еском отделении
было налажено - пришлось все бросить и уехать...
     ‘ ‹униным мы встретились на лестнице. “ него было свойство краснеть при
смущении. Ћн налилсЯ кровью.  ‚прочем, "угостил менЯ  закурить", порадовалсЯ
моим успехам, моей "карьере" и рассказал об ќдит Ђбрамовне.
     Ђлександр Ђлександрович ђубанцев уехал. Ќа третий же день в процедурной
была  устроена пьЯнка - хирургический спирт пробовал и главный врач Љовалев,
и начальник больницы ‚инокуров,  которые побаивались ђубанцева и не посещали
хирургическое   отделение.   ‚о   врачебных  кабинетах  начались   пьЯнки  с
приглашением  заключенных   -  медсестер,  санитарок,  словом,   стоЯл   дым
коромыслом.   Ћперации  чистого  отделениЯ   стали  проходить  с   вторичным
заживлением - на обработку операционного полЯ не стали  тратить драгоценного
спирта. ЏолупьЯные начальники шагали по отделению взад и вперед.
     Ѓольница эта была моей больницей.  Џосле окончаниЯ  курсов в конце 1946
года  Я приехал сюда с  больными. Ќа моих глазах больница выросла - это было
бывшее здание Љолымполка, и когда после войны какой-то специалист по военной
маскировке  забраковал  здание -  видное среди  гор  за десЯтки  верст,  его
передали больнице длЯ заключенных. •озЯева, Љолымполк, уезжаЯ, выдернули все
водопроводные  и  канализационные  трубы,  какие  можно  было  выдернуть  из
огромного трехэтажного каменного зданиЯ, а из зрительного зала клуба вынесли
всю  мебель и  сожгли  ее в котельной.  ‘тены были  побиты,  двери  сломаны.
Љолымполк  уезжал  по-русски.  ‚се  это  восстановили   мы  по  винтику,  по
кирпичику.
     ‘обрались  врачи, фельдшера,  которые  пытались сделать все  как  можно
лучше. „лЯ  очень многих это  был  свЯщенный долг -  отплата за  медицинское
образование - помощь людЯм.
     ‚се бездельники поднЯли головы с уходом ђубанцева.
     - ‡ачем ты берешь спирт из шкафа?
     -  Џошел ты знаешь  куда,-  объЯвила мне  сестра.-  ’еперь, слава богу,
ђубанцева нету, ‘ергей Њихайлович распорЯдилсЯ...
     џ был поражен, подавлен поведением ‹унина. Љутеж продолжалсЯ.
     Ќа очередной пЯтиминутке ‹унин смеЯлсЯ над ђубанцевым:
     - Ќе сделал ни одной операции Язвы желудка, хирург называетсЯ!
     ќто был вопрос не новый. „ействительно, ђубанцев не делал операций Язвы
желудка.   Ѓольные   терапевтических   отделений  с  этим   диагнозом   были
заключенными  -  истощенными,  дистрофиками,  и  не  было  надежд,  что  они
перенесут операцию. "”он нехорош",- говаривал Ђлександр Ђлександрович.
     - ’рус,-  кричал ‹унин  и  взЯл  к себе  из  терапевтического отделениЯ
двенадцать  таких  больных.  €  все  двенадцать были  оперированы  -  и  все
двенадцать  умерли.  Ћпыт  и  милосердие  ђубанцева  вспомнились  больничным
врачам.
     - ‘ергей Њихайлович, так работать нельзЯ.
     - ’ы мне указывать не будешь!
     џ написал заЯвление о вызове комиссии из Њагадана. ЊенЯ перевели в лес,
на  лесную  командировку.  •отели  на  штрафной  прииск,  да  уполномоченный
райотдела отсоветовал - теперь не тридцать восьмой год. Ќе стоит.
     Џриехала комиссиЯ,  и ‹унин был  "уволен из „альстроЯ". ‚место трех лет
ему пришлось "отработать" всего полтора года.
     Ђ Я  через  год,  когда  сменилось больничное  начальство,  вернулсЯ из
фельдшерского пункта лесного участка заведовать приемным покоем больницы.
     Џотомка  декабриста  Я  встретил  как-то  в  Њоскве  на  улице.  Њы  не
поздоровались.

     ’олько  через  шестнадцать лет  Я  узнал,  что  ќдит Ђбрамовна  еще раз
добилась  возвращениЯ  ‹унина  на  работу  в  „альстрой.  ‚месте  с  ‘ергеем
Њихайловичем  приехала она на —укотку, в  поселок Џевек. ‡десь был последний
разговор, последнее объЯснение, и ќдит  Ђбрамовна бросилась в воду, утонула,
умерла.
     €ногда  снотворные не  действуют,  и Я  просыпаюсь ночью.  џ  вспоминаю
прошлое и вижу женское  прелестное лицо, слышу низкий  голос: "‘ережа, это -
твой товарищ?.."
     <i>1962</i>

        "ЉЋЊЃ…„›"

     ‚ трагических  страницах ђоссии тридцать седьмого  и  тридцать восьмого
года  есть и лирические строки, написанные  своеобразным почерком. ‚ камерах
Ѓутырской  тюрьмы  -  огромного  тюремного  организма,  со  сложной   жизнью
множества   корпусов,  подвалов  и  башен,-  переполненных  до  предела,  до
обмороков следственных заключенных, во всей свистоплЯске арестов, этапов без
приговора и срока,  в камерах, набитых  живыми  людьми, сложилсЯ  любопытный
обычай, традициЯ, державшаЯсЯ не один десЯток лет.
     Ќеустанно  насаждаемаЯ  бдительность, переросшаЯ  в  шпиономанию,  была
болезнью, охватившей всю страну. Љаждой мелочи, пустЯку, обмолвке придавалсЯ
зловещий тайный смысл, подлежащий истолкованию в следственных кабинетах.
     ‚кладом тюремного ведомства было запрещение вещевых и продовольственных
передач  следственным арестантам.  Њудрецы юридического  мира уверЯли,  что,
оперируЯ двумЯ французскими булками, пЯтью Яблоками  и парой старых  штанов,
можно сообщить в тюрьму любой текст, даже кусок из "Ђнны Љарениной".
     ќти  "сигналы  с  воли"  -  продукт воспаленного  мозга ретивых  служак
“чреждениЯ  -   пресекались  надежно.  Џередачи  отныне  могли  быть  только
денежными, а именно- не более пЯтидесЯти рублей в  месЯц каждому  арестанту.
Џеревод  мог  быть только в круглых цифрах-10,  20, 30, 40, 50  рублей;  так
уберегались  от  возможности  разработки новой  "азбуки" сигналов  цифрового
порЯдка.
     Џроще всего, надежней всего было вовсе запретить передачи - но эта мера
была оставлена длЯ следователЯ, ведущего "дело".  "‚ интересах следствиЯ" он
имел право запретить  переводы  вообще.  Ѓыл  тут и  некоторый  коммерческий
интерес  -  магазин-"лавочка"  Ѓутырской  тюрьмы многократно увеличила  свои
обороты  со  времени,  когда  были  запрещены  вещевые  и  продовольственные
передачи.
     Ћтвергнуть  всЯкую помощь родных и знакомых администрациЯ  почему-то не
решалась, хотЯ была уверена, что и в этом случае никакого протеста ни внутри
тюрьмы, ни вне ее, на воле,- подобное действие не вызовет.
     “щемление,  ограничение  и   без  того  призрачных  прав   следственных
заключенных...
     ђусский  человек  не любит быть  свидетелем  на суде.  Џо  традиции,  в
русском   процессе   свидетель  мало  отличаетсЯ  от   обвинЯемого,   и  его
"прикосновенность"  к делу служит определенной отрицательной характеристикой
на будущее. …ще хуже положение  следственных заключенных. ‚се они -  будущие
"срочники", ибо  считаетсЯ,  что "жена  –езарЯ  не  имеет  пороков" и органы
внутренних дел не ошибаютсЯ.  Ќикого зрЯ не арестуют. ‡а  арестом  логически
следует  приговор; малый или  большой  срок  наказаниЯ получает тот или иной
следственный арестант - зависит или от удачи заключенного, от "счастьЯ", или
от целого комплекса причин, куда входЯт и клопы, кусавшие следователЯ в ночь
перед докладом, и голосование в американском конгрессе.
     ‚ыход из  дверей следственной тюрьмы,  по  сути дела,  один - в "черный
ворон", тюремный автобус,  везущий  приговоренных на  вокзал.  Ќа вокзале  -
погрузка в теплушки, медленное движение бесчисленных арестантских вагонов по
железнодорожным путЯм и, наконец, один из тысЯч "трудовых" лагерей.
     ќта обреченность накладывает  свой отпечаток на поведение  следственных
арестантов.  Ѓеззаботность,  молодечество   сменЯетсЯ  мрачным  пессимизмом,
упадком духовных сил. ‘ледственный арестант на допросах боретсЯ с призраком,
призраком исполинской силы.  Ђрестант  привык  иметь  дело  с  реальностЯми,
сейчас с  ним сражаетсЯ Џризрак. Ћднако это "пламЯ - жжет, а эта пика больно
колет".  ‚се жутко  реально, кроме  самого  "дела". ‚звинченный, подавленный
своей борьбой с фантастическими видениЯми, пораженный их величиной, арестант
терЯет волю. Ћн  подписывает все, что придумал следователь, и  с этой минуты
сам  становитсЯ  фигурой  того  нереального  мира,  с  которым  он  боролсЯ,
становитсЯ  пешкой  в  страшной  и  темной  кровавой игре,  разыгрываемой  в
следовательских кабинетах.
     - Људа его повезли?
     - ‚ ‹ефортово. Џодписывать.
     ‘ледственные знают  о своей обреченности. ‡нают это  и те  люди тюрьмы,
которые  находЯтсЯ   по   ту   сторону  решетки,-   тюремнаЯ  администрациЯ.
Љоменданты, дежурные, часовые, конвоиры привыкли смотреть на следственных не
как на будущих, а как на сущих арестантов.
     Џодследственный  арестант  спросил  в 1937  году  на  поверке  сменного
дежурного караульного коменданта что-то о вводимой  тогда новой Љонституции.
Љомендант резко ответил:
     - ќто вас не касаетсЯ. ‚аша ЉонституциЯ - это “головный кодекс.
     ‘ледственных заключенных в лагере также ждали перемены. ‚ лагере всегда
полно  следственных  -  ибо  получить срок вовсе не значило избавить себЯ от
перманентного действиЯ всех статей “головного кодекса.  Ћни действовали  так
же, как и на воле, только все - доносы, наказаниЯ,  допросы - было еще более
обнажено, еще более грубо-фантастично.
     Љогда в столице были запрещены продовольственные и вещевые передачи, на
тюремной  периферии,  в  лагерЯх, был  введен  особый "следственный паек"  -
кружка воды и триста граммов хлеба  на день. Љарцерное положение, на которое
были переведены следственные, быстро приблизило их к могиле.
     ќтим  "следственным  пайком"  пытались  добитьсЯ  "лучшей  из  улик"  -
собственного признаниЯ подследственного, подозреваемого, обвинЯемого.
     ‚  Ѓутырской тюрьме 1937 года разрешались денежные передачи  - не более
50 рублей в месЯц. Ќа эту сумму каждый, имеющий деньги,  зачисленные  на его
лицевой  счет, мог приобрести продукты  в тюремной "лавочке", мог  истратить
четыре раза в месЯц  по тринадцать рублей -  "лавочки" бывали раз в  неделю.
…сли при  аресте у следственного  было денег больше - деньги зачислЯлись  на
его лицевой счет, но истратить он не мог более 50 рублей.
     Ќаличных денег, конечно, не  было, выдавались квитанции, и расчет велсЯ
на обороте этих квитанций -  рукой продавца магазина и обЯзательно  красными
чернилами.
     „лЯ  общениЯ  с начальством  и  поддержаниЯ товарищеской  дисциплины  в
камере с незапамЯтных времен существует институт камерных старост.
     ЂдминистрациЯ  тюрьмы  каждую  неделю  за  день  до  "лавочки"  вручает
старосте на  поверке грифельную доску и  кусок  мела. Ќа этой доске староста
должен  сделать заранее  расчет заказов всех покупок, которые  хотЯт сделать
арестанты  камеры. Ћбычно лицеваЯ сторона грифельной доски - это продукты  в
их  общем  количестве,  а  на  обороте  записано,  из  чьих  именно  заказов
составились эти количества.
     Ќа  этот  расчет  уходит  обычно  целый  день  -  ведь  тюремнаЯ  жизнь
переплетена  событиЯми  всЯкого  рода   -  масштаб  этих  событий  длЯ  всех
арестантов  значителен.  “тром  следующего днЯ  староста  и  с ним  один-два
человека  уходЯт  в  магазин  за  покупками.  Ћстаток  днЯ  уходит  на дележ
принесенных продуктов - развешанных по "индивидуальным заказам".
     ‚ тюремном магазине был большой выбор  продуктов- масло, колбаса, сыры,
белые булки, папиросы, махорка...
     Ќедельный рацион тюремного  питаниЯ разработан  раз  навсегда.  …сли  б
арестанты забыли день недели, они  могли бы узнать его по запаху  обеденного
супа, по вкусу единственного блюда ужина. Џо понедельникам был всегда в обед
гороховый суп, а в ужин каша овсЯнаЯ, по вторникам - пшенный суп  и перловаЯ
каша. ‡а шесть месЯцев следственного  житиЯ каждое тюремное блюдо поЯвлЯлось
ровно двадцать пЯть  раз  - пища  Ѓутырской  тюрьмы всегда  славилась  своим
разнообразием.
     ’от, кто имел деньги, хотЯ бы эти четыре раза по тринадцать рублей, мог
прикупить   сверх   тюремной   баланды  и  "шрапнели"   кое-что   повкуснее,
питательнее, полезнее.
     ’от, кто  денег не  имел,-  никаких  закупок, конечно, не мог делать. ‚
камере всегда были  люди без копейки денег - не один и не  два человека. ќто
мог  быть  привезенный   иногородний,   арестованный  где-либо  на  улице  и
"наисекретнейше".  …го  жена  металась  по  всем  тюрьмам  и комендатурам  и
отделениЯм милиции города, тщетно пытаЯсь узнать "адрес" мужа. Џравилом было
уклонение от ответа, полное молчание всех учреждений. †ена носила посылку из
тюрьмы  в тюрьму - может быть,  примут,  значит,  ее муж жив, а  не примут -
тревожные ночи ждали ее.
     €ли  это был арестованый отец семейства; сразу же после ареста  от него
заставили отшатнутьсЯ его жену, детей, родственников. ЊучаЯ его непрерывными
допросами с момента ареста, следователь пыталсЯ вынудить у него  признание в
том,  чего он  никогда не делал. ‚ качестве меры  воздействиЯ, кроме угроз и
избиений,- арестанта лишали денег.
     ђодные и знакомые с полным основанием боЯлись ходить в тюрьму  и носить
передачи. Ќастойчивость в передачах, в поисках,  в  справках влекла зачастую
за собой подозрение, нежелательные и серьезные неприЯтности по службе и даже
арест - бывали и такие случаи.
     Ѓыли и  другого рода безденежные арестанты. ‚ шестьдесЯт восьмой камере
был ‹енька - подросток лет семнадцати, родом  из ’умского района  Њосковской
области - из места глухого длЯ тридцатых годов.
     ‹енька  - толстый,  белолицый, с нездоровой  кожей, давно  не  видевший
свежего воздуха, чувствовал себЯ в тюрьме великолепно.  Љормили его так, как
в жизни не  кормили. ‹акомствами из лавки его угощал чуть  не каждый. Љурить
он приучилсЯ папиросы, а не махорку. Ћн  умилЯлсЯ всему - как тут интересно,
какие хорошие люди,- целый мир открылсЯ перед неграмотным парнем из ’умского
района. ‘ледственное дело свое  он считал какой-то игрой, наваждением - дело
его  ничуть  не  беспокоило.  …му хотелось  только,  чтобы эта  его тюремнаЯ
следственнаЯ жизнь, где так сытно, чисто и тепло, длилась бесконечно.
     „ело у  него было  удивительное. ќто  было  точное  повторение ситуации
чеховского  злоумышленника.  ‹енька  отвинчивал  гайки  от  рельсов  полотна
железной дороги на грузила  и был пойман на месте преступлениЯ и привлечен к
суду как вредитель, по седьмому пункту пЯтьдесЯт восьмой статьи.  —еховского
рассказа  ‹енька   никогда  не  слышал,   а  "доказывал"   следователю,  как
классический чеховскии герой, что он не  отвинчивает двух гаек срЯду, что он
"понимает"...
     Ќа показаниЯх тумского парнЯ следователь строил какие-то необыкновенные
"концепции"  -  самаЯ  невиннаЯ  из  которых  грозила ‹еньке расстрелом.  Ќо
"свЯзать" с кем-либо ‹еньку следствию  не удавалось  - и вот ‹енька сидел  в
тюрьме второй год в ожидании, пока следствие найдет эти "свЯзи".
     ‹юди,  у которых  нет денег  на лицевом счету  тюрьмы, должны  питатьсЯ
казенным  пайком без  всЯкой добавки. ’юремный паек  -  скучнаЯ  штука. „аже
небольшое  разнообразие в  пище  скрашивает  арестантскую жизнь,  делает  ее
как-то веселее.
     ‚ероЯтно,  тюремный паек (в  отличие  от лагерного) в калориЯх своих, в
белках,  жирах  и  углеводах  выведен из  каких-то  теоретических  расчетов,
опытных  норм. ђасчеты  эти опираютсЯ, вероЯтно, на  какие-нибудь  "научные"
работы - трудами такого рода ученые любЯт заниматьсЯ. ‘толь же вероЯтно, что
в Њосковской следственной тюрьме контроль за изготовлением пищи и доведением
калорий до  живого потребителЯ поставлен на достаточную высоту. €, вероЯтно,
в  Ѓутырской  тюрьме  проба отнюдь  не  издевательскаЯ  формальность, как  в
лагере. Љакой-нибудь старый  тюремный врач, отыскиваЯ  в акте место, где ему
нужно  поставить свою подпись, утверждающую раздачу  пищи,  попросит,  может
быть,  повара положить ему  побольше чечевицы, наикалорийнейшего блюда. ‚рач
пошутит,  что  вот  арестанты  жалуютсЯ  на  пищу  зрЯ - он,  доктор, и то с
удовольствием съел мисочку, впрочем, врачам пробу дают в тарелках - нынешней
чечевицы.
     Ќа пищу в Ѓутырской тюрьме  никогда не жаловались. Ќе потому, что  пища
эта была хороша. ‘ледственному арестанту не до  пищи, в конце концов. € даже
самое нелюбимое  арестантское блюдо - варенаЯ  фасоль, которую  приготовлЯли
здесь  как-то  удивительно  невкусно,  фасоль, котораЯ  получила  энергичное
прозвище "блюдо с проглотом",- даже фасоль не вызывала жалоб.
     ‹авочнаЯ колбаса, масло, сахар, сыр,  свежие булки -  были лакомствами.
Љаждому,  конечно,  было приЯтно съесть их за чаем,  не казенным  кипЯтком с
"малиновым" напитком, а  настоЯщим чаем,  заваренным  в  кружку из огромного
ведерного чайника красной меди, чайника царских времен, чайника, из которого
пили, может быть, народовольцы.
     Љонечно,  "лавочка"  была  радостным событием в жизни  камеры.  ‹ишение
"лавочки"  было  тЯжелым  наказанием,  всегда приводЯщим к спорам,  ссорам,-
такие вещи переживаютсЯ арестантами очень тЯжело. ‘лучайный шум,  услышанный
коридорным,  спор  с  дежурным  комендантом  -  все  это  расценивалось  как
дерзость; наказанием за нее было лишение очередной "лавочки".
     Њечты  восьмидесЯти  человек,  размещенных  на  двадцати  местах,-  шли
прахом. ќто было тЯжелое наказание.
     „лЯ тех следственных, кто не имел денег, лишение "лавочки"  должно было
быть безразличным. Ћднако это было не так.
     Џродукты принесены, начинаетсЯ  вечернее  чаепитие. Љаждый  купил,  что
хотел. ’е  же,  у  кого денег нет,  чувствуют  себЯ лишними  на  этом  общем
празднике. ’олько они не разделЯют того нервного подъема, который  наступает
в день "лавочки".
     Љонечно, их все угощают. Ќо можно  выпить  кружку чаю с чужим сахаром и
чужим белым хлебом, выкурить чужую папиросу - одну и другую,- все это  вовсе
не так, как "дома", как если бы он купил все это на свои собственные деньги.
Ѓезденежный настолько деликатен, что боитсЯ съесть лишний кусок.
     €зобретательный  коллективный  мозг  тюрьмы  нашел  выход,  устранЯющий
ложность  положениЯ безденежных  товарищей,  щадЯщий их  самолюбие и  дающий
почти  официальное право  каждому безденежному  пользоватьсЯ "лавочкой".  Ћн
может вполне самостоЯтельно тратить свои  собственные  деньги, покупать  то,
что хочетсЯ.
     Ћткуда же берутсЯ эти деньги?
     ‡десь-то и рождаетсЯ вновь знаменитое слово времен военного коммунизма,
времен первых лет революции. ‘лово это - "комбеды", комитеты бедноты. Љто-то
безвестный  бросил  это  название в  тюремной камере,  и слово  удивительным
образом  привилось, укрепилось,  поползло из камеры в  камеру  - перестуком,
запиской, спрЯтанной где-нибудь под  скамейку в  бане,  а  еще  проще -  при
переводе из тюрьмы в тюрьму.
     ЃутырскаЯ тюрьма славитсЯ своим образцовым порЯдком. ЋгромнаЯ тюрьма на
двенадцать тысЯч мест при  беспрерывном  круглосуточном движении текучего ее
населениЯ:  каждый день возЯт  в рейсовых тюремных автобусах на ‹убЯнку  и с
‹убЯнки на допросы, на очные ставки, на суд, перевозЯт в другие тюрьмы...
     ‚нутри  тюремнаЯ   администрациЯ   за   "камерные"   проступки   сажает
следственных заключенных в Џолицейскую, Џугачевскую и ‘еверную и ћжную башни
- в  них  особые "штрафные"  камеры. …сть  и карцерный корпус, где в камерах
лечь нельзЯ и спать можно только сидЯ.
     ЏЯтую  часть  населениЯ  камеры  ежедневно куда-либо  водЯт  -  либо  в
фотографию, где  снимают  по  всем  правилам -  анфас и в  профиль,  и номер
прикреплен  к  занавеске,  около которой садитсЯ арестант; либо  "играть  на
роЯле"  -  процедура  дактилоскопии  обЯзательна   и  почему-то  никогда  не
считалась оскорбительной процедурой, или на  допрос, в допросный корпус,  по
бесконечным   коридорам   исполинской   тюрьмы,   где  при  каждом  повороте
провожающий гремит ключом о медную прЯжку собственного поЯса, предупреждаЯ о
движении  "секретного  арестанта".  € пока  не  ударЯт где-то  в  ладоши (на
‹убЯнке в ладоши хлопают,  отвечаЯ на прищелкиванье пальцами вместо звЯканьЯ
ключами), провожающий не пускает арестанта вперед.
     „вижение  беспрерывно,  бесконечно   -   входные   ворота   никогда  не
закрываютсЯ надолго,- и не было случаЯ, чтобы однодельцы попали в  одну и ту
же камеру.
     Ђрестант, перешагнувший порог тюрьмы,  вышедший из нее хоть на секунду,
если вдруг его поездка отменена,- не может вернутьсЯ обратно без дезинфекции
всех  вещей.  ’аков  порЯдок, санитарный закон. “ тех, кого часто возили  на
допросы на  ‹убЯнку,- одежда быстро пришла  в ветхость. ‚  тюрьме и без того
верхнЯЯ  одежда  изнашиваетсЯ  много быстрее, чем на воле,-  в одежде  спЯт,
ворочаютсЯ на досках щитков,  которыми  застланы нары. ‚от эти доски вкупе с
частыми  энергичными  "вошебойками"  -  "жарниками" быстро  разрушают одежду
каждого следственного.
     Љак  ни строг  учет, но "тюремщик  думает о  своих ключах  меньше,  чем
арестант о побеге" - так говорит автор "Џармской обители".
     "Љомбеды"   возникли  стихийно,   как   арестантскаЯ   самозащита,  как
товарищескаЯ  взаимопомощь.  Љому-то  вспомнились   в   этом  случае  именно
"комитеты бедноты". € как знать,- автор, вложивший новое содержание в старый
термин,- быть может, сам  участвовал в  настоЯщих комитетах  бедноты русской
деревни первых  революционных лет. Љомитеты  взаимопомощи  -  вот  чем  были
тюремные "комбеды".
     ЋрганизациЯ  комбедского  дела  сводилась   к   самому  простому   виду
товарищеской  помощи.  Џри  выписке  "лавочки"  каждый, кто  выписывал  себе
продукты,  должен был  отчислить десЯть процентов в "комбед". ЋбщаЯ денежнаЯ
сумма делилась  на  всех безденежных камеры  - каждый  из них  получал право
самостоЯтельной выписки продуктов из "лавочки".
     ‚  камере  с  населением  70-80  человек постоЯнно  бывало 7-8  человек
безденежных.  —аще  всего  бывало,  что  деньги  приходили, должник  пыталсЯ
вернуть данное ему товарищами, но это не было обЯзательно. Џросто он, в свою
очередь, отчислЯл те же десЯть процентов, когда мог.
     Љаждый "комбедчик" получал 10-12  рублей  в  "лавочку"-  тратил  сумму,
почти  одинаковую  с  денежными  людьми.  ‡а  "комбед" не  благодарили.  ќто
выглЯдело как право арестанта, как непреложный тюремный обычай.
     „олгое времЯ, годы, быть  может, тюремнаЯ администрациЯ не догадывалась
об  этой  организации  - или  не  обращала  вниманиЯ на  верноподданническую
информацию камерных стукачей  и  тюремных  сексотов.  ’рудно  думать,  что о
"комбедах"  не доносили.  Џросто администрациЯ  Ѓутырок  не хотела повторить
печального опыта безуспешной борьбы с пресловутой игрой в "спички".
     ‚  тюрьме  всЯкие  игры  воспрещены.  ахматы,  вылепленные  из  хлеба,
разжеванного всей камерой,  немедленно  конфисковывались и уничтожались  при
обнаружении их бдительным  оком наблюдающего через "волчок" часового.  ‘амое
выражение "бдительное  око" приобретало  в тюрьме свой  подлинный, отнюдь не
фигуральный  смысл.  ќто  был   обрисованный  "волчком"   внимательный  глаз
часового.
     „омино,  шашки - все  это строжайше  запрещено в  следственной  тюрьме.
Љниги не запрещены, и тюремнаЯ  библиотека богата, но  следственный арестант
читает,  не извлекаЯ из чтениЯ  никакой другой пользы, кроме  отвлечениЯ  от
собственных  важных и  острых дум. ‘осредоточитьсЯ над книгой в общей камере
невозможно. Љниги служат развлечением, отвлечением, заменЯют домино и шашки.
     ‚ камерах, где содержатсЯ уголовники, в ходу карты - в Ѓутырской тюрьме
карт нет. € нет там никаких игр, кроме "спичек".
     ќто - игра длЯ двоих.
     ‚ спичечной коробке пЯтьдесЯт  спичек.  „лЯ игры  оставлЯют тридцать  и
закладывают их в крышку,  ставЯ ее вертикально, на попа. Љрышку встрЯхивают,
приподнимают, спички высыпаютсЯ на стол.
     €грающий первым берет спичку двумЯ пальцами и, действуЯ ею как рычагом,
отбрасывает или  отодвигает  в сторону все спички,  какие  можно выбрать  из
груды,  не  потревожив других.  Џри сотрЯсении двух спичек вместе он  терЯет
право играть. „альше играет другой - до первой своей ошибки.
     "‘пички"  -  это самаЯ  обыкновеннаЯ детскаЯ  игра  в  бирюльки, только
приспособленнаЯ изобретательным арестантским умом к тюремной камере.
     ‚ "спички" играла всЯ тюрьма, с завтрака до обеда и с обеда до ужина, с
увлечением и азартом.
     ЏоЯвились  свои  спичечные  чемпионы,  завелись  наборы  спичек особого
качества  -  залоснившихсЯ  от  постоЯнного  употреблениЯ.  ’аких спичек  не
зажигали, прикуриваЯ папиросы.
     €гра эта сберегла  много нервной  энергии арестантам,  внесла кое-какой
покой в их смЯтенные души.
     ЂдминистрациЯ  была  бессильна   уничтожить  эту  игру,  запретить  ее.
‘пички-то  ведь были разрешены. Ћни и выдавались (поштучно) и  продавались в
магазине.
     Љорпусные коменданты пробовали ломать коробки,  но ведь и  без  коробка
можно было обойтись в игре.
     ЂдминистрациЯ в этой борьбе с игрой в бирюльки была посрамлена - все ее
демарши ни к  чему дельному  не  привели.  ‚сЯ  тюрьма  продолжала играть  в
"спички".
     Џо  этой же самой причине, боЯсь  посрамлениЯ,  администрациЯ  смотрела
сквозь пальцы и на "комбеды", не желаЯ ввЯзыватьсЯ в бесславную борьбу.
     Ќо,  увы,  слух  о  "комбедах"  полз  все  выше,  все  дальше и  достиг
“чреждениЯ, откуда и последовал грозный приказ - ликвидировать "комбеды" - в
самом  названии  которых  чудилсЯ  вызов,  некаЯ  апеллЯциЯ  к революционной
совести.
     ‘колько нравоучений было  прочтено  на  поверках.  ‘колько криминальных
бумажек с  зашифрованным подсчетом  расходов  и  заказов  при  покупке  было
захвачено  в  камерах  при  внезапном обыске!  ‘колько  старост  побывало  в
Џолицейской и Џугачевской башнЯх, где были карцеры и штрафные палаты.
     ‚се   было   напрасно:  "комбеды"   существовали,   несмотрЯ   на   все
предупреждениЯ и санкции.
     Џроверить действительно было очень трудно. Џритом  корпусной комендант,
надзиратель, долго работаЯ  в тюрьме, несколько иначе смотрит на арестантов,
чем его высокий начальник, и  подчас в душе становитсЯ  на сторону арестанта
против начальника. Ќе то чтобы  он помогал арестанту. Ќет, он просто смотрит
на  проступки сквозь пальцы,  когда можно посмотреть  сквозь пальцы,  он  не
видит,  когда можно  не  видеть,  он просто  менее придирчив.  Ћсобенно если
надзиратель  немолод.  „лЯ  арестанта лучше  всего  тот  начальник,  который
немолод  и  в  небольших  чинах. ‘очетание этих  двух условий почти  обещает
относительно  приличного человека. …сли  он к  тому же еще и выпивает  - тем
лучше. Љарьеры такой человек  не  ищет, а  карьера  надзирателЯ  тюремного и
особенно лагерного - на крови заключенных.
     Ќо  “чреждение  требовало ликвидации "комбедов", и тюремное  начальство
безуспешно пыталось добитьсЯ этого.
     Ѓыла сделана  попытка взорвать  "комбеды" изнутри - это было,  конечно,
самое хитрое  из  решений.  "Љомбеды"  были  организацией нелегальной, любой
арестант мог воспротивитьсЯ отчислениЯм, которые делались насильно. ’от, кто
не  желал   платить  такие  "налоги",  не  хотел  содержать  "комбеды",  мог
протестовать и в  случае своего отказа,  протеста  нашел бы тотчас же полную
поддержку  тюремной администрации. …ще  бы  -  ведь  тюремный  коллектив  не
государство, чтобы взимать налоги,- значит, "комбеды"  - это вымогательство,
"рэкет", грабеж.
     Ѓесспорно, любой  арестант мог  отказатьсЯ  от  отчислений. Ќе хочу - и
баста!  „еньги  мои,  и  никто  не  имеет права посЯгать и  т. д. Џри  таком
заЯвлении никаких  вычетов  не производилось и  все заказанное  доставлЯлось
полностью.
     Ћднако кто  рискнет на  такое заЯвление? Љто  рискнет  противопоставить
себЯ тюремному коллективу  - людЯм, которые с тобой двадцать  четыре  часа в
сутки,  и  только  сон спасает тебЯ  от недружелюбных,  враждебных  взглЯдов
товарищей? ‚  тюрьме  невольно каждый ищет  душевную поддержку в  соседе,  и
ставить  себЯ  под  бойкот  -  слишком  страшно.  ќто  -  пострашней   угроз
следователЯ, хотЯ никаких физических мер воздействиЯ тут не применЯетсЯ.
     ’юремный бойкот - это орудие войны нервов. € не дай бог никому испытать
на себе подчеркнутое презрение товарищей.
     Ќо  если  антиобщественный гражданин  слишком  толстокож  и  упрЯм -  у
старосты есть еще более оскорбительное, еще более действенное оружие.
     ‹ишить арестанта  пайки в  тюрьме никто не вправе  (кроме следователей,
которым это бывает нужно длЯ "ведениЯ  дела"), и упрЯмец получит  свою миску
супа, свою порцию каши, свой хлеб.
     Џищу  раздает  раздатчик  по  указанию  старосты  (это одна  из функций
камерного  старосты). Ќары - по стенам камеры разделены проходом от двери до
окна.
     “ камеры четыре угла, и пищу раздают с каждого  из них по очереди, день
-  с  одного,  день  - с другого. ‘мена эта нужна длЯ того, чтобы повышеннаЯ
нервнаЯ возбудимость арестантов не  была растревожена каким-нибудь пустЯком,
вроде "вершков" и "корешков" бутырской баланды, чтобы уравнЯть шансы всех на
густоту, на температуру супа... мелочей в тюрьме нет.
     ‘тароста подает перед  раздачей разрешительную  команду и добавлЯет:  а
последнему дайте  такому-то  (имЯрек)  -  тому,  кто  не  хочет  считатьсЯ с
"комбедами".
     ќто  унизительное,   непереносимое   оскорбление   может  быть  сделано
четырежды за бутырский день  - там утром и  вечером дают чай, в  обед-суп, в
ужин-кашу.
     ‚о времЯ раздачи хлеба "воздействие" может быть оказано пЯтый раз.
     ‡вать корпусного коменданта длЯ разбора подобных дел - рискованно, ведь
всЯ камера будет показывать против нашего упрЯмца.  ‚ таких случаЯх положено
коллективно лгать, корпусной не найдет правды.
     Ќо эгоист, жадюга -  человек твердого характера. Џритом он только  себЯ
считает   невинно  арестованным,   а  всех   своих  тюремных   сожителей   -
преступниками. Ћн  вдоволь  толстокож, вдоволь  упрЯм. Ѓойкот  товарищей  он
переносит  легко  -  эти  интеллигентские штучки  не  заставЯт его  потерЯть
терпение и выдержку.  Ќа него могла  бы подействовать "темнаЯ"  -  старинный
метод внушений. Ќо никаких "темных"  в  Ѓутырках не бывает. ќгоист уже готов
торжествовать победу - бойкот не оказывает надлежащего действиЯ.
     Ќо в распорЯжении старосты, в распорЯжении людей тюремной  камеры  есть
еще  одно решительное средство.  …жедневно, на вечерней  поверке,  при сдаче
дежурства, очередной  вступающий  на смену  корпусной  комендант задает,  по
уставу, вопрос, обращенный к арестантам: "‡аЯвлениЯ есть?"
     ‘тароста делает шаг вперед и требует перевести бойкотированного упрЯмца
в  другую  камеру. Ќикаких  причин перевода объЯснЯть  не нужно,  достаточно
потребовать. Ќе  позже  чем через сутки, а то и раньше, перевод будет сделан
обЯзательно - публичное предупреждение снимает со старост ответственность за
поддержание дисциплины в камере.
     Ќе переведут  - упрЯмца  могут  избить  или убить, чего  доброго,- душа
арестанта  темна,  а  подобные  происшествиЯ   ведут  за  собой   неприЯтные
многократные объЯснениЯ дежурного корпусного коменданта по начальству.
     …сли будет следствие по этому  тюремному убийству, сейчас же выЯснитсЯ,
что  корпусной  был  предупрежден.  ‹учше  уж  перевести  в   другую  камеру
по-хорошему, уступить такому требованию.
     Џрийти  в другую камеру переведенным, а не  с "воли"- не очень приЯтно.
ќто  всегда  вызывает  подозрение,  настороженность  новых  товарищей  -  не
доносчик  ли это? "•орошо, если  он только за отказ от "комбеда" переведен к
нам,- думает  староста новой камеры.-  Ђ  если что-нибудь похуже?"  ‘тароста
будет  пытатьсЯ  узнать  причину  перевода  -  запиской,  засунутой  на  дно
мусорного Ящика в уборной, перестуком, либо по системе декабриста Ѓестужева,
либо по азбуке Њорзе.
     Џока не будет получен ответ, новичку  нечего рассчитывать на сочувствие
и  доверие новых товарищей.  Џроходит много дней, причина перевода выЯснена,
страсти улеглись, но - и в новой камере есть свой "комбед", свои отчислениЯ.
     ‚се начинаетсЯ сначала -  если начнетсЯ, ибо в новой  камере  наученный
горьким опытом упрЯмец поведет себЯ иначе. …го упрЯмство сломлено.
     ‚ следственных камерах Ѓутырской  тюрьмы не  было  никаких "комбедов" -
пока  разрешались вещевые  и продуктовые  передачи, а  пользование  тюремным
магазином было практически не ограничено.
     "Љомбеды"  возникли  во второй  половине тридцатых годов как любопытнаЯ
форма  "собственной  жизни"  следственных арестантов, форма  самоутверждениЯ
бесправного человека:  тот  крошечный участок, где  человеческий  коллектив,
сплоченный, как это всегда бывает в  тюрьме, в отличие от  "воли" и  лагерЯ,
при полном бесправии своем, находит точку приложениЯ  своих духовных сил длЯ
настойчивого утверждениЯ извечного  человеческого права жить  по-своему. ќти
духовные силы  противопоставлены  всем и  всЯческим тюремным и  следственным
регламентам и одерживают над ними победу.
     <i>1959</i>


        ЊЂѓ€џ

     ‚  стекло стучала  палка,  и  Я  узнал  ее.  ќто  был  стек  начальника
отделениЯ.
     -  ‘ейчас  иду,- заорал  Я  в  окно,  надел  брюки  и  застегнул  ворот
гимнастерки. ‚ ту же самую минуту на пороге комнаты возник курьер начальника
Њишка и громким голосом произнес обычную формулу,  которой начиналсЯ  каждый
мой рабочий день:
     - Љ начальнику!
     - ‚ кабинет?
     - Ќа вахту!
     Ќо Я уже выходил.
     ‹егко   мне  работалось  с  этим   начальником.  Ћн  не  был  жесток  с
заключенными,  умен,  и хотЯ все высокие материи неизменно переводил на свой
грубый Язык, но понимал, что к чему.
     Џравда,  тогда  была  в  моде "перековка", и начальник  просто хотел  в
незнакомом русле держатьсЯ верного фарватера.  Њожет быть. Њожет быть. ’огда
Я не думал об этом.
     џ  знал, что  у  начальника -  ‘туков  была  его фамилиЯ -  было  много
столкновений с  высшим  начальством,  много ему "шили" дел  в лагере, но  ни
подробности,  ни  сути  этих  не  кончившихсЯ  ничем  дел,  не   начатых,  а
прекращенных следствий Я не знаю.
     ЊенЯ ‘туков  любил  за  то,  что  Я  не брал  взЯток,  не любил пьЯных.
Џочему-то ‘туков ненавидел пьЯных... …ще любил за смелость, наверное.
     ‘туков  был  человек  пожилой,  одинокий.  Ћчень любил  всЯкие  новости
техники, науки, и рассказы о Ѓруклинском мосте приводили его в восторг. Ќо Я
не умел рассказывать ничего, что было бы похоже на Ѓруклинский мост.
     ‡ато   это   ‘тукову   рассказывал  Њиллер,   Џавел  Џетрович   Њиллер,
инженер-шахтинец.
     Њиллер был любимцем ‘тукова, жадного слушателЯ всЯких научных новостей.
     џ догнал ‘тукова у вахты.
     - ‘пишь все.
     - џ не сплю.
     - Ђ  что этап  пришел  из  Њосквы - знаешь? —ерез  Џермь. џ и  говорю -
спишь. Ѓери своих, и будем отбирать людей.
     Ќаше  отделение  стоЯло   на  самом   краю  вольного   мира,  на  конце
железнодорожного пути - дальше следовали многодневные пешие этапы тайгой,- и
‘тукову было дано право оставлЯть требуемых людей самому.
     ќто была магиЯ изумительнаЯ, фокусы  из области прикладной  психологии,
что ли, фокусы, которые показывал ‘туков, начальник, состарившийсЯ на работе
в местах заключениЯ.  ‘тукову  нужны были зрители, и только Я, наверное, мог
оценить его удивительный талант, способности, которые  долгое времЯ казались
мне  сверхъестественными,  до  той минуты,  пока Я почувствовал,  что и  сам
обладаю этой же магической силой.
     ‚ысшее начальство разрешило оставить в отделении  пЯтьдесЯт  плотников.
Џеред начальником выстраивалсЯ  этап,  но не по одному в рЯд, а по  три и по
четыре.
     ‘туков   медленно   шел  вдоль  этапа,   похлопываЯ  стеком  по   своим
неначищенным сапогам. ђука ‘тукова времЯ от времени поднималась.
     - ‚ыходи ты, ты. € ты. Ќет, не ты. ‚он - ты...
     - ‘колько вышло?
     - ‘орок два.
     - Ќу вот, еще восемь.
     - ’ы... ’ы... ’ы.
     ‚се мы переписывали фамилии и отбирали личные дела.
     ‚се пЯтьдесЯт умели обращатьсЯ с топором и пилой.
     - ’ридцать слесарей!
     ‘туков шел вдоль этапа, чуть хмурЯсь.
     - ‚ыходи ты... ’ы... ’ы... Ђ ты - назад. €з блатных, что ли?
     - €з блатных, гражданин начальник.
     Ѓез единой ошибки выбирались тридцать слесарей.
     Ќадо было десЯть канцелЯристов.
     - Њожешь отобрать на глаз?
     - Ќет.
     - ’огда пойдем.
     - ‚ыходи ты... ’ы... ’ы... ‚ышло шесть человек.
     - Ѓольше на этом этапе счетоводов нет,- сказал ‘туков.
     Џроверил  по  делам,  и верно: больше  нет. Џодобрали  канцелЯристов из
следующих этапов.
     ќто  была любимаЯ игра ‘тукова, ошеломлЯвшаЯ менЯ. ‘ам ‘туков радовалсЯ
как ребенок своей магической способности и мучилсЯ,  если терЯл уверенность.
Ћн не ошибалсЯ, просто терЯл уверенность, и мы прекращали прием людей.
     џ всЯкий  раз с  удовольствием смотрел  на  эту игру,  ничего общего не
имеющую ни с жестокостью, ни с чужой кровью.
     ЏоражалсЯ  знанию людей.  ЏоражалсЯ  той  извечной свЯзи между  душой и
телом.
     ‘только раз Я  видел эти  фокусы, эти  демонстрации  таинственной  силы
начальника. ‡а ними не стоЯло  ничего,  кроме многолетнего  опыта  работы  с
заключенными. Ћдежда арестанта сглаживает различиЯ,  и это только  облегчает
задачу - прочесть профессию человека по его лицу, рукам.
     - ‘егоднЯ кого будем отбирать, гражданин начальник?
     - „вадцать плотников.  „а вот получил  телефонограмму  из  управлениЯ -
отобрать  всех, кто раньше работал в  органах,-  ‘туков усмехнулсЯ,-и  имеет
бытовые или служебные статьи. ‘нова, значит,  сЯдут за следовательский стол.
Ќу, что ты об этом думаешь?
     - Ќичего Я не думаю. Џриказ и приказ.
     - Ђ ты понЯл, как Я плотников отбирал?
     - Џожалуй...
     - џ  просто крестьЯн отбираю,  крестьЯн. ‚сЯкий крестьЯнин  плотник.  €
добросовестных  работников тоже ищу из крестьЯн. € не ошибаюсь. Ђ уж как мне
по глазам работников органов узнать - не скажу. Ѓегают, что ли, у них глаза?
ѓовори.
     - џ не знаю.
     - € Я не знаю. Ќу, может быть, под старость научусь. …ще до пенсии.
     ќтап  был выстроен,  как  всегда, вдоль  вагонов.  ‘туков произнес свою
обыкновенную речь о работе, зачетах, протЯнул  руку и прошел раза  два вдоль
вагонов.
     - Њне нужны плотники.  „вадцать человек. Ќо  отбирать  буду Я  сам,  не
шевелитьсЯ.
     - ‚ыходи ты... ты... ты. ‚от и все.  Ћтбирайте дела. Џальцы  начальника
нащупали какую-то бумажку в кармане френча.
     - Ќе расходись. …сть еще дело. ‘туков поднЯл руку с бумажкой:
     - …сть среди вас работники органов? „ве тысЯчи арестантов молчали.
     -  …сть,  спрашиваю,  среди вас  те,  кто  раньше  работал в органах? ‚
органах!
     €з задних  рЯдов,  расталкиваЯ  пальцами соседей,  энергично продиралсЯ
худощавый человек, действительно с бегающими глазами.
     - џ работал осведомителем, гражданин начальник.
     - Џошел прочь! - с презрением и удовольствием сказал ‘туков.
     <i>1964</i>

        ‹€„Ђ

     ‹агерный срок, последний лагерный  срок Љриста таЯл. Њертвый зимний лед
подтачивалсЯ  весенними ручейками  времени.  Љрист  выучил  себЯ не обращать
вниманиЯ на  зачеты  рабочих дней  -  средство,  разрушающее  волю человека,
предательский  призрак надежды,  вносЯщий растление в  арестантские души. Ќо
ход времени  был  все быстрее - к  концу срока  всегда бывает так,  блаженны
освободившиесЯ внезапно, досрочно.
     Љрист гнал от себЯ мысли о возможной  свободе,  о том, что называетсЯ в
мире Љриста свободой.
     ќто очень трудно - освобождатьсЯ. Љрист знал это но собственному опыту.
‡нал, как приходитсЯ  переучиватьсЯ жизни,  как трудно входить в  мир других
масштабов, других  нравственных  мерок,  как  трудно воскрешать те  понЯтиЯ,
которые  жили в  душе человека до  ареста. Ќе иллюзиЯми  были эти понЯтиЯ, а
законами другого, раннего мира.
     ЋсвобождатьсЯ было трудно - и радостно, ибо всегда находились, вставали
со дна души силы, которые давали  Љристу уверенность в поведении, смелость в
поступках и твердый взглЯд в рассвет завтрашнего своего днЯ.
     Љрист  не боЯлсЯ  жизни, но знал, что шутить с ней нельзЯ, что  жизнь -
штука серьезнаЯ.
     Љрист  знал и  другое  - что, выходЯ  на  свободу, он становилсЯ навеки
"меченым",  навеки "клейменым" - навеки  предметом охоты  длЯ  гончих собак,
которых в любой момент хозЯева жизни могут спустить с поводка.
     Ќо Љрист не боЯлсЯ погони. ‘ил было еще много - душевных даже побольше,
чем раньше, физических - поменьше.
     Ћхота  тридцать  седьмого  года  привела  Љриста  в  тюрьму,  к  новому
увеличенному  сроку,  а когда  и этот  срок был  отбыт,  получен новый - еще
больше. Ќо до расстрела было еще несколько ступеней, несколько ступеней этой
страшной движущейсЯ живой лестницы, соединЯющей человека и государство.
     ЋсвобождатьсЯ  было опасно. ‡а любым заключенным, у  которого  кончалсЯ
срок, на последнем году начиналась правильнаЯ охота - не приказом ли  Њосквы
предписаннаЯ и разработаннаЯ, а ведь "волос не упадет" и так далее. Ћхота из
провокаций,  доносов,  допросов.  ‡вуки страшного  лагерного оркестра-джаза,
октета - "семь  дуют, один стучит" - раздавались в  ушах ждущих освобождениЯ
все  громче, все Явственней.  ’он становилсЯ все более зловещим, и мало  кто
мог  благополучно  -  и случайно! - проскочить эту вершу, эту  "морду", этот
невод,  сеть и выплыть  в открытое  море, где длЯ  освобождающегосЯ не  было
ориентиров, не было безопасных путей, безопасных дней и ночей.
     ‚се это Љрист знал, очень хорошо понЯл и знал, давно знал,  берегсЯ как
мог. Ќо уберечьсЯ было нельзЯ.
     ‘ейчас кончалсЯ  третий, десЯтилетний,  срок - а число арестов, начатых
"дел", попыток дать срок, которые кончались длЯ Љриста ничем  - то есть были
его победой,  его  удачей, и сосчитать было трудно. Љрист  и не  считал. ќто
плохаЯ примета в лагере.
     Љогда-то Љрист,  девЯтнадцатилетним  мальчишкой,  получил  свой  первый
срок. ‘амоотверженность, жертвенность да