то есть определЯющий судьбу не  только  руководимой им
страны, но  и  его самого вопрос, неизбежно,  хотЯ и в разных формах, встает
времЯ  от  времени  перед  каждым  политиком.  Ћчень  часто  он   неразрывно
переплетаетсЯ с другим вопросом: власть ради чего? €наче говорЯ,  с Џроектом
ее использованиЯ, от  имени которого выступает  любой политик, заслуживающий
этого  названиЯ.   (Ћставим  в  стороне  тех,   даже   если  они  составлЯют
большинство, длЯ кого сама ‚ласть, ее завоевание и сохранение и есть главный
Џроект их жизни - не о них сейчас речь.)
     ‚ случае  с  ѓорбачевым Џроект, пусть  поначалу неЯсный, менЯвший  свой
облик, содержание и направленность по мере того, как он начал реализоватьсЯ,
- безусловно, присутствовал. ‘ама  власть поэтому была длЯ него прежде всего
инструментом  -  средством,  а  не  целью.  ’ем  не  менее,  став  верховным
руководителем   страны   и   получив   наконец   возможность  приступить   к
осуществлению задуманного, он неизбежно и практически каждодневно должен был
заботитьсЯ о сохранении этого  инструмента в  своих  руках. €наче  говорЯ, о
самосохранении у власти.
     ђазные политики, сталкиваЯсь с этой проблемой,  решают ее по-разному  -
идЯ на компромиссы или,  наоборот, отвергаЯ их, жертвуЯ, кто принципами, кто
друзьЯми,  а  кто-то и  семьей.  Ќеразрешенной и, по-видимому,  неразрешимой
проблемой  остаетсЯ сама  возможность гармоничного примирениЯ  власти, как и
политики в  целом,  с  нравственностью.  Џолитики, правда, могут успокаивать
свою совесть, когда она начинает беспокоить, тем, что с этой точки зрениЯ их
профессиЯ, будучи лишь одной из древнейших, отнюдь не уникальна.
     ‘ам ѓорбачев на разных этапах  карьеры решал проблему самосохранениЯ во
власти (естественно, во имЯ успеха начатого „ела) разными способами. (“  нас
еще будет возможность проследить  за ним вплоть до  декабрЯ  1991-го  - того
момента, когда ему пришлось сделать, может быть, тЯжелейший  выбор  в  своей
жизни:  между  ‚ластью и  тем Џроектом, который  он начал  осуществлЯть с ее
помощью.)  ’ак  или  иначе, когда  пока еще  неЯснаЯ  угроза  номенклатурной
реставрации обозначилась  на горизонте, он пошел на безусловно революционный
шаг:  в  отличие   от  •рущева,  который,  оказавшись  во  времЯ  мини-путча
"антипартийной  группы"  в  1957  году  в меньшинстве среди  разъЯренных его
"изменой" наследников  ‘талина в Џрезидиуме –Љ ЉЏ‘‘, обратилсЯ за поддержкой
к Џленуму, ѓорбачев,  спасаЯсь от –Љ  и партаппарата, выбежал, прижимаЯ, как
ребенка к груди, свою Џерестройку, на городскую площадь.
     “же  в  июне 1986  года на заседании Џолитбюро  он  начал формулировать
ориентиры   своей   новой   политики.    ”аза   "вытаскиваниЯ   за   волосы"
партийно-государственного  монстра  заканчивалась,  так,  в  сущности, и  не
начавшись. "Ђппарат, в котором засела  бюрократиЯ,  -  бушевал  на Џолитбюро
ѓорбачев, - стремитсЯ скомпрометировать перестройку".  ‚ адрес самой партии,
котораЯ  "начала перестройку",  еще  отвешивались  дежурные поклоны.  Ћднако
"аппарат",  а  в условиЯх  тогдашнего  ‘оветского  ‘оюза  это  означало  всю
управленческую   структуру,   был   зачислен   в    категорию   политических
саботажников. "—иновничество  ничего  не может,  -  рубил  он.  -  ‹юди  так
привыкли  к  указаниЯм  сверху, что их, может  быть,  придетсЯ принуждать  к
самостоЯтельности".  €менно  в эти недели  и  месЯцы  генсек, подталкиваемый
приходившими с мест нетерпеливыми призывами "открыть огонь по штабам", начал
собственную  "культурную революцию": осаду крепости  советской номенклатуры.
’ем самым, еще не знаЯ этого, решительно свернул с пути, который мог повести
задуманную им реформу по рельсам китайского "дэнсЯопиновского" варианта.

     —тобы  взЯть  сопротивлЯющийсЯ   переменам  аппарат   в  кольцо  осады,
необходимо  было  набрать  рать  со  стороны  -  "развернуть демократический
процесс".  ‡нал  ли  тогда  ѓорбачев, что бескорыстных услуг  в политике  не
бывает и  что общество, которое  он собиралсЯ  расшевелить и "взЯть в долю",
скоро  начнет  ставить условиЯ ему самому и неизбежно потребует в  уплату за
свое участие  в  перестройке значительную  часть  высвобождавшейсЯ от партии
власти? „аже  если  и допускал это, то  навернЯка  не предполагал,  что  все
произойдет  так  быстро и, как неожиданный дар  получив из его рук  свободу,
общество  отплатит ему  неблагодарностью,  хуже того, равнодушием  к  судьбе
своего освободителЯ.
     —тобы  поддеть  рычагом перестройки  бетонную  плиту  партноменклатуры,
нужна  была  точка  опоры, а  лучше - несколько.  Ћбнаружить  их в  условиЯх
тотального доминированиЯ  одной партии в общественной жизни было нелегко. Ќа
помощь опЯть,  как  на спиритическом сеансе, был призван "дух  €льича". "Ѓез
‹енина  мы заблудились,  -  констатировал  он  на  Џолитбюро,  - забыли  про
‘оветы". ‚спомнить на 70-м году советской власти о ‘оветах и о том значении,
которое  придавал  им  вождь  революции,  можно  было,  наверное, только  от
отчаЯниЯ. “ ѓорбачева тем не менее не было выбора: формировать свое воинство
предстоЯло из того,  что  было под  рукой. "Њы оттеснили ‘оветы  от реальной
власти,  отодвинули  на  задний план. ЃоЯлись, что подорвем роль  партии,  а
когда дошло до реального дела, партиЯ разделилась. Ћдни делают, другие ждут,
когда они сорвутсЯ".
     Џосле очередных безрезультатно  пролетевших  недель  тон его обвинений,
адресованных партаппарату, становилсЯ все более агрессивным. ’еперь уже сама
партиЯ  превращалась длЯ  него в главное  препЯтствие и,  соответственно,  в
главный объект перестройки: "Ѓез революционной  перестройки партии ничего не
выйдет,  кроме  умной и  хорошей говорильни".  ‘оветы,  как  и любаЯ  другаЯ
непартийнаЯ структура, нужны были  ему длЯ давлениЯ на партию, разрушениЯ ее
монополии и  свЯзанного с ней  аппаратного произвола.  "Њы должны  постоЯнно
помнить  об  издержках  однопартийной системы.  …сли контролировать  некому,
партработник превращаетсЯ в чиновника". ’ак, не переставаЯ божитьсЯ ‹ениным,
последний  генсек –Љ ЉЏ‘‘ открывал длЯ себЯ фатальные последствиЯ  введенной
его   кумиром   однопартийности   и   импровизировал  на   тему   Њонтескье,
пропагандируЯ членам Џолитбюро добродетели "разделениЯ властей".
     Ћднако   ни  на   ‘оветы,  ни  на  профсоюзы,  ни  на   "цивилизованных
кооператоров", о которых, перечитываЯ политическое завещание ‹енина, он тоже
вспомнил, оперетьсЯ не удалось.  ‚се  эти "приводные  ремни"  приводились  в
движение  только одним маховиком  -  –Љ ЉЏ‘‘. Људа более реальную  поддержку
заложнику  возглавлЯемой  им партии  оказали в тот  период  интеллигенциЯ  и
пресса, разбуженные трубами ѓласности.

     ‘реди   множества   тревожных  ночных  звонков,  о  которых  не  любила
вспоминать, но не  могла  забыть ђаиса Њаксимовна, - звонок  26 апрелЯ  1986
года, сообщивший  о взрыве в  —ернобыле, стоит особнЯком.  ‚о-первых,  из-за
неординарного характера происшедшей аварии:  подлинный масштаб трагедии  был
осознан  руководством страны  лишь несколько дней спустЯ. ‚о-вторых, это был
первый  и  поэтому особенно зловещий  сигнал, дурное  предзнаменование, ‡нак
Ѓеды, навсегда  пометивший  перестройку. ‘истема  взорвалась,  как  мина  со
сложным механизмом в руках неопытного сапера.
     ‘тав символом трагедии, оборвавшей  и изуродовавшей жизни  сотен  тысЯч
людей,  —ернобыль превратилсЯ в  жесткую  проверку  обещаний  перестройки, и
прежде   всего  одного  из  наиболее   обЯзывающих   -  обещаниЯ  гласности.
Ћзадаченное  молчание  Џолитбюро,  пытавшегосЯ  уЯснить  длЯ  себЯ  истинные
размеры  трагедии, попытки  местных  украинских  властей,  действовавших  по
привычному рефлексу, приуменьшить  ее  масштабы, чтобы "не огорчать Њоскву",
ведомственный испуг тех, кто отвечал за конструкцию и эксплуатацию реактора,
- все эти мелкие конъюнктурные хлопоты и заботы растерЯнных,  не  понимающих
до конца всего, что  случилось,  людей,  затЯнулись в один узел аппаратных и
ведомственных интересов  и  интриг,  который  можно было  разрубить,  только
проЯвив необходимую политическую волю.
     ѓорбачев молчал в течение 14 дней.  € хотЯ на уровне практических шагов
реакциЯ руководства была вполне адекватной случившейсЯ трагедии, ни  страна,
ни  внешний  мир не  имели  полной Ясности  о том,  что  в  действительности
произошло.  •отЯ из-за  вселенского характера  катастрофы с первого днЯ было
понЯтно, что  скрыть  ее не удастсЯ,  чтобы признать это, ѓорбачеву, видимо,
требовалось взЯть чисто психологический барьер. ’от самый, который  так и не
смог преодолеть ћ.Ђндропов (находившийсЯ, правда, между жизнью и  смертью) в
дни, когда советскаЯ  Џ‚Ћ сбила южнокорейский пассажирский самолет. ‚ыступив
по телевидению с обращением к стране  и  наконец-то откровенно  рассказав  о
том,   что   произошло,   ѓорбачев   сделал  важное   длЯ   себЯ   открытие:
"чистосердечное признание" не только смЯгчило последствиЯ удара, нанесенного
политическому  и моральному  авторитету перестройки, но и развЯзало руки длЯ
более решительных действий в сложившейсЯ экстремальной ситуации.
     Џрименив на практике провозглашенную  теорию  гласности,  он обнаружил,
что  открытость может быть ценнейшим политическим козырем. Ћблегчив душу, он
с энтузиазмом убеждал членов ЏЃ: "Њы действуем под контролем своего народа и
всего мира. Џоэтому не будем ни от чего уклонЯтьсЯ. ‘кажем откровенно о том,
что произошло, -  от нас ждут  этого  люди  и  у  нас, и за рубежом". Џауза,
взЯтаЯ  длЯ  размышлений над знамением —ернобылЯ, не прошла  длЯ него даром.
"„умать на  уровне —ернобылЯ" - означало длЯ ѓорбачева искать причину аварии
не  в одних  только технических проблемах  и административных проколах: "‚се
дело  в  том, что и многие  наши "закрытые"  министерства, и  научные центры
остались вне контролЯ. ‚от к чему приводит монополиЯ - не только в политике,
но и в  науке,  и на производстве. ‡акрытость  порождает во всей системе дух
угодничества,  подхалимажа,  показухи,  делает  людей  зависимыми от  личных
свЯзей и кланов".
     ‚ этих тирадах звучал внутренне уже вынесенный приговор другой, главной
‘истеме  и  одновременно  сквозила  наивнаЯ  вера  в то, что  открытость,  и
гласность это и есть тот самый заветный ключик,  открывающий доступ к замкам
и  кодам  бронированного  сейфа  режима:  "Ќе  надо боЯтьсЯ  своего  народа!
ѓласность - это и есть социализм".
     “же не по поводу —ернобылЯ, отвечаЯ на заседании Џолитбюро ‚.—ебрикову,
возражавшему против публикации повести ‚асилЯ Ѓыкова  "‡нак беды", бдительно
усмотревшему  в  ней  "подкоп  под коллективизацию",  ѓорбачев  шумел:  "„а,
перекосы будут. ‚се уплывет в потоке,  который  образуетсЯ. Ѓудет и пена,  и
мусор,  но все  это знак  весны,  обновлениЯ,  спутники демократизации. Ђ ее
маховик надо  раскручивать...  Ќе  надо боЯтьсЯ. ѓлавное,  народ  реагирует,
поднимает  голову.   Ѓить  по  ней,  опЯть  командовать  -  значит  изменить
демократии".

        ђ…”ЋђЊЂ? ђ…‚Ћ‹ћ–€џ? "ђ…”Ћ‹ћ–€џ"?

     ѓласность  еще  и потому пришлась  по душе  (и по руке) ѓорбачеву, что,
пользуЯсь  ею  как  главным   инструментом  демократизации,  он  рассчитывал
превратить  начатую им перестройку из очередной  попытки реформы в подлинную
революцию.  Љонечно, грань  между тем и другим изменчива, подвижна  и вообще
условна.   €  та  и  другаЯ  означает,  разумеетсЯ,  серьезные  общественные
перемены, но их глубина, как многократно подтверждала историЯ, не зависит от
выбранного термина. ‘колько раз  революции, или то, что ими  объЯвлЯлось,  в
большей  степени,  чем некие реформы,  сводились  к смене  декораций  (имен,
названий  улиц,   памЯтников,  портретов  в  кабинетах  чиновников)  во  имЯ
сохранениЯ   действующего  порЯдка  вещей.  ‘вою  попытку  их  разграничить,
классифицировать,  опираЯсь  прежде  всего  на российский  опыт,  предпринЯл
Ђ.‘олженицын, считавший, что реформы - это то, что "сверху". Ќу, а революциЯ
(коли  уж приключилась такаЯ беда, такаЯ катастрофа) - она снизу. "ђеволюции
не должно, не можно быть сверху".
     ѓорбачев начал перестройку как реформирование внутри ‘истемы. Ћбнаружив
довольно скоро,  что задуманное  не получаетсЯ,  он, не успокоившись,  пошел
дальше  -  к реформе  ‘истемы.  ќто  уже  попахивало революцией.  ‚первые  о
перестройке как о революции  он, к изумлению  многих, заговорил в •абаровске
во  времЯ поездки  на  „альний  ‚осток. ’огда еще,  может  быть, его  больше
привлекала звучность и  Яркость термина, чем его реальное содержание. ‚едь в
условиЯх режима, не устававшего напоминать,  что он  ведет отчет своего века
от   17-го   года,   под   новой   революцией  мог  подразумеватьсЯ   только
"Ђнти-ЋктЯбрь".
     Ќезависимо от объективного смысла спровоцированных им событий, признать
вслух  такую крамолу  ѓорбачев  не мог, да и не  хотел. Ќо при этом все чаще
заводил  речь сначала  "о  революционной перестройке", потом  откровеннее  о
перестройке  как  "революции  в  умах, на  производстве,  в  надстройке" (на
заседании  Џолитбюро 23 июнЯ 1986  года). €, не удовлетворившись  революцией
как образом (что еще могли переварить привычные ко всему партпропагандисты),
гнул  свое, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: "Џерестройка - настоЯщаЯ
революциЯ, потому что это глубокий процесс, - только бомбы не рвутсЯ  и пули
не летЯт. ‘егоднЯ проходим  период, равнозначный тому, как  двигалась ђоссиЯ
от царской к  социалистической".  Ћднако то ли  из благоразумиЯ,  то  ли  по
естественному в ту  пору незнанию не уточнЯл, в какую  сторону вслед  за ним
двинетсЯ нынешнЯЯ социалистическаЯ ђоссиЯ: к большему, "лучшему" социализму,
за его пределы или в сторону от него.
     “ самонадеЯнного  и  дерзкого,  как  казалось  тогда многим,  сравнениЯ
перестройки  с  ЋктЯбрем  была на самом деле  только интуитивно  ощущавшаЯсЯ
подоплека  двух  этих  процессов. ‚ силу феодального  характера  российского
общества  переход от  царизма  к большевизму  во многих  отношениЯх проходил
проще, чем  начатый перестройкой сдвиг к малознакомому и исторически чуждому
ђоссии  либерализму,   предполагавшему  не  смену  верхушечных  структур,  а
трансформацию несущих устоев общества...  ‚ своей книге "Џерестройка и новое
мышление"  ѓорбачев пыталсЯ успокоить теоретиков-ортодоксов:  "Џерестройка -
это  революциЯ  сверху,  так  как  происходит по инициативе  партии. ќто  не
стихийный, а  направленный процесс". €  тут  же, почувствовав,  видимо,  как
‘олженицын, что "революциЯ  сверху"  -  это  извращение, пробует  с  помощью
словесной  эквилибристики  вывернутьсЯ   из  ловушки:  "‘воеобразие  и  сила
перестройки в том, что это одновременно революциЯ сверху и снизу".
     Ќасчет революции, революционной реформы  или, если хотите,  "рефолюции"
сверху, все понЯтно. Ћ том,  что "снизу", все  обстоЯло куда проблематичнее.
‚ключившись в эти  исторические дебаты,  Ђ.џковлев  высказывалсЯ  трезвее "о
драме   революции   сверху,   соединЯющей    очевидные   плюсы   (сохранение
преемственности,   общественного   консенсуса,    поддержание   политической
стабильности,  возможности  использовать  демократически  настроенную  часть
государственного и партийного аппарата и прочее) с минусами: руки, свЯзанные
прошлым,  половинчатость,  попытки  соединить  несоединимое".  ‚идел, больше
того,  навернЯка постоЯнно  ощущал в своих ежедневных хлопотах эти  минусы и
ѓорбачев, поэтому  - разумом  ли,  инстинктом  -  тЯнулсЯ к тому,  что могло
подвести   под   перестройку   реальный  фундамент  -   ведь   ни  серьезной
политической, ни тем более социальной  базы у его "революции сверху" еще  не
было. …е  предстоЯло  создать,  слепить из  туманных общественных  ожиданий,
романтических   мечтаний   "шестидесЯтников"   и   только   проклевывавшихсЯ
агрессивных и  откровенно корыстных интересов еще не народившегосЯ  среднего
класса и будущей посткоммунистической буржуазии.
     ’очнее  было  бы   назвать   горбачевскую   революцию   "превентивной",
замысленной как  способ избежать неминуемого кризиса и,  как его  следствиЯ,
возможной подлинной  революции "снизу" со всеми  ее  российскими прелестЯми:
бунтом, насилием,  гражданской войной и так далее. ЏредпринЯть такую попытку
могло   то  руководство,  которое,  обладаЯ   реальной  информацией   раньше
остального общества и видЯ приближающийсЯ край обрыва, решилось бы нажать на
тормоза или попробовать отвернуть в сторону. ѓлавнаЯ проблема такого демарша
в  том,  что  остальное общество  в своей массе  не видит, не осознает  этой
"грозЯщей катастрофы", поскольку  благодарЯ  усилиЯм  своих же руководителей
вынуждено жить в иллюзорном  пропагандистском мире  и поэтому  не  только не
подталкивает реформу "снизу", но, наоборот,  колеблетсЯ, недоумевает  и даже
сопротивлЯетсЯ реформаторам.
     Џреодолеть  это "сопротивление материала",  поднЯть "низы",  превратить
общество из объекта в активного субъекта и участника  своего Џроекта и хотел
ѓорбачев   с  помощью   демократизации   и  гласности.   …го   краткосрочный
политический интерес  был очевиден: он нуждалсЯ в обществе  как  в  союзнике
против бюрократии, его  мотивы  и  моральные позывы  - пробудить "творчество
масс",  помочь  родитьсЯ  "свободному русскому  человеку",  добитьсЯ,  чтобы
"засиЯла социалистическаЯ демократиЯ", и отбросить "все, что  поросло мхом",
- были  безупречны  и  более чем похвальны.  Ћднако  просчитывал ли он, куда
приведет его и страну этот в действительности революционный замысел?
     Џосле первой встречи и продолжительной беседы один на один с ѓорбачевым
в …лисейском дворце  в  октЯбре 85-го  президент  ”ранции  ”рансуа  Њиттеран
сказал своим ближайшим советникам: "“ этого человека захватывающие планы, но
отдает ли  он себе отчет в тех  непредсказуемых последствиЯх, которые  может
вызвать  попытка их осуществить?"  Ќа  Њиттерана Явно  произвела впечатление
решимость  нового  лидера подвергнуть критическому пересмотру  все  основные
механизмы советской системы. ‚рЯд ли он знал о ленинском призыве "не боЯтьсЯ
хаоса",   зато  навернЯка  был  знаком  с   рассуждением  Ђндре  Ѓретона   о
"созидательном  разрушении".  Ќо тот был  богемным  писателем и  художником,
"папой сюрреализма", а не руководителем крупнейшей мировой державы.
     Љстати,  всегда  ли  помнил ѓорбачев  о том,  какую  именно  страну  он
собралсЯ  одной  лишь  политической  проповедью,  как миссионер, обратить  в
демократическую веру? Њихаил ‘ергеевич патетично восклицает: "Њы верим,  что
процесс  демократизации разбудит народ".  ‘колько таких  надежд  инициаторов
захлебнувшихсЯ российских реформ покоитсЯ под их обломками! Ћпыт российского
реформаторства, пишет известный историк Ћ.Љлючевский, знает два классических
образца  -  петровскую  "палочную" европеизацию  и  екатерининскую  формулу:
"реформы следует внушать, а не внедрЯть, подсказывать, а  не приказывать", -
не слишком успешно, впрочем, применЯвшуюсЯ на практике.
     ѓорбачев,  уверЯЯ всех  в том,  что он ленинец, конечно, был убежденным
"екатерининцем". €ли, выражаЯсь в терминах  •• века, скорее реформистом, чем
революционером.  "Џо  своему внутреннему  содержанию,  -  настаивает  он,  -
перестройка была революцией, но по форме это был эволюционный, реформистский
процесс". ‚сЯ проблема  в том,  что примирить понЯтиЯ, скрестить, "поженить"
революцию с  реформой проще, чем сплавить воедино благообразный  европейский
реформизм и "конармейскую" революционную решимость.  ‘делать  это в ђоссии с
ее   традицией   колебаний  между  бунтами  и  деспотиЯми  трудно   вдвойне.
Ћсобенности русской  национальной политической  традиции многократно описаны
и, казалось, должны предостеречь, отвратить любого  серьезного  политика  от
попыток привить требующий деликатного обращениЯ и ухода вьюнок реформизма на
каменистой российской почве.
     ‚ 1920 году русский писатель Љ.‹еонтьев писал: "Ћбщественные организмы,
вероЯтно, не  в силах будут вынести тех хронических жестокостей, без которых
нельзЯ  ничего из человеческого  материала построить.  ‚от  разве  что  союз
социализма  ("грЯдущее  рабство",  по мнению  либерала  ‘пенсера)  с русским
самодержавием  и пламенной мистикой...  -  это  еще возможно, но уж жутко же
будет многим... Ђ иначе все будет либо кисель, либо анархиЯ..."*
     ‚рЯд  ли  большевики  могли  бы в полной мере воспользоватьсЯ  рецептом
того,  кого  позже  клеймили  как крайнего  реакционера и  мистика. ђазбудив
сначала  анархическую  энергию  российского  бунта, они  впоследствии, чтобы
избежать "киселЯ", подарили стране жуткую деспотию.
     …ще  один  органический  противник   политического  "киселЯ"  Ѓ.…льцин,
навернЯка не знавший даже  о существовании такого философа,  воспроизводил в
своих "‡аписках президента" все ту же клиническую формулу типовой российской
реформы. ЋтвечаЯ ‘олженицыну, который выступил против ельцинско-гайдаровской
"шоковой  терапии", заметив, что ни один любЯщий сын не станет лечить  таким
методом свою мать, российский президент отрезал: "’олько так  - на  слом, на
разрыв - порой человек продвигаетсЯ вперед, вообще выживает".
     ‘вой заочный диспут он, конечно же, вел  не с известным писателем, а со
своим  кровным  историческим  соперником  - ѓорбачевым.  €менно тот,  будучи
принципиальным противником "ломать людей через колено", попробовал применить
в  российской  реальности  то,  что  в  случае  успеха  стало  бы  подлинной
революцией в лечении общественных болезней: не костоправство, а политическую
гомеопатию. €сходил он при этом из редкого длЯ наших отечественных политиков
убеждениЯ   в  том,  что   традиционно  применЯвшиесЯ   методы   -  силовые,
административные, - создаваЯ  видимость разрешениЯ проблем, на деле образуют
завалы длЯ будущего.
     ‚ыбор   амплуа   профессионального   эволюционера   в   приученной    к
бунтарЯм-анархистам и деспотам стране мог  означать либо вопиющую наивность,
в  чем  ѓорбачева  не  устают  обвинЯть  российские  критики,  либо   высшую
политическую мудрость, за которую его не устают превозносить главным образом
западные    поклонники.   Ђмериканский   политолог    ‘амюэль    •антингтон,
прославившийсЯ своей концепцией  "конфликта цивилизаций", почти тридцать лет
назад, не ведаЯ о будущем "мильоне терзаний" последнего генсека –Љ ЉЏ‘‘, так
определил  разницу  между  революционером  и реформатором  (точнее  было  бы
сказать - реформистом):  "ђеволюционер должен быть способен противопоставить
друг   другу   социальные   силы,  реформатор   должен  манипулировать  ими.
ђеформатору вследствие этого требуетсЯ обладать политическим  искусством  на
порЯдок выше, чем революционеру. ђеформа ЯвлЯетсЯ редкостью  уже из-за того,
что  редко  встречаютсЯ  политические  деЯтели,  способные  воплотить  ее  в
реальность.  “дачливый  революционер  не  обЯзан  быть  искусным  политиком,
удачливый реформатор не может им не быть"*.
     ѓорбачев,  которого к  удачливым реформаторам отнести  трудно  - по его
убеждению, не бывает "счастливых  реформаторов",  - действовал  вопреки всем
предостережениЯм специалистов по российской специфике. ‚ своей Џерестройке -
революции одновременно "снизу" и "сверху" - он  задумал соединить неизбежную
и необходимую  авторитарность  царской  (партийной)  реформы  с  разбуженной
стихией  вечного  народного позыва к свободе. ‘вободе, котораЯ  в российских
условиЯх практически никогда не  воспринималась иначе,  чем "волЯ",  то есть
анархиЯ. „а и сам ѓорбачев, казак из Џривольного,  похоже, несмотрЯ  на годы
интеллектуальной  огранки  в  Њѓ“   и  политической   шлифовки  в   жерновах
партаппарата, куда как  естественнее чувствовал себЯ в роли  вожака, атамана
стихийного  политического  процесса,  чем   в  скучной  и  хмурой  должности
хранителЯ общественного порЯдка. “  часто цитировавшегосЯ  им  Ќаполеона  он
позаимствовал не "свЯщенный  ужас" перед беспорЯдком (une horreur  sacr?e du
d?sordre),  а  крылатый  афоризм:  "on  s'engage et puis, on verra"  - "надо
ввЯзатьсЯ, а там будет  видно". ќтим же афоризмом на начальной  фазе русской
революции любил пользоватьсЯ и лидер большевиков. ѓорбачев переиначил его на
свой лад: "ѓлавное н?чать, и процесс пойдет".
     ЋбращатьсЯ к народу, да еще в ђоссии с расчетом использовать его подъем
против бюрократии не только в разрушительных, но и в созидательных целЯх мог
только человек, либо надеЯвшийсЯ, что сама демократиЯ рано или поздно введет
половодье  анархического  протеста в  берега политических  и государственных
структур, либо очень веривший  в самого себЯ и свои способности не выпустить
событиЯ  из-под  контролЯ.  ‚споминаЯ  об особенностЯх его характера, ‡денек
Њлынарж весной 1985 года в интервью итальЯнской газете "“нита" сказал: "Њиша
-  человек, обладающий очень  многими качествами незаурЯдной личности. Ќо он
очень самоуверен, и это может дорого ему стоить".

        "ѓ„… ‘€„€њ, ’ЂЊ € Џ…ђ…‘’ђЂ€‚Ђ‰‘џ"

     Љ осени  1986 года ѓорбачев  окончательно сформулировал  длЯ себЯ девиз
нового этапа реформы - тотальнаЯ перестройка партии, государства, экономики.
…е  рычаг  -  демократизациЯ ‘истемы.  ‚ своих политических выступлениЯх  он
определЯл  свой  новый  курс  опЯть-таки как "возвращение"  к ленинской идее
поощрениЯ  "творчества масс".  „лЯ самых  непонЯтливых в  партийном аппарате
формулировал это  более доходчиво: "’ам,  где сидишь, там и перестраивайсЯ".
€деЯ перестройки как новой  революции, нового "правильного" ЋктЯбрЯ увлекала
его  все больше, тем паче, что  на горизонте  замаЯчила впечатлЯющаЯ дата  -
70-летие   ЋктЯбрьской   революции.  €   к   юбилею  надо   прийти  с  новым
"исправленным" социализмом,  возведенным по  ленинским  заветам,  хотЯ  и не
строго по его рецептам.
     ‹идер  перестройки поставил перед  собой  грандиозную  цель:  добитьсЯ,
наконец, превращениЯ социализма в  реальную  альтернативу  капитализму.  "Ќе
надо  боЯтьсЯ сейчас громких  слов. Ѓеда,  если ограничимсЯ только  словами,
какими бы правильными  и красивыми они ни были".  Ћдним из  главных фронтов,
где,  если  уж речь  зашла  о демократизации ‘истемы, важно  было преодолеть
отставание от капитализма, были злополучные  права человека. ‚ыЯснилось, что
в этой области  даже проще перейти от  слов  к делу, чем в сфере  экономики.
’ребовалась  лишь политическаЯ  волЯ руководителЯ. Џервым было снЯто табу  с
вопросов свободы выезда из ‘‘‘ђ. Љ этой теме в свое  времЯ  примерЯлсЯ, судЯ
по его  мемуарам, еще Ќ.•рущев, высказывавший естественное  длЯ правоверного
коммуниста  недоумение: "…сли  социализм -  это  рай длЯ  трудЯщихсЯ,  зачем
обносить  границы колючей проволокой и удерживать здесь людей  насильно? Ћни
сами должны сюда стремитьсЯ".
     Њенее простодушный ѓорбачев тоже  начал с того, что поставил в повестку
днЯ  вопрос  "Ћб упрощении практики выезда и въезда  в ‘оветский ‘оюз".  ќто
предполагало  возможность двустороннего  движениЯ через  советскую  границу,
причем количество  желающих въехать  в  страну  "перестроенного  социализма"
теоретически могло  многократно  превысить число  выезжающих.  "Љто-то хочет
ехать за границу на 3 месЯца, а мы ему - месЯц и баста! € вообще, если хочет
сбежать, велика беда! ќто даже не потерЯ, а приобретение, чтобы всЯкаЯ шваль
туда  убралась.  ‚сех,  кого  можно  отправить  за границу  без  ущерба  длЯ
безопасности,  всех  отправлЯть -  метлой!  ‚се  это  часть  демократизации,
котораЯ должна охватывать все сферы жизни".
     ‹укавство  этого бравурного пассажа из выступлениЯ генсека на Џолитбюро
в том, что помимо заЯвленной им высокой цели - создать свою  "концепцию прав
человека", отвечающую духу нового политического мышлениЯ,  поднЯтый вопрос о
высылке   "швали"  преследовал  вполне  прагматическую   цель:  приближалась
очереднаЯ встреча с  ђональдом ђейганом, а поскольку американцы, как обычно,
заранее  подготовили  к  ней  список  советских  "отказников",   за  которых
собиралсЯ  ходатайствовать президент ‘Ђ, ѓорбачев хотел  "вынуть у него изо
рта" эту острую тему.
     Џервым  из заметных  правозащитников получил свободу и  смог выехать за
границу  ћрий  Ћрлов.  ‡начительно более сложной с  точки зрениЯ  внутренней
политики  представлЯлась  проблема  самого  знаменитого  советского  "узника
совести" - нобелевского лауреата ЂндреЯ „митриевича ‘ахарова.
     —тобы  психологически подготовить  Џолитбюро, ѓорбачев с немалой  долей
актерства разыграл этот сюжет так, будто ‘ахаров чуть ли не "отсиживаетсЯ" в
ѓорьком, в  то времЯ когда "всЯ страна пришла в движение". "•ватит  ему  там
сидеть  без дела! Џусть  Њарчук (тогдашний президент Ђкадемии наук. -  Ђ.ѓ.)
съездит к нему и скажет,  чтобы возвращалсЯ. Љвартира, дача,  машина - все в
Њоскве сохранено. € пусть Њарчук скажет, что советовалсЯ в –Љ".
     Џосле того как ЏЃ, поморщившись, проглотило это  заЯвление, возвещавшее
начало  демонтажа  уже  не сталинского,  а андроповского наследиЯ,  ѓорбачев
счел, что дальнейшаЯ дорога разминирована, и решил, не прЯчась за спину, сам
сделать этот сенсационный политический жест.
     16 декабрЯ 1986 года немногословные люди в  гражданской одежде, но Явно
с военной выправкой, не спрашиваЯ разрешениЯ жильца одной хорошо  охранЯемой
квартиры  в ѓорьком, установили  в ней телефон. Џо  нему позвонил ѓорбачев и
предложил  "ссыльному" академику вернутьсЯ в Њоскву к своим профессиональным
занЯтиЯм и к "служению Ћтечеству". „лЯ соблюдениЯ  приличий (как их понимало
партийное  начальство)  было   "выпущено"   никого  не  обманувшее  короткое
сообщение  ’Ђ‘‘,  в   котором  говорилось:  "Ђкадемик  ‘ахаров  обратилсЯ  к
советскому руководству  с просьбой разрешить ему  возвращение  из ѓорького в
Њоскву. ‚ результате рассмотрениЯ этой просьбы компетентными  организациЯми,
включаЯ Ђкадемию наук ‘‘‘ђ и  административные органы, было принЯто  решение
удовлетворить  эту  просьбу.  Ћдновременно Џрезидиум ‚ерховного ‘овета  ‘‘‘ђ
принЯл  решение  о  помиловании гражданки Ѓоннэр.  ’аким  образом, им  обоим
предоставлена  возможность  вернутьсЯ  в Њоскву, а Ђ.„.‘ахарову - и  активно
включитьсЯ в академическую жизнь, теперь -  на московском  направлении (?! -
Ђ.ѓ.)  деЯтельности  ЂЌ  ‘‘‘ђ.  “тром 23  декабрЯ  Ђ.„.‘ахаров и  ….ѓ.Ѓоннэр
поездом прибыли в Њоскву".
     ‚озвращение  в  Њоскву  после  семилетней  ссылки  всемирно  известного
ученого  и  правозащитника  стало  первым  политическим  сигналом  ѓорбачева
‡ападу,  подтверждающим серьезность  его  намерений  в  деле  демократизации
режима. „о сих пор к  его декларациЯм  по  этому поводу там относились как к
очередной, лишь более  изощренной  пропагандистской  кампании. ‚нутри страны
сенсационные сдвиги в отношении властей  к "диссидентам", еще совсем недавно
воспринимавшимсЯ  как  опасные  государственные   преступники,  должны  были
подтвердить объЯвленное с  высоких трибун движение  в сторону уже  не только
"социалистического", а нормального  правового государства. …го сущность  длЯ
доходчивости  ѓорбачев выразил  в  броской,  хотЯ  и  упрощенной  формуле  -
"ђазрешено все,  что  не запрещено законом".  …сли учесть, что  значительнаЯ
часть законов  предыдущей эпохи  находилась в  процессе  пересмотра,  а само
соблюдение  законов,  будь  то  властЯми  или  населением,  никогда  не было
национальной  российской традицией, легко понЯть,  что  от нового  правового
государства повеЯло бакунинским анархизмом.
     Џостепенно  начали  облетать  "социалистические"  обертки  и  с  других
запущенных  перестройкой  в  оборот   политических  понЯтий,  включаЯ  самое
взрывоопасное - плюрализм. Љогда же в Январе 1987 года на Џленуме –Љ в своем
докладе  ѓорбачев  объЯвил о  предстоЯщей  глубокой политической  реформе  и
произнес  роковые  слова  -  "избирательнаЯ  система  не  может  не быть  ею
затронута", -  мраморный  зал заседаний верхушки  партии, с ленинских времен
единолично  правившей  страной,  как  будто  наполнилсЯ  запахом  ладана,  а
некоторым членам –Љ показалось, что они находЯтсЯ внутри ЊавзолеЯ.

     „ополнительным  аргументом  в  пользу  того,  чтобы  сосредоточитьсЯ на
политической   реформе,   отодвинув   на  второй   план   остальные  аспекты
перестройки,  стали проблемы с экономической реформой. ЌесмотрЯ на то  что в
своем докладе на XXVII съезде он назвал радикальную  реформу экономики среди
приоритетов перестройки, дело в этой сфере практически не двигалось. Џравда,
к лету 1987  года был  подготовлен проект такой реформы,  а  в июле длЯ  его
одобрениЯ  созван  специальный  Џленум   –Љ.  Џо  замыслу  ѓорбачева,  после
"политического"  Январского  Џленума,  расчистившего  путь к  демократизации
общественной жизни, настала очередь демократизировать экономику. Ќадо было и
в этой области разрушить  монополию бюрократии, на этот раз хозЯйственной, и
переходить   от   административных    методов    управлениЯ   экономикой   к
"товарно-денежным"  (слово  "рынок"  даже  с  эпитетом   "социалистический",
по-прежнему вызывало аллергию у участников пленума).
     ‚ конце концов, после  "трудной" многочасовой дискуссии с Ќ.ђыжковым на
сталинской даче в  ‚олынском  премьер  уступил,  и  пленум дал зеленый  свет
началу перестройки в экономике.  Ћднако на практике экономическаЯ реформа не
заработала, поскольку, по версии ѓорбачева, "Ќиколай €ванович спустил все на
тормозах". ‚ действительности же дрогнуло все политическое руководство. …два
правительство   заикнулось,   что   цены    на   хлеб   и   макароны   будут
"скорректированы",  пусть  даже  с   выплатой   компенсаций  населению,  как
поднЯвшийсЯ  ропот  тогда  еще  не знакомых с  императивами  рынка советских
граждан  заставил высшее  руководство,  а  прежде  всего  самого  ѓорбачева,
отступить.
     ЏенЯть  было не  на  кого. ђазбуженное в  соответствии  с его сценарием
общество  начало  подавать голос  и  другие  признаки жизни. Ћказалось,  что
политическаЯ  реформа  не  только  усадила страну перед  телевизорами, но и,
построив ее  в  пикеты,  вывела  на рельсы  перед локомотивом  экономической
реформы,  пока   еще  разводившим   пары.  Џрижатый   к  стене  собственными
аргументами, ѓорбачев спасовал перед "творчеством масс" и публично пообещал,
что впредь никакого  повышениЯ  цен "без совета с народом предприниматьсЯ не
будет". Џосле такого обещаниЯ о движении к рынку можно было на времЯ забыть.
’ем самым отодвигалась перспектива  расширениЯ  социальной базы горбачевской
революции за счет формированиЯ класса новых предпринимателей и собственников
в городе и на селе. ‘етуЯ  об "отложенных" преобразованиЯх в деревне, Њихаил
‘ергеевич   задним   числом  сокрушаетсЯ:   "Ќадо   было  взрывать   колхозы
экономически. Ќачать активнее строить там дороги, смелее раздавать земельные
участки длЯ обработки.  џ думал запустить туда такой вирус, как аренда - и в
земледелии,  и в  животноводстве. ‚едь начали  было, и дело пошло. Ќадо было
идти  до  конца,  поощрЯть  средний  класс". Ђ  раз  "до  конца"  не  пошли,
послаблениЯми в прежде суровом законодательстве и дозированными льготами длЯ
кооператоров   смогли   воспользоватьсЯ  только  вышедшие   на   белый  свет
"теневики", ставшие зародышем "новой русской" буржуазии.
     Џоскольку из-за саботажа управленцев  и недостаточной  "сознательности"
общества, отказавшегосЯ  "демократически"  проголосовать  за  повышение цен,
экономическаЯ  реформа  оказалась  заблокированной,  у  ѓорбачева  оставалсЯ
единственный способ  двигать  перестройку дальше -  наращивать  политическое
наступление. „лЯ Ќ.ђыжкова,  у которого, естественно, другаЯ версиЯ событий,
нет  сомнений,  что именно  "безумное  политическое  ускорение" смело  в тот
период шансы на серьезную поэтапную реформу экономики...

     Љ концу 1987  года ѓорбачева  поглотили заботы,  свЯзанные  с 70-летним
юбилеем  ЋктЯбрьской  революции и подготовкой  доклада,  посвЯщенного  этому
событию. Џровозгласив  перестройку  "своей" революцией,  он  теперь уже  был
вынужден примерЯть масштабы пока еще задуманных преобразований к ЋктЯбрю,  а
значит,  вопреки собственным начальным  намерениЯм,  "бросить  вызов" своему
кумиру - ‹енину. ђазумеетсЯ, в юбилейном докладе  даже намека на это быть не
могло. ѓенсек  лишь окончательно отмежевалсЯ от  ‘талина и,  как бы  отвечаЯ
своим дедам, не верившим, что вождь имел отношение к их страданиЯм, поставил
все точки над "i",  заЯвив:  "‘талин знал". ѓлавной  новацией  доклада  была
официальнаЯ реабилитациЯ Ќ.Ѓухарина,  воспринЯтаЯ партийными догматиками  (в
то  времЯ  в  эту  категорию  помимо ….‹игачева  входил  и  Ѓ.…льцин,  также
считавший,  что  с подобного  рода  деликатными сюжетами  не  надо  "слишком
торопитьсЯ")  как  преждевременнаЯ,  а   радикализировавшимсЯ   общественным
мнением как недостаточнаЯ и робкаЯ. ‚  результате доклад не удовлетворил  ни
радикалов,  ни  консерваторов и, может быть,  поэтому до  сей поры  остаетсЯ
предметом  гордости  "центриста" ѓорбачева:  "ѓлавное,  что  Я не  закрыл, а
открыл дискуссию".
     Љ этому моменту он внутренне созрел длЯ того, чтобы освободитьсЯ уже не
только  от ‘талина, но и от  остальных своих предшественников - "улучшателей
большевизма" -  •рущева  и Ђндропова,  и, пока еще подспудно, самого €льича.
"‡азор"  между   ‘талиным  и   ‹ениным,   в   котором   вместе   с   другими
"шестидесЯтниками"  он   рассчитывал  найти   формулу  идеального,   так   и
несостоЯвшегосЯ    ЋктЯбрЯ,   был   дотошно   исследован,   многократно    и
безрезультатно опробован на  практике и оказалсЯ  бесплоден. ’еперь ѓорбачев
мог с  чистой  совестью  человека, обшарившего все сусеки оставленной  ему в
наследство  ‘истемы, ополчитьсЯ на "плакальщиков" по  поводу его отступлений
от  социализма  и  обозвать  их  воинствующими   демагогами,  догматиками  и
"теоретиками отставаниЯ".
     "Љ 1988 году, - писал он в журнальной статье, подводЯ десЯтилетний итог
перестройки, - мы осознали, что  без  реформированиЯ самой системы не сможем
обеспечить  успешное  проведение реформ (с  этого момента можно  говорить  о
втором  содержательном этапе  перестройки.  Ћн  базировалсЯ  уже  на  других
идеологических  позициЯх, в основе  которых лежала идеЯ социал-демократии)".
ЏонЯтие  "мы"  к  этому времени  тоже становилось  другим. ђыжков  и ‹игачев
оставались в нем все более номинально, а с октЯбрЯ 1987 года из горбачевской
обоймы  выпал и еще один  патрон, которым он особенно и не дорожил, посчитав
за "холостой", - Ѓорис …льцин. Ќебрежно отмахнувшись от его обид, изложенных
в просьбе  об отставке, ѓорбачев пробудил  дремавший внутри  …льцина Ядерный
реактор  неудовлетворенного самолюбиЯ, которое  после унизительной экзекуции
на  пленумах  сначала  –Љ,  а  потом  Њосковского  горкома  начал  принимать
политическую форму.
     Џериод  эйфорического  единениЯ  постбрежневского  руководства   вокруг
проекта неЯсных перемен и  личности нового генсека заканчивалсЯ.  Ќачиналась
пора жесткого  столкновениЯ уже не только различных характеров и амбиций, но
и интересов, и ее исход, как в любой борьбе антагонистических тенденций, был
непредсказуем.  ‘ам ѓорбачев, устроив, как примерный  сын, достойные поминки
по ЋктЯбрю, теперь должен был думать  о самостоЯтельном устройстве жизни. Ћн
продолжал  считать себЯ марксистом, но уже только в тех  рамках,  которые  в
свое времЯ обозначил длЯ себЯ  основательно  изученный им  ‹енин:  "Њарксист
должен  учитывать  живую  жизнь,  точные  факторы  действительности,   а  не
продолжать  цеплЯтьсЯ  за теорию  вчерашнего  днЯ"*. Џожалуй, только в  этом
смысле он оставалсЯ, как сам считал, верным ленинцем. Ћднако, принЯв решение
выйти за рамки ленинской модели социализма, партии "нового типа" и концепции
однопартийного государства,  он  начал  выходить  из  "кокона"  реформатора,
превращаЯсь в кого-то, кого еще до сих пор не было - ѓорбачева.

         * ѓ‹Ђ‚Ђ 5. ѓ…Ќ‘…Љ ‡…ЊЌЋѓЋ ЂђЂ * 


        ‹€њ Ѓ› Ќ… Ѓ›‹Ћ ‚Ћ‰Ќ›

     Љак  любаЯ  уважающаЯ  себЯ  революциЯ,  Џерестройка   не  могла  долго
оставатьсЯ заключенной  в  границах одного государства. € хотЯ  горбачевский
Ђпрель не грозил, подобно ленинскому ЋктЯбрю, раздуть "на горе всем буржуЯм"
мировой пожар,  о  "планетарном"  значении Џерестройки  заговорили в  Љремле
достаточно скоро. ‹етом 1986 года на одном из заседаний Џолитбюро ѓорбачев с
Явным  удовольствием  процитировал  ‚ойцеха  џрузельского,  сказавшего,  что
"призрак  XXVII съезда бродит по капиталистическому миру". Џо  мере того как
собственные  политические  амбиции  ѓорбачева   в  реформировании  советской
системы перерастали намерениЯ "простого  лудильщика", его проект  должен был
неизбежно  приобрести  "всемирно-историческое" звучание.  Ќа первоначальном,
"разгонном" этапе  ѓорбачеву  в этом  активно  подыгрывал  Ђ.џковлев,  автор
основных  формулировок международного раздела  доклада  на  XXVII  съезде, в
котором лидер советских коммунистов впервые после  1917  года заговорил не о
непримиримой борьбе "двух миров", а о мире едином и "взаимозависимом".
     ЊироваЯ  историЯ  в  результате  этого  превращалась  из  рассчитанного
историческим  материализмом  и   точного,  как  железнодорожное  расписание,
графика смены формаций в неразрывный  и общий процесс.  Џравда, отдаваЯ дань
ритуалам   того    периода   и,   надо   полагать,   тогдашним   собственным
"шестидесЯтническим" корнЯм, еще не перейдЯ полностью в новую веру, ѓорбачев
и џковлев  продолжали  выводить  гуманистический  ориентир  и  универсальную
ценность  Џерестройки   из   "истинного  марксизма".   Љ  примеру,   как  ни
па