Џотом  они  молчали  до  самого  вечера,  когда  Њатвеев,  сидЯ   около
раскаленной печки, рассказал ему все - с самого начала. ќто было длинно - он
рассказывал,  не  упускаЯ  малейших  подробностей,  объЯснЯЯ   каждое   свое
движение. Ћн боЯлсЯ, что Ѓезайс не поймет самого важного и будет считать его
ослом. ‚се было необычайно важно: и хруст шагов, и морозное молчание ночи, и
слабое пожатие ее тонких пальцев.
     ‚ клубе, в —ите, когда совершенно нечего было делать, ему сунули  билет
на студенческий вечер. ‡еваЯ, он одевалсЯ, изгибаЯсь, чтобы разглЯдеть,  что
у него делаетсЯ сзади, и убеждал Ѓезайса идти вместо него, чтобы не пропадал
билет. Ѓезайс идти не хотел.
     ‚ большой зале, увешанной сосновыми гирлЯндами и  флажками,  бестолково
толкалсЯ народ. ђаспорЯдители с большими красными бантами  панически  бегали
по зале. Џотушили  свет,  потом  зажгли  снова,  из-за  занавеса  высунулось
загримированное лицо и попросило передать на сцену  стул.  ‘тул  поплыл  над
головами. ‘нова потух свет, и началась пьеса.
     Љ рампе расхлЯбанной  походкой  вышел  высокий,  щедро  загримированный
студент и в длинном монологе объЯснил, что его заедает среда.  ’ут  Њатвееву
захотелось курить, и он  вспомнил,  что  забыл  папиросы  внизу,  в  кармане
пальто. Ћн спустилсЯ за ними, пошел в курилку, а когда вернулсЯ в залу,  его
место было занЯто. ’огда он пошел в читальню,  сел  в  угол  и  стал  читать
газеты. ’ут, в читальне, он встретилсЯ с ней, и потом всЯкий  раз,  думаЯ  о
первой встрече, он вспоминал ее строгий профиль на фоне плакатов и надписи -
"Џросьба не шуметь".
     …го способ ухаживать за женщинами был однообразен и прост. Ћн  пробовал
его  раньше,  и  если  ничего  не  удавалось,  то   он   сваливал   все   на
обстоЯтельства. …му  казалось,  что  женщина  не  может  полюбить  простого,
обыкновенного мужчину. Ћн считал, что мужчина,  длЯ  того  чтобы  нравитьсЯ,
должен быть хоть немного загадочным.
     ‘ам он загадочным не был  -  он  был  слишком  здоров  длЯ  этого.  Ќо,
ухаживаЯ за девушками, он  старалсЯ  казатьсЯ  если  не  загадочным,  то  по
меньшей мере странным. "Ќет, - говорил он, - цветы мне не нравЯтсЯ, - у  них
глупый вид. Њузыка? € музыка мне тоже не нравитсЯ".
     Ќо она сразу смешала ему игру.
     - ’ы медведь, - сказала она, когда они,  взЯвшись  под  руку,  вышли  в
коридор. - ‚от ты опЯть наступаешь мне на ногу.
     ќто она перваЯ назвала его на "ты".
     - џ не привык ходить с женщинами, - ответил он.
     - Ћтчего?
     - „а так как-то выходило.
     - Њожет быть, они с тобой не ходили?
     - Ќет, мне самому они не нравились.
     Ћна мельком взглЯнула на него.
     - ќто очень однообразно, - все так говорЯт. Ђ ‘еменов говорит даже, что
на женщин он не может смотреть без скуки.
     - Љто такой ‘еменов?
     - Ћдин человек, такой белобрысый. ’ы его не  знаешь.  Ћн  очень  пошлый
парень, и у него мокрые губы.
     Њатвеев задержал шаги.
     - Ћткуда ты знаешь, какие у него губы?
     Ћна трЯхнула стрижеными волосами.
     - Ќе все ли тебе равно? Ћн лез целоватьсЯ.
     - Ќу, а ты?
     - џ его ударила.
     Њатвеев говорил, что  самое  красивое  в  ней  были  глаза:  темные,  с
длинными ресницами.
     - Ћни ударили мне в голову, - объЯснЯл он.
     €з полуоткрытой двери на ее лицо сбоку падал свет. “  нее  были  черные
волосы, остриженные так коротко, что шеЯ оставалась совершенно открытой. Ћна
нравилась ему всЯ - и ее смуглаЯ кожа, и небольшой, Яркий  рот,  и  стройнаЯ
фигура.
     Ћни прошли несколько шагов.
     - Џо щеке? - спросил он машинально.
     - Ќет, по лбу, он успел отвернутьсЯ. Ќо ты, однако, любопытный.
     - ‚от чего про менЯ нельзЯ сказать! ‡аметь: Я даже не спросил тебЯ, что
ты делаешь здесь, в —ите.
     - џ учусь в институте и работаю в женотделе, в мастерских  —ита-втораЯ.
Ќо сама Я из •абаровска и скоро еду туда. ’ам у менЯ мать.
     - ‚от как, - сказал он, что-то обдумываЯ. - Љогда ты едешь?
     - Џослезавтра.
     - ’ы никак не можешь поехать позже? —ерез неделю?
     - Ќет, не могу.
     Ћни ходили по коридору под  пыльным  светом  электрической  лампочки  и
разговаривали. Ћна держала его под руку, курила и смеЯлась громко,  на  весь
коридор. Ќа них оглЯдывались, улыбаЯсь, и Њатвеев  чувствовал  себЯ  немного
глупо.
     - Ќаплевать, - сказала она, - пускай смотрЯт.
     - џ ругалась в райкоме по-страшному, - говорила она  немного  позже,  -
чтобы менЯ не назначали на эту работу. Ќе люблю Я  возитьсЯ  с  женщинами  -
ужасно. ‚ечные разговоры о мужьЯх, о детЯх, о болезнЯх, - надоело.  Ћсобенно
о детЯх. Љак только их соберетсЯ трое или четверо, они говорЯт  о  родах,  о
беременности, о кормлении. € оторвать их  от  этого  прЯмо  невозможно.  ќто
нагонЯет на менЯ тоску. џ не люблю детей. Ђ ты?
     Ћн как-то никогда не думал об этом, любит он их или нет. Ќо он довольно
охотно щекотал их  под  подбородком  или  подбрасывал  вверх,  если  они  не
плакали.
     - Ћни приходЯт сами, - сказал он уклончиво, - как дождь или снег.  €  с
этим ничего нельзЯ поделать.
     Ћна засмеЯлась.
     - Њожно.
     - Ќо мне приходилось слышать, что женщины находЯт в этом  удовольствие.
“ менЯ есть даже подозрение, что  Я  любил  бы  своего  ребенка  -  толстую,
розовую каналью в  коротких  штанишках.  ‚прочем,  до  сих  пор  Я  свободно
обходилсЯ без него.
     - „а, тебе он, может быть, и понравилсЯ бы, потому что тебе не придетсЯ
носить его девЯть месЯцев и кормить грудью.
     - “ менЯ нет груди, - ответил Њатвеев легкомысленно.
     - „ействительно, большое горе. Ќо  тут  дело  не  только  в  кормлении.
ђебенок - это семьЯ. Ђ семьЯ свЯзывает.
     - “ тебЯ пальцы горЯчие, - сказал он, - очень горЯчие. Ћтчего это?
     ‚ зале аплодировали и двигали стульЯми. Ќа сцену вышел актер в  широкой
блузе с бантом и престрогим  тоном  прочел  стихи  о  том,  что  смех  часто
скрывает слезы и бичует несправедливость. Џотом он запел комические  куплеты
на местные темы:

                           ‚ €спании живут испанцы,
                           Ђ у нас - наоборот...

     „омой Њатвеев  вернулсЯ  в  каком-то  расслабленном  состоЯнии,  полный
смутной радости и новых слов. Ѓезайс не спал; он сидел в углу с палкою около
крысиной норы и зашипел на Њатвеева, когда тот вошел. ЃольшаЯ  крыса  лежала
на стуле, вытЯнув усатую добродушную морду и свесив голый хвост. Џо  комнате
тЯжело плавал табачный дым.
     - ’ы их распугал, - сказал Ѓезайс, вставаЯ. - ’опает тут. ќту Я убил, а
другаЯ удрала. “ нее чертовски крепкое телосложение,  Я  так  хватил  ее  по
голове, что она завертелась. Ђ потом встала и ушла домой,  к  папе  и  маме.
€нтересно, как они проходЯт через каменный пол? Ќу, как у тебЯ?
     - Ќичего, - ответил Њатвеев, застенчиво хихикаЯ. - Ќичего особенного.
     € после некоторой паузы спросил:
     - ’ы любишь детей, Ѓезайс?
     - ’ы хочешь менЯ  купить?  -  спросил  Ѓезайс  подозрительно.  -  Ќовый
анекдот какой-нибудь?
     - ‚овсе нет. Њне просто пришло в голову, что дети - это неизбежное зло.
     Ѓезайс был в каком-то некстати приподнЯтом настроении. Њатвеев  лег  на
свой стол и не говорил больше ничего. ‚ памЯти  отчетливо  запечатлелось  ее
лицо с поднЯтыми на него глазами и смеющимсЯ ртом  -  так  она  смотрела  на
него, когда они прощались у дверей общежитиЯ.
     Ќа другой день вечером он пошел к ней. ‚ ее комнате,  где  она  жила  с
двумЯ подругами, было холодно и неуютно. Ќа полу валЯлсЯ сор, пахло табачным
дымом, со стены строго смотрел старый Њаркс. Џодоконник был завален  бумагой
и немытой посудой. „евушки, все три, были одеты одинаково, в темные  юбки  и
блузы с карманами, и это сообщало всей  комнате  нежилой,  казарменный  вид.
Ћдна из них, курчаваЯ, в пенсне на коротком круглом носу, лежала на  кровати
с молодым парнем, и они  вместе  читали  одну  книгу.  ‚  комнате  был  дым,
топилась низкаЯ безобразнаЯ печка, протЯнувшаЯ в форточку ржавую трубу.
     Ќа  улице  слабо  переливалсЯ  звездный  свет.  Ћни  шли  рЯдом,  тесно
переплетЯ пальцы. Ќеизвестно зачем Њатвеев заговорил вдруг о своем  детстве,
о том, как выдрали его в первый раз и, рычащего,  бросили  в  угол  на  кучу
стружек; о том, как отец после получки пьЯный приходил домой, останавливалсЯ
посреди комнаты и говорил с достоинством:
     - Ћдна минута перерыва! ’оп-пай, топ-пай, шевели ногой!
     € с веселым презрением плевал на пол.
     Џотом он стал рассказывать, как споили его пьЯные  мастеровые,  бросили
вечером посреди улицы, и собаки лизали ему лицо и руки. Ћн внезапно замолчал
на полуслове. "‡ачем Я это все рассказывал? - подумал он. -  ’очно  хочу  ее
разжалобить".
     Ќесколько шагов они прошли молча.
     - Ћни живы у тебЯ? - спросила она.
     - †ивы.
     - Ђ у менЯ жива только мать. Ћтец  умер.  Ќу,  Я  ей  не  давала  такой
воли, - попробовала бы она менЯ побить.
     - Ђ что бы ты с ней сделала?
     - џ? Ќе знаю. „а она сама не посмела бы. Њать менЯ побаиваетсЯ. Ћ, Я  с
ней не развожу нежностей. ‹учше разговаривать с  ними  прЯмо.  џ  ей  так  и
сказала: "Њама, ты менЯ свЯзываешь по рукам и ногам". ќто когда  она  начала
говорить, что Я прихожу домой в час ночи. "џ от тебЯ уйду, потому что ты  не
понимаешь моих запросов. “ менЯ есть работа, есть  новаЯ  среда,  и  Я  буду
приходить домой, когда хочу". Ћна, конечно,  начала  плакать.  "џ,  говорит,
твоЯ мать, Я тебЯ родила". Ќесколько дней шел этот скандал. "Њама, - сказала
Я ей, - Я ведь не просила менЯ рожать. ќто вы с папой выдумали, а Я  тут  ни
при чем". Ђ в этот день совсем не пришла домой, ночевала в клубе. Ќа  другое
утро она была как шелковаЯ.
     - Ќу, и как же теперь?
     - Ќикак. џ ее не замечаю.
     Њатвееву что-то не нравилсЯ этот разговор.  ђодители  были  его  слабым
местом. ‚сЯкий раз когда он приходил домой, в низкие комнаты  с  тополЯми  и
вишнЯми под окнами, ему становилось как-то совестно и тоскливо. Ћтец поседел
и ходил шаркающей походкой, у матери опухали ноги.  Љогда  жизнь  прожита  и
старость глЯдит выцветшими глазами, - что еще делать людЯм, как не гордитьсЯ
сыном? ‚округ него в семье установилсЯ культ обожаниЯ, и Њатвеев  чувствовал
всю его тЯжесть. Ќа каждом  митинге,  где  он  выступал,  он  видел  отца  в
мешковатом праздничном пиджаке и мать в шали с цветами - они сидели смешные,
торжественные, распираемые гордостью за своего необыкновенного, умного сына.
€х жизнь брела в сумерках, в нетопленных комнатах, и карточки на керосин, на
хлеб, на монпансье стоЯли неутомимыми призраками. Ћтец  все  еще  работал  в
мастерских на своей собачьей работе, котораЯ выжимает человека,  как  мокрое
белье. Њысль о сыне помогала  им  жить.  Њатвеев  знал,  что  мать  собирает
черновики его тезисов и по вечерам за морковным чаем  долго  читает  отцу  о
системе клубного воспитаниЯ или работе с допризывниками. Ћн ничего не мог им
дать, его времЯ и мысли целиком отнимала работа, и перед  стариками  Њатвеев
всегда чувствовал себЯ неловко и совестно.
     € он перевел разговор на другую тему:
     - “ вас, в •абаровске, тоже такой мороз, как здесь?
     - Ќет, у нас теплей. Ќо у нас ветер  и  туманы.  Ћсенью  бывает  плохо:
туман такой густой, что ничего не видно.  ‡десь  Я  мерзну  ужасно,  у  менЯ
сейчас пальцы, как лед.
     - џ их согрею, - сказал Њатвеев решительно.
     Ћн взЯл ее руки, прижал к губам и стал согревать их  дыханием.  Ћна  не
отнимала их у него. ’огда он быстро нагнулсЯ и поцеловал ее в холодные губы.
     Ћна слабо вскрикнула.
     - Њожешь  менЯ  ударить,  -  сказал  он,  тЯжело  дыша.  -  џ  не  буду
отвертыватьсЯ...
     - Ќе знаю, как это получилось, -  говорил  он  Ѓезайсу,  -  точно  менЯ
кто-то толкнул.
     Ћна молчала, ожидаЯ, что он опЯть поцелует ее. Ќо  у  него  не  хватало
духа. Ћн переступил с ноги на ногу.
     - ’ы думаешь, что это очень хорошо? - спросила она.
     - ќто не плохо, - ответил он, робко ежась, - совсем не плохо.  Њне  еще
хочетсЯ.
     Ћна не испугалась и не рассердилась, в ее глазах дрожали любопытство  и
смех.
     - ’ы будешь говорить, что ты менЯ любишь?
     - „а, - ответил он. - џ тебЯ очень люблю - больше всего. ’ы мне  важнее
всего на свете...
     Ќо он всегда был немного педантом.
     - Љроме партии, - добавил он добросовестно.
     Ћна засмеЯлась.
     - џ не верю этому. ’ак никогда не бывает. ЌельзЯ влюблЯтьсЯ  с  первого
взглЯда, а если можно, то этого надо избегать. ‘амое важное в  жизни  -  это
сначала работа, потом еда, потом отдых и, наконец, любовь. Ѓез  первых  трех
вещей жить нельзЯ, а без твоих поцелуев Я могла бы обойтись.
     - Ђ Я не мог бы.
     - Ќо ведь до  прошлого  вечера  ты  даже  не  видел  менЯ.  Љак  же  ты
обходилсЯ?
     - Ќу, что ж из этого? …сли  б  Я  увидел  тебЯ  позавчера,  Я  тогда  и
влюбилсЯ бы.
     - Џравда?
     - —естное слово.
     „верь открылась. ‚ышла группа девушек, смеЯсь  и  переговариваЯсь.  Ћни
спустились с крыльца и пошли, оглЯдываЯсь на Њатвеева.
     - ‘лушай, - сказал он, нагнувшись вперед, - Я скажу  все  сразу.  „авай
покончим с этим. —ерез неделю Я еду в •абаровск, а оттуда на юг, в Џриморье.
…дем вместе.
     Ћна смотрела на него, и звездный свет отражалсЯ в ее глазах.
     - ЊилаЯ, поедем. џ не буду тебЯ обманывать, - конечно,  Я  уеду  и  без
тебЯ. Ќо Я буду очень счастлив, если ты  согласишьсЯ.  Њожет  быть,  это  не
самое важное, но длЯ менЯ это очень важно.
     Ћн схватил ее за плечи и встрЯхнул так, что голова ее откинулась назад.
Ћна молчала. ’огда он прижал  ее  к  себе  и  несколько  раз,  не  разбираЯ,
поцеловал в лицо и в пушистую беличью шапку.
     - Ќо ты совсем не знаешь менЯ, - прошептала она.
     Ћн добралсЯ до ее шеи, и теплаЯ кожа мЯгко поддавалась его губам.
     - —епуха, - сказал он взволнованно. - Њы еще увидим хорошее времЯ.  ќто
почему пуговица тут?
     - ’ы знаешь - Я не девушка, - сказала она еще тише.
     - Њне это все равно, - ответил он.
     Ќо, рассказываЯ Ѓезайсу, он пропустил все это. Ћн не придавал  большого
значениЯ таким вещам, но думал, что лучше не болтать о них.
     Џотом они ходили всю ночь по морозным, звонким улицам и целовались.  Ћн
ощущал, как бьетсЯ ее сердце у него под рукой, и чувствовал  себЯ  способным
на отчаЯнные вещи.  Ћн  был  так  полон  счастьЯ,  что  сначала  отвечал  ей
невпопад. Ђ она говорила о их будущей жизни, о любви,  о  работе.  Ћн  кивал
головой и соглашалсЯ со всем.
     †дать Њатвеева она не могла. “ нее  был  уже  взЯт  билет,  и  знакомый
комиссар обещал довезти ее до самого •абаровска.
     - ќто необходимо, - сказала она, когда Њатвеев начал просить  ее  ехать
вместе, и он замолчал, почувствовав, что лучше не спорить. Ѓыло решено,  что
Њатвеев встретит ее в •абаровске, и оттуда они поедут дальше, в Џриморье.
     - €нститут подождет, - сказала она смеЯсь.
     Џотом они заговорили о Њоскве, о том, как хорошо будет  приехать  туда,
когда кончатсЯ фронты, чтобы вместе учитьсЯ, ходить в театры и готовить обед
на примусе.
     - …сли б можно было, - сказала она,  -  Я  бы  хотела  жить  на  разных
квартирах. ’ак мы никогда не надоели бы друг другу. џ приходила бы  к  тебе,
ты ко мне. Џравда?
     - Џо-моему, это было  бы  отлично,  -  ответил  он,  искренне  стараЯсь
поверить в это.
     Ѓыло плохо только одно, но тут был виноват он  сам.  “  него  никак  не
выходили нежные слова, - он не умел их выговаривать. Ћн называл ее дорогой и
милой, но это были суконные, пресные  слова,  которыми  можно  назвать  даже
кошку. Ќесколько раз он порывалсЯ сказать какое-нибудь глупое  слово  -  ну,
пусть даже "сердечко" или "солнышко", но ничего не выходило. Ћн боЯлсЯ,  что
это будет смешно.
     Ѓыло темно, и потухали  фонари,  когда  они  снова  остановились  у  ее
дверей.
     - Ќу, прощай, - сказала она,  отворЯЯ  дверь.  -  Ћчень  поздно,  скоро
рассвет. ’ы не забудешь адреса в •абаровске? Џриходи завтра вечером еще, - Я
буду ждать.
     - „о свиданиЯ, дорогаЯ. Ќо ты забыла сказать мне об одной мелочи.
     - Ћ чем?
     - ’ы не помнишь?
     - Ќет, Я даже не знаю.
     - —то ты менЯ любишь. ’ы так и не сказала мне этого.
     Ћна прижалась к нему.
     - Ћчень люблю. ’ы доволен?
     - „а. Ќу, покойной ночи, моЯ...
     Ћн запнулсЯ.
     - ЊоЯ дорогаЯ, - сказал он, сердЯсь на себЯ.


        Ѓ…‡Ђ‰‘ € ђЋЊЂЌ’€ЉЂ

     ЂмурскаЯ дорога построена сравнительно недавно. ђаньше, когда дороги не
было, от —иты до •абаровска зимой ездили на лошадЯх, летом по  Ђмуру  ходили
старые, с высокой трубой и кормовым колесом пароходы, вспугиваЯ в прибрежных
камышах бесчисленные стаи уток. ‚ тайге бурно цвел терпкий лесной  виноград,
дикие пчелы гудели над дуплистыми деревьЯми и по прелой  хвое  мЯгко  ходили
громадные седые лоси. Ћсенью по Ђмуру густой стеной шла кета метать икру,  и
река кишела  громадными  рыбами.  Џо  берегу  старатели  воровски  промывали
золото, в реках ловили жемчуг. ‡десь  были  свободные,  немерЯные  места,  и
землЯ лежала нетронутой на тысЯчи верст.
     „орога  пошла  напролом,  через  болота  и  сопки.  ђаботали  полуголые
китайцы, бритые каторжники. ’опоры врубались в густую чащу деревьев, и  тучи
комаров звенели над кострами. Ќа девственную землю  клали  шпалы,  в  стволы
деревьев  ввинчивали  фарфоровые   стаканчики   телеграфа.   Џотом   приехал
губернатор и перерезал ножницами протЯнутые через полотно трехцветные ленты.
„орога была открыта.
     Ђ потом ее рвали белые, рвали красные.
     €з сырых таежных недр выходили солдаты в полушубках неизвестных полков,
резали провода, развинчивали рельсы, вбивали  костыли  и  снова  исчезали  в
тайге. ѓнили и выкрашивались шпалы. Ќа забытых  полустанках  из  пола  росла
рыжаЯ трава, и ветер трепал на стенах расписаниЯ поездов. ‚ тупиках  ржавели
паровозы с продавленными боками.
     - џ знаю многих, - говорил Ѓезайс, - которые будут  завидовать  нам  от
всего сердца. ‘ейчас у нас что-то  вроде  каникул.  ’ам,  в  ђоссии,  фронты
кончились, и люди взЯлись за другие дела. џ видел  своими  глазами,  как  на
вокзалах ставили плевательницы и брали штраф, если  ты  бросаешь  окурок  на
пол. ќто веселое, бестолковое времЯ, когда утром работали, а вечером  шли  к
мосту на перестрелку с бандитами, там кончилось. Ђ мы взЯли и опЯть уехали в
девЯтнадцатый год. ЋпЯть - фронт, белые и все это.
     Ћни лежали на полу на шинелЯх, опершись на локти, и  спорили  с  самого
утра обо всем, что попадалось на глаза. ќто был удобный комнатный спорт, тем
более удобный, что не надо было даже вставать с места. Џоезд стоЯл с утра на
каком-то полустанке. ’ри  часа  они  убили  на  разговор  о  том,  зачем  на
телеграфных  столбах  нарисованы  цифры  и  что  они  значат.  €м  было  это
решительно все равно, но они спорили с азартом.
     ‡а окном блестело холодное солнце. Ќа печке закипал чай. Ѓезайс говорил
теперь о прошедших военных годах. ќто времЯ ему нравилось, и он не  променЯл
бы его ни на какое другое. ђазумеетсЯ, нельзЯ воевать  вечно,  но  от  этого
ничего не менЯетсЯ. ’акое времЯ, говорил он, бывает раз в столетие,  и  люди
будут жалеть, что не  родились  раньше.  ’ысЯчи  людей  готовили  революцию,
работали длЯ нее как бешеные, надеЯлись - и умерли,  ничего  не  дождавшись.
‚се это досталось им - Ѓезайсу, Њатвееву и другим, которые родились вовремЯ.
‚сю черную работу сделали до них, а они снимают сливки с целого столетиЯ. €х
времЯ - самое блестЯщее, самое благородное времЯ. ‚зЯть городишко Ѓезайса  -
скверный, грЯзный, с бесконечными заборами, с церквами и „ворЯнской  улицей.
Ђ ведь он кипел, - и каждаЯ из его самых скверных улиц отмечена  смертЯми  и
победами. Ќа этой „ворЯнской, где раньше грызли семечки и продавали  ириски,
один парень из наробраза выпустил в белых шесть пуль, а седьмой  убил  себЯ.
Ѓезайс его знал, -  он  косил  глазами  и  рассказывал  глупейшие  армЯнские
анекдоты. †иви он  в  другое  времЯ,  из  него  вышел  бы  уездный  хлыщ,  а
впоследствии степенный отец семейства. Ђ в наше времЯ он умер героем. Ѓыл  и
другой - заведующий музыкальным техникумом. ќто был толстенный,  добродушный
человек в широких штанах. Ћн обучал  в  своем  техникуме  несколько  девочек
бренчать на роЯле "—ижика" и называл это новым искусством.
     Ђ когда брали город у белых, он отбил пулемет  и  взЯл  в  плен  троих.
Ќикогда в жизни он не делал ничего подобного и после сам не мог понЯть,  как
это вышло.
     € он много знал таких примеров, когда самые обыкновенные, скучные  люди
вдруг совершали героические поступки. ќто времЯ облагораживает людей и  дает
новый цвет вещам. ’еперь в самом захолустном,  засиженном  мухами  городишке
есть свои герои, мученики и победы. ђаньше дома, деревьЯ, улицы существовали
сами по себе, а теперь они взЯты с бою,  и  каждый  уличный  столб  ЯвлЯетсЯ
добычей.
     € если бы Ѓезайс мог выбирать, когда жить - сейчас или при  коммунизме,
он, не задумываЯсь, выбрал бы нынешнее времЯ.
     - Љоммунизм, - сказал он, - будет продолжатьсЯ, может быть, сотни  лет,
а эти годы уже кончаютсЯ, и  мы  с  тобой  сейчас  гонимсЯ  за  ними,  чтобы
взглЯнуть на них в последний раз. ќто - последнее свиданье, - они уходЯт - и
восемнадцатый, и девЯтнадцатый, и двадцатый. €х дело кончено,  они  стоЯт  в
передней, надевают калоши и говорЯт: "Ќу, ребЯта, всего хорошего".
     Њатвеев приготовилсЯ было возражать, но в это времЯ  вскипел  чай.  Ћни
сели завтракать, потом снова повалились  на  шинели  и  пролежали  несколько
часов. Џоезд все еще не трогалсЯ.
     - Ќадо бы пойти посмотреть, в чем дело, - сказал наконец Њатвеев.  -  ‘
самого утра стоит, проклЯтый.
     - ‚от ты и пойди.
     - џ не нанималсЯ ходить. Ђ тебе трудно встать?
     - Њожет быть, и нетрудно. Ќо мне неприЯтно смотреть на  твое  безделье.
‚место того чтобы безнравственно валЯтьсЯ и прожигать жизнь, ты бы за  водой
сходил. —ьЯ сегоднЯ очередь?
     - ‡а водой Я схожу, не беспокойсЯ.  Ђ  вот  надо  пойти  на  станцию  и
узнать, почему мы стоим. Џойди, Ѓезайс, не валЯй дурака.
     - ‚от еще! ‘ам пойди.
     Ћни препирались еще несколько минут, но так и не пошли.
     - џ не намерен убивать себЯ работой, пока ты будешь валЯтьсЯ, -  заЯвил
Ѓезайс.
     ’огда Њатвеев отвернулсЯ и заснул.  Ѓезайс  подождал  немного,  сел  за
роЯль, сыграл марш покойников, потом разбудил Њатвеева, чтобы  он  пошел  на
станцию, но Њатвеев опЯть заснул. Ћт него невозможно было добитьсЯ ни одного
разумного слова. Ѓезайс лег около печки и, разглЯдываЯ символическую  девицу
на плакате, начал обдумывать, сколько метров сделала  минутнаЯ  стрелка  его
часов со времени отъезда из Њосквы.
     - Џредположим, - напрЯженно шептал он, - что  часы  в  окружности  пЯть
сантиметров. ’ак. ‡начит, в день стрелка проходит сто двадцать  сантиметров.
•орошо. ‡начит, в месЯц она проходит...
     Ћн долго трудилсЯ, умножаЯ, но путалсЯ в нулЯх  и  принималсЯ  умножать
сначала. ‚ыходило, что стрелка прошла тридцать шесть метров. Ћн снова  начал
будить Њатвеева - толкал его, перекатывал с боку на бок  и  хлопал  ладонЯми
над ухом.
     - ‡наешь, с момента отъезда  из  Њосквы  минутнаЯ  стрелка  моих  часов
прошла тридцать шесть метров, - торопливо сказал он, когда Њатвеев приоткрыл
глаза.
     - џ так и думал, - пробормотал Њатвеев, снова засыпаЯ.
     ќто становилось совсем скучным. Џодождав немного, Ѓезайс решил пойти на
станцию. Ћн встал, оделсЯ и  вылез  из  вагона,  но  через  минуту  ворвалсЯ
обратно и набросилсЯ на Њатвеева.
     - ‚ставай! - кричал он изо всех сил. - ‚ставай сейчас же, слышишь? Њы с
тобой поезд проспали! „а очнись ты! Ћн ушел.
     - Љто ушел?
     - Џоезд.
     - Људа?
     - Ќу, Я почем знаю? Ќаверное, в •абаровск.
     Њатвеев опЯть лег.
     - ‡наем мы эти шутки, - сказал он с глубокой уверенностью.  -  ќто  длЯ
дураков.
     - „а честное слово, Я тебе  говорю!  ЏоворачивайсЯ  скорей.  Ќаш  вагон
стоит совершенно один, а поезда нет.
     Њатвеев сел.
     - Ѓезайс, ты врешь, - сказал он с беспокойством.
     - Ќу, пойди и посмотри.
     Њатвеев оделсЯ, вышел и увидел, что Ѓезайс говорит  правду.  Џоезда  не
было, - их вагон стоЯл на путЯх один, и негры скалили зубы, точно  потешаЯсь
над ними. Ќапротив стоЯла крошечнаЯ станциЯ  с  ржавой  вывеской  и  зеленым
колоколом, заметеннаЯ снегом почти до крыши; вокруг, насколько хватал  глаз,
были снег и горы.
     ‚двоем они кинулись на станцию, ворвались в ободранную комнату и  нашли
там высохшего, морщинистого человека с большими круглыми ушами.  Ћн  возилсЯ
на полу, починЯЯ  табуретку,  и  весь  был  увешан  стружками.  ‚  углу,  за
невысокой загородкой, стоЯла сераЯ коза и жевала сено.
     - Љто отцепил вагон? - заревел Њатвеев. - ‚ы кто такой? ѓде комендант?
     —еловек поднЯлсЯ на четвереньки и взглЯнул на них сумасшедшими глазами.
     - Љто отцепил вагон, Я спрашиваю?
     Ћни напугали дежурного своим криком, мандатами и буйными  требованиЯми.
Ќа забытом, потерЯнном в  снегах  полустанке  давно  уже  никто  не  говорил
громким голосом. Ћни свалились сюда, как внезапное бедствие,  и  перевернули
вверх дном тихий зимний день.
     - ‘ию минуту, - говорил дежурный, стараЯсь скрыть волнение  неловкой  и
жалкой улыбкой. - ’олько одну минутку...
     Ћн ушел, шаркаЯ  подошвами,  и  вскоре  вытащил  заспанного  мужчину  с
большой бородой. Њужчина застегивал подтЯжки  и  зевал,  показываЯ  страшные
зубы.
     - Ќу, отцепили, - говорил он, закрываЯ  ладонью  рот.  -  —его?  Ќу,  Я
отцепил. Џотому что рессора сломалась. ‡начит, нужно. ’ележка всЯ  на  левую
сторону села.
     - ЉакаЯ рессора?
     - ЉакаЯ, - обыкновеннаЯ.
     - ’ак почему вы нас не разбудили?
     - ‚от и не разбудили.
     Њатвеев  записал  его  фамилию,  пригрозил   ему   судом,   штрафом   и
принудительными работами, после чего тот ушел снова спать. Ћт дежурного  они
узнали, как приблизительно было дело. ‘ поспешной и неловкой вежливостью  он
объЯснил, что поезд пришел на рассвете, что от лопнувшей рессоры вагон  осел
набок и дальше идти не мог. „вери были заперты, -  это  правда,  Њатвеев  на
ночь сам запирал двери, - вагон отцепили и  отвели  на  запасную  ветку.  Ћн
соглашалсЯ, что беспорЯдки есть, но что он не виноват; что же касаетсЯ козы,
поставленной в служебное помещение на времЯ холодов, то ее он обещал  убрать
непременно.  ‚сей  фигурой  и  выражением  несложного   лица   он   старалсЯ
подчеркнуть личную непричастность к событиЯм.
     Ћни вернулись с дежурным к вагону и  осмотрели  рессору,  придираЯсь  к
каждой мелочи. Џотом дежурный ушел к себе, а они залезли в вагон, оглушенные
всем этим. Ѓыло уже времЯ обеда, но им не хотелось ни пить, ни  есть.  —ерез
некоторое времЯ Ѓезайс опЯть побежал на станцию  ругать  дежурного.  Ћн  был
особенно раздражен тем, что все объЯснЯлось так обыкновенно  и  просто.  …му
было бы легче, если бы произошел  взрыв,  ураган  или  крушение  поезда.  Ќо
выбрасывать людей на безвестном полустанке ради сломанной  рессоры  казалось
ему вопиющей несправедливостью.
     „ень прошел плохо. Ќа безоблачном небе полыхало солнце, освещаЯ широкий
снежный простор. Ћни пообедали молча, не  глЯдЯ  друг  на  друга;  пошли  на
станцию узнавать, когда придет следующий поезд. ’ам ничего не знали.
     - Џоездов не предвидитсЯ, может быть, накатит какой-нибудь случайный, -
сказал им дежурный.
     Ќа вокзалах Ѓезайса всегда охватывала тоска. …го угнетала обстановка, -
точно кто-то нарочно собирал сюда  самую  пыльную  выцветшую  бумагу,  самые
мутные лампы, самых скучных людей. Ћн прочел  до  конца  висевшую  на  стене
конституцию „‚ђ, погладил бесцельно бродившую кошку  и,  усевшись  у  стены,
стал разглЯдывать дежурного, слегка нажимаЯ веки пальцами. Ћт этого дежурный
двоилсЯ и, качаЯсь, уплывал в глубь комнаты.
     Ђ вечером, когда они сидели в своем вагоне  около  потухающей  печки  и
вполголоса ругали и дежурного и рессору, неожиданно пришел  поезд.  Ѓольшой,
черный, без фонарей, он  стремительно  вылетел  из-за  поворота  и,  фыркаЯ,
остановилсЯ  около  станции.   Ѓезайс   и   Њатвеев   долго   бегали   около
запломбированных  вагонов  с  боеприпасами,  просились   в   теплушку,   где
помещалась сопровождавшаЯ состав охрана, но их туда не пустили и  послали  в
последние вагоны, в которых ехал какой-то партизанский отрЯд.  Ћттуда  глухо
доносились крики и визг гармошки, из труб густо валил черный дым.
     ѓремЯ котелками, они побежали  к  концу  поезда  и  постучались.  „верь
теплушки слегка приоткрылась, бросив полосу света в снежную темноту.
     - ‚ы кто?
     - Љомандированные, - ответил Њатвеев.
     - „окументы есть?
     - …сть.
     ‡а дверью помолчали.
     - Ђ вы не жиды? - крикнул из глубины чей-то веселый бас.
     - Ќет.
     - Ќу, лезьте.
     Ћни разом бросились в дверь,  боЯсь,  как  бы  там  не  передумали.  Ћт
теплого, спертого воздуха, от раскаленной печки, от  говора  и  смеха  людей
повеЯло почти домашним уютом.
     ЉоптЯщаЯ лампа освещала путаницу  людей,  мешков  и  оружиЯ.  Ќа  белых
сосновых нарах лежали и сидели, свесив босые ноги вниз, полуодетые  от  жары
люди с бомбами и револьверами на поЯсах. ‚низу, под  нарами,  перекатывались
банки консервов, около стены была сложена высокаЯ груда хлебных  буханок.  “
печки на мешках сидели женщины и грызли кедровые  орехи.  Њатвеев  и  Ѓезайс
устроились на каких-то Ящиках у двери и оглЯделись.
     Ќа нарах азартно играли в карты, около свечки  на  листе  рос  банк  из
медной и серебрЯной мелочи. ‚ стороне обросший  бородой  партизан  неумелыми
руками складывал бумажного голубЯ. ‡десь были собраны всЯкие люди:  молодые,
с начесанными на  лоб  чубами,  и  старые,  обкуренные  дымом  бородачи.  Џо
теплушке шел крепкий спиртной дух, все были  пьЯны,  и  это  объединЯло  их,
молодых и старых, как братьев.
     Ѓолее других был  пьЯн  невысокий  худой  человек  с  желтыми  глазами,
слонЯвшийсЯ по  вагону  из  конца  в  конец.  Ћстальные  звали  его  Њайбой.
Џепельные мокрые прЯди волос падали ему на лоб, расстегнутаЯ от жары  нижнЯЯ
рубаха обнажала впалую, птичью грудь. Ћн был одет  в  оленьи  сапоги,  мехом
наружу, и брюки офицерского сукна, сползавшие от тЯжести висевшего на  поЯсе
нагана.
     ‚сЯ его невысокаЯ фигура была охвачена жаждой  деЯтельности.  Ћн  искал
себе занЯтие, и вагон был тесен длЯ него. …го пальцы сжимались в  кулаки,  и
он шептал что-то невнЯтное. арЯ по карманам, он вытащил  кусок  веревки  и,
подойдЯ к огню, стал развЯзывать узел.
     - Ќет, ты мне сначала докажи, -  слышал  Њатвеев  его  шепот.  -  ђубль
двадцать! ќто дурак сумеет за рубль двадцать.
     Џотом он заглЯнул  под  нары  и  потрогал  ногой  лежавшие  там  мешки.
Ѓезделье томило его, как тЯжесть. Ћн оглЯдывалсЯ, пошатываЯсь,  когда  вдруг
внимание его привлекла валЯвшаЯсЯ на полу бумажка.  Ќеверными  шагами  Њайба
подошел и попробовал ее поднЯть. Џокачнувшись, он едва не сел на печку и,  в
поисках равновесиЯ, ударилсЯ головой о притолоку. Ќекоторое времЯ  он  стоЯл
молча, враждебно рассматриваЯ притолоку, а затем снова нагнулсЯ за бумажкой.
     ќто была борьба со стихией. Џоезд тронулсЯ, и толчки вагона еще  больше
раскачивали Њайбу. ‹ежавшие на нарах повернулись к  нему  и  с  любопытством
ждали,  чем  это  кончитсЯ.  Ћн  ловил  бумажку   Яростно,   стиснув   зубы,
сосредоточенно целилсЯ рукой - и снова промахивалсЯ. ђаздражение его  росло,
он сердито  оглЯдывалсЯ  покрасневшими  глазами.  Љазалось,  что  он  сейчас
схватит ее, но в последнюю минуту его вдруг бросало в сторону, и это  бесило
Њайбу. Ќа него было тЯжело  смотреть.  Ћдин  партизан  слез  с  нар,  поднЯл
бумажку и протЯнул ее Њайбе. Њайба дико взглЯнул на него.
     - Ѓрось! - крикнул он изо всех сил. - Џоложи ее на место,  паскуда!  ’ы
что за холуй выискалсЯ? “ менЯ в отрЯде холуев нет! ‹ожи ее на место.
     Ћн снова начал ловить ее, опрокинул котелок с водой, боком свалилсЯ  на
женщин, как вдруг схватил  бумажку,  стараЯсь  вспомнить...  зачем  она  ему
понадобилась. Ќаконец он подошел к печке,  открыл  дверцу  и  неловко  сунул
бумажку в огонь.
     Ћн скромно отошел в сторону с видом человека, выполнившего тЯжелый,  но
неизбежный долг. ќто сознание привело его  в  мирное  настроение.  Ќекоторое
времЯ он стоЯл тихо, высматриваЯ новое занЯтие. Љогда Њатвеев чувствовал  на
себе взглЯд его  желтых  глаз,  ему  становилось  неприЯтно,  -  было  такое
ощущение, точно кто-то царапает ногтем по стеклу.
     Ќо бездействие уже начало тЯготить Њайбу. Ћн снова пошарил в  карманах,
вытащил горсть  патронов  и  сунул  их  обратно.  Ћн  подошел  к  партизану,
сидевшему на нарах, взЯл бумажного голубЯ и внимательно его осмотрел.
     - ѓуль-гуль-гуль, - сказал он.
     Њатвеев смотрел на него с тоской, ожидаЯ, что он еще выкинет.
     Љ ним подсел большой с благообразным мужицким лицом партизан. Ћн  дышал
на Њатвеева теплым запахом хлеба и спирта,  разглЯдывал  Ѓезайса  и  наконец
спросил:
     - ђодственники?
     - Ќет, - сказал Њатвеев.
     - „ружки, значит?
     - Ђга-а.
     Ћн опЯть смотрел, чему-то улыбалсЯ и спрашивал:
     - Ћткуда едете?
     - €з Њосквы.
     - ’ак, из Њосквы.
     ‹ампа мерцала мутным огоньком, придаваЯ всему невыносимо  скучный  вид.
ЏламЯ закручивалось тонкой струйкой копоти. ‚исевшие на  стенах  винтовки  и
подсумки глухо звЯкали в такт колесам. Њатвеев начал дремать. Ћн видел много
вещей сразу: солнце, вишневые сады, футбольное поле, на котором его  команда
дала пить проезжим из ‘едельска ребЯтам. ‘квозь колеблющуюсЯ  дымку  сна  он
видел опЯть изгаженный пол,  печку,  беспокойного  пьЯного,  шатавшегосЯ  по
вагону. ’еперь он стоЯл около женщин и вел с ними вежливый разговор.
     - Ђх, сидите,  пожалуйста,  -  говорил  он,  качаЯсь  и  хватаЯ  руками
воздух. - ђади бога, Я извинЯюсь. Ѓудьте любезны, может быть,  печь  немного
дымит?
     - ’ак, дружки, значит? - спрашивал, широко улыбаЯсь, дЯдЯ с бородой.
     - „а, - отвечал Њатвеев сонно, - дружки.
     ‚еликолепный день - 4 июлЯ 1920 года. Ќадолго запомнили его в городе, -
день,  когда  загнали   голубую   седельскую   команду   и   выиграли   приз
междугородного состЯзаниЯ. Џриз был  сделан  из  глины  местным  скульптором
левого направлениЯ и называлсЯ "’оржествующий  труд"  -  страшнаЯ  вещь,  на
которую нехорошо было смотреть. ’ам были перемешаны  кубики,  ноги,  женские
груди, колеса, грабли и  еще  что-то.  Љомиссар  всевобуча,  седой  красивый
старик, поднес команде на  блюде  этот  глинЯный  бред,  а  сзади  толпились
губвоенкомат,  губком  партии,  губком  комсомола,  гремела  музыка,  визжал
женотдел; издали в толпе Њатвеев видел  отца  и  мать,  сошедших  с  ума  от
радости. Џотом команда пошла по городу - тЯжелые парни с крепкими затылками,
похожие, как дети одной матери. ‡десь были собраны лучшие в городе  -  самые
широкие плечи, выпуклые груди, руки атлетов и бойцов. €  Њатвеев  был  среди
них.
     - ’ак из Њосквы, значит?
     - €з Њосквы.
     - …сли вы заскочили в мой вагон, то будьте покойны, - говорил Њайба.  -
ќто кто тут подсумок запихнул? ќто ты, ћхим, подсумок запихнул? “бери сейчас
же к собачьей матери этот подсумок, он тут дамочке бок насквозь протолкал...
     Џотом опЯть:
     - Ќехорошо, ћхим! ‚ы его, ради бога, не слушайте. Ћн без этого никак не
может. Ћн приедет домой и при своей маме будет  матюкатьсЯ,  потому  что  от
такой жизни человек делаетсЯ как лошадь и совсем отучаетсЯ от людских  слов.
‚ы ему говорите: "Ѓудьте, мол, так любезны, дорогой товарищ ћхим ‘уханов,  Я
вас прошу". Ђ он тебе такое загнет...
     —ерез некоторое времЯ Њатвеев услышал снова:
     - €  дурак.  ‹аской-то  ты  больше   добьешьсЯ,   чем   таким   конским
обхождением. ђазве можно так вЯкать? ’ы, брат, этим не  бросайсЯ,  на  чужой
стороне и старушка - божий дар. ѓлЯдишь, - она тебЯ и пригреет...
     Ћн игриво пошевелил ногой. Љто-то запел:

                      „-ты не покупай мне, папа, шубу,
                      ‡имой блохи заедЯт,
                      Ђ купи ты мне калоши,
                      Џускай люди поглЯдЯт!

     "ѓрех тщеславиЯ", - сонно подумал Њатвеев.
     Њайба говорил:
     - „а-а. ‚он ту старушку, если ее железом обить, так еще на  десЯть  лет
хватит. „а-а...
     Ћн подошел к молодой женщине, закутанной в темный  платок,  и  потрогал
рукой ее плечо. Ћна отодвинулась. Њатвеев мельком увидел  блеск  ее  влажных
глаз.
     - —его вы пугаетесь? џ не какой-нибудь  зверь.  џ  не...  это  самое...
какаЯ она у вас, скажите пожалуйста!
     Њайба стоЯл к Њатвееву спиной, и он видел только  его  острые  лопатки.
Њайба говорил что-то вполголоса, но женщина молчала. Њатвеев снова заснул.
     …му приснилсЯ его конь, большой добрый зверь. Ћн был немного тЯжел,  но
хорош на ходу. …го волосатые ноги ступали крепко, на  лобастой  голове  была
белаЯ отметина, похожаЯ на сердце. ѓрива и хвост  были,  как  ночь,  черные,
тЯжелые, мускулы спутанными  клубками  ходили  под  кожей.  Ѓыли  в  дивизии
хорошие кони, лучше его; корили матвеевского конЯ  за  то,  что  слишком  уж
мускулист и тЯжел. Ќо Њатвеев этим не смущалсЯ. ‡ато его конь шел  прЯмиком,
со страшной силой, которую ничто не  могло  остановить.  Ћни  вместе  прошли
много верст и очень привыкли друг к другу.
     Ђ потом убили конЯ, утром, около  реки,  на  желтом  песке.  Ћн  умирал
страшно, как человек, точно силЯсь сказать что-то. Ќавсегда осталсЯ в  жизни
Њатвеева взглЯд его темных глаз.
     - „а, из Њосквы, - сказал он сквозь сон.
     Ћтчего-то волновалсЯ Ѓезайс. Ћн тЯжело дышал,  возилсЯ,  несколько  раз
толкнул Њатвеева. Ќаконец донессЯ его возмущенный шепот:
     - ‚от Я его застрелю, скота!
     - Љого?
     - ќтого негодЯЯ.
     - Џопробуй только, - ответил он, засыпаЯ.
     ’ут он заснул крепко и уже ничего не слышал. ‘пал он долго, может  быть
несколько часов, раскачиваЯсь от толчков, когда вдруг почувствовал, что  его
бьют по голове, по спине, наступают на ноги. Ѓьют серьезно, с  размаху.  ќто
было полной неожиданностью, он не успел даже проснутьсЯ и  сознавал  только,
что вокруг стоит дикий шум. ‘ильный удар по голове  вышиб  из  него  остаток
сна, и тут он вдруг необычайно отчетливо понЯл, что его  волокут  к  настежь
распахнутой двери вагона, за которой летит сплошнаЯ полоса серого снега.
     ќто наполнило его паническим ужасом. ‘ отчаЯнной силой Њатвеев  брыкнул
ногами, вырываЯсь, и  тотчас,  поднЯтый  десЯтком  рук,  вылетел  из  вагона
наружу, перевернувшись в воздухе. …го подхватила тьма, режущий ветер, и  все
пропало в одном страшном толчке.
     ђыча и размахиваЯ руками, Њатвеев вылез из снега, готовый на  убийство.
Џоследний вагон мелькнул перед ним, свистЯ колесами,  поднЯтый  ветром  снег
летел, как белый дым. Ћн побежал за ними и тотчас  остановилсЯ,  понЯв,  что
невозможно их догнать, - уже  далеко  впереди  раскачивалсЯ  красный  фонарь
последнего вагона.
     ’огда Њатвеев стал и оглЯделсЯ. Ћн не искал объЯснений, потому что  они
были невозможны. ‘лучилось что-то невероЯтное, - таких вещей  не  бывает,  -
можно сойти с ума, придумываЯ им объЯснение, и все-таки ничего не  выдумать.
Ќесомненно было только одно, - что он стоит в поле,  на  морозе,  наполовину
мокрый от снега, и наверху, в черном небе, светЯт неЯсные звезды. Ћн сел  на
снег, потом снова встал и вдруг разразилсЯ длинным, неестественно вывернутым
ругательством, - но оно не облегчило его.
     „алеко  впереди  поезд  стучал  по  рельсам,  потом  внезапно  смолк  -
наступила внимательнаЯ тишина, как бывает на больших открытых пространствах.
Њатвеев засунул руки в карманы и выбросил оттуда пригоршни снега.
     - „а что же это? - спросил он с обидой в голосе.
     Ћн залез на сугроб, но тотчас провалилсЯ по поЯс  и  выбралсЯ  обратно.
Џотом он услышал, что его зовут; оглЯнувшись, он в нескольких саженЯх увидел
на снегу темную фигуру. Њатвеев подошел - это был Ѓезайс. Ћн сидел, глЯдЯ на
Њатвеева снизу вверх, и слабо улыбалсЯ.
     - € тебЯ тоже? - спросил он.
     - —то?
     - ‚ышибли?
     - џ найду их в •абаровске, - сказал Њатвеев, опускаЯсь  на  снег,  -  и
сделаю с ними что-нибудь. ‘волочи! Ћни перепились, что ли?
     - Ћни приставали к ней, - сказал Ѓезайс,  закрываЯ  глаза.  -  —ем  это
съездили менЯ по голове?
     - џ этого так не  оставлю!  -  сказал  Њатвеев,  утешаЯсь  бесполезными
угрозами. - Ќо что же мы теперь будем делать?
     Ћн вдруг заметил, что Ѓезайс держит в правой руке револьвер.
     - Ђ это зачем? - спросил он с внезапной догадкой. - ’ы?..
     - „а, - ответил Ѓезайс, бессмысленно улыбаЯсь. - џ не мог этого видеть.
     - ’ы стрелЯл?
     - Ќет, не успел. Ћни так двинули менЯ  по  голове,  что  чуть  было  не
отшибли ее совсем.
     - €з-за этой девчонки?
     Ѓезайс спрЯтал револьвер в карман и виновато опустил глаза.
     - Ќе ругайсЯ, - сказал он просительно. - ќто надо было видеть. ЉажетсЯ,
они хотели ее изнасиловать.
     - "ЉажетсЯ"? Ђ тебе какое дело?
     Њатвеев поднЯлсЯ на четвереньки, дрожа от Ярости.
     - €диот! -  крикнул  он  с  каким-то  воплем.  -  ђомантику  разводишь?
‡ащитник невинности? ‚от Я тебЯ убью сейчас!
     Ѓезайс почувствовал себЯ нехорошо. …го мутило.
     - џ тебЯ... сам убью, - пробормотал он, тЯжело справлЯЯсь с  охватившей
его слабостью. - ЊолодаЯ дезушка... очень хорошенькаЯ. ’ы  хочешь,  чтобы  Я
спокойно смотрел, как ее будут насиловать? ќта канальЯ Њайба потащил  ее  на
нары.
     - „а ведь тебе партийное дело поручено, дураку. Џонимаешь?  ‹омай  себе
голову, если ты свободен. Ђ сейчас тебЯ это не касаетсЯ, все  эти  девицы  и
благородство