человека. •арактеру  маленького, по-мужичьи рассудительного
Ќикандра, совершив­шего зверское убийство старушки Ђгафьи Њатвеевны, кстати,
единственной, кто с ним, голодным,  поделилсЯ куском хлеба (на­помним, что и
здесь  Ќикандр  расправлЯетсЯ  с добротой),  заста­вившего  своего немощного
брата ‹еньку убрать  свидетелЯ злодеЯ­ниЯ, --  ее  внучку  -- писателем  дан
сложный психологический  рису­нок. ‘ одной стороны -- какаЯ-то маниакальнаЯ,
сладострастнаЯ  жажда крови, готовность к надругательству над живым, желание
причинЯть боль,  абсолютное вненравственное бессердечие, с дру­гой -- момент
просветлениЯ,  когда ощущает  он  "досель незнако­мый ему  припадок  тоски и
мучительной  жалости"  ко  всем  остав­ленным  в  деревне  родным, когда  он
пальцами нащупывает на лице "две капли, холодных, как ночнаЯ роса".  Ќо  это
просветление  ни­чего   в  нем  не  менЯет.  €  в  колонии  длЯ   малолетних
преступников он  ведет  себЯ,  как и  прежде: угрюмо, настороженно, в  то же
времЯ оставаЯсь исполнительным надежным работником.  Ђ его  млад­ший брат не
выдерживает свалившегосЯ на него несчастьЯ-пре­ступлениЯ и потихоньку сходит
с ума, а затем и умирает.
     Ќо длЯ Љатерины, ‹енькиной матери и мачехи Ќикандра, и тот, и другой --
"жертва неведомаЯ", и она молитсЯ за преступника  так же, как за несчастного
сына.  € эту позицию разделЯет Ќови­ков. € длЯ него они -- "равно  и свои, и
чужие" -- принесены в жертву тем политическим распрЯм, тем призрачным целЯм,
дос­тижение которых  не способно принести ничего благого. Љак и Љатерина, он
готов  заступитьсЯ  за всех  детей, не отдавать  их  по­жирающему дух Њолоху
революции. Ѓольнее всего пережитое отзываетсЯ в детЯх. € о подстерегающих их
неокрепший  дух  ис­пытаниЯх,  об  их  мучениЯх  счел своим долгом  поведать
писатель.
     € "ѓарахвена",  и  "†ертва" поЯвились  в  сборнике, изданном  в Ѓерлине
(1923).  …му  Ќовиков предпослал  в  качестве  эпиграфа свое  стихотворение,
свидетельствующее  о  той боли за родную стра­ну, котораЯ переполнЯла сердце
художника.  ќто стихотворение 1921  г. можно расценить как клЯтву верности и
любви к родине, как памЯтник пережитым ею страданиЯм:

     <i>„авно</i> о <i>родине уста</i>
     <i>Ќе открывал Я -- колос в нивах</i>
     <i>…е</i> полей, <i>в ее разливах</i>
     <i>ђасплеск волны, листок куста.</i>

     <i>Ќо вместе с ней в тревожной дрожи,</i>
     <i>‚ предсмертном пульсе билсЯ Я:</i>
     <i>’ебе ль Я, мати, судиЯ --</i>
     <i>’ебе, кто всех земных дороже?</i>

     <i>ђаскрыта заступом</i> землЯ,
     <i>Ќо и в преддверии могилы.</i>
     <i>Ќо и за гробом будут милы</i>
     <i>ђодимые твои полЯ.</i>

     <i>‚ душе земной запечатленна,</i>
     <i>‚ душе бессмертной оживи,</i>
     <i>€ если отойдешь в крови,</i>
     <i>‚ любви моей почий нетленна.</i>

     €  все же,  несмотрЯ  на поразительную  по  чистоте и  пронзи­тельности
интонацию,  сохранЯющуюсЯ во всех произведениЯх  кни­ги,  которую  держит  в
руках читатель, его надо честно предупре­дить: перед ним не легкое (в смысле
не  легкомысленное) чтение.  Ћно настраивает  на  серьезный,  тревожный лад,
будоражит  нервы,  заставлЯет  вглЯдыватьсЯ  и  вдумыватьсЯ  в  прочитанное.
‡атруднение  вызывает  подчас и авторский стиль. Џочерк писателЯ в эти  годы
еще не  устоЯлсЯ,  не определилсЯ  в той Ясности,  музы­кальной ритмичности,
котораЯ  в  целом  будет свойственна ему по­зднее. "‚еликий  надрыв" нередко
соседствует с "подлинным ми­стицизмом", "подлинно реалистические зарисовки"1
сменЯютсЯ  лирико-экстатическим  пафосом.  "Ќеровность"  творческой  мане­ры
Ќовикова подчас Явственно ощутима. "€ногда перед нами на­стоЯщий художник, с
талантом  нежным и  тонким,  а рЯдом не­простительнаЯ банальность  образов и
необычайнаЯ  наивность  мыс­ли"2  ,  --  писала  Ќ.  ЏетровскаЯ.  Ќо  задача
читающего  сквозь  по­рой  вычурные  образы  ощутить  "чувственную  стихию",
парЯщую в произведениЯх, погрузитьсЯ "в  дышащие  теплом недра  физичес­кого
бытиЯ  человека",  уловить "волнующую  милую телесную сущ­ность" описываемых
художником  вещей.  €  тогда  почувствуешь  великую   "слиЯнность  с  родной
землей"3,  расслышишь тонкую,  ажурную  словесную  инструментовку,  полюбишь
"утонченность и ритмичность словесных сочетаний"4.
     Ђ   кого-то   может   отпугнуть   мерцающаЯ   зыбкость,   иногда   даже
провокационнаЯ  сложность  философской  и   нравственной  позиции  писателЯ.
Љому-то  почудитсЯ,  что здесь  говоритсЯ  о  давно отошед­шем,  не  имеющем
отношениЯ к сегоднЯшнему дню.
     Ќо тот, кому небезразличны духовные терзаниЯ, кого не пугает труд души,
без сомнениЯ, не раз  и не два вернетсЯ к этим страни­цам, почувствовав, что
в не  узнанном  ранее,  не  прочитанном  поз­же,  открываемом  только теперь
Ќовикове,    "есть   свои   оригиналь­ные    черты,    есть    неподдельное,
незаимствованное  одушевление". Ђ это залог того, что  будет  прочувствована
внутреннЯЯ свЯзь всех произведений, ЯвлЯющих "разные образы одной души"1.

Њ.‚. Њихайлова,
доктор филологических наук.</b>

     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>
     </b>

     ‡Ћ‹Ћ’›… Љђ…‘’›</b>
     ђоман
     I
     ‚сЯ в кружевах, прозрачнаЯ, тихаЯ Ћсень любила эти долины и холмики. Џо
утрам обходила их каждую и на каждый поднималась ровными неспешными шагами.
     ‚от  подойдет  она  <i>к</i>  дереву,  постоит, опершись  о  прохладный ствол,
погрустит  -  и  золотые слезинки уже  падают,  ровно кружась; плачет  осина
крупными  Яркими  листьЯми,  легкий  шум плывет  от  падениЯ их  по холмам и
лощинам; частым дождем одежды  свои золотые ронЯет береза,  нет сил удержать
безысходную  грусть, воздух так редок и чист, и расплываетсЯ плачем закатный
сон: минуло  лето, лето - во сне;  крепитсЯ  -  делает вид, что  крепитсЯ  -
корЯвый дуб, но и его черед близко.
     ‘еребрЯный шлейф одинокой души, осенней тоски, ронЯет вослед ей легкую,
холодЯщую  изморось,  посыпает  верхушки трав  звонкими блестками. Ћт  одной
былинки к другой паутинными нитЯми - мысли ее.
     „нем  на  солнце  Ћсень слабеет, дремлет  в тени, но, освеженнаЯ  сном,
вечером снова выходит гулЯть.
     Џрозрачность  осеннЯЯ  всюду -  в воздухе, в небе,  возле самой  земли.
Џрозрачность - у Ђнны в душе.
     ‚ целом доме сегоднЯ одна. ѓулЯла, читала, немного работала - длЯ брата
делала  копию со  старинной гравюры,  изображавшей  •риста, и  все это времЯ
мечтала; над  миром  подымалась мечта  ее,  а,  может  быть,  и вовсе не так
далеко, но и сама землЯ становилась  иною - все линии были  тонки  и  чисты,
легкие образы реЯли в  четкой  Ясности воздуха. Ѓелый •ристос  проходил  над
полЯми, струилсЯ над  водами, касалсЯ  краЯми  одежды  трав  и деревьев, и в
несказанной волне умилениЯ  клонились перед ним зеленые травы, устилаЯ живой
воздушный  ковер  под ступнЯми божественных ног; хрустальной мелодией  вслед
протекал  просветленный улыбкой  …го трепетный  воздух; дышала  землЯ  одною
общей душой, вот-вот только что найденной, вот-вот осознавшей себЯ.
     Ћбраз   •риста  Ђнна   любила  всем  существом  непонЯтной,  ни  с  чем
несравнимой любовью. Ђнна жила этим Ћбразом - мечтала и думала часто о  Ќем,
вернее, не часто, а постоЯнно, всегда,  иногда сознаваЯ, что это так, иногда
забываЯ; но и забываЯ, неосознанно,  все же тЯнулась  всЯ к  ‘ветлому  ‹ику.
•ристос завладел душой  ее <i>с</i>  раннего детства. Њечта о •ристе - была  всЯ ее
жизнь.
     Ћна у окна. ђаскрыла его и пьет прохладный напиток близкого вечера. ‘ам
вечер еще не пришел, но предвестники сумерек реют уже в затихнувшем воздухе.
Ѓледные  неуловимые  тени,  существа предвечерние, они ткут тишину, бесшумно
скользЯ над верхушками дерев,  над  чуть задремавшей водой. ‚оды первые чуют
их  трепет  и отдаютсЯ  чарам неЯсным.  € Ђнна их слышит: душа  ее  - чуткое
озеро. ‚ такие часы с  глубокого дна встают затаенные  образы  и поднимаютсЯ
над поверхностью, такие  же едва  сознанные, еле очерченные,  но  все же  со
слабым дыханием  жизни,  принесенным с  собою оттуда,  с  глубин.  €  близко
касаЯсь друг друга, плывут они над землей вместе с предтечами вечера.
     Ћсень близко. Џодошла к окну. „ышит Ђнне в лицо, целует глаза ее, около
шеи гладит свежей своею рукой. Ћсень любит задумчивость душ.
     - „евочка грустнаЯ... - шепчет она. Ђнна молча сидит.
     - „очь моЯ грустнаЯ! Ћпускает голову Ђнна.
     - ‹юблю тебЯ с грустью твоей...
     "Ѓрат бы скорее пришел, - думает девушка. -  Љто-то есть возле менЯ, но
не знаю кто...Ђх, это грусть!.. Ћткуда она?"
     - ‚  прошлом  - твой Ѓелый  •ристос.  “мирает твой  призрачный  мир.  Ћ
прошлом, минувшем сне твоЯ вечернЯЯ грусть.  Ђнна вздыхает.  "Ѓелый •ристос,
мой ‘ветлый †ених..."
     ‘ложила Ђнна молитвенно руки - невольно, совсем не заметив.
     "‹юблю Я ’ебЯ. ‘тремлюсь за ’обой...Ћдежды коснутьсЯ... ‘лед ноги ’воей
ощутить, приложитьсЯ щекой моей... Ѓелый струЯщийсЯ Ѓог!.."
     - “мер, умер Ѓелый •ристос!
     Ќо  Ђнна  не  верит,  и по глазам  ее знает умнаЯ Ћсень,  что  не верит
грустЯщаЯ  девушка  печальным,  осенним речам.  …сли бы  верила  ей,  если б
узнала, что умер Ћн вправду - разве осталась бы жить?
     € поспешно от светлого дома с  резьбой отходит золотаЯ –аревна. € мысли
ее, все густеЯ, следом плетут свою печальную сеть. Ќа самый высокий пригорок
всходит она. ‘адитсЯ и обнимает руками колени, и так сидит долго, и  плачет,
и шепчет  что-то неЯсно  и жалобно.  € по  всему откосу  серебритсЯ шлейф ее
платьЯ.
     ЃлизитсЯ  вечер.  ѓород  внизу горит  в море  сгущенных алых  и золотых
лучей.  „ома один  на другом, загораютсЯ окна невиданным  блеском,  полнотой
раскаленного солнца.
     "ЋтходЯщий, закатный Ѓог!"  - думает Ћсень, и все ниже и ниже ползут  с
холма белые острые иглы.
     Ђ город  пылает. ’онким узором,  смелым причудливым контуром из картона
вырезал кто-то и наклеил на небесную даль силуэты далеких холмов и церквей.
     Ќепохоже  на  правду. ќтот город  - греза, видение  вечера. ЋпустилсЯ с
небес  или  поднЯлсЯ он  из глубин земных -  одинаково сказочный,  одинаково
что-то таЯщий в себе, недоступное людЯм, быть может, навеки.
     €  выше  всех здании, тоньше и Ярче их  благовествуют над миром золотые
кресты церквей.
     Ѓесконечной  печалью,  последнею грустью томитсЯ душа  на холме - Ћсень
закатнаЯ, золотаЯ –аревна.
     -  ‡ачем  суждено мне  быть Ћсенью? ‡ачем Я знаю  сама, что Я  - Ћсень?
‡ачем Я  - закат?  -  опершись золотою  головкою на руки, вопрошает она  без
ответа.
     ѓород потух, но светили, горели кресты.
     <b>II</b>
     ‘тавровы, брат и сестра, жили в своем особом царстве над городом.
     ѓора со  скатами,  холмами,  долинками, полуразрушенные  старые  зданиЯ
причудливой архитектуры -  развалины бывшей когда-то здесь большой выставки,
полусгнившие  лесенки, буйный  задор  зеленых бунтующих варваров,  бросающих
небу победную свою дикость, заросших  повсюду, дерзающих всюду; с размахом и
мощью отвечает землЯ недолговечной попытке людей что-то  создать здесь свое:
легионы  подземных  червей,  невидных,  но жутких в своем  слепом  нашествии
тайных   микробов,   полуживые,  загадочно   узловатые,  скованные  в  своем
напрЯжении змеи  корней - все это точит,  грызет, разрушает,  подкапываетсЯ,
перерабатывает в ничтожных, но и в бездонных, в неисчислимых глубинах своих,
все, что попадетсЯ на их пути, родЯ первобытный земной чернозем, насытив его
весь до  последнего атома  напрЯжением стихии  своей, почти оживив его;  эта
чернаЯ грудь земли сама уже  дышит,  живет уже каким-то предчувствием жизни;
оно  разлито  в ней, оно пульсирует, ища себе выхода, и кто  поручитсЯ, что,
исчезни все живое с лица земли,  эта чернаЯ, необъЯтнаЯ,  смутно напрЯженнаЯ
тварь - не родит ли она сама, одна, одним своим затаенный напрЯжением сил, -
нового мира? Ќе отрыгнет  ли она вновь миллиарды червей, тех, что родили ее,
что  растворились в ней, как отдельные души в мировой общей  душе? Њного  ли
надо червю, чтобы снова  стать,  жить? € если живы  в  душе человека мечты о
воскресении мертвых, то  отчего невозможно и воскресение червей, мир червей,
вселеннаЯ, которую насквозь всю пронижут они, проедЯт ее ходами и переходами
своими, сгустЯт и переварЯт все благородные сущности мира до одной полудикой
массы видимого хаоса?..
     ЊогучаЯ стихиЯ была  разлита  возле воздушного  замка -  дома с узорной
резьбой,  где  жили  ‘тавровы.  Ќо  она  прикрывалась зеленой,  пленительной
маской. Ќад слепою  и хищной  стихиен земли поднимались легкие и  призрачные
видениЯ,  полувоздушный сон.  ќтот сон звенел  и баюкал, и чаровал незримыми
чарами. € Ђндрей с сестрой жили в этом очаровании, еще утоньшаЯ  его в своем
восприЯтии, еще возносЯ над землей.
     ‘тарые  развалины  говорили  им  что-то  печальное, но такое грустное и
поэтическое.  ‚сплеск  человеческих  крыльев,  в  бурьЯн  заброшенный  алмаз
человеческой  мысли, если  и  мерк он  порою в  черной  и зеленой стихии, то
погасал красиво,  без  жалоб, с  внутренней музыкой,  которой  не  могла  не
отозватьсЯ душа.
     € так  жили вместе вот уже  несколько лет две близкие их  родные  души.
–арство мечты, возносЯщейсЯ к  небу, и подземное черное царство были  с ними
соседние страны. ‚оздушный замок их был посредине.
     * * *
     ‚ мастерскую к брату Ђнна вошла одна. Ќепривычно ей было целый день без
него. …ще днем  ушел  на вокзал,  встретить  приезжего гостЯ. ‚идно, тот  не
приехал с дневным, скоро теперь и  вечерний поезд приходит. ‘транно будет ей
с  новым  человеком  встретитьсЯ, даже жить, - ѓлеб погостит у них. Џривыкла
она к одинокой их жизни вдвоем, к книгам, картинам, мечтам, к работе, к этой
вот мастерской.
     Ђнна с улыбкой остановилась,  войдЯ,  на  пороге.  “лыбнулась тому, что
соскучилась  так за  целый день по всем  этим милым вещам. Ѓыли  они  как-то
одновременно  и  далеки, и близки  ее душе.  Ќеобычно  лепил Ђндрей. ‹юбЯщей
верной рукой рассыпал он вокруг себЯ эти  брызги незримого мира, примитивы и
гротески, тех, что могли бы быть, тех, что  так обижены ’ворцом - за то, что
их  нет. € вот творил он  их сам.  €  вправду,  отчего  бы им  и  не быть  -
маленьким  странным существам,  этим завиткам  и каракулЯм в книге судьбы, с
такой  трогательной  близостью  ютЯщимсЯ  к  невинным   и  радостным  душам,
по-детски свЯтым?
     "€ •ристос полюбил бы их", - думала Ђнна не раз и видела в мыслЯх,  как
гладил Ћн их своею рукой по уродливым, но доверчивым, милым головкам.
     ‚от  в  одном  барельефе  свЯзаны  вместе: спЯщаЯ девушка,  с  профилем
нежным, как в отлетающем  сне, и у ног ее два немые  уродца;  они взЯли друг
друга за руки, крепко сжали их и в молитвенно сладком экстазе смотрЯт спЯщей
в лицо.
     Џрекрасны   лица   уродцев,  неземной   красотой   сиЯет  просветленнаЯ
неправильность  черт,  -  другой,  тайный   рисунок   сквозит  за   наружным
безобразием,  и  прекрасен  этот  скрытый  их лик.  €  тут же цветы, ко всем
одинаково нежные  своей  непонЯтною  прелестью, каждый с  внутренним  миром,
спрЯтанным где-то на  дне, глубоко. "‚прочем, все и везде  так  запрЯтано, -
думает  Ђнна,  - не в одних лишь цветах. ’олько  сиЯющаЯ  красота именно их,
быть может, больнее всего дразнит загадкой".
     ‘олнце  еще попадало сюда, сквозь громадные окна когда-то царившего над
всей горой зданиЯ. ‘лучайно, гулЯЯ, увидел его Ђндрей с площади  и с тех пор
не расставалсЯ  с ним,  нанимаЯ из года  в  год огромный пустырь, обнесенный
забором,  с  этими  развалинами полудворцов, полухрамов  и  с  одним  резным
домиком, пока уцелевшим и годным еще, чтобы в нем поселитьсЯ.
     ’ихо, но  оживленно незримо  было вокруг.  Џризраки  реЯли  в  воздухе,
близко касаЯсь друг друга краЯми одежд, призрачною тонкостью тел.  Џриникали
на мгновенье и к Ђнне -
     не  боЯлись ее,  и  она отдавала  их ласкам  волосы, кружево  кофточки,
нежность щеки.
     ‘егоднЯ особенно ласковы были эти трогательные полусущества. Ђндрей был
среди них хоть и близкий по духу,  но все  же творец их, - к Ђнне, пришедшей
одной,  льнули  только любовно. –елым  роем,  воздушным и призрачным, близко
кружились возле нее,  точно сказать хотели ей что-то,  им уже ведомое, но от
нее  еще скрытое  временем. €  сладкою болью на  ласки их  ответило  сердце,
сжатое  земным бытием; не  битьсЯ упруго и звонко - захотелось разлитьсЯ ему
широкой,  просторной рекой, впитать в  себЯ  все, что между землею  и небом,
ловить поцелуи, легкие, как сновидение, и отвечать на них, изнемогаЯ в новом
воздушном своем бытии.
     € вот  кто-то из  них вошел в  самое сердце ее -  она не заметила  -  €
шепчет ей там, и покорна  душа тайному шепоту. Ќовые, совсем еще незнакомые,
неЯсные,  но  такие  в неЯсности  своей  неотразимо влекущие  чувства  вдруг
пробуждаютсЯ в Ђнне. Ќадо ли  верить  им? Њожет быть, подошла слишком близко
она  к этим  бледным  и  милым  друзьЯм?  Ќо  сладко  слушатьсЯ их,  но  так
упоительно отдатьсЯ, позабыв про весь мир,  их  влекущему шепоту. —арует ее,
манит быть ближе к ним, вовсе быть с ними.
     ЌепонЯтен  тот  сладкий зов, но Ђнна послушна  ему.  € вот начинает она
снимать свое  платье, так часто делала  это  длЯ  брата.  Ќо  теперь  - так,
бесцельно, одной, самой длЯ себЯ,  захотелось это ей сделать...  - длЯ себЯ,
длЯ вечернего солнца,  длЯ этих свЯтых, еще не рожденных к страданию кротких
детей, длЯ странных и милых  существ, таких  ласковых к ней,  так  вкрадчиво
обещающих нечто, длЯ того, кто поет в ее сердце длЯ того, о чем он поет...
     —ем легче,  тем  радостней  ей особой волшебного  радостью.  Ќе  просто
сказка вечернЯЯ - здесь  именно волшебство,  ибо кто-то  вошел в нее, кто-то
неутоленной  рекою разлилсЯ  в ней, и поднимают, покачиваЯ,  неведомые,  все
новые волны, и не спрашивает Ђнна: зачем? - и машинально снимает с себЯ  все
быстрей и быстрее одежды.
     Ђ потом поднЯлась, совсем обнаженнаЯ, и потЯнулась, полузакрыв глаза, с
улыбкой предвестиЯ грЯдущего счастьЯ.
     —удилось ей: близко открылись какие-то дали, придвинулсЯ сон, и  голоса
прекрасные  и зовущие звучат над  ней,  и внизу, и вокруг нее, совсем  Ясно,
Явственно, - вот-вот  поймет, расслышит, уловит  - и ее душа, один из тех же
таинственных  голосов,  уже  поет  им  в  ответ,  ликуЯ  в  светлом  экстазе
предчувствиЯ.  ‹ика •риста  не  видит  она,  Ћн подернут, закрыт  золотистым
туманом,  но улыбка …го влекущаЯ  светит Ђнне, как солнце, неземным ароматом
дышат лучи ее,  и восторг поднимаетсЯ из опьЯненной божественным светом души
и все растет и растет, как океан перед кручами гор - неприступных, венчаемых
куполом неба.
     Ќо хочетсЯ  Ђнне - шепчет об  этом не  уставаЯ  кто-то  в  сердце ее  -
хочетсЯ девушке видеть и самый ‹ик.  €  вот  ступает ближе, навстречу …му, и
тихо идет меж видений и призраков, - сама как видение, как сон, как мечта. €
улыбаютсЯ ей созданиЯ родственной, близкой  души ее брата и благословлЯют  с
застенчивой радостью. €х радует  новый  путь.  €  благодарно  Ђнна  касаетсЯ
тонких изысканных их очертаний, своею рукою дарЯ им мгновенную ласку. Џальцы
девушки чисты и свЯты. ‘труитсЯ с них светлый воздушный напиток того чувства
без  имени, что переполнЯет ее. Ќо колеблетсЯ ‘ветлый ‹ик,  но  расплываетсЯ
Ћблик  •ристов по мере того,  как приближаетсЯ  Ђнна  к Ќему... Ђ улыбка …го
остаетсЯ, окутывает ее всю с головы до  ног, проникает во все  поры тела ее,
струитсЯ в крови, и всю  странно живую залу  наполнЯет собою, и  дышит одной
душой  огромнаЯ зала  с  вечерним  блистающим солнцем.  Ђх,  уродцы!  “родцы
особенно  нежны,  особенно чутки к  неземной красоте. Ѓлагоговейно  и  жадно
льнут они к источнику влаги живой.
     € так  бродит  Ђнна  меж  ними.  € вот попадает  в  золотую волну. ‹учи
обнимают ее,  ласкаютсЯ  близкого лаской к  душистым одеждам ее обнаженного,
просветленного тела. Ќавстречу солнцу протЯгивает она тонкие, бледные руки и
видит,  как  окрашивает их ‘олнечный Ѓог  нежным молочно-розоватым румЯнцем.
Ћни светЯтсЯ,  они зацветают небывалой еще неземной красотой; такими  руками
рвут  цветы в райских садах  светлые ангелы и кладут их, сорвав, к  престолу
–арЯ небесных сил, и расцветают сорванные созданиЯ новой трепещущей полнотой
бытиЯ, вознесенного жизнью.
     Ђнна опускает  глаза и видит  всю себЯ в розовом  осиЯнии и не может не
улыбнутьсЯ улыбкой  восторга перед собою, перед  этим светЯщимсЯ Ѓогом, и  с
удивлением  блаженства  едва-едва касаетсЯ  юного Ѓожества длинными  тонкими
пальцами розовых рук.
     ‘олнце медлит закатом.
     III
     ‘ дневным поездом,  действительно,  ѓлеб не приехал. ‘ледующий приходил
через четыре часа, и Ђндрей решил, не заходЯ домой, побродить по городу.
     ‘естра  подождет. Ћна ведь знает, что ѓлеб точно не обозначил поезда, с
которым приедет.
     Ђндрей пошел в город.
     ‘ утра было бодрое, свежее настроение. ‘пал мертвым  сном, без видений.
Ћн любил такой сон. ‚ообще любил  крепко уснуть, как дитЯ отдаваЯсь в чьи-то
широкие  славные  лапы.  ‡акрывал  глаза,  потЯгивалсЯ,  будто  не  давалсЯ,
нарочно, чуть-чуть играЯ, чуть-чуть дразнЯ  вековую стихию, что протЯнула из
дремотных недр своих эти мЯгкие лапы, дли которых нет слишком взрослых людей
и что  так умеют баюкать одинаково всех.  Ќо недолго дразнил, вдруг сжималсЯ
калачиком, кто-то качнет его, вещи двинутсЯ в сторону,  поплывут,  и  сам он
все  ниже  и  ниже  опускаетсЯ в  прохладную и теплую вместе - это, засыпаЯ,
возможно - в беспредельность забвениЯ.
     ’ак и вчера заснул, а утром живо вскочил: радостно жить!
     Ђнна еще не вставала. ЏробежалсЯ по своему и  осеннему царству, потом в
мастерскую  - много  работал, пристально щурил  глаза,  следил свои  образы,
ловил  их, фиксировал; глина покорно ложилась  под пальцами, чутко следовала
за каждым изгибом фантазии, за каждым трепетанием руки.
     Џотом пришла Ђнна. Џоцеловал ее, рассказал ей о ѓлебе, что он приезжает
к ним погостить.
     - ’от ѓлеб?
     - „а, тот самый.
     Ќичего не спросила  больше сестра, но Ђндрей уловил что-то в тоне. - ’ы
что?
     - Њне странно... - нерешительно сказала она.
     <i>-</i> —то странно?
     - Ќе знаю... Њожет быть, то, что у нас будет жить чужой человек...
     - —ужой?
     Ђнна хотела  поправитьсЯ:  "новый, другой"..,  но  ничего  не  добавила
больше, не поправлЯлась. ‘казала:
     - ‚от это, Ђндрей, хорошо!
     Ћн думал и сам, что  это недурно. …му удавалась сегоднЯ работа над той,
еще  не рассказанной, еще не совсем внЯтно  задуманной, но такой живой а нем
самом, сказкой о будущей жизни, что зовет золотою  мечтой с детства  всю его
жизнь  и через  всю жизнь. …ле  наметил  пока,  но уловил, что-то  в линиЯх,
что-то поймал, на  губах уже слово, на кончиках  губ. ќтим барельефом, может
быть, скажет его.
     - †ить бы так, - сказал вдруг, прищурив глаза и делаЯ новую линию.
     Џотом еще и еще, - увлексЯ.
     - Љак - <i>так? -</i> спросила она.
     -   Љак  в  сказке,  -  почти  машинально  ответил   Ђндрей,  но  вдруг
встрепенулсЯ, посмотрел на часы, - пора на вокзал.
     Ѓыстро бросил работу, поцеловал ее руки, глаза, надел
     шлЯпу  и почти  бегом направилсЯ в город -  под горку. Џотом обернулсЯ,
еще раз махнул своей шлЯпой:
     - Џрощай!
     € Ђнна осталась одна.
     Ђ он был далеко уже.  ‚зЯл  извозчика, скоро приехал,  было  рано  еще,
сидел  на вокзале, опЯть щурил  глаза, подмечаЯ характерность линий в толпе;
оглЯдел всех и каждого, кто приехал с тем  поездом -  не  было ѓлеба,  и вот
опЯть в городе. —етыре свободных часа!

     * * *
     Љак чудесно, однако, жить!
     ‚оздух  так  редок  и чист,  что  и  сам  становишьсЯ  легче;  тоньше и
прозрачнее делаютсЯ  те нити, что свЯзывают вольный порыв незнаемой сущности
нашей с этой видимой, с этой слишком земной оболочкой.
     ЉажетсЯ, мог  бы ступать  легкою звонкою поступью,  вольно идти  где-то
вверху, над городом,  поднЯвшись  над  узкостью  улиц  и  обидною  близостью
каменных стен,
     Ђндрей широко, забывшись, не видЯ, шагает  по улице.  Ћн фантазирует. ‚
каждом живом существе ему чудитсЯ тайна. —удесное плещетсЯ  всюду. Ќо неЯсен
еще рокот струй, бьющих о стены граненой души  - странно: граненой! - но так
показалось... Ђндрей верит  в  то,  что ему кажетсЯ.  Ќадо больше в фантазии
верить, иначе  мир вещей  подчинЯет  себе,  навЯзывает  свою  скучную,  свою
жестокую логику и без особого  даже напрЯжениЯ  мертвЯщих  сил  своих  ловит
живые  души, дает  им скелет -  не  только  снаружи,  но и кует  плеск самой
сущности - стекленеет душа.
     Њир вещей и какие-то там  их законы - это самаЯ скучнаЯ,  самаЯ тЯжелаЯ
из фантазий природы,  ибо в  создании ее еще  не принимал участие настоЯщий,
бунтующий человеческий дух.
     Ѓольше простора,  больше  свободы, полета, светлой наивности, детскости
жизни! Њиг разрушениЯ - миг нового творчества - вольность, разлитаЯ в мире.
     •рустальный осенний  воздух  этой  просторной  свободою  дышит. ‘егоднЯ
Ясней и прозрачней плещетсЯ непознаваемое в нас.
     „а, хорошо, чудесно жить!
     Ћттого так чудесно и радостно, что в вольности воздуха, в вольности душ
родЯтсЯ цветы незримого мира.
     Ќе в самой душе, а где-то в точке касаниЯ двух.
     ‚от одна, обреченнаЯ жить на земле. ‚от другаЯ такаЯ же.  ѓрустит душа,
и другаЯ  грустит, а может  быть  нет, весела, - это все равно. „аже  именно
так,  напротив: сегоднЯ одна из них  весела. Ќо открыли глаза и узнали  друг
друга,  коснулись, в  трепете  нежном на минуту слились, -  и родилсЯ цветок
любви.
     Љак  мы  бедны  словами, когда называем:  любовьЌадо  тысЯчи  слов  длЯ
оттенков, ибо в них-то все дело. Њало сказать: цветок, -  надо дать  ощутить
его  аромат, передать чары красок и  форм может  быть больше - прЯмо сорвать
его. € только единственный тот, кто сорвет, познает сокровенную суть цветка-
и в красоте его жизни, и в аромате его увЯданиЯ - длЯ того, кто сорвал...
     ‘колько людей, сколько разной любви, и у каждого с каждым по-разному.
     …сть цветки - один на всю жизнь, и всЯ жизнь  -  в одном. Њир и Ѓог,  и
преисподнЯЯ - все в одном цветке.
     “  другого - в душе целый  луг,  целый  цветущий  родник  неисчерпаемых
светлых улыбок  души. ‚от к одной  светлый посланец - взглЯд; человек шел по
улице, весел  был беспричинно,  а  она  грустна  и печальна,  и были  широко
открыты  глаза,  свободный,  пронизанный солнцем  и небом  входит  посланный
юноша-взглЯд, девушка-грусть сидит у порога души,  у водоема ее, самоцветные
камушки тонкими пальцами трогает, чуть-чуть касаЯсь.  - "‡дравствуй, светлаЯ
грусть! џ к тебе! Џолетим вместе на небо!" ѓрусть встает, ничего не  сказав.
Ћткуда он? ’акому нельзЯ не ответить.  „ает ему бледную руку с такими синими
жилками... -  "Ѓлиже, дитЯ  мое! Ѓлиже,  невеста  моЯ!"  € склонЯетсЯ к  ней
светлый посланец - жених  ее  новорожденный, обрученный невесте, быть может,
от  века  - и  протЯнула  уста к нему  грусть;  бледные - дышат они чувством
доселе  незнаемым,  раз  лишь  рожденным <i>-</i> только длЯ них,  только длЯ этого
мига.
     ђазве что-нибудь скажешь, если скажешь: любовь?..
     € вот коснулись уста, вот слились,  и вот два - воедино, и во вселенной
родилсЯ новый цветок, заключивший обоих в вечный союз...
     Њгновенен ответный взглЯд девушки.
     ‡агадочен, грустен взглЯд тоненькой девушки.

     * * *

     ...Ђ не  мы ли с тобой  обручены этим  чудесным цветком? ’ы  отозвалась
мне.  Џустила улыбку  души  к себе - в сокровенный тот  терем,  где  сидела,
слушаЯ всплески стихий, грустЯ,  сама  твоЯ  грусть  и касалась нежной рукой
самоцветных, маленьких камушков.
     ’ы  дальше пошла  и затерЯлась в толпе, и Я не увижу тебЯ, быть  может,
навеки,  но  что-то  в тебе  есть мое, и  во  мне  - твое,  и наше - а нашем
единственном, в нашем ребенке, в нашем  цветке. ‚от он поднЯлсЯ над городом,
вот он касаетсЯ шпилей  церквей и  башенок темных, вот к небу парит - тот, в
кого мы вдохнули новую жизнь - наши любовь.
     € не  легче ли стало грустить тебе, о, неведомаЯ невеста моЯ, на  миг -
но невеста? € не стала ли глубже  и мЯгче, и благородней радость  моЯ?  € не
легче ли, ближе, интимней  приникли  к душе наши тела? Ќе зазвенела ли в них
та же стихиЯ? ‚ольною  птицей не полететь ли нам в высь, в царство фантазий,
нами  же  созданных,  нами-творцами вызванных к  жизни из той  темноты,  где
тысЯчи новых миров ждут еще нас?..

     * * *

     Ќо говорить ли еще о любви? Њожет быть, просто надо - любить?
     Љто как умеет, кто как родилсЯ -  кто  на всю жизнь, кто  на  миги, кто
бестелесным и чистым цветком, кто кровавым и рдЯным... ђождайте и рвите  эти
цветы, да, и рвите, ибо они и в смерти живут.
     Ђ  какие  цветы  настоЯщие?  Ђ  как  должно</i> любить?  ќх,  были  бы лишь
настоЯщие!
     Ђ если они, настоЯщие, - разные? ђазве разные могут быть правды?
     ‚ремЯ  уходит  на  думы и мысли.  „умайте день,  два,  годы, века! —то-
разрешили?
     - Ќет...
     - Ђ ваши цветы?
     - Ќе было их...
     - ‚се думали? -„а.
     - Ѓесплодные!

     IV

     Ђх, кто она -  эта тонкаЯ девушка? Ћтчего  не знал Ђндрей о ней раньше?
†ить  в одном городе и не  знать о ней!.. Ћтчего грустна она, так бесконечно
грустна, а в углах губ - все же будто задор молодой и юной насмешки?
     Ќо это только  его  изощренный глаз уловил;  ‘ейчас ее рот - это только
жилище  молодой, крылатой летуньи, жилище, покинутое ею,  ибо  в глазах была
грусть.
     ЃродЯ из улицы в улицу  в ожидании поезда, встретил Ђндрей эту девушку,
взглЯнул  на нее, и она ответила  быстрым, мелькнувшим, тотчас же скрывшимсЯ
взглЯдом.
     Ћтчего не подошел он к ней? Ћтчего не спросил? “видит ли? ‚друг никогда
не увидит? ‡атерЯлась в толпе; не пошел за ней следом.
     Ќо  Ђндреи не грустил. Ћн верил всегда  и во все, что  обещало  улыбку.
Џрекрасны глаза незнакомки, а прекрасное всегда идет рука об руку со светлой
улыбкой.  ‚ременно могут  они разойтись, затерЯтьсЯ, но  стоит  аукнутьсЯ, и
снова - полет, трепетание крыльев, верных отгаданной цели.
     Ѓыл Ђндрей  фантазер,  верил  в фантазии. Ќо вот вдалеке  белый  дымок.
‘нова он на вокзале; поезд; в нем ѓлеб.
     Ђндрей  особенно рад  приезжавшему  гостю. Ќесколько лет  жили  вместе,
любил  тонкую  хрупкость  души его.  € вот тоже несколько  лет  не видались.
Ђндрей  поселилсЯ с сестрой, только  что кончившей тогда свой институт. ѓлеб
был в тюрьме, потом  за границей, потом  в захолустном  городишке на родине;
жил, менЯлсЯ,  страдал. ‹юбил  строить схемы,  любил все проЯснЯть длЯ себЯ.
•аос  живой тревожил его, нужен был план, стройность, система. ‘коро сбросил
скелет железных законов необходимости,  стадий развитиЯ, весь такой арсенал,
каким  по-военному  <i>-</i>   военнаЯ  строгость  и  точность   -  строили  жизнь;
покачнулсЯ, похилилсЯ,  но  снова  обрел  себЯ,  новый  свой  план  светлого
архитектурно-прекрасного храма. € за  работой, за горением внутренним совсем
не заметил болезни.  ЃоЯлись чахотки,  послали дальние  родные, у которых он
проживал, сюда, в крупный центр - показатьсЯ врачам.
     Ђндрей с большим  интересом и волнением прочел его книжку, которую ѓлеб
прислал ему около года назад. ‘траннаЯ  книжка! ‚сЯ сама в себе заключеннаЯ,
без единой ссылки, без <i>ничего, с</i> внутренними водоворотами, с какими-то порою
едва намеченными, но  холодЯщими мыслЯми: дальше, от жизни прочь, от света и
красок...  Љак будто  бы так.  Њожет  статьсЯ,  не разобралсЯ  как следует в
ней...
     Ђх, милый мой ѓлеб! € Ђндрей  уже с ним всею своей подвижною душой, все
мысли о  ѓлебе.  „евушке  будут еще зажжены  приветные свечи,  а  вон  в том
сизоватом дымке облик милого ѓлеба, светлый и строгий.
     ѓлеб!  Ђ не слишком ли  строг, не очень  ли только кристален твой новый
храм? …сть  ли место  в  том храме  художнику,  жизни, цветам? €ли, по схеме
строителЯ, им так <i>же</i> мало уделено места, как и в былом разрушенном храме?
     “видим! “видим...
     Џоезд; вагоны; окна... Ћкно:
     - ѓлебѓлеб! ‡дравствуй!.. џ здесь!..

     * * *

     “  старика трЯслась голова,  коротенькие ноги были  широко  и  неуклюже
расставлены, но  седые усы  расчесаны по-молодому, а глаза смотрЯт Ясно, по-
детски.
     ѓлеб бережно держал его под руку, помогаЯ сойти.
     Ћн еще не видел  ЂндреЯ, и Ђндрей  инстинктивно замер на  мгновение, не
мешаЯ ему помочь старику.
     ‹ицо у ѓлеба тонкое и изЯщное по-прежнему, только еще немного сделалось
строже;  мЯгким мазком  вдоль обеих  щек, оттенЯЯ  их матовость,  легли  две
полоски   волос,  борода  небольшаЯ,  чуть-чуть   с  изгибом  туда  и  сюда,
каштановаЯ;  в глаза  не успел  взглЯнуть Ђндрей, но  он помнил их  синеву -
конечно,  все  та же она...  такие глаза  на иконах  рисуют; теперь  спущены
стрельчатые ресницы - камыш, скрывающий озеро. Ѓыл ѓлеб еще в легком пальто,
порыжелом, простом, и совсем в летней белой шлЯпе; пепел волос как будто еще
посветлел. ѓлеб был высок, тонок и не силен. …му было  легко помочь старику,
но  когда  тот сразу опустилсЯ  с  высоких  ступенек  на  землю, ѓлебу очень
пришлось согнутьсЯ, чтобы дать ему мЯгкость прыжка.
     ‚от он выпрЯмилсЯ и уже  жнет глазами  ЂндреЯ,  а  старик  у его ног  с
молодыми седыми усами и детски -светЯщимсЯ взглЯдом.
     - ‡десь Я! ѓлеб!..
     ‘тарик торопливо схватил угол пальто у ѓлеба, стоЯвшего на площадке,  -
так близко было оно возле лица - и прижал к губам. ѓлеб наклонилсЯ,  и опЯть
Ђндрей не видал выражениЯ его глаз.
     <i>-</i> •ристос мой! - услышал он, совсем подойдЯ, шепот
     поцеловавшего.
     - ‡дравствуй, ѓлеб!
     ЋбнЯлись,  поцеловались  крепко  и  долго. “ ѓлеба все  те же  нежные и
невинные губы. ЏриЯтно  коснутьсЯ их свежести. Ђндрей еще раз поцеловал его.
‘тарика уже не было.
     - ’ы слышал, это тебЯ он •ристом назвал?
     <i>-</i> ќто очень несчастный старик...
     - —ем? - €, не дождавшись ответа: - ’ы  все тот же, ѓлеб! ‹юблю Я тебЯ!
- воскликнул Ђндрей с восхищением.
     ѓлеб улыбнулсЯ.
     - € ты все такой же. € Я тебЯ так ужасно люблю...
     - …дем домой. ѓде твои вещи?
     - ‚от со мной.
     ђучной небольшой чемодан, и тот почти пуст.
     - Њожет быть, просто пройдемсЯ?
     - Љак хочешь. Ђ ты не устал?
     - Ќапротив... ‚ вагоне все времЯ сидел.
     Џошли. ЋпЯть город. Ќа углу площади еще раз видЯт  они старика. Ћн идет
медленно на коротких ногах, но лицо его светло.
     - Њы много с ним говорили дорогой.
     ‘тарик тоже увидел их и еще раз машет рукой и снимает черный картуз.
     - ‘транный случай он мне рассказал...
     - „авай Я понесу!
     - Ќичего, легко ведь...
     - Џожалуйста, ѓлеб...
     —емоданчик, действительно, был очень легонький.
     -Ќу, расскажи...€ли нет. Џотом.  ђасскажи о себе...Ќу, как  живешь? —то
ты? Љто ты? - ‘вободной рукой Ђндрей не уставал теребить пальто ѓлеба.
     - Љто Я?  - ѓлеб опЯть  улыбнулсЯ. - ‚се тот же, Ђндрюша. Љак видишь. Ђ
все-таки будто другой. ‚есь другой.
     - Ќет, нет! Ќе может этого быть. џ не хочу.
     <b>-</b> ’ы не хочешь? - ѓлеб ласково  тронул ЂндреЯ. - Ђ,  может быть, хочешь
все-таки Я расскажу тебе о старике?
     - Ќу, рассказывай.
     -  ‚идишь... Ћн был женат.  „лЯ родителей, очень  тем захотелось, но  с
женою не  жил  - как  с женой. •отел жить  по …вангелию,  быть  целомудренно
чистым. €  так много  лет прожили вместе.  Ђ потом заскучала  очень жена,  в
тоску стала впадать. ’ы слушаешь? ’ебе интересно?
     - Љонечно, конечно, ѓлеб. Њне кажетсЯ, ты и о себе этим рассказываешь.
     - Ћ  себе? Ќу, так вот. ‘тала его  просить жена по ночам,  чтобы дал ей
дитЯ, ей так трудно  жить. ’ак тЯжело  быть одной, что-то сосет ее сердце...
‹аскалась,  молила его. ’акаЯ  тоска  на  душе у нее,  что  с жизнью  готова
расстатьсЯ. Ђ он  не только в  теории чист, а  в самом деле никогда не хотел
ее, как жену. „а и никого не хотел. Ђ она молила: ну хоть из жалости!.. € он
стал  смущатьсЯ, не  знал, как  быть. ‚идит,  гибнет  жена.  ЏомолилсЯ Ѓегу,
просил вразумить его.  —то  ему делать:  оставить  жену на погибель  и  быть
верным евангельскому завету  или... дать  ей ребенка?  Џрипал  к земле, ждал
ответа от Ѓога, и Ѓог сказал: дать ребенка.
     ѓлеб замолчал, а  Ђндрею было  и странно, и  радостно  слупить  его. Ћн
любил его голос,  манеру, говорЯ, наклонЯть голову немного  набок, точно  со
стороны прислушиваЯсь к самому  себе. ‘ минуту шли  молча,  потом ѓлеб опЯть
заговорил:
     - Ѓог сказал: дать ребенка. € он хотел дать ребенка - во имЯ жалости  к
человеку,  во имЯ  острого страданиЯ женской  души, да не  мог, не умел  его
дать. Ђ жена изнывала и чахла.  Џопробовал было сказать: пусть возьмет  себе
другого мужа... ’олько взглЯнула на него, с таким укором, что больше ей уж и
не заикалсЯ об этом. € опЯть Ѓогу молилсЯ, просил научить его.
     -  Ќу и что же Ѓог?  -  невольно  Ђндрей спросил. ѓлеб еще ниже склонил
свою голову.
     - Ѓог научил.
     - —то ты, ѓлеб, говоришь!
     -  „а,  но  тут  уж  подробности...  Ћн  мне  все рассказал,  доверилсЯ
почему-то.
     Ђндрей  не  спросил, как  это  Ѓог  научил,  но  едва уловимое,  легкое
волнение  пробежало  внутри:  ѓлеб  говорил  так  серьезно, сосредоточенно и
вдумчиво.
     Џомолчали.
     Ќад городом плыли  корабли облаков. ЉакаЯ там жизнь? Љакие вопросы? ’ам
свои кормчие, пути по неизвестным морЯм. Љ какой цели плывут?
     Њожет быть,  все корабли - и земные, и  воздушные, и подземные - все  к
одной цели?
     Љак знать!..
     - € вот уже в старости  стало тревожить его: Ѓог  ли  то был? Ќе был ли
дьЯвол в образе Ѓога? †ена умерла скоро после того, как родилсЯ ребенок...
     - „очь? <i>-</i> почему-то спросил Ђндрей.
     - „евочка. Џосле смерти жены и  задумалсЯ, вот  и  ребенок  был, а  она
умерла.  Ђ ведь ребенок затем, чтобы ее-то  от смерти спасти.  Ѓог ли послал
его?
     - Ђ ты как думаешь, ѓлеб? ѓлеб на вопрос не ответил,
     -  Џо  монастырЯм стал ходить, допрашивать всех.  Ђ монахи все строгие,
все  угрюмые, дьЯвольской дочкой зовут  его  девочку. Ќапала тоска  на него.
ЏокоЯ себе на найдет. € вот у менЯ тоже допрашивать стал, как и ты сейчас. Ђ
сам ты что-нибудь знаешь?.. Ќет, ты не знаешь...
     - џ знаю, ѓлеб! —увствую...
     - ‡наешь, тем лучше... ’рудный вопрос длЯ менЯ. - Ќу-и ?..
     - џ не  знаю... - ѓлеб говорил с трудом... - ќто вопрос длЯ менЯ, может
быть, самый  больной. џ ведь почти как монах... џ  так понимаю  евангельский
дух.
     Ђндрей  слушал с тою  же напрЯженностью, с какой  ѓлеб  говорил, но тот
вдруг улыбнулсЯ, и  лицо сделалось женственно  мЯгким, а голос таким свежим,
именно свежим - будто бы даже с легким лукавством, чуть уловимым в душевной,
светлой улыбке, в легкости слов.
     - Ђ Я все-таки...
     —то? - € Ђндрей встрепенулсЯ.
     - ‚се-таки выход нашел... -Ќу?
     - џ длЯ него... „лЯ  него сказал: это был Ѓог!  - € торопливо, поспешно
стал объЯснЯть: - …сли даже был дьЯвол... пусть дьЯвол... ‚се-таки - это был
Ѓог. Џонимаешь ты: Ѓог был в нем. Ќе в том, кто предстал перед ним, а в этой
неизреченной  детскости  души его, в  пресвЯтой  его  жалости  к  страдающей
женщине.
     "Љак  глупо!.. Љак глупо!"  - думал Ђндрей, сильно моргаЯ;  не думал, а
как- то машинально твердил про себЯ...
     ѓлупо не глупо, но  повисли в углах его глаз два  драгоценных алмазика.
Ќе ими ли, камушками само цветными, и играет затаеннаЯ наша грусть у водоема
души?..
     - Ђх, ѓлеб, ѓлеб! Њилый мой!..
     Ћн схватил его за руку и крепко сжал в своей. ѓлеб тем же ответил.
     ‚друг стало обоим легко и хорошо. ’ак  и не разнимаЯ сомкнутых рук, шли
еще долго. Џотом Ђндрей рассмеЯлсЯ:
     - Ќеловко идти  с  чемоданом, когда руки так вместе. Џришлось  сесть на
извозчика, но рук все же  не отпустили. ‘траннаЯ вещь это - вместе... ‚сегда
далекий от ѓлеба,
     далекий  в вере его, в его построениЯх, Ђндрей,  вопреки этому, был ему
внутренне  близок. ђоднила их заостренность духовных переживаний обоих: если
перевести  на графику жизни  их душ,  то  рисунок получитсЯ  разный,  вместо
строгости линии, стремЯщихсЯ  в  тонкую  высь,  развернетсЯ сложность  узора
другаЯ, но все же роднаЯ неуловимым единым оттенком, верным той единой руке,
что чертила их.
     €нтимнаЯ сущность того, что называют любовью, была в их душах одинаково
белаЯ, и  Ђндрей  со своей многоцветностью был ослепительно белый внутри. Ќо
вовне, в воплощении красочном, так все</b> по-разному выходило у них...
     Љто  создал  таким  этот  единый,  но  и  в  отдельных  частЯх  целиком
заключенный, удивительный мир?
     …хали  молча;  по  лицу  бегали тени светлых  улыбок.  Ђндрей  вспомнил
детскую радость в глазах старика.
     „а, благодать их коснулась, этих невинных глаз.
     - Ќу, а дочь его, девочка, как? - спросил он у ѓлеба, уже подъезжаЯ.
     - Ђх, с девочкой грустно... Џотом расскажу.
     ‘ ней грустно. Љак же так?
     ђадость  и  грусть  - две  сестры, и  одна без другой  ни  на шаг.  Ћбе
стройные,  обе прекрасные,  рука  об  руку ходЯт они,  и  иногда  трудно  их
различить. Ћтчего это  кажетсЯ, что  затаеннаЯ  грусть  светит  в  глазах ее
светлой сестры, а та,  в  свою очередь, розовым  покрывало  надежды веет над
печальным изгибом прекрасных  девических плеч? ђазве можно что-нибудь в мире
понЯть до конца? Љ миру надо приникнуть и пить его влагу, слушать, смотреть,
- глазами,  ушами,  всем существом  проникатьсЯ  таинственной сущностью,  за
всплеском отъединенных, раздельных волн  улав