авдывало такой брак, и ћрий
внутренне его торопил.
     Ќо,  думаЯ о нем,  он никак не мог представить себе, что будет ходить в
отпуск на Њойку в  петербургский "уголок" €рины Ђлександровны,  с  громадной
гостиной,  с  полутемной,  увешанной коврами и  уставленной низкими диванами
турецкой комнатой,  где  раза  три-четыре ему  пришлось проводить вечера,  в
точности повторЯвшие шумные вечера в  "лилла хютте"...  €  как ни шокировала
его извековскаЯ квартира во  дворе,  но  там он чувствовал себЯ больше дома,
чем  здесь.  €рина  Ђлександровна,  несмотрЯ на  всю  свою  ослепительность,
оставалась длЯ  него чужой.  Њежду нею и  ћрием давно уже прочно установилсЯ
шуточный тон  влюбленной почтительности с  одной стороны и  снисходительного
кокетства -  с  другой,  легкий  и  удобный  условный тон,  который исключал
какую-либо  задушевность.   Ќаедине  с   €риной  Ђлександровной  он   всегда
чувствовал себЯ неестественно и  тЯготилсЯ необходимостью разговаривать -  и
уж никогда бы не пришло ему в голову рассказывать ей о своих делах и мыслЯх.
Џоэтому теперь,  поднЯв руку  к  звонку,  он  было  опустил ее,  но  тут  же
вспомнил,  что,  может быть, завтра будет в бою и что Ќиколай задумал что-то
несомненно опасное.  ќто  было  необычно -  и  определЯло собой  необычность
поведениЯ.  Љроме того, его все еще продолжало "нести", и он с удовольствием
представил себе,  с  какой небрежностью сообщит €рине Ђлександровне об Ђбо и
миноносцах,  как  скажет,  что  зашел проститьсЯ перед боем,  -  и,  уже  не
колеблЯсь, нажал кнопку.
     ‡вонок  все  же  получилсЯ робкий,  словно поперхнувшийсЯ от  смущениЯ.
„верь  тотчас  открылась,   и  в  ней  показалась  ‘ашенька,  но  не  в  том
крахмально-чопорном виде,  в  каком он ее только и  знал,  а в синем рабочем
халатике, раскрасневшаЯсЯ, озабоченнаЯ и удивительно хорошенькаЯ.
     - €рина Ђлександровна спит?  -  шепотом спросил ћрий,  но ‘аша ответила
громко, во весь голос:
     - ‘ приездом, ћрий Џетрович! Ђ барыни нет... ‡автракали?
     - ‡дравствуйте, ‘ашенька... Ђ где же она?
     - Ќа „румсэ.  Љак уехала вчера к  Ђнастасии Џетровне обедать,  так и не
возвращалась...  „а вы проходите, проходите, - улыбнулась ‘ашенька, закрываЯ
за ним дверь. - џ сейчас кофе приготовлю!
     Ќа  „румсэ?  ‚чера?..  Ћбида  за  ЌиколаЯ больно  кольнула его.  “ехать
развлекатьсЯ в  такое  времЯ!..  Ќу,  понЯтно,  кто  же,  как  не  ЂнастасиЯ
Џетровна, "бэт нуар"* этого дома! …й бы только кутежи да романы, нашла времЯ
устраивать пикники!..
     ______________
     * Bete noire - злой дух, буквально: чернаЯ скотина (фр.).

     ЂнастасиЯ  Џетровна,   жена   пожилого   обрусевшего  шведа,   крупного
лесопромышленника (которого ћрий ни  разу не  видел),  молодаЯ,  эффектнаЯ и
весьма   свободнаЯ   в   поступках   гельсингфорсскаЯ  дама,   была   первой
приЯтельницей и наперсницей €рины Ђлександровны. Ћна часто приезжала к ней в
Џетербург, а тут, в ѓельсингфорсе, то и дело, даже зимой, увозила ее на свою
дачу на остров „румсэ,  где поэтому был вынужден поЯвлЯтьсЯ и Ќиколай, чтобы
участвовать в пикниках,  лыжных прогулках,  катаньЯх на Яхте или на буерах и
терЯть из виду €рину,  окруженную шумной компанией поклонников -  флотских и
крепостных офицеров.  Ќо  если ему  приходилось делать вид,  что  он  вполне
примирЯетсЯ с выходками Ђнастасии Џетровны,  то ћрий попросту терпеть не мог
эту "бэт нуар".  ЏоЯвление ее на Њюндгатан или встреча у  знакомых означали,
что  вечер непременно закончитсЯ каким-нибудь проворотом в  тех  ресторанах,
где даже в  сопровождении брата-офицера ћрию нельзЯ было поЯвлЯтьсЯ,  почему
длЯ него вечер заканчивалсЯ дурацким кинематографом и скучным сном в комнате
ЌиколаЯ, которую тот снимал тут же, на ‘катуддене.
     - Ќу что ж, ‘ашенька, угостите кофе, - вздохнул он, отдаваЯ ей портупею
и палаш. - “ менЯ два часа добрых...
     Ћна вдруг взглЯнула на него с быстрой улыбкой.
     - ’огда помогите -  вон мне сколько перетаскать надо,  а  пить-то  не Я
буду, а вы, - с необычной фамильЯрностью сказала она, показываЯ на стоЯщие в
передней  Ящики.  Ћдин  из  них  был  открыт,  и  в  нем  виднелись бутылки,
переложенные соломой.
     ћрий присвистнул.
     - Ќ-да... „а тут целый винный погреб! Људа это вам столько?
     ‘ашенька рассмеЯлась.
     - ‚ запас.  ‚ы же зимой благодарить станете,  - слыхали, вина больше не
будет,  война!  ‚чера барынЯ цельный день по  магазинам ездила с  Ђнастасией
Џетровной...  -  Ћна  открыла дверь в  кухню,  сиЯющую кафелем стен и  медью
кастрюль.  -  Ќате вам молоток и клещи,  вынимайте бутылки, а Я в шкафы буду
ставить, ладно?
     - ‹адно,  -  сказал ћрий,  бросаЯ фуражку на  столик перед зеркалом,  -
вроде  угольной погрузки...  —ур,  не  отставать!  Џошел все  наверх шампузу
грузить! - крикнул он боцманским голосом и наклонилсЯ над Ящиком.
     - ’ех двух, что слева, не трогайте, в Џетербург отвезем, - предупредила
‘ашенька и распахнула дверцы шкафов.  - Ѓерите, как есть, без разбора, потом
расставлю...
     Џогрузка получилась неожиданно интересной и  познавательной.  ‚  Ящиках
оказались вина таких марок,  которых ћрию не приходилось и видеть, не то что
пробовать,  да  и  бутылки были  самых разных форм и  размеров:  причудливые
ликерные  -   светЯщиесЯ  прозрачной  зеленью  шартреза,  пылающие  пламенем
абрикотина  или  скрывающие свой  желтый  грешный  огонь  под  черной  рЯсой
бенедиктинского монаха;  стройные  по-девичьи  иоганнесберги и  мозельвейны;
полнотелые грузные шампанские в серебре и орденских лентах;  четырехугольный
голландский джин  и  нарЯдные,  надменные коньЯки  с  гордыми  цифрами годов
выдержки;  французские красные,  добродушные и простоватые, и французские же
белые -  изЯщные,  светлого стекла,  с поэтическими названиЯми;  чистаЯ, как
слеза,  смирновскаЯ водка с двуглавым орлом поставщика двора его величества;
Ямайский ром с головой негра и шотландское виски с белой лошадью; золотистые
венгерские токаи с  длинной шеей;  испанские хересы и  английские портвейны,
увешанные медалЯми,  черные пузатые бутылки той  знаменитой малаги,  которую
потЯгивали  станюковические  адмиралы...  –елый  мир  требовательного вкуса,
давних традиций изысканного стола, где каждому блюду соответствует свое вино
и каждому вину -  не только своЯ рюмка, но и свое времЯ и свой разговор, мир
роскошества и  гурманства,  прЯмой  потомок  римских  пиров  и  великолепных
празднеств ‚ерсалЯ -  новый, удивительный мир открывалсЯ ему в этой выставке
вин,  созданных не длЯ грубого опьЯнениЯ,  а длЯ тончайшего удовольствиЯ. Ћн
жадно запоминал названиЯ,  этикетки,  формы бутылок,  чтобы потом при случае
блеснуть за столом какой-либо фразочкой вроде "мое любимое Џонте-Љанэ",  или
"несравненный ”рапэн,  король коньЯков",  или "простите,  Я пью только Љлико
демисек",  -  пусть даже  при  этом  придетсЯ лишь  смотреть,  как  другие с
удовольствием потЯгивают весьма неплохой,  но не достигший снобистских высот
ђедерер или российское Ђбрау-„юрсо.
     Џодбор  вин  удивил  его,  и  передаваЯ  ‘ашеньке  какое-то  немыслимое
итальЯнское киЯнти в соломенной оплетке, он спросил, неужели такую коллекцию
дамы  составили  самостоЯтельно?  €  тут  оказалось,  что  списком  вин  еще
позавчера  занималсЯ  подполковник ђогулЯ,  который  и  сообщил  о  грозЯщем
запрещении винной торговли,  и что один Ящик (тот,  где были коньЯки,  ром и
виски) он прислал сам вечером, когда €рина Ђлександровна уже уехала.
     ћрий  поморщилсЯ.   Џодполковник  ђогулЯ,  толстый  и  глупый  человек,
располагавший   немалыми   деньгами,    приЯтель   умершего   мужа    €рины,
артиллерийского капитана,  был  завсегдатаем  этого  дома.  ‘юда,  в  "лилла
хютте",  он приезжал когда хотел, подбивал собравшуюсЯ компанию закатитьсЯ в
ресторан или  тут  же  устраивал "на лужайке детский крик",  был непременным
участником всех  развлечений на  „румсэ и  называл себЯ  опекуном "мраморной
вдовы".  ‚сем  было  Ясно,  что  и  навЯзчивость его,  и  это  полушутливое,
полусерьезное ухаживание за  €риной ни к  чему не ведут,  и  оно не вызывало
ревности даже в Ќиколае,  но ћрию ђогулЯ был так же противен,  как ЂнастасиЯ
Џетровна, чем - он сам не знал, может быть, еще и тем, что сочинЯл пошлейшие
романсы,  которые  в  Џетербурге  охотно  издавал  Ќ.X.„авингоф,  знаменитый
поставщик мещанской музыки.
     Ћднако   неприЯтный  осадок,   который   оставила   в   нем   нечаЯннаЯ
откровенность ‘ашеньки,  скоро исчез. ЏриподнЯтое настроение снова вернулось
к нему,  и он начал незатейливо -  в пределах ее пониманиЯ юмора -  острить,
шутить и даже откровенно балаганить:  передаваЯ ей бутылки,  он изображал то
ресторанного лакеЯ,  то  пьЯного,  то самого подполковника ђогулю.  ‘ашенька
быстрыми,  привычными  к  перестрелке глазами  посматривала на  него  все  с
большим  и  большим  вниманием,  фыркала,  похохатывала и  наконец  сказала,
растЯгиваЯ слова:
     - ‚о-он вы какой, оказываетсЯ...
     - Љакой?  -  ћрий  взглЯнул на  нее  снизу,  она  стоЯла на  табуретке,
принимаЯ от него последние бутылки и ставЯ их на верхнюю полку.
     - „а такой... ‡абавный, веселый... €нтересный...
     - Ђ Я такой и есть! - засмеЯлсЯ ћрий.
     - Ќу  да...  Џридете -  надутый какой-то,  церемонный,  будто в  театре
играете или чего боитесь... ‚роде свЯзанный.
     ћрий поднЯл брови - удивительно, до чего верно!
     €менно так обычно и  чувствовал он себЯ в  "лилла хютте",  и  не только
когда  тут  бывала  штатнаЯ свита  "мраморной вдовы" -  солидные кавторанги,
блестЯщие ‘таршие  лейтенанты,  "гвардейского экипажу идиот  первой  статьи"
лейтенант граф ѓейден с миноносца "‚ойсковой" - или молодые шведы и не менее
молодые  чиновники  генерал-губернаторской  канцелЯрии  из  свиты  Ђнастасии
Џетровны.  Ќет,  даже и  в  тех редких случаЯх,  когда они были здесь только
втроем,  ћрий  сидел между €риной и  Ќиколаем в  точности так,  как  сказала
‘ашенька: вроде свЯзанный. € как это сумела она подметить? Ћн с любопытством
поднЯл на нее глаза.
     - ‚он вы, оказываетсЯ, какаЯ... - в тон ей протЯнул он.
     ‘ашенька  ответила ему  взглЯдом,  в  котором  играла  неЯснаЯ  улыбка,
выжидающаЯ и поддразнивающаЯ.
     - ЉакаЯ? - тоже в тон ему спросила она.
     - ЌаблюдательнаЯ. ‹овко вы это подметили - "свЯзанный"...
     - Ђ Я многое вижу,  ћрий Џетрович, да мало говорить могу... Џомогите-ка
мне слезть,  все уже расставила, - и она, наклонившись, протЯнула к нему обе
руки,  продолжаЯ смотреть на  него тем  же  особенным взглЯдом,  которого он
никак не мог понЯть.  Љазалось, она от него чего-то ждала. —его? Њожет быть,
он  упускает удобный случай,  и  надо просто охватить ее за талию и  снЯть с
табуретки. ’огда само собой получитсЯ объЯтье и...
     Ќо  тут же со всей беспощадной Ясностью ему припомнилсЯ недавний случай
с Ќаташей.  Џравда, здесь совсем другое, атака идет не с его стороны, не зрЯ
же  ‘ашенька смотрит таким взглЯдом...  „а  и  хороша она  очень,  стройнаЯ,
тоненькаЯ,  изЯщнаЯ,  не то,  что эта телка Ќаташа, никто не скажет, что это
простаЯ горничнаЯ.  ‘овсем француженка...  Ќо черт их знает,  этих горнЯшек,
вдруг выйдет скандал, узнает €рина Ђлександровна, Ќиколай...
     Ћн решительно отступил на шаг и протЯнул руку.  ‘ашенька легко оперлась
на нее,  соскочила с  табуретки и тут же оправила волосы с таким спокойным и
безразличным видом, словно ничего другого и не ждала.
     ћрий похвалил себЯ за сдержанность.
     - Џойду вымою руки,  перемазалсЯ Я тут с вашими бутылками, - сказал он,
выходЯ в переднюю.
     - Ђ  вы  в  ванную идите,  там  колонка греетсЯ,  можете душ  взЯть!  -
крикнула ему вслед ‘ашенька.
     - Џравильно!  - обрадовалсЯ ћрий. ‚зЯть горЯчий душ после этой дурацкой
ночи в вагоне было очень кстати.  Ћн повернул в ванную комнату,  где никогда
не бывал,  - в этих новых комфортабельных гельсингфорсских домах гости имели
возможность вымыть руки,  не  выходЯ из  уборной,  где  длЯ того был устроен
умывальник.
     Ћткрыв низенькую дверь, он невольно остановилсЯ.
     ‚се  здесь  было  погружено в  странный  зеленый  полумрак,  в  котором
таинственно поблескивал никель  кранов  и  глубоко  мерцало  стекло  зеркал,
отражавшее слабый свет  фрамуги,  выходЯщей в  полутемную переднюю.  ‘ильный
запах знакомых духов наполнЯл всю небольшую комнату,  и казалось, что где-то
в  сказочном  этом  подводном царстве  была  и  сама  €рина.  Џрисутствие ее
ощущалось настолько,  что, шарЯ по стене в поисках выключателЯ и наткнувшись
на что-то мЯгкое и нежно-пушистое, ћрий сперва невольно отдернул руку.
     џркий мЯгкий свет наконец хлынул со  стен и  с  потолка,  в  ему  стало
понЯтно,  почему  полумрак ванной  был  зеленым:  и  большаЯ,  широкаЯ  чаша
умывальника,   и  три  ступеньки,   ведущие  к  ванне,  и  сама  эта  ванна,
торжественнаЯ,  как  алтарь,  и  стены -  все  было  из  зеленого фаЯнса или
выложено зеленым кафелем, даже циновка, лежавшаЯ на полу, была цвета морской
волны.  Ћгромное овальное зеркало над ванной и другое,  поменьше,  над чашей
умывальника,  отражаЯ стены,  тоже  казались зелеными,  и  только висевший у
дверей халат, на который наткнулсЯ ћрий, был ослепительно белым.
     Ћшеломленный,  в  каком-то  невольном смущении,  ћрий с  любопытством и
неловкостью оглЯдывал этот храм неизвестной ему религии -  женского служениЯ
собственной красоте.  Њножество флаконов, баночек, тюбиков, щеток и щеточек,
пилочек и гребенок,  мочалок и губок - от крохотной до гигантской, котораЯ с
королевским достоинством свешивалась над ванной,  кремы,  ножницы,  пинцеты,
непонЯтные электрические машинки не  то  длЯ массажа,  не  то длЯ ингалЯции,
какие-то стеклЯнно-резиновые приборы, кувшины, тазы и тазики, пульверизаторы
в  цветных  сетках,   пушистые  полотенца,  салфеточки,  белоснежный  халат,
хранивший,  казалось,  прикосновение нежной  атласной  кожи,  всепобеждающий
призывный запах духов,  название которых было  неизвестно самому Ќиколаю,  -
все   это   каким-то   новым,   неожиданным  образом   выказало  ему   €рину
Ђлександровну.
     ћрий еще раз окинул взглЯдом это впервые увиденное им свЯтилище женских
тайн  и  попыталсЯ найти ему  оправдание.  Љонечно,  всЯкой красивой женщине
необходим храм гигиены,  однако в том,  что он видел вокруг себЯ, было нечто
настораживающее,   сомнительное.   ‚се  это  походило  более  на   тщательно
оборудованную лабораторию,  котораЯ откровенно преследовала не  столько цели
гигиены,   сколько  совершенствование  или  поддержание  могущества  женской
красоты.  ‡еленое  и  душистое колдовство уводило мысль  в  жаркие,  сладкие
тайны,  сердце само собой забилось быстрее,  и  в светлой глуби зеркал ћрий,
сам того не желаЯ,  вдруг увидел обнаженное - прелестное, тонкое и хрупкое -
победительное тело, упоенно любующеесЯ собственным отражением...
     €  тут  ему внезапно пришло в  голову,  что,  может быть,  именно это -
влюбленное в себЯ и влюбЯющее в себЯ других, изЯщное, холеное тело, со всеми
его желаниЯми,  требованиЯми,  капризами - было главнейшим содержанием жизни
€рины Ђлександровны, будущей жены брата.
     Њысль эта поразила его. —то-то начало длЯ него проЯснЯтьсЯ в "мраморной
вдове".  ‘мутные и  недоказуемые догадки,  которые и  раньше бродили в  нем,
теперь приобретали неожиданную четкость.  ќти вечные провороты и  рестораны,
шумнаЯ свита поклонников -  в ѓельсингфорсе одна,  в Џетербурге другаЯ, Ящик
вина,  который подполковник ђогулЯ позволЯет себе присылать сюда, как в свой
дом,  неразрывнаЯ дружба откровенно распутной "бэт  нуар",  легкомысленный и
жестокий отъезд с ней на „румсэ, наконец, эта удивительнаЯ ваннаЯ... €ли он,
ћрий, самонадеЯнно видит то, чего нет, или Ќиколай слеп: ведь длЯ него €рина
- мечта,  смысл жизни,  "земной бог",  как называли ее в кают-компании... Ќо
променЯть последнее,  может быть,  свидание с  Ќиколаем на  дачный пикник?..
“жасно!
     Ќедавний веселый подъем исчез,  словно его и  не было.  ѓде-то в  самых
тайниках мысли мелькнула горькаЯ уверенность,  что  женщина,  которую любовь
ЌиколаЯ украшает,  венчает, возводит в свЯтыню, совсем не свЯтынЯ, не идеал.
€ уж с совершенной Ясностью оказывалось,  что ни семьи,  ни дома,  о которых
он, ћрий, видимо, бессознательно тосковал, тут никогда не получитсЯ.
     Џодавленный своим открытием,  он пыталсЯ думать о другом,  но мысль эта
настойчиво возвращалась.  ‘емьЯ...  „ом...  Ќиколай идет на какое-то опасное
дело,  сам  он  тоже  решил  ринутьсЯ в  военную бездну -  и  оба  они  были
невероЯтно одиноки, оба ждали обыкновенной ласки, обыкновенного участиЯ. Љто
проводит их  на подвиг,  кто поддержит в  роковом решении?  Ќикто.  Њогла бы
мать,  но ее давно нет на свете. € пойдут оба брата в мокрую флотскую смерть
без напутствиЯ, без ласки, без душевного слова, без поцелуЯ...
     ‚от когда со  всей силой почувствовал он тоску по несуществующему дому,
сиротскую неутолимую жажду семьи!..  ‚  первый раз за недолгую свою взрослую
жизнь он  готов был заплакать,  как ребенок,  которого все забыли,  хотелось
пожаловатьсЯ  кому-то,   чтобы  услышать  слова  если  не  любви,   то  хоть
сочувствиЯ, если не вдохновлЯющие, то хотЯ бы ободрЯющие...
     ‹егкий стук в дверь заставил его обернутьсЯ.
     - Њожно? - услышал он ‘ашенькин голос. - џ вам простынку принесла.
     - ‘пасибо, - ответил он машинально. „верь открылась, и вошла ‘ашенька с
мохнатой пушистой простыней.
     - Ђ  чтой-то  вы не сказали,  куда торопитесь?  -  спросила она,  вешаЯ
простыню и снова поглЯдываЯ на него особенным взглЯдом. - џ думала, в отпуск
приехали, а вы говорите, два часа...
     - Ќет,  ‘ашенька,  не в отпуск, - медленно сказал ћрий. - џ попрощатьсЯ
зашел.
     - Ђ куда же это вы?
     - Ќа войну.
     - Љак это? - удивилась она.
     - Ђ так... ‡автра на миноносец - и, может быть, сразу в бой.
     Ћна засмеЯлась и покачала головой.
     - Ќу да... Љто вас пустит, вам учитьсЯ надо!
     - Ђ Я и не спрашивалсЯ. Њатросом пойду.
     ‘ашенька вдруг ахнула и всплеснула руками.
     - Ћй,  ћрий Џетрович!  -  каким-то  бабьим жалостным голосом вскрикнула
она. - —то ж это вы, и в самом деле своей охотой на войну?
     ћрий молча покивал головой:  да,  мол,  вот так, своей охотой. Ћн хотел
сказать что-нибудь,  но,  взглЯнув на нее, махнул рукой, заволновавшись сам:
глаза ее были полны слез, губы дрожали.
     - ћрий Џетрович,  да что это?  -  запричитала она.  - ‚ам-то зачем? Ќу,
Ќиколай Џетровичу уж положено -  офицер,  а вы?  ‚ам же еще можно учитьсЯ...
‡ачем вы это? Њолоденький такой - и вдруг утонете?
     €спуг ее и жалость поразили ћриЯ.  € оттого, что она сказала "утонете",
а не "погибнете",  он и сам почувствовал,  как к горлу подступает комок. …му
стало ужасно жалко себЯ:  действительно,  все это далеко не  шуточки.  ‘лава
славой, а мины, торпеды, снарЯды... Ћн вдруг увидел, как барахтаетсЯ в воде,
выбиваЯсь из сил, а вокруг - ни шлюпки, ни круга, ни буйка... "“тонете"...
     - Ќичего,  ‘ашенька, все будет олл райт, - сказал он нетвердым голосом,
отводЯ глаза.
     - Ћй, миленький, - опЯть по-крестьЯнски протЯнула ‘ашенька. - Ќу, пошли
вам господь бог, дайте Я вас на прощанье приласкаю...
     € она обвила его шею прохладными руками, жаркое влажное кольцо охватило
его  губы.  Ћпустив руки,  не  обнимаЯ ее,  не  касаЯсь прильнувшего к  нему
крепкого и  горЯчего тела,  он  стоЯл  неподвижно,  вслушиваЯсь в  медленное
покорЯющее движение,  которое плыло вокруг его рта и вместе с которым так же
медленно начала плыть и его голова.
     Џотом веки его тЯжело опустились, он вздохнул, обнЯл ‘ашеньку и ответил
ее губам.
     Љак ни странно,  он впервые испытывал такой поцелуй.  ’о,  что бывало с
ним ранее,  было забавой, игрой или профессиональной прелюдией к дальнейшему
и никогда его не захватывало. Ќо тут...
     Ћн  хорошо понимал,  что поцелуй этот рожден не любовью,  а  жалостью и
сочувствием,  а может быть (мелькнула и такаЯ трезваЯ мысль),  а может быть,
просто  расчетом  бывалой  женщины,  польстившейсЯ на  чистенького юношу,  -
недаром же  она смотрела на него тем особенным взглЯдом.  Ќо понимание всего
этого отступало все  дальше и  дальше,  в  смутную и  теплую бездну,  откуда
навстречу возникали чувства возвышенные и  трагические,  от которых ему было
нестерпимо хорошо и  печально.  Ќе ‘ашеньку,  горничную €рины Ђлександровны,
целовал он  в  каком-то  восторженном бреду,  полузакрыв глаза,  а  женщину,
провожавшую его в бой.
     Ћн  уже искренне верил,  что завтра будет стоЯть на качающейсЯ железной
палубе миноносца,  заливаемой всплесками падений снарЯдов, и что это объЯтие
- прощальное,  последнее в покидаемой им жизни,  и потому отдавалсЯ ему весь
целиком,  не  знаЯ,  что  будет  дальше,  но  предчувствуЯ нечто  небывалое,
сладостное, волшебное.
     ‚друг  губы  его  ощутили  никогда не  испытанный ранее  холод.  †аркое
кольцо,  окружавшее их, распалось. Ћн открыл глаза: ‘ашенька, выскользнув из
его  рук,  исчезла  в  дверЯх.  Ќесколько секунд  он  простоЯл  в  столбнЯке
недвижного  безмолвного отчаЯниЯ,  потом  услышал  (казалось,  где-то  очень
далеко) звонок в передней.
     Ћн  взглЯнул на себЯ в  зеркало:  вид у  него был странный -  не то что
взволнованный,  а почти полубезумный,  глаза были красны,  на щеках блестели
слезы.  Ќеужели он  плакал,  сам того не заметив?..  ћрий поспешил отвернуть
кран и подставить лицо под острые холодные струйки -  может, вернулась €рина
Ђлександровна,  тогда надо было немедленно привести себЯ в порЯдок. ‚от уж с
кем  меньше всего хотелось ему сейчас встретитьсЯ!  ЋпЯть играть глупую роль
влюбленного и преданного пажа,  когда внутри все болит и ноет, все спуталось
и каждаЯ спутаннаЯ ниточка тЯнет свой неразрешимый вопрос... Ќу, о чем с ней
говорить,  если пЯть минут назад ему стало Ясно, что он близок к тому, чтобы
думать о  ней так же,  как об  Ђнастасии Џетровне?  Ќикогда не простит он ей
вчерашнего „румсэ!..  Ќет, придетсЯ подольше пополоскатьсЯ и сообразить, как
себЯ вести.  Љонечно уж,  никаких дурацких откровенностей о  своем плане,  и
поскорее бы удрать...
     Љто-то  довольно ощутимо похлопал его по спине.  Ћн поднЯл голову и  не
поверил глазам: рЯдом стоЯл Ќиколай. Љак был, с мокрыми руками и лицом, ћрий
кинулсЯ к нему.
     - Љольча!  -  закричал он восторженно, как в детстве, когда, дождавшись
наконец возвращениЯ брата из  гимназии,  кричал ему навстречу это,  им самим
выдуманное ласковое имЯ. - ‚от здорово, чуть не разошлись!
     Ћн наскоро вытер лицо,  обнЯл ЌиколаЯ и  крепко поцеловал его в  гладко
бритую, пахнущую знакомым одеколоном и табаком щеку. ‹ейтенант притиснул его
к себе и, как бывало, приподнЯл над полом.
     - Њолодец,  ћрчен,  что приехал!  - сказал он, тоже называЯ его забытым
детским именем.  -  Ќынче ты мне,  пожалуй,  нужнее...  Ќу что ж,  поговорим
здесь, благо квартира пуста.
     ‡начит,  он уже знает?..  ђадость мгновенно схлынула,  внутри поднЯлась
мутнаЯ волна,  сейчас ћрий  почти ненавидел €рину.  Ћн  тревожно взглЯнул на
брата, но тот, будто ничего особенного и не произошло, крикнул в переднюю:
     - ‘ашенька,  покормите-ка нас чем бог послал! - и, снова повернувшись к
ћрию,  поЯснил:  -  Ќа корабль Я тебЯ не приглашаю, очень хорошо, что ты тут
оказалсЯ...
     “  ћриЯ  упало  сердце.  Ћчевидно,  "прожект",  о  котором говорилось в
письме, адмиралом одобрен, и Ќиколай заехал сюда проститьсЯ с €риной на пути
к тому неизвестному, что задумал. —то же это могло быть?.. Ћн опЯть взглЯнул
на брата,  и ему показалось в нем что-то новое - суровое и неотвЯзное, будто
он  все  времЯ  о  чем-то  думает.  ћрий  с  места  понес веселую чепуху про
€вана-Ѓревно, про студента в поезде и пошел за ним в гостиную.
     ‚  ней он  бывал только вечерами,  при свете неЯрких,  скрытых в  щелку
ламп.  ’еперь,  залитаЯ утренним солнцем,  она  выглЯдела совсем иначе (как,
впрочем,  и  многое в  этот день).  Ќа  толстом ковре неожиданно обнаружилсЯ
узор,   разбросанные  по  углам  тонконогие  декадентские  столики,   всегда
заставленные  коробками  конфет,   чашками,   подносиками,   бокалами,  были
непривычно пусты,  и  выЯснилось,  что они -  из  светлого клена.  Ќебольшой
кабинетный "‘тенвей",  на  крышке  которого  вечером  легкомысленно валЯлись
Яркие тетрадки тустепов, танго, рэгтаймов, блистал черным лаком, вернув себе
подобающий  строгому  инструменту  вид,  и  казалось  невероЯтным,  что  его
органное  звучание  чаще  всего  сопровождает  модные  романсы,  опереточные
песенки и  даже  ужасные изделиЯ ђогули.  ‚озле  роЯлЯ на  высоком изогнутом
треножнике стоЯл в вазе большой букет роз.  ‡релые,  громадные, отЯжелевшие,
они склонили головы, источаЯ предсмертный сильный аромат.
     ‹ейтенант, подойдЯ, по-хозЯйски оглЯдел цветы и с удовольствием понюхал
их.
     - Ђй  да  Љозлов!  -  одобрительно сказал он.  -  Ђ  скулил,  что  розы
незавидные. ‚полне хороши... †аль, смотреть некому.
     Ћн тронул длинными пальцами пышную темно-красную розу,  глЯдевшую прЯмо
на него.  ‚здрогнув,  словно вздохнув,  она осыпалась внезапно и  беззвучно.
Љрупные лепестки легли  на  ковре  продолговатой кучкой,  похожей,  казалось
ћрию,  на могильный холмик, и у него болезненно сжалось сердце: „румсэ, боже
мой...  “смехнувшись,  Ќиколай коснулсЯ другой.  Ћна,  будто  только этого и
ждала, осыпалась так же внезапно и бесшумно.
     - Tout passe,  tout casse,  tout lasse...* Џрав был Љозлов, оказалось -
худой гардероб,  -  сказал он и  открыл нотный шкафик.  -  Џотерпи немножко,
ћрий,  у  менЯ старик ‚агнер третий день в ушах бунтует,  а господин старший
офицер объЯснили,  что раз он немец, то играть его не патриотично, тем более
на корабле российского императорского флота...  - Ћн поставил ноты на пюпитр
и,  садЯсь,  добавил просительным тоном:  -  Њне  малость отойти  надо,  еще
наговоримсЯ, времЯ есть...
     ______________
     * ‚се проходит, все рушитсЯ, от всего устаешь... (фр.).

     Џолистав в раздумье страницы вперед и назад,  он помедлил, потом тЯжело
опустил руки  на  клавиши,  и  роЯль  ответил ему  тоже  тЯжелыми медленными
аккордами,  которые ћрий  тотчас  узнал.  ќто  был  первый акт  "‚алькирии",
мрачно-торжественный мотив  ‚алгаллы,  заоблачного жилища богов,  где  ‚отан
собирал погибших в боЯх героев.
     ћрий тихонько присел на диван.
     ‚агнер был давнишним, с гимназических лет, увлечением ЌиколаЯ. €грал он
и  в  те  годы и  теперь,  как он говорил,  "длЯ себЯ":  технически не очень
совершенно,  путаЯсь в  сложных пассажах,  но очень выразительно и вдумчиво.
„лЯ  ћриЯ,  кто  во  всем  подражал брату,  ‚агнер вскоре стал самым главным
композитором, заслонив даже "Ђиду" и "Љармен". —тобы вполне понимать "Љольцо
Ќибелунгов",  четырехоперную эпопею  древнегерманского мифа,  подправленного
‚агнером,  требовалось тщательно изучить  тот  звуковой словарь,  которым он
мечтал  перевернуть театральную музыку.  —асами  слушаЯ игру  ЌиколаЯ и  его
поЯснениЯ,  ћрий,  еще не научившись сам читать ноты,  мог не хуже завзЯтого
вагнериста   разбиратьсЯ   в   сложной,   по-немецки   педантичной   системе
лейтмотивов, которыми ‚агнер обозначал не только богов и людей, их чувства и
взаимоотношениЯ,  но  даже и  такие философские и  отвлеченные понЯтиЯ,  как
судьба,  коварство,  жажда власти,  обреченность року.  ћрий отлично с  этим
справилсЯ,  и Ќиколай даже утверждал,  что, если бы о кнЯзьЯх удельновечевой
ђуси ћрий знал хотЯ бы вполовину того, что о вагнеровских героЯх и богах, он
имел бы по истории круглое двенадцать.
     Џоэтому по тем отрывкам, какие сменЯли друг друга, ћрий угадывал сейчас
душевное состоЯние брата.  ’от  металсЯ по  всему клавиру как бы  в  поисках
чего-то,  что могло успокоить его, на что-то ответить, что-то объЯснить, - и
это  метание  выражало  его  внутреннее смЯтение,  о  причине  которого ћрий
догадывалсЯ.  Ќиколай  пропускал целые  страницы и  задерживалсЯ на  других,
переходЯ  от  стремительного полета  валькирий к  любовной сцене  ‡игмунда с
‡иглиндой,  от поединка его с  •ундингом к  рассказу его о том,  как могучий
‚ельзе исчез в бою, оставив его сиротой. Ќесколько дольше он играл ту сцену,
где  накануне боЯ с  •ундингом безоружный ‡игмунд взывает к  отцу:  "‚ельзе,
‚ельзе,  где же твой меч?  ’вой острый меч,  что мне обещан?" Ћн сыграл этот
вопль с таким страстным отчаЯнием,  что у ћриЯ пробежал по спине холодок,  -
ему вспомнилось письмо ЌиколаЯ,  в  привычной иронии которого сквозило то же
горькое чувство безоружности перед боем. Ћн невольно взглЯнул на брата.
     ’от был внешне спокоен,  глаза внимательно устремлены в  ноты,  и  лишь
крепко сжатые скулы да  суроваЯ складка в  углу  рта  отличали его  лицо  от
обычного выражениЯ.  Ќо когда в музыке -  сперва намеком,  потом все Яснее -
начал пробиватьсЯ лейтмотив Ќотунга,  отцовского меча,  вместе с  этим стало
светлеть и  проЯснЯтьсЯ лицо ЌиколаЯ.  ‚от ‡игмунд увидел у себЯ над головой
воткнутый в  дерево заветный меч -  и  короткаЯ (до пронзительности простаЯ)
музыкальнаЯ фраза Ќотунга зазвучала во всю силу оркестровой меди замедленно,
плавно и  ликующе,  подобно волне,  вырвавшейсЯ на  широкий разлив.  Ќиколай
улыбнулсЯ ей и торжествующе повторил еще раз,  но тут же оборвал. Џомрачнев,
он,  не  глЯдЯ  в  ноты,  взЯл  несколько  грузных  аккордов  -  угрожающих,
ненавидЯщих, весьма точно выражающих образ •ундинга, того, кто убьет героЯ.
     Џотом медленно перелистал страницы.  ’еперь это  была финальнаЯ сцена -
заклинание огнЯ,  лучшаЯ,  по мнению ћриЯ, в опере. ‚ ней ‚отан прощаетсЯ со
своей любимой дочерью -  валькирией Ѓрунгильдой, котораЯ нарушила его волю и
обречена  им  на  волшебный сон,  пока  ее  не  разбудит первый  нашедший ее
смертный.  Ќо, жалеЯ дочь, он окружает ее огнем, сквозь который может пройти
лишь тот, кто будет свободней его самого и кто не трепещет перед его копьем.
‘цену эту  ћрий мог  слушать и  играть бесчисленное количество раз,  сам  не
понимаЯ,  что  именно в  ней  его  так  волнует.  Љонечно же,  это  были  не
тЯжеловато придуманные ‚агнером  и  порой  раздражающие своей  нелогичностью
событиЯ, в которых древний бог действовал иногда просто глупо. ’ут побеждала
музыка:  вечной темой прощаниЯ -  все равно кого и  с кем -  она отвечала на
тайные  движениЯ человеческого сердца.  ѓлубокаЯ душевнаЯ ее  скорбь  всегда
волновала ћриЯ.
     ‚есь  поглощенный органным звучанием роЯлЯ,  прикрыв ладонью глаза,  он
мысленно следил знакомое ему  многоголосие оркестра,  какое  роЯль полностью
передать не может.  ‚прочем,  Ќиколай нынче играл на редкость выразительно -
леваЯ рука как бы  выговаривала в  басах слова,  которые ћрий знал наизусть.
Ћбычно он  воспринимал их  именно как слова ‚отана.  ‘ейчас же,  в  нервной,
порой срывающейсЯ игре ЌиколаЯ они имели иной, совсем не вагнеровский смысл.
‚отан пел:  "…сли Я  должен навеки расстатьсЯ с тобой,  дорогаЯ",  -  а ћрий
понимал,  что это сам Ќиколай с тоской и страстью обращаетсЯ к €рине, ведь с
этим он и приехал сюда - и ее не нашел... € пусть дальше шел оперный текст о
героЯх,  пирующих в  ‚алгалле,  о  роге  с  медом,  которого никогда уже  не
поднесет Ѓрунгильда отцу, - все это было вздором, внешним покровом. Ќа самом
же  деле  под  этим,  как  зимнЯЯ вода  подо льдом,  неудержимо стремил свое
течение человеческий, сердце щемЯщий смысл удивительной этой музыки, который
насыщает все ее медленные, мастерски розданные оркестру ходы.
     ‚отан пел: "Џростите, очи мои! ‘веркали Ярко вы мне, когда к блаженству
душа стремилась в борьбе с мраком и страхом..." -  а ћрий понимал, что и это
относилось к ней,  к €рине.  ‚едь в стихах ЌиколаЯ,  которые ей посвЯщались,
говорилось именно  о  стремлении к  какому-то  высшему счастью,  о  борьбе с
ведьмой-судьбой,  с мраком,  с пошлостью, со злом. ‘тихи эти, по мнению ћриЯ
(которого он брату не высказывал),  были горЯчие, искренние, но любительские
и туманные.  Џравда,  послушав их,  ћрий обычно ворочалсЯ в койке, пытаЯсь в
своих,   еще   никому  не   известных  стихах  достигнуть  того   откровенно
романтического преклонениЯ перед женщиной,  тех  рыцарских,  самых достойных
чувств,  какими  отличались  стихи  ЌиколаЯ.  ‚  них  была  та  удивительнаЯ
фанатическаЯ вера  в  совершенство €рины,  котораЯ вызвала каюткомпанейское,
почтительное с  виду,  но ироническое прозвание "земной бог".  €  к  ней,  к
€рине,  были обращены слова, слушать которые сейчас, когда она веселилась на
„румсэ,  было просто невыносимо...  "‚  последний раз  вижу Я  вас,  вам даю
прощальный поцелуй..." Ќет ни очей,  ни последнего свиданьЯ,  ни прощального
поцелуЯ.  Ђ ведь ЌиколаЯ ждет нечто грозное,  опасное, видимо, все решилось,
раз он не зовет на корабль.  Ќеужели это и  в самом деле прощание?..  —то-то
перехватило в горле.  "‘иЯть человеку будете вы: бессмертный - несчастный!..
- вас навеки терЯет..."
     Ќикогда еще он не слышал,  чтобы Ќиколай так играл.  ‘лово "несчастный"
взметнулось из волн спокойной скорби высоким острым гребнем,  будто кто-то в
приступе отчаЯнной тоски всплеснул руками, и теперь ћрий уже со страхом ждал
того,  что  должно прозвучать:  сейчас ‚отан наклонитсЯ к  лежащей на  скале
Ѓрунгильде с  последним поцелуем.  ќто  и  прежде всегда волновало его,  как
главное,  решающее  во  всей  сцене.  Ќо  теперь  оно  переворачивало  душу.
Њедленные,  неотвратимые ходы оркестра, торжественность и отчаЯние, покорнаЯ
боль и бессилие перед неумолимым ходом жизни, изменить который не могут сами
боги.

                         ‘ чела твоего
                                       божество
                         ‘нимаю
                                лобзаньем моим...

     ‚се. ‘вершилось.
     …е  уже  нет  -  валькирии,  божественной  девы-воительницы,  достойной
божественной любви.  Ћсталась  женщина,  может  быть  и  прекраснаЯ,  но  не
божество. Ќе небесный - и даже не земной бог...
     Ђ может -  так и надо?..  ‡еленое душистое колдовство ванной, проклЯтое
„румсэ,  все внезапные сегоднЯшние догадки и  мысли забушевали в нем с силой
чрезвычайной,  вызываЯ и жалость,  и гнев,  и страх, что Ќиколай понЯл все и
теперь страдает,  и  какую-то жестокую радость,  что так случилось,  и  что,
пожалуй, оно и лучше...
     € вдруг его охватил тайный ужас, что ЌиколаЯ он видит в последний раз и
что  слова  вагнеровского прощаниЯ надо  отнести к  нему,  старшему из  двух
‹ивитиных, единственному близкому существу во всем огромном мире... Џришлось
прикрыть ладонью глаза:  в  них снова стучались слезы...  —то за день,  если
подумать, что за день!
     “же ‚отан призвал бога огнЯ ‹оге,  уже тот -  почти зримо -  вспыхнул в
музыке и  растексЯ волной пламени,  но  хрустально зазвенел потом отдельными
маленькими Язычками,  и  в  мерцающем их  сиЯнии  могуче  и  победно  возник
уверенный и  ликующий мотив ‡игфрида,  еще не  родившегосЯ героЯ,  кто будет
свободнее старого бога и пройдет через огненную стихию, сейчас успокоившуюсЯ
и  медленно пылающую в широких,  как бы растекающихсЯ звуках так,  как будет
пылать она долгие годы,  -  а ћрий почти не слышал этого.  ‚се в нем болело,
страдало, мучилось, все было невыразимо. —то можно было сказать Ќиколаю?..
     €  когда "‘тенвей" замолк,  ћрий  испугалсЯ.  Ќадо  было возвращатьсЯ к
действительности. Ћн боЯлсЯ отнЯть ладонь от глаз. Ќо тут крышка роЯлЯ мЯгко
стукнула, и голос ЌиколаЯ сказал очень спокойно и буднично:
     - џ  тебе  не  писал:  срубили мы  наши  эйфелевы башни.  џ  грот-мачту
резал...  Ћказалось,  что нынче имЯ бога огнЯ не ‹оге,  а Ђцетилен.  ‡дорово
работает,  до  чего красиво,  если бы  ты  видел!  ‚се  времЯ Я  эту  музыку
слышал...
     ћрий  очнулсЯ  и,  незаметно проведЯ ладонью по  глазам,  открыл  лицо.
Ќиколай стоЯл возле роЯлЯ - статный, красивый, в ослепительно белом кителе -
и закуривал папироску.  ‹ицо его снова было спокойно.  —то за выдержка, боже
ты мой!..  Ђ может быть,  он, ћрий, все это выдумал за него, и ничего сейчас
не было -  ни прощаниЯ, ни поцелуЯ, снимающего сиЯние бессмертиЯ?.. Ћн почти
сердито взглЯнул на  брата.  Ђцетилен?  €  только?..  Ќо тут он увидел,  что
огонек спички чуть заметно ходит вокруг кончика папиросы - не очень заметно,
но ходит. ‡начит, все-таки это было?.. ћрий готов был броситьсЯ ему на шею и
выложить все, что болело внутри. Џусть это глупо, жестоко, но...
     - Џойдем харчитьсЯ,  мне скоро уезжать, - опЯть спокойно сказал Ќиколай
и пошел в столовую,  крикнув в переднюю по дороге: - ‘ашенька, расстарайтесь
там коньЯчку, пожалуйста!
     ‘тол был накрыт, на залитой солнцем скатерти стоЯло кофе, молоко, масло
в хрустале,  маленькие мисочки с простоквашей, посыпанной по-фински корицей,
поджаренные ломти  белого  хлеба,  ветчина,  Яйца,  прикрытые  салфеткой,  и
непременный шведский  "секст"  -  разделенное на  секторы  блюдо  с  разными
закусками. ‹ейтенант бросил салфетку на колени и придвинул простоквашу.
     - Ќе знаю, как ты, а Я не завтракал - адмирал вызвал к подъему флага...
     "‚от оно",  - со страхом и любопытством подумал ћрий. ‘ейчас выЯснитсЯ,
что это за "прожектик", который он послал командующему. Ќо Ќиколай продолжал
аппетитно есть простоквашу и потом потЯнулсЯ за ветчиной.
     ћрий не выдержал.
     - ‘кажи,  пожалуйста,  ты мне писал... - начал он, волнуЯсь и сдерживаЯ
себЯ,  но  тут вошла ‘ашенька,  и  ћрию пришлось замолчать.  Ћн занЯлсЯ было
завтраком,  но что-то -  не то смутнаЯ надежда,  не то простое любопытство -
заставило его поднЯть на нее глаза.
     “лыбаЯсь не  только Ярким и  сочным ртом,  но  и  всей кокетливой своей
повадкой,  ‘ашенька легко и бесшумно шла к столу с подносом в руках.  ’еперь
она,  как  обычно,  была всЯ  в  тугом крахмале.  ‘иЯющаЯ его белизна плотно
облегала тесным фартучком ее небольшую, тоже тугую грудь, узкими рукавчиками
отложных манжеток -  руки, высоким, до самых розовых мочек ушей, воротничком
- стройную шею  и  увенчивала темные волосы наколкой,  похожей на  маленькую
корону.  “же невозможно было думать, что полчаса назад эта же женщина, ахнув
и запричитав,  обнЯла его так просто и душевно. —то же это было?.. €ли все в
этом доме -  только игра? ‘ ревнивой пристальностью ћрий следил за каждым ее
движением.
     Ќе  глЯдЯ на  него,  ‘ашенька снЯла с  подноса черную пузатую бутылку с
Яркой этикеткой,  на  которой между двумЯ рЯдами уходЯщих вдаль бочек летела
ласточка,  и,  ставЯ на стол две узенькие рюмки и хрустальную вазочку,  где,
поблескиваЯ крупной солью, лежали жареные фисташки, певуче сказала:
     - Ќиколай Џетрович,  вы бы приказали Љозлову ласточки вашей запасти,  а
то, говорЯт, скоро торговлю прикроют...
     €  тут  только ћрию пришло в  голову,  что  и  в  самом деле среди того
множества бутылок,  которые он  перетаскал,  не  было ни  одной с  такой вот
этикеткой.  —увство острой обиды за брата снова вспыхнуло в нем, конечно же,
просто свинство -  составлЯть целый список и забыть о том, что Ќиколай любит
именно вот этот пузатенький Њартель.
     - Ђ вы не огорчайтесь,  ‘ашенька, - ответил лейтенант, тщательно срезаЯ
верхушку Яйца.  -  Ќа  всю  войну все  равно не  напасешьсЯ.  Ђ  что,  эта -
последнЯЯ?
     - Ћдна еще есть, Я уж припрЯтала...
     - ‚от и спасибо,  пусть постоит до случаЯ...  €дите,  ‘ашенька,  больше
ничего не надо.
     €  опЯть ћрий невольно взглЯнул на нее.  Ќа этот раз она метнула в него
быстрый тот взглЯд,  и все в нем затомилось. —то за черт, где она настоЯщаЯ?
‘ейчас -  опЯть горнЯшка,  а  тогда?..  Ќа  мгновение вокруг губ снова легло
жаркое кольцо и тут же исчезло.  Љрахмально-снежнаЯ фигурка легко и бесшумно
скрылась в дверЯх, плотно прикрыв их за собой. Љакое-то наваждение...
     Ћн встрЯхнул головой, берЯ себЯ в руки.
     - ’ак все-таки,  -  снова начал он,  -  ты  в  письме намекал на что-то
серьезное,  Я  из-за этого и приехал.  —то это у тебЯ за прожект?  ’ы можешь
сказать?
     - Ђ почему бы нет,  Я тебЯ длЯ того и высвистывал,  - охотно согласилсЯ
Ќиколай,  вскрываЯ другое Яйцо. - Љак-никак нас с тобой, ‹ивитиных, на земле
всего двое,  думал, не успеем попрощатьсЯ. „ело, видишь ли, весьма простое и
не  очень новое,  пороха Я  тут никакого не выдумал,  но перед братом все же
погордитьсЯ можно...
     €,  продолжаЯ со  вкусом завтракать,  он  лаконично,  но обстоЯтельно и
вполне Ясно изложил свой план заграждениЯ выхода из Љильской бухты.
     Џерестав есть,  ћрий остановившимисЯ глазами смотрел на брата.  ‚се,  о
чем  тот  говорил  сухо,  коротко,  военно,  -  в  его  воображении вставало
поразительной, дух захватывающей картиной.
     ...Џервые часы  войны.  ЌемецкаЯ эскадра выходит из  ЉилЯ в  Ѓалтийское
море  длЯ  немедленного внезапного удара.  €дут линейные корабли,  крейсера,
миноносцы,  может быть,  даже и линейные крейсера флота открытого морЯ,  все
эти,  так хорошо знакомые по „жейну и ’ашенбуху*,  по военно-морским играм в
корпусе  "Њольтке",  "„ейчланд",  "Љайзер ‚ильгельм дер  гроссе",  "‹ютцов",
"Љельн", "‘трасбург" - все брошено на ост, в ”инский залив, на Љронштадт, на
Џетербург, первый, пугающий, терроризирующий удар, морской ‘едан... ЌемецкаЯ
чваннаЯ мощь -  эскадра идет,  как на парад, с музыкой, черт бы их драл! Ћни
же знают,  что русский флот не успел еще отмобилизоватьсЯ,  что это будет не
бой, а игра дюжины котов с одной мышью.
     ______________
     *   ‘правочники  военных  флотов  -   английский  "jane"  и  германский
"Taschenbuch des Kriegsfloten".

     €дут в ночи немецкие корабли,  идут без охраны,  без тральщиков -  ведь
они у себЯ,  в с