, предположим,
не сломает и не потерЯет, он успеет с ней освоитьсЯ и, сравнив с авторучками
своих  менее бедных друзей, узнать  ее недостатки, так что она  потерЯет длЯ
него всю  прелесть.  џ  не  знала, что  это такаЯ  дешевка, сказала  госпожа
‘апоскат.  ѓосподин ‘апоскат  тЯжело опустил  руку  на  скатерть и некоторое
времЯ  сидел, пристально  глЯдЯ  вниз.  Џосле чего  снЯл  с груди  салфетку,
положил ее на стол и вышел из комнаты. Ђдриан, воскликнула госпожа ‘апоскат,
вернись  и доешь десерт. ‘идЯ в одиночестве  за столом, она прислушивалась к
шагам  на  садовой  дорожке  -   они  то  приближались,  то   удалЯлись,  то
приближались, то удалЯлись.
     ‹амберы. Ћднажды ‘апо прибыл на ферму раньше, чем обычно.  Ќо  знаем ли
мы,  в какое  времЯ  он  прибывал обычно?  ’ени  удлинЯлись,  бледнели. ‘апо
удивилсЯ, увидев поодаль, на стерне, багрово-бледное  лицо ‹амбера. …го тело
находилось  в дыре, то  есть в  Яме,  вырытой им длЯ  осла,  умершего ночью.
‚ытираЯ ладонью рот, из дома вышел ќдмон и присоединилсЯ к ним. ’огда ‹амбер
вылез из Ямы, а в нее спустилсЯ  сын. ЏодойдЯ ближе, ‘апо увидел черное тело
осла. …му сразу все стало Ясно. Ћсел  лежал на боку, как и  следовало лежать
мертвому  ослу. Џередние ноги его,  прЯмые и неподвижные,  были  вытЯнуты, а
задние подтЯнуты  к  животу. ЋскаленнаЯ челюсть, искривленные губы, огромные
зубы и вылезшие из  орбит  глаза ЯвлЯли собой потрЯсающий лик смерти.  ќдмон
передал  отцу кирку, лопату и  заступ и вылез  из  Ямы. ‚двоем они подтащили
осла за ноги к краю Ямы и, опустив вниз,  положили на спину. Џередние  ноги,
устремленные к  небесам,  торчали  из  могилы. “дарами лопаты старина ‹амбер
убрал  их в  Яму. Ћн вручил  лопату сыну и направилсЯ к дому. ќдмон принЯлсЯ
закапывать Яму. ‘апо стоЯл рЯдом и смотрел. ‚еликое спокойствие овладело им.
‚еликое  спокойствие  - это  преувеличение.  …му стало лучше.  —ужаЯ  смерть
животворна.  ќдмон  на   мгновение  остановилсЯ  передохнуть,  тЯжело  дыша,
облокотилсЯ на лопату  и  улыбнулсЯ.  „есны  розовели  там,  где недоставало
зубов.  ’олстый ‹амбер  сидел у окна,  курил, смотрел  на  сына. ‘апо присел
рЯдом, положив руку на стол, а голову на руку, и задумалсЯ, как будто он был
один. Џотом  его втораЯ рука  скользнула  под голову, легла на  первую, и  в
таком положении ‘апо замер, как изваЯние. ‹уи начал рассуждать. Љазалось, он
пребывал  в  хорошем настроении. Ћсел, по его мнению,  умер  от старости. Ћн
купил его два года тому назад, по дороге на бойню. ’ак  что жаловатьсЯ не на
что. Џосле сделки  хозЯин осла предсказал, что тот  подохнет  на  первой  же
борозде. Ќо ‹амбер был тонким знатоком ослов. ѓлавное при покупке осла - это
его глаза, остальное неважно. ’ак что он заглЯнул, как можно глубже, в глаза
ослу,  у ворот бойни, и увидел, что осел еще поработает. €  осел ответил ему
благодарным  взглЯдом,  во  дворе  бойни.  Џока  ‹амбер  повествовал,  бойнЯ
угрожающе   надвигалась.  ‚  результате  место   заключениЯ  сделки  сначала
перенеслось с дороги, котораЯ вела  на бойню,  к воротам бойни, а затем и на
сам двор. …ще немного - и он вырвет осла из-под ножа живодера. ‚ глазах его,
говорил ‹амбер, застыла обращеннаЯ ко мне мольба. Ћсел был весь в  Язвах, но
когда покупаешь осла, не надо боЯтьсЯ старческих болЯчек.  Љто-то сказал: Ћн
уже прошел сегоднЯ  десЯть  миль, до дома  его не  довести,  он  подохнет по
дороге.  џ решил, что сумею выжать из него  шесть  месЯцев, сказал ‹амбер, а
выжал два года. Ќа  протЯжении всего  рассказа он не сводил глаз с сына. ’ак
они  и сидели,  по обе  стороны  стола,  в  полумраке, один  говорил, другой
слушал,  и  оба далеки, один - от того,  что говорил, другой - от  того, что
слушал, и  оба - друг от  друга.  Ључа земли понемногу таЯла, в косых  лучах
заходЯщего солнца  землЯ  странно  светилась,  комки  ее мерцали в  вечернем
сумраке,  словно  свет  шел изнутри. ќдмон  часто останавливалсЯ и  отдыхал,
опершись  на лопату и  глазеЯ по сторонам. Ќа бойне, произнес ‹амбер, только
там  Я покупаю себе  животных, нет, ты посмотри на этого бездельника. ‹амбер
вышел на  улицу и принЯлсЯ за работу, встав  рЯдом с  сыном. Ќекоторое времЯ
они работали вместе, не  обращаЯ друг на друга  вниманиЯ. Џотом сын отбросил
лопату в одну сторону, сам повернулсЯ в другую и медленно пошел, переходЯ от
работы к отдыху широким и плавным движением, совершавшимсЯ, казалось, помимо
воли. Ћсла видно не было. ‹ицо земли, на котором он  так упорно трудилсЯ всю
жизнь,  уже  не  увидит  его, надрывно  тЯнущего плуг  или ломовую телегу. €
совсем скоро ’олстый ‹амбер пройдет плугом или  бороной то место, где  лежит
осел,  при  помощи  другого  осла,  или старого  конЯ,  или  дрЯхлого  вола,
купленных  на живодерне, ибо ’олстый ‹амбер знал, что лемех  не  вывернет из
земли разложившийсЯ труп и сошник не затупитсЯ о торчащие из земли кости. Ћн
отдавал  себе отчет в  том, что  мертвые и  захороненные  стремЯтсЯ, вопреки
всему,  что  следовало бы  ожидать,  выйти  на поверхность,  чем  напоминают
утопленников. €  выкапываЯ Яму, это  учитывал. ќдмон и его  мать разминулись
молча. Њать  шла от соседа, занЯв фунт  чечевицы на ужин. ‚ эту минуту перед
ее глазами стоЯл безмен, которым  взвешивали  чечевицу, и она  размышлЯла  о
том, верен ли он. Њужа, как и сына, она миновала быстро, даже не взглЯнув  в
его сторону,  и в позе мужа тоже ничто не говорило о том, что он ее заметил.
Ћна зажгла лампу, котораЯ стоЯла на своем  обычном месте, на каминной доске,
рЯдом  с будильником, бок о бок с  которым висело на гвозде распЯтие.  —асы,
как  самый мелкий  предмет, должны  были всегда  располагатьсЯ посередине, а
лампа и распЯтие не могли поменЯтьсЯ местами из-за гвоздЯ, на котором висело
последнее. †енщина  прижалась к стене и  не отрывалась от нее до той минуты,
пока не  вывернула  фитиль.  Љогда  же  вывернула,  взЯлась за  прокопченный
абажур, обезображенный большой дырой.  Џоставив абажур, она заметила ‘апо  и
подумала  сначала,  что  перед  ней  стоит дочь.  ’огда мысли ее унеслись  к
дочери,  которой  здесь не было.  Ћна опустила лампу  на стол, и внешний мир
скрылсЯ во  мраке. Ћна села на стул, высыпала на стол чечевицу  принЯлась ее
перебирать.  ‚скоре на поверхности стола образовались две кучки, большаЯ все
времЯ уменьшалась, маленькаЯ росла. ‚незапно, Яростным взмахом руки, женщина
смела  обе кучки  воедино, уничтожив, таким образом, меньше чем за  секунду,
плод двух-трех  минут  работы.  Џотом  вышла  и вернулась  с  кастрюлей.  Ќе
подохнут, сказала  она и  ребром ладони смахнула чечевицу в кастрюлю, словно
самое главное было не подохнуть, но так неловко и поспешно, что значительнаЯ
часть  чечевицы  просыпалась на  пол.  Џотом  взЯла  лампу  и  снова  вышла,
возможно, за водой или  за куском  грудинки.  Љомната  снова  погрузилась  в
темноту,  наружный  мрак стал  постепенно  светлеть, и  ‘апо, прижав лицо  к
стеклу, смог  разобрать  отдельные  формы  и среди них  -  ’олстого ‹амбера,
утаптывающего  землю. Џрервать на  середине скучную и, возможно, бесполезную
работу - это ‘апо было понЯтно. ‚едь большаЯ часть дел - именно такого рода,
и  единственный способ разделатьсЯ  с ними - бросить их вообще. Ћна могла бы
перебирать чечевицу всю ночь и не добитьсЯ поставленной цели - освободить ее
от всех примесей. € в конце концов, она бы остановилась и сказала: џ сделала
все, что могла. Ќо  она бы  не сделала все,  что могла. Џравда,  наступает в
жизни такой момент, когда прекращаешь всЯкие попытки, и  такое решение самое
разумное, опечаленный и разочарованный,  но  не  настолько, чтобы уничтожить
все, уже сделанное. Ќо что если цель, которую она, перебираЯ чечевицу, перед
собой  поставила,  заключалась  не  в том,  чтобы  изгнать  из  чечевицы все
примеси,  большую  их  часть? —то тогда?  Ќе знаю. ‚  то же времЯ  ежедневно
ставЯтсЯ  и  такие  цели, о которых говорЯт, и довольно  правдиво,  что  они
достижимы, впрочем, Я таких  целей не  знаю. †енщина вернулась, держа  лампу
высоко в вытЯнутой руке, но несколько ее  отодвинув, чтобы не слепить глаза.
‚ другой руке она держала за задние лапы белого  кролика. ‚ отличие от осла,
который был черным, кролик был белым. ‚прочем, его уже не было,  он перестал
быть, он  был  мертв. …сть  такие  кролики,  которые  умирают прежде, чем их
убьют,  от одного  страха.  Ћни  успевают  умереть,  пока их  вытаскивают из
клетки,   часто  за  уши,  и  располагают  в  позе,  наиболее   удобной  длЯ
завершающего  удара, иногда по шее, иногда по другой части тела.  €  нередко
наносЯт  смертельный  удар по уже  бездыханному существу,  не подозреваЯ  об
этом, ибо перед  глазами по-прежнему стоит живой кролик, поедающий в глубине
железной  клетки зеленые  листочки. €  человек поздравлЯет  себЯ  с успешным
нанесением смертельного удара, с первого  раза, и  радуетсЯ, что не причинил
кролику ненужных страданий,  не понимаЯ, что в  действительности он трудилсЯ
впустую. —аще всего  такое случаетсЯ по ночам, ночью  страх  сильнее. —то же
касаетсЯ кур, то  они, как  замечено,  более упорно  цеплЯютсЯ  за  жизнь, и
некоторые из них, с  уже отрубленной  головой, прыгают и мечутсЯ, прежде чем
рухнуть. ѓолуби тоже менее впечатлительны  и иногда даже вырываютсЯ, пока им
не  свернут шею. ѓоспожа ‹амбер тЯжело дышала. —ертенок! -  воскликнула она.
Ќо ‘апо был уже далеко, он уносилсЯ, раздвигаЯ руками высокие луговые травы.
‚скоре ‹амбер, а затем и его сын, учуЯв  приЯтный запах, поЯвились на кухне.
‘идЯ за столом,  избегаЯ смотреть друг другу в глаза, они ждали. Ќо женщина,
мать,  подходила к  двери и выкликала. ‹иззи, кричала  она  снова и  снова и
возвращалась  на  свое  место.  Ћна  видела,  что  уже  взошла  луна.  Џосле
некоторого  молчаниЯ ‹амбер объЯвил: ‡автра  прирежу ЃелЯнку. ђазумеетсЯ, он
воспользовалсЯ  не этими словами,  но смысл был именно этот. Ћднако ни жена,
ни сын не одобрили его - жена потому, что предпочла бы прирезать —ернушку, а
сын  придерживалсЯ  того мнениЯ,  что резать козлЯт,  будь  то  ЃелЯнка  или
—ернушка, еще слишком  рано. Ќо ’олстый ‹амбер велел им попридержать Языки и
направилсЯ в угол комнаты за корзиной с ножами, их было три. Ќеобходимо было
снЯть с них смазку и наточить один о  другой. ѓоспожа ‹амбер опЯть подошла к
двери, прислушалась, окликнула. ѓде-то далеко-далеко  отозвалось стадо.  Ћна
возвращаетсЯ, сказала  госпожа ‹амбер. Ќо прошло немало времени,  прежде чем
она  вернулась.  Љогда с едой  было  покончено, ќдмон отправилсЯ в  кровать,
чтобы  в  тиши и  покое предатьсЯ онанизму,  пока не пришла сестра, ибо  они
делили  с ней  одну  комнату.  ЌельзЯ  сказать,  что  благопристойность  его
сдерживала, когда сестра была рЯдом. ’ак же  как и ее, когда рЯдом находилсЯ
брат. €х кровати стоЯли впритык, перестановка была невозможна. ’ак что ќдмон
направилсЯ в постель без особых на то причин. Ћн с удовольствием переспал бы
с сестрой, отец его тоже,  Я хочу сказать, что отец с удовольствием переспал
бы с дочерью, - кануло в ‹ету то времЯ, когда он с удовольствием переспал бы
с сестрой. Ќо что-то их удерживало. €, казалось, она не сильно этого желала.
Ќо  она  была  молода.  ‚  воздухе  пахло  кровосмешением.  ѓоспожа  ‹амбер,
единственный  член  семьи,  ни с  кем  спать  не  желавший,  с  безразличием
наблюдала его приближение. Ћна вышла из кухни. Ћставшись  наедине с дочерью,
‹амбер, сидЯ, наблюдал за ней. Џрипав  к плите, она застыла на корточках. Ћн
велел ей поесть, и она принЯлась за остатки кролика,  из горшка, ложкой.  Ќо
скучно долго наблюдать за человеком, даже если и готов на это, и  неожиданно
‹амбер  увидел  дочь  в другом месте и занЯтую  совсем другим делом,  нежели
погружение ложки в рот, на пути от горшка, и  в горшок, на пути  от рта. Џри
этом ‹амбер мог поклЯстьсЯ, что не сводил с дочки глаз. Ћн сказал: ‡автра мы
зарежем ЃелЯнку,  можешь  взЯть  ее  себе,  если  хочешь. Ќо  видЯ,  что она
продолжает грустить и щеки ее заливают слезы, он направилсЯ к ней.
     ЉакаЯ скука. —то если перейти к камню. Ќет, получилось  бы то же самое.
‹амберы,  ‹амберы, при чем тут  ‹амберы?  ‚ сущности, ни при чем. Ќо  пока Я
занимаюсь  ими,  терЯетсЯ другое. Љак продвигаютсЯ мои  планы, мои планы, не
так давно у менЯ  были планы. ‚озможно, мне осталось прожить еще лет десЯть.
‹амберы! €  тем не менее Я попытаюсь  продолжить, немного, мои  мысли где-то
блуждают, Я не могу оставатьсЯ  на  месте. џ слышу  свой  голос, доносЯщийсЯ
издалека, из далей моего  сознаниЯ, он рассказывает о ‹амберах, обо мне, мое
сознание блуждает, далеко отсюда, в собственных развалинах.
     €  вот  госпожа  ‹амбер  осталась  на  кухне  одна.  Ћна  села  у окна,
подвернула фитиль  у лампы,  что  делала всегда, перед  тем  как  ее задуть,
потому  что не любила гасить еще не  остывшую лампу. Љогда она  решила,  что
плита  и  заслонка  достаточно  остыли,  она  поднЯлась  и  закрыла  вьюшку.
Њгновение постоЯла в нерешительности, подавшись вперед и уперев руки в стол,
потом  снова села.  ’рудовой  день  ее  кончилсЯ,  и начались другие  труды,
ежедневные мучениЯ, приносимые слепой жаждой жить. ‡а столом или на ходу она
переносила  их  лучше,  чем  в  постели.  €з  глубин  бесконечной  усталости
доносилсЯ  ее  несмолкаемый вздох, тоска по дню, когда была ночь, и по ночи,
когда был день, и днем и ночью, со страхом, по свету, о котором она слышала,
но  которого, как ей говорили, она  не узрит,  потому что  он  не  похож  на
знакомый ей свет, не  похож на летний  рассвет,  который,  она  знала, снова
застанет  ее  на  кухне, где она  будет  сидеть на  стуле,  выпрЯмившись или
склонившись на стол, - слишком мало сна, слишком мало отдыха, но больше, чем
в постели. —асто  она поднималась  и  ходила по комнате или обходила  ветхий
дом. ЏЯть лет это уже продолжалось, пЯть или шесть,  не больше. Ћна  внушала
себе,  что  страдает  какой-то  женской  болезнью,  но верила  этому  только
наполовину.  Ќа кухне, пропитанной ежедневными  заботами, ночь  казалась  не
такой  темной,  день не таким мертвым. Љогда становилось  совсем  плохо, она
сжимала  краЯ ветхого стола, за которым скоро опЯть  соберетсЯ семьЯ и будет
ждать, когда она им подаст,  и судорожно шарила  по нему, ощупываЯ  стоЯвшие
наготове  пожизненные  неизбывные  горшки  и  кастрюли, - это помогало.  Ћна
распахнула дверь и выглЯнула. ‹уна скрылась, но звезды мерцали. Ћна стоЯла и
смотрела  на них.  ’акаЯ картина  ее иногда утешала. Ћна  подошла к колодцу,
потрогала цепь.  ЃадьЯ  была опущена  на  дно,  ворот на замке.  ’ак-то вот.
Џальцы  ее  гладили изогнутые  звеньЯ  цепи.  ‘ознание  неустанно  порождало
неЯсные вопросы, они громоздились  и медленно осыпались. Ќекоторые, кажетсЯ,
относились к дочери,  несущественные, сейчас она без сна лежала в постели  и
слушала.  Љогда до нее донеслись шаги матери, она  уже готова была  встать и
спуститьсЯ вниз. Ќо только  на следующий день, или  через день, она решилась
повторить  то, что  сказал  ей ‘апо, а  именно,  что он уходит  и  больше не
вернетсЯ.  ’огда,  как делают  люди, когда кто-нибудь,  даже едва  знакомый,
умирает,  ‹амберы  припомнили о нем  все, что могли,  помогаЯ друг  другу  и
стараЯсь  согласовать  воспоминаниЯ. Ќо  все мы знаем, как слаб этот огонек,
едва мерцающий в пугающем мраке. Ђ согласие приходит только  позже, вместе с
забвением.
     ‘мертельнаЯ скука. Ћднажды Я послушалсЯ  совета одного иудеЯ касательно
волевых движений.  ќто случилось, должно быть,  в  то времЯ, когда Я все еще
искал  человека, которому  мог  бы доверитьсЯ и  который  доверилсЯ  бы мне.
‘ледуЯ  совету,  Я так широко раскрывал  глаза,  что  собеседник  приходил в
восторг от созерцаниЯ  их бездонных  глубин и того свечениЯ, которым озарЯли
они  все  то, что мы  не досказали. Ќаши лица  настолько сближались,  что  Я
чувствовал, как менЯ  обдувают горЯчие струи его дыханиЯ  и  опылЯют  брызги
слюны,  и  он, не сомневаюсь, чувствовал то  же  самое. Ћн по-прежнему стоит
перед моими глазами,  только что отсмеЯвшийсЯ, вытирающий глаза  и рот, и Я,
виден также и Я, с потупленным взором и мокрыми штанами, страдающий при виде
напущенной лужицы. Џоскольку  теперь этот человек  мне не  нужен, Я могу без
опаски назвать его имЯ:  „жексон.  џ жалел, что у него  не  было  кошки, или
щенка, или, еще лучше,  старой  собаки. €з  братьев меньших  он  имел одного
только  серо-розового попугаЯ.  „жексон все пыталсЯ  научить  его  говорить:
Nihil  in  intellectu  и  т.  д. ‘  первыми тремЯ  словами птица справлЯлась
хорошо,  но  произнести  известную  сентенцию  целиком ей было не под силу и
дальше раздавались  только жалобные  и  пронзительные  крики.  „жексона  это
раздражало,  он  придирчиво  заставлЯл  его  повторЯть  все  сначала.  Џопка
приходил в бешенство и забивалсЯ в угол клетки. Љлетка у него была чудеснаЯ,
со  всеми   удобствами,   жердочками,   качелЯми,   желобками,   кормушками,
ступеньками  и точилом  длЯ  клюва.  Љлетка была даже  перегружена,  лично Я
почувствовал бы себЯ в ней стесненным. „жексон называл менЯ меринос, не знаю
почему,  возможно,  на  французский манер. Ќо мне все же казалось, что образ
блуждающего  стада вЯжетсЯ с ним лучше,  чем со  мной. Ќаше знакомство  было
недолгим. џ мог бы переносить его общество, но он, к сожалению, питал ко мне
отвращение, как питали его  ко мне „жонсон, “илсон,  Ќикольсон и “отсон, все
эти сучьи  дети.  Љроме них, Я пыталсЯ,  недолго, искать родную  душу  среди
представителей  низших  рас, красной, желтой, шоколадной  и т. д.  € если бы
доступ к чумным был менее сложен, Я бы из кожи лез, чтобы втесатьсЯ к ним, -
строил бы  глазки, ходил  бочком, бросаЯ  вожделеющие  взглЯды,  унижалсЯ  и
завораживал,  испытываЯ при  этом сердечный трепет. ‘  сумасшедшими  Я  тоже
потерпел  неудачу, мне не  хватало  самой малости. ’ак  обстоЯло  дело  в то
давнее времЯ. Ќо гораздо важнее то, как обстоит дело сейчас. Ѓудучи молодым,
Я испытывал к старикам почтение и благоговейный страх, теперь немею при виде
орущих младенцев. „ом буквально кишит ими. Suave mari magno, особенно старым
морЯкам. ЉакаЯ  скука.  Ђ  казалось,  Я предусмотрел все.  …сли бы  тело мне
подчинЯлось, Я  выбросил  бы  его из  окна.  Ќо,  возможно, именно  сознание
собственного бессилиЯ дает мне смелость произнести это.  ‚се одно к одному -
Я свЯзан по рукам и ногам и, к сожалению, не знаю,  на каком этаже нахожусь,
скорее всего, лишь в  мезонине.  •лопанье дверей,  шаги на лестнице, уличный
шум не просветили менЯ в данном вопросе. …динственное, в  чем Я  уверен, так
это  в том, что здесь  есть живые  люди, надо  мной и подо мной.  Ћтсюда, по
крайней мере, вытекает, что Я  -  не в подвале. € разве, иногда,  Я  не вижу
небо и, иногда, через окно - другие окна,  выходЯщие, безусловно, на мое? Ќо
это ничего не доказывает, Я не желаю ничего доказывать. џ просто так говорю.
‚озможно, в конце концов, Я  все-таки нахожусь в погребе, и то пространство,
которое Я принимаю за улицу, не что иное, как широкаЯ канава или траншеЯ, на
которую выходЯт другие погреба. Ќу, а шумы, доносЯщиесЯ снизу, поднимающиесЯ
шаги? Ќе исключено, что есть другие  погреба,  еще глубже моего, почему бы и
нет? ‚ таком случае, снова встает вопрос о том, на каком же Я этаже, простое
заЯвление, что Я - в  подвале, ничего не  решает, если подвалы располагаютсЯ
Ярусами. Ђ что касаетсЯ шумов, которые, как Я утверждаю, доносЯтсЯ  снизу, и
шагов,  поднимающихсЯ  ко мне, то  происходит ли это  на самом деле?  ’акими
доказательствами Я не располагаю. Ќо  сделать  отсюда  вывод, что  Я  просто
подвержен  галлюцинациЯм,  -  на такой  шаг Я не  осмеливаюсь.  Љ тому  же Я
искренне верю, что в  доме находЯтсЯ люди, что  они входЯт и выходЯт  и даже
разговаривают, а также множество очаровательных младенцев, особенно много их
стало в последнее времЯ, родители постоЯнно переносЯт их с места  на  место,
опасаЯсь,  что  у  них  выработаетсЯ привычка к  неподвижности,  делаЯ  это,
несомненно,   в  предчувствии   того   днЯ,  когда  дети   вынуждены   будут
передвигатьсЯ  без  их  помощи.  Ќо  учитываЯ  всю сложность положениЯ,  мне
нелегко определить  навернЯка  то  место, где они  находЯтсЯ, по отношению к
тому  месту,  где  нахожусь  Я.  € в конце  концов  ничто так  не похоже  на
поднимающиесЯ  шаги,  как  шаги опускающиесЯ  или  даже  просто  двигающиесЯ
взад-вперед,  на одном уровне, длЯ того, конечно, кто понЯтиЯ  не имеет, где
находитсЯ и каких звуков ему ожидать,  а к тому же по большей части глух как
пробка.   ‘уществует,  естественно,  и   другое  объЯснение,  от   менЯ   не
ускользающее,  хотЯ  вызвавшее  бы   глубокое   разочарование,  окажись  оно
правильным,  а  именно, что Я уже мертв, а все продолжаетсЯ примерно так же,
как в то  времЯ, когда Я мертв не был. ‚озможно,  Я  испустил дух в лесу или
даже раньше. ‚  таком случае, все труды, которые  Я предпринЯл  за последнее
времЯ,  с какой  целью, Я помню не  совсем Ясно,  но, безусловно,  в свЯзи с
предчувствием,  что скоро  все заботы  кончатсЯ,  оказались бесполезными. Ќо
здравый смысл и  на этот раз подсказывает,  что ловить ртом воздух Я еще  не
прекратил.  €  выдвигает  в  доказательство  своей  точки  зрениЯ  различные
соображениЯ, свЯзанные, например,  с кучкой  принадлежащего мне имущества, с
пищеварительно-выделительным механизмом,  с парочкой напротив,  с изменчивым
небом надо мной и т. д. Ќо на самом деле, все это, возможно,  лишь копошение
могильных  червей. ‚зЯть, к  примеру, свет  в  моей каморке, о котором самое
малое, что можно сказать, действительно малое, так это то, что он причудлив.
Њне  приносЯт радость  ночь и день, говорю  предположительно,  обычно  здесь
царит кромешнаЯ тьма,  но радость эта  несколько отлична от  той, к которой,
мне кажетсЯ, Я привык до  того, как попал сюда. Ќапример, ничто не сравнитсЯ
с примерами, однажды Я находилсЯ в полной темноте  и с некоторым нетерпением
ожидал  наступлениЯ  утра   -  мне  понадобилсЯ  его  свет,   чтобы  получше
рассмотреть кое-какие мелочи,  невидимые в темноте. € вот  мало-помалу  мрак
светлел, и мне  удалось подтащить с  помощью палки нужные предметы. Ќо свет,
как  оказалось через  самое  кратчайшее  времЯ,  был вовсе не  рассветом,  а
сумерками. € солнце  не поднималось все выше  и  выше в небо, на что  Я  без
малейшей тени  сомнениЯ надеЯлсЯ, а  безмЯтежно  садилось,  и  ночь, проводы
которой Я только  что  на свой манер  отпраздновал, как ни в чем  ни  бывало
опустилась снова. Ђ вот  наоборот, как можно подумать, чтобы день завершилсЯ
сиЯнием утренней зари, этого, должен признатьсЯ, мне испытать  не удалось, и
мне  это обидно,  мне обидно, что  Я не могу  заставить себЯ  произнести:  џ
испытал и  это.  €  все  же, как часто Я умолЯл ночь снизойти  наконец, весь
долгий день-деньской, отдаваЯ этому все  свои слабые силы, и как часто молил
Я о наступлении днЯ, на протЯжении долгой-долгой ночи. Ќо прежде чем перейти
от этого вопроса к следующему, Я чувствую себЯ обЯзанным заЯвить,  что в том
месте, где Я нахожусь, света не  бывает, это не  свет. ‘вет  - там, снаружи,
там вспыхивает воздух, и  гранитнаЯ стена  напротив  переливаетсЯ  слюдЯными
прожилками, свет долетает до моего окна, но сквозь него не проходит. ’ак что
в этом помещении все  купаетсЯ, не скажу  в тени, и даже не в полутени, а  в
каком-то  свинцовом  свечении,  не  отбрасывающем  тени,  о  котором  трудно
сказать,  откуда оно беретсЯ, ибо  оно,  кажетсЯ, беретсЯ отовсюду сразу и с
равной силой. џ убежден, например, что в настоЯщий момент под кроватью  моей
так же светло, как и под потолком, что,  конечно, не слишком сильно сказано,
вы  понимаете.  Ќо  разве  это  не объЯснЯетсЯ  тем,  что  в  этом помещении
действительно нет  света,  имеющего цвет,  если не  считать цветом сероватое
каление? „а, безусловно, о сером  цвете говорить можно, лично Я не возражаю,
в таком случае речь идет о сером цвете, более или менее, чуть было не сказал
"ложащемсЯ  поверх  черного  в  зависимости  от  времени  днЯ",  но  вовремЯ
спохватилсЯ, что от времени днЯ он не всегда  зависит.  ‘ам Я, лично,  очень
серый,  иногда мне кажетсЯ, что Я  излучаю серый цвет, так  же, как излучают
его,  например, простыни. € моЯ ночь - это  отнюдь не небеснаЯ ночь. —ерное,
естественно,  это  черное,  во  всем мире.  Ќо как  же  так получаетсЯ,  что
принадлежащее  мне  маленькое пространство не  озарЯетсЯ светилами, которые,
иногда  Я это  вижу,  сиЯют  откуда-то  издалека, и почему луна,  на которой
трудитсЯ  согбенный  Љаин, не отбрасывает света на мое  лицо? Ћдним  словом,
существует, по всей видимости, свет внешнего  мира, тех,  кому известны часы
восхода и захода солнца и луны, кто полагаетсЯ  на такое  знание, кто знает,
что тучи заволакивают небо, но рано или поздно  исчезают с горизонта,  и мой
свет. Њой  свет, этого  Я отрицать не стану,  тоже переменчив, в  нем есть и
сумерки, и рассветы, но они принесены мной оттуда, поскольку Я не всегда жил
здесь, и от них не избавитьсЯ. € когда Я осматриваю потолок и стены, Я вижу,
что нет  возможности зажечь  свет самому, искусственный  свет,  как зажигает
его,  например, чета напротив.  Ќо  длЯ  этого кто-то  должен  протЯнуть мне
лампу,  или  факел,  или что-нибудь  другое,  а  Я не знаю, способствует  ли
здешний воздух возгоранию,  знакома ли ему эта комедиЯ? €так, делаю памЯтную
заметку - поискать в своем имуществе спичку и проверить, горит ли она. умы,
крики, шаги, двери, шепоты - замолкают на целые дни, их дни. ’огда наступает
то молчание, о котором, знаЯ то, что знаю Я, Я просто скажу, что нет ничего,
Я бы сказал,  ничего отрицательного в нем. € тихо-тихо начинает пульсировать
мое маленькое  пространство. Њожно сказать, что все пространство заключаетсЯ
в моей  голове,  и действительно, иногда  мне кажетсЯ,  что и Я  нахожусь  в
чьей-то  голове и что эти  восемь, нет, шесть  плоскостей, которые заключают
менЯ, сделаны из сплошной кости. Ќо заключить отсюда,  что голова эта - моЯ,
нет, никогда. џ  бы сказал, кружит какой-то воздух,  и когда все стихает,  Я
слышу, как он бьет о стены, и стены отбивают его. € тогда где-то в срединном
пространстве  другие волны, другие раскаты  собираютсЯ  и рушатсЯ, и до менЯ
долетает  слабый звук воздушного  прибоЯ, то есть мое  собственное молчание.
€ли же  обрушиваетсЯ внезапный шторм, похожий на  те, наружные, приносЯщий с
собой  и  собой  погребающий крики детей,  умирающих, любовников, так что по
простоте душевной мне кажетсЯ, что они прекращаютсЯ, тогда как на самом деле
они  не прекращаютсЯ никогда. ’рудно утверждать навернЯка. € нет ли в черепе
вакуума? џ спрашиваю. Ђ когда Я закрываю  глаза, действительно  их закрываю,
так, как не может  никто, а Я  могу,  ибо и моему  бессилию есть пределы, то
иногда  кровать моЯ взлетает в воздух, и вихри кружат  ее, как  соломинку, и
менЯ вместе  с  ней. Љ счастью, дело тут  не столько  в  веках, прикрывающих
глаза, сколько в самой  душе, котораЯ  должна быть  прикрыта, от которой  не
отречьсЯ, бодрствующаЯ, взволнованнаЯ, по  ночам  заключеннаЯ в  клетку, как
свеча в фонарь, без приюта, без сноровки, без значениЯ, без пониманиЯ. Ћ да,
Я тешусь невинными развлечениЯми, которые
     ЉакаЯ неудача, из моих пальцев,  должно быть, выскользнул карандаш, так
как  только  сейчас  мне удалось  его обнаружить после сорока  восьми  часов
(смотри  выше)  прерывистых  усилий.  Њоей  палке  недостает   хватательного
хоботка, как у ночного тапира. Ќадо бы мне терЯть карандаш гораздо чаще, это
пошло бы  мне на пользу, Я  бы взбодрилсЯ, стало бы  веселее.  џ  провел два
незабываемых днЯ, о которых никогда ничего не узнаю, слишком поздно уже, или
еще слишком рано, не помню, за исключением того, что они принесли разрешение
и  заключение всей  этой печальной истории,  Я говорю об истории Њэлона (как
теперь  менЯ называют) и  того,  другого,  ибо остальное менЯ  не  касаетсЯ.
‘равнить это  можно,  хотЯ и с  трудом,  с осыпанием  двух  кучек тончайшего
песка,  или   пыли,   или  золы,   неравного  размера,  которые,  уменьшаЯсь
пропорционально  по  отношению друг  к другу,  если  это что-нибудь  значит,
оставлЯют после себЯ, вместо себЯ, блаженство отсутствиЯ. Џока это  длилось,
Я  прилагал  все  усилиЯ, урывками,  чтобы вновь  овладеть  карандашом.  Њой
карандаш. Њарки "‚енера", все еще  зеленый,  несомненно, с пЯтью или  шестью
гранЯми, заточенный с обоих концов и такой короткий, что едва хватает места,
между его концами,  длЯ большого пальца и двух  с ним смежных, сжимающихсЯ в
маленькие тиски. џ использую  оба  конца, непрерывно их менЯЯ, и часто сосу,
сосать  Я люблю.  Ђ  когда они тупЯтсЯ, Я затачиваю их  ногтЯми -  длинными,
желтыми,  острыми  и  ломкими, им не  хватает  извести  или фосфора. ’ак что
постепенно мой  карандаш  уменьшаетсЯ, это  неизбежно, и быстро приближаетсЯ
тот день,  когда от него останетсЯ лишь крошечный  кусочек, который пальцами
не удержать. Џоэтому Я  пишу не  нажимаЯ.  Ќо  грифель  очень  твердый  и не
оставлЯет следа, если не  нажимать. Ќа что  Я говорю  себе: ЉакаЯ разница, с
точки  зрениЯ  долговечности, между твердым грифелем, которым боишьсЯ писать
без  нажима, и мЯгким жирным грифелем, который пачкает страницу даже прежде,
чем  прикоснешьсЯ к ней.  Ћ да, Я  тешусь невинными развлечениЯми.  ‘транное
дело, но у менЯ есть и другой карандаш, сделанный во ”ранции, цилиндрической
формы, длинный, едва начатый, Я полагаю, что он где-то здесь, в постели. ’ак
что мне  нечего на этот счет боЯтьсЯ.  €  все же Я  боюсь. ‚о времЯ охоты за
карандашом Я сделал  любопытное открытие. Џол белеет. џ  нанес ему несколько
ударов  палкой,  и  звук, которым  он  ответил,  был  одновременно  резкий и
протЯжный, по сути дела, неправильный.  Ќе без некоторого трепета Я осмотрел
другие большие  плоскости, надо  мной  и вокруг менЯ.  ‚се  это  времЯ песок
продолжал убывать, тонкой струйкой, и Я говорил себе: ќто навсегда, - имеЯ в
виду, конечно, карандаш. ’ак вот, Я обнаружил, что все  эти поверхности или,
лучше сказать,  подверхности, как  горизонтальные, так  и вертикальные, хотЯ
они  и не выглЯдЯт особенно вертикальными с того места, где Я лежу,  заметно
обесцветились со  времени  моего последнего их  осмотра,  происходившего  не
помню когда. ќто тем более поразительно, что  тенденциЯ  предметов, в общем,
заключаетсЯ, по-моему, в том, чтобы темнеть, по мере того как убывает времЯ,
за исключением,  конечно, наших останков  и некоторых частей тела,  терЯющих
свой естественный цвет после того, как из них вытечет всЯ кровь. Ћзначает ли
это, что здесь стало светлее после того, как Я  узнал, что  происходит? Ќет,
боюсь,  что  нет,  свет по-прежнему  серый, временами буквально  искрЯщийсЯ,
потом мрачнеющий, потом тускнеющий, густеющий, Я бы сказал, до тех пор, пока
все  предметы  не исчезнут, все,  кроме окна,  которое  становитсЯ,  образно
говорЯ, моим средоточием,  так что Я говорю себе: Љогда  скроетсЯ и окно, Я,
пожалуй,  узнаю, где  нахожусь.  Ќет, Я хочу  сказать другое, а именно, что,
широко раскрыв глаза и устремлЯЯ взглЯд к границам томЯщей менЯ тьмы, Я вижу
проблески и мерцаниЯ, исходЯщие словно от костей, чего до сих пор, насколько
мне известно, никогда не случалось. € в памЯти отчетливо всплывают обои, или
как  там  они называютсЯ  по-другому, еще  сохранившиесЯ  кое-где на стенах,
кишащие розами, фиалками и другими  цветами, в  таком  безмерном количестве,
какого,  кажетсЯ,  Я не видел за всю свою  жизнь,  и таких красивых. ‘ейчас,
судЯ  по всему,  они  исчезли,  и если цветов  не было  на потолке, то  там,
несомненно,  было  что-то другое,  купидоны,  например, тоже исчезнувшие без
следа. Џока Я без  устали гонЯлсЯ за карандашом, наступил момент, когда  моЯ
тетрадь,  почти школьнаЯ, тоже  упала  на  пол. Ќо  ее  Я  обнаружил быстро,
прочесав палкой одну из щелей  в  полу,  и  осторожно подтащил к себе. €  на
протЯжении всего  этого времени, изобиловавшего происшествиЯми и несчастными
случаЯми, из  моей  головы, Я полагаю,  вытекало все в ней находившеесЯ, она
опустошалась, словно шлюз, доставлЯЯ мне  огромную радость, пока, наконец, в
ней ничего не  осталось, ни от Њэлона, ни от того, другого. Ѓольше  того,  Я
мог, ничуть  себЯ не затруднЯЯ,  следить за  различными  этапами избавлениЯ,
ничуть  не  удивлЯЯсь  неравномерности  его  протеканиЯ,   то  быстрого,  то
медленного,  - таким  кристально Ясным было мое понимание причин, по которым
все происходило так, а не иначе. € огромную радость доставлЯло мне не только
само это зрелище, но и мысль, что теперь Я  знаю, как надо поступить, ибо до
сих  пор Я  двигалсЯ на ощупь  и  не  двигалсЯ тоже, да,  Я шарил руками  по
воздуху,  стоЯ  как  вкопанный.  Ќо  опЯть,  в  который  раз,  Я  совершенно
заблуждалсЯ,  воображаЯ, что сумел,  наконец,  понЯть природу  моих  нелепых
горестей,  Я  это имею  в  виду, но не настолько  совершенно,  чтобы  теперь
упрекать себЯ за это. €бо  даже когда  Я говорил:  Љак легко и прекрасно все
это,- то, не переводЯ дыханиЯ,  добавлЯл:  ‘коро все опЯть покроетсЯ мраком.
Ѓез  особой печали вижу Я нас снова такими, какими мы были  всегда, - вот мы
разделЯемсЯ,  рассыпаемсЯ  по   зернышку,  пока  усталаЯ  рука  не  начинает
забавлЯтьсЯ, собираЯ нас и тонкой струйкой ссыпаЯ на  прежнее место,  шутЯ и
играЯ,  как  говоритсЯ.  ‚едь  Я  знал, что  именно  так и будет, даже когда
говорил: Ќаконец-то!  Џризнаюсь, что  Я, по крайней мере с тех пор, как себЯ
помню,   сроднилсЯ  с  ощущением  руки,  слепой   и   усталой,   неторопливо
перебирающей частицы, из которых Я состою, тонкой струйкой  ссыпаЯ их сквозь
растопыренные пальцы. €ногда, когда вокруг все стихает, Я чувствую, как  она
погружаетсЯ в менЯ по локоть, но очень нежно,  словно во  сне. € почти сразу
же вздрагивает, пробуждаетсЯ,  спохватываетсЯ, шарит, опустошает в  отместку
за то,  что  не может разнести менЯ одним  взмахом. џ ее понимаю.  Ќо у менЯ
было столько странных  ощущений и,  главное,  ни  на чем  не основанных, что
лучше о них молчать. ‘казать, например, сколько раз Я превращалсЯ в жидкость
и  становилсЯ  грЯзью,  - к  чему?  €ли  как Я делалсЯ  таким крошечным, что
терЯлсЯ в игольном  ушке?  Ќет,  вреда  в этих  заскоках  нет,  но  и  толка
никакого. €так, Я говорил, если не  ошибаюсь, о своих невинных  развлечениЯх
и, видимо, хотел сказать,  что лучше  было бы мне довольствоватьсЯ ими, а не
разводить хренотень о жизни и смерти, если разговор об этом, но надо думать,
что именно об этом, ибо, сколько помню, ни о чем другом Я не говорил. Ћднако
мне легче взЯть одр свой и  пойти, чем  сказать незамедлительно, что же  это
такое.  ќто очень неопределенно  - жизнь  и смерть. “ менЯ, безусловно, было
собственное мнение по этому  вопросу, когда Я начинал, в противном случае  Я
бы  не  начал,  а  тихо  сидел  бы,  зеваЯ от скуки, развлекаЯсь конусами  и
цилиндрами, птичьим  хором  и  прочей ерундой,  пока кто-нибудь  по  доброте
душевной не схоронил  бы менЯ. Ќо оно вылетело у менЯ из головы, мое мнение.
Ќеважно, у менЯ есть  теперь другое. €ли  это  то же  самое, все мнениЯ  так
похожи, если  приглЯдетьсЯ. ђождайсЯ,  такой мозговой сигнал Я  получил, что
значит:  Џроживи  столько, чтобы познакомитьсЯ с  бесплатным  угарным газом,
поблагодарить  всех за  чудесно проведенное времЯ и убратьсЯ. ‚ глубине души
именно об этом  Я всегда и мечтал, о чем Я только  не мечтал в глубине души,
сколько  раз  натЯгивалась  тетива,  а стрела так и  не  вылетела.  „а,  и Я
превратилсЯ в старого утробного ублюдка,  седого и бессильного, с  матерью Я
разделалсЯ, она прогнила  мной, выкинуть менЯ ей помогла гангрена, возможно,
здесь  не обошлось без участиЯ папы, Я приземлюсь головой  вперед, хныча,  в
дальнем  углу  склепа, нет, хныкать  Я не буду, незачем. ‚се  свои истории Я
рассказал,  припав  ртом  к вонючей слизи, и, распухаЯ, распухаЯ,  распухаЯ,
приговаривал: ‘ этой историей, наконец, покончил. Ќо  откуда этот  внезапный
пыл,  разве  что-нибудь случилось, что-нибудь изменилось? Ќет, ответ гласит:
Ќичего, моего рождениЯ не будет, а значит, не будет смерти, и  очень хорошо.
€ если Я говорю о себе и о том, другом, малыше  моем,  то только от нехватки
любви, чтоб Я лопнул,  этого Я не ожидал, нехватки,  мне  не остановитьсЯ. €
все  же  иногда  мне кажетсЯ,  что Я все-таки родилсЯ  и долго  пожил,  знал
„жексона, блуждал по  городам, лесам  и  непроходимым зарослЯм  и влачилсЯ в
слезах по морЯм  мимо островов  и полуостровов, там, где ночь зажигала рукой
человека желтые огоньки, и всю ночь белые и цветные лучи  светили в песчаные
укрытиЯ, где Я был счастлив, скрючившись на песке  под защитой скалы, мокрый
от  морской  пены,  вдыхаЯ  запах  водорослей  и  влажного  гранита,  слушаЯ
завываниЯ  ветра,  исхлестанный волнами, или тихо  вздыхаЯ на берегу,  нежно
загребаЯ гальку, нет, не  счастливый, счастлив Я никогда не был,  но  желаЯ,
чтобы ночь не кончалась, чтобы утро не  наступало, чтобы люди не просыпались
и не говорили: Ќу, шевелись, мы скоро умрем, возьмем же от жизни что  можем.
Ќо какаЯ разница, родилсЯ Я или нет, жил или нет, умер или еще умираю, Я все
равно буду делать то, что делаю,  не знаЯ, что именно делаю, не знаЯ, кто Я,
не знаЯ, где Я, не знаЯ, существую ли Я. „а, маленькое создание, Я попытаюсь
сотворить маленькое создание, чтобы обнЯть его, создание по образу моему, не
имеет  значениЯ, что Я говорю.  Ђ увидев сколь убогое творение Я произвел на
свет, или  как  оно  похоже  на менЯ, Я  его  уничтожу.  Џосле чего  надолго
останусь  один,  несчастный,  не  ведаЯ, какую  молитву  произнести  и  кому
молитьсЯ.
     Њного времени  прошло прежде, чем  Я снова его нашел,  но все же нашел.
Ћткуда Я узнал, что  это именно он, Я  не знаю. —то  могло  изменить  его до
такой  степени?  †изнь, возможно,  поиски любви, пищи, бегство от борцов  за
справедливость.  џ исчезаю  в  нем, вероЯтно, в надежде  что-то  выЯснить. €
попадаю в пласт, в пласты, где нет пустых пород и следов чего бы то ни было.
Ќо прежде, чем умереть, Я найду следы  того, что было. џ наткнулсЯ на него в
самом центре города, он сидел на скамье. Љак Я узнал, что это он? Џо глазам,
наверное. ‚прочем, нет,  Я не знаю,  как Я его узнал, Я не  возьму  назад ни
одного  слова. ‚озможно, это вовсе не он.  „а это и не важно, теперь он мой,
живаЯ  плоть, разумеетсЯ,  мужскаЯ,  живущаЯ той  вечерней  жизнью,  котораЯ
подобна  выздоровлению,  если  мои  воспоминаниЯ  все  еще  мои,  и  которую
смакуешь,  ковылЯЯ вслед  за  неверным  солнцем,  спускаЯсь  ниже  могил,  в
переходы  подземной железной  дороги,  в  зловоние  суетЯщихсЯ толп, снующих
между колыбелью  и гробом, боЯсь опоздать или попасть  не туда. —его еще мне
желать?  „а, то были прекрасные дни, когда быстро  вечерело,  и времЯ летело
незаметно  в поисках тепла  и  относительно съедобных объедков. ЉажетсЯ, так
будет  до  конца жизни.  Ќо внезапно  все  вокруг  снова  начинает реветь  и
бесноватьсЯ,  вздымаютсЯ непроходимые заросли  папоротника, или расстилаютсЯ
выметенные  ветром  пустыни, и человек начинает сомневатьсЯ, не  умер ли он,
неведомо длЯ  себЯ, и не попал ли  в ад,  или не родилсЯ ли снова, в мир еще
худший. €  трудно поверить, что когда-то,  недолго, пекари  бывали  добры, к
концу  днЯ,  и зеленые  Яблоки,  Я  обожал Яблоки,  вы  могли у  них  просто
выпросить,  умеючи,  а те, кому  позарез нужно  было,  могли и  погретьсЯ на
солнышке, и  укрытьсЯ  в тени. € вот он  сидит,  прЯмо  молодцом-молодец, на
скамейке,  спиной к реке, и одет следующим образом, хотЯ  одежда и не важна,
это Я знаю, но другой  у  него  не будет, никогда.  Ћдежда  была  на нем уже
давно,  судЯ  по  тому,  как  она  истлела,  но это  не имеет значениЯ,  она
последнЯЯ. ‘амое  видное  из того, что на нем надето,  - это пальто,  в  том
смысле, что  полностью  его покрывает и заслонЯет от взоров.  Ћно так хорошо
застегнуто,  сверху  донизу,  самое  малое пЯтнадцать пуговиц, через  каждые
три-четыре дюйма,  не  более,  что  нет  никакой  возможности  увидеть,  что
происходит внутри. € даже ноги, упирающиесЯ в землю и благонравно сдвинутые,
даже  они частично  прикрыты, несмотрЯ  на  двойной  изгиб тела,  сначала  у
основаниЯ туловища, где бедра и таз образуют прЯмой угол, а затем в коленЯх,
где  голени   восстанавливают  перпендикулЯр.   „а,  положению  его  тела  в
пространстве не хватает  непринужденности, и если бы не отсутствие уз, можно
было бы подумать, что он привЯзан  к скамье - напрЯженнаЯ  поза, и так резко
очерченнаЯ  углами   и   плоскостЯми,   что  напоминает  изваЯние   Њемнона,
возлюбленного сына ‡ари. „ругими словами,  когда он идет или просто стоит на
месте, пальто буквально подметает землю и шуршит, как шлейф, когда он ходит.
€бо  пальто  это  оканчиваетсЯ бахромой, как  некоторые  занавески,  а нити,
вылезшие из рукавов, свободно болтаютсЯ и сплетаютсЯ в длинные развевающиесЯ
прЯди,  порхающие  по ветру. ђуки тоже  спрЯтаны,  поскольку и рукава у этой
ветоши  имеют соответствующую  длину.  Ќо  воротник  хорошо  сохранилсЯ,  он
бархатный или, может быть, плюшевый.  —то касаетсЯ  цвета его пальто, а цвет
важен, как  и все прочее, отрицать это  бессмысленно,  то в нем  преобладают
зеленые тона. Њожно держать пари, не боЯсь проиграть, что, новое, это пальто
было просто зеленым, так сказать, каретно-зеленым - в  былые  времена, когда
по городу  громыхали кэбы и экипажи, стенки которых были окрашены в красивый
бутылочный  цвет, Я сам  их, должно быть, видел  и  даже ездил на них, такой
возможности  Я  бы не  упустил.  Ќо  возможно, Я ошибаюсь, называЯ  то,