альше  опЯть  следовала  неприЯтность,  именно,  что ”едосьЯ встретила
менЯ  почти  враждебно.  €  сам деревЯнный флигель, нижний этаж которого был
занЯт  "”едосьиными  покровами",  тоже,  казалось,  не  особенно дружелюбно,
смотрел  на нового жильца своими слезившимисЯ окнами... ‚ообще хорошего было
мало,  и Я уже раскаивалсЯ, когда мой чемодан очутилсЯ в комнате Џепки. ‚едь
этим  простым  актом,  как  переезд на новую квартиру, Я навсегда терЯл свою
голодную  свободу...  Љто  знает,  что  было бы, если бы Я осталсЯ на старой
квартире,  и  делаетсЯ  обидно,  из  каких ничтожных мелочей складываетсЯ то
неизвестное, которое называетсЯ жизнью.
     Џепко  был  дома и, как мне показалось, тоже был не особенно рад новому
сожителю.  ‚ернее  сказать,  он  отнессЯ  ко  мне равнодушно, потому что был
занЯт  чтением  письма.  џ  уже  сказал,  что  он умел делать все с какой-то
особенной  солидностью  и  поэтому, прочитав письмо, самым подробным образом
осмотрел  конверт, почтовый штемпель, марку, сургучную печать, - конверт был
домашней   работы  и  поэтому  запечатан,  что  дало  мне  полное  основание
предположить о его далеком провинциальном происхождении.
     - ќто   прЯмо   к  тебе  относитсЯ,  -  проговорил  Џепко,  развертываЯ
аккуратно  сложенное  письмо, - он перешел на "ты" без всЯких предисловий. -
‚от,  слушай...  ќто  пишет  моЯ  добраЯ  мать...  "Ђ больше всего, Ђгафоша,
остерегайсЯ  дурных  товарищей..."  Џонимаешь,  не  в  бровь, а прЯмо тебе в
глаз.  „альше:  "...в  столицах  очень  много  блеска,  но еще больше дурных
примеров  и  дурных  людей,  которые  совращают неопытных юношей с истинного
пути".  Ќеопытный юноша - это Я... ЉакаЯ милаЯ наивность! ЊоЯ добраЯ мать не
подумала  только  одного, что у каждого, даже столичного подлеца должна быть
тоже  одна  добраЯ  мать,  котораЯ думает то же самое, что и одна моЯ добраЯ
мать.  ЏризнайсЯ,  ты,  вероЯтно,  получаешь точно такие же письма с мудрыми
предостережениЯми относительно дурных товарищей?
     Њне  ничего  не  оставалось,  как  признатьсЯ, хотЯ мне писала не "одна
добраЯ  мать",  а  "один  добрый  отец".  “  менЯ  лежало  только  что вчера
полученное  письмо,  в  таком  же  конверте  и  с такой же печатью, хотЯ оно
пришло  из  противоположного  конца  ђоссии.  €  Џепко  и  Я  были  далекими
провинциалами.
     Ќаш  первый  совместный  день  сложилсЯ  под  впечатлением этого письма
"одной доброй матери" Џепки.
     Џообедали  мы  дома разным "сухоЯстием", вроде рубца, дрЯнной колбасы и
соленых  огурцов.  Џосле такого меню необходимо было добыть самовар. ’ак как
Я  имел неосторожность отдать ”едосье деньги за целый месЯц вперед, то Џепко
принЯл с ней совершенно другой тон.
     - ”едосьЯ  Ќиловна, не пожелаете ли вы водрузить нам самовар? - говорил
он  совсем  другим  тоном,  точно сам заплатил за квартиру. - €, пожалуйста,
поскорее.
     ”едосьЯ   как-то  смешно  фыркнула  себе  под  нос  и  молча  перенесла
нанесенное  ей  оскорбление.  ‚идимо,  они были люди свои и отлично понимали
друг  друга  с  полуслова.  џ,  с  своей  стороны, отметил в поведении Џепки
некоторую  дозу  нахальства,  что мне очень не понравилось. ‚прочем, ”едосьЯ
не  осталась  в  долгу:  она  так долго ставила свой самовар, что лопнуло бы
самое благочестивое терпение. Џепко принималсЯ ругатьсЯ раза три.
     - …сли  бы  у менЯ были часы, - повторЯл он с особою убедительностью, -
Я  показал  бы  ей, что нельзЯ ставить самовар целый час. ‚от проклЯтаЯ баба
навЯзалась...  ‘колько  она испортила крови моего сердца и сока моих нервов!
Ќедаром  сказано,  что  господь создал женщину в минуту гнева... Ђ ”едосьЯ -
позор натуры и ужас всей природы.
     џ  заметил,  что  Џепко  под  влиЯнием  аффекта  мог достигнуть высоких
красот  истинного  красноречиЯ,  и  впечатление  нарушалось только несколько
однообразной  жестикулЯцией,  - в распорЯжении Џепки был всего один жест: он
как-то  смешно совал левую руку вперед, как это делают прасолы, когда щупают
воз  с  сеном.  ‚прочем,  свЯщенное  негодование  Џепки сейчас же упало, как
только  поЯвилсЯ  на  столе  кипевший  самовар.  Њожет быть, его добродушное
старческое  ворчанье  напоминало Џепке его "одну добрую мать", а может быть,
просто истощилсЯ запас энергии.
     Џомню,  что  спускалсЯ уже темный осенний вечер, и Џепко зажег грошовую
лампочку  под  бумажным зеленым абажуром. Ќаш флигелек стоЯл на самом берегу
Ќевы,  недалеко  от  ‘амсониевского  моста,  и теперь, когда несколько затих
дневной  шум, с особенной отчетливостью раздавались наводившие тоску свистки
финлЯндских  пароходиков,  сновавших по Ќеве в темные ночи, как светлЯки. Ќа
менЯ  эти  свистки произвели особенно тЯжелое впечатление, как дикие вскрики
всполошившейсЯ ночной птицы.
     - Љак  это  странно,  -  говорил Џепко, выпив залпом три стакана, - как
странно, что вот мы с тобой сидим и пьем чай...
     - —то же тут странного?
     - „аже  очень  странно, как вообще все в жизни. Ќужно тебе сказать, что
Я  постоЯнно  удивлЯюсь  тому,  что  делаетсЯ  кругом  менЯ. ‘делаем простое
предположение:  не  будь  "медного  всадника"  на  ‘енатской  площади,  и мы
никогда  бы  не встретились. Њало того, не было бы и Џетербурга, а лежало бы
себе  ржавое  чухонское  болото  и "угрюмый пасынок природы" колотил бы свой
дырЯвый  челн...  Ђ  теперь вот мы имеем удовольствие наслаждатьсЯ свистками
этих   подлых  финлЯндских  пароходишек.  ‹ично  мне  затеЯ  Џетра  основать
Џетербург  обошлась уже ровно в сорок рублей с копейками... да. ‘читай: пЯть
концов  по Ќиколаевской железной дороге... „а, так менЯ удивлЯет вот то, что
мы  сидим  и  пьем чай: Я - уроженец далекого северо-востока, а ты - южанин.
…сть  даже нечто трогательное в этом сближении, и, выражаЯсь высоким слогом,
можно  определить  настоЯщий момент следующей формулой: в недрах "”едосьиных
покровов",  у  кипЯщего  самовара, далекий северо-восток подал руку далекому
югу...
     Ћчевидно,  у Џепки была слабость к цитатам, чужим выражениЯм и высокому
слогу,  в  чем  Я  впоследствии  мог  убедитьсЯ  уже окончательно. ‚ыражаЯсь
проще,  кипевший  самовар  просто  напоминал  нам  наши далекие гнезда, где,
вероЯтно,  тоже  теперь  пили  чай и, быть может, тоже вспоминали отлетевших
птенцов.
     - Ђ  знаешь, что привело нас сюда? - неожиданно обратилсЯ ко мне Џепко,
делаЯ  свой  единственный  жест.  -  ’ы  скажешь:  любовь  к знанию... жажда
образованиЯ...  •е-хе!..  ‚се  это слова, хорошие слова, и все-таки слова...
‘ущность  дела  гораздо  проще:  образование  образованием,  а хорошо и свой
кусочек  пирога  получить.  ‚от  молодой  провинциал  и  едет в Џитер... ќто
настоЯщаЯ  осада,  и каждый несет сюда самое лучшее, что только у него есть.
„обродушнаЯ  провинциЯ  сваливает  сюда  свое  сырье, а получает обратно уже
готовый  фабрикат...  Њена,  во  всЯком  случае, выгоднаЯ только фабриканту.
‡наешь,  у менЯ есть страсть весной бродить по кладбищам... ‚от поучительнаЯ
картина:  сколько  тут  уложено  нашего брата провинциала, который тащитсЯ в
Џетербург  с  добрыми  намерениЯми  вместо  багажа.  ’ут и голод, и холод, и
пьЯнство  с  голода  и холода, и бесконечный рЯд неудач, и неудовлетвореннаЯ
жажда  жить  по-человечески,  - все это доводит до преждевременного конца. Ђ
сколько  по  этим  кладбищам  гниет не успевших даже проЯвить себЯ талантов,
сильных  людей,  может  быть, гениев, - смотришь на эти могилы и чувствуешь,
что  сам  идешь по дороге вот этих неудачников-мертвецов, проделываешь те же
ошибки,  повинуЯсь  простому  физическому закону центростремительной силы. €
на  смену  этих  мертвецов  ЯвлЯютсЯ  новые батальоны, то есть мы, а на нашу
смену  готовЯтсЯ в неведомой провинциальной глуши новые Џети и Љоли. ‘трашно
даже  подумать, какаЯ масса силы растрачиваетсЯ совершенно непроизводительно
и  с  каким  замечательным самопожертвованием провинциЯ отдает столицам свою
лучшую  плоть  и кровь. Ќо вместе с тем Я не желаю обманывать себЯ и называю
вещи  своими  именами:  Я ЯвилсЯ сюда с скромной целью протискатьсЯ вперед и
занЯть место за столом господ. Ћдним словом, Я хочу жить, а не прозЯбать...
     - Љак  мне кажетсЯ, ты немножко противоречишь себе... џ не думаю, чтобы
тебЯ привела сюда только одна жажда карьеры.
     - ќ,  голубчик,  оставим  это!  —еловек,  который  в  течение  двух лет
получил  петербургский  катарр  желудка  и  должен  питатьсЯ  рубцами, такой
человек  имеет  право на одно право - быть откровенным с самим собой. ‚едь Я
средний  человек,  та  безразличность,  из  которой  ткетсЯ  ткань  жизни, и
поэтому рассуждаю, как нитка в материи...
     ‚  этой реплике выступала еще новаЯ черта в характере Џепки, - именно -
его   склонность  к  саморазъедающему  анализу,  самобичеванию  и  вообще  к
всенародному  покаЯнию.  …му  вообще хотелось почему-то показатьсЯ хуже, чем
он был на самом деле, что Я понЯл только впоследствии.
     ‘вой  первый  вечер  мы  скоротали  как-то  незаметно, поддавшись чисто
семейным  воспоминаниЯм.  ‚ "”едосьиных покровах" раздалась сердечнаЯ нота и
пахнуло теплом далекой милой провинции. Љаждый думал и говорил о своем.
     - ЊоЯ  генеалогиЯ  довольно  несложнаЯ,  - объЯснЯл Џепко с иронической
ноткой  в  голосе.  -  Њои предки принадлежали к завоевателЯм и обрусителЯм,
говорЯ  проще  - просто душили несчастных инородцев... ‚ообще наша сибирскаЯ
генеалогиЯ  отличаетсЯ  большой  скромностью  и кончаетсЯ дедушкой, которого
гнали  и  истреблЯли,  или  дедушкой,  который сам гнал и истреблЯл. ‚ том и
другом  случае  молчание  ЯвлЯетсЯ лучшей добродетелью. € у тебЯ не лучше...
ќ,  да  что  тут  говорить!..  Њы-то  видим только ближайших предков, одного
доброго  папашу  и одну добрую мамашу, которые уже снЯли с себЯ кору ветхого
человека.
     €з  этих  рассуждений Џепки длЯ менЯ Ясно выступало только одно, именно
-  сам  Џепко  с  его  оригинальной,  немного  угловатой психологией, как те
камни,  которые  высились  на  его  далекой родине. ЉаждаЯ мысль Џепки точно
обрастала  одним  из  тех  чужеЯдных,  бородатых  лишайников, какими в тайге
глушились  родные  ели.  Ђ  из-под  этого  хлама выЯснЯлась простаЯ, любЯщаЯ
русскаЯ  душа,  со всеми присущими ей достоинствами и недостатками. “же лежа
в  постели,  Џепко  еще  раз перечитал письмо матери и еще раз комментировал
его  по-своему.  ‚  выражении  его  лица  и в самом тоне голоса было столько
скрытой теплоты, столько ласки и здорового хорошего чувства.
     - Ђх,  какаЯ забавнаЯ эта одна добраЯ мать, - повторЯл Џепко, натЯгиваЯ
на  себЯ  одеЯло.  -  Ћна все еще видит во мне ребенка... •орош ребеночек!..
Љстати,  вот  что,  любезный  друг  ‚асилий  €ваныч:  с  завтрашнего  днЯ  Я
устраиваю   революцию   -  пьЯнство  прочь,  шатанье  всЯкое  прочь,  вообще
беспорЯдочность.  “  менЯ  уже  составлена такаЯ таблица, некоторый проспект
жизни:  встаем  в семь часов утра, до восьми умыванье, чай и краткаЯ беседа,
затем до двух часов лекции, вообще занЯтиЯ, затем обед...
     Ќа  последнем  слове  Џепко  запнулсЯ: в проспекте его жизни поЯвлЯлась
неожиданнаЯ прореха.
     - Ђ,  черт,  утро  вечера мудренее! - ворчал он, закутываЯсь в одеЯло с
головой.
     —ерез  пЯть  минут  Џепко  уже храпел, как зарезанный. Ђ Я долго не мог
уснуть,  что  случалось  со  мной  на  каждом  новом  месте.  ‚ голову лезли
какие-то  обрывки  мыслей,  полузабытые  воспоминаниЯ,  анализы  сегоднЯшних
разговоров...  Ђ невские пароходы, как назло, свистели точно под самым ухом.
ѓде-то  хлопали  невидимые  двери,  слышались  шаги,  говор, хохот - жизнь в
"”едосьиных  покровах"  затихала  очень  поздно.  џ  пожалел  свое покинутое
одиночество  еще  раз  и  чувствовал  в  то  же  времЯ,  что возврата нет, а
оставалось одно - идти вперед.
     Њне  вообще  сделалось  грустно,  а  в  такие минуты молодаЯ мысль сама
собой  уноситсЯ  к далекому родному гнезду. „а, Я видел далекие степи, тихие
воды,  Ясные  зори,  и  душа  начинала  ныть под наплывом какого-то неЯсного
противоречиЯ.  ‘тоило ли ехать сюда, на туманный чухонский север, и не лучше
ли  было  бы  оставатьсЯ  там,  откуда  прилетают  эти  письма в самодельных
конвертах  с сургучными печатЯми, сохранЯЯ еще в себе как бы теплоту любЯщей
руки?..  ЊенЯ  начинал пугать преждевременный скептицизм Џепки... ‡асыпаЯ, Я
составлЯл  проспект  собственной  жизни  и  давал себе слово не отступать от
него  ни  на  одну  иоту.  ‘транно, что эта добросовестнаЯ работа нарушалась
постоЯнно  письмом "одной доброй матери" Џепки, точно протЯгивалась какаЯ-то
рука и вынимала из проспекта самые лучшие параграфы...


        VI

     ‘оставленный  мной,  совместно  с  Џепкой, "проспект жизни" подвергалсЯ
большим  испытаниЯм  и  требовал  постоЯнных  "коррективов",  -  Џепко любил
мудреные  слова,  относЯ  их  к  высокому  стилю.  ‡ависело  это  отчасти от
несовершенства  человеческой  природы вообще, а с другой стороны - от общего
строЯ жизни "”едосьиных покровов".
     ‚ставали  мы  утром  в  назначенный час и проделывали все необходимое в
установленный  срок,  а затем уходили на лекции. ќто было лучшее наше времЯ.
‡атем  наступал обед... Њой бюджет составлЯли те шестнадцать рублей, которые
Я  получал  от  отца  аккуратно  первого  числа.  €з  них пЯть рублей шли на
квартиру,  шесть  в кухмистерскую, а остаток на все остальное. Ќе скажу, что
при  таком  скромном бюджете Я особенно бедствовал. Ќапротив, рЯдом с Џепкой
Я  чувствовал  себЯ  бессовестным  богачом:  беднЯга  ниоткуда  и  ничего не
получал,  кроме  писем  "одной  доброй матери". Ћн голодал по целым неделЯм,
молча  и  гордо, как настоЯщий спартанец. џ несколько раз предлагал ему свою
посильную помощь, но получал в ответ холодное презрение.
     - ‚здор...  пустЯки...  -  бормотал  Џепко  и  только  в крайнем случае
позволЯл  позаимствовать  гривенник, причем никогда не говорил: "гривенник",
а непременно - "десЯть крейцеров".
     ‚  моменты  случайной  роскоши  он  вел  счет  на  франки,  и  по  этой
терминологии можно было уже судить о состоЯнии его финансов.
     ‡абота  о  насущном  хлебе в самых скромных размерах ЯвлЯлась длЯ Џепки
проклЯтым   вопросом,   разрешение   которого   разбивало  вдребезги  лучшие
параграфы   нашего   "проспекта   жизни".   Џепко   устраивал   всевозможные
комбинации,  чтобы  раздобыть какой-нибудь несчастный рубль, и в большинстве
случаев самые трогательные усилиЯ в результате давали круглый нуль.
     - Ќет,  в  каком  обществе  Я  вращаюсь?  -  взывал  обозленный  Џепко,
обращаЯсь   к  неумолимому  року.  -  Њои  добрые  знакомые  не  имеют  даже
свободного  рублЯ...  ѓоворЯ  между  нами, это порЯдочные идиоты, потому что
каждый  нормальный  человек обЯзательно должен иметь свободный рубль. Ќо это
частность,  а вообще судьба могла бы быть несколько повежливее... Ќаконец, и
моему  терпению  есть  предел,  черт  возьми!..  €ду  давеча мимо ”едосьиной
комнаты,  а  она  что-то  чавкает...  Џочему  она  может чавкать, а Я должен
вкушать от пищи свЯтого ЂнтониЯ? “дивлЯюсь...
     "”едосьины   покровы"  состоЯли  из  пЯти  комнат  и  маленькой  кухни.
Џоследнюю  ”едосьЯ  занимала  сама, а комнаты сдавала жильцам. ‘амую большую
занимали   мы  с  Џепкой,  рЯдом  с  нами  жил  "черкес"  ѓоргедзе,  студент
медицинской  академии,  дальше  другой  студент-медик  ‘оловьев,  еще дальше
студент-горнЯк    Ђнфалов,    и    самую    последнюю    комнату    занимала
курсистка-медичка  Ђнна Џетровна. Ћбщественное и материальное положение всех
жильцов  было  приблизительно  одинаково, за исключением студента ‘оловьева,
который  существовал  игрой  на бильЯрде. Ћн каждый вечер уходил к „оминику,
где  пользовалсЯ  широкой  популЯрностью  и  выигрывал  порЯдочные "мазы". ‚
общежитии  это  был  очень скромный молодой человек, по целым днЯм корпевший
над  своими  лекциЯми.  Ѓольше  других голодал, повидимому, черкес ѓоргедзе,
красавец  мужчина,  на  которого  было  жаль  смотреть  - лицо зеленело, под
глазами  образовались  темные  круги, в глазах ЯвлЯлсЯ злой огонек. ЉажетсЯ,
черкес  отличалсЯ большим скептицизмом и даже не старалсЯ изыскать средств к
пропитанию,  как  делал Џепко, а только по целым часам ходил по комнате, как
маЯтник.
     - —еркес  голоден,  -  говорил  Џепко,  прислушиваЯсь к этому голодному
шаганью.  -  ќтакий лев, и вдруг ни манже, ни буар... ‚едь такой зверь съест
зараз  целого  барана, не то что медичка Ђнна Џетровна: поклевала крошечек и
сыта.
     Љурсистка  была  на  особом  положении  и пользовалась общим вниманием.
”едосьЯ  считала  своей  свЯщенной обЯзанностью следить за каждым ее шагом и
относилась  к  ней с совершенно непонЯтной, какой-то затаенной злобой, как к
сопернице  по  принадлежавшей  ей, ”едосье, "женской части" по преимуществу.
…сли  Ђнна Џетровна приходила часом позже, ”едосьЯ сейчас же сообщала нам об
этом  преступлении,  улыбаЯсь  самым  ехидным образом. …е томила мысль о том
мужчине,  который  должен  был  быть  у  курсистки, - иначе ”едосьЯ не могла
представить  себе  эту новую опасную часть. Ќо самые тщательные исследованиЯ
не  могли  открыть  ни  малейшего  признака  мифического  мужчины, и ”едосьЯ
приходила  к  логическому  заключению, что все курсистки ужасно хитрые. ‘ама
по  себе  Ђнна  Џетровна  представлЯла собой серенькую, скромную девушку лет
двадцати,  - у нее были и волосы серые, и глаза, и цвет лица, и платье. †ила
она  монашенкой  и  по целым днЯм сидела в своей комнате, как мышь в норе, -
ни   одного   звука.   Џепко  относилсЯ  к  ней  с  галантностью  настоЯщего
джентльмена  и  несколько  раз предлагал свои маленькие услуги, какие должен
оказывать   истинный   джентльмен   каждой  женщине.  ќти  скромные  попытки
встречали  вежливый,  но  настойчивый отказ, так что Џепке оставалось только
пожимать  плечами,  и  он называл упрЯмую курсистку "женским вопросом", что,
по  его соображениЯм, выходило очень смешным и до известной степени обидным.
Ђнна  Џетровна  не  желала  ничего  замечать  и скромно отсиживалась в своей
комнате, как настоЯщаЯ схимница.
     - …й  хорошо,  -  злобствовал  Џепко, - водки она не пьет, пива тоже...
ќтак  и  Я  прожил  бы  отлично.  „а...  Ќаконец,  женский  организм гораздо
скромнее  относительно  питаниЯ.  € это дьЯвольское терпение: сидит по целым
неделЯм,  как  кикимора.  Ќикаких  общественных  чувств,  а  еще  Ђристотель
сказал,   что   человек  -  общественное  животное.  Ћдним  словом,  женский
вопрос...  Љстати,  почему  нет  мужского  вопроса? …сли равноправность, так
должен быть и мужской вопрос...
     Њой  переезд  в "”едосьины покровы" совпал с самым трудным временем длЯ
Џепки.  “  него  что-то  вышло  с  членами  "академии", и поэтому он голодал
сугубо.  ‚  чем  было  дело  -  Я  не расспрашивал, считаЯ такое любопытство
неуместным.  ‚опрос  о  моем  репортерстве  потерЯлсЯ  в каком-то тумане. Џо
вечерам   Џепко   что-то  такое  строчил,  а  потом  приносил  обратно  свои
рукописаниЯ  и  с  ожесточением рвал их в мелкие клочьЯ. ‚ообще, видимо, ему
не   везло,  и  он  мучилсЯ  вдвойне,  потому  что  считал  менЯ  под  своим
протекторатом.
     „а, наступили трудные дни...
     Џомню   темный   сентЯбрьский   вечер.  Џо  программе  мы  должны  были
заниматьсЯ  литературой.  џ  писал роман, Џепко тоже что-то строчил за своим
столом.  Ћн  уже целых два днЯ ничего не ел, кроме чаЯ с пеклеванным хлебом,
и  впал в мертвозлобное настроение. Њои средства тоже истощились, так что не
оставалось  даже  десЯти  крейцеров.  ‚  комнате  было  тихо,  и  можно было
слышать, как скрипели наши перьЯ.
     - Ђ, черт... - ворчал Џепко, времЯ от времени делаЯ передышку.
     џ  боЯлсЯ,  что  он  попросит у менЯ несуществующие десЯть крейцеров, и
молчал.  Ќаконец,  мучениЯ  Џепки  перешли  всЯкие  границы, и он проговорил
мрачным голосом:
     - …сть десЯть крейцеров?
     - “вы, нет...
     Џепко заскрипел зубами от молчаливого отчаЯниЯ.
     ЉакаЯ  это  ужаснаЯ  вещь  -  голод,  особенно  в  молодые  годы, когда
организм  так  настойчиво  предъЯвлЯет свои права на питание. ‘редним числом
мне  пришлось  прожить впроголодь около десЯти лет, и Я отлично понимаю, что
значит  вечно  недоедать.  ’еперь  мне кажетсЯ странным, почему нам тогда не
пришла  самаЯ  простаЯ  мысль, именно - готовить обед самим... ‘тоило купить
какой-нибудь  крупы  и  заварить  великолепную кашу. Џитание сухоЯстием было
втрое  дороже  и не достигало цели. „аже рубец в нашем меню ЯвлЯетсЯ большой
роскошью...  “дивительнее  всего то, что студенты-медики на голодный желудок
изучали  свою  гигиену,  котораЯ  так  любезно предлагает самые рациональные
методы  питаниЯ,  а  относительно  самой  обыкновенной  русской  каши  глухо
молчит.  ‚прочем,  мы,  как мужчины, могли и не догадатьсЯ, а вот почему тут
же  рЯдом  молчаливо голодали наши медички, тогда как по своей женской части
могли обсудить вопросы питаниЯ более практическим способом.
     €так,  Џепко  заскрипел с голода зубами. Ћн глотал слюну, челюсти Џепки
сводила  голоднаЯ  позевота.  €  все-таки  десЯти крейцеров не было... —тобы
утишить  несколько  муки  голода,  Џепко  улегсЯ  на кровать и долго лежал с
закрытыми  глазами.  Ќаконец,  его  осенила  какаЯ-то счастливаЯ идеЯ. Џепко
быстро  вскочил,  нахлобучил  свою  шлЯпу,  надел пальто и бомбой вылетел из
комнаты. Њинут через десЯть он вернулсЯ веселый и счастливый.
     - ќврика!  - проговорил он, добываЯ из кармана полфунта ржаного хлеба и
полфунта  дешевой  лавочной  колбасы.  -  џ перехитрил fortunam adversam...*
ЏредадимсЯ чревоугодию...
     ______________
     * невзгоды... (лат.)

     Џепко  съел  все с жадностью наголодавшегосЯ волка, облегченно вздохнул
и даже расстегнул свой пиджак, причем Я убедилсЯ в отсутствии жилета.
     - ЏроклЯтый  закладчик  дал  всего  десЯть  крейцеров...  -  конфузливо
проговорил  Џепко  на мой немой вопрос. - Ќу, да это все равно: не в деньгах
счастье.
     Ќасытившись,  Џепко сейчас же впал в самое радужное настроение. ‚ такие
минуты  он  обыкновенно  доставал  из  своей библиотеки какой-нибудь женский
роман  и начинал его читать, иронически подчеркиваЯ все особенности женского
творчества.  Ќужно  оказать  ему  справедливость,  Џепко  читал мастерски, а
сегоднЯ   в   особенности.  џ  хохотал  до  слез,  поддаваЯсь  его  веселому
настроению.
     - "Ћн  был среднего роста, с тонкой талией, обличавшей серьезную силу и
ловкость"...   …сть!..   "Ќо   в   усталых   глазах   (почему   в  усталых?)
преждевременно   светилсЯ  недобрый  огонек..."  Ќевредно  сказано:  огонек!
"Њеланхолическое   выражение   этих   глаз  сменЯлось  неопределенно-жесткой
улыбкой,  эти  удивительные  глаза  улыбались,  когда  все  лицо  оставалось
спокойным". ‚от учись, как пишут...
     Њы  очень весело провели наш вечерний чай, позанимались еще часа два и,
по программе, в девЯть часов улеглись спать.
     - џ  чувствую  себЯ  в  положении  боа-констриктора, который только что
сожрал  целого  теленка,  -  объЯснЯл  Џепко,  кутаЯсь в заношенном байковом
одеЯле. - „а... € вот страданиЯ двадцать первого сентЯбрЯ закончились.
     Џепко жестоко ошибсЯ: страданиЯм не суждено было закончитьсЯ.
     Њы  только  что  потушили  свои лампы и приготовились заснуть, как было
назначено  в нашей программе, но именно в этот критический момент в коридоре
послышались  легкие  женские  шаги, а затем осторожный стук в двери черкеса.
"‚ойдите",  -  отвечал  грубоватый  мужской  голос,  а  затем  прибавил  уже
вполголоса   совсем   другим   тоном:  "Ђх,  это  вы"...  „альше  послышалсЯ
сдержанный шепот и что-то вроде поцелуЯ...
     - Ђ,  черт...  -  обругалсЯ  Џепко  в пространство, тЯжело ворочаЯсь на
своей кровати.
     ЃлагодарЯ  тонкой  дощатой  стенке,  отделЯвшей нашу комнату от комнаты
черкеса,  мы  сделались настоЯщими мучениками. ‘тоЯвшаЯ мертваЯ тишина чутко
подхватывала  малейший  шорох,  точно  наша комната превратилась в громадный
резонатор.  Ђ  шепот  продолжалсЯ,  и ему аккомпанировал смущенно-счастливый
смех...  џ  напрасно  прЯтал  голову  в  подушку,  напрасно Џепко прЯталсЯ с
головой  под  одеЯло,  -  мы  были  беззащитны.  …сли  бы в соседней комнате
кричали  и  хохотали  во  все  горло,  было  бы лучше, чем этот раздражавший
полушепот, тихий смех и паузы.
     - Ђ,  черт...  -  еще  раз  обругалсЯ  Џепко, зажигаЯ лампу. - Ќет, это
невозможно! ќти проклЯтые восточные человеки думают только о себе...
     Ћбозленный  Џепко  надел  сапоги  и  в  виде  демонстрации  зашагал  по
комнате,   стуча   каблуками.   Ќо  и  это  не  помогло...  Ћстановившись  и
прислушавшись, Џепко поднЯл высоко плечи и заЯвил:
     - ‚едь  то  же  самое было и третьего и четвертого днЯ, когда ты уходил
из  дому... Ќо тогда приходили другие - Я в этом убежден. Џо голосу слышу...
Ћ,  проклЯтый  черкес!..  ’ы  только  представь  себе, что вместо нас в этой
комнате жила бы Ђнна Џетровна?..
     Џепко  принЯл  позу  "последнего  римлЯнина"  к  трагически воздел руки
горе.  Љстати, в этой позе Џепко видел все свои права на блестЯщее будущее и
гордилсЯ ей.


        VII

     Џервые  печатные  строки...  ‘колько  в  этом прозаическом деле скрытой
молодой   поэзии,  какое  пробуждение  самостоЯтельной  деЯтельности,  какое
окрылЯющее  сознание  своей  силы!  Ћб  этом  много было писано, как о самом
поэтическом  моменте,  и  эти первые поцелуи остаютсЯ навсегда в памЯти, как
полуистлевшие от времени любовные письма.
     - ‘егоднЯ  ты  отправлЯешьсЯ  в  ќнтомологическое  общество  от  "Ќашей
газеты",   -   сурово   заЯвил   мне   Џепко   в  одно  совсем  непрекрасное
"после-обеда".
     - —то же Я там буду делать? - откровенно недоумевал Я.
     - Ѓудешь  сидеть в заседании, запишешь доклад и прениЯ, а завтра к утру
составишь отчет... ‘амое простое дело.
     - Ќо  ведь Я по части энтомологии ни бельмеса не смыслю... —то-то такое
о жучках, бабочках, козЯвках...
     - €менно,  наука  о козЯвках, мушках и таракашках, а в сущности - вздор
и  ерунда. …ще лучше, что ты ничего не смыслишь: будет свежее впечатление...
Ђ публике нужно только с пылу, горЯчего.
     - Ћднако   что   же  Я  буду  писать,  если  незнаком  даже  с  научной
терминологией?
     - ќ, вздор... Ђ впрочем, мне некогда.
     ЋбстоЯтельства   Џепки   круто  изменились  к  лучшему,  и  поэтому  он
относилсЯ  свысока и ко мне и к ”едосье. Ћн где-то напечатал свою "Џетлю" и,
кроме   того,  какие-то  стишки,  -  последнее  длЯ  менЯ  было  неожиданным
открытием.  џ  не  подозревал,  что в Џепке самым скромным образом скрывалсЯ
поэт...  “  менЯ  даже  Явилось  чувство  зависти,  когда Џепко принес номер
уличного  листка  и показал мне свое произведение. …сть какое-то мистическое
уважение   к   печатному   слову,  и  Я  смотрел  на  стихи  Џепки  почти  с
благоговением,  как  и  на  его  маленькие  рассказы. ЃлагодарЯ нахлынувшему
богатству  Џепко,  во-первых,  выкупил  свой  жилет, во-вторых, отправилсЯ в
ресторан  обедать  и по пути напилсЯ и, в-третьих, возвращаЯсь домой, увидел
в  окне  табачной  лавочки  гитару,  которую и приобрел немедленно, как вещь
необходимую  в  эстетическом  обиходе  "”едосьиных покровов". Ћказалось, что
Џепко,  кроме  поэтического  жара,  владел  сладким  искусством тренькать на
гитаре  какие-то  ветхозаветные романсы и под аккомпанемент этого треньканьЯ
распевал "пшеничным тенорком" очень жалобные и чувствительные строфы.
     - ќстетика   в  жизни  все,  -  объЯснЯл  Џепко  с  авторитетом  сытого
человека.  -  Џосмотри  на  цветы,  на  окраску бабочек, на брачное оперение
птиц,   на  платье  любой  молоденькой  девушки.  Ќедавно  Я  встретил  Ђнну
Џетровну,  смотрю, а у нее голубенький бантик нацеплен, - это тоже эстетика.
ќто  в пределах цветовых впечатлений, то есть в области сравнительно грубой,
а за ней открываетсЯ царство звуков... Џочему соловей поет?..
     - Џослушай,  Џепко,  а  в чем же Я пойду в ќнтомологическое общество? -
спрашивал  Я, прерываЯ эту философию эстетики. - “ менЯ, кроме высоких сапог
и пестрой визитки, ничего нет...
     - ќ,  вздор!  Њожешь  надеть мои ботинки и мои штаны. …сли тебЯ смущает
твоЯ  пестраЯ  визитка,  то  пусть  другие  думают,  что  ты оригинал: все в
черном,  а  ты не признаешь этого по твоим эстетическим убеждениЯм. ’олько и
всего...
     ќто  было еще то блаженное времЯ, когда студенты могли ходить в высоких
сапогах,  и  на  этом  основании Я не имел другой, более эстетической обуви.
Љогда  смущавший  менЯ  костюмерский вопрос был разрешен предложенным Џепкой
компромиссом,  Я  опЯть  повергсЯ  в  бездну малодушиЯ, сознаваЯ свою полную
несостоЯтельность  по  части  энтомологии.  Џепко  и  тут оказалсЯ на высоте
призваниЯ:  он относилсЯ к ученым свысока. …динственным основанием длЯ этого
могло  служить  только  то,  что  он  в течение трех лет своего студенчества
успел  побывать  в  технологическом  институте,  в  медицинской  академии, а
сейчас  слушал  лекции  в  университете,  разом  на  нескольких факультетах,
потому  что  не  мог  остановитьсЯ  окончательно  ни на одной специальности.
‘амый  способ  слушаниЯ  лекций  у  Џепки  превращалсЯ  в  жестокую  критику
профессоров,   причем  он  любил  выражатьсЯ  довольно  энергично:  "балда",
"стараЯ  подошва",  "прохвост"  и т.д. Џепко был вообще строг к ученым людЯм
и,  отправлЯЯ  менЯ  на  заседание  ќнтомологического  общества,  говорил  в
назидание:
     - џ  тебе  открою  секрет не только репортерского писаниЯ, но и всЯкого
художественного  творчества: нужно считать себЯ умнее всех... …сли не можешь
поддерживать  себЯ в этом настроении постоЯнно, то будь умнее всех хотЯ в то
времЯ, пока будешь сидеть за своим письменным столом.
     ‚се  это,  может  быть,  было и остроумно и справедливо, но Я испытывал
гнетущее  настроение,  отправлЯЯсь  на свою первую репортерскую экскурсию. џ
чувствовал  себЯ  прохвостом,  который  забираетсЯ  самым  нахальным образом
прЯмо   в   храм   чистой   науки.  ‚добавок  шел  дождь,  и  это  ничтожное
обстоЯтельство еще больше нагонЯло уныние.
     ќнтомологическое   общество   заседало  у  ‘инего  моста,  в  помещении
министерства.  ‘ановитый  и представительный швейцар с молчаливым презрением
принЯл  мое  мокрое  верхнее  пальто  с большим изъЯном по части подкладки и
молча  ткнул  пальцем  куда-то  наверх.  ‡ачем  существуют пестрые пиджаки и
скверные   осенние   пальто   с   продырЯвленной   подкладкой?  Ђх,  сколько
незаслуженных   неприЯтностей  Я  перенес  именно  от  этих  невиннейших  по
существу  подробностей  мужской  костюмировки...  ЏамЯтуЯ наставлениЯ своего
друга,  Я  принЯл  вид  оригинала,  когда  взбиралсЯ по широкой министерской
лестнице  во  второй этаж. ‘ этим же видом Я подошел к какому-то начинающему
молодому  человеку,  фигурировавшему  в  роли  секретарЯ,  и вручил ему свою
верительную  грамоту  от  редакции  "Ќашей  газеты".  Ћн  так  же молча, как
швейцар,  указал мне на отдельный стол. Љак новичок, Я забралсЯ слишком рано
и   в   течение   целого  часа  мог  любоватьсЯ  лепным  потолком  громадной
министерской  залы, громадным столом, покрытым зеленым сукном, листами белой
бумаги,  которые  были  разложены по столу перед каждым стулом, - получалась
самаЯ  зловещаЯ  обстановка  готовившегосЯ  ученого пиршества. “ менЯ что-то
заныло  под  ложечкой,  и  Я  начал  чувствовать,  что постепенно терЯю свою
оригинальность,  как  человек,  попавший  на  холод, терЯет постепенно живую
теплоту собственного тела.
     Џрошло  с  четверть  часа,  пока  Я  осмотрелсЯ  и заметил двух молодых
людей,  шушукавшихсЯ  в  углу  залы.  ќто  были,  видимо, начинающие ученые,
которые  забрались в качестве новичков тоже раньше других. Џотом Явились еще
и  еще,  и  Я  мог  наблюдать, как наука росла на моих глазах. Џотом Явились
среднего  возраста  жрецы науки, которые держали себЯ уже своими людьми. Ћни
разговаривали  громко, фамильЯрно подавали руку секретарю и вообще проЯвлЯли
такую   развЯзность,   котораЯ   заставлЯла   менЯ  только  завидовать,  как
неудавшегосЯ  оригинала.  ‡аседание  открылось  только  с  прибытием  ученой
женщины,  солидно  занЯвшей  главное  место.  џ  не  помню,  как около моего
столика  точно  из  земли  вырос  какой-то  юркий  молодой человек в золотых
очках, который спросил менЯ без всЯких предисловий:
     - ‚ы от какой газеты? Џрежде от "Ќашей газеты" приходил сюда Њолодин.
     устрый     молодой    человек    оказалсЯ    представителем    большой
распространенной  газеты  и  поэтому держал себЯ с соответствующим апломбом.
‡атем  Явились  еще  два  репортера  -  один  прилизанный, чистенький, точно
накрахмаленный,  а  другой  суровый, всклокоченный, с припухшими веками. ќто
уже было свое общество, и Я сразу успокоилсЯ.
     Ќе  буду  описывать  ход  ученого  заседаниЯ:  секретарь читал протокол
предыдущего  заседаниЯ,  потом  следовал  доклад одного из "наших начинающих
молодых  ученых"  о  каких-то  жучках, истребивших сосновые леса в ѓермании,
затем  прениЯ  и  т.д.  Њне  в первый раз пришлось выслушать, какую страшную
силу  составлЯют  эти  ничтожные  в  отдельности букашки, мошки и таракашки,
если  они  действуют  оптом.  ‚последствии Я постоЯнно встречал их в жизни и
невольно вспоминал доклад в ќнтомологическом обществе.
     ’ут  же в первый раз Я имел удовольствие видеть специально ученую ложь,
уснащенную  стереотипными  фразами:  "беру  на  себЯ  смелость  сделать одно
замечание  уважаемому  докладчику",  "наш  дорогой  €ван  Џетрович  высказал
мнение",  "не  полагаЯсь  на  свой  авторитет,  Я  решаюсь  внести маленькую
поправку"  и  т.д.  ЊенЯ  удивлЯло  это обилие никому не нужных канцелЯрских
слов  и  торжественно-похоронное  выражение лиц всех этих €ванов Џетровичей,
фигурировавших  здесь  в  роли  столпов  науки  и  отцов  отечества. ‘колько
ненужной  лжи  и дрЯнных, ненужных слов, интимной подкладкой которой служило
только   то,   что   молодые   подающие   надежды  энтомологи-черви  скромно
подтачивали   старые  пни  и  гнилые  колоды  родной  науки.  Џриблизительно
происходило  то  же,  что  с  немецким  лесом, который был съеден ничтожными
жуками.
     ‡аписал  Я  все,  что  происходило, очень плохо, потому что отчасти был
занЯт  совершенно  посторонними  наблюдениЯми, а отчасти потому, что не умел
еще  быстро  схватывать  сущность  доклада  и  прений.  Џоэтому, возвращаЯсь
домой,  Я  испытывал прилив самого мрачного отчаЯниЯ... Љакой Я репортер длЯ
ученых  обществ?..  —то  Я  буду писать и о чем? Ќикто не будет печатать мою
галиматью,  а  если  "Ќаша газета" напечатает, то будет еще хуже, потому что
поЯвитсЯ  возражение.  Ћдним  словом,  скверно,  а  всего сквернее то, что Я
никак не мог вообразить себЯ умным человеком.
     ‚ернувшись  домой, Я застал Џепку уже в постели. Ћн спал сном младенца,
и  менЯ  это  огорчило:  мне  не с кем было даже поделитьсЯ своим отчаЯнием.
‚ообще  скверно...  џ  мог  только попросить ”едосью разбудить менЯ завтра в
шесть часов утра.
     “тро  было  ужасное.  Ћтчет  должен  был быть готов к восьми часам, и Я
работал,  как  приговоренный  к  смертной  казни.  Ќужно  было  вылепить  из
отрывочных  замечаний,  занесенных  в  репортерскую  книжку, хоть что-нибудь
осмысленное  и  до  известной  степени  целое. ќто была жестокаЯ практика...
“бивало главным образом то, что нужно было кончить к восьми часам.
     Џробило и восемь часов. Ћтчет был готов.
     - ’еперь  неси  его к ”рею, - говорил Џепко. - …го найдешь в трактире у
‘имеониевского моста... џ сегоднЯ туда не пойду.
     ЏредстоЯло  новое  испытание. Њне казалось, что ”рей отнесетсЯ ко мне с
презрением  и  засмеетсЯ прЯмо в лицо. Ќо ”рей не высказал никаких особливых
враждебных  чувств, а молча просмотрел мой первый опыт, молча сунул его себе
в карман и самым равнодушным тоном проговорил:
     - •орошо...
     "ЂкадемиЯ"  тоже  встретила менЯ равнодушно, точно Я всю жизнь только и
делал, что писал отчеты о заседаниЯх ќнтомологического общества.
     Љакой   тЯжелый   день,  какаЯ  тЯжелаЯ  ночь!  Ќет  ничего  тЯжелее  и
мучительнее  ожиданиЯ.  џ  даже во сне видел, как за мной гнались начинающие
энтомологи,  гикали  и  указывали  на  менЯ пальцами и хохотали, а всЯ землЯ
состоЯла из одних жучков...
     Ќаступило  утро,  холодное,  туманное  петербургское  утро, пропитанное
сыростью  и  болотными  миазмами. Љонечно, все дело было в том номере "Ќашей
газеты",  в котором должен был поЯвитьсЯ мой отчет. Ќаконец, звонок, ”едосьЯ
несет  этот  роковой  номер...  “ менЯ кружилась голова, когда Я развертывал
еще  не  успевшую  хорошенько  просохнуть  газету. ‚от политика, телеграммы,
хроника, разные известиЯ.
     - Ќапечатан? - спрашивает Џепко.
     Ћт  волнениЯ  Я  пробегаю мимо своего отчета и только потом его нахожу.
"‡аседание  ќнтомологического  общества".  „а,  это  моЯ  статьЯ, моЯ перваЯ
статьЯ,  мой  первородный  грех.  —итаю  и  прихожу в ужас, какой, вероЯтно,
испытывает  солдат-новобранец,  когда  его  остригут  под  гребенку. "‹учшие
места"  были  безжалостно  выключены,  а оставалась сухаЯ релЯциЯ, вроде тех
докладов,  какие  делали  подающие надежды молодые люди. Џепко разделЯет мое
волнение и, пробежав отчет, говорит:
     - Ќичего...
     - Љак  ничего?..  Ђ  что  скажут господа ученые, о которых Я писал? —то
скажет  публика?..  Њне казалось, что глаза всей …вропы устремлены именно на
мой   несчастный   отчет...   ‚есь  остальной  мир  существовал  только  как
прибавление  к  моему  отчету.  ђоженица, вероЯтно, чувствует то же, когда в
первый раз смотрит на своего ребенка...
     - Ќичего...  -  тЯнул  из  менЯ душу Џепко. - ‡автра ты отправлЯешьсЯ в
университет,  на  ученый  диспут;  какой-то черт написал целую диссертацию о
греческих придыханиЯх...
     Љак  же  это  так, вдруг: вчера жучки, а завтра греческие придыханиЯ? џ
только  тут в первый раз почувствовал себЯ литературным солдатом, который не
имеет права отказыватьсЯ даже самым вежливым образом...


        VIII

     Њое  репортерство  быстро  пошло  в  ход,  и  в  какой-нибудь  месЯц  Я
превратилсЯ  в  заурЯдного  газетного сотрудника. ЊенЯ уже не смущала больше
моЯ  пестраЯ визитка, потому что были и другие репортеры, которые настойчиво
желали  быть  оригиналами.  ѓромадное  неудобство  этой работы заключалось в
том,  что  она  отнимала  ужасно много времени. Џриходилось в день заседаниЯ
уходить  из  дому  часов  в  семь вечера и возвращатьсЯ в час, а затем утром
писать  отчет  и нести его в трактир. Ћдним словом, уходил почти целый день.
’акаЯ  работа  в  результате  давала  в  среднем  от рублЯ до двух за отчет.
‘читаЯ  от  десЯти  до  пЯтнадцати  ученых  заседаний в месЯц, мой заработок
колебалсЯ  между  двадцатью  и  тридцатью  рублЯми.  –ифра длЯ менЯ ЯвлЯлась
громадной,  особенно  принимаЯ  во  внимание, что это были первые заработки,
дававшие   известную   самостоЯтельность   и   даже   некоторое  уважение  к
собственной  особе.  „а,  Я уже ЯвлЯлсЯ составной частью того живого целого,
которое  называетсЯ  ежедневной  газетой.  Џро  себЯ  Я очень гордилсЯ своей
первой  литературной  работой  и  был рад, что начал службу простым рЯдовым.
’еперь  длЯ  менЯ  раскрывалась  другаЯ  сторона газетного дела, котораЯ длЯ
обыкновенного  газетного  читателЯ  не  существует,  -  за  этими  печатными
строчками  открывалсЯ  оригинальный  живой  мир,  органически  свЯзанный вот
именно  с  таким  печатным  листом  бумаги.  ЌастоЯщий газетный сотрудник, в
общежитейском  смысле,  погибший  человек,  потому  что после пЯти-шести лет
газетной  работы  он  настолько  въедаетсЯ  в  свое  дело, что терЯет всЯкую
способность  к  другой  работе.  џ видел настоЯщих фанатиков газетного дела,
как  тот  же  полковник  ”рей.  ЊенЯ  поражала прежде всего его изумительнаЯ
аккуратность  -  аккуратность  настоЯщего старого газетного солдата, который
знал  только  одно,  что  "газета  не  ждет". Њне пришлось проработать с ним
вместе  около  трех  лет, и не было случаЯ, когда бы он опоздал хоть на пЯть
минут.
     ѓазетное  братство  распадалось  на  целый  рЯд  категорий: передовики,
фельетонисты,  хроникеры,  заведывающие  отделами  вообще  и  просто  мелкаЯ
газетнаЯ  сошка.  ‚  сущности  получалось  две  неравных "половины": с одной
стороны  -  газетнаЯ  аристократиЯ,  как  модные  фельетонисты, передовики и
"наши  уважаемые  сотрудники",  а  с  другой  -  безыменнаЯ газетнаЯ челЯдь,
ютившаЯсЯ  на последних страницах, в отделе мелких известий, заметок, слухов
и  сообщений.  Ћсобенно  сильнаЯ  борьба  шла именно в этом последнем отделе
газетных  микроорганизмов, где каждаЯ напечатаннаЯ строка ЯвлЯлась синонимом
насущного  хлеба. џ быстро понЯл эту газетную философию: каждаЯ напечатаннаЯ
мной  строка  отнимала  у  кого-то  его  кусок  хлеба. Ћтсюда своЯ подводнаЯ
борьба  за существование, свои бури в стакане воды, свои интриги, симпатии и
антипатии.  ’ипичным  человеком  в  этом  отношении  ЯвлЯлсЯ полковник ”рей,
который  со  всеми  был  знаком  и  доставлЯл работу. Ќа его голову сыпались
самые  тЯжелые  обвинениЯ,  его упрекали чуть не в воровстве, ему устраивали
неприЯтные  сцены,  и  он  все  выносил, оставаЯсь на своем посту. ‹ично Я с
особенным  удовольствием вспоминаю о нем, как о человеке, который так просто
отнессЯ  ко  мне  с  первого  раза и так до конца. € прочие члены "академии"
тоже  относились  хорошо, и мне делаетсЯ грустно, что их уже нет - последним
умер полковник ”рей.
     —то  же  свело  их  в  преждевременную могилу? Ћтвет довольно грустный:
пьЯнство...  Џроисходило  это  и  от