конец там, где представилась возможность защищатьсЯ продолжительное времЯ.
Ќо  это  было уже за  •отином,  на  подступах к  Љаменец-Џодольску,  так что
пришлось бросить и долину Џрута и перейти через „нестр.
     Ќе  только удалось укрепитьсЯ,  но  даже  неугомонный ѓильчевский решил
перейти сам в наступление на австро-германцев,  пользуЯсь тем,  что они тоже
приостановились и начали окапыватьсЯ на вновь занЯтых рубежах.
     Њестность была богатаЯ. Ћгромные сливовые сады окружали частые деревни.
‚ одной из них,  прилегавшей к •отинскому шоссе, был большой сахарный завод,
занЯтый противником.  ’уда-то и  решил направить ѓильчевский свой удар.  ќто
была  вполне  понЯтнаЯ  длЯ  всех  ополченцев  цель,   и  радовалось  сердце
начальника дивизии,  когда,  после артиллерийского обстрела завода, ринулись
туда среди бела днЯ, - в четыре часа пополудни, - три дружины.
     €  завод был взЯт к ночи,  -  это было первое удачное дело дивизии,  за
которое ѓильчевский готов был расцеловать каждого из своих ополченцев,  будь
то  заурЯд-прапорщик,  будь то рЯдовой.  ќтот завод был ключом новых позиций
противника,  поэтому  последствиЯ успешной  атаки  оказались  гораздо  более
крупными,  чем ожидал ѓильчевский:  в следующую ночь австрийцы очистили все,
что было ими занЯто, и откатились к старой линии своих окопов.
     ѓильчевский повел  свои  дружины следом  за  ними,  чтобы  не  потерЯть
соприкосновениЯ с  врагом,  между тем как другой ополченской дивизии рЯдом с
ним теперь не было,  а  штаб корпуса успел забратьсЯ так далеко,  что о  нем
ничего не  было  слышно.  „ивизиЯ действовала так,  как  будто  одна  она  и
представлЯла  все  русские  силы  между  „нестром  и  Џрутом  в  направлении
—ерновиц.
     €  нужно же  было,  чтобы как  раз в  то  времЯ,  когда дивизии удалось
нагнать противника,  нагнал  дивизию и  офицер,  посланный вдруг  проЯвившим
признаки жизни где-то в тылу командиром корпуса генералом ”едотовым.  Ћфицер
этот  привез  категорический приказ остановитьсЯ и  ждать  подхода остальных
частей корпуса - второй ополченской дивизии и конных полков.
     Џришлось остановить дружины, горевшие желанием боЯ, но это значило дать
противнику возможность и времЯ подготовить как следует отпор,  тем более что
он занЯл холмистую местность,  покрытую буковым лесом,  -  очень удобную длЯ
защиты и трудную длЯ нападениЯ.
     Џодошла втораЯ дивизиЯ;  подошли даже и  кавказские пластуны,  которые,
пробыв перед тем несколько дней в ‘евастополе, отправлены были потом морем в
Ћдессу.  Ћднако,  как  ни  приЯтно было ѓильчевскому иметь у  себЯ под боком
кавказцев,  с  одной стороны,  и  вторую дивизию ополченцев -  с другой,  он
горестно бил  себЯ  по  бедрам,  прикусывал ус  и  грозил кулаком в  сторону
предполагаемой штаб-квартиры ”едотова, приговариваЯ:
     - ќх, вот кого бить некому, а следует! Џропустил времЯ, лодырь божий!
     Ћтносительно пластунов он  знал еще  по  Љавказу,  что они не  признают
никаких окопов и  никогда не занимаютсЯ саперным делом,  что вместо окопов у
них кусты,  пеньки,  камни,  но они - меткие стрелки. Џренебрежение к окопам
прощалось им на Љавказе, но здесь была другаЯ война, и тревожно было за них:
как-то они себЯ здесь покажут?
     ‚последствии пластуны приспособились и  к  этой войне,  и  противник их
очень боЯлсЯ,  но в эти дни неудача ожидала всех, так как пришлось атаковать
врага на его старых, давно им обжитых, позициЯх.
     „аже те  двенадцатидюймовые гаубицы,  которые были уже  знакомы дивизии
ѓильчевского,   заговорили  снова,  делаЯ  огромные  воронки  десЯтиметровой
глубины.  ’ри  атаки одна  за  другой были отбиты венгерскими и  хорватскими
частЯми, и, хотЯ несколько окопов было взЯто, их все-таки пришлось оставить.
Џотери были значительны, и единственным результатом этих атак Явилось только
то,  что,  укрепившись потом  вблизи  австрийских позиций на  австрийской же
территории,  ополченскаЯ дивизиЯ ѓильчевского оказалась единственной в  этом
отношении дивизией во всей русской армии,  продолжавшей отступление в  глубь
своей страны.
     Џосле того  надолго установилось затишье в  этом углу фронта.  ‹етом из
двенадцати дружин  каждой  из  двух  ополченских дивизий 32-го  корпуса были
сформированы  по  четыре  трехбатальонных  полка,   командиры  которых  были
присланы из  полевых войск,  а  бывшие  командиры дружины стали  командовать
батальонами.  ‘амое слово "ополченец" было с тех пор вычеркнуто из обиходной
даже речи.
     - Ќу,  братцы, раз вы назвались груздЯми, так полезайте теперь в кузов!
- сказал своим теперь уже обстрелЯнным питомцам ѓильчевский и приступил к их
окончательной шлифовке,  когда  тот  или  иной  полк  поочередно находилсЯ в
резерве.
     ’ут все тогда делалось при нем:  и показнаЯ атака позиций,  укрепленных
рЯдами проволочных заграждений,  и решение тактических задач на местности, и
вождение войск в  лесах,  длЯ  чего было выписано много компасов.  Џоследнее
было самым трудным делом:  части,  попадавшие в  лес,  очень быстро терЯли и
направление и  свЯзь  и  становились беспастушьим стадом.  ’ут  же  делались
саперами  ручные  гранаты  из  консервных  жестЯнок,  заготовлЯлись рогатки,
которые потом по ходам сообщениЯ выносились к передовым окопам.
     ‚се  научились тогда  резать ножницами колючую проволоку,  но  на  деле
оказалось, что одно дело заниматьсЯ этим у себЯ в тылу и совсем другое - под
огнем противника. Ћднако введенного тогда уже французами способа уничтожениЯ
проволочных заграждений при помощи гранат в русской армии еще не знали.
     „аже  учебную команду на  триста человек длЯ  подготовки унтер-офицеров
учредил в  своей дивизии ѓильчевский.  Ќикто не  помогал ему в  работе ни из
штаба корпуса,  ни тем более из штаба армии, но он был рад и тому, что никто
не мешал.
     ’ак  простоЯла его  дивизиЯ  до  конца  года,  когда  весь  корпус  был
переведен в восьмую армию Ѓрусилова,  в район города ђовно, на ‚олыни, где и
застала его весна 16-го года.
     —ерез месЯц после того,  как утвердилсЯ здесь ѓильчевский, он, по своей
личной инициативе,  повел  атаку  одним из  полков на  высоту противника,  с
которой тот обстреливал и  днем и ночью из винтовок и пулеметов дорогу между
местечком,  где был штаб дивизии,  и деревней,  где был штаб этого полка,  -
нельзЯ было ни ходить, ни ездить, много было потерь.
     ‚ысота эта взЯта была ночным штурмом,  и два батальона не только занЯли
на  ней бывшие окопы австрийцев,  но  и  удержали их  за собою,  несмотрЯ на
сильный артиллерийский обстрел и неоднократные попытки противника их отбить.
     ’ак  как  штурм высоты произведен был  без  ведома корпусного командира
”едотова,  то  он  задержал  список  отличившихсЯ при  этом,  представленных
ѓильчевским к награде.  Ќо вскоре после этого ЯвилсЯ на смотр нового корпуса
своей армии Ѓрусилов,  и  длЯ него приЯтной новостью оказалось,  что доложил
ему сам ѓильчевский о взЯтой его полком высоте.
     - Љак же вы не донесли мне об этом? - обратилсЯ Ѓрусилов к ”едотову.
     - „ело это  у  менЯ совершенно подготовлено,  но  просто по  недостатку
времени, ваше высокопревосходительство, - вывернулсЯ ”едотов.
     ‘ам он никогда в  окопах не бывал и  теперь,  идЯ следом за Ѓрусиловым,
видимо даже не  понимал,  как  может командующий армией ходить там,  где все
времЯ свистЯт над головой пули.
     - џ  представил к награде командира полка,  а также всех отличившихсЯ в
этом деле,  -  не постеснЯлсЯ сказать Ѓрусилову ѓильчевский, - но до сих пор
однако...
     - Љак же вы так? - обращаЯсь к ”едотову, перебил ѓильчевского Ѓрусилов.
- ‘егоднЯ же передайте мне список представленных,  - добавил он сухо, - и на
будущее времЯ прошу вас этого не делать.
     € тут же, остановившись под пулЯми, которым то и дело кланЯлсЯ ”едотов,
Ѓрусилов,  понЯв  уже,  что  не  ”едотов  отважилсЯ  приказать взЯть  высоту
штурмом,   а   этот   бравый   начальник  дивизии,   сердечно   поблагодарил
ѓильчевского.  ќто  была  перваЯ  благодарность,  какую  получил от  высшего
начальства во всю войну боевой генерал.


        III

     ‹ивенцев за два-три днЯ успел познакомитьсЯ и со своей ротой и со всеми
офицерами четвертого батальона,  благо их  было  пока  немного,  да  и  весь
батальон еще только составлЯлсЯ тут из маршевых команд, окопы же, которые он
занЯл,  оставила ему  другаЯ  часть,  переведеннаЯ гораздо  левее  по  линии
фронта.
     Ћказалось,  что на  людей в  эту весну не скупилась ставка,  -  людей в
тогдашней ђоссии нашлось еще очень много,  несмотрЯ на огромные потери летом
15-го года: мало было тЯжелых орудий и снарЯдов, мало вагонов, так как сотни
тысЯч  их  было  занЯто  под  постоЯнное жилье  беженцами,  мало  было  даже
винтовок,  но  людей  пока  хватало  длЯ  того,  чтобы  создать  подавлЯющее
превосходство в силах на всех фронтах войны.
     €  люди были не  плохи,  -  это видел и  ‹ивенцев по своей и  по другим
ротам.  Љроме вЯтских, тут были и волжане - довольно рослый и крепкий на вид
народ.  Ќаметанный  уже  глаз  ‹ивенцева  давал  им  оценку  не  только  как
окопникам,  - он представлЯл их впереди своих окопов, с винтовками "на руку"
и с Ярыми лицами, какие, он помнил, были у солдат его прежней роты при атаке
высоты 370 в ѓалиции, и говорил Ћбидину:
     - Ќичего,  народ в  общем бравый...  ѓлавное,  много молодых,  а старых
гораздо меньше.
     Ќо Ћбидин смотрел на него растерЯнно.
     - Ѓравый,  вы говорите? ќто просто орда какаЯ-то, - никакой дисциплины,
- бормотал он и махал безнадежно рукой.
     - Љакой же  вы  хотели бы  дисциплины?  Љак в  казарме?  ’акой нельзЯ и
требовать,  ведь это -  позиции, - пробовал убеждать его ‹ивенцев. - ’ут они
не  перед  лицом  устава гарнизонной службы,  а  перед  лицом ее  величества
‘мерти.
     - Ћднако без  дисциплины как  же  перед  лицом ‘мерти чувствовать себЯ?
‘косит - и все!
     “ Ћбидина было при этом такое обреченное, отчаЯвшеесЯ во всем лицо, что
ему не нужно было и делать того слабого жеста рукой,  какой он сделал, чтобы
представить косу смерти над  его  ротой.  ќто  заставило ‹ивенцева мгновенно
стать на его место и  тут же попЯтитьсЯ назад.  Ћн сказал ему наставительно,
как старший младшему, как опытный новичку:
     - ђазумеетсЯ,  вы сами, лично вы должны себЯ чувствовать так, как будто
и сидеть в окопах,  вшей кормить,  длЯ вас ничего не значит,  и в атаку идти
если,  -  пожалуйста, сколько угодно, - вот тогда и будет у вас дисциплина в
роте, а иначе откуда же она возьметсЯ? ‘олдат в роте все равно, что ученик в
классе:  вы  наблюдаете его,  а  он  вас.  ‚едь вы тут живете с  ним рЯдом и
терпите то  же,  что и  он,  ведь вы  не начальник дивизии,  а  всего только
командир роты -  невеликаЯ птица.  ‚от и покажите ему на своем примере,  как
надо терпеть все солдатские нужды,  тогда он вас и  слушать будет и  за вами
куда угодно пойдет.
     - Ђ вы? - вдруг, как будто раздраженный его тоном, спросил Ћбидин.
     - —то Я?  - не понЯл ‹ивенцев, так как, говорЯ Ћбидину, он старалсЯ как
бы убедить самого себЯ.
     - ‚ас слушают?
     - Ќу еще бы!
     - €  за  вами  пойдут?  -  качнул Ћбидин головой в  сторону австрийских
окопов.
     - Ќепременно! - постаралсЯ убедить самого себЯ ‹ивенцев.
     - Ќепременно?..  Ђ  зачем?  -  вызывающе спросил Ћбидин и  снова махнул
рукой в знак безнадежности.
     ќто случалось иногда раньше с  ‹ивенцевым,  что другой человек длЯ него
становилсЯ мгновенно вдруг чужим,  ненужным, даже ненавистным - иногда после
одного какого-нибудь слова,  если только это слово выражало его неприглЯдную
сущность,  с  которой он  не мог миритьсЯ.  ’ак вышло и  теперь с  Ћбидиным,
который как  будто воплотил в  себе  все  дрЯблое,  что  таилось и  в  самом
‹ивенцеве под его внешней бравадой,  но совершенно было ни к  чему тут,  где
все  жестко,   жестоко,   стихийно-бессмысленно,   трагично  в   огромнейших
масштабах,  а  не в  личных и  не в  семейных,  и даже не в масштабах одного
города, пусть столь же населенного, как ‹ондон или Ќью-‰орк...
     ‹ивенцев сам как будто вырос сразу, в один этот момент, когда поЯвилась
в нем остраЯ неприЯзнь к человеку располагающей внешности, с которым он ехал
сюда в одном вагоне и ночевал по приезде первую ночь в одном блиндаже.
     - ‚ы помните,  у „остоевского есть капитан в среде ему чуждой,  в среде
атеистов,  а?  -  спросил он  резко.  -  Џомните,  как он бросил на пол свою
фуражку и сказал:  "…сли бога нет,  то какой же Я капитан?" Љак же вы хотите
остатьсЯ жить  на  свете и  считатьсЯ вполне порЯдочным человеком,  если  не
будет ђоссии,  если вместо ђоссии будет откровеннейшаЯ немецкаЯ какаЯ-нибудь
Ћстланд или как-нибудь иначе, а?
     - Ќичего в  этом страшного не вижу,  -  убежденно-спокойно отозвалсЯ на
его горЯчую тираду Ћбидин.
     - Ќу, если так, то... то, признатьсЯ вам, Я не хотел бы иметь вас своим
соседом по  роте,  -  столь же  убежденно сказал ‹ивенцев и  отошел от  него
поспешно.
     ќто  произошло как  раз  на  той  самой  дороге,  котораЯ  теперь  была
безопасна длЯ ходьбы и езды,  так как на некрутой высотке перед нею,  версты
за полторы-две, сидели теперь в окопах не гонведы, а русские солдаты другого
полка той же дивизии,  которые и  взЯли штурмом эти окопы,  и сидели они там
упорно,   несмотрЯ  на  долговременный  и  сильнейший  артиллерийский  огонь
австрийцев, которые наконец примирились с потерей и умолкли.
     €ногда нужны бывают толчки извне,  чтобы осмыслить то, что в себе самом
еще  недостаточно Ясно.  ’аким толчком и  был  длЯ  ‹ивенцева этот  короткий
разговор с  прапорщиком,  хотЯ и побывавшим в военной школе,  но не вынесшим
оттуда ничего, корме равнодушиЯ к судьбам своей родины.
     ‹ивенцев не  знал о  себе самом и  многого другого,  что удалось узнать
только во времЯ войны. Ћн не думал, например, даже и представить не мог, что
он способен так стоически переносить все неслыханные и невиданные им до того
неудобства фронтовой жизни и  даже привыкать к ним;  он не думал,  что может
засыпать под  залпы  тЯжелой артиллерии и  в  то  же  времЯ вскакивать,  как
резиновый,  когда его будили по  неотложному делу;  он не думал,  что в  нем
найдетсЯ то  же  самое сопротивление разным воздействиЯм извне,  какое он  с
изумлением наблюдал  у  солдат  в  первые  недели  своей  службы,  -  однако
сопротивление это нашлось у него под тЯжелым ворохом математических формул и
прочего,  очень многого, совершенно ненужного теперь, но что он усваивал всю
свою жизнь ревностно и жадно.
     …сли бы ему сказали раньше,  что те два-три месЯца, какие он провел вне
фронта,  не  заставЯт его ни  возненавидеть,  ни  проклЯсть,  ни даже прочно
забыть фронт,  - он бы ни за что не поверил, и, однако, это было именно так:
в госпитале он просто скучал по тому,  что осталось на фронте, хотЯ остались
там  только  снега,  бураны,  замерзающие солдаты,  "самострелы",  окопы,  в
которых нельзЯ было ни  сесть,  ни лечь от избытка в  них почвенной воды,  и
случайные товарищи по  несчастью,  среди которых не  было  и  не  могло быть
друзей.
     ‚ыздоровев от раны в грудь,  он не искал себе места в тылу,  как делали
многие другие,  -  его тЯнуло снова на фронт,  и он объЯснЯл самому себе эту
тЯгу несколько сложно.
     —еловек науки,  он  сравнивал это  с  тЯгой ученых в  неведомые страны,
обозначаемые на  картах белыми пЯтнами.  ‚  этих  странах что  могло ожидать
путешественников?  ‚севозможные виды  лишений,  опасностей и  даже смерть от
чего бы  то  ни было.  Ћднако ученые шли,  подчинЯЯсь тому,  что было в  них
сильнее любви к тихому удобному кабинету,  и иногда погибали,  но зато белых
пЯтен на картах мира становилось все меньше и меньше. €ли он сравнивал это с
наводнением,  которое угрожает залить город,  и  вот все от  мала до  велика
начинают работать кирками  и  лопатами,  строить  дамбу,  способную защитить
город.  ’ут нельзЯ отговариватьсЯ тем,  что никогда не копал земли,  что это
гораздо лучше могут сделать грабари,  привычные к землЯным работам:  вода не
ждет,  она приближаетсЯ, она вот-вот хлынет и разрушит город, поэтому всЯкаЯ
сила нужна,  хотЯ бы  и  стариков и  ребЯт.  Ќаконец,  он сравнивал это и  с
созидательным трудом,  в  котором  участвуют миллионы.  Ќичто  в  природе не
пропадает,  на  развалинах  одного  воздвигаетсЯ другое  и  непременно более
совершенное...  "—то такое эта война?  -  спрашивал он себЯ самого и отвечал
себе:  - ѓигантский процесс отмираниЯ отживших форм, понЯтий и представлений
и зарождение других", и вспоминал при этом известные стихи:

                ‘частлив, кто посетил сей мир
                ‚ его минуты роковые...*
     ______________
     * ‘троки из стихотворениЯ ”.€.’ютчева "–ицерон".

     ‚се  это  ничуть не  мешало ему  возмущатьсЯ тем,  как делалось то  или
другое на  фронте,  однако гораздо больше возмущало его  то,  что делалось в
тылу,  где все оставалось по  существу своему довоенным,  как будто тут,  на
западе страны, не совершалась титаническаЯ ломка всех старых устоев.
     ‚  числе многих сторон в  себе,  которые были ему до войны не известны,
оказалось,  неожиданно длЯ него самого,  и то,  что он любит ђоссию. …сли бы
перед войной кто-нибудь спросил его:  "Љак вы  смотрите на  ђоссию?",  он бы
ответил,  улыбаЯсь:  "Џосмотрите  лучше  в  том  словарЯ  Ѓрокгауза,  так  и
озаглавленный "ђоссиЯ",  там вы,  наверное, найдете ответ на свой вопрос". Ђ
если бы вопрос повторили,  с нарочитым ударением на "вы", он процитировал бы
две тютчевские строчки:

                “мом ђоссию не понЯть,
                Ђршином общим не измерить...

     и на этом бы кончил.  ’еперь же слова Ћбидина показались ему кощунством
и  по смыслу и  по тону,  каким были сказаны:  русскому человеку,  каким был
Ћбидин, он их простить не мог.
     ѓенерал ѓильчевский не  то  чтобы  производил смотр своим полкам в  эти
дни,  -  строгое по содержанию слово "смотр" сюда не подходило,  - он просто
знакомилсЯ с  тем пополнением,  какое ему присылали,  так как основные полки
знал хорошо.  Ћднако фронт насыщалсЯ людьми с  большою щедростью,  так что в
пополнениЯх,  приходивших в  каждый полк,  было  почти  столько же  человек,
сколько  во  всех  трех  старых  его  батальонах:  дивизиЯ удваивалась,  она
становилась  крупной  военной  единицей,  что,  с  одной  стороны,  повышало
значение начальника дивизии, а с другой - значительно осложнЯло его роль.
     Ќовые   десЯть   тысЯч   человек   могли   совершенно   изменить   весь
установившийсЯ уже  облик и  уклад дивизии,  так  как  боевого опыта они  не
имели.  Ћсобенно беспокоили ѓильчевского четвертые батальоны, которые должны
были действовать вполне самостоЯтельно наравне с  тремЯ первыми,  а разве их
можно было поставить наравне с теми, которые провели уж на фронте целый год?
     Ћбыкновенно и  прежде  ѓильчевский каждый  день  посещал тот  или  иной
участок своей позиции или  даже,  если позволЯло времЯ,  обходил ее  всю  из
одного конца в  другой,  но  последние дни он был занЯт только резервами,  и
полк Љюна был последним,  куда он попал уже обеспокоенный тем,  что пришлось
ему видеть в других полках.
     …го  беспокоило не  то,  что  люди плохо знали службу,  что у  них была
плохаЯ выправка, даже и не то, что они плохо умели стрелЯть, - все это в его
глазах было  дело наживное,  но  он  заметил среди них  довольно много людей
тЯжелого, как он сам определил, взглЯда.
     - “  моей  матери,  -  говорил он  своему начальнику штаба,  полковнику
Џротазанову,  -  было маленькое домашнее хозЯйство и, между прочим, водились
коровы.  Ћна сама их,  конечно, доила и по части коров, как Я потом по части
лошадей,  кое-что понимала. ’ак вот, помню Я это еще с детства, говорила она
своей соседке:  "’ы хочешь корову себе приобресть,  а того не знаешь, какую.
’ы ей на имЯ глЯдишь,  - она, моЯ мать, так и говорила не "вымЯ", а "имЯ", -
а ты бы ей еще и в глаза поглЯдела: как если глаза у нее тЯжелые, нелюдимые,
ту корову не покупай,  -  она тебе и доенку ногой может из рук выбить,  а то
когда в  углу  прижмет,  то  и  рогами забрухтает..."  ‚от  Я  это  мамашино
наставление и вспомнил,  как на наших маршевиков смотрел: тЯжелый какой-то у
многих, действительно - "нелюдимый" взглЯд!
     - ќто  и  Я  тоже  заметил,   -   отозвалсЯ  Џротазанов,  очень  всегда
подтЯнутый,  размеренно-деЯтельный человек, с красивыми сухими чертами лица,
- академист.  -  ”изически народ подходЯщий, а психика стала уж не та, какаЯ
была у наших ополченцев год назад.  ќто - действие затЯжной войны. —ерез год
люди,  надо  полагать,  будут глЯдеть на  свое начальство еще  нелюдимее.  €
вполне объЯснимо это, - ведь больших удач нет, а только большие неудачи.
     - ’о-то и есть...  € только у менЯ и надежды,  что через год и у немцев
пополнениЯ будут глЯдеть нелюдимо.
     ’ак  настроенный пришел  в  четвертый  батальон  ѓильчевский,  где  его
встретили  Љюн  со  своим  адъютантом,  прапорщиком  Ђнтоновым,  и  командир
батальона подполковник ангин.
     ангина  ‹ивенцев  определил  с   первого  с   ним   знакомства  словом
"разболтанный".  „о  своей отставки,  откуда был  он  взЯт,  ангин служил в
корпусе военных топографов и, по его же словам, "топографию прилично знал во
времЯ оно, а что касаетсЯ тактики - ни в зуб!"
     Ћн и  просто пехотного строЯ не знал и путалсЯ в командах,  подзубривал
их по уставчику,  и ходил не только по-стариковски, хотЯ шестидесЯти лет еще
не имел,  но и по-штатски,  как-то сгибаЯсь в поЯсе и вилЯЯ плечами.  Ѓорода
его,  еще  не  седаЯ,  желтаЯ,  расчесывалась им  веером  от  подбородка,  а
выцветающие  глаза  смотрели  на   всех  подслеповато-приветливо,   так  как
здоровьем он,  по-видимому,  был  еще  крепок и  "переносить труды  походной
жизни",  как  писалось в  "аттестациЯх штаб-офицеров",  мог,  почему  и  был
назначен командиром батальона, идущего на фронт. Ћт недостатка зубов говорил
пришепетываЯ и перед большим начальством робел.
     ’ак как тринадцатаЯ рота ‹ивенцева была первой в батальоне,  то с нее и
началсЯ смотр.
     ‹ивенцев успел уже  кое-что услышать об  этом новом длЯ него начальнике
дивизии в штабе полка и потому глЯдел на него с большим любопытством,  но он
заметил,  что не меньшее любопытство было в серых,  под получерными бровЯми,
круглых глазах генерала.
     - ‡аурЯд? - коротко спросил ѓильчевский.
     - Ќикак нет,  ваше превосходительство,  бывший прапорщик запаса,  каким
стал еще в  прошлом столетии.  ‚ Японскую войну призывалсЯ из запаса,  в эту
призван из отставки, - обстоЯтельно ответил ‹ивенцев.
     - Ђ-а!  -  довольно протЯнул ѓильчевский.  - €, может быть, даже в боЯх
бывали?
     - ’ак точно, бывал, и в эту войну, так как служу уже больше чем полтора
года.
     - Ѓывали? - очень оживилсЯ ѓильчевский. - Ќа каком именно фронте?
     - Ќа ѓалицийском.
     - Ћтступали, ну-ка, а?
     - Ќикак  нет,  пришлось  наступать,  -  невольно улыбнувшись затаенному
лукавству,  с  каким был задан вопрос,  ответил ‹ивенцев и добавил:  -  Њоей
ротой была занЯта высота с австрийскими окопами... ‚последствии Я был ранен,
лежал в госпитале, по выздоровлении зачислен в четыреста второй полк.
     - Џрекрасный рапорт!  -  почему-то  с  ударением на  "о"  весело сказал
ѓильчевский. - ‚полне уверен, что вы прекрасно представите и свою роту.
     - ‚  этой роте Я  всего только три  днЯ,  так как приехал сюда прЯмо из
госпиталЯ,  -  сказал ‹ивенцев,  но ѓильчевский отозвалсЯ на это по-прежнему
весело:
     - ќто не составлЯет сути дела, когда вы приехали!
     €  ‹ивенцев понЯл,  что  этот начальник заранее готов простить ему  все
недочеты, но вышло так, что ни о каких недочетах он и не говорил.
     Љ тому,  чтобы иметь под своим начальством полтораста,  двести или даже
полностью двести пЯтьдесЯт человек,  ‹ивенцев уже  привык;  столько людей он
способен был и быстро запомнить и долго держать в памЯти, тем более что рота
делилась на  равные части взводов и  отделений.  —еловек пЯтьдесЯт из разных
взводов он успел узнать за эти три днЯ несколько ближе,  чем других,  потому
что спрашивал их, откуда они и чем занимались до призыва в армию.
     Ћн спрашивал это длЯ себЯ лично,  чтобы иметь понЯтие о людЯх,  которых
придетсЯ когда-нибудь ему вести на  окопы противника:  как же он будет вести
на смерть тех,  кого совсем не знает? € как они могут идти за ним, когда его
не  знают?  Ћбоюдное знание это казалось ему гораздо более необходимым,  чем
знание разных мелочей службы.
     Џоэтому  он   становилсЯ  искренне  рад,   если  вдруг  оказывалось  из
расспросов,  что бывал сам в той или иной местности,  откуда родом его новый
подчиненный,  или даже просто читал,  слышал о  ней.  ’ак один,  ‘еливанкин,
оказалсЯ из села €жевского, ђЯзанской губернии.
     - Џостой-ка,  братец,  село €жевское,  это, кажетсЯ, ‘пасского уезда? -
начал припоминать ‹ивенцев.
     - ’ак точно, ‘пасского! - радостно ответил ‘еливанкин.
     - € там ведь у вас все бондари, насколько Я знаю, - должно быть, и ты -
бондарь?
     - ’ак  точно,  бондарь Я!  -  еще  радостнее отозвалсЯ и  прЯмо  засиЯл
‘еливанкин.
     - Ќу, значит, мы с тобой землЯки, выходит, ‘еливанкин!
     Ќо  и  волжанин из  Ѓольшой ѓлушицы под  ‘амарой -  „ымогаров тоже  был
назван им своим землЯком,  хотЯ он сам никогда не был в  Ѓольшой ѓлушице,  а
только случайно слышал о ней.
     Џодобных "землЯков" из  опрошенных им оказалось около тридцати человек,
и он знал наперед,  что когда опросит таким образом всю роту, то окажетсЯ их
не  меньше двухсот:  всегда ведь можно было что-нибудь припомнить о  той или
другой местности,  вроде: "Ђ-а, это у вас там битюгов разводЯт?" или: "‡наю,
знаю:  у  вас там паточный завод Џонизовкина!.." Љогда один оказалсЯ из села
Ѓерезайка и  ‹ивенцев припомнил,  что  когда-то  слышал:  "’ам  возле села и
станциЯ Ѓерезайка,  - кому надо, вы-лезай-ка!" - то березаевец заулыбалсЯ во
все широкое заросшее сорокалетнее лицо:  ведь это и ему было знакомо едва ли
не с детства.
     Љ удивлению ‹ивенцева,  приблизительно в таком же духе знакомилсЯ с его
ротой и  генерал ѓильчевский,  только у  него оказалсЯ еще и  Язык,  богатый
народными словечками,  красочными и  Яркими,  и Язык этот очень шел к нему с
его лохматыми серыми усами: по годам своим каждому солдату он мог годитьсЯ в
отцы.
     Ћн обратил внимание на то,  что в  тринадцатой роте трубы окопных печей
были прикрыты мешками, чтобы дым из них не поднималсЯ столбом, а расползалсЯ
над землею.  ‚  других ротах этого не было,  и он,  не говорЯ об этом ничего
самому ‹ивенцеву, сказал солдатам:
     - ќто ваше счастье,  ребЯта,  что у вас такой ротный командир оказалсЯ!
Ѓудь бы Я  рЯдовой,  а не начальник дивизии,  Я бы знал,  что с таким ротным
нигде бы не пропал,  а  немцам бы по первое число всыпал!  ‚прочем,  и  мне,
начальнику дивизии,  тоже не плохо,  раз у менЯ нашелсЯ офицер до того к вам
заботливый, что от неприЯтельских пушек вас и в резерве спасает!
     € только тут он показал пальцем на трубы в мешках.
     Љаганцы вместо телефонных проводов уже поЯвились в  окопах по  хлопотам
‹ивенцева;  привезли и свежей соломы,  - вообще окопы приведены были в более
сносный вид,  что тоже не укрылось от зорких глаз ѓильчевского,  и  к смотру
четырнадцатой роты он приступил уже в приподнЯтом настроении.
     ’ам приказал он  Ћбидину вывести первый взвод на  укрытый от противника
участок,  чтобы  узнать,  умеют ли  его  новые солдаты если  не  стрелЯть из
австрийских винтовок, которые получили они перед отправкой сюда, так хотЯ бы
зарЯжать, и знают ли они сборку-разборку.
     Ќо  когда взвод роты Ћбидина,  расстелив на  земле шинели,  принЯлсЯ по
команде ѓильчевского разбирать винтовки,  действуЯ отвертками, случилось то,
что смутно ожидал начальник дивизии от людей с нелюдимыми глазами.
     Ћн  посмотрел  ствол  одной  винтовки,  другой,  третьей,  -  оказались
грЯзными,  несмазанными;  разбирать магазинную коробку не  умели;  не  знали
даже, как называютсЯ отдельные части.
     ѓильчевский не  ставил этого в  вину Ћбидину,  знаЯ,  что он  в  роте -
человек новый,  не винил и солдат,  знаЯ,  что винтовки эти выданы им только
перед отправкой,  а  до  того в  их  руках были берданки.  Ћн только говорил
Ћбидину:
     - Ќадо вам подналечь, подзанЯтьсЯ этим делом!
     € солдатам:
     - Џрежде  всего,  ребЯта,  береги  винтовку,  а  винтовка убережет вас!
‘борке-разборке, - этому вас научат, а чистить ствол вы уж должны уметь...
     ’ак,  переходЯ от одного к другому,  подошел ѓильчевский и к рЯдовому с
тЯжелым взглЯдом.  ќто был рослый малый со сжатыми губами и  с желваками под
скулами;  держа в  правой руке ствол винтовки,  как  дубинку,  глЯдел он  на
генерала Явно ненавистно.
     - Љак фамилиЯ? - спросил ѓильчевский, сразу насторожась.
     - Њослаков, - протиснул тот сквозь зубы.
     - Ћтвечать не умеешь!  -  слегка поднЯл голос ѓильчевский, берЯ в то же
времЯ ствол его винтовки за нижний конец, и разглЯдел, что он забит землею.
     - Љэ-эк это тэ-эк не умею?  -  с выдыхом,  с запалом протЯнул Њослаков,
глЯдЯ не только ненавистно, но и вызывающе.
     ЏредчувствуЯ уже  недоброе,  ѓильчевский крепко  держал  обеими  руками
гладкое железо за свой конец, но вдруг Њослаков сильно дернул ствол к себе и
тут же сделал им выпад вперед, в грудь генерала.
     Ћчень острый момент этот не ускользнул от зорких глаз тех,  кто окружал
ѓильчевского,  и  первым подскочил к  нему на помощь Џротазанов,  -  человек
крупных и крепких мышц,  -  потом адъютант дивизии,  и командир полка Љюн, и
Ђнтонов, и ангин, и другие...
     Њослакова свалили наземь, свЯзали ему солдатскими поЯсами руки.
     Љогда  его   уводили  потом  под   конвоем,   он   совсем  не   казалсЯ
обескураженным:   напротив,   он  старалсЯ  идти  браво,   поднЯв  голову  и
презрительно и  часто поплевываЯ,  как будто случилось с ним все именно так,
как ему хотелось.
     Ќа  допросе в  штабе дивизии он  тоже держалсЯ вызывающе,  намеренно не
желаЯ отвечать по-солдатски.  …го спросили,  чем он  занималсЯ до  призыва в
армию.
     - —ем  занималсЯ?  -  надменно переспросил он.  -  Њослакова всЯ Ћдесса
знает,  а вы - "чем занималсЯ"! ‡наменитый Я вор-домушник... Њежду прочим, и
"медвежатник" тоже.
     - ќто что же значит такое "медвежатник"? - спросили его.
     - Ќе знаете?  Ђ  это же по части несгораемых касс,  -  подмигнул он.  -
‘читаетсЯ - высшаЯ марка!
     - € что же, - сидеть приходилось?
     - ђазумеетсЯ,  сидел,  - что же тут диковинного?.. Ђ вы лучше спросите,
почему Я аж до самого фронту с маршевой ротой дошел, - это, конечно, вопрос!
     - ‚ самом деле, почему же именно?
     - ’ак  себе,  признатьсЯ,  ради  интереса,  -  беспечно с  виду ответил
Њослаков.
     - ђади интереса?  •орошо,  допустим. Ђ вот что ты сегоднЯ выкинул - эта
штука зачем?
     - ќто, прЯмо вам сказать, ради скуки.
     - Љак "ради скуки"?  ’о есть в видах развлечениЯ,  что ли?  -  спросили
его.
     - ’ак точно, - длЯ пущей веселости, - шевельнув желваками, ответил он с
напускным спокойствием.
     Љогда ѓильчевскому доложили о результатах допроса, он сказал:
     - Њерзавец этот врал насчет скуки.  Ђ  вот  в  расчете на  то,  что его
пошлют по этапу в  тыл длЯ суда,  а  он,  конечно,  сбежит при первой к тому
возможности,  он ошибсЯ! ‘удить его полевым судом за покушение на начальника
дивизии!
     ‚  то  времЯ,  как ѓильчевский,  растираЯ под шинелью грудь,  уходил из
четырнадцатой роты,  он ничего не сказал прапорщику Ћбидину, но посмотрел на
него долгим тЯжелым взглЯдом.
     Њослаков на  другой день был расстрелЯн;  Ћбидин же переведен в  другую
роту.


        ѓ‹Ђ‚Ђ …‘’Ђџ

        Џђ…„‚…‘’Ќ€Љ€


        I

     ‘реди русских былин есть  очень примечательнаЯ о  том,  "Љак перевелись
витЯзи  на  свЯтой  ђуси".  Џосле  одной  из  своих  побед  "на  ‘афат-реке"
расхвастались витЯзи,  что побьют и "силу нездешнюю".  € "нездешнЯЯ сила" не
замедлила ЯвитьсЯ,  чтобы наказать их  за свЯтотатство.  Ћна предстала перед
ними в лице двух воителей, которые тут же пошли на них боем.
     Џервый же  витЯзь перерубил их пополам одним взмахом меча,  но их стало
четверо,  и  они снова идут боем на  витЯзей.  ‚торой перерубил пополам этих
четверых в  два взмаха,  -  их стало восьмеро,  и  живы все.  Џосле действий
третьего витЯзЯ их стало шестнадцать,  четвертый сделал из них тридцать два,
и  когда кинулись на  них все витЯзи,  то  благодарЯ их же геройству и  силе
перед  ними  выросло  такое  неисчислимое войско,  что  витЯзи  испугались и
обратились в бегство.  Ћни бросились "в Љиевские горы, в каменные пещоры", а
подбежав к горам -  окаменели сами.  Ћтчего же окаменели?  Љонечно, от ужаса
перед непостижимым.
     ЃактериЯ слишком мала,  но,  как и  "нездешнЯЯ сила",  она размножаетсЯ
делением надвое в  каждый час своей жизни.  ’ак,  за  десЯть часов из  одной
получаетсЯ  тысЯча  бактерий.   ‡а  три  днЯ  при  таком  способе  заполнЯть
пространство потомству одной бактерии было бы тесно в  пЯтиэтажном доме;  но
нет  еще  такого небоскреба на  земле,  чтобы разместить в  нем  семью одной
бактерии  в  конце  четвертого  днЯ  ее  жизни:  длЯ  этого  понадобилась бы
внутренность такой горы,  как Љазбек, если бы можно было оставить от Љазбека
одну только его оболочку.
     Ќечто  подобное  этому  совершилось на  всем  длиннейшем фронте  запада
ђоссии весной 1916 года,  когда германским и австрийским генералам казалось,
что ђоссиЯ совершенно разбита летом предыдущего года и уже не в силах больше
поднЯтьсЯ,  -  остаетсЯ только прикончить €талию и ”ранцию, и выиграна будет
затЯнувшаЯсЯ, вопреки всем расчетам, война.
     ‚ ђоссии перед войной числилось сто восемьдесЯт миллионов населениЯ, но
хотЯ и свыше десЯти губерний на западе были уже занЯты врагом, хотЯ потери в
войсках, почти безоружных благодарЯ предательству перед наступавшими армиЯми
австро-германцев,  и  были  действительно громадны,  все  же  гораздо  более
мощными оказались русские резервы.
     Ќемецкие публицисты писали еще  в  начале войны в  своих газетах,  что,
лишенные таланта организации,  русские будут в  первый же год войны голодать
среди изобилиЯ съестных припасов в их стране.  Ћднако,  несмотрЯ на то,  что
это предсказание казалось правдоподобным,  голода не было и  к концу второго
года войны. Ђ главное, росли и росли силы на фронте от ђумынии до ”инлЯндии.
     Ѓольше всего подкреплений шло в армии ќверта и Љуропаткина,  меньше - в
армии  Ѓрусилова,  однако никогда раньше эти  последние армии  не  были  так
многолюдны, как теперь.
     ќто бросалось в  глаза и ‹ивенцеву,  чем дальше,  тем Ярче,  потому что
даже  и  на  том  маленьком участке фронта,  какой  занимала 101-Я  дивизиЯ,
становилось день ото днЯ заметней небывалое раньше насыщение фронта людьми.
     Џришли пЯтисотные роты пополнениЯ,  составившие ближние резервы каждого
полка;  пришли  новые  батареи.  Џрежде  были  только  старые скорострельные
Японские пушки и  сорокавосьмилинейные гаубицы,  теперь Явились еще  донские
конные казачьи батареи и туркестанскаЯ горнаЯ в восемь орудий,  -  и длЯ них
усиленно рылись окопы и снарЯдные погреба.
     „онцы,  туркестанцы,  волжане,  вЯтские,  мелитопольские,  подпрапорщик
Ќекипелов,  оказавшийсЯ сибирЯком,  боевой начальник дивизии - кавказец, - в
‹ивенцеве  все   это   отслоилось,   как   великаЯ   русскаЯ  домовитость  и
плодовитость,  щедро  бросившаЯ теперь сотни  тысЯч,  миллионы людей  не  на
захват чужих земель, как было в начале войны, а на защиту своей.
     ђазве не исконно-русскаЯ землЯ была ‚олынь? € вот на ней теперь сидели,
в  нее  закопались австрийцы,  мадьЯры,  боснЯки,  немцы...  Ћни занЯли цепь
холмов,  командующих над русскими позициЯми;  они укрепили их восемью рЯдами
кольев, опутанных толстой колючей проволокой, и четырьмЯ рЯдами рогаток. Ћни
не страдали недостатком тЯжелой артиллерии,  а тем более не знали, что такое
снарЯдный голод.  табные  германские офицеры,  командированные длЯ  ревизии
укреплений на  этом  участке,  нашли в  начале апрелЯ,  что  эти  укреплениЯ
совершенно неприступны,  и  это  позволило Љонраду фон ѓетцендорфу бросить с
русского   фронта    несколько   дивизий   против   итальЯнцев.    ’ам,    у
австро-германцев,  машины  истреблениЯ ставились на  место  людей,  -  здесь
людьми заполнЯлись места, предназначенные длЯ машин.
     ќто  оживотворЯло войну  в  глазах  ‹ивенцева.  Ќе  многомашинность,  а
многолюдство,  -  в этом длЯ ‹ивенцева таилсЯ и смысл русской пословицы: "Ќа
людЯх и смерть красна".  € что еще находил он теперь нового в себе самом,  -
это непосредственное, живое ощущение ђоссии.
     Ќикогда так  Ярко и  Ясно не  приходилось ему чувствовать этого раньше.
ќтого не было и  в ‘евастополе в первый год войны,  когда он томилсЯ в своей
дружине, в которой недоставало содружества; этого не было потом и в ѓалиции,
когда он  жертвовал здоровьем и  жизнью за  что же,  как не за ту же ђоссию.
Ќаконец, может быть, этого не было бы и теперь, и, во всЯком случае, не было
бы с такой определенностью,  четкостью, если бы к нему в госпиталь, когда он
уже почти оправилсЯ от  своей раны,  не приехала из •ерсона,  получившаЯ длЯ
этой  цели  отпуск всего  только на  три  днЯ,  ЌатальЯ ‘ергеевна ‚еригина -
библиотекарша публичной  библиотеки,  сказавшаЯ  ему,  подаваЯ  "ђазмышлениЯ
Њарка ЂврелиЯ Ђнтонина о том, что важно длЯ себЯ самого": "„ругих книг этого
автора у нас нет".
     Ћн простил ей эту фразу библиотекарши тогда же, а больше ей нечего было
прощать.  Ћн помнил,  он представлЯл ее теперь только такою, какой она была,
когда поднималась по  лестнице на  второй этаж,  где он,  опираЯсь о  стену,
чтобы не упасть от счастьЯ, стоЯл и глЯдел на подсолнечник ее золотых волос,
едва прикрытый шлЯпкой,  на ее голубые, как просветы в небо, глаза, поднЯтые
к  нему и  смотревшие встревоженно за него,  и радостно за встречу с ним,  и
по-матерински любовно,  и,  как у сестры,  нежно,  и,  как у самого дорогого
человека во всем мире, отзывчиво.
     ќто был не шопенгауэровский гений рода,  а гораздо больше, - неизмеримо
больше:  ђодина!.. Ћн вспоминал теперь, не пропускаЯ ни одного слова, все, о
чем они говорили тогда, сидЯ рЯдом на жестком деревЯнном диване госпитальной
столовой,  котораЯ  во  внеобеденное времЯ  служила  также  и  комнатой  длЯ
свиданиЯ с посетителЯми раненых, могущих ходить.
     Ћна сказала ему тогда:  "ђазве длЯ вас секрет это,  что мы уже накануне
революции?.."  Ћн  же  говорил ей  потом,  когда они уже спускались вдвоем и
рЯдом с лестницы вниз:  "џ не хотел бы только одного: отставки!.. џ не хотел
бы,  чтобы менЯ разоружили,  потому что  революцию способны сделать все-таки
вооруженные люди,  а не безоружные..." Ћн добавил еще тогда:  "—тобы сделать
рагу из  зайца,  нужен заЯц,  -  так  говорЯт французы,  -  а  чтобы сделать
революцию в ђоссии, нужна прежде всего ђоссиЯ!"
     ќтим тогда он  как бы ђодине присЯгал на ее защиту,  ђодине с  золотыми
подсолнечниками, с золотыми морЯми спелых хлебов и с голубым тихим орловским
небом.
     Ќеожиданным длЯ  себЯ  самого чувствовал он  себЯ  теперь,  когда снова
попал  в  меотийские болота грЯзи  волынской,  котораЯ была  ничем не  лучше
прошлогодней галицийской грЯзи.  ’огда он  стоически перенес все не  потому,
конечно, что читал в •ерсоне стоика Њарка ЂврелиЯ, однако и не потому, что в
его  жизнь  вошла  ЌатальЯ ‘ергеевна.  ’огда  он  просто был  еще  полон  не
растраченных молодостью сил,  тогда в нем было упорство,  упрЯмство,  иногда
даже соперничество с  другими подобными ему  "математиками в  шинелЯх",  как
называл себЯ он сам. Ћн был самолюбив, конечно, и по одному этому уже не мог
позволить себе быть слабее кого бы  то  ни  было.  Ќо  зато он отводил душу,
подшучиваЯ над войной, не только над тем, как она велась, но и зачем велась.
’еперь ему  казались странными даже  чужие  шутки  по  поводу целей войны он
твердо знал,  что война велась во имЯ преображениЯ ђоссии,  но не ощипанной,
не обдерганной,  не кургузой ђоссии,  а  такой,  какою создалась она в  силу
исторической необходимости.  ’еперь,  сам  защищаЯ  границы государства,  он
несравненно глубже понимал слово "границы",  чем это было раньше,  хотЯ он и
на  новой границе оставалсЯ тем  же  прапорщиком и  был снова тем же  ротным
командиром,  но больше того: он готов был теперь аплодировать, кричать "ура"
каждой новой  роте,  каждой новой  батарее,  прибывающей на  участок дивизии
ѓильчевского.
     €  даже именно то,  что он попал в  дивизию к такому боевому генералу и
что  он  будет  действовать,  худо  ли,  хорошо  ли,  в  рЯдах  бывшей армии
Ѓрусилова,  казалось ему  тоже  удачей:  он  верил  в  то,  что  приказаний,
легкомысленных,  неразумных,  неисполнимых,  полк,  а  значит и  его рота не
получат  от  начальника дивизии,  потому  что  командир корпуса  не  получит
подобных приказаний от Љаледина, а Љаледин от Ѓрусилова.
     ‹ивенцеву во что бы то ни стало хотелось,  чтобы теперь, именно теперь,
была  не  цепь каких-то  непостижимых нелепостей,  как  в  прежнем полку,  у
полковника Љовалевского,  в ѓалиции. Ћн, математик, хотел точного учета всех
вероЯтностей,  прежде чем началась бы  наступление,  чтобы новое наступление
это прошло иначе, чем прошлогоднее - седьмой армии генерала ™ербачева, когда
полку их не дали даже оглЯдетьсЯ, а прЯмо с подхода погнали в бой.
     ’еперь проходил день за  днем,  подсыхала землЯ,  выше и  выше ходило в
небе  солнце,