в несколько подновленном виде.
     Ђх,  как  мы  негодуем  и  гремим  по поводу западных судей, мирволЯщих
"военным  преступникам",  клеймим  позором  всЯкие хунты, обличаем, словно у
нас  не  доживают  век  в  почете  и довольстве ветераны преступлений против
человечества,  словно  не  к  нам,  может  быть  в первую очередь, относитсЯ
поговорка   "чьЯ   бы   корова   мычала",  не  мы  мутим  и  мутим,  видЯ  в
соперничествах  и  конфликтах  возможность  ослабить соперников, столкнув их
друг с другом...
     €нерциЯ,  разбег  лживой  информации  столь  сильны,  срослись  с нашей
системой,  что  сосуществуют  с  приемниками, передающими сведениЯ "Ќемецкой
волны",  "ѓолоса  Ђмерики",  Ѓи-би-си,  приглушенно  -  станции "‘вобода", -
сведениЯ,  которые  позволЯют  нам  сравнивать и судить, узнавать то, что от
нас  скрываетсЯ,  в  том  числе  и о делах в нашей стране. Љазалось бы, пора
переменить  пластинку,  ну  хотЯ  бы  вскользь обмолвитьсЯ об известных даже
советским  школьникам  систематических  закупках  зерна  в  ‘Ђ  и Љанаде, о
торговле  оружием,  о  воздушных  катастрофах  и жертвах стихийных бедствий,
процедить   сквозь   зубы   частичку   правды,  коли  она  стала  достоЯнием
гласности...
     Ћднако  нет.  ‘ тупым упорством и застарелой, одеревеневшей косностью у
нас  продолжали  выдавать  желаемое за действительность, выхолащивать всЯкое
сообщение,  лицемерить, лгать и лгать, беззастенчиво, по всЯкому поводу... ‚
этом  - не только маразм системы, последствиЯ выветрившихсЯ, износившихсЯ от
употреблениЯ  всуе  ложных  доктрин,  импотентность остаревших лидеров, пуще
всего  -  как  те  пролежавшие  века  в  курганах горшки, что рассыпаютсЯ на
черепки,  будучи  выставленными  на  воздух,  -  боЯщихсЯ перемен, малейшего
свежего  дуновениЯ.  „осуха  иссЯкший  дар созиданиЯ! ‚ этом - и оправдавший
себЯ,  унаследованный  принцип  не  ставить  ни в грош народ и его интересы,
привычка  к  безгласности наглухо взнузданных масс: промолчат, проглотЯт, не
пикнут!  €  потому незачем к ним и новым временам приспосабливатьсЯ, идти на
риск перемен, переоценок...
     ѓде   найти  философов,  знатоков  человеческой  психологии,  способных
объЯснить,  как это миллионы людей и знаЯ, что они живут беднее, бесправнее,
ущемленнее  своих  современников  в  большинстве  других  стран,  продолжают
относитьсЯ  подозрительно  и  недоверчиво  к  порЯдкам у зарубежных народов?
’упо  не  подвергаЯ  сомнению  свою  Явно  обанкротившуюсЯ систему, будто бы
завещанную  аж  самим  ‹ениным,  которого  они  по  инерции,  одними  губами
продолжают  величать  великим  вождем?.. ‘вое поклонение распространили и на
"вождей",  отделенных  от  них  плотной  стеной  раскормленных,  угодливых и
бездарных чиновников, Янычарами, оградами персональных резиденций.
     ‚прочем,  в  моем  вопросе  -  неприкрытаЯ  риторика.  Џотому  что  нет
надобности  ни  в  философических  медитациЯх, ни в глубокомысленных выводах
психологов,  чтобы  заключить:  зиждетсЯ  этот общенародный отказ от свободы
суждений,  оценок  и  права  на личное мнение и пристрастиЯ - на том страхе,
том  смертельном  страхе,  какой внушили населению большевики с первых шагов
своего  правлениЯ.  ’еперь,  когда  можно  с  полным  основанием  говорить о
несостоЯтельности  прогнозов  и  ожиданий  "учениЯ",  не  оправдавшихсЯ ни в
одном  пункте,  -  если  иметь в виду совершенное и прогрессивное устройство
общества  и  развитие  личности, - приходитсЯ признать, что в одном ‹енин не
ошибсЯ:  террор,  система  устрашениЯ посредством массовых репрессий и казни
невиновных,  упразднениЯ самого понЯтиЯ правосудиЯ принесли ожидаемые плоды.
Ќапугали,  как  он  и  надеЯлсЯ, на десЯтилетиЯ, вселили в души непреходЯщий
ужас перед властью.
     €менно   "рыцари-чекисты",   эти   всесильные  выискиватели  "крамолы",
определили  на  все последующее времЯ порЯдок, при котором ни у кого никогда
не   может   быть   сознаниЯ  личной  безопасности.  Љаждый  чувствует  себЯ
подозреваемым,   легкой   жертвой   навета,  боитсЯ  прослыть  рассуждающим,
самостоЯтельным, выдаватьсЯ чем-либо из безликой, снивелированной массы.
     “же  давно  не вламываютсЯ по ночам в квартиры, будЯ спЯщих, обвешанные
оружием  ночные  гости  с бумажкой-ордером, рабочие коллективы и возмущенные
писатели  не  подписывают  более  писем-обращений,  требующих  от партийного
руководства  смертной  казни  разоблаченных  "врагов  народа". Ќе слышно и о
массовых  расстрелах.  Ќо  темный  страх  осталсЯ. ’аитсЯ подспудно в душах,
живЯ   отголосками   того  кровавого  прошлого.  Џосле  истреблениЯ  прежней
интеллигенции,  крестьЯнства, лучших людей всех сословий образовалсЯ вакуум.
Ќе  стало  людей,  честно и независимо думающих. ‚ерховодЯт малообразованные
приспособленцы и карьеристы, изгнаны правда и совесть...
     €сцелить  нас  могло  бы  только  восстановление гласности, правосудиЯ,
ветерок свободы, который бы наконец повеЯл над немой страной.
     Ћт  своих  дедов  и  бабок,  чье  детство пришлось на середину прошлого
века,  Я  слышал,  что  нЯньки  пугали их Џугачевым - спустЯ восемьдесЯт лет
после  его  казни!  Ќе  будут  ли так же страшны длЯ будущих поколений имена
"Џугачевых"  XX века, поЯвление которых - на ужас и горе ђоссии - предвидели
мыслители  XIX?  €ли истинные лица их так и останутсЯ скрыты мишурой легенд,
а  кровавыми  тиранами  войдут  в  историю  их  выученики и последователи?..
€менно  они  научили неразборчивости в средствах, ведущих к достижению цели,
развЯзали  руки  насилию  и  жестокости,  проповедовали вражду между людьми,
разделенными   классовыми   барьерами,  клеймили  христианские  добродетели.
‘ловно  мир  и  счастье  общества можно устроить без истинной любви к людЯм.
Ѓез сочувствиЯ, довериЯ, милосердиЯ!..
     Ќо  -  учит ли чему исторический опыт? ‚идимо, вожди-тираны не помогают
людЯм  прозреть.  ‚се  еще не предана анафеме людоедскаЯ формула о "крепости
дела, под которым струитсЯ кровь"... Џотоки крови.

        x x x

     ‹ето  подходило  к  концу,  а мы все еще не приступили к приготовлениЯм
вплотную.   ‚сего   только   насушили  сухарей.  Ћни  пригодЯтсЯ  при  любых
обстоЯтельствах.  Ќе  миновала  нас и тревога: участились вызовы на этап. Ќа
материк  вывозили  всего  больше  здорового люда, а мы все трое числились по
первой   категории.   €  если  пока  что  мы  удерживались  на  острове,  то
гулЯйпольцы  -  благодарЯ  бандитской  статье,  Я  -  хлопотами Љаплана. …му
удавалось,  используЯ  свои  свЯзи,  исключать менЯ из списков отбираемых на
лесоповал. Ќо сколько это могло продолжатьсЯ?
     Њои  друзьЯ, отлавливавшие и расселЯвшие ондатр по всему острову, имели
постоЯнный  пропуск  и  видались изредка со своими землЯками и однодельцами,
от  которых  узнавали новости. “множившиесЯ строгости и ограничениЯ вынудили
‹ьва  ѓригорьевича  не посылать менЯ больше с поручениЯми в кремль, чтобы не
попадатьсЯ на глаза начальству.
     ‹ишь  изредка  отправлЯлсЯ Я на свой страх и риск с махновцами помогать
им  расставлЯть  ловушки.  Џолог леса надежно прЯтал от ока начальства. Ѓыло
прикро-венно,  глухо. Њы забирались на горушку и подолгу разглЯдывали оттуда
береговую  линию,  видневшиесЯ  за  проливом  островки,  сливавшуюсЯ с небом
морскую  даль...  Љак  могла  бы уплыть туда резваЯ наша лодка! Љак летел бы
наш  бесстрашный  парус  по  неоглЯдному  простору,  приближаЯ к берегу, где
безопасно,   где   не  мерещитсЯ  готовый  пальнуть  в  тебЯ  вохровец.  ѓде
свобода...
     Њы  разнесли  по  озерам  капканы и вышли к опушке, за которой тЯнулась
пустыннаЯ   савватьевскаЯ  дорога.  €  -  затаились.  ‘тали  прислушиватьсЯ.
Ћткуда-то  доносилсЯ  смутный  глухой  шум,  словно  со  стороны  кремлЯ. Ћн
становилсЯ все внЯтнее, приближалсЯ.
     €  вот  из-за  поворота  дороги  сверкнули  штыки  и  показалась голова
колонны.  Ћтчетливее  доносилсЯ  хруст  гравиЯ  под  сапогами,  усилилсЯ гул
приближающейсЯ  толпы...  ‚  полусотне метров от нас потЯнулись плотные рЯды
одетых  в штатское людей. ЌапрЯженные лица. —емоданы и узлы оттЯгивают руки,
сутулЯт плечи.
     Џо  обе стороны колонны шли сплошной цепью стрелки. ли с винтовками на
изготовку.  Љомандиры  шагали  с  наганами в руке. € не было обычных криков,
матюгов,  команд.  ‡ловещее молчание. Ќароду гнали много - вероЯтно, поболее
двухсот. ‘удЯ по одежде, то были не лагерники, а доставленные из тюрем.
     ‚  последнее  времЯ  ходили упорные слухи о крупных партиЯх арестантов,
сразу  с  пристани  препровождаемых  на ‘екирную гору. Џро то, кто такие эти
обреченные,  толковали  разное.  €ные  считали их прежними лагерными тузами,
ставшими  козлами  отпущениЯ  после  того, как весь мир узнал про расправы в
‘оловецком  лагере;  другие  уверЯли, что открыт был заговор в,недрах самого
"ведомства"...  Ќо  кто  бы  они  ни  были,  вели  их  на смерть. Ћ том, что
‘екирнаЯ   гора   превращена   в  лобное  место,  соловчанам  было  известно
доподлинно.
     ...ќтап  прошел.  Њы  углубились  в лес. € все стоЯли перед глазами эти
люди,  из  последних  сил  тащившие  тЯжелые  вещи,  в  которых уже не будет
нужды...
     €  когда много лет спустЯ мне пришлось прочитать, как фашисты, выгрузив
из  вагонов  партию  подвозимых  к  лагерю  уничтожениЯ  евреев,  гнали  их,
волокущих  мешки  и  сумки,  подстегиваЯ окриками "шнеллер, шнеллер!", и те,
надсаживаЯсь,  бежали к зевам смертных печей, Я вспомнил тихую лесную дорогу
на  ‘оловках,  по  которой  палачи  вели  свои жертвы... Ќикакому насильнику
невозможно открыть новое поприще! Љак страшно: все повторЯетсЯ...
     Ќочи   сделались   длиннее.   €   мы,  подгонЯемые  нетерпением,  пошли
посмотреть,  как  охранЯютсЯ  лодки  сборщиков водорослей. Љаплана и сторожа
предупредили,  что  вернемсЯ после поверки: идем к дальним озерам на подсчет
ондатр.  Џоход наш, мы знали, был сопрЯжен с известным риском. Ќо нам сейчас
он  был  даже  нужен: праздное ожидание, когда вот-вот потЯнут на этап и все
рухнет,   становилось  тЯгостным.  •отелось  убедитьсЯ,  что  мы  не  только
мечтаем, но и что-то предпринЯли.
     ‚ернулись   мы   подавленными.   Ќа   берегу  догнивало  несколько  куч
водорослей.  Џромысел  был  прекращен или перенесен в другое место. ‹одок не
было и в помине. ќто означало полный провал наших планов.
     ли  мы  молча.  Ќикто  не  хотел  первым  открыто  признать  крушение.
‚прочем,  мы  к  этому времени настолько сжились, что без слов понимали друг
друга.  ‹ишь когда лодка, на которой мы возвращались, ткнулась в берег, было
сказано:
     - Њожет, эта сойдет?
     Ќет,  на  такой  не  уйдешь  -  ее  и  в  заливе  волна  захлестнет.  €
все-таки... ‚ыбитой из-под надежды опоре надо было за что-то зацепитьсЯ.
     Њолча,  пришибленные,  занимались  мы  в тот вечер своим обычным делом.
‘несли  сторожу  весла  и ключ, Я доложилсЯ Љаплану, мы топили плиту, варили
ужин,  разбирали  постели...  Ђ  потом  разговорились,  находЯ  в  дружеском
общении  противовес  упадку  духа.  €  понемногу ожили, ободренные сердечной
беседой.
     ѓоворили  мы  о  самом дорогом, заветном. ‘подвижники батьки Њахно дали
прорватьсЯ   своей   тоске   по   дому,  по  оставленным  семьЯм,  по  своим
"хлопчикам".  †енки  их давно оставили разоренный дом и перебрались в город,
в    соседнюю    область,    и   по-крестьЯнски   настойчиво   и   терпеливо
приспосабливались  к  новой  жизни.  Њне  приходилось  разбирать  их редкие,
немногословные   письма   с  поклонами  и  скупыми  сообщениЯми  о  смертЯх,
"бульбе",  собранной  с  огорода,  выхлопотанном каким-то дЯдькой ‚асилем на
сахарном   заводе   кабанчике...   "—оловики"   мои   слушали,   сжав  губы,
сосредоточенные, кивали, молча переглЯдывались.
     €х  детЯм  не  давали  учитьсЯ - и весть, что младшенькие стали наконец
ходить  в  школу,  была большой радостью. ќти плохо знавшие грамоте исконные
пахари  очень понимали пользу просвещениЯ. Ћни считали, что лишь из-за своей
темноты  дали  себЯ обмануть "комиссарам". Ђ когда поразобрались и примкнули
к Њахно, было уже поздно боротьсЯ с большевиками...
     ЏроститьсЯ  нам  не  пришлось.  ‡а  мной  пришли  два конвоира - из тех
заключенных-подонков,          что          обслуживали         следственные
учетно-распределительные,     специально-чекистские     отделы     лагерного
управлениЯ. Њахновцы были на озерах...
     ‘обиралсЯ  Я  под  аккомпанемент  хлестких  понуканий  и издевательских
шуток  по  поводу простынь на постели, зубной щетки... ‚двойне разложенным -
уголовным  прошлым  и  наушничанием  - лагерным прислужникам случай проЯвить
свою   власть,   получить   право   кем-то  распорЯдитьсЯ  был  возможностью
поквитатьсЯ  за  свою  униженность.  €  оба присланных люмпена наслаждались,
командуЯ  мне: "ЋдеЯло не брать!", расшвыриваЯ мои вещи, не разрешаЯ выйти в
уборную...  Љогда  предупрежденный  кем-то  Љаплан  поднЯлсЯ  на чердак, оба
конвоира  - тщедушные, с испитыми, порочными лицами, наглыми юркими глазами,
- учинЯли мне форменный шмон, Явно превышаЯ при этом свои полномочиЯ.
     Џредписание  доставить  менЯ  на  пересылку  делало  их неуЯзвимыми длЯ
возражений   и   протестов  Љаплана,  пытавшегосЯ  заЯвить  о  своих  правах
начальника    зверо-лагпункта.    ‘унув    ему   свою   бумажку,   достойные
уполномоченные  “правлениЯ  дерзко  предложили ему оставить помещение. Ћн не
ушел,  но больше вмешиватьсЯ уже не пыталсЯ. Ќапоследок, когда менЯ уводили,
он  встрепенулсЯ, по-английски крикнул, что постараетсЯ выЯснить, вернуть...
Ћднако  мы оба понимали, что сработал механизм беспощадной лагерной дробилки
на  уровне,  где  блат  бессилен.  €  кое-как  -  из-за  наскоков  стражей -
прощаЯсь, про себЯ сознавали: навсегда!
     Џочти  не  бывает,  чтобы  на лагерных перепутьЯх повторно скрещивались
зэковские  пути  - вероЯтность встреч ничтожна. ‡а более чем четвертьвековые
мои  скитаниЯ  по  ссылкам и лагерЯм мне лишь однажды пришлось встретитьсЯ с
человеком,  который  посчитал,  что  мы  с  ним  знакомы по ‚оркуте. Ќо, как
выЯснилось,  он  принЯл  менЯ  -  по  сходству  нашему  -  за моего близнеца
‚севолода,  с которым прожил в одной землЯнке на Љедровом оре более года...
Ќо об этом - в своем месте.
     ‚  тот  же  вечер  Я оказалсЯ среди этапируемых, то есть отключенным от
лагерЯ  зэком,  загнанным в отдельное помещение. Ќас водили на санобработку,
прожарку,  поручали  заботам каптеров. ’е, блюдЯ свои интересы, стаскивали с
отбывающих  мало-мальски целые телогрейки и бушлаты, обувь, чтобы обрЯдить в
совершенное   трЯпье.   Џо   количеству   выдаваемого   на   руки  хлеба  мы
догадывались,  что  предстоит  пробыть  в  пути, по крайней мере, три днЯ, а
бывалые зэки определенно называли Њедвежью ѓору.
     Ќо  тут  произошло  чудо - в последний раз сработал рычаг хлопот о моей
судьбе.  ЊенЯ  неожиданно,  в  сутолоке  сборов и перекличек перед перегоном
этапа  на пристань, вызвали с вещами и препроводили в “ђ—. ’ам Я расписалсЯ,
что  ознакомилсЯ  с постановлением ‚ерховного ‘овета (или ‚–€Љ), по которому
остаток  срока  -  около  половины  -  заменЯетсЯ мне ссылкой в Ђрхангельск.
‚ласти  и  авторитета  Љалинина  еще  достало  на  то, чтобы добитьсЯ такого
послаблениЯ.  Ќо вовсе отменить неправедный приговор, оградить от загребущих
клещей   всесильной  опричнины  он  уже  не  мог.  "‚сероссийский  староста"
обратилсЯ  в  марионетку  и,  должно  быть,  сам поглЯдывал, как бы и его не
прихватили!
     €  Я  покинул  ‘оловки  на судне, увозЯщем мой этап, но уже с литером в
кармане и без конвоЯ.
     џ  стоЯл  на  палубе.  ‚  выданной  мне сопроводиловке значилось, что Я
обЯзан  с  ней ЯвитьсЯ в обозначенный срок в комендатуру ЌЉ‚„. €мел при себе
немного  денег;  одет  был  хоть  и  в  старое,  но  свое  -  не лагерное. €
прикидывал,  что,  пожалуй,  не  пропаду!  Ќо  не  было ничего схожего с тем
подъемом,  какой  Я  испытывал  при первом отплытии с острова... Ѓыть может,
из-за  внезапности перемены: Я был ошеломлен и не вполне пришел в себЯ. „а и
слишком  круто  оборвались  свЯзи,  сделавшиесЯ  моей  жизнью,  чтобы  Я мог
сосредоточитьсЯ  на  ожидавшем  менЯ  неведомом...  Ћ северной ссылке ходили
мрачные  толки.  ‚се  это мешало отогнать мысли о предстоЯщих новых - должно
быть,  нелегких  -  испытаниЯх  и  жгучие  сожалениЯ о рухнувших надеждах на
подлинное избавление.
     ‘удно  отплывало в холодный пасмурный день, после внезапного снегопада,
и  забурлившаЯ  у  причала вода выглЯдела особенно темной, особенно жуткой в
побелевших  берегах.  Ќа  свинцовом  небе выделЯлись четкие очертаниЯ крыш и
шатров,   придавивших   черную   непроницаемость  стен  и  башен.  ‚  скупом
октЯбрьском  свете  монастырь,  голые  скалы у выхода из бухты, уже лишенные
деревЯнных  крестов,  да  и  сам  берег, едва корабль вышел в открытое море,
исчезли  из  глаз... Ќо не из памЯти. “же тогда Я смутно предчувствовал, что
‘оловки  станут  зарубкой,  вехой в истории ђоссии. ‘имволом ее мученических
путей.
     ...Њного  лет  спустЯ,  в начале шестидесЯтых годов, несколько знакомых
ученых  усиленно  уговаривали  менЯ  примкнуть  к  их  туристской поездке на
‘оловки.  џ  отказалсЯ. €з-за ощущениЯ, что этот остров можно посещать, лишь
совершаЯ  паломничество. Љак посещают свЯтыню или памЯтник скорбных событий,
национальных тЯжких дат. Љак Ћсвенцим или Ѓухенвальд.
     ‘уетность    туристской    развлекательной    поездки    казалась   мне
оскорбительной,   даже   длЯ  моих  пустЯковых  испытаний...  €ли  следовало
поехать?  € указывать своим спутникам: "‡д